Кто написал рассказ нос

Краткое содержание «Нос»

Краткое содержание «Нос»

4.2

Средняя оценка: 4.2

Всего получено оценок: 3432.

Обновлено 9 Февраля, 2022

О произведении

Повесть «Нос» Н.В. Гоголя была написана в 1832–1833 годах. Впервые произведение опубликовали в 1836 году в журнале «Современник». Повесть является одним из ярчайших сатирических произведений русской литературы.

Через фантастическую сюжетную линию о носе, который покинул своего владельца и надел мундир, автор показывает абсурдность чиновничьей жизни. Карьерист Ковалёв, лишившийся носа, лишается и своего имиджа и не может нести службу без столь важной части лица.

На нашем сайте вы можете читать краткое содержание «Нос» Гоголя по главам, которое поможет вам подготовиться к уроку и вспомнить сюжет произведения.

Опыт работы учителем русского языка и литературы — 27 лет.

Место и время действия

События рассказа происходят с 25 марта по 7 апреля 1836 года в Петербурге.

Главные герои

  • Платон Кузьмич Ковалев – «маиор», коллежский асессор, служивший на Кавказе. Всегда следил за тем, чтобы его внешний вид был безупречен. В Петербург Ковалев приехал для того, чтобы получить «вице-губернаторское» или «экзекуторское» место, хотел жениться на богатой невесте.
  • Иван Яковлевич – «цырюльник», «страшный пьяница» и «большой циник», всегда ходил небритым, неопрятно выглядел.

Краткое содержание

Глава 1

«Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно-странное происшествие». Цирюльник Иван Яковлевич находит в свежем хлебе нос коллежского асессора Ковалева, которого он брил по средам и воскресеньям.

Иван Яковлевич пытается незаметно выбросить находку, но ему постоянно мешают. В отчаянии цирюльник направляется к Исакиевскому мосту и бросает тряпку с носом в Неву. Радуясь разрешению проблемы, цирюльник вдруг замечает в конце моста квартального надзирателя, и героя задерживают.

Глава 2

Проснувшись утром, коллежский асессор Ковалев, желая посмотреть на выскочивший у него на носу прыщик, обнаруживает вместо носа абсолютно гладкое место. Ковалев немедленно отправляется к обер-полицмейстеру. По дороге, возле одного из домов герой замечает карету, из которой выпрыгивает господин в мундире и бежит вверх по лестнице. В изумлении Ковалев понимает, что это был его нос. Через две минуты нос вышел в «мундире, шитом золотом» со шпагой на боку. «По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считался в ранге статского советника». Нос сел в карету и уехал в Казанский собор. Следуя за носом, Ковалев также заходит в собор и видит, как нос «с выражением величайшей набожности молился». Ковалев деликатно обратился к носу, пытаясь уговорить вернуться его на место, но нос делал вид, что не понимает, о чем идет речь, в конце сказав, что он «сам по себе».

В отчаянии Ковалев решает подать объявление о пропаже носа в газету, однако ему отказывают, так как от такой статьи «газета может потерять репутацию». Желая как-то подбодрить огорченного Ковалева, работающий в газете чиновник предлагает ему понюхать «табачку». Возмутившись, герой отправился к частному приставу. Частный пристав принял Ковалева достаточно сухо, сказав, «что у порядочного человека не оторвут носа и что много есть на свете всяких майоров, которые не имеют даже и исподнего в приличном состоянии и таскаются по всяким непристойным местам».

Ковалев решает, что в случившемся виновата «штаб-офицерша Подточина», которая хотела женить героя на своей дочери. По мнению асессора, она «наняла для этого каких-нибудь колдовок-баб». Ковалев пишет Подточиной письмо с угрозой, но, получив ответ, понимает, что она не имеет никакого отношения к пропаже носа.

Внезапно к Ковалеву приходит полицейский чиновник, который в начале произведения стоял на конце Исакиевского моста, и рассказывает, что нос героя найден: «его перехватили почти на дороге. Он уже садился в дилижанс и хотел уехать в Ригу». Чиновник принес его с собой. Ковалев очень рад находке, но все его попытки «поместить нос на свое место» безуспешны. Не помогает Ковалеву и доктор, который посчитал, что лучше все оставить как есть. По Петербургу быстро разлетаются слухи о том, что нос асессора видели в разных частях города.

Глава 3

7 апреля нос Ковалева неизвестным образом оказался снова на своем месте. Теперь Иван Яковлевич бреет мужчину с особой осторожностью, стараясь не прикасаться к его носу. «И после того майора Ковалева видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам».

«Вот какая история случилась в северной столице нашего обширного государства! Теперь только по соображении всего видим, что в ней есть много неправдоподобного». Однако «кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете; редко, но бывают».

И что в итоге?

Платон Кузьмич Ковалёв – принесённый полицейским нос не хочет возвращаться на место, но потом фантастическим образом снова оказывается на лице майора, который теперь всегда пребывает в хорошем настроении.

Иван Яковлевич – после необычного происшествия бреет Ковалёва с большой осторожностью.

Заключение

Заключение

В повести «Нос» Гоголь остро осмеивает недостатки современного ему общества, для которого типичными были такие типы людей, как коллежский асессор Ковалев. То, что Ковалев по сюжету повести теряет именно нос, не случайно: этим автор подчеркивает душевную и умственную бедность героя, для которого внешность была единственным его достоинством.

Краткий пересказ «Носа» Гоголя будет интересен учащимся школ, студентам и всем ценителям русской литературы.

Тест по повести

Небольшой тест на знание содержания произведения:

Доска почёта

Доска почёта

Чтобы попасть сюда — пройдите тест.

  • Александр Тихообразов

    10/12

  • Вилена Ермолаева

    10/12

  • Руслан Фуллин

    12/12

  • Renat Trifanov

    12/12

  • Женя Гаврилов

    10/12

  • Анжела Гочияева

    11/12

  • Алсушка Шайхутдинова

    12/12

  • Лев Дегтярев

    11/12

  • Эмиль Кельмамбетов

    10/12

  • Любовь Павликова

    12/12

Рейтинг пересказа

4.2

Средняя оценка: 4.2

Всего получено оценок: 3432.


А какую оценку поставите вы?

«The Nose»
by Nikolai Gogol
Original title Нос
Country Russia
Language Russian
Genre(s) Short story
Publisher The Contemporary
Media type Print (hardback & paperback) & audio book
Publication date 1836

«The Nose» (Russian: Нос Nos) is a satirical short story by Nikolai Gogol written during his time living in St. Petersburg. During this time, Gogol’s works were primarily focused on the grotesque and absurd, with a romantic twist.[1] Written between 1835 and 1836, «The Nose» tells the story of a St. Petersburg official whose nose leaves his face and develops a life of its own. «The Nose» was originally published in The Contemporary, a literary journal owned by Alexander Pushkin.[2] The use of a nose as the main source of conflict in the story could have been due to Gogol’s own experience with an oddly shaped nose, which was often the subject of self-deprecating jokes in letters.[2] The use of iconic landmarks in the story, as well as the sheer absurdity of the story, has made «The Nose» an important part of St. Petersburg’s literary tradition.

«The Nose» is divided into three parts and tells the story of Collegiate Assessor (‘Major’) Kovalyov, who wakes up one morning without his nose. He later finds out that his nose has developed a life of its own, and has apparently surpassed him by attaining the rank of State Councillor. The short story showcases the obsession with social rank that plagued Russia after Peter the Great introduced the Table of Ranks.[3] By allowing commoners to gain hereditary nobility through service to the state, a huge population was given the chance to move up in social status. This opportunity, however, also gave way to large bureaucracies, in which many of Gogol’s characters worked.

Plot[edit]

The story is divided into three parts:

Part one[edit]

On 25 March, the barber Ivan Yakovlevich finds out that his wife has made bread. During breakfast, he cuts a loaf in half and finds a nose in his bread. With horror, he recognizes this nose as that of one of his regular customers, Collegiate Assessor Kovalyov (known as ‘Major Kovalyov’). Ivan’s wife demands that Ivan remove the nose from her home, so he wraps it up in cloth and attempts to throw it off a bridge. He tries to get rid of the nose by throwing it into the Neva River, but he is caught by a police officer. Ivan attempts to bribe the police officer, but the officer refuses.

Part two[edit]

Major Kovalyov awakens to discover that his nose is missing. He grabs a mirror to see his face, and there is only a smooth, flat patch of skin in its place. He leaves his home to report the incident to the chief of police. On his way to the chief of police, Major Kovalyov sees his nose dressed in the uniform of a high-ranking official. His nose is already pretending to be a human. He chases his nose, who refuses to return to his face. Kovalyov becomes distracted by a pretty girl, and while he is not watching, the nose escapes. Kovalyov attempts to contact the chief of police, but he is not home. So he visits the newspaper office to place an advertisement about the loss of his nose, but is refused. He then speaks to a police inspector who also refuses to help. Finally, Kovalyov returns home. Kovalyov returns to his flat, where the police officer who caught Ivan returns the nose (which was apprehended at a coach station, trying to flee the city). Kovalyov’s joy is cut short when he finds out that he is unable to reattach the nose, even with the help of a doctor. The next day, Kovalyov writes a letter to Madame Alexandra Grigorievna Podtochina, a woman who wants him to marry her daughter, and accuses her of stealing his nose; he believes that she has placed a curse on him for his fickleness toward her daughter. He writes to ask her to undo the spell, but she is confused by his letter, and reiterates her desire to have him marry her daughter. Her reply convinces him that she is innocent. In the city, rumours of the nose’s activities have spread, and crowds gather in search of it.

Part three[edit]

On 7 April, Kovalyov wakes up with his nose reattached. He is carefully shaved by the barber and returns to his old habits of shopping and flirting with girls.

Characters[edit]

  • Collegiate Assessor Kovalyov – the main character of the story is a civil servant of average rank. He is obsessed with his rank, and one day, he wakes up to find his nose missing.
  • The Nose – this character is a body part that is personified in the story. By the way it is dressed, it seems to have achieved a higher rank of civil service than Kovalyov.
  • Ivan Yakovlevitch – he is the barber who finds the nose in his bread. He attempts to throw the nose into the river. When the nose is miraculously reattached to Kovalyov again, he comes to Ivan to get shaved.
  • Newspaper Advertising Clerk – he is who Kovalyov contacts to get an ad in the paper about his missing nose. When the newspaper advertising clerk first hears about the story, he is unable to understand what has happened. He rejects Kovalyov’s ad because he believes that the ridiculousness of the story will make the newspaper look too sensational.
  • Madame Podtochina – she is the mother of the girl that Kovalyov has been flirting with for some time. He refuses to propose to her because he believes he can marry someone even better, so Madame Podtochina is constantly bothering him about marrying her daughter.
  • The doctor

Themes[edit]

Olfactory perception[edit]

Some reviewers analyze the story literally instead of searching for symbolic significance. A literal interpretation suggests that Gogol’s story is about the importance of olfactory perception, which is obscured in Western society by a focus on vision and appearance.[4] This interpretation is consistent with Gogol’s belief that the nose is the most important part of a person’s anatomy.[5] Major Kovalyov obsesses over his appearance, cleanliness and rank. His behavior reflects the influence of vision-oriented Western culture that emphasizes deodorization and hygiene.[4] And yet he is deeply upset when he loses his nose, which shows that olfactory sensation is still important despite Western influence.

Society and class[edit]

Society and class played a very important role in determining one’s life during the time of Gogol.[6] With the introduction of the Table of Ranks by Peter the Great, a wholly new portion of the population was able to move up socially if it worked hard enough. In a society that was obsessed with status, people had to always look their best and prioritize their outside appearance. When Major Kovalyov sees his own nose dressed in the uniform of a higher-ranking official than himself, he is momentarily embarrassed and unable to approach the nose. Even within the context of a ridiculous scenario, feelings of inferiority and jealousy still manage to creep into Major Kovalyov’s mind.[6]

Identity[edit]

The theme of identity is highlighted by how the nose is both easy to identify and hard to identify at various points in the story.[3] The barber notices the owner of the nose very quickly when he sees it. However, the nose is able to slip away from Kovalyov by disguising itself as a doctor. This back and forth between the identity of the nose emphasizes how Gogol’s Petersburg valued outward appearance much more than one’s true identity. Major Kovalyov is a minor official who acts like he is much higher ranking than he actually is. He refers to women as prostitutes and asks them to come to his apartment. His main objectives in life are to climb the table of ranks and marry well, but without his nose, he can do neither.[7]

The supernatural[edit]

The supernatural also comes into play in this story. The nose is able to transform its size depending on what is needed to further the plot.[6] Sometimes it is portrayed as the size of a common nose, while other times it is portrayed as the same size as a human. This strange ability plays into the absurdity of the story and adds to its comedic tone.

Style[edit]

Critics note that the story’s title in Russian (Нос, «Nos«) is the reverse of the Russian word for «dream» (Сон, «Son«).[8] As the unreliable narrator himself notes, the story «contains much that is highly implausible», while an earlier version of the story ended with Kovalyov waking and realizing that the story was indeed a dream.[2] Without the awakening, however, the story becomes a precursor of magical realism, as an unreal element is woven into a realistic narration.[1] Critics also note the abrupt changes in the narrative that appear to them to be pieced together like fragments. The story line appears to have multiple branches to facilitate the nature of unpredictability as a theme in the story.[9]

Major Kovalyov is a person with many inconsistencies and contradictions.[10] Gogol uses this to highlight the «fractured identity of the main character.»[11] There is a significant imbalance on how Kovalyov views himself, and how the outside world perceives him. Rather than focusing on his inner appearance, all of his energy and thought goes towards maintaining his outward appearance. «The collegiate assessor’s private and public faces seem almost unrelated.»[12] This kind of portrayal of an average citizen of Saint Petersburg reflects Gogol’s position as a transplant to the city, who views the social hierarchy of the city from an outside perspective.[2]

At the end of the story, it appears that Gogol is talking directly to the reader. It is never explained why the Nose fell off in the first place, why it could talk, nor why it found itself reattached. By doing this, Gogol was playing on the assumptions of readers, who may happily seek absurd stories but at the same time still want a normal explanation.[2]

Symbolism[edit]

In Russia, the nose has been host to a variety of proverbs that range from «torn off» (if it is too curious), «lifted up» (if you have a high opinion of yourself), or «hung up» (with obvious defeat and failure). By the 19th century, there has been an extensive literature in Russian prose dedicated to nose references. Critic V. V. Vinogradov believes the nose is not only a symbol of human personality, it is also a source of comedy and pathos in literature.[9]

Some critics have equated the garbled language between Kovalyov’s nose and the other characters in the story to mythological consciousness. Due to the situation the characters find themselves in, human qualities are transferred to natural objects and a mythological sense of perception pervades the characters’ thoughts as opposed to the former modern man perception noted for its self-interest consciousness. The story juxtaposes the nose as a symbol of salvation for Major Kovalyov as opposed to a symbol of self-destruction for barber Ivan Yakovlevitch.[9]

His nose serves as a symbol of his own snobbery and pretentious attitude.[13] Once he loses his nose, his entire demeanor towards the world changes.[14] His nose acts as the source of his own pride, and is what allows him to look down on everyone else. The loss of his nose represents a loss of his identity. Since his identity is primarily defined by his outward appearance, the loss of that appearance devastates him.

Inspiration and reception[edit]

As a literary theme, the nose had been treated by Russian authors at least ever since the translation, completed in 1807, of Laurence Sterne’s Tristram Shandy, in which the subject of noses is elaborately dealt with, especially in «Slawkenbergius’s Tale». Noses, and even heads, which run about on their own, which disappear and then return, which are even baked in bread (as in Part I of Gogol’s story), are to be found in Russian literature of the 1820s and 1830s.[1] Out of these works, Gogol’s is the most famous because it presents an absurd tale that not only serves as social commentary, but also as a comedic tale for all ages.

In A History of Russian Literature, the critic D.S. Mirsky writes: «The Nose is a piece of sheer play, almost sheer nonsense. In it more than anywhere else Gogol displays his extraordinary magic power of making great comic art out of nothing.»[15]

Ever since it was published, «The Nose» has intrigued critics with its absurd story and social commentary.[2] The absurdity of the story creates a certain distance between the author and the reader, which provides an opportunity for readers to enjoy the comedic aspects of the story, but closer analysis allows readers to see that the story is a critique of their everyday lives.

Saint Petersburg landmarks[edit]

As a Petersburg tale, «The Nose» has many references to the city of Saint Petersburg, where the action of the story takes place.

Kazan Cathedral, where the nose was praying.

  • Voznesensky Avenue: Ivan, the barber, lives on this street.
  • Isaakievsky Bridge: Ivan throws the nose into the river Neva from this bridge.
  • Sadovaya Street: Major Kovalyov lives on this street.
  • Nevsky Prospect: Major Kovalyov takes daily walks down this street.
  • Tavrichevsky Gardens: A rumor arises that the nose took to walking in these gardens
  • Gostiny Dvor: Major Kovalyov stops here, happily, after his nose returns to his face

Adaptations[edit]

Dmitri Shostakovich’s opera The Nose, first performed in 1930, is based on this story.

A short film based on the story[16] was made by Alexandre Alexeieff and Claire Parker in 1963 and used pinscreen animation.

Another animated short film, made in 1966, directed by Mordicai Gerstein and narrated by Brother Theodore, shifted the story to Pittsburgh and changed the names (the barber is named «Theodore Schneider» and the nose-loser is named «Nathan Nasspigel»).[17]

Rolan Bykov directed a TV film adapted from the story in 1977.[18]Andrei Amalrik’s play «Nose! Nose? No-se!», like Gogol’s short story, features a Major Kovalyov who wanders around St. Petersburg in search of his nose. The Kovalyov in Amalrik’s play lives in a Marxist totalitarian society and is excessively concerned about his middle-class status.

A play for radio based on the story was written by UK author Avanti Kumar and first produced and broadcast in Ireland by RTÉ in 1995.

In April 2002, the BBC Radio 4 comedy series Three Ivans, Two Aunts and an Overcoat broadcast an adaptation of the story starring Stephen Moore.[19]

An album in Romanian, based on the story, was released by Ada Milea and Bogdan Burlăcianu in 2007.

A play based on the short story was written by Tom Swift and produced by The Performance Corporation in 2008.

The Fat Git Theatre Company[20] performed their adaptation of the short story in 2011.

WMSE (91.7 FM in Milwaukee, WI) broadcast an adaptation by Wisconsin Hybrid Theater (Radio WHT)[21] in 2011.

The Moscow Museum of Erotic Art put on an adaptation based on Vladimir Putin losing his genitalia to coincide with the 2012 presidential election.[22]

Due to the popularity of Gogol’s works in Russia and beyond, many cultural monuments to his works, including The Nose have been created.

A translated audio book version of the short story was published in Malayalam by Kathacafe in 2017.[23]

In January 2020, Andrei Khrzhanovsky released the official adaptation of the short story, The Nose or the Conspiracy of Mavericks, as a stop-motion animated film.[24]

See also[edit]

  • Saint Petersburg
  • Table of Ranks
  • Nikolai Gogol
  • Kazan Cathedral, Saint Petersburg
  • Nevsky Prospect

References[edit]

  1. ^ a b c Hardy, James (2016). «Magical Realism in the Tales of Nikolai Gogol» (PDF). LSU.
  2. ^ a b c d e f Sicher, Efraim (1990). «Dialogization and Laughter in the Dark, or How Gogol’s Nose Was Made: Parody and Literary Evolution in Bachtin’s Theory of the Novel». Russian Literature. 28 (2): 211–233. doi:10.1016/S0304-3479(05)80118-8.
  3. ^ a b Bowman, Herbert (6 February 2016). «The Nose». The Slavic and East European Journal. 31 (76): 204–211. JSTOR 4204413.
  4. ^ a b Klymentiev, Maksym (2009). «The Dark Side of ‘The Nose’: The Paradigms of Olfactory Perception in Gogol’s ‘The Nose’«. Canadian Slavonic Papers. 51 (2): 223–241. doi:10.1080/00085006.2009.11092611. JSTOR 40871408. S2CID 191470781.
  5. ^ Davydov, Sergei (2006). «Gogol’s Petersburg». New England Review. 27 (1): 122–127. JSTOR 40244791.
  6. ^ a b c Blair, Clifford (6 February 2016). «Elements of Fantasy and Semiotic Code for Fractured Identity in Gogol’s «The Nose»» (PDF). Perspectives Student Journal.
  7. ^ Yasmeen, Shareefa (2014). «Nikolai Gogol’s The Nose: An Abstract Satire» (PDF). SUST Journal of Social Sciences.
  8. ^ Bocharov, Sergey (2008). Гоголь в русской критике: антология. p. 357. ISBN 9785958200429.
  9. ^ a b c «Заметки о мифологическом языке повести «Нос»«. «Дом Н. В. Гоголя — мемориальный музей и научная библиотека» (in Russian). Retrieved 30 November 2020.
  10. ^ Friedman, Paul (1951). «The Nose: Some Psychological Reflections». American Imago.
  11. ^ Kelly, Michael (2009). «Restoring the Disfigured Human Image: A Gogolian Slap in the Face and Moral Responsibility». The Russian Review. 68 (2): 302–320. doi:10.1111/j.1467-9434.2009.00526.x.
  12. ^ Spycher, Peter (1963). «The Nose»: A Satirical Comic Fantasy Born of an Impotence Complex». The Slavic and East European Journal. 7 (4): 361–374. doi:10.2307/305434. JSTOR 305434.
  13. ^ Seifrid, Thomas (1993). «Suspicison toward Narrative: The Nose and the Problem of Autonomy in Gogol’s ‘Nos’«. The Russian Review. 52 (3): 382–396. doi:10.2307/130737. JSTOR 130737.
  14. ^ Bocharov, Sergei (1992). «Around The Nose». Essays on Gogol: Logos and the Russian Word.
  15. ^ Mirsky, D. S. (1858). Francis J. Whitfield (ed.). A History of Russian Literature. Alfred A. Knopff. p. 152.
  16. ^ jtenney123. «The Nose». Archived from the original on 22 December 2021 – via YouTube.
  17. ^ «A Nose». IMDb.
  18. ^ Rollberg, Peter (2008). Historical Dictionary of Russian and Soviet Cinema. Lanham, MD: Scarecrow Press. p. 128. ISBN 978-0810860728.
  19. ^ «The Nose, Nikolai Gogol. Three Ivans, Two Aunts and an Overcoat. BBC Radio 4 Extra».
  20. ^ «Archived copy». Archived from the original on 30 March 2012. Retrieved 16 August 2011.{{cite web}}: CS1 maint: archived copy as title (link)
  21. ^ «Radio WHT». 7 September 2011. Archived from the original on 7 September 2011.
  22. ^ «The Daily Herald — Russian poll satire takes Putin’s manhood away». Archived from the original on 26 February 2015. Retrieved 3 March 2012.
  23. ^ «മൂക്ക്».
  24. ^ правды», Стас ТЫРКИН | Сайт «Комсомольской (11 September 2020). «Самым актуальным жанром в России является фантасмагория». kp.ru — Сайт «Комсомольской правды». Retrieved 28 November 2020.

