Кто написал сказку электроник мажаралары

• Полный текст
• Предисловие
• Электроник – мальчик из чемодана
• Чемодан с четырьмя ручками
• Белый халат или формулы?
• Кто он, чемпион?
• Фокусник всех времен
• Все об Электронике
• Как родился Электроник
• Как учился Электроник
• Рентген ничего не показал
• Тайна: «ты — это я»
• «Программист-оптимист»
• «Стул невесты»
• Три хранителя теоремы
• Первые поражения Электроника
• Код бегемота
• Разговор с гусем и змееносцем
• Хорошо, что собаки не говорят
• Гнет тайны: «в конце концов, я человек!»
• Что значит – думать?
• Поединок с «репетитором»
• Музыкальное образование
• Если б была машина времени…
• Вопросительный день
• «Сыроежкин – это я…»
• Он смеется!
• Рэсси – неуловимый друг
• Победитель невозможного
• Первое апреля. Обыкновенные гении
• Второе апреля. Отныне и впредь…
• Третье апреля. Космический корабль «Земля»
• Четвертое апреля. В ожидании сверхновой
• Пятое апреля. Полет учителя физики
• Шестое апреля. Так погиб город Помпеи
• Седьмое апреля. Корова из кастрюли
• Восьмое апреля. «Концерт для вертолета с оркестром»
• Девятое апреля. День без математики
• Десятое апреля. Как изучать человека
• Одиннадцатое апреля. Новый Таратар
• Двенадцатое апреля. Латон, Эпикак и другие
• Тринадцатое апреля. Электроник нужен всем!
• Четырнадцатое апреля. Сеанс одновременной игры
• Что дальше?
• Электроники, Сыроежкины и другие
• Девочка с несмеющимися глазами
• Взрыв энергии
• На старт!
• Мы, девчонки
• Ночная прогулка роботов
• «Повара на ужин!»
• Деревенская и космическая жизнь Рэсси
• Во-лей-бол!
• Что же вы, мальчишки?…
• Спасти Электроничку!

Электроник – мальчик из чемодана

Чемодан с четырьмя ручками

Ран­ним май­ским утром к гости­нице «Дубки» под­ка­тил светло-серый авто­мо­биль. Рас­пах­ну­лась дверца, из машины выско­чил чело­век с труб­кой в зубах. Уви­дев при­вет­ли­вые лица, букеты цве­тов, он сму­щенно улыб­нулся. Это был про­фес­сор Гро­мов. Почет­ный гость кон­гресса кибер­не­ти­ков при­е­хал из Сине­гор­ска, сибир­ского науч­ного городка, и, как все­гда, решил оста­но­виться в «Дуб­ках».

Дирек­тор «Дуб­ков», орга­ни­зо­вав­ший тор­же­ствен­ную встречу, занялся вещами. Из рас­пах­ну­той пасти багаж­ника тор­чал закруг­лен­ный угол боль­шого чемодана.

– Э‑э, даже такой силач, как вы, не под­ни­мет его, – ска­зал про­фес­сор, заме­тив, что дирек­тор загля­ды­вает в багаж­ник. – Это очень тяже­лый чемодан.

– Пустяки, – ото­звался дирек­тор. Он обхва­тил чемо­дан муску­ли­стыми руками и поста­вил на землю. Лицо его покрас­нело. Чемо­дан был длин­ный, чер­ного цвета, с четырьмя руч­ками. По форме он напо­ми­нал футляр кон­тра­баса. Однако над­писи точно опре­де­ляли содер­жи­мое: «Осто­рожно! Приборы!»

– Ну и ну… ‑пока­чал голо­вой дирек­тор. – Как же вы справ­ля­лись, профессор?

– При­гла­шал четы­рех носиль­щи­ков. А сам руко­во­дил, – ска­зал Громов.

– Мы оста­вили вам тот же номер. Вы не возражаете?

– Пре­красно. Весьма благодарен.

Дирек­тор с тремя помощ­ни­ками взя­лись за ручки и отнесли чемо­дан на вто­рой этаж. Под­няв­шись за ними, про­фес­сор с удо­воль­ствием огля­дел голу­бо­ва­тые стены гости­ной, удоб­ную мебель, малень­кий рабо­чий стол у широ­кого, во всю стену, окна. Он почув­ство­вал, что в ком­нате пах­нет сос­но­вым лесом, и улыбнулся.

Дирек­тор нажал на одну из кно­пок у двери:

– Запах хвои не обя­за­тельно. Если хотите, можно цве­ту­щие луга, фиалки и даже мороз­ный день. Это кнопки гене­ра­тора запа­хов. Для настроения.

– Все чудесно, настро­е­ние отлич­ное, – успо­коил его профессор.

– Мы так и думали. Пожа­луй­ста, рас­по­ла­гай­тесь, отды­хайте. – И дирек­тор удалился.

Про­фес­сор рас­пах­нул окно. В ком­нату с шоро­хом листвы вле­тел утрен­ний вете­рок и запу­тался в про­зрач­ных што­рах. Под окном росли креп­кие дубки, сол­неч­ные лучи про­би­ва­лись сквозь их лох­ма­тые шапки и ложи­лись свет­лыми пят­нами на землю. Вда­леке шур­шали шины. Над дере­вьями про­стре­ко­тал малень­кий вер­то­лет – воз­душ­ное такси.

Гро­мов улыб­нулся: он никак не мог при­вык­нуть к этим вер­то­ле­там и ездил в обыч­ных такси. Он видел, что город раз­дался и похо­ро­шел. От вок­зала ехали мимо кило­мет­ро­вых цвет­ни­ков, в бес­ко­неч­ном кори­доре зеле­ных дере­вьев, застыв­ших, как в почет­ном карауле. Куда ни посмот­ришь – везде что-то новое: бере­зо­вая рощица, хоро­вод строй­ных сосен, яблони и вишни в белых накид­ках, цве­ту­щая сирень… Сады висели и над голо­вой, на кры­шах зда­ний, защи­щен­ные от непо­годы про­зрач­ными раз­движ­ными купо­лами. В про­ме­жут­ках между окнами, кото­рые пере­по­я­сы­вали зда­ния бле­стя­щими лен­тами, тоже была зелень: вью­щи­еся рас­те­ния цеп­ля­лись за камни и бетон.

– Дубки под­росли, – ска­зал про­фес­сор, смотря в окно.

Да, он много лет не был в этом городе.

Он нагнулся над чемо­да­ном, отпер замки, отки­нул крышку. В чемо­дане, на мяг­ком голу­бом ней­лоне, лежал, вытя­нув­шись во весь рост, маль­чик с закры­тыми гла­зами. Каза­лось, он крепко спит.

Несколько минут про­фес­сор смот­рел на спя­щего. Нет, ни один чело­век не мог бы сразу дога­даться, что перед ним кибер­не­ти­че­ский маль­чик. Кур­но­сый нос, вихор на макушке, длин­ные рес­ницы… Синяя кур­точка, рубашка, лет­ние брюки. Сотни, тысячи таких маль­чи­шек бегают по ули­цам боль­шого города.

– Вот мы и при­е­хали, Элек­тро­ник, – мягко про­из­нес про­фес­сор. – Как ты себя чувствуешь?

Рес­ницы дрог­нули, бле­стя­щие глаза откры­лись. Маль­чик при­под­нялся и сел.

– Я чув­ствую себя хорошо, – ска­зал он хрип­лым голо­сом. – Правда, немного трясло. Почему я дол­жен был лежать в чемодане?

Про­фес­сор помог ему вылезти, стал поправ­лять костюм.

– Сюр­приз. Ты дол­жен знать, что такое сюр­приз. Но об этом пого­во­рим потом… А теперь одна необ­хо­ди­мая процедура.

Он уса­дил Элек­тро­ника на стул, достал из-под его куртки малень­кую элек­три­че­скую вилку на эла­стич­ном, рас­тя­ги­ва­ю­щемся про­воде и вста­вил ее в розетку.

– Ой! – дер­нулся Электроник.

– Ничего, ничего, потерпи, – успо­ка­и­ва­юще ска­зал про­фес­сор. – Это необ­хо­димо. Ты будешь сего­дня много дви­гаться. Надо под­кре­питься элек­три­че­ским током.

Оста­вив Элек­тро­ника, про­фес­сор подо­шел к видео­те­ле­фону, набрал на диске номер. Засве­тился голу­бой экран. Гро­мов уви­дел зна­ко­мое лицо.

– Да, да, Алек­сандр Сер­ге­е­вич, я уже здесь, – попы­хи­вая труб­кой, весело ска­зал Гро­мов. – Само­чув­ствие? Превосходное!

– Я не хочу, – раз­дался за его спи­ной скри­пя­щий голос Элек­тро­ника. – Я так не могу…

Про­фес­сор погро­зил Элек­тро­нику паль­цем и продолжал:

– При­ез­жайте… Жду… Пре­ду­пре­ждаю, вас ждет сюрприз!

Экран погас. Гро­мов повер­нулся, чтобы спро­сить маль­чика, почему он каприз­ни­чает, но не успел. Элек­тро­ник вдруг сорвался со стула, под­бе­жал к под­окон­нику, мол­ние­носно вско­чил на него и прыг­нул со вто­рого этажа.

В сле­ду­ю­щее мгно­ве­ние про­фес­сор был у окна. Он уви­дел, как мель­кает между дере­вьями синяя курточка.

– Элек­тро­ник! – крик­нул Громов.

Но маль­чик уже исчез.

Пока­чи­вая голо­вой, про­фес­сор достал из кар­мана очки и нагнулся к розетке.

– Две­сти два­дцать вольт! – В его голосе про­зву­чала тре­вога. – Что я наде­лал! – Он бро­сился к двери.

Сбе­гая по лест­нице, про­фес­сор заме­тил удив­лен­ное лицо дирек­тора и успо­ка­и­ва­юще пома­хал ему рукой. Сей­час было не до объяснений.

У тро­туара сто­яло такси. Гро­мов резко рас­пах­нул дверцу, упал на сиде­нье. Пере­водя дыха­ние, ско­ман­до­вал шоферу:

– Впе­ред! Надо догнать маль­чика в синей куртке!…

… Так нача­лись необы­чай­ные собы­тия, кото­рые вовлекли в свой кру­го­во­рот немало людей.

Белый халат или формулы?

Живет в боль­шом городе обык­но­вен­ный маль­чишка – Сер­гей Сыро­еж­кин. Внеш­ность его ничем не при­ме­ча­тельна: круг­лый кур­но­сый нос, серые глаза, длин­ные рес­ницы. Волосы все­гда взъеро­шены. Мышцы неза­мет­ные, но тугие. Руки в сса­ди­нах и чер­ни­лах, ботинки потре­паны в фут­боль­ных бата­лиях. Сло­вом, Сыро­еж­кин такой, как и все тринадцатилетние.

Сережка пол­года назад пере­ехал в боль­шой желто-крас­ный дом на Липо­вой аллее, а до этого он жил в Горо­хо­вом пере­улке. Даже странно, как среди зда­ний-вели­ка­нов мог так долго сохра­ниться послед­ний ост­ро­вок ста­рого города – Горо­хов пере­улок, с его низень­кими доми­ками и такими малень­кими дво­рами, что вся­кий раз, когда ребята зате­вали игру в мяч, обя­за­тельно раз­би­вали окно. Но вот уже пол­года, как Горо­хова пере­улка нет. Буль­до­зеры снесли дома, и теперь там ору­дуют длин­но­ру­кие краны.

Сережке нра­вится его новая жизнь. Он счи­тает, что во всем городе нет такого заме­ча­тель­ного двора: про­стор­ного, как пло­щадь, и зеле­ного, как парк. Целый день скачи, играй, прячься – и не надо­ест. А если и надо­ест – иди в мастер­ские, стро­гай, пили, рабо­тай сколько хочешь. Или отправ­ляйся в залы отдыха, гоняй бильярд­ные шары, читай жур­налы, смотри на экран теле­ви­зора, что висит на стене, как огром­ное зеркало.

А при­дет минута спо­кой­ной задум­чи­во­сти, и он уви­дит над дво­ром стре­ми­тель­ные облака-птицы, облака-пла­неры, облака-ракеты, кото­рые несет с собой ветер в голу­бом небе. И прямо из-за крыши выле­тит на него боль­шая сереб­ри­стая машина – пас­са­жир­ский реак­тив­ный само­лет, при­кроет на мгно­ве­ние кры­льями весь двор и так же вне­запно исчез­нет, только гром про­гре­мит по крышам.

И новая школа – вот она стоит посреди двора – тоже по душе Сережке. В клас­сах белые парты и жел­тые, зеле­ные, голу­бые доски. Вый­дешь в кори­дор – перед тобой стена из стекла, и небо с обла­ками, и дере­вья, и кусты; так и кажется, что школа плы­вет среди зеле­ных волн, будто паро­ход. А еще самое глав­ное, самое инте­рес­ное – счет­ные машины в лабо­ра­то­риях. Боль­шие и малень­кие, похо­жие на шкафы, теле­ви­зоры и пишу­щие машинки, они при­вет­ство­вали Сыро­еж­кина весе­лым сту­ком кла­виш, дру­же­ски под­ми­ги­вали ему раз­но­цвет­ными глаз­ками и доб­ро­душно гудели свою нескон­ча­е­мую песню. Из-за этих умней­ших машин и назва­ние у школы было осо­бен­ное: юных кибернетиков.

Когда Сыро­еж­кин только при­е­хал в новый дом, запи­сался в седь­мой “Б” и еще не видел этих машин, он ска­зал отцу:

– Ну, мне повезло. Буду кон­стру­и­ро­вать робота.

– Робота? – уди­вился Павел Анто­но­вич. – Это для чего же?

– Как — для чего! Будет ходить в булоч­ную, мыть посуду, гото­вить обед. Будет у меня такой друг!

– Ну и дружба! – ска­зал отец. – Мыть посуду…

– Но это же робот, меха­ни­че­ский слуга, – отве­тил Сережка.

И он еще долго рас­суж­дал о том, какие обя­зан­но­сти можно воз­ло­жить на робота, пока отец не пре­рвал его:

– Ну, хва­тит фан­та­зи­ро­вать! Зав­тра пой­дешь в школу и все узнаешь.

– И еще будет чистить ботинки, – про­бор­мо­тал Сережка из-под одеяла.

А назав­тра Сер­гей уже забыл, что соби­ра­ется делать робота. После школы он вих­рем ворвался в квар­тиру, бро­сил в кори­доре порт­фель и, отду­ва­ясь, продекламировал:

“А” и “Б”

Сидели на трубе.

“А” упало, “Б” пропало,

Что оста­лось на трубе?

– Вот тебе и на! – засме­ялся отец. – Наш кибер­не­тик сде­лал откры­тие. По-моему, эту задачку изу­чают в дет­ском саду.

– Хорошо, – ска­зал Сережка, – если в дет­ском саду, тогда реши ее.

– Да ну тебя, Сережка, отстань! Мне еще до самой ночи сидеть над чертежом.

Павел Анто­но­вич пошел было в ком­нату, но Сер­гей вце­пился в него, как клещ.

– Нет, ты не уви­ли­вай! Ты скажи, что оста­лось на трубе?

– Наверно, “И”? – Отец пожал плечами.

– Вот ты рас­суж­да­ешь как раз при­ми­тивно, – важно ска­зал Сережка. – Пред­по­ло­жим, “А” – это тру­бо­чист, “Б” – печ­ник. Если они оба сва­ли­лись, как же могло остаться “И”? Это не пред­мет, его нельзя потро­гать или уро­нить. – Сер­гей сде­лал малень­кую паузу и хитро улыб­нулся. – Но ты тоже прав. Раз ты не сбро­сил с трубы “И”, ты его заме­тил. Зна­чит, это слово несет важ­ную инфор­ма­цию. А именно: оно обо­зна­чает тес­ную связь между объ­ек­том “А” и объ­ек­том “Б”. Хотя это “И” не пред­мет, оно существует.

– Муд­рено, – ска­зал Павел Анто­но­вич, – но мы, кажется, друг друга поняли.

– А по-моему, все очень про­сто, – про­дол­жал сын. – Каж­дая буква, каж­дое слово, даже вещь, даже ветер или солнце несут свою инфор­ма­цию. Ты, напри­мер, чита­ешь газету и узна­ешь ново­сти. Я решаю задачу, при­ме­няю фор­мулы и нахожу ответ. Где-то в море капи­тан ведет корабль и смот­рит, какие волны, какой ветер. Все мы делаем одно и то же: берем какую-то инфор­ма­цию и работаем.

Из этой «уче­ной» речи отец сде­лал неожи­дан­ный вывод:

– Зна­чит, если ты при­но­сишь тройку и гово­ришь «я все знал», надо верить не твоим сло­вам, а резуль­тату, днев­нику. Очень муд­рое правило!

– Ну, теперь у меня не будет ни одной тройки, – убеж­денно ска­зал Сер­гей. – Я буду изу­чать все машины.

Отец засме­ялся, обхва­тил Сережку за плечи, закру­жил по комнате:

– Ах ты, пред­во­ди­тель робо­тов и госу­дар­ствен­ный чело­век! Хочешь ужи­нать? Есть вкус­ный компот.

– Какой ком­пот! Подо­жди! Я не ска­зал самого глав­ного. Я еще не выбрал, кем мне быть: про­грам­ми­стом или монтажником?

Они про­го­во­рили весь вечер, но так и не решили, что же лучше. Сережка не знал, кем же ему стать – инже­не­ром или мате­ма­ти­ком? На кого учиться – на вычис­ли­теля-про­грам­ми­ста или на мон­таж­ника этих быстро сооб­ра­жа­ю­щих машин?

Будь Сережка мон­таж­ни­ком, он бы уже через год стоял в белом халате над чер­те­жами, соб­ствен­ными руками соби­рал блоки машин – малень­кие элек­трон­ные орга­низмы. Захо­чет – и научится делать какую угодно машину. Авто­мат для варки стали, или дис­пет­чера само­ход­ных ком­бай­нов, или спра­воч­ник для врача. Можно и теле­ви­зи­он­ный аппа­рат, кото­рый ведет репор­таж из кос­моса, и со дна оке­ана, и из-под земли.

Одно лишь неудоб­ство сму­щало Сыро­еж­кина: его белый халат дол­жен быть все­гда иде­ально чист. Любая соринка, пушинка, обык­но­вен­ная пыль могли испор­тить при сборке всю машину. А сле­дить за какими-то пушин­ками и сорин­ками не в харак­тере Сыроежкина.

Уче­ники-про­грам­ми­сты про­во­дили школь­ные часы иначе: на доске и на бумаге ата­ко­вали урав­не­ния и задачи. Ведь они должны были состав­лять на языке мате­ма­тики про­граммы работы для тех машин, кото­рые соби­рали мон­таж­ники. Может быть, на пер­вый взгляд это было не так инте­ресно, как рож­де­ние все­мо­гу­щих авто­ма­тов, но мате­ма­тики с вели­ким азар­том вели сра­же­ния. Они ни за что на свете не про­ме­няли бы свое ору­жие — тео­ремы и фор­мулы – и были очень горды, когда выхо­дили победителями.

Итак, схемы или фор­мулы? Это надо было решить окон­ча­тельно не сей­час, не сего­дня, а осе­нью. Но Сережку то и дело раз­ди­рали про­ти­во­ре­чи­вые жела­ния. Бывали дни, когда в нем вспы­хи­вала страсть к мате­ма­тике, и он часами сидел над учеб­ни­ками. С гор­до­стью пока­зы­вал Сер­гей отцу, как он рас­пра­вился с труд­ней­шими зада­чами, и они начи­нали играть, состав­ляя урав­не­ния из само­ле­тов и авто­мо­би­лей, зве­рей зоо­сада и дере­вьев в лесу.

А потом совер­шенно неза­метно страсть к мате­ма­тике испа­ря­лась, и Сыро­еж­кина при­тя­ги­вали, как маг­нит, двери лабо­ра­то­рий. Выбрав удоб­ный момент, он вхо­дил в них вме­сте с чужим клас­сом, садился в уголке, наблю­дал, как возятся с дета­лями стар­шие ребята. Поёт, гудит песню счет­ная машина, горят угольки ее глаз, и Сыро­еж­кин чув­ствует себя хорошо.

После таких увле­че­ний тех­ни­кой неиз­бежно бывают непри­ят­но­сти: отец дол­жен рас­пи­саться в днев­нике. Павел Анто­но­вич уко­риз­ненно смот­рит на сына и качает голо­вой. Сер­гей отво­ра­чи­ва­ется, вни­ма­тельно рас­смат­ри­вает книж­ный шкаф, пожи­мает плечами:

– Ну, не вышла задача… Что тут такого? Дурац­кие пеше­ходы. Идут, отды­хают, садятся на поезд…

– А теперь ты ее решил?

– Решил, – скучно гово­рит Сережка. – Вообще не могу я долго возиться с урав­не­ни­ями… Голова болит.

Но ника­кие отго­ворки не помо­гают, при­хо­дится сидеть над задач­ни­ком. Сережка читает и пере­чи­ты­вает пять строк о садов­нике, собрав­шем бога­тый уро­жай яблок и груш, а сам думает о собаке, кото­рая в тем­ноте долго бежала за ним. Он тихонько сви­стел ей и все огля­ды­вался: бежит ли? Собака то тру­сила сле­дом, то оста­нав­ли­ва­лась, сади­лась и как-то тоск­ливо смот­рела на Сережку. У нее был белый тре­уголь­ник на груди, одно ухо торч­ком, а вто­рое будто сло­мано посредине.

У подъ­езда Сережка при­го­то­вился взять ее на руки, но она чего-то испу­га­лась, отско­чила и убежала.

Сережка опять тупо смот­рит в задач­ник, катает по столу ручку. Потом захло­пы­вает книгу, быстро скла­ды­вает все в порт­фель. Он нашел самое про­стое реше­ние: «Спишу у Профессора».

Про­фес­сор, или Вовка Король­ков, – сосед Сыро­еж­кина по парте. Его тет­ради – хоть сей­час на выставку или в музей: ни клякс, ни исправ­ле­ний, одни акку­рат­ные мел­кие бук­вочки и цифры. Да и самого хозя­ина тет­ра­дей можно демон­стри­ро­вать в музее. Про­фес­сор знает про все на свете, начи­ная от мол­люс­ков и кон­чая кос­мо­сом. Но он не зада­ется, нико­гда не зади­рает нос перед това­ри­щами. Для него самое глав­ное в жизни – это мате­ма­тика. Уви­дев какое-нибудь урав­не­ние, Про­фес­сор забы­вает обо всем на свете. Правда, когда Сережка не может спра­виться с задач­кой, Про­фес­сор спус­ка­ется со своих высот и под­ска­зы­вает реше­ние. Для этого его нужно как сле­дует толк­нуть в бок.

Но осо­бой дружбы между сосе­дями не было. Про­фес­сор дру­жил с Мака­ром Гусе­вым, сидев­шим на пер­вой парте и засло­няв­шим осталь­ным доб­рую чет­верть доски. Забав­ная это была пара: худой, блед­ный, самый малень­кий в классе Про­фес­сор, извест­ный запус­ками само­дель­ных ракет, раз­ными хит­ро­ум­ными выдум­ками, и здо­ро­вен­ный, румя­ный, с кула­ками, как дыньки, Макар Гусев. Он, Макар, про­слав­лял сво­его при­я­теля, а ино­гда даже пода­вал ему неожи­дан­ные идеи: пред­ла­гал делать лыжи с мотор­чи­ком, варить лимон­ное масло и так далее. У Макара тоже не было ника­ких сомне­ний в своем буду­щем. Когда захо­дила об этом речь, он демон­стри­ро­вал свои мышцы и гово­рил: «Само собой, буду возиться с маши­нами. Вот у Про­фес­сора голова осо­бен­ная. Пусть он и ломает ее. А я чихал на эти премудрости».

Если Про­фес­сор был сим­па­ти­чен Сережке, то вер­зила Гусев попор­тил ему немало крови. Фами­лия Сережки с пер­вой же встречи пока­за­лась Макару черес­чур забав­ной и потом про­сто не давала ему покоя, словно щекотала.

– При­вет, Сыро­еж­кин! – басом кри­чал еще издали Макар. – Сыр ешь или не ешь?

Если Сережка отве­чал, что он не ест, Макар продолжал:

– Тогда ты дол­жен быть Сыро­нож­кин, Сыро­руч­кин или Сыроушкин!

Сер­гей про­бо­вал отве­чать утвер­ди­тельно, но и тут Макар не успо­ка­и­вался и провозглашал:

– Вни­ма­ние! Идет Сыр Сырыч Сыров, он же Сережка Сыро­еж­кин, боль­шой зна­ток и люби­тель всех сор­тов сыра во всем мире. Ска­жите, пожа­луй­ста, что вы ели на завтрак?

И тогда Сережка решил ничего не гово­рить и молча под­ни­мался в класс.

Гусев не отста­вал от него ни на шаг.

– Послу­шай, как тебя ‑Сыро­глаз­кин? Я вчера забыл твою фами­лию и мучился всю ночь. Сыро­кош­кин? Сыро­мыш­кин? Сыросороконожкин?

Ино­гда Сережка так злился на при­ста­валу, что был готов его уда­рить. Но начи­нать пер­вому не хоте­лось, а вер­зила ни с кем не дрался. Оста­ва­лось пере­нять метод у про­тив­ника. И Сережка на уро­ках осто­рожно водил мелом по спине Макара – ведь она тор­чала прямо перед ним. Класс посме­и­вался, созер­цая слово «Гусь», а Макар подо­зри­тельно огля­ды­вался. На пере­менке он гонялся за Сереж­кой, но пой­мать более верт­кого обид­чика не мог и издали гро­зил кулаком-дынькой.

Эти малень­кие обиды мгно­венно забы­ва­лись, пре­кра­ща­лись корот­кие пота­совки в углах, когда появ­ля­лись Вик­тор Попов и Спар­так Неде­лин из девя­того “А”. При всем жела­нии нельзя было отыс­кать в школе такого чело­века, кото­рый бы не знал выда­ю­щихся мате­ма­ти­ков. О них ходили легенды. Маль­чишки табу­ном сле­до­вали за зна­ме­ни­той парой и пере­да­вали друг другу новости:

– Ребята, Неде­лин сва­лил заме­ча­тель­ное нера­вен­ство! Все бились — и ничего, а он взял и сва­лил. А Спар­так зато дока­зал труд­ней­шую теорему!

Зна­ме­ни­то­сти между тем не обра­щали на пыш­ную свиту ни малей­шего вни­ма­ния. Они нето­роп­ливо про­гу­ли­ва­лись по залу и зага­ды­вали друг другу музы­каль­ные задачки: тихонько насви­сты­вали или напе­вали мело­дии и уга­ды­вали ком­по­зи­тора. Потом зве­нел зво­нок, двери девя­того “А” закры­ва­лись, и школа ждала новостей.

Ново­сти бывали самые разные:

– Слы­шали? Неде­лин весь урок с учи­те­лем спо­рил. Тот дока­зы­вает свое, а этот — свое. Так до самого звонка и говорили.

– Хорошо ему, он все знает. А тут не успе­ешь спо­койно поси­деть на месте, как уже тянут к доске.

– Видели, Спар­так надел крас­ную майку? Под рубаш­кой про­све­чи­вает. Опять забьет голы биологам!

– Ну и что? Там учатся одни дев­чонки. А ребят — раз-два и обчелся. И все хилые. Не муд­рено их обыг­рать… Вот Попов скрипку новую купил! Такие кон­церты зака­ты­вает, что все соседи не спят.

– Да я сам живу под Спар­та­ком. На два этажа ниже. Зна­ешь, как он гре­мит на рояле! Что твоя скрипка! Рояль на все десять эта­жей слышно.

– Что ты очки наце­пил? Не на Витьку ли Попова хочешь быть похож? Ваш Витька сла­бак, фут­бол не гоняет. Смотри, зачах­нешь с этими очками. Лучше грамм здо­ро­вья, чем тонна знаний.

– Сам ты сла­бак! Я делаю зарядку каж­дый день. И прыг­нул дальше тебя!

Как видите, поклон­ники мате­ма­тики из всех клас­сов раз­де­ли­лись на два лагеря. Одни под­ра­жали задум­чи­вому, серьез­ному Попову, иро­ни­че­ски смот­ря­щему на шум­ные раз­вле­че­ния. Обо­жа­тели живого, муску­ли­стого Спар­така вос­хва­ляли спорт и пыта­лись сочи­нять стихи, кто знает – лучше или хуже тех, кото­рые Неде­лин печа­тал в каж­дом номере стен­га­зеты. Един­ствен­ное, на чем схо­ди­лись два лагеря, что мате­ма­тика – основа всей жизни.

Сыро­еж­кин, конечно, был сто­рон­ни­ком весе­лого Спар­така, хотя тот и не ока­зы­вал ему ника­ких зна­ков вни­ма­ния. А Попова семи­класс­ник сто­ро­нился после одного про­ис­ше­ствия. Сережка бежал по кори­дору, как вдруг резко рас­пах­ну­лась дверь и трес­нула его по голове. Слу­чай­ный винов­ник этого удара – Вик­тор Попов – был, видимо, занят сво­ими мыс­лями. Он и не взгля­нул на постра­дав­шего, лишь бро­сил на ходу:

– Эй, малыш, осторожнее!

Тут Сережка взбе­сился. Не потому, что полу­чил здо­ро­вен­ную шишку на лбу. Его взбе­сило само обращение.

– Какой боль­шой нашелся!… — про­це­дил он сквозь зубы. – Как дам сей­час по очкам, чтоб смот­рел, куда идешь!

Попов оста­но­вился, с удив­ле­нием огля­дел незна­ко­мую фигуру и неожи­данно спросил:

– Эй ты, заби­яка, скажи мне лучше, что такое «Аль­д­жебр и аль-мукабала»?

Сер­гей ничего не отве­тил. Он пошире рас­ста­вил ноги и сунул руки в кар­маны брюк.

– Пора бы знать, что это — мате­ма­ти­че­ское сочи­не­ние девя­того века, кото­рое дало назва­ние алгебре. – Попов гля­дел на заби­яку с явной иро­нией. – И между про­чим, моло­дой чело­век, про­фес­сора, кото­рые наве­щают нашу школу, назы­вают меня кол­ле­гой. Слы­шал? Коллегой.

На этом, соб­ственно, столк­но­ве­ние кончилось.

Витька Попов дав­ным-давно все забыл. А Сыро­еж­кин пом­нил. И быть может, именно после того слу­чая он при­ду­мал такую историю.

Вот он через два года – никому не извест­ный девя­ти­класс­ник – при­хо­дит в уни­вер­си­тет на мате­ма­ти­че­скую олим­пи­аду. Берет лист бумаги, читает усло­вия задач. Десять минут – и он подает комис­сии испи­сан­ный листок. В зале скри­пят вовсю перья, но он уда­ля­ется, даже не огля­нув­шись. Комис­сия читает его работу и дивится: «Кто такой этот Сыро­еж­кин? Нико­гда не посе­щал мате­ма­ти­че­ских круж­ков, не при­сут­ство­вал на засе­да­ниях сек­ции и так легко, игра­ючи нашел свои ост­ро­ум­ные реше­ния. Даже странно, что для него не суще­ствует нераз­ре­шен­ных задач…»

А на дру­гой день пове­сят плакат:

«Пер­вое место занял уче­ник девя­того класса Сер­гей Сыро­еж­кин. Почет и слава!…»

Витька Попов узнает об этом и про­тя­ги­вает руку при­ми­ре­ния: «Извини, кол­лега. Такие задачи не мог решить даже я…»

А что? Разве не может так быть? Сережка читал в одной книге, что зна­ме­ни­тая тео­рема Стокса появи­лась на свет, когда Стоке был сту­ден­том и отве­чал на экза­мене самому Макс­веллу. С тех пор тео­рема носит его имя. И тео­рема Релея дока­зана тоже на экза­мене. Так почему же не может быть открыта когда-нибудь тео­рема Сыроежкина?…

Но чаще всего, когда Сер­гей заду­мы­ва­ется, кем ему быть, мысли его ска­чут в пол­ном бес­по­рядке, и он удив­ля­ется сво­ему непостоянству.

«Почему ни с того ни с сего я начи­наю думать про Антарк­тиду, про марки Мада­га­скара и забы­ваю, что надо идти в школу? – фило­соф­ствует в такие минуты Сыро­еж­кин. – Я могу думать или не думать, учиться или лениться, делать что-нибудь или совсем ничего не делать. Почему, если я захочу, все выхо­дит быстро и хорошо – и уроки, и уборка дома, и кросс. Захочу – и не буду ни мате­ма­ти­ком, ни инже­не­ром, а буду шофе­ром, или гео­ло­гом, или, как отец и мать, кон­струк­то­ром. На уро­ках гео­гра­фии меня так и тянет уехать на Север, рабо­тать там на заводе и отды­хать в стек­лян­ном сана­то­рии. А на исто­рии – рас­ка­пы­вать скиф­ские кур­ганы, искать стрелы, щиты, копья и раз­га­ды­вать древ­ние пер­га­менты. И конечно, все­гда хочется быть кос­мо­нав­том!… Почему я такой, что сам себя не могу понять?»

И Сережка спра­ши­вает отца:

– Пап, а как ты узнал, что хочешь быть конструктором?

Он спра­ши­вает это, наверно, в сотый раз, хотя зара­нее знает все: как отец окон­чил школу, потом рабо­тал шофе­ром на сибир­ской стройке – водил здо­ро­вен­ные само­свалы, потом посту­пил в авто­стро­и­тель­ный и там встре­тил маму. И пока Павел Анто­но­вич – наверно, в сотый раз – с удо­воль­ствием вспо­ми­нает моло­дость, Сережка думает о своем:

«Почему-то раньше все было про­сто. Люди знали, кем они хотят быть, на кого надо учиться. А тут сто­ишь, как Илья Муро­мец перед кам­нем, и не зна­ешь: налево пой­дешь, направо пой­дешь или прямо пой­дешь? Даже тоска берет…»

И он опять вспом­нил ту самую собаку, кото­рая бежала за ним в тем­ноте. Так долго бежала, и на тебе – только он хотел подо­брать ее, при­не­сти домой, как она удрала. Чего она, глу­пая, испугалась?

– О чем ты дума­ешь? – спра­ши­вает отец, пре­рвав свой рассказ.

– Пап, а собака — умное суще­ство? Она пони­мает, что ей говоришь?

– По-моему, пони­мает. Когда слу­ша­ется, то понимает.

– А как понять чело­веку, что она чувствует?

– Наверно, надо научить ее гово­рить, – шутит отец.

– Пап, ты больше не рас­ска­зы­вай. Я все уже вспом­нил, что было дальше… Пап, я твердо решил: я буду ветеринаром.

– Ну, как зна­ешь! – Павел Анто­но­вич пожи­мает пле­чами и ухо­дит из комнаты.

Оби­делся, что ли?

– А вете­ри­нар — непло­хая спе­ци­аль­ность! – кри­чит за стен­кой отец.

Нет, не обиделся.

Павел Анто­но­вич воз­вра­ща­ется с томом энциклопедии.

– Сей­час мы про­чтем о вете­ри­на­рах, – гово­рит он.

«Непло­хая»! – про себя усме­ха­ется Сер­гей, пока отец читает вслух энцик­ло­пе­дию. – Лечить вся­ких кошек да коров. Ну и заня­тие!… Ничего они не пони­мают, эти взрос­лые. Ска­жешь что-нибудь неча­янно, а они уже раз­ви­вают. А что хочется узнать на самом деле, так они этого не знают. Да и откуда им знать, как пони­мать соба­чьи чув­ства!… Что же все-таки хотела та без­дом­ная двор­няга? Почему она убежала?”

Кто он, чемпион?

В вос­кре­се­нье Сыро­еж­кин встал рано. Не потому, что у него были неот­лож­ные дела. Про­сто утро выда­лось настолько яркое, све­жее после ноч­ного дож­дика, что было бы глупо валяться в постели. В такое утро все­гда чув­ству­ешь, что слу­чится что-то радост­ное или необык­но­вен­ное: ведь день будет длин­ным-пре­длин­ным и очень далек тот час, когда позо­вут спать.

В сосед­ней ком­нате было тихо, и Сережка хотел неза­метно ускольз­нуть из дома. Как можно осто­рож­нее взялся он за тугой замок, но тот все же пре­да­тель­ски щелкнул.

– Сережа! – Это мама зовет из сосед­ней ком­наты. Услышала.

– Чего?

– Сходи, пожа­луй­ста, за хле­бом. И не опаз­ды­вай на зарядку.

Зарядка бывает в восемь. Зву­чит горн. На фут­боль­ном поле стоит чело­век в крас­ной майке. Это мастер спорта Акулы­пин, он живет на тре­тьем этаже. Стоит и ждет, когда сбе­гутся ребята из всех подъ­ез­дов. Потом про­бежка, прыжки и игра в мяч. Как видите, зарядка совсем не скуч­ная, и Сережка не соби­ра­ется уви­ли­вать. А вот хлеб – это уже обя­зан­ность. Зачем ходить за ним, когда можно зака­зать на дом? Мама гово­рит так: из вос­пи­та­тель­ных целей, чтобы он, Сережка, не разленился.

– Две булки?

– Ну конечно. Ты же зна­ешь, – слы­шится из-за двери.

– Сей­час выяс­ним, одну мину­точку! – громко гово­рит Сер­гей и усме­ха­ется, пред­ста­вив недо­умен­ные лица родителей.

Он берет теле­фон­ную трубку, наби­рает три нуля подряд:

– Алло, спра­воч­ное? Где я могу купить две све­жие город­ские булки?

– Где вы живете? – бес­страстно спра­ши­вает автомат.

– Липо­вая аллея, дом пять.

После несколь­ких секунд мол­ча­ния авто­мат тем же тоном произносит:

– В вашем доме есть булочная.

– Спа­сибо, что напом­нили, – еле сдер­жи­вая смех, отве­чает Сыроежкин.

– Что он ска­зал? – кри­чит отец.

– Что булки еще горя­чие! И чтоб вы не опаз­ды­вали на гимнастику.

– А мы ни разу не опоз­дали! – хором отзы­ва­ются роди­тели и сме­ются над шут­кой Сережки.

Верно, на эту гим­на­стику все взрос­лые идут охотно, даже пен­си­о­неры. Под­ни­ма­ются в лиф­тах на деся­тый этаж и выхо­дят на крышу. Там – как во дворе: цветы, кусты, а посе­ре­дине пло­щадки и спор­тив­ные сна­ряды. Пен­си­о­неры, конечно, на коль­цах не под­тя­ги­ва­ются, только при­се­дают да машут руками. Зато Сереж­кин отец здо­рово кру­тит «солнце» на тур­нике и забра­сы­вает в кольцо бас­кет­боль­ный мяч.

В такую рань во дворе не было ни души. Побол­тать было не с кем, поэтому Сыро­еж­кин решил идти в самую даль­нюю булоч­ную: может, кого-нибудь встре­тит или уви­дит что-нибудь интересное…

Сережка мед­ленно выша­ги­вал под тени­стыми липами. Со сто­роны можно было поду­мать, что он погру­жен в свои мысли. Но это не так. Он играл: шел по зна­ко­мой улице, а видел ее совсем новой. Вот поса­жены дере­вья, вчера их еще не было. Тонень­кие, совсем палочки, и без листьев. Но ничего, скоро они набе­рут силу, зашу­мят на ветру… А вот буль­до­зеры наво­ро­тили кучу земли – ров­няют пло­щадку. Пока вал не убрали, здесь удобно пря­таться… Где-то слы­шен гул мотора. Надо закрыть глаза и уга­дать: обыч­ная машина или воз­душ­ная? Надо быст­рее уга­дать, пока шум нераз­бор­чи­вый. А потом про­ве­рить себя и пома­хать вер­то­лету с шашеч­ками на боку.

Внизу, за рекой, видна чаша ста­ди­она. Сережка смот­рит на нее, но видит не ста­дион, а камен­ные стены рим­ского Коли­зея. Сей­час он не семи­класс­ник школы кибер­не­ти­ков, он – отваж­ный гла­ди­а­тор; на нем не штаны и куртка, а желез­ные доспехи. Рычат в под­зе­ме­лье дикие звери. Он дол­жен схва­титься с тиг­рами и львами и пора­зить их своим мечом, чтобы остаться живым. И он чув­ствует тоску, как тот гла­ди­а­тор, кото­рый каж­дый день выхо­дил на арену рис­ко­вать жизнью…

Нет, пусть лучше будет ста­дион не Коли­зеем, а син­хро­фа­зо­тро­ном! Да, да, такой он и есть, син­хро­фа­зо­трон, самая боль­шая в мире машина – круг­лая, как цирк, гро­мада. Внутри нее носятся частицы, из кото­рых состоит атом­ное ядро. Конечно, эти частицы ни за что не уви­дишь про­стым гла­зом. Будь атом раз­ме­ром с фут­боль­ное поле, его ядро ста­нет про­сто мячом. Только вчера Сер­гей слы­шал об этом на уроке физики. Но сей­час он не про­сто Сер­гей, он – физик. Вот он берет фото­пла­стинки, про­стре­лен­ные части­цами, и под мик­ро­ско­пом видит следы, похо­жие на яркие, пуши­стые звезды. И начи­нает раз­мыш­лять: «Чьи же это следы?… Какая частица про­ле­тела? Гм, гм, загадочно…»

Вдруг уда­ряет ему в глаза сол­неч­ный луч, и он забы­вает, что минуту назад был физи­ком. Тем­неют вда­леке стены Кремля, и их охра­няет на высо­ком берегу стре­лец Сыро­еж­кин. Идет высо­кий ста­рик с пал­кой. Да это сам Иван Гроз­ный! Какой при­каз отдаст он сво­ему воину?

Гроз­ный оста­но­вился и спо­койно спросил:

– Скажи-ка, дру­жище, как пройти к мага­зину «Мил­лион мелочей»?

– Н‑не знаю, – рас­те­рянно про­ле­пе­тал Сережка. – То есть что я!… Знаю! Прямо, прямо и налево.

– Спа­сибо, – ска­зал, ничуть не уди­вив­шись, ста­рик. И пошел. Мед­ленно. Спо­койно. Но уже совсем не как Иван Грозный.

Две булки были куп­лены в конце Липо­вой аллеи. На обрат­ном пути, чтоб ско­ро­тать время, Сер­гей играл в вывески. Каза­лось бы, что тут такого: про­чти вывеску наобо­рот – вот и вся пре­муд­рость. Но при этом полу­ча­ются такие стран­ные слова, словно ты очу­тился в дру­гом мире.

АКЕТПА. МОНОРТСАГ. АКТСИЧМИХ.

Тьфу ты, язык можно сломать!

Сережка стал вспо­ми­нать фильм, кото­рый он видел совсем недавно. Очень инте­рес­ный фильм. «Встреча миров». Про анти­мир. Начи­на­ется с того, как ракета с Земли под­ле­тает к таин­ствен­ной пла­нете и пус­кает на раз­ведку лета­ю­щего робота. Тот начи­нает спус­каться и неожи­данно взры­ва­ется, словно атом­ная бомба. Ока­зы­ва­ется, этот анти­мир устроен совсем наобо­рот, чем Земля, Солнце и вообще Галак­тика: и пла­нета, и ее жители, и все-все осталь­ное состоит там из анти­ча­стиц – частиц с про­ти­во­по­лож­ными заря­дами. Потому стран­ный мир и назы­вают «анти», то есть «про­тив». Это открыли кос­мо­навты, кото­рые при­ле­тели с Земли. «У нас элек­трон отри­ца­тель­ный, – гово­рит коман­дир ракеты, – а у них поло­жи­тель­ный. Стоит только нашим и их части­цам столк­нуться, как про­ис­хо­дит взрыв…» В самом деле, занят­ный этот анти­мир: брось туда про­стой камень – взрыв, брось палку – взрыв, урони что-нибудь слу­чайно с ракеты – снова взрыв. Но пока кос­мо­навты, кото­рые в кино, дога­да­лись, куда они при­ле­тели, раз­го­ре­лась насто­я­щая война. Все в зале сидели не шеве­лясь. Нервы у всех напря­жены – так здо­рово закру­чено в картине.

И вот что еще инте­ресно, почему он и вспом­нил про этот фильм. В анти­мире все наобо­рот, даже право и лево: там, где у нас лево, – у них право. Жаль, что города анти­ми­рян пока­зы­вали только с высоты. Не раз­бе­решь, есть ли у них вывески. А так зда­ния вполне совре­мен­ные, похо­жие на пласт­мас­со­вые шары. И если у них все-таки есть вывески, то они чита­ются справа налево…

Сер­гей оста­но­вился, пора­жен­ный своим откры­тием, Он взгля­нул на вывески и тор­же­ственно про­из­нес, будто читал заклинание:

РОФРАФ. МОНОРТСАГ.

Все вокруг него мгно­венно изме­ни­лось. Он стоял на анти­земле, читал анти­вы­вески и смот­рел в холод­ное стекло анти­вит­рины. А из стекла на Сережку гля­дел анти­че­ло­век. Волосы заче­саны справа налево, кар­ман с пуго­ви­цей – слева, а часы – на пра­вой руке.

– При­вет! – ска­зал Сыро­еж­кин. – Я знаю, кто ты такой. Ты не про­сто мое отра­же­ние, а ты – Аже­рес. Сей­час я опаз­ды­ваю на зарядку, но в дру­гой раз мы с тобой обя­за­тельно потол­куем. Будь здо­ров, Ажерес!

Сер­гей, мах­нув рукой на про­ща­ние и полу­чив ответ­ный жест, побе­жал домой.

– Конечно, это я пере­хва­тил, что обе­щал с ним потол­ко­вать, – бор­мо­тал он, вер­нув­шись из анти­мира на Липо­вую аллею. – И все-таки здо­рово, что я встре­тил анти­че­ло­века. Почти анти­че­ло­века, – доба­вил он, поду­мав. – Во вся­ком слу­чае, даю голову на отсе­че­ние, что сердце у него с пра­вой стороны…

Во дворе на фут­боль­ном поле рез­ви­лись малыши. Все ясно: зарядку он про­пу­стил. Совсем неплохо было бы побе­гать с мячом, но что поде­ла­ешь, его задер­жал не кто-нибудь, а анти­че­ло­век! И Сережка, как только свер­нул за угол, понял, что это откры­тие при­не­сет ему славу. У край­него подъ­езда он заме­тил ребят. Раз собра­лись, зна­чит, что-то обсуж­дают или меня­ются ценностями.

Так и есть: слу­шают Витьку Смир­нова. Тот стоит с гор­дым видом – нос кверху, волосы растрепанные.

– Ребята! – ска­зал Сережка. – Я только что видел античеловека!

В одно мгно­ве­ние Смир­нов ока­зался в пол­ном оди­но­че­стве, ребята окру­жили Сыро­еж­кина. Ему при­шлось несколько раз повто­рять, как он читал вывески наобо­рот, как вспом­нил про анти­мир из фильма и заме­тил в вит­рине Аже­реса. Ока­за­лось, все видели «Встречу миров», и все заме­тили, что в анти­мире наобо­рот лево и право, но никто даже не дога­ды­вался, что совсем рядом, бук­вально в двух шагах, можно отыс­кать нечто похо­жее на античеловека.

Откры­тие тре­бо­вало немед­лен­ной про­верки, и потому ком­па­ния помча­лась на улицу читать вывески по методу Сыро­еж­кина и крив­ляться в вит­ри­нах. А Сережка поплелся домой: в тот самый момент, когда он све­тился в лучах славы, его оклик­нули с балкона.

Он без­ро­потно выслу­шал упреки матери, про­гло­тил свой зав­трак, отка­зался кататься по реке на кры­ла­том теп­ло­ходе и ожи­вился лишь тогда, когда решил, что обя­за­тельно ста­нет физи­ком и будет изу­чать антимир.

Но где нахо­дится этот анти­мир? Где его изу­чать – на

Земле или обя­за­тельно лететь в кос­мос? И как далеко туда лететь, и какая нужна ракета, и как избе­жать взрыва?… Десятки вопро­сов закру­жи­лись в голове Сережки. Все они тре­бо­вали немед­лен­ного обсуж­де­ния. И Сер­гей побе­жал к Вовке Король­кову, кото­рый все знал.

“Наверно, там с утра тор­чит Макар Гусев, – подумал

Сережка. – А с ним ника­кого раз­го­вора не получится.

Одни только глу­по­сти. Как бы изба­виться от Гуся?”

На вся­кий слу­чай Сыро­еж­кин при­бег­нул к мыс­лен­ному внушению.

– Гусак, сиди дома! Гусак, сиди дома! – твер­дил он, под­ни­ма­ясь по лест­нице в сосед­нем подъезде.

Точно! Пред­чув­ствие не обма­нуло Сыро­еж­кина: Гусак был тут как тут. Он возился на пло­щадке с тру­бой, обкле­ен­ной чер­ной бума­гой. Уви­дев одно­класс­ника, Гусев широко улыб­нулся и сказал:

– А‑а, Сыро­еж­кин, при­вет! Видишь трубу? Теле­скоп. Уве­ли­чи­вает в трид­цать раз. Наше с Про­фес­со­ром изоб­ре­те­ние. Хочешь, Сыро­еж­кин, пер­вым уви­деть звезд­ное небо?

– А где Про­фес­сор? – дело­вито спро­сил Сережа.

– Сей­час при­дет. Ты смотри, пока труба свободная.

Конечно, в яркий, сол­неч­ный день ника­ких звезд уви­деть было нельзя. Но Сережа все же нагнулся, при­льнул к круг­лому глазку. Его обо­жгло, осле­пило солнце. Огнен­ные копья словно про­ткнули глаз. Рас­те­рянно мор­гая, выти­рая ладо­нью катив­ши­еся слезы, стоял Сер­гей у окна. Он хотел под­дать ногой теле­скоп, но пожа­лел труд Профессора.

– Ну, что ты там уви­дел? – ехидно спро­сил Гусев.

– Такого бол­вана, как ты! – в серд­цах ска­зал Сережка и побе­жал по лест­нице. – Такого гуся лап­ча­того, как ты! – кри­чал он на бегу. – Нет, гусака! Тол­стого, очень про­тив­ного гусака!

Макар не погнался за ним. Он только высу­нулся из окна и рявкнул:

– Я тебе покажу гусака! Лучше не попадайся!

Солнце све­тило лас­ково. Остро, души­сто пахло моло­дой зеле­нью. Но мир казался Сережке серым, недоб­рым. Ему было горько, обидно. Он шел и думал: как ото­мстить вер­зиле, этому здо­ро­вен­ному, пол­ному ковар­ства Гусаку?

Сыро­еж­кин строил планы мести и один за дру­гим отвер­гал их. Лассо, кото­рым можно заар­ка­нить и при­вя­зать врага к дереву, напа­де­ние в тем­ноте, даже помощь при­я­те­лей – десять креп­ких кула­ков – все это Сер­гею не нра­ви­лось. Оста­ва­лось найти чудо­дей­ствен­ные капли, уде­ся­те­ря­ю­щие силы чело­века, и вызвать обид­чика на бой. Но где доста­нешь их рецепт?

Неожи­данно силь­ные руки схва­тили Сережку и под­няли высоко вверх!

– Вот он! – закри­чал кто-то оглу­ши­тельно громко. – Качай его!

Сережка очнулся. Он уви­дел флаги, спортс­ме­нов в ярких май­ках и бью­щие в глаза белые буквы на крас­ном полотне: ФИНИШ. Какие-то люди несли Сережку, под­няв над тол­пой, и кричали:

– Нашли! Нашли! Вот он — чемпион!

Толпа обо­ра­чи­ва­лась, рас­сту­па­лась, раз­гля­ды­вала Сыро­еж­кина, а он только хло­пал рес­ни­цами и вер­тел головой.

Кто-то схва­тил его за руку, подер­жал, шагая рядом, и удив­ленно сказал:

– Пульс нор­маль­ный! Не сердце, а часы!

– Он не запы­хался! – вос­тор­женно под­хва­тил дру­гой болель­щик. – Лег­кие – как куз­неч­ные мехи!

– Чем­пион… Чем­пион… ‑повто­ряли все вокруг.

Сережку поста­вили перед высо­ким креп­ким чело­ве­ком в белом костюме с алой повяз­кой на рукаве.

– Как тебя зовут, мальчик?

– Сер­гей Сыро­еж­кин, – удив­ленно ска­зал неожи­дан­ный чемпион.

– Где ты живешь? Где учишься?

– На Липо­вой аллее. В школе кибернетиков.

– Това­рищи! – закри­чал судья в белом костюме. – Неиз­вест­ный бегун – Сер­гей Сыро­еж­кин! Он живет здесь, в Октябрь­ском районе!

Толпа загу­дела.

– Моло­дец, – ска­зал судья Сыро­еж­кину. – Поздравляю!

– А за что? – удив­ленно спро­сил Сергей.

– Моло­дец, – повто­рил судья. – Нико­гда не надо зада­ваться. А зав­тра при­ходи в пять часов на ста­дион в сек­цию лег­кой атле­тики. Вот. – Он достал блок­нот, ото­рвал листок и что-то быстро напи­сал. – Здесь адрес и мое имя. При­ходи обя­за­тельно. Талант надо развивать.

Он повер­нулся к дру­гим судьям:

– Я думаю, можно засчи­тать бег Сыроежкина.

– А я про­те­стую! – резко отве­тил судья в тре­ни­ро­воч­ном костюме. – Сыро­еж­кина нет в спис­ках команды.

– Счи­тать! Счи­тать! Счи­тать! – загал­дели болель­щики. – Он из нашего района!

Судьи стали спо­рить, а Сережка тихо ото­шел в сто­рону, сжи­мая в руке листок. Чем­пи­она дру­же­ски хло­пали по плечу, ему гово­рили бод­рые слова, кто-то сунул ему моро­же­ное. На него диви­лись, как на чудо.

А чуду было очень неловко. Чудо все еще ничего не пони­мало. Чудо выбрало в шум­ной толпе спо­кой­ного тол­стяка с пал­кой и робко спросило:

– А что случилось?

– Нет, вы только посмот­рите на него! – громко ска­зал тол­стяк, напу­гав Сережку. Бежать было некуда: вокруг уже сто­яли плот­ным коль­цом болель­щики. – Он даже не пони­мает, что натво­рил, – про­дол­жал тол­стяк, стуча об асфальт пал­кой. – Талант­лив и чист душою!… Так вот, – чело­век накло­нился к Сережке, – наш район про­иг­ры­вал эста­фету сосе­дям. Мы уже решили, что дело кон­че­ное. Оста­вался послед­ний этап в четы­ре­ста мет­ров. Наш стоит, ждет палочку, а сопер­ник уже бежит, только пятки мель­кают. Как вдруг, откуда ни возь­мись, – ты! Вырвал у нашего недо­тепы палочку, догнал пер­вого, пере­гнал его, разо­рвал лен­точку и исчез. Про­сто удача, что ты живешь в нашем рай­оне. – Чело­век вдруг взмах­нул пал­кой и заго­ло­сил: – Засчи­тать Сыроежкина!

– Засчи­тать!!! – под­хва­тили сто­яв­шие вокруг люди.

Сережка сунул листок в кар­ман, неза­метно выбрался из толпы и бро­сился со всех ног прочь. Он не пони­мал, почему бежит от ярких фла­гов и шум­ных болель­щи­ков, не подо­шел к глав­ному судье и не объ­яс­нил ошибку. Все про­ис­ше­ствия утра – реши­мость стать физи­ком, удар солнца в глаза, жажда мести, неожи­дан­ная слава – все сме­ша­лось в голове Сережки и гнало его впе­ред. Пожа­луй, теперь он на самом деле мог поста­вить рекорд. Только сердце коло­ти­лось, как беше­ный маят­ник, а из лег­ких выры­вался какой-то стран­ный свист.

Он выско­чил на обры­ви­стый берег реки, упал на траву и долго лежал непо­движно, с закры­тыми гла­зами, слу­шая удары в груди, ловя ртом воз­дух. Отды­шался, пере­вер­нулся на живот и заме­тил неда­леко в кустах синюю куртку. Куртка как куртка, обык­но­вен­ная куртка. И все же что-то в этой куртке бес­по­ко­ило Сыро­еж­кина. Что-то чер­ное, малень­кое, бле­стя­щее тор­чало изпод синей куртки. Сережка посмот­рел вни­ма­тель­нее и выта­ра­щил глаза: это была неболь­шая элек­три­че­ская вилка для вклю­че­ния в сеть.

Сер­гей нико­гда еще не видел кур­ток, из-под кото­рых высо­вы­ва­ются такие необык­но­вен­ные хво­сты. Поэтому он тихонько под­полз к кусту, осто­рожно взял вилку и потя­нул к себе. Куртка вздрог­нула, заше­ве­ли­лась. Из куста прямо на Сережку вылез очень зна­ко­мый мальчишка.

Нет, совсем незна­ко­мый! Это был кто-то чужой. Но этот «кто-то» был выли­тый Сыро­еж­кин. Сер­гей посмот­рел на него широко откры­тыми гла­зами, и ему каза­лось, что это он сам вылез сей­час из куста и дивится на заби­яку, дер­нув­шего его за куртку. А маль­чик в синей куртке, живой двой­ник Сережки, тоже замер и смот­рел в глаза Сыро­еж­кину. На лице его ничего не отра­жа­лось – ни удив­ле­ния, ни улыбки. Оно было совер­шенно спокойным.

– Это твой штеп­сель, то есть вилка? – нако­нец ска­зал, при­ходя в себя, Сергей.

– Да, – ото­звался маль­чик в синей куртке немного скри­пу­чим голосом.

– А зачем она тебе? – опять спро­сил Сер­гей и услы­шал стран­ный ответ:

– Я пита­юсь электроэнергией.

– Ты… ‑Сер­гей помед­лил. – Ты… робот?

– Нет, я Элек­тро­ник, – так же спо­койно про­из­нес мальчик.

– Но ведь ты не человек?

– Да, я не человек.

Они сидели на траве совсем рядом и мол­чали. Сережка неза­метно рас­смат­ри­вал сво­его соседа. «Ну и пусть, что у него про­вод с вил­кой, – думал Сер­гей. – Зато с ним можно гово­рить спо­койно, по-чело­ве­че­ски, не то что с Гусаком…»

И вдруг Сережку осенило.

– Послу­шай, это ты бежал так быстро и обо­гнал всех? – вол­ну­ясь, спро­сил он.

– Я.

– Ты зна­ешь, мы с тобой очень похожи…

– Такое сов­па­де­ние обу­слов­лено мате­ма­ти­че­скими зако­нами, – объ­яс­нил маль­чик в синей куртке, и Сережку сразу успо­ко­ила его рассудительность.

– И ты это заметил?

– Да, заметил.

– Ты зна­ешь, меня при­няли за тебя. А насто­я­щий чем­пион — это ты!

– Может быть, я чем­пион, – согла­сился собе­сед­ник Сережки. – Но я совсем не хотел этого.

– Не хотел? Вот чудак!

– Ноги несли меня впе­ред, – про­дол­жал стран­ный маль­чик, – я не мог оста­но­виться. Поэтому, ско­рее всего, я не чемпион.

Тут Сережка вско­чил, стал рас­ска­зы­вать, как спо­рили судьи, как его качали и несли на руках. Маль­чик в синей куртке тоже встал и вни­ма­тельно смот­рел на Сыро­еж­кина. Его лицо было по-преж­нему спо­кой­ным и непо­движ­ным. Нет, он не зави­до­вал неожи­дан­ной славе Сережки, совсем не завидовал.

– Я нико­гда не видел, чтоб кто-нибудь бежал так быстро! – вос­тор­гался Сыро­еж­кин. – Если б судьи не ушли, я бы при­вел тебя и ска­зал: вот кто уста­но­вил миро­вой рекорд! Элек­тро­ник! А я‑то про­сто Сыроежкин…

– Сыро­еж­кин? – скри­пуче спро­сил Электроник.

– Ах да!… Мы еще не позна­ко­ми­лись. – Сер­гей про­тя­нул руку. – Зови меня Сережкой.

– Сережка Сыро­еж­кин, – мед­ленно повто­рил, словно запо­ми­ная, Элек­тро­ник. Его пра­вая рука осто­рожно взяла пальцы Сыро­еж­кина и сжала их так сильно, что Сережка вскрикнул.

– Извини, Сережка. – Элек­тро­ник посмот­рел на свою ладонь. – У меня запро­грам­ми­ро­вано, что с такой силой надо жать руку друга.

Сер­гей, при­пля­сы­вая, дул на пальцы. Он ничуть не обиделся.

– Ничего! Это очень даже здо­рово! Ты не умень­шай силу. Она нам еще при­го­дится… Рас­скажи о себе. Ты здесь живешь?

– Нет, только сего­дня приехал.

– Тогда я покажу тебе город! – обра­до­вался Сер­гей. – Сперва пой­дем в парк, купим моро­же­ное и съе­дим по четыре штуки.

– Я ничего не ем, – ска­зал Электроник.

– Совсем забыл! – Сережка мах­нул рукой и от души пожа­лел при­я­теля: – Не повезло тебе. Моро­же­ное куда вкус­нее элек­три­че­ского тока! Я могу клуб­нич­ного сразу четыре штуки проглотить!

– Я тоже гло­тал. Пред­меты… Когда пока­зы­вал фокусы, – уточ­нил Электроник.

– Фокусы? Здо­рово! Обя­за­тельно мне покажешь!

– Хорошо. Покажу.

Так, весело бол­тая, шли они к парку. И все встреч­ные огля­ды­ва­лись им вслед: не на каж­дом шагу встре­ча­ются такие похо­жие близнецы.

Фокусник всех времен

И вот они вхо­дят в парк. Их встре­чают румя­ный Клоун, Уче­ный чудак и забав­ный Мар­си­а­нин на ходу­лях. Им вру­чают маски золо­той лучи­стой звезды и страш­ного мед­ведя, в их честь гре­мит весе­лый марш, носится по орбите зна­ме­ни­тый спут­ник «Биб-бип» и взле­тают в небо малень­кие ракеты. В парке кар­на­вал, сего­дня всем весело, все сме­ются. И Сережка хохо­чет под мас­кой страш­ного мед­ведя, хва­тает за руку золо­тую улыб­ча­тую звезду, и они бегут к «чер­тову колесу». А потом взле­тают вверх, падают вниз, вер­тятся, вер­тятся и смот­рят с вышины на город. И еще кру­жатся на кару­сели, делают мерт­вые петли в само­ле­тах, взле­тают и при­зем­ля­ются в кос­ми­че­ском корабле. Все время вме­сте – Сережка и Элек­тро­ник. Все время рядом – Элек­тро­ник и Сережка.

А на малень­кой сцене идет кон­церт. Стоит на самом краю тон­кая девочка, вся в голу­бом, с ног до головы, даже шары в руке голу­бые, и поет песню:

Шары, шары,
Мои голу­бые шары,
Летите, шары,
Несите, шары,
Мечты моей порыв
Далеко, далеко,
Дальше крыш…

Почему вдруг умолк Сережка? Почему он стоит совсем тихо и смот­рит не на Элек­тро­ника, а на голу­бую девочку? Почему он не хло­пает, как все?

Выхо­дит на сцену кон­фе­ран­сье и говорит:

– Сего­дня дают кон­церт зри­тели. Вы только что слы­шали песню, кото­рую сочи­нила сама певица. Свои песни, свое испол­не­ние! Прошу не стес­няться!… Итак, акро­ба­ти­че­ский этюд пока­жут бра­тья Самоваровы.

Почему Сережка не смот­рит на акро­ба­тов Само­ва­ро­вых? Почему он вытя­нул шею и наблю­дает, как садится голу­бая девочка в пер­вом ряду? Почему тянет Элек­тро­ника к эстраде?

– Элек­тро­ник, – про­шеп­тал Сережка другу, – прошу тебя, выступи. Покажи фокусы.

– Я не знаю… ‑неуве­ренно ска­зал Электроник.

– Ну, милый, ну, Элек­троша, ну, про­де­мон­стри­руй! Фокусы, пони­ма­ешь, фокусы! Все сразу раз­ве­се­лятся, тебе будут хло­пать, и я — громче всех.

– Я покажу фокусы, – согла­сился Элек­тро­ник и пошел вме­сте с дру­гом за кулисы.

Сережка тро­нул за плечо кон­фе­ран­сье и стал ему объ­яс­нять, пока­зы­вая на маску золо­той звезды:

– Эта маска — мой друг. Он заме­ча­тель­ный фокус­ник. Я его про­сил, он согла­сился выступать.

Кон­фе­ран­сье стоял и кивал голо­вой: он понял все с полуслова.

– Как тебя объ­явить? – спро­сил он Электроника.

– Объ­явите про­сто, – ска­зала скри­пу­чим голо­сом маска. – Высту­пает вели­чай­ший фокус­ник всех вре­мен и наро­дов, кото­рый высту­пал когда-либо, высту­пает ныне или будет выступать.

Сережка улыб­нулся: «Ну и Элек­тро­ник! Насто­я­щий цир­ко­вой артист. Совсем не стес­ня­ется. И фокусы у него, наверно, замечательные».

А кон­фе­ран­сье поду­мал: «Ого! Вот это скром­ность!» Но он вышел и объ­явил так, как было ска­зано. Чутье под­ска­зы­вало ему, что в слу­чае про­вала вели­чай­шего фокус­ника зри­тели при­мут все за шутку.

– Сей­час ты им пока­жешь! – тихо ска­зал Сережка Элек­тро­нику, погля­ды­вая сквозь про­рези своей маски на голу­бую девочку в пер­вом ряду. – Я чув­ствую, что ты не только луч­ший в мире бегун, но и отча­ян­ный фокус­ник. Сними-ка, Элек­тро­ник, маску. Пусть тебя видят все!

– Сей­час я им все покажу, – невоз­му­тимо под­твер­дил Элек­тро­ник и послушно снял маску.

Фокус­ник вышел на сцену и под­нял руки. Все сна­чала смот­рели на руку и только потом уви­дели, что элек­три­че­ский рояль тро­нулся с места и, скрипя коле­си­ками, пока­тился за кулисы.

– Ерунда! – громко ска­зал маль­чишка из пер­вого ряда. – При­вя­зали веревку и тянут.

Но у кон­фе­ран­сье, сто­яв­шего за кули­сами, округ­ли­лись глаза: он видел, точно видел, что никто не тянет рояль! Рояль катился сам и отча­янно скри­пел коле­си­ками. Фокус­ник опу­стил руку, и рояль оста­но­вился. А голу­бая девочка при­под­ня­лась со сво­его места, чтобы видеть, что будет дальше.

Неожи­данно для зри­те­лей фокус­ник сде­лал саль­то­мор­тале, и по сцене запры­гали тон­кие сереб­ри­стые кольца. Они под­ска­ки­вали с при­ят­ным зво­ном и так ярко бле­стели, что зри­тели щурили глаза.

Тихо и плавно всту­пил оркестр. Фокус­ник повел рукой, и кольца пока­ти­лись по сцене, сде­лали круг, потом дру­гой, тре­тий. И вот, звеня и искрясь, они уже рас­ка­ти­лись в раз­ные сто­роны и закру­жи­лись, словно цир­ко­вые лошадки. А фокус­ник даже не смот­рел на них, закрыл глаза, уве­рен­ный, что все кольца послушны плав­ным дви­же­ниям его рук, что они кру­тятся волч­ком, зами­рают на месте, ска­чут вверх и вниз и ни одно не упадет.

Зри­тели апло­ди­руют, заглу­шая оркестр, и громче всех – маска мед­ведя. Сережка был вос­хи­щен. Что за чудо его друг! Он видел, как замерла голу­бая девочка. Какие у нее боль­шие груст­ные глаза… Вот она улыб­ну­лась! Моло­дец Элек­тро­ник! И он. Сережка, тоже моло­дец: сразу дога­дался, что Элек­тро­ник заме­ча­тель­ный фокус­ник. Если слу­чится, что они позна­ко­мятся, он так и пред­ста­вится: друг фокусника.

– Все понятно, – глу­бо­ко­мыс­ленно вымол­вил все­зна­ю­щий маль­чишка из пер­вого ряда. – У него в рукаве элек­тро­маг­нит. При­тя­ги­вает и оттал­ки­вает. Чудес на свете не бывает.

Бывают. Но рано или поздно они кон­ча­ются. И всем было очень жаль, что кольца вне­запно исчезли. Кольца ска­ти­лись все вме­сте, фокус­ник повер­нулся на мгно­ве­ние к зри­те­лям спи­ной – и вот уже ничего нет. Лишь кон­фе­ран­сье заме­тил, что кольца разом под­прыг­нули и ока­за­лись у фокус­ника на руке, словно браслеты.

А фокус­ник уже берет у кого-то из пуб­лики сига­рету, при­ку­ри­вает, бла­го­да­рит и выду­вает боль­шой клуб дыма. Пуши­стое облачко летит к пер­вому ряду.

– Он курит! – воз­му­ти­лась какая-то женщина.

– Это пона­рошку, это фокус, – успо­коил ее сосед.

Сережка смот­рит с недо­уме­нием на сига­рету в руке Друга, но в это время из дыма в пуб­лику посы­па­лись раз­но­цвет­ные платки. Крас­ные, голу­бые, жел­тые, зеле­ные, белые… Все вско­чили, захло­пали, засме­я­лись, стали ловить платки. А Элек­тро­ник пус­кал и пус­кал круг­лые белые облачка. Они, как малень­кие ядра, летели во все ряды, сея дождь весе­лых пара­шю­тов, кото­рые бра­лись неиз­вестно откуда.

Но вот шум стих, зри­тели усе­лись на места. Фокус­ник покло­нился и хрипло сказал:

– Пред­меты! Давайте мне предметы.

Вско­чил паре­нек и мигом собрал в шляпу часы, авто­ручки, рас­чески, кошельки. Зал затих. Шляпу с пред­ме­тами вру­чили фокуснику.

– Ап! – крик­нул фокус­ник и на гла­зах у всех про­гло­тил руч­ные часы с жел­тым ремеш­ком. – Ап!… Ап!… Ап!…

И за жел­тым ремеш­ком после­до­вали дру­гие пред­меты из шляпы. Часы фокус­ник гло­тал легко и непри­нуж­денно, словно вишни или сливы. Он втя­ги­вал в себя с при­сви­стом длин­ные авто­ручки, рас­чески и, не раз­ду­мы­вая, отправ­лял в рот кошельки. Только и слышалось:

– Ап!… Ап!… Ап!…

Зри­тели замерли. Сто­яла напря­жен­ная тишина.

– Все, – спо­койно ска­зал фокус­ник и покло­нился. Раз­да­лись жид­кие апло­дис­менты. Зри­тели ждали про­дол­же­ния. А фокус­ник пошел к кулисам.

– Эй, дру­жище! – крик­нули из рядов. – А часы-то не забудь отдать!

И тут все вско­чили. Фокус­ник спрыг­нул со сцены, под­бе­жал к забору и, сде­лав гигант­ский пры­жок, пере­мах­нул через него. Зри­тели бро­си­лись за ним. Они, конечно, не знали, что фокус­ник бежит не по своей воле: его, как и утром, неожи­данно погнало впе­ред силь­ное напря­же­ние элек­три­че­ского тока, вклю­чен­ного рас­се­ян­ным про­фес­со­ром. Зри­тели ничего не знали о фокус­нике, они бежали за сво­ими вещами. Но догнать маль­чишку не могли.

Кон­фе­ран­сье рас­те­рянно огля­ды­вался. Друг фокус­ника в маске мед­ведя тоже исчез. На стуле лежала лишь забы­тая кар­тон­ная звезда.

– Я гово­рил, что жулик! – вос­хи­щенно кри­чал маль­чишка из пер­вого ряда. – Знаем мы этих фокус­ни­ков! Не догнали? Ха-ха!

А голу­бая девочка спо­койно сто­яла среди сума­тохи и раз­гля­ды­вала про­зрач­ный пла­ток. На нем была забав­ная мор­дочка со вздер­ну­тым носом и непо­нят­ное слово: «Элек­тро­ник».

Все об Электронике

Алек­сандр Сер­ге­е­вич Свет­ло­ви­дов, уче­ный кибер­не­тик, сидел в гости­нице и ждал про­фес­сора. Из пута­ных объ­яс­не­ний дирек­тора и гор­нич­ной он не мог пред­ста­вить, что про­изо­шло здесь за те пол­часа, пока он ехал от инсти­тута до «Дуб­ков». Чемо­дан, кото­рый с тру­дом при­несли четыре чело­века, стоял пустой. Куда дева­лось содержимое?

Свет­ло­ви­дов вспом­нил, что про­фес­сор в раз­го­воре упо­ми­нал про сюр­приз. Но что это за сюр­приз, кото­рый исче­зает из ком­наты на вто­ром этаже, мино­вав дверь?

Гость несколько раз выхо­дил на улицу, про­гу­ли­вался у подъ­езда. Нако­нец под­нялся в номер, уселся в кресло, решил ждать здесь. Ино­гда он вска­ки­вал, под­хо­дил к зер­калу, при­дир­чиво осмат­ри­вал узел на гал­стуке и не упус­кал слу­чая покри­ти­ко­вать себя.

«Ну кто ска­жет, глядя на это моло­дое лицо и румя­ные щеки, – иро­ни­зи­ро­вал над собой Свет­ло­ви­дов, – что перед ним без пяти минут док­тор наук! Нет, това­рищ Свет­ло­ви­дов, ни парад­ный костюм, ни стро­гий про­бор, ни даже эти малень­кие усы не при­дают вам солид­ной внеш­но­сти. Пред­по­ло­жим, что Гель Ива­но­вич Гро­мов увле­чен сво­ими мыс­лями и меньше всего обра­щает вни­ма­ние на воз­раст собе­сед­ника. Но он ведь может легко уста­но­вить, как мало ори­ги­наль­ных идей рож­да­ется в этой голове… Если бы коэф­фи­ци­ент ее полез­ного дей­ствия был равен хоть одной сотой про­фес­сор­ского!… Однако это уже зависть. Хва­тит фило­соф­ство­вать! – оста­но­вил себя кри­тик. – Сядем и поста­ра­емся вычис­лить, учи­ты­вая все обсто­я­тель­ства про­ис­ше­ствия, когда вер­нется профессор».

Свет­ло­ви­дов любил про­фес­сора Гро­мова. От него все­гда ухо­дишь с запа­сом луч­ших чувств и мыс­лей. И долго потом вспо­ми­на­ешь доб­ро­душ­ный, по-дет­ски азарт­ный смех, грустно-весе­лый взгляд и забав­ные клубы дыма, выле­тав­шие из длин­ной про­фес­сор­ской трубки.

Кибер­не­тики и физио­логи ино­гда спо­рили из-за Гро­мова. И те и дру­гие счи­тали про­фес­сора спе­ци­а­ли­стом в своей обла­сти. Но эти малень­кие раз­но­гла­сия были несу­ще­ственны. Гро­мов охотно отда­вал себя обеим нау­кам, кото­рые, кстати говоря, тесно сотруд­ни­чали. Ста­тьи и выступ­ле­ния про­фес­сора о голов­ном мозге про­яс­няли неко­то­рые загадки чело­ве­че­ского мыш­ле­ния; физио­логи и врачи-пси­хи­атры с инте­ре­сом обсуж­дали и про­ве­ряли его гипо­тезы. А кибер­не­тики вопло­щали его идеи в ори­ги­наль­ных схе­мах элек­трон­ных машин.

Все знали, что сам Гель Ива­но­вич увле­ка­ется на досуге игруш­ками-авто­ма­тами: он собрал гово­ря­щего попу­гая, пою­щую соба­чью голову, обе­зьяну, пока­зы­ва­ю­щую фокусы. Одни счи­тали их про­сто забав­ными, дру­гие гово­рили, что в игруш­ках зало­жены инте­рес­ней­шие схемы слуха, дви­га­тель­ных цен­тров, речи буду­щих кибер­не­ти­че­ских авто­ма­тов, кото­рые еще уди­вят чело­ве­че­ство. А чело­ве­че­ство пока ничего не знало про гени­аль­ные игрушки, кото­рые были заперты в про­фес­сор­ской лаборатории.

Свет­ло­ви­дов вспом­нил, как лет десять назад он, тогда еще моло­дой инже­нер, при­е­хал в город сибир­ских уче­ных – Сине­горск и, выпол­няя обыч­ное коман­ди­ро­воч­ное зада­ние, несколько дней меч­тал встре­титься со зна­ме­ни­тым Гро­мо­вым. Нако­нец он позво­нил ему и напро­сился в гости. От гости­ницы до Вычис­ли­тель­ного цен­тра Свет­ло­ви­дов шел пеш­ком. Моро­сил мел­кий, скуч­ный дождь, на ули­цах не было ни души. И вот неда­леко от кор­пу­сов цен­тра Алек­сандр Сер­ге­е­вич уви­дел стран­ного про­хо­жего. В рас­стег­ну­том плаще, без шляпы, не обра­щая вни­ма­ние на дождь, шагал он вокруг фонаря и что-то быстро запи­сы­вал на клочке бумаги. Свет­ло­ви­дов узнал Громова.

– Вы при­были в самый нуж­ный момент, – ска­зал про­фес­сор, беря под руку инже­нера. – Идемте!

– Но вы же про­сту­ди­тесь, Гель Ива­но­вич! – вос­клик­нул Свет­ло­ви­дов. – Идет дождь, а вы без голов­ного убора.

– Ничего не слу­чится, – мягко улыб­нулся Гро­мов. – Я вышел встре­чать вас и увлекся одной мыс­лью. А когда голова горя­чая, ей не страшна ника­кая сырость.

Они при­шли в неболь­шую ком­нату, устав­лен­ную при­бо­рами, и сразу же взя­лись за дело. Соб­ственно, опыт напо­ми­нал увле­ка­тель­ную игру. В сосед­нем зале, как разъ­яс­нил про­фес­сор, нахо­ди­лись два объ­екта – Икс и Игрек. Один из них был ста­рый помощ­ник Гро­мова по фами­лии Пум­по­нов. Дру­гой объ­ект – элек­тронно-счет­ная машина.

Про­фес­сор уса­дил Свет­ло­ви­дова за стол с двумя теле­граф­ными аппа­ра­тами. Над ними висели листочки с бук­вами “X” и “У”: каж­дый из двух неви­ди­мых Свет­ло­ви­дову игро­ков поль­зо­вался своим аппа­ра­том. Пра­вила игры были очень про­стые: гость мог зада­вать Иксу и Игреку любые вопросы и в тече­ние полу­часа отга­ды­вать, кто из отве­ча­ю­щих – машина и кто – человек.

Свет­ло­ви­дов и сей­час пом­нит свои вопросы и ответы Икса и Игрека.

Сна­чала он спро­сил, кому сколько лет.

Икс про­те­ле­гра­фи­ро­вал:

– Восемь­сот.

Ответ Игрека содер­жал меньше вымысла:

– Пять­де­сят.

Затем Алек­сандр Сер­ге­е­вич задал еще два раз­ве­ды­ва­тель­ных вопроса:

– Как давно зна­ете вы про­фес­сора? Как вы к нему относитесь?

Икс отсту­чал на теле­граф­ной ленте:

– Три­ста пять­де­сят лет. Побаиваюсь.

Игрек отве­чал иначе:

– Всю жизнь. Обожаю.

Садясь к теле­граф­ным клю­чам, Свет­ло­ви­дов довольно легко пред­ста­вил себе так­тику неви­ди­мых игро­ков. Чело­век не может при­ки­нуться маши­ной, его сразу же выдаст мед­ли­тель­ность счета. Сле­до­ва­тельно, машина в своих отве­тах должна хит­рить, обма­ны­вать, при­ки­ды­ваться чело­ве­ком. А чело­веку (Пум­по­нову) ничего не оста­ва­лось, как гово­рить только правду. Как выяс­ни­лось потом, эта логи­че­ская система ока­за­лась пра­виль­ной. И все-таки Икс и Игрек сбили Свет­ло­ви­дова с толку.

После пер­вых отве­тов он поду­мал: «Иксу восемь­сот лет. Фан­та­зия. Навер­ное, это машина».

Но торо­питься с отве­том Свет­ло­ви­дов не хотел. Он решил про­ве­рить их в счете. Он задал Иксу про­стую задачу:

– При­бавьте 928 714 к 47 218.

Икс поду­мал трид­цать секунд и суммировал:

– 975 932.

Свет­ло­ви­дов – Игреку:

– Сло­жите 723 022 и 252 910.

Через пол­ми­нуты зара­бо­тал теле­граф­ный аппа­рат Игрека:

– 975 932.

«Эге, – ска­зал себе инже­нер, – и тот и дру­гой думали пол­ми­нуты. Кто-то хитрит!»

И он обру­шился с серией вопро­сов на Игрека:

– Про­чтите начало пер­вой главы «Евге­ния Оне­гина» Пушкина.

– «Мой дядя самых чест­ных пра­вил…» ‑немед­ленно отклик­нулся Игрек.

– Не дума­ете ли вы, – спро­сил Свет­ло­ви­дов, – что зву­чало бы точ­нее так: «Мой дядя самых чест­ных качеств»?

– Это нару­шило бы рифму, испор­тило стих, – весьма логично заме­тил Игрек.

– А если ска­зать так: «Мой дядя самых сквер­ных пра­вил»? Как вы помните, Оне­гин не иде­а­ли­зи­ро­вал сво­его дядю. И рифма в этом слу­чае в порядке.

Ответ Игрека был убийственный:

– Зачем оби­жать дядю? Наде­юсь, вы это не серьезно?

Выте­рев пот со лба, Алек­сандр Сер­ге­е­вич взялся за Икса. Он так и не решил, кто такой Игрек. Могла ли машина быть столь ост­ро­ум­ным собе­сед­ни­ком? Конечно, могла, раз ее обу­чал про­фес­сор. Что каса­ется помощ­ника Пум­по­нова, то с его харак­те­ром и настроем ума Свет­ло­ви­дов не был еще знаком.

Итак, оче­редь за Иксом. Удастся ли раз­га­дать, кто он?

– Вы игра­ете в шах­маты? – спро­сил инженер.

Икс отве­тил коротко:

– Да.

Свет­ло­ви­дов пред­ло­жил ему решить этюд:

– У меня только король на е8, дру­гих фигур нет. У вас — король на е6 и ладья на h. Как вы сыграете?

Икс после трид­цати секунд мол­ча­ния отсту­кал на ленте решение:

– Лh8. Вам мат.

Кажется, гость про­иг­ры­вал игру… Про­шло уже два­дцать пять минут. Гель Ива­но­вич дымил труб­кой и лукаво погля­ды­вал на коллегу.

«Какой же задать вопрос?» – мучи­тельно думал Светловидов.

Он спро­сил самое простое:

– Что вы любите больше всего?

Ответы были про­сто­душны и откровенны.

Икс:

– Кино­фильмы.

Игрек:

– Люблю конфеты.

«Кто же хит­рит? – воз­му­тился Свет­ло­ви­дов. – Смот­рит ли машина кино? Нет. А как насчет кон­фет? Неужели я поглу­пел? И все же – спо­кой­ствие. Надо разо­браться детальнее».

– Какие кар­тины вы видели за послед­нее время? – спро­сил он у Икса.

– Загра­нич­ные. «Смерть за два гроша», «Нака­за­ние», «Источ­ник силы».

Назва­ния были незна­комы Свет­ло­ви­дову. Он попро­сил уточнить:

– Пере­ска­жите сюжет пер­вой картины.

Икс начал рассказ:

– Девушка и рабо­чий парень влюб­лены друг в друга. Но на их жиз­нен­ном пути встре­ча­ются бан­диты. Один из них, по кличке Каро, еще похож на чело­века, а осталь­ные про­сто мер­завцы. Они хотят вовлечь парня в свои дела, и тут гре­мят выстрелы. Один. Дру­гой. Тре­тий… Я насчи­тал две­сти сем­на­дцать выстрелов…

Настолько увле­ка­тель­ным пока­зался Свет­ло­ви­дову этот рас­сказ, что он пре­рвал Икса на полу­слове, протелеграфировав:

– Довольно!

Отки­нулся на спинку стула, устало сказал:

– Это человек.

– Вот вы и уга­дали! – искренне обра­до­вался Гро­мов. – А ваши пер­во­на­чаль­ные мысли, как я заме­тил, были абсо­лютно точ­ными: машина лгала, а чело­век гово­рил правду. Но сей­час я позна­комлю вас с моим помощ­ни­ком, и вы пой­мете, почему он все-таки водил вас за нос.

Свет­ло­ви­дов вспо­ми­нает сгорб­лен­ного живого ста­рика. На его лице очень много мор­щин, они то и дело сбе­га­ются в хит­рую улыбку, и тогда глаза кажутся малень­кими зеле­ными точ­ками. Пум­по­нов в игре не хит­рил и на все вопросы отве­чал весьма про­сто­душно и точно, высту­пая под псев­до­ни­мом Икс. Он был очень стар и чисто­сер­дечно уве­рял всех, что живет на свете восемь­сот лет и из них вот уже три­ста пять­де­сят лет помо­гает про­фес­сору. «Что поде­ла­ешь, – ска­зал он, – именно столько я насчи­тал. Уж вы изви­ните ста­рика за достав­лен­ную непри­ят­ность». Он отлично играл в шах­маты и пре­выше всего любил кино­фильмы. Эта страсть его и выдала.

Что каса­ется элек­трон­ной машины – ковар­ного Игрека, – то она в самом деле хит­рила, даже мед­лила с отве­том в счете, ста­ра­ясь сбить с толку вопрошающего.

А больше всех был дово­лен опы­том про­фес­сор. Он зара­зи­тельно сме­ялся, вспо­ми­ная забав­ные ответы Икса и Игрека, и изоб­ра­жал в лицах всех трех игро­ков. В самом деле, ему ловко уда­лось запро­грам­ми­ро­вать хит­рость машины!

Тот вечер был осо­бен­ным. Они пили креп­кий чай в каби­нете Геля Ива­но­вича, и про­фес­сор вспо­ми­нал моло­дые годы, когда он был влюб­лен в море, посту­пил мат­ро­сом на тор­го­вое судно и совер­шил кру­го­свет­ное пла­ва­ние. Гость рас­ска­зы­вал весе­лые сту­ден­че­ские исто­рии. А Пум­по­нов после чая повел гостя в мастер­скую и зака­зал в его честь несколько песе­нок соба­чьей голове. Она про­пела их, ста­ра­тельно откры­вая пасть и вра­щая бле­стя­щими стек­лян­ными гла­зами, и этот малень­кий кон­церт был очень тро­га­тель­ным – ведь вся­кий раз элек­трон­ный мозг сочи­нял новую песенку.

Потом ста­рик пустил по полу игрушки. Чере­пахи, два лиса – чер­ный и крас­ный – кру­жи­лись по ком­нате и слу­ша­лись хозя­ина, словно они были живые и высту­пали перед пуб­ли­кой в зоо­парке. Только длин­ный про­вод, соеди­няв­ший их с элек­тро­се­тью, напо­ми­нал о том, что это механизмы.

С одним из этих лисов, крас­ным, немного похо­жим на таксу и более рез­вым, чем его тем­ный собрат, была свя­зана одна весьма печаль­ная история.

Одна­жды Пум­по­нов при­шел в мастер­скую и стал тре­ни­ро­вать лиса. Он коман­до­вал в мик­ро­фон и так увлекся сооб­ра­зи­тель­но­стью меха­низма, что не заме­тил, как его ноги опу­тал про­вод. Пум­по­нов хотел оста­но­вить лиса, но, к сво­ему несча­стью, забыл нуж­ную команду. Он кри­чал лису: «Хва­тит! Довольно! Не балуй! Стой!…» Лис не обра­щал на крики ника­кого вни­ма­ния, про­дол­жая бегать вокруг чело­века, и так крепко затя­нул про­вод, что бед­няга не мог шевель­нуться. Крикни Пум­по­нов самое про­стое слово «Стоп!» – и лис встал бы как вко­пан­ный: он слу­шался только этой команды, а дру­гих, даже слова «стой» про­сто не знал. Ста­рик сла­бе­ю­щим голо­сом про­сил, умо­лял лиса оста­но­виться и с тос­кой смот­рел на розетку, в кото­рую была вклю­чена игрушка. Но, увы, дотя­нуться до нее не мог…

Когда Гро­мов загля­нул в мастер­скую, он нашел сво­его помощ­ника лежа­щим на полу без созна­ния, крепко обмо­тан­ного про­во­дом. Про­фес­сор ска­зал нуж­ное слово – лис тот­час затих. Гро­мов с тру­дом при­вел ста­рика в чув­ство, и тот, открыв глаза, пожа­ло­вался: «Как мало он еще пони­мает… Я рабо­таю у вас три­ста пять­де­сят лет и не видел еще такого глу­пого лиса». На что Гель Ива­но­вич отве­тил: «Сове­тую впредь быть осто­рож­нее. Вы можете таким обра­зом или что-нибудь изоб­ре­сти, или погибнуть».

… Свет­ло­ви­дов так углу­бился в вос­по­ми­на­ния, что не заме­тил, как в ком­нату вошел про­фес­сор. Зна­ко­мый голос под­нял гостя с кресла.

– Изви­ните, – ска­зал Гро­мов, – я вас заста­вил ждать.

– Нако­нец-то! – обра­до­вался Свет­ло­ви­дов. – Вас я готов ждать хоть всю жизнь. Но что случилось?

Как родился Электроник

– Сюр­приза не будет, – изви­ня­ю­щимся тоном про­из­нес Гро­мов. – Сюр­приз, Алек­сандр Сер­ге­е­вич, про­сто сбежал.

– Как — сбе­жал? – уди­вился Светловидов.

– А вот так. Прыг­нул в окно — и был таков.

Только теперь Свет­ло­ви­дов обра­тил вни­ма­ние на вид про­фес­сора: гал­стук съе­хал набок, рукав в известке.

– Ну, не будем так огор­чаться, – бодро ска­зал Свет­ло­ви­дов. – Для начала почи­стимся и умоемся.

Про­фес­сор с удо­воль­ствием отдал ему пиджак, гал­стук и достал из дорож­ного чемо­дана куртку.

– Сразу как дома! – ска­зал он, наде­вая куртку.

Свет­ло­ви­дову не тер­пе­лось узнать, кто же в конце кон­цов прыг­нул в окно. Но не сто­ило под­ли­вать масла в огонь: Гро­мов и так был расстроен.

– Не хотите ли позав­тра­кать? – пред­ло­жил Светловидов.

– Пока я гнался за этим сюр­при­зом, – крик­нул Гро­мов из ван­ной, – я очень про­го­ло­дался и зашел в кафе! Между про­чим, там рабо­тает пова­ром быв­ший кора­бель­ный кок. Еще раз при­ношу глу­бо­кие изви­не­ния, что заста­вил вас ждать, но мы с коком вспо­ми­нали каж­дый свои пла­ва­ния… А теперь, – про­дол­жал про­фес­сор, вер­нув­шись в гости­ную, – могу вам открыть этот неболь­шой секрет.

И он рас­ска­зал, что про­изо­шло утром. Свет­ло­ви­дов, слу­шая Гро­мова, сме­ялся и хму­рился, качал голо­вой и взвол­но­ванно ходил по ком­нате – верил и не верил. Элек­тро­ник – кибер­не­ти­че­ский и в то же время совсем как живой маль­чик; это дей­стви­тельно сюр­приз кон­грессу кибер­не­ти­ков. Чутьем уче­ного гость пони­мал, сколько труда, новых идей вло­жено в необыч­ное созда­ние, и с нетер­пе­нием ждал разъ­яс­не­ний. Но сна­чала надо было что-то предпринять.

– Я позвоню в мили­цию, – пред­ло­жил он, – попрошу найти его.

– Но как вы объ­яс­ните ситу­а­цию? Мне не хоте­лось бы раз­гла­шать сек­рет до откры­тия кон­гресса, – ска­зал Гро­мов. – О, эта чудо­вищ­ная моя рас­се­ян­ность! Я совсем забыл о раз­нице напря­же­ний в элек­тро­сети. И вот печаль­ные послед­ствия… Как вы дога­ды­ва­е­тесь, мышцы Элек­тро­ника полу­чили уси­лен­ный сиг­нал био­то­ков и погнали его с огром­ной ско­ро­стью. А если он столк­нулся с кем-нибудь или подрался? Он же свер­нет нор­маль­ному чело­веку шею!

– Будем наде­яться на хоро­шее вос­пи­та­ние, – шут­ливо заме­тил Светловидов.

Он вызвал по видео­те­ле­фону дежур­ного мили­ции и, назвав себя, попро­сил срочно разыс­кать в городе маль­чика три­на­дцати лет по имени Элек­тро­ник. Уче­ный опи­сал его при­меты, в том числе и спо­соб­ность быстро бегать, и дого­во­рился, что, как только будут какие-то све­де­ния, ему немед­ленно позво­нят. Рас­про­стра­няться о дру­гих осо­бен­но­стях Элек­тро­ника он не стал.

– Про­стите мое любо­пыт­ство, – ска­зал он, обер­нув­шись к Гро­мову, – но мне не тер­пится услы­шать исто­рию с самого начала. Время у нас есть.

– А вы раз­ре­шите мне дымить? Иначе я не умею рассказывать.

Про­фес­сор долго рас­ку­ри­вал трубку. Глаза его каза­лись груст­ными. Но вот в них раз­го­релся лука­вый ого­нек. Гро­мов взъеро­шил пыш­ную седую шеве­люру и зады­мил с явным удовольствием.

– Так вот, – ска­зал он, – есть у меня дав­ниш­ний при­я­тель Нико­лай, очень хоро­ший хирург. Почему я с него начал, вы сей­час пой­мете. Все наши встречи про­хо­дят в бес­ко­неч­ных спо­рах. Пред­ставьте, кол­лега, что вам при­шлось гово­рить с чело­ве­ком, кото­рый счи­тает свой разум чуть ли не совер­шен­ством при­роды… Вы улы­ба­е­тесь. В самом деле, вопрос почти не для спора. Но надо было видеть напы­щен­ность моего при­я­теля, когда он начи­нал раз­гла­голь­ство­вать о слож­но­сти чело­ве­че­ского орга­низма, совер­шен­стве мозга и про­чем, про­чем. Я сна­чала тоже улы­бался, потом сер­дился, нако­нец, напо­ми­нал о том, что чело­век живет в опре­де­лен­ных усло­виях и обычно исполь­зует лишь малую часть мощ­но­сти своей памяти. В самом деле, иной школь­ник или сту­дент с вели­ким тру­дом пере­ва­ри­вает неко­то­рые пред­меты. А ведь школь­ная или инсти­тут­ская про­граммы – это лишь крохи того, что мог бы усво­ить обыч­ный чело­век. Если бы он пус­кал в ход хотя бы поло­вину резер­вов мозга, он игра­ючи выучил бы сорок язы­ков, окон­чил бы деся­ток уни­вер­си­те­тов и легко бы запом­нил всю Боль­шую совет­скую энциклопедию.

Нико­лай упор­ство­вал. Он выстав­лял такой аргумент:

«И все-таки, что бы вы ни гово­рили об огра­ни­че­ниях разума, гений может все».

«Но он рас­пла­чи­ва­ется за гени­аль­ность тяже­лым тру­дом, – напо­ми­нал я. – Гений ломает рамки, постав­лен­ные чело­веку при­ро­дой. Он обра­ба­ты­вает боль­шое коли­че­ство инфор­ма­ции. Вспом­ните: когда у Эйн­штейна спра­ши­вали, сколько часов длится его рабо­чий день, он при­ни­мал это за шутку. Рабо­чий день уче­ного не имеет ни конца, ни начала. А сей­час, когда на уче­ных нахлы­нула бук­вально лавина накоп­лен­ных зна­ний и новых откры­тий, их поло­же­ние стало осо­бенно труд­ным. Объем и слож­ность задач, кото­рые ста­вит перед нау­кой про­из­вод­ство, год от года уве­ли­чи­ва­ются. Я знаю слу­чай, когда один мате­ма­тик потра­тил трид­цать лет напря­жен­ного труда, чтобы решить только одну про­блему. А сколько инте­рес­ных вопро­сов оста­ется пока в сто­роне, потому что на их раз­ре­ше­ние не хва­тит всей чело­ве­че­ской жизни! Так что чело­век давно осо­знал свое несо­вер­шен­ство и напра­вил силу на созда­ние устройств, кото­рые облег­чат пере­ра­ботку и усво­е­ние информации».

Здесь Нико­лай пола­гал, что он имеет право на иро­нию. Он спра­ши­вал, зара­нее зная ответ:

«Может быть, вы гово­рите о машинах?»

Я под­твер­ждал:

«Конечно».

«Мне вас жаль, – гово­рил Нико­лай. – Вы тра­тите месяцы труда, чтобы объ­яс­нить машине, как решить про­стую гео­мет­ри­че­скую задачу, или, как вы выра­жа­е­тесь, запро­грам­ми­ро­вать эту задачу. Тогда как я, несве­ду­щий в мате­ма­тике чело­век, могу решить ее за пол­часа. Про­стите, чему же может эта машина научить меня?»

Нико­лай был прав: обу­чить машину все­гда слож­нее, чем чело­века. И я не скры­вал от него труд­но­стей. Я напо­ми­нал моему само­влюб­лен­ному при­я­телю, как он решает про­стую задачу. Он, конечно, пола­гает, что в эти самые пол­часа он обра­ба­ты­вает и отби­рает опре­де­лен­ное коли­че­ство инфор­ма­ции, то есть ищет путь реше­ния задачи, опи­ра­ясь на свои зна­ния, на про­грамму, зало­жен­ную в него в годы уче­ния. Нико­лай кивал головой:

«Да, именно так».

Но разве это все? Нико­лай про­сто не осо­зна­вал, что, когда он берется за каран­даш, за его пле­чами не только школь­ные уроки, заучен­ные фор­мулы и пра­вила, а вся жизнь. В дет­стве он пол­зал, ходил, бегал, раз­би­вал нос и колени и таким обра­зом позна­ко­мился с про­стран­ством. В школе он масте­рил при­боры и модели, стро­гал, пилил, учил гео­мет­рию и узнал, что наша пла­нета круг­лая. Нако­нец, он свя­зан неви­ди­мыми нитями со всей Зем­лей: мил­ли­арды ощу­ще­ний – физи­че­ских, хими­че­ских, маг­нит­ных, элек­три­че­ских – пере­пле­тены в нем в слож­ный клу­бок пси­хи­че­ской дея­тель­но­сти. Все это – неосо­знан­ная инфор­ма­ция, кото­рой рас­по­ла­гает взрос­лый человек.

Такие, как Нико­лай, нико­гда о ней не вспо­ми­нают, счи­тая свои успехи само собой разу­ме­ю­щи­мися. А зало­жите вы в машину эту инфор­ма­цию да еще зна­ния, и она про­явит такую же муд­рость, как и мой при­я­тель, если не больше…

Про­фес­сор улыб­нулся, раз­бив сво­его про­тив­ника, и тут же оправ­дал его:

– Однако я зря наки­нулся на при­я­теля. Все эти споры были очень полезны, они отте­няли труд­но­сти моей задачи, вызы­вали необ­хо­ди­мые сомне­ния. Я совсем не чув­ство­вал себя все­мо­гу­щим созда­те­лем. Я про­сто про­ду­мы­вал схемы, кото­рые могли пере­ра­ба­ты­вать и хра­нить как можно больше информации…

Трубка Гро­мова давно погасла, и он, высы­пав пепел на блю­дечко, стал заново наби­вать табак. На мгно­ве­ние опу­стив веки, он словно пред­ста­вил свою необыч­ную машину, кото­рая должна была стать подо­бием малень­кого человека.

Паузу пре­рвал Светловидов:

– Изви­ните, Гель Ива­но­вич… Я совсем забыл: пой­мет ли Элек­тро­ник мили­ци­о­не­ров, когда его найдут?

Гро­мов встрепенулся:

– Да-да… Он умеет слу­шать, гово­рить и все пони­мает… Он очень послуш­ный маль­чик. Во вся­ком слу­чае, еще недавно был таким.

Про­фес­сор гово­рил об Элек­тро­нике как о живом, и Свет­ло­ви­дов смот­рел на него с вос­хи­ще­нием. «Вот тот уче­ный, – думал он, слу­шая собе­сед­ника, – кото­рый знает про все на свете. И даже о том, чего не видел ни один чело­век и, может быть, никто не уви­дит. Он легко отве­тит на любой вопрос, какой только при­дет в голову; мне кажется, он даже знает, что такое „минус пять яблок“ – про­стая фраза в задач­нике, кото­рую никто не может наглядно пред­ста­вить. Но важно то, что он не только отве­чает на вопросы, но и умеет их зада­вать. Этот „послуш­ный“ Элек­тро­ник – каверз­ный вопрос для науки. Хорошо бы разыс­кать его и при­везти на конгресс…»

А Гро­мов рас­ска­зал о том, как появился на свет Элек­тро­ник. Его роди­тели не были так совер­шенны, как их буду­щее дитя. Внешне они выгля­дели перед ним про­сто без­об­раз­ными чудо­ви­щами со сво­ими шка­фами-бло­ками, страш­ным трес­ком и шумом, спо­соб­но­стью пожи­рать массу элек­три­че­ства. Но эти роди­тели – уста­рев­шие обыч­ные элек­тронно-счет­ные машины – очень ста­ра­лись, про­ве­ряя и вычис­ляя слож­ные схемы, кото­рые при­ду­мы­вал Гро­мов. Две машины счи­тали день и ночь, потому про­фес­сор и про­звал их в шутку роди­те­лями Электроника.

Правда, дело облег­ча­лось тем, что неко­то­рые меха­низмы и устрой­ства были уже испро­бо­ваны на авто­ма­тах-игруш­ках и на дру­гих элек­трон­ных маши­нах: они читали текст, раз­ли­чали пред­меты, пони­мали чело­ве­че­скую речь, сами состав­ляли пред­ло­же­ния. И все-таки буду­щий чело­ве­чек тре­бо­вал фан­та­сти­че­ских уси­лий и осо­бой изоб­ре­та­тель­но­сти. Все, что знал про­фес­сор о нерв­ной системе и о мозге чело­века, он пытался вопло­тить в своих схемах.

Разу­ме­ется, над Элек­тро­ни­ком рабо­тал не только про­фес­сор. Один он бы не спра­вился. Помощ­ники Гро­мова, дру­зья, уче­ники, сту­денты – две­на­дцать чело­век, были увле­чены идеей созда­ния искус­ствен­ного суще­ства и тру­ди­лись над ним пять лет, отда­вая ему все сво­бод­ное время.

Через пять лет перед ними сто­яла довольно стран­ная машина – еди­ный кусок твер­дого тела, по форме напо­ми­на­ю­щий голову и туло­вище чело­века. О ее стро­е­нии можно ска­зать про­сто: сло­е­ный пирог. Машина была спрес­со­вана из пле­нок, на кото­рых напе­ча­таны, как на газет­ном листе, слож­ные элек­трон­ные схемы. Эти пленки в тысячи раз тоньше чело­ве­че­ского волоса, а раз­ме­рам дета­лей в схе­мах мог поза­ви­до­вать любой часов­щик. Элек­три­че­ские сиг­налы, про­бе­гая по схе­мам, имели дело с такими мель­чай­шими дета­лями, как моле­кулы и атомы кри­стал­лов. Поэтому в моле­ку­лярно-элек­трон­ных, или молек­трон­ных (так они точно назы­ва­ются), схе­мах уди­ви­тель­ная плот­ность мон­тажа: в каж­дом куби­че­ском сан­ти­метре мил­ли­оны дета­лей. Доста­точно вспом­нить, что самая совер­шен­ная в мире машина – живой чело­ве­че­ский мозг – имеет при­мерно такую же плот­ность нерв­ных клеток.

Но это еще не все, чем отли­чался Элек­тро­ник от своих роди­те­лей. В ста­рых элек­тронно-счет­ных маши­нах эле­менты соеди­нены после­до­ва­тельно: как бы быстро машины ни рабо­тали, сиг­нал обе­гает одну за дру­гой все ячейки памяти в поис­ках ответа на вопрос. Это похоже на мил­ли­он­ную армию, где в бой всту­пают по оче­реди только два сол­дата, а осталь­ные без­дей­ствуют в ожи­да­нии. У Элек­тро­ника память сло­жена из куби­ков, конечно, таких мини­а­тюр­ных, что их можно раз­гля­деть только в мик­ро­скоп. Как и нерв­ные клетки чело­века, эти кубики соеди­нены пуч­ками свя­зей. Поэтому у Элек­тро­ника обра­ботка инфор­ма­ции и поиск ответа на задан­ный вопрос идут сразу в несколь­ких направ­ле­ниях, на парал­лель­ных свя­зях. Можно ска­зать, что армия его зна­ний все­гда в бою.

– Мы были так рады, созер­цая это элек­трон­ное подо­бие чело­века, что мигом забыли про его чудо­вищ­ную слож­ность, про годы кро­пот­ли­вого труда, – с улыб­кой вспо­ми­нал про­фес­сор. – Мы стали назы­вать его «милым чер­ным ящи­ком» и искренне, как дети, удив­ля­лись его совер­шен­ству. Я, помню, сам кру­жил вокруг буду­щего чело­вечка и напе­вал слова Гам­лета: «Есть мно­гое на свете, друг Гора­цио, о чем не сни­лось даже нашим мудрецам…»

А потом за дело взя­лись два близ­ких друга Гро­мова – химик Логи­нов и куколь­ник Сме­хов. Логи­нов давно бился над син­те­ти­че­скими мыш­цами и, как известно, открыл сек­рет их сокра­ще­ния. Он же изоб­рел мате­риал, кото­рый очень похож на кожу чело­века. То, что сде­лал с маши­ной Логи­нов, каза­лось дале­ким от химии кибер­не­ти­кам про­сто чудом. Так бывает в цирке: фокус­ник накры­вает плат­ком шар, сдер­ги­вает пла­ток, и все видят цып­ленка. Зри­тели ничего не пони­мают: только что был мерт­вый дере­вян­ный шар – и пожа­луй­ста, живой писк­ля­вый цып­ле­нок… Кон­струк­торы Элек­тро­ника назы­вали Логи­нова «хими­че­ским богом»: ведь он пода­рил авто­мату живые ноги и живые руки.

– Живые ноги! – повто­рил про­фес­сор. – Вы бы видели, как быстро он бежал!… Впро­чем, ноги тут ни при чем… Мне про­сто не везет.

– Почему? – спро­сил Светловидов.

– Вы помните, Алек­сандр Сер­ге­е­вич, того крас­ного лиса, кото­рый одна­жды запу­тал Пумпонова?

– Как, – изу­мился Свет­ло­ви­дов, – и он тоже сбежал?!

– Сбе­жал, – вздох­нул Гро­мов, – хоть он и на коле­си­ках. Вот полюбопытствуйте.

Про­фес­сор достал из порт­феля груду помя­тых теле­грамм и бро­сил их на стол. И пока Свет­ло­ви­дов читал их одну за дру­гой, Гро­мов ходил по ком­нате, пус­кая клубы дыма из своей длин­ной трубки, и отры­ви­сто пояснял:

– Это слу­чи­лось в вашем городе… Пум­по­нов при­е­хал сюда с крас­ным лисом и вер­нулся без него. Он ничего не мог тол­ком объ­яс­нить. «Это очень хит­рый зверь, – твер­дил ста­рик на все мои вопросы, – хотя у него самые прав­ди­вые в мире глаза…» А я – тоже дыря­вая голова – не дога­дался про высо­кое напря­же­ние… И вот – пожа­луй­ста, эта игрушка ведет само­сто­я­тель­ный образ жизни…

Гро­мов взял со стола первую попав­шу­юся теле­грамму, про­чи­тал вслух:

– «По посту­пив­шим в зоо­парк све­де­ниям, живот­ное рыже-крас­ной окраски, с длин­ным пуши­стым хво­стом и мор­дой таксы, веро­ят­нее всего — лисица, обна­ру­жена в мага­зине „Метал­ло­из­де­лия“. При откры­тии мага­зина лисица выбе­жала в дверь и скры­лась во дворе домаN9 по улице Скря­бина, испу­гав детей детсадаN218. В дирек­цию зоо­парка посту­пила новая просьба пой­мать сбе­жав­шего зверя».

Свет­ло­ви­дов от души рассмеялся.

– Смей­тесь, смей­тесь над ста­рым пута­ни­ком, – мах­нул рукой Гро­мов. – В конце кон­цов я сам сбегу от себя… О, эти элек­трон­ные схемы. Когда их соби­ра­ешь все вме­сте, невоз­можно преду­смот­реть тысячи случайностей.

– Но неужели трудно пой­мать в городе зверя с длин­ным хво­стом! – горячо ска­зал Свет­ло­ви­дов. – Не оби­жай­тесь, Гель Ива­но­вич, я про­сто вос­хи­щен вашим лисом. Чтоб вы не вол­но­ва­лись, я готов рабо­тать лов­цом в зоопарке.

– Как видите, зоо­парк исправно снаб­жает меня инфор­ма­цией, а пой­мать не может. И неуди­ви­тельно. При­выч­ным коман­дам лис не под­чи­ня­ется, днем скры­ва­ется, а ночью… Обра­тите вни­ма­ние на теле­граммы: сего­дня он заря­жа­ется элек­тро­энер­гией в «Метал­ло­из­де­лиях», зав­тра в «Малыше», а после­зав­тра в кафе «Уют». При­шлось бы выклю­чать элек­тро­сеть во всех тор­го­вых точ­ках города. А это не в моих силах.

– Он ока­зался черес­чур сообразительным.

– Точ­нее говоря, – попра­вил про­фес­сор, – вся его «хит­рость» заклю­ча­ется в быст­роте. Ведь он был создан как часть Элек­тро­ника – для про­верки и отра­ботки движений.

– Боль­шая честь пой­мать такого экзо­ти­че­ского бег­леца, – меч­та­тельно ска­зал Свет­ло­ви­дов. – А Элек­тро­ник… Ведь его, как я понял, не отли­чишь от любого мальчишки?

– Да, это сотво­рил куколь­ник Сме­хов, – отве­тил про­фес­сор. – И потому хло­пот с Элек­тро­ни­ком будет не меньше…

Куколь­ника Сме­хова знал весь теат­раль­ный мир как пер­во­класс­ного мастера. Его мари­о­нетки путе­ше­ствуют по белу свету с теат­рами. Они при­зна­ются в любви, кля­нутся в вер­но­сти, рев­нуют, уби­вают, пла­чут, но играют одни и те же роли и нико­гда не про­яв­ляют само­сто­я­тель­но­сти. Можно пред­ста­вить радость мастера, когда он узнал, что будет делать живую куклу! Сме­хов очень вол­но­вался и всех спра­ши­вал, каким дол­жен быть маль­чик. Ему нада­вали массу сове­тов и в конце кон­цов только сбили с толку. Одна­жды Сме­хову попа­лась на глаза жур­наль­ная фото­гра­фия: маль­чишка вылез из бас­сейна и от удо­воль­ствия счаст­ливо сме­ется. Оба­я­тель­ная улыбка, кур­но­сый нос, вихор на макушке – вообще весь облик этого слу­чай­ного пар­нишки так понра­вился куколь­нику, что он решил: таким будет его новое тво­ре­ние. Сме­хов натя­нул на машину кожу, как чулок на ногу, заперся в мастер­ской и не пус­кал туда никого, пока одна­жды не вынес насто­я­щего мальчишку.

Оста­ва­лось при­ду­мать имя. Помощ­ник Пум­по­нов на пра­вах стар­шего ска­зал: «Должно быть в нем что-то совре­мен­ное и что-то ста­рин­ное, древ­не­гре­че­ское». Думали, гадали, как вдруг кто-то ска­зал: «Элек­тро­ник». Хоро­шая находка! И отдана дань ува­же­ния роди­те­лям Элек­тро­ника, и по-древ­не­гре­че­ски зву­чит кра­сиво: элек­трон – это янтарь. Так и решили.

Как учился Электроник

Рас­сказ пре­рвал мяг­кий гудок. Вклю­чился голу­бой экран на стене. Про­фес­сор и Свет­ло­ви­дов бро­си­лись к видео­те­ле­фону. Они уви­дели дежур­ного милиции.

– Ваш Элек­тро­ник натво­рил дел в парке куль­туры, – строго ска­зал дежур­ный, хотя глаза его были весе­лыми. – Пока­зы­вал с эст­рады фокусы и про­гло­тил с деся­ток часов, кошель­ков, авто­ру­чек. Вот заяв­ле­ние неко­то­рых потерпевших.

– Я так и знал, что эта выдумка Пум­по­нова к добру не при­ве­дет… — про­сто­нал профессор.

– Маль­чик най­ден? – нетер­пе­ливо спро­сил Светловидов.

– Маль­чик исчез, пере­ско­чив через двух­мет­ро­вый забор. Вот веще­ствен­ное дока­за­тель­ство, кото­рое име­ется у мно­гих потер­пев­ших. – Дежур­ный раз­вер­нул во весь экран пла­ток с весе­лой мор­доч­кой и моно­грам­мой «Элек­тро­ник». – Я дал ука­за­ние всем постам, – про­дол­жал дежур­ный, – задер­жать маль­чика и немед­ленно напра­вить его в боль­ницу. Лично я, – доба­вил дежур­ный, – не совсем пони­маю, как можно про­гло­тить такое коли­че­ство предметов.

– Прошу немед­ленно вызвать нас, когда посту­пят све­де­ния, – ска­зал Свет­ло­ви­дов. – Спасибо.

Про­фес­сор ходил по ком­нате, сце­пив руки за спиной.

– Что такое? – бор­мо­тал он, ни к кому, соб­ственно, не обра­ща­ясь. – Лег­ко­мыс­лен­ность этого Пум­по­нова все­гда ста­вит меня в глу­пей­шее поло­же­ние. Вме­сто серьез­ной работы полу­ча­ется кло­у­нада, фарс!

Свет­ло­ви­дов неожи­данно раз­ве­се­лился. Инте­ресно бы сей­час уви­деть Элек­тро­ника, посмот­реть на его фокусы.

– Какие, однако, спо­соб­но­сти у вашего маль­чика! – шут­ливо ска­зал он. – Пожа­луй, вме­сте с крас­ным лисом они могли бы высту­пать в цирке.

– Ну, зна­ете ли… ‑заго­ря­чился Гро­мов. – Вы еще не выслу­шали и поло­вины, а уже дела­ете выводы!

– Не вол­нуй­тесь, – засме­ялся Свет­ло­ви­дов. – Я не сомне­ва­юсь, что все эти про­гло­чен­ные вещи можно вер­нуть потерпевшим.

– Конечно, конечно… Там есть такой малень­кий ящи­чек, он легко откры­ва­ется. Все будет воз­вра­щено владельцам.

– Я думаю, его скоро най­дут, – ска­зал Алек­сандр Сер­ге­е­вич. – Эта забав­ная исто­рия еще больше подо­грела мое любо­пыт­ство. Прошу вас, доб­рый Гель Ива­но­вич, возь­мите свою трубку и про­дол­жайте. Если бы я не слы­шал эту исто­рию от вас, я бы счел все за шутку.

– Чтобы не выгля­деть и в ваших гла­зах шар­ла­та­ном, – улыб­нулся про­фес­сор, – при­дется закон­чить историю.

Он сел в кресло напро­тив Свет­ло­ви­дова, запах­нул домаш­нюю куртку, рас­ку­рил трубку. Свет­ло­ви­дов опять заме­тил лука­вый ого­нек в его гла­зах, вспых­нув­ший почти одно­вре­менно со спич­кой, и решил, что про­фес­сор обрел свое обыч­ное шут­ли­вое настроение.

– Прежде всего, – про­дол­жал Гро­мов, – мы обна­ру­жили, что наш Элек­тро­ник круг­лый дурак. Да, да, он ров­ным сче­том ничего не знал. Мы зара­нее про­ве­рили чита­ю­щее устрой­ство и выяс­нили, что оно смо­жет узна­вать раз­ные образы. Пум­по­нов тре­ни­ро­вал при­бор, раз­ли­ча­ю­щий звуки чело­ве­че­ской речи: он пищал, сви­стел, гово­рил басом, лепе­тал, как ребе­нок, при­ки­ды­вался жен­щи­ной и в конце кон­цов научил при­бор реа­ги­ро­вать на раз­ные голоса. Память Элек­тро­ника была спо­собна клас­си­фи­ци­ро­вать слова слы­ши­мой речи и со вре­ме­нем должна была состав­лять само­сто­я­тель­ные суж­де­ния. Короче говоря, в нем были преду­смот­рены все меха­низмы, кото­рые могли вести отбор и усво­е­ние полез­ной инфор­ма­ции. Но пока что он ничего не знал…

Впро­чем, я слиш­ком при­дир­чив, – попра­вил себя Гро­мов. – Память любого ребенка подобна уче­ни­че­ской тет­ради: чистая бумага, на кото­рой надо запи­сать полез­ные све­де­ния. Если вспом­нить, что малень­кий чело­век задает в день почти пять­сот вопро­сов роди­те­лям, ста­нет ясно, как он запол­няет эту чистую бумагу… Мы побла­го­да­рили при­роду за ее изоб­ре­те­ние и с лег­кой душой заим­ство­вали про­стой метод при­об­ре­те­ния зна­ний. Нет, честно говоря, на душе у нас было не так легко: на нас обру­ши­лась лавина работы. В обы­ден­ной жизни мы про­сто не заду­мы­ва­лись, какое мно­же­ство вещей и поня­тий окру­жает нас. А ведь все их надо было пока­зать и рас­тол­ко­вать Электронику…

Свет­ло­ви­дов знал, какая это труд­ная задача – научить машину само­сто­я­тельно мыс­лить, состав­лять себе про­грамму дей­ствий. Слу­шая про­фес­сора, он живо пред­ста­вил всю кар­тину школь­ной жизни Элек­тро­ника. Урок пер­вый: как узна­вать и отли­чать друг от друга раз­ные образы? Что такое буква “А”? Это целый малень­кий мир. Как объ­яс­нить машине, что буква “А” – соеди­нен­ные вверху две палки с пере­кла­ди­ной посре­дине; и кру­жок с пал­кой справа – тоже буква “А”? И вот каж­дая буква пишется раз­ными почер­ками сто раз. Потом уче­ный пока­зы­вает Элек­тро­нику два­дцать букв и объ­яс­няет: “Это “А”. Осталь­ные восемь­де­сят он сам дол­жен назвать.

Как и любой уче­ник, Элек­тро­ник полу­чал двойки. Никто его, конечно, не ругал за пло­хие ответы. Но вся­кий раз, когда уче­ник оши­бался, про­фес­сор нажи­мал кнопку, и внутри Элек­тро­ника – в одной из схем машины – ослаб­ля­лась та связь, кото­рая пере­дала непра­виль­ную инфор­ма­цию. В дру­гой раз сиг­нал бежал по вер­ному пути, и Элек­тро­ник уже не оши­бался. Он был очень ста­ра­тель­ным учеником.

После алфа­вита и цифр – кар­тинки. Муж­ские, дет­ские, жен­ские лица, живот­ные, авто­мо­били, домаш­няя обста­новка, школь­ные при­над­леж­но­сти… Тысячи и тысячи поня­тий запо­ми­нал уче­ник. Это не зна­чит, что в его памяти укла­ды­вался точ­ный, почти фото­гра­фи­че­ский образ какого-то опре­де­лен­ного дома или авто­мо­биля. Если бы это было так, Элек­тро­ник не узнал бы ника­кого дру­гого дома, ника­кого дру­гого авто­мо­биля. Он запо­ми­нал какие-то общие, важ­ней­шие черты раз­ных обра­зов и мог уже отли­чить ребенка от муж­чины. При­мерно так дей­ствует и память людей. Мы нико­гда не запо­ми­наем фото­гра­фи­че­ски точно, во всех дета­лях даже близ­кого друга – наш мозг не пере­гру­жает себя. Но зато не спу­таем его ни с кем дру­гим, а после дол­гой раз­луки обя­за­тельно узнаем…

– Я не уто­мил вас, Алек­сандр Сер­ге­е­вич? – спро­сил профессор.

– Наобо­рот, я боюсь, что из мили­ции позво­нят слиш­ком быстро и вы не закон­чите рассказ.

– Ну, насколько я их понял, силь­ный заряд в акку­му­ля­то­рах еще не кон­чился. Еще при­дется за ним побе­гать. А я тем вре­ме­нем перейду к тре­тьему уроку Элек­тро­ника — чте­нию. Вы, оче­видно, пред­став­ля­ете, сколько скры­ва­ется за одним этим сло­вом: чте­ние фраз, клас­си­фи­ка­ция слов в группы, посто­ян­ное уточ­не­ние гра­ниц этих групп, выяс­не­ние раз­ных зна­че­ний одного и того же слова, шту­ди­ро­ва­ние сло­ва­рей, про­ник­но­ве­ние в смысл фраз, закон­чен­ных мыс­лей, абза­цев. Методы осмыс­ле­ния тек­ста, кото­рыми поль­зо­вался Элек­тро­ник, уди­вили бы линг­ви­стов, но факт оста­ется фак­том: он с огром­ной ско­ро­стью читал книги одну за дру­гой. Я только успе­вал их подбирать.

Спра­вед­ли­вость поз­во­ляет мне ска­зать, что Элек­тро­ник ока­зался весьма сооб­ра­зи­тель­ным. Очень скоро мне при­шлось отка­заться от нака­за­ний и перейти к про­стому разъ­яс­не­нию оши­бок. Правда, это тре­бо­вало боль­шего тер­пе­ния, чем про­стое нажа­тие кнопки. Но успехи Элек­тро­ника вдох­но­вили бы любого учи­теля. Он охотно углуб­лялся в тео­ремы, мол­ние­носно вел под­счеты и даже срав­ни­тельно легко учил наизусть сти­хо­тво­ре­ния. Мы уже бесе­до­вали на раз­ные темы, при этом Элек­тро­ник выска­зы­вал дво­я­кого рода суж­де­ния: одни он заим­ство­вал у авто­ри­тет­ных лиц, дру­гие – соста­вил сам.

И вот пер­вые шаги по ком­нате. Мы под­го­то­вили Элек­тро­ника к этому собы­тию, запи­сав на пленку био­токи с мышц чело­века и зало­жив их в его память. Как известно, элек­три­че­ские сиг­налы, кото­рые коман­дуют мыш­цами одного чело­века, можно пере­дать мыш­цам дру­гого, и он будет делать то же самое. Так и с Элек­тро­ни­ком. Чужие био­токи навя­зы­вали мыш­цам маль­чика нуж­ные движения.

И снова нача­лись дни муче­ний: Элек­тро­ник учился ходить и наты­кался на все пред­меты. Он чуть не угро­бил себя, пока не при­вык к пространству.

Элек­тро­ник уже научился ходить, а я все мед­лил, боялся выво­дить его на улицу.

Рас­сказ­чик вско­чил с кресла: гудел видео­те­ле­фон. На экране – то же лицо.

Голос мили­ци­о­нера по-преж­нему спо­кой­ный, глаза – с хитринкой.

– Есть новые све­де­ния, – гово­рит он. – На Липо­вой аллее во время сорев­но­ва­ний маль­чик в синей кур­точке обо­гнал всех спортс­ме­нов. При­меты сов­па­дают. Однако, когда его встре­тили позд­нее, он назвал себя не Элек­тро­ни­ком, а Сер­геем Сыроежкиным.

– Он бежал очень быстро? – спро­сил профессор.

– Гово­рят, что он мог бы уста­но­вить миро­вой рекорд. Это слу­чи­лось до про­ис­ше­ствия в парке.

– Тогда это он! – уве­ренно ска­зал Громов.

– Но Сер­гей Сыро­еж­кин, три­на­дцати лет, дей­стви­тельно живет на Липо­вой аллее, дом пять, квар­тира сто два­дцать шесть, – воз­ра­зил дежурный.

– Хм, хм… ‑сму­щенно каш­ля­нул Гро­мов. – Стран­ная игра фан­та­зии… Не пони­маю, зачем он это придумал…

– А Сыро­еж­кина вы задер­жали? – вме­шался Светловидов.

– Нет.

– Задер­жите маль­чика с нашими при­ме­тами, – твердо ска­зал Алек­сандр Сер­ге­е­вич, – кем бы он себя ни назы­вал. Мы ждем.

Они вер­ну­лись на свои места, неко­то­рое время молчали.

Нако­нец Гель Ива­но­вич, пожав пле­чами, сказал:

– Я ничего не пони­маю. Доскажу вам об Элек­тро­нике то, что знаю… Почему я мед­лил выво­дить его на улицу, вполне понятно. До сих пор Элек­тро­ник был ком­нат­ным маль­чи­ком. На него дол­жен был обру­шиться мир, состо­я­щий из дви­же­ния и моря зву­ков. Кроме наших голо­сов, он ничего не знал — ни лая собаки, ни гуд­ков машин, ни стука мяча.

Но Элек­тро­ник про­яв­лял любо­зна­тель­ность к новому миру, и нам при­шлось учить его заново. Те же самые дома, авто­мо­били, живот­ные, кото­рых он видел на рисун­ках, из плос­ких обра­ти­лись в объ­ем­ные. Маль­чик видел цветы, траву, дере­вья, и я стре­мился дать ему пред­став­ле­ние о непре­рыв­но­сти про­цес­сов на Земле. Он заме­чал, как похожи и не похожи друг на друга дома, улицы, скверы, как день ото дня меня­ется или повто­ря­ется погода. Сло­вом, я хотел, чтобы он, как и все мы, люди, при­вык к харак­тер­ным усло­виям жизни и раз­но­об­ра­зию мира… Не мне судить, как это уда­лось. Я счи­тал, что он веж­ли­вый, спо­кой­ный, прав­ди­вый, и не ожи­дал от него таких трю­ков. Потом еще это стран­ное имя – Сер­гей Сыро­еж­кин. Не пред­став­ляю, зачем он им назвался…

И опять тре­бо­ва­тельно про­сиг­на­лил аппа­рат. Дежур­ный мили­ции был краток:

– При­ез­жайте. Нашли.

– Кого? – спро­сил про­фес­сор. – Маль­чика или лиса? – От вол­не­ния он совсем забыл, что мили­ция ничего не знает о сбе­жав­шем лисе.

– Какого лиса? – уди­вился дежур­ный. – Вы же про­сили мальчика…

Рентген ничего не показал

Свет­ло­ви­дов вызвал такси. Через пять минут они уже ехали в отде­ле­ние мили­ции. Про­фес­сор был сосре­до­то­чен, мол­ча­лив. Свет­ло­ви­дов улы­бался, рисуя себе встречу с Элек­тро­ни­ком, кото­рая сей­час произойдет.

– Уди­ви­тель­ную вы все-таки исто­рию рас­ска­зали! – пре­рвал мол­ча­ние Свет­ло­ви­дов. – Когда-то изоб­ре­та­тель или инже­нер при­ду­мы­вал машину; на заводе ее запус­кали в про­из­вод­ство, и эти машины рабо­тали где угодно. Потом появи­лись вычис­ли­тель­ные машины. Они не могли тру­диться сразу же после сборки. Про­грам­мист дол­жен был дать им про­грамму дей­ствий. А теперь и этого мало. Для таких слож­ней­ших систем, как ваш Элек­тро­ник, нужен еще и талант­ли­вый педагог!

– И вот вам резуль­тат вос­пи­та­ния: мы едем в мили­цию, – про­вор­чал Гро­мов. – Хотел бы я еще знать: если я слу­чайно встречу этого негод­ного лиса, послу­ша­ется ли он меня, оста­но­вится ли?

В отде­ле­нии было пустынно и тихо. За сто­лом сидел один дежур­ный – сим­па­тич­ный моло­дой мили­ци­о­нер. Он встал, отко­зы­рял, ска­зал, пожи­мая руку Громова:

– Рад с вами позна­ко­миться, про­фес­сор. Изви­ните, что мы так долго выпол­няли ваше пору­че­ние. Маль­чишка дей­стви­тельно бегает, как заяц. Элек­тро­ник-Сыро­еж­кин сей­час в поли­кли­нике, это через дорогу. Про­хо­дит рентген.

– Рент­ген? – Брови Гро­мова поползли вверх. – Ах да, про­гло­чен­ные пред­меты… Но в дан­ном слу­чае рент­ген бес­по­ле­зен. Он только оза­да­чит врача.

Дежур­ный был явно сму­щен ответом.

– Я бес­по­ко­ился о его здо­ро­вье, – про­бор­мо­тал он.

Они пере­секли улицу, вошли в поли­кли­нику. Мили­ци­о­нер нажал кнопку у двери рент­ге­нов­ского каби­нета. Тот­час же вышел врач.

– Рент­ген ничего не пока­зал, – раз­вел он руками.

– Как — не пока­зал? – спро­сили трое хором.

– Ника­ких посто­рон­них пред­ме­тов в желудке нет, – пояс­нил врач. – А так… сердце в норме, лег­кие про­зрач­ные. Здо­ро­вый мальчик.

– Где он? – не выдер­жал профессор.

– Сей­час… Сережа! – позвал врач.

Дверь каби­нета скрип­нула. В щель про­су­нулся любо­пыт­ный нос. И вот из тем­ноты появился мальчишка.

Про­фес­сор шаг­нул навстречу и оста­но­вился. Вни­ма­тельно посмот­рел на маль­чика. Громко сказал:

– Пора­зи­тельно! Фантастика!

– Здрав­ствуй, Элек­тро­ник! – улыб­нулся Свет­ло­ви­дов и про­тя­нул руку.

– Я Сыро­еж­кин, – ска­зал маль­чик, пряча руки за спину.

– Это не он? – уди­вился Алек­сандр Сер­ге­е­вич, глядя вопро­си­тельно на Громова.

Про­фес­сор сде­лал неопре­де­лен­ный жест рукой. Глаза его были устрем­лены на Сыро­еж­кина, излу­чая мяг­кий свет.

Сережка улыб­нулся.

– Зна­чит, это не он? – ска­зал дежур­ный. – Та-ак… Но ведь сви­де­тели уве­ряют, что именно этот маль­чик про­гло­тил часы. Скажи честно, – обра­тился он к Сыро­еж­кину, – ты пока­зы­вал фокусы в парке?

– Ничего я не пока­зы­вал, – бурк­нул Сергей.

– И не ты бежал в кроссе?

– Ничего я не бежал. Все это болель­щики напутали.

– И ты не зна­ешь, – при­щу­рился мили­ци­о­нер, – кто такой Электроник?

– Ничего я не знаю! – закри­чал с отча­я­нием Сережка.

Если бы про­фес­сор умел читать мысли! Он сразу бы узнал все: как Сережка нашел насто­я­щего друга, как он был рад и счаст­лив всего только час тому назад и как боится так сразу, вне­запно поте­рять его. Нет, он никому его не отдаст! Не ска­жет о том, что Элек­тро­ник сидит у него в ком­нате, в шкафу, ни слова, что бы с ним ни делали эти трое.

– Ничего я не знаю, – мрачно повто­рил Сыроежкин.

Нет, заме­ча­тель­ный уче­ный не умел читать чужие мысли. Он ска­зал милиционеру:

– Отпу­стите маль­чика, это недо­ра­зу­ме­ние. Вы слы­шали, что рент­ген ничего не показал!

И Сережка ушел. А чет­веро взрос­лых оста­лись в при­ем­ной поликлиники.

– Такой казус, – сокру­шался дежур­ный. – Вы бы хоть, про­фес­сор, дали фото­гра­фию сво­его Электроника.

– Фото­гра­фии у меня нет, – ска­зал Гро­мов. – Да вы ее только что видели: вот она – фото­гра­фия – ушла на двух ногах, Сережка Сыро­еж­кин. Сим­па­тич­ное имя!

Тайна: «ты — это я»

– Элек­тро­ник! – шепо­том гово­рит Сережка, открыв дверцу шкафа. – Все в порядке. Свер­ток я отдал в бюро нахо­док. Сунул в окошко и удрал. Раз­во­ра­чи­вают они свер­ток и видят: нашлись и кошельки, и часы, и авто­ручки. И ника­кого скандала.

– Я не хотел скан­дала, – хрипло ска­зал Элек­тро­ник. – Они сами давали вещи.

– Тише! Все спят! – пре­ду­пре­ждает Сережка.

Ночь. Со всего неба смот­рят в окно звезды.

Луна спря­та­лась за дом.

У школы горит фонарь.

– Ты хочешь спать?

– Я нико­гда не сплю.

– А что ты будешь делать?

– Я буду читать. Давай мне книги.

– Какие хочешь? При­клю­че­ния? Про смешное?

– Давай вся­кие, – гово­рит Элек­тро­ник. – И стихи давай. Стихи читать полезно. В каж­дой букве сти­хов пол­тора бита.

– Каких таких бита? – удив­ля­ется Сережка.

– Бит — еди­ница инфор­ма­ции. В раз­го­вор­ной речи одна буква – это один бит. В сти­хах – пол­тора бита. Но это услов­ное назва­ние. Можешь назы­вать их как хочешь, хоть догами.

– Вот тебе целый мил­лион догов, – гово­рит Сережка, доста­вая с полки книги. – Сей­час я зажгу тебе лампу. А акку­му­ля­торы тебе надо заряжать?

– Я при­шел к выводу, что утром было очень силь­ное напря­же­ние тока, поэтому я так быстро бежал.

– А какое у тебя напряжение?

– Сто десять вольт.

– Ну, дело пустя­ко­вое. Сей­час я возьму транс­фор­ма­тор от холо­диль­ника, и будет как раз сто десять вольт.

Сережка тихонько при­нес из кори­дора транс­фор­ма­тор и табу­ретку, взял со стола лампу и устроил друга в шкафу. Раз­делся, скольз­нул под оде­яло, стал смот­реть на свет­лую щель, раз­ре­зав­шую шкаф сверху донизу. Он лежал, смот­рел на золо­тую полоску, и ему очень хоте­лось встать, загля­нуть в шкаф и еще раз убе­диться, не сон ли все это. Но он слы­шал тихий шелест стра­ниц, кома­ри­ное гуде­ние транс­фор­ма­тора, видел два белых про­вода, зме­ив­шихся из шкафа к розет­кам, и улы­бался в тем­ноте… Как вдруг закру­жи­лась перед его гла­зами огнен­ная кару­сель, под­прыг­нули голу­бые шарики, заис­кри­лась золо­том лучи­стая звезда… И Сережка уснул.

… Он вско­чил, услы­шав щел­чок замка, – это ушли роди­тели. Рас­пах­нул дверцу шкафа и радостно засме­ялся: Элек­тро­ник дочи­ты­вал тол­стый том.

– Доб­рое утро! – ска­зал Сережка. – Есть мил­лион догов?

Элек­тро­ник под­нял голову:

– Доб­рое утро. Пять­сот тысяч сто шесть­де­сят битов.

– Ну и поум­нел ты! – ува­жи­тельно ска­зал Сережка. – Сей­час я умо­юсь, и мы будем смот­реть коллекции.

На столе в кухне лежала записка: «Сережа! Холо­диль­ник сло­мался. Про­дукты на окне. Обе­дай в сто­ло­вой. Мы при­дем вовремя. Мама, папа».

– Холо­диль­ник зара­бо­тал, – про­пел Сережка, ставя на место транс­фор­ма­тор. – А обе­дать не хочу!

Он выта­щил из стола и шкафа свои цен­но­сти, уселся прямо на пол рядом с Элек­тро­ни­ком. Они рас­смат­ри­вали и обсуж­дали кос­ми­че­ские марки раз­ных стран, пере­брали кол­лек­цию знач­ков, сыг­рали в лото и в «Путе­ше­ствие по Марсу», смот­рели кар­тинки в ста­рых жур­на­лах, раз­га­ды­вали голо­во­ломки. Сережка то и дело хохо­тал, хло­пал друга по плечу. Элек­тро­ник выиг­ры­вал во всем, а голо­во­ломки он рас­пу­ты­вал, едва к ним притронувшись.

– Хочешь, я тебе все подарю? – пред­ло­жил Сыроежкин.

– Зачем? – спо­койно воз­ра­зил Элек­тро­ник. – Я больше ничего не хочу глотать.

– Ну, тогда это будет нашим. Твое и мое. Да?… Ой! – Сер­гей вско­чил, взгля­нул на часы. – Два­дцать минут до урока! – Он схва­тил учеб­ник, лихо­ра­дочно забор­мо­тал: – Квад­рат гипо­те­нузы пря­мо­уголь­ного тре­уголь­ника равен сумме квад­ра­тов кате­тов. Квад­рат гипо­те­нузы… квад­рат катетов…

– Это тео­рема Пифа­гора, – ска­зал Элек­тро­ник. – Она очень простая.

– Про­стая-то про­стая, а у меня в жур­нале вопрос. И я не учил.

Элек­тро­ник взял бумагу и каран­даш и мгно­венно нари­со­вал чертеж.

– Вот дока­за­тель­ство Евклида. Есть еще дока­за­тель­ства мето­дом раз­ло­же­ния, сло­же­ния, вычитания…

Сыро­еж­кин смот­рел на друга, как на чародея.

– Здо­рово! – вздох­нул он в вос­хи­ще­нии. – Мне бы так… Но Сыро­еж­кину пара обеспечена.

– Что такое пара? – заин­те­ре­со­вался Электроник.

– Ну, пара… это двойка… или плохо.

– Плохо, – повто­рил Элек­тро­ник. – Понятно. Я читал в одной книге: из любого поло­же­ния есть выход. Это совер­шенно вер­ное высказывание.

– Выход? – Сер­гей заду­мался. – Выход-то есть… – Он прямо взгля­нул в глаза Элек­тро­нику и покрас­нел. – А ты не можешь пойти вме­сто меня?

– Я могу, – бес­страстно ска­зал Электроник.

Глаза у Сережки заблестели.

– Давай так. – Он облиз­нул пере­сох­шие вдруг губы. – Сего­дня ты будешь Сер­гей Сыро­еж­кин, а я – Элек­тро­ник. Смотри! – Сережка под­вел друга к зер­калу. – Вот ты и я. Слева – я, справа – ты. Теперь я перейду на дру­гую сто­рону. Смотри вни­ма­тельно. Ничего не изме­ни­лось! Опять справа – ты, а слева – я. Точно?

– Точно! – под­твер­дил Элек­тро­ник. – Сего­дня я Сер­гей Сыроежкин.

– Чур-чура, это наша тайна, – пре­ду­пре­дил Сережка. – Пони­ма­ешь, тайна! Никому, хоть умри, ни слова. Покля­нись самым святым!

– Чем? – спро­сил Электроник.

– Ну, самым важ­ным. Что для тебя самое важное?

Элек­тро­ник подумал.

– Чтоб я не сло­мался, – про­мол­вил он.

– Так и скажи: «Чтоб я сло­мался, если выдам эту тайну!»

Элек­тро­ник хрипло повто­рил клятву.

– Слу­шай вни­ма­тельно! – ска­зал Сер­гей. – Ты берешь порт­фель и идешь в школу. Вон она – во дворе. Ты идешь в седь­мой класс “Б” – на пер­вом этаже пер­вая ком­ната налево. Как вой­дешь, садишься за вто­рую парту. Там сижу я, а передо мной Макар Гусев, такой здо­ро­вый вер­зила. Он при­стает и драз­нится, но ты не обра­щай на него вни­ма­ния. Дальше все идет как по маслу. На пер­вом уроке ты рису­ешь, на вто­ром отве­ча­ешь тео­рему Пифа­гора, а тре­тий урок – гео­гра­фия. Ты зна­ешь что-нибудь из географии?

– Я знаю все оке­аны, моря, реки, горы, города…

– Отлично! Ты запомнил?

Элек­тро­ник повто­рил зада­ние. Он запом­нил все превосходно.

Сережка момен­тально собрал порт­фель и выгля­нул на вся­кий слу­чай на пло­щадку: нет ли Макара Гусева? Сверху донесся топот. Это бежал по лест­нице Про­фес­сор – Вовка Корольков.

– При­вет! – крик­нул он. – Ты еще не читал «Про­грам­ми­ста-опти­ми­ста»? Там напи­сано, что ты чем­пион мира по бегу!

Сыро­еж­кин пожал плечами:

– Поду­ма­ешь, чем­пион! Вы еще не то обо мне узнаете!

Он вер­нулся в квар­тиру и ска­зал Электронику:

– Пом­нишь эст­раду в парке, где мы вчера спас­лись от погони? Ты най­дешь ее? После уро­ков при­ходи туда.

«Программист-оптимист»

Воз­можно, кое-кто из чита­те­лей слы­шал о «Про­грам­ми­сте-опти­ми­сте». Эти два слова часто про­из­но­сят не только в мате­ма­ти­че­ской школе, но и во дво­рах, и на Липо­вой аллее. Даже в мага­зине и в трол­лей­бусе можно услы­шать в раз­го­воре про ново­сти из «Про­грам­ми­ста-опти­ми­ста».

«Про­грам­мист-опти­мист» – стен­ная школь­ная газета. Нетрудно дога­даться, что выпус­кают ее мате­ма­тики – они же про­грам­ми­сты. Самое про­стое в этой газете – назва­ние. Уже сто­я­щий рядом номер зашиф­ро­ван в урав­не­ние и тре­бует неко­то­рых раз­мыш­ле­ний. Дальше идут заметки про раз­ные собы­тия, в кото­рых то и дело мель­кают фор­мулы, век­торы, парал­лель­ные, иксы, игреки и про­чее. Эти заметки обычно чита­ются с улыб­ками и смеш­ками: посвя­щен­ные в мате­ма­тику нахо­дят в них много наме­ков, иро­нии, предо­сте­ре­же­ний, советов.

Однако не поду­майте, что мате­ма­тики издают газеты только для себя. Во-пер­вых, «Про­грам­ми­ста-опти­ми­ста» читают все стар­ше­класс­ники-мон­таж­ники, кото­рые сами ничего не выпус­кают. Во-вто­рых, малыши нахо­дят там много кари­ка­тур, смеш­ных сти­хов и весе­лых фото­гра­фий. В‑третьих, в газете все­гда есть сво­бод­ное место и каж­дый уче­ник может взять клеи и при­ле­пить туда свою заметку, объ­яв­ле­ние или просьбу.

Про­фес­сор был прав: в поне­дель­ник в «Про­грам­ми­сте-опти­ми­сте» все читали и обсуж­дали одну заметку – “Ура чемпиону! “.

Когда чем­пион с порт­фе­лем в руке появился в кори­доре, насту­пила тишина. К чем­пи­ону подо­шел Спар­так Неделин.

– Это ты Сыро­еж­кин? – спро­сил он.

– Я, – ска­зал Электроник.

– Конечно, это он! – закри­чал, вырас­тая за спи­ной чем­пи­она, Макар Гусев. – Сыр Сырыч Сыро­е­гин, соб­ствен­ной персоной.

– Не паяс­ни­чай! – обо­рвал Макара Спар­так Неделин.

– Не паяс­ни­чай! – наки­нулся на Макара Про­фес­сор, чем очень оза­да­чил сво­его при­я­теля. – Ясно ска­зано, что пер­вым при­бе­жал Сыро­еж­кин, а не Гусев.

А Неде­лин продолжал:

– Как же ты так сумел?

– Не знаю, – отве­тил Электроник.

Ребята зашу­мели.

– Он еще не читал, – громко ска­зал кто-то. – Пустите его!

Элек­тро­ник подо­шел к газете и за несколько секунд, будто про­смат­ри­вая, про­чи­тал все заметки.

– Все пра­вильно, – спо­койно ска­зал он. – Только в этом урав­не­нии ошибка – нужен плюс, а не минус.

– Верно, – ска­зал Неде­лин. – Моло­дец! Мате­ма­ти­че­ски мыс­лишь. – Спар­так испра­вил авто­руч­кой ошибку, похло­пал героя по плечу и отошел.

Зво­нок разо­гнал чита­те­лей по классам.

Элек­тро­ник уже сидел на вто­рой парте за могу­чей спи­ной Гусева, глядя прямо перед собой. Рядом с ним ерзал Про­фес­сор, мучи­тельно раз­мыш­ляя о том, как ему изви­ниться за исто­рию с теле­ско­пом. Он про­бо­вал заго­во­рить с сосе­дом, но тот словно воды в рот набрал.

Учи­тель­ница рисо­ва­ния, войдя в класс, ска­зала, что сего­дня заня­тие на улице. Захло­пали крышки парт, зазве­нели голоса. Шум­ная стайка вырва­лась из школы, пере­секла Липо­вую аллею. А дальше – бегом до обрыва к реке.

Сколько раз были они здесь и все-таки оста­но­ви­лись при­тих­шие, удив­ленно-гла­за­стые. Среди зеле­ной пены кустов сте­кает вниз длин­ная и бле­стя­щая, словно лед­ник, стек­лян­ная коробка. На ее дне – три яркие полосы: крас­ная, жел­тая, синяя. А по дорож­кам катятся раз­но­цвет­ные горо­шины – это мчатся по искус­ствен­ному цвет­ному снегу лыж­ники. Мчатся с вышины с огром­ной ско­ро­стью, тор­мозя внизу, где коробка раз­ду­ва­ется, как мыль­ный пузырь. А еще дальше, за дере­вьями, – река и лег­кая арка моста, где тоже все в дви­же­нии: теп­ло­ходы, катера, авто­мо­били, трол­лей­бусы. А за рекой и за мостом весь город теря­ется в свет­лой дымке.

И они сидят и рисуют все, что видят. Иные – раз­ма­ши­сто, уве­ренно, под­чи­няя каран­дашу пер­спек­тиву, иные – неровно, несмело, хва­та­ясь за резинку, но все вме­сте – вни­ма­тель­ные, мыслящие.

– Сей­час делайте только набро­сок, – гово­рит учи­тель­ница. – Рас­красьте дома. Тот, кто хочет стать кос­мо­нав­том, инже­не­ром, лет­чи­ком, иссле­до­ва­те­лем, дол­жен иметь хоро­шую зри­тель­ную память на цвета.

Учи­тель­ница ходит за спи­нами, загля­ды­вает в аль­бомы, впол­го­лоса дает ребя­там советы. Вот она оста­но­ви­лась около Сыро­еж­кина. Долго смот­рела через его плечо, потом спросила:

– Что это такое, Сережа?

Элек­тро­ник про­тя­нул ей аль­бом и хрип­лым голо­сом ответил:

– Это дви­же­ния лыжников.

В аль­боме Сыро­еж­кина – не кон­туры города, а колонки фор­мул. Под ними коря­вые буквы текста.

– Не пони­маю, – пожала пле­чами учи­тель­ница и про­чи­тала вслух: – «Насто­я­щий трак­тат, не пре­тен­дуя на исчер­пы­ва­ю­щую пол­ноту иссле­до­ва­ния постав­лен­ных про­блем, тем не менее не может не ока­заться полез­ным для лиц, про­из­во­дя­щих иссле­до­ва­ния в дан­ной области».

Худож­ники захихикали.

– Это вступ­ле­ние, – раз­дался скри­пу­чий голос Элек­тро­ника. – Дальше все конкретно.

– Ты не забо­лел? – спро­сила учи­тель­ница. – У тебя хрип­лый голос. Наверно, ты простудился.

– Я здо­ров, – про­скри­пел сочинитель.

Учи­тель­ница читала дальше:

– «Автор исхо­дит из утвер­жде­ния, в силу своей оче­вид­но­сти не тре­бу­ю­щего дока­за­тель­ства, а именно: лыжи и лыж­ник обра­зуют систему трех век­то­ров. Ана­лиз этой системы пока­зал, что она устой­чива только тогда, когда век­торы системы линейно зави­симы, при­чем два из них должны быть кол­ли­не­арны…» Ты что, Сыро­еж­кин, сочи­нял на уроке в газету? Ничего не могу понять.

– Почему же, все понятно! – уве­ренно про­из­нес кто-то.

Спар­так Неде­лин, раз­го­ря­чен­ный, румя­ный, в белом сви­тере, стоял рядом с учительницей.

– Раз­ре­шите, Галина Ива­новна? – попро­сил он аль­бом Сыро­еж­кина. – Я объ­ясню! Здесь опи­сано, как мы ката­емся на лыжах. Только что на всех трех дорож­ках был наш девя­тый “А”. Итак, о чем пишет Сыро­еж­кин? Система трех век­то­ров – это лыж­ник и лыжи. Есте­ственно, что они зави­сят друг от друга, иначе ника­кого ката­ния не полу­чится, и два из них – лыжи – сколь­зят по снегу и парал­лельны, то есть, выра­жа­ясь язы­ком мате­ма­тики, они кол­ли­не­арны. О чем и пишет Сыро­еж­кин. Читаем дальше: «Очень устой­чива система, состо­я­щая из трех кол­ли­не­ар­ных век­то­ров, что испы­тали на себе несколько иссле­до­ва­те­лей». – Спар­так не выдер­жал, засме­ялся. – Ост­ро­умно! В точ­но­сти Витька Попов. Упал на спину и съез­жал вслед за лыжами. Вот не знал, что ты такой сочи­ни­тель, Сыро­еж­кин! Это надо немед­ленно в газету. И забав­ные рисунки можно сде­лать. Я думаю, надо назвать так: «Лыж­ный спорт и век­тор­ная алгебра».

– Не знаю, как насчет газеты, – сухо заме­тила учи­тель­ница, – а зада­ние он не выполнил.

– Про­стите его, Галина Ива­новна! – попро­сил Спар­так. – Бывает, что увле­ка­ешься не тем, чем надо… Но ведь талант­ливо напи­сано!… Он нари­сует пей­заж дома.

– Хорошо, – ска­зала Галина Ива­новна Сыро­еж­кину, – нари­суй дома. А пока я ставлю тебе точку в жур­нале… Ребята, урок окон­чен. Воз­вра­ща­емся в школу.

К Элек­тро­нику подо­шел Макар Гусев и потя­нул его за рукав.

– Да ты муд­рец, Сыро­ега! Вот не знал! – Макар накло­нился и шепо­том пред­ло­жил: – Слу­шай, давай уде­рем от всех и искупаемся!

– Я не умею пла­вать, – громко ска­зал Электроник.

– Тише! – Макар сде­лал боль­шие глаза и погро­зил кула­ком. – Чего боишься? Да мы быстро, никто и не заметит.

– Я нико­гда не купа­юсь, – после­до­вал спо­кой­ный ответ.

Такая наг­лая ложь глу­боко пора­зила Гусева. А чей же порт­рет был на всю обложку жур­нала! Все видели, как Сыро­еж­кин на этой обложке выле­зал из бас­сейна и ска­лил зубы фотографу.

– Посмот­рите на этого мамень­ки­ного сыночка! – заорал Макар. – Он боится про­мо­чить ножки! Он нико­гда не купа­ется… Ну и заливает!…

Макар и не подо­зре­вал, как он бли­зок к истине. Купа­ние для Элек­тро­ника было рав­но­сильно само­убий­ству: вода, попав внутрь, могла выве­сти из строя его тон­кий меха­низм. Гусев кри­чал во всю глотку, чтоб при­влечь вни­ма­ние ребят и посра­мить недав­него чем­пи­она. Но его сбил вопрос Сыроежкина:

– Что зна­чит зали­вает? Я тебя ничем не обливал.

– Ты, Сыро­еж­кин, совсем рех­нулся, – мах­нул рукой Гусев. – Про­стую речь не пони­ма­ешь… Или ты притворяешься?

– Ничего он не при­тво­ря­ется, – вме­шался Про­фес­сор. – Я, когда думаю о чем-то, все­гда пишу «карова» и вообще забы­ваю самые обыч­ные слова. Ты, Макар, не при­ди­райся. Видишь, чело­век охрип. А ты – купаться.

– Поду­ма­ешь! Я утром уже два раза куп­нулся. И в пол­ной форме! – Гусев схва­тил булыж­ник, швыр­нул его с обрыва. – Пощу­пай мышцы, Вовка! – попро­сил он Про­фес­сора. – Железо!… Эй, чем­пион, давай напе­ре­гонки до школы!

Сыро­еж­кин даже не оглянулся.

– Не люблю, – ска­зал Макар, – когда делают все напо­каз. Один раз можно и чем­пи­она мира обо­гнать. А ты попро­буй каж­дый день…

И Гусев помчался к школе.

«Стул невесты»

Фами­лия мате­ма­тика была Тара­тар. Его любили. Тара­тар Тара­та­рыч – так ребята про­звали сво­его учи­теля – нико­гда не спе­шил ста­вить двойку. Когда уче­ник мям­лил и путался у доски, Тара­тар смот­рел на него чуть насмеш­ливо, поблес­ки­вая выпук­лыми стек­лами очков и шевеля густыми, как щетка, усами. Потом он вызы­вал жела­ю­щих объ­яс­нить ошибку и гово­рил классу: «Если кто-то не знает дан­ную тему, пусть под­ни­мет руку и ска­жет, а не отни­мает у всех вре­мени. Мне совер­шенно без­раз­лично, поку­пал этот уче­ник коньки, или был в гостях, или про­сто забыл выучить, – двойку я ему не поставлю. Но дол­жок за ним оста­нется, и я когда-нибудь напомню…» И Тара­тар не забы­вал спро­сить пута­ника вто­рой раз.

Пока Гусев рисо­вал на доске чер­теж тео­ремы Пифа­гора, Тара­тар, чуть сгор­бив­шись, зало­жив руки за спину, ходил вдоль рядов и загля­ды­вал в тетради.

– Ну‑с, – ска­зал он Гусеву, – ты кончил?

Макар кив­нул.

– Все бы так, как он, начер­тили? – спро­сил Тара­тар у класса.

– Нет, – отклик­нулся Профессор.

– Пожа­луй­ста, Король­ков, подскажи.

– Надо еще про­ве­сти диа­го­наль в прямоугольнике.

– Пра­вильно. Теперь, Гусев, доказывай.

Макар с гре­хом попо­лам, при под­держке Про­фес­сора, дока­зал тео­рему. Тяжело вздох­нув, он сел на место. Про­фес­сор помог ему стрях­нуть с куртки крошки мела.

Учи­тель опять обра­тился к классу:

– Это дока­за­тель­ство при­ве­дено в учеб­нике. Знает ли кто-нибудь другие?

Прежде чем Про­фес­сор успел под­нять руку, Элек­тро­ник встал:

– Я.

Тара­тар был чуть удив­лен: Сыро­еж­кин нико­гда не про­яв­ляет осо­бой актив­но­сти, а тут даже встал.

– Прошу, Сыро­еж­кин, – ска­зал учитель.

– Я могу при­ве­сти два­дцать пять дока­за­тельств, – хрипло про­из­нес Электроник.

Гул удив­ле­ния про­ле­тел над партами.

Усы Тара­тара дер­ну­лись вверх.

– Ну-ка, ну-ка… ‑ска­зал он и поду­мал: «У маль­чика лома­ется голос. Пере­лом­ный воз­раст. И как само­уве­рен… Посмот­рим, выдер­жит ли он эту роль до конца».

Мел в руке Элек­тро­ника быстро забе­гал по доске, и вот уже готов тре­уголь­ник, окру­жен­ный квадратами.

– Про­стей­шее дока­за­тель­ство тео­ремы есть у древ­не­гре­че­ского мате­ма­тика Евклида, – гово­рит скри­пуче Элек­тро­ник и затем за счи­тан­ные секунды обру­ши­вает на слу­ша­те­лей срав­не­ние гео­мет­ри­че­ских фигур. – Уче­ные счи­тают, – про­дол­жает бойко Элек­тро­ник, – что это дока­за­тель­ство тео­ремы Евклид при­ду­мал сам. Как известно, о Пифа­горе Самос­ском мы почти ничего не знаем. Кроме того, что он жил в шестом веке до нашей эры, сфор­му­ли­ро­вал свою тео­рему и был гла­вой пер­вой в мире мате­ма­ти­че­ской школы. Евклид более двух тысяч лет тому назад собрал все извест­ные ему акси­омы. Можно ска­зать, что он осно­вал гео­мет­рию. Евкли­дова гео­мет­рия про­су­ще­ство­вала без изме­не­ний до девят­на­дца­того века, пока рус­ский уче­ный Лоба­чев­ский не построил новую систему,

– Пра­вильно, – под­твер­дил Тара­тар. – Про­дол­жай, Сережа.

Класс удив­ленно замер. Даже на послед­ней парте, где сидят люби­тели все­воз­мож­ных раз­вле­че­ний, пере­стали играть в «мор­ской бой».

А Элек­тро­ник уже начер­тил три новые фигуры. Он рас­ска­зы­вает о том, как фор­му­ли­ро­вали зна­ме­ни­тую тео­рему древ­ние греки, индийцы, китайцы, арабы.

Тара­тар успел только вставить:

– В древ­но­сти, ребята, тео­рему Пифа­гора знали лишь отдель­ные уче­ные, посвя­щен­ные в таин­ства мате­ма­тики, теперь ее учат все.

Мел Элек­тро­ника рисует и рисует. Гро­моз­дятся квад­раты и тре­уголь­ники, вырас­тают квад­раты из тре­уголь­ни­ков, делятся квад­раты на тре­уголь­ники. Сып­лются слова: «Метод сло­же­ния… Метод раз­ло­же­ния… Метод вычи­та­ния…» Доска покры­лась ров­ными мно­го­уголь­ни­ками, все видят чер­теж пар­кета и удив­лены тем, что это тоже дока­за­тель­ство тео­ремы Пифагора.

А Элек­тро­ник подтверждает:

– Метод «укладка пар­кета». Так он называется.

Потом он снова строит квад­раты на сто­ро­нах тре­уголь­ника, делит их на рав­ные части и обра­ща­ется к слу­ша­те­лям с очень крат­кой речью:

– Здесь все рас­суж­де­ния заклю­чены в одно слово: смот­рите! И вы все увидите!

Ребята раз­гля­ды­вают доску.

Тара­тар кивает голо­вой, улыбается.

– Нако­нец, «стул неве­сты», – хрипло про­воз­гла­шает Электроник.

Класс не выдер­жи­вает, хохочет.

– Я ска­зал пра­вильно, – обер­нув­шись, гово­рит Элек­тро­ник. – «Стул неве­сты». Эту фигуру при­ду­мал не я, а индийцы, при­чем в девя­том веке.

«Стул неве­сты» уже изоб­ра­жен на доске. Это пяти­уголь­ник, постав­лен­ный на пря­мой угол, с высту­пом для сиде­ния наверху. Не очень-то уси­дишь на таком шат­ком стуле!

Ребята опять сме­ются и смол­кают. Сыро­еж­кин читает стихи:

Пре­бу­дет вечно истина, как скоро

Ее познает сла­бый человек!

И ныне тео­рема Пифагора

Верна, как и в его дале­кий век.

Тара­тар под­хва­ты­вает, и они читают дальше вдвоем:

Обильно было жертвоприношенье

Богам от Пифа­гора. Сто быков

Он отдал на закла­нье и сожженье

За света луч, при­шед­ший с облаков.

Поэтому все­гда с тех самых пор,

Чуть истина рож­да­ется на свет,

Быки ревут, ее ночуя, вслед.

Они не в силах свету помешать,

А могут лишь, закрыв глаза, дрожать

От страха, что все­лил в них Пифагор.

– Это сонет Шамиссо, – рас­тро­ганно гово­рит Таратар.

Он сни­мает очки, про­ти­рает стекла платком.

Макар Гусев мор­гает Про­фес­сору: не часто уви­дишь, как спо­кой­ный и насмеш­ли­вый Тара­тар Тара­та­рыч при­хо­дит в такое уми­ле­ние. Макар готов уже взять обратно все слова, кото­рые он наго­во­рил Сыро­еж­кину час назад, на берегу. В знак при­ми­ре­ния он машет ему рукой.

– Садись, Сережа, – гово­рит Тара­тар. – Я с удо­воль­ствием ставлю тебе «пять».

– У меня в жур­нале вопрос, – напо­ми­нает Элек­тро­ник, вызвав этим про­стым заме­ча­нием буй­ное весе­лье Гусева.

– Вопроса больше нет, – улы­ба­ется Тара­тар. – Твер­дая пятерка… – Он повер­нулся к классу: – Гусев, успо­койся, пожа­луй­ста… У меня есть такое пред­ло­же­ние ко всем. Со сле­ду­ю­щего урока за сто­лом на кафедре будет сидеть асси­стент. Его задача – объ­яс­нять классу наи­бо­лее труд­ные вопросы домаш­него зада­ния. Есте­ственно, асси­стент дол­жен гото­виться лучше всех. Дежу­рить будете по оче­реди. Согласны?

– Согласны, – отве­чает класс.

– Тогда на бли­жай­шую неделю асси­стен­том назна­ча­ется Сыро­еж­кин… И вот что я еще хотел ска­зать. Глав­ное в мате­ма­тике — это не фор­мулы, не вычис­ле­ния, а дви­же­ние мысли, новые идеи. Я гово­рил уже об этом, но сего­дня ваш това­рищ еще раз бле­стяще под­твер­дил истину. Ваша учеба похожа на путе­ше­ствие. Каж­дый день перед вами вырас­тают новые горы. Взой­дете на одну, а там уже дру­гая. И чем больше пре­одо­ле­ете вы вер­шин, тем силь­нее будете чув­ство­вать себя…

Тара­тар ушел. Ребята обсту­пили Сыро­еж­кина, загалдели:

– Ну, ты герой!

– Молод­чина!

– Раз­ло­жил Пифа­гора, как маленького!

– Теперь пусть девя­ти­класс­ники не зада­ются. У нас своя знаменитость!

– И чем­пион по бегу!

– И кор­ре­спон­дент «Про­грам­ми­ста».

Громче всех вопил басом Макар:

– У нас свой Пифа­гор! Вот он сидит на стуле неве­сты! Ура Сыроежкину!

Вбе­жал Спар­так Неде­лин, махая голу­бой бумажкой.

– Сыро­еж­кин, где ты? – закри­чал он, пере­кры­вая шум. – Держи! Ред­кол­ле­гия «Про­грам­ми­ста» награ­дила тебя биле­том в цирк. И готовь новую заметку!

Три хранителя теоремы

В глу­бине парка, как раз неда­леко от выхода на Липо­вую аллею, сто­яла малень­кая облез­лая эст­рада с пожел­тев­шим экра­ном. Очень редко здесь пока­зы­вали кино­жур­налы, и потому рако­вина эст­рады была уют­ным при­бе­жи­щем для всех маль­чи­шек. Только вчера здесь пере­жи­дали погоню сбе­жав­ший от зри­те­лей фокус­ник и его приятель.

Сережа влез на эст­раду, раз­ва­лился на шер­ша­вых дос­ках. Ну и жизнь настала при­воль­ная! В школу не ходи, зада­ний не готовь. Элек­тро­ник и так все знает. Хочешь – смотри на небо сквозь щели в крыше, хочешь – меч­тай о чем угодно, хочешь – броди по парку.

Он поле­жал на животе, зев­нул, пере­вер­нулся на спину, стал счи­тать доски в крыше-рако­вине. Про­бился в щель сол­неч­ный луч, рядом с маль­чи­ком легло на пол свет­лое пятно. Сережка вынул из кар­мана зер­кальце, пустил сол­неч­ного зай­чика в сумрач­ный угол. Зай­чик скольз­нул по ста­рым дос­кам, потре­во­жил пау­ков в их пау­тине, запры­гал по экрану.

Вдруг зай­чик про­пал. Только что он сидел на серо­жел­том полотне и вот исчез. Луч от зер­кальца тянулся бле­стя­щим мечом к экрану, а свет­лого кружка на нем не было, словно луч про­ткнул полотно.

Сережка снова пой­мал солнце и пустил зайца в ниж­ний угол экрана. Заяц поска­кал-поска­кал и через мгно­ве­ние опять исчез. Его будто накрыла мяг­кая неви­ди­мая рука.

Все еще направ­ляя луч в то же место. Сережка с забив­шимся серд­цем подо­шел вплот­ную к экрану и резко обер­нулся, почув­ство­вав, что за его спи­ной кто-то стоит.

Он уви­дел девочку с тон­кой косич­кой. Она дер­жала кор­зинку, покры­тую тряпкой.

Сыро­еж­кин рази­нул от удив­ле­ния рот, сооб­ра­жая, как дев­чонка могла ока­заться за его спи­ной, но она опе­ре­дила его вопрос.

– Это мой дедушка пой­мал тво­его зайца. – Девочка накло­ни­лась к Сереже и дове­ри­тельно ска­зала: – Он луч­ший охот­ник на сол­неч­ных зай­цев во всей нашей стране.

Сережа еще шире рази­нул рот, но опять ничего не успел спро­сить, потому что откуда-то появился седой дед с боль­шим сач­ком. Дед дер­жал что-то бле­стя­щее, свер­ка­ю­щее, огненно-золо­тое. Нельзя было рас­смот­реть этот блеск, так резало глаза.

Сережа при­щу­рился, при­крыл глаза ладо­нью и сквозь пальцы раз­гля­дел добычу. Девочка не обма­ны­вала: дед нес огнен­ных зай­цев, держа их за длин­ные уши! Было похоже, что они сол­неч­ного происхождения.

– Спа­сибо, сынок, – доб­ро­душно ска­зал дед. – Ты при­нес охот­нику удачу, хотя и заста­вил побе­гать. Но пора нам домой. Хочешь про­во­дить нас? Ты попа­дешь в город, какого прежде не видывал.

– Да-да… ‑заки­вал Сережа. Ему очень захо­те­лось уви­деть тот самый город, где живут охот­ники за сол­неч­ными зайцами.

Они шли через лес.

Сережа вер­тел голо­вой, с удив­ле­нием рас­смат­ри­вая дере­вья. Стран­ный был этот лес. Как будто про­стые елки, березы, сосны. Но стволы у них не круг­лые, а как линейки. И ветки рас­тут только по бокам – вправо и влево.

– Уже неда­леко, – заме­тил ста­рик. – Вот про­свет, а там и город.

Дорога-стрела, вырвав­шись из леса, пре­вра­ти­лась в город­скую улицу. Сто­яли на ней обыч­ные дома. С тре­уголь­ни­ками крыш, квад­ра­тами окон, пря­мо­уголь­ни­ками две­рей. Шли люди, ехали машины.

Сережку с пер­вых же шагов охва­тило смут­ное чув­ство тре­воги. Одних пеше­хо­дов он видел только спе­реди и сзади и не заме­чал, как они про­хо­дили мимо. Дру­гих он мог раз­гля­деть только сбоку, а издали они были похожи на тон­кие палочки или черточки.

Ста­рик оклик­нул его:

– Ну, сынок, поброди-ка с Анкой по улице, а я пойду домой. Ты счаст­ли­вый, может, и внучке при­не­сешь удачу.

– Пошли? – спро­сила Анка и трях­нула кор­зи­ной. – Ты и вправду счаст­ли­вый? А то много дней у нас нет совсем покупателей…

– А что ты про­да­ешь? – спро­сил Сережка. – Ириски?

– Не-ет, – пока­чала голо­вой Анка, – у нас не про­дают ириски. В этой кор­зине – улыбки.

– Улыбки? – улыб­нулся Сережка. Честно говоря, ему совсем не было весело.

– Смотри!

Анка сдер­нула с кор­зины пла­ток, и Сер­гей зажму­рил глаза от нестер­пи­мого блеска.

– Эти улыбки дедушка делает из шку­рок зай­цев, – про­дол­жала девочка. – Я думала, ты дога­дался. Только их мало покупают.

И она обра­ти­лась к стран­ным прохожим:

– Купите улыбку! Очень дешево. Улыбку про­стую — печаль­ную, груст­ную. Улыбку для всех – дет­скую, взрос­лую. Какую хотите. Купите, купите!…

Но никто не желал купить сол­неч­ную улыбку. Про­хо­жие шли мимо, пома­хи­вая тощими порт­фе­лями. Они не заме­чали Анку и ее золо­тую кор­зинку. Их лица были сосре­до­то­ченны, дви­же­ния точны, глаза устрем­лены впе­ред. Даже собаки про­бе­гали мол­ча­ливо, таин­ственно, будто тени.

И вдруг Сыро­еж­кина осе­нило: вот так штука, здесь же все плоское!

Он вни­ма­тельно посмот­рел на улицу. Это был плос­кий город: авто­мо­били, дома, фонари, дере­вья, жители, даже собаки – все-все плос­кое, как блин, как доска, как стена, словно выре­зано из кар­тона или бумаги. Даже девочка Анка, кото­рая стоит рядом с ним, и та плос­кая. У нее всего одна косичка. Как он раньше не заметил!

А вот важно идет чело­век с огром­ным живо­том. Навер­ное, он счи­та­ется тол­стя­ком. А на самом деле, если посмот­реть сзади, он тоньше иглы. Сережка не выдер­жал, захо­хо­тал: какой узкий стул нужен этому тол­стяку! А кро­вать – тоньше линейки! А какие бутер­броды жует этот тол­стяк? Папи­рос­ную бумагу он жует, а не бутерброды.

Он сме­ялся до слез, не заме­чая, как насто­ро­жи­лась Анка, как оста­но­ви­лись про­хо­жие, как собра­лась неболь­шая толпа. Плос­кие люди строго смот­рели на весе­лого маль­чишку, пере­бра­сы­ва­лись сердито:

– Какой невос­пи­тан­ный! Только я сосре­до­то­чился, как вдруг этот ужас­ный смех. Он спу­тал все мои расчеты.

– Да, вот такие мешают спо­кой­ному тече­нию мыслей.

– Я все­гда гово­рил, что для черес­чур рез­вых детей надо открыть школу с уси­лен­ной про­грам­мой по черчению.

– И еще вечно пута­ется под ногами дев­чонка! Кому нужны эти дурац­кие улыбки?

– Тише! – испу­ганно вос­клик­нул кто-то. – Идут хра­ни­тели теоремы.

Толпа смолкла, рас­сту­пи­лась, про­пус­кая три важ­ные фигуры.

В покрое их одежды можно было раз­ли­чить три квад­рата и тре­уголь­ник, и все же они не были похожи друг на друга. Один из них, с квад­рат­ной голо­вой и ост­рень­кими глаз­ками, был обла­чен в ста­ро­мод­ную про­фес­сор­скую ман­тию. Дру­гой, неболь­шого роста, носил на голове огром­ный цилиндр, держа руки в кар­ма­нах и зажав под мыш­кой зонт. Послед­ний шел через толпу, воз­дев руки к небу, словно пре­ду­пре­ждая о чем-то. Так выгля­дели три хра­ни­теля тео­ремы, мед­ленно при­бли­жав­ши­еся к Сереже.

Честно говоря, Сер­гей в этот момент стру­сил. Уж очень стро­гий вид был у хранителей.

Три хра­ни­теля оста­но­ви­лись перед маль­чи­ком, молча раз­гля­ды­вая его. Потом тот, кто был в про­фес­сор­ской ман­тии, ска­зал неожи­данно писк­ля­вым голосом:

– Нам стало известно, что ты нару­ша­ешь поря­док, уста­но­вив­шийся с неза­па­мят­ных вре­мен в нашей стране. Известно ли тебе, незна­ко­мец, что ты нахо­дишься в Стране двух измерений?

– Да, – кив­нул Сережа.

– Известно ли тебе, – про­дол­жал пищать хра­ни­тель, – чему равна сумма квад­ра­тов катетов?

– Квад­рату гипотенузы!…-пробормотал мальчик.

Хра­ни­тели переглянулись.

– Он не так уж глуп, как кажется, – заме­тил малютка в огром­ном цилиндре.

Сережка осмот­рел трех хра­ни­те­лей и стал вспо­ми­нать, где он видел эти тре­уголь­ники и квад­раты. Ну конечно, на школь­ной доске! Их рисо­вал Тара­тар Таратарыч!

– Тео­рема Пифа­гора! – выпа­лил он.

– Ты зна­ешь это имя?! – уди­вился хра­ни­тель с под­ня­тыми руками. – Пре­ду­пре­ждаю, про­из­носи его почти­тель­нее! Ибо все, что ты видишь вокруг, создано на основе этого бес­смерт­ного открытия…

Напы­щен­ность хра­ни­те­лей и их воз­вы­шен­ный тон уже наску­чили Сыро­еж­кину. Пока хра­ни­тель с под­ня­тыми руками читал настав­ле­ния, наш мате­ма­тик мыс­ленно пере­вер­нул его вниз голо­вой и захихикал.

– Что ты нашел смеш­ного в наших сло­вах? – строго спро­сили хранители.

Толпа угро­жа­юще загу­дела. Нет, их не сто­ило раздражать.

– Не обра­щайте вни­ма­ния, – ска­зал Сыро­еж­кин. – Я все­гда так сме­юсь, когда вспо­ми­наю о Пифа­го­ро­вых штанах.

– Поясни свою мысль.

– Ну, так легче всего запом­нить тео­рему… Пифа­го­ровы штаны во все сто­роны равны!

– О! – вос­клик­нули в один голос три хра­ни­теля. – Эта фор­му­ли­ровка неиз­вестна даже нам!

Они вынули из кар­ма­нов мел и при­ня­лись чер­тить на асфальте фигуры. Никто больше не обра­щал на Сережку вни­ма­ния. Толпа сле­дила за дви­же­ни­ями хранителей.

Сережа подо­шел к Анке, похвастал:

– Вот я и задал им работу. Давай мне в награду улыбку.

Девочка смот­рела на него, как на вол­шеб­ника. Она маши­нально сунула руку в кор­зинку и про­тя­нула Сережке свер­ка­ю­щую улыбку. Пома­хи­вая ею. Сережка важно сказал:

– Пусть они думают до утра. Пой­дем к нам во двор. У нас там все совсем дру­гое. Будем гонять мяч, насто­я­щий, круг­лый, а не плос­кий. И кошки у нас пуши­стые и мяг­кие. А собаки! Разве у нас такие собаки? Ты бы только видела, как Беше­ная Кол­баса ловит свой хвост, умерла бы со смеху! И я, так и быть, позна­комлю тебя с Электроником.

– Я очень хочу играть в круг­лый мяч, – вздох­нула Анка. – Я очень хочу погла­дить пуши­стую кошку. Но я не пони­маю, что такое «круг­лый». Навер­ное, я нико­гда не смогу уви­деть круг­лое и пуши­стое! – И Анка заплакала.

В этот момент к ним подо­шли три хранителя.

– Скажи, чуже­зе­мец, откуда ты при­был? – строго спро­сил малютка в цилиндре.

Сережка на минуту заду­мался. Ска­зать: с Липо­вой аллеи? Не пой­мут. И он ответил:

– С Земли.

– Наде­юсь, раз мы нашли общий язык, – про­дол­жал хра­ни­тель, – ваша Земля подобна Стране двух изме­ре­ний? Она такая же боль­шая и плоская?

– Она очень боль­шая, но не плос­кая, а круг­лая, – чисто­сер­дечно при­знался Сыро­еж­кин. – Это бабуш­кины сказки, что Земля плоская.

Толпа изум­ленно вздохнула.

– Ты заблуж­да­ешься, маль­чик! – сурово про­из­нес хра­ни­тель с под­ня­тыми руками. – Не ста­нешь же ты, под­ска­зав­ший нам ори­ги­наль­ное реше­ние Вели­кой тео­ремы, утвер­ждать, что на вашей Земле сумма углов тре­уголь­ника не равна ста вось­ми­де­сяти градусам?

Вопрос несколько оза­да­чил нашего мате­ма­тика. Сумму углов про­стого тре­уголь­ника он хорошо знал – сто восемь­де­сят гра­ду­сов. Но на Земле? Он пред­ста­вил боль­шой гло­бус и построил на нем тре­уголь­ник с вер­ши­ной на Север­ном полюсе и осно­ва­нием на эква­торе. Оста­ва­лось посчи­тать, чему равна сумма его углов.

– Счи­тайте сами, не торо­пи­тесь! – ска­зал Сережка. – Вот вам Земля.

Он вынул из кар­мана копейку.

– Я же гово­рил, что она плос­кая, – поучи­тельно заме­тил хра­ни­тель, уви­дев копейку.

– Это еще не Земля! – пре­ду­пре­дил маль­чик. – Неужели вы дума­ете, что весь мир построен по одной теореме?

Сыро­еж­кин при­сел, поста­вил копейку на ребро и щелк­нул по самому кра­ешку ног­тем. Копейка закру­жи­лась на месте, обра­зо­вав бле­стя­щий шарик.

– Ах, – вскрик­нула Анка, – как красиво!

– Это обман­щик! – закри­чали из толпы. – Обра­тите вни­ма­ние, как он не похож сам на себя с раз­ных сторон!

– Да, да, он совсем раз­ный, когда пово­ра­чи­ва­ется! – под­хва­тили сер­ди­тые голоса.

– Он хочет нас оду­ра­чить! Посмот­рите вни­ма­тельно на чер­теж. Вели­кого хра­ни­теля тео­ремы он пред­ста­вил как штаны, кото­рые во все сто­роны равны.

Откуда-то выныр­нул юркий, сги­ба­ю­щийся попо­лам чело­ве­чек и зашеп­тал трем хранителям:

– Опас­ный сму­тьян!… Он уго­ва­ри­вал дев­чонку играть с круг­лым мячом и пуши­стой кош­кой, каких в при­роде не суще­ствует. Надо про­учить его.

– Беги! – шеп­нула Сер­гею Анка и под­ки­нула высоко кор­зину с улыбками.

Сноп сол­неч­ных искр выле­тел оттуда, на мгно­ве­ние осле­пив толпу.

Сережка бро­сился бежать. Он не раз­би­рал дороги и мчался по улице, сши­бая плос­кие фигуры. Потом свер­нул и ринулся напро­лом – через плос­кие дома. Они тре­щали и лома­лись, цеп­ля­ясь за одежду маль­чика. А сзади топала погоня.

Вот лес – часто­кол линеек. Он тоже тре­щит, лома­ется. Не лес, а сухая трава. Еще несколько мет­ров, и он спа­сен. Он выско­чит в насто­я­щий парк, где ходят насто­я­щие люди, где его ждет Электроник.

Но кто-то хва­тает Сер­гея за ногу, и он падает. Крепко зажму­ри­вает глаза, ждет, что будет дальше. Опять кто-то тянет его за ногу. Сер­гей откры­вает один глаз и видит Электроника.

– Элек­троша! – радостно кри­чит Сережа и вска­ки­вает. – Ты меня спас!

– Не пре­уве­ли­чи­вай, – гово­рит Элек­тро­ник. – Я полу­чил пятерку, точку по рисо­ва­нию и билет в цирк.

Они стоят внутри эст­рады, за экра­ном. Сер­гей с удив­ле­нием вер­тит в руках голу­бой биле­тик и ничего не понимает.

– Сей­час я рас­скажу, как все было, – гово­рит его друг. – Но сна­чала надо достать конфеты.

– Зачем конфеты?

– Как — зачем? Мы же идем в цирк.

Первые поражения Электроника

В киоске они купили кон­феты, и Элек­тро­ник забрал их себе.

– Съе­дим в цирке? – спро­сил Сережка.

– Нет, это для дру­гой цели.

Больше Элек­тро­ник ничего не ска­зал. Но Сережка пони­ма­юще улыб­нулся. Он знал, что и в цирке обя­за­тельно про­изой­дет нечто замечательное.

Ну что у него за необык­но­вен­ный друг! Про­шло всего несколько часов, как они рас­ста­лись, а Элек­тро­ник уже про­гре­мел на всю школу, уди­вил Спар­така, самого Тара­тара и награж­ден биле­том в цирк! Даже страна плос­ких людей, о кото­рой Сережка рас­ска­зал сво­ему другу, теперь каза­лась не такой уж интересной.

– Наверно, когда ты отве­чал на уроке, а я тебя ждал, – буд­нично закон­чил Сережка, – я тоже думал о тео­реме Пифа­гора. И вот мне при­сни­лась эта глу­пая страна.

Но Элек­тро­ник вос­при­нял его рас­сказ иначе. Он стал рас­суж­дать серьезно и обсто­я­тельно, ничуть не сомне­ва­ясь в под­лин­но­сти про­ис­ше­ствия. И Сережке уже каза­лось, что он дей­стви­тельно был в стране плос­ких людей. Он вспом­нил Анку и пожа­лел ее. Вот они с дру­гом идут вдоль набе­реж­ной, видят, как искрится река, как летят, едва каса­ясь воды, кры­ла­тые теп­ло­ходы и яркими бабоч­ками мель­кают крас­ные, жел­тые, белые паруса яхт… А там – какая скуч­ная жизнь у этих плос­ких людей: тео­рема Пифа­гора, сумма углов тре­уголь­ника – и больше ничего.

А Элек­тро­ник ска­зал, что Сережке повезло: он словно попал в древ­ние века, когда покло­ня­лись только Евклиду. И он вел себя как насто­я­щий уче­ный – пред­ло­жил хра­ни­те­лям ост­ро­ум­ную задачу. Они при­выкли, что в любом плос­ком тре­уголь­нике сумма углов сто восемь­де­сят гра­ду­сов, а тут нате вам – две­сти семь­де­сят. Тре­уголь­ник на зем­ном шаре – это им не Евклид, а гео­мет­рия сферы!

Наш мате­ма­тик почув­ство­вал себя героем. Еще бы, он здо­рово оза­да­чил этих хранителей!

– Надо было пред­ло­жить им еще тре­уголь­ник в кос­мосе, – ска­зал Электроник.

– М‑м, – про­мы­чал мате­ма­тик. – Это интересно.

– Конечно.

– Ну-ка рас­скажи, пожа­луй­ста. Я что-то забыл, – схит­рил Сыроежкин.

Элек­тро­ник под­нял палку и нари­со­вал на пес­ча­ной дорожке три звездочки.

– Вот три звезды в раз­ных галак­ти­ках. Представляешь?

– Пред­став­ляю.

– Это три вер­шины нашего кос­ми­че­ского тре­уголь­ника, – про­дол­жал Элек­тро­ник. – Пред­по­ло­жим, что его сто­роны – это лучи света. Как известно, луч света в пустоте – все­гда пря­мая линия… Но в том-то и дело, что, когда лучи про­хо­дят вблизи звезды, они искривляются.

– Ух ты… Как же так?

– Физи­че­ский закон. Солнце, звезды и дру­гие небес­ные тела искрив­ляют про­стран­ство вокруг себя, и поэтому наш тре­уголь­ник ока­жется совсем не плос­ким. – Элек­тро­ник соеди­нил все три звезды в своем чер­теже кри­выми линиями.

– Понятно, – ска­зал Сыро­еж­кин, – хотя и чудно. Выхо­дит так: если я захочу лететь от одной звезды к дру­гой, то я полечу не прямо, а по кривой?

– Совер­шенно верно, – тоном учи­теля про­из­нес Элек­тро­ник. – Но это не все. Не забудь, что звезды все время дви­жутся. Галак­тики раз­бе­га­ются от Земли с огром­ной ско­ро­стью. Вот и измерь сумму углов кос­ми­че­ского треугольника.

– Да, – под­твер­дил Сыро­еж­кин. – Попро­буй измерь! А ты можешь?

– Не могу, – сознался Элек­тро­ник. – Над гео­мет­рией Все­лен­ной рабо­тают аст­ро­номы, физики, мате­ма­тики. Это слож­ная наука.

Сыро­еж­кин хлоп­нул себя по лбу:

– Зачем же мы в школе тра­тим силы на каких-то Пифа­го­ров и Евкли­дов, раз гео­мет­рия совсем дру­гая! Что ж ты раньше молчал!

– А теперь ты рас­суж­да­ешь совсем не как уче­ный, – охла­дил това­рища Элек­тро­ник. – Тео­рема Пифа­гора все равно нужна для про­стых рас­че­тов и опы­тов. А гео­мет­рия Евклида – про­стой раз­дел гео­мет­рии нашего мира, и ее тоже надо знать.

– Я вот счи­таю, – ска­зал Сыро­еж­кин, – как мне повезло, что я родился не в древ­ние века. Сидел бы я за пар­той и думал, как те плос­кие люди: «О вели­кий Пифа­гор, ты про­све­тил мой разум…» Нет, това­рищ Пифа­гор, я не такой про­сто­филя. Когда я стану мате­ма­ти­ком, или аст­ро­но­мом, или кос­мо­нав­том и когда полечу в кос­мос, я выберу себе осо­бен­ный марш­рут: тре­уголь­ник. И сумма квад­ра­тов его кате­тов не будет равна квад­рату гипотенузы!…

Чуть позже, когда Сережке рас­хо­те­лось гово­рить про гео­мет­рию, он повел при­я­теля в укром­ный уго­лок парка, при­ме­ча­тель­ный тем, что там в любое время дня про­ис­хо­дил обмен цен­но­стями между мальчишками.

До цир­ко­вого пред­став­ле­ния было еще три часа, и Сережка решил доста­вить Элек­тро­нику малень­кое удо­воль­ствие. Подойдя к сире­не­вым кустам, он извлек из кар­ма­нов свое богат­ство, раз­ло­жил на земле и цар­ским жестом раз­ре­шил другу все это обме­нять. Здесь были: кос­ми­че­ские марки в цел­ло­фа­но­вом паке­тике; деся­ток знач­ков; пере­го­рев­ший фона­рик вели­чи­ной с каран­даш; две ста­рин­ные монеты, стер­ши­еся до того, что невоз­можно было уста­но­вить их под­дан­ство; детали от мик­ро­при­ем­ника; золо­ти­стый хвост белки со свин­цо­вым гру­зи­ком, так назы­ва­е­мый пушок, кото­рый маль­чишки под­ки­ды­вают ногой вме­сто мяча; несколько шах­мат­ных фигур; резинка в виде ракеты; мини­а­тюр­ный цир­куль; пено­пла­сто­вый попла­вок; зеркальце.

Элек­тро­ник осмот­рел груду вещей и спросил:

– Зачем я дол­жен менять?

– Это такая игра, – пояс­нил Сыро­еж­кин. – Ты уви­дишь, будет интересно.

Он помог при­я­телю рас­со­вать цен­но­сти по кар­ма­нам и остался ждать его у кустов, бла­го­ра­зумно решив, что не стоит появ­ляться вме­сте в зна­ко­мой ком­па­нии. Сережка пред­ста­вил, как хорошо сей­час Элек­тро­нику – сидит на ска­мейке, меняет сокро­вища и берет что хочет. Чудес­ная это все-таки игра, очень необ­хо­ди­мая в жизни. Надоел тебе, к при­меру, жел­тый фонарь, так намо­зо­лил глаза, что про­сто видеть его не можешь. Иди в парк, к сире­не­вым кустам, и бери вза­мен вело­си­пед­ный зво­нок, или кар­ман­ные шах­маты, или еще что-нибудь. Навер­ное, это самая древ­няя игра, и она не умрет, пока у маль­чи­шек есть карманы…

Но не про­шло и пяти минут, как Элек­тро­ник вернулся.

– Ну? – нетер­пе­ливо спро­сил Сыроежкин.

– Все в порядке. Обме­нял. При­нес дру­гие пред­меты, – невоз­му­тимо про­из­нес Электроник.

Когда же меняла выло­жил эти пред­меты, Сережка даже поблед­нел. Он уви­дел пустой аптеч­ный пузы­рек, кусок исполь­зо­ван­ной фото­пленки, марки, кото­рые можно купить в любом киоске, само­дель­ный бумаж­ный коше­лек, коро­бок от спи­чек, куклу без носа и без глаз, школь­ные перья, какие-то вин­тики, гаечки, гвоз­дики и в довер­ше­ние всего – огры­зок каран­даша. Жал­кий огры­зок и нанес послед­ний удар Сыро­еж­кину. Он уко­риз­ненно посмот­рел на друга, кото­рый разо­рил его в несколько минут.

– Коли­че­ство пред­ме­тов точно такое, какое ты дал, – бес­страстно доло­жил Электроник.

– Да‑а… ‑про­тя­нул Сережка, не зная, сме­яться ему или пла­кать, выбро­сить эти неве­ро­ят­ные глу­по­сти или покорно забрать.

Вне­запно он при­нял реше­ние. Собрал весь хлам и при­ка­зал Электронику:

– Жди меня здесь!

– Ты тоже идешь меняться? – спро­сил недав­ний меняла, не подо­зре­вав­ший о своей бесталанности.

– Видишь ли, из этих пред­ме­тов мне кое-что не нра­вится. Я сей­час вернусь.

Ком­па­ния на ска­мей­ках встре­тила Сыро­еж­кина насто­ро­жен­ным мол­ча­нием. Сер­гей даже заме­тил, как рыжий парень поспешно спря­тал его фона­рик. Не обра­щая ни на кого вни­ма­ния, наш герой раз­ло­жил на сво­бод­ной ска­мейке свою ношу и громко сказал:

– А ну нале­тай! Меняю!

Взрыв откро­вен­ного смеха был ему отве­том. «Обла­по­шили и рады. Ржут, как лошади, – усмех­нулся Сыро­еж­кин. – Ничего, сей­час вы будете плакать».

– Передумал!…-кричали ему маль­чишки. – Ничего не вый­дет! Мен на мен – воз­врата нет!…

– Меняю на фона­рик, – хлад­но­кровно про­дол­жал Сыро­еж­кин, – вот этот обык­но­вен­ный спи­чеч­ный коро­бок… А в при­дачу необык­но­вен­ный фокус со спичкой!

Рыжий хозяин фона­рика пре­зри­тельно скри­вил губы:

– Так уж необык­но­вен­ный! Поду­ма­ешь, не видели мы спичку!

Маль­чишки опять заго­го­тали. А Сережка достал носо­вой пла­ток, пома­хал им в воз­духе и властно сказал:

– Дайте мне спичку!

Спичку ему дали.

– Весь фокус в том, – спо­койно начал объ­яс­нять Сыро­еж­кин, – что спичка заво­ра­чи­ва­ется в пла­ток. – Он завер­нул спичку и обра­тился к рыжему: – Пощу­пай. Чув­ству­ешь? Теперь ломай.

Было слышно, как спичка трес­нула. Потом фокус­ник взмах­нул плат­ком, и на землю упала целая спичка. Рыжий успел схва­тить ее пер­вым. Он повер­тел ее, под­нес к гла­зам, поню­хал. Уди­ви­тель­ная спичка пошла по рукам.

Рыжий молча про­тя­нул фонарь и взял коробок.

– Давай объ­яс­няй! – потре­бо­вал он.

– Объ­ясню потом, – отмах­нулся Сережка. – Сей­час мне неко­гда. – Он взял сле­ду­ю­щий пред­мет – куклу без носа. – А эта кра­са­вица меня­ется вме­сте с объ­яс­не­нием зага­доч­ной исто­рии, как уми­рают слоны и почему не най­дено ни одного сло­но­вьего трупа.

И хотя исто­рия ока­за­лась не такой уж зага­доч­ной (через минуту все знали, что слоны, чув­ствуя при­бли­же­ние смерти, идут к реке и с голо­вой скры­ва­ются в воде), тор­говля наход­чи­вого менялы пошла очень бойко. В каче­стве допол­ни­тель­ного ассор­ти­мента пред­ла­га­лись: сек­рет не бью­ще­гося в ста­кане сырого яйца, исчез­но­ве­ние пальца на руке, рецепт чудо­дей­ствен­ных капель, уде­ся­те­ря­ю­щих силы чело­века, сеансы гип­ноза, задачка о кос­ми­че­ском тре­уголь­нике, заго­вор от зуб­ной боли и тому подоб­ное. При­звав на помощь хит­рость, фан­та­зию и память, Сережка в конце кон­цов вер­нул свои дра­го­цен­но­сти, кроме стер­шихся монет, обла­да­тель кото­рых убе­жал, едва только выме­нял их у Элек­тро­ника. Но он напрасно будет гадать, какой стране они принадлежали.

– А фокус со спич­кой? – напом­нил рыжий маль­чишка, когда Сыро­еж­кин при­вычно рас­сор­ти­ро­вал по кар­ма­нам лич­ную собственность.

– Отой­дем в сто­ронку, – пред­ло­жил Сер­гей. – Это про­фес­си­о­наль­ный секрет.

Рыжий довер­чиво поплелся за ним. За кустом Сер­гей оста­но­вился и ска­зал ему на ухо:

– Чудак! Я поло­жил две спички. Понял, рас­тяпа? Прощай!

И он помчался к Элек­тро­нику. Зачем ему было гово­рить, что вто­рая спичка зара­нее пря­та­лась в над­ре­зан­ный руб­чик платка! Зачем было выда­вать про­фес­си­о­наль­ный секрет!

Элек­тро­ник, вновь уви­дев раз­ба­за­рен­ные им пред­меты, так и не понял, зачем необ­хо­дим обмен. И пока Сережка путем слож­ных срав­не­ний рас­тол­ко­вы­вал ему цен­ность каж­дой вещи, лежа­щей в его кар­мане, они пре­спо­койно шли к цирку, где надо было зара­нее купить один билет. Как вдруг перед гла­зами Сережки мельк­нуло зна­ко­мое голу­бое пла­тье. От неожи­дан­но­сти он спо­ткнулся и чуть не упал.

– Что с тобой? – спро­сил Электроник.

Сережка не отве­тил, он застыл на месте. А та самая певица, кото­рая пела о шарах и сме­я­лась над про­дел­ками Элек­тро­ника, сей­час про­шла мимо с рав­но­душ­ным видом, не удо­стоив при­я­те­лей даже взглядом.

В пер­вый момент Сер­гей хотел посту­пить так, как делают обычно все маль­чишки: забе­жать неза­метно впе­ред, потом пойти навстречу, поздо­ро­ваться и заго­во­рить. Но уже в сле­ду­ю­щую минуту он решил: нет, пусть лучше дей­ствует Элек­тро­ник! Ведь ему улы­ба­лась и хло­пала голу­бая девочка!… И Сережка объ­яс­нил другу задачу: позна­ко­миться, узнать имя и адрес.

– Только не забудь, – грозно пре­ду­пре­дил он, – что ты Сер­гей Сыро­еж­кин. Помни клятву: чтоб я сло­мался, если выдам эту тайну!

Элек­тро­ник послушно повто­рил закли­на­ние и начал действовать.

Как ни странно, он вос­поль­зо­вался именно тем при­е­мом, кото­рый пока­зался Сыро­еж­кину негод­ным: пере­гнал незна­комку, круто повер­нулся и, заго­ро­див ей дорогу, сразу же ринулся в наступление:

– Здрав­ствуй. Давай познакомимся.

– Здрав­ствуй… ‑Голу­бая девочка с удив­ле­нием рас­смат­ри­вала Элек­тро­ника. – А мы, кажется, зна­комы… Ведь это ты пока­зы­вал такие смеш­ные фокусы?

– Я. Как тебя зовут?

Сыро­еж­кин, под­крав­шись сзади, удив­ленно пока­чал голо­вой: отча­янно сме­лый этот Элек­тро­ник, дей­ствует точно по заданию.

– А это обя­за­тельно знать? – Девочка накло­нила голову.

– Обя­за­тельно.

– Майя Свет­лова. А тебя как зовут?

– Сер­гей Сыроежкин.

– А почему на платке было напи­сано «Элек­тро­ник»?

Сережка похо­ло­дел: вдруг Элек­тро­ник про­го­во­рится? Но тот, поду­мав, нашелся:

– Это мой псев­до­ним. А какой твой адрес?

Лицо девочки стало стро­гим. Фокус­ник зада­вал черес­чур стран­ные вопросы.

– Что за любо­пыт­ство! Скажи мне лучше: ты вер­нул вещи, кото­рые про­гло­тил? Это что — лов­кость рук или на самом деле?

– Долго объ­яс­нять, – хрипло отве­тил Элек­тро­ник. – Я тороп­люсь в цирк. Какой твой адрес? Я люблю точ­ные сведения.

– Пожа­луй­ста. – Майя дер­нула пле­чом. Этот Сыро­еж­кин был к тому же вооб­ра­жала. – Улица Гео­ло­гов, дом три, квар­тира пят­на­дцать. Подъ­езд чет­вер­тый, этаж пятый, лифт рабо­тает. Все?

– Все, – ска­зал Электроник.

– До свиданья!

– До свиданья!

Сережка отча­янно жести­ку­ли­ро­вал за спи­ной Майи, при­зы­вая Элек­тро­ника про­дол­жить раз­го­вор. Но тот его не понял – стоял как столб. А голу­бая девочка была довольна, что отде­ла­лась от настой­чи­вого маль­чишки. Она пошла не огля­нув­шись и даже уско­рила шаг.

Сережка рас­те­рянно смот­рел вслед голу­бому пла­тью. Почему-то он чув­ство­вал себя очень несчаст­ным. Вот в послед­ний раз мельк­нуло голу­бое пят­нышко и исчезло в толпе. Майя Свет­лова, улица Гео­ло­гов. И имя, и адрес теперь есть у него. И нет ничего. Неиз­вестно даже, как Майя к нему относится…

Очень странно вел себя Элек­тро­ник. Будто дере­вян­ный. Не улыб­нулся, не пошу­тил, не рас­ска­зал ника­кой исто­рии. Ведь дев­чонки любят, когда им зубы заго­ва­ри­вают… Что за чудак этот Элек­тро­ник! Гово­рил пра­вильно, а полу­чи­лось все очень глупо. Он, конечно, хоро­ший това­рищ, но все-таки чего-то не понимает…

– Пошли в цирк, – вздох­нув, ска­зал Сер­гей Электронику.

Код бегемота

Раз­бе­га­ются мол­нии на сереб­ри­стом куполе. Горят четыре яркие буквы – ЦИРК. Нетер­пе­ливо топают ногой крас­ные лошадки, состав­лен­ные из лам­по­чек. И под этим элек­три­че­ским сия­нием рас­кры­тые двери гло­тают и гло­тают потоки людей. А толпа на пло­щади не умень­ша­ется: кто ждет дру­зей, кто ищет лиш­ний билет, а кто и про­сто смот­рит на блеск огней.

Вто­рого билета дру­зья так и не достали. Элек­тро­ник давно уже скрылся в две­рях, а Сережка стоит на одном месте. Рас­се­ется поне­многу толпа, загре­мит весе­лая музыка, ста­нет пустынно и про­хладно на пло­щади, а он будет все смот­реть на огни. Конечно, из цирка не вый­дет ярко-жел­тый клоун, не выско­чит наезд­ница на белой лошади, чтобы пред­ло­жить ему лиш­ний билет. Он это пони­мает. Зато когда кон­чится пред­став­ле­ние и шум­ный поток выплес­нет на улицу, на сту­пень­ках появится Элек­тро­ник. И они вме­сте пой­дут домой.

Он заду­мался, не заме­тил, как остался один. И еще двор­ник шур­шал мет­лой, под­ме­тая окурки, бумажки и заодно те слу­чай­ные звуки, кото­рые сумели вырваться из-за две­рей и упали на мосто­вую. А Сережка все думал о рыча­щих тиг­рах, пят­ни­стом жирафе и слоне, кото­рый дви­гает хобо­том стрелку на часах…

Кто-то тро­нул его за плечо:

– Ну что, хочешь в цирк?

Сережка уви­дел высо­кого чело­века в шляпе и плаще. У него мох­на­тые брови и вни­ма­тель­ные глаза. Сережка ничего не ска­зал, только пожал пле­чами, счи­тая, что его поло­же­ние ясно и без слов.

– Пошли! – Незна­ко­мец подмигнул.

Они свер­нули за угол. Чело­век открыл стек­лян­ную дверь и про­пу­стил Сер­гея вперед.

– Доб­рый вечер, Антон Кон­стан­ти­но­вич! – ска­зал, вста­вая, вахтер.

– Здрав­ствуй, Матвеич! – весело ото­звался покро­ви­тель Сережки. – Этот маль­чик со мной.

Они под­ни­ма­ются по узкой кру­той лест­нице, выхо­дят в кори­дор, и Антон Кон­стан­ти­но­вич на ходу гово­рит какой-то женщине:

– Маша, усади его на сво­бод­ное место. – И Сережке: – Как зовут-то? Серега? Ну, будь здо­ров, Серега. Смотри и веселись.

– Спа­сибо! – сму­щенно ска­зал ему вслед покрас­нев­ший счастливец.

– Иди наверх, – посо­ве­то­вала тетя Маша. – В послед­нем ряду есть место.

Сережка взле­тает на галерку, и в грудь ему уда­ряет упру­гая волна музыки. Он не заме­чает, как садится. Сей­час он весь там – на сол­неч­ной арене, где над жон­гле­ром пор­хают, словно бабочки, шары, тарелки, кольца. Ему кажется, что это он сам ловко под­пры­ги­вает, кидает, ловит, пере­во­ра­чи­ва­ется и все время сле­дит, чтоб ничто не упало.

Вспы­хи­вают про­жек­торы. И арена словно раз­дви­ну­лась, стала больше. В скре­щен­ных лучах сколь­зит над рядами ракета. На ракете гим­на­сты. Стоят и не шелох­нутся, словно при­кле­ен­ные, вытя­нув впе­ред руки. А ракета все выше, а музыка все быст­рее… И вот гим­наст пови­сает вниз голо­вой, а его парт­нерша ловко соскольз­нула с ракеты и в какое-то мгно­ве­ние ловит его руки, вкла­ды­вает ладонь в ладонь, чтобы кру­титься под купо­лом, сжи­маться и раз­жи­маться, как пру­жина, отбра­сы­вая на стены лег­кие, стре­ми­тель­ные тени, вызы­вая то мерт­вую тишину, то вздох облег­че­ния, то беше­ные аплодисменты.

В паузе шутят кло­уны, а Сережка ищет взгля­дом Элек­тро­ника. Почему-то нет его в деся­том ряду. Нет и в один­на­дца­том, и в девя­том… Маль­чик видит, как в оркестре пере­во­ра­чи­вает ноты скри­пач, как поправ­ляет гал­стук-бабочку дири­жер, как сме­ются над кло­уном тру­бачи. Но Элек­тро­ника он так и не находит.

– Аттрак­цион «Чудес­ные сны»! – гро­мо­вым голо­сом про­воз­гла­шает веду­щий про­грамму. – Сме­шан­ная группа живот­ных!!! Дрес­си­ров­щик – Антон Антонов!!!

Зву­чит весе­лый марш, и выез­жает какой-то длин­но­но­сый чудак на низень­ком вело­си­педе. Он нажи­мает на педали изо всех сил и выгля­дит очень смешно, но Сер­гей только мель­ком взгля­нул на него. Маль­чишка вер­тел голо­вой, осмат­ри­вая ряды, пока не погас свет.

Вдруг воз­ник зеле­ный ого­нек и поплыл вокруг арены. Сережка вытя­нул шею. Он уви­дел, что по барьеру дви­жется мор­ской лев. Чер­ный-чер­ный, бле­стя­щий, будто нагу­та­ли­нен­ный. Мягко пока­чи­ва­ется из сто­роны в сто­рону, тихо шле­пает ластами, а на кон­чике под­ня­того носа дер­жит зеле­ную лампу.

Вот он соско­чил с барьера, под­бро­сил лампу прямо в руки слу­жа­щему и толк­нул в бок длин­но­но­сого чудака, кото­рый спал на опил­ках. Вспых­нул свет. Чудак вско­чил. На арене – сугробы снега, ледя­ные глыбы и чер­ный чуд­ной зверь. Чудак от удив­ле­ния сел на сугроб, а тот возьми да заше­ве­лись. Чудак в ужасе вско­чил: это был вовсе не сугроб, а белый мед­ведь. Тогда чело­век при­нялся про­ве­рять дру­гие сугробы, и, к все­об­щему удо­воль­ствию, из-под снеж­ных покры­вал вылезли еще два мед­ведя – бурый и белый. Бурый тут же сел на вело­си­пед и поехал вдоль барьера, а белые по-дру­же­ски обня­лись, заку­выр­ка­лись, пока­ти­лись шарами.

Потом белые мед­веди делали стойку на перед­них лапах, бурый гонял на вело­си­педе, чело­век и мор­ской лев жон­гли­ро­вали над ними мячами. Как вдруг в пуб­лике раз­да­лось глу­хое рыча­ние. Кое-кто из зри­те­лей обер­нулся, а бурый мед­ведь резко оста­но­вил велосипед.

Рыча­ние повто­ри­лось. Мед­ведь при­слу­шался, встал на зад­ние лапы и неук­люже полез через барьер. Дрес­си­ров­щик успел схва­тить его за ошей­ник. Но мед­ведь вырвался и пошел вверх по сту­пе­ням, пугая пуб­лику. Дрес­си­ров­щик шел сзади и громко говорил:

– Тро­фим, что ты хочешь? Тебя кто-то позвал? Не обра­щай внимания!

У Сережки замерло сердце: неужели мед­ведя позвал Электроник?

Тро­фим, громко сопя, под­нялся до деся­того ряда и замер перед сидев­шим с краю маль­чи­ком. Маль­чик встал.

«Элек­тро­ник!» – чуть не крик­нул Сережка. Он очень обра­до­вался: со сво­его места он хорошо видел, что это Элек­тро­ник! И тут же испу­гался: а вдруг в цирке сидит про­фес­сор или тот мили­ци­о­нер, кото­рый ищет Элек­тро­ника?… Но его страх вне­запно уле­ту­чился, так как собы­тия в деся­том ряду раз­ви­ва­лись стремительно.

Дрес­си­ров­щик, пора­жен­ный в пер­вый момент, при­шел в себя и радостно закри­чал на весь цирк:

– А‑а, это же мой зна­ко­мый Сережа! Зачем ты сры­ва­ешь номер, Сережа?

– Я не сры­ваю, – отве­тил Элек­тро­ник. – Я хочу поздо­ро­ваться с Трофимом.

Над рядами вспорх­нул смешок.

– Ну, поздо­ро­вайся, – раз­ре­шил длин­но­но­сый чудак. – Здо­ро­вайся и будь здоров!

Элек­тро­ник как-то странно хрюк­нул, и Тро­фим издал тот же звук. Тро­фим под­нялся во весь свой рост, про­тя­нул могу­чую лапу. Маль­чик пожал лапу двумя руками, что-то шеп­нул мед­ведю на ухо и сунул ему в пасть кон­фету. Зри­тели бурно захлопали.

– Да ты моло­дец, – тихо ска­зал дрес­си­ров­щик маль­чику и повел мед­ведя за собой. Тро­фим не сопротивлялся.

А к Элек­тро­нику уже спе­шил мор­ской лев, шле­пая ластами, балан­си­руя своим гиб­ким рези­но­вым телом, – ведь он дер­жал боль­шой шар на пуговке носа. Люди, сидев­шие рядом с Элек­тро­ни­ком, уве­ряли потом, что он не подал ника­кого знака льву, даже не пик­нул: про­сто, мол, зверь зна­ком с этим маль­чи­ком и при­вык под­хо­дить к нему.

Но дрес­си­ров­щик был сму­щен. Он не знал, что и поду­мать. У него даже мельк­нула мысль: не мог ли стран­ный маль­чик позвать льва неслыш­ным сиг­на­лом – напри­мер, уль­тра­зву­ком. Впро­чем, он тут же решил, что это глу­пость: как известно, из всех уль­тра­зву­ков чело­век спо­со­бен про­из­не­сти только «кис-кис».

Лев оста­но­вился и, гра­ци­озно изо­гнув шею, послал мяч Элек­тро­нику. Тот ловко пой­мал и бро­сил назад, хлоп­нув при этом в ладони. Так они играли, пока не вызвали апло­дис­мен­тов. Чер­ный жон­глер при­лег на сту­пени и захло­пал ластами. Потом он при­нял на нос мяч, вер­нулся к дрессировщику.

Номер про­дол­жался, и Сер­гей не знал, куда ему смот­реть. Он махал рукой, пода­вая знаки другу, и косился на манеж. А там за какую-то минуту опять все изме­ни­лось. Цве­ту­щие дере­вья, лужайки, глыбы серо-крас­ных кам­ней, синие водо­емы… Ходят длин­но­но­гие цапли, рез­вятся обе­зьяны в корот­ких шта­ниш­ках, пасется на лужайке рога­тая антилопа-канна.

А чуда­ко­ва­тый Антон Анто­нов снова спит. Цапли, пере­ша­ги­вая через спя­щего, посту­ки­вают его ост­рень­кими клю­вами. Обе­зьяны сняли с чело­века ботинки, выта­щили из кар­мана губ­ную гар­мошку, а из-под головы – шляпку. Анти­лопа мелан­хо­лично жует галстук.

Вско­чил Антон Анто­нов, бро­сился отни­мать свои вещи. А обе­зьяны с ботин­ками, шля­пой и гар­мош­кой прыг­нули на спину анти­лопы, ухва­ти­лись за рога и были таковы… Анти­лопа ска­чет по кругу, Антон Анто­нов спо­ты­ка­ется о камни, пры­гает через озера и никак не дого­нит воров. А тут еще вылезли из воды кро­ко­дилы. Дрог­нули, при­под­ня­лись «камни»: путь чело­веку пре­гра­дили беге­моты – один темно-серый, дру­гой розо­вый. Рас­пах­нули огром­ные крас­ные пещеры-пасти с ост­рыми клы­ками, словно при­гла­шают: попро­буй, смель­чак, войди…

И конечно, бед­ному чудаку Антону Анто­нову помог не кто иной, как маль­чик из деся­того ряда. Про­зву­чал рез­кий клич. Обе­зьяны, соско­чив с анти­лопы, бро­си­лись в пар­тер. А беге­моты от удив­ле­ния захлоп­нули пасти.

Обе­зьяны при­сели на сту­пеньки и, вытя­нув губы, отча­янно жести­ку­ли­руя, забор­мо­тали: «Ух, ух, угу…»

– Угу, ух, угу… ‑заухал в ответ Элек­тро­ник и закон­чил свою непо­нят­ную речь рез­ким выкри­ком: – Ак!

Воришки бро­сили награб­лен­ное и в панике умча­лись на арену. Ну и хохо­тал Сер­гей! Он чуть не сва­лился с кресла.

А Элек­тро­ник ска­зал Антону Антонову:

– Вот ваши вещи. – И обра­тился к сидя­щим впе­реди: – Пере­дайте, пожалуйста.

Цирк загу­дел, затре­щал апло­дис­мен­тами. С галерки летел маль­чи­ше­ский голос: «Ура! Луч­шему в мире дрес­си­ров­щику – ура!»

Подо­ждав, пока шум утих­нет, Антон Анто­нов обра­тился с манежа:

– Сережа, может быть, ты вол­шеб­ник? Ты зна­ешь язык зверей?

– Нет, – отве­тил Элек­тро­ник при все­об­щем вни­ма­нии, – я не вол­шеб­ник. Я про­сто изу­чал сиг­налы живот­ных и рас­шиф­ро­вал неко­то­рые коды.

– Позови беге­мота! – попро­сил кто-то из публики.

– Я не знаю кода беге­мо­тов, – сознался мальчик.

Все почему-то засмеялись.

А Антон Анто­нов решил про­дол­жать номер, весело крикнув:

– Попро­бую я с ними справиться!

Он ски­нул свой смеш­ной костюм, сорвал бута­фор­ский длин­ный нос и ока­зался в бле­стя­щем трико – высо­кий, муску­ли­стый, лов­кий. Гря­нул оркестр, и анти­лопа-канна помча­лась по кругу, пере­пры­ги­вая через беге­мо­тов. Цапли закру­жи­лись в танце. Обе­зьяны взо­бра­лись на качели. На зуба­стых кро­ко­ди­лов были надеты наморд­ники. И беге­моты заша­гали под марш, высоко под­ни­мая ноги и погля­ды­вая испод­ло­бья малень­кими глаз­ками. Потом Антон Анто­нов кор­мил их сала­том с огром­ной вилки, бес­страшно вкла­ды­вая голову в рас­кры­тые пасти, и под конец кру­тил сальто на спи­нах бегу­щих громадин.

Под бод­рые звуки фан­фар убе­жали с арены канна, шим­панзе, цапли, про­тру­сил розо­вый беге­мот. А серый беге­мот никак не хотел ухо­дить. Он подо­шел к барьеру и стал откры­вать и закры­вать пасть, словно зевал.

– Петя хочет спать, – объ­яс­нил дрес­си­ров­щик и попро­сил беге­мота: – Не задер­жи­вай, Петя, зри­те­лей. Они тоже устали. Пойдем!

– Пусть он спит, – пред­ло­жил с места Электроник.

Но гип­по­по­там не ложился и не ухо­дил, как ни уго­ва­ри­вал его хозяин. Он зевал и зевал.

Тогда Элек­тро­ник встал и напра­вился к манежу. Он храбро подо­шел к серой туше, нагнулся и под­нял с пола малень­кий прутик.

– Сей­час Петя будет спать, – ска­зал Элек­тро­ник и неза­метно про­вел пру­том по животу беге­мота. Петя послушно лег.

– Под­смот­рел-таки… ‑шеп­нул Элек­тро­нику Анто­нов. – Хитрец!…

Маль­чик похло­пал беге­мота по боку, и тот встал.

– Теперь кла­няйся, – при­ка­зал Электроник.

И опять один только дрес­си­ров­щик заме­тил, что тон­кий прут поще­ко­тал сто­я­щее торч­ком ухо. Так делал во время пред­став­ле­ния и сам Антонов.

Петя заки­вал голо­вой и попя­тился. Антон Анто­нов вско­чил ему на спину, зама­хал рукой. Так, посы­лая ком­пли­менты зри­те­лям, они скры­лись за кулисами.

Пуб­лика не рас­хо­ди­лась, вызы­вая арти­стов. Оркестр гре­мел медью.

Веду­щий тор­же­ственно ука­зы­вал на кулисы.

Раз­дви­нулся зана­вес, и высу­ну­лись две головы. Гип­по­по­там выгля­дел совсем рав­но­душ­ным. Антон Анто­нов сиял и посы­лал воз­душ­ные поце­луи. Но глаза его были серьезны и вни­ма­тельны. Они искали зна­ко­мого маль­чика. Искали на арене, в про­ходе, в рядах… И не находили.

Разговор с гусем и змееносцем

Вер­ну­лись из цирка они поздно. Сережка пред­чув­ство­вал спра­вед­ли­вую взбучку дома и не мог при­ду­мать, как ему изба­виться от непри­ят­но­стей. Конечно, его и паль­цем не тро­нут, но мораль обя­за­тельно про­чтут. Какие у всех хоро­шие и послуш­ные сыно­вья и какие у этих сыно­вей счаст­ли­вые роди­тели. В десять часов все маль­чики лежат в кро­ва­тях, и никто не исче­зает в тем­ноте, не застав­ляет вол­но­ваться роди­те­лей… Сло­вом, будет немало упре­ков, от кото­рых можно и раз­ре­веться. Слу­ша­ешь, слу­ша­ешь, и кажется, что тебе на спину кла­дут и кла­дут здо­ро­вен­ные камни, и ты все сги­ба­ешься и сги­ба­ешься под их тяже­стью и не можешь сво­бодно вздох­нуть. Что только за сила в этих жалоб­ных словах!

Наши при­я­тели добра­лись уже до подъ­езда, как вдруг гора рух­нула с плеч Сережки. Он придумал.

– Элек­троша, ты ведь спо­кой­ный чело­век… — начал он.

– Да, спокойный.

– Ты можешь спо­койно слу­шать вся­кие жалоб­ные слова?

– Могу.

– Тогда вот что…

Сережка раз­вил во всех подроб­но­стях свой план. Глав­ное – надо было молча все выслу­шать, отка­заться от ужина и, сослав­шись на голов­ную боль, лечь спать.

– А я про­скользну потом, у меня есть ключ. – И Сережка потя­нул Элек­тро­ника в лифт.

Только в тот момент, когда дверь за Элек­тро­ни­ком захлоп­ну­лась, Сыро­еж­кин понял, что упре­ков ему не избе­жать. Ведь он дол­жен был знать, что про­ис­хо­дит за две­рью. И все-таки под­слу­ши­вать было при­ят­нее, чем сто­ять перед мамой с опу­щен­ной голо­вой. Сережка при­ло­жил ухо к щели и услы­шал вот что.

Мама. Сережа, так нельзя. Ты же зна­ешь, мы с папой вол­ну­емся. Хоть бы позвонил…

Пауза.

Мама. Неужели так трудно найти в цирке теле­фон? Хорошо, что я дога­да­лась позво­нить Король­ко­вым и Вова ска­зал, где ты пропадаешь.

Пауза.

Мама. И вообще, почему я от дру­гих людей узнаю о твоих делах? Ты хорошо бега­ешь, увле­ка­ешься мате­ма­ти­кой, пишешь инте­рес­ные ста­тьи в стен­ную газету… Но почему об этом ничего не знаем ни я, ни отец?

Пауза.

Честно говоря, такого раз­го­вора Сережа не ожи­дал. Он уже жалел, что не он стоит сей­час по ту сто­рону двери. Ох, он бы раз­вер­нулся! Он так бы опи­сал свои (вер­нее, Элек­тро­ника) успехи, что ему про­сти­лись бы все грехи на две недели впе­ред. Ну и чудак этот Элек­тро­ник, ничего не сооб­ра­жает! Упу­стил такой удоб­ный момент…

И Сережка от воз­буж­де­ния даже поскребся в дверь…

Мама. Почему ты стал таким скрыт­ным? Что ты молчишь?

Отец (кри­чит из ком­наты). Он теперь слиш­ком зна­ме­нит, чтоб раз­го­ва­ри­вать с нами!

Мама. Да, я вижу: успехи вскру­жили тебе голову. Иди-ка ужинать.

Элек­тро­ник (хрипло). Я не хочу, я съел пять пирожков.

Сережка улыб­нулся: нако­нец-то Элек­тро­ник открыл рот, шпа­рит точно по его сове­там. И тут наш заго­вор­щик поблед­нел. Пер­вая же фраза Элек­тро­ника вызвала неожи­дан­ную реакцию…

Мама (испу­ганно). Ты почему хри­пишь? Ты, наверно, съел пять моро­же­ных, а не пирожки!

Элек­тро­ник (хрипло). Нет, пирожки.

Мама (вол­ну­ясь). Где же ты простыл?

Элек­тро­ник (совсем хрипло). Я хочу спать. Я здо­ров. У меня болит голова.

«Лучше б ты совсем мол­чал! – воз­му­щался за две­рью Сыро­еж­кин. – Или сознался, что ел моро­же­ное. Тогда все ясно: ангина. И зачем ты вспом­нил про голов­ную боль? Когда про­сто болит голова, тебя никто не тро­гает. А если хрипы да еще голов­ная боль – это уже подо­зри­тельно. Чего доб­рого, мама поле­зет ему в горло и уви­дит, что перед ней не ее сын!…»

От пере­жи­ва­ний и страха вполне здо­ро­вый Сыро­еж­кин вспо­тел и ощу­тил сла­бость в ногах…

Мама (совсем в панике). Какой холод­ный лоб! Немед­ленно в постель! Сей­час дам тебе ват­ное одеяло!

Папа (выско­чив в кори­дор). И зав­тра с утра – врача!

Сережка так пере­пу­гался, что еще пол­часа или час ходил по лест­нич­ной пло­щадке. Когда он открыл дверь, рука его дро­жала. Добрав­шись до постели, от толк­нул Элек­тро­ника. Потом с вели­кими предо­сто­рож­но­стями устроил его в шкафу, запер дверцу на ключ, спря­тал ключ под подушку и дал слово нико­гда больше не пору­чать Элек­тро­нику объ­яс­не­ние с родителями.

Утром врач не пона­до­бился. Сережка зара­нее убрал постель, про­де­мон­стри­ро­вал маме горло и даже изме­рил тем­пе­ра­туру. И, навер­сты­вая упу­щен­ное, в самых ярких крас­ках обри­со­вал свои победы.

Отец и мать ушли на работу в при­под­ня­том настро­е­нии. Появив­ша­яся было скрыт­ность в харак­тере их сына уле­ту­чи­лась вме­сте с простудой.

Едва закры­лась за роди­те­лями дверь, Сережка отпер шкаф и при­вет­ство­вал друга:

– Здрав­ствуй! У тебя уже не болит горло?

– Не болит.

Элек­тро­ник спо­койно вышел из шкафа, держа стопку книг и пере­го­рев­шую лампочку.

– Поло­вину не про­чи­тал, – пожа­ло­вался он. – В сле­ду­ю­щий раз давай мне запас­ную лампочку.

– Если б я мог, я пода­рил бы тебе тысячу прожекторов.

– Не надо, – отве­тил Элек­тро­ник. – Дай мне лучше запас­ные части от теле­ви­зора, если у тебя есть.

– Есть испор­чен­ный тран­зи­стор, – вспом­нил Сер­гей. – А зачем?

– Годится. Ночью я смон­ти­рую внутри себя теле­ви­зор. И буду круг­лые сутки полу­чать новые знания.

– И ты не будешь больше ходить в школу? – испу­гался Сергей.

– Почему же, буду ходить, – успо­коил его Элек­тро­ник. – Все очень про­сто. Я, напри­мер, могу отве­чать у доски, а сам в это время буду при­ни­мать волны телебашни.

– Ты луч­ший в мире изоб­ре­та­тель! Ты луч­ший в мире дрес­си­ров­щик! – Сер­гей от удо­воль­ствия засме­ялся, вспом­нив, как Элек­тро­ник вчера пере­по­ло­шил весь цирк. – Дого­во­ри­лись! – закри­чал он. – Я даю тебе тран­зи­стор, а ты будешь мне рас­ска­зы­вать кино­фильмы, кото­рые я не успею посмотреть.

– А почему ты сме­ешься? – спро­сил Электроник.

– Вспом­нил, как здо­рово ты напу­гал обе­зьян. Элек­троша, а с кем ты еще можешь раз­го­ва­ри­вать из зве­рей и птиц?

– С воро­нами, гусями, ласточ­ками, дель­фи­нами, львами, тиг­рами, волками…

– Вот здо­рово! Зна­чит, исто­рия про Маугли, как он жил в джун­глях, и пони­мал всех зве­рей, и дру­жил с ними, и боролся с тиг­ром Шер-Ханом, – все это не при­ду­мано? Все это могло быть на самом деле?

– Конечно, можно научиться пони­мать всех живот­ных, и тогда легко управ­лять ими, – под­твер­дил Элек­тро­ник. – Сиг­нал опас­но­сти, запи­сан­ный на маг­ни­то­фон, про­го­нит с поля ворон. Дель­фины будут раз­ве­ды­вать косяки рыб и мор­ские тече­ния. А львов в запо­вед­нике при­гла­сят к обеду по радио. Надо пона­блю­дать за ними, сопо­ста­вить сиг­налы с пове­де­нием, и тогда будет ясно, какую инфор­ма­цию несет каж­дый сиг­нал, что он обозначает.

– Ну и голова у тебя, Элек­троша! – ува­жи­тельно ска­зал Сережка. – Как ты только до этого додумался?

– Меня обу­чал про­фес­сор. Он самый вели­кий чело­век, какого я только знаю. – Как ни странно, все­гда ров­ный голос Элек­тро­ника зву­чал почти торжественно.

Сережка этого не заме­тил. Он был слиш­ком возбужден.

– Послу­шай, Элек­тро­ник, пого­вори, пожа­луй­ста, со мной. Ты будешь дрес­си­ров­щи­ком, а я… Кого бы мне выбрать, чтоб легко понять тебя?… Я буду гусем! Чест­ное слово, я буду сооб­ра­зи­тель­ным гусем. Эта птица мне хорошо знакома.

Сережка зама­хал руками, зашле­пал по полу босыми ногами и даже посмот­рел на свои пальцы – нет ли на них пере­по­нок. Потом вытя­нул шею и страшно зашипел.

– Похож? – закри­чал он.

– Га-га-га, – ска­зал Электроник.

– Что? – спро­сил Сережка.

– Га-га-га-га-га, – про­дол­жал Электроник.

«Гусь» в недо­уме­нии пожал плечами.

– Я не понял.

– Ты не раз­го­ва­ри­вай, – напом­нил дрес­си­ров­щик. – Ты выпол­няй команды.

У «гуся» был такой недо­умен­ный и рас­те­рян­ный вид, что дрес­си­ров­щик пере­стал гого­тать и сказал:

– Хорошо. Я рас­шиф­рую эти сиг­налы. Три «га» обо­зна­чают: «Торо­пи­тесь, торо­пи­тесь!» Пять «га» -«Не будем задер­жи­ваться здесь, дви­немся дальше». Шесть – «Трава на этом лугу неваж­ная, но вообще-то можно пощи­пать». А фраза из семи «га» самая при­ят­ная: «Тут есть чем пожи­виться». Понятно?

Сережка мор­гал ресницами.

– Понятно… А я‑то думал, что эта самая глу­пая птица: бол­тает от нечего делать. Зна­чит, когда мы раньше играли в «гусей и вол­ков», мы раз­го­ва­ри­вали точно как гуси. – Сережка вско­чил и продекламировал:

Гуси, гуси!

Га, га, га!

Есть хотите?

Да, да, да! Жаль, – ска­зал он, вздох­нув, – что я уже пере­рос эту игру. А то бы под­го­во­рил всех «гусей» гово­рить только на гуси­ном языке, и мы обхит­рили бы всех «вол­ков». Хотя что я жалею! – спо­хва­тился Сыро­еж­кин. Он каш­ля­нул и про­дол­жал с досто­ин­ством: – Мы с тобой, Элек­тро­ник, не малень­кие, мы должны дви­гать науку. Давай, напри­мер, сосчи­таем, сколько звезд на небе!

– А они уже сосчи­таны, – бес­страстно доло­жил Элек­тро­ник. – В нашей Галак­тике, назы­ва­е­мой Млеч­ный Путь, около ста пяти­де­сяти мил­ли­ар­дов звезд.

Сережка пока­чал головой:

– Мно­го­вато. Я слы­шал, что много, но не пом­нил точно. Еще я читал, что на пла­не­тах, кото­рые нахо­дятся в таких же усло­виях, как и Земля, обя­за­тельно есть жизнь и разум­ные существа.

– Одни счи­тают, что таких пла­нет несколько мил­ли­о­нов, дру­гие, что меньше, – уточ­нил Электроник.

– Я вот все думал: почему же мы тогда не полу­чаем ника­ких сиг­на­лов из дру­гих миров?

– Может быть, потому, что Земля нахо­дится далеко от цен­тра, в сла­бой спи­раль­ной ветви Галак­тики? – пред­по­ло­жил Электроник.

– Это я знаю, что мы живем на самой окра­ине Млеч­ного Пути, – мах­нул рукой Сережка. – Но ведь наши радио­те­ле­скопы про­щу­пы­вают дру­гие галак­тики. Аппа­раты стоят наго­тове. А ника­ких све­де­ний не посту­пает. Как будто нас забыли.

– На нас про­сто не обра­щают вни­ма­ния, – под­твер­дил Элек­тро­ник. – Напри­мер, уче­ные, кото­рые живут на дале­кой пла­нете, совсем в дру­гой галак­тике, могут пред­по­ло­жить, что атмо­сфера Земли рас­ка­лена до мил­ли­арда гра­ду­сов. Почему? Ответ про­стой: эти уче­ные изме­ряют тем­пе­ра­туру атмо­сферы по силе радио­из­лу­че­ния Земли. А на Земле рабо­тают мощ­ные теле­ви­зи­он­ные пере­дат­чики, кото­рые дают силь­ное излу­че­ние. И вот на дале­кой пла­нете газеты пишут: Земля посте­пенно рас­па­да­ется от высо­кой температуры…

– Пусть будет так, – мрачно ска­зал Сыро­еж­кин. – Все равно мы пой­маем их сиг­налы. А ты суме­ешь их расшифровать?

– Попро­бую.

– Конечно, ты суме­ешь! – Сыро­еж­кин ничуть не сомне­вался в спо­соб­но­стях Элек­тро­ника. – Давай я буду посы­лать тебе таин­ствен­ные сиг­налы с дале­кой пла­неты, а ты их расшифровывай.

– Хорошо, – ска­зал Элек­тро­ник. – Я согласен.

Сережка мигом пре­об­ра­зился. Он уса­дил Элек­тро­ника за пись­мен­ный стол, сунул ему каран­даш и тет­радь. Открыл пла­тя­ной шкаф, выдви­нул все белье­вые ящики. На пол поле­тели пальто, плащи, куртки, шапки, гла­же­ное белье.

– Ты на меня не смотри! – кри­чал Сережка, хва­тая раз­ные вещи и не зная, что напя­лить на себя. – Ты пока сосре­до­точься. Ты ведь про­сто-напро­сто зем­ля­нин. А сей­час перед тобой пред­ста­нет житель дру­гого мира!

И он дей­стви­тельно пред­стал перед зем­ля­ни­ном в таком виде, что, будь на месте спо­кой­ного Элек­тро­ника кто-нибудь дру­гой, он бы не знал, что и поду­мать. Можно ручаться, что и роди­тели не узнали бы сво­его сына в этом стран­ном суще­стве, заку­тан­ном в белую про­стыню с ног до головы и обвя­зан­ном пест­рыми шар­фами, в чер­ных очках, синем кол­паке от тор­шера и с ярко-крас­ными поло­сами губ­ной помады на щеках.

– Пре­красно, – ска­зал Элек­тро­ник. – У тебя не зем­ной вид. Я готов.

– Сна­чала выбе­рем звезд­ную систему, в кото­рой я нахо­жусь, – тор­же­ственно заявил житель дру­гого мира. – Чтоб зву­чало кра­сиво. Боль­шая Мед­ве­дица? Туман­ность Андро­меды? Скор­пион? Но кто я тогда буду? Мед­ве­дец, андро­мед или скор­пи­о­нец? Не хочу! Я буду… Ура, нашел! Я буду зме­е­но­сец с пла­неты созвез­дия Змееносца!

– Слу­шаю тебя, зме­е­но­сец, – напом­нил о себе землянин.

– Сей­час… Будь внимателен!

Сережка убе­жал в сосед­нюю ком­нату и стук­нул кула­ком в стену. Убе­див­шись, что звук гром­кий и отчет­ли­вый, схва­тил со стола желез­ную вазу, начал отсту­ки­вать: точка – тире – точка – тире.

– Давай рас­шиф­ро­вы­вай! – крик­нул Сережка.

– Тут нечего рас­шиф­ро­вы­вать, – ска­зал, входя, Элек­тро­ник. – «Я, зме­е­но­сец, шлю горя­чий при­вет». Азбука Морзе. Метод, дав­ным-давно уста­рев­ший на теле­графе. Ты не мог пере­дать свой при­вет более таинственно?

– Я больше ничего не при­ду­мал, – сознался змееносец.

– Тогда это совсем не инте­ресно, – про­зву­чал при­го­вор землянина.

– А откуда я знаю, какая там жизнь, на этом Зме­е­носце! – вски­пел Сережка. – Может быть, там дере­вья пасутся на лугах, как коровы. А коровы, наобо­рот, рас­тут на хво­стах! Откуда я знаю, какие у зме­е­нос­цев руки и ноги, глаза и уши и что они сооб­щат нам о себе! Ох, ну и жара под этим колпаком!…

Зме­е­но­сец с оже­сто­че­нием ски­нул свой голов­ной убор и стал раз­де­ваться. Дей­стви­тельно, поло­же­ние его было слож­ное. И зем­ля­нин, кажется, понял, как трудно быть пред­ста­ви­те­лем дру­гого мира.

– Не сер­дись, – ска­зал он, – давай играть наобо­рот. Давай посы­лать наши сиг­налы с Земли.

– А ты зна­ешь, что надо пере­да­вать? – обра­до­вался Сережка.

– Знаю. Запи­сы­вай. Сей­час мы соста­вим систему.

Элек­тро­ник ходил по ком­нате и рассуждал:

– Наблю­де­ния пока­зы­вают, что во Все­лен­ной дей­ствуют одни законы физики и химии. Поэтому вза­и­мо­по­ни­ма­ние с дру­гими мирами воз­можно. Для начала мы подаем ряд услов­ных знаков.

– Чем подаем? – с удив­ле­нием спро­сил Сережка у товарища.

– Это не имеет зна­че­ния — све­то­вым лучом или по радио. Важен сам прин­цип кос­ми­че­ских пере­го­во­ров. Пиши: две точки, знак больше, точка. Три точки, знак меньше, четыре точки.

Сережка запи­сал:

«…»…”…”

– Дога­дался? – спро­сил Элек­тро­ник. – Пред­по­ло­жим, в пер­вом слу­чае это две крат­кие вспышки света, затем дол­гая вспышка и снова крат­кая. Так мы уста­нав­ли­ваем мате­ма­ти­че­ские знаки. И пере­хо­дим к объ­яс­не­нию алгебры. Пере­даем нера­вен­ство и зна­ко­мим с абстракт­ным чис­лом, напри­мер: сто плюс “а” больше, чем десять плюс “а”. (Сережка запи­сал: 100 + аn10 + а.) Затем зна­ко­мим с вопро­сом. (Сережка стро­чит: х + 10 = 111; х =?; х = 101.) Объ­яс­няем еди­ницу длины нашего вре­мени. И так далее.

– Гени­ально! – выдох­нул Сыро­еж­кин. – Никак не думал, что и в кос­ми­че­ском языке тоже одна мате­ма­тика. Пожа­луй, и я буду мате­ма­ти­ком-про­грам­ми­стом, – доба­вил он уже для себя.

– Все это при­ду­мали уче­ные, а не я, – ска­зал Элек­тро­ник. – Назы­ва­ется язык «лин­кос», или «линг­ви­стика кос­моса». Лин­кос объ­яс­няет, кто такой чело­век, как он ведет себя, каких резуль­та­тов в науке и прак­тике достиг. Воз­можно, что суще­ствуют и дру­гие кос­ми­че­ские языки, кото­рых я не знаю, но глав­ное в них ты уже под­ме­тил: все они стро­ятся на мате­ма­тике, потому что она понятна всем разум­ным суще­ствам Вселенной.

Сережка лукаво улы­бался, слу­шая все это. Пока Элек­тро­ник раз­гла­голь­ство­вал, он при­ду­мал один очень хит­рый вопрос.

– Скажи, Элек­тро­ник, а можно пере­дать этим лин­ко­сом, как ты гово­рил вчера с моей мамой?

– Пожа­луй­ста, – неза­мед­ли­тельно отве­тил Элек­тро­ник. – Несколько лиц ведут раз­го­вор на мате­ма­ти­че­скую тему, не важно, о чем именно идет речь. Как набрать на теле­фоне номер, как поужи­нать, как лечь спать – все это можно выра­зить мате­ма­ти­че­ски. Дей­ству­ю­щих лиц трое. “А” – твоя мама – ста­вит задачи. “В” – это я – все­гда решает задачи верно. “С” – это ты – обычно пута­ется, дает непра­виль­ные ответы. Итак, “А” про­сит “С” решить задачу: «Почему ты не позво­нил? Почему не ужи­на­ешь? Почему ты хри­пишь?» “В” решает задачи верно: «Я съел пять пирож­ков, я хочу спать, я здо­ров». Но “А” – твоя мама – гово­рит: «Плохо!» Ведь она спра­ши­вала “С”, то есть тебя, а не “В”. Утром “С” дает “А” те же самые ответы, и тогда “А” хва­лит: «Хорошо!» Вот и объ­яс­нено пра­вило веж­ли­во­сти: не отве­чай на вопрос, кото­рый не тебе задавали.

– Ха-ха-ха-ха! – зали­ва­ется Сер­гей. – Ты молод­чина, сооб­ра­зил, что к чему. Даю тебе слово: с мамой я буду гово­рить только сам.

Он что-то пишет на листе, затем скла­ды­вает бумагу пополам.

– Теперь про­чти мое мне­ние об одном очень важ­ном вопросе. А я пока смою губ­ную помаду.

И он убе­гает в ванную.

Элек­тро­ник раз­во­ра­чи­вает лист, читает:

«Зачем мне искать жите­лей дру­гих миров, когда живой нече­ло­век, мой друг и брат по разуму, все­гда рядом со мной??? Зовут его Электроник!!!»

А под этими строч­ками нари­со­ваны два смеш­ных чело­вечка, кото­рые стоят, взяв­шись за руки.

– Спа­сибо, – гово­рит Элек­тро­ник. – Ты насто­я­щий друг. Я это понимаю.

Хорошо, что собаки не говорят

Тео­рия тео­рией, – ска­зал, появ­ля­ясь из ван­ной, Сыро­еж­кин, – а прак­тика прежде всего. Раз ты луч­ший в мире дрес­си­ров­щик, давай про­ве­дем опыт. Я сей­час заманю какую-нибудь собаку, и мы с ней пого­во­рим. Ну как, Элек­троша, тебе нра­вится моя идея?

– Нра­вится, – ска­зал Элек­тро­ник. – При­води собаку.

Сыро­еж­кин мигом ска­тился по лест­нице, огля­дел двор. Ну конечно, ни одной собаки. Только Беше­ная Кол­баса дрых­нет на солн­це­пеке, греет облез­лые бока. Хорошо, что он поду­мал о ней и захва­тил при­манку. Эта без­участ­ная ко всему на свете, кроме соб­ствен­ного хво­ста, и в общем-то глу­пая двор­няга мгно­венно пре­об­ра­жа­лась и схо­дила с ума, когда видела кол­басу: пры­гала, виз­жала, пус­кала слюни. Поэтому никто не звал ее иначе, как Беше­ная Кол­баса. Только один хозяин, двор­ник, пом­нил, что насто­я­щая кличка собаки – Астра.

Зама­нить Беше­ную Кол­басу в лифт ее люби­мым лаком­ством и под­нять на вось­мой этаж не состав­ляло осо­бого труда. И в квар­тиру она вошла охотно, не спус­кая глаз с остро пах­ну­щего куска и повиз­ги­вая от нетерпения.

Неожи­данно Беше­ная Кол­баса зары­чала, и ее шерсть встала дыбом. Какой тут раз­дался лай! Собаку словно про­рвало после десяти лет мол­ча­ния: нико­гда еще в своей жизни она не лаяла так отчаянно.

Сер­гей сна­чала не сооб­ра­зил, чем вызван этот лай. Но Беше­ная Кол­баса недву­смыс­ленно кида­лась на Элек­тро­ника, пыта­ясь схва­тить его за шта­нину, тут же трус­ливо отска­ки­вала и не пре­кра­щала свой сума­сшед­ший лай, как будто хотела созвать в квар­тиру Сыро­еж­ки­ных всех сосе­дей. Сережка кинул на пол кол­басу – это не про­из­вело на скан­да­листку ника­кого впе­чат­ле­ния. Она рас­хо­ди­лась все больше и больше.

Нако­нец Элек­тро­ник, спо­койно взи­рав­ший на соба­чью ярость, про­явил свои спо­соб­но­сти: он затяв­кал, завиз­жал и издал еще какие-то стран­ные звуки. Беше­ная Кол­баса на минуту смолкла, даже села. Но вдруг задрала морду и завыла прон­зи­тельно и жутко, словно в доме появился покойник.

По спине Сер­гея про­бе­жали мурашки. Дальше он выдер­жать не мог. Он поспешно отво­рил дверь и выдво­рил взбе­сив­шу­юся псину. Потом под­нял с пола кол­басу, выско­чил на пло­щадку и бро­сил кусок вслед гостье. Чтоб не под­ни­мала шум на лестнице.

– Ух‑х! – Сыро­еж­кин вытер со лба пот. – Сума­сшед­шая какая-то… Как ты дума­ешь, что с ней такое?

– Она меня испу­га­лась, – спо­койно пояс­нил Электроник.

Опыт про­ва­лился. Двор­няга ока­за­лась строп­ти­вее хищников.

– Я все­гда счи­тал, что собаки — самые зага­доч­ные и непо­нят­ные суще­ства, – сде­лал вывод Сыроежкин.

– А про­фес­сор счи­тает, что самое зага­доч­ное суще­ство — крас­ный лис, – ска­зал Элек­тро­ник. – Пом­нишь, я тебе рас­ска­зы­вал, как он удрал и бегает по всему городу?

– Лис с самыми прав­ди­выми гла­зами, – вспом­нил Сергей.

– Ты его не встре­чал? – спро­сил Электроник.

– Не встречал.

– Ты можешь его даже не заме­тить: он очень быстро бегает. По-моему, он решает какую-то свою задачу.

И тут Сережка дога­дался, почему лаяла Беше­ная Кол­баса. Она сразу учу­яла, кто такой Элек­тро­ник. Итак, появи­лось тре­тье суще­ство, кото­рое знало их тайну. Хорошо, что оно не умело говорить.

– Хва­тит глу­по­стей! – реши­тельно ска­зал Сыро­еж­кин Элек­тро­нику. – Соби­райся-ка лучше в школу и зара­ба­ты­вай пятерки. И помни про тайну!

Гнет тайны: «в конце концов, я человек!»

Стран­ная жизнь настала у Сережки. Он был сво­бод­ный чело­век – ни уро­ков, ни домаш­них зада­ний. Сво­бо­ден, как птица: куда хочешь, туда и лети!

Элек­тро­ник каж­дый день при­но­сил днев­ник с новыми пятер­ками. В «Про­грам­ми­сте-опти­ми­сте» то и дело мель­кала фами­лия Сыро­еж­кина. На уро­ках ребята только и ждали того момента, когда Сыро­еж­кин полу­чит слово и уди­вит их. Как-то Элек­тро­ник в изло­же­нии о зоо­парке пере­пу­тал живого слона с шах­мат­ной фигу­рой и напи­сал, что слон пошел наb8. Все сочли это ост­ро­ум­ной шуткой.

Галина Ива­новна часто ста­вила в при­мер Сережу: в послед­нее время он сидел очень вни­ма­тельно, не шеп­тался, не загля­ды­вал в чужие тет­ради, не опаз­ды­вал на уроки – сло­вом, был самым при­леж­ным учеником.

Макар Гусев во время таких хва­леб­ных речей обо­ра­чи­вался к Сыро­еж­кину, под­ми­ги­вал ему и смешно дер­гал свой ворот­ник, за что вся­кий раз полу­чал замечание:

– Гусев, не вертись!

Никто в классе, кроме Макара и Элек­тро­ника, не пони­мал этой малень­кой пан­то­мимы. Одна­жды они столк­ну­лись нос к носу в чужом дворе, и Гусев, как все­гда, стал скло­нять на все лады фами­лию Сыро­еж­кина. Неиз­вестно, что про­изо­шло с тишай­шим Элек­тро­ни­ком, только он вско­чил на бетон­ный бор­тик лест­ницы, и в то же мгно­ве­ние Макар ощу­тил, что он висит в воз­духе. Маль­чишки, про­бе­гав­шие мимо, оста­но­ви­лись как вко­пан­ные и не пове­рили своим гла­зам: незна­ко­мый худень­кий паре­нек дер­жал за шиво­рот извест­ного заби­яку Макара Гусева. Дер­жал без вся­ких уси­лий в вытя­ну­той руке, словно про­ви­нив­шу­юся кошку, и очень спо­койно говорил:

– Я чело­век веж­ли­вый. Я не дерусь. Учти. Не зади­райся. Пере­ходи улицу при зеле­ном свете. Изу­чай математику.

Макар бес­по­мощно дры­гал ногами, шипел, как самый насто­я­щий гусь, всхлипывал:

– Буду изучать…

Нако­нец Элек­тро­ник мед­ленно опу­стил руку, поса­дил заби­яку на ступеньку.

Минуты три при­хо­дил Макар в себя: нико­гда в жизни он не был в таком ужас­ном, непо­нят­ном положении.

– Ты что, Сыро­еж­кин, желез­ный? – про­бор­мо­тал изум­ленно Макар. – Ну ладно!… Мир? – И он про­тя­нул руку.

– Мир, – согла­сился Элек­тро­ник и помог Макару встать.

– Нельзя уж и пошу­тить… ‑ворч­ливо ска­зал Макар. —

Ладно, больше ника­ких срав­не­ний не будет! – Он дру­же­ски ткнул Элек­тро­ника в бок и потряс рукой: – Ого! Да у тебя сталь­ные мышцы! Я отбил себе кулак… И давай не вспо­ми­нать про этот слу­чай с теле­ско­пом. Если хочешь знать, после тебя я сам посмот­рел в него и чуть не ослеп… Эй, вы! – крик­нул он сви­де­те­лям. – Чего уста­ви­лись? Не видели, что ль, как тре­ни­ру­ется чем­пион по штанге? А ну под­ходи, кто хочет испы­тать силу!

Жела­ю­щих поме­риться силой с чем­пи­о­ном не нашлось.

Так был уста­нов­лен мир, о кото­ром не знал даже винов­ник про­ис­ше­ствия. Сыро­еж­кин, конечно, заме­тил, что Макар пере­ме­нился, но он решил, что это дань ува­же­ния его мате­ма­ти­че­ским спо­соб­но­стям. Еще бы! Недавно даже Про­фес­сор забе­гал к нему, про­сил решить задачу по физике. Сер­гей иро­ни­че­ски посмот­рел на при­я­теля и важно сказал:

– Вот что, доро­гой Про­фес­сор! Зна­ешь, сколько зна­ний хра­нит память чело­века? Целую биб­лио­теку в трид­цать тысяч книг!… Неужели у тебя меньше?

– Зада­ешься? – оби­делся Профессор.

– Надо раз­ви­вать свою память, – отве­тил Сыро­еж­кин и захлоп­нул дверь. Он опа­сался, что Про­фес­сор вой­дет в ком­нату и уви­дит Электроника.

Что ни гово­рите, а это при­ятно, даже если тебя счи­тают зада­ва­кой и знают, что ты можешь щел­кать, как орехи, любые задачи.

Слава при­хо­дила к Сыро­еж­кину сама собой. Даже не при­хо­дила – при­ле­тала, гар­це­вала впе­реди него на воро­ных конях, тру­била в фан­фары и, словно тень, не отста­вала ни на шаг. Зво­нил в школу тре­нер со ста­ди­она и про­сил пере­дать, чтоб Сыро­еж­кин обя­за­тельно запи­сался в их сек­цию. Учи­теля при встрече гово­рили Сережке что-нибудь при­ят­ное, хоро­шее. Спар­так Неде­лин, гор­дость всей школы, окли­кал кур­но­сого семи­класс­ника и здо­ро­вался с ним. Даже задум­чи­вый Вик­тор Попов спро­сил у него, не увле­ка­ется ли он музы­кой. И Сыро­еж­кин сразу забыл, как Попов одна­жды уда­рил его две­рью по лбу.

От такой гром­кой славы вре­ме­нами было про­сто жарко. Щеки Сыро­еж­кина пылали. Но он дер­жался с досто­ин­ством. Если ему зада­вали неожи­дан­ный вопрос, он отве­чал дипло­ма­тично: «Я поду­маю… Я тоже так счи­таю…» Или же уво­дил раз­го­вор в сто­рону, рас­ска­зы­вая то, что узнал от Элек­тро­ника. И Сер­гея слу­шали вни­ма­тельно: он гово­рил об инте­рес­ных вещах.

Школь­ному физ­куль­тур­нику Сыро­еж­кин сказал:

– Лег­кой атле­ти­кой я решил не зани­маться — не хва­тает вре­мени. И потом, это невер­ное мне­ние, что раньше люди были силь­нее, а сей­час науки ослаб­ляют чело­века. Недавно в одном музее взяли рыцар­ские костюмы и при­ме­рили на людей сред­него роста. И все доспехи ока­за­лись им малы. Вот вам и раз­го­воры, что были, мол, раньше силачи да великаны!

Физ­куль­тур­ник, конечно, не согла­сился с Сыро­еж­ки­ным и про­сил его поду­мать. Но с удо­воль­ствием выслу­шал неиз­вест­ную ему исто­рию, даже спро­сил, откуда Сыро­еж­кин знает про рыцар­ские костюмы.

– Про­чи­тал в одной англий­ской газете, – ска­зал Сер­гей. – Забыл только в какой.

Раньше Сыро­еж­кин и не пред­став­лял, как он может легко и вдох­но­венно врать. Конечно, не про доспехи, о них он дей­стви­тельно читал в газете. Но не в англий­ской, а в «Пио­нер­ской правде». И дело не только в этой «англий­ской газете», сорвав­шейся с его языка. Сыро­еж­кин стал заме­чать, что ино­гда он врет там, где совсем и не нужно.

Как-то Тара­тар встре­тил его во дворе, оста­но­вил, поин­те­ре­со­вался, куда он идет. Сережка ска­зал, что спе­шит в мага­зин поку­пать пол­ное собра­ние сочи­не­ний Бур­баки, зна­ме­ни­тых мате­ма­ти­ков. А шел он на волей­боль­ную пло­щадку, где и очу­тился через минуту. Тут же соврал ребя­там, что он решил слож­ней­шую задачу, хотя именно в тот момент над ней кор­пел дома Элек­тро­ник. Сло­вом, Сережка стал ужас­ным лгу­ном. Он рас­хва­стался до того, что объ­явил себя изоб­ре­та­те­лем «лин­коса», и с того дня весь двор раз­де­лился на зем­лян и гостей из кос­моса, кото­рые вели бес­ко­неч­ные переговоры.

Но если совесть Сыро­еж­кина в такие минуты и мол­чала, то это не зна­чит, что его жизнь была лег­кая и без­за­бот­ная. Никто и не подо­зре­вал, какие муче­ния сва­ли­лись на нашего героя.

По утрам, когда в школе уже про­зве­нел зво­нок и в классе скри­пели мелки и перья, когда роди­тели уче­ни­ков были на работе, из подъ­езда деся­ти­этаж­ного дома появ­ля­лась согну­тая фигурка и спе­шила скрыться за углом. Солнце зали­вало ярким све­том про­стор­ный двор и делало его еще больше, двор­ники из змее­вид­ных шлан­гов поли­вали клумбы, дере­вья и асфальт, без­за­ботно чири­кали на кустах воро­бьи. А Сережка, надви­нув на самые глаза кепку, воро­вато огля­ды­ва­ясь, бежал со сво­его двора. Ему каза­лось, что сотни, тысячи рас­пах­ну­тых окон смот­рят ему прямо в спину и тор­же­ствуют: «Ага! Вот тот самый зна­ме­ни­тый Сыро­еж­кин пря­чется от всего мира. Галина Ива­новна! Тара­тар Тара­та­рыч! Подой­дите к окну и посмот­рите на эту зна­ме­ни­тость! Тогда вы, может быть, дога­да­е­тесь, что на вто­рой парте рядом с Про­фес­со­ром сидит совсем не насто­я­щий Сыро­еж­кин. Обман! Позор!!! Преступление!!!»

Да, в такие минуты Сережка чув­ство­вал себя насто­я­щим пре­ступ­ни­ком. Тайна, о кото­рой знали только он и Элек­тро­ник, вдав­ли­вала его голову в плечи, застав­ляла огля­ды­ваться, тре­вожно сту­чала в груди. Страшно было поду­мать, что обман раскроется.

Сережка изда­лека раз­гля­ды­вал всех про­хо­жих. Вдруг зна­ко­мый или, хуже того, учи­тель? Обя­за­тельно спро­сит, почему он не в школе. А если учи­тель идет с урока и там ему пять минут назад отве­чал Элек­тро­ник, что он поду­мает, уви­дев вто­рого Сыро­еж­кина на улице?

И он часто шара­хался в сто­рону от про­хо­жих, а потом облег­ченно взды­хал: показалось…

А сколько тру­дов сто­ило сохра­нить тайну!

Вече­ром раз­дался зво­нок У двери, и Сер­гей с испу­гом услы­хал зна­ко­мый голос. Тара­тар! «Сей­час открою!» – крик­нул ему Сер­гей и бро­сился в ком­нату. Элек­тро­ник сидел за пись­мен­ным сто­лом и зани­мался сразу двумя делами: решал задачи по алгебре и изу­чал англий­ский язык, настро­ив­шись на учеб­ную про­грамму (он, как и обе­щал, за одну ночь собрал внутри себя мини­а­тюр­ный телеприемник).

– Тара­тар! Лезь в шкаф! – тра­ги­че­ским шепо­том закри­чал Сер­гей, но в ответ услы­шал фор­мулы и англий­ские слова.

Тогда Сер­гей схва­тил Элек­тро­ника за плечи, толк­нул в шкаф, запер на ключ и бро­сился к двери.

– А я уже собрался ухо­дить, – доб­ро­душно ска­зал Тара­тар, здо­ро­ва­ясь с Сергеем.

– Я уби­рался, – заюлил Сер­гей, – тут такой беспорядок…

– Я на минутку, – про­дол­жал учи­тель, кладя шляпу на стул и не заме­чая блед­но­сти Сыро­еж­кина. – Ты мне гово­рил про сочи­не­ния Бур­баки, так я зашел посмотреть.

Блед­ный отлич­ник в одно мгно­ве­ние стал пунцовым.

– Ой, я совсем забыл, я отдал эти книги одному зна­ко­мому, сво­ему дяде. Он док­тор наук. И как раз пере­чи­ты­вает Бурбаки.

– Жаль, – пока­чал голо­вой Таратар.

Он про­тя­нул было руку за шля­пой и отдер­нул ее: рядом в шкафу что-то загромыхало.

– Гм, – усы Тара­тара вопро­си­тельно вздер­ну­лись, – там какая-то авария.

– Кошка, – нашелся Сер­гей. – У нас много мышей. Целый день ловит.

– В шкафу? – уди­вился учитель.

– А что тут такого? Кошки видят в темноте.

Колени Сер­гея дро­жали, пока Тара­тар молча стоял у шкафа. Нако­нец он взял шляпу.

– Тебе не попа­дет от мамы? – спро­сил он.

– Нет, она их ужасно боится.

– Ну ладно, зайду в дру­гой раз, когда твой дядя про­чтет книги.

Мед­ленно, очень мед­ленно учи­тель дви­нулся к двери. А Сер­гей хоть и плелся за ним сле­дом, но будто бежал сто­мет­ровку: так сильно билось его сердце.

Закрыв дверь, Сыро­еж­кин бро­сился на тахту и целую веч­ность лежал без дви­же­ния, пока в шкафу снова не заво­ро­чался Элек­тро­ник… Он вылез из шкафа очень спо­кой­ный, так и не поняв, какого страха натер­пелся его друг.

Мили­ци­о­неры тоже вызы­вали у Сыро­еж­кина тре­пет, он обхо­дил их далеко сто­ро­ной. Сережка про­чи­тал в газете, что про­фес­сор Гро­мов высту­пил с докла­дом на кон­грессе кибернетиков.

И там, в этом докладе о само­обу­ча­ю­щихся маши­нах, прямо было ска­зано: «К сожа­ле­нию, мы не можем сей­час про­де­мон­стри­ро­вать ори­ги­наль­ную модель. Она будет пока­зана позже».

Зна­чит, Элек­тро­ника все еще разыс­ки­вают. Началь­ник мили­ции, наверно, созвал своих быст­рых сотруд­ни­ков, при­ка­зал им: «Най­дите во что бы то ни стало Элек­тро­ника! При­меты: кур­но­сый нос, синяя куртка, под курт­кой вилка для вклю­че­ния в сеть. Осо­бые при­меты: он луч­ший в мире фокус­ник, дрес­си­ров­щик и мате­ма­тик. Про­верьте всех отлич­ни­ков в шко­лах!… Что? В школе юных кибер­не­ти­ков про­гре­мел Сыро­еж­кин? Опять это тот самый Сыро­еж­кин, кото­рому делали рент­ген! Тогда он обма­нул нас, а теперь все ясно. Он пря­чет Элек­тро­ника у себя дома, ско­рее всего – в шкафу!»

И тогда – про­щай, Элек­тро­ник, про­щай, мой луч­ший друг…

Нет, он поста­ра­ется сохра­нить тайну. В конце кон­цов, сколько в мире инте­рес­ного и неожи­дан­ного из-за тайны. Инже­нер Смит и его дру­зья попали на необи­та­е­мый ост­ров и не дога­ды­ва­лись, что там, совсем рядом, живет могу­ще­ствен­ный капи­тан Немо. Если бы они знали об этом и наде­я­лись на его помощь, они бы не постро­или свое пре­крас­ное убе­жище в скале, не вырас­тили бы уро­жай из одного зер­нышка и вообще не чув­ство­вали бы себя изоб­ре­та­тель­ными и сильными.

А Том Сойер и Гек Финн! Тимур и Сер­гей-бара­бан­щик у Гай­дара! Чело­век-неви­димка, чело­век-амфи­бия… Да мало ли еще зна­ме­ни­тых героев, кото­рые ценили и ува­жали тайну!

И все-таки страх не про­хо­дил. Малень­кий про­тив­ный комо­чек воро­чался где-то внутри Сыро­еж­кина. Кажется, вот он уже рас­со­сался, про­пал, исчез, и вдруг — рез­кая теле­фон­ная трель. И опять все сжи­ма­ется внутри: кто это? Что скажут?

И еще одна беда сва­ли­лась на Сер­гея: он вдруг открыл в себе вели­кую тягу к мате­ма­тике. Уди­ви­тельно все-таки устроен чело­век. Только у него появ­ля­ется воз­мож­ность отдох­нуть от фор­мул и задач, как вдруг он чув­ствует, что они, преж­ние его мучи­тели, и есть самое важ­ное в жизни. И именно теперь, когда Сыро­еж­кину вполне хва­тало и стра­хов и забот, он обрек себя на новые тер­за­ния, твердо решив, что будет мате­ма­ти­ком-про­грам­ми­стом. Не мон­таж­ни­ком, не физи­ком, не аст­ро­но­мом, даже не фокус­ни­ком или дрес­си­ров­щи­ком, а мате­ма­ти­ком, ученым-кибернетиком.

Как и Элек­