| Author | Jack London |
|---|---|
| Country | United States |
| Language | English |
| Genre | Fiction |
|
Publication date |
1899 |
| Media type | Short story |
«The White Silence» is a short story written by American author Jack London in 1899. Like many of London’s short stories, it takes place in the Yukon. The story chronicles the travels of three people across the Northland Trail on the Yukon, as they try to reach civilization before spring. This short story deals with the fragile relationship between man and nature, and also between man and animal.[1] Its title is a phrase that London used frequently in his descriptions of the frozen northern landscapes in his stories.[2][3]
Characters[edit]
Mason – Mason is a middle aged man who works on the Yukon. He was born in Tennessee but has worked on the Yukon for many years now. He has made many trips up and down the trails and believes himself to be an expert.
Ruth – Ruth is Mason’s wife. She is a native to the Yukon and lives her life oppressed because that is how women are treated in the Yukon. She loves Mason because he treats her as an equal.
Malemute kid – Malemute kid is also a native to the Yukon. He met Mason when he was younger and travels with Mason and Ruth. He has become an apprentice to Mason. «The White Silence» is the first of many Jack London short stories that include the Malemute kid.
Plot[edit]
As the story begins, Mason, Ruth and the Malemute kid are on the Yukon Northland trail, the temperature is colder than −50 degrees, and they are trying to reach civilization before the spring. They are running low on food and do not have enough to give the dogs their fill so they are becoming ravenous.[4] Mason tells the Malemute kid that one of the dogs does not have long to live. Mason attempts to mush the weak dogs up a hill, but once at the top one of the dogs falls, Mason is swept off his feet and the sled tumbles back, dragging everything to the bottom. Mason whips the dogs savagely, crippling the dog who was previously hurt and angering the other dogs. Ruth and Malemute kid watch in silence. Later, Mason has just stopped his sled when a massive pine tree comes crashing down on his shoulders.
Malemute kid and Ruth chop away the tree, build a fire and wrap Mason in furs. He has a broken leg, arm and back, and is paralyzed from the waist down. As they set up camp, Mason talks of his home in Tennessee and his previous wife, but mostly he talks of his love for Ruth. He asks Malemute kid to leave him so as to save Ruth and her unborn child. Malemute kid goes out to hunt a moose, which could keep them all alive for weeks, but is unsuccessful. Returning to camp, he finds that the ravenous pack of dogs have gone after their food. Malemute kid with his rifle, and Ruth with an axe, fight off the beasts, but all of their dry salmon is gone.
With only five pounds of flour remaining for the 200 miles of wilderness in front of them, Malemute kid and Ruth have no choice but to continue on their journey without Mason, who has fallen into a coma. Ruth, a native who is not accustomed to showing grief, kisses Mason and blindly takes off on her sled towards civilization. As Malemute kid waits for Mason’s death, «the White Silence seemed to sneer, and a great fear came upon him.» Mason’s heart stops beating, and Malemute kid races in his sled across the snow with Ruth.[5]
Publication[edit]
The White Silence was critically acclaimed at the time of publication,[5] and has been repeatedly reprinted. It was first published in the February 1899 edition of the magazine Overland Monthly.[6][7] It appears in London’s story collection, Son of the Wolf,[8] and has been included in Northland Stories, published in 1997.[9] It is the title story of the collection The White Silence and Other Tales of the North.
References[edit]
- ^ Earle Labor (1961). Jack London’s Literary Artistry: A Study of His Imagery and Symbols in Relation to His Themes. University of Wisconsin—Madison.
- ^ Rebecca Stefoff (4 April 2002). Jack London: An American Original (Oxford Portraits). Oxford University Press. pp. 58–. ISBN 978-0-19-512223-7.
- ^ Leonard Cassuto; Jeanne Campbell Reesman (1998). Rereading Jack London. Stanford University Press. pp. 127–. ISBN 978-0-8047-3516-2.
- ^ Blanche H. Gelfant; Lawrence Graver (1 April 2004). The Columbia Companion to the Twentieth-Century American Short Story. Columbia University Press. pp. 343–. ISBN 978-0-231-11099-0.
- ^ a b Alex Kershaw (20 August 2013). Jack London: A Life. St. Martin’s Press. pp. 82–. ISBN 978-1-4668-5169-6.
- ^ Carolyn Johnston (1984). Jack London—an American Radical?. Greenwood Press. ISBN 978-0-313-24464-3.
- ^ John Perry (October 1981). Jack London, an American myth. Nelson-Hall. ISBN 978-0-88229-378-3.
- ^ Leonard Cassuto; Jeanne Campbell Reesman (1998). Rereading Jack London. Stanford University Press. pp. 255–. ISBN 978-0-8047-3516-2.
- ^ Gay Salisbury; Laney Salisbury (17 February 2005). The Cruelest Miles: The Heroic Story of Dogs and Men in a Race Against an Epidemic. W. W. Norton. pp. 279–. ISBN 978-0-393-07621-9.
External links[edit]
- London, Jack. «The White Silence.» The Literature Network. N.p., n.d. Web. 6 Dec 2012. <http://www.online-literature.com/poe/110/>.
- «Jack London Biography.» Bio. True Story, A E Networkds. (2012): n. page. Web. 17 Dec. 2012. <http://www.biography.com/people/jack-london-9385499>.
- Hartzell, David A. World of Jack London. (2012): n. page. Web. 17 Dec. 2012. <http://jacklondons.net/>.
- . «An Eclectic Collection of Jack London Short Stories.» The World of Jack London. 2012. Web. 17 Dec 2012. <http://www.jacklondons.net/northstories.html>.
| Author | Jack London |
|---|---|
| Country | United States |
| Language | English |
| Genre | Fiction |
|
Publication date |
1899 |
| Media type | Short story |
«The White Silence» is a short story written by American author Jack London in 1899. Like many of London’s short stories, it takes place in the Yukon. The story chronicles the travels of three people across the Northland Trail on the Yukon, as they try to reach civilization before spring. This short story deals with the fragile relationship between man and nature, and also between man and animal.[1] Its title is a phrase that London used frequently in his descriptions of the frozen northern landscapes in his stories.[2][3]
Characters[edit]
Mason – Mason is a middle aged man who works on the Yukon. He was born in Tennessee but has worked on the Yukon for many years now. He has made many trips up and down the trails and believes himself to be an expert.
Ruth – Ruth is Mason’s wife. She is a native to the Yukon and lives her life oppressed because that is how women are treated in the Yukon. She loves Mason because he treats her as an equal.
Malemute kid – Malemute kid is also a native to the Yukon. He met Mason when he was younger and travels with Mason and Ruth. He has become an apprentice to Mason. «The White Silence» is the first of many Jack London short stories that include the Malemute kid.
Plot[edit]
As the story begins, Mason, Ruth and the Malemute kid are on the Yukon Northland trail, the temperature is colder than −50 degrees, and they are trying to reach civilization before the spring. They are running low on food and do not have enough to give the dogs their fill so they are becoming ravenous.[4] Mason tells the Malemute kid that one of the dogs does not have long to live. Mason attempts to mush the weak dogs up a hill, but once at the top one of the dogs falls, Mason is swept off his feet and the sled tumbles back, dragging everything to the bottom. Mason whips the dogs savagely, crippling the dog who was previously hurt and angering the other dogs. Ruth and Malemute kid watch in silence. Later, Mason has just stopped his sled when a massive pine tree comes crashing down on his shoulders.
Malemute kid and Ruth chop away the tree, build a fire and wrap Mason in furs. He has a broken leg, arm and back, and is paralyzed from the waist down. As they set up camp, Mason talks of his home in Tennessee and his previous wife, but mostly he talks of his love for Ruth. He asks Malemute kid to leave him so as to save Ruth and her unborn child. Malemute kid goes out to hunt a moose, which could keep them all alive for weeks, but is unsuccessful. Returning to camp, he finds that the ravenous pack of dogs have gone after their food. Malemute kid with his rifle, and Ruth with an axe, fight off the beasts, but all of their dry salmon is gone.
With only five pounds of flour remaining for the 200 miles of wilderness in front of them, Malemute kid and Ruth have no choice but to continue on their journey without Mason, who has fallen into a coma. Ruth, a native who is not accustomed to showing grief, kisses Mason and blindly takes off on her sled towards civilization. As Malemute kid waits for Mason’s death, «the White Silence seemed to sneer, and a great fear came upon him.» Mason’s heart stops beating, and Malemute kid races in his sled across the snow with Ruth.[5]
Publication[edit]
The White Silence was critically acclaimed at the time of publication,[5] and has been repeatedly reprinted. It was first published in the February 1899 edition of the magazine Overland Monthly.[6][7] It appears in London’s story collection, Son of the Wolf,[8] and has been included in Northland Stories, published in 1997.[9] It is the title story of the collection The White Silence and Other Tales of the North.
References[edit]
- ^ Earle Labor (1961). Jack London’s Literary Artistry: A Study of His Imagery and Symbols in Relation to His Themes. University of Wisconsin—Madison.
- ^ Rebecca Stefoff (4 April 2002). Jack London: An American Original (Oxford Portraits). Oxford University Press. pp. 58–. ISBN 978-0-19-512223-7.
- ^ Leonard Cassuto; Jeanne Campbell Reesman (1998). Rereading Jack London. Stanford University Press. pp. 127–. ISBN 978-0-8047-3516-2.
- ^ Blanche H. Gelfant; Lawrence Graver (1 April 2004). The Columbia Companion to the Twentieth-Century American Short Story. Columbia University Press. pp. 343–. ISBN 978-0-231-11099-0.
- ^ a b Alex Kershaw (20 August 2013). Jack London: A Life. St. Martin’s Press. pp. 82–. ISBN 978-1-4668-5169-6.
- ^ Carolyn Johnston (1984). Jack London—an American Radical?. Greenwood Press. ISBN 978-0-313-24464-3.
- ^ John Perry (October 1981). Jack London, an American myth. Nelson-Hall. ISBN 978-0-88229-378-3.
- ^ Leonard Cassuto; Jeanne Campbell Reesman (1998). Rereading Jack London. Stanford University Press. pp. 255–. ISBN 978-0-8047-3516-2.
- ^ Gay Salisbury; Laney Salisbury (17 February 2005). The Cruelest Miles: The Heroic Story of Dogs and Men in a Race Against an Epidemic. W. W. Norton. pp. 279–. ISBN 978-0-393-07621-9.
External links[edit]
- London, Jack. «The White Silence.» The Literature Network. N.p., n.d. Web. 6 Dec 2012. <http://www.online-literature.com/poe/110/>.
- «Jack London Biography.» Bio. True Story, A E Networkds. (2012): n. page. Web. 17 Dec. 2012. <http://www.biography.com/people/jack-london-9385499>.
- Hartzell, David A. World of Jack London. (2012): n. page. Web. 17 Dec. 2012. <http://jacklondons.net/>.
- . «An Eclectic Collection of Jack London Short Stories.» The World of Jack London. 2012. Web. 17 Dec 2012. <http://www.jacklondons.net/northstories.html>.
- Краткие содержания
- Лондон Джек
- Белое безмолвие
Краткое содержание Лондон Белое безмолвие
Печальные события в рассказе Лондона разворачиваются на фоне того самого «белого безмолвия» снежной пустыни. Герои понимают, что уж лучше буря, чем это белое спокойствие. В нём видна бесконечность снежных равнин, холода, тут рождается страх.
Сквозь это безмолвие прокладывают свой путь путешественники. Это небольшая группа: друзья Кид и Мэйсон, его женщина Рут. Лет семь мужчины преодолевали разные опасности, но всегда выходили победителями. Вот только в споре за прекрасную Рут выиграл лишь один – Мэйсон. Красавица стала его верной спутницей. На самом деле у него была когда-то жена, но он дал ей шанс освободиться, чем она и воспользовалась. Рут женщина из «аборигенов», она не привыкла прекословить мужчине, тем более, если он белый – её господин. Он может шутить над ней, Рут не обижается, может обещать спокойную жизнь, она верит в невероятное.
Они путешествуют на собаках. К сожалению, еды остаётся совсем мало – и для людей, и для собак. Все уже еле идут от голода и слабости. Им очень нужно успеть пока есть припасы добраться до какого-нибудь жилья.
Тут происходит несчастье – старое дерево падает на Мэйсона. Он ужасно ранен: ноги парализованы, пострадали внутренние органы, спина разбита… Понятно, что он не может идти дальше, а собаки не могут уже его тащить. Только вчера спутники весело, не теряя надежды, пили чай у костра все вместе, но теперь нет никакой надежды. Вокруг только белое безмолвие.
Мэйсон, зная, что Рут беременна, просит своего друга оставить его и спасти её. Во-первых, ей нужно в теплое и безопасное место, во-вторых, ей нужно научиться жить без него. Мейсон просит не отправлять её в родное племя. Решившись оставить родных, она не сможет вернуться к ним несчастной, «побитой жизнью». Ей нужно постараться посторить ту жизнь, которую Мэйсон ей обещал. Ради его будущего сына.
Кид совсем не хочет оставлять друга на верную смерть. Он бы хотел застрелить лося, чтобы все могли поесть, но из-за белого безмолвия все звери то ли ушли, то ли просто исчезли. Охотник не находит ничего.
Рут приходится подчиниться воле мужа – уехать на собаках. А Мэйсон, соорудив нечто вроде гробницы для друга, идёт за ней вслед.
Рассказ учит стоически принимать реальность и уметь жертвовать собой ради других.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Лондон. Все произведения
- Белое безмолвие
- Белый Клык
- Бурый волк
- Железная пята
- Зов предков
- Костер
- Лунная долина
- Любовь к жизни
- Маленькая хозяйка Большого дома
- Мартин Иден
- Мексиканец
- Морской волк
- На берегах Сакраменто
- Северная Одиссея
- Сердца трёх
- Сказание о Кише
- Смирительная рубашка
- Сын волка
Белое безмолвие. Картинка к рассказу
Сейчас читают
- Краткое содержание Толстой Люцерн
Действия произведения Льва Толстова разворачиваются летом в одном из городов Швейцарии. В этом туристическом городе полно иностранцев. Т. к. англичан больше всего, город перестраивается в соответствии с их вкусами
- Краткое содержание Солженицын Случай на станции Кочетовка
Книга «Случай на станции Кочетовка» была создана в 1962 году. Книга впервые была опубликована в типографии «Новый мир» в 1963 году. Автор Александр Солженицын был бывшим заключенным, который провел 8 лет своей жизни в тюрьме
- Краткое содержание сказки Чуковского Телефон
Сюжет в этом произведении развивается быстро. И практически каждую минуту появляются новые герои, у каждого из которых имеются свои просьбы и они уверены, что автор сможет их решить.
- Краткое содержание Горький Рождение человека
Это была голодная осень и сюда, к морскому берегу Кавказа, стекались люди в поисках работы и хлеба. Я сидел под каштаном и ел дикий мед. Мимо шли люди, четверо мужиков и беременная баба
- Краткое содержание Еврипид Ифигения в Авлиде
Царь Агамемнон ночью не спит и ведёт беседу со стариком. Он завидует простому человеку и мечтает о том, чтобы быть никому неизвестным. Он рассказывает старому рабу о своём беспокойстве.
- Сын Волка
- Страницы:
- 1
— Кармен и двух дней не протянет.
Мэйсон выплюнул кусок льда и уныло посмотрел на несчастное животное, потом, поднеся лапу собаки ко рту, стал опять скусывать лед, намерзший большими шишками у нее между пальцев.
— Сколько я ни встречал собак с затейливыми кличками, все они никуда не годились, — сказал он, покончив со своим делом, и оттолкнул собаку. — Они слабеют и в конце концов издыхают. Ты видел, чтобы с собакой, которую зовут попросту Касьяр, Сиваш или Хаски, приключилось что-нибудь неладное? Никогда! Посмотри на Шукума: он…
Раз! Отощавший пес взметнулся вверх, едва не вцепившись клыками Мэйсону в горло.
— Ты что это придумал?
Сильный удар по голове рукояткой бича опрокинул собаку в снег; она судорожно вздрагивала, с клыков у нее капала желтая слюна.
— Я и говорю, посмотри на Шукума: Шукум маху не даст. Бьюсь об заклад, не пройдет и недели, как он задерет Кармен.
— А я, — сказал Мэйлмют Кид, переворачивая хлеб, оттаивающий у костра, — бьюсь об заклад, что мы сами съедим Шукума, прежде чем доберемся до места. Что ты на это скажешь, Руфь?
Индианка бросила в кофе кусочек льда, чтобы осела гуща, перевела взгляд с Мэйлмюта Кида на мужа, затем на собак, но ничего не ответила. Столь очевидная истина не требовала подтверждения. Другого выхода им не оставалось. Впереди двести миль по непроложенному пути, еды хватит всего дней на шесть, а для собак и совсем ничего нет.
Оба охотника и женщина придвинулись к костру и принялись за скудный завтрак. Собаки лежали в упряжке, так как это была короткая дневная стоянка, и завистливо следили за каждым их куском.
— С завтрашнего дня никаких завтраков, — сказал Мэйлмют Кид, — и не спускать глаз с собак; они совсем от рук отбились, того и гляди, набросятся на нас, если подвернется удобный случай.
— А ведь когда-то я был главой методистской общины и преподавал в воскресной школе!
И, неизвестно к чему объявив об этом, Мэйсон погрузился в созерцание своих мокасин, от которых шел пар. Руфь вывела его из задумчивости, налив ему чашку кофе.
— Слава богу, что у нас вдоволь чая. Я видел, как чай растет, дома, в Теннесси. Чего бы я теперь не дал за горячую кукурузную лепешку!.. Не горюй, Руфь, еще немного, и тебе не придется больше голодать, да и мокасины не надо будет носить.
При этих словах женщина перестала хмуриться, и глаза ее засветились любовью к ее белому господину — первому белому человеку, которого она встретила, первому мужчине, который показал ей, что в женщине можно видеть не только животное или вьючную скотину.
— Да, Руфь, — продолжал ее муж на том условном языке, единственно на котором они и могли объясняться друг с другом, — вот скоро мы выберемся отсюда, сядем в лодку белого человека и поедем к Соленой Воде. Да, плохая вода, бурная вода — словно водяные горы скачут вверх и вниз. А как ее много, как долго по ней ехать! Едешь десять снов, двадцать снов — для большей наглядности Мэйсон отсчитывал дни на пальцах, — и все время вода, плохая вода. Потом приедем в большое селение, народу много, все равно как мошкары летом. Вигвамы вот какие высокие — в десять, двадцать сосен!.. Эх!
Он замолчал, не находя слов, и бросил умоляющий взгляд на Мэйлмюта Кида, потом старательно стал показывать руками, как это будет высоко, если поставить одну на другую двадцать сосен. Мэйлмют Кид насмешливо улыбнулся, но глаза Руфи расширились от удивления и счастья; она думала, что муж шутит, и такая милость радовала ее бедное женское сердце.
— А потом сядем в… в ящик, и — пифф! — поехали. — В виде пояснения Мэйсон подбросил в воздух пустую кружку и, ловко поймав ее, закричал: — И вот — пафф! — уже приехали! О великие шаманы! Ты едешь в Форт Юкон, а я еду в Арктик-сити — двадцать пять снов. Длинная веревка оттуда сюда, я хватаюсь за эту веревку и говорю: «Алло, Руфь! Как живешь?» А ты говоришь: «Это ты, муженек?» Я говорю: «Да». А ты говоришь: «Нельзя печь хлеб: больше соды нет». Тогда я говорю: «Посмотри в чулане, под мукой. Прощай!» Ты идешь в чулан и берешь соды сколько нужно. И все время ты в Форте Юкон, а я — в Арктик-сити. Вот они какие, шаманы!
Руфь так простодушно улыбнулась этой волшебной сказке, что мужчины покатились со смеху. Шум, поднятый дерущимися собаками, оборвал рассказы о чудесах далекой страны, и к тому времени, когда драчунов разняли, женщина уже успела увязать нарты, и все было готово, чтобы двинуться в путь.
— Вперед, Лысый! Эй, вперед!
Мэйсон ловко щелкнул бичом и, когда собаки начали, потихоньку повизгивая, натягивать постромки, уперся в поворотный шест и сдвинул с места примерзшие нарты. Руфь следовала за ним со второй упряжкой, а Мэйлмют Кид, помогавший ей тронуться, замыкал шествие. Сильный и суровый человек, способный свалить быка одним ударом, он не мог бить несчастных собак и по возможности щадил их, что погонщики делают редко. Иной раз Мэйлмют Кид чуть не плакал от жалости, глядя на них.
— Ну вперед, хромоногие! — пробормотал он после нескольких тщетных попыток сдвинуть тяжелые нарты.
Наконец его терпение было вознаграждено, и, повизгивая от боли, собаки бросились догонять своих собратьев.
Разговоры смолкли. Трудный путь не допускает такой роскоши. А езда на севере — тяжкий, убийственный труд. Счастлив тот, кто ценою молчания выдержит день такого пути, и то еще по проложенной тропе.
Но нет труда изнурительнее, чем прокладывать дорогу. На каждом шагу широкие плетеные лыжи проваливаются, и ноги уходят в снег по самое колено. Потом надо осторожно вытаскивать ногу — отклонение от вертикали на ничтожную долю дюйма грозит бедой, — пока поверхность лыжи не очистится от снега. Тогда шаг вперед — и начинаешь поднимать другую ногу, тоже по меньшей мере на пол-ярда. Кто проделывает это впервые, валится от изнеможения через сто ярдов, даже если до того он не зацепит одной лыжей за другую и не растянется во весь рост, доверившись предательскому снегу. Кто сумеет за весь день ни разу не попасть под ноги собакам, тот может с чистой совестью и с величайшей гордостью забираться в спальный мешок; а тому, кто пройдет двадцать снов по великой Северной Тропе, могут позавидовать и боги.
День клонился к вечеру, и подавленные величием Белого Безмолвия путники молча прокладывали себе путь. У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее — Белое Безмолвие в его бесстрастности. Ничто не шелохнется, небо ярко, как отполированная медь, малейший шепот кажется святотатством, и человек пугается собственного голоса. Единственная частица живого, передвигающаяся по призрачной пустыне мертвого мира, он страшится своей дерзости, остро сознавая, что он всего лишь червь. Сами собой возникают странные мысли, тайна вселенной ищет своего выражения. И на человека находит страх перед смертью, перед богом, перед всем миром, а вместе со страхом — надежда на воскресение и жизнь и тоска по бессмертию — тщетное стремление плененной материи; вот тогда-то человек остается наедине с богом.
День клонился к вечеру. Русло реки делало тут крутой поворот, и Мэйсон, чтобы срезать угол, направил свою упряжку через узкий мыс. Но собаки никак не могли взять подъем. Нарты сползали вниз, несмотря на то, что Руфь и Мэйлмют Кид подталкивали их сзади. Еще одна отчаянная попытка; несчастные, ослабевшие от голода животные напрягли последние силы.
Выше, еще выше — нарты выбрались на берег. Но тут вожак потянул упряжку вправо, и нарты наехали на лыжи Мэйсона. Последствия были печальные: Мэйсона сбило с ног, одна из собак упала, запутавшись в постромках, и нарты покатились вниз по откосу, увлекая за собой упряжку.
Хлоп! Хлоп! Бич так и свистел в воздухе, и больше всех досталось упавшей собаке.
— Перестань, Мэйсон! — вступился Мэйлмют Кид. — Несчастная и так при последнем издыхании. Постой, мы сейчас припряжем моих.
Мэйсон выждал, когда тот кончит говорить, — и длинный бич обвился вокруг провинившейся собаки. Кармен — это была она — жалобно взвизгнула, зарылась в снег, потом перевернулась на бок.
То была трудная, тягостная минута для путников: издыхает собака, ссорятся двое друзей. Руфь умоляюще переводила взгляд с одного на другого. Но Мэйлмют Кид сдержал себя, хотя глаза его и выражали горький укор, и, наклонившись над собакой, обрезал постромки. Никто не проронил ни слова. Упряжки спарили, подъем был взят; нарты снова двинулись в путь. Кармен из последних сил тащилась позади. Пока собака может идти, ее не пристреливают, у нее остается последний шанс на жизнь: дотащиться до стоянки, а там, может быть, люди убьют лося.
Раскаиваясь в своем поступке, но из упрямства не желая сознаться в этом, Мэйсон шел впереди и не подозревал о надвигающейся опасности. Они пробирались сквозь густой кустарник в низине. Футах в пятидесяти в стороне высилась старая сосна. Века стояла она здесь, и судьба веками готовила ей такой конец — ей, а, может быть, заодно и Мэйсону.
Он остановился завязать ослабнувший ремень на мокасине. Нарты стали, и собаки молча легли на снег. Вокруг стояла зловещая тишина, ни единого движения не было в осыпанном снегом лесу; холод и безмолвие заморозили сердце и сковали дрожащие уста природы. Вдруг в воздухе пронесся вздох; они даже не услышали, а скорее ощутили его как предвестника движения в этой неподвижной пустыне. И вот огромное дерево, склонившееся под бременем лет и тяжестью снега, сыграло свою последнюю роль в трагедии жизни. Мэйсон услышал треск, хотел было отскочить в сторону, но не успел он выпрямиться, как дерево придавило его, ударив по плечу.
Внезапная опасность, мгновенная смерть — как часто Мэйлмют Кид сталкивался с тем и другим! Еще дрожали иглы на ветвях, а он уже успел отдать приказание женщине и кинуться на помощь. Индианка тоже не упала без чувств и не стала проливать ненужные слезы, как это сделали бы многие из ее белых сестер. По первому слову Мэйлмюта Кида она всем телом налегла на приспособленную в виде рычага палку, ослабляя тяжесть и прислушиваясь к стонам мужа, а Мэйлмют Кид принялся рубить дерево топором. Сталь весело звенела, вгрызаясь в промерзший ствол, и каждый удар сопровождался натужным, громким выдохом Мэйлмюта Кида.
Наконец, Кид положил на снег жалкие останки того, что так недавно было человеком. Но страшнее мучений его товарища была немая скорбь в лице женщины и ее взгляд, исполненный и надежды и отчаяния. Сказано было мало: жители Севера рано познают тщету слов и неоценимое благо действий. При температуре в шестьдесят пять градусов ниже нуля note 1 человеку нельзя долго лежать на снегу. С нарт срезали ремни, и несчастного Мэйсона закутали в звериные шкуры и положили на подстилку из веток. Запылал костер; на топливо пошло то самое дерево, что было причиной несчастья. Над костром устроили примитивный полог: натянули кусок парусины, чтобы он задерживал тепло и отбрасывал его вниз, — способ, хорошо известный людям, которые учатся физике у природы.
Те, кто не раз делил ложе со смертью, узнают ее зов. Мэйсон был страшным образом искалечен. Это стало ясно даже при беглом осмотре: перелом правой руки, бедра и позвоночника; ноги парализованы; вероятно, повреждены и внутренние органы. Только редкие стоны несчастного свидетельствовали о том, что он еще жив.
Никакой надежды, сделать ничего нельзя. Медленно тянулась безжалостная ночь. Руфь встретила ее со стоическим отчаянием, свойственным ее народу; на бронзовом лице Мэйлмюта Кида прибавилось несколько морщин. В сущности, меньше всего страдал Мэйсон, — он перенесся в Восточный Теннесси, к Великим Туманным Горам, и вновь переживал свое детство. Трогательно звучала мелодия давно забытого южного города: он бредил о купании в озерах, об охоте на енота и набегах за арбузами. Для Руфи это были только невнятные звуки, но Кид понимал все, и каждое слово отдавалось в его душе — так может сочувствовать только тот, кто долгие годы был лишен всего, что зовется цивилизацией.
Утром умирающий пришел в себя, и Мэйлмют Кид наклонился к нему, стараясь уловить его шепот:
— Помнишь, как мы встретились на Танане?.. Четыре года минет в ближайший ледоход… Тогда я не так уж любил ее, просто она была хорошенькая… вот и увлекся. А потом привязался к ней. Она была хорошей женой, в трудную минуту всегда рядом. А уж что касается нашего промысла, сам знаешь — равной ей не сыскать… Помнишь, как она переплыла пороги Оленьи Рога и сняла нас с тобой со скалы, да еще под градом пуль, хлеставших по воде? А голод в Нуклукайто? А как она бежала по льдам, торопилась скорее передать нам вести? Да, Руфь была мне хорошей женой — лучшей, чем та, другая… Ты не знал, что я был женат? Я не говорил тебе? Да, попробовал раз стать женатым человеком… дома, в Штатах. Оттого-то и попал сюда. А ведь вместе росли. Уехал, чтобы дать ей повод к разводу. Она его получила.
Руфь — дело другое. Я думал покончить здесь со всем и уехать в будущем году вместе с ней. Но теперь поздно об этом говорить. Не отправляй Руфь назад к ее племени, Кид. Слишком трудно ей будет там. Подумай только: почти четыре года есть с нами бобы, бекон, хлеб, сушеные фрукты — и после этого опять рыба да оленина! Узнать более легкую жизнь, привыкнуть к ней, а потом вернуться к старому. Ей будет трудно. Позаботься о ней, Кид… Почему бы тебе… да нет, ты всегда сторонился женщин… Я ведь так и не узнаю, что тебя привело сюда. Будь добр к ней и отправь ее в Штаты как можно скорее. Но если она будет тосковать по родине, помоги ей вернуться.
Ребенок… он еще больше сблизил нас, Кид. Хочу надеяться, что будет мальчик. Ты только подумай, Кид! Плоть от плоти моей. Нельзя, чтобы он оставался здесь. А если девочка… нет, этого не может быть… Продай мои шкуры: за них можно выручить тысяч пять, и еще столько же у меня за Компанией. Устраивай мои дела вместе со своими. Думаю, что наша заявка себя оправдает… Дай ему хорошее образование… а главное, Кид, чтобы он не возвращался сюда. Здесь не место белому человеку.
Моя песенка спета, Кид. В лучшем случае — три или четыре дня. Вам надо идти дальше. Вы должны идти дальше! Помни, это моя жена, мой сын… Господи! Только бы мальчик! Не оставайтесь со мной. Я приказываю вам уходить. Послушайся умирающего!
— Дай мне три дня! — взмолился Мэйлмют Кид. — Может быть, тебе станет легче; еще неизвестно, как все обернется.
— Нет.
— Только три дня.
— Уходите!
— Два дня.
— Это моя жена и мой сын, Кид. Не проси меня.
— Один день!
— Нет! Я приказываю!
— Только один день! Мы как-нибудь протянем с едой; я, может быть, подстрелю лося.
— Нет!.. Ну ладно: один день, и ни минуты больше. И еще, Кид: не оставляй меня умирать одного. Только один выстрел, только раз нажать курок. Ты понял? Помни это. Помни!.. Плоть от плоти моей, а я его не увижу… Позови ко мне Руфь. Я хочу проститься с ней… скажу, чтобы помнила о сыне и не дожидалась, пока я умру. А не то она, пожалуй, откажется идти с тобой. Прощай, друг, прощай! Кид, постой… надо копать выше. Я намывал там каждый раз центов на сорок. И вот еще что, Кид…
Тот наклонился ниже, ловя последние, едва слышные слова — признание умирающего, смирившего свою гордость.
— Прости меня… ты знаешь за что… за Кармен.
Оставив плачущую женщину подле мужа, Мэйлмют Кид натянул на себя парку note 2, надел лыжи и, прихватив ружье, скрылся в лесу. Он не был новичком в схватке с суровым Севером, но никогда еще перед ним не стояла столь трудная задача. Если рассуждать отвлеченно, это была простая арифметика — три жизни против одной, обреченной. Но Мэйлмют Кид колебался. Пять лет дружбы связывали его с Мэйсоном — в совместной жизни на стоянках и приисках, в странствиях по рекам и тропам, в смертельной опасности, которую они встречали плечом к плечу на охоте, в голод, в наводнение. Так прочна была их связь, что он часто чувствовал смутную ревность к Руфи, с первого дня, как она стала между ними. А теперь эту связь надо разорвать собственной рукой.
Он молил небо, чтобы оно послало ему лося, только одного лося, но, казалось, зверь покинул страну, и под вечер, выбившись из сил, он возвращался с пустыми руками и с тяжелым сердцем. Оглушительный лай собак и пронзительные крики Руфи заставили его ускорить шаг.
Подбежав к стоянке, Мэйлмют Кид увидел, что индианка отбивается топором от окружившей ее рычащей своры. Собаки, нарушив железный закон своих хозяев, набросились на съестные припасы. Кид поспешил на подмогу, действуя прикладом ружья, и древняя трагедия естественного отбора разыгралась во всей своей первобытной жестокости. Ружье и топор размеренно поднимались и опускались, то попадая в цель, то мимо; собаки, извиваясь, метались из стороны в сторону, яростно сверкали глаза, слюна капала с оскаленных морд. Человек и зверь исступленно боролись за господство. Потом избитые собаки уползли подальше от костра, зализывая раны и обращая к звездам жалобный вой.
Весь запас вяленой рыбы был уничтожен, и на дальнейший путь в двести с лишком миль оставалось не более пяти фунтов муки. Руфь снова подошла к мужу, а Мэйлмют Кид освежевал одну из собак, череп которой был проломлен топором, и нарубил кусками еще теплое мясо. Все куски он спрятал в надежное место, а шкуру и требуху бросил недавним товарищам убитого пса.
Утро принесло новые заботы. Собаки грызлись между собой. Свора набросилась на Кармен, которая все еще цеплялась за жизнь. Посыпавшиеся на них удары бича не помогли делу. Собаки взвизгивали и припадали к земле, но только тогда разбежались, когда от Кармен не осталось ни костей, ни клочка шерсти.
Мэйлмют Кид принялся за работу, прислушиваясь к бреду Мэйсона, который снова перенесся в Теннесси, снова произносил несвязные проповеди, убеждая в чем-то своих собратьев.
Сосны стояли близко, и Мэйлмют Кид быстро делал свое дело: Руфь наблюдала, как он сооружает хранилище, какие устраивают охотники, желая уберечь припасы от росомах и собак. Он нагнул верхушки двух сосенок почти до земли и связал их ремнями из оленьей кожи. Затем, ударами бича смирив собак, запряг их в нарты и погрузил туда все, кроме шкур, в которые был закутан Мэйсон. Товарища он обвязал ремнями, прикрепив концы их к верхушкам сосен. Один взмах ножа — и сосны выпрямятся и поднимут тело высоко над землей.
Руфь безропотно выслушала последнюю волю мужа. Бедняжку не надо было учить послушанию. Еще девочкой она вместе со всеми женщинами своего племени преклонялась перед властелином всего живущего, перед мужчиной, которому не подобает прекословить. Кид не стал утешать Руфь, когда та напоследок поцеловала мужа, — ее народ не знает такого обычая, — а потом отвел ее к передним нартам и помог надеть лыжи. Как слепая, она машинально взялась за шест, взмахнула бичом и, погоняя собак, двинулась в путь. Тогда он вернулся к Мэйсону, впавшему в беспамятство; Руфь уже давно скрылась из виду, а он все сидел у костра, ожидая смерти друга и моля, чтобы она пришла скорее.
Нелегко оставаться наедине с горестными мыслями среди Белого Безмолвия. Безмолвие мрака милосердно, оно как бы защищает человека, согревая его неуловимым сочувствием, а прозрачно-чистое и холодное Белое Безмолвие, раскинувшееся под стальным небом, безжалостно.
Прошел час, два — Мэйсон не умирал. В полдень солнце не показываясь над горизонтом, озарило небо красноватым светом, но он вскоре померк. Мэйлмют Кид встал, заставил себя подойти к Мэйсону и огляделся по сторонам. Белое Безмолвие словно издевалось над ним. Его охватил страх. Раздался короткий выстрел. Мэйсон взлетел ввысь, в свою воздушную гробницу, а Мэйлмют Кид, нахлестывая собак, во весь опор помчался прочь по снежной пустыне.
- Страницы:
- 1
«Жизнь их была полна приключений, но никто из них даже не подозревал об этом».
«Северная Одиссея»
120 лет назад в Сан-Франциско с Аляски вернулся двадцатидвухлетний Джек Лондон (Джон Гриффит Чейни). Он испытал цингу и повидал интереснейших людей разных племён, его переполняло желание писать и «стать кем-то». Писательство виделось ему билетом из бедности, его предположительным Клондайком – именно на Аляске Джек Лондон родился как писатель, и уже в феврале 1899 года был опубликован его рассказ «Белое Безмолвие».
Вероятно, он начал с того, что лучше всего понял об Арктике, потому что в этом коротком рассказе уже есть почти всё, что будет отличать северные рассказы Джека Лондона.
Прежде всего – это головокружительный ландшафт, так непривычный человеку юга; природа одновременно прекрасная и жестокая в своём совершенном равнодушии к человеческим нуждам:
«У природы много способов убедить человека в его смертности: непрерывное чередование приливов и отливов, ярость бури, ужасы землетрясения, громовые раскаты небесной артиллерии. Но всего сильнее, всего сокрушительнее – Белое Безмолвие в его бесстрастности. Ничто не шелохнётся, небо ярко, как отполированная медь, малейший шёпот кажется святотатством и человек пугается звука собственного голоса. Единственная частица живого, передвигающаяся по призрачной пустыне мира, он страшится своей дерзости, остро сознавая, что он всего лишь червь. Сами собой возникают странные мысли, тайна вселенной ищет своего выражения».
Однако если бы человек, пришедший в Арктику, закончил на странных мыслях – этот край земли никогда не был бы освоен. И человек Лондона, хоть и подавленный отчуждением окружающего мира, не собирается останавливаться и созерцать пейзаж. «Белое Безмолвие» — это в том числе рассказ о движении вопреки всему, первый из многих подобных рассказов. Белые люди, пришедшие в Арктику, не останавливаются. И даже когда они падают – этот образ часто встречается у Джека Лондона – они падают лицом вперёд и приближаются к цели на длину собственного тела.
Причины, которые ими движут, различны. Иногда это стремление разбогатеть – часто приправленное духом авантюризма, ведь не имея этой чёрточки в характере, нет большого смысла участвовать в многотрудной лотерее, где проигрыш куда вероятнее выигрыша. Иногда это долг – мысль о людях, которые зависят от тебя, голодают, умирают от ран, ждут помощи. Иногда – сильное чувство, жажда мести, любовь или ненависть. Порой люди укрываются в снегах в надежде разорвать контакты с цивилизацией и забыть боль, которую пережили на юге. Но часто они просто борются за жизнь, и если ты перестал двигаться – ты погиб, Север поглотит человека и этого даже никто не заметит.
В этом отличие «белых людей» — им всегда что-то надо на Севере, в то время как «коренное население» просто здесь живёт. Аборигены Аляски научились приспосабливаться и не знают иного образа жизни, они не отдают себе отчёта, что мир страшно велик и покорение мира не растравляет им душу. Но когда в эти места приходит белый человек – он приносит с собой и это знание, и эти соблазны.
Все эти мотивы уже есть в небольшом рассказе Лондона, написанном вскоре по возвращении с Аляски сто двадцать лет назад. Два белых хрупких человека движутся посреди Белого Безмолвия. Один погибает – буквально на ровном месте, несчастный случай, не повезло. Природа едва шевельнула одним мускулом – но этого хватило, чтобы человек упал скомканный и раздавленный. Его спутник должен продолжать движение, чтобы не умереть от голода. Но с ними идёт ещё и женщина, индианка, жена погибшего. И она носит его ребёнка. Север уже никогда не будет прежним.
Джек Лондон застал Север меняющимся: ещё живы старики – даже крепкие, полные горьких сожалений старики, помнящие, как было здесь до золотой лихорадки и до того, как белые люди стали соблазнять их изобретениями цивилизации. Но молодёжь уже покидает селения, в Форт Юкон проведён телефон и по безбрежным заснеженным просторам рыщет королевская полиция – Закон белого человека, такой же упорный, всепроникающий и неотвратимый, хотя и такой же малопонятный аборигенам.
Лондон часто говорит о «людях своей расы» — и бесспорно то, что он ими любуется. Любуется прежде всего их упорством, ещё и ещё раз упорством – даже когда оно ведёт к безумию, как у торговца, немыслимыми усилиями притащившего на Клондайк тысячу дюжин яиц (а они в дороге протухли). Торговец наложил на себя руки – но Север гораздо страшнее перемалывает тех белых, которые упорства не показывают и не готовы трудиться. Если не успеют сбежать, они – без сомнения – сгинут здесь, сперва утратив всякие человеческие черты, потому что там, где аборигены «просто живут», в течение многих веков поддерживая экономный невысокий уровень, белый человек и вынужден, и обязан быть сильнее, энергичнее, неугомоннее. Если он не может – Север превращает его в развалину.
При этом Лондона невозможно назвать расистом: понятия вроде «чистоты крови» ему совершенно чужды. Белые не просто приходят на Север – они смешиваются с ним, берут себе местных жён, изучают и используют племенные обычаи, и молодые индейцы, с удивлением узнавшие, что мир велик и полон возможностей, уходят к белым. В этом смысле – в смысле расовой чистоты – аборигены, стремящиеся закрыться и уверяющие, что «кета не пара лососю… брак воды с песком, снежинки с солнцем – это дурные браки», — большие расисты, чем белые, хотя мотивы их понятны: на их глазах умирает привычный образ жизни.
Индеец Имбер из сгинувшего племени Белая Рыба эпически-монотонно и проникновенно описывает эту картину упадка:
«…И пришёл третий белый человек, у него было много-много всякой удивительной пищи и всякого добра. Он сторговал у нас в обмен на эти богатства двадцать самых сильных наших собак. Он увёл за собой, сманив подарками и обещаниями, десять наших молодых охотников… Ещё и ещё приходили белые люди, приносили подарки и уводили с собой наших юношей… мы ели муку и солёную свинину и очень любили пить чай; но если у нас недоставало чаю, это было очень плохо – мы становились скупы на беседу и скоры на гнев. Так мы начали тосковать о вещах, которые белые люди привозили, чтобы торговать с нами. Торговать! Торговать! Мы только и думали, что о торговле… А если возвращались юноши, то они недолго сидели у наших очагов. В своих странствиях они научились дурным речам и дерзким замашкам, пили дьявольское питьё и день и ночь играли в карты, и по первому зову белого человека они вновь уходили в неведомые страны. Они забыли о долге уважения к старшим, никому не оказывали почёта, они глумились над нашими старыми обычаями и смеялись в лицо и вождю, и шаманам».
Но и этот старик-индеец, возненавидевший белых настолько, что создал сообщество единомышленников, чтобы убивать белых («Лига стариков»), — даже он недоумевает:
«И вот самое удивительное: белые люди приносили нам смерть, все их обычаи вели к смерти, смертельно было дыхание их ноздрей, а сами они не знали смерти. У них и виски, и табак, и собаки с короткой шерстью; у них множество болезней, и оспа, и корь, и кашель, и кровохарканье; у них белая кожа и они боятся стужи и урагана… и несмотря на все свои болезни они жиреют и процветают… Белые люди либо боги, либо дьяволы – я не знаю».
Однако сам белый человек, не считая себя ни богом, ни дьяволом, в разговорах с индейцами обозначает это гораздо проще: «Моё племя сильнее твоего». Он искусно использует в своих целях распри, существующие между самими аборигенами: «Белый человек не станет лгать, подобно иннуиту». И когда белый сражается на ножах с индейцем, всякая цивилизация слетает с него, как шелуха: «Он стал просто пещерным жителем, сражающимся из-за самки». Эта способность – в момент высшего напряжения сил освободиться от цивилизации – необходима белому, чтобы выжить в Арктике. Напротив, белая женщина из рассказа «Великая загадка» — Лондон подчёркивает, что на Севере она человек случайный, изнеженный и чужой – рассуждает о превосходстве белой расы и говорит: «В Арктике мужчины довольно примитивны и слишком энергично проявляют свои чувства». В итоге она возвращается ни с чем, оставив своего любимого мужчину индианке.
С другой стороны, Наасу, вождю с Алеутских островов, проявив долготерпеливое упорство и напряжение сил, достойное белого, удаётся выследить и заманить в ловушку свою бывшую невесту Унгу и её мужа Акселя Гундерсона. Гундерсон – великан, воин, положительный символ энергии белой расы – попался в западню, он побеждён, и ему не выжить. Но это не значит, что Унга уйдёт с Наасом и вернётся на Алеутские острова. Она узнала и полюбила не только другого мужчину, но и другую жизнь. Больше того: Наас, проведя десятки лет в мире белых, и сам на острова уже не вернётся. Всякие ориентиры для него потеряны, ему больше некуда идти и незачем жить.
Жизнь на Севере – неустанный труд, «обнажающий душу человека до самых глубин». Человек, имеющий цель и готовый трудиться, – пусть ему семьдесят, как дедушке Таруотеру, герою рассказа «Как аргонавты в старину» — имеет шансы найти здесь то, что ищет, и даже более того. Человек, трудиться не готовый, сгинет, если его просто оставить зимовать в хижине, полной продуктов, рядом с дровами и водой – сгинет, не вынеся страшного сочетания пустоты за порогом и пустоты внутри себя.
Вероятно, в этом сказался идеализм Джека Лондона: Север в его представлении убивает коммерсантов и распорядителей и благосклонен к людям, умеющим работать руками и преобразовывать пространство вокруг себя – к плотникам, и морякам, и рудокопам. Его герои, часто приезжающие в Арктику за золотом, также нередко обнаруживают способность от золота отказаться – именно они и заслуживают очевидные симпатии автора. Индеец Ситка Чарли, вовлечённый в изнуряющую гонку, цель которой ему непонятна, задаётся вопросом, зачем он это делает – и понимает, что ответ «ради семисот пятидесяти долларов в месяц» — это ответ правильный, но глупый. В конце концов, Север, манящий золотом, предлагает возможности иные, чем золото – и Лондон, обретший здесь свой писательский Клондайк, был лучшим человеком для того, чтобы об этом написать.
Индеец-сиваш Ситка Чарли, проведший много времени среди белых, полюбивший и во многом усвоивший их образ мысли, — пожалуй, и есть ключевой пограничный персонаж, примиряющий в себе оба племени, соединяющий созерцательность аборигенов с жаждой познания, свойственной белому. Он и формулирует ключевые идеи северных рассказов, те самые «странные мысли», возникающие посреди Белого Безмолвия:
«Жизнь – странная вещь. Долго я думал, долго размышлял о ней, но с каждым днём она кажется мне всё более непонятной. Почему в нас такая жажда жизни? Ведь жизнь – это игра, из которой человек никогда не выходит победителем. Жить – это значит тяжко трудиться и страдать, пока не подкрадётся к нам старость, — и тогда мы опускаем руки на холодный пепел остывших костров. Жить трудно. В муках рождается ребёнок, в муках старый человек испускает последний вздох, и все наши дни полны печали и забот. И всё же человек идёт в открытые объятия смерти неохотно, спотыкаясь, падая, оглядываясь назад. А ведь смерть добрая. Только жизнь причиняет страдания. Но мы любим жизнь и ненавидим смерть. Это очень странно!»
Так он думает, лёжа рядом с умирающей женой, в снегу, «и всё вокруг нас было мертво», и солнце двоилось и мельтешило в глазах так, что казалось множеством солнц. Но Ситка Чарли не умрёт – благодаря жене, которая урезала собственные шансы на жизнь, чтобы поднять его шансы. Он встанет и пойдёт — спасать людей, дожидающихся, чтобы он передал весть о голоде. Движение, энергия, труд, самопожертвование, долг, счастье, которое не купить за деньги, — люди не всегда едут на Север за этим, но дать он может именно это. Сто двадцать лет назад Джек Лондон объявил так широкой публике, и, пожалуй, именно с этого началась романтическая Арктика.
Автор: Татьяна Шабаева
- Главная
- Зарубежные приключения
- ⭐️Джек Лондон
- 📚Белое безмолвие
- Отзывы на книгу
Книга о храбрости и смелости, отваге суровых людей, с упорством преодолевающих все трудности и лишения, которые выпадают на пути. Книга о романтике Севера, красоте природы, о том что действительно дорого каждому из нас, но, к сожалению, забыто или вовсе неизвестно!!!
Жизнь в тяжёлых условиях сложна не только для людей, но и для животных! Хотя нет, на долю четвероногих переподает гораздо больше невзгод, у них-то вообще нет права но голос, главное выжить:
Его морда и тело были сплошь изгрызены другими собаками, и он с неведомым ему раньше ожесточением вступал с ними в драку. Скит и Ниг были слишком добродушными собаками, чтобы вступать с ними в пререкания, к тому же они принадлежали Джону Торнтону; но если подворачивалась чужая собака, будь она какой угодно породы и силы, она тотчас же должна была признать превосходство Бэка или же вступить с ним в борьбу не на жизнь, а на смерть. И Бэк был беспощаден. Он отлично усвоил законы дубины и клыка, не признавал соперников и не отступал в борьбе, хотя бы она угрожала ему смертью. Он многое узнал от Шпица и от драчливых полицейских и почтовых собак и теперь понимал, что середины нет. Или он должен победить, или другой должен сделать его своим рабом; оказывать сострадание значило признавать себя слабым. Сострадания не существовало в первобытной жизни. Его принимали за трусость, и оно влекло за собою смерть. Убивай — иначе будешь убит сам; ешь — иначе тебя съедят другие, — вот первобытные законы существования. И Бэк повиновался тому, что заговорило в нем из глубины давно прошедших времен.
«Зов предков»
*Шпиц — это не милая маленькая собачка, а сокращение от Шпицберген, не назовёшь это животное дружелюбным.
—
Безмолвие мрака милосердно, оно как бы защищает человека,
согревая его неуловимым сочувствием, а прозрачно-чистое и холодное Белое
Безмолвие, раскинувшееся под стальным небом, безжалостно.
«Белое безмолвие»
—
Но человек не двинулся с места, осмелев от страха; он тоже зарычал, свирепо, как дикий зверь, выражая этим страх, который неразрывно связан с жизнью и тесно сплетается с ее самыми глубокими корнями.
Он уже не помнил, когда
останавливался на ночь и когда снова пускался в путь. Шел, не разбирая
времени, и ночью и днем, отдыхал там, где падал, и тащился вперед, когда
угасавшая в нем жизнь вспыхивала и разгоралась ярче. Он больше не боролся,
как борются люди. Это сама жизнь в нем не хотела гибнуть и гнала его
вперед. Он не страдал больше. Нервы его притупились, словно оцепенели, в
мозгу теснились странные видения, радужные сны.
«Любовь к жизни»
Зов предков
Данный роман Джек Лондон написал за 3 года до повести о Белом Клыке. Оба произведения схожи по духу и сюжету, но рассказывают противоположные истории: в одной собака становится вожаком волчьей стаи, в другой волк – домашним псом. И там, и там автор рассказывает о людях, добрых и жестоких, об отношениях собаки и человека, о любви и преданности. Много внимания Джек Лондон уделяет описанию северных красот, которые притягивают человека возможностью обогащения, чтобы стать, кому домом, кому могилой.
Роман о Бэке понравился мне меньше, чем повесть о Белом Клыке, наверное, потому, что он не такой эмоциональный и трагичный. Однако, сам Бэк понравился мне больше Белого Клыка, благодаря своему спокойствию и уверенности. Вот такой парадокс я обнаружила, сравнивая два этих произведения, которые не сравнивать просто невозможно.
«Зов предков» — это история возвращения к себе, написанная с теплотой и любовью.
В книгу включены также 3 рассказа Джека Лондона.
Белое Безмолвие
Зарисовка о Белом Безмолвии, которое является главным героем многих произведений Джека Лондона, в частности «Зов предков» и «Белый Клык». Никаких особых эмоций не вызвала, как обычно и бывает с зарисовками.
На берегах Сакраменто
Ничего выдающегося в данном рассказе нет, но зато в нем есть мальчик, спасший семейную пару. Люблю подобные истории – светлые и трогательные.
Любовь к жизни
Мне этот рассказ совсем не понравился. Герой совершенно не симпатичный, поведение голодного человека, на мой взгляд, утрированно, а название мало соответствует тому, что описывает автор: трудно назвать любовью к жизни животный инстинкт, заставляющий человека выживать любой ценой (разве что без каннибализма). Да и не чувствуется в рассказе автора любви к главному герою, мне показалось, он смотрит на него, как ученый на лабораторную мышь.
Джек Лондон это такой Диккенс для братьев наших меньших 
Эта книга про животных похожих на людей и про людей больше похожих на животных. Не раз и не два во время чтения пришлось утирать слезы и растроганно шмыгать носом. В произведении есть место и бесчеловечной жесткости и суровой нежности, звериной ненависти и бескорыстной любви, подлому предательству и преданной дружбе. Все эти чувства максимально доведены автором до алмазного совершенства.
Прекрасно исполненный гимн природе, которая властвует над каждым живым существом этого мира, несмотря на века эволюции и цивилизации.
Книга очень приятно удивила. Хотя казалось по началу, что история про собаку и что в ней может быть интересного. Но после первых нескольких страниц повествование так затянуло, что куда уж там! Оригинальная идея! Оригинальный сюжет! Все ни на что не похожее. И плюс красочное издание.
Похоже, Джек Лондон из тех авторов, которых я уже «переросла». Его романы очень интересны, но довольно условны. Многие авторы прошлых веков грешат одной и той же манерой письма, которая мне не нравится — все разжевать, разбирать героя до последней косточки, вытащить на свет каждую эмоцию, не оставляя читателю ничего для размышления. Белое — это белое, черное — это черное, этот герой — хороший, этот — плохой. Автор четко обозначает границы, и, читая такое, я начинаю скучать.
Я часто не могу объяснить свои ощущения от той или иной книги, но могу сказать точно — «Зов предков» мне не понравился. Для меня это выглядит по-детски наивно, из-за этого невыразительно и не вызывает эмоций.
Но это все мнение, а что касается самого произведения, то тут сказать ничего плохого не могу. Если бы я читала книгу лет десять назад, то, уверена, она бы мне очень понравилась. Что может быть неинтересного в главном герое, который является собакой? И автор так ловко описывает историю Бэка, мотивы его поведения, его приключения. Собака выступает личностью со своими устремлениями и желаниями, и это интересно и необычно, так как я истории про животных никогда не читала.
В общем, не мне ругать признанного автора, ставшего классиком, да и не собираюсь я его ругать. Просто мне нужно было читать его раньше, когда мое сознание еще было открыто всему новому, а не замусорено тысячами прочитанных книг. Сейчас уже другое восприятие, другой взгляд на вещи, и я рада, что познакомилась с Джеком Лондоном и не исключаю, что еще к нему вернусь.
короткая и жаль времени на неё..продолжение было бы не лишним..