External links[edit]

Wikisource has original text related to this article:

  • An omnibus collection of Gogol’s short fiction at Standard Ebooks
  • The Nose, English translation, from Project Gutenberg
  • Bibliomania: Free Online Literature and Study Guides: The Nose
  • Monument to Major Kovalyov’s Nose
  • Die Nase public domain audiobook at LibriVox (in German)
«The Nose»
by Nikolai Gogol
Original title Нос
Country Russia
Language Russian
Genre(s) Short story
Publisher The Contemporary
Media type Print (hardback & paperback) & audio book
Publication date 1836

«The Nose» (Russian: Нос Nos) is a satirical short story by Nikolai Gogol written during his time living in St. Petersburg. During this time, Gogol’s works were primarily focused on the grotesque and absurd, with a romantic twist.[1] Written between 1835 and 1836, «The Nose» tells the story of a St. Petersburg official whose nose leaves his face and develops a life of its own. «The Nose» was originally published in The Contemporary, a literary journal owned by Alexander Pushkin.[2] The use of a nose as the main source of conflict in the story could have been due to Gogol’s own experience with an oddly shaped nose, which was often the subject of self-deprecating jokes in letters.[2] The use of iconic landmarks in the story, as well as the sheer absurdity of the story, has made «The Nose» an important part of St. Petersburg’s literary tradition.

«The Nose» is divided into three parts and tells the story of Collegiate Assessor (‘Major’) Kovalyov, who wakes up one morning without his nose. He later finds out that his nose has developed a life of its own, and has apparently surpassed him by attaining the rank of State Councillor. The short story showcases the obsession with social rank that plagued Russia after Peter the Great introduced the Table of Ranks.[3] By allowing commoners to gain hereditary nobility through service to the state, a huge population was given the chance to move up in social status. This opportunity, however, also gave way to large bureaucracies, in which many of Gogol’s characters worked.

Plot[edit]

The story is divided into three parts:

Part one[edit]

On 25 March, the barber Ivan Yakovlevich finds out that his wife has made bread. During breakfast, he cuts a loaf in half and finds a nose in his bread. With horror, he recognizes this nose as that of one of his regular customers, Collegiate Assessor Kovalyov (known as ‘Major Kovalyov’). Ivan’s wife demands that Ivan remove the nose from her home, so he wraps it up in cloth and attempts to throw it off a bridge. He tries to get rid of the nose by throwing it into the Neva River, but he is caught by a police officer. Ivan attempts to bribe the police officer, but the officer refuses.

Part two[edit]

Major Kovalyov awakens to discover that his nose is missing. He grabs a mirror to see his face, and there is only a smooth, flat patch of skin in its place. He leaves his home to report the incident to the chief of police. On his way to the chief of police, Major Kovalyov sees his nose dressed in the uniform of a high-ranking official. His nose is already pretending to be a human. He chases his nose, who refuses to return to his face. Kovalyov becomes distracted by a pretty girl, and while he is not watching, the nose escapes. Kovalyov attempts to contact the chief of police, but he is not home. So he visits the newspaper office to place an advertisement about the loss of his nose, but is refused. He then speaks to a police inspector who also refuses to help. Finally, Kovalyov returns home. Kovalyov returns to his flat, where the police officer who caught Ivan returns the nose (which was apprehended at a coach station, trying to flee the city). Kovalyov’s joy is cut short when he finds out that he is unable to reattach the nose, even with the help of a doctor. The next day, Kovalyov writes a letter to Madame Alexandra Grigorievna Podtochina, a woman who wants him to marry her daughter, and accuses her of stealing his nose; he believes that she has placed a curse on him for his fickleness toward her daughter. He writes to ask her to undo the spell, but she is confused by his letter, and reiterates her desire to have him marry her daughter. Her reply convinces him that she is innocent. In the city, rumours of the nose’s activities have spread, and crowds gather in search of it.

Part three[edit]

On 7 April, Kovalyov wakes up with his nose reattached. He is carefully shaved by the barber and returns to his old habits of shopping and flirting with girls.

Characters[edit]

  • Collegiate Assessor Kovalyov – the main character of the story is a civil servant of average rank. He is obsessed with his rank, and one day, he wakes up to find his nose missing.
  • The Nose – this character is a body part that is personified in the story. By the way it is dressed, it seems to have achieved a higher rank of civil service than Kovalyov.
  • Ivan Yakovlevitch – he is the barber who finds the nose in his bread. He attempts to throw the nose into the river. When the nose is miraculously reattached to Kovalyov again, he comes to Ivan to get shaved.
  • Newspaper Advertising Clerk – he is who Kovalyov contacts to get an ad in the paper about his missing nose. When the newspaper advertising clerk first hears about the story, he is unable to understand what has happened. He rejects Kovalyov’s ad because he believes that the ridiculousness of the story will make the newspaper look too sensational.
  • Madame Podtochina – she is the mother of the girl that Kovalyov has been flirting with for some time. He refuses to propose to her because he believes he can marry someone even better, so Madame Podtochina is constantly bothering him about marrying her daughter.
  • The doctor

Themes[edit]

Olfactory perception[edit]

Some reviewers analyze the story literally instead of searching for symbolic significance. A literal interpretation suggests that Gogol’s story is about the importance of olfactory perception, which is obscured in Western society by a focus on vision and appearance.[4] This interpretation is consistent with Gogol’s belief that the nose is the most important part of a person’s anatomy.[5] Major Kovalyov obsesses over his appearance, cleanliness and rank. His behavior reflects the influence of vision-oriented Western culture that emphasizes deodorization and hygiene.[4] And yet he is deeply upset when he loses his nose, which shows that olfactory sensation is still important despite Western influence.

Society and class[edit]

Society and class played a very important role in determining one’s life during the time of Gogol.[6] With the introduction of the Table of Ranks by Peter the Great, a wholly new portion of the population was able to move up socially if it worked hard enough. In a society that was obsessed with status, people had to always look their best and prioritize their outside appearance. When Major Kovalyov sees his own nose dressed in the uniform of a higher-ranking official than himself, he is momentarily embarrassed and unable to approach the nose. Even within the context of a ridiculous scenario, feelings of inferiority and jealousy still manage to creep into Major Kovalyov’s mind.[6]

Identity[edit]

The theme of identity is highlighted by how the nose is both easy to identify and hard to identify at various points in the story.[3] The barber notices the owner of the nose very quickly when he sees it. However, the nose is able to slip away from Kovalyov by disguising itself as a doctor. This back and forth between the identity of the nose emphasizes how Gogol’s Petersburg valued outward appearance much more than one’s true identity. Major Kovalyov is a minor official who acts like he is much higher ranking than he actually is. He refers to women as prostitutes and asks them to come to his apartment. His main objectives in life are to climb the table of ranks and marry well, but without his nose, he can do neither.[7]

The supernatural[edit]

The supernatural also comes into play in this story. The nose is able to transform its size depending on what is needed to further the plot.[6] Sometimes it is portrayed as the size of a common nose, while other times it is portrayed as the same size as a human. This strange ability plays into the absurdity of the story and adds to its comedic tone.

Style[edit]

Critics note that the story’s title in Russian (Нос, «Nos«) is the reverse of the Russian word for «dream» (Сон, «Son«).[8] As the unreliable narrator himself notes, the story «contains much that is highly implausible», while an earlier version of the story ended with Kovalyov waking and realizing that the story was indeed a dream.[2] Without the awakening, however, the story becomes a precursor of magical realism, as an unreal element is woven into a realistic narration.[1] Critics also note the abrupt changes in the narrative that appear to them to be pieced together like fragments. The story line appears to have multiple branches to facilitate the nature of unpredictability as a theme in the story.[9]

Major Kovalyov is a person with many inconsistencies and contradictions.[10] Gogol uses this to highlight the «fractured identity of the main character.»[11] There is a significant imbalance on how Kovalyov views himself, and how the outside world perceives him. Rather than focusing on his inner appearance, all of his energy and thought goes towards maintaining his outward appearance. «The collegiate assessor’s private and public faces seem almost unrelated.»[12] This kind of portrayal of an average citizen of Saint Petersburg reflects Gogol’s position as a transplant to the city, who views the social hierarchy of the city from an outside perspective.[2]

At the end of the story, it appears that Gogol is talking directly to the reader. It is never explained why the Nose fell off in the first place, why it could talk, nor why it found itself reattached. By doing this, Gogol was playing on the assumptions of readers, who may happily seek absurd stories but at the same time still want a normal explanation.[2]

Symbolism[edit]

In Russia, the nose has been host to a variety of proverbs that range from «torn off» (if it is too curious), «lifted up» (if you have a high opinion of yourself), or «hung up» (with obvious defeat and failure). By the 19th century, there has been an extensive literature in Russian prose dedicated to nose references. Critic V. V. Vinogradov believes the nose is not only a symbol of human personality, it is also a source of comedy and pathos in literature.[9]

Some critics have equated the garbled language between Kovalyov’s nose and the other characters in the story to mythological consciousness. Due to the situation the characters find themselves in, human qualities are transferred to natural objects and a mythological sense of perception pervades the characters’ thoughts as opposed to the former modern man perception noted for its self-interest consciousness. The story juxtaposes the nose as a symbol of salvation for Major Kovalyov as opposed to a symbol of self-destruction for barber Ivan Yakovlevitch.[9]

His nose serves as a symbol of his own snobbery and pretentious attitude.[13] Once he loses his nose, his entire demeanor towards the world changes.[14] His nose acts as the source of his own pride, and is what allows him to look down on everyone else. The loss of his nose represents a loss of his identity. Since his identity is primarily defined by his outward appearance, the loss of that appearance devastates him.

Inspiration and reception[edit]

As a literary theme, the nose had been treated by Russian authors at least ever since the translation, completed in 1807, of Laurence Sterne’s Tristram Shandy, in which the subject of noses is elaborately dealt with, especially in «Slawkenbergius’s Tale». Noses, and even heads, which run about on their own, which disappear and then return, which are even baked in bread (as in Part I of Gogol’s story), are to be found in Russian literature of the 1820s and 1830s.[1] Out of these works, Gogol’s is the most famous because it presents an absurd tale that not only serves as social commentary, but also as a comedic tale for all ages.

In A History of Russian Literature, the critic D.S. Mirsky writes: «The Nose is a piece of sheer play, almost sheer nonsense. In it more than anywhere else Gogol displays his extraordinary magic power of making great comic art out of nothing.»[15]

Ever since it was published, «The Nose» has intrigued critics with its absurd story and social commentary.[2] The absurdity of the story creates a certain distance between the author and the reader, which provides an opportunity for readers to enjoy the comedic aspects of the story, but closer analysis allows readers to see that the story is a critique of their everyday lives.

Saint Petersburg landmarks[edit]

As a Petersburg tale, «The Nose» has many references to the city of Saint Petersburg, where the action of the story takes place.

Kazan Cathedral, where the nose was praying.

  • Voznesensky Avenue: Ivan, the barber, lives on this street.
  • Isaakievsky Bridge: Ivan throws the nose into the river Neva from this bridge.
  • Sadovaya Street: Major Kovalyov lives on this street.
  • Nevsky Prospect: Major Kovalyov takes daily walks down this street.
  • Tavrichevsky Gardens: A rumor arises that the nose took to walking in these gardens
  • Gostiny Dvor: Major Kovalyov stops here, happily, after his nose returns to his face

Adaptations[edit]

Dmitri Shostakovich’s opera The Nose, first performed in 1930, is based on this story.

A short film based on the story[16] was made by Alexandre Alexeieff and Claire Parker in 1963 and used pinscreen animation.

Another animated short film, made in 1966, directed by Mordicai Gerstein and narrated by Brother Theodore, shifted the story to Pittsburgh and changed the names (the barber is named «Theodore Schneider» and the nose-loser is named «Nathan Nasspigel»).[17]

Rolan Bykov directed a TV film adapted from the story in 1977.[18]Andrei Amalrik’s play «Nose! Nose? No-se!», like Gogol’s short story, features a Major Kovalyov who wanders around St. Petersburg in search of his nose. The Kovalyov in Amalrik’s play lives in a Marxist totalitarian society and is excessively concerned about his middle-class status.

A play for radio based on the story was written by UK author Avanti Kumar and first produced and broadcast in Ireland by RTÉ in 1995.

In April 2002, the BBC Radio 4 comedy series Three Ivans, Two Aunts and an Overcoat broadcast an adaptation of the story starring Stephen Moore.[19]

An album in Romanian, based on the story, was released by Ada Milea and Bogdan Burlăcianu in 2007.

A play based on the short story was written by Tom Swift and produced by The Performance Corporation in 2008.

The Fat Git Theatre Company[20] performed their adaptation of the short story in 2011.

WMSE (91.7 FM in Milwaukee, WI) broadcast an adaptation by Wisconsin Hybrid Theater (Radio WHT)[21] in 2011.

The Moscow Museum of Erotic Art put on an adaptation based on Vladimir Putin losing his genitalia to coincide with the 2012 presidential election.[22]

Due to the popularity of Gogol’s works in Russia and beyond, many cultural monuments to his works, including The Nose have been created.

A translated audio book version of the short story was published in Malayalam by Kathacafe in 2017.[23]

In January 2020, Andrei Khrzhanovsky released the official adaptation of the short story, The Nose or the Conspiracy of Mavericks, as a stop-motion animated film.[24]

See also[edit]

  • Saint Petersburg
  • Table of Ranks
  • Nikolai Gogol
  • Kazan Cathedral, Saint Petersburg
  • Nevsky Prospect

References[edit]

  1. ^ a b c Hardy, James (2016). «Magical Realism in the Tales of Nikolai Gogol» (PDF). LSU.
  2. ^ a b c d e f Sicher, Efraim (1990). «Dialogization and Laughter in the Dark, or How Gogol’s Nose Was Made: Parody and Literary Evolution in Bachtin’s Theory of the Novel». Russian Literature. 28 (2): 211–233. doi:10.1016/S0304-3479(05)80118-8.
  3. ^ a b Bowman, Herbert (6 February 2016). «The Nose». The Slavic and East European Journal. 31 (76): 204–211. JSTOR 4204413.
  4. ^ a b Klymentiev, Maksym (2009). «The Dark Side of ‘The Nose’: The Paradigms of Olfactory Perception in Gogol’s ‘The Nose’«. Canadian Slavonic Papers. 51 (2): 223–241. doi:10.1080/00085006.2009.11092611. JSTOR 40871408. S2CID 191470781.
  5. ^ Davydov, Sergei (2006). «Gogol’s Petersburg». New England Review. 27 (1): 122–127. JSTOR 40244791.
  6. ^ a b c Blair, Clifford (6 February 2016). «Elements of Fantasy and Semiotic Code for Fractured Identity in Gogol’s «The Nose»» (PDF). Perspectives Student Journal.
  7. ^ Yasmeen, Shareefa (2014). «Nikolai Gogol’s The Nose: An Abstract Satire» (PDF). SUST Journal of Social Sciences.
  8. ^ Bocharov, Sergey (2008). Гоголь в русской критике: антология. p. 357. ISBN 9785958200429.
  9. ^ a b c «Заметки о мифологическом языке повести «Нос»«. «Дом Н. В. Гоголя — мемориальный музей и научная библиотека» (in Russian). Retrieved 30 November 2020.
  10. ^ Friedman, Paul (1951). «The Nose: Some Psychological Reflections». American Imago.
  11. ^ Kelly, Michael (2009). «Restoring the Disfigured Human Image: A Gogolian Slap in the Face and Moral Responsibility». The Russian Review. 68 (2): 302–320. doi:10.1111/j.1467-9434.2009.00526.x.
  12. ^ Spycher, Peter (1963). «The Nose»: A Satirical Comic Fantasy Born of an Impotence Complex». The Slavic and East European Journal. 7 (4): 361–374. doi:10.2307/305434. JSTOR 305434.
  13. ^ Seifrid, Thomas (1993). «Suspicison toward Narrative: The Nose and the Problem of Autonomy in Gogol’s ‘Nos’«. The Russian Review. 52 (3): 382–396. doi:10.2307/130737. JSTOR 130737.
  14. ^ Bocharov, Sergei (1992). «Around The Nose». Essays on Gogol: Logos and the Russian Word.
  15. ^ Mirsky, D. S. (1858). Francis J. Whitfield (ed.). A History of Russian Literature. Alfred A. Knopff. p. 152.
  16. ^ jtenney123. «The Nose». Archived from the original on 22 December 2021 – via YouTube.
  17. ^ «A Nose». IMDb.
  18. ^ Rollberg, Peter (2008). Historical Dictionary of Russian and Soviet Cinema. Lanham, MD: Scarecrow Press. p. 128. ISBN 978-0810860728.
  19. ^ «The Nose, Nikolai Gogol. Three Ivans, Two Aunts and an Overcoat. BBC Radio 4 Extra».
  20. ^ «Archived copy». Archived from the original on 30 March 2012. Retrieved 16 August 2011.{{cite web}}: CS1 maint: archived copy as title (link)
  21. ^ «Radio WHT». 7 September 2011. Archived from the original on 7 September 2011.
  22. ^ «The Daily Herald — Russian poll satire takes Putin’s manhood away». Archived from the original on 26 February 2015. Retrieved 3 March 2012.
  23. ^ «മൂക്ക്».
  24. ^ правды», Стас ТЫРКИН | Сайт «Комсомольской (11 September 2020). «Самым актуальным жанром в России является фантасмагория». kp.ru — Сайт «Комсомольской правды». Retrieved 28 November 2020.

External links[edit]

Wikisource has original text related to this article:

  • An omnibus collection of Gogol’s short fiction at Standard Ebooks
  • The Nose, English translation, from Project Gutenberg
  • Bibliomania: Free Online Literature and Study Guides: The Nose
  • Monument to Major Kovalyov’s Nose
  • Die Nase public domain audiobook at LibriVox (in German)

Притча о том, как нос майора Ковалёва зажил собственной жизнью. Повесть, которую современники считали фривольным анекдотом — и которая предвосхитила литературу абсурда XX века.

комментарии: Игорь Пильщиков

О чём эта книга?

Однажды утром с лица майора Ковалёва необъяснимым образом пропадает нос, который вскоре находит в свежеиспечённом хлебе цирюльник Иван Яковлевич. Нос эмансипируется и начинает жить собственной жизнью: получает чин статского советника, ходит в церковь и готовится удрать за границу, пока наконец столь же необъяснимо не оказывается на своём прежнем месте. Абсурдистская социальная притча или просто фривольный анекдот — «Нос» остаётся загадочным произведением, вызывающим недоумение и порождающим смелые трактовки.

Гравюра с портрета Николая Гоголя работы Александра Иванова. 1841 год. Русский музей

Когда она написана?

Первоначальный набросок повести относится к концу 1832 года; первая полная редакция, дошедшая до нас в черновом варианте, — к началу 1834 года; первая завершённая редакция датируется 1835 годом. К этому времени Гоголь уже напечатал «Вечера на хуторе близ Диканьки» (1831–1832), сборники «Арабески» и «Миргород» (1835) и стал знаменитым писателем. В начале 1840-х годов он значительно переработал повесть: радикально переделал и расширил финал, выделив его в особую третью главу. В результате абсурдно-комический текст обрёл идеальную композицию: 1-я глава — завязка, история цирюльника Ивана Яковлевича, нашедшего нос в хлебе; 2-я глава — основная часть, история майора Ковалёва; 3-я глава — неожиданная и немотивированная развязка, за которой следует пародийное и ничего не объясняющее рассуждение повествователя о смысле повести.

Сергей Алимов. Иллюстрация к повести «Нос». 1960-е годы
Мультфильм «Нос» / «Le nez». Режиссёр Александр Алексеев. Франция, 1963 год

Как она написана?

По сравнению с ранними «малороссийскими» повестями Гоголя с их фольклорной демонологией, в повестях петербургского цикла всё большее место занимает подспудная, неявная фантастика, проявляющаяся в деталях быта и поведения
персонажей
1
Манн Ю. В. Эволюция гоголевской фантастики // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. С. 219–258.

. Сверхъестественные силы уже не вмешиваются в действие, но как бы присутствуют на заднем плане, прорываясь в речь героев. По словам Юрия Тынянова, «фабульная схема гоголевского «Носа» до неприличия напоминает бред
сумасшедшего»
2
Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 324–325.

. «Чорт его знает, как это сделалось», — говорит себе цирюльник. «Чорт хотел подшутить надо мною!» — объясняет Ковалёв. «Каким же образом, какими судьбами это приключилось? Только чорт разберёт это!»

Фантастика лишается мотивировки и становится свойством призрачного петербургского мира. Гоголевский Петербург — неестественный, ненормальный и невероятный
город
3
Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л.: ГИХЛ, 1959. С. 270.

. Сама повседневная жизнь в нём иррациональна, обыденная логика подменяется логикой абсурда. В этом отношении повесть «Нос» во многом предвосхитила психопатологические, абсурдистские и гротескные тенденции авангардного искусства XX века.

Техника гоголевского повествования получила название сказа. Термин этот ввёл литературовед-формалист Борис
Эйхенбаум
4
Эйхенбаум Б. М. Как сделана «Шинель» Гоголя // Поэтика (Сборники по теории поэтического языка, III). Пг.: 19-я Гос. тип., 1919. С. 151.

. Сказ — это художественный монолог, имитирующий спонтанную устную речь со всеми её алогизмами, повторами и дефектами. История подаётся «сквозь призму сознания и стилистического оформления
посредника-рассказчика»
5
Виноградов В. В. Проблема сказа в стилистике // Поэтика (Временник Отдела словесных искусств ГИИИ, I). Л. Academia, 1926. С. 24, ср. 37.

. Сюжет, построенный на анекдоте, сокращается до минимума, вместо череды событий и положений (или наряду с ними) мы становимся свидетелями разнообразной смены речевых
масок

Эйхенбаум Б. М. Как сделана «Шинель» Гоголя // Поэтика (Сборники по теории поэтического языка, III). Пг.: 19-я Гос. тип., 1919. С. 151–152.

. Яркий пример такой смены — финал «Носа»: рассказчик внезапно берёт на себя роль рецензента собственной повести, после чего запутывается окончательно. В отличие от «Вечеров на хуторе близ Диканьки», сказ использован здесь не ради имитации «экзотической» народной речи, а как самоценный стилистический приём. Если в «Записках сумасшедшего», непосредственно предшествовавших «Носу», алогизм мира объяснялся безумием героя, то в «Носе» он не мотивирован ничем, кроме авторского
произвола
7
Гиппиус В. В. Творческий путь Гоголя // Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока. М., Л.: Наука, 1966. С. 83.

.

Как она была опубликована?

Гоголь готовил «Нос» для публикации в дружественном ему
«Московском наблюдателе»

Историко-литературный журнал, издававшийся в Москве с 1836 по 1839 год. Редакция разделяла славянофильские взгляды: в журнале работали Алексей Хомяков, Иван Киреевский, Владимир Одоевский, главным критиком был Степан Шевырёв. В 1838 году журнал сменил собственника, заниматься им стал Белинский и литераторы из кружка Станкевича, которых объединял интерес к немецкой философии. Уже через год Белинский ушёл из «Московского наблюдателя» в «Отечественные записки», и журнал закрылся.

. Однако, по свидетельству Белинского, редакция журнала, получив рукопись в марте 1835 года, отказалась печатать повесть «по причине её пошлости и тривиальности» — или, в другом пересказе того же Белинского, «находя её
грязною»
8
Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. VI. М.; Л., 1955. С. 504, 406–407.

. Зато «Нос» понравился Пушкину, и повесть увидела свет в третьем томе пушкинского «Современника» (сентябрь 1836 года).

Поздняя редакция была напечатана в составе третьего тома «Сочинений Николая Гоголя» (1842). Здесь впервые оказались под одной обложкой повести из петербургской жизни («Невский проспект», «Записки сумасшедшего», «Портрет», «Нос», «Шинель»). Уже после смерти писателя критика объединила их в цикл «петербургских повестей» (у самого Гоголя такого наименования нет).

«Нос». Рисунки и обложка Василия Масютина. М.; Берлин: Геликон, 1922 год
«Нос». Издательство «Светлана», 1921 год

Что на неё повлияло?

Повесть Гоголя отчасти близка к фантастике
Шамиссо

Альберт фон Шамиссо (1781–1838) — немецкий поэт, писатель, ботаник и зоолог. Стал известен благодаря фантастической повести «Удивительная история Петера Шлемиля» (1813), по её сюжету главный герой продаёт собственную тень, а затем начинает её искать. Шамиссо совершил кругосветное плавание, свои впечатления от путешествия он собрал в книге «Путешествие вокруг света» (1834–1836). Также он открыл явление метагенеза и описал около 80 родов растений.

и Гофмана и к повестям русских «гофманианцев» конца 1820-х — начала 1830-х годов о разного рода двойничестве — таковы, например, «Двойник»
Антония Погорельского

Алексей Алексеевич Перовский (1787–1836) — писатель, работал под псевдонимом Антоний Погорельский. Перевёл на немецкий «Бедную Лизу» Карамзина. Занимался ботаникой, три его публичные лекции на эту тему были изданы отдельной книгой. Участвовал в Отечественной войне 1812 года. Был близок литературному кружку арзамасцев. Воспитывал племянника, будущего писателя Алексея Константиновича Толстого. Автор сборника новелл «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», написанной для племянника сказки «Чёрная курица, или Подземные жители», романа «Монастырка».

или «Сказка о мёртвом теле, неизвестно кому принадлежащем» из «Пёстрых сказок»
Иринея Гомозейки

Владимир Фёдорович Одоевский (1804–1869) — писатель, филантроп. Председатель кружка «Общество любомудров». Совместно с Кюхельбекером выпускал альманах «Мнемозина». Автор утопического романа «4338-й год», повестей и рассказов, сборника философских эссе «Русские ночи». Одоевский много писал о музыке, он считается одним из основоположников русского музыкознания. Был директором Румянцевского музея, также занимался народным просвещением — выпускал журнал «Сельское чтение», сочинял образовательные «грамотки».

. И у Гофмана, и у его последователей повествование иронично, оно допускает двоякую интерпретацию фантастики — как мистическую (сверхъестественные миры, колдовство), так и бытовую (сон, опьянение, буйная фантазия). Но даже на этом фоне повесть Гоголя выделяется откровенной пародийностью, гротескным абсурдом.

Пародийное повествование, эксплуатирующее тему носа, мы находим у любимца русских романтиков Лоренса Стерна — в его знаменитом юмористическом романе «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Для писателей 1830-х годов этот роман был образцом игры с литературными условностями. Главный приём Стерна — длинные, якобы неуместные отступления от темы, предельно замедляющие развитие сюжета. Одно из самых выдающихся — рассуждение о влиянии величины носа на способности человека. По наблюдению Виктора Шкловского, в романе Стерна «этот мотив развёрнут с необыкновенной пышностью»; всего «развёртывание носологии» занимает около 50 страниц текста, то есть в роман вводится «целая поэма о
носах»
9
Шкловский В. Б. «Тристрам Шенди» Стерна и теория романа. Пг.: Опояз, 1921. С. 10–11.

. Шутливый термин «носология» ввёл в оборот
Виктор Виноградов

Виктор Владимирович Виноградов (1895–1969) — лингвист, литературовед. В начале 1920-х  изучал историю церковного раскола, в 1930-х занялся литературоведением: писал статьи про Пушкина, Гоголя, Достоевского, Ахматову. С последней его связывала многолетняя дружба. В 1929 году Виноградов переехал в Москву и основал там свою лингвистическую школу. В 1934-м Виноградова репрессировали, но освободили досрочно для подготовки к юбилею Пушкина в 1937 году. В 1958 году Виноградов возглавил Институт русского языка АН СССР. Был экспертом со стороны обвинения в процессе над Синявским и Даниэлем.

, первым отметивший влияние «Тристрама Шенди» на стилистику гоголевского
«Носа»
10
Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 5–8.

. В начале 1830-х годов в русской печати появилось несколько шутливых похвал носу, написанных в подражание Стерну.

Что именно пародирует Гоголь? Например, «тему об отрезанном и запечённом носе можно рассматривать как пародию на ситуации авантюрных романов, повествовавших о странствованиях отрезанных частей
тела»
11
Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 5–8.

. Виноградов называет популярный авантюрный роман
Джеймса Мориера

Джеймс Джастин Мориер (1780–1849) — английский писатель и дипломат. Служил в посольстве в Персии, затем занялся литературой. Выпустил книгу «Путешествие по Персии, Армении и Малой Азии до Константинополя в 1808 и 1809 годах» (1812), романы «Похождения Хаджи-Бабы из Исфагана» (1824) и «Хаджи-Баба в Англии» (1828).

«Хаджи-баба»: соответствующие главы из него печатались на рубеже 1820-х и 1830-х годов в русских журналах под заглавиями «Печёная голова» и «Повесть о жареной голове». Зачин повести («Марта 25-го числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие») и другие подобные пассажи пародируют газетную хронику и журнальные сообщения, печатавшиеся в разделе «Смесь».

Эрнст Теодор Амадей Гофман. Автопортрет. Около 1800 года. «Нос» близок к фантастике Гофмана и русским «гофманианцам» — Алексею Перовскому и Владимиру Одоевскому
Неизвестный художник. Портрет Лоренса Стерна. Около 1760 года. Национальная портретная галерея, Лондон. В романе Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» можно найти ироничные рассуждения о влиянии величины носа на способности человека

Как её приняли?

Как пустяк, чистый фарс, бессмысленный анекдот. Первым отзывом о повести Гоголя стало примечание издателя «Современника» (Александра Пушкина): «Н. В. Гоголь долго не соглашался на напечатание этой шутки, но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастического, весёлого, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикою удовольствием, которое доставила нам его
рукопись»
12
Современник. 1836. Т. 3. С. 54.

. Сводя всё дело к фантастике и шутке, это предисловие не давало никакого ключа к прочтению текста. Сохранился экземпляр
«Современника»
13
 Шляпкин И. А. Из неизданных бумаг А. С. Пушкина. СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1903. С. 262.

с анонимной эпиграммой, вписанной на полях:

У Гоголя валялся Нос,
От публики его он прятал,
           Но вот вопрос:
           Кто поднял нос
И вздор как дело напечатал?

Булгарин в
«Северной пчеле»

Проправительственная газета, издававшаяся в Петербурге с 1825 по 1864 год. Основана Фаддеем Булгариным. Поначалу газета придерживалась демократических взглядов (в ней печатались произведения Александра Пушкина и Кондратия Рылеева), но после восстания декабристов резко изменила политический курс: вела борьбу с прогрессивными журналами вроде «Современника» и «Отечественных записок», публиковала доносы. Почти во всех разделах газеты писал сам Булгарин. В 1860-е новый издатель «Северной пчелы» Павел Усов пытался сделать газету более либеральной, но вынужден был закрыть издание из-за малого количества подписчиков.

издевался над разговорным, местами вульгарным языком повести и до неприличия натуралистическими
сценками
14
Булгарин Ф. В. Литературная юмористика // Северная пчела. 1836. 6 ноября. № 255. С. 1020.

.

Приятель Пушкина барон
Егор Розен

Егор Фёдорович Розен (1800–1860) — драматург, поэт, критик. Был выходцем из немцев, русский язык выучил в юности. Издавал альманах «Альциона», в котором печатались Пушкин, Вяземский, Жуковский, Одоевский. Был секретарём будущего императора Александра III. Розен написал либретто к опере Михаила Глинки «Жизнь за царя», статью «О рифме», изданную в первом выпуске пушкинского «Современника», создавал пьесы на исторические сюжеты. Переводил на немецкий язык стихи Пушкина и отрывки из «Бориса Годунова».

, считавший «Нос» «отвратительной бессмыслицей» и видевший в ней «пустейший, непонятнейший фарс», удивлялся, «каким чудом» «она могла смешить
Пушкина»
15
Розен Е. Ф. Из статьи «Ссылка на мёртвых» (1847) // Пушкин в воспоминаниях современников. 3-е изд., доп. Т. 2. СПб.: Академический проект, 1998. С. 318–319.

. Но ещё большее недоумение вызвало у него пушкинское примечание к повести, в которой

…нет ни формы, ни последовательности, никакой связи даже в мыслях; всё, от начала до конца, есть непостижимая бессмыслица, отчего отвратительное представляется ещё отвратительнейшим! Чего же хотел Пушкин своим примечанием к этой повести? <…> Или он хотел издеваться над вкусом публики, рекомендуя ей, под видом неожиданного, фантастического, весёлого, оригинального, — такую бессмысленную ералашь?


Степан Шевырёв

Степан Петрович Шевырёв (1806–1864) — литературный критик, поэт. Участвовал в кружке «любомудров», издании журнала «Московский вестник», был близким другом Гоголя. С 1835 по 1837 год был критиком «Московского наблюдателя». Вместе с Михаилом Погодиным издавал журнал «Москвитянин». Шевырёв был известен своими консервативными взглядами, именно он считается автором фразы «загнивающий Запад». В 1857 году между ним и графом Василием Бобринским из-за политических разногласий произошла ссора, закончившаяся дракой. Из-за этого инцидента Шевырёва уволили со службы и выслали из Москвы.

, входивший в круг ближайших друзей Гоголя, называл «Нос» одним из «самых неудачных созданий»
писателя
16
Шевырев С. П. Похождения Чичикова, или «Мёртвые души»: Поэма Н. Гоголя. Статья вторая // Москвитянин. 1842. Ч. IV. Кн. 8. С. 373.

.

Белинский в рецензии на «Сочинения» Гоголя обошёл «Нос» вниманием, ограничившись похвалой стилю: «Нос» — этот арабеск, небрежно набросанный карандашом великого мастера, значительно и к лучшему изменён в своей
развязке»
17
Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. VI. М.; Л., 1955. С. 661. Имеется ввиду переделка повести для издания 1842 года.

. В другой статье, игнорируя комическую и фантастическую составляющие, Белинский подчёркивает в повести натуралистическую (или, как сказали бы век спустя, реалистическую)
типизацию
18
Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. III. М.; Л., 1953. С. 52–53.

:

Вы знакомы с майором Ковалёвым? Отчего он так заинтересовал вас, отчего так смешит он вас несбыточным происшествием со своим злополучным носом? — Оттого, что он есть не майор Ковалёв, а майоры Ковалёвы, так что после знакомства с ним, хотя бы вы зараз встретили целую сотню Ковалёвых, — тотчас узнаете их, отличите среди тысячей. Типизм есть один из основных законов творчества, и без него нет творчества.

Сам Гоголь заранее посмеялся над таким прочтением, оборвав рассуждение о коллежских асессорах комической сентенцией: «Учёные коллежские асессоры… Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счёт. То же разумей и о всех званиях и чинах». Кажется, Белинский так и не понял, зачем эта повесть была написана. Он вообще полагал, что «фантастическое как-то не совсем даётся г.
Гоголю»
19
Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. Т. I. М.; Л., 1953. С. 303.

.

Андрей Амальрик. 1976 год. Амальрик написал «пьесу, переделанную из повести Николая Гоголя» под заглавием «Нос! Нос? Но-с!»
Василий Розанов. 1916 год. Розанов увидел в Гоголе не реалиста, родоначальника натуральной школы, а «гения формы», певца абсурда и фантасмагории
Григорий Гуковский. 1940-е годы. Гуковский считал Гоголя реалистом и объяснял этот реализм «антиразумностью изображаемой им действительности»

Что было дальше?

Позднее реалистическая трактовка, которой так противится «Нос», была пересмотрена. В цикле статей 1891–1909 годов Василий Розанов провёл, как сказали бы сегодня, полную деконструкцию гоголевской поэтики. Сложившиеся представления о Гоголе-реалисте он объявил недоразумением, а гоголевскую социальную критику — клеветой на действительность. Произведения Гоголя — кукольный театр
абсурда
20
Розанов В. В. Пушкин и Гоголь (1891) // Розанов В. В. Полное собрание сочинений в 35 томах. Т. 1. СПб.: Росток, 2014. С. 146.

. Гоголь — «гений формы», содержания у него «почти нет, или — пустое, ненужное,
неинтересное»
21
Розанов В. В. Гений формы (К 100-летию со дня рождения Гоголя) // Розанов В. В. Полное собрание сочинений в 35 томах. Т. 4. СПб.: Росток, 2016. С. 266–269.

. Реалистичны у Гоголя детали, мелочи, а общая картина мира — фантасмагорична. Это не критика и даже не сатира, это карикатура. Гоголь «отыскивает для воплощения самое что ни на есть малейшее, пошлость, уродство, искривление, болезнь, сумасшествие или сон, похожий на сумасшествие. Ведь «Нос» буквально глава из «Записок сумасшедшего», а «Записки сумасшедшего» — «это нить нескольких плетёных в одно
«Носов»
22
Розанов В. В. Гений формы (К 100-летию со дня рождения Гоголя) // Розанов В. В. Полное собрание сочинений в 35 томах. Т. 4. СПб.: Росток, 2016. С. 266–269.

.

Следующий шаг в осмыслении «Носа» сделали формалисты. В начале 1920-х годов Виктор Виноградов сделал для «Носа» то же, что
Борис Эйхенбаум

Борис Михайлович Эйхенбаум (1886–1959) — литературовед, текстолог, один из главных филологов-формалистов. В 1918-м вошёл в кружок ОПОЯЗ наряду с Юрием Тыняновым, Виктором Шкловским, Романом Якобсоном, Осипом Бриком. В 1949 году подвергся гонениям во время сталинской кампании по борьбе с космополитизмом. Автор важнейших работ о Гоголе, Льве Толстом, Лескове, Ахматовой.

для гоголевской «Шинели»: заново открыл читателю Гоголя-абсурдиста и Гоголя-комика, который скорее конструирует речевую псевдореальность, чем изображает подлинную действительность. Виноградову принадлежит интерпретация «Носа» как «натуралистического
гротеска»
23
Виноградов В. В. Натуралистический гротеск: Сюжет и композиция повести Гоголя «Нос» // Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 5–44.

, поддержанная русскими и зарубежными исследователями. Американский славист
Саймон Карлинский

Саймон Карлинский (Семён Аркадьевич Карлинский, 1924–2009) — литературовед. Родился в семье еврейских эмигрантов в Харбине, учился в русской школе, в возрасте 14 лет вместе с семьёй эмигрировал в США. Участвовал во Второй мировой войне в составе американской армии. После войны остался в Европе, где получил музыкальное образование. В 1958 году вернулся в Америку и занялся русской литературой. Преподавал в Беркли, возглавлял кафедру истории славянских языков и литературы.

предложил уточнение: гротеск Гоголя — не натуралистический или реалистический, а сюрреалистический, он создаёт абсурдный мир из трансформированных элементов повседневности. Гоголь становится одним из предтеч сюрреализма — в этой перспективе его проза оказывается ближе к
Лотреамону

Граф де Лотреамон (настоящее имя — Изидор-Люсьен Дюкасс; 1846–1870) — французский прозаик, поэт. Главное сочинение — поэма в прозе «Песни Мальдорора», оказавшая большое влияние на французских и русских символистов.

и Льюису Кэрроллу, чем к Гофману или
Свифту
24
Karlinsky S. The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol. Cambridge, Mass.; London: Harvard University Press, 1976. P. 123–125.

.

Хлеб — дело печёное, а нос совсем не то

Николай Гоголь

Абсурдно-фантастическому истолкованию «Носа» противостоит сатирико-реалистическое — продукт советского официозно-марксистского гоголеведения. Советский читатель должен был усвоить, что «Нос» — это «сатирически обобщенная и острая пародия, разоблачающая общественные отношения, реакционно-бюрократический «порядок» николаевской монархии», а цель повести — «комическое разоблачение пошлой
действительности»
25
Степанов Н. Л. Н. В. Гоголь: Творческий путь. 2-е изд. М.: ГИХЛ, 1959. С. 264.

. «Вульгарно-социологическая» критика в лице
Валерьяна Переверзева

Валерьян Фёдорович Переверзев (1882–1968) — литературовед. В юности увлёкся марксизмом, отбывал наказание в ссылке за антиправительственную пропаганду. В заключении написал книгу о творчестве Достоевского. В советские годы стал профессором МГУ, членом редколлегии «Литературной энциклопедии». Основал собственную литературоведческую школу, был автором идеи «социального приказа» — ещё более жёсткого, чем «социальный заказ», требования правящего класса к писателю создавать произведения на нужные темы по установленным правилам. Метод Переверзева впоследствии назвали «вульгарным психологизмом». В 1938 году Переверзева арестовали и сослали на Колыму, после освобождения — повторный арест и ссылка в Красноярск. В 1956 году Переверзева реабилитировали, и он вернулся в Москву.

объясняла гоголевский комический алогизм «алогической природой» социальной среды, которую высмеивал
писатель
26
Переверзев В. Ф. Творчество Гоголя. 2-е изд. Иваново-Вознесенск: Основа, 1926.

. С Переверзевым соглашался
Григорий Гуковский

Григорий Александрович Гуковский (1902–1950) — литературовед. Заведовал кафедрой русской литературы Ленинградского университета. В Пушкинском доме возглавил группу по изучению русской литературы XVIII века. Автор первого систематического курса по этой теме. Был эвакуирован из блокадного Ленинграда в Саратов. После войны был арестован в рамках кампании по «борьбе с космополитизмом», умер в заключении от сердечного приступа.

, который в своей поздней марксистско-гегельянской книге «Реализм Гоголя» объяснял алогизм гоголевской повести «антиразумностью изображаемой им
действительности»
27
Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л.: ГИХЛ, 1959. С. 298.

, «николаевской полицейщины и её дикой
власти»
28
Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л.: ГИХЛ, 1959. С. 298.

.

Такая же двойственность характерна для разнообразных воплощений «Носа» на сцене и на экране — от эксцентрической оперы Дмитрия Шостаковича (1928) до советского телефильма 1977 года. Некоторые интерпретации остались чисто литературными. Так, повесть Гоголя послужила источником вдохновения для диссидента, драматурга и публициста
Андрея Амальрика

Андрей Алексеевич Амальрик (1938–1980) — публицист, писатель, диссидент. Был отчислен из МГУ, писал абсурдистские пьесы, в 1965 году сослан в Сибирь за тунеядство. После возвращения в Москву был сотрудником агентства печати «Новости», затем работал почтальоном. В 1969 году написал книгу-эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» с предсказанием распада СССР. Затем ещё пять лет провёл в лагерях. Был одним из инициаторов создания Московской Хельсинкской группы. Уехал из СССР в 1976 году, в эмиграции написал книгу «Записки диссидента» и исследование о Распутине.

, получившего мировую известность после выхода эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1969). В 1968-м Амальрик написал «пьесу в 16 эпизодах, переделанную из повести Николая Гоголя» под заглавием «Нос! Нос? Но-с!». Она была напечатана в сборнике абсурдистских пьес Амальрика, опубликованном в 1970 году в Амстердаме. В предисловии к сборнику Амальрик указывает на свои стилистические ориентиры: Гоголь, Сухово-Кобылин, Хлебников, Хармс,
Ионеско
29
Амальрик А. Пьесы. Амстердам: Фонд имени Герцена, 1970. С. 5–8.

. По мнению критика-эмигранта, в своей инсценировке «Амальрик сумел выявить захватывающий «модернизм» старого
Гоголя»
30
Мальцев Ю. Русская литература в поисках форм // Грани. 1975. № 98. С. 169.

. Разумеется, о постановке пьесы в СССР не шло и речи.

В 1995 году на стене дома, стоящего на пересечении Вознесенского проспекта и проспекта Римского-Корсакова в Санкт-Петербурге, был установлен памятник «Нос майора Ковалёва», который создал писатель и художник
Резо Габриадзе

Резо Леванович Габриадзе (1936) — сценарист, художник, скульптор. Основатель Театра марионеток в Тбилиси. Автор сценариев к фильмам «Мимино», «Кин-дза-дза», «Не горюй!», нескольких романов и пьес.

в соавторстве с архитектором Вячеславом Бухаевым. В сентябре 2002 года Нос, точь-в-точь как в повести, загадочным образом исчез, но год спустя был найден и водворен на место. В 2008 году во дворе филфака Санкт-Петербургского университета был установлен ещё один памятник Носу — работы Тимура Юсуфова.

Скульптурная композиция «Нос майора Ковалёва. Гоголь», установленная на Вознесенском проспекте в Санкт-Петербурге в 1995 году

Семен Лиходеев/ТАСС

Мультфильм «Нос» / «Le nez». Режиссёр Александр Алексеев. Франция, 1963 год

Правда ли, что тема носа была больной для Гоголя?

В мае 1839 года Гоголь сделал запись в альбоме Елизаветы Чертковой. Запись эта настолько выразительна, что её не обошёл вниманием ни один носолог от Виктора Виноградова до Владимира Набокова:

Наша дружба священна. Она началась на дне тавлинки. Там встретились наши носы и почувствовали братское расположение друг к другу, несмотря на видимое несходство их характеров. В самом деле: ваш — красивый, щегольской, с весьма приятною выгнутою линиею; а мой решительно птичий, остроконечный и длинный, как Браун, могущий наведываться лично, без посредства пальцев, в самые мелкие табакерки (разумеется, если не будет оттуда отражён щелчком) — какая страшная разница! <…> Впрочем, несмотря на смешную физиономию, мой нос очень добрая скотина; не вздёргивался никогда кверху или к потолку; не чихал в угождение начальникам и начальству — словом, несмотря на свою непомерность, вёл себя очень умеренно, за что, без сомнения, попал в либералы. Но в сторону носы! — Этот предмет очень плодовит, и о нём было довольно писано и переписано; жаловались вообще на его глупость, и что он нюхает всё без разбору, и зачем он выбежал на средину лица. Говорили даже, что совсем не нужно носа, что вместо носа гораздо лучше, если бы была табакерка, а нос бы носил всякий в кармане в носовом платке. Впрочем, всё это вздор и ни к чему не ведёт. Я носу своему очень благодарен.

Дочь Чертковой впоследствии поясняла: «Гоголь был носаст; у красавицы Елиз. Григ. Чертковой также был большой, но изящный нос. Сопоставление этих носов давало Гоголю повод к разным
шуткам»
31
Вересаев В. В. Гоголь в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников. М.; Л.: Academia, 1933. С. 213.

.

Набоков в книге «Николай Гоголь» (1944) уделяет несколько красноречивых страниц гоголевскому носу и мотиву носа у Гоголя. «Его большой и острый нос был так длинен и подвижен, что в молодости… он умел пренеприятно доставать его кончиком нижнюю губу; нос был самой чуткой и приметной чертой его
внешности»
32
Набоков В. Николай Гоголь / Пер. Е. Голышевой (при участии В. Голышева) // Набоков В. Американский период. Собрание сочинений в 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 405.

. Вот как современники характеризуют гоголевский нос: «худой и искривлённый» (
Михаил Лонгинов

Михаил Николаевич Лонгинов (1823–1875) — писатель, литературовед, государственный деятель. В конце 1840-х был близок кругу журнала «Современник» (Некрасов, Тургенев, Панаев, Дружинин). Спустя 10 лет стал их непримиримым критиком. С 1867 по 1871 год служил орловским губернатором. Был начальником Главного управления по делам печати, исполнял роль главного цензора. В юности писал поэмы и стихи эротического содержания, позднее исследовал биографии писателей XVIII века, выпустил воспоминания о Гоголе и Лермонтове.

), «длинный, заострённый» (Иван
Тургенев)
33
Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1952. С. 70, 532.

, «сухощавый, длинный и острый, как клюв хищной птицы» (Иван
Панаев)
34
Вересаев В. В. Гоголь в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников. М.; Л.: Academia, 1933. С. 216.

. Сам Гоголь любил называть свой нос «птичьим» (это, помимо прочего, каламбур: гоголь — птица семейства утиных, Bucephala clangula). Впрочем, поэт и журналист
Николай Берг

Николай Васильевич Берг (1823–1884) — поэт, журналист, переводчик. Сотрудничал с журналом «Москвитянин». Участвовал в Крымской войне, издал «Записки об осаде Севастополя» и «Севастопольский альбом». Был корреспондентом журнала «Русский вестник» в Италии, освещал польское восстание в качестве корреспондента «Санкт-Петербургских новостей». Остался жить в Варшаве, преподавал русский язык и литературу в местном университете. Переводил на русский с болгарского, сербского, словацкого, украинского, чешского, литовского.

делает существенную оговорку: нос у Гоголя был длинен, но всё же не до такой степени, «как Гоголь (одно время занимавшийся своею физиономиею) его
воображал»
35
Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1952. С. 500–501.

.

Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы

Николай Гоголь

Набоков справедливо замечает, что «нос лейтмотивом проходит через его [Гоголя] сочинения: трудно найти другого писателя, который с таким смаком описывал бы запахи, чиханье и храп. <…> Из носов течёт, носы дергаются, с носами любовно или неучтиво
обращаются»
36
Набоков В. Николай Гоголь / Пер. Е. Голышевой (при участии В. Голышева) // Набоков В. Американский период. Собрание сочинений в 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 405.

. В повести «Ночь перед Рождеством» в одном из развёрнутых сравнений мелькает фигура «цирюльника, тирански хватающего за нос свою жертву» — прообраз цирюльника Ивана Яковлевича из «Носа». В «Невском проспекте» пьяный сапожник Гофман собирается отрезать нос пьяному жестянщику Шиллеру, который заявляет: «Я не хочу, мне не нужен нос!» — и требует: «Режь мне нос! Вот мой нос!» (имена героев издевательски отсылают к актуальной для Гоголя немецкой литературной традиции). В «Записках сумасшедшего» заглавный герой полагает, что на луне «люди никак не могут жить, и там теперь живут только одни носы».

Над пристрастием Гоголя к носам издевался
Осип Сенковский

Осип-Юлиан Иванович Сенковский (1800–1850) — писатель, редактор, востоковед. В юности совершил путешествие по Сирии, Египту и Турции, издал о нём путевые очерки. По возвращении устроился переводчиком в Иностранную коллегию. С 1828 по 1833 год служил цензором. Сенковский основал один из первых массовых журналов — «Библиотека для чтения», редактировал его более десяти лет. Писал рассказы и публицистику под псевдонимом Барон Брамбеус.

в рецензии на «Мёртвые
души»
37
Сенковский О. И. Похождения Чичикова, или «Мёртвые души»: Поэма Н. Гоголя // Библиотека для чтения. 1842. Т. 53. Отд. VI. С. 37.

:

Скажите, по милости… отчего нос играет здесь такую бессменную роль? Вся ваша поэма вертится на одних носах! — Оттого, — отвечаю я как глубокомысленный комментатор поэмы, — что нос едва ли не первый источник «высокого, восторженного, лирического смеху». — Я, однако ж, не вижу в нём ничего смешного, — возражаете вы мне на это. — Вы не видите!.. Но мы видим, — возражаю я обратно. — Согласитесь, что у человека этот треугольный кусок мяса, который торчит в центре его лица, удивительно, восторженно, лирически смешон. И у нас это уже доказано, что без носа нельзя сочинить ничего истинно забавного.

У Гоголя много разнообразных идиоматических выражений со словом «нос» и связанных с ним
образов
38
Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 20–21, 286–287.

: «Когда вы, господа полковники, сами не знаете прав своих, то пусть же вас чорт водит за
нос»
39
«Тарас Бульба», первая редакция.

; «Чтобы я позволила всякой мерзавке дуться передо мною и подымать и без того курносый нос свой!»; «…распустит по городу такую чепуху, что мне никуды нельзя будет носа
показать»
40
Драматический «Отрывок».

. Нередки у Гоголя характерологические гротескные носы: человек «с широким носом и огромною на нём
шишкою»
41
«Сорочинская ярмарка», черновая редакция.

, «баба в козацкой свитке, с фиолетовым
носом»
42
«Ночь перед Рождеством».

. Главным недостатком Агафьи Тихоновны в «Женитьбе» оказывается длинный нос (эта тема особенно педалирована в первой редакции комедии). Тот же недостаток дамы обнаруживают у Чичикова: «Распустили слухи, что он хорош, а он совсем не хорош, совсем не хорош, и нос у него… самый неприятный нос».

Нос может метонимически замещать целого человека: «В это время выглянул из перекрёстного переулка огромный запачканный нос и, как большой топор, повиснул над показавшимися вслед за ним губами и всем лицом. Это был сам
Пеппе»
43
«Рим».

. Гротескный нос может быть комическим, а может — устрашающим: «Когда же есаул поднял иконы, вдруг всё лицо его [колдуна] переменилось: нос вырос и наклонился на-сторону»; «Глянул в лицо — и лицо стало переменяться: нос вытянулся и повиснул над губами…  и стал перед ним тот самый колдун, который показался на свадьбе у
есаула»
44
«Страшная месть».

. Такого персонажа Гоголь был способен сам сыграть на сцене. Ещё в гимназии он «взялся сыграть роль дяди-старика — страшного скряги. В этой роли Гоголь практиковался более месяца, и главная задача для него состояла в том, чтобы нос сходился с подбородком… По целым часам просиживал он перед зеркалом и пригнал нос к подбородку, пока наконец не достиг
желаемого…»
45
 Пащенко Т. Г. Черты из жизни Гоголя // Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1952. С. 44.

Юрий Тынянов видел в Носе «реализованную метафору», которая встречается у Гоголя не только в художественных текстах, но и в
письмах
46
Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 204.

. В апреле 1838 года Гоголь писал из Рима своей корреспондентке Марии Балабиной: «Верите, что часто приходит неистовое желание превратиться в один нос, чтобы не было ничего больше — ни глаз, ни рук, ни ног, кроме одного только большущего носа, у которого бы ноздри были величиною в добрые вёдра, чтобы можно было втянуть в себя как можно побольше благовония и весны». Подобных, хотя и не всегда столь же развёрнутых, примеров у Гоголя множество.

Елизавета Черткова. Гоголь писал Чертковой: «Наша дружба священна. Она началась на дне тавлинки. Там встретились наши носы и почувствовали братское расположение друг к другу, несмотря на видимое несходство их характеров»
Фёдор Моллер. Портрет Николая Гоголя. 1840-е годы

Может быть, Нос — это вовсе не нос? Есть ли в повести Гоголя «фрейдистский» подтекст?

«Обострённое ощущение носа в конце концов вылилось в повесть «Нос» — поистине гимн этому органу, — говорит Набоков. — Фрейдист мог бы утверждать, что в вывернутом наизнанку мире Гоголя человеческие существа поставлены вверх ногами… и поэтому роль носа, очевидно, выполняет другой орган, и
наоборот»
47
Набоков В. Николай Гоголь / Пер. Е. Голышевой (при участии В. Голышева) // Набоков В. Американский период. Собрание сочинений в 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 405.

. Такой фрейдист действительно существовал — это литературовед-психоаналитик Иван Ермаков, который — в полном соответствии с упрощённой версией фрейдовского психоанализа — во всех произведениях Гоголя отыскивал фаллическую символику. По Ермакову, нос в текстах Гоголя — фаллический символ, поэтому страх утраты носа символизирует страх
кастрации
48
Ермаков И. Д. Психоанализ литературы: Пушкин. Гоголь. Достоевский. М.: НЛО, 1999. С. 269–272.

. Напротив, Саймон Карлинский, автор книги «Сексуальный лабиринт Николая Гоголя» (1976), не усмотрел в «Носе» никаких сексуально-психологических подтекстов, за исключением обычного для гоголевских героев активного нежелания Ковалёва
жениться
49
Karlinsky S. The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol. Cambridge, Mass.; London: Harvard University Press, 1976. P. 129–130.

.

Набоков предлагал отказаться от чрезмерного психологизма и «рассматривать обонятельные склонности Гоголя — и даже его собственный нос — как литературный приём, свойственный грубому карнавальному юмору вообще и русским шуткам по поводу носа в
частности»
50
Набоков В. Николай Гоголь / Пер. Е. Голышевой (при участии В. Голышева) // Набоков В. Американский период. Собрание сочинений в 5 томах. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 405–406.

. «Носологические» шутки намекают на «древнюю примету, сохранявшую популярность в XVIII и XIX веках» — «о связи величины носа с мужскими
достоинствами»
51
Виноградов В. В. Натуралистический гротеск: Сюжет и композиция повести Гоголя «Нос» // Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 13, 18.

. В средневековых гротескных образах нос обычно использовался как «замещение
фалла»
52
Бахтин M. M. Собрание сочинений в 7 томах. Т. 4 (2). М.: Языки славянских культур, 2010. С. 99, ср. 340.

. На русских лубочных картинках нос выступает и как замещение фалла, и как самостоятельный
персонаж
53
Дилакторская О. Г. Фантастическое в повести Н. В. Гоголя «Нос» // Русская литература. 1984. № 1. С. 162–163.

. Отказ любомудров-славянофилов из «Московского наблюдателя» печатать повесть был, очевидно, связан именно с неприятием скабрезных ассоциаций. Другой славянофил —
Константин Аксаков

Константин Сергеевич Аксаков (1817–1860) — публицист, литературовед, идеолог славянофильства, член важной литературной династии XIX века. Аксаков сотрудничал с журналами «Москвитянин», «Русская беседа», газетой «Молва», писал стихи и драму. Известность получила его полемика с Белинским по поводу «Мёртвых душ» Гоголя. История России, по мнению Аксакова, принципиально отличается от истории европейских стран: русский народ не конкурировал за власть, а мирно сосуществовал с государством, однако это равновесие нарушили реформы Петра I. Философ Владимир Соловьёв называл Аксакова «самым восторженным и прямолинейным из славянофилов».

писал о «Носе» в 1836 году: «В этой шутке есть своё достоинство, но она, точно, немножко
сальна»
54
Гоголь в неизданной переписке современников (1833–1853) // Литературное наследство. Т. 58. М.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 550.

. Непристойность связанных с носом ассоциаций обыгрывает не только Гоголь, но и его предшественник Стерн, чей Тристрам Шенди с комической важностью предупреждает читателей «носологической» главы: «Под словом нос, в продолжение всей этой длинной главы о носах и во всех частях моей книги, где только слово нос встретится, я объявляю, что под этим словом я разумею настоящий нос — ни больше, ни
меньше»
55
Стерн Л. Жизнь и мнения Тристрама Шанди / Пер. с англ. Т. III. СПб.: Имп. типографии, 1804. С. 5.

.

Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счёт

Николай Гоголь

Особую роль в создании фривольной семантической ауры повести играют использованные в ней и даже только подразумеваемые фразеологизмы, построенные на метафорическом и метонимическом употреблении слова «нос», например: не мочь показать носа («не иметь возможности показаться где-либо»), водить за нос («долгое время обманывать, вводить в заблуждение»), быть/остаться с носом («быть обманутым»), остаться без носа («потерять нос в результате заболевания сифилисом»). Параллелизм двух последних идиом обыграл Пушкин в эпиграмме (1821): «Лечись — иль быть тебе
Панглосом

Персонаж повести Вольтера «Кандид», заболевший сифилисом.

, / Ты жертва вредной красоты — / И то-то, братец, будешь с носом, / Когда без носа будешь ты».

В свете этих устойчивых ассоциаций отнюдь не безобидно звучит начало второй главы гоголевской повести: «Коллежский асессор Ковалёв вскочил с кровати, встряхнулся: нет носа!..» Ковалёв пытается разъяснить Носу создавшуюся проблему: «Мне ходить без носа, согласитесь, это неприлично. <…> …притом будучи во многих домах знаком с дамами: Чехтарева, статская советница и другие… <…> Извините… если на это смотреть сообразно с правилами долга и чести… вы сами можете понять…» Однако Нос — в лучших традициях стернианства! — отказывается понимать намёки: «Ничего решительно не понимаю, — отвечал Нос. — Изъяснитесь удовлетворительнее».

И повествователь, и персонажи постоянно говорят о непристойности отсутствия носа, но никогда не называют причину прямо. Объявлять через газету об отсутствии носа — это «неприлично, неловко, нехорошо!» Частный пристав уверен, «что у порядочного человека не оторвут носа и что много есть на свете всяких майоров, которые… таскаются по всяким непристойным местам».

Первая редакция «Носа» завершалась открытой экспликацией эротического подтекста: «Ей, Иван!» — «Чего изволите-с?» — «Что, не спрашивала ли майора Ковалёва одна девчонка, такая хорошенькая собою?» — «Никак нет». «Гм!» — сказал майор Ковалёв и посмотрел, улыбаясь, в зеркало». Нос так или иначе связывается с женской темой и в других произведениях Гоголя. Примечательна развёрнутая каламбурная метафорика в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем»: «Я признаюсь, не понимаю, для чего это так устроено, что женщины хватают нас за нос так же ловко, как будто за ручку чайника? Или руки их так созданы, или носы наши ни на что более не годятся».

Сергей Алимов. Иллюстрация к повести «Нос». 1960-е годы
Мультфильм «Нос» / «Le nez». Режиссёр Александр Алексеев. Франция, 1963 год

Почему коллежский асессор Ковалёв называет себя майором?

«Он два года только ещё состоял в этом звании и потому ни на минуту не мог его позабыть; а чтобы более придать себе благородства и веса, он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда майором». В
газетной экспедиции

Отделение почтамта, занимающееся рассылкой газет.

Ковалёв перебирает формулировки: «Вы можете просто написать: коллежский асессор, или, ещё лучше, состоящий в майорском чине».

Приравнивание одного чина к другому было возможным благодаря Табели о рангах — системе (буквально: «таблице») соответствий между военными, гражданскими и придворными чинами, введённой в 1722 году Петром I. Табель утверждала меритократический принцип организации общества: статус человека определяется его заслугами перед империей, а не знатностью или богатством. В бюрократизированном российском государстве сущность петровской реформы выхолащивалась — система чинов и званий стремилась стать единственным регулятором отношений между людьми, в том числе за пределами службы.

Все чины были ранжированы по XIV классам (I — высший, XIV — низший). Коллежский асессор — гражданский чин VIII класса, которому соответствовал армейский чин майора. Чин этот был самым низким из привилегированных чинов. Начиная с VIII класса чиновник удостаивался специального упоминания в газетах при въезде и выезде из города. Так, в каждом номере «Московских ведомостей» печаталось «Известие о приехавших в сию Столицу и выехавших из оной осьми классов особах». До 1845 года VIII класс давал гражданским лицам право на потомственное дворянство (мы не знаем, был ли Ковалёв дворянином по рождению или по выслуге). Для сравнения: герои «Записок сумасшедшего» и «Шинели» Аксентий Иванович Поприщин и Акакий Акакиевич Башмачкин всего одним классом ниже Ковалёва. Они титулярные советники (IX класс), и судьба их, как учат в школе, «воплощает трагедию маленького человека».

Если всякий начнёт писать, что у него сбежал нос, то… И так уже говорят, что печатается много несообразностей и ложных слухов

Николай Гоголь

Отчего же Ковалёв предпочитал именоваться майором, а не коллежским асессором? Ответ на это даёт полное название петровской Табели: «Табель о рангах всех чинов, воинских, статских и придворных, которые в котором классе чины; и которые в одном классе, те имеют по старшинству времени вступления в чин между собою, однако ж воинские выше прочих, хотя б и старее кто в том классе пожалован был». Иначе говоря, при равенстве класса военный чин считался выше гражданского. Ковалёв хитрил, как бы добавляя себе ползвания по сравнению с прочими коллежскими асессорами. Той же хитростью он пользовался как формой лести: «знакомого ему надворного советника» (чин VII класса) «он называл подполковником, особливо ежели то случалось при посторонних». При этом закон прямо оговаривал недопустимость такой практики: «Запрещается гражданским чиновникам именоваться военными
чинами»
56
Свод законов Российской Империи, повелением Государя Императора Николая Павловича составленный. Учреждения. Свод Учреждений государственных и губернских. Часть 3. Уставы о службе гражданской. СПб.: в Типографии II Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1833. С. 119; Дилакторская О. Г. Фантастическое в повести Н. В. Гоголя «Нос» // Русская литература. 1984. № 1. С. 154.

. Итак, перед нами прохиндей хлестаковского типа, любитель попользоваться привилегиями — как законными, так и незаконными. Ещё одна говорящая подробность: Ковалёв покупает «какую-то орденскую ленточку, неизвестно для каких причин, потому что он сам не был кавалером никакого ордена». В свете этих деталей наглое самозванство Носа представляет собой гротескную проекцию мелкого самозванства Ковалёва.

В тексте есть ещё одна важная деталь: «Ковалёв был кавказский коллежский асессор». Что это значит? По решению правительства, «для предупреждения недостатка в способных и достойных чиновниках» производство в коллежские асессоры на Кавказе, «по удалённости сих мест», проходило с послаблениями по отношению к установленному порядку — без сдачи специального экзамена и без наличия университетского образования. Выражение «ехать на Кавказ за чином коллежского асессора» неоднократно встречается в художественной и мемуарной прозе того времени. На это и намекает повествователь: «Но между тем необходимо сказать что-нибудь о Ковалёве, чтобы читатель мог видеть, какого рода был этот коллежский асессор. Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощию учёных аттестатов, никак нельзя сравнивать с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно особенные рода».

Николай Алексеев. Пушкин и Гоголь. 1847 год

Какую карьеру успел сделать Нос?

Современники Гоголя понимали, что бежавший от Ковалёва Нос щеголяет «в мундире Министерства
просвещения»
57
Из письма П. А. Вяземского А. И. Тургеневу от 9 апреля 1836 года (Остафьевский архив кн. Вяземских. Т. III. СПб.: Типография М. М. Стасюлевича, 1899. С. 314).

: «Он был в мундире, шитом золотом, с большим стоячим воротником; на нём были замшевые панталоны; при боку шпага. По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считался в ранге статского советника». Статский советник — чин V класса. Соответствующий ему военный чин — бригадир — был упразднён в 1799
году
58
Раскин Д. И. Чины и государственная служба в России в XIX — нач. XX века // Русские писатели: Биографический словарь, 1800–1917. Т. 1. М.: Большая российская энциклопедия, 1992. С. 663.

. Это чин выше полковничьего (VI класс), но ниже генерал-майорского (IV класс). Начиная с V класса пожалование в соответствующий чин совершалось только «с Высочайшего разрешения», это первый из особо привилегированных классов.

Нос заявляет Ковалёву: «Судя по пуговицам вашего виц-мундира, вы должны служить в сенате или, по крайней мере, по юстиции. Я же по учёной части». Сенатские и министерские должности, которые при нормальном порядке дел мог занять коллежский асессор, — это младший секретарь (в Сенате) или младший столоначальник (в департаментах министерств). Нос в департаменте министерства юстиции был бы вице-директором, а в Сенате — чиновником за обер-прокурорским столом. Однако он трудится «по учёной части» — значит, он мог быть ректором университета или помощником попечителя учебного
округа
59
Раскин Д. И. Чины и государственная служба в России в XIX — нач. XX века // Русские писатели: Биографический словарь, 1800–1917. Т. 1. М.: Большая российская энциклопедия, 1992. С. 661.

. Ковалёв же, судя по всему, высшего образования не имел. И чин его был существенно ниже, чем у Носа.

Без носа человек — чорт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин

Николай Гоголь

Согласно Гуковскому, «в этом-то и заключается конфликт повести: борьба происходит между человеком в чине коллежского асессора и носом в чине статского советника. Нос на три чина старше человека. Это определяет его победу, его неуязвимость, его превосходство над человеком. И это — совершенно естественно, нормально в обществе, где вообще чин важнее всего. Иной вопрос — что такое общество всё в целом устроено противоестественно, ненормально. Об этом-то и говорит своему читателю
Гоголь»
60
Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л.: ГИХЛ, 1959. С. 283.

. Система важнее, чем составляющие её винтики. Вне системы они — ничто. Как только выясняется, что у Носа чужой паспорт, — он мгновенно перестаёт быть «господином» и опять становится просто «носом».

Отношения между Ковалёвым и Носом выстраиваются в социально-психологическом поле, которое сам Гоголь в «Театральном разъезде» окрестил «электричеством чина»: «Нужно заметить, что Ковалёв был чрезвычайно обидчивый человек. Он мог простить всё, что ни говорили о нём самом, но никак не извинял, если это относилось к чину или званию». Именно чин становится поводом для зазнайства, и не у одного Ковалёва. Разные малоприятные персонажи в текстах Гоголя то и дело поднимают (задирают) нос только потому, что они чином выше окружающих. В предисловии ко второй части «Вечеров на хуторе близ Диканьки» пасечник Рудый Панько жалуется: «Я вам скажу, любезные читатели, что хуже нет ничего на свете, как эта знать. Что его дядя был когда-то комиссаром, так и нос несёт вверх». Такого же рода персонаж фигурирует в повести «Майская ночь, или Утопленница»: «Что он думает… что он голова, что он обливает людей на морозе холодною водою, так и нос поднял!» В ранней редакции «Женитьбы» тётка невесты сетует: «Дворянин перед чёрным народом дерёт только нос, а перед своим чуть немного чином повыше, так покланивается, что инда шея…» (то есть «что даже шея свернётся»). В ранней редакции первого тома «Мёртвых душ» мелькает «новоиспечённый государственный человек», который «сидит павлином», «поднявши кверху нос и лысину». Ковалёв непомерно задирал нос, так что нос забыл своё место. Может быть, не так уж неправ был одиозный советский литературовед, лауреат Сталинской премии Владимир Ермилов со своей упрощающей формулировкой: «Ковалёв слишком высоко задирал нос — вот он у него и
слетел!»
61
 Ермилов В. В. Избранные работы в трех томах. Т. 2: Н. В. Гоголь. М.: ГИХЛ, 1956. С. 188.

«Мне кажется… вы должны знать своё место», — говорит Носу его бывший владелец. Если Нос — гипертрофированная проекция Ковалёва, то эти же слова могут быть обращены к самому майору.

Геннадий Спирин. Иллюстрации к повести «Нос». 2010 год

Как «Нос» связан с религией?

Лингвист и культуролог
Борис Успенский

Борис Андреевич Успенский (1937) — лингвист. Был профессором филологического факультета МГУ, в качестве приглашённого профессора преподавал в Гарвардском и Корнеллском университетах. С 2011 года профессор НИУ ВШЭ. Крупнейший специалист по семиотике, теоретической лингвистике и истории русского литературного языка.

обнаружил, что «сюжетомотивирующим» фактором в окончательной редакции повести становится время. Нос исчезает с лица майора в день православного Благовещения (празднуется 25 марта по старому стилю) и появляется вновь на следующий день (7 апреля) после католического Благовещения (6
апреля)
62
Успенский Б. А. Время в гоголевском «Носе» («Нос» глазами этнографа) // Успенский Б. А. Историко-филологические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 49–50.

. По народным поверьям, характерным для «районов межконфессионального пограничья» (какова хорошо знакомая Гоголю Украина), весь этот период, отделяющий одноимённые православные и католические праздники, считается «нечистым»: в это время может происходить всякая чертовщина. Нелепые события происходят в течение 13 дней (несчастливое число). Ковалёв встречает Нос в парадном мундире в Казанском соборе на праздничной службе. В ранних редакциях действие ещё не было приурочено к Благовещению, однако Гоголь настаивал на том, что персонажи должны встретиться именно в церкви. «Если в случае ваша глупая цензура привяжется к тому, что нос не может быть в Казанской церкви, то, пожалуй, можно его перевести в католическую», — писал он
Михаилу Погодину

Михаил Петрович Погодин (1800–1875) — историк, прозаик, издатель журнала «Москвитянин». Погодин родился в крестьянской семье, а к середине XIX века стал настолько влиятельной фигурой, что давал советы императору Николаю I. Погодина считали центром литературной Москвы, он издал альманах «Урания», в котором публиковал стихи Пушкина, Баратынского, Вяземского, Тютчева, в его «Москвитянине» печатались Гоголь, Жуковский, Островский. Издатель разделял взгляды славянофилов, развивал идеи панславизма, был близок философскому кружку любомудров. Погодин профессионально изучал историю Древней Руси, отстаивал концепцию, согласно которой основы русской государственности заложили скандинавы. Собрал ценную коллекцию древнерусских документов, которую потом выкупило государство.

18 марта 1835 года. Тем не менее в первых изданиях (1836 и 1842 года) упоминание богослужения было исключено и вся сцена перенесена в Гостиный двор.

Благовещение обычно приходится на дни Великого поста, когда мясо запрещено к употреблению, поэтому нос в хлебе неуместен вдвойне: как говорит Иван Яковлевич, «хлеб — дело печёное» (его есть можно), «а нос совсем не
то»
63
Успенский Б. А. Время в гоголевском «Носе» («Нос» глазами этнографа) // Успенский Б. А. Историко-филологические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 50.

. В контексте религиозной символики повести мотив хлеба может иметь дополнительное значение. По предположению филолога Михаила
Вайскопфа
64
Вайскопф М. Птица тройка и колесница души. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 169–170.

, манипуляции брадобрея с хлебом и носом могут быть прочитаны как скрытая пародия на приготовление к евхаристии — проскомидию, впоследствии подробно описанную Гоголем в «Рассуждении о Божественной литургии»: «Вся эта часть служения состоит в приготовлении нужного к служению, то есть в отделении от приношений, или хлебов-просфор, того хлеба, который должен вначале образовать тело Христово, а потом пресуществиться в него». Иван Яковлевич «для приличия надел сверх рубашки фрак», подобно тому, как священник надевает облачение. Супруга Ивана Яковлевича вынула «из печи только что испечённые хлебы» «и бросила один хлеб на стол», наподобие того, как «иерей берёт из <жертвенника> одну из просфор с тем, чтобы изъять ту часть, которая станет потом телом Христовым». Затем священник берёт «нож, которым должен изъять» часть хлеба, имеющий «вид копья в напоминание копья, которым было прободено на кресте тело Спасителя… и приподъемлет потом копьём вырезанную средину хлеба». Иван Яковлевич, «разрезавши хлеб на две половины… поглядел в середину… и вытащил — нос». Наконец, цирюльник бросает нос в воду — а диакон «наконец вливает вина и воды в чашу, соединив их вместе и испросив благословенья у иерея». «Но здесь происшествие совершенно закрывается туманом, и что далее произошло, решительно ничего неизвестно», — завершается первая глава повести, подобно тому, как проскомидия «совершается вся в олтаре при затворенных дверях, при задёрнутом занавесе, незримо от народа».

На свете нет ничего долговременного, а потому и радость в следующую минуту за первою уже не так жива

Николай Гоголь

Однако есть и существенное различие. Священник перед литургией «должен ещё с вечера трезвиться телом и духом», а цирюльник накануне был настолько пьян, что с утра даже не помнит, как возвратился домой. Таким образом, весь сюжет повести можно рассматривать как кощунственную травестию евангельского сюжета от Благовещения до
Вознесения
65
Успенский Б. А. Время в гоголевском «Носе» («Нос» глазами этнографа) // Успенский Б. А. Историко-филологические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 50. Вайскопф М. Птица тройка и колесница души. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 168.

. Недаром в центре событий оказывается ненужный вроде бы персонаж — «цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте».

В один ряд с «Носом» можно поставить демонологические произведения периода гоголевского религиозного кризиса («Вий», «Невский проспект») и кощунственные насмешки над евхаристией в письме к Александру Данилевскому от 28 сентября 1838 года:

Вообрази, что по всей дороге, по всем городам храмы бедные, богослужение тоже, жрецы невежи и неопрятны… а о вкусе и благоухании жертв нечего и говорить… Так что, признаюсь, поневоле находят вольнодумные и богоотступные мысли, и чувствую, что ежеминутно слабеют мои религиозные правила и вера в истинную религию, так что, если бы только нашлась другая с искусными жрецами и особенно жертвами, например, чай или шеколад, то прощай последняя набожность.

Такие же колебания испытывал злосчастный Ковалёв: в церкви он «чувствовал себя в таком расстроенном состоянии, что никак не в силах был молиться», зато его Нос молился «с выражением величайшей набожности».

Подспудное кощунство «Носа» проливает свет ещё на одну деталь. Нос пропал у майора в пятницу («в продолжение всей среды и даже во весь четверток нос у него был цел»), а пятница — несчастливый день, поскольку именно на него приходятся события, составляющие Страсти Христовы. На этом фоне крайне двусмысленно звучит восклицание Ковалёва, осознавшего весь ужас своего положения: «Боже мой! боже мой! За что это такое несчастие?» Оно звучит как перифраз возгласа распятого Иисуса: «Боже мой, Боже мой, вскую мя еси оставилъ?» (в Синодальном переводе: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня
оставил?»)
66
Мф. 27:46. Вайскопф М. Птица тройка и колесница души. М.: Новое литературное обозрение, 2003. С. 169.

.

Сергей Алимов. Иллюстрация к повести «Нос». 1960-е годы
Мультфильм «Нос» / «Le nez». Режиссёр Александр Алексеев. Франция, 1963 год

Почему рассказчик как бы обрывает повесть на полуслове и сам ставит написанное в ней под сомнение?

В финале первой полной редакции повести всё происшедшее трактовалось как страшное сновидение: «Впрочем, всё это, что ни описано здесь, виделось майору во сне». Более того, трудно отделаться от мысли, что «нос» каламбурно связан со «сном», поскольку образует с ним палиндром: «нос» — «сон». Однако в позднейших редакциях исходная мотивировка абсурдных событий — алогизм сновидения — если не снята, то завуалирована. Или, по точной характеристике Виноградова, «убрана, как леса художественной
постройки»
67
Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 24.

. Таким образом, внезапный обрыв повествования можно при желании трактовать как пробуждение ото сна.

Возможно и другое объяснение. Две «сюжетные плоскости» или «художественных пространства», в которых существует Нос в одноимённой повести, принципиально
несовместимы
68
Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 204. Лотман Ю. М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя // Учёные записки Тартуского гоc. университета. 1968. Вып. 209. С. 39–41. Манн Ю. В. Эволюция гоголевской фантастики // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. С. 234.

. По ходу дела нос то остаётся частью человеческого лица, то, сбежав, превращается в «целого» человека, у которого есть собственное лицо (он его, впрочем,
прячет)
69
Бочаров С. Г. Загадка «Носа» и тайна лица // Бочаров С. Г. О художественных мирах. М.: Советская Россия, 1985. С. 124–160. Бочаров С. Г. Вокруг «Носа» // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 98–120.

. Рассказчик бессилен объяснить эти трансформации «части вместо целого» (pars pro toto) в «целое вместо части» (totum pro parte) и обратно. Алогизм в «Носе» не только приём сюжетосложения — он вообще присущ всему описываемому миру. Мир гоголевского Петербурга — это мир, поставленный с ног на голову, и правит в нём чёрт: «…казалось, что какой-то демон искрошил весь мир на множество разных кусков и все эти куски без смысла, без толку смешал вместе». Так что рассказ об этом мире можно начать и оборвать в любой момент, как завещал великий Стерн.

«Нос». Режиссёр Ролан Быков. СССР, 1977 год

Какова была судьба «Носа» в театре и кино?

В 1928 году Дмитрий Шостакович написал оперу «Нос». Основным автором либретто был сам композитор, а сцена пробуждения Ковалёва принадлежит Евгению Замятину. Остальные замятинские сцены Шостакович забраковал и пригласил дописывать либретто менее известных литераторов Георгия Ионина и Александра Прейса. Образцом интерпретации Гоголя стал для Шостаковича, по его собственным словам, «Ревизор» в постановке Всеволода Мейерхольда 1926 года. Шостакович рассчитывал, что и его опера будет поставлена Мейерхольдом, но обстоятельства сложились иначе. Стилевая доминанта «Носа» — гротеск и эксцентрика: первый антракт написан для одних ударных, вокальные партии выходят за пределы нормальных регистров, в состав оркестра входят балалайки, домры и разные перкуссионные инструменты. Опера шла в 1930/31 годах, но под давлением недоброжелательной критики была снята с репертуара и вернулась к зрителям и слушателям лишь несколько десятилетий
спустя
70
Бочаров С. Г. Загадка «Носа» и тайна лица // Бочаров С. Г. О художественных мирах. М.: Советская Россия, 1985. С. 124–160. Бочаров С. Г. Вокруг «Носа» // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 98–120.

.

В 1963 году в Париже книжный график и аниматор Александр Алексеев снял мультипликационный фильм «Нос», применив изобретённую им ещё в 1930-е годы оригинальную технику анимации —
игольчатый экран

Техника чёрно-белой анимации, использующая устройство со множеством перемещающихся стальных иголок. Иглы, выдвинутые вперёд, делают изображение темнее, задвинутые назад — светлее. Игольчатый экран придумал художник-график Александр Алексеев в 1931 году

. До этого Алексеев дважды использовал эту технику в кинематографе — в коротком анимационном фильме «Ночь на Лысой горе» на музыку Мусоргского по повести Гоголя и в анимационном прологе к «Процессу» Орсона Уэллса по роману Кафки. Сам выбор произведений ясно характеризует стилевые предпочтения мультипликатора. Ещё один мультфильм по «Носу» снял в 1966 году американский художник и режиссёр Мордикай Герстейн. Действие он перенёс в Питсбург, а текст озвучил известный в те годы трагикомик Теодор Готтлиб, выступавший под сценическим псевдонимом Брат Теодор. Наконец, в 1997 году на студии братьев Наумовых «МультИздат» был снят мультфильм «Нос майора». В его сюжете режиссёр Михаил Лисовой соединил мотивы, восходящие к произведениям Гоголя, Хлебникова и Хармса.

В 1965 году телеспектакль «Нос» поставила Ленинградская студия телевидения (режиссёр Александр Белинский). В 1970-е годы по повести Гоголя было снято два телефильма. В 1971 году в Польше вышел фильм Станислава Ленартовича со Здзиславом Маклякевичем в роли майора Ковалёва. В 1977 году на советские телеэкраны вышел фильм Ролана Быкова, в котором он исполнил все главные роли — Ковалёва, Носа и цирюльника Ивана Яковлевича. А за несколько лет до этого в пародийном фильме Вуди Аллена «Sleeper» («Спящий» или «Замороженный»), где действие происходит в антиутопическом будущем, проскальзывает неожиданная реминисценция из Гоголя: диктатор, от которого остался только нос, продолжает существовать в этом качестве почти целый год. Правящая элита пытается клонировать диктатора из клеток носа, но его уничтожает главный герой, замороженный в 1973 году и проснувшийся 200 лет
спустя
71
Chances E. Moscow Meets Manhattan: The Russian Soul of Woody Allen’s Films // American Studies International. 1992. Vol. 30. № 1. P. 69.

.
.

список литературы

  • Амальрик А. Пьесы. Амстердам: Фонд имени Герцена, 1970.
  • Бахтин M. M. Собрание сочинений в 7 томах. Т. 4 (2). М.: Языки славянских культур, 2010.
  • Белинский В. Г. Полное собрание сочинений. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1953–1959.
  • Белый А. Мастерство Гоголя. М.; Л.: ГИХЛ, 1934.
  • Бочаров С. Г. Загадка «Носа» и тайна лица // Бочаров С. Г. О художественных мирах. М.: Советская Россия, 1985. С. 124–160.
  • Бочаров С. Г. Вокруг «Носа» // Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 98–120.
  • Бретаницкая А. Л. «Нос» Д. Д. Шостаковича. М.: Музыка, 1983.
  • Булгарин Ф. В. Литературная юмористика // Северная пчела. 1836. 6 ноября. № 255. С. 1019–1020; 7 ноября. № 256. С. 1023–1024.
  • Вайскопф М. Птица тройка и колесница души: Работы 1978–2003 годов. М.: Новое литературное обозрение, 2003.
  • Вересаев В. В. Гоголь в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников. М.; Л.: Academia, 1933.
  • Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 5–44.
  • Виноградов В. В. Проблема сказа в стилистике // Поэтика (Временник Отдела словесных искусств ГИИИ, I). Л.: Academia, 1926. С. 24–40.
  • Гиппиус В. В. Творческий путь Гоголя // Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока. М., Л.: Наука, 1966. С. 46–200.
  • Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений: В 14 т. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937–1952.
  • Гоголь в неизданной переписке современников (1833–1853) // Литературное наследство. Т. 58. М.: Изд-во АН СССР, 1952. С. 533–772.
  • Гуковский Г. А. Реализм Гоголя. М.; Л.: ГИХЛ, 1959.
  • Дилакторская О. Г. Фантастическое в повести Н. В. Гоголя «Нос» // Русская литература. 1984. № 1. С. 153–166.
  • Ермаков И. Д. Психоанализ литературы: Пушкин. Гоголь. Достоевский. М.: НЛО, 1999.
  • Ермилов В. В. Избранные работы в трёх томах. Т. 2: Н. В. Гоголь. М.: ГИХЛ, 1956.
  • Лотман Ю. М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя // Учёные записки Тартуского гоc. университета. 1968. Вып. 209. С. 5–50.
  • Мальцев Ю. Русская литература в поисках форм // Грани. 1975. № 98. С. 159–210.
  • Манн Ю. В. Эволюция гоголевской фантастики // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. С. 219–258.
  • Н. В. Гоголь в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1952.
  • Набоков В. Николай Гоголь / Пер. Е. Голышевой [при участии В. Голышева] // Набоков В. Американский период. Собрание сочинений в 5 томах. Т. 1. СПб.: Симпозиум, 2004. С. 400–522.
  • Переверзев В. Ф. Творчество Гоголя. 2-е изд. Иваново-Вознесенск: Основа, 1926.
  • Раскин Д. И. Чины и государственная служба в России в XIX — нач. XX века // Русские писатели: Биографический словарь, 1800–1917. Т. 1. М.: Большая российская энциклопедия, 1992. С. 661–663.
  • Розанов В. В. Полное собрание сочинений в 35 томах. Серия «Литература и художество» в 7 томах. Т. 1–4. СПб.: Росток, 2014–2016.
  • Розен Е. Ф. Из статьи «Ссылка на мёртвых» (1847) // Пушкин в воспоминаниях современников. 3-е изд., доп. Т. 2. СПб.: Академический проект, 1998. С. 305–321.
  • Свод законов Российской Империи, повелением Государя Императора Николая Павловича составленный. СПб.: в Типографии II Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, 1833–1836.
  • Сенковский О. И. Похождения Чичикова, или «Мёртвые души»: Поэма Н. Гоголя // Библиотека для чтения. 1842. Т. 53. Отд. VI. С. 24–54.
  • Слонимский А. Л. Техника комического у Гоголя. Пг.: Academia, 1923.
  • Степанов Н. Л. Н. В. Гоголь: Творческий путь. 2-е изд. М.: ГИХЛ, 1959.
  • Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.
  • Успенский Б. А. Время в гоголевском «Носе» («Нос» глазами этнографа) // Успенский Б. А. Историко-филологические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 49–68.
  • Хентова С. М. Молодые годы Шостаковича. Кн. 1. Л.; М.: Советский композитор, 1975.
  • Шевырёв С. П. Похождения Чичикова, или «Мёртвые души»: Поэма Н. Гоголя. Статья вторая // Москвитянин. 1842. Ч. IV. Кн. 7. С. 208–228; Кн. 8. С. 347–376,
  • Шкловский В. Б. «Тристрам Шенди» Стерна и теория романа. Пг.: ОПОЯЗ, 1921.
  • Эйхенбаум Б. М. Как сделана «Шинель» Гоголя // Поэтика (Сборники по теории поэтического языка, III). Пг.: 19-я Гос. тип., 1919. С. 151–165.
  • Chances E. Moscow Meets Manhattan: The Russian Soul of Woody Allen’s Films // American Studies International. 1992. Vol. 30. № 1. P. 65–77.
  • Karlinsky S. The Sexual Labyrinth of Nikolai Gogol. Cambridge, Mass.; London: Harvard University Press, 1976. P. 129–130.

:
От человека неожиданно сбегает нос, превращается в высокопо­став­ленного чиновника и пытается уехать за границу. Нос ловят, возвращают владельцу и вскоре он так же неожиданно прирастает, куда положено.

Деление на главы — условное.

Цирюльник находит нос

25 марта цирюльник Иван Яковлевич сел завтракать.

Иван Яковлевич — цирюльник (парикмахер), пьяница, циник и грязнуля.

Разрезав испечённый его почтенной супругой хлеб, цирюльник обнаружил в нём нос. Испуганный Иван Яковлевич сразу узнал нос коллежского асессора Ковалёва, которого брил дважды в неделю.

Ковалёв, Платон Кузьмич — коллежский асессор, румяный, с огромными бакенбардами, самовлюблённый и глупый, гордится своим званием, называет себя майором.

Пьян ли я вчера возвратился или нет, уж наверное сказать не могу. А по всем приметам должно быть происшествие несбыточное: ибо хлеб — дело печёное, а нос совсем не то. Ничего не разберу…

Деспотичная супруга цирюльника немедленно решила, что Иван Яковлевич кому-то отрезал нос. Ругая мужа последними словами, она велела убрать из дому эту пакость.

Завернув нос в тряпку, Иван Яковлевич долго ходил по улицам, пытаясь от него избавиться. Как назло, с ним то и дело здоровались знакомые, а улицы заполнялись народом. Наконец, цирюльник бросил нос с моста в Неву и уже решил отправиться в трактир, как вдруг его окликнул квартальный и поинтере­совался, что Иван Яковлевич делал на мосту. Дальнейшее закрыто туманом, и что произошло с цирюльником — неизвестно.

Поиски носа

Тем же утром коллежский асессор Ковалёв обнаружил на месте своего носа «совершенно гладкое место». Ковалёв был не из тех коллежских асессоров, которые получили звание «с помощью учёных аттестатов». Он получил свой чин на Кавказе, где всё происходило намного проще.

Коллежским асессором Ковалёв был всего лишь два года. Он гордился своим чином и для солидности называл себя майором. В Петербург майор приехал, чтобы выхлопотать себе достойную его звания должность и выгодно жениться. Он ежедневно прогуливался по Невскому проспекту, по вечерам ходил в гости и в театр, и теперь не понимал, как он будет всё это делать без носа.

Закутавшись в плащ и прикрыв «гладкое место» платком, Ковалёв отправился к начальнику полиции Петербурга. По дороге он увидел, как какой-то господин, одетый в мундир статского советника, входит в подъезд дома, и узнал в нём свой нос. Через несколько минут нос вышел и уехал.

Ковалёв не знал, что и думать.

Как же можно, в самом деле, чтобы нос, который ещё вчера был у него на лице, не мог ездить и ходить, — был в мундире!

Он бросился за каретой, которая остановилась перед Казанским собором. Нос вошёл в собор, майор протиснулся к нему и попытался объяснить беглецу, что он его нос и должен немедленно вернуться на своё законное место. Нос сделал вид, что ничего не понимает. В этот момент к ним подошли дама и хорошенькая барышня. Ковалёв загляделся на барышню, а нос тем временем исчез.

Несчастный майор отправился к начальнику полиции, но его не оказалось дома. Немного поразмыслив, Ковалёв решил отправиться в редакцию газеты и дать объявление о пропаже носа, чтобы каждый, кто его встретит, сообщил о его местопо­ложении.

Чиновник из редакции отказался подавать такое объявление, ссылаясь на то, что из-за него газета потеряет репутацию, и посоветовал заказать о пропаже носа статью «для пользы юношества или так, для общего любопытства».

Выйдя из редакции, раздоса­дованный Ковалёв отправился к частному приставу (начальнику полицейской части). У того был послеобеденный отдых, поэтому он отказался «производить следствие», заявив, что у порядочного человека нос не оторвут и что нечего всяким майорам таскаться по непристойным местам.

Ковалёв не смог простить частному приставу оскорбления своего чина и гордо удалился.

Нос возвращают владельцу

Домой майор вернулся усталый и печальный.

…без носа человек — чёрт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми да и вышвырни за окошко!

Носом, отрубленным на войне или дуэли, он мог бы гордиться, как боевой раной, но нос просто сбежал, и это было оскорбительно. Подумав, майор решил, что это дело рук штаб-офицерши Подточиной, на дочери которой он не захотел жениться.

Подточина, Александра Григорьевна — штаб-офицерша, мать незамужней дочери.

Наверняка Подточина решила отомстить, наняв «каких-нибудь колдовок-баб». Ведь в среду, когда его брил Иван Яковлевич, нос был ещё на месте.

Размышления Ковалёва прервал квартальный полицейский. Он сообщил, что нос майора найден — его перехватили, когда он пытался удрать в Ригу. В деле замешан и цирюльник Иван Яковлевич, который сидит теперь в полицейском участке. Затем квартальный вернул майору нос и удалился.

Когда радость Ковалёва поутихла, он обнаружил, что нос не желает прирастать к положенному ему месту. Тогда майор послал лакея за доктором, жившем в том же доме. Доктор не знал, как приставить нос на место, поэтому сказал оставить всё как есть, чтобы не сделать ещё хуже. Нос же посоветовал заспиртовать и продать.

Отчаявшийся Ковалёв решил на следующий же день подать жалобу на Подточину, но перед этим он написал ей и попросил «без бою» возвратить ему нос. Из ответного письма майор понял, что Подточина не виновна, и только чёрт разберёт, каким образом всё это произошло.

История с носом тем временем распространилась по Петербургу, чему способствовало увлечение петербуржцев магнетизмом. Нос Ковалёва замечали в разных частях города. Некоторые ловкие господа даже начали продавать билеты на это зрелище, а у посетителей светских вечеринок появилась новая тема для шуток.

Нос прирастает на место

Проснувшись утром 7 апреля, Ковалёв обнаружил, что его нос находится в положенном ему месте. Обрадованный майор побрился с помощью Ивана Яковлевича, при этом запрещая ему браться рукой за драгоценный нос.

«Вишь ты! — сказал сам себе Иван Яковлевич, взглянувши на нос, и потом перегнул голову на другую сторону и посмотрел на него сбоку. — Вона! эк его, право, как подумаешь»…

Затем Ковалёв объехал все возможные места, чтобы все знакомые увидели его с носом.

С тех пор майор Ковалёв всегда пребывал в отличном настроении, посещал все спектакли и вечера и улыбался всем хорошеньким дамам.

Выводы рассказчика

Рассказчик считает, что в этой истории есть много неправдо­по­добного. Если не считать «сверхъесте­ственного отделения носа» и появления его в виде статского советника, остаётся непонятным, как Ковалёв не сообразил, что подавать объявление в газету просто неприлично. К тому же всё ещё неясно, как же нос оказался в хлебе Ивана Яковлевича.

Рассказчик не понимает, как могут некоторые авторы брать подобные сюжеты, от которых нет решительно никакой пользы отечеству. Однако, с другой стороны, несообразности встречаются повсюду, и, если поразмыслить, подобные происшествия редко, но бывают.

  • Часть 1
  • Часть 2
  • Часть 3
  • I

    Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие. Цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте (фамилия его утрачена, и даже на вывеске его — где изображен господин с намыленною щекою и надписью: «И кровь отворяют» — не выставлено ничего более), цирюльник Иван Яковлевич проснулся довольно рано и услышал запах горячего хлеба. Приподнявшись немного на кровати, он увидел, что супруга его, довольно почтенная дама, очень любившая пить кофий, вынимала из печи только что испеченные хлебы.

    — Сегодня я, Прасковья Осиповна, не буду пить кофию, — сказал Иван Яковлевич, — а вместо того хочется мне съесть горячего хлебца с луком.

    (То есть Иван Яковлевич хотел бы и того и другого, но знал, что было совершенно невозможно требовать двух вещей разом, ибо Прасковья Осиповна очень не любила таких прихотей.) «Пусть дурак ест хлеб; мне же лучше, — подумала про себя супруга, — останется кофию лишняя порция». И бросила один хлеб на стол.

    Иван Яковлевич для приличия надел сверх рубашки фрак и, усевшись перед столом, насыпал соль, приготовил две головки луку, взял в руки нож и, сделавши значительную мину, принялся резать хлеб. Разрезавши хлеб на две половины, он поглядел в середину и, к удивлению своему, увидел что-то белевшееся. Иван Яковлевич ковырнул осторожно ножом и пощупал пальцем. «Плотное! — сказал он сам про себя, — что бы это такое было?»

    Он засунул пальцы и вытащил — нос!.. Иван Яковлевич и руки опустил; стал протирать глаза и щупать: нос, точно нос! и еще, казалось, как будто чей-то знакомый. Ужас изобразился в лице Ивана Яковлевича. Но этот ужас был ничто против негодования, которое овладело его супругою.

    — Где это ты, зверь, отрезал нос? — закричала она с гневом. — Мошенник! пьяница! Я сама на тебя донесу полиции. Разбойник какой! Вот уж я от трех человек слышала, что ты во время бритья так теребишь за носы, что еле держатся.

    Но Иван Яковлевич был ни жив ни мертв. Он узнал, что этот нос был не чей другой, как коллежского асессора Ковалева, которого он брил каждую середу и воскресенье.

    — Стой, Прасковья Осиповна! Я положу его, завернувши в тряпку, в уголок; пусть там маленечко полежит, а после его вынесу.

    — И слушать не хочу! Чтобы я позволила у себя в комнате лежать отрезанному носу?.. Сухарь поджаристый! Знай умеет только бритвой возить по ремню, а долга своего скоро совсем не в состоянии будет исполнять, потаскушка, негодяй! Чтобы я стала за тебя отвечать полиции?.. Ах ты, пачкун, бревно глупое! Вон его! вон! неси куда хочешь! чтобы я духу его не слыхала!

    Иван Яковлевич стоял совершенно как убитый. Он думал, думал — и не знал, что подумать.

    — Черт его знает, как это сделалось, — сказал он наконец, почесав рукою за ухом. — Пьян ли я вчера возвратился или нет, уж наверное сказать не могу. А по всем приметам должно быть происшествие несбыточное: ибо хлеб — дело печеное, а нос совсем не то. Ничего не разберу!..

    Иван Яковлевич замолчал. Мысль о том, что полицейские отыщут у него нос и обвинят его, привела его в совершенное беспамятство. Уже ему мерещился алый воротник, красиво вышитый серебром, шпага… и он дрожал всем телом. Наконец достал он свое исподнее платье и сапоги, натащил на себя всю эту дрянь и, сопровождаемый нелегкими увещаниями Прасковьи Осиповны, завернул нос в тряпку и вышел на улицу.

    Он хотел его куда-нибудь подсунуть: или в тумбу под воротами, или так как-нибудь нечаянно выронить, да и повернуть в переулок. Но, на беду, ему попадался какой-нибудь знакомый человек, который начинал тотчас запросом: «Куда идешь?», или: «Кого так рано собрался брить?» — так что Иван Яковлевич никак не мог улучить минуты. В другой раз он уже совсем уронил его, но будочник еще издали указал ему алебардою, примолвив: «Подыми! вон ты что-то уронил!» И Иван Яковлевич должен был поднять нос и спрятать его в карман. Отчаяние овладело им, тем более что народ беспрестанно умножался на улице, по мере того так начали отпираться магазины и лавочки.

    Он решился идти к Исакиевскому мосту: не удастся ли как-нибудь швырнуть его в Неву?.. Но я несколько виноват, что до сих пор не сказал ничего об Иване Яковлевиче, человеке почтенном во многих отношениях.

    Иван Яковлевич, как всякий порядочный русский мастеровой, был пьяница страшный. И хотя каждый день брил чужие подбородки, но его собственный был у него вечно небрит. Фрак у Ивана Яковлевича (Иван Яковлевич никогда не ходил в сюртуке) был пегий; то есть он был черный, но весь в коричнево-желтых и серых яблоках; воротник лоснился, а вместо трех пуговиц висели одни только ниточки. Иван Яковлевич был большой циник, и когда коллежский асессор Ковалев обыкновенно говорил ему во время бритья: «У тебя, Иван Яковлевич, вечно воняют руки!» — то Иван Яковлевич отвечал на это вопросом: «Отчего ж бы им вонять?» — «Не знаю, братец, только воняют», — говорил коллежский асессор, и Иван Яковлевич, понюхавши табаку, мылил ему за это и на щеке, и под носом, и за ухом, и под бородою — одним словом, где только ему была охота.

    Этот почтенный гражданин находился уже на Исакиевском мосту. Он прежде всего осмотрелся; потом нагнулся на перила, будто бы посмотреть под мост: много ли рыбы бегает, и швырнул потихоньку тряпку с носом. Он почувствовал, как будто бы с него разом свалилось десять пуд; Иван Яковлевич даже усмехнулся. Вместо того чтобы идти брить чиновничьи подбородки, он отправился в заведение с надписью «Кушанье и чай» спросить стакан пуншу, как вдруг заметил в конце моста квартального надзирателя благородной наружности, с широкими бакенбардами, в треугольной шляпе, со шпагою. Он обмер; а между тем квартальный кивал ему пальцем и говорил:

    — А подойди сюда, любезный!

    Иван Яковлевич, зная форму, снял издали еще картуз и, подошедши проворно, сказал:

    — Желаю здравия вашему благородию!

    — Нет, нет, братец, не благородию; скажи-ка, что ты там делал, стоя на мосту?

    — Ей-Богу, сударь, ходил брить, да посмотрел только, шибко ли река идет.

    — Врешь, врешь! Этим не отделаешься. Изволь-ка отвечать!

    — Я вашу милость два раза в неделю, или даже три, готов брить без всякого прекословия, — отвечал Иван Яковлевич.

    — Нет, приятель, это пустяки! Меня три цирюльника бреют, да еще и за большую честь почитают. А вот изволь-ка рассказать, что ты там делал?

    Иван Яковлевич побледнел… Но здесь происшествие совершенно закрывается туманом, и что далее произошло, решительно ничего не известно.

    II

    Коллежский асессор Ковалев проснулся довольно рано и сделал губами: «брр…» — что всегда он делал, когда просыпался, хотя сам не мог растолковать, по какой причине. Ковалев потянулся, приказал себе подать небольшое стоявшее на столе зеркало. Он хотел взглянуть на прыщик, который вчерашнего вечера вскочил у него на носу; но, к величайшему изумлению, увидел, что у него вместо носа совершенно гладкое место! Испугавшись, Ковалев велел подать воды и протер полотенцем глаза: точно, нет носа! Он начал щупать рукою, чтобы узнать: не спит ли он? кажется, не спит. Коллежский асессор Ковалев вскочил с кровати, встряхнулся: нет носа!.. Он велел тотчас подать себе одеться и полетел прямо к обер-полицмейстеру.

    Но между тем необходимо сказать что-нибудь о Ковалеве, чтобы читатель мог видеть, какого рода был этот коллежский асессор. Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощию ученых аттестатов, никак нельзя сравнивать с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно особенные рода. Ученые коллежские асессоры… Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах. Ковалев был кавказский коллежский асессор. Он два года только еще состоял в этом звании и потому ни на минуту не мог его позабыть; а чтобы более придать себе благородства и веса, он никогда не называл себя коллежским асессором, но всегда майором. «Послушай, голубушка, — говорил он обыкновенно, встретивши на улице бабу, продававшую манишки, — ты приходи ко мне на дом; квартира моя в Садовой; спроси только: здесь ли живет майор Ковалев? — тебе всякий покажет». Если же встречал какую-нибудь смазливенькую, то давал ей сверх того секретное приказание, прибавляя: «Ты спроси, душенька, квартиру майора Ковалева». По этому-то самому и мы будем вперед этого коллежского асессора называть майором.

    Майор Ковалев имел обыкновение каждый день прохаживаться по Невскому проспекту. Воротничок его манишки был всегда чрезвычайно чист и накрахмален. Бакенбарды у него были такого рода, какие и теперь еще можно видеть у губернских и уездных землемеров, у архитекторов и полковых докторов, также у отправляющих разные полицейские обязанности и вообще у всех тех мужей, которые имеют полные, румяные щеки и очень хорошо играют в бостон: эти бакенбарды идут по самой средине щеки и прямехонько доходят до носа. Майор Ковалев носил множество печаток сердоликовых и с гербами, и таких, на которых было вырезано: середа, четверг, понедельник и проч. Майор Ковалев приехал в Петербург по надобности, а именно искать приличного своему званию места: если удастся, то вице-губернаторского, а не то — экзекуторского в каком-нибудь видном департаменте. Майор Ковалев был не прочь и жениться, но только в таком случае, когда за невестою случится двести тысяч капиталу. И потому читатель теперь может судить сам, каково было положение этого майора, когда он увидел вместо довольно недурного и умеренного носа преглупое, ровное и гладкое место.

    Как на беду, ни один извозчик не показывался на улице, и он должен был идти пешком, закутавшись в свой плащ и закрывши платком лицо, показывая вид, как будто у него шла кровь. «Но авось-либо мне так представилось: не может быть, чтобы нос пропал сдуру», — подумал он и зашел в кондитерскую нарочно с тем, чтобы посмотреться в зеркало. К счастию, в кондитерской никого не было; мальчишки мели комнаты и расставляли стулья; некоторые с сонными глазами выносили на подносах горячие пирожки; на столах и стульях валялись залитые кофием вчерашние газеты. «Ну, слава Богу, никого нет, — произнес он, — теперь можно поглядеть». Он робко подошел к зеркалу и взглянул. «Черт знает что, какая дрянь! — произнес он, плюнувши. — Хотя бы уже что-нибудь было вместо носа, а то ничего!..»

    С досадою закусив губы, вышел он из кондитерской и решился, против своего обыкновения, не глядеть ни на кого и никому не улыбаться. Вдруг он стал как вкопанный у дверей одного дома; в глазах его произошло явление неизъяснимое: перед подъездом остановилась карета; дверцы отворились; выпрыгнул, согнувшись, господин в мундире и побежал вверх по лестнице. Каков же был ужас и вместе изумление Ковалева, когда он узнал, что это был собственный его нос! При этом необыкновенном зрелище, казалось ему, все переворотилось у него в глазах; он чувствовал, что едва мог стоять; но решился во что бы то ни стало ожидать его возвращения в карету, весь дрожа, как в лихорадке. Чрез две минуты нос действительно вышел. Он был в мундире, шитом золотом, с большим стоячим воротником; на нем были замшевые панталоны; при боку шпага. По шляпе с плюмажем можно было заключить, что он считался в ранге статского советника. По всему заметно было, что он ехал куда-нибудь с визитом. Он поглядел на обе стороны, закричал кучеру: «Подавай!» — сел и уехал.

    Бедный Ковалев чуть не сошел с ума. Он не знал, как и подумать о таком странном происшествии. Как же можно, в самом деле, чтобы нос, который еще вчера был у него на лице, не мог ездить и ходить, — был в мундире! Он побежал за каретою, которая, к счастию, проехала недалеко и остановилась перед Казанским собором.

    Он поспешил в собор, пробрался сквозь ряд нищих старух с завязанными лицами и двумя отверстиями для глаз, над которыми он прежде так смеялся, и вошел в церковь. Молельщиков внутри церкви было немного; они все стояли только при входе в двери. Ковалев чувствовал себя в таком расстроенном состоянии, что никак не в силах был молиться, и искал глазами этого господина по всем углам. Наконец увидел его стоявшего в стороне. Нос спрятал совершенно лицо свое в большой стоячий воротник и с выражением величайшей набожности молился.

    «Как подойти к нему? — думал Ковалев. — По всему, по мундиру, по шляпе видно, что он статский советник. Черт его знает, как это сделать!»

    Он начал около него покашливать; но нос ни на минуту не оставлял набожного своего положения и отвешивал поклоны.

    — Милостивый государь… — сказал Ковалев, внутренно принуждая себя ободриться, — милостивый государь…

    — Что вам угодно? — отвечал нос, оборотившись.

    — Мне странно, милостивый государь… мне кажется… вы должны знать свое место. И вдруг я вас нахожу, и где же? — в церкви. Согласитесь…

    — Извините меня, я не могу взять в толк, о чем вы изволите говорить… Объяснитесь…

    «Как мне ему объяснить?» — подумал Ковалев и, собравшись с духом, начал:

    — Конечно, я… впрочем, я майор. Мне ходить без носа, согласитесь, это неприлично. Какой-нибудь торговке, которая продает на Воскресенском мосту очищенные апельсины, можно сидеть без носа; но, имея в виду получить… притом будучи во многих домах знаком с дамами: Чехтарева, статская советница, и другие… Вы посудите сами… я не знаю, милостивый государь. (При этом майор Ковалев пожал плечами.) Извините… если на это смотреть сообразно с правилами долга и чести… вы сами можете понять…

    — Ничего решительно не понимаю, — отвечал нос. — Изъяснитесь удовлетворительнее.

    — Милостивый государь… — сказал Ковалев с чувством собственного достоинства, — я не знаю, как понимать слова ваши… Здесь все дело, кажется, совершенно очевидно… Или вы хотите… Ведь вы мой собственный нос!

    Нос посмотрел на майора, и брови его несколько нахмурились.

    — Вы ошибаетесь, милостивый государь. Я сам по себе. Притом между нами не может быть никаких тесных отношений. Судя по пуговицам вашего вицмундира, вы должны служить по другому ведомству.

    Сказавши это, нос отвернулся и продолжал молиться.

    Ковалев совершенно смешался, не зная, что делать и что даже подумать. В это время послышался приятный шум дамского платья; подошла пожилая дама, вся убранная кружевами, и с нею тоненькая, в белом платье, очень мило рисовавшемся на ее стройной талии, в палевой шляпке, легкой, как пирожное. За ними остановился и открыл табакерку высокий гайдук с большими бакенбардами и целой дюжиной воротников.

    Ковалев подступил поближе, высунул батистовый воротничок манишки, поправил висевшие на золотой цепочке свои печатки и, улыбаясь по сторонам, обратил внимание на легонькую даму, которая, как весенний цветочек, слегка наклонялась и подносила ко лбу свою беленькую ручку с полупрозрачными пальцами. Улыбка на лице Ковалева раздвинулась еще далее, когда он увидел из-под шляпки ее кругленький, яркой белизны подбородок и часть щеки, осененной цветом первой весенней розы. Но вдруг он отскочил, как будто бы обжегшись. Он вспомнил, что у него вместо носа совершенно нет ничего, и слезы выдавились из глаз его. Он оборотился с тем, чтобы напрямик сказать господину в мундире, что он только прикинулся статским советником, что он плут и подлец и что он больше ничего, как только его собственный нос… Но носа уже не было; он успел ускакать, вероятно опять к кому-нибудь с визитом.

    Это повергло Ковалева в отчаяние. Он пошел назад и остановился с минуту под колоннадою, тщательно смотря во все стороны, не попадется ли где нос. Он очень хорошо помнил, что шляпа на нем была с плюмажем и мундир с золотым шитьем; но шинель не заметил, ни цвета его кареты, ни лошадей, ни даже того, был ли у него сзади какой-нибудь лакей и в какой ливрее. Притом карет неслось такое множество взад и вперед и с такою быстротою, что трудно было даже приметить; но если бы и приметил он какую-нибудь из них, то не имел бы никаких средств остановить. День был прекрасный и солнечный. На Невском народу была тьма; дам целый цветочный водопад сыпался по всему тротуару, начиная от Полицейского до Аничкина моста. Вон и знакомый ему надворный советник идет, которого он называл подполковником, особливо ежели то случалось при посторонних. Вон и Ярыгин, столоначальник в сенате, большой приятель, который вечно в бостоне обремизивался, когда играл восемь. Вон и другой майор, получивший на Кавказе асессорство, махает рукой, чтобы шел к нему…

    — А, черт возьми!— сказал Ковалев. — Эй, извозчик, вези прямо к обер-полицмейстеру!

    Ковалев сел в дрожки и только покрикивал извозчику: «Валяй во всю ивановскую!»

    — У себя обер-полицмейстер? — вскричал он, зашедши в сени.

    — Никак нет, — отвечал привратник, — только что уехал.

    — Вот тебе раз!

    — Да, — прибавил привратник, — оно и не так давно, но уехал. Минуточкой бы пришли раньше, то, может, застали бы дома.

    Ковалев, не отнимая платка от лица, сел на извозчика и закричал отчаянным голосом:

    — Пошел!

    — Куда? — сказал извозчик.

    — Пошел прямо!

    — Как прямо? тут поворот: направо или налево?

    Этот вопрос остановил Ковалева и заставил его опять подумать. В его положении следовало ему прежде всего отнестись в Управу благочиния, не потому, что оно имело прямое отношение к полиции, но потому, что ее распоряжения могли быть гораздо быстрее, чем в других местах; искать же удовлетворения по начальству того места, при котором нос объявил себя служащим, было бы безрассудно, потому что из собственных ответов носа уже можно было видеть, что для этого человека ничего не было священного и он мог так же солгать и в этом случае, как солгал, уверяя, что он никогда не видался с ним. Итак, Ковалев уже хотел было приказать ехать в Управу благочиния, как опять пришла мысль ему, что этот плут и мошенник, который поступил уже при первой встрече таким бессовестным образом, мог опять удобно, пользуясь временем, как-нибудь улизнуть из города, — и тогда все искания будут тщетны или могут продолжиться, чего Боже сохрани, на целый месяц. Наконец, казалось, само Небо вразумило его. Он решился отнестись прямо в газетную экспедицию и заблаговременно сделать публикацию с обстоятельным описанием всех качеств, дабы всякий, встретивший его, мог в ту же минуту его представить к нему или, по крайней мере, дать знать о месте пребывания. Итак, он, решив на этом, велел извозчику ехать в газетную экспедицию и во всю дорогу не переставал его тузить кулаком в спину, приговаривая: «Скорей, подлец! скорей, мошенник!» — «Эх, барин!» — говорил извозчик, потряхивая головой и стегая вожжой свою лошадь, на которой шерсть была длинная, как на болонке. Дрожки наконец остановились, и Ковалев, запыхавшись, вбежал в небольшую приемную комнату, где седой чиновник, в старом фраке и очках, сидел за столом и, взявши в зубы перо, считал принесенные медные деньги.

    — Кто здесь принимает объявления? — закричал Ковалев. — А, здравствуйте!

    — Мое почтение, — сказал седой чиновник, поднявши на минуту глаза и опустивши их снова на разложенные кучи денег.

    — Я желаю припечатать…

    — Позвольте. Прошу немножко повременить, — произнес чиновник, ставя одною рукою цифру на бумаге и передвигая пальцами левой руки два очка на счетах.

    Лакей с галунами и наружностию, показывавшею пребывание его в аристократическом доме, стоял возле стола, с запискою в руках, и почел приличным показать свою общежительность:

    — Поверите ли, сударь, что собачонка не стоит восьми гривен, то есть я не дал бы за нее и восьми грошей; а графиня любит, ей-Богу, любит, — и вот тому, кто ее отыщет, сто рублей! Если сказать по приличию, то вот так, как мы теперь с вами, вкусы людей совсем не совместны: уж когда охотник, то держи легавую собаку или пуделя; не пожалей пятисот, тысячу дай, но зато уж чтоб была собака хорошая.

    Почтенный чиновник слушал это с значительною миною и в то же время занимался сметою: сколько букв в принесенной записке. По сторонам стояло множество старух, купеческих сидельцев и дворников с записками. В одной значилось, что отпускается в услужение кучер трезвого поведения; в другой — малоподержанная коляска, вывезенная в 1814 году из Парижа; там отпускалась дворовая девка девятнадцати лет, упражнявшаяся в прачечном деле, годная и для других работ; прочные дрожки без одной рессоры; молодая горячая лошадь в серых яблоках, семнадцати лет от роду; новые, полученные из Лондона, семена репы и редиса; дача со всеми угодьями: двумя стойлами для лошадей и местом, на котором можно развести превосходный березовый или еловый сад; там же находился вызов желающих купить старые подошвы, с приглашением явиться к переторжке каждый день от восьми до трех часов утра. Комната, в которой местилось все это общество, была маленькая, и воздух в ней был чрезвычайно густ; но коллежский асессор Ковалев не мог слышать запаха, потому что закрылся платком и потому что самый нос его находился Бог знает в каких местах.

    — Милостивый государь, позвольте вас попросить… Мне очень нужно, — сказал он наконец с нетерпением.

    — Сейчас, сейчас! Два рубля сорок три копейки! Сию минуту! Рубль шестьдесят четыре копейки! — говорил седовласый господин, бросая старухам и дворникам записки в глаза. — Вам что угодно? — наконец сказал он, обратившись к Ковалеву.

    — Я прошу… — сказал Ковалев, — случилось мошенничество или плутовство, я до сих пор не могу никак узнать. Я прошу только припечатать, что тот, кто ко мне этого подлеца представит, получит достаточное вознаграждение.

    — Позвольте узнать, как ваша фамилия?

    — Нет, зачем же фамилию? Мне нельзя сказать ее. У меня много знакомых: Чехтарева, статская советница, Палагея Григорьевна Подточина, штаб-офицерша… Вдруг узнают, Боже сохрани! Вы можете просто написать: коллежский асессор, или, еще лучше, состоящий в майорском чине.

    — А сбежавший был ваш дворовый человек?

    — Какое дворовый человек? Это бы еще не такое большое мошенничество! Сбежал от меня… нос…

    — Гм! какая странная фамилия! И на большую сумму этот господин Носов обокрал вас?

    — Нос то есть… вы не то думаете! Нос, мой собственный нос пропал неизвестно куда. Черт хотел подшутить надо мною!

    — Да каким же образом пропал? Я что-то не могу хорошенько понять.

    — Да я не могу вам сказать, каким образом; но главное то, что он разъезжает теперь по городу и называет себя статским советником. И потому я вас прошу объявить, чтобы поймавший представил его немедленно ко мне в самом скорейшем времени. Вы посудите, в самом деле, как же мне быть без такой заметной части тела? Это не то, что какой-нибудь мизинный палец на ноге, которую я в сапог — и никто не увидит, если его нет. Я бываю по четвергам у статской советницы Чехтаревой; Подточина Палагея Григорьевна, штаб-офицерша, и у ней дочка очень хорошенькая, тоже очень хорошие знакомые, и вы посудите сами, как же мне теперь… Мне теперь к ним нельзя явиться.

    Чиновник задумался, что означали крепко сжавшиеся его губы.

    — Нет, я не могу поместить такого объявления в газетах, — сказал он наконец после долгого молчания.

    — Как? отчего?

    — Так. Газета может потерять репутацию. Если всякий начнет писать, что у него сбежал нос, то… И так уже говорят, что печатается много несообразностей и ложных слухов.

    — Да чем же это дело несообразное? Тут, кажется, ничего нет такого.

    — Это вам так кажется, что нет. А вот на прошлой неделе такой же был случай. Пришел чиновник таким же образом, как вы теперь пришли, принес записку, денег по расчету пришлось два рубля семьдесят три копейки, и все объявление состояло в том, что сбежал пудель черной шерсти. Кажется, что бы тут такое? А вышел пасквиль: пудель-то этот был казначей, не помню какого-то заведения.

    — Да ведь я вам не о пуделе делаю объявление, а о собственном моем носе: стало быть, почти то же, что о самом себе.

    — Нет, такого объявления я никак не могу поместить.

    — Да когда у меня точно пропал нос!

    — Если пропал, то это дело медика. Говорят, что есть такие люди, которые могут приставить какой угодно нос. Но, впрочем, я замечаю, что вы должны быть человек веселого нрава и любите в обществе пошутить.

    — Клянусь вам, вот как Бог свят! Пожалуй, уж если до того дошло, то я покажу вам.

    — Зачем беспокоиться! — продолжал чиновник, нюхая табак. — Впрочем, если не в беспокойство, — прибавил он с движением любопытства, — то желательно бы взглянуть.

    Коллежский асессор отнял от лица платок.

    — В самом деле, чрезвычайно странно! — сказал чиновник, — место совершенно гладкое, как будто бы только что выпеченный блин. Да, до невероятности ровное!

    — Ну, вы и теперь будете спорить? Вы видите сами, что нельзя не напечатать. Я вам буду особенно благодарен; и очень рад, что этот случай доставил мне удовольствие с вами познакомиться…

    Майор, как видно из этого, решился на сей раз немного поподличать.

    — Напечатать-то, конечно, дело небольшое, — сказал чиновник, — только я не предвижу в этом никакой для вас выгоды. Если уже хотите, то отдайте тому, кто имеет искусное перо, описать это как редкое произведение натуры и напечатать эту статейку в «Северной пчеле» (тут он понюхал еще раз табаку) для пользы юношества (тут он утер нос) или так, для общего любопытства.

    Коллежский асессор был совершенно обезнадежен. Он опустил глаза в низ газеты, где было извещение о спектаклях; уже лицо его было готово улыбнуться, встретив имя актрисы, хорошенькой собою, и рука взялась за карман: есть ли при нем синяя ассигнация, потому что штаб-офицеры, по мнению Ковалева, должны сидеть в креслах, — но мысль о носе все испортила!

    Сам чиновник, казалось, был тронут затруднительным положением Ковалева. Желая сколько-нибудь облегчить его горесть, он почел приличным выразить участие свое в нескольких словах:

    — Мне, право, очень прискорбно, что с вами случился такой анекдот. Не угодно ли вам понюхать табачку? это разбивает головные боли и печальные расположения; даже в отношении к геморроидам это хорошо.

    Говоря это, чиновник поднес Ковалеву табакерку, довольно ловко повернув под нее крышку с портретом какой-то дамы в шляпке.

    Этот неумышленный поступок вывел из терпения Ковалева.

    — Я не понимаю, как вы находите место шуткам, — сказал он с сердцем, — разве вы не видите, что у меня именно нет того, чем бы я мог понюхать? Чтоб черт побрал ваш табак! Я теперь не могу смотреть на него, и не только на скверный ваш березинский, но хоть бы вы поднесли мне самого рапе.

    Сказавши это, он вышел, глубоко раздосадованный, из газетной экспедиции и отправился к частному приставу, чрезвычайному охотнику до сахару. На дому его вся передняя, она же и столовая, была установлена сахарными головами, которые нанесли к нему из дружбы купцы. Кухарка в это время скидала с частного пристава казенные ботфорты; шпага и все военные доспехи уже мирно развесились по углам, и грозную треугольную шляпу уже затрогивал трехлетний сынок его; и он, после боевой, бранной жизни готовился вкусить удовольствия мира.

    Ковалев вошел к нему в то время, когда он потянулся, крякнул и сказал: «Эх, славно засну два часика!» И потому можно было предвидеть, что приход коллежского асессора был совершенно не вовремя; и не знаю, хотя бы он даже принес ему в то время несколько фунтов чаю или сукна, он бы не был принят слишком радушно. Частный был большой поощритель всех искусств и мануфактурностей, но государственную ассигнацию предпочитал всему. «Это вещь, — обыкновенно говорил он, — уж нет ничего лучше этой вещи: есть не просит, места займет немного, в кармане всегда поместится, уронишь — не расшибется».

    Частный принял довольно сухо Ковалева и сказал, что после обеда не то время, чтобы производить следствие, что сама натура назначила, чтобы, наевшись, немного отдохнуть (из этого коллежский асессор мог видеть, что частному приставу были небезызвестны изречения древних мудрецов), что у порядочного человека не оторвут носа и что много есть на свете всяких майоров, которые не имеют даже и исподнего в приличном состоянии и таскаются по всяким непристойным местам.

    То есть не в бровь, а прямо в глаз! Нужно заметить, что Ковалев был чрезвычайно обидчивый человек. Он мог простить все, что ни говорили о нем самом, но никак не извинял, если это относилось к чину или званию. Он даже полагал, что в театральных пьесах можно пропускать все, что относится к обер-офицерам, но на штаб-офицеров никак не должно нападать. Прием частного так его сконфузил, что он тряхнул головою и сказал с чувством достоинства, немного расставив свои руки: «Признаюсь, после этаких обидных с вашей стороны замечаний я ничего не могу прибавить…» — и вышел.

    Он приехал домой, едва слыша под собою ноги. Были уже сумерки. Печальною или чрезвычайно гадкою показалась ему квартира после всех этих неудачных исканий. Взошедши в переднюю, увидел он на кожаном запачканном диване лакея своего Ивана, который, лежа на спине, плевал в потолок и попадал довольно удачно в одно и то же место. Такое равнодушие человека взбесило его; он ударил его шляпою по лбу, примолвив: «Ты, свинья, всегда глупостями занимаешься!»

    Иван вскочил вдруг с своего места и бросился со всех ног снимать с него плащ.

    Вошедший в свою комнату, майор, усталый и печальный, бросился в кресла и наконец после нескольких вздохов сказал:

    — Боже мой! Боже мой! За что это такое несчастие? Будь я без руки или без ноги — все бы это лучше; будь я без ушей — скверно, однако ж все сноснее; но без носа человек — черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, — просто возьми да и вышвырни за окошко! И пусть бы уже на войне отрубили или на дуэли, или я сам был причиною; но ведь пропал ни за что ни про что, пропал даром, ни за грош!.. Только нет, не может быть, — прибавил он, немного подумав. — Невероятно, чтобы нос пропал; никаким образом невероятно. Это, верно, или во сне снится, или просто грезится; может быть, я как-нибудь ошибкою выпил вместо воды водку, которою вытираю после бритья себе бороду. Иван, дурак, не принял, и я, верно, хватил ее.

    Чтобы действительно увериться, что он не пьян, майор ущипнул себя так больно, что сам вскрикнул. Эта боль совершенно уверила его, что он действует и живет наяву. Он потихоньку приблизился к зеркалу и сначала зажмурил глаза с тою мыслию, что авось-либо нос покажется на своем месте; но в ту же минуту отскочил назад, сказавши:

    — Экой пасквильный вид!

    Это было, точно, непонятно. Если бы пропала пуговица, серебряная ложка, часы или что-нибудь подобное; но пропасть, и кому же пропасть? и притом еще на собственной квартире!.. Майор Ковалев, сообразя все обстоятельства, предполагал едва ли не ближе всего к истине, что виною этого должен быть не кто другой, как штаб-офицерша Подточина, которая желала, чтобы он женился на ее дочери. Он и сам любил за нею приволокнуться, но избегал окончательной разделки. Когда же штаб-офицерша объявила ему напрямик, что она хочет выдать ее за него, он потихоньку отчалил с своими комплиментами, сказавши, что еще молод, что нужно ему прослужить лет пяток, чтобы уже ровно было сорок два года. И потому штаб-офицерша, верно из мщения, решилась его испортить и наняла для этого каких-нибудь колдовок-баб, потому что никаким образом нельзя было предположить, чтобы нос был отрезан: никто не входил к нему в комнату; цирюльник же Иван Яковлевич брил его еще в среду, а в продолжение всей среды и даже во весь четверток нос у него был цел — это он помнил и знал очень хорошо; притом была бы им чувствуема боль, и, без сомнения, рана не могла бы так скоро зажить и быть гладкою, как блин. Он строил в голове планы: звать ли штаб-офицершу формальным порядком в суд или явиться к ней самому и уличить ее. Размышления его прерваны были светом, блеснувшим сквозь все скважины дверей, который дал знать, что свеча в передней уже зажжена Иваном. Скоро показался и сам Иван, неся ее перед собою и озаряя ярко всю комнату. Первым движением Ковалева было схватить платок и закрыть то место, где вчера еще был нос, чтобы в самом деле глупый человек не зазевался, увидя у барина такую странность.

    Не успел Иван уйти в конуру свою, как послышался в передней незнакомый голос, произнесший:

    — Здесь ли живет коллежский асессор Ковалев?

    — Войдите. Майор Ковалев здесь, — сказал Ковалев, вскочивши поспешно и отворяя дверь.

    Вошел полицейский чиновник красивой наружности, с бакенбардами не слишком светлыми и не темными, с довольно полными щеками, тот самый, который в начале повести стоял в конце Исакиевского моста.

    — Вы изволили затерять нос свой?

    — Так точно.

    — Он теперь найден.

    — Что вы говорите? — закричал майор Ковалев. Радость отняла у него язык. Он глядел в оба на стоявшего перед ним квартального, на полных губах и щеках которого ярко мелькал трепетный свет свечи. — Каким образом?

    — Странным случаем: его перехватили почти на дороге. Он уже садился в дилижанс и хотел уехать в Ригу. И пашпорт давно был написан на имя одного чиновника. И странно то, что я сам принял его сначала за господина. Но, к счастию, были со мной очки, и я тот же час увидел, что это был нос. Ведь я близорук, и если вы станете передо мною, то я вижу только, что у вас лицо, но ни носа, ни бороды, ничего не замечу. Моя теща, то есть мать жены моей, тоже ничего не видит.

    Ковалев был вне себя.

    — Где же он? Где? Я сейчас побегу.

    — Не беспокойтесь. Я, зная, что он вам нужен, принес его с собою. И странно то, что главный участник в этом деле есть мошенник цирюльник на Вознесенской улице, который сидит теперь на съезжей. Я давно подозревал его в пьянстве и воровстве, и еще третьего дня стащил он в одной лавочке бортище пуговиц. Нос ваш совершенно таков, как был.

    При этом квартальный полез в карман и вытащил оттуда завернутый в бумажке нос.

    — Так, он! — закричал Ковалев. — Точно, он! Выкушайте сегодня со мною чашечку чаю.

    — Почел бы за большую приятность, но никак не могу: мне нужно заехать отсюда в смирительный дом… Очень большая поднялась дороговизна на все припасы… У меня в доме живет и теща, то есть мать моей жены, и дети; старший особенно подает большие надежды: очень умный мальчишка, но средств для воспитания совершенно нет никаких…

    Ковалев догадался и, схватив со стола красную ассигнацию, сунул в руки надзирателю, который, расшаркавшись, вышел за дверь, и в ту же почти минуту Ковалев слышал уже голос его на улице, где он увещевал по зубам одного глупого мужика, наехавшего с своею телегою как раз на бульвар.

    Коллежский асессор по уходе квартального несколько минут оставался в каком-то неопределенном состоянии и едва через несколько минут пришел в возможность видеть и чувствовать: в такое беспамятство повергла его неожиданная радость. Он взял бережливо найденный нос в обе руки, сложенные горстью, и еще раз рассмотрел его внимательно.

    — Так, он, точно он! — говорил майор Ковалев. — Вот и прыщик на левой стороне, вскочивший вчерашнего дня.

    Майор чуть не засмеялся от радости.

    Но на свете нет ничего долговременного, а потому и радость в следующую минуту за первою уже не так жива; в третью минуту она становится еще слабее и наконец незаметно сливается с обыкновенным положением души, как на воде круг, рожденный падением камешка, наконец сливается с гладкою поверхностью. Ковалев начал размышлять и смекнул, что дело еще не кончено: нос найден, но ведь нужно же его приставить, поместить на свое место.

    — А что, если он не пристанет?

    При таком вопросе, сделанном самому себе, майор побледнел.

    С чувством неизъяснимого страха бросился он к столу, придвинул зеркало, чтобы как-нибудь не поставить нос криво. Руки его дрожали. Осторожно и осмотрительно наложил он его на прежнее место. О ужас! Нос не приклеивался!.. Он поднес его ко рту, нагрел его слегка своим дыханием и опять поднес к гладкому месту, находившемуся между двух щек; но нос никаким образом не держался.

    — Ну! ну же! полезай, дурак! — говорил он ему. Но нос был как деревянный и падал на стол с таким странным звуком, как будто бы пробка. Лицо майора судорожно скривилось. — Неужели он не прирастет? — говорил он в испуге. Но сколько раз ни подносил он его на его же собственное место, старание было по-прежнему неуспешно.

    Он кликнул Ивана и послал его за доктором, который занимал в том же самом доме лучшую квартиру в бельэтаже. Доктор этот был видный из себя мужчина, имел прекрасные смолистые бакенбарды, свежую, здоровую докторшу, ел поутру свежие яблоки и держал рот в необыкновенной чистоте, полоща его каждое утро почти три четверти часа и шлифуя зубы пятью разных родов щеточками. Доктор явился в ту же минуту. Спросивши, как давно случилось несчастие, он поднял майора Ковалева за подбородок и дал ему большим пальцем щелчка в то самое место, где прежде был нос, так что майор должен был откинуть свою голову назад с такою силою, что ударился затылком в стену. Медик сказал, что это ничего, и, посоветовавши отодвинуться немного от стены, велел ему перегнуть голову сначала на правую сторону и, пощупавши то место, где прежде был нос, сказал: «Гм!» Потом велел ему перегнуть голову на левую сторону и сказал: «Гм!» — и в заключение дал опять ему большим пальцем щелчка, так что майор Ковалев дернул головою, как конь, которому смотрят в зубы. Сделавши такую пробу, медик покачал головою и сказал:

    — Нет, нельзя. Вы уж лучше так оставайтесь, потому что можно сделать еще хуже. Оно, конечно, приставить можно; я бы, пожалуй, вам сейчас приставил его; но я вас уверяю, что это для вас хуже.

    — Вот хорошо! как же мне оставаться без носа? — сказал Ковалев. — Уж хуже не может быть, как теперь. Это просто черт знает что! Куда же я с этакою пасквильностию покажуся? Я имею хорошее знакомство; вот и сегодня мне нужно быть на вечере в двух домах. Я со многими знаком: статская советница Чехтарева, Подточина — штаб-офицерша… хоть после теперешнего поступка ее я не имею с ней другого дела, как только чрез полицию. Сделайте милость, — произнес Ковалев умоляющим голосом, — нет ли средства? как-нибудь приставьте; хоть не хорошо, лишь бы только держался; я даже могу его слегка подпирать рукою в опасных случаях. Я же притом и не танцую, чтобы мог вредить каким-нибудь неосторожным движением. Все, что относится насчет благодарности за визиты, уж будьте уверены, сколько дозволят мои средства…

    — Верите ли, — сказал доктор ни громким, ни тихим голосом, но чрезвычайно уветливым и магнетическим,—, что я никогда из корысти не лечу. Это противно моим правилам и моему искусству. Правда, я беру за визиты, но единственно с тем только, чтобы не обидеть моим отказом. Конечно, я бы приставил ваш нос; но я вас уверяю честью, если уже вы не верите моему слову, что это будет гораздо хуже. Предоставьте лучше действию самой натуры. Мойте чаще холодною водою, и я вас уверяю, что вы, не имея носа, будете так же здоровы, как если бы имели его. А нос я вам советую положить в банку со спиртом или, еще лучше, влить туда две столовые ложки острой водки и подогретого уксуса, — и тогда вы можете взять за него порядочные деньги. Я даже сам возьму его, если вы только не подорожитесь.

    — Нет, нет! ни за что не продам! — вскричал отчаянный майор Ковалев, — лучше пусть он пропадет!

    — Извините! — сказал доктор, откланиваясь, — я хотел быть вам полезным… Что ж делать! По крайней мере, вы видели мое старание.

    Сказавши это, доктор с благородною осанкою вышел из комнаты. Ковалев не заметил даже лица его и в глубокой бесчувственности видел только выглядывавшие из рукавов его черного фрака рукавчики белой и чистой, как снег, рубашки.

    Он решился на другой же день, прежде представления жалобы, писать к штаб-офицерше, не согласится ли она без бою возвратить ему то, что следует. Письмо было такого содержания:

    «Милостивая государыня

    Александра Григорьевна!

    Не могу понять странного со стороны вашей действия. Будьте уверены, что, поступая таким образом, ничего вы не выиграете и ничуть не принудите меня жениться на вашей дочери. Поверьте, что история насчет моего носа мне совершенно известна, равно как то, что в этом вы есть главные участницы, а не кто другой. Внезапное его отделение с своего места, побег и маскирование, то под видом одного чиновника, то, наконец, в собственном виде, есть больше ничего, кроме следствие волхвований, произведенных вами или теми, которые упражняются в подобных вам благородных занятиях. Я с своей стороны почитаю долгом вас предуведомить: если упоминаемый мною нос не будет сегодня же на своем месте, то я принужден буду прибегнуть к защите и покровительству законов.
    Впрочем, с совершенным почтением к вам имею честь быть.

    Ваш покорный слуга
    Платон Ковалев».

    «Милостивый государь
    Платон Кузьмич!

    Чрезвычайно удивило меня письмо ваше. Я, признаюсь вам по откровенности, никак не ожидала, а тем более относительно несправедливых укоризн со стороны вашей. Предуведомляю вас, что я чиновника, о котором упоминаете вы, никогда не принимала у себя в доме, ни замаскированного, ни в настоящем виде. Бывал у меня, правда, Филипп Иванович Потачников. И хотя он, точно, искал руки моей дочери, будучи сам хорошего, трезвого поведения и великой учености, но я никогда не подавала ему никакой надежды. Вы упоминаете еще о носе. Если вы разумеете под сим, что будто бы я хотела оставить вас с носом, то есть дать вам формальный отказ, то меня удивляет, что вы сами об этом говорите, тогда как я, сколько вам известно, была совершенно противного мнения, и если вы теперь же посватаетесь на моей дочери законным образом, я готова сей же час удовлетворить вас, ибо это составляло всегда предмет моего живейшего желания, в надежде чего остаюсь всегда готовою к услугам вашим

    Александра Подточина».

    «Нет, — говорил Ковалев, прочитавший письмо. — Она точно не виновата. Не может быть! Письмо так написано, как не может написать человек, виноватый в преступлении. — Коллежский асессор был в этом сведущ потому, что был посылан несколько раз на следствие еще в Кавказской области. — Каким же образом, какими судьбами это приключилось? Только черт разберет это!» — сказал он наконец, опустив руки.

    Между тем слухи об этом необыкновенном происшествии распространились по всей столице, и, как водится, не без особенных прибавлений. Тогда умы всех именно настроены были к чрезвычайному: недавно только что занимали публику опыты действия магнетизма. Притом история о танцующих стульях в Конюшенной улице была еще свежа, и потому нечего удивляться, что скоро начали говорить, будто нос коллежского асессора Ковалева ровно в три часа прогуливается по Невскому проспекту. Любопытных стекалось каждый день множество. Сказал кто-то, что нос будто бы находился в магазине Юнкера — и возле Юнкера такая сделалась толпа и давка, что должна была даже полиция вступиться. Один спекулатор почтенной наружности, с бакенбардами, продававший при входе в театр разные сухие кондитерские пирожки, нарочно поделал прекрасные деревянные прочные скамьи, на которые приглашал любопытных становиться за восемьдесят копеек от каждого посетителя. Один заслуженный полковник нарочно для этого вышел раньше из дому и с большим трудом пробрался сквозь толпу; но, к большому негодованию своему, увидел в окне магазина вместо носа обыкновенную шерстяную фуфайку и литографированную картинку с изображением девушки, поправлявшей чулок, и глядевшего на нее из-за дерева франта с откидным жилетом и небольшою бородкою, — картинку, уже более десяти лет висящую все на одном месте. Отошед, он сказал с досадою: «Как можно этакими глупыми и неправдоподобными слухами смущать народ?»

    Потом пронесся слух, что не на Невском проспекте, а в Таврическом саду прогуливается нос майора Ковалева, что будто бы он давно уже там; что когда еще проживал там Хозрев-Мирза, то очень удивлялся этой странной игре природы. Некоторые из студентов Хирургической академии отправились туда. Одна знатная, почтенная дама просила особенным письмом смотрителя за садом показать детям ее этот редкий феномен и, если можно, с объяснением наставительным и назидательным для юношей.

    Всем этим происшествиям были чрезвычайно рады все светские, необходимые посетители раутов, любившие смешить дам, у которых запас в то время совершенно истощился. Небольшая часть почтенных и благонамеренных людей была чрезвычайно недовольна. Один господин говорил с негодованием, что он не понимает, как в нынешний просвещенный век могут распространяться нелепые выдумки, и что он удивляется, как не обратит на это внимание правительство. Господин этот, как видно, принадлежал к числу тех господ, которые желали бы впутать правительство во всё, даже в свои ежедневные ссоры с женою. Вслед за этим… но здесь вновь все происшествие скрывается туманом, и что было потом, решительно неизвестно.

    III

    Чепуха совершенная делается на свете. Иногда вовсе нет никакого правдоподобия: вдруг тот самый нос, который разъезжал в чине статского советника и наделал столько шуму в городе, очутился как ни в чем не бывало вновь на своем месте, то есть именно между двух щек майора Ковалева. Это случилось уже апреля седьмого числа. Проснувшись и нечаянно взглянув в зеркало, видит он: нос! — хвать рукою — точно нос! «Эге!» — сказал Ковалев и в радости чуть не дернул по всей комнате босиком тропака, но вошедший Иван помешал. Он приказал тот же час дать себе умыться и, умываясь, взглянул еще раз в зеркало: нос! Вытираясь утиральником, он опять взглянул в зеркало: нос!

    — А посмотри, Иван, кажется, у меня на носу как будто прыщик, — сказал он и между тем думал: «Вот беда, как Иван скажет: да нет, сударь, не только прыщика, и самого носа нет!»
    Но Иван сказал:

    — Ничего-с, никакого прыщика: нос чистый!

    «Хорошо, черт побери! — сказал сам себе майор и щелкнул пальцами. В это время выглянул в дверь цирюльник Иван Яковлевич, но так боязливо, как кошка, которую только что высекли за кражу сала.
    — Говори вперед: чисты руки? — кричал еще издали ему Ковалев.

    — Чисты.

    — Врешь!

    — Ей-Богу-с, чисты, сударь.

    — Ну, смотри же.

    Ковалев сел. Иван Яковлевич закрыл его салфеткою и в одно мгновенье с помощью кисточки превратил всю бороду его и часть щеки в крем, какой подают на купеческих именинах.

    «Вишь ты! — сказал сам себе Иван Яковлевич, взглянувши на нос, и потом перегнул голову на другую сторону и посмотрел на него сбоку. — Вона! эк его, право, как подумаешь», — продолжал он и долго смотрел на нос. Наконец легонько, с бережливостью, какую только можно себе вообразить, он приподнял два пальца, с тем чтобы поймать его за кончик. Такова уж была система Ивана Яковлевича.

    — Ну, ну, ну, смотри! — закричал Ковалев.

    Иван Яковлевич и руки опустил, оторопел и смутился, как никогда не смущался. Наконец осторожно стал он щекотать бритвой у него под бородою; и хотя ему было совсем несподручно и трудно брить без придержки за нюхательную часть тела, однако же, кое-как упираясь своим шероховатым большим пальцем ему в щеку и в нижнюю десну, наконец одолел все препятствия и выбрил.

    Когда все было готово, Ковалев поспешил тот же час одеться, взял извозчика и поехал прямо в кондитерскую. Входя, закричал он еще издали: «Мальчик, чашку шоколаду!» — а сам в ту же минуту к зеркалу: есть нос! Он весело оборотился назад и с сатирическим видом посмотрел, несколько прищуря глаз, на двух военных, у одного из которых был нос никак не больше жилетной пуговицы. После того отправился он в канцелярию того департамента, где хлопотал об вице-губернаторском месте, а в случае неудачи об экзекуторском. Проходя чрез приемную, он взглянул в зеркало: есть нос! Потом поехал он к другому коллежскому асессору, или майору, большому насмешнику, которому он часто говорил в ответ на разные занозистые заметки: «Ну, уж ты, я тебя знаю, ты шпилька!» Дорогою он подумал: «Если и майор не треснет со смеху, увидевши меня, тогда уж верный знак, что все, что ни есть, сидит на своем месте». Но коллежский асессор ничего. «Хорошо, хорошо, черт побери!» — подумал про себя Ковалев. На дороге встретил он штаб-офицершу Подточину вместе с дочерью, раскланялся с ними и был встречен с радостными восклицаньями: стало быть, ничего, в нем нет никакого ущерба. Он разговаривал с ними очень долго и, нарочно вынувши табакерку, набивал пред ними весьма долго свой нос с обоих подъездов, приговаривая про себя: «Вот, мол, вам, бабье, куриный народ! а на дочке все-таки не женюсь. Так просто, par amour* [* — По любви (франц.).], — изволь!» И майор Ковалев с тех пор прогуливался как ни в чем не бывало и на Невском проспекте, и в театрах, и везде. И нос тоже как ни в чем не бывало сидел на его лице, не показывая даже вида, чтобы отлучался по сторонам. И после того майора Ковалева видели вечно в хорошем юморе, улыбающегося, преследующего решительно всех хорошеньких дам и даже остановившегося один раз перед лавочкой в Гостином дворе и покупавшего какую-то орденскую ленточку, неизвестно для каких причин, потому что он сам не был кавалером никакого ордена.

    Вот какая история случилась в северной столице нашего обширного государства! Теперь только, по соображении всего, видим, что в ней есть много неправдоподобного. Не говоря уже о том, что точно странно сверхъестественное отделение носа и появленье его в разных местах в виде статского советника, — как Ковалев не смекнул, что нельзя чрез газетную экспедицию объявлять о носе? Я здесь не в том смысле говорю, чтобы мне казалось дорого заплатить за объявление: это вздор, и я совсем не из числа корыстолюбивых людей. Но неприлично, неловко, нехорошо! И опять тоже — как нос очутился в печеном хлебе и как сам Иван Яковлевич?.. нет, этого я никак не понимаю, решительно не понимаю! Но что страннее, что непонятнее всего, — это то, как авторы могут брать подобные сюжеты. Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы. Просто я не знаю, что это…

    А, однако же, при всем том, хотя, конечно, можно допустить и то, и другое, и третье, может даже… ну да и где ж не бывает несообразностей?.. А все, однако же, как поразмыслишь, во всем этом, право, есть что-то. Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, — редко, но бывают.

  • Кто написал рассказ мцыри
  • Кто написал рассказ незнайка на луне
  • Кто написал рассказ муха цокотуха
  • Кто написал рассказ недоросль
  • Кто написал рассказ муравей и стрекоза