Кто написал сказку два клена

Действующие лица:

В а с и л и с а — р а б о т н и ц а
Ф ё д о р
Е г о р у ш к а, И в а н у ш к а — её сыновья
Б а б а — Я г а
М е д в е д ь
К о т о ф е й И в а н о в и ч
Ш а р и к
М ы ш и

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ Два молодых клёна стоят рядышком на лесной поляне. Тихий, ясный день. Но вот проносится ветерок, и правый клён вздрагивает, словно проснувшись. Макушка его клонится к левому деревцу. Раздаётся шорох, шёпот, и клён говорит по-человечески.

П е р в ы й К л ё н. Братец, братец Федя! Ветерок подул. Проснись!

В т о р о й К л ё н. Тише, тише, Егорушка, я маму во сне вижу.

Е г о р у ш к а. Спроси, ищет нас мама?

Ф ё д о р. Говорит, ищет.

Е г о р у ш к а. Спроси, простила нас мама за то, что мы из дому убежали?

Фёдор. Говорит, простила.

Е г о р у ш к а. Спроси, знает ли она, что Баба-Яга превратила нас в клёны?

Ф ё д о р. Говорит: ну что ж, мало ли что в дороге случается.

Е г о р у ш к а. Спроси, долго ли нам тут ещё томиться?

Ф ё д о р. Мама, мама! Долго нам тут ещё томиться? Мама!.. Пропала! Я проснулся. Здравствуй, братец.

Е г о р у ш к а. Здравствуй. Не плачь, ты не маленький.

Ф ё д о р. Я не плачу. Это роса.

Е г о р у ш к а. В такой ясный день разве можно плакать? Каждая травка радуется, каждая ветка, и ты радуйся.

Ф ё д о р. Я радуюсь. Я верю: вот-вот придёт наша мама, и мы услышим её зов: Фёдо-о-ор! Его-о-о-рушка!

Г о л о с. Фёдо-о-ор! Его-о-орушка!

Е г о р у ш к а. Эхо?

Ф ё д о р. Что ты, что ты! Забыл, как хитра Баба-Яга? Никто нас с тобой не слышит — ни люди, ни птицы, ни звери, ни вода, ни ветер, ни трава, ни деревья, ни само эхо.

Г о л о с, Егорушка-а-а-а! Феденька-а-а!

Ф ё д о р. Молчи, Не отвечай, это Баба-Яга нас дразнит, хочет до слез довести. Она под любой голос подделывается.

Г о л о с (совсем, близко). Егорушка, сынок! Феденька, родной! Это мама вас по всему свету ищет, а найти не может.

Ф ё д о р. Она! Баба-Яга как ни ловка, а не может звать нас так ласково. Мама, мама! Вот мы тут стоим, ветками машем!

Е г о р у ш к а. Листьями шелестим!

Ф ё д о р. Мама! Мама!

Е г о р у ш к а. Уходит!

Ф ё д о р. Нет, стоит, оглядывается. Не может она уйти.

Е г о р у ш к а. Повернула! К нам, к нам спешит!

На поляну выходит высокая крепкая женщина лет сорока, за плечами — мешок, на поясе меч. Это Василиса-работница.

Ф ё д о р. Мама, мама! Да какая же ты печальная!

Е г о р у ш к а. А волосы-то серебряные.

Ф ё д о р. А глаза-то добрые.

Е г о р у ш к а . А у пояса отцовский меч.

В а с и л и с а. Дети мои, дети, бедные мои мальчики! Два года я шла без отдыха, а сейчас так и тянет отдохнуть, будто я вас уже и нашла.

Ф ё д о р. Мы тут, мама!

Е г о р у ш к а. Мама, не уходи!

В а с и л и с а. Клёны шумят так ласково, так утешительно, что я и в самом деле отдохну. (Снимает мешок, садится на камень.) Кто это там по лесу бродит среди лета в шубе? Эй, живая душа, отзовись!

Ф ё д о р. Мама, не надо!

Е г о р у ш к а. Это Бабы-Яги цепной медведь!

В а с и л и с а. Ау, живая душа! Поди-ка сюда!

Медведь с рёвом выбегает на поляну.

М е д в е д ь. Кто меня, зверя лютого, зовёт? Ох, натворю сейчас бед, небу жарко станет! (Видит Василису, останавливается как вкопанный.) Ох, беда какая! Зачем ты, сирота, пришла? Я только тем и утешаюсь, что никто сюда не забредает, никого грызть, кусать не приходится. Мне это не по душе — я, сирота, добрый.

В а с и л и с а. Ну, а добрый, так и не трогай меня.

М е д в е д ь. Никак нельзя. Я с тем к Бабе-Яге нанялся.

В а с и л и с а. Как же тебя, беднягу, угораздило?

М е д в е д ь. По простоте. Собака и кот жили-жили у хозяина да и состарились. Дело житейское, со всяким может случиться. А хозяин их возьми да и рассчитай. Гляжу — бродят, есть просят. Что тут делать? Кормил, кормил, да разве на троих напасёшься? Взял у Бабы-Яги пуд пшена в долг. А она меня за это в кабалу на год. В цепные медведи.

В а с и л и с а. А где же цепь-то?

М е д в е д ь. Срываюсь всё. Уж больно я силен.

В а с и л и с а. И долго тебе ещё служить?

М е д в е д ь. Третий год на исходе, а она всё не отпускает. Как придёт время расчёт, брать, она меня запутает, со счёту собьёт — и служи опять! Прямо беда!

В а с и л и с а. Бедный Михайло Потапыч!

М е д в е д ь. Не жалей ты меня, а жалей себя, сироту. (Ревёт.) Пропадёшь ни за грош! Я-то не трону, Баба-Яга погубит.

В а с и л и с а. Не плачь, Мишенька. Я тебя мёдом угощу.

М е д в е д ь. Не надо. Разве меня утешишь, когда я так загоревал! А какой мёд у тебя?

В а с и л и с а (достаёт из мешка горшок) . Гляди!

М е д в е д ь. Липовый. Ну давай, может, мне и в самом деле полегчает. Да ты его весь давай, всё равно тебе, сироте, пропадать.

В а с и л и с а. Нельзя, Мишенька. Сыновьям несу гостинец.

М е д в е д ь. А где ж они у тебя?

В а си л и с а. Пропали, Михайло Потапыч.

М е д в е д ь. Ох, горе какое! Да как же это? Да почему же это? Да когда же это?

В а с и л и с а. Ты кушай да слушай, а я расскажу Тебе всё по порядку. Муж мой был воин, Данила-богатырь. Ты о Змее Горыныче слыхал?

М е д в е д ь. Как не слыхать! Он деда моего мимолётом, для смеха, взял да и опалил огнём.

В а с и л и с а. А мой Данила-богатырь Змея Горыныча убил, да и сам в том бою голову сложил. Стали мы жить вчетвером: я да три сына — Фёдор, Егорушка, Иванушка. Исполнилось Фёдору тринадцать лет, и пошёл он стадо встречать. А козёл у нас был строгий, что твой дикий. Встал он на дыбки — и на Федю. А Федя его за рога, да и оземь. Возвращается сын домой: так и так, мама, я — богатырь. Я ему: опомнись, мальчик! Какой же ты богатырь — ни силы, ни умения, ни грамотности. Злодей твои годы считать не станет, а только порадуется твоей слабости. Коня без моей помощи ты подковать не сумеешь. Выедешь на распутье, а там камень, а на камне надпись — что ждёт путника на тех путях. Богатырь должен на всём скаку, не слезая с коня, прочесть надпись и выбрать правильный путь. И здесь ты, сынок, ошибёшься. Погоди! Придёт твоё время — сама тебя отпущу. Молчит. И ночью сбежал.

М е д в е д ь. Ох! Куда?

В а с и л и с а. Со злодеями сражаться, за обиженных заступаться.

М е д в е д ь. Это славно.

В а с и л и с а. Чего уж лучше. Да только наутро принесли прохожие его меч. Перевязь перетёрлась, а богатырь и не заметил. А через три дня и конь богатырский прискакал. Обидел его хозяин: не чистил, не купал, овса не засыпал.

Ф ё д о р. Я, мама, только об одном думал: как бы с кем подраться.

В а с и л и с а. А сын так и не вернулся домой.

М е д в е д ь. Ох!

В а с и л и с а. Прошло три года — исполнилось Егорушке тринадцать лет. И напал на него бык. А Егорушка его за нос да и на цепь. Приходит ко мне: так и так, мама, я — богатырь. А ночью сбежал. А через сорок дней прибежал домой его конь. Стремена звенят, а в седле никого. Глянул на меня конь, заплакал и грянулся на землю. И дух из него вон.

Е г о р у ш к а. Он видел, что со мной сталось.

В а с и л и с а. Как тут быть? Оставила я хозяйство на Иванушку, хоть ему только десять лет, и отправилась на поиски.

М е д в е д ь. И давно ты медвежат своих ищешь?

В а с и л и с а. Третий год на исходе.

М е д в е д ь. Ох, горе, горе! Встретишь и не узнаешь.

В а с и л и с а. Узнаю. Кто из дому без толку сбежал — не растёт и не умнеет. Им всё по тринадцати лет.

Ф ё д о р. Это верно, мама.

Е г о р у ш к а. Мы с Фёдором теперь ровесники.

В а с и л и с а. И привели меня поиски в этот тёмный лес. Не слыхал ли ты, Мишенька, где мои детки?

М е д в е д ь. Молчи, не расспрашивай, а то, как тот конь, я грянусь оземь и помру с горя. Мне тебя жалко, а помочь не могу.

Ф ё д о р. Это верно.

Е г о р у ш к а. Он и не видал, как мы превратились в клёны.

В а с и л и с а. Что ж, придётся Бабу-Ягу расспросить. Веди меня к ней!

М е д в е д ь. Её дома нет. Раньше вечера не вернётся.

В а с и л и с а. А где её дом?

М е д в е д ь. А её дом — избушка, на курьих ножках, сегодня здесь, а когда и там. Известно, куры. Им бы только бродить да в земле копаться.

В а с и л и с а. Пойдём поищем избушку. Не там ли мои мальчики спрятаны?

М е д в е д ь. А зачем искать? Сама придёт. Цып, цып, цып!

Шум, треск, кудахтанье. Из чащи выходит избушка. На каждом её углу по две курьих ножки. Василиса подходит к избе.

В а с и л и с а. Смело живёте, не опасаетесь. На двери замка нет?

М е д в е д ь. Нет, Баба-Яга на курьи ножки надеется. Они чужого забрыкают.

В а с и л и с а. Строгие?

Подходит к избе. Курьи ножки брыкаются.

А что, если к ним с лаской подойти?

М е д в е д ь. Попробуй. Они этого отроду не видывали.

В а с и л и с а. Куры мои, курочки, двору вы украшение, а хозяевам утешение. Слушайте, какую песенку я про вас сложила. (Поёт.) ОЙ вы, курочки мои, Куры рябенькие!

Кто ни глянет — Смирно станет, Залюбуется.

Не орлицы ли, Не жар-птицы ли, Не царицы ли заморские В курятнике живут?

Очи кругленькие, Крылья крепенькие, Когда по двору идут, Словно по морю плывут.

Расступайся, народ:

Куры вышли из ворот, Наши куры государыни, Хохлатушки!

Под песню эту курьи ножки сначала переминаются, а потом, пускаются в пляс. Кончив петь, Василиса подходит к избушке. Ножки стоят смирно.

Вот так-то лучше!

Распахивается дверь. За дверью в кресле сидит Баба-Яга.

М е д в е д ь. Баба-Яга! Откуда ты взялась, злодейка?

Б а б а — Я г а. Молчать, а то проглочу! Цепному псу полагается радоваться, увидевши хозяйку, а ты ругаешься! (Прыгает на землю. Избе.) Ступай прочь!

Изба уходит.

Здравствуй, Василиса-работница. Давно тебя жду.

В а с и л и с а. Ждёшь?

Б а б а — Я г а. Давно жду. Я очень ловко приспособилась ловить вас, людишек. Я, Баба-Яга, умница, ласточка, касаточка, старушка-вострушка!

В а с и л и с а. А ты себя, видно, любишь?

Б а б а — Я г а. Мало сказать люблю, — я в себе, голубке, души не чаю. Тем и сильна. Вы, людишки, любите друг дружку, а я, ненаглядная, только себя самоё. У вас тысячи забот — о друзьях да близких, а я только о себе, лапушке, и беспокоюсь. Вот и беру верх. (Смотрится в зеркало) Золото моё! Чего тебе, старушке-попрыгушке, хочется? Чайку или водицы? Пожалуй, что водицы. Из колодца или из болотца?

Пожалуй, из болотца, она тиной пахнет. Василиса, беги на болотце, принеси воды ведёрко.

В а с и л и с а. Я тебе не слуга.

Б а б а — Я г а. Послужишь мне, послужишь! Я очень хорошо умею ловить вас, людишек. Поймаешь одного человечка на крючок — сейчас же и другие следом потянутся. На выручку. Брат за братом, мать за сыном, друг за другом. Ты, говорят, на все руки мастерица?

В а с и л и с а. Пока трёх сыновей вырастила — всему научилась.

Б а б а — Я г а. Такую работницу мне и надо. Хочешь ребят своих спасти и домой увести — поступай ко мне на службу. Служи мне, пока я не похвалю. А похвалю — забирай ты своих детёнышей да и ступай на все четыре стороны.

М е д в е д ь. Не нанимайся! От неё доброго слова не дождёшься. Она только себя и хвалит.

Б а б а — Я г а. Молчи, ты не понимаешь меня!

М е д в е д ь. Очень хорошо понимаю.

Б а б а — Я г а. Нет! Меня тот понимает, кто мною восхищается. Отвечай, Василиса, согласна? Делай, что приказано, старайся, и если я хоть единый разик работу твою похвалю, ха-ха, то вольная воля твоим сыновьям. Вот я что придумала, мушка-веселушка.

В а с и л и с а. Работа меня от всех бед спасала. Возьмусь! Авось и похвалишь, не удержишься. Но только покажи мне сыновей. Тут ли они. Не обманываешь ли.

Б а б а — Я г а. Показать не покажу — уж очень они у меня надёжно заперты, — а услышать ты их услышишь. По моему велению, по моему хотению, поговорите, сыновья, с матерью. (Дует изо всех сил.) Клёны шелестят.

Ф ё д о р. Мама, мама, не оставляй нас!

Е г о р у ш к а. Мама, хоть мы и большие, а плохо нам, как маленьким.

В а с и л и с а. Фёдор, Егорушка! Где вы?

Б а б а — Я г а. Молчать, не отвечать! Поговорили — и довольно. (Перестаёт дуть.) Клёны умолкают.

Василиса, остаёшься?

В а с и л и с а. Остаюсь!

Б а б а — Я г а. Этого-то мне и надо. Прощай, служанка! Некогда мне дома сидеть, с бабами разговаривать. Меня в тысячи мест ждут. Того ограбь, того побей, того накажи ни за что ни про что! Всем я, злодеечка, нужна! Прощай!

В а с и л и с а. Прощай, Баба-Яга!

Баба-Яга исчезает с шумом и свистом и тотчас же появляется как из-под земли.

Б а б а — Я г а. Ты тут дом прибери без меня так, чтобы любо-дорого было смотреть.

В а с и л и с а. Будь покойна, приберу.

Б а б а — Я г а. Прощай, Василиса! (С шумом и свистом исчезает и тотчас же появляется.) Мало я тебе дала работы. Избалуешься. Я тут за триста лет зарыла в трёхстах местах да и забыла триста кладов. Ты их все найди, сочти, да гляди у меня, чтобы и грошик не пропал! Прощай!

В а с и л и с а. Прощай, Баба-Яга!

Баба-Яга исчезает и тотчас же возвращается.

Б а б а — Я г а. Мало я тебе работы дала. Разленишься. Хранились у меня в амбаре триста пудов ржи да триста пшеницы. Мыши прогрызли мешки, рожь и пшеница перемешались. Ты их разбери да на муку перемели. Чтобы к моему возвращению была я, мушка, и золотом и хлебом богата. Тогда я тебя и похвалю. Прощай.

В а с и л и с а. Прощай, Баба-Яга! Когда ждать тебя домой?

Б а б а — Я г а. А завтра к вечеру. Ха-ха-ха!

М е д в е д ь. Да разве она успеет все дела переделать? Совести у тебя нет!

Б а б а — Я г а. Правильно, Миша, и нет и не было. Ха-ха-ха! (С шумом, свистом, пламенем и дымом исчезает.) М е д в е д ь. Полетела… Вон верхушки деревьев гнутся. Что ж делать-то будем? Плакать?

В а с и л и с а. Кот и собака, которых ты приютил, помогут. Идём к ним.

М е д в е д ь. Зачем идти, они сами придут. (Зовёт.) Шарик, Шарик! Ко мне бегом! Дело есть! Шарик! И вы, Котофей Иванович, пожалуйте сюда. С котом вежливо приходится разговаривать, а то заупрямится. Что такое кис, кис, кис, даже и не понимает.

В а с и л и с а. Какой строгий!

М е д в е д ь. Шарик! Где ты? Котофей Иванович! Пожалуйте сюда.

Вбегает Ш а р и к, пожилой, но крупный и сильный пёс, взъерошенный, в репьях. Носится по поляне кругами.

Ш а р и к. Кто за кустом шуршит? Не смей на нашей земле шуршать! Эй ты, синица! Не смей на Михайло Потапыча глядеть! Он мой хозяин. А это кто за пнём? Не сметь по нашей поляне ползать!

М е д в е д ь. Поди сюда, Шарик, дело есть.

Ш а р и к. Нельзя, Михайло Потапыч. Должен я хоть немножко посторожить, таков обычай. Гау, гау, гау! Ну, вот и всё. Здравствуй, хозяин! Как ты хорош, не наглядеться! Как ты пригож, не налюбоваться! Р-р-р-р! А это кто? Р-р-р!

М е д в е д ь. Хорошая женщина, Василиса-работница.

Ш а р и к. Р-р-р-р! Прости, хорошая женщина, что рычу, а иначе нельзя, обычай таков. Р-р-р-р! Ну, вот и всё. Здравствуй, Василиса-работница.

В а с и л и с а. Здравствуй, Шарик.

М е д в е д ь. Что Василиса-работница прикажет, то и делай.

Ш а р и к. Слушаю, Михайло Потапыч.

В а с и л и с а. Зарыла Баба-Яга в трёхстах местах триста кладов. Если я их найду, Баба-Яга вернёт мне моих сыновей. Помоги нам, у тебя чутьё посильней нашего.

Ш а р и к. Это славно! Охота не охота, а похоже. Носом в землю — и по лесу. Гау-гау!

В а с и л и с а. Погоди, погоди, на поиски мы ночью пойдём, а пока ты броди да сторожи. Как бы не вернулась Баба-Яга, не помешала работать.

Ш а р и к. И это славно.

В а с и л и с а. А где же Котофей Иванович?

Г о л о с. А я уже давно тут, за дубом стою.

В а с и л и с а. Что же ты к нам не идёшь?

Г о л о с. Разумный кот, перед тем как войти, три раза оглянется.

Из-за дерева появляется не спеша большой пушистый кот.

В а с и л и с а. Хорош! Да ты, никак, сибирский?

К о т о ф е й И в а н о в и ч. Это как сказать…

В а с и л и с а. Кот Баюн, великан и сказочник, тебе не родственник?

К о т о ф е й. А что?

В а с и л и с а. Да ничего, просто так.

К о т о ф е й. Прадедушка.

В а с и л и с а. Значит, ты мастер и мышей ловить, и сказки говорить?

К о т о ф е й. А что?

В а с и л и с а. Да ничего, так просто.

К о т о ф е й. Мастер.

В а с и л и с а. А не можешь ли ты со всего леса мышей в амбар согнать?

К о т о ф е й. Не могу!

М е д в е д ь. Котофей Иванович! Хорошо ли человеку отказывать?

К о т о ф е й. Разумный кот только с третьего раза слушается, таков наш обычай. Не загоню я мышей в амбар, не загоню, а впрочем, будь по-твоему.

В а с и л и с а. А как сгонишь ты мышей в амбар, прикажи им рожь от пшеницы отобрать. Ладно?

Ко т о ф е й. Нет, не ладно, не ладно. Ну, так уж и быть, ладно.

В а с и л и с а. А пока они разбирают, рассказывай им сказки, да посмешней, чтобы они все хохотали, а зерно не грызли.

К о т о ф е й. Мышам сказки рассказывать? Ну, это уж нет! Это уж ни за что! А впрочем, ладно, так уж и быть.

В а с и л и с а. Мы этим ночью займёмся, а пока слушай, не шныряет ли вокруг Баба-Яга.

К о т о ф е й. Слушать могу. От этого мы, коты, никогда не отказываемся.

В а с и л и с а. Оставлю вас обоих тут полными хозяевами, а мы с Михайлом Потапычем поедем лес для ветряной мельницы валить. Цып, цып, цып!

Входит изба на курьих ножках.

Садись, Михайло Потапыч!

Усаживаются рядышком в избе.

Кыш, вперёд!

Изба уносится прочь галопом, увозит В а с и л и с у и м е д в е д я.

Ш а р и к. Boy, воу! Возьмите и меня с собой!

К о т о ф е й. На место!

Ш а р и к. До чего ж я не люблю, когда меня хозяева не берут, просто жить не хочется!

К о т о ф е й. На место!

Ш а р и к. Не кричи на меня! Ты не человек!

К о т о ф е й. Слышал, я за хозяина остаюсь!

Ш а р и к. И я тоже, и я тоже!

К о т о ф е й. Хорош хозяин — чуть не убежал, бросивши дела!

Ш а р и к. Так ведь не убежал всё-таки. Остался! Ладно уж, не смотри на меня так сердито, — до чего ж я не люблю, когда на меня друзья сердятся! Котофей Иванович, дай лапку!

К о т о ф е й. Отойди, любезный, от тебя псиной пахнет.

Ш а р и к. Это к дождю.

К о т о ф е й. Какой там дождь, вылизываться надо!

Ш а р и к. Нет у нас такого обычая — вылизываться по сто раз в день. Я…

К о т о ф е й. Тише! Идёт кто-то!

Ш а р и к. С какой стороны?

К о т о ф е й. Из лесу.

Ш а р и к (принюхивается). Человек идёт. Что-то уж больно он грозен!

К о т о ф е й. Кричит, ногами топает.

Ш а р и к. Придётся его укусить.

К о т о ф е й. Сначала разглядим, что это за чудище. А ну, прячься в кусты!

Скрываются. Весёлый голос поёт во всю силу: «Я Иван-великан, Я Иван-великан!». На поляну выходит мальчик лет тринадцати, небольшого роста. Продолжает петь.

М а л ь ч и к.

Я Иванушка, Великанушка!

Я путём-дорогою Никого не трогаю, Не буяню, не свищу, Всё я матушку ищу.

Со мной она простилася Домой не воротилася, Ушла моя родимая В леса непроходимые!

Я Иван-великан, Я Иван-великан, Я Иванище, Великанище!

Е г о р у ш к а (полушёпотом). Иванушка, беги прочь, а то деревцем станешь!

Ф ё д о р (полушёпотом). Не услышит! Ветер очень слаб. А и услышит, так не поймёт; И в а н у ш к а. Кто в кустах шевелится, выходи.

Ш а р и к (из кустов). Р-р-р!

И в а н у ш к а (радостно). Собака! Вот счастье-то! Поди сюда, пёсик! Тебя как зовут?

Ш а р и к. Р-р-р! Шарик!

И в а н у ш к а. Да ты покажись, не бойся! Я так рад, что ты и не поверишь. Целый месяц по такой глуши иду, что никого, кроме волков, и не встречал. А с волками не разговоришься. Как увидят, так и в сторону.

К о т о ф ей. Зимой они с тобой поговорили бы.

И в а н у ш к а. Ещё и зимы ждать! Котик! Покажись! Я вижу, как у тебя в кустах глаза горят. Вот радость-то! Шарик, Шарик! Сюда!

Ш а р и к (выходит из кустов) . Ах, Иванушка, Иванушка, зачем ты увязался без спросу за своей матушкой! Выдерут тебя!

И в а н у ш к а. Что ты, что ты! Богатырей не дерут, а я теперь богатырь.

К о т о ф е й. Это кто же тебе сказал?

И в а н у ш к а. Я сам догадался!

К о т о ф е й. Богатыри словно бы ростом покрупнее.

И в а н у ш к а. Не в росте сила, а в храбрости. Жил я, жил и вдруг вижу: того я не боюсь, сего не боюсь — значит, стал богатырём.

Котофей выходит из кустов.

Ох ты, какой красавец!

Ш а р и к. А я? А я?

И в а н у ш к а (коту) . Дай-ка я тебя поглажу.

Ш а р и к. А меня, а меня?

И в а н у ш к а. И тебя тоже. Котик-красавец! Шарик-умница! Не встречалась ли вам моя мама? Зовут её Василиса-работница. Что же ты, котик, перестал мурлыкать?

К о т о ф е й. Меня зовут Котофей Иванович.

И в а н у ш к а. Что ты, Котофей Иванович, так на меня смотришь?

К о т о ф е й. Не знаю, сказать или не говорить?

И в а н у ш к а. Скажите, миленькие, родные! Вы не поверите, как я без неё соскучился! Ш а р и к. Придётся сказать.

К о т о ф е й. Здесь твоя мама, Иванушка.

И в а н у ш к а. Ой! (Прячется в кусты.) К о т о ф е й. Вот так богатырь! От мамы родной прячется!

Ш а р и к. А говорил — соскучился…

И в а н у ш к а (выглядывая из кустов) . Конечно, соскучился! Но ведь она приказала мне дома сидеть. А я не послушался. Увидит она меня и огорчится. Нет, нет, я ей не покажусь!

К о т о ф е й. А зачем же прибежал?

И в а н у ш к а. Чтобы хоть из-за угла на неё взглянуть, голос её услышать. Буду я, друзья, держаться возле да потихоньку, потихоньку совершу подвиг, помогу маме своей. Ну, тут она, конечно, и простит меня за всё. Где же моя мама?

Ш а р и к. Поехала с нашим ненаглядным хозяином, Михайлом Потапычем, лес валить для ветряной мельницы. Чует моё сердце, вернутся скоро.

И в а н у ш к а. А зачем мельница маме?

К о т о ф е й. Баба-Яга задала ей такую работку, что замяукаешь. Успеет Василиса-работница все дела в срок переделать — освободит Баба-Яга твоих братьев, Фёдора да Егорушку.

И в а н у ш к а. И они здесь? Вот радость-то!

К о т о ф е й. Погоди радоваться. Запрятала Баба-Яга братьев твоих так, что и я не слышу их, и Шарик не чует!

И в а н у ш к а. Найдём!

Ш а р и к. Найти-то найдём, да не сразу. А пока утешил бы ты свою маму, показался бы ей.

К о т о ф е й. А то попадёшь ты тут без присмотра в беду.

И в а н у ш к а. Что ты, что ты, я богатырь!

Ш а р и к. Так-то оно так, а всё-таки…

И в а н у ш к а. Нет, нет, друзья! У мамы и своих забот вон сколько, а тут ещё: здравствуйте, Иванушка пришёл! Не говорите ей! Слышите? Послушайтесь меня.

Ш а р и к. Да уж, видно, придётся послушаться. Ты хоть и маленький, а всё же человек.

Грохот.

К о т о ф е й. Привезли они лес. У поляны сгрузили.

И в а н у ш к а. Бегу! (Скрывается.) Входят Василиса и медведь.

М е д в е д ь. Ох, братцы вы мои, это работа так работа! Это не то что на цепи сидеть да на прохожих рычать. Славно! Весело! Подите поглядите, сколько мы лесу привезли.

В а с и л и с а. Некогда! Беги ты, Мишенька, на перекрёсток трёх дорог, к кузнецу Кузьме Кузьмичу. Слыхал о таком?

М е д в е д ь. Человек известный. Он всем богатырям коней подковывает, шлемы, панцири чинит.

В а с и л и с а. Беги к нему, попроси гвоздей пуд. Да две пилы, да четыре рубанка, да четыре молотка. Скажи, для какого дела, — он не откажет.

М е д в е д ь. Бегу! (Исчезает.) В а с и л и с а. А я пока прилягу. Всю ночь работать придётся без отдыха.

К о т о ф е й. Спи спокойно. А мы тебя посторожим. (Скрывается в чаще.) В а с и л и с а. Клёны шелестят так ласково, так успокоительно, что глаза сами собой закрываются. (Закрывает глаза.) Постепенно темнеет. Издали-издали слышно, как перекликаются сторожа.

Ш а р и к. Гау, гау! Слу-у-у-шай!

К о т о ф е й. Мяу, мяу, поглядывай!

Иванушка выходит из кустов. Поёт тихо-тихо, и братья присоединяются к нему.

И в а н у ш к а.

Баю матушку мою, Баю-баюшки-баю!

Ты, бывало, Баю-бай, Нам певала Баю-бай.

Ф ё д о р и Е г о р у ш к а.

Мы теперь тебе втроём Ту же песенку поём.

В с е в т р о ё м.

Баю-баюшки-баю, Баю матушку мою!

Ты ночами Не спала, Вслед за нами Шла и шла.

Всё спешила ради нас, Ножки била ради нас, Ручки натрудила, Сердце повредила, Ради нас, твоих детей, Поправляйся поскорей, Силы набирайся, Спи, не просыпайся, Баю матушку мою, Баю-баюшки-баю..

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ Декорация первого действия. Поляна преобразилась до неузнаваемости. Проложены дорожки, усыпанные -песком. Выросла ветряная мельница, весело машет крыльями. Возле мельницы — деревянный навес. Под ним — мешки с мукой и зерном. Рядом — второй навес. Под ним — мешки с золотом. Котофей похаживает, возле мешков с зерном.

К о т о ф е й. Разбирайте, разбирайте зерно, мышки мои славные. Всего только полмешочка и осталось.

Т о н е н ь к и е г о л о с а. Разбираем, разбираем, стараемся. Только ты, хозяин, рассказывай, а то у нас зубки чешутся, как бы мы мешки не погрызли.

К о т о ф е й. Ну, слушайте, мышки-норушки, котам самые первые подружки.

Тоненький смех.

Жили-были три мышки, одна рыженькая, другая беленькая, а третья полосатенькая.

Тоненький смех.

И до того они были дружны, что даже кот их боялся. Подстережёт он беленькую, а его рыженькая за лапку, а полосатенькая за усы.

Смех.

Погонится он за полосатенькой — его беленькая за хвост, а рыженькая за ушко.

Смех.

Что тут делать? Думал кот, думал и позвал двух своих родных братьев. Позвал он их… Чего вы не смеётесь?

То н е н ь к и е г о л о с а. А нам не до смеху.

К о т о ф е й. Мало ли что! Смейтесь, а то худо будет.

Мыши смеются принуждённо.

Позвал кот двух братьев и говорит: так и так, братцы, обижают меня мыши. Помогите. Сам я рыжий и схвачу рыженькую мышку, ты, белый, хватай беленькую, а ты, полосатый, полосатенькую. Вот мы с обидчицами и разделаемся. Смейтесь!

Принуждённый смех.

Подслушали котов три мышки-подружки и загрустили. Что тут делать, как тут быть? И придумали. Забрались они в печку, в золе вывалялись и стали все трое серенькими.

Мыши смеются радостно.

Выбежали они прямо на трёх братьев, а те уши развесили, не знают, которую хватать.

Хохот.

С тех пор стали все мыши серенькими.

Хохот.

А коты хватают всех мышей без разбора.

Хохот обрывается.

Смейтесь!

Т о н е н ь к и е г о л о с а. А мы, хозяин, всю работу кончили, отпусти нас. В норках мышата без родителей соскучились.

К о т о ф е й. А ну, дайте взглянуть на вашу работу. Да не бойтесь, не трону, не пищите. (Подходит к мешкам.) И в самом деле постарались. Всё славно, ступайте. Целый год за это ни одной мыши не обижу.

Т о н е н ь к и е г о л о с а. Спасибо, хозяин! Спасибо, Котофей Иванович!

К о т о ф е й. Бегите!

Т о н е н ь к и е г о л о с а. Прощайте, Котофей Иванович! Прощай. Ха-ха-ха! Полосатенькая — за хвост, а рыженькая — за лапку. Ха-ха-ха! Беленькая — за ушко, а полосатенькая — за нос. Ха-ха-ха!

Затихают вдали.

К о т о ф е й. Ох! Триста тридцать три сказки рассказал, умаялся. (Усаживается под деревом, вылизывается тщательно) .

Выбегает ме д в е д ь; он весь в муке, словно мельник. За ним — Ш а р и к.

М е д в е д ь. Ну, как там последние мешки?

Котофей не отвечает.

Ш а р и к. Да не спрашивай ты его! Когда он умывается, то ничего не слышит. (Подбегает к мешкам.) Готовы, несём. (Помогает медведю взвалить оба мешка на спину.) М е д в е д ь. Солнце ещё вон как высоко стоит, а мы работу кончаем. Вот радость-то! (Убегает.) Шарик — за ним. Но добежав, возвращается к коту. Но дойдя до кота, бежит к мельнице. Наконец останавливается в отчаянии.

Ш а р и к. Идём на мельницу.

К о т о ф е й. Не пойду!

Ш а р и к. Что ты со мной делаешь, злодей! Сижу на мельнице — за тебя душа болит. Бегу сюда — за хозяина беспокоюсь. Пожалей ты моё бедное сердце! Порадуй меня, пойдём. Держитесь все вместе, рядышком, а я вас буду сторожить.

К о т о ф е й. Нельзя!

Ш а р и к. Почему же нельзя-то?

К о т о ф е й. Я сижу, лапки лижу, а ушки-то у меня на макушке. Что-то мне всё слышится.

Ш а р и к. Гау, гау! Она?

К о т о ф е й. Она не она, а только крадётся сюда кто-то.

Ш а р и к. Гау, гау! Тревога!

К о т о ф е й. Тихо! Не мешай работе, ступай на мельницу. Надо будет — замяукаю.

Ш а р и к. Р-р-р-р! Пусть только приползёт, я её за костяную ногу — раз! Меня костями не удивишь! (Уходит.) Кот перестаёт вылизываться, застывает с одной поднятой лапкой. Прислушивается Шорох в кустах, они качаются. Кот прячется за дерево. Спиной к зрителям, пятясь из-за кустов, появляется Иванушка. Он тянет за собой накрытый стол.

К о т о ф е й. Да это, никак, Иванушка!

И в а н у ш к а. Ага. Это я, богатырь!

К о т о ф е й. Что ты приволок?

И в а н у ш к а. Рыбы наловил, грибов набрал, печку сложил и обед сварил.

К о т о ф е й. Вот за это я тебя хвалю.

И в а н у ш к а. Ещё бы не похвалить! Всю ночь наши работали, проголодались небось, выйдут, а тут им накрытый стол.

К о т о ф е й. Как бы не догадалась матушка, что это твоя работа.

И в а н у ш к а. Никогда ей не догадаться. Когда она уходила, я и щей сварить не умел, а теперь, что ни прикажи, всё приготовлю.

К о т о ф е й. А ну-ка, дай взглянуть, что у тебя настряпано.

И в а н у ш к а. Гляди.

Оборачивается к коту, и тот, взвизгнув, прыгает от него чуть ли не на сажень. И есть от чего. Волосы у Иванушки взъерошены, лицо вымазано, сажей и глиной. Чудище, а не мальчик.

Ты что?

К о т о ф е й. Погляди на себя.

И в а н у ш к а. Некогда.

К о т о ф е й. Ты с ног до головы перемазался! Вылижись!

И в а н у ш к а. Вымажешься тут. Печка дымит, дрова гореть не хотят. Я их до того раздувал, что щёки чуть не лопнули.

К о т о ф е й (у стола) . Ты рыбу чем ловил? Лапками?

И в а н у ш к а. Что ты, что ты! На удочку. Мы, богатыри, из дому никогда не выходим с пустыми карманами. Гляди: чего-чего у меня только в карманах нет! Вот лески. Вот крючок. Вот свисток. Вот орехи. Вот камень и огниво. Вот праща.

К о т о ф е й. Убери! Я эти пращи видеть не могу. Из них вечно в котов стреляют.

И в а н у ш к а. Кто стреляет-то? Мальчишки, a я небось богатырь.

К о т о ф е й. Ну всё-таки…

И в а н у ш к а. Не бойся, я этого и в детстве никогда не делал. Ты, смотри, не проговорись маме, что это я обед приготовил.

К о т о ф е й. А что я ей скажу?

И в а н у ш к а. Придумай сказочку какую-нибудь, ты на это мастер.

К о т о ф е й. Да уж, видно, придётся. А ты поди на речку, умойся.

И в а н у ш к а. Потом, потом. Я хочу поглядеть, как мама будет обеду радоваться.

К о т о ф е й. Ну, тогда прячься! Жернова замолчали. Помол окончен. Идут они!

И в а н у ш к а. Бегу! (Скрывается.) Тотчас же появляется медведь с мешком, сопровождаемый радостно прыгающим Шариком.

М е д в е д ь. Готово! Ай да мы! Теперь осталось только избушку прибрать, а до вечера ещё во как далеко. Вот радость-то! Ноги сами ходят, сами пляшут, не удержаться! (Пляшет и поёт.) Эх вы, лапки мои, Косолапенькие, Они носят молодца, Что воробушка!

Отчего я не лечу?

Оттого, что не хочу!

Не скачу, а плаваю, Выступаю павою!

Эх вы, дочки мои, Вы цветочки мои, Я над вами ветерочком, Ноготочки мои!

Я взлетаю, что пушок, Выше неба на вершок!

Ай да лапки мои, Косолапенькие!

(Делает прыжок, едва не налетает на стол.) Батюшки мои, это что за чудеса?

Ш а р и к. Стол накрытый!

М е д в е д ь. А на столе грибки белые! И рыбка жареная! И кто это её жарил, время терял, когда она, матушка, и сырая хороша!.. Хозяйка, хозяйка, сюда, у нас тут чудеса творятся!

Появляется В ас и л и с а — р а б о т н и ц а.

Хозяюшка, взгляни. Стол накрытый, а на столе обед.

Василиса подходит к столу.

В а с и л и с а. И в самом деле — чудеса! И как раз ко времени. Котофей Иванович! Какой это добрый человек о нас позаботился? Что ты молчишь-то? Ведь ты сторожил — должен знать. Уж не проспал ли ты?

К о т о ф е й. Иди, хозяюшка, к столу и кушай смело. Видал я того, кто о нас позаботился. Он и сейчас далеко не ушёл, на нашу радость любуется.

Ш а р и к. Так это Ива…

Котофей бьёт Шарика незаметно лапкой. Иванушка в кустах хватается за голову.

В а с и л и с а (Шарику). Как ты говоришь? Ива?

Ш а р и к. Я…

К о т о ф е й. Он верно говорит. Приготовил нам обед добрейший волшебник Ивамур Мурмураевич.

Иванушка успокаивается.

В а с и л и с а. Никогда о таком не слыхала.

М е д в е д ь (с набитым ртом}. Да ты ешь, матушка, ешь. Ешь скорее, а то тебе ничего не останется. Наваливайтесь миром! И вы ешьте, дружки.

Ш а р и к. Со стола?

М е д в е д ь. Ешь, не спрашивай.

Ш а р и к. А не выдерут?

М е д в е д ь. Сегодня не выдерут ради праздника.

В а с и л и с а (у стола) . Что же это за волшебник такой Ивамур Мурмураевич? Никогда о таком и не слыхивала.

К о т о ф е й. Мур-мур, хозяюшка! Есть волшебники старые, всем известные, а есть и молодые. А Ивамур Мурмураевич совсем котёночек.

В а с и л и с а. А каков же он собою?

К о т о ф е й. Страшен. Одна щека чёрная, другая белая, нос дымчатый. Лапки пятнистые. Ходить не может.

М е д в е д ь. Не может?

К о т о ф е й. Нет. Всё бегает да прыгает. И до того силен! Забор, скажем, сто лет стоит, а он раз, два — и расшатал.

М е д в е д ь. Когти есть?

К о т о ф е й. Есть, только он их отдельно носит. В кармане. Он этими когтями рыбку ловит!

М е д в е д ь. Летать умеет?

К о т о ф е й. При случае. Разбежится, споткнётся и полетит. Весел. Смел. Только мыться боится, зато плавать любит. Совсем посинеет, а из воды его клещами не вытянешь. Но если уж кого любит, то любит. Видела бы ты, хозяюшка, как он на твою работу любовался, каждое твоё словечко ловил! Уж очень он добрый волшебник.

В а с и л и с а. Для волшебника готовит-то он не больно хорошо. Которая рыба перепечена, а которая недопечена.

К о т о ф е й. Котёнок ещё.

В а с и л и с а (встаёт из-за стола). Ну, Ивамур Мурмураевич, коли слышишь ты меня, спасибо тебе, дружок, за угощение. И скажу тебе я вот ещё что.

Коли ты котёнок, не уходи ты от своей мамы далеко, дружок, а если и попадёшь в беду, зови её, она прибежит. Дети мои, дети, слышите вы меня?

Ф ё д о р. Слышим, матушка!

Е г о р у ш к а. Мы потому молчали, чтобы каждое дыханьице ветра тебе помогало!

Ф ё д о р. Чтобы веселее он мельничные крылья вертел.

В а с и л и с а. Дети мои, дети! Как проснулась я — так сразу за работу, и поговорить с вами не пришлось. Всё верчусь, всё бегаю — вечная мамина судьба. Вы уж не обижайтесь. Если я и поворчу на вас уставши, не сердитесь. Я бы вас повеселила, я бы вас рассмешила и песенку спела бы, да всё некогда — вечная мамина беда. А вот как заработаю я вам полную свободу да пойдём мы, взявшись за руки, домой, тут-то мы и наговоримся вволю. Я вызволю вас! Верьте! Ничего не бойтесь!

Е г ор у ш к а. Мама, мама!

Ф ё д о р. Да неужели мы можем обидеться?

Е г о р у ш к а. Мы на тебя любуемся.

В а с и л и с а. У нас всё готово, дети, осталось только избушку на курьих ножках прибрать. Это мы быстро. Котофей Иванович! Шарик! Бежим на речку и избушку туда погоним.

М е д в е д ь. А я?

В а с и л и с а. А ты оставайся тут сторожем. Только не спи!

М е д в е д ь. Что ты, что ты! Сейчас не зима.

В а с и л и с а. Берите, друзья, мыло, мочалки, щётки, метёлки — и за мной. (Уходит.) На сцене медведь…

М е д в е д ь. Как можно спать? Сурки — те, правда, мастера спать, хомяки. Совы — те тоже днём спят. А медведи (зевает) никогда. Правда, всю ночь я… этого… как его (зевает) работал. А потом поел плотно, ох, плотно! Так и тянет прилечь. Песню, что ли, спеть? (Напевает.) Спи, мой Мишенька, косолапенький, и косматенький, и хорошенький… Не ту песню завёл.. Почудилось мне, что я у мамы в берлоге, а она… этого… того… как его… (Засыпает) Вбегает И в а н у ш к а.

И в а н у ш к а. Ну, так я и знал! Чуяло моё сердце. Пошёл было на речку помыться, возле мамы покрутиться, да вспомнил, что я со стола не убрал. Прибегаю, а тут сторож спит. Михайло Потапыч! Вставай!

Медведь не двигается.

Грабят!

Медведь храпит.

Ну что тут делать? Пощекотать его? (Щекочет.) Медведь хихикает тоненьким голоском, но не просыпается.

Спит. Придётся за водой сбегать да облить его… (Бежит к лесу) Нет, нельзя мне уходить: крадётся кто-то!

Баба-Яга на цыпочках выходит из лесу.

Баба-Яга! (Прячется в кустах) Б а б а — Я г а. Ах я, бедное дитя, круглая сироточка, что же мне делать-то? Никак, мне и в самом деле попалась служанка поворотливая, заботливая, работящая. Вот беда так беда! Кого же я, душенька, бранить буду, кого куском хлеба попрекать? Неужели мне, жабе зелёненькой, придётся собственную свою служанку хвалить? Да ни за что! Мне, гадючке, это вредно. Хорошо, я, лисичка, догадалась раньше срока домой приползти. Я сейчас всё поверну по-своему. Медведь уснул, теперь его и пушками не разбудишь.

Украду я сама у себя мешочек золота да и взыщу с неё потом! (Идёт к мешкам.) Иванушка прыгает из кустов ей наперерез. Баба-Яга отшатывается в ужасе.

Это ещё что за чудище? Триста лет в лесу живу, а подобных не видывала. Ты кто такой?

И в а н у ш к а. Я волшебник, котёнок Ивамур Мурмураевич.

Б а б а — Я г а. Волшебник?

И в а н у ш к а. Ага!

Баба-Яга делает к Иванушке шаг. Он выхватывает из кармана свисток.

Не подходи! (Свистит оглушительно.) Б а б а — Я г а. Перестань! Оглушил.

И в а н у ш к а. А ты не смей близко подходить. Мы, волшебники, этого терпеть не можем.

Б а б а — Я г а. Вот навязалось чудище на мою голову! На вид мальчик, а не боится Бабы-Яги. На вид слаб, а свистит, как богатырь. И страшен, хоть не гляди! Эй ты, Ивамур! А чем ты можешь доказать, что ты волшебник?

И в а н у ш к а. А ты попробуй от меня уйти, а я тебя назад заверну.

Б а б а — Я г а. Ты — меня? Назад? Да никогда!

И в а н у ш к а. Иди, иди, не оглядывайся.

Баба-Яга идёт. Иванушка достаёт из кармана леску с крючком и грузилом, размахивается, швыряет Бабе-Яге вслед; крючок впивается ей в хвост платья. Тянет Бабу-Ягу к себе. Та мечется.

Не уйдёшь! Сом и тот не ушёл, где уж тебе, Бабе-Яге. (То отпуская, то притягивая, заставляет Бабу-Ягу приблизиться к себе. Снимает ее с крючка, отскакивает в сторону) Видала?

Б а б а — Я г а. А так ты можешь? (Щёлкает пальцами, сыплются искры) И в а н у ш к а. Сделай милость. (Выхватывает из кармана кремень и огниво. Ударяет. Искры сыплются ярче, чем у Бабы-Яги) Б а б а — Я г а. Видишь, вон шишка на сосне?

И в а н у ш к а. Вижу.

Б а б а — Я г а. Ф-ф-ф-у! (Дует, шишка валится на землю) Видал?

И в а н у ш к а. Гляди вон на ту шишку. Вон, вон на ту! Выше! Ещё выше! (Достаёт из кармана пращу, размахивается швыряет камень, шишка валится.) Видала?

Б а б а — Я г а. Ох, не серди меня, я тебя пополам разгрызу.

И в а н у ш к а. Где тебе, зубы поломаешь!

Б а б а — Я г а. Я? Гляди! (Хватает с земли камень) Видишь — камень. (Разгрызает его пополам) Видал? Камень разгрызла, а тебя и подавно.

И в а н у ш к а. А теперь смотри, что я сделаю. (Берёт с земли камень и подменяет его орехом. Разгрызает орех и съедает) Видала? И разгрыз, и съел, а уж тебя и подавно.

Б а б а — Я г а. Ну что же это такое! Никогда этого со мной не бывало. Уж сколько лет все передо мной дрожат, а этот Ивамур только посмеивается. Неужели я у себя дома больше не хозяйка? Нет, шалишь, меня не перехитришь! Ну, прощай, Ивамур Мурмураевич, твой верх. (Исчезает) И в а н у ш к а (хохочет) . Вот славно-то! «Умываться надо, умываться» — вот тебе и надо! Разве я напугал бы Бабу-Ягу умытым? «Карманы не набивай, карманы не набивай» — вот тебе и не набивай. Разве я справился бы с ней без своих крючков да свистков?

Баба-Яга неслышно вырастает позади Иванушки.

Вот тебе «мальчик, мальчик» — а я оказался сильнее даже, чем медведь. Он уснул, а я один на один справился с Бабой-Ягой.

Б а б а — Я г а. А она, птичка, тут как тут! (Хватает Иванушку) И в а н у ш к а. Мама! Мама! Мама!

Вбегает В а с и л и с а — р а б о т и и ц а.

В а с и л и с а. Я здесь, сынок! Отпусти, Баба-Яга, моего мальчика Б а б а — Я г а. Ишь чего захотела! Да когда же это я добычу из рук выпускала?

В а с и л и с а. Отпусти, говорят!. (Выхватывает меч и взмахивает над головой Бабы-Яги) Узнаёшь этот меч? Он Змею Горынычу голову отсек и тебя, злодейку, прикончит.

Баба-Яга (выпускает Иванушку, выхватывает из складок платья свой меч, кривой и чёрный) . Я, умница, больше люблю в спину бить, но при случае и лицом к лицу могу сразиться!

Сражаются так, что искры летят из мечей. В а с и л и с а — р а б о т н и ц а выбивает меч из рук Бабы-Яги.

Не убивай меня, иначе не найти тебе сыновей.

В а с и л и с а. Говори, где мои мальчики!

Б а б а — Я г а. Умру, а не скажу! Я до того упряма, что и себя, бедняжечку, не пожалею.

Василиса опускает меч.

Вот так-то лучше. Когда похвалю, тогда скажу. Сама посуди: можно ли хвалить служанку, которая на хозяйку руку подняла?

В а с и л и с а. Как же ты можешь меня не похвалить; я все, что велено, то и сделала.

Б а б а — Я г а. Нет, нет, нет такого закона — дерзких служанок хвалить. Подумаешь, муки намолола! Это любой мельник может. Эй, вы, мешки, ступайте в амбар!

Мешки с мукой убегают; как живые.

Подумаешь, клады вырыла. Да с этим делом любой землекоп справится. Эй, золото, иди к себе под землю!

Мешки с золотом проваливаются под землю.

Нет, нет, не заслужила ты похвалы. Я тебе другую работу дам. Сделаешь — похвалю.

В а с и л и с а. Говори какую!

Б а б а — Я г а. Подумать надо. Готовься! Скоро приду, прикажу. (Исчезает.) И в а н у ш к а. Мамочка!

В а с и л и с а. Иванушка!

Обнимаются. К о т о ф е й И в а н о в и ч и Ш а р и к появляются из чащи.

Ш а р и к. Ну, радуйтесь, радуйтесь, а мы посторожим.

И в а н у ш к а. Мама, мамочка, я три года терпел, а потом вдруг затосковал, ну просто богатырски. И отправился я тебя искать. Ты не сердишься?

В а с и л и с а. Котофей Иванович, Шарик, принесите ушат горячей воды и щётку, которая покрепче.

К о т о ф е й и Ш а р и к убегают.

И в а н у ш к а. Это я, мама, только сегодня так вымазался, а то я умывался каждый день, надо не надо. И прибирал весь дом. Подметал, как ты приказывала. Не сгребал сор под шкафы и сундуки, а всё как полагается. И когда уходил — прибрал и полы вымыл.

В а с и л и с а. Скучал, говоришь?

И в а н у ш к а. Да, особенно в сумерки. И в день рождения. В день рождения встану, бывало, сам себя поздравлю, но ведь этого человеку мало, правда, мама? Ну, испеку себе пирог с малиной, а всё скучно.

В а с и л и с а. Не болел?

И в а н у ш к а. Один раз болел, уж очень у меня пирог не допёкся, а я весь его съел с горя. А больше не болел ни разу.

Вбегают К о т о ф е й и Ш а р и к, приносят ушат с горячей водой и щётку.

В а с и л и с а. Поставьте здесь, за кустом. Идём, сынок, я тебя умою.

И в а н у ш к а. Я сам!

В а с и л и с а. Нет уж, сынок! Идём.

И в а н у ш к а (за кустами) . Ой, мама, горячо! Ну, ничего, я потерплю, мы, богатыри… ой… и не то переносим. Ай, вода в уши попала!

В а с и л и с а. Нет, нет, сынок, это тебе кажется.

И в а н у ш к а. Мамочка, шея у меня чистая.

В а с и л и с а. Нет, сынок, это тебе кажется.

Ш а р и к. Бедный щеночек!

К о т о ф е й. Нет, счастливый. Я до сих пор помню, как меня матушка вылизывала, выкусывала.

В а с и л и с а. Ну, вот и всё.

Выводит из-за кустов Иванушку, сияющего чистотой.

Вот теперь я вижу, какой ты у меня. Стой ровненько. На плече рубашка разорвалась, я зашью.

И в а н у ш к а. Это Баба-Яга.

В а с и л и с а (достаёт иголку и нитку, зашивает) . Не вертись, а то уколю.

И в а н у ш к а. Это я от радости верчусь, мама. Подумай: три года обо мне никто не заботился, а теперь вдруг ты зашиваешь на мне рубашку. Стежочки такие мелкие! (Глядит на своё плечо) В а с и л и с а. Не коси глазами, а то так и останется.

И в а н у ш к а. Я не кошу, мама, я только смотрю. У меня всегда зашитое место выгибается лодочкой, а у тебя как ровненько получается! Мама, ты сердишься на меня?

В а с и л и с а. И надо бы, да уж очень я тебе рада.

И в а н у ш к а. А почему же ты такая сердитая?

В а с и л и с а. Вот всегда вы, дети, так ошибаетесь. Не сердитая я. Озабочена. Братья-то твои у Бабы-Яги в руках. Думала я, что похвалит она меня, не удержится, а дело-то вон как обернулось.

И в а н у ш к а. Мама!

В а с и л и с а. Всё ты хочешь сам, всё хочешь один, а мы победим, если будем дружно со злодеями сражаться, за обиженных заступаться. Ты мальчик храбрый, разумный, держись около, помогай мне. А как вырастешь — я тебя сама отпущу.

М е д в е д ь (вскакивая) . Караул, ограбили! Ни муки, ни золота! Помогите! Да как же это, да почему же это! Я ни на миг единый глаз не сомкнул, а вон что получилось.

В а с и л и с а. Не горюй, Михайло Потапыч. Никто нас не ограбил. Это Баба-Яга вернулась да и прибрела своё добро.

М е д в е д ь. Почему же я её не видел?

В а с и л и с а. Вздремнул часок.

М е д в е д ь. Это, значит, мне приснилось, что я не сплю!

К о т о ф е й. Тише! Баба-Яга сюда бежит.

Входит Баба-Яга.

Б а б а — Я г а. Придумала я тебе работу.

В а с и л и с а. Говори.

Б а б а — Я г а. Найди, где твои дети спрятаны! Найдёшь — похвалю, не найдёшь — пеняй на себя. Может быть, я тебя накажу. Очень от тебя беспокойства много. Я, богачка, с тобой, служанкой, на мечах билась! Подумай только, до чего ты меня довела! Чего смеёшься, мальчишка? Смотри, превращу тебя в камень.

М е д в е д ь. Не превратишь. Для этого надо смирно стоять, а он тебя не боится.

Б а б а — Я г а. Молчи, косолапый холоп, а не то худо будет!

М е д в е д ь. Не кричи на меня, я тебе больше не слуга.

Б а б а — Я г а. Ладно, с тобой я ещё рассчитаюсь. Отвечай, Василиса, берёшься найти своих сыновей?

В а с и л и с а. Берусь.

Б а б а — Я г а. Даю тебе сроку, пока солнце не зайдёт.

М е д в е д ь. Что ты, что ты! Солнышко вот-вот скроется.

Б а б а — Я г а. А мне этого только и надо! Ну, Василиса, раз, два, три — ищи, а как найдёшь — позови меня. (Исчезает.) В а с и л и с а. Ищите, ищите все. А я подумаю, как мне узнать, они это или мне почудилось.

Все бродят, ищут. Василиса стоит задумавшись.

Е г о р у ш к а. Иванушка, мы здесь.

Ф ё д о р. Кыс! Кыс! Кыс! Котофей!

Е г о р у ш к а. Шарик, Шарик. На, на, на!

Ф ё д о р. Сюда, сюда!

Е г о р у ш к а. Нет, нет! Миша, вверх погляди.

Вдруг издали доносятся голоса: «Мама! Ау! Мама, сюда скорее, мы тут, возле чёрного болота!» М е д в е д ь. Бежим!

Е г о р у ш к а. Не верь, мама!

Ф ё д о р. Это Баба-Яга кричит.

Е г о р у ш к а. Она под любой голос подделывается.

М е д в е д ь. Чего же ты, хозяюшка! Солнце зайдёт! Скорей к болоту.

В а с и л и с а. Погоди, Мишенька, дай послушаем ещё.

Голоса издали: «Мама! Родная! Мы тут, в глубоком овраге, под старой берёзой!» Ш а р и к. Boy, воу! Это правда, есть такой овраг!

Голос издали, отчаянно: «Мама, скорее! Баба-Яга к нам крадётся с мечом в руках!» В а с и л и с а. Бежим! (Идет быстро к чаще. Оборачивается) Так я и знала! Вот они где, Баба-Яга! Нашла я своих деток.

Баба-Яга вырастает как из-под земли.

Б а б а — Я г а. Где они?

В а с и л и с а (показывает на клёны) . Гляди: что это?

Листья клёнов покрылись слезами, сверкающими под лучами заходящего солнца.

Что это, спрашиваю я тебя?

Б а б а — Я г а. Чего тут спрашивать-то? Клёны.

В а с и л и с а. А плачут они почему?

Б а б а — Я г а. Роса.

В а с и л и с а. Нет, Баба-Яга, не обманешь ты меня. Сейчас увидим, что это за роса. (Подходит к деревцам) Что вы, мальчики, что вы! Я ещё вчера в шелесте вашем почуяла родные голоса, на сердце у меня стало спокойнее. Неужели вы думали, что я поверила Бабе-Яге? Я нарочно пошла от вас прочь, чтобы вы заплакали, а теперь вернулась. Ну, довольно, довольно, Егорушка, Фёдор, поплакали, помогли маме — и будет. Не маленькие. Богатыри — и вдруг плачут. Тут мама, она не оставит, не уйдёт, не даст в обиду. Гляди, Баба-Яга! Слезы высохли. Вот мои дети?

Б а б а — Я г а. Ладно, угадала.

M e д в е д ь. Ах, ты! Ох, ты! Сколько раз я мимо ходил, сколько раз спину о них чесал — и ни о чём не догадывался! Простите, мальчики, меня, медведя!

В а с и л и с а. Ну что же, Баба-Яга, я жду.

Б а б а — Я г а. Чего ждать-то?

В а с и л и с а. Освободи моих сыновей.

Б а б а — Я г а. Смотрите, что выдумала! Оживлять их ещё! Они деревянные куда смирнее. Уж такие послушные, из дому шагу не ступят, слова не скажут дерзкого!

И в а н у ш к а. Ах ты, обманщица!

Б а б а — Я г а. Спасибо на добром слове, сынок. Конечно, обманщица. Нет, Василиса, нет, рано обрадовалась. Да где же это видано, чтобы добрые люди над нами, разбойничками, верх брали? Я, змейка, всегда людей на кривой обойду. Нет, Василиса, сослужи мне ещё одну службу, тогда я, может быть, и освобожу мальчишек.

В а с и л и с а. Говори какую?

Б а б а — Я г а. Куда спешить-то? Утро вечера мудренее, завтра скажу. (Исчезает) В а с и л и с а. Ну, друзья, раскладывайте костёр, будем мальчиков моих охранять, чтобы их, беззащитных, Баба-Яга не обидела. Но только не спать!

М е д в е д ь. Нет, нет, не спать, как это можно?

В а с и л и с а. Песни будем петь.

К о т о ф е й. Сказки рассказывать.

И в а н у ш к а. Летняя ночь короткая, она быстро пролетит.

Собирают, хворост, разводят костёр. Василиса поёт.

В а с и л и с а.

Федя, Федя, не горюй, Егорушка, не скучай, Ваша мама пришла, Она мёду принесла, Чистые рубашки, Новые сапожки.

Я умою сыновей, Чтобы стали побелей, Накормлю я сыновей, Чтобы стали здоровей, Я обую сыновей, Чтоб шагали веселей.

Я дорогою иду, Я Иванушку веду, Я на Фёдора гляжу, Его за руку держу.

На Егора я гляжу, Его за пояс держу.

Сыновей веду домой!

Сыновья мои со мной!

Федя, Федя, не горюй, Егорушка, не скучай!

Ваша мама пришла, Счастье детям принесла.

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ Декорация первого действия. Время близится к рассвету. Горит костёр. В а с и л и с а стоит возле клёнов, поглядывает па них озабоченно.

В а с и л и с а. Ребята, ребята, что вы дрожите-то? Беду почуяли? Или ветер вас растревожил? Отвечайте, отвечайте смело! Авось я и пойму.

Е г о р у ш к а. Мама, мама, слышишь, как лес шумит?

Ф ё д о р. И все деревья одно говорят.

Е г о р у ш к а. «Братцы клёны, бедные ребята!» Ф ё д о р. «Береги-и-итесь! Береги-и-и-тесь!» Е г о р у ш к а. «Выползла Баба-Яга из своей избушки!» Ф ё д о р. «А в руках у неё то, что деревцу страшнее всего».

Е г о р у ш к а. «Топор да пила, пила да топор?» В а с и л и с а. Слов ваших не разобрала, но одно поняла: страшно вам, дети. Ничего, бедняги, ничего. Перед рассветом мне и то жутко. Темно, холодно, над болотами туман ползёт. Но вы потерпите. Солнце вот-вот проснётся. Правду говорю. Оно своё дело помнит. А Баба-Яга у нас под присмотром. Друзья пошли разведать, не затеяла ли чего злодейка.

Вбегает м е д в е д ь.

М е д в е д ь. Баба-Яга пропала!

В а с и л и с а. Как — пропала?

М е д в е д ь. Выползла она из избушки, а у неё в руках… Не буду при Фёдоре и Егорушке говорить что. Вышла она. Мы за ней. А она прыг — и вдруг растаяла, как облачко, вместе с пилой и топором. И всё. Я скорее сюда, тебе в помощь. А Шарик за нею. Для пса всё равно, видно её или не видно, растаяла она или нет. Шарик по горячим следам летит. Не отстанет. Он…

Вбегает Ш а р и к.

Ш а р и к. Хозяйка, хозяйка, выдери меня, вот я и прут принёс!

М е д в е д ь. А что ты натворил, такой-сякой?

Ш а р и к. След потерял! Вывела меня Баба-Яга к болотам, по воде туда, по воде сюда — и пропала. Но ничего! Котофей уселся на берегу, замер, как неживой, прислушивается. Он её, как мышь, подстережёт. А я скорей сюда, чтобы ты меня, хозяйка, наказала.

В а с и л и с а. Я не сержусь. У Бабы-Яги что — шапка-невидимка есть?

М е д в е д ь. Есть. Старенькая, рваненькая, по скупости новую купить жалеет. Однако в сумерки работает шапка ничего. Ты, хозяйка, не думай! Шапка не шапка, но от Котофея Ивановича старухе никуда не уйти!

К о т о ф е й И в а и о в и ч неслышно появляется у ног Василисы.

К о т о ф е й И в а н о в и ч. Ушла Баба-Яга.

М е д в е д ь. Ушла?

К о т о ф е й. Ничего не поделаешь, ушла.

В а с и л и с а. А где Иванушка?

К о т о ф е й. Это я тебе потом скажу!

М е д в е д ь. Что же делать-то? Плакать?

К о т о ф е й. Зачем плакать?

М е д в е д ь. А что же нам, бедненьким, осталось?

К о т о ф е й. Сказки рассказывать.

М е д в е д ь. Не поможет нам сказка!

К о т о ф е й. Кто так говорит, ничего в этом деле не понимает. Василиса-работница! Хозяюшка! Прикажи им сесть в кружок, а я в серединке.

В а с и л и с а. Сделайте, как он просит.

К о т о ф е й. И ты, хозяюшка, садись.

Все усаживаются вокруг клёнов. Котофей — в середине.

Слушайте меня во все уши, сказка моя неспроста сказывается. Жил да был дровосек.

М е д в е д ь. У нас? В нашем лесу?

К о т о ф е й. В соседнем.

М е д в е д ь. А, того я не видал, только слыхал о нём. Это такой чернявенький?

К о т о ф е й. Зачем ты меня перебиваешь, зачем спрашиваешь?

М е д в е д ь. После того как я упустил Бабу-Ягу, мне кажется, что все на меня сердятся. Я понять хочу, разговариваешь ты со мной или нет.

К о т о ф е й. Я тоже Бабу-Ягу упустил.

М е д в е д ь. На тебя ворчать не будут, побоятся. А я сирота простой.

К о т о ф е й. Ладно, ладно, не сердимся мы на тебя, только слушай и не перебивай. Жил да был дровосек, уж такой добрый, всё отдаст, о чём ни попроси. Вот однажды зимой приходит он из лесу без шапки. Жена спрашивает: «Где шапка, где шапка?» — «Одному бедному старику отдал, уж очень он, убогий, замёрз». — «Ну что ж, — отвечает жена, — старому-то шапка нужнее». Только она это слово вымолвила, под самой дверью: динь-динь, топ-топ, скрип-скрип. И тоненький голосок зовёт, кричит: «Откройте, откройте, пустите погреться!» Открыл дровосек дверь — что за чудеса? За порогом кони ростом с котят, стоять не хотят, серебряными подковками постукивают, золотыми колокольчиками позвякивают. И ввозят они в избу на медных полозьях дровосекову шапку. А в шапке мальчик не более моей лапки, да такой славный, да такой весёлый! «Ты кто такой?» — «А я ваш сын Лутонюшка, послан вам за вашу доброту!» Вот радость-то!

Ш а р и к (вскакивает) . Гау, гау, гау!

К о т о ф е й. Ищи, ищи, ищи!

Ш а р и к. Баба-Яга крадётся.

К о т о ф ей. А ну, ну, ну, ищи, ищи, ищи!

Ш а р и к. Нет! Ошибся.

К о т о ф е й. А ошибся, так не мешай! Стали они жить да поживать, дровосек, да его жена, да сын их Лутонюшка. Работал мальчик — на диво. Он на своих конях и чугуны из печи таскал, и за мышами гонялся, а весной все грядки вскопал. Выковал он себе косу по росту — овец стричь. Ходит по овцам, как по лугам, чик-чик, жвык-жвык — шерсть так и летит. И побежала по всем лесам о Лутонюшке слава. И призадумалась их соседка злодейка-чародейка: «Ах, ох, как бы мне этого Лутонюшку к рукам прибрать? Работает, как большой, а ест, как маленький». Взвилась она под небеса и опустилась в Лутонины леса. «Эй, дровосек, отдавай сына!» — «Не отдам?» — «Отдавай, говорят!» — «Не отдам!» — «Убью!» И только она это слово вымолвила, вылетает ей прямо под ноги Лутонюшка на своём боевом коне. Захохотала злодейка-чародейка, замахнулась мечом — раз! — и мимо. Лутонюшка мал, да увёртлив. Целый день рубился он со злодейкой, и ни разу она его не задела, всё он её колол копьём. А как стемнело, забрался Лутонюшка на дерево, а с дерева злодейке на шлем. Хотела она сшибить Лутонюшку, да как стукнет сама себя по лбу. И села на землю. И ползком домой. С тех пор носа не смеет она показать в Лутонины леса.

М е д в е д ь. А как звали эту злодейку-чародейку? Что-то я в наших лесах такую не припомню.

К о т о ф е й. А звали её Баба-Яга!

Б а б а — Я г а (она невидима) . Врёшь!

Иванушка вырастает возле того места откуда раздался голос, подпрыгивает, хватает с воздуха что-то. Сразу Баба-Яга обнаруживается перед зрителем. Иванушка пляшет с шапкою-невидимкою в руках. Баба-Яга бросается на него.

В а с и л и с а. Надень шапку-невидимку, сынок!

Иванушка пробует надеть шапку. Но Баба-Яга успевает её схватить. Некоторое время каждый тянет сё к себе. Но вот ветхая шапка разрывается пополам, и противники едва не падают на землю. Подоспевшая к месту столкновения Василиса-работница успевает подобрать топор и пилу, которые Баба-Яга уронила, сражаясь за шапку.

Б а б а — Я г а. Безобразие какое у меня в хозяйстве творится! Прислуга, вместо того чтобы спать, сидит да хозяйкины косточки перебирает. Я до этого Лутонюшки ещё доберусь! Всем вам, добрякам, худо будет, конец пришёл моему терпению! (Уходит) И в а н у ш к а. Ха-ха-ха! Видишь, мама, как славно мы с Котофеем Ивановичем придумали. Ушли мы с озера, а Баба-Яга за нами. А Котофей стал сказку рассказывать. А я лежу за кустами, не дышу. А Котофей рассказывает. А я всё не дышу. И тут она к-а-а-ак проговорится! И я — прыг! Всё вышло как по писаному! Конечно, обидно, что я не догадался шапку-невидимку надеть. Она и дома пригодилась бы в прятки играть! Но всё же сегодня я помог тебе больше, чем вчера. Правда, мама?

В а с и л и с а. Правда, сынок.

Солнце всходит. Первые лучи его падают на поляну.

Видишь, Феденька, видишь, Егорушка, как я обещала, так и вышло. Солнце проснулось, туман уполз, светло стало. Весело. Что притихли, дети? Скажите хоть слово!

Ф ё д о р. Мама, если бы ты знала, как трудно мальчику в такое утро на одном месте стоять!

Е г о р у ш к а. Если бы ты знала, мама, как трудно мальчику, когда за него сражаются, за него работают, а он стоит как вкопанный.

В а с и л и с а. Не грустите, не грустите, дети, недолго вам ждать осталось!

За сценой сердитый голос Бабы-Яги: «Кыш! Куда! Вот сварю из вас куриную похлёбку, так поумнеете!» Выезжает избушка на курьих ножках. Б а б а — Я г а сидит развалясь в кресле за открытой дверью. .

Б а б а-Я г а. Шагайте веселей. Курьи ножки, а плетутся, как черепашьи! Тпру!

Избушка на курьих ножках останавливается.

Ох, устала!

М е д в е д ь. Чего тебе уставать-то! Чужим трудом живёшь.

Б а б а — Я г а. Ох, что он говорит! Ты думаешь, это легко чужим трудом жить? Думаешь, это сахар ничего не делать? Я ещё девочкой-ягой была, в школу бегала, а уже покоя и на часик не знала. Ваш брат работничек вытвердит, бывало, все уроки да и спит себе, а я, бедная малютка-яга, с боку на бок ворочаюсь, всё думаю, как бы мне, милочке, завтра, ничего не зная, извернуться да вывернуться. И всю жизнь так-то. Вы, работники простые, работаете да песенки поёте, а я надрываюсь, чтобы ничего не делая жить, по-царски. И приходится мне, бедной, и по болотам скакать, и мечом махать, только бы люди на меня работали. Ну, Василиса, что тебе приказать?

В а с и л и с а. Решай, Баба-Яга.

Б а б а — Я г а. Думала я, думала и придумала. Дам я тебе работу полегче, чтобы бранить тебя было попроще. Гляди на мою избушку. В окно ко мне не влезть. Такие решётки, что и я даже не выломаю. Брёвна до того крепкие, что никаким топором и щепочки не отколоть. А замка нет. Сделай мне на дверь замок, может быть, я тебя и похвалю. Берёшься?

В а с и л и с а. Берусь.

Б а б а — Я г а. Делай, а я пока на себя в зеркало полюбуюсь. (Смотрится в зеркало) У, ты, шалунья моя единственная! У-тю-тю-тю! Сто ей в головуску, кросецке, плисло! Замоцек ей сделай! У-тю-тю-тю!

В а с и л и с а. А ну-ка, Мишенька, согни мне этот прут железный пополам.

М е д в е д ь. Готово.

В а с и л и с а. А ты, Иванушка, обстругай мне эту дощечку.

И в а н у ш к а. Сейчас, мама.

В а с и л и с а. А ты, Котофей Иванович, обточи это колечко.

К о т о ф е й. Давай, хозяйка.

В а с и л и с а. А ты, Шарик, посторожи чтобы не ушла Баба-Яга.

Б а б а — Я г а. А я никуда и не собираюсь нынче. Мне и дома хорошо. Работают… Смотрите-ка! Никогда я этого не видала. Всегда, бывало, на готовенькое прихожу. Как называется ящичек, что у Ивашки в руках?

В а с и л и с а. Рубанок.

Б а б а — Я г а. А зачем он эти белые ленточки делает? На продажу?

В а с и л и с а. Это стружка.

М е д в е д ь. Да не притворяйся ты, Баба-Яга! Видел я, как ты топором да пилой орудуешь!

Б а б а — Я г а. Срубить да свалить я, конечно, могу. Это дело благородное. А строить — нет, шалишь. Это уж вы для меня старайтесь. А что это за палочка у тебя в руках?

В а с и л и с а. Напильник.

Б а б а — Я г а. Подумать только! Ах, бедные, бедные людишки! И зачем это вы работаете!

В а с и л и с а. Скоро увидишь зачем.

Б а б а — Я г а. Надеешься детишек спасти?

В а с и л и с а. Надеюсь.

Б а б а — Я г а. Любишь своих сыновей?

В а с и л и с а. А конечно, люблю.

Б а б а — Я г а. А которого больше?

В а с и л и с а. А того, которому я нынче нужнее. Заболеет Фёдор — он мой любимый сын, пока не поправится. Иванушка в беду попадёт — он мне всех дороже. Поняла?

М е д в е д ь. Что ты, матушка, где ей!

Б а б а — Я г а. А вот и поняла. Наука нехитрая. Одного я только понять не могу: как детишки не прискучили тебе, пока маленькими были да пищали с утра до вечера без толку? Я, красавица, давно бы таких — раз, да и за окошко!

В а с и л и с а. Вот и видно, что ты баба-яга, а не человек. Разве малые дети без толку пищат? Это они маму свою зовут, просят по-своему: «Мама, помоги!» А как поможешь им, тут они и улыбнутся. А матери только этого и надо.

Б а б а — Я г а. А как подросли твои крикуны да стали чуть поумнее, разве не замучили они тебя своеволием, не обидели непослушанием? Ты к ним — любя, а они от тебя — грубя. Я бы таких сразу из дому выгнала!

В а с и л и с а. Вот и видно, что ты баба-яга а не человек. Разве они нарочно грубят? Просто у них добрые слова на донышке лежат, а дурные на самом верху. Тут надо терпение иметь… Готово! Вставлен замок в двери.

Б а б а — Я г а. Что-то больно скоро. Непрочный небось!

В а с и л и с а. Погоди браниться, испробуй сначала. (Закрывает дверь) Замок защёлкивается со звоном. Баба-Яга остаётся в избе.

Красиво звонит замок?

Б а б а — Я г а. Нет, некрасиво! Что? Поймала? Нашла дурочку! Похвалила я тебя!

В а с и л и с а. Похвалишь, не удержишься!

Б а б а — Я г а. Ха-ха-ха!

В а с и л и с а. Чем смеяться — попробуй-ка дверь открыть.

Б а б а — Я г а. (дёргает дверь) Ах ты дерзкая! Ты заперла меня?

В а с и л и с а. Заперла, Баба-Яга. Хорош мой замок?

Б а б а — Я г а. Плох!

В а с и л и с а. А плох, так попробуй выйди.

Вся изба дрожит. Баба-Яга воет. Голова её показывается в окне.

Б а б а — Я г а. Василиса! Открой! Я приказываю!

В а с и л и с а. Хорош мой замок?

Б а б а — Я г а. Всё равно не похвалю.

В а с и л и с а. Ну, тогда и сиди в избе. Не шуми, не стучи. От брёвен и щепочки не отколоть, так они крепки.

Б а б а — Я г а. Курьи ножки! Затопчите дерзкую!

Курьи ножки переминаются, а с места не двигаются.

Вперёд!

Курьи ножки не двигаются.

М е д в е д ь. Не послушаются они тебя.

Б а б а — Я г а. Это ещё почему?

М е д в е д ь. Сколько они тебе лет служили — доброго слова ни разу не слышали. А Василиса-работница и поговорила с ними как с людьми, и песенку им спела.

Б а б а — Я г а. Василиса, если ты меня не выпустишь, такая беда может случиться, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

В а с и л и с а. Что же это за беда?

Б а б а — Я г а. Я с горя заболею.

М е д в е д ь. Не верь, не заболеет.

Б а б а — Я г а. Василиса, ты пойми, всё равно я тебя погублю. Меня, злодейку, нельзя, ну просто никак невозможно победить! Мой будет верх.

В а с и л и с а. Никогда! Ты за всю свою жизнь ящичка простого не сколотила, корзинки не сплела, травинки не вырастила, сказочки не придумала, песенки не спела, а всё ломала, да била, да отнимала. Где же тебе, неумелой, с нами справиться?

Б а б а — Я г а. Эй, Людоед Людоедыч! Беги сюда бегом! Нас, злодеев, обижают! Помоги!

М е д в е д ь. Придёт он, как же! Ты с ним из-за двух копеек поссорилась и прогнала из наших лесов. Из людоедов тут одни комары остались, а они не больно страшны.

Б а б а — Я г а. Ведьма, а ведьма! Беги сюда бегом, подружка! Спаси!

М е д в е д ь. И с ней ты поссорилась из-за гроша.

Б а б а — Я г а. Говори, Василиса, чего ты хочешь?

В а с и л и с а. Освободи моих сыновей.

Б а б а — Я г а. Ни за что! Не добьёшься! Вот так и будут они стоять друг против друга до скончания веков. Я тебя не послушаюсь!

В а с и л и с а. Послушаешься!

Б а б а — Я г а. Ни за что!

В а с и л и с а. Курьи ножки! Несите её в болото, туда, где поглубже.

Курьи ножки идут послушно.

Б а б а — Я г а. Куда вы, куда вы! Вы и сами там погибнете!

К у р ь и н о ж к и. Мы-то выкарабкаемся, цапастенькие.

Б а б а — Я г а. Василиса, верни их!

В а с и л и с а. Цып-цып-цып!

Избушка возвращается.

Б а б а — Я г а. Василиса, давай мириться.

В а с и л и с а. Освободи моих детей.

Б а б а — Я г а. Подойди ко мне поближе, я тебе что-то скажу.

В а с и л и с а. Говори при всех.

Б а б а — Я г а. Стыдно.

В а с и л и с а. Ничего, говори.

Б а б а — Я г а. Освободить-то я их… этого… не умею.

В а с и л и с а. Не лги.

Б а б а — Я г а. Клянусь своим драгоценным здоровьем! Это не я их в клёны обратила, а ведьма, моя подручная. Она получала у меня алтын с человека.

Ф ё д о р. Это правда, мама.

Е г о р у ш к а. Возле неё какая-то старушка вертелась с ореховой палочкой.

В а с и л и с а. Курьи ножки, в болото!

Б а б а — Я г а. Стой, стой! Освободить я их не могу, а как сделать это, знаю.

В а с и л и с а. Говори!

Б а б а — Я г а. Иди ты всё время на восток, не сворачивая. Всё пряменько, пряменько, пряменько. Поняла? Попадётся болото — ничего, шагай через болото. К морю выйдешь — плыви через море, только не сворачивай, а то заплутаешься. А как выйдешь на берег, по правую руку увидишь ты лес втрое выше нашего, а листья там не зелёные, а белые, седые — уж больно тот лес стар. А посреди леса увидишь ты холм, весь он белой травою порос, а в том холме — пещера. А посреди пещеры — белый камень. Отвалишь ты камень, а под ним колодец. А вода в том колодце кипит, бурлит, словно кипяток, и сама собою светится. Принеси той воды кружечку, покропи клёны, и они тотчас же оживут. Вот и всё. Фу, устала! Никогда в жизни столько не говорила о других, всё, бывало, о себе, о птичке-малышке.

Вас и л и с а. А сколько туда ходу?

Б а б а — Я г а. Не менее году.

Фёдор и Егорушка вскрикивают горестно.

В а с и л и с а. Обманываешь ты!

М е д в е д ь. Нет, не обманывает. Вот радость-то! (Хохочет) Вот горе-то! (Плачет) В а с и л и с а. Что с тобой?

М е д в е д ь. Успокоюсь — расскажу.

Б а б а — Я г а. Иди, иди, Василиса. Не теряй времени.

В а с и л и с а. Мы и тебя захватим.

Б а б а — Я г а. Избушка на курьих ножках через чащу не проберётся. А выпускать меня — как можно! Ускользну! Нет, уж придётся вам одним шагать. Год туда — год обратно, а за два года мало ли что может приключиться. Может, всё ещё по-моему повернётся! Иди, иди, чего ждать-то!

В а с и л и с а. Постой, дай с друзьями посоветоваться. (Отходит в сторону со всеми своими друзьями) Что с тобой, Миша, делается? Почему ты то смеёшься, то плачешь?

М е д в е д ь. Ха-ха-ха! Ох-ох-ох! Вот оно, наше спасение, тут, возле, а не ухватишь.

В а с и л и с а. Почему?

М е д в е д ь. Василиса, родимая, слушай. Сейчас я, ха-ха, расскажу, ох-ох, всё по порядку. Помнишь, я говорил тебе, что моего деда Змей Горыныч просто так, для смеху, взял да и опалил огнём?

В а с и л и с а. Помню, Мишенька.

М е д в е д ь. Когда приключилась у нас эта беда, отец мой, Потап Михайлович, кубарем в пещеру. К живой воде. И домой со всех ног. Мы тогда недалеко от пещеры этой жили. Ха-ха-ха! Ох-ох-ох!

И в а н у ш к а. Да рассказывай ты, не томи душу!

М е д в е д ь. Возвращается он с ведром живой воды. Горе, горе! Лежит старик и не дышит. Вокруг родня плачет. Лес насупился, как осенью. Обрызгали деда живой водой — что за чудеса: шерсть опалённая закурчавилась, как новая, старое сердце забилось, как молодое, встал дед и чихнул, а весь лес ему: на здоровье. Ха-ха-ха! Ой-ой-ой!

Ш а р и к. Да не плачь ты, хозяин, а то и я завою!

В а с и л и с а. Рассказывай дальше.

М е д в е д ь. И остался у меня с тех пор целый кувшин живой воды. Ха-ха-ха!

В а с и л и с а. Где же кувшин-то?

М е д в е д ь. В сундучке моём. Ха-ха-ха!

В а с и л и с а. А сундучок где?

М е д в е д ь. У Бабы-Яги в избушке. Она его под печкой держит. Чтобы я не уволился без спросу. Ох-ох-ох!

В а с и л и с а. Придётся отпереть замок-то! .

К о т о ф е й. Нельзя. Ускользнёт мышка наша из своей мышеловки. Мы иначе сделаем. Я прыгну тихонько на крышу да по трубе печной — в избу. Да и добуду всё, что требуется.

М е д в е д ь. Почует она!

Ш а р и к. Ничего. Я её раздразню, и она ничего не услышит.

Кот исчезает (Бежит к избе) .Баба-Яга! Ты хвастала, будто по-собачьи понимаешь?

Б а б а — Я г а. А конечно, понимаю. Для того чтобы ссориться, нет лучшего языка, чем собачий. А я, мушка, люблю ссориться!

Ш а р и к. Гау, гay, гay! Скажи, что это значит?

Б а б а — Я г а. А это значит: сюда, охотник, белка на сосне.

Ш а р и к. Смотри, и вправду понимает. А это? (Лает) Б а б а — Я г а. Поди сюда, я тебе хвост оторву.

Ш а р и к. А это? (Лает.) Б а б а — Я г а. Ах ты, дерзкий пёс!

Ш а р и к. Не поняла?

Б а б а — Я г а. Ты посмел мне сказать, что я любого голубя добрее? Так вот же тебе за это! (Лает) Шарик отвечает ей тем же. Некоторое время они лают яростно друг на друга, как псы, которые вот-вот подерутся.

(Внезапно обрывает лай.) Караул, грабят!(Исчезает) В избе мяуканье, фырканье, вопли, потом полная тишина.

Ш а р и к. Boy, воу! Погиб наш котик! Boy!

И в а н у ш к а. Мне надо было бы полезть.

М е д в е д ь. Да разве ты в трубу пробрался бы? Это я, окаянный, во всём виноват. Зачем я живую воду в сундучке держал?

Ф ё д о р. А мы-то стоим и с места двинуться не можем!

Ш а р и к. Воу, воу! Уж так я ругал её обидно, ангелом называл — и то не помогло. Воу, воу!

В а с и л и с а. Да погодите, может быть, он ещё и жив и здоров. Кс-кс-кс!

Молчание.

И в а н у ш к а. Бедный котик!

В а с и л и с а. Постойте, погодите! Я забыла, что он даже и не понимает, что такое «кс-кс-кс». Кот строгий. Котофей Иванович!

Г о л о с с к р ы ш и: «Мур!» М е д в е д ь. Жив!

Ш а р и к. Что же ты не идёшь, сердце мне надрываешь?

К о т о ф е й (издали). Вылизываюсь. В саже вымазался.

М е д в е д ь. А мы думали, что ты погиб.

К о т о ф е й (издали) . Нет, она меня было цапнула за хвост, да я отбился. (Прыгает с крыши, в лапах большой кувшин.) В а с и л и с а. Этот кувшин, Миша?

М е д в е д ь. Он самый!

Б а б а — Я г а (в окно). Выдохлась вода, выдохлась, выдохлась!

Е г о р у ш к а. Мама!.

В ас и л и с а. А ну-ка, отойдите в сторонку, друзья.

Все отходят в сторону. Василиса подходит к клёнам. Кувшин тщательно перевязан и закупорен круглым дубовым бруском. Когда Василиса вынимает брусок, из кувшина поднимается синее пламя.

Б а б а — Я г а. Горе какое, не выдохлась!

Василиса брызжет живой водой на клёны. И тотчас же они исчезают в синеватом тумане. Глухо-глухо, как из-под земли, звучит музыка. Но вот она становится всё явственнее, всё веселее. Туман рассеивается. Клёны исчезли. На поляне стоят два мальчика одного роста, они похожи друг на друга и на Иванушку. Они оглядываются растерянно, как будто только что проснулись, и вдруг замечают Василису. Они вскрикивают: «Мама!» В а с и л и с а (обнимает их). Мальчики мои, мальчики!

К о т о ф е й. Радуйтесь, радуйтесь, теперь вас никто не посмеет тронуть.

Е г о р у ш к а. Иванушка!

Ф ё д о р. Братец! (Обнимает брата) В а с и л и с а. Дети мои, дети! Какими пропали, такими и нашлись! И на денёк старше не стали!

Ф ё д о р. Мама, мы больше не будем!

Е г о р у ш к а. Мы теперь будем расти не по дням, а по часам!

Ф ё д о р. Мама, идём, идём. Мы столько стояли на этой поляне…

Е г о р у ш к а. …что ноги больше стоять не хотят. Прощайте, деревья-друзья, не обижайтесь, нам домой пора.

Д е р е в ь я (шелестят негромко, но явственно) . Прощайте, прощайте, братцы клёны! Не обижайте нас! Не забывайте, что мы живые. Не разучитесь говорить по-нашему, когда домой вернётесь.

Ф ё д о р. Никогда не разучимся!

Б а б а — Я г а. Кончится ли это безобразие? Стоят и радуются у меня на глазах! Знаете, кажется, что я терпеть не могу, когда люди радуются. Отпустите меня сейчас же!

В а с и л и с а. Никогда! Мы пойдём домой и тебя захватим. И дома всем миром решим, что с тобой делать.

Б а б а — Я г а. Отпусти, я тебе все свое золото отдам!

В а с и ли с а. Не отпущу! Давайте руки, друзья.

Все подают друг другу руки.

Вперёд! Курьи ножки, за мной!

Идут, избушка — следом.

К о т о ф е й. Вот и сказке нашей конец, а кто нас понял, тот молодец!

Занавес.

• Полный текст
• Действующие лица
• Действие первое
• Действие второе
• Действие третье

Васи­лиса. Работа меня от всех бед спа­сала. Возь­мусь! Авось и похва­лишь, не удер­жишься. Но только покажи мне сыно­вей. Тут ли они. Не обма­ны­ва­ешь ли.

Баба-яга. Пока­зать не покажу. Уж очень они у меня надежно заперты. А услы­шать ты их услы­шишь. По моему веле­нию, по моему хоте­нию, пого­во­рите сыно­вья с матерью.

Дует изо всех сил.Клены шеле­стят.

Федор. Мама, мама, не остав­ляй нас!

Егорушка. Мама, хоть мы и боль­шие, а плохо нам, как маленьким.

Васи­лиса. Федор, Егорушка! Где вы?

Баба-яга. Мол­чать, не отве­чать! Пого­во­рили – и довольно.

Пере­стает дуть. Клены умолкают.

Васи­лиса, остаешься?

Васи­лиса. Оста­юсь!

Баба-яга. Этого-то мне и надо. Про­щай, слу­жанка! Неко­гда мне дома сидеть, с бабами раз­го­ва­ри­вать. Меня в тысячи мест ждут. Того ограбь, того побей, того накажи ни за что ни про что! Всем я, зло­де­ечка, нужна! Прощай!

Васи­лиса. Про­щай, Баба-яга!

Баба-яга исче­зает с шумом и сви­стом и тот­час же появ­ля­ется как из-под земли.

Баба-яга. Ты тут дом при­бери без меня так, чтобы любо-дорого было смотреть.

Васи­лиса. Будь покойна, приберу.

Баба-яга. Про­щай, Василиса!

С шумом и сви­стом исче­зает и тот­час же появляется.

Мало я тебе дала работы. Изба­лу­ешься. Я тут за три­ста лет зарыла в трех­стах местах да и забыла три­ста кла­дов. Ты их все найди, сочти, да гляди у меня, чтобы и гро­шик не про­пал. Прощай!

Васи­лиса. Про­щай, Баба-яга!

Баба-яга исче­зает и тот­час же возвращается.

Баба-яга. Мало я тебе работы дала. Раз­ле­нишься. Хра­ни­лись у меня в амбаре три­ста пудов ржи да три­ста пше­ницы. Мыши про­грызли мешки, рожь и пше­ница пере­ме­ша­лись. Ты их раз­бери да на муку пере­мели. Чтобы к моему воз­вра­ще­нию была я, мушка, и золо­том и хле­бом богата. Тогда я тебя и похвалю. Прощай.

Васи­лиса. Про­щай, Баба-яга! Когда ждать тебя домой?

Баба-яга. А зав­тра к вечеру. Ха-ха-ха!

Мед­ведь. Да разве она успеет все дела пере­де­лать? Сове­сти у тебя нет!

Баба-яга. Пра­вильно, Миша, и нет и не было. Ха-ха-ха!

С шумом, сви­стом, пла­ме­нем и дымом исчезает.

Мед­ведь. Поле­тела… Вон вер­хушки дере­вьев гнутся. Что ж делать-то будем? Плакать?

Васи­лиса. Кот и собака, кото­рых ты при­ютил, помо­гут. Идем к ним.

Мед­ведь. Зачем идти, они сами придут.

Зовет.

Шарик, Шарик! Ко мне бегом! Дело есть! Шарик! И вы, Кото­фей Ива­но­вич, пожа­луйте сюда. С котом веж­ливо при­хо­дится раз­го­ва­ри­вать, а то заупря­мится. Что такое кис, кис, кис, даже и не понимает.

Васи­лиса. Какой стро­гий!

Мед­ведь. Шарик! Где ты! Кото­фей Ива­но­вич! Пожа­луйте сюда.

Вбе­гает Шарик, пожи­лой, но круп­ный и силь­ный пес, взъеро­шен­ный, в репьях. Носится по поляне кругами.

Шарик. Кто за кустом шур­шит? Не смей на нашей земле шур­шать! Эй ты, синица! Не смей на Михайло Пота­пыча гля­деть! Он мой хозяин. А это кто за пнем? Не сметь по нашей поляне ползать!

Мед­ведь. Поди сюда, Шарик, дело есть.

Шарик. Нельзя, Михайло Поты­пыч. Дол­жен я хоть немножко посто­ро­жить, таков обы­чай. Гау, гау, гау! Ну, вот и все. Здрав­ствуй, хозяин! Как ты хорош, не нагля­деться! Как ты при­гож, не налю­бо­ваться! Р‑р-р‑р! А это кто? Р‑р-р!

Мед­ведь. Хоро­шая жен­щина, Василиса-работница.

Шарик. Р‑р-р‑р! Про­сти, хоро­шая жен­щина, что рычу, а иначе нельзя, обы­чай таков. Р‑р-р‑р! Ну, вот и все. Здрав­ствуй, Василиса-работница.

Васи­лиса. Здрав­ствуй, Шарик.

Мед­ведь. Что Васи­лиса-работ­ница при­ка­жет, то и делай.

Шарик. Слу­шаю, Михайло Потапыч.

Васи­лиса. Зарыла Баба-яга в трех­стах местах три­ста кла­дов. Если я их найду, Баба-яга вер­нет мне моих сыно­вей. Помоги нам, у тебя чутье посиль­ней нашего.

Шарик. Это славно! Охота не охота, а похоже. Носом в землю и по лесу. Гау, гау!

Васи­лиса. Погоди, погоди, на поиски мы ночью пой­дем, а пока ты броди да сто­рожи. Как бы не вер­ну­лась Баба-яга, не поме­шала работать,

Шарик. И это славно.

Васи­лиса. А где же Кото­фей Иванович?

Голос. А я уже давно тут за дубом стою.

Васи­лиса. Что же ты к нам не идешь?

Голос. Разум­ный кот, перед тем как войти, три раза оглянется.

Из-за дерева появ­ля­ется не спеша боль­шой пуши­стый кот.

Васи­лиса. Хорош. Да ты никак сибирский?

Кото­фей Ива­но­вич. Это как сказать…

Васи­лиса. Кот Баюн, вели­кан и ска­зоч­ник, родственник?

Кото­фей. А что?

Васи­лиса. Да ничего, про­сто так.

Кото­фей. Пра­де­душка.

Васи­лиса. Зна­чит, ты мастер и мышей ловить и сказки говорить?

Кото­фей. А что?

Васи­лиса. Да ничего, так просто.

Кото­фей. Мастер.

Васи­лиса. А не можешь ли ты со всего леса мышей в амбар согнать?

Кото­фей. Не могу!

Мед­ведь. Кото­фей Ива­но­вич! Хорошо ли чело­веку отказывать?

Кото­фей. Разум­ный кот только с тре­тьего раза слу­ша­ется, таков наш обы­чай. Не загоню я мышей в амбар, не загоню, а впро­чем, будь по-твоему.

Васи­лиса. А как сго­нишь ты мышей в амбар, при­кажи им рожь от пше­ницы отобрать. Ладно?

Кото­фей. Нет, не ладно, не ладно. Ну, так уж и быть, ладно.

Васи­лиса. А пока они раз­би­рают, рас­ска­зы­вай им сказки, да посмеш­ней, чтобы они всё хохо­тали, а зерно не грызли.

Кото­фей. Мышам сказки рас­ска­зы­вать? Ну, это уж нет! Это уж ни за что! А впро­чем, ладно, так уж и быть.

Васи­лиса. Мы этим ночью зай­мемся, а пока слу­шай, не шны­ряет ли вокруг Баба-яга.

Кото­фей. Слу­шать могу. От этого мы, коты, нико­гда не отказываемся.

Васи­лиса. Оставлю вас обоих тут пол­ными хозя­е­вами, а мы с Михайло Пота­пы­чем поедем лес для вет­ря­ной мель­ницы валить. Цып, цып, цып!

Вхо­дит изба на курьих ножках.

Садись, Михайло Потапыч!

Уса­жи­ва­ются рядыш­ком в избе.

Кыш, впе­ред!

Изба уно­сится прочь гало­пом, уво­зит Васи­лису и медведя.

Шарик. Воу, воу! Возь­мите и меня с собой.

Кото­фей. На место!

Шарик. До чего ж я не люблю, когда меня хозя­ева не берут, про­сто жить не хочется.

Кото­фей. На место!

Шарик. Не кричи на меня! Ты не человек!

Кото­фей. Слы­шал, я за хозя­ина остаюсь!

Шарик. И я тоже, и я тоже!

Кото­фей. Хорош хозяин, чуть не убе­жал, бро­сивши дела.

Шарик. Так ведь не убе­жал все-таки. Остался! Ладно уж, не смотри на меня так сер­дито, – до чего же я не люблю, когда на меня дру­зья сер­дятся! Кото­фей Ива­но­вич, дай лапку!

Кото­фей. Отойди, любез­ный, от тебя пси­ной пахнет.

Шарик. Это к дождю.

Кото­фей. Какой там дождь, выли­зы­ваться надо!

Шарик. Нет у нас такого обы­чая – выли­зы­ваться по сто раз в день. Я…

Кото­фей. Тише! Идет кто-то!

Шарик. С какой стороны?

Кото­фей. Из лесу.

Шарик (при­ню­хи­ва­ется). Чело­век идет. Что-то уж больно он грозен!

Кото­фей. Кри­чит, ногами топает.

Шарик. При­дется его укусить.

Кото­фей. Сна­чала раз­гля­дим, что это за чудище. А ну, прячься в кусты!

Скры­ва­ются. Весе­лый голос поет во всю силу.

Я Иван-вели­кан! Я Иван-великан!

На поляну выхо­дит маль­чик лет три­на­дцати, неболь­шого роста. Про­дол­жает петь.

Маль­чик.
Я Иванушка,
Великанушка!
Я путем-дорогою
Никого не трогаю,
Не буяню, не свищу,
Все я матушку ищу.
Со мной она простилася —
Домой не воротилася,
Ушла моя родимая
В леса непроходимые!
Я Иван-великан,
Я Иван-великан,
Я Иванище,
Великанище!

Егорушка (полу­ше­по­том). Ива­нушка, беги прочь, а то дерев­цом станешь!

Фёдор (полу­ше­по­том). Не услы­шит! Ветер очень слаб. А и услы­шит, так не поймет.

Ива­нушка. Кто в кустах шеве­лится, выходи.

Шарик (из кустов). Р‑р-р!

Ива­нушка (радостно). Собака! Вот сча­стье-то! Поди сюда, песик! Тебя как зовут?

Шарик. Р‑р-р! Шарик!

Ива­нушка. Да ты пока­жись, не бойся! Я так рад, что ты и не пове­ришь. Целый месяц по такой глуши иду, что никого, кроме вол­ков, и не встре­чал. А с вол­ками не раз­го­во­ришься. Как уви­дят, так в сторону.

Кото­фей. Зимой они с тобой пого­во­рили бы.

Ива­нушка. Еще и зимы ждать! Котик! Пока­жись! Я вижу, как у тебя в кустах глаза горят. Вот радость-то! Шарик, Шарик! Сюда!

Шарик (выхо­дит из кустов). Ах, Ива­нушка, Ива­нушка, зачем ты увя­зался без спросу за своей матуш­кой! Выде­рут тебя!

Ива­нушка. Что ты, что ты! Бога­ты­рей не дерут, а я теперь богатырь.

Кото­фей. Это кто же тебе сказал?

Ива­нушка. Я сам догадался!

Кото­фей. Бога­тыри словно бы ростом покрупнее.

Ива­нушка. Не в росте сила, а в храб­ро­сти. Жил я, жил, и вдруг вижу: того я не боюсь, сего не боюсь – зна­чит, стал богатырем.

Кото­фей выхо­дит из кустов.

Ох ты, какой красавец!

Шарик. А я? А я?

Ива­нушка (коту). Дай-ка я тебя поглажу.

Шарик. А меня, а меня?

Ива­нушка. И тебя тоже. Котик кра­са­вец! Шарик умница! Не встре­ча­лась ли вам моя мама? Зовут ее Васи­лиса-работ­ница. Что же ты, котик, пере­стал мурлыкать?

Кото­фей. Меня зовут Кото­фей Иванович.

Ива­нушка. Что ты, Кото­фей Ива­но­вич, так на меня смотришь?

Кото­фей. Не знаю, ска­зать или не говорить?

Ива­нушка. Ска­жите, милень­кие, род­ные! Вы не пове­рите, как я без нее соскучился!

Шарик. При­дется сказать.

Кото­фей. Здесь твоя мама, Иванушка.

Ива­нушка. Ой!

Пря­чется в кусты.

Кото­фей. Вот так бога­тырь! От мамы род­ной прячется!

Шарик. А гово­рил – соскучился…

Ива­нушка (выгля­ды­вая из кустов). Конечно, соску­чился! Но ведь она при­ка­зала мне дома сидеть. А я не послу­шался. Уви­дит она меня – и огор­чится. Нет, нет, я ей не покажусь!

Кото­фей. А зачем же прибежал?

Ива­нушка. Чтобы хоть из-за угла на нее взгля­нуть, голос ее услы­шать. Буду я, дру­зья, дер­жаться возле да поти­хоньку, поти­хоньку совершу подвиг, помогу маме своей. Ну тут она, конечно, и про­стит меня за все. Где же моя мама?

Шарик. Поехала с нашим нена­гляд­ным хозя­и­ном, Михайло Пота­пы­чем, лес валить для вет­ря­ной мель­ницы. Чует мое сердце, вер­нутся скоро.

Ива­нушка. А зачем мель­ница маме?

Кото­фей. Баба-яга задала ей такую работку, что замя­у­ка­ешь. Успеет Васи­лиса-работ­ница все дела в срок пере­де­лать – осво­бо­дит Баба-яга твоих бра­тьев, Федора да Егорушку.

Ива­нушка. И они здесь? Вот радость-то!

Кото­фей. Погоди радо­ваться. Запря­тала Баба-яга бра­тьев твоих так, что и я не слышу их и Шарик не чует!

Ива­нушка. Най­дем!

Шарик. Найти-то най­дем, да не сразу. А пока уте­шил бы ты свою маму, пока­зался бы ей.

Кото­фей. А то попа­дешь ты тут без при­смотра в беду.

Ива­нушка. Что ты, что ты, я богатырь!

Шарик. Так-то оно так, а все-таки…

Ива­нушка. Нет, нет, дру­зья. У мамы и своих забот вон сколько, а тут еще: здрав­ствуйте, Ива­нушка при­шел! Не гово­рите ей! Слы­шите? Послу­шай­тесь меня.

Шарик. Да уж, видно, при­дется послу­шаться. Ты хоть и малень­кий, а все же человек.

Гро­хот.

Кото­фей. При­везли они лес. У поляны сгрузили.

Ива­нушка. Бегу!

Скры­ва­ется. Входят Васи­лиса и медведь.

Мед­ве­дью. Ох, братцы вы мои, это работа так работа! Это не то, что на цепи сидеть да на про­хо­жих рычать. Славно! Весело! Подите погля­дите, сколько мы лесу привезли.

Васи­лиса. Неко­гда! Беги ты, Мишенька, на пере­кре­сток трех дорог к куз­нецу Кузьме Кузь­мичу. Слы­хал о таком?

Мед­ведь. Чело­век извест­ный. Он всем бога­ты­рям коней под­ко­вы­вает, шлемы, пан­цири чинит.

Евгений Львович Шварц
Два клена

Действующие лица

Василиса-работница

Федор, Егорушка, Иванушка – ее сыновья

Баба-яга

Медведь

Котофей Иванович

Шарик

Мыши

Действие первое

Два молодых клена стоят рядышком на лесной поляне. Тихий ясный день. Но вот проносится ветерок, и правый клен вздрагивает, словно проснувшись. Макушка его клонится к левому деревцу. Раздается шорох, шепот, и клен говорит по-человечески.

Первый клён. Братец, братец Федя! Ветерок подул. Проснись!

Второй клён. Тише, тише, Егорушка, я маму во сне вижу.

Егорушка. Спроси, ищет нас мама?

Федор. Говорит, ищет.

Егорушка. Спроси, простила нас мама за то, что мы из дому убежали?

Федор. Говорит, простила.

Егорушка. Спроси, знает ли она, что Баба-яга превратила нас в клены?

Федор. Говорит: ну что ж, мало ли что в дороге случается.

Егорушка. Спроси, долго ли нам тут еще томиться?

Федор. Мама, мама! Долго нам тут ещё томиться? Мама! Пропала! Я проснулся. Здравствуй, братец.

Егорушка. Здравствуй. Не плачь, ты не маленький.

Федор. Я не плачу. Это роса.

Егорушка. В такой ясный день разве можно плакать? Каждая травка радуется, каждая ветка, и ты радуйся.

Федор. Я радуюсь. Я верю: вот-вот придет наша мама, и мы услышим ее зов: Фед-о-о-ор! Его-о-о-рушка!

Голос. Фед-о-о-ор! Его-о-о-орушка!

Егорушка. Эхо?

Федор. Что ты, что ты! Забыл, как хитра Баба-яга. Никто нас с тобой не слышит – ни люди, ни птицы, ни звери, ни вода, ни ветер, ни трава, ни деревья, ни само эхо.

Голос. Егорушка-а-а-а! Феденька-а-а!

Федор. Молчи, не отвечай, это Баба-яга нас дразнит, хочет до слез довести. Она под любой голос подделывается.

Голос (совсем близко). Егорушка, сынок! Феденька, родной! Это мама вас по всему свету ищет, а найти не может.

Федор. Она! Баба-яга как ни ловка, а не может звать нас так ласково. Мама, мама! Вот мы тут стоим, ветками машем!

Егорушка. Листьями шелестим.

Федор. Мама! Мама!

Егорушка. Уходит!

Федор. Нет, стоит, оглядывается. Не может она уйти.

Егорушка. Повернула! К нам, к нам спешит!

На поляну выходит высокая крепкая женщина лет сорока, за плечами мешок, на поясе – меч. Это Василиса-работница.

Федор. Мама, мама! Да какая же ты печальная!

Егорушка. А волосы-то серебряные.

Федор. А глаза-то добрые.

Егорушка. А у пояса отцовский меч.

Василиса. Дети мои, дети, бедные мои мальчики. Два года я шла без отдыха, а сейчас так и тянет отдохнуть, будто я вас уже и нашла.

Федор. Мы тут, мама!

Егорушка. Мама, не уходи.

Василиса. Клены шумят так ласково, так утешительно. что я и в самом деле отдохну.

Снимает мешок, садится на камень.

Кто это там по лесу бродит среди лета в шубе? Эй, живая душа, отзовись!

Федор. Мама, не надо!

Егорушка. Это Бабы-яги цепной медведь.

Василиса. Ау, живая душа! Поди-ка сюда.

Медведь с ревом выбегает на поляну.

Медведь. Кто меня, зверя лютого, зовет? Ох, натворю сейчас бед, небу жарко станет.

Видит Василису, останавливается как вкопанный.

Ох, беда какая! Зачем ты, сирота, пришла? Я только тем и утешаюсь, что никто сюда не забредает, никого грызть, кусать не приходится. Мне это не по душе, я, сирота, добрый.

Василиса. Ну, а добрый, так и не трогай меня.

Медведь. Никак нельзя. Я с тем к Бабе-яге нанялся.

Василиса. Как же тебя, беднягу, угораздило?

Медведь. По простоте. Собака и кот жили-жили у хозяина, да и состарились. Дело житейское, со всяким может случиться. А хозяин их возьми да и рассчитай. Гляжу – бродят, есть просят. Что тут делать? Кормил, кормил, да разве на троих напасешься? Взял у Бабы-яги пуд пшена в долг. А она меня за это в кабалу на год. В цепные медведи.

Василиса. А где же цепь-то?

Медведь. Срываюсь все. Уж больно я силен.

Василиса. И долго тебе ещё служить?

Медведь. Третий год на исходе, а она все не отпускает. Как придет время расчет брать, она меня запугает, со счету собьет – и служи опять! Прямо беда!

Василиса. Бедный Михайло Потапыч!

Медведь. Не жалей ты меня, а жалей себя, сироту.

Ревет.

Пропадешь ни за грош! Я-то не трону, Баба-яга погубит.

Василиса. Не плачь, Мишенька. Я тебя медом угощу.

Медведь. Не надо. Разве меня утешишь, когда я так загоревал. А какой мед у тебя?

Василиса (достает из мешка горшок). Гляди!

Медведь. Липовый. Ну давай, может, мне и в самом деле полегчает. Да ты его весь давай, все равно тебе, сироте, пропадать.

Василиса. Нельзя, Мишенька. Сыновьям несу гостинец.

Медведь. А где ж они у тебя?

Василиса. Пропали, Михайло Потапыч.

Медведь. Ох, горе какое! Да как же это? Да почему же это? Да когда же это?

Василиса. Ты кушай да слушай, а я расскажу тебе все по порядку. Муж мой был воин, Данила-богатырь. Ты о Змее Горыныче слыхал?

Медведь. Как не слыхать! Он деда моего, мимолетом, для смеха, взял да и опалил огнем.

Василиса. А мой Данила-богатырь Змея Горыныча убил, да и сам в том бою голову сложил. Стали мы жить вчетвером: я да три сына – Федор, Егорушка, Иванушка. Исполнилось Федору тринадцать лет, и пошел он стадо встречать. А козел у нас был строгий, что твой дикий. Встал он на дыбки – и на Федю. А Федя его за рога, да и оземь. Возвращается сын домой: так и так, мама, я богатырь. Я ему: опомнись, мальчик! Какой же ты богатырь – ни силы, ни умения, ни грамотности. Злодей твои годы считать не станет, а только порадуется твоей слабости. Коня без моей помощи ты подковать не сумеешь. Выедешь на распутье, а там камень, а на камне надпись, что ждет путника на тех путях. Богатырь должен на всем скаку, не слезая с коня, прочесть надпись и выбрать правильный путь. И здесь ты, сынок, ошибешься. Погоди! Придет твое время – сама тебя отпущу. Молчит. И ночью сбежал.

Медведь. Ох! Куда?

Василиса. Со злодеями сражаться, за обиженных заступаться.

Медведь. Это славно.

Василиса. Чего уж лучше. Да только наутро принесли прохожие его меч. Перевязь перетерлась, а богатырь и не заметил. А через три дня и конь богатырский прискакал. Обидел его хозяин. Не чистил, не купал, овса не засыпал.

Федор. Я, мама, только об одном думал: как бы с кем подраться.

Василиса. А сын так и не вернулся домой.

Медведь. Ох!

Василиса. Прошло три года – исполнилось Егорушке тринадцать лет. И напал на него бык. А Егорушка его за нос, да и на цепь. Приходит ко мне: так и так, мама, я – богатырь. А ночью сбежал. А через сорок дней прибежал домой его конь. Стремена звенят, а в седле никого. Глянул на меня конь, заплакал и грянулся на землю. И дух из него вон.

Егорушка. Он видел, что со мной сталось.

Василиса. Как тут быть? Оставила я хозяйство на Иванушку, хоть ему только десять лет, и отправилась на поиски.

Медведь. И давно ты медвежат своих ищешь?

Василиса. Третий год на исходе.

Медведь. Ох, горе, горе! Встретишь и не узнаешь.

Василиса. Узнаю. Кто из дому без толку сбежал – не растет и не умнеет. Им все по тринадцати лет.

Федор. Это верно, мама.

Егорушка. Мы с Федором теперь ровесники.

Василиса. И привели меня поиски в этот темный лес. Не слыхал ли ты, Мишенька, где мои детки?

Медведь. Молчи, не расспрашивай, а то, как тот конь, я грянусь оземь и помру с горя. Мне тебя жалко, а помочь не могу.

Федор. Это верно.

Егорушка. Он и не видал, как мы превратилися в клены.

Василиса. Что ж, придется Бабу-ягу расспросить. Веди меня к ней!

Медведь. Ее дома нет. Раньше вечера не вернется.

Василиса. А где ее дом?

Медведь. А ее дом – избушка на курьих ножках, сегодня здесь, а когда и там. Известно, куры. Им бы только бродить да в земле копаться.

Василиса. Пойдем поищем избушку. Не там ли мои мальчики спрятаны?

Медведь. А зачем искать? Сама придет. Цып, цып, цып!

Шум, треск, кудахтанье. Из чащи выходит избушка. На каждом ее углу по две курьих ножки. Василиса подходит к избе.

Василиса. Смело живете, не опасаетесь. На двери замка нет?

Медведь. Нет. Баба-яга на курьи ножки надеется. Они чужого забрыкают.

Василиса. Строгие?

Подходит к избе. Курьи ножки брыкаются.

А что, если к ним с лаской подойти?

Медведь. Попробуй. Они этого отроду не видывали.

Василиса. Куры мои, курочки, двору вы украшение, а хозяевам утешение. Слушайте, какую песенку я про вас сложила.

Поет.

Ой вы, курочки мои,

Куры рябенькие!

Кто ни глянет —

Смирно станет,

Залюбуется.

Не орлицы ли,

Не жар-птицы ли,

Не царицы ли заморские

В курятнике живут?

Очи кругленькие,

Крылья крепенькие,

Когда по двору идут,

Словно по морю плывут.

Расступайся, народ:

Куры вышли из ворот,

Наши куры государыни,

Хохлатушки!

Под песню эту курьи ножки сначала переминаются, а потом пускаются в пляс. Кончив петь, Василиса подходит к избушке. Ножки стоят смирно.

Вот так-то лучше!

Распахивается дверь. За дверью в кресле сидит Баба-яга.

Медведь. Баба-яга! Откуда ты взялась, злодейка?

Баба-яга. Молчать, а то проглочу! Цепному псу полагается радоваться, увидевши хозяйку, а ты ругаешься.

Прыгает на землю. Избе.

Ступай прочь!

Изба уходит.

Здравствуй, Василиса-работница. Давно тебя жду.

Василиса. Ждешь?

Баба-яга. Давно жду. Я очень ловко приспособилась ловить вас, людишек. Я, Баба-яга, умница, ласточка, касаточка, старушка-вострушка!

Василиса. А ты себя, видно, любишь?

Баба-яга. Мало сказать люблю, я в себе, голубке, души не чаю. Тем и сильна. Вы, людишки, любите друг дружку, а я, ненаглядная, только себя самое. У вас тысячи забот – о друзьях да близких, а я только о себе, лапушке, и беспокоюсь. Вот и беру верх.

Смотрится в зеркало.

Золото мое! Чего тебе, старушке-попрыгушке, хочется? Чайку или водицы? Пожалуй, что водицы. Из колодца или из болотца? Пожалуй, из болотца, она тиной пахнет. Василиса, беги на болотце, принеси воды ведерко.

Василиса. Я тебе не слуга.

Баба-яга. Послужишь мне, послужишь! Я очень хорошо умею ловить вас, людишек. Поймаешь одного человечка на крючок – сейчас же и другие следом потянутся. На выручку. Брат за братом, мать за сыном, друг за другом. Ты, говорят, на все руки мастерица?

Василиса. Пока трех сыновей вырастила – всему научилась.

Баба-яга. Такую работницу мне и надо. Хочешь ребят своих спасти и домой увести – поступай ко мне на службу. Служи мне, пока я не похвалю. А похвалю – забирай ты своих детенышей, да и ступай на все четыре стороны.

Медведь. Не нанимайся! От нее доброго слова не дождешься. Она только себя и хвалит.

Баба-яга. Молчи, ты не понимаешь меня!

Медведь. Очень хорошо понимаю.

Баба-яга. Нет! Меня тот понимает, кто мною восхищается. Отвечай, Василиса, – согласна? Делай, что приказано, старайся, и если я хоть единый разик работу твою похвалю, ха-ха, то вольная воля твоим сыновьям. Вот я что придумала, мушка-веселушка.

Василиса. Работа меня от всех бед спасала. Возьмусь! Авось и похвалишь, не удержишься. Но только покажи мне сыновей. Тут ли они. Не обманываешь ли.

Баба-яга. Показать не покажу. Уж очень они у меня надежно заперты. А услышать ты их услышишь. По моему велению, по моему хотению, поговорите сыновья с матерью.

Дует изо всех сил.Клены шелестят.

Федор. Мама, мама, не оставляй нас!

Егорушка. Мама, хоть мы и большие, а плохо нам, как маленьким.

Василиса. Федор, Егорушка! Где вы?

Баба-яга. Молчать, не отвечать! Поговорили – и довольно.

Перестает дуть. Клены умолкают.

Василиса, остаешься?

Василиса. Остаюсь!

Баба-яга. Этого-то мне и надо. Прощай, служанка! Некогда мне дома сидеть, с бабами разговаривать. Меня в тысячи мест ждут. Того ограбь, того побей, того накажи ни за что ни про что! Всем я, злодеечка, нужна! Прощай!

Василиса. Прощай, Баба-яга!

Баба-яга исчезает с шумом и свистом и тотчас же появляется как из-под земли.

Баба-яга. Ты тут дом прибери без меня так, чтобы любо-дорого было смотреть.

Василиса. Будь покойна, приберу.

Баба-яга. Прощай, Василиса!

С шумом и свистом исчезает и тотчас же появляется.

Мало я тебе дала работы. Избалуешься. Я тут за триста лет зарыла в трехстах местах да и забыла триста кладов. Ты их все найди, сочти, да гляди у меня, чтобы и грошик не пропал. Прощай!

Василиса. Прощай, Баба-яга!

Баба-яга исчезает и тотчас же возвращается.

Баба-яга. Мало я тебе работы дала. Разленишься. Хранились у меня в амбаре триста пудов ржи да триста пшеницы. Мыши прогрызли мешки, рожь и пшеница перемешались. Ты их разбери да на муку перемели. Чтобы к моему возвращению была я, мушка, и золотом и хлебом богата. Тогда я тебя и похвалю. Прощай.

Василиса. Прощай, Баба-яга! Когда ждать тебя домой?

Баба-яга. А завтра к вечеру. Ха-ха-ха!

Медведь. Да разве она успеет все дела переделать? Совести у тебя нет!

Баба-яга. Правильно, Миша, и нет и не было. Ха-ха-ха!

С шумом, свистом, пламенем и дымом исчезает.

Медведь. Полетела… Вон верхушки деревьев гнутся. Что ж делать-то будем? Плакать?

Василиса. Кот и собака, которых ты приютил, помогут. Идем к ним.

Медведь. Зачем идти, они сами придут.

Зовет.

Шарик, Шарик! Ко мне бегом! Дело есть! Шарик! И вы, Котофей Иванович, пожалуйте сюда. С котом вежливо приходится разговаривать, а то заупрямится. Что такое кис, кис, кис, даже и не понимает.

Василиса. Какой строгий!

Медведь. Шарик! Где ты! Котофей Иванович! Пожалуйте сюда.

Вбегает Шарик, пожилой, но крупный и сильный пес, взъерошенный, в репьях. Носится по поляне кругами.

Шарик. Кто за кустом шуршит? Не смей на нашей земле шуршать! Эй ты, синица! Не смей на Михайло Потапыча глядеть! Он мой хозяин. А это кто за пнем? Не сметь по нашей поляне ползать!

Медведь. Поди сюда, Шарик, дело есть.

Шарик. Нельзя, Михайло Потыпыч. Должен я хоть немножко посторожить, таков обычай. Гау, гау, гау! Ну, вот и все. Здравствуй, хозяин! Как ты хорош, не наглядеться! Как ты пригож, не налюбоваться! Р-р-р-р! А это кто? Р-р-р!

Медведь. Хорошая женщина, Василиса-работница.

Шарик. Р-р-р-р! Прости, хорошая женщина, что рычу, а иначе нельзя, обычай таков. Р-р-р-р! Ну, вот и все. Здравствуй, Василиса-работница.

Василиса. Здравствуй, Шарик.

Медведь. Что Василиса-работница прикажет, то и делай.

Шарик. Слушаю, Михайло Потапыч.

Василиса. Зарыла Баба-яга в трехстах местах триста кладов. Если я их найду, Баба-яга вернет мне моих сыновей. Помоги нам, у тебя чутье посильней нашего.

Шарик. Это славно! Охота не охота, а похоже. Носом в землю и по лесу. Гау, гау!

Василиса. Погоди, погоди, на поиски мы ночью пойдем, а пока ты броди да сторожи. Как бы не вернулась Баба-яга, не помешала работать,

Шарик. И это славно.

Василиса. А где же Котофей Иванович?

Голос. А я уже давно тут за дубом стою.

Василиса. Что же ты к нам не идешь?

Голос. Разумный кот, перед тем как войти, три раза оглянется.

Из-за дерева появляется не спеша большой пушистый кот.

Василиса. Хорош. Да ты никак сибирский?

Котофей Иванович. Это как сказать…

Василиса. Кот Баюн, великан и сказочник, родственник?

Котофей. А что?

Василиса. Да ничего, просто так.

Котофей. Прадедушка.

Василиса. Значит, ты мастер и мышей ловить и сказки говорить?

Котофей. А что?

Василиса. Да ничего, так просто.

Котофей. Мастер.

Василиса. А не можешь ли ты со всего леса мышей в амбар согнать?

Котофей. Не могу!

Медведь. Котофей Иванович! Хорошо ли человеку отказывать?

Котофей. Разумный кот только с третьего раза слушается, таков наш обычай. Не загоню я мышей в амбар, не загоню, а впрочем, будь по-твоему.

Василиса. А как сгонишь ты мышей в амбар, прикажи им рожь от пшеницы отобрать. Ладно?

Котофей. Нет, не ладно, не ладно. Ну, так уж и быть, ладно.

Василиса. А пока они разбирают, рассказывай им сказки, да посмешней, чтобы они всё хохотали, а зерно не грызли.

Котофей. Мышам сказки рассказывать? Ну, это уж нет! Это уж ни за что! А впрочем, ладно, так уж и быть.

Василиса. Мы этим ночью займемся, а пока слушай, не шныряет ли вокруг Баба-яга.

Котофей. Слушать могу. От этого мы, коты, никогда не отказываемся.

Василиса. Оставлю вас обоих тут полными хозяевами, а мы с Михайло Потапычем поедем лес для ветряной мельницы валить. Цып, цып, цып!

Входит изба на курьих ножках.

Садись, Михайло Потапыч!

Усаживаются рядышком в избе.

Кыш, вперед!

Изба уносится прочь галопом, увозит Василису и медведя.

Шарик. Воу, воу! Возьмите и меня с собой.

Котофей. На место!

Шарик. До чего ж я не люблю, когда меня хозяева не берут, просто жить не хочется.

Котофей. На место!

Шарик. Не кричи на меня! Ты не человек!

Котофей. Слышал, я за хозяина остаюсь!

Шарик. И я тоже, и я тоже!

Котофей. Хорош хозяин, чуть не убежал, бросивши дела.

Шарик. Так ведь не убежал все-таки. Остался! Ладно уж, не смотри на меня так сердито, – до чего же я не люблю, когда на меня друзья сердятся! Котофей Иванович, дай лапку!

Котофей. Отойди, любезный, от тебя псиной пахнет.

Шарик. Это к дождю.

Котофей. Какой там дождь, вылизываться надо!

Шарик. Нет у нас такого обычая – вылизываться по сто раз в день. Я…

Котофей. Тише! Идет кто-то!

Шарик. С какой стороны?

Котофей. Из лесу.

Шарик (принюхивается). Человек идет. Что-то уж больно он грозен!

Котофей. Кричит, ногами топает.

Шарик. Придется его укусить.

Котофей. Сначала разглядим, что это за чудище. А ну, прячься в кусты!

Скрываются. Веселый голос поет во всю силу.

Я Иван-великан! Я Иван-великан!

На поляну выходит мальчик лет тринадцати, небольшого роста. Продолжает петь.

Мальчик.

Я Иванушка,

Великанушка!

Я путем-дорогою

Никого не трогаю,

Не буяню, не свищу,

Все я матушку ищу.

Со мной она простилася —

Домой не воротилася,

Ушла моя родимая

В леса непроходимые!

Я Иван-великан,

Я Иван-великан,

Я Иванище,

Великанище!

Егорушка (полушепотом). Иванушка, беги прочь, а то деревцом станешь!

Фёдор (полушепотом). Не услышит! Ветер очень слаб. А и услышит, так не поймет.

Иванушка. Кто в кустах шевелится, выходи.

Шарик (из кустов). Р-р-р!

Иванушка (радостно). Собака! Вот счастье-то! Поди сюда, песик! Тебя как зовут?

Шарик. Р-р-р! Шарик!

Иванушка. Да ты покажись, не бойся! Я так рад, что ты и не поверишь. Целый месяц по такой глуши иду, что никого, кроме волков, и не встречал. А с волками не разговоришься. Как увидят, так в сторону.

Котофей. Зимой они с тобой поговорили бы.

Иванушка. Еще и зимы ждать! Котик! Покажись! Я вижу, как у тебя в кустах глаза горят. Вот радость-то! Шарик, Шарик! Сюда!

Шарик (выходит из кустов). Ах, Иванушка, Иванушка, зачем ты увязался без спросу за своей матушкой! Выдерут тебя!

Иванушка. Что ты, что ты! Богатырей не дерут, а я теперь богатырь.

Котофей. Это кто же тебе сказал?

Иванушка. Я сам догадался!

Котофей. Богатыри словно бы ростом покрупнее.

Иванушка. Не в росте сила, а в храбрости. Жил я, жил, и вдруг вижу: того я не боюсь, сего не боюсь – значит, стал богатырем.

Котофей выходит из кустов.

Ох ты, какой красавец!

Шарик. А я? А я?

Иванушка (коту). Дай-ка я тебя поглажу.

Шарик. А меня, а меня?

Иванушка. И тебя тоже. Котик красавец! Шарик умница! Не встречалась ли вам моя мама? Зовут ее Василиса-работница. Что же ты, котик, перестал мурлыкать?

Котофей. Меня зовут Котофей Иванович.

Иванушка. Что ты, Котофей Иванович, так на меня смотришь?

Котофей. Не знаю, сказать или не говорить?

Иванушка. Скажите, миленькие, родные! Вы не поверите, как я без нее соскучился!

Шарик. Придется сказать.

Котофей. Здесь твоя мама, Иванушка.

Иванушка. Ой!

Прячется в кусты.

Котофей. Вот так богатырь! От мамы родной прячется!

Шарик. А говорил – соскучился…

Иванушка (выглядывая из кустов). Конечно, соскучился! Но ведь она приказала мне дома сидеть. А я не послушался. Увидит она меня – и огорчится. Нет, нет, я ей не покажусь!

Котофей. А зачем же прибежал?

Иванушка. Чтобы хоть из-за угла на нее взглянуть, голос ее услышать. Буду я, друзья, держаться возле да потихоньку, потихоньку совершу подвиг, помогу маме своей. Ну тут она, конечно, и простит меня за все. Где же моя мама?

Шарик. Поехала с нашим ненаглядным хозяином, Михайло Потапычем, лес валить для ветряной мельницы. Чует мое сердце, вернутся скоро.

Иванушка. А зачем мельница маме?

Котофей. Баба-яга задала ей такую работку, что замяукаешь. Успеет Василиса-работница все дела в срок переделать – освободит Баба-яга твоих братьев, Федора да Егорушку.

Иванушка. И они здесь? Вот радость-то!

Котофей. Погоди радоваться. Запрятала Баба-яга братьев твоих так, что и я не слышу их и Шарик не чует!

Иванушка. Найдем!

Шарик. Найти-то найдем, да не сразу. А пока утешил бы ты свою маму, показался бы ей.

Котофей. А то попадешь ты тут без присмотра в беду.

Иванушка. Что ты, что ты, я богатырь!

Шарик. Так-то оно так, а все-таки…

Иванушка. Нет, нет, друзья. У мамы и своих забот вон сколько, а тут еще: здравствуйте, Иванушка пришел! Не говорите ей! Слышите? Послушайтесь меня.

Шарик. Да уж, видно, придется послушаться. Ты хоть и маленький, а все же человек.

Грохот.

Котофей. Привезли они лес. У поляны сгрузили.

Иванушка. Бегу!

Скрывается. Входят Василиса и медведь.

Медведью. Ох, братцы вы мои, это работа так работа! Это не то, что на цепи сидеть да на прохожих рычать. Славно! Весело! Подите поглядите, сколько мы лесу привезли.

Василиса. Некогда! Беги ты, Мишенька, на перекресток трех дорог к кузнецу Кузьме Кузьмичу. Слыхал о таком?

Медведь. Человек известный. Он всем богатырям коней подковывает, шлемы, панцири чинит.

Василиса. Беги к нему, попроси гвоздей пуд. Да две пилы, да четыре рубанка, да четыре молотка. Скажи, для какого дела, – он не откажет.

Медведь. Бегу!

Исчезает.

Василиса. А я пока прилягу. Всю ночь работать придется без отдыха.

Котофей. Спи спокойно. А мы тебя посторожим.

Скрывается в чаще.

Василиса. Клены шелестят так ласково, так успокоительно, что глаза сами собой закрываются.

Закрывает глаза. Постепенно темнеет. Издали-издали слышно, как перекликаются сторожа.

Шарик. Гау, гау! Слу-у-у-шай!

Котофей. Мяу, мяу, погля-ядывай!

Иванушка выходит из кустов. Поет тихо-тихо, и братья присоединяются к нему.

Иванушка.

Баю матушку мою,

Баю-баюшки-баю!

Ты, бывало,

Баю-бай,

Нам певала,

Баю-бай.

Федор и Егорушка.

Мы теперь тебе втроем

Ту же песенку поем.

Все втроем.

Баю-баюшки-баю,

Баю матушку мою!

Ты ночами

Не спала,

Вслед за нами

Шла и шла.

Все спешила ради нас,

Ножки била ради нас,

Ручки натрудила,

Сердце повредила.

Ради нас, твоих детей,

Поправляйся поскорей,

Силы набирайся,

Спи, не просыпайся,

Баю матушку мою,

Баю-баюшки-баю.

Занавес.

Действие второе

Декорация первого действия. Поляна преобразилась до неузнаваемости. проложены дорожки, усыпанные песком. Выросла ветряная мельница. Весело машет крыльями. Возле мельницы деревянный навес. Под ним мешки с мукой и зерном. рядом второй навес. Под ним мешки с золотом. Котофей похаживает возле мешков с зерном.

Котофей. Разбирайте, разбирайте зерно, мышки мои славные. Всего только полмешочка и осталось.

Тоненькие голоса. Разбираем, разбираем, стараемся. Только ты, хозяин, рассказывай, а то у нас зубки чешутся, как бы мы мешки не погрызли.

Котофей. Ну, слушайте, мышки-норушки, котам самые первые подружки.

Тоненький смех.

Жили-были три мышки, одна рыженькая, другая беленькая, а третья полосатенькая.

Тоненький смех.

И до того они были дружны, что даже кот их боялся. Подстережет он беленькую, а его рыженькая за лапку, а полосатенькая за усы.

Смех.

Погонится он за полосатенькой – его беленькая за хвост, а рыженькая за ушко.

Смех.

Что тут делать? Думал кот, думал и позвал двух своих родных братьев. Позвал он их… Чего вы не смеетесь?

Тоненькие голоса. А нам не до смеху.

Котофей. Мало ли что! Смейтесь, а то худо будет.

Мыши смеются принужденно.

Позвал кот двух братьев и говорит: так и так, братцы, обижают меня мыши. Помогите. Сам я рыжий и схвачу рыженькую мышку, ты, белый, хватай беленькую, а ты, полосатый, полосатенькую. Вот мы с обидчицами и разделаемся. Смейтесь!

Принужденный смех.

Подслушали котов три мышки-подружки и загрустили. Что тут делать, как тут быть? И придумали. Забрались они в печку, в золе вывалялись и стали все трое серенькими.

Мыши смеются радостно.

Выбежали они прямо на трех братьев, а те уши развесили, не знают, которую хватать.

Хохот.

С тех пор стали все мыши серенькими.

Хохот.

А коты хватают всех мышей без разбора.

Хохот обрывается.

Смейтесь!

Тоненькие голоса. А мы, хозяин, всю работу кончили, отпусти нас, в норках мышата без родителей соскучились.

Котофей. А ну, дайте взглянуть на вашу работу. Да не бойтесь, не трону, не пищите.

Подходит к мешкам.

И в самом деле постарались. Все славно, ступайте. Целый год за это ни одной мыши не обижу.

Тоненькие голоса. Спасибо, хозяин, спасибо, Котофей Иванович.

Котофей. Бегите!

Тоненькие голоса. Прощайте, Котофей Иванович. Прощай. Ха-ха-ха! Полосатенькая – за хвост, а рыженькая – за лапку. Ха-ха-ха! Беленькая – за ушко, а полосатенькая – за нос. Ха-ха-ха!

Затихают вдали.

Котофей. Ох! Триста тридцать три сказки рассказал, умаялся.

Усаживается под деревом, вылизывается тщательно. Выбегает медведь, он весь в муке, словно мельник. за ним Шарик.

Медведь. Ну, как там последние мешки?

Котофей не отвечает.

Шарик. Да не спрашивай ты его. Когда он умывается, то ничего не слышит.

Подбегает к мешкам.

Готовы, несем.

Помогает медведю взвалить оба мешка на спину.

Медведь. Солнце еще вон как высоко стоит, а мы работу кончаем. Вот радость-то!

Убегает. Шарик за ним. Не добежав, возвращается к коту. Не дойдя до кота, бежит к мельнице. Наконец останавливается в отчаянии.

Шарик. Идем на мельницу.

Котофей. Не пойду!

Шарик. Что ты со мной делаешь, злодей! Сижу на мельнице – за тебя душа болит. Бегу сюда – за хозяина беспокоюсь. Пожалей ты мое бедное сердце! Порадуй меня, пойдем. Держитесь все вместе, рядышком, а я вас буду сторожить.

Котофей. Нельзя!

Шарик. Почему же нельзя-то?

Котофей. Я сижу, лапки лижу, а ушки-то у меня на макушке. Что-то мне все слышится.

Шарик. Гау, гау! Она?

Котофей. Она не она, а только крадется сюда кто-то.

Шарик. Гау, гау! Тревога!

Котофей. Тихо! Не мешай работе, ступай на мельницу. Надо будет – замяукаю.

Шарик. Р-р-р-р! Пусть только приползет, я ее за костяную ногу – раз! Меня костями не удивишь!

Уходит. Кот перестает вылизываться, застывает с одной поднятой лапкой. Прислушивается. Шорох в кустах, они качаются. Кот прячется за дерево. Спиной к зрителям. Пятясь из-за кустов, появляется Иванушка. Он тянет за собой накрытый стол.

Котофей. Да это никак Иванушка!

Иванушка. Ага. Это я, богатырь!

Котофей. Что ты приволок?

Иванушка. Рыбы наловил, грибов набрал, печку сложил и обед сварил.

Котофей. Вот за это я тебя хвалю.

Иванушка. Еще бы не похвалить. Всю ночь наши работали, проголодались, небось, выйдут, а тут им накрытый стол.

Котофей. Как бы не догадалась матушка, что это твоя работа.

Иванушка. Никогда ей не догадаться. Когда она уходила, я и щей сварить не умел, а теперь, что ни прикажи, все приготовлю.

Котофей. А ну-ка, дай взглянуть, что у тебя настряпано?

Иванушка. Гляди.

Оборачивается к коту, и тот, взвизгнув, прыгает от него чуть ли не на сажень. И есть от чего. Волосы у Иванушки взъерошены, лицо вымазано сажей и глиной. Чудище, а не мальчик.

Ты что?

Котофей. Погляди на себя.

Иванушка. Некогда.

Котофей. Ты с ног до головы перемазался! Вылижись!

Иванушка. Вымажешься тут. Печка дымит, дрова гореть не хотят. Я их до того раздувал, что щеки чуть не лопнули.

Котофей (у стола). Ты рыбу чем ловил? Лапками?

Иванушка. Что ты, что ты! На удочку. Мы, богатыри, из дому никогда не выходим с пустыми карманами. Гляди: чего-чего у меня только в карманах нет! Вот лески. Вот крючок. Вот свисток. Вот орехи. Вот камень и огниво. Вот праща.

Котофей. Убери! Я эти пращи видеть не могу. Из них вечно в котов стреляют.

Иванушка. Кто стреляет-то? Мальчишки, а я, небось, богатырь.

Котофей. Ну все-таки…

Иванушка. Не бойся, я этого и в детстве никогда не делал. Ты, смотри, не проговорись маме, что это я обед приготовил.

Котофей. А что я ей скажу?

Иванушка. Придумай сказочку какую-нибудь, ты на это мастер.

Котофей. Да уж, видно, придется. А ты пойди на речку, умойся.

Иванушка. Потом, потом. Я хочу поглядеть, как мама будет обеду радоваться.

Котофей. Ну, тогда прячься! Жернова замолчали. Помол окончен! Идут они!

Иванушка. Бегу!

Скрывается. Тотчас же появляется медведь с мешками, сопровождаемый радостно прыгаюшим Шариком.

Медведь. Готово! Ай да мы! Теперь осталось только избушку прибрать, а до вечера еще во как далеко. Вот радость-то. Ноги сами ходят, сами пляшут, не удержаться!

Пляшет и поет.

Эх вы, лапки мои,

Косолапенькие,

Они носят молодца,

Что воробушка!

Отчего я не лечу?

Оттого, что не хочу!

Не скачу, а плаваю,

Выступаю павою!

Эх вы, дочки мои,

Вы цветочки мои,

Я над вами ветерочком,

Ноготочки мои!

Я взлетаю, что пушок,

Выше неба на вершок!

Ай да лапки мои,

Косолапенькие!

Делает прыжок, едва не налетает на стол.

Батюшки мои, это что за чудеса?

Шарик. Стол накрытый!

Медведь. А на столе грибки белые! И рыбка жареная! И кто это ее жарил, время терял, когда она, матушка, и сырая хороша. Хозяйка, хозяйка, сюда, у нас тут чудеса творятся.

Появляется Василиса-работница.

Хозяюшка, взгляни. Стол накрытый, а на столе обед.

Василиса подходит к столу.

Василиса. И в самом деле – чудеса! И как раз ко времени. Котофей Иванович! Какой это добрый человек о нас позаботился? Что ты молчишь-то? Ведь ты сторожил – должен знать. Уж не проспал ли ты?

Котофей. Иди, хозяюшка, к столу и кушай смело. Видал я того, кто о нас позаботился. Он и сейчас далеко не ушел, на нашу радость любуется.

Шарик. Так это Ива…

Котофей бьет Шарика незаметно лапкой. Иванушка в кустах хватается за голову.

Василиса (Шарику). Как ты говоришь? Ива?

Шарик. Я…

Котофей. Он верно говорит. Приготовил нам обед добрейший волшебник Ивамур Мурмураевич.

Иванушка успокаивается.

Василиса. Никогда о таком не слыхала.

Медведь (с набитым ртом). Да ты ешь, матушка, ешь. Ешь скорее, а то тебе ничего не останется. Наваливайтесь миром! И вы ешьте, дружки.

Шарик. Со стола?

Медведь. Ешь, не спрашивай.

Шарик. А не выдерут?

Медведь. Сегодня не выдерут ради праздника.

Василиса (у стола). Что же это за волшебник такой Ивамур Мурмураевич? Никогда о таком и не слыхивала.

Котофей. Мур, мур, хозяюшка! Есть волшебники старые, всем известные, а есть и молодые. А Ивамур Мурмураевич совсем котеночек.

Василиса. А каков же он собою?

Котофей. Страшен. Одна щека черная, другая белая, нос дымчатый. Лапки пятнисты. Ходить не может.

Медведь. Не может?

Котофей. Нет. Все бегает да прыгает. И до того силен! Забор, скажем, сто лет стоит, а он раз-два – и расшатал.

Медведь. Когти есть?

Котофей. Есть, только он их отдельно носит. В кармане. Он этими когтями рыбку ловит.

Медведь. Летать умеет?

Котофей. При случае. Разбежится, споткнется и полетит. Весел. Смел. Только мыться боится, зато плавать любит. Совсем посинеет, а из воды его клещами не вытянешь. Но если уж кого любит, то любит. Видела бы ты, хозяюшка, как он на твою работу любовался, каждое твое словечко ловил. Уж очень он добрый волшебник.

Василиса. Для волшебника готовит-то он не больно хорошо. Которая рыба перепечена, а которая недопечена.

Котофей. Котенок еще.

Василиса (встает из-за стола). Ну, Ивамур Мурмураевич, коли слышишь ты меня, спасибо тебе, дружок, за угощение. И скажу тебе я вот еще что. Коли ты котенок, не уходи ты от своей мамы далеко, дружок, а если и попадешь в беду, зови ее, она прибежит. Дети мои, дети, слышите вы меня?

Фёдор. Слышим, матушка!

Егорушка. Мы потому молчали, чтобы каждое дыханьице ветра тебе помогало!

Фёдор. Чтобы веселее он мельничные крылья вертел.

Василиса. Дети мои, дети! Как проснулась я – так сразу за работу, и поговорить с вами не пришлось. Все верчусь, все бегаю – вечная мамина судьба. Вы уж не обижайтесь. Если я и поворчу на вас уставши, не сердитесь. Я бы вас повеселила, я бы вас рассмешила и песенку спела бы, да все некогда – вечная мамина беда. А вот как заработаю я вам полную свободу да пойдем мы, взявшись за руки, домой, тут-то мы и наговоримся вволю. Я вызволю вас! Верьте! Ничего не бойтесь!

Егорушка. Мама, мама!

Фёдор. Да неужели мы можем обидеться?

Егорушка. Мы на тебя любуемся.

Василиса. У нас все готово, дети, осталось только избушку на курьих ножках прибрать. Это мы быстро. Котофей Иванович! Шарик! Бежим на речку и избушку туда погоним.

Медведь. А я?

Василиса. А ты оставайся тут сторожем. Только не спи!

Медведь. Что ты, что ты! Сейчас не зима.

Василиса. Берите, друзья, мыло, мочалки, щетки, метелки – и за мной.

Уходят. На сцене медведь.

Медведь. Как можно спать? Сурки – те, правда, мастера спать, хомяки. Совы – те тоже днем спят. А медведи…

Зевает.

…никогда. Правда, всю ночь я этого… как его…

Зевает.

…работал. А потом поел плотно, ох, плотно. Так и тянет прилечь. Песню, что ли, спеть?

Напевает.

Спи, мой Мишенька, косолапенький, и косматенький, и хорошенький… Не ту песню завел. Почудилось мне, что я у мамы в берлоге, а она этого… того… как его…

Засыпает. Вбегает Иванушка.

Иванушка. Ну, так я и знал! Чуяло мое сердце. Пошел было на речку помыться, возле мамы покрутиться, да вспомнил, что я со стола не убрал. Прибегаю, а тут сторож спит. Михайло Потапыч! Вставай!

Медведь не двигается.

Грабят!

Медведь храпит.

Ну что тут делать? Пощекотать его?

Щекочет. Медведь хихикает тоненьким голоском, но не просыпается.

Спит. Придется за водой сбегать да облить его…

Бежит к лесу.

Нет, нельзя мне уходить! Крадется кто-то!

Баба-яга на цыпючках выходит из лесу.

Баба-яга!

Прячется в кустах.

Баба-яга. Ах, я бедное дитя, круглая сироточка, что же мне делать-то? Никак мне и в самом деле попалась служанка поворотливая, заботливая, работящая. Вот беда так беда! Кого же я, душенька, бранить буду, кого куском хлеба попрекать? Неужели мне, жабе зелененькой, придется собственную свою служанку хвалить? Да ни за что! Мне, гадючке, это вредно. Хорошо, я, лисичка, догадалась раньше срока домой приползти. Я сейчас все поверну по-своему. Медведь уснул, теперь его и пушками не разбудишь. Украду я сама у себя мешочек золота, да и взыщу с нее потом!

Идет к мешкам. Иванушка прыгает из кустов ей наперерез. Баба-яга отшатывается в ужасе.

Это еще что за чудище? Триста лет в лесу живу, а подобных не видывала. Ты кто такой?

Иванушка. Я волшебник, котенок Ивамур Мурмураевич.

Баба-яга. Волшебник?

Иванушка. Ага!

Баба-яга делает к Иванушке шаг. Он выхватывает из кармана свисток.

Не подходи!

Свистит оглушительно.

Баба-яга. Перестань! Оглушил…

Иванушка. А ты не смей близко подходить. Мы, волшебники, этого терпеть не можем.

Баба-яга. Вот навязалось чудище на мою голову. На вид мальчик, а не боится Бабы-яги. На вид слаб, а свистит, как богатырь. И страшен, хоть не гляди! Эй ты, Ивамур! А чем ты можешь доказать, что ты волшебник?

Иванушка. А ты попробуй от меня уйти, и я тебя назад заверну.

Баба-яга. Ты меня? Назад? Да никогда.

Иванушка. Иди, иди, не оглядывайся.

Баба-яга идет. Иванушка достает из кармана леску с крючком и грузилом, размахивается, швыряет Бабе-яге вслед; крючок впивается ей в хвост платья. Тянет Бабу-ягу к себе. Та мечется.

Не уйдешь! Сом и тот не ушел, где уж тебе, Бабе-яге.

То отпуская, то притягивая, заставляет Бабу-ягу приблизиться к себе. Снимает ее с крючка, отскакивает в сторону.

Видала?

Баба-яга. А так ты можешь?

Щелкает пальцами, сыплются искры.

Иванушка. Сделай милость.

Выхватывает из кармана кремень и огниво. Ударяет. Искры сыплются ярче, чем у Бабы-яги.

Баба-яга. Видишь, вон шишка на сосне?

Иванушка. Вижу.

Баба-яга. Ф-ф-ф-у!

Дует, шишка валится на землю.

Видал?

Иванушка. Гляди вон на ту шишку. Вон, вон на ту! Выше! Еще выше!

Достает из кармана пращу, размахивается, швыряет камень, шишка валится.

Видала?

Баба-яга. Ох, не серди меня, я тебя пополам разгрызу.

Иванушка. Где тебе, зубы поломаешь!

Баба-яга. Я? Гляди!

Хватает с земли камень.

Видишь – камень.

Разгрызает его пополам.

Видал? Камень разгрызла, а тебя и подавно.

Иванушка. А теперь смотри, что я сделаю.

Берет с земли камень и подменяет его орехом. Разгрызает орех и съедает.

Видала? И разгрыз и съел, а уж тебя и подавно.

Баба-яга. Ну что же это такое! Никогда этого со мной не бывало. Уж сколько лет все передо мной дрожат, а этот Ивамур только посмеивается. Неужели я у себя дома больше не хозяйка? Нет, шалишь, меня не перехитришь! Ну, прощай, Ивамур Мурмураевич – твой верх.

Исчезает.

Иванушка (хохочет). Вот славно-то! «Умываться надо, умываться» – вот тебе и надо! Разве я напугал бы Бабу-ягу умытым? «Карманы не набивай, карманы не набивай», – вот тебе и не набивай. Разве я справился бы с ней без своих крючков да свистков?

Баба-яга неслышно вырастает позади Иванушки.

Вот тебе – мальчик, мальчик. А я оказался сильнее даже, чем медведь. Он уснул, а я один на один справился с Бабой-ягой.

Баба-яга. А она, птичка, тут как тут.

Хватает Иванушку.

Иванушка. Мама! Мама! Мама!

Вбегает Василиса-работница.

Василиса. Я здесь, сынок! Отпусти, Баба-яга, моего мальчика.

Баба-яга. Ишь, чего захотела! Да когда же это я добычу из рук выпускала!

Василиса. Отпусти, говорят!

Выхватывает меч и взмахивает над головой Бабы-яги.

Узнаёшь этот меч? Он Змею Горынычу голову отсек и тебя, злодейку, прикончит.

Баба-яга (выпускает Иванушку, выхватывает из складок платья свой меч, кривой и черный). Я, умница, больше люблю в спину бить, но при случае и лицом к лицу могу сразиться!

Сражаются так, что искры летят из мечей. Василиса-работница выбивает меч и рук Бабы-яги.

Не убивай меня, иначе не найти тебе сыновей.

Василиса. Говори, где мои мальчики!

Баба-яга. Умру, а не скажу! Я до того упряма, что и себя, бедняжечку, не пожалею.

Василиса опускает меч.

Вот так-то лучше. Когда похвалю, тогда скажу. Сама посуди: можно ли хвалить служанку, которая на хозяйку руку подняла.

Василиса. Как же ты можешь меня не похвалить, я все, что велено, то и сделала.

Баба-яга. Нет, нет, нет такого закона – дерзких служанок хвалить. Подумаешь, муки намолола. Это любой мельник может. Эй вы, мешки, ступайте в амбар!

Мешки с мукой убегают, как живые.

Подумаешь, клады вырыла. Да с этим делом любой землекоп справится. Эй, золото, иди к себе под землю!

Мешки с золотом проваливаются под землю.

Нет, нет, не заслужила ты похвалы. Я тебе другую работу дам. Сделаешь – похвалю.

Василиса. Говори, какую!

Баба-яга. Подумать надо. Готовься! Скоро приду, прикажу.

Исчезает.

Иванушка. Мамочка!

Василиса. Иванушка!

Обнимаются. Котофей Иванович и Шарик появляются из чащи.

Шарик. Ну, радуйтесь, радуйтесь, а мы посторожим.

Иванушка. Мама, мамочка, я три года терпел, а потом вдруг затосковал, ну просто – богатырски. И отправился я тебя искать. Ты не сердишься?

Василиса. Котофей Иванович, Шарик, принесите ушат горячей воды и щетку, которая покрепче.

Котофей и Шарик убегают.

Иванушка. Это я, мама, только сегодня так вымазался, а то я умывался каждый день, надо не надо. И прибирал весь дом. Подметал, как ты приказывала. Не сгребал сор под шкафы и сундуки, а все как полагается. И когда уходил – прибрал и полы вымыл.

Василиса. Скучал, говоришь?

Иванушка. Да, особенно в сумерки. И в день рождения. В день рождения встану, бывало, сам себя поздравлю, но ведь этого человеку мало, правда, мама? Ну, испеку себе пирог с малиной, а все скучно.

Василиса. Не болел?

Иванушка. Один раз болел, уж очень у меня пирог не допекся, а я весь его съел с горя. А больше не болел ни разу.

Вбегают Котофей и Шарик, приносят ушат с горячей водой и щетку.

Василиса. Поставьте здесь за кустом. Идем, сынок, я тебя умою.

Иванушка. Я сам!

Василиса. Нет уж, сынок! Идем.

Иванушка (за кустами). Ой, мама, горячо. Ну, ничего, я потерплю, мы, богатыри… Ой… И не то переносим. Ай, вода в уши попала.

Василиса. Нет, нет, сынок, это тебе кажется.

Иванушка. Мамочка, шея у меня чистая.

Василиса. Нет, сынок, это тебе кажется.

Шарик. Бедный щеночек.

Котофей. Нет, счастливый. Я до сих пор помню, как меня матушка вылизывала, выкусывала.

Василиса. Ну, вот и все.

Выводит из-за кустов Иванушку, сияющего чистотой.

Вот теперь я вижу, какой ты у меня. Стой ровненько, на плече рубашка разорвалась, я зашью.

Иванушка. Это Баба-яга.

Василиса достает иголку и нитку. Зашивает.

Василиса. Не вертись, а то уколю.

Иванушка. Это я от радости верчусь, мама. Подумай: три года обо мне никто не заботился, а теперь вдруг ты зашиваешь на мне рубашку. Стежочки такие мелкие.

Глядит на свое плечо.

Василиса. Не коси глазами, а то так и останется.

Иванушка. Я не кошу, мама, я только смотрю. У меня всегда зашитое место выгибается лодочкой, а у тебя как ровненько получается! Мама, ты сердишься на меня?

Василиса. И надо бы, да уж очень я тебе рада.

Иванушка. А почему же ты такая сердитая?

Василиса. Вот всегда вы, дети, так ошибаетесь. Не сердита я. Озабочена. Братья-то твои у Бабы-яги в руках. Думала я, что похвалит она меня, не удержится, а дело-то вон как обернулось.

Иванушка. Мама!

Василиса. Все ты хочешь сам, все хочешь один, а мы победим, если будем дружно со злодеями сражаться, за обиженных заступаться. Ты мальчик храбрый, разумный, держись около, помогай мне. А как вырастешь – я тебя сама отпущу.

Медведь (вскакивая). Караул, ограбили! Ни муки, ни золота. Помогите! Да как же это, да почему же это! Я ни на миг единый глаз не сомкнул, а вон что получилось.

Василиса. Не горюй, Михайло Потапыч. Никто нас не ограбил. Это Баба-яга вернулась, да и прибрала свое добро.

Медведь. Почему же я ее не видел?

Василиса. Вздремнул часок.

Медведь. Это, значит, мне приснилось, что я не сплю!

Котофей. Тише! Баба-яга сюда бежит.

Входит Баба-яга.

Баба-яга. Придумала я тебе работу.

Василиса. Говори.

Баба-яга. Найди, где твои дети спрятаны! Найдешь – похвалю, не найдешь – пеняй на себя. Может быть, я тебя накажу. Очень от тебя беспокойства много. Я, богачка, с тобой, служанкой, на мечах билась. Подумай только, до чего ты меня довела! Чего смеешься, мальчишка? Смотри, превращу тебя в камень.

Медведь. Не превратишь. Для этого надо смирно стоять, а он тебя не боится.

Баба-яга. Молчи, косолапый холоп, а не то худо будет.

Медведь. Не кричи на меня, я тебе больше не слуга.

Баба-яга. Ладно, с тобой я еще рассчитаюсь. Отвечай, Василиса, берешься найти своих сыновей?

Василиса. Берусь.

Баба-яга. Даю тебе сроку, пока солнце не зайдет.

Медведь. Что ты, что ты! Солнышко вот-вот скроется.

Баба-яга. А мне этого только и надо! Ну, Василиса, раз, два, три, ищи, а как найдешь – позови меня.

Исчезает.

Василиса. Ищите, ищите все. А я подумаю, как мне узнать, они это или мне почудилось.

Все бродят, ищут. Василиса стоит задумавшись.

Егорушка. Иванушка, мы здесь.

Фёдор. Кыс! Кыс! Кыс! Котофей!

Егорушка. Шарик, Шарик. На, на, на!

Фёдор. Сюда, сюда!

Егорушка. Нет, нет! Миша, вверх погляди.

Вдруг издали доносятся голоса: «Мама! Ау! Мама, сюда скорее, мы тут, возле черного болота!»

Медведь. Бежим!

Егорушка. Не верь, мама!

Фёдор. Это Баба-яга кричит.

Егорушка. Она под любой голос подделывается.

Медведь. Чего же ты, хозяюшка! Солнце зайдет! Скорей к болоту.

Василиса. Погоди, Мишенька, дай послушаем еще.

Голоса издали: «Мама! Родная! Мы тут, в глубоком овраге под старой березой!»

Шарик. Воу, воу! Это правда, есть такой овраг!

Голос издали, отчаянно: «Мама, скорее! Баба-яга к нам крадется с мечом в руках!»

Василиса. Бежим!

Идет быстро к чаще. Оборачивается.

Так я и знала. Вот они где. Баба-яга! Нашла я своих деток.

Баба-яга вырастает как из-под земли.

Баба-яга. Где они?

Василиса (показывает на клены). Гляди: что это.

Листья кленов покрылись слезами, сверкающими под лучами заходящего солнца.

Что это, спрашиваю я тебя?

Баба-яга. Чего тут спрашивать-то? Клены.

Василиса. А плачут они почему?

Баба-яга. Роса.

Василиса. Нет, Баба-яга, не обманешь ты меня. Сейчас увидим, что это за роса.

Подходит к деревцам.

Что вы, мальчики, что вы! Я еще вчера в шелесте вашем почуяла родные голоса, на сердце у меня стало спокойнее. Неужели вы думали, что я поверила Бабе-яге? Я нарочно пошла от вас прочь, чтобы вы заплакали, а теперь вернулась. Ну, довольно, довольно, Егорушка, Федор, поплакали, помогли маме – и будет. Не маленькие. Богатыри – и вдруг плачут. Тут мама, она не оставит, не уйдет, не даст в обиду. Гляди, Баба-яга! Слезы высохли. Вот мои дети!

Баба-яга. Ладно, угадала.

Медведь. Ах, ты! Ох, ты! Сколько раз я мимо ходил, сколько раз спину о них чесал – и ни о чем не догадывался. Простите, мальчики, меня, медведя!

Василиса. Ну что же, Баба-яга, я жду.

Баба-яга. Чего ждать-то.

Василиса. Освободи моих сыновей.

Баба-яга. Смотрите, что выдумала! Оживлять их еще! Они деревянные куда смирнее, уж такие послушные, из дому шагу не ступят, слова не скажут дерзкого!

Иванушка. Ах ты, обманщица!

Баба-яга. Спасибо на добром слове, сынок. Конечно, обманщица. Нет, Василиса, нет, рано обрадовалась. Да где же это видано, чтобы добрые люди над нами, разбойничками, верх брали? Я, змейка, всегда людей на кривой обойду. Нет, Василиса, сослужи мне еще одну службу, тогда я, может быть, и освобожу мальчишек.

Василиса. Говори, какую!

Баба-яга. Куда спешить-то! Утро вечера мудренее, завтра скажу.

Исчезает.

Василиса. Ну, друзья, раскладывайте костер, будем мальчиков моих охранять, чтобы их, беззащитных, Баба-яга не обидела. Но только не спать!

Медведь. Нет, нет, не спать, как это можно!

Василиса. Песни будем петь.

Котофей. Сказки рассказывать.

Иванушка. Летняя ночь короткая, она быстро пролетит.

Собирают хворост, разводят костер. Василиса поет.

Василиса.

Федя, Федя, не горюй,

Егорушка, не скучай,

Ваша мама пришла,

Она меду принесла,

Чистые рубашки,

Новые сапожки.

Я умою сыновей,

Чтобы стали побелей,

Накормлю я сыновей,

Чтобы стали здоровей,

Я обую сыновей,

Чтоб шагали веселей.

Я дорогою иду,

Я Иванушку веду,

Я на Федора гляжу,

Его за руку держу.

На Егора я гляжу,

Его за пояс держу.

Сыновей веду домой!

Сыновья мои со мной!

Федя, Федя, не горюй,

Егорушка, не скучай!

Ваша мама пришла,

Счастье детям принесла.

Занавес.

Действие третье

Декорация первого действия. Время близится к рассвету. Горит костер. Василиса стоит возле кленов, поглядывает на них озабоченно.

Василиса. Ребята, ребята, что вы дрожите-то? Беду почуяли? Или ветер вас растревожил? Отвечайте, отвечайте смело! Авось, я и пойму.

Егорушка. Мама, мама, слышишь, как лес шумит?

Фёдор. И все деревья одно говорят.

Егорушка. «Братцы клены, бедные ребята!»

Фёдор. «Береги-и-и-тесь! Береги-и-и-тесь!»

Егорушка. «Выползла Баба-яга из своей избушки!»

Фёдор. «А в руках у нее то, что деревцу страшнее всего».

Егорушка. «Топор да пила, пила да топор».

Василиса. Слов ваших не разобрала, но одно поняла. Страшно вам, дети. Ничего, бедняги, ничего. Перед рассветом мне и то жутко. Темно, холодно, над болотами туман ползет. Но вы потерпите. Солнце вот-вот проснется. Правду говорю. Оно свое дело помнит. А Баба-яга у нас под присмотром. Друзья, пошли разведать, не затеяла ли чего злодейка.

Вбегает медведь.

Медведь. Баба-яга пропала!

Василиса. Как пропала?

Медведь. Выползла она из избушки, а у нее в руках… Не буду при Федоре и Егорушке говорить, что. Вышла она. Мы за ней. А она прыг – и вдруг растаяла, как облачко, вместе с пилой и топором. И все. Я скорее сюда, тебе в помощь. А Шарик за нею. Для пса все равно – видно ее или не видно, растаяла она или нет. Шарик по горячим следам летит. Не отстанет. Он…

Вбегает Шарик.

Шарик. Хозяйка, хозяйка, выдери меня! Вот я и прут принес!

Медведь. А что ты натворил, такой-сякой?

Шарик. След потерял! Вывела меня Баба-яга к болотам, по воде туда, по воде сюда – и пропала. Но ничего! Котофей уселся на берегу, замер, как неживой, прислушивается. Он ее, как мышь, подстережет. А я скорей сюда, чтобы ты меня, хозяйка, наказала.

Василиса. Я не сержусь. У Бабы-яги что – шапка-невидимка есть?

Медведь. Есть. Старенькая, рваненькая, по скупости новую купить жалеет. Однако в сумерки работает шапка ничего. Ты, хозяйка, не думай! Шапка не шапка, но от Котофея Ивановича старухе никуда не уйти!

Котофей Иванович неслышно появляется у ног Василисы.

Котофей Иванович. Ушла Баба-яга.

Медведь. Ушла?

Котофей. Ничего не поделаешь, ушла.

Василиса. А где Иванушка?

Котофей. Это я тебе потом скажу!

Медведь. Что же делать-то? Плакать?

Котофей. Зачем плакать?

Медведь. А что же нам, бедненьким, осталось?

Котофей. Сказки рассказывать.

Медведь. Не поможет нам сказка!

Котофей. Кто так говорит, ничего в этом деле не понимает. Василиса-работница! Хозяюшка! Прикажи им сесть в кружок, а я в серединке.

Василиса. Сделайте, как он просит.

Котофей. И ты, хозяюшка, садись.

Все усаживаются вокруг кленов. Котофей в середине.

Слушайте меня во все уши, сказка моя неспроста сказывается. Жил да был дровосек.

Медведь. У нас? В нашем лесу?

Котофей. В соседнем.

Медведь. А того я не видал, только слыхал о нем. Это такой чернявенький?

Котофей. Зачем ты меня перебиваешь, зачем спрашиваешь?

Медведь. После того как я упустил Бабу-ягу, мне кажется, что все на меня сердятся. Я понять хочу, разговариваешь ты со мной или нет.

Котофей. Я тоже Бабу-ягу упустил.

Медведь. На тебя ворчать не будут, побоятся. А я сирота простой.

Котофей. Ладно, ладно, не сердимся мы на тебя, только слушай и не перебивай. Жил да был дровосек, уж такой добрый, все отдаст, о чем ни попроси. Вот однажды зимой приходит он из лесу без шапки. Жена спрашивает: «Где шапка, где шапка?» – «Одному бедному старику отдал, уж очень он убогий, замерз». – «Ну что ж, – отвечает жена, – старому-то шапка нужнее». Только она это слово вымолвила, под самой дверью: динь-динь, топ-топ, скрип-скрип! И тоненький голосок зовет, кричит: «Откройте, откройте, пустите погреться!» Открыл дровосек дверь – что за чудеса! За порогом кони ростом с котят, стоять не хотят, серебряными подковками постукивают, золотыми колокольчиками позвякивают. И ввозят они в избу на медных полозьях дровосекову шапку. А в шапке мальчик не более моей лапки, да такой славный, да такой веселый! «Ты кто такой?» – «А я ваш сын Лутонюшка, послан вам за вашу доброту!» Вот радость-то!

Шарик (вскакивает). Гау, гау, гау!

Котофей. Ищи, ищи, ищи!

Шарик. Баба-яга крадется.

Котофей. А ну, ну, ну, ищи, ищи, ищи!

Шарик. Нет! Ошибся.

Котофей. А ошибся, так не мешай! Стали они жить да поживать, дровосек да его жена, да сын их Лутонюшка. Работал мальчик – на диво. Он на своих конях и чугуны из печи таскал, и за мышами гонялся, а весной все грядки вскопал. Выковал он себе косу по росту, овец стричь. Ходит по овцам, как по лугам, чик-чик, жвык-жвык – шерсть так и летит. И побежала по всем лесам о Лутонюшке слава. И призадумалась их соседка злодейка-чародейка: «Ах, ох, как бы мне этого Лутонюшку к рукам прибрать. Работает как большой, а ест как маленький». Взвилась она под небеса и опустилась в лутопины леса. «Эй, дровосек, отдавай сына!» – «Не отдам!» – «Отдавай, говорят!» – «Не отдам!» – «Убью!» И только она это слово вымолвила, вылетает ей прямо под ноги Лутонюшка на своем боевом коне. Захохотала злодейка-чародейка, замахнулась мечом – раз! – и мимо. Лутонюшка мал, да увертлив. Целый день рубился он со злодейкой, и ни разу она его не задела, все он ее колол копьем. А как стемнело, забрался Лутонюшка на дерево, а с дерева злодейке на шлем. Хотела она сшибить Лутонюшку, да как стукнет сама себя по лбу. И села на землю. И ползком домой. С тех пор носа не смеет она показать в лутонины леса.

Медведь. А как звали эту злодейку-чародейку? Что-то я в наших лесах такую не припомню.

Котофей. А звали ее – Баба-яга!

Баба-яга (она невидима). Врешь!

Иванушка вырастает возле того места, откуда раздался голос, подпрыгивает, хватает с воздуха что-то. Сразу Баба-яга обнаруживается перед зрителем. Иванушка пляшет с шапкою-невидимкою в руках. Баба-яга бросается на него.

Василиса. Надень шапку-невидимку, сынок!

Иванушка пробует надеть шапку. Но Баба-яга успевает ее схватить. Некоторое время каждый тянет ее к себе. Но вот ветхая шапка разрывается пополам, и противники едва не падают на землю. Подоспевшая к месту столкновения Василиса-работница успевает подобрать топор и пилу, которые Баба-яга уронила, сражаясь за шапку.

Баба-яга. Безобразие какое у меня в хозяйстве творится! Прислуга, вместо того чтобы спать, сидит да хозяйкины косточки перебирает. Я до этого Лутонюшки еще доберусь! Всем вам, добрякам, худо будет, конец пришел моему терпению!

Уходит.

Иванушка. Ха-ха-ха! Видишь, мама, как славно мы с Котофеем Ивановичем придумали. Ушли мы с озера, а Баба-яга за нами. А Котофей стал сказку рассказывать. А я лежу за кустами, не дышу. А Котофей рассказывает. А я все не дышу. И тут она к-а-ак проговорится! И я-прыг! Все вышло как по писаному! Конечно, обидно, что я не догадался шапку-невидимку надеть. Она и дома пригодилась бы в прятки играть! Но все же сегодня я помог тебе больше, чем вчера. Правда, мама?

Василиса. Правда, сынок.

Солнце всходит. Первые лучи его падают на поляну.

Видишь, Феденька, видишь, Егорушка, как я обещала, так и вышло. Солнце проснулось, туман уполз, светло стало. Весело. Что притихли, дети? Скажите хоть слово!

Фёдор. Мама, если бы ты знала, как трудно мальчику в такое утро на одном месте стоять!

Егорушка. Если бы ты знала, мама, как трудно мальчику, когда за него сражаются, за него работают, а он стоит как вкопанный.

Василиса. Не грустите, не грустите, дети, недолго вам ждать осталось!

За сценой сердитый голос Бабы-яги.

Баба-яга. Кыш! Куда! Вот сварю из вас куриную похлебку, так поумнеете!

Выезжает избушка на курьих ножках. Баба-яга сидит развалясь в кресле за открытой дверью.

Шагайте веселей. Курьи ножки, а плетутся, как черепашьи. Тпру!

Избушка на курьих ножках останавливается.

Ох, устала!

Медведь. Чего тебе уставать-то! Чужим трудом живешь.

Баба-яга. Ох, что он говорит! Ты думаешь, это легко чужим трудом жить? Думаешь, это сахар ничего не делать? Я еще девочкой-ягой была, в школу бегала, а уже покоя и на часик не знала. Ваш брат работничек вытвердит, бывало, все уроки, да и спит себе, а я, бедная малютка-яга, с боку на бок ворочаюсь, все думаю, как бы мне, милочке, завтра, ничего не зная, извернуться да вывернуться. И всю жизнь так-то. Вы, работники простые, работаете да песенки поете, а я надрываюсь, чтобы, ничего не делая, жить по-царски. И приходится мне, бедной, и по болотам скакать и мечом махать, только бы люди на меня работали. Ну, Василиса, что тебе приказать?

Василиса. Решай, Баба-яга.

Баба-яга. Думала я, думала, и придумала. Дам я тебе работу полегче, чтобы бранить тебя было попроще. Гляди на мою избушку. В окно ко мне не влезть. Такие решетки, что и я даже не выломаю. Бревна до того крепкие, что никаким топором и щепочки не отколоть. А замка нет. Сделай мне на дверь замок, может быть, я тебя и похвалю. Берешься?

Василиса. Берусь.

Баба-яга. Делай, а я пока на себя в зеркало полюбуюсь.

Смотрится в зеркало.

У ты, шалунья моя единственная. У тю-тю-тю! Сто ей в головуску, кросецке, плисло! Замоцек ей сделай! У тю-тю-тю!

Василиса. А ну-ка, Мишенька, согни мне этот прут железный пополам.

Медведь. Готово.

Василиса. А ты, Иванушка, обстругай мне эту дощечку.

Иванушка. Сейчас, мама.

Василиса. А ты, Котофей Иванович, обточи это колечко.

Котофей. Давай, хозяйка.

Василиса. А ты, Шарик, посторожи, чтобы не ушла Баба-яга.

Баба-яга. А я никуда и не собираюсь нынче. Мне и дома хорошо. Работают… Смотрите-ка! Никогда я этого не видала. Всегда, бывало, на готовенькое прихожу. Как называется ящичек, что у Ивашки в руках?

Василиса. Рубанок.

Баба-яга. А зачем он эти белые ленточки делает? На продажу?

Василиса. Это стружка.

Медведь. Да не притворяйся ты, Баба-яга! Видел я, как ты топором да пилой орудуешь!

Баба-яга. Срубить да свалить я, конечно, могу. Это дело благородное. А строить – нет, шалишь. Это уж вы для меня старайтесь. А что это за палочка у тебя в руках?

Василиса. Напильник.

Баба-яга. Подумать только! Ах, бедные, бедные людишки! И зачем это вы работаете!

Василиса. Скоро увидишь зачем.

Баба-яга. Надеешься детишек спасти?

Василиса. Надеюсь.

Баба-яга. Любишь своих сыновей?

Василиса. А конечно, люблю.

Баба-яга. А которого больше?

Василиса. А того, которому я нынче нужнее. Заболеет Федор – он мой любимый сын, пока не поправится. Иванушка в беду попадет – он мне всех дороже. Поняла?

Медведь. Что ты, матушка, где ей.

Баба-яга. А вот и поняла. Наука нехитрая. Одного только понять не могу, как детишки не прискучили тебе, пока маленькими были да пищали с утра до вечера без толку. Я, красавица, давно бы таких – раз, да и за окошко!

Василиса. Вот и видно, что ты Баба-яга, а не человек. Разве малые дети без толку пищат? Это они маму свою зовут, просят по-своему: «Мама, помоги!» А как поможешь им, тут они и улыбнутся. А матери только этого и надо.

Баба-яга. А как подросли твои крикуны да стали чуть поумнее – разве не замучили они тебя своеволием, не обидели непослушанием? Ты к ним любя, а они от тебя – грубя. Я бы таких сразу из дому выгнала!

Василиса. Вот и видно, что ты Баба-яга, а не человек. Разве они нарочно грубят? Просто у них добрые слова на донышке лежат, а дурные на самом верху. Тут надо терпение иметь. Готово! Вставлен замок в двери.

Баба-яга. Что-то больно скоро. Непрочный, небось!

Василиса. Погоди браниться, испробуй сначала.

Закрывает дверь. Замок защелкивается со звоном. Баба-яга остается в избе.

Красиво звонит замок?

Баба-яга. Нет, некрасиво! Что? Поймала? Нашла дурочку? Похвалила я тебя?

Василиса. Похвалишь, не удержишься!

Баба-яга. Ха-ха-ха!

Василиса. Чем смеяться – попробуй-ка дверь открыть.

Баба-яга (дергает дверь). Ах ты дерзкая! Ты заперла меня?

Василиса. Заперла, Баба-яга. Хорош мой замок?

Баба-яга. Плох!

Василиса. А плох, так попробуй выйди.

Вся изба дрожит. Баба-яга воет. голова ее показывается в окне.

Баба-яга. Василиса! Открой! Я приказываю!

Василиса. Хорош мой замок?

Баба-яга. Все равно не похвалю.

Василиса. Ну, тогда и сиди в избе. Не шуми, не стучи. От бревен и щепочки не отколоть, так они крепки.

Баба-яга. Курьи ножки! Затопчите дерзкую!

Курьи ножки переминаются, а с места не двигаются.

Вперед!

Курьи ножки не двигаются.

Медведь. Не послушаются они тебя.

Баба-яга. Это еще почему?

Медведь. Сколько они тебе лет служили – доброго слова ни разу не слышали. А Василиса-работница и поговорила с ними как с людьми и песенку им спела.

Баба-яга. Василиса, если ты меня не выпустишь, такая беда может случиться, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Василиса. Что же это за беда?

Баба-яга. Я с горя заболею.

Медведь. Не верь, не заболеет.

Баба-яга. Василиса, ты пойми, все равно я тебя погублю. Меня, злодейку, нельзя, ну просто никак невозможно победить! Мой будет верх.

Василиса. Никогда! Ты за всю свою жизнь ящичка простого не сколотила, корзинки не сплела, травинки не вырастила, сказочки не придумала, песенки не спела, а все ломала, да била, да отнимала. Где же тебе, неумелой, с нами справиться?

Баба-яга. Эй, Людоед Людоедыч! Беги сюда бегом! Нас, злодеев, обижают! Помоги!

Медведь. Придет он, как же! Ты с ним из-за двух копеек поссорилась и прогнала из наших лесов. Из людоедов тут одни комары остались, а они не больно страшны.

Баба-яга. Ведьма, а ведьма! Беги сюда бегом, подружка! Спаси!

Медведь. И с ней ты поссорилась из-за гроша.

Баба-яга. Говори, Василиса, чего ты хочешь?

Василиса. Освободи моих сыновей.

Баба-яга. Ни за что! Не добьешься! Вот так и будут они стоять друг против друга до скончания веков. Я тебя не послушаюсь!

Василиса. Послушаешься!

Баба-яга. Ни за что!

Василиса. Курьи ножки! Несите ее в болото, туда, где поглубже.

Курьи ножки идут послушно.

Баба-яга. Куда вы, куда вы! Вы и сами там погибнете.

Курьи ножки. Мы-то выкарабкаемся, мы цапастенькие.

Баба-яга. Василиса, верни их!

Василиса. Цып, цып, цып!

Избушка возвращается.

Баба-яга. Василиса, давай мириться.

Василиса. Освободи моих детей.

Баба-яга. Подойди ко мне поближе, я тебе что-то скажу.

Василиса. Говори при всех.

Баба-яга. Стыдно.

Василиса. Ничего, говори.

Баба-яга. Освободить-то я их… этого… не умею.

Василиса. Не лги.

Баба-яга. Клянусь своим драгоценным здоровьем! Это не я их в клены обратила, а ведьма, моя подручная. Она получала у меня алтын с человека.

Фёдор. Это правда, мама.

Егорушка. Возле нее какая-то старушка вертелась с ореховой палочкой.

Василиса. Курьи ножки, в болото!

Баба-яга. Стой, стой! Освободить я их не могу, а как сделать это, – знаю.

Василиса. Говори!

Баба-яга. Иди ты все время на восток, не сворачивая. Все пряменько, пряменько, пряменько – поняла? Попадется болото – ничего, шагай через болото. К морю выйдешь – плыви через море, только не сворачивая, а то заплутаешься. А как выйдешь на берег, по правую руку увидишь ты лес втрое выше нашего, и листья там не зеленые, а белые, седые – уж больно тот лес стар. А посреди леса увидишь ты холм, весь он белой травою порос, а в том холме – пещера. А посреди пещеры – белый камень. Отвалишь ты камень, а под ним колодец. А вода в том колодце – кипит, бурлит, словно кипяток, и сама собою светится. Принеси той воды кружечку, покропи клены, и они тотчас же оживут. Вот и все. Фу, устала. Никогда в жизни столько не говорила о других, все, бывало, о себе, о птичке-малышке.

Василиса. А сколько туда ходу?

Баба-яга. Не менее году.

Федор и Егорушка вскрикивают горестно.

Василиса. Обманываешь ты!

Медведь. Нет, не обманывает. Вот радость-то!

Хохочет.

Вот горе-то!

Плачет.

Василиса. Что с тобой?

Медведь. Успокоюсь – расскажу.

Баба-яга. Иди, иди, Василиса. Не теряй времени.

Василиса. Мы и тебя захватим.

Баба-яга. Избушка на курьих ножках через чащу не проберется А выпускать меня – как можно! Ускользну! Нет, уж придется вам одним шагать. Год туда – год обратно, а за два года мало ли что может приключиться. Может, все еще по-моему повернется! Иди, иди, чего ждать-то!

Василиса. Постой, дай с друзьями посоветоваться.

Отходит в сторону со всеми своими друзьями.

Что с тобой, Миша, делается? Почему ты то смеешься, то плачешь?

Медведь. Ха-ха-ха! Ох-ох-ох! Вот оно наше спасение, тут, возле, а не ухватишь.

Василиса. Почему?

Медведь. Василиса, родимая, слушай. Сейчас я, ха-ха, расскажу, ох-ох, все по порядку. Помнишь, я говорил тебе, что моего деда Змей Горыныч просто так, для смеху, взял да и опалил огнем?

Василиса. Помню, Мишенька,

Медведь. Когда приключилась у нас эта беда, отец мой, Потап Михайлович, кубарем в пещеру. К живой воде. И домой со всех ног. Мы тогда недалеко от пещеры этой жили. Ха-ха-ха, ох-ох-ох!

Иванушка. Да рассказывай ты, не томи душу!

Медведь. Возвращается он с ведром живой воды. Горе, горе! Лежит старик и не дышит. Вокруг родня плачет. Лес насупился, как осенью. Обрызгали деда живой водой – что за чудеса: шерсть опаленная закурчавилась, как новая, старое сердце забилось, как молодое, встал дед и чихнул, а весь лес ему: на здоровье. Ха-ха-ха! Ой-ой-ой!

Шарик. Да не плачь ты, хозяин, а то и я завою.

Василиса. Рассказывай дальше.

Медведь. И остался у меня с тех пор целый кувшин живой воды. Ха-ха-ха!

Василиса. Где же кувшин-то?

Медведь. В сундучке моем, ха-ха-ха!

Василиса. А сундучок где?

Медведь. У Бабы-яги в избушке. Она его под печкой держит. Чтобы я не уволился без спросу. Ох-ох-ох!

Василиса. Придется отпереть замок-то!

Котофей. Нельзя! Ускользнет мышка наша из своей мышеловки. Мы иначе сделаем. Я прыгну тихонько на крышу да по трубе печной – в избу. Да и добуду все, что требуется.

Медведь. Почует она!

Шарик. Ничего. Я ее раздразню, и она ничего не услышит.

Кот исчезает. Шарик бежит к избе.

Баба-яга! Ты хвастала, будто по-собачьи понимаешь?

Баба-яга. А конечно, понимаю. Для того чтобы ссориться, нет лучшего языка, чем собачий. А я, мушка, люблю ссориться!

Шарик. Гау, гау, гау! Скажи, что это значит?

Баба-яга. А это значит: сюда, охотник, белка на сосне.

Шарик. Смотри, и вправду понимает. А это?

Лает.

Баба-яга. Поди сюда, я тебе хвост оторву.

Шарик. А это?

Лает.

Баба-яга. Ах ты, дерзкий пес!

Шарик. Не поняла?

Баба-яга. Ты посмел мне сказать, что я любого голубя добрее? Так вот же тебе за это!

Лает. Шарик отвечает ей тем же. Некоторое время они лают яростно друг на друга, как псы, которые вот-вот подерутся. Внезапно обрывает лай.

Караул, грабят!

Исчезает. В избе мяуканье, фырканье, вопли, потом полная тишина.

Шарик. Воу, воу! Погиб наш котик! Воу!

Иванушка. Мне надо было бы полезть.

Медведь. Да разве ты в трубу пробрался бы? Это я, окаянный, во всем виноват. Зачем я живую воду в сундучке держал.

Фёдор. А мы-то стоим и с места двинуться не можем.

Шарик. Воу, воу! Уж так я ругал ее обидно, ангелом называл – и то не помогло. Воу, воу!

Василиса. Да погодите, может быть, он еще и жив и здоров. Кс-кс-кс.

Молчание.

Иванушка. Бедный котик!

Василиса. Постойте, погодите! Я забыла, что он даже и не понимает, что такое кс-кс-кс. Кот строгий. Котофей Иванович!

Голос с крыши: «Мур!»

Медведь. Жив!

Шарик. Что же ты не идешь, сердце мне надрываешь?

Котофей (издали). Вылизываюсь. В саже вымазался.

Медведь. А мы думали, что ты погиб.

Котофей (издали). Нет, она меня было цапнула за хвост, да я отбился.

Прыгает с крыши, в лапах большой кувшин.

Василиса. Этот кувшин, Миша?

Медведь. Он самый!

Баба-яга (в окно). Выдохлась вода, выдохлась, выдохлась!

Егорушка. Мама!

Василиса. А ну-ка, отойдите в сторонку, друзья.

Все отходят в сторону. Василиса подходит к кленам. Кувшин тщательно перевязан и закупорен круглым дубовым бруском. Когда Василиса вынимает брусок, из кувшина поднимается синее пламя.

Баба-яга. Горе какое, не выдохлась.

Василиса брызжет живой водой на клены. И тотчас же они исчезают в синеватом тумане. Глухо-глухо, как из-под земли, звучит музыка. Но вот она становится все явственнее, все веселее. Туман рассеивается. Клены исчезли. На поляне стоят два мальчика одного роста, они похожи друг на друга и на Иванушку. Они оглядываются растерянно, как будто только что проснулись, и вдруг замечают Василису. Они вскрикивают: «Мама!»

Василиса (обнимает их). Мальчики мои, мальчики!

Котофей. Радуйтесь, радуйтесь, теперь вас никто не посмеет тронуть.

Егорушка. Иванушка!

Фёдор. Братец!

Обнимает брата.

Василиса. Дети мои, дети! Какими пропали, такими и нашлись! И на денек старше не стали!

Фёдор. Мама, мы больше не будем!

Егорушка. Мы теперь будем расти не по дням, а по часам!

Фёдор. Мама, идем, идем. Мы столько стояли на этой поляне…

Егорушка. Что ноги больше стоять не хотят. Прощайте, деревья друзья, не обижайтесь, нам домой пора.

Деревья (шелестят негромко, но явственно). Прощайте, прощайте, братцы клены! Не обижайте нас! Не забывайте, что мы живые. Не разучитесь говорить по-нашему, когда домой вернетесь.

Фёдор. Никогда не разучимся!

Баба-яга. Кончится ли это безобразие! Стоят и радуются у меня на глазах! Знаете, кажется, что я терпеть не могу, когда люди радуются. Отпустите меня сейчас же!

Василиса. Никогда! Мы пойдем домой и тебя захватим. И дома всем миром решим, что с тобой делать.

Баба-яга. Отпусти, я тебе все свое золото отдам!

Василиса. Не отпущу! Давайте руки, друзья.

Все подают друг другу руки.

Вперед! Курьи ножки, за мной!

Идут, избушка – следом.

Котофей. Вот и сказке нашей конец, а кто нас понял, тот молодец!

Занавес.

Оглавление

Действующие лица

Действие первое

Действие второе

Действие третье

Реклама на сайте

Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12

Евгений Львович Шварц

Два клена

Действующие лица

Василиса-работница

Федор, Егорушка, Иванушка –

Баба-яга

Медведь

Котофей Иванович

Шарик

Мыши

Действие первое

Два молодых клена стоят рядышком на лесной поляне. Тихий ясный день. Но вот проносится ветерок, и правый клен вздрагивает, словно проснувшись. Макушка его клонится к левому деревцу. Раздается шорох, шепот, и клен говорит по-человечески.

Первый клён. Братец, братец Федя! Ветерок подул. Проснись!

Второй клён. Тише, тише, Егорушка, я маму во сне вижу.

Егорушка. Спроси, ищет нас мама?

Федор. Говорит, ищет.

Егорушка. Спроси, простила нас мама за то, что мы из дому убежали?

Федор. Говорит, простила.

Егорушка. Спроси, знает ли она, что Баба-яга превратила нас в клены?

Федор. Говорит: ну что ж, мало ли что в дороге случается.

Егорушка. Спроси, долго ли нам тут еще томиться?

Федор. Мама, мама! Долго нам тут ещё томиться? Мама! Пропала! Я проснулся. Здравствуй, братец.

Егорушка. Здравствуй. Не плачь, ты не маленький.

Федор. Я не плачу. Это роса.

Егорушка. В такой ясный день разве можно плакать? Каждая травка радуется, каждая ветка, и ты радуйся.

Федор. Я радуюсь. Я верю: вот-вот придет наша мама, и мы услышим ее зов: Фед-о-о-ор! Его-о-о-рушка!

Голос. Фед-о-о-ор! Его-о-о-орушка!

Егорушка. Эхо?

Федор. Что ты, что ты! Забыл, как хитра Баба-яга. Никто нас с тобой не слышит – ни люди, ни птицы, ни звери, ни вода, ни ветер, ни трава, ни деревья, ни само эхо.

Голос. Егорушка-а-а-а! Феденька-а-а!

Федор. Молчи, не отвечай, это Баба-яга нас дразнит, хочет до слез довести. Она под любой голос подделывается.

Голос (совсем близко). Егорушка, сынок! Феденька, родной! Это мама вас по всему свету ищет, а найти не может.

Федор. Она! Баба-яга как ни ловка, а не может звать нас так ласково. Мама, мама! Вот мы тут стоим, ветками машем!

Егорушка. Листьями шелестим.

Федор. Мама! Мама!

Егорушка. Уходит!

Федор. Нет, стоит, оглядывается. Не может она уйти.

Егорушка. Повернула! К нам, к нам спешит!

На поляну выходит высокая крепкая женщина лет сорока, за плечами мешок, на поясе – меч. Это Василиса-работница.

Федор. Мама, мама! Да какая же ты печальная!

Егорушка. А волосы-то серебряные.

Федор. А глаза-то добрые.

Егорушка. А у пояса отцовский меч.

Василиса. Дети мои, дети, бедные мои мальчики. Два года я шла без отдыха, а сейчас так и тянет отдохнуть, будто я вас уже и нашла.

Федор. Мы тут, мама!

Егорушка. Мама, не уходи.

Василиса. Клены шумят так ласково, так утешительно. что я и в самом деле отдохну.

Снимает мешок, садится на камень.

Кто это там по лесу бродит среди лета в шубе? Эй, живая душа, отзовись!

Федор. Мама, не надо!

Егорушка. Это Бабы-яги цепной медведь.

Василиса. Ау, живая душа! Поди-ка сюда.

Медведь с ревом выбегает на поляну.

Медведь. Кто меня, зверя лютого, зовет? Ох, натворю сейчас бед, небу жарко станет.

Видит Василису, останавливается как вкопанный.

Ох, беда какая! Зачем ты, сирота, пришла? Я только тем и утешаюсь, что никто сюда не забредает, никого грызть, кусать не приходится. Мне это не по душе, я, сирота, добрый.

Василиса. Ну, а добрый, так и не трогай меня.

Медведь. Никак нельзя. Я с тем к Бабе-яге нанялся.

Василиса. Как же тебя, беднягу, угораздило?

Медведь. По простоте. Собака и кот жили-жили у хозяина, да и состарились. Дело житейское, со всяким может случиться. А хозяин их возьми да и рассчитай. Гляжу – бродят, есть просят. Что тут делать? Кормил, кормил, да разве на троих напасешься? Взял у Бабы-яги пуд пшена в долг. А она меня за это в кабалу на год. В цепные медведи.

Василиса. А где же цепь-то?

Медведь. Срываюсь все. Уж больно я силен.

Василиса. И долго тебе ещё служить?

Медведь. Третий год на исходе, а она все не отпускает. Как придет время расчет брать, она меня запугает, со счету собьет – и служи опять! Прямо беда!

Василиса. Бедный Михайло Потапыч!

Медведь. Не жалей ты меня, а жалей себя, сироту.

Ревет.

Пропадешь ни за грош! Я-то не трону, Баба-яга погубит.

Василиса. Не плачь, Мишенька. Я тебя медом угощу.

Медведь. Не надо. Разве меня утешишь, когда я так загоревал. А какой мед у тебя?

Василиса (достает из мешка горшок). Гляди!

Медведь. Липовый. Ну давай, может, мне и в самом деле полегчает. Да ты его весь давай, все равно тебе, сироте, пропадать.

Василиса. Нельзя, Мишенька. Сыновьям несу гостинец.

Медведь. А где ж они у тебя?

Василиса. Пропали, Михайло Потапыч.

Медведь. Ох, горе какое! Да как же это? Да почему же это? Да когда же это?

Василиса. Ты кушай да слушай, а я расскажу тебе все по порядку. Муж мой был воин, Данила-богатырь. Ты о Змее Горыныче слыхал?

Медведь. Как не слыхать! Он деда моего, мимолетом, для смеха, взял да и опалил огнем.

Василиса. А мой Данила-богатырь Змея Горыныча убил, да и сам в том бою голову сложил. Стали мы жить вчетвером: я да три сына – Федор, Егорушка, Иванушка. Исполнилось Федору тринадцать лет, и пошел он стадо встречать. А козел у нас был строгий, что твой дикий. Встал он на дыбки – и на Федю. А Федя его за рога, да и оземь. Возвращается сын домой: так и так, мама, я богатырь. Я ему: опомнись, мальчик! Какой же ты богатырь – ни силы, ни умения, ни грамотности. Злодей твои годы считать не станет, а только порадуется твоей слабости. Коня без моей помощи ты подковать не сумеешь. Выедешь на распутье, а там камень, а на камне надпись, что ждет путника на тех путях. Богатырь должен на всем скаку, не слезая с коня, прочесть надпись и выбрать правильный путь. И здесь ты, сынок, ошибешься. Погоди! Придет твое время – сама тебя отпущу. Молчит. И ночью сбежал.

Медведь. Ох! Куда?

Василиса. Со злодеями сражаться, за обиженных заступаться.

Медведь. Это славно.

Василиса. Чего уж лучше. Да только наутро принесли прохожие его меч. Перевязь перетерлась, а богатырь и не заметил. А через три дня и конь богатырский прискакал. Обидел его хозяин. Не чистил, не купал, овса не засыпал.

Федор. Я, мама, только об одном думал: как бы с кем подраться.

Василиса. А сын так и не вернулся домой.

Медведь. Ох!

Василиса. Прошло три года – исполнилось Егорушке тринадцать лет. И напал на него бык. А Егорушка его за нос, да и на цепь. Приходит ко мне: так и так, мама, я – богатырь. А ночью сбежал. А через сорок дней прибежал домой его конь. Стремена звенят, а в седле никого. Глянул на меня конь, заплакал и грянулся на землю. И дух из него вон.

Ознакомительная версия. Доступно 3 страниц из 12

«Два клена»

«Два клена»

Первой пьесой, осуществленной в этот жизненный период Шварца, стали «Два клена».

Но вначале был «Иван — Честной работник», которого Шварц, как мы помним, более десяти лет назад писал для художественной самодеятельности. Первое его действие происходило в лесу, куда герой забредал в поисках интересной работы. Там уже была баба Яга, «курьи ноги» её избы и Медведь, который был на службе у неё, но помог Ивану одолеть его хозяйку. Второе действие происходило в царстве Несмеяны. Конечно же, Иван её рассмешил, женился на царевне и стал жить-поживать, да добра наживать.

Пьеса — не лучшее произведение Шварца, но вполне законченное. Еще в семидесятые годы я пытался пристроить его на ленинградское телевидение. Не удалось. Дал текст своему сокурснику, ставшему главным режиссером Донецкого театра кукол. Он пьесу поставил и писал, что спектакль имел успех.

Напечатать «Ивана», как «литературный факт» в жизни Шварца удалось только в 1996 году в «Новом журнале» (Л, № 3).

Позже Шварц отбросил второе действие. Главной героиней сделал Василису Работницу, чьи сыновья Федор и Егорушка ушли из дома на поиски доли и счастья и которых баба Яга превратила в «каменных братьев». В более позднем варианте, хранящемся в ленинградской Театральной библиотеке, Яга превращает их уже в молодые клены. Им на выручку шла мать и младший её сын Иванушка. Она тоже вступала в войну с Ягой. Теперь хвалебную песенку курьим ножкам её избы вместо Ивана исполняла Василиса. На её сторону вставали Медведь, Мальчик-с-пальчик (это уже во втором и третьем действии), его друзья — кошка Мурка, пес Барбос, Скворец, и прочие хорошие, добрые герои сказок. А на сторону бабы Яги вставали царь Золотого царства и Змиулан Змиевич Осьмиглавый, сын Змея Горыныча. Такое нагромождение сказочных персонажей возникло, вероятно, потому, что Евгений Львович со времен «Тени» и «Снежной королевы» соскучился по ним, да и не был уверен, что в его жизни возникнет возможность сочинить ещё одну сказку с ними.

Через какое-то время он вернулся к «Василисе Работнице». «Написав «Василису Работницу», пьесу громоздкую и нескладную, я через год, перечитав её, понял, как нужно её строить, — записал Евгений Львович 8 октября 54 года, — и выбросив два акта из трех, написал более простую и построенную пьесу «Два клена»». Теперь всё действие происходило в лесу бабы Яги, которая глумилась над Василисой, а та, исполняя её капризы, при помощи ягиных слуг и должников — Медведя, Кота, Шарика и младшего сына Иванушки заставляла её расколдовать сыновей, запирала её в собственной избе, и куриные ножки уносили бабу Ягу в «царство» Василисы на «перевоспитание».

«Каменных братьев» — «Василису Работницу» Шварц писал для Московского ТЮЗа. И там пьеса была принята, но как-то долго к её постановке не приступали, будто чувствовали, что автор ещё приложит к пьесе свое перо. А может быть, не могли решить, как воплотить на сцене громадного Змея Горыныча. Ведь это не фильм, где можно показать все, что угодно, и не кукольный театр.

А вот, получив «Два клена», МТЮЗ сразу приступил к их постановке. Однако, 6 декабря Шварц записал: «С пьесой «Два клена» — смутное движение. Из Москвы письмо о том, что пьесу ещё не рассмотрели, а здесь, в Ленинграде, ТЮЗ ею заинтересовался. И я оживился. Я успел разглядеть, что пьесы мои так медленно рассматриваются не по враждебному или подозрительному ко мне отношению, а главным образом по безразличию. А в общем, конечно, я не хотел думать в это время, что никому не нужен, но иногда это лезло в голову. И эта червеобразная мысль внушала брезгливость и отвращение…».

Но были обеспокоены задержкой разрешения пьесы и в театре. Представительница его — Е. Л. Якушкина, выступая 17 декабря на «Совещании ТЮЗов», пыталась ускорить прохождение пьесы через цензурные препоны. «Сейчас ответственность за репертуар больше возлагается на театр, чем на Комитет, — говорила она. — И все же Комитет продолжает задерживать пьесы. Вот сказка Шварца «Два клена». Она подписана одним редактором, но дальше попала к следующему, который заявил, что у него много пьес, и сказка Шварца будет прочитана через месяц. Комитет часто дает разрешение на выпуск пьесы за неделю до выпуска спектакля».

Все в конце концов обошлось, и в марте пятьдесят четвертого года Шварц поехал в Москву.

— Генеральная репетиция 18 марта вызвала тот самый нездоровый, сонный отзыв всего моего существа, который я терпеть не могу. Я дважды на самом деле засыпал, да и только. Было человек полтораста зрителей-детей. Все девочки, ученицы третьего класса. «Реакции», как говорили на заседании художественного совета, были правильные, но то, что происходило на сцене, ни на что не было похоже… Я вместо того, чтобы придти в ярость, впал в безразличное состояние. Засыпал не только на репетиции, но и на художественном совете… А премьера состоялась только 9 апреля. Успех был, но не тот, который я люблю. Мне все время стыдно то за один, то за другой кусок спектакля. Возможно, что не я в этом виноват, но самому себе это не докажешь. Видимо, с ТЮЗом московским, несмотря на дружеские излияния с обеих сторон, мне больше не работать. Тем не менее, и успех, и атмосфера успеха имелись налицо, и даже в ресторан ВТО пошли мы небольшой компанией с Чуковскими и Рыссами, и Тусей, и Даней. И режиссером, и Якушкиной. И на следующий день я проснулся без горестных ощущений. Потому что, уезжая, ждал хорошего…

Не «показался» спектакль и Леноре Шпет. «Боязнь утерять «сказочность» и «снизить образ», — замечала она причины тому, — толкает актеров на отказ от поисков характерности, а режиссер начинает избегать бытовых красок, житейского правдоподобия. А между тем народный герой сказки, вырванный из своей бытовой оболочки, становится абстракцией. Именно этот недостаток сказался, мне кажется, в сценическом решении пьесы Е. Шварца в Московском тюзе». (Театр. 1956. № 4). Несколько иного мнения придерживалась И. Тарасова, особо выделяя исполнение «шварцевской» артистки Ю. Юльской. «Без спору, лучшая актерская работа спектакля — выступление Ю. Юльской в роли Бабы-Яги, — писала она. — Тут такая точность «попадания» в самое зерно образа, что любой детали веришь безусловно, ничто не кажется нажимом, утрировкой. Эти влюблено сюсюкающие интонации, когда Баба-Яга говорит о себе, кокетливо глядясь в зеркальце! Эта нежная заботливость, восхищенное внимание, обращенное лишь на свою собственную плюгавую персону! Это хвастливое желание продемонстрировать перед всеми свое могущество, когда Баба-Яга проделывает перед нами всякие чудеса без видимой надобности…» (Советская культура. 1954. 29 июля).

Поставил спектакль П. В. Цетнерович, художник Г. Федоров, композитор К. Корчмарев. В спектакле были заняты артисты: М. Зорина — Василиса, В. Горелов — Иванушка, Ю. Юльская — баба Яга, Б. Мишин — Медведь, Е. Васильев — Шарик, С. Гребенников — Котофей.

А в Ленинграде тоже приступили к репетициям «Двух кленов». Режиссировал спектакль Павел Карлович Вейсбрем, «учитель» Шварца по ростовской Театральной Мастерской. Б. В. Зон обиделся на Шварца: «Он считает, что я недостаточно хлопотал, чтобы он ставил «Два клена». Мне это непривычно. А впрочем, ладно…».

16 октября Евгений Львович смотрел «последний комнатный прогон перед переходом на сцену», после чего «Художественно-педагогический совет ТЮЗа» обсудил этот прогон:

«Г. Каганов (режиссер): Мне спектакль понравился, в нем есть сказачность, поэзия, единый творческий язык. Недостатками являются: 1) часто пропадает текст за характерностью, например, у Карамышева, Гаврилова, Шампала, Жуковой, 2) в 3-м акте не нужен второй романс бабы Яги, это лишнее, 3) надо серьезно перемонтировать роль матери. Актриса безусловно очень способная, но она молода, она немного пыжится, иногда играет чувства…

B. Костенецкий (артист): Правильно сделал театр, взяв эту пьесу — она поэтична и очень хорошо ставил вопрос любви к родителям. Хорошо, что этот спектакль ставит Вейсбрем, у него много выдумки, хорошей фантазии, но романс с гитарой не нужен, это лишнее, инородное. Спектакль обещает быть хорошим…

C. Димант: Спектакль этот уже обещал быть интересным в экспликации режиссера. И сейчас это точно осуществляется на сцене… Ткань пьесы в спектакле не огрублена, фантазия у режиссера неистощимая, но её многовато… Кудрявцеву, по-моему, не надо и гримировать, её возраст — это хорошая условность, она неопытная, но трепетная актриса. Может, она где-нибудь не дотянет, но зато будет чиста и трепетна. Считаю, что романс с гитарой — занятен и хорошо исполняется актером, но это другой строй, он раскрывает секрет автора и оголяет обаяние пьесы — повторяет юмор, который уже в пьесе заложен. Предлагаю убрать оба романса…

М. Шифман (артист): В просмотре покоряет предельная четкость и ясность у режиссера, чего он хочет, и выполнение актерами этих задач. Кое-что ещё не дотянуто, на сцене многое будет звучать по другому… За Кудрявцеву я не боюсь, хочется сделать образ ещё сильнее, но она волнуется, играет в первый раз перед нами, но она приятна… Спектакль оставляет очень хорошее впечатление…

Л. Макарьев: Шварц своим ярким и острым словом несет своеобразие человеческих характеров. Надо добиться более четкого несения словесного действия. Слова пропадают у Охитиной, Гаврилова, Шампала и других. Охитиной можно найти более точный социальный характер кота со своеобразной этикой — это подскажет и несколько другое поведение. У медведя должно бы быть свое мировозрение, от этого расцветет и его внутренний характер. Баба-Яга не должна быть только смешной фигурой, характер её создан автором закономерно, и нельзя его разбивать романсом. У Кудрявцевой хорошая школа, прекрасные данные, мать может быть молода, но надо найти в образе ступени развития образа, она иногда чрезмерно патетична, иногда не хватает острых оценок, обдумывания своих поступков… Спектакль обещает быть хорошим…

П. Вейсбрем: Много правильного прозвучало, это будет учтено нами: 1) ритм, 2) дикция, 3) падение интереса в 3-ем акте. Бабой Ягой мы хотели показать крах индивидуализма. В 3-ем акте она деградирует, растеряна. Мы показываем в ней пороки, которые бытуют у детей, жаль выбрасывать романс с гитарой. В первых двух актах ей весело, и она поет поэтому, а в 3-ем акте от растерянности она поет этот романс. Кудрявцева ещё играть не умеет, но она способная, хорошо обученная актриса, будем заниматься и добьемся успеха».

— Все прошло в той драгоценной и редкой обстановке доверия, которая и помогает актерам творить чудеса. А мне начинает в эти редкие часы казаться, что мы не напрасно живем возле этой громоздкой, неоправданно самодовольной махины. Возле театра…

Премьеру театр сыграл 5 ноября. Художником спектакля стала Н. Иванова, композитором — Н. Матвеев, балетмейстером — В. Сонина; клены изготовил С. Рубанович. В ролях были заняты: Василиса — Н. Кудрявцева, баба Яга — Н. Карамышев, Федя — Н. Солянинова, Иванушка — Л. Жукова, Егорушка — А. Тимофеева, Шарик — Л. Шампал, Котофей — А. Охитина, Медведь — А. Гаврилов.

«Тема произведения, — замечала Наталия Сац, — всепобеждающая сила материнской любви — нужнейшая, особенно в детском театре. Роль матери правдиво играет Н. Кудрявцева. Веришь её материнской нежности, веришь её мужественности и находчивости в борьбе за своих детей. Тонко, с полной самоотдачей воплощает образ Котофея Ивановича А. Охитина… Очень интересен в роли Бабы-Яги артист Н. Карамышев. С заразительным юмором рисует он образ жеманной и жестокой Яги-себялюбицы. Радует интересной выдумкой режиссер П. Вейсбрем» (Советское искусство. 1957. 21 февр.)

Два клёна слушать онлайн

Другие сказки Е. Л. Шварца: