Кто написал рассказ мир и война

War and Peace

Front page of War and Peace, first edition, 1869 (Russian)
Author	Leo Tolstoy
Original title	Война и миръ
Translator	The first translation of War and Peace into English was by American Nathan Haskell Dole, in 1899
Country	Russia
Language	Russian, with some French
Genre	Novel (Historical novel)
Publisher	The Russian Messenger (serial)
Publication date	Serialised 1865–1867; book 1869
Media type	Print
Pages	1,225 (first published edition)
Followed by	The Decembrists (Abandoned and Unfinished)
Original text	Война и миръ at Russian Wikisource
Translation	War and Peace at Wikisource

War and Peace (Russian: Война и мир, romanized: Voyna i mir; pre-reform Russian: Война и миръ; [vɐjˈna i ˈmʲir]) is a literary work by the Russian author Leo Tolstoy that mixes fictional narrative with chapters on history and philosophy. It was first published serially, then published in its entirety in 1869. It is regarded as Tolstoy’s finest literary achievement and remains an internationally praised classic of world literature.^[1][2][3]

The novel chronicles the French invasion of Russia and the impact of the Napoleonic era on Tsarist society through the stories of five Russian aristocratic families. Portions of an earlier version, titled The Year 1805,^[4] were serialized in The Russian Messenger from 1865 to 1867 before the novel was published in its entirety in 1869.^[5]

Tolstoy said that the best Russian literature does not conform to standards and hence hesitated to classify War and Peace, saying it is «not a novel, even less is it a poem, and still less a historical chronicle». Large sections, especially the later chapters, are philosophical discussions rather than narrative.^[6] He regarded Anna Karenina as his first true novel.

Composition history[edit]

Tolstoy began writing War and Peace in 1863, the year that he finally married and settled down at his country estate. In September of that year, he wrote to Elizabeth Bers, his sister-in-law, asking if she could find any chronicles, diaries or records that related to the Napoleonic period in Russia. He was dismayed to find that few written records covered the domestic aspects of Russian life at that time, and tried to rectify these omissions in his early drafts of the novel.^[7] The first half of the book was written and named «1805». During the writing of the second half, he read widely and acknowledged Schopenhauer as one of his main inspirations. Tolstoy wrote in a letter to Afanasy Fet that what he had written in War and Peace is also said by Schopenhauer in The World as Will and Representation. However, Tolstoy approaches «it from the other side.»^[8]

The first draft of the novel was completed in 1863. In 1865, the periodical Russkiy Vestnik (The Russian Messenger) published the first part of this draft under the title 1805 and published more the following year. Tolstoy was dissatisfied with this version, although he allowed several parts of it to be published with a different ending in 1867. He heavily rewrote the entire novel between 1866 and 1869.^[5][9] Tolstoy’s wife, Sophia Tolstaya, copied as many as seven separate complete manuscripts before Tolstoy considered it ready for publication.^[9] The version that was published in Russkiy Vestnik had a very different ending from the version eventually published under the title War and Peace in 1869. Russians who had read the serialized version were eager to buy the complete novel, and it sold out almost immediately. The novel was immediately translated after publication into many other languages.^{[citation needed]}

It is unknown why Tolstoy changed the name to War and Peace. He may have borrowed the title from the 1861 work of Pierre-Joseph Proudhon: La Guerre et la Paix («War and Peace» in French).^[4] The title may also be a reference to the Roman Emperor Titus, (reigned 79-81 AD) described as being a master of «war and peace» in The Twelve Caesars, written by Suetonius in 119. The completed novel was then called Voyna i mir (Война и мир in new-style orthography; in English War and Peace).^{[citation needed]}

The 1805 manuscript was re-edited and annotated in Russia in 1893 and has been since translated into English, German, French, Spanish, Dutch, Swedish, Finnish, Albanian, Korean, and Czech.

Tolstoy was instrumental in bringing a new kind of consciousness to the novel. His narrative structure is noted not only for its god’s eye point of view over and within events, but also in the way it swiftly and seamlessly portrayed an individual character’s view point. His use of visual detail is often comparable to cinema, using literary techniques that resemble panning, wide shots and close-ups. These devices, while not exclusive to Tolstoy, are part of the new style of the novel that arose in the mid-19th century and of which Tolstoy proved himself a master.^[10]

The standard Russian text of War and Peace is divided into four books (comprising fifteen parts) and an epilogue in two parts. Roughly the first half is concerned strictly with the fictional characters, whereas the latter parts, as well as the second part of the epilogue, increasingly consist of essays about the nature of war, power, history, and historiography. Tolstoy interspersed these essays into the story in a way that defies previous fictional convention. Certain abridged versions remove these essays entirely, while others, published even during Tolstoy’s life, simply moved these essays into an appendix.^[11]

Realism[edit]

The novel is set 60 years before Tolstoy’s day, but he had spoken with people who lived through the 1812 French invasion of Russia. He read all the standard histories available in Russian and French about the Napoleonic Wars and had read letters, journals, autobiographies and biographies of Napoleon and other key players of that era. There are approximately 160 real persons named or referred to in War and Peace.^[12]

He worked from primary source materials (interviews and other documents), as well as from history books, philosophy texts and other historical novels.^[9] Tolstoy also used a great deal of his own experience in the Crimean War to bring vivid detail and first-hand accounts of how the Imperial Russian Army was structured.^[13]

Tolstoy was critical of standard history, especially military history, in War and Peace. He explains at the start of the novel’s third volume his own views on how history ought to be written.

Language[edit]

Although the book is mainly in Russian, significant portions of dialogue are in French. It has been suggested^[14] that the use of French is a deliberate literary device, to portray artifice while Russian emerges as a language of sincerity, honesty, and seriousness. It could, however, also simply represent another element of the realistic style in which the book is written, since French was the common language of the Russian aristocracy, and more generally the aristocracies of continental Europe, at the time.^[15] In fact, the Russian nobility often knew only enough Russian to command their servants; Tolstoy illustrates this by showing that Julie Karagina, a character in the novel, is so unfamiliar with her country’s native language that she has to take Russian lessons.

The use of French diminishes as the book progresses. It is suggested that this is to demonstrate Russia freeing itself from foreign cultural domination,^[14] and to show that a once-friendly nation has turned into an enemy. By midway through the book, several of the Russian aristocracy are eager to find Russian tutors for themselves.

Background and historical context[edit]

The novel spans the period from 1805 to 1820. The era of Catherine the Great was still fresh in the minds of older people. Catherine had made French the language of her royal court.^[16] For the next 100 years, it became a social requirement for the Russian nobility to speak French and understand French culture.^[16]

The historical context of the novel begins with the execution of Louis Antoine, Duke of Enghien in 1805, while Russia is ruled by Alexander I during the Napoleonic Wars. Key historical events woven into the novel include the Ulm Campaign, the Battle of Austerlitz, the Treaties of Tilsit, and the Congress of Erfurt. Tolstoy also references the Great Comet of 1811 just before the French invasion of Russia.^{[17]: 1, 6, 79, 83, 167, 235, 240, 246, 363–364}

Tolstoy then uses the Battle of Ostrovno and the Battle of Shevardino Redoubt in his novel, before the occupation of Moscow and the subsequent fire. The novel continues with the Battle of Tarutino, the Battle of Maloyaroslavets, the Battle of Vyazma, and the Battle of Krasnoi. The final battle cited is the Battle of Berezina, after which the characters move on with rebuilding Moscow and their lives.^{[17]: 392–396, 449–481, 523, 586–591, 601, 613, 635, 638, 655, 640}

Principal characters[edit]

The novel tells the story of five families—the Bezukhovs, the Bolkonskys, the Rostovs, the Kuragins, and the Drubetskoys.

The main characters are:

• The Bezukhovs
  • Count Kirill Vladimirovich Bezukhov: the father of Pierre
  • Count Pyotr Kirillovich («Pierre») Bezukhov: The central character and often a voice for Tolstoy’s own beliefs or struggles. Pierre is the socially awkward illegitimate son of Count Kirill Vladimirovich Bezukhov, who has fathered dozens of illegitimate sons. Educated abroad, Pierre returns to Russia as a misfit. His unexpected inheritance of a large fortune makes him socially desirable.
• The Bolkonskys
  • Prince Nikolai Andreich Bolkonsky: The father of Andrei and Maria, the eccentric prince possesses a gruff exterior and displays great insensitivity to the emotional needs of his children. Nevertheless, his harshness often belies hidden depth of feeling.
  • Prince Andrei Nikolayevich Bolkonsky: A strong but skeptical, thoughtful and philosophical aide-de-camp in the Napoleonic Wars.
  • Princess Elisabeta «Lisa» Karlovna Bolkonskaya (also Lise) – née Meinena. Wife of Andrei. Also called «little princess».
  • Princess Maria Nikolayevna Bolkonskaya: Sister of Prince Andrei, Princess Maria is a pious woman whose father attempted to give her a good education. The caring, nurturing nature of her large eyes in her otherwise plain face is frequently mentioned. Tolstoy often notes that Princess Maria cannot claim a radiant beauty (like many other female characters of the novel) but she is a person of very high moral values and of high intelligence.
• The Rostovs
  • Count Ilya Andreyevich Rostov: The pater-familias of the Rostov family; hopeless with finances, generous to a fault. As a result, the Rostovs never have enough cash, despite having many estates.
  • Countess Natalya Rostova: The wife of Count Ilya Rostov, she is frustrated by her husband’s mishandling of their finances, but is determined that her children succeed anyway
  • Countess Natalya Ilyinichna «Natasha» Rostova: A central character, introduced as «not pretty but full of life», romantic, impulsive and highly strung. She is an accomplished singer and dancer.
  • Count Nikolai Ilyich «Nikolenka» Rostov: A hussar, the beloved eldest son of the Rostov family.
  • Sofia Alexandrovna «Sonya» Rostova: Orphaned cousin of Vera, Nikolai, Natasha, and Petya Rostov and is in love with Nikolai.
  • Countess Vera Ilyinichna Rostova: Eldest of the Rostov children, she marries the German career soldier, Berg.
  • Pyotr Ilyich «Petya» Rostov: Youngest of the Rostov children.
• The Kuragins
  • Prince Vasily Sergeyevich Kuragin: A ruthless man who is determined to marry his children into wealth at any cost.
  • Princess Elena Vasilyevna «Hélène» Kuragina: A beautiful and sexually alluring woman who has many affairs, including (it is rumoured) with her brother Anatole.
  • Prince Anatole Vasilyevich Kuragin: Hélène’s brother, a handsome and amoral pleasure seeker who is secretly married yet tries to elope with Natasha Rostova.
  • Prince Ippolit Vasilyevich (Hippolyte) Kuragin: The younger brother of Anatole and perhaps most dim-witted of the three Kuragin children.
• The Drubetskoys
  • Prince Boris Drubetskoy: A poor but aristocratic young man driven by ambition, even at the expense of his friends and benefactors, who marries Julie Karagina for money and is rumored to have had an affair with Hélène Bezukhova.
  • Princess Anna Mihalovna Drubetskaya: The impoverished mother of Boris, whom she wishes to push up the career ladder.
• Other prominent characters
  • Fyodor Ivanovich Dolokhov: A cold, almost psychopathic officer, he ruins Nikolai Rostov by luring him into an outrageous gambling debt after unsuccessfully proposing to Sonya Rostova. He is also rumored to have had an affair with Hélène Bezukhova and he provides for his poor mother and hunchbacked sister.
  • Adolf Karlovich Berg: A young German officer, who desires to be just like everyone else and marries the young Vera Rostova.
  • Anna Pavlovna Scherer: Also known as Annette, she is the hostess of the salon that is the site of much of the novel’s action in Petersburg and schemes with Prince Vasily Kuragin.
  • Maria Dmitryevna Akhrosimova: An older Moscow society lady, good-humored but brutally honest.
  • Amalia Evgenyevna Bourienne: A Frenchwoman who lives with the Bolkonskys, primarily as Princess Maria’s companion and later at Maria’s expense.
  • Vasily Dmitrich Denisov: Nikolai Rostov’s friend and brother officer, who unsuccessfully proposes to Natasha.
  • Platon Karataev: The archetypal good Russian peasant, whom Pierre meets in the prisoner-of-war camp.
  • Osip Bazdeyev: a Freemason who convinces Pierre to join his mysterious group.
  • Bilibin: A diplomat with a reputation for cleverness, an acquaintance of Prince Andrei Bolkonsky.

In addition, several real-life historical characters (such as Napoleon and Prince Mikhail Kutuzov) play a prominent part in the book. Many of Tolstoy’s characters were based on real people. His grandparents and their friends were the models for many of the main characters; his great-grandparents would have been of the generation of Prince Vassily or Count Ilya Rostov.

Plot summary[edit]

Book One[edit]

The novel begins in July 1805 in Saint Petersburg, at a soirée given by Anna Pavlovna Scherer, the maid of honour and confidante to the dowager Empress Maria Feodorovna. Many of the main characters are introduced as they enter the salon. Pierre (Pyotr Kirilovich) Bezukhov is the illegitimate son of a wealthy count, who is dying after a series of strokes. Pierre is about to become embroiled in a struggle for his inheritance. Educated abroad at his father’s expense following his mother’s death, Pierre is kindhearted but socially awkward, and finds it difficult to integrate into Petersburg society. It is known to everyone at the soirée that Pierre is his father’s favorite of all the old count’s illegitimate progeny. They respect Pierre during the soiree because his father, Count Bezukhov, is a very rich man, and as Pierre is his favorite, most aristocrats think that the fortune of his father will be given to him even though he is illegitimate.

Also attending the soirée is Pierre’s friend, Prince Andrei Nikolayevich Bolkonsky, husband of Lise, a charming society favourite. He is disillusioned with Petersburg society and with married life; feeling that his wife is empty and superficial, he comes to hate her and all women, expressing patently misogynistic views to Pierre when the two are alone. Pierre does not quite know what to do with this, and is made uncomfortable witnessing the marital discord. Pierre had been sent to St Petersburg by his father to choose a career for himself, but he is quite uncomfortable because he cannot find one and everybody keeps on asking about this. Andrei tells Pierre he has decided to become aide-de-camp to Prince Mikhail Ilarionovich Kutuzov in the coming war (The Battle of Austerlitz) against Napoleon in order to escape a life he cannot stand.

The plot moves to Moscow, Russia’s former capital, contrasting its provincial, more Russian ways to the more European society of Saint Petersburg. The Rostov family is introduced. Count Ilya Andreyevich Rostov and Countess Natalya Rostova are an affectionate couple but forever worried about their disordered finances. They have four children. Thirteen-year-old Natasha (Natalia Ilyinichna) believes herself in love with Boris Drubetskoy, a young man who is about to join the army as an officer. The mother of Boris is Anna Mikhaylovna Drubetskaya who is a childhood friend of the countess Natalya Rostova. Boris is also the godson of Count Bezukhov (Pierre’s father). Twenty-year-old Nikolai Ilyich pledges his love to Sonya (Sofia Alexandrovna), his fifteen-year-old cousin, an orphan who has been brought up by the Rostovs. The eldest child, Vera Ilyinichna, is cold and somewhat haughty but has a good prospective marriage to a Russian-German officer, Adolf Karlovich Berg. Petya (Pyotr Ilyich) at nine is the youngest; like his brother, he is impetuous and eager to join the army when of age.

At Bald Hills, the Bolkonskys’ country estate, Prince Andrei departs for war and leaves his terrified, pregnant wife Lise with his eccentric father Prince Nikolai Andreyevich and devoutly religious sister Maria Nikolayevna Bolkonskaya, who refuses to marry the son of a wealthy aristocrat on account of her devotion to her father and suspicion that the young man would be unfaithful to her.

The second part opens with descriptions of the impending Russian-French war preparations. At the Schöngrabern engagement, Nikolai Rostov, now an ensign in the hussars, has his first taste of battle. Boris Drubetskoy introduces him to Prince Andrei, whom Rostov insults in a fit of impetuousness. He is deeply attracted by Tsar Alexander’s charisma. Nikolai gambles and socializes with his officer, Vasily Dmitrich Denisov, and befriends the ruthless Fyodor Ivanovich Dolokhov. Bolkonsky, Rostov and Denisov are involved in the disastrous Battle of Austerlitz, in which Prince Andrei is badly wounded as he attempts to rescue a Russian standard.

The Battle of Austerlitz is a major event in the book. As the battle is about to start, Prince Andrei thinks the approaching «day [will] be his Toulon, or his Arcola»,^[18] references to Napoleon’s early victories. Later in the battle, however, Andrei falls into enemy hands and even meets his hero, Napoleon. But his previous enthusiasm has been shattered; he no longer thinks much of Napoleon, «so petty did his hero with his paltry vanity and delight in victory appear, compared to that lofty, righteous and kindly sky which he had seen and comprehended».^[19] Tolstoy portrays Austerlitz as an early test for Russia, one which ended badly because the soldiers fought for irrelevant things like glory or renown rather than the higher virtues which would produce, according to Tolstoy, a victory at Borodino during the 1812 invasion.

Book Two[edit]

Book Two begins with Nikolai Rostov returning on leave to Moscow accompanied by his friend Denisov, his officer from his Pavlograd Regiment. He spends an eventful winter at home. Natasha has blossomed into a beautiful young woman. Denisov falls in love with her and proposes marriage, but is rejected. Nikolai meets Dolokhov, and they grow closer as friends. Dolokhov falls in love with Sonya, Nikolai’s cousin, but as she is in love with Nikolai, she rejects Dolokhov’s proposal. Nikolai meets Dolokhov some time later. The resentful Dolokhov challenges Nikolai at cards, and Nikolai loses every hand until he sinks into a 43,000 ruble debt. Although his mother pleads with Nikolai to marry a wealthy heiress to rescue the family from its dire financial straits, he refuses. Instead, he promises to marry his childhood crush and orphaned cousin, the dowry-less Sonya.

Pierre Bezukhov, upon finally receiving his massive inheritance, is suddenly transformed from a bumbling young man into the most eligible bachelor in Russian society. Despite knowing that it is wrong, he is convinced into marriage with Prince Kuragin’s beautiful and immoral daughter Hélène (Elena Vasilyevna Kuragina). Hélène, who is rumored to be involved in an incestuous affair with her brother Anatole, tells Pierre that she will never have children with him. Hélène is also rumored to be having an affair with Dolokhov, who mocks Pierre in public. Pierre loses his temper and challenges Dolokhov to a duel. Unexpectedly (because Dolokhov is a seasoned dueller), Pierre wounds Dolokhov. Hélène denies her affair, but Pierre is convinced of her guilt and leaves her. In his moral and spiritual confusion, Pierre joins the Freemasons. Much of Book Two concerns his struggles with his passions and his spiritual conflicts. He abandons his former carefree behavior and enters upon a philosophical quest particular to Tolstoy: how should one live a moral life in an ethically imperfect world? The question continually baffles Pierre. He attempts to liberate his serfs, but ultimately achieves nothing of note.

Pierre is contrasted with Prince Andrei Bolkonsky. Andrei recovers from his near-fatal wound in a military hospital and returns home, only to find his wife Lise dying in childbirth. He is stricken by his guilty conscience for not treating her better. His child, Nikolai, survives.

Burdened with nihilistic disillusionment, Prince Andrei does not return to the army but remains on his estate, working on a project that would codify military behavior to solve problems of disorganization responsible for the loss of life on the Russian side. Pierre visits him and brings new questions: where is God in this amoral world? Pierre is interested in panentheism and the possibility of an afterlife.

Pierre’s wife, Hélène, begs him to take her back, and trying to abide by the Freemason laws of forgiveness, he agrees. Hélène establishes herself as an influential hostess in Petersburg society.

Prince Andrei feels impelled to take his newly written military notions to Saint Petersburg, naively expecting to influence either the Emperor himself or those close to him. Young Natasha, also in Saint Petersburg, is caught up in the excitement of her first grand ball, where she meets Prince Andrei and briefly reinvigorates him with her vivacious charm. Andrei believes he has found purpose in life again and, after paying the Rostovs several visits, proposes marriage to Natasha. However, Andrei’s father dislikes the Rostovs and opposes the marriage, insisting that the couple wait a year before marrying. Prince Andrei leaves to recuperate from his wounds abroad, leaving Natasha distraught. Count Rostov takes her and Sonya to Moscow in order to raise funds for her trousseau.

Natasha visits the Moscow opera, where she meets Hélène and her brother Anatole. Anatole has since married a Polish woman whom he abandoned in Poland. He is very attracted to Natasha and determined to seduce her, and conspires with his sister to do so. Anatole succeeds in making Natasha believe he loves her, eventually establishing plans to elope. Natasha writes to Princess Maria, Andrei’s sister, breaking off her engagement. At the last moment, Sonya discovers her plans to elope and foils them. Natasha learns from Pierre of Anatole’s marriage. Devastated, Natasha makes a suicide attempt and is left seriously ill.

Pierre is initially horrified by Natasha’s behavior but realizes he has fallen in love with her. As the Great Comet of 1811–12 streaks across the sky, life appears to begin anew for Pierre. Prince Andrei coldly accepts Natasha’s breaking of the engagement. He tells Pierre that his pride will not allow him to renew his proposal.

Book Three[edit]

With the help of her family, and the stirrings of religious faith, Natasha manages to persevere in Moscow through this dark period. Meanwhile, the whole of Russia is affected by the coming confrontation between Napoleon’s army and the Russian army. Pierre convinces himself through gematria that Napoleon is the Antichrist of the Book of Revelation. Old Prince Bolkonsky dies of a stroke knowing that French marauders are coming for his estate. No organized help from any Russian army seems available to the Bolkonskys, but Nikolai Rostov turns up at their estate in time to help put down an incipient peasant revolt. He finds himself attracted to the distraught Princess Maria.

Back in Moscow, the patriotic Petya joins a crowd in audience of Tzar Alexander and manages to snatch a biscuit thrown from the balcony window of the Cathedral of the Assumption by the Tzar. He is nearly crushed by the throngs in his effort. Under the influence of the same patriotism, his father finally allows him to enlist.

Napoleon himself is the main character in this section, and the novel presents him in vivid detail, both personally and as both a thinker and would-be strategist. Also described are the well-organized force of over four hundred thousand troops of the French Grande Armée (only one hundred and forty thousand of them actually French-speaking) that marches through the Russian countryside in the late summer and reaches the outskirts of the city of Smolensk. Pierre decides to leave Moscow and go to watch the Battle of Borodino from a vantage point next to a Russian artillery crew. After watching for a time, he begins to join in carrying ammunition. In the midst of the turmoil he experiences first-hand the death and destruction of war; Eugène’s artillery continues to pound Russian support columns, while Marshals Ney and Davout set up a crossfire with artillery positioned on the Semyonovskaya heights. The battle becomes a hideous slaughter for both armies and ends in a standoff. The Russians, however, have won a moral victory by standing up to Napoleon’s reputedly invincible army. The Russian army withdraws the next day, allowing Napoleon to march on to Moscow. Among the casualties are Anatole Kuragin and Prince Andrei. Anatole loses a leg, and Andrei suffers a grenade wound in the abdomen. Both are reported dead, but their families are in such disarray that no one can be notified.

Book Four[edit]

The Rostovs have waited until the last minute to abandon Moscow, even after it became clear that Kutuzov had retreated past Moscow. The Muscovites are being given contradictory instructions on how to either flee or fight. Count Fyodor Rostopchin, the commander in chief of Moscow, is publishing posters, rousing the citizens to put their faith in religious icons, while at the same time urging them to fight with pitchforks if necessary. Before fleeing himself, he gives orders to burn the city. However, Tolstoy states that the burning of an abandoned city mostly built of wood was inevitable, and while the French blame the Russians, these blame the French. The Rostovs have a difficult time deciding what to take with them, but in the end, Natasha convinces them to load their carts with the wounded and dying from the Battle of Borodino. Unknown to Natasha, Prince Andrei is amongst the wounded.

When Napoleon’s army finally occupies an abandoned and burning Moscow, Pierre takes off on a quixotic mission to assassinate Napoleon. He becomes anonymous in all the chaos, shedding his responsibilities by wearing peasant clothes and shunning his duties and lifestyle. The only people he sees are Natasha and some of her family, as they depart Moscow. Natasha recognizes and smiles at him, and he in turn realizes the full scope of his love for her.

Pierre saves the life of a French officer who enters his home looking for shelter, and they have a long, amicable conversation. The next day Pierre goes into the street to resume his assassination plan, and comes across two French soldiers robbing an Armenian family. When one of the soldiers tries to rip the necklace off the young Armenian woman’s neck, Pierre intervenes by attacking the soldiers, and is taken prisoner by the French army. He believes he will be executed, but in the end is spared. He witnesses, with horror, the execution of other prisoners.

Pierre becomes friends with a fellow prisoner, Platon Karataev, a Russian peasant with a saintly demeanor. In Karataev, Pierre finally finds what he has been seeking: an honest person of integrity, who is utterly without pretense. Pierre discovers meaning in life simply by interacting with him. After witnessing French soldiers sacking Moscow and shooting Russian civilians arbitrarily, Pierre is forced to march with the Grand Army during its disastrous retreat from Moscow in the harsh Russian winter. After months of tribulation—during which the fever-plagued Karataev is shot by the French—Pierre is finally freed by a Russian raiding party led by Dolokhov and Denisov, after a small skirmish with the French that sees the young Petya Rostov killed in action.

Meanwhile, Andrei has been taken in and cared for by the Rostovs, fleeing from Moscow to Yaroslavl. He is reunited with Natasha and his sister Maria before the end of the war. In an internal transformation, he loses the fear of death and forgives Natasha in a last act before dying.

Nikolai becomes worried about his family’s finances, and leaves the army after hearing of Petya’s death. There is little hope for recovery. Given the Rostovs’ ruin, he does not feel comfortable with the prospect of marrying the wealthy Marya Bolkonskaya, but when they meet again they both still feel love for each other. As the novel draws to a close, Pierre’s wife Hélène dies from an overdose of an abortifacient (Tolstoy does not state it explicitly but the euphemism he uses is unambiguous). Pierre is reunited with Natasha, while the victorious Russians rebuild Moscow. Natasha speaks of Prince Andrei’s death and Pierre of Karataev’s. Both are aware of a growing bond between them in their bereavement. With the help of Princess Maria, Pierre finds love at last and marries Natasha.

Epilogue in two parts[edit]

First part[edit]

The first part of the epilogue begins with the wedding of Pierre and Natasha in 1813. Count Rostov dies soon after, leaving his eldest son Nikolai to take charge of the debt-ridden estate. Nikolai finds himself with the task of maintaining the family on the verge of bankruptcy. Although he finds marrying women for money repugnant, Nikolai gives in to his love for Princess Maria and marries her.

Nikolai and Maria then move to her inherited estate of Bald Hills with his mother and Sonya, whom he supports for the rest of their lives. Nikolai and Maria have children together, and also raise Prince Andrei’s orphaned son, Nikolai Andreyevich (Nikolenka) Bolkonsky.

As in all good marriages, there are misunderstandings, but the couples – Pierre and Natasha, Nikolai and Maria – remain devoted. Pierre and Natasha visit Bald Hills in 1820. There is a hint in the closing chapters that the idealistic, boyish Nikolenka and Pierre would both become part of the Decembrist Uprising. The first epilogue concludes with Nikolenka promising he would do something with which even his late father «would be satisfied» (presumably as a revolutionary in the Decembrist revolt).

Second part[edit]

The second part of the epilogue contains Tolstoy’s critique of all existing forms of mainstream history. The 19th-century Great Man Theory claims that historical events are the result of the actions of «heroes» and other great individuals; Tolstoy argues that this is impossible because of how rarely these actions result in great historical events. Rather, he argues, great historical events are the result of many smaller events driven by the thousands of individuals involved (he compares this to calculus, and the sum of infinitesimals). He then goes on to argue that these smaller events are the result of an inverse relationship between necessity and free will, necessity being based on reason and therefore explicable through historical analysis, and free will being based on consciousness and therefore inherently unpredictable. Tolstoy also ridicules newly emerging Darwinism as overly simplistic, comparing it to plasterers covering over icons with plaster.

Philosophical chapters[edit]

War and Peace is Tolstoy’s longest work, consisting of 361 chapters. Of those, 24 are philosophical chapters with the author’s comments and views, rather than narrative:

• Book 3:

Part 10 — Chapters 19, 20 and 33
Part 11 — Chapter 1

• Book 4:

Part 13 — Chapter 8
Part 14 — Chapters 1, 2 and 18

• Epilogue:

Part 1 — Chapters 1 to 4
Part 2

Reception[edit]

The novel that made its author «the true lion of the Russian literature» (according to Ivan Goncharov)^[20][21] enjoyed great success with the reading public upon its publication and spawned dozens of reviews and analytical essays, some of which (by Dmitry Pisarev, Pavel Annenkov, Dragomirov and Strakhov) formed the basis for the research of later Tolstoy scholars.^[21] Yet the Russian press’s initial response to the novel was muted, with most critics unable to decide how to classify it. The liberal newspaper Golos (The Voice, April 3, #93, 1865) was one of the first to react. Its anonymous reviewer posed a question later repeated by many others: «What could this possibly be? What kind of genre are we supposed to file it to?.. Where is fiction in it, and where is real history?»^[21]

Writer and critic Nikolai Akhsharumov, writing in Vsemirny Trud (#6, 1867) suggested that War and Peace was «neither a chronicle, nor a historical novel», but a genre merger, this ambiguity never undermining its immense value. Annenkov, who praised the novel too, was equally vague when trying to classify it. «The cultural history of one large section of our society, the political and social panorama of it in the beginning of the current century», was his suggestion. «It is the [social] epic, the history novel and the vast picture of the whole nation’s life», wrote Ivan Turgenev in his bid to define War and Peace in the foreword for his French translation of «The Two Hussars» (published in Paris by Le Temps in 1875).

In general, the literary left received the novel coldly. They saw it as devoid of social critique, and keen on the idea of national unity. They saw its major fault as the «author’s inability to portray a new kind of revolutionary intelligentsia in his novel», as critic Varfolomey Zaytsev put it.^[22] Articles by D. Minayev, Vasily Bervi-Flerovsky [ru] and N. Shelgunov in Delo magazine characterized the novel as «lacking realism», showing its characters as «cruel and rough», «mentally stoned», «morally depraved» and promoting «the philosophy of stagnation». Still, Mikhail Saltykov-Schedrin, who never expressed his opinion of the novel publicly, in private conversation was reported to have expressed delight with «how strongly this Count has stung our higher society».^[23] Dmitry Pisarev in his unfinished article «Russian Gentry of Old» (Staroye barstvo, Otechestvennye Zapiski, #2, 1868), while praising Tolstoy’s realism in portraying members of high society, was still unhappy with the way the author, as he saw it, ‘idealized’ the old nobility, expressing «unconscious and quite natural tenderness towards» the Russian dvoryanstvo. On the opposite front, the conservative press and «patriotic» authors (A. S. Norov and P. A. Vyazemsky among them) were accusing Tolstoy of consciously distorting 1812 history, desecrating the «patriotic feelings of our fathers» and ridiculing dvoryanstvo.^[21]

One of the first comprehensive articles on the novel was that of Pavel Annenkov, published in #2, 1868 issue of Vestnik Evropy. The critic praised Tolstoy’s masterful portrayal of man at war, marveled at the complexity of the whole composition, organically merging historical facts and fiction. «The dazzling side of the novel», according to Annenkov, was «the natural simplicity with which [the author] transports the worldly affairs and big social events down to the level of a character who witnesses them.» Annekov thought the historical gallery of the novel was incomplete with the two «great raznotchintsys», Speransky and Arakcheyev, and deplored the fact that the author stopped at introducing to the novel «this relatively rough but original element». In the end the critic called the novel «the whole epoch in the Russian fiction».^[21]

Slavophiles declared Tolstoy their «bogatyr» and pronounced War and Peace «the Bible of the new national idea». Several articles on War and Peace were published in 1869–70 in Zarya magazine by Nikolay Strakhov. «War and Peace is the work of genius, equal to everything that the Russian literature has produced before», he pronounced in the first, smaller essay. «It is now quite clear that from 1868 when the War and Peace was published the very essence of what we call Russian literature has become quite different, acquired the new form and meaning», the critic continued later. Strakhov was the first critic in Russia who declared Tolstoy’s novel to be a masterpiece of a level previously unknown in Russian literature. Still, being a true Slavophile, he could not fail to see the novel as promoting the major Slavophiliac ideas of «meek Russian character’s supremacy over the rapacious European kind» (using Apollon Grigoryev’s formula). Years later, in 1878, discussing Strakhov’s own book The World as a Whole, Tolstoy criticized both Grigoriev’s concept (of «Russian meekness vs. Western bestiality») and Strakhov’s interpretation of it.^[24]

Among the reviewers were military men and authors specializing in war literature. Most assessed highly the artfulness and realism of Tolstoy’s battle scenes. N. Lachinov, a member of the Russky Invalid newspaper staff (#69, April 10, 1868) called the Battle of Schöngrabern scenes «bearing the highest degree of historical and artistic truthfulness» and totally agreed with the author’s view on the Battle of Borodino, which some of his opponents disputed. The army general and respected military writer Mikhail Dragomirov, in an article published in Oruzheiny Sbornik (The Military Almanac, 1868–70), while disputing some of Tolstoy’s ideas concerning the «spontaneity» of wars and the role of commander in battles, advised all the Russian Army officers to use War and Peace as their desk book, describing its battle scenes as «incomparable» and «serving for an ideal manual to every textbook on theories of military art.»^[21]

Unlike professional literary critics, most prominent Russian writers of the time supported the novel wholeheartedly. Goncharov, Turgenev, Leskov, Dostoevsky and Fet have all gone on record as declaring War and Peace the masterpiece of Russian literature. Ivan Goncharov in a July 17, 1878 letter to Pyotr Ganzen advised him to choose for translating into Danish War and Peace, adding: «This is positively what might be called a Russian Iliad. Embracing the whole epoch, it is the grandiose literary event, showcasing the gallery of great men painted by a lively brush of the great master … This is one of the most, if not the most profound literary work ever».^[25] In 1879, unhappy with Ganzen having chosen Anna Karenina to start with, Goncharov insisted: «War and Peace is the extraordinary poem of a novel, both in content and execution. It also serves as a monument to Russian history’s glorious epoch when whatever figure you take is a colossus, a statue in bronze. Even [the novel’s] minor characters carry all the characteristic features of the Russian people and its life.»^[26] In 1885, expressing satisfaction with the fact that Tolstoy’s works had by then been translated into Danish, Goncharov again stressed the immense importance of War and Peace. «Count Tolstoy really mounts over everybody else here [in Russia]», he remarked.^[27]

Fyodor Dostoevsky (in a May 30, 1871 letter to Strakhov) described War and Peace as «the last word of the landlord’s literature and the brilliant one at that». In a draft version of The Raw Youth he described Tolstoy as «a historiograph of the dvoryanstvo, or rather, its cultural elite». «The objectivity and realism impart wonderful charm to all scenes, and alongside people of talent, honour and duty he exposes numerous scoundrels, worthless goons and fools», he added.^[28] In 1876 Dostoevsky wrote: «My strong conviction is that a writer of fiction has to have most profound knowledge—not only of the poetic side of his art, but also the reality he deals with, in its historical as well as contemporary context. Here [in Russia], as far as I see it, only one writer excels in this, Count Lev Tolstoy.»^[29]

Nikolai Leskov, then an anonymous reviewer in Birzhevy Vestnik (The Stock Exchange Herald), wrote several articles praising highly War and Peace, calling it «the best ever Russian historical novel» and «the pride of the contemporary literature». Marveling at the realism and factual truthfulness of Tolstoy’s book, Leskov thought the author deserved the special credit for «having lifted up the people’s spirit upon the high pedestal it deserved». «While working most elaborately upon individual characters, the author, apparently, has been studying most diligently the character of the nation as a whole; the life of people whose moral strength came to be concentrated in the Army that came up to fight mighty Napoleon. In this respect the novel of Count Tolstoy could be seen as an epic of the Great national war which up until now has had its historians but never had its singers», Leskov wrote.^[21]

Afanasy Fet, in a January 1, 1870 letter to Tolstoy, expressed his great delight with the novel. «You’ve managed to show us in great detail the other, mundane side of life and explain how organically does it feed the outer, heroic side of it», he added.^[30]

Ivan Turgenev gradually re-considered his initial skepticism as to the novel’s historical aspect and also the style of Tolstoy’s psychological analysis. In his 1880 article written in the form of a letter addressed to Edmond Abou, the editor of the French newspaper Le XIX^e Siècle, Turgenev described Tolstoy as «the most popular Russian writer» and War and Peace as «one of the most remarkable books of our age».^[31] «This vast work has the spirit of an epic, where the life of Russia of the beginning of our century in general and in details has been recreated by the hand of a true master … The manner in which Count Tolstoy conducts his treatise is innovative and original. This is the great work of a great writer, and in it there’s true, real Russia», Turgenev wrote.^[32] It was largely due to Turgenev’s efforts that the novel started to gain popularity with the European readership. The first French edition of the War and Peace (1879) paved the way for the worldwide success of Leo Tolstoy and his works.^[21]

Since then many world-famous authors have praised War and Peace as a masterpiece of world literature. Gustave Flaubert expressed his delight in a January 1880 letter to Turgenev, writing: «This is the first class work! What an artist and what a psychologist! The first two volumes are exquisite. I used to utter shrieks of delight while reading. This is powerful, very powerful indeed.»^[33] Later John Galsworthy called War and Peace «the best novel that had ever been written». Romain Rolland, remembering his reading the novel as a student, wrote: «this work, like life itself, has no beginning, no end. It is life itself in its eternal movement.»^[34] Thomas Mann thought War and Peace to be «the greatest ever war novel in the history of literature.»^[35] Ernest Hemingway confessed that it was from Tolstoy that he had been taking lessons on how to «write about war in the most straightforward, honest, objective and stark way.» «I don’t know anybody who could write about war better than Tolstoy did», Hemingway asserted in his 1955 Men at War. The Best War Stories of All Time anthology.^[21]

Isaac Babel said, after reading War and Peace, «If the world could write by itself, it would write like Tolstoy.»^[36] Tolstoy «gives us a unique combination of the ‘naive objectivity’ of the oral narrator with the interest in detail characteristic of realism. This is the reason for our trust in his presentation.»^[37]

English translations[edit]

War and Peace has been translated into many languages. It has been translated into English on several occasions, starting with Clara Bell working from a French translation. The translators Constance Garnett and Aylmer and Louise Maude knew Tolstoy personally. Translations have to deal with Tolstoy’s often peculiar syntax and his fondness for repetitions. Only about 2 percent of War and Peace is in French; Tolstoy removed the French in a revised 1873 edition, only to restore it later.^[14] Most translators follow Garnett retaining some French; Briggs and Shubin use no French, while Pevear-Volokhonsky and Amy Mandelker’s revision of the Maude translation both retain the French fully.^[14]

List of English translations[edit]

(Translators listed.)

Translation of draft of 1863:

• Andrew Bromfield (HarperCollins, 2007). Approx. 400 pages shorter than English translations of the finished novel

Full translations:

1. Clara Bell (New York: Gottsberger, 1886). Translated from a French version
2. Nathan Haskell Dole (New York: Thomas Y. Crowell & Co., 1889)
3. Leo Wiener (Boston: Dana Estes & Co., 1904)
4. Constance Garnett (London: Heinemann, 1904)
5. Aylmer and Louise Maude (Oxford: Oxford University Press, 1922–23)
   1. Revised by George Gibian (Norton Critical Edition, 1966)
   2. Revised by Amy Mandelker (Oxford University Press, 2010)
6. Rosemary Edmonds (Penguin, 1957; revised 1978)
7. Ann Dunnigan (New American Library, 1968)
8. Anthony Briggs (Penguin, 2005)
9. Richard Pevear and Larissa Volokhonsky (Random House, 2007)
10. Daniel H. Shubin (self-published, 2020)

Abridged translation:

• Princess Alexandra Kropotkin (Doubleday, 1949)^[17]

Comparing translations[edit]

In the Encyclopedia of Literary Translation into English, academic Zoja Pavlovskis-Petit has this to say about the translations of War and Peace available in 2000: «Of all the translations of War and Peace, Dunnigan’s (1968) is the best. … Unlike the other translators, Dunnigan even succeeds with many characteristically Russian folk expressions and proverbs. … She is faithful to the text and does not hesitate to render conscientiously those details that the uninitiated may find bewildering: for instance, the statement that Boris’s mother pronounced his name with a stress on the o – an indication to the Russian reader of the old lady’s affectation.»

On the Garnett translation Pavlovskis-Petit writes: «her …War and Peace is frequently inexact and contains too many anglicisms. Her style is awkward and turgid, very unsuitable for Tolstoi.» On the Maudes’ translation she comments: «this should have been the best translation, but the Maudes’ lack of adroitness in dealing with Russian folk idiom, and their style in general, place this version below Dunnigan’s.» She further comments on Edmonds’s revised translation, formerly on Penguin: «[it] is the work of a sound scholar but not the best possible translator; it frequently lacks resourcefulness and imagination in its use of English. … a respectable translation but not on the level of Dunnigan or Maude.»^[38]

Adaptations[edit]

Film[edit]

• The first Russian adaptation was Война и мир (Voyna i mir) in 1915, which was directed by Vladimir Gardin and starred Gardin and the Russian ballerina Vera Karalli. Fumio Kamei produced a version in Japan in 1947.
• The 208-minute-long American 1956 version was directed by King Vidor and starred Audrey Hepburn (Natasha), Henry Fonda (Pierre) and Mel Ferrer (Andrei). Audrey Hepburn was nominated for a BAFTA Award for best British actress and for a Golden Globe Award for best actress in a drama production.
• The critically acclaimed, four-part and 431-minutes long Soviet War and Peace, by director Sergei Bondarchuk, was released in 1966 and 1967. It starred Ludmila Savelyeva (as Natasha Rostova) and Vyacheslav Tikhonov (as Andrei Bolkonsky). Bondarchuk himself played the character of Pierre Bezukhov. It involved thousands of extras and took six years to finish the shooting, as a result of which the actors’ age changed dramatically from scene to scene. It won an Oscar for Best Foreign Language Film for its authenticity and massive scale.^{[citation needed]} Bondarchuk’s film is considered to be the best screen version of the novel. It attracted some controversy due to the number of horses killed during the making of the battle sequences and screenings were actively boycotted in several US cities by the ASPCA.^[39]

Television[edit]

• War and Peace (1972): The BBC (British Broadcasting Corporation) made a television serial based on the novel, broadcast in 1972–73. Anthony Hopkins played the lead role of Pierre. Other lead characters were played by Rupert Davies, Faith Brook, Morag Hood, Alan Dobie, Angela Down and Sylvester Morand. This version faithfully included many of Tolstoy’s minor characters, including Platon Karataev (Harry Locke).^[40][41]
• La guerre et la paix (2000): French TV production of Prokofiev’s opera War and Peace, directed by François Roussillon. Robert Brubaker played the lead role of Pierre.^[42]
• War and Peace (2007): produced by the Italian Lux Vide, a TV mini-series in Russian & English co-produced in Russia, France, Germany, Poland and Italy. Directed by Robert Dornhelm, with screenplay written by Lorenzo Favella, Enrico Medioli and Gavin Scott. It features an international cast with Alexander Beyer playing the lead role of Pierre assisted by Malcolm McDowell, Clémence Poésy, Alessio Boni, Pilar Abella, J. Kimo Arbas, Ken Duken, Juozapas Bagdonas and Toni Bertorelli.^[43]
• On 8 December 2015, Russian state television channel Russia-K began a four-day broadcast of a reading of the novel, one volume per day, involving 1,300 readers in over 30 cities.^[44]
• War & Peace (2016): The BBC aired a six-part adaptation of the novel scripted by Andrew Davies on BBC One in 2016, with Paul Dano playing the lead role of Pierre.^[45][46]

Music[edit]

• English progressive rock band Yes’s song «The Gates of Delirium» from their 1974 album Relayer was inspired by War and Peace.

Opera[edit]

• Initiated by a proposal of the German director Erwin Piscator in 1938, the Russian composer Sergei Prokofiev composed his opera War and Peace (Op. 91, libretto by Mira Mendelson) based on this epic novel during the 1940s. The complete musical work premièred in Leningrad in 1955. It was the first opera to be given a public performance at the Sydney Opera House (1973).^[47]

Theatre[edit]

• The first successful stage adaptations of War and Peace were produced by Alfred Neumann and Erwin Piscator (1942, revised 1955, published by Macgibbon & Kee in London 1963, and staged in 16 countries since) and R. Lucas (1943).
• A stage adaptation by Helen Edmundson, first produced in 1996 at the Royal National Theatre with Richard Hope as Pierre and Anne-Marie Duff as Natasha, was published that year by Nick Hern Books, London. Edmundson added to and amended the play^[48] for a 2008 production as two 3-hour parts by Shared Experience, again directed by Nancy Meckler and Polly Teale.^[49] This was first put on at the Nottingham Playhouse, then toured in the UK to Liverpool, Darlington, Bath, Warwick, Oxford, Truro, London (the Hampstead Theatre) and Cheltenham.
• A musical adaptation by OBIE Award-winner Dave Malloy, called Natasha, Pierre & The Great Comet of 1812 premiered at the Ars Nova theater in Manhattan on October 1, 2012. The show is described as an electropop opera, and is based on Book 8 of War and Peace, focusing on Natasha’s affair with Anatole.^[50] The show opened on Broadway in the fall of 2016, starring Josh Groban as Pierre and Denée Benton as Natasha. It received twelve Tony Award nominations including Best Musical, Best Actor, Best Actress, Best Original Score, and Best Book of a Musical.
• A stage adaptation by Carlos Be in Spanish, first produced by LaJoven and directed by José Luis Arellano. Its premiere is scheduled for January 2023 at the Círculo de Bellas Artes of Madrid.^[51]

Radio[edit]

• The BBC Home Service broadcast an eight-part adaptation by Walter Peacock from 17 January to 7 February 1943 with two episodes on each Sunday. All but the last instalment, which ran for one and a half hours, were one hour long. Leslie Banks played Pierre while Celia Johnson was Natasha.
• In December 1970, Pacifica Radio station WBAI broadcast a reading of the entire novel (the 1968 Dunnigan translation) read by over 140 celebrities and ordinary people.^[52]
• A dramatised full-cast adaptation in 20 parts, edited by Michael Bakewell, was broadcast by the BBC between 30 December 1969 and 12 May 1970, with a cast including David Buck, Kate Binchy and Martin Jarvis.
• A dramatised full-cast adaptation in ten parts was written by Marcy Kahan and Mike Walker in 1997 for BBC Radio 4. The production won the 1998 Talkie award for Best Drama and was around 9.5 hours in length. It was directed by Janet Whitaker and featured Simon Russell Beale, Gerard Murphy, Richard Johnson, and others.^[53]
• On New Year’s Day 2015, BBC Radio 4^[54] broadcast a dramatisation over 10 hours. The dramatisation, by playwright Timberlake Wertenbaker, was directed by Celia de Wolff and starred Paterson Joseph and John Hurt. It was accompanied by a Tweetalong: live tweets throughout the day that offered a playful companion to the book and included plot summaries and entertaining commentary. The Twitter feed also shared maps, family trees and battle plans.^[55]

See also[edit]

• Leo Tolstoy bibliography
• List of historical novels
• Volkonsky House
• War and Peas
• Mir

References[edit]

External links[edit]

• English Text
  • English translation with commentary by the Maudes at the Internet Archive
  • English translation at Gutenberg
  • War and Peace, from Marxists.org
  • War and Peace, from RevoltLib.com
  • War and Peace’, from TheAnarchistLibrary.org
  • War and Peace by Leo Tolstoy (1863-1869). Illustrated by A. Apsit (1911-1912)
  • Searchable version of the gutenberg text in multiple formats SiSU
  • War and Peace at the Internet Book List
  • A searchable online version of Aylmer Maude’s English translation of War and Peace
• English Audio
  • War and Peace public domain audiobook at LibriVox
• Commentaries
  • Homage to War and Peace Searchable map, compiled by Nicholas Jenkins, of places named in Tolstoy’s novel (2008).
  • Birth, death, balls and battles by Orlando Figes. This is an edited version of an essay found in the Penguin Classics new translation of War and Peace (2005).
• Summaries
  • Chapter Summaries for War and Peace
  • SparkNotes Study Guide for War and Peace
• In Current Events
  • Radio documentary about 1970 marathon reading of War and Peace on WBAI, from Democracy Now! program, December 6, 2005
• Russian Text Online
  • Full text of War and Peace in modern Russian orthography

War and Peace

Front page of War and Peace, first edition, 1869 (Russian)
Author	Leo Tolstoy
Original title	Война и миръ
Translator	The first translation of War and Peace into English was by American Nathan Haskell Dole, in 1899
Country	Russia
Language	Russian, with some French
Genre	Novel (Historical novel)
Publisher	The Russian Messenger (serial)
Publication date	Serialised 1865–1867; book 1869
Media type	Print
Pages	1,225 (first published edition)
Followed by	The Decembrists (Abandoned and Unfinished)
Original text	Война и миръ at Russian Wikisource
Translation	War and Peace at Wikisource

War and Peace (Russian: Война и мир, romanized: Voyna i mir; pre-reform Russian: Война и миръ; [vɐjˈna i ˈmʲir]) is a literary work by the Russian author Leo Tolstoy that mixes fictional narrative with chapters on history and philosophy. It was first published serially, then published in its entirety in 1869. It is regarded as Tolstoy’s finest literary achievement and remains an internationally praised classic of world literature.^[1][2][3]

The novel chronicles the French invasion of Russia and the impact of the Napoleonic era on Tsarist society through the stories of five Russian aristocratic families. Portions of an earlier version, titled The Year 1805,^[4] were serialized in The Russian Messenger from 1865 to 1867 before the novel was published in its entirety in 1869.^[5]

Tolstoy said that the best Russian literature does not conform to standards and hence hesitated to classify War and Peace, saying it is «not a novel, even less is it a poem, and still less a historical chronicle». Large sections, especially the later chapters, are philosophical discussions rather than narrative.^[6] He regarded Anna Karenina as his first true novel.

Composition history[edit]

Tolstoy began writing War and Peace in 1863, the year that he finally married and settled down at his country estate. In September of that year, he wrote to Elizabeth Bers, his sister-in-law, asking if she could find any chronicles, diaries or records that related to the Napoleonic period in Russia. He was dismayed to find that few written records covered the domestic aspects of Russian life at that time, and tried to rectify these omissions in his early drafts of the novel.^[7] The first half of the book was written and named «1805». During the writing of the second half, he read widely and acknowledged Schopenhauer as one of his main inspirations. Tolstoy wrote in a letter to Afanasy Fet that what he had written in War and Peace is also said by Schopenhauer in The World as Will and Representation. However, Tolstoy approaches «it from the other side.»^[8]

The first draft of the novel was completed in 1863. In 1865, the periodical Russkiy Vestnik (The Russian Messenger) published the first part of this draft under the title 1805 and published more the following year. Tolstoy was dissatisfied with this version, although he allowed several parts of it to be published with a different ending in 1867. He heavily rewrote the entire novel between 1866 and 1869.^[5][9] Tolstoy’s wife, Sophia Tolstaya, copied as many as seven separate complete manuscripts before Tolstoy considered it ready for publication.^[9] The version that was published in Russkiy Vestnik had a very different ending from the version eventually published under the title War and Peace in 1869. Russians who had read the serialized version were eager to buy the complete novel, and it sold out almost immediately. The novel was immediately translated after publication into many other languages.^{[citation needed]}

It is unknown why Tolstoy changed the name to War and Peace. He may have borrowed the title from the 1861 work of Pierre-Joseph Proudhon: La Guerre et la Paix («War and Peace» in French).^[4] The title may also be a reference to the Roman Emperor Titus, (reigned 79-81 AD) described as being a master of «war and peace» in The Twelve Caesars, written by Suetonius in 119. The completed novel was then called Voyna i mir (Война и мир in new-style orthography; in English War and Peace).^{[citation needed]}

The 1805 manuscript was re-edited and annotated in Russia in 1893 and has been since translated into English, German, French, Spanish, Dutch, Swedish, Finnish, Albanian, Korean, and Czech.

Tolstoy was instrumental in bringing a new kind of consciousness to the novel. His narrative structure is noted not only for its god’s eye point of view over and within events, but also in the way it swiftly and seamlessly portrayed an individual character’s view point. His use of visual detail is often comparable to cinema, using literary techniques that resemble panning, wide shots and close-ups. These devices, while not exclusive to Tolstoy, are part of the new style of the novel that arose in the mid-19th century and of which Tolstoy proved himself a master.^[10]

The standard Russian text of War and Peace is divided into four books (comprising fifteen parts) and an epilogue in two parts. Roughly the first half is concerned strictly with the fictional characters, whereas the latter parts, as well as the second part of the epilogue, increasingly consist of essays about the nature of war, power, history, and historiography. Tolstoy interspersed these essays into the story in a way that defies previous fictional convention. Certain abridged versions remove these essays entirely, while others, published even during Tolstoy’s life, simply moved these essays into an appendix.^[11]

Realism[edit]

The novel is set 60 years before Tolstoy’s day, but he had spoken with people who lived through the 1812 French invasion of Russia. He read all the standard histories available in Russian and French about the Napoleonic Wars and had read letters, journals, autobiographies and biographies of Napoleon and other key players of that era. There are approximately 160 real persons named or referred to in War and Peace.^[12]

He worked from primary source materials (interviews and other documents), as well as from history books, philosophy texts and other historical novels.^[9] Tolstoy also used a great deal of his own experience in the Crimean War to bring vivid detail and first-hand accounts of how the Imperial Russian Army was structured.^[13]

Tolstoy was critical of standard history, especially military history, in War and Peace. He explains at the start of the novel’s third volume his own views on how history ought to be written.

Language[edit]

Although the book is mainly in Russian, significant portions of dialogue are in French. It has been suggested^[14] that the use of French is a deliberate literary device, to portray artifice while Russian emerges as a language of sincerity, honesty, and seriousness. It could, however, also simply represent another element of the realistic style in which the book is written, since French was the common language of the Russian aristocracy, and more generally the aristocracies of continental Europe, at the time.^[15] In fact, the Russian nobility often knew only enough Russian to command their servants; Tolstoy illustrates this by showing that Julie Karagina, a character in the novel, is so unfamiliar with her country’s native language that she has to take Russian lessons.

The use of French diminishes as the book progresses. It is suggested that this is to demonstrate Russia freeing itself from foreign cultural domination,^[14] and to show that a once-friendly nation has turned into an enemy. By midway through the book, several of the Russian aristocracy are eager to find Russian tutors for themselves.

Background and historical context[edit]

The novel spans the period from 1805 to 1820. The era of Catherine the Great was still fresh in the minds of older people. Catherine had made French the language of her royal court.^[16] For the next 100 years, it became a social requirement for the Russian nobility to speak French and understand French culture.^[16]

The historical context of the novel begins with the execution of Louis Antoine, Duke of Enghien in 1805, while Russia is ruled by Alexander I during the Napoleonic Wars. Key historical events woven into the novel include the Ulm Campaign, the Battle of Austerlitz, the Treaties of Tilsit, and the Congress of Erfurt. Tolstoy also references the Great Comet of 1811 just before the French invasion of Russia.^{[17]: 1, 6, 79, 83, 167, 235, 240, 246, 363–364}

Tolstoy then uses the Battle of Ostrovno and the Battle of Shevardino Redoubt in his novel, before the occupation of Moscow and the subsequent fire. The novel continues with the Battle of Tarutino, the Battle of Maloyaroslavets, the Battle of Vyazma, and the Battle of Krasnoi. The final battle cited is the Battle of Berezina, after which the characters move on with rebuilding Moscow and their lives.^{[17]: 392–396, 449–481, 523, 586–591, 601, 613, 635, 638, 655, 640}

Principal characters[edit]

The novel tells the story of five families—the Bezukhovs, the Bolkonskys, the Rostovs, the Kuragins, and the Drubetskoys.

The main characters are:

• The Bezukhovs
  • Count Kirill Vladimirovich Bezukhov: the father of Pierre
  • Count Pyotr Kirillovich («Pierre») Bezukhov: The central character and often a voice for Tolstoy’s own beliefs or struggles. Pierre is the socially awkward illegitimate son of Count Kirill Vladimirovich Bezukhov, who has fathered dozens of illegitimate sons. Educated abroad, Pierre returns to Russia as a misfit. His unexpected inheritance of a large fortune makes him socially desirable.
• The Bolkonskys
  • Prince Nikolai Andreich Bolkonsky: The father of Andrei and Maria, the eccentric prince possesses a gruff exterior and displays great insensitivity to the emotional needs of his children. Nevertheless, his harshness often belies hidden depth of feeling.
  • Prince Andrei Nikolayevich Bolkonsky: A strong but skeptical, thoughtful and philosophical aide-de-camp in the Napoleonic Wars.
  • Princess Elisabeta «Lisa» Karlovna Bolkonskaya (also Lise) – née Meinena. Wife of Andrei. Also called «little princess».
  • Princess Maria Nikolayevna Bolkonskaya: Sister of Prince Andrei, Princess Maria is a pious woman whose father attempted to give her a good education. The caring, nurturing nature of her large eyes in her otherwise plain face is frequently mentioned. Tolstoy often notes that Princess Maria cannot claim a radiant beauty (like many other female characters of the novel) but she is a person of very high moral values and of high intelligence.
• The Rostovs
  • Count Ilya Andreyevich Rostov: The pater-familias of the Rostov family; hopeless with finances, generous to a fault. As a result, the Rostovs never have enough cash, despite having many estates.
  • Countess Natalya Rostova: The wife of Count Ilya Rostov, she is frustrated by her husband’s mishandling of their finances, but is determined that her children succeed anyway
  • Countess Natalya Ilyinichna «Natasha» Rostova: A central character, introduced as «not pretty but full of life», romantic, impulsive and highly strung. She is an accomplished singer and dancer.
  • Count Nikolai Ilyich «Nikolenka» Rostov: A hussar, the beloved eldest son of the Rostov family.
  • Sofia Alexandrovna «Sonya» Rostova: Orphaned cousin of Vera, Nikolai, Natasha, and Petya Rostov and is in love with Nikolai.
  • Countess Vera Ilyinichna Rostova: Eldest of the Rostov children, she marries the German career soldier, Berg.
  • Pyotr Ilyich «Petya» Rostov: Youngest of the Rostov children.
• The Kuragins
  • Prince Vasily Sergeyevich Kuragin: A ruthless man who is determined to marry his children into wealth at any cost.
  • Princess Elena Vasilyevna «Hélène» Kuragina: A beautiful and sexually alluring woman who has many affairs, including (it is rumoured) with her brother Anatole.
  • Prince Anatole Vasilyevich Kuragin: Hélène’s brother, a handsome and amoral pleasure seeker who is secretly married yet tries to elope with Natasha Rostova.
  • Prince Ippolit Vasilyevich (Hippolyte) Kuragin: The younger brother of Anatole and perhaps most dim-witted of the three Kuragin children.
• The Drubetskoys
  • Prince Boris Drubetskoy: A poor but aristocratic young man driven by ambition, even at the expense of his friends and benefactors, who marries Julie Karagina for money and is rumored to have had an affair with Hélène Bezukhova.
  • Princess Anna Mihalovna Drubetskaya: The impoverished mother of Boris, whom she wishes to push up the career ladder.
• Other prominent characters
  • Fyodor Ivanovich Dolokhov: A cold, almost psychopathic officer, he ruins Nikolai Rostov by luring him into an outrageous gambling debt after unsuccessfully proposing to Sonya Rostova. He is also rumored to have had an affair with Hélène Bezukhova and he provides for his poor mother and hunchbacked sister.
  • Adolf Karlovich Berg: A young German officer, who desires to be just like everyone else and marries the young Vera Rostova.
  • Anna Pavlovna Scherer: Also known as Annette, she is the hostess of the salon that is the site of much of the novel’s action in Petersburg and schemes with Prince Vasily Kuragin.
  • Maria Dmitryevna Akhrosimova: An older Moscow society lady, good-humored but brutally honest.
  • Amalia Evgenyevna Bourienne: A Frenchwoman who lives with the Bolkonskys, primarily as Princess Maria’s companion and later at Maria’s expense.
  • Vasily Dmitrich Denisov: Nikolai Rostov’s friend and brother officer, who unsuccessfully proposes to Natasha.
  • Platon Karataev: The archetypal good Russian peasant, whom Pierre meets in the prisoner-of-war camp.
  • Osip Bazdeyev: a Freemason who convinces Pierre to join his mysterious group.
  • Bilibin: A diplomat with a reputation for cleverness, an acquaintance of Prince Andrei Bolkonsky.

In addition, several real-life historical characters (such as Napoleon and Prince Mikhail Kutuzov) play a prominent part in the book. Many of Tolstoy’s characters were based on real people. His grandparents and their friends were the models for many of the main characters; his great-grandparents would have been of the generation of Prince Vassily or Count Ilya Rostov.

Plot summary[edit]

Book One[edit]

The novel begins in July 1805 in Saint Petersburg, at a soirée given by Anna Pavlovna Scherer, the maid of honour and confidante to the dowager Empress Maria Feodorovna. Many of the main characters are introduced as they enter the salon. Pierre (Pyotr Kirilovich) Bezukhov is the illegitimate son of a wealthy count, who is dying after a series of strokes. Pierre is about to become embroiled in a struggle for his inheritance. Educated abroad at his father’s expense following his mother’s death, Pierre is kindhearted but socially awkward, and finds it difficult to integrate into Petersburg society. It is known to everyone at the soirée that Pierre is his father’s favorite of all the old count’s illegitimate progeny. They respect Pierre during the soiree because his father, Count Bezukhov, is a very rich man, and as Pierre is his favorite, most aristocrats think that the fortune of his father will be given to him even though he is illegitimate.

Also attending the soirée is Pierre’s friend, Prince Andrei Nikolayevich Bolkonsky, husband of Lise, a charming society favourite. He is disillusioned with Petersburg society and with married life; feeling that his wife is empty and superficial, he comes to hate her and all women, expressing patently misogynistic views to Pierre when the two are alone. Pierre does not quite know what to do with this, and is made uncomfortable witnessing the marital discord. Pierre had been sent to St Petersburg by his father to choose a career for himself, but he is quite uncomfortable because he cannot find one and everybody keeps on asking about this. Andrei tells Pierre he has decided to become aide-de-camp to Prince Mikhail Ilarionovich Kutuzov in the coming war (The Battle of Austerlitz) against Napoleon in order to escape a life he cannot stand.

The plot moves to Moscow, Russia’s former capital, contrasting its provincial, more Russian ways to the more European society of Saint Petersburg. The Rostov family is introduced. Count Ilya Andreyevich Rostov and Countess Natalya Rostova are an affectionate couple but forever worried about their disordered finances. They have four children. Thirteen-year-old Natasha (Natalia Ilyinichna) believes herself in love with Boris Drubetskoy, a young man who is about to join the army as an officer. The mother of Boris is Anna Mikhaylovna Drubetskaya who is a childhood friend of the countess Natalya Rostova. Boris is also the godson of Count Bezukhov (Pierre’s father). Twenty-year-old Nikolai Ilyich pledges his love to Sonya (Sofia Alexandrovna), his fifteen-year-old cousin, an orphan who has been brought up by the Rostovs. The eldest child, Vera Ilyinichna, is cold and somewhat haughty but has a good prospective marriage to a Russian-German officer, Adolf Karlovich Berg. Petya (Pyotr Ilyich) at nine is the youngest; like his brother, he is impetuous and eager to join the army when of age.

At Bald Hills, the Bolkonskys’ country estate, Prince Andrei departs for war and leaves his terrified, pregnant wife Lise with his eccentric father Prince Nikolai Andreyevich and devoutly religious sister Maria Nikolayevna Bolkonskaya, who refuses to marry the son of a wealthy aristocrat on account of her devotion to her father and suspicion that the young man would be unfaithful to her.

The second part opens with descriptions of the impending Russian-French war preparations. At the Schöngrabern engagement, Nikolai Rostov, now an ensign in the hussars, has his first taste of battle. Boris Drubetskoy introduces him to Prince Andrei, whom Rostov insults in a fit of impetuousness. He is deeply attracted by Tsar Alexander’s charisma. Nikolai gambles and socializes with his officer, Vasily Dmitrich Denisov, and befriends the ruthless Fyodor Ivanovich Dolokhov. Bolkonsky, Rostov and Denisov are involved in the disastrous Battle of Austerlitz, in which Prince Andrei is badly wounded as he attempts to rescue a Russian standard.

The Battle of Austerlitz is a major event in the book. As the battle is about to start, Prince Andrei thinks the approaching «day [will] be his Toulon, or his Arcola»,^[18] references to Napoleon’s early victories. Later in the battle, however, Andrei falls into enemy hands and even meets his hero, Napoleon. But his previous enthusiasm has been shattered; he no longer thinks much of Napoleon, «so petty did his hero with his paltry vanity and delight in victory appear, compared to that lofty, righteous and kindly sky which he had seen and comprehended».^[19] Tolstoy portrays Austerlitz as an early test for Russia, one which ended badly because the soldiers fought for irrelevant things like glory or renown rather than the higher virtues which would produce, according to Tolstoy, a victory at Borodino during the 1812 invasion.

Book Two[edit]

Book Two begins with Nikolai Rostov returning on leave to Moscow accompanied by his friend Denisov, his officer from his Pavlograd Regiment. He spends an eventful winter at home. Natasha has blossomed into a beautiful young woman. Denisov falls in love with her and proposes marriage, but is rejected. Nikolai meets Dolokhov, and they grow closer as friends. Dolokhov falls in love with Sonya, Nikolai’s cousin, but as she is in love with Nikolai, she rejects Dolokhov’s proposal. Nikolai meets Dolokhov some time later. The resentful Dolokhov challenges Nikolai at cards, and Nikolai loses every hand until he sinks into a 43,000 ruble debt. Although his mother pleads with Nikolai to marry a wealthy heiress to rescue the family from its dire financial straits, he refuses. Instead, he promises to marry his childhood crush and orphaned cousin, the dowry-less Sonya.

Pierre Bezukhov, upon finally receiving his massive inheritance, is suddenly transformed from a bumbling young man into the most eligible bachelor in Russian society. Despite knowing that it is wrong, he is convinced into marriage with Prince Kuragin’s beautiful and immoral daughter Hélène (Elena Vasilyevna Kuragina). Hélène, who is rumored to be involved in an incestuous affair with her brother Anatole, tells Pierre that she will never have children with him. Hélène is also rumored to be having an affair with Dolokhov, who mocks Pierre in public. Pierre loses his temper and challenges Dolokhov to a duel. Unexpectedly (because Dolokhov is a seasoned dueller), Pierre wounds Dolokhov. Hélène denies her affair, but Pierre is convinced of her guilt and leaves her. In his moral and spiritual confusion, Pierre joins the Freemasons. Much of Book Two concerns his struggles with his passions and his spiritual conflicts. He abandons his former carefree behavior and enters upon a philosophical quest particular to Tolstoy: how should one live a moral life in an ethically imperfect world? The question continually baffles Pierre. He attempts to liberate his serfs, but ultimately achieves nothing of note.

Pierre is contrasted with Prince Andrei Bolkonsky. Andrei recovers from his near-fatal wound in a military hospital and returns home, only to find his wife Lise dying in childbirth. He is stricken by his guilty conscience for not treating her better. His child, Nikolai, survives.

Burdened with nihilistic disillusionment, Prince Andrei does not return to the army but remains on his estate, working on a project that would codify military behavior to solve problems of disorganization responsible for the loss of life on the Russian side. Pierre visits him and brings new questions: where is God in this amoral world? Pierre is interested in panentheism and the possibility of an afterlife.

Pierre’s wife, Hélène, begs him to take her back, and trying to abide by the Freemason laws of forgiveness, he agrees. Hélène establishes herself as an influential hostess in Petersburg society.

Prince Andrei feels impelled to take his newly written military notions to Saint Petersburg, naively expecting to influence either the Emperor himself or those close to him. Young Natasha, also in Saint Petersburg, is caught up in the excitement of her first grand ball, where she meets Prince Andrei and briefly reinvigorates him with her vivacious charm. Andrei believes he has found purpose in life again and, after paying the Rostovs several visits, proposes marriage to Natasha. However, Andrei’s father dislikes the Rostovs and opposes the marriage, insisting that the couple wait a year before marrying. Prince Andrei leaves to recuperate from his wounds abroad, leaving Natasha distraught. Count Rostov takes her and Sonya to Moscow in order to raise funds for her trousseau.

Natasha visits the Moscow opera, where she meets Hélène and her brother Anatole. Anatole has since married a Polish woman whom he abandoned in Poland. He is very attracted to Natasha and determined to seduce her, and conspires with his sister to do so. Anatole succeeds in making Natasha believe he loves her, eventually establishing plans to elope. Natasha writes to Princess Maria, Andrei’s sister, breaking off her engagement. At the last moment, Sonya discovers her plans to elope and foils them. Natasha learns from Pierre of Anatole’s marriage. Devastated, Natasha makes a suicide attempt and is left seriously ill.

Pierre is initially horrified by Natasha’s behavior but realizes he has fallen in love with her. As the Great Comet of 1811–12 streaks across the sky, life appears to begin anew for Pierre. Prince Andrei coldly accepts Natasha’s breaking of the engagement. He tells Pierre that his pride will not allow him to renew his proposal.

Book Three[edit]

With the help of her family, and the stirrings of religious faith, Natasha manages to persevere in Moscow through this dark period. Meanwhile, the whole of Russia is affected by the coming confrontation between Napoleon’s army and the Russian army. Pierre convinces himself through gematria that Napoleon is the Antichrist of the Book of Revelation. Old Prince Bolkonsky dies of a stroke knowing that French marauders are coming for his estate. No organized help from any Russian army seems available to the Bolkonskys, but Nikolai Rostov turns up at their estate in time to help put down an incipient peasant revolt. He finds himself attracted to the distraught Princess Maria.

Back in Moscow, the patriotic Petya joins a crowd in audience of Tzar Alexander and manages to snatch a biscuit thrown from the balcony window of the Cathedral of the Assumption by the Tzar. He is nearly crushed by the throngs in his effort. Under the influence of the same patriotism, his father finally allows him to enlist.

Napoleon himself is the main character in this section, and the novel presents him in vivid detail, both personally and as both a thinker and would-be strategist. Also described are the well-organized force of over four hundred thousand troops of the French Grande Armée (only one hundred and forty thousand of them actually French-speaking) that marches through the Russian countryside in the late summer and reaches the outskirts of the city of Smolensk. Pierre decides to leave Moscow and go to watch the Battle of Borodino from a vantage point next to a Russian artillery crew. After watching for a time, he begins to join in carrying ammunition. In the midst of the turmoil he experiences first-hand the death and destruction of war; Eugène’s artillery continues to pound Russian support columns, while Marshals Ney and Davout set up a crossfire with artillery positioned on the Semyonovskaya heights. The battle becomes a hideous slaughter for both armies and ends in a standoff. The Russians, however, have won a moral victory by standing up to Napoleon’s reputedly invincible army. The Russian army withdraws the next day, allowing Napoleon to march on to Moscow. Among the casualties are Anatole Kuragin and Prince Andrei. Anatole loses a leg, and Andrei suffers a grenade wound in the abdomen. Both are reported dead, but their families are in such disarray that no one can be notified.

Book Four[edit]

The Rostovs have waited until the last minute to abandon Moscow, even after it became clear that Kutuzov had retreated past Moscow. The Muscovites are being given contradictory instructions on how to either flee or fight. Count Fyodor Rostopchin, the commander in chief of Moscow, is publishing posters, rousing the citizens to put their faith in religious icons, while at the same time urging them to fight with pitchforks if necessary. Before fleeing himself, he gives orders to burn the city. However, Tolstoy states that the burning of an abandoned city mostly built of wood was inevitable, and while the French blame the Russians, these blame the French. The Rostovs have a difficult time deciding what to take with them, but in the end, Natasha convinces them to load their carts with the wounded and dying from the Battle of Borodino. Unknown to Natasha, Prince Andrei is amongst the wounded.

When Napoleon’s army finally occupies an abandoned and burning Moscow, Pierre takes off on a quixotic mission to assassinate Napoleon. He becomes anonymous in all the chaos, shedding his responsibilities by wearing peasant clothes and shunning his duties and lifestyle. The only people he sees are Natasha and some of her family, as they depart Moscow. Natasha recognizes and smiles at him, and he in turn realizes the full scope of his love for her.

Pierre saves the life of a French officer who enters his home looking for shelter, and they have a long, amicable conversation. The next day Pierre goes into the street to resume his assassination plan, and comes across two French soldiers robbing an Armenian family. When one of the soldiers tries to rip the necklace off the young Armenian woman’s neck, Pierre intervenes by attacking the soldiers, and is taken prisoner by the French army. He believes he will be executed, but in the end is spared. He witnesses, with horror, the execution of other prisoners.

Pierre becomes friends with a fellow prisoner, Platon Karataev, a Russian peasant with a saintly demeanor. In Karataev, Pierre finally finds what he has been seeking: an honest person of integrity, who is utterly without pretense. Pierre discovers meaning in life simply by interacting with him. After witnessing French soldiers sacking Moscow and shooting Russian civilians arbitrarily, Pierre is forced to march with the Grand Army during its disastrous retreat from Moscow in the harsh Russian winter. After months of tribulation—during which the fever-plagued Karataev is shot by the French—Pierre is finally freed by a Russian raiding party led by Dolokhov and Denisov, after a small skirmish with the French that sees the young Petya Rostov killed in action.

Meanwhile, Andrei has been taken in and cared for by the Rostovs, fleeing from Moscow to Yaroslavl. He is reunited with Natasha and his sister Maria before the end of the war. In an internal transformation, he loses the fear of death and forgives Natasha in a last act before dying.

Nikolai becomes worried about his family’s finances, and leaves the army after hearing of Petya’s death. There is little hope for recovery. Given the Rostovs’ ruin, he does not feel comfortable with the prospect of marrying the wealthy Marya Bolkonskaya, but when they meet again they both still feel love for each other. As the novel draws to a close, Pierre’s wife Hélène dies from an overdose of an abortifacient (Tolstoy does not state it explicitly but the euphemism he uses is unambiguous). Pierre is reunited with Natasha, while the victorious Russians rebuild Moscow. Natasha speaks of Prince Andrei’s death and Pierre of Karataev’s. Both are aware of a growing bond between them in their bereavement. With the help of Princess Maria, Pierre finds love at last and marries Natasha.

Epilogue in two parts[edit]

First part[edit]

The first part of the epilogue begins with the wedding of Pierre and Natasha in 1813. Count Rostov dies soon after, leaving his eldest son Nikolai to take charge of the debt-ridden estate. Nikolai finds himself with the task of maintaining the family on the verge of bankruptcy. Although he finds marrying women for money repugnant, Nikolai gives in to his love for Princess Maria and marries her.

Nikolai and Maria then move to her inherited estate of Bald Hills with his mother and Sonya, whom he supports for the rest of their lives. Nikolai and Maria have children together, and also raise Prince Andrei’s orphaned son, Nikolai Andreyevich (Nikolenka) Bolkonsky.

As in all good marriages, there are misunderstandings, but the couples – Pierre and Natasha, Nikolai and Maria – remain devoted. Pierre and Natasha visit Bald Hills in 1820. There is a hint in the closing chapters that the idealistic, boyish Nikolenka and Pierre would both become part of the Decembrist Uprising. The first epilogue concludes with Nikolenka promising he would do something with which even his late father «would be satisfied» (presumably as a revolutionary in the Decembrist revolt).

Second part[edit]

The second part of the epilogue contains Tolstoy’s critique of all existing forms of mainstream history. The 19th-century Great Man Theory claims that historical events are the result of the actions of «heroes» and other great individuals; Tolstoy argues that this is impossible because of how rarely these actions result in great historical events. Rather, he argues, great historical events are the result of many smaller events driven by the thousands of individuals involved (he compares this to calculus, and the sum of infinitesimals). He then goes on to argue that these smaller events are the result of an inverse relationship between necessity and free will, necessity being based on reason and therefore explicable through historical analysis, and free will being based on consciousness and therefore inherently unpredictable. Tolstoy also ridicules newly emerging Darwinism as overly simplistic, comparing it to plasterers covering over icons with plaster.

Philosophical chapters[edit]

War and Peace is Tolstoy’s longest work, consisting of 361 chapters. Of those, 24 are philosophical chapters with the author’s comments and views, rather than narrative:

• Book 3:

Part 10 — Chapters 19, 20 and 33
Part 11 — Chapter 1

• Book 4:

Part 13 — Chapter 8
Part 14 — Chapters 1, 2 and 18

• Epilogue:

Part 1 — Chapters 1 to 4
Part 2

Reception[edit]

The novel that made its author «the true lion of the Russian literature» (according to Ivan Goncharov)^[20][21] enjoyed great success with the reading public upon its publication and spawned dozens of reviews and analytical essays, some of which (by Dmitry Pisarev, Pavel Annenkov, Dragomirov and Strakhov) formed the basis for the research of later Tolstoy scholars.^[21] Yet the Russian press’s initial response to the novel was muted, with most critics unable to decide how to classify it. The liberal newspaper Golos (The Voice, April 3, #93, 1865) was one of the first to react. Its anonymous reviewer posed a question later repeated by many others: «What could this possibly be? What kind of genre are we supposed to file it to?.. Where is fiction in it, and where is real history?»^[21]

Writer and critic Nikolai Akhsharumov, writing in Vsemirny Trud (#6, 1867) suggested that War and Peace was «neither a chronicle, nor a historical novel», but a genre merger, this ambiguity never undermining its immense value. Annenkov, who praised the novel too, was equally vague when trying to classify it. «The cultural history of one large section of our society, the political and social panorama of it in the beginning of the current century», was his suggestion. «It is the [social] epic, the history novel and the vast picture of the whole nation’s life», wrote Ivan Turgenev in his bid to define War and Peace in the foreword for his French translation of «The Two Hussars» (published in Paris by Le Temps in 1875).

In general, the literary left received the novel coldly. They saw it as devoid of social critique, and keen on the idea of national unity. They saw its major fault as the «author’s inability to portray a new kind of revolutionary intelligentsia in his novel», as critic Varfolomey Zaytsev put it.^[22] Articles by D. Minayev, Vasily Bervi-Flerovsky [ru] and N. Shelgunov in Delo magazine characterized the novel as «lacking realism», showing its characters as «cruel and rough», «mentally stoned», «morally depraved» and promoting «the philosophy of stagnation». Still, Mikhail Saltykov-Schedrin, who never expressed his opinion of the novel publicly, in private conversation was reported to have expressed delight with «how strongly this Count has stung our higher society».^[23] Dmitry Pisarev in his unfinished article «Russian Gentry of Old» (Staroye barstvo, Otechestvennye Zapiski, #2, 1868), while praising Tolstoy’s realism in portraying members of high society, was still unhappy with the way the author, as he saw it, ‘idealized’ the old nobility, expressing «unconscious and quite natural tenderness towards» the Russian dvoryanstvo. On the opposite front, the conservative press and «patriotic» authors (A. S. Norov and P. A. Vyazemsky among them) were accusing Tolstoy of consciously distorting 1812 history, desecrating the «patriotic feelings of our fathers» and ridiculing dvoryanstvo.^[21]

One of the first comprehensive articles on the novel was that of Pavel Annenkov, published in #2, 1868 issue of Vestnik Evropy. The critic praised Tolstoy’s masterful portrayal of man at war, marveled at the complexity of the whole composition, organically merging historical facts and fiction. «The dazzling side of the novel», according to Annenkov, was «the natural simplicity with which [the author] transports the worldly affairs and big social events down to the level of a character who witnesses them.» Annekov thought the historical gallery of the novel was incomplete with the two «great raznotchintsys», Speransky and Arakcheyev, and deplored the fact that the author stopped at introducing to the novel «this relatively rough but original element». In the end the critic called the novel «the whole epoch in the Russian fiction».^[21]

Slavophiles declared Tolstoy their «bogatyr» and pronounced War and Peace «the Bible of the new national idea». Several articles on War and Peace were published in 1869–70 in Zarya magazine by Nikolay Strakhov. «War and Peace is the work of genius, equal to everything that the Russian literature has produced before», he pronounced in the first, smaller essay. «It is now quite clear that from 1868 when the War and Peace was published the very essence of what we call Russian literature has become quite different, acquired the new form and meaning», the critic continued later. Strakhov was the first critic in Russia who declared Tolstoy’s novel to be a masterpiece of a level previously unknown in Russian literature. Still, being a true Slavophile, he could not fail to see the novel as promoting the major Slavophiliac ideas of «meek Russian character’s supremacy over the rapacious European kind» (using Apollon Grigoryev’s formula). Years later, in 1878, discussing Strakhov’s own book The World as a Whole, Tolstoy criticized both Grigoriev’s concept (of «Russian meekness vs. Western bestiality») and Strakhov’s interpretation of it.^[24]

Among the reviewers were military men and authors specializing in war literature. Most assessed highly the artfulness and realism of Tolstoy’s battle scenes. N. Lachinov, a member of the Russky Invalid newspaper staff (#69, April 10, 1868) called the Battle of Schöngrabern scenes «bearing the highest degree of historical and artistic truthfulness» and totally agreed with the author’s view on the Battle of Borodino, which some of his opponents disputed. The army general and respected military writer Mikhail Dragomirov, in an article published in Oruzheiny Sbornik (The Military Almanac, 1868–70), while disputing some of Tolstoy’s ideas concerning the «spontaneity» of wars and the role of commander in battles, advised all the Russian Army officers to use War and Peace as their desk book, describing its battle scenes as «incomparable» and «serving for an ideal manual to every textbook on theories of military art.»^[21]

Unlike professional literary critics, most prominent Russian writers of the time supported the novel wholeheartedly. Goncharov, Turgenev, Leskov, Dostoevsky and Fet have all gone on record as declaring War and Peace the masterpiece of Russian literature. Ivan Goncharov in a July 17, 1878 letter to Pyotr Ganzen advised him to choose for translating into Danish War and Peace, adding: «This is positively what might be called a Russian Iliad. Embracing the whole epoch, it is the grandiose literary event, showcasing the gallery of great men painted by a lively brush of the great master … This is one of the most, if not the most profound literary work ever».^[25] In 1879, unhappy with Ganzen having chosen Anna Karenina to start with, Goncharov insisted: «War and Peace is the extraordinary poem of a novel, both in content and execution. It also serves as a monument to Russian history’s glorious epoch when whatever figure you take is a colossus, a statue in bronze. Even [the novel’s] minor characters carry all the characteristic features of the Russian people and its life.»^[26] In 1885, expressing satisfaction with the fact that Tolstoy’s works had by then been translated into Danish, Goncharov again stressed the immense importance of War and Peace. «Count Tolstoy really mounts over everybody else here [in Russia]», he remarked.^[27]

Fyodor Dostoevsky (in a May 30, 1871 letter to Strakhov) described War and Peace as «the last word of the landlord’s literature and the brilliant one at that». In a draft version of The Raw Youth he described Tolstoy as «a historiograph of the dvoryanstvo, or rather, its cultural elite». «The objectivity and realism impart wonderful charm to all scenes, and alongside people of talent, honour and duty he exposes numerous scoundrels, worthless goons and fools», he added.^[28] In 1876 Dostoevsky wrote: «My strong conviction is that a writer of fiction has to have most profound knowledge—not only of the poetic side of his art, but also the reality he deals with, in its historical as well as contemporary context. Here [in Russia], as far as I see it, only one writer excels in this, Count Lev Tolstoy.»^[29]

Nikolai Leskov, then an anonymous reviewer in Birzhevy Vestnik (The Stock Exchange Herald), wrote several articles praising highly War and Peace, calling it «the best ever Russian historical novel» and «the pride of the contemporary literature». Marveling at the realism and factual truthfulness of Tolstoy’s book, Leskov thought the author deserved the special credit for «having lifted up the people’s spirit upon the high pedestal it deserved». «While working most elaborately upon individual characters, the author, apparently, has been studying most diligently the character of the nation as a whole; the life of people whose moral strength came to be concentrated in the Army that came up to fight mighty Napoleon. In this respect the novel of Count Tolstoy could be seen as an epic of the Great national war which up until now has had its historians but never had its singers», Leskov wrote.^[21]

Afanasy Fet, in a January 1, 1870 letter to Tolstoy, expressed his great delight with the novel. «You’ve managed to show us in great detail the other, mundane side of life and explain how organically does it feed the outer, heroic side of it», he added.^[30]

Ivan Turgenev gradually re-considered his initial skepticism as to the novel’s historical aspect and also the style of Tolstoy’s psychological analysis. In his 1880 article written in the form of a letter addressed to Edmond Abou, the editor of the French newspaper Le XIX^e Siècle, Turgenev described Tolstoy as «the most popular Russian writer» and War and Peace as «one of the most remarkable books of our age».^[31] «This vast work has the spirit of an epic, where the life of Russia of the beginning of our century in general and in details has been recreated by the hand of a true master … The manner in which Count Tolstoy conducts his treatise is innovative and original. This is the great work of a great writer, and in it there’s true, real Russia», Turgenev wrote.^[32] It was largely due to Turgenev’s efforts that the novel started to gain popularity with the European readership. The first French edition of the War and Peace (1879) paved the way for the worldwide success of Leo Tolstoy and his works.^[21]

Since then many world-famous authors have praised War and Peace as a masterpiece of world literature. Gustave Flaubert expressed his delight in a January 1880 letter to Turgenev, writing: «This is the first class work! What an artist and what a psychologist! The first two volumes are exquisite. I used to utter shrieks of delight while reading. This is powerful, very powerful indeed.»^[33] Later John Galsworthy called War and Peace «the best novel that had ever been written». Romain Rolland, remembering his reading the novel as a student, wrote: «this work, like life itself, has no beginning, no end. It is life itself in its eternal movement.»^[34] Thomas Mann thought War and Peace to be «the greatest ever war novel in the history of literature.»^[35] Ernest Hemingway confessed that it was from Tolstoy that he had been taking lessons on how to «write about war in the most straightforward, honest, objective and stark way.» «I don’t know anybody who could write about war better than Tolstoy did», Hemingway asserted in his 1955 Men at War. The Best War Stories of All Time anthology.^[21]

Isaac Babel said, after reading War and Peace, «If the world could write by itself, it would write like Tolstoy.»^[36] Tolstoy «gives us a unique combination of the ‘naive objectivity’ of the oral narrator with the interest in detail characteristic of realism. This is the reason for our trust in his presentation.»^[37]

English translations[edit]

War and Peace has been translated into many languages. It has been translated into English on several occasions, starting with Clara Bell working from a French translation. The translators Constance Garnett and Aylmer and Louise Maude knew Tolstoy personally. Translations have to deal with Tolstoy’s often peculiar syntax and his fondness for repetitions. Only about 2 percent of War and Peace is in French; Tolstoy removed the French in a revised 1873 edition, only to restore it later.^[14] Most translators follow Garnett retaining some French; Briggs and Shubin use no French, while Pevear-Volokhonsky and Amy Mandelker’s revision of the Maude translation both retain the French fully.^[14]

List of English translations[edit]

(Translators listed.)

Translation of draft of 1863:

• Andrew Bromfield (HarperCollins, 2007). Approx. 400 pages shorter than English translations of the finished novel

Full translations:

1. Clara Bell (New York: Gottsberger, 1886). Translated from a French version
2. Nathan Haskell Dole (New York: Thomas Y. Crowell & Co., 1889)
3. Leo Wiener (Boston: Dana Estes & Co., 1904)
4. Constance Garnett (London: Heinemann, 1904)
5. Aylmer and Louise Maude (Oxford: Oxford University Press, 1922–23)
   1. Revised by George Gibian (Norton Critical Edition, 1966)
   2. Revised by Amy Mandelker (Oxford University Press, 2010)
6. Rosemary Edmonds (Penguin, 1957; revised 1978)
7. Ann Dunnigan (New American Library, 1968)
8. Anthony Briggs (Penguin, 2005)
9. Richard Pevear and Larissa Volokhonsky (Random House, 2007)
10. Daniel H. Shubin (self-published, 2020)

Abridged translation:

• Princess Alexandra Kropotkin (Doubleday, 1949)^[17]

Comparing translations[edit]

In the Encyclopedia of Literary Translation into English, academic Zoja Pavlovskis-Petit has this to say about the translations of War and Peace available in 2000: «Of all the translations of War and Peace, Dunnigan’s (1968) is the best. … Unlike the other translators, Dunnigan even succeeds with many characteristically Russian folk expressions and proverbs. … She is faithful to the text and does not hesitate to render conscientiously those details that the uninitiated may find bewildering: for instance, the statement that Boris’s mother pronounced his name with a stress on the o – an indication to the Russian reader of the old lady’s affectation.»

On the Garnett translation Pavlovskis-Petit writes: «her …War and Peace is frequently inexact and contains too many anglicisms. Her style is awkward and turgid, very unsuitable for Tolstoi.» On the Maudes’ translation she comments: «this should have been the best translation, but the Maudes’ lack of adroitness in dealing with Russian folk idiom, and their style in general, place this version below Dunnigan’s.» She further comments on Edmonds’s revised translation, formerly on Penguin: «[it] is the work of a sound scholar but not the best possible translator; it frequently lacks resourcefulness and imagination in its use of English. … a respectable translation but not on the level of Dunnigan or Maude.»^[38]

Adaptations[edit]

Film[edit]

• The first Russian adaptation was Война и мир (Voyna i mir) in 1915, which was directed by Vladimir Gardin and starred Gardin and the Russian ballerina Vera Karalli. Fumio Kamei produced a version in Japan in 1947.
• The 208-minute-long American 1956 version was directed by King Vidor and starred Audrey Hepburn (Natasha), Henry Fonda (Pierre) and Mel Ferrer (Andrei). Audrey Hepburn was nominated for a BAFTA Award for best British actress and for a Golden Globe Award for best actress in a drama production.
• The critically acclaimed, four-part and 431-minutes long Soviet War and Peace, by director Sergei Bondarchuk, was released in 1966 and 1967. It starred Ludmila Savelyeva (as Natasha Rostova) and Vyacheslav Tikhonov (as Andrei Bolkonsky). Bondarchuk himself played the character of Pierre Bezukhov. It involved thousands of extras and took six years to finish the shooting, as a result of which the actors’ age changed dramatically from scene to scene. It won an Oscar for Best Foreign Language Film for its authenticity and massive scale.^{[citation needed]} Bondarchuk’s film is considered to be the best screen version of the novel. It attracted some controversy due to the number of horses killed during the making of the battle sequences and screenings were actively boycotted in several US cities by the ASPCA.^[39]

Television[edit]

• War and Peace (1972): The BBC (British Broadcasting Corporation) made a television serial based on the novel, broadcast in 1972–73. Anthony Hopkins played the lead role of Pierre. Other lead characters were played by Rupert Davies, Faith Brook, Morag Hood, Alan Dobie, Angela Down and Sylvester Morand. This version faithfully included many of Tolstoy’s minor characters, including Platon Karataev (Harry Locke).^[40][41]
• La guerre et la paix (2000): French TV production of Prokofiev’s opera War and Peace, directed by François Roussillon. Robert Brubaker played the lead role of Pierre.^[42]
• War and Peace (2007): produced by the Italian Lux Vide, a TV mini-series in Russian & English co-produced in Russia, France, Germany, Poland and Italy. Directed by Robert Dornhelm, with screenplay written by Lorenzo Favella, Enrico Medioli and Gavin Scott. It features an international cast with Alexander Beyer playing the lead role of Pierre assisted by Malcolm McDowell, Clémence Poésy, Alessio Boni, Pilar Abella, J. Kimo Arbas, Ken Duken, Juozapas Bagdonas and Toni Bertorelli.^[43]
• On 8 December 2015, Russian state television channel Russia-K began a four-day broadcast of a reading of the novel, one volume per day, involving 1,300 readers in over 30 cities.^[44]
• War & Peace (2016): The BBC aired a six-part adaptation of the novel scripted by Andrew Davies on BBC One in 2016, with Paul Dano playing the lead role of Pierre.^[45][46]

Music[edit]

• English progressive rock band Yes’s song «The Gates of Delirium» from their 1974 album Relayer was inspired by War and Peace.

Opera[edit]

• Initiated by a proposal of the German director Erwin Piscator in 1938, the Russian composer Sergei Prokofiev composed his opera War and Peace (Op. 91, libretto by Mira Mendelson) based on this epic novel during the 1940s. The complete musical work premièred in Leningrad in 1955. It was the first opera to be given a public performance at the Sydney Opera House (1973).^[47]

Theatre[edit]

• The first successful stage adaptations of War and Peace were produced by Alfred Neumann and Erwin Piscator (1942, revised 1955, published by Macgibbon & Kee in London 1963, and staged in 16 countries since) and R. Lucas (1943).
• A stage adaptation by Helen Edmundson, first produced in 1996 at the Royal National Theatre with Richard Hope as Pierre and Anne-Marie Duff as Natasha, was published that year by Nick Hern Books, London. Edmundson added to and amended the play^[48] for a 2008 production as two 3-hour parts by Shared Experience, again directed by Nancy Meckler and Polly Teale.^[49] This was first put on at the Nottingham Playhouse, then toured in the UK to Liverpool, Darlington, Bath, Warwick, Oxford, Truro, London (the Hampstead Theatre) and Cheltenham.
• A musical adaptation by OBIE Award-winner Dave Malloy, called Natasha, Pierre & The Great Comet of 1812 premiered at the Ars Nova theater in Manhattan on October 1, 2012. The show is described as an electropop opera, and is based on Book 8 of War and Peace, focusing on Natasha’s affair with Anatole.^[50] The show opened on Broadway in the fall of 2016, starring Josh Groban as Pierre and Denée Benton as Natasha. It received twelve Tony Award nominations including Best Musical, Best Actor, Best Actress, Best Original Score, and Best Book of a Musical.
• A stage adaptation by Carlos Be in Spanish, first produced by LaJoven and directed by José Luis Arellano. Its premiere is scheduled for January 2023 at the Círculo de Bellas Artes of Madrid.^[51]

Radio[edit]

• The BBC Home Service broadcast an eight-part adaptation by Walter Peacock from 17 January to 7 February 1943 with two episodes on each Sunday. All but the last instalment, which ran for one and a half hours, were one hour long. Leslie Banks played Pierre while Celia Johnson was Natasha.
• In December 1970, Pacifica Radio station WBAI broadcast a reading of the entire novel (the 1968 Dunnigan translation) read by over 140 celebrities and ordinary people.^[52]
• A dramatised full-cast adaptation in 20 parts, edited by Michael Bakewell, was broadcast by the BBC between 30 December 1969 and 12 May 1970, with a cast including David Buck, Kate Binchy and Martin Jarvis.
• A dramatised full-cast adaptation in ten parts was written by Marcy Kahan and Mike Walker in 1997 for BBC Radio 4. The production won the 1998 Talkie award for Best Drama and was around 9.5 hours in length. It was directed by Janet Whitaker and featured Simon Russell Beale, Gerard Murphy, Richard Johnson, and others.^[53]
• On New Year’s Day 2015, BBC Radio 4^[54] broadcast a dramatisation over 10 hours. The dramatisation, by playwright Timberlake Wertenbaker, was directed by Celia de Wolff and starred Paterson Joseph and John Hurt. It was accompanied by a Tweetalong: live tweets throughout the day that offered a playful companion to the book and included plot summaries and entertaining commentary. The Twitter feed also shared maps, family trees and battle plans.^[55]

See also[edit]

• Leo Tolstoy bibliography
• List of historical novels
• Volkonsky House
• War and Peas
• Mir

References[edit]

External links[edit]

• English Text
  • English translation with commentary by the Maudes at the Internet Archive
  • English translation at Gutenberg
  • War and Peace, from Marxists.org
  • War and Peace, from RevoltLib.com
  • War and Peace’, from TheAnarchistLibrary.org
  • War and Peace by Leo Tolstoy (1863-1869). Illustrated by A. Apsit (1911-1912)
  • Searchable version of the gutenberg text in multiple formats SiSU
  • War and Peace at the Internet Book List
  • A searchable online version of Aylmer Maude’s English translation of War and Peace
• English Audio
  • War and Peace public domain audiobook at LibriVox
• Commentaries
  • Homage to War and Peace Searchable map, compiled by Nicholas Jenkins, of places named in Tolstoy’s novel (2008).
  • Birth, death, balls and battles by Orlando Figes. This is an edited version of an essay found in the Penguin Classics new translation of War and Peace (2005).
• Summaries
  • Chapter Summaries for War and Peace
  • SparkNotes Study Guide for War and Peace
• In Current Events
  • Radio documentary about 1970 marathon reading of War and Peace on WBAI, from Democracy Now! program, December 6, 2005
• Russian Text Online
  • Full text of War and Peace in modern Russian orthography

В «Войне и мире» мы опять нашли своё героическое, и теперь его уже никто от нас не отнимет

Николай Страхов

Мне совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с Бонапартовской Францией, не описав наших неудач и нашего срама

Лев Толстой

— „Война и мир“ (1913, Россия). Немой кинофильм. Реж. — Пётр Чардынин, Андрей Болконский — Иван Мозжухин

— „Война и мир“ (1915, Россия). Немой кинофильм. Реж. — Я. Протазанов, В. Гардин. Наташа Ростова — Ольга Преображенская, Андрей Болконский — Иван Мозжухин, Наполеон — Владимир Гардин

— „Наташа Ростова“ (1915, Россия). Немой кинофильм. Реж. — П. Чардынин. Наташа Ростова — Вера Каралли, Андрей Болконский — Витольд Полонский

— „Война и мир“ (War & Peace, 1956, США, Италия). Реж. — Кинг Видор. Композитор — Нино Рота костюмы — Мария де Маттеи. В главных ролях: Наташа Ростова — Одри Хепберн, Пьер Безухов — Генри Фонда, Андрей Болконский — Мел Феррер, Наполеон Бонапарт — Херберт Лом, Элен Курагина — Анита Экберг.

— „Тоже люди“ (1959, СССР) короткометражный фильм по отрывку из романа (СССР). Реж. Георгий Данелия

„Война и мир“ / War and Peace (1963, Великобритания). (ТВ) Режиссёр Сильвио Нариззано. Наташа Ростова — Мэри Хинтон, Андрей Болконский — Дэниел Мэсси

— „Война и мир“ (1965, СССР). Реж. — С. Бондарчук, в главных ролях: Наташа Ростова — Людмила Савельева, Андрей Болконский — Вячеслав Тихонов, Пьер Безухов — Сергей Бондарчук.

— „Война и мир“ (War & Peace, 1972, Великобритания).(сериал) Реж. Джон Дейвис. Наташа Ростова — Мораг Худ, Андрей Болконский — Алан Доби, Пьер Безухов — Энтони Хопкинс.

— „Война и мир“ (2007, Германия, Россия, Польша, Франция, Италия). Сериал. Реж — Роберт Дорнхельм, Брендан Доннисон. Андрей Болконский — Алессио Бони, Наташа Ростова — Клеманс Поэзи

— „Война и Мир“ (2012, Россия) трилогия, короткометражные фильмы по отрывкам из романа. Режиссёры Мария Панкратова, Андрей Грачев // Эфир сентябрь 2012 телеканал „Звезда“.

— „Война и мир“ (2016, Великобритания). Сериал. Реж — Том Харпер. Андрей Болконский — Джеймс Нортон, Наташа Ростова — Лили Джеймс, Пьер Безухов — Пол Дано.

Война и мир
Война и миръ
Литературный альбом. «Война и мир», роман гр. Л. Н. Толстого. Картина П. О. Ковалевского, грав. Шюблер.
Жанр:	роман
Автор:	Лев Николаевич Толстой
Язык оригинала:	русский
Год написания:	1863—1869
Публикация:	1865—1869
Текст произведения в Викитеке

«Война и мир» (рус. дореф. «Война и миръ») — роман-эпопея Льва Николаевича Толстого, описывающий события войн против Наполеона: 1805 года и Отечественной 1812 года.

История написания романа

Замысел эпопеи формировался задолго до начала работы над тем текстом, который известен под названием «Война и мир». В наброске предисловия к «Войне и миру» Толстой писал, что в 1856 г. начал писать повесть, «герой которой должен был быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешёл к 1825 году… Но и в 1825 году герой мой был уже возмужалым, семейным человеком. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпала с … эпохой 1812 года… Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться ещё ярче в эпоху неудач и поражений…» Так Толстой постепенно пришёл к необходимости начать повествование с 1805 года.

К работе над повестью Толстой возвращался несколько раз. В начале 1861 года он читал главы из романа «Декабристы», написанные в ноябре 1860 — начале 1861 года, Тургеневу и сообщал о работе над романом Герцену.^[1] Однако работа несколько раз откладывалась, пока в 1863—1869 гг. не был написан роман «Война и мир». Некоторое время роман-эпопея воспринимался Толстым как часть повествования, которое должно было закончиться возвращением Пьера и Наташи из сибирской ссылки в 1856 году (именно об этом идёт речь в 3-х сохранившихся главах романа «Декабристы»). Попытки работы над этим замыслом предпринимались Толстым последний раз в конце 1870-х годов, после окончания «Анны Карениной».

Роман «Война и мир» имел большой успех. Отрывок из романа под названием «1805 год» появился в «Русском вестнике» в 1865 году. В 1868 году вышли три его части, за которыми вскоре последовали остальные две (всего четыре тома).^[2]

Признанный критикой всего мира величайшим эпическим произведением новой европейской литературы, «Война и мир» поражает уже с чисто технической точки зрения размерами своего беллетристического полотна. Только в живописи можно найти некоторую параллель в огромных картинах Паоло Веронезе в венецианском Дворце дожей, где тоже сотни лиц выписаны с удивительною отчётливостью и индивидуальным выражением.^[3] В романе Толстого представлены все классы общества, от императоров и королей до последнего солдата, все возрасты, все темпераменты и на пространстве целого царствования Александра I.^[3] Что ещё более возвышает его достоинство как эпоса — это данная им психология русского народа. С поражающим проникновением изобразил Толстой настроения толпы, как высокие, так и самые низменные и зверские (например, в знаменитой сцене убийства Верещагина).

Везде Толстой старается схватить стихийное, бессознательное начало человеческой жизни. Вся философия романа сводится к тому, что успех и неуспех в исторической жизни зависит не от воли и талантов отдельных людей, а от того, насколько они отражают в своей деятельности стихийную подкладку исторических событий. Отсюда его любовное отношение к Кутузову, сильному, прежде всего, не стратегическими знаниями и не геройством, а тем, что он понял тот чисто русский, не эффектный и не яркий, но единственно верный способ, которым можно было справиться с Наполеоном. Отсюда же и нелюбовь Толстого к Наполеону, так высоко ценившему свои личные таланты; отсюда, наконец, возведение на степень величайшего мудреца скромнейшего солдатика Платона Каратаева за то, что он сознаёт себя исключительно частью целого, без малейших притязаний на индивидуальное значение. Философская или, вернее, историософическая мысль Толстого большей частью проникает его великий роман — и этим-то он и велик — не в виде рассуждений, а в гениально схваченных подробностях и цельных картинах, истинный смысл которых нетрудно понять всякому вдумчивому читателю.^[3]

В первом издании «Войны и мира» был длинный ряд чисто теоретических страниц, мешавших цельности художественного впечатления; в позднейших изданиях эти рассуждения были выделены и составили особую часть. Тем не менее, в «Войне и мире» Толстой-мыслитель отразился далеко не весь и не самыми характерными своими сторонами. Нет здесь того, что проходит красною нитью через все произведения Толстого, как писанные до «Войны и мира», так и позднейшие — нет глубоко пессимистического настроения.

В позднейших произведениях Толстого превращение изящной, грациозно кокетливой, обаятельной Наташи в расплывшуюся, неряшливо одетую, всецело ушедшую в заботы о доме и детях помещицу производило бы грустное впечатление; но в эпоху своего наслаждения семейным счастьем Толстой все это возвёл в перл создания.

Позже Толстой скептически относился к своим романам. В январе 1871 года Толстой отправил Фету письмо: «Как я счастлив… что писать дребедени многословной вроде „Войны“ я больше никогда не стану».^[4]

6 декабря 1908 года Толстой записал в дневнике: «Люди любят меня за те пустяки — „Война и мир“ и т. п., которые им кажутся очень важными».^[5]

Летом 1909 года один из посетителей Ясной Поляны выражал свой восторг и благодарность за создание «Войны и мира» и «Анны Карениной». Толстой ответил: «Это всё равно, что к Эдисону кто-нибудь пришёл и сказал бы: „Я очень уважаю вас за то, что вы хорошо танцуете мазурку“. Я приписываю значение совсем другим своим книгам».

Существовали и разные варианты названия романа: «1805 год» (под этим названием публиковался отрывок из романа), «Всё хорошо, что хорошо кончается» и «Три поры».

Числа

Толстой писал роман на протяжении 6 лет, с 1863 по 1869 годы. По историческим сведениям он вручную переписал его примерно 7 раз, а отдельные эпизоды писатель переписывал более 26 раз.

В романе насчитывают более 550 героев. Около 200 из них — исторические лица

Сюжет

В романе обилие глав и частей, большинство из которых имеют сюжетную законченность. Короткие главы и множе­ство частей позволяют Толстому перемещать повествование во времени и пространстве и благодаря этому уместить в одном романе сотни эпизодов.

I Том

Действия I тома описывают события войны в союзе с Австрией против Наполеона в 1805—1807 годах.

1 часть

Действие начинается с приема у приближённой императрицы Анны Павловны Шерер, где мы видим весь высший свет Петербурга. Этот прием является своего рода экспозицией: здесь мы знакомимся со многими наиболее важными героями романа. С другой стороны, прием является средством характеристики «высшего общества», сопоставимого с «фамусовским обществом» (А. С. Грибоедов «Горе от ума»), безнравственного и лживого. Все приехавшие ищут выгоду для себя в полезных знакомствах, которые они могут завести у Шерер. Так, князя Василия волнует судьба своих детей, которым он старается устроить выгодный брак, а Друбецкая приезжает ради того, чтобы уговорить князя Василия похлопотать за её сына. Показательной чертой является ритуал приветствования никому неизвестной и никому ненужной тётушки (фр. ma tante). Никто из гостей не знает, кто она такая, и не хочет с ней разговаривать, но нарушить неписанные законы светского общества они не могут. На пёстром фоне гостей Анны Шерер выделяются два персонажа: Андрей Болконский и Пьер Безухов. Они противопоставлены высшему свету, как Чацкий противопоставлен «фамусовскому обществу». Большинство разговоров на этом балу посвящено политике и грядущей войне с Наполеоном, которого называют «корсиканским чудовищем». Несмотря на это, большинство диалогов гостями ведется на французском.

Несмотря на свои обещания Болконскому не ездить к Курагину, Пьер сразу же после отъезда Андрея отправляется туда. Анатоль Курагин — сын князя Василия Курагина, доставляющий ему много неудобств тем, что постоянно ведет разгульную жизнь и тратит деньги отца. После своего возвращения из-за границы Пьер постоянно проводит свое время в компании Курагина вместе с Долоховым и другими офицерами. Эта жизнь совершенно не подходит Безухову, обладающему возвышенной душой, добрым сердцем и способностями стать действительно влиятельным человеком, приносить пользу обществу. Очередные «приключения» Анатоля, Пьера и Долохова заканчиваются тем, что они где-то раздобыли живого медведя, напугали им молодых актрис, а когда приехала полиция их унимать, они связали спинами квартального и медведя и пустили медведя плавать в Мойку. В итоге, Пьер был отправлен в Москву, Долохов разжалован в солдаты, а дело с Анатолем как-то замял его отец.

Из Петербурга действие переносится в Москву на именины графини Ростовой и ее дочери Наташи. Здесь мы знакомимся со всей семьей Ростовых: графиней Натальей Ростовой, ее мужем графом Ильей Ростовым, их детьми: Верой, Николаем, Наташей и Петей, а также племянницей графини Соней. Обстановка в семье Ростовых противопоставляется приему Шерер: здесь все проще, искренней, добрей. Здесь же завязываются две любовные линии: Соня и Николай Ростов, Наташа и Борис Друбецкой.

Соня и Николай пытаются скрывать свои отношения от всех, так как их любовь не может привести ни к чему хорошему, ведь Соня троюродная сестра Николая. Но Николай отправляется на войну, и Соня не может сдержать своих слез. Она искренне переживает за него. Разговор своей троюродной сестры и одновременно лучшей подруги со своим братом, а также их поцелуй видит Наташа Ростова. Она тоже хочет любить кого-то, поэтому напрашивается на откровенный разговор с Борисом и целует его. Праздник продолжается. На нем также присутствует Пьер Безухов, который здесь знакомится с совсем юной Наташей Ростовой. Приезжает Марья Дмитриевна Ахросимова — очень влиятельная и уважаемая женщина. Практически все присутствующие боятся ее за смелость и резкость ее суждений и высказываний. Праздник в самом разгаре. Граф Ростов танцует свой любимый танец — «Данилу Купора».

В это время в Москве умирает старый граф Безухов — владелец огромного состояния и отец Пьера. Князь Василий, являясь родственником Безухову начинает борьбу за наследство. Кроме него на наследство также претендуют княжны Мамонтовы, которые вместе с Князем Василием Курагиным являются самыми близкими родственниками графа. В борьбу также вмешивается и княгиня Друбецкая — мать Бориса. Дело осложняется тем, что в своем завещании граф пишет императору с просьбой усыновить Пьера (Пьер является незаконным сыном графа и без этой процедуры не может получить наследство) и завещает все ему. План князя Василия состоит в том, что раз это завещание никто не видел, то стоит только уничтожить его, и всё наследство будет поделено между им и княжнами. Цель Друбецкой — получить хотя бы небольшую часть наследства, чтоб иметь деньги для обмундирования своего сына, отправляющегося на войну. В результате разворачивается борьба за «мозаиковый портфель», в котором хранится завещание. Пьер, приезжая к своему умирающему отцу, снова чувствует себя чужим. Ему неуютно здесь. Он одновременно чувствует скорбь из-за смерти отца и неловкость из-за большого внимания, прикованного к нему.

Отправляясь на войну, Андрей Болконский оставляет свою беременную жену Лизу со своим отцом и сестрой, княжной Марьей, в фамильном имении Лысые Горы. Его отец, генерал-аншеф князь Николай Андреевич Болконский, вот уже несколько лет безвыездно живет в своем имении. Он отличается прямотой своих суждений, суровостью и строгостью. Из своей дочери он хочет воспитать умную девушку, поэтому заставляет заниматься ее математикой. Сама же княжна Марья безумно любит своего отца и брата, она очень чувствительна и набожна. Прощаясь с князем Андреем, она уговаривает его взять иконку. Незадолго до этого, Марья получает письмо от своей хорошей подруги Жюли Карагиной, которая пишет о том, что, по слухам, князь Василий хочет женить на ней своего сына Анатоля.

2 часть

Во второй части действие переносится в Австрию. Русская армия, совершив длительный переход, готовится к смотру в местечке Браунау. На смотр приезжает главнокомандующий армией — Михаил Илларионович Кутузов. Осматривая полки, он приветствует знакомых ему офицеров. На этом же смотре мы видим и разжалованного после случая с медведем Долохова. Кутузова сопровождают адъютанты: Несвицкий и уже знакомый нам Болконский.

Война продолжалась, войска Кутузова отступали, сжигая за собой мосты. Союзная австрийская армия под командованием генерала Макка была разгромлена. Кутузов отправляет Андрея Болконского с посланием о первой победе к австрийскому императору Францу.

Вскоре было дано Шенграбенское сражение. Семитысячная армия Багратиона должна была обеспечить отступление всей остальной армии Кутузова. Французы решили, что перед ними вся русская армия. В этом сражении очень ярко проявляется одна из основных тем всего романа — тема истинного и ложного патриотизма. Истинным героем битвы является Тушин, чьей батарее была обязана вся армия успехом всего сражения. Но скромный Тушин теряется, когда на совете его отчитывают за два потерянных орудия: он не хочет выдать своим ответом, что подкрепления не было, другого офицера. За Тушина заступается Андрей Болконский.

В шенграбенском сражении принимает участие и Павлоградский гусарский полк, где служит Николай Ростов, для которого данное сражение становится первым крупным сражением в жизни. Николай испытывает неподдельный страх: все, что он представлял себе, оказывается лишь фантазией и сказкой, на самом же деле война предстает ужасным, леденящим зрелищем, где все: и взрывы, и оружие, и боль, и смерть. И хоть Ростов не проявляет в сражении своей доблести, а лишь только показывает свою трусость, никто его не осуждает, так как его чувства понятны каждому.

3 часть

После успешного Шенграбенского сражения готовилось новое — под Аустерлицем. К сражению была расписана подробнейшая диспозиция, которую, впрочем, осуществить было практически невозможно. На совете Вейротер зачитывает эту диспозицию, но Кутузов, в отличие от всех остальных, спит. Он, трезво сопоставляя силы русских и французов, знает, что битва будет проиграна, а диспозиция Вейротера была хороша лишь тем, что уже была одобрена и изменить в ней ничего было нельзя. По мнению Кутузова, лучшее, что они могут сделать перед завтрашним сражением, это выспаться. Принять участие в завтрашнем сражении должен и Андрей Болконский. Накануне ему не спится. Он долго обдумывает, что может принести ему завтрашний день. Он мечтает о славе, о счастливом случае, который сделает его известным. Князь Андрей ставит в пример Наполеона, которого прославило только одно сражение при Тулоне, после чего тот смог за несколько лет перекроить карту Европы. Болконский готов многим пожертвовать ради собственной славы: ему не жаль для этого ни семью, ни богатство, ни даже жизнь. Болконский предчувствует, что завтрашний день будет роковым для него, как и для всей военной кампании.

После смерти отца Пьер Безухов становится «знатным женихом» и одним из самых богатых молодых людей. Теперь он приглашен на все балы и приемы, с ним хотят общаться, его уважают. Князь Василий не упускает такой возможности и знакомит свою дочь красавицу Элен с Пьером, на которого Элен производит большое впечатление. Понимая необходимость понравиться богатому жениху, Элен ведет себя обходительно, флиртует, а ее родители всеми силами подталкивают Безухова к женитьбе. Пьер делает предложение Элен.

В это же время князь Василий, решивший женить своего сына Анатоля, надоевшего ему своими выходками и гулянками, на одной из самых богатых и знатных наследниц того времени — Марье Болконской. Василий со своим сыном приезжает в имение Болконских Лысые Горы и встречается с отцом будущей невесты. Старый князь надменно и настороженно относится к молодому человеку с сомнительной репутацией в светском обществе. Анатоль беспечен, привык вести разгульную жизнь и полагаться только на своего отца. Вот и теперь разговор складывается в основном между «старшим» поколением: Василием, представляющим своего сына, и князем. Несмотря на все свое презрение к Анатолю, князь Болконский оставляет выбор за самой Марьей, понимая к тому же, что для «некрасивой» княжны Марьи, никуда не выезжающей из имения, шанс выйти замуж за красавца Анатоля является удачей. Но сама Марья пребывает в раздумьях: она понимает все прелести замужества и, хоть и не любит Анатоля, надеется, что любовь придет потом, однако она не хочет оставлять отца в одиночестве в его имении. Выбор становится очевидным, когда Марья видит, как Анатоль флиртует с мадмуазель Бурьен, ее компаньонкой. Привязанность и любовь к отцу перевешивает, и княжна решительно отказывает Анатолю Курагину.

II том

Второй том можно поистине назвать единственным «мирным» во всем романе. Он отображает жизнь героев между 1806 и 1812 годами. Большая часть его посвящена личным отношениям героев, теме любви и поиска смысла жизни.

1 часть

Второй том начинается с приезда Николая Ростова домой, где его радостно встречает всё семейство Ростовых. Вместе с ним приезжает и его новый военный друг Денисов. В скором времени в Англицком клубе было организовано торжество в честь героя военной кампании князя Багратиона, на котором присутствовал весь «высший свет». В течение всего вечера слышались тосты, прославлявшие Багратиона, а также императора. Про недавнее поражение никто не хотел вспоминать.

На праздновании присутствует и Пьер Безухов, который сильно изменился после женитьбы. На самом деле он чувствует себя глубоко несчастным, он начал понимать настоящее лицо Элен, которая во многом похожа на своего брата, а также его начинают мучить подозрения об измене его жены с молодым офицером Долоховым. По случайному стечению обстоятельств Пьер и Долохов оказываются сидящими друг напротив друга за столом. Вызывающе нахальное поведение Долохова раздражает Пьера, но последней каплей становится тост Долохова «за здоровье красивых женщин и их любовников». Все это послужило причиной того, что Пьер Безухов вызывает Долохова на дуэль. Николай Ростов становится секундантом Долохова, а Несвицкий — Безухова. На следующий день в 8 часов утра Пьер с секундантом приезжают в Сокольники и встречают там Долохова, Ростова и Денисова. Секундант Безухова пытается уговорить стороны примириться, но противники настроены решительно. Перед дуэлью выясняется неспособность Безухова даже держать пистолет как положено, в то время как Долохов — отменный дуэлянт. Противники расходятся, и по команде начинают идти на сближение. Безухов стреляет в сторону Долохова и пуля попадает в живот. Безухов и зрители хотят прервать дуэль из-за раны, однако Долохов предпочитает продолжить, и тщательно целится, истекая кровью. Выстрелил Долохов мимо.

Центральные персонажи книги и их прототипы

Ростовы

• Граф Илья Андреевич Ростов.
• Графиня Наталья Ростова (урожд. Шиншина) — жена Ильи Ростова.
• Граф Николай Ильич Ростов (Nicolas) — старший сын Ильи и Натальи Ростовых.
• Вера Ильинична Ростова — старшая дочь Ильи и Натальи Ростовых.
• Граф Пётр Ильич Ростов (Петя) — младший сын Ильи и Натальи Ростовых.
• Наташа Ростова (Natalie) — младшая дочь Ильи и Натальи Ростовых, в браке графиня Безухова, вторая жена Пьера.
• Соня (Софья Александровна, Sophie) — племянница графа Ростова, воспитывается в семье графа.
• Андрей Ростов — сын Николая Ростова.

Болконские

• Князь Николай Андреевич Болконский — старый князь, по сюжету — видный деятель екатерининской эпохи. Прототипом является дед Л. Н. Толстого по матери, представитель древнего рода Волконских
• Князь Андрей Николаевич Болконский (фр. André) — сын старого князя.
• Княжна Мария Николаевна (фр. Marie) — дочь старого князя, сестра князя Андрея, в замужестве графиня Ростова (жена Николая Ильича Ростова). Прототипом можно назвать Марию Николаевну Волконскую (в замужестве Толстую), мать Л. Н. Толстого
• Лиза (фр. Lise) — первая жена князя Андрея Болконского, умерла во время родов сына Николая.
• Молодой князь Николай Андреевич Болконский (Николенька) — сын князя Андрея.

Безуховы

• Граф Кирилл Владимирович Безухов — отец Пьера Безухова. Вероятный прототип — канцлер Александр Андреевич Безбородко.
• Граф Пьер (Пётр Кириллович) Безухов.

Другие персонажи

• Анна Павловна Шерер — фрейлина и приближенная императрицы Марии Фёдоровны.
• Анна Михайловна Друбецкая — княгиня
• Борис Друбецкой — сын княгини Анны Михайловны
• Платон Каратаев — солдат Апшеронского полка, встретившийся Пьеру Безухову в плену.
• Капитан Тушин — капитан артиллерийского корпуса, отличившегося во время Шенграбенского сражения. Прототипом его послужил штабс-капитан артиллерии Я. И. Судаков.
• Фёдор Иванович Долохов — в начале романа был пехотным офицером Семёновского гвардейского полка — заводила кутежей, позднее один из лидеров партизанского движения. Прототипами его послужили Фёдор Толстой по прозвищу Американец и Фигнер^[6].
• Василий Дмитриевич Денисов — друг Николая Ростова. Прототипом Денисова послужил Денис Давыдов.
• Мария Дмитриевна Ахросимова — знакомая семьи Ростовых. Прототипом Ахросимовой послужила вдова генерал-майора Офросимова Настасья Дмитриевна. А. С. Грибоедов почти портретно изобразил её в своей комедии Горе от ума.
• Верещагин, Михаил Николаевич

Курагины

• Князь Василий Сергеевич Курагин — приятель Анны Павловны Шерер, говорил о детях: «Мои дети — обуза моего существования». Куракин, Алексей Борисович — вероятный прототип.
• Елена Васильевна Курагина (Элен) — дочь Василия Курагина. Первая, неверная жена Пьера Безухова.
• Анатоль Курагин — младший сын князя Василия, кутила и развратник, пытался соблазнить Наташу Ростову и увезти её, «беспокойный дурак» по выражению князя Василия.
• Ипполит Курагин — сын князя Василия, «покойный дурак» по выражению князя

Споры о названии

В современном русском языке слово «мир» имеет два разных значения, «мир» — антоним к слову «война» и «мир» — в смысле планета, община, общество, окружающий мир, место обитания. (ср. «На миру и смерть красна»). До орфографической реформы 1917—1918 годов эти два понятия имели различное написание: в первом значении писалось «миръ», во втором — «міръ». Существует легенда, что Толстой якобы использовал в названии слово «міръ» (Вселенная, общество). Однако все прижизненные издания романа Толстого выходили под названием «Война и миръ», и сам он писал название романа по-французски как «La guerre et la paix». Существуют различные версии возникновения этой легенды.

• Согласно одной из них, неоднозначность возникла при первой полной публикации романа. В 1868 году в издательстве М. Н. Каткова выходит книга, на титульном листе которой начертано: «Война и миръ». Сохранился предваряющий это событие документ от 24-25 марта 1867 года, адресованный М. Н. Лаврову — служащему типографии Каткова. Это проект договора об издании романа. Интересно то, что заглавие его в документе — «Тысяча восемьсотъ пятый годъ» — зачёркнуто одной чертой и рукой Л. Н. Толстого над словами «Тысяча восемьсот» написано: «Война и міръ». Но, безусловно, любопытно и то, что в самом начале документа над словами «Милостивый Государь, Михаилъ Николаевичъ» карандашом начертано: «Война и Миръ». Сделано это рукой Софьи Андреевны, очевидно, при наведении порядка в бумагах мужа в восьмидесятые годы.
• По другой версии, легенда возникла из-за опечатки, допущенной в издании 1913 года под редакцией П. И. Бирюкова. В четырёх томах романа заглавие воспроизводится восемь раз: на титульном листе и на первой странице каждого тома. Семь раз напечатано «миръ» и лишь один раз — «міръ», причём на первой странице первого тома.
• Существует, наконец, ещё одна версия. Согласно ей, легенда произошла от опечатки в оригинальном издании популярного труда Георгия Флоровского^[7]. В написании названия романа почему-то использована буква «i».

Поддержка легенде была оказана в 1982 г., когда в популярной телепрограмме «Что? Где? Когда?» был задан вопрос на эту тему и дан «правильный» ответ. Эти вопрос с ответом в том же году попали в книгу В. Ворошилова «Феномен игры» [1]. 23 декабря 2000 года, в юбилейной игре, посвящённой 25-летию передачи, этот же ретро-вопрос был повторен снова. И снова знатоками был дан тот же ответ — никто из организаторов не удосужился проверить вопрос по существу. См. также: [2], [3].

Следует отметить, что в названии «почти одноимённой» поэмы Маяковского «Война и міръ» (1916) намеренно используется игра слов, которая была возможна до орфографической реформы, но сегодняшним читателем не улавливается.

Экранизации и использование романа как литературной основы

Экранизации

• «Война и мир» (1913, Россия). Немой кинофильм. Реж. — Пётр Чардынин, Андрей Болконский — Иван Мозжухин
• «Война и мир» (1915, Россия). Немой кинофильм. Реж. — Я. Протазанов, В. Гардин.Наташа Ростова — Ольга Преображенская, Андрей Болконский — Иван Мозжухин, Наполеон — Владимир Гардин
• «Наташа Ростова» (1915, Россия). Немой кинофильм. Реж. — П. Чардынин. Наташа Ростова — Вера Каралли, Андрей Болконский — Витольд Полонский
• «Война и мир» (War & Peace, 1956, США, Италия). Реж. — Кинг Видор.Композитор — Нино Рота костюмы — Мария де Маттеи. В главных ролях: Наташа Ростова — Одри Хепберн, Пьер Безухов — Генри Фонда, Андрей Болконский — Мел Феррер, Наполеон Бонапарт — Херберт Лом, Элен Курагина — Анита Экберг.
• «Тоже люди» (1959, СССР) короткометражный фильм по отрывку из романа (СССР). Реж. Георгий Данелия
• «Война и мир» / War and Peace (1963, Великобритания). (ТВ) Режиссёр Сильвио Нариззано. Наташа Ростова — Мэри Хинтон, Андрей Болконский — Дэниел Мэсси
• «Война и мир» (1968, СССР). Реж. — С. Бондарчук, в главных ролях: Наташа Ростова — Людмила Савельева, Андрей Болконский — Вячеслав Тихонов, Пьер Безухов — Сергей Бондарчук.
• «Война и мир» (War & Peace, 1972, Великобритания).(сериал) Реж. Джон Дейвис. Наташа Ростова — Мораг Худ, Андрей Болконский — Алан Доби, Пьер Безухов — Энтони Хопкинс.
• «Война и мир» (2007, Германия, Россия, Польша, Франция, Италия). Сериал. Реж — Роберт Дорнхельм, Брендан Доннисон. Андрей Болконский — Алессио Бони, Наташа Ростова — Клеманс Поэзи
• «Война и Мир» (2012, Россия) трилогия, короткометражные фильмы по отрывкам из романа. Режиссеры Мария Панкратова, Андрей Грачев // Эфир сентябрь 2012 телеканал «Звезда»

Использование романа как литературной основы

• «Война и мир» в стихах»: поэма по роману-эпопее Л.Н.Толстого. Москва: Ключ-С, 2012. — 96 с. (Автор — Наталья Тугаринова) [4]

Опера

• Прокофьев С. С. «Война и мир» (1943; окончательная редакция 1952; 1946, Ленинград; 1955, там же).
• Война и мир (фильм-опера). (Великобритания, 1991) (ТВ). Музыка Сергея Прокофьева. Реж. Хамфри Бертон
• Война и мир (фильм-опера). (Франция, 2000) (ТВ) Музыка Сергея Прокофьева. Реж. Франсуа Рассиллон

Инсценировки

• «Князь Андрей» (2006, Радио России). Радиоспектакль. Реж. — Г. Садченков. В гл. роли — Василий Лановой.
• «Война и мир. Начало романа. Сцены» (2001) — постановка Московского театра «Мастерская П. Фоменко»

Примечания

	Война и мир в Викицитатнике?

Ссылки

• П.Анненков Исторические и эстетические вопросы в романе гр. Л. Н. Толстого «Война и мир»
• Н.Страхов Война и мир. Сочинение графа Л.Н. Толстого. Томы I, II, III и IV
• М.Драгомиров «ВОЙНА И МИР» ГРАФА ТОЛСТОГО С ВОЕННОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
• Е. Цимбаева. Исторический контекст в художественном образе (Дворянское общество в романе «Война и мир»)
• Параллельный перевод книги на английском и русском языках

Библиография Льва Николаевича Толстого
Романы	Семейное счастие • Декабристы • Война и мир • Анна Каренина • Воскресение
Повести	(Трилогия) Детство • Отрочество • Юность Два гусара • Альберт • Утро помещика • Казаки • Поликушка • Холстомер • Записки сумасшедшего • Смерть Ивана Ильича • Крейцерова соната • Дьявол • Отец Сергий • Хаджи-Мурат
Рассказы	Севастопольские рассказы (сборник) Набег • Записки маркёра • Рубка леса • Метель • Разжалованный • Люцерн • Три смерти • Кавказский пленник • Бог правду видит, да не скоро скажет • Много ли человеку земли нужно • Франсуаза • Дорого стоит • Хозяин и работник • Кто прав? • После бала • Фальшивый купон • Алёша Горшок • Корней Васильев • Ягоды • За что? • Божеское и человеческое • Ходынка • Что я видел во сне • Нечаянно •
Драмы	Власть тьмы • Плоды просвещения • Живой труп
Учебные и методические пособия	Азбука • Новая азбука • Арифметика • Первая русская книга для чтения • Вторая русская книга для чтения • Третья русская книга для чтения • Четвёртая русская книга для чтения
Педагогические статьи	О народном образовании • Воспитание и образование • Прогресс и определение образования • О народном образовании
Публицистические произведения	О переписи в Москве • Исповедь • Так что же нам делать? • О жизни • Голод или не голод? • Царство божие внутри вас
Книги и статьи об искусстве	Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят? • Несколько слов по поводу книги «Война и мир» • Об искусстве • Что такое искусство? • О Шекспире и о драме
Другое	Круг чтения

© B. Akunin, автор, 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

⁂

Том первый
Мiр

Глава I
Смерть на мiру

Июня 13 дня мокрым серым утром случилось страшное.

Деревенские всем мiром собрались на берегу разбухшей от двухнедельных дождей Саввы помолиться о вёдре. Стояли с непокрытыми головами, многие на коленях, у мужиков ко лбам прилипли волосы, у баб потемнели волглые платки, отец Мирокль то и дело стряхивал рукавом с бороды капли. И вот взывает он к пастве своим дишкантом «Посли хлеб твой на лице воды!», взманивает рукою на речку, все обращают туда взоры – а на темной, пузыристой глади колышется нечто пунцовое.

Тишка Косой, который был к берегу ближе всех, первый углядел – красный ситец. И полез доставать. Зачем хорошей вещи зря мимо плыть? Но Катина этого еще не видела, потому что находилась подле попа с приличествующим оказии просветлением на лице и присомкнутыми очами. В действенность климатических молитв Полина Афанасьевна не верила, но знала, что они полезны для народного умонастроения, за тем и присутствовала, являя собою единение с обчеством. Она готовилась пребывать в сей скучной позиции еще долго, но когда услышала крики и движение, сразу открыла когда-то лазоревые, а с годами выцветшие до бледной голубизны глаза. Вслушалась, вгляделась, вникла.

Крики были: «Утопница, утопница!». Движение же в толпе образовалось двоякое: одни кинулись к реке – поглазеть, другие шарахнулись от жути подальше, и первых было много больше, чем вторых.

– Извольте, матушка, вот вам иллюстрация к нашему давешнему спору, – вполголоса сказал помещице отец Мирокль (он был человек маловозмутимый, философ). – Любопытство в человеческой природе сильнее робости.

– Да ну вас, – махнула Катина, ибо всему ж свое время, и пошла наводить порядок.

Перед нею расступались.

Полина Афанасьевна сразу поняла: покойницу принесло течением сверху, ибо тут место мелкое, не потопнешь. Платье зацепилось за мостки.

Экая докука! Плыла бы себе дальше, к соседям. Люди из-за долгих дождей и без того кислые, а от такого поганого знамения вовсе заунывятся.

– Что встали? – Помещица сердито повернулась к мужикам. – Доставайте.

Только оказалось, ошиблась она. То была не докука, то была беда.

Мертвица, когда ее перевернули, оказалась своя, вымираловская. Палашка Трифонова. Хорошая, ясная девка, совсем молодая, шестнадцати что ли лет. Лучшая во всем селе грибница-ягодница, всегда из лесу приходит с полными лукошками. Катина думала ее через годик, когда соком нальется, за кузнецкого сына выдать.

Эх, горе какое, запечалилась Полина Афанасьевна. Не бродить соку в сем бедном теле, питать ему червей подземных. Как же это она, глупенькая, угораздилась?

Тут, понятно, завопили бабы. Палашкин отец, Трифон Михайлов, протиснулся, растерянно забормотал, вертя головой влево и вправо – только бы не смотреть вниз:

– Не ночевала… Думали, к тетке Матрене в Аксиньино пошла, а оно вона что…

Матери, Лукерьи Трифоновой, на берегу не было, она на молебен не пришла, дома лежала хворая. Но за ней уже побежали, конечно. Приведут. Лукерья и так-то заполошная, а тут вовсе исступится. Подхватят другие, развоются, раскликушествуются, и начнется Вавилон, соображала Катина.

– Что глазеете? – прикрикнула она на баб. – Подите, подите!

Мужикам велела:

– Поднимайте, в избу несите. Нечего ей, бедной, в жиже валяться.

Крестьяне подняли тело из воды, шаг-другой сделали, да и уронили на землю, а сами отскочили.

Будучи поднятой, покойница провисла на руках, заколыхалась, словно была из теста иль студня.

– У ней кости все давленые! – завопил кто-то.

И понеслось:

– Лешак! Лешак! Палашку в лесу Лешак раздавил!

Пусто стало вокруг. Подле трупа осталась одна Полина Афанасьевна.

Стало быть, и до нас добралось, подумала она. Значит, не докука это и не беда, а много хуже: злосчастье. Не Вавилон будет, а Содом с Гоморрой.

Из реки Саввы, медленно текущей через густые звенигородские леса, через аржаные-овсяные поля, через травяные луга, уже вынимали девок со сплошь переломанными костями. Когда такое случилось впервые, прошлым летом, люди подивились столь диковинной смерти. Родные поплакали, да схоронили упокойницу на церковном кладбище, и ничего такого не подумали – на всё воля Божья. Но после второй утопленницы о Боге уж не говорили, только о Лешаке.

Это сказка такая, ее бабы детишкам по всей округе рассказывают, чтоб одни в лес не ходили. Будто живет в чаще, по кустам-оврагам лесной бес, весь в медвежьей шерсти. Кто с ним встретится – пропал. Обхватит Лешак своими лапищами, сожмет до костяного хруста, прильнет к устам и высосет живой дух, которым питает свое лешачье естество. Переломанное бездыханное тело кинет в болото, иль в озеро, иль в речку.

Слушая, как сельчане поминают Лешака и бабы подвывают от ужаса, а некоторые и визжат, Полина Афанасьевна подосадовала, что прежде мало заботилась этими вздорами и даже толком не знала, сколько раз оно такое приключалось. Трижды, четырежды? Катина мало интересовалась тем, что происходило вне ее владений. Страшных утопленниц находили далеко – в десяти, в двадцати верстах. А тут сгубили не чужую какую-то девку, а свою Палашку, да прямо у порога! За своё и за своих вымираловская помещица стояла крепко. И сейчас ею владел не страх, а ярость. Сдавила горло, мешала дышать.

Кто бы душегубство ни произвел – Лешак ли, Дьявол ли, людь иль нелюдь – но за Палашу он заплатит, пообещала себе Катина. Землю с небом местами переверну, а сыщу.

Однако сначала нужно было успокоить курятник. Так раскудахтался, что мысль не соберешь.

Голос попа, пытавшегося увещевать паству, тонул в гаме, охах, плачах, причитаниях.

– Устыдитесь! – взывал священник. – Суеверие и самопугание приличны малым детям, но не зрелым мужам с женами! Придумываете сказки, а после сами в них верите! Сообразите сами! Какой Лешак? Кто его видывал? Воистину: «Егда хочет показнити человека, отнимает у него разум»!

Но его не слушали. Отец Мирокль у деревенских почтением не пользовался, очень уж витиеват и трудноглаголен. Иное дело староста Платон Иванович – его уважали.

Этот не кричал, рук не воздымал, а шел через скопище, ворковал по-голубиному своим жидким, ласковым тенорком (ему и прозвище было Голубь):

– Бабоньки, любезные, угомонитеся, о детках своих подумайте. Вон они, бедные, сжалися от ваших криков, ночью спать не будут. Степан, жену обними, успокой. Митрий, посмейся дочке, козу сделай – вишь, белая вся, трясется.

И где пройдет Платон Иванович, становилось тише. Только дети пищали, а взрослые уже нет.

Уверившись, что Голубь с мiром совладает, Полина Афанасьевна о деревенских думать перестала и занялась чем следовало.

В свои 62 года была она вся седая, но мышцей упругая, в движениях спорая. Наклонилась над мертвым телом, стала его щупать, шевелить. Понадобилось – присела на корточки.

Эх, Палаша, Палаша, что ж с тобой приключилось?

Судя по изгибу тулова, позвоночный столб сломан, и, может, не в одном месте. Ноги тоже – гнутся во все стороны. Будто молотили в десять дубин. Однако синяков и ссадин нигде нет. На запястьях только кожа содрана. От грубой веревки? Но почему борозды такие широкие, будто волочил кто или со всей силы дергал? Надо будет раздеть донага и повсюду осмотреть, подумала Катина. Не здесь только, не на виду, а в тихом месте.

Подвязывая покойнице отвисшую челюсть, перекладывая на грудь замечательно густую, длинную косу, помещица заметила в волосах что-то мелкое, белое. Решила, речной камешек. Стала вынимать – оказалось, крохотная костяная пуговичка, какие бывают на рукавах.

«Ах вот как? – сказала себе Полина Афанасьевна. – Лешак, значит, у вас с манжетами ходит?». Хищно оскалила ровные зубы, с возрастом нисколько белизны не потерявшие. Отец Мирокль про них говорил, что это наивернейший признак природной крепости, ибо dentes sani in corpore sano, сиречь в здоровом теле здоровые зубы. Катина и правда отроду не хворала.

Примечательную находку она положила в карман. Прошептала сама себе (была у нее такая привычка): «Кто ты, гадина, ни будь, за эту пуговичку я тебя и ухвачу. От пуговицы к рукаву, от рукава к руке, а от руки дотянусь и до горла».

Обернулась на толпу. Там опять шумели. Это прибежала из дому, с другого конца села, Лукерья, покойницына мать.

– Палаша-а-а! Палашенька-а-а! Рожёная моя, рощёная! Золотко мое ненаглядное! Кровинушка!

Да прочее всякое. Бабы с девками, конечно, тут же подхватили. Но Катина им разводить вой не дала.

Распрямилась, крикнула своим замечательно звонким голосом:

– Эй, тихо там!

И стало тихо.

– Слушайте, что скажу!

Все придвинулись ближе, встали тесно.

Речь помещицы была короткой.

– Тут дело злодейское! Не Лешак нашу Палашу порешил, а лихой человек! И я буду не я, коли ирода этого не добуду и не покараю! Даю вам в том мое катинское слово. А вы слово мое знаете.

И потом, уже вполголоса, старосте:

– Лукерья пускай повоет, но чтоб держали за руки. Не давайте ей на тело пасть. Покойницу взять плавно, в восемь рук. Положить на широкую доску, а лучше на столешницу. Снести ко мне на двор, в скобяной сарай. Трифону объясни: по закону так положено, для розыска убийцы.

Дальше совсем тихо, шепотом:

– Девку всю раздень, бережно. По бокам обложи льдом. И дозорного поставь перед дверью, чтобы никто не совался.

Платон Иванович ответил:

– Всё исполню, матушка-голубушка. А только дозорного ставить незачем, на зряшное человека от работы отнимать. К Палагее никто ни за какие калачи не заглянет. И сарайку стороной обойдут.

– Твоя правда, – согласилась Катина. – Что я учу ученого. Распорядись там как надо. А мне вели оседлать каурого. Поеду в Звенигород, к судье.

И скоро уже, четверти часа не прошло, гнала быстрой рысью под моросящим дождем по клеверному лугу, по выгону, мимо околицы большого, широко раскинувшегося села Вымиралова.

Глава II
Вымираловская помещица

Ныне трудно было и поверить, что тридцать лет назад селение стояло безлюдное и безвидное, будто покинутое душою тело; пустые дворы позаросли травой, пыльные окна тусклились осколками. Первый раз увидев сей позеленелый труп, Катина ощутила нечто вроде родственности. Она тоже после утраты супруга, погибшего в пугачевскую смуту, некое время чувствовала себя полой оболочкой, треснувшим сосудом, из которого вытекла содержимая влага.

В прежней, молодой и счастливой жизни, Полина Афанасьевна обитала в иных краях, на широком и высоком волжском берегу, в мужнином имении. Но простить тамошним крестьянам измены и бунта не пожелала (относилась к прощению не по-христиански), и по умирении мятежа в разоренное гнездо больше не вернулась. Деревню со всеми жителями продала, перебралась в Москву и прожила там с сироткой-сыном лет десять. Однако ж, заметив, что мальчик растет бледен и не умеет отличить вяза от ольхи, решила, что здоровее и во всех смыслах полезнее увезти маленького Ростислава подальше от городской пыли и московского общества, которое хорошему не научит. Жить надобно вне Москвы, но поблизости, чтоб не задичать в глуши.

Поездила по окрестностям, прикидывая, как бы за меньшие деньги купить лучшее, и наткнулась на мертвое село Вымиралово. Раньше оно называлось Муралово, по владельцам Мураловым, которым в Звенигородском уезде принадлежал десяток деревень и эта самая большая, с господским домом. Но в чумовое поветрие семьдесят второго года крестьяне все до одного перемерли от заразы, и село прослыло клятым местом. Мураловы оттуда съехали в Москву, дом перевезли, оставив один фундамент, а селение запустело. Хозяева его отдавали за бесценок.

Никогда бы Катиной с ее невеликими средствами не купить ближнее подмосковное поместье с полями, лугами и лесом, если б не чума.

Землю приобрела задешево. Основные деньги потратились на заселение. Полина Афанасьевна купила пятьдесят парней и пятьдесят девок, выбирая штучно, с умом, с приглядом на будущее: чтоб были работящи, сильны, не гнилого нрава. И, конечно, сразу примеряла, кого с кем оженит.

Сейчас, тридцать лет спустя, село смотрелось необычно. Дома все крепкие, схожие, стоят по линейке. Стариков-старух вовсе нет – одна только помещица. И сразу видно, что живут здесь небедно. Не трудно забогатеть, если все работники молоды, а хозяйка рачительна.

Конечно, за столько лет вымираловцы сильно размножились, уж третье поколение наплодилось. По последней переписи числилось за Катиной 333 взрослых души обоего пола (она ведь еще и новых прикупала), да почти столько же отроков с отроковицами, а малолетних детишек Полина Афанасьевна не считала, потому что они к жизни еще не цепки и легко мрут.

Помещичествовала Катина без чувствительности. К своим крепостным относилась заботливо, но глупости и лености не потакала. Делила собственность на живую и неживую, и средь первой людей от скотов сильно не отличала. Крестьяне у нее содержались точно так же, как лошади в образцовой вымираловской конюшне: чисто, сыто и в постоянной работе.

Чем двуногие отличны от четырехкопытных? Да мало чем. Каждый на что-то гож, на что-то нет. Есть которые понимают ласковое слово, и есть, кто без кнута не повезет. Иногда встречаются дурные либо строптивые, от которых и кнутом ничего не достигнешь. Над такими крепостными Полина Афанасьевна попусту не тиранствовала, а поступала как с норовистой или ленивой лошадью: расчешет гриву, нашелковит бока, да и продаст – пускай другие мучаются.

Зато уж годных людей, кто прижился и прирос, никому и никогда ни за какие деньги не продавала – как впрочем и лошадей. Свой значит свой. Непродажный. Сама определяла, кого к какой работе приставить, сама учила, понадобится – лечила, решала, когда и на ком женить, в беде если что не оставляла. Сентиментальный описатель, верно, назвал бы вымираловское общежительство большою семьей, но не склонная к нежностям Катина мыслила крестьян стадом, а себя пастушихой, не видя в сей аллегории никакого ругательства. У ней был лошадиный табун и три стада: человечье, коровье, овечье. И все образцовые. К примеру, коровы с овцами ходили на пастбище и обратно сами, без кнута и собачьего лая. Потому что приучены хорошими пастухами. Недавно сосед граф Толстой предлагал за коровьего пастуха большие деньги, полторы тысячи, и дошел до двух, но Полина Афанасьевна, как уже было сказано, своих не продавала.

Человеков она делила на три сорта – как тех же лошадей, которые, смотря по резвости и стати, годны под седло, под гуж или под пахоту. Крестьян, кто взросл умом, помещица определяла в арендаторы, с полною свободой хозяйствования и установленной долей. Бойких, кому каждодневничать скучно, отправляла зарабатывать оброк. Тяжелозадых, вялокровных держала на барщине. И всяк был на своем месте.

Покойный муж у Катиной был идеалист и мечтатель, верователь в равенство и благотворность свободы. Полина Афанасьевна тогда была юна, сердечно любила своего избранника, а значит, любила и все его суждения.

Но прекраснодушие предало супруга, а сам он предал любящую жену: взял да погиб, оставив ее на свете одну с разбитым сердцем и раздутым животом. И всё из-за своих руссоистских бредней!

Простить покойнику этой измены Катина так и не смогла – прощать, как уже говорилось, она умела плохо. До сих пор мысленно корила своего Луция, спорила с ним, всё что-то ему доказывала. Он в тех видениях помалкивал, но чувствовалось: не сдвигается, и за это она на него сердилась. Правда ночью, когда муж снился, никогда с ним не бранилась, а только сильно радовалась, что живой, и всегда просыпалась с мокрым лицом. Днем-то у Полины Афанасьевны исторгнуть слезу могла только чистка сырого лука, который она зимой употребляла для здоровья.

А доведись бы ей все же поспорить с Луцием наяву, сказала бы, что на свете никакого равенства нет. Оно и природой не предусмотрено. Кто-то хороший работник, а кто-то плохой. Кто-то умен, а кто-то глуп. Кто-то всем в радость, а кто-то всем в тягость. И ценить человеков одной ценой – это дорожить худого и дешевить доброго. Хороший рысак-иноходец стоит вдесятеро, вдвадцатеро более подводной лошаденки, и никто ведь в том несправедливости не видит?

И свобода тоже очень мало кому нужна. Может, из ста людей одному иль двум. Прочим же надобно, чтобы их вели, говорили, что делать и чего не делать, да только попусту не обижали бы. Взять тот же крепостной обычай, который муж-покойник считал величайшим российским злом, причиной всех бед. А ведь это издавнее устройство не чьим-то коварным промыслом образовалось, а природным укладом отечественной жизни, всей историей, опытом многих испытаний. Русским средь их неласковых лесов и неплодородных полей, под морозной зимой и засушливым летом, средь извечных нашествий с трех сторон света, пришлось жить сплоченно, общинно, мiром: вместе трудиться, вместе обороняться. А когда вместе, то это семья иль, ежели без милоты говорить – тело. В нем, в теле, как? Наверху голова думает, решает. Ниже плечи – тяжесть держать, руки – работу делать, ноги – по земле ходить. Всякому органу и члену свой труд и своя ответственность. На что ногам свобода? Или, упаси бог, рукам? Куда им без головы?

Конечно, с головы, то есть с помещика, главный за всё спрос. Тело ему – работой, он телу – заботой. И если что не так, виноват барин. Не доглядел, не додумал, забаловал, задурил. Будь Полина Афанасьевна царицей, она крепостной лад не трогала бы, но за господами установила бы строгий надзор: сыты ли их крестьяне, не обижаемы ли, хорошо ль содержатся. Коль что не так – наказывала бы бар, как наказывала она деревенских, кто худо обходился со своей скотиной.

Вот чего мiру недостает – справедливости, а то «свобода»! Тех же немногих вольнолюбцев, кому без свободы жить невозможно, насильно удерживать не нужно и нельзя. Таких крестьян Катина отпускала на оброк и, ежели срывались с привязи навовсе, вестей не подавали, никогда в розыск не объявляла. Не хочешь возвращаться – не надо. Несколько раз беглых за бродяжничество ловила полиция, доставляла к помещице, так она, хорошенько с человеком поговорив и убедившись, что жить смирно все одно не станет, выправляла ему вольную. Бог с тобою, живи своим умом, я за тебя боле не ответчица.

Лет десять назад, по воцарении молодого государя, в Москве и в уездном дворянском собрании пошли слухи, что крестьян будет велено отпускать на волю, и многие сильно тем тревожились. Беспокоилась и Катина, представляя, во что превратится ее Вымиралово, если крестьян самих на себя оставить, без материнской указки и материнской же строгости. А по всей России такое учинится? Вообразить страшно. Как в армии, где нижним чинам скажут: всё, братушки, командиров боле не слушайте, службу исполняйте кто как хочет, а ружья-сабли теперь ваши.

Но слава богу, нашлось подле царя довольно трезвых людей, отговорили. Или, может, сам в возраст вошел, поумнел. Уберег Россию Господь. Рано ей еще пропадать.

Глава III
Капитан-исправник

Вот о чем размышляла Полина Афанасьевна, когда, сидя в седле не боком, а прямо, по-мужски, рысила сначала вдоль речки, плоским лугом, потом светлым, молодым, ею же высаженным сосновым леском, потом Поганой чащей, которую недавно откупила у соседа и наметила на вырубку. О розыске больше не думала, ибо зачем по второму разу ходить тем же кругом. Выяснятся новые обстоятельства – тогда и будем голову ломать.

На следствие Катина не полагалась. С теми смертями ничего не установили, и с этой не почешутся. Произвести розыск Полина Афанасьевна намеревалась сама, а в Звенигород, к председателю уездного суда Егору Львовичу ехала за сведениями о прежних утопленницах. Может, вдобавок к найденной пуговке сыщутся и другие следы? Ведь осматривала же полиция трупы, что-то записывала, кого-то опрашивала.

И надо же случиться такому везению, что, отъехав от Вымиралова всего на три версты, то есть еще даже не на полдороге к городу, повстречала помещица земского капитана (иль капитан-исправника, что одно и то же) Кляксина, который и был полиция, уездный оберегатель порядка. Его-то судья и призвал бы по вымираловскому делу.

Появился исправник странно. Вылез из кустов распаренный, пыльный, без шапки и щека в длинных царапинах, но Катина больше обрадовалась, чем удивилась. Теперь в Звенигород можно было не ехать.

– Севастьян Фаддеич, вы-то мне и нужны! На ловца и зверь! – крикнула она, сжав конские бока крепкими коленями – каурый сразу встал. И только затем спросила: – Что это с вами?

Кляксин был человек бывалый, раньше служил в московской полиции и даже, кажется, ловил там преступников, но земским капитаном его избирали уже на третий срок, и от тихой звенигородской жизни Севастьян Фаддеич раздобрел, обленился. Катиной он напоминал отслужившую лягавую, которая уже не годна для охоты и доживает свой собачий век на псарне, греясь на солнышке. (Старых бесполезных собак Полина Афанасьевна не выгоняла и не пристреливала, а за былую службу держала в почетной отставке, на сытном пенсионе.)

Исправник впрочем был еще не стар, но прежний нюх растерял. Помощи в сыске Катина от него не ожидала. Надеялась, однако, что Кляксин по старой полицейской привычке составлял о странных смертях протоколы. А может, и помимо них запомнил что-нибудь полезное.

– Беда, сударыня! – сердито отвечал исправник, утирая платком багровую плешь с расползшимся зачесом. Бакенбарды у него тоже растрепались, один пышный ус был выше другого. – Поехал обкатать новоприобретенную лошадь, а она понесла. Да через ямы, через кусты! Изволите ли видеть – сбросила и сбежала-с. Рукав порвал, фуражку где-то обронил. А главное, где теперь кобылу, чертовку, искать? Лес большой, а в нем волки-с. Дотемна не найду – сожрут. Разорение какое! Я ведь, Полина Афанасьевна, не то что вы-с, с двенадцатью душами вдовствую-сиротствую, на трехстах десятинах. Для меня, старика, лошадь потерять куда как чувствительно.

– Бросьте, какой вы старик. Вы лет на десять моложе моего, – сказала Катина, оглядев его молодцеватую фигуру. Что-то она была подозрительно узка в талии и грудь колесом. Не корсет ли? – О лошади не печальтесь. Велю – найдут и приведут. А вы ступайте-ка лучше со мной. У меня дело по вашей части.

И поведала про страшную речную находку.

Севастьян Фаддеич, однако, выслушал невнимательно, его больше занимала сбежавшая лошадь. Он несколько раз перебивал рассказ, спрашивая, точно ли найдут беглянку и скоро ли. В конце концов помещица осердилась и прикрикнула:

– Хватит вам вздор молоть! Сказано: найдут – значит, найдут. Федьке конюху поручу, он свое дело хорошо знает. А вы беритесь вон за стремя.

Кляксин еще заикнулся, что желательно также сыскать и фуражечку, почти совсем новую, но всадница пустила лошадь скорым шагом, и капитану пришлось умолкнуть. Семенил рядом, слушал.

Дослушав, сказал:

– Пятая, значит. Ежели от безымянной считать.

– От какой такой безымянной? – не поняла Катина.

– Которую вынули из реки тому с год, точней не упомню. Неустановленной личности. Но тоже молодая совсем девка, вся переломанная. Потом две были осенью, одна за другой, и еще зимой одна, подлёдная. Тех-то всех установили, кто и откуда, а первую никто не востребовал. И пухлая вся была, синяя, долго в воде пробыла, смотреть жутко. Так и закопали.

А больше ничего дельного рассказать не смог, ссылаясь на свою многозаботность и что времени немало прошло. Подумав, сообщил только, чьи были вторая, третья и четвертая утопленницы, и то, возможно, напутал. Потому что про третью сказал, что она графская, а Полина Афанасьевна точно знала, что девка была потаповская. Ее хозяин, старик Потапов, отставной секунд-майор, прошлой осенью заезжал и долго, в подробностях рассказывал, да Катина за недосугом слушала вполуха. Плохо, что на Великий пост Потапов помер, черт бы его драл, и теперь сызнова не расспросишь.

– А протоколы есть, как не быть, я службу знаю. Слава богу при Архарове Николай Петровиче взрастал, во времена строгие, не то что нынче, – ответил исправник на важный вопрос о том, велись ли по прежним случаям записи. Ну спасибо и на том.

Так до усадьбы и добрались.

Дом у Полины Афанасьевны был славный. На старом каменном фундаменте поставила она строение из звонкой янтарной сосны, велела покрыть ее пористой итальянской штукатуркой – получилось и нарядно, и воздушно. Стены дышали: зимой держали тепло, летом – прохладу.

Двор был обширен. Не столько пригож (красивостями Катина не увлекалась), сколько разумен. С одной стороны – длинная, поделенная на ячеи изба для прислуги, с другой – всякие хозяйственные постройки, а конюшни, домашний коровник, маслобойня, пекарня и прочее отнесены подальше, за сад, чтоб не докучали шумами и запахами.

Бедную Палашу должны были положить в скобяном сарае, где хранился разный железный инструмент. Туда помещица, спешившись, и повела служивого человека.

Как и предсказывал многоумный староста Платон Иваныч, перед сараем было пусто, да и во дворе никто, как обычно, не расхаживал. Попрятались от нехорошей покойницы, поняла Катина, заметив за стеклами людской избы лица. Надо будет после с дворней поговорить, ввести в разум.

Староста всё исполнил, как велено.

Девка лежала на верстаке нагая, обложенная глыбами льда. Волосы у ней высохли и завились, распушились. Она ведь кудрявая была, Палагея, вспомнилось помещице. А теперь вот лежит худенькая, бесприютная, нестерпимо жалостная. От этого зрелища у Полины Афанасьевны стиснулось сердце, а брови сдвинулись. Ну погоди, Лешак или кто ты там, дай срок.

– Вы прежних видали, теперь поглядите на эту, – сурово сказала она исправнику. – Есть что сходное?

Кляксин прошелся круг верстака, поглядел, пожал плечами.

– Все были девки, все того ж тощего возраста. Они ведь пока соком не нальются, не засисятся, все одинаки. – И спохватился: – Прошу извинить-с.

Но Катина на жеребячьи слова внимания не обратила.

– Помогите-ка ей ноги раздвинуть. Да осторожней берите, они во все стороны гнутся!

Заглянула в женское место, но чего ожидала там не обнаружила.

– На прежних следы насильства были?

– На двух, какие свежие, не было, – уверенно молвил исправник. – А у двух, которые тухлые, я и смотреть не стал. Противно-с.

– Что запястья? Ободранные были иль нет?

– Не припомню-с, – удивился Кляксин. – И зачем бы я стал глядеть?

Архаровец знаменитый, мысленно обругала его помещица.

– Помогите перевернуть. Да плавнее! Экий вы!

Осмотрела покойницу сзади. Задница у ней была странного сине-черного цвета, но не от побоев, кожа всюду цела. Полина Афанасьевна предполагала, что труп тащили по земле на веревке, это объяснило бы следы на запястьях, но тогда остались бы ссадины от волочения. Их не было.

Развернула и осмотрела уже сухое платье. Тоже цело. Нет, по земле покойницу не волокли. Непонятно.

Севастьян Фаддеич наблюдал за действиями хозяйки с недоумением, но вопросов не задавал и вообще вел себя смирно. Крутой нрав вымираловской помещицы был в уезде известен.

– А вот взгляните-ка, что я у ней в косе нашла. – Катина вынула из кармана давешнюю пуговку, положила рядом с Палашиной одеждой.

Капитан нагнулся, посмотрел.

– И что-с?

– Это с рукава. Кто-то схватил ее за волосы, она билась, пуговка и оторвись. У злодея с манжета.

– Очень возможно-с, – не стал спорить Кляксин. Не заинтересовался.

Полина Афанасьевна смотрела на него в упор. Ждала, пока сообразит.

– А-а, – протянул исправник после некоторой мыслительной работы. – Вы это в рассуждении, что через оторванную пуговицу можно будет преступное лицо сыскать? Пустое-с. Поверьте опыту. Вот я в Москве по полицейской части служил. Всякие злодейства расследовать доводилось. Там у нас как было? Если нашли труп со следами убийства, начальство велит добыть виновного, и тут уж вынь да положь. Берешь на улице иль в кабаке какого-нибудь приблудного бродягу, малость поубеждаешь, он и винится. Тебе награда, обществу успокоение. А тут ведь у нас деревня-с. Чужие не бродят, взять некого. Мало ли кто пуговицу потерял. Никогда мы никого не сыщем.

– А для чести вашей капитанской не зазорно? – осердилась Катина. – Неужто и расследовать не станете? Ведь пятый случай.

– О чести пускай люди высокого полета думают, им положено. А я человек средний, без фанаберий.

– Как это «средний»?

Севастьян Фаддеич охотно объяснил – должно быть, сам вывел теорию и был ею горд:

– Средний человек – это, изволите ли видеть, не пыль подножная вроде мужичья, но и не высоколетная птица, а некто вроде меня-с, с моей малой землицей и двенадцатью душонками. Ведь общество, оно как устроено-с? Взять хоть анатомическую аллегорию, – показал на мертвое тело. – Наверху гладкая кожа, ниже – мышцы, еще ниже – кости и неприглядная, но питающая организм требуха-с. Таково и государство. Приятная взору кожа – это вельможи и прочие возвышенные особы. Кости и требуха – простонародье, для тяготы и грязной работы. А мясо, мышцы – это средние люди, ими вся держава управляется и движется. Без нас никуда-с.

Страна философов, каждый второй – Еклесиаст и Гераклит Ефесский, а прямого своего дела никто не исполняет, раздраженно подумала Катина. Ей было неприятно, что и сама она мысленно общество уподобляла анатомии – как этот дурень.

Решила зайти по-другому.

– А ежели я вас награжу? Рублями пятьюдесятью? Не за просто так – за полезную помощь?

Кляксин молодцевато вытянулся.

– С дорогой душой, матушка, и с великим усердием! Перво-наперво… – Призадумался. – Перво-наперво похожу по окрестностям, поищу место злодеяния. Ее, Палашку вашу, ведь где-нито умертвили, так?

– Так, – одобрила логический тезис Катина.

– А она, поди, умирать не хотела, брыкалась. Пуговку вон злодею оторвала. Может, где натоптано? Второе: ее ведь где-то в воду сволокли. Вдоль реки пройду, по обоим берегам.

– Нет, сударь, вы лучше вот что. Поспрашивайте по соседним деревням, не появлялся ли кто чужой. Крепкого сложения, чисто одетый.

– Почему чисто одетый? – затруднился понять исправник.

– У крестьян рубашки с пуговичками на манжетах разве бывают?

Севастьян Фаддеич просветлел:

– Ваша правда! Тут не город, таких людей мало, и они приметны! Найти, проверить, на месте ли пуговицы… Ну, вы, Полина Афанасьевна, голова! Позвольте пуговку с собой захватить.

– Здесь пускай полежит, – рассеянно ответила Катина, думая уже о другом.

От этого болвана, пожалуй, прока не жди. Надо собирать Синедрион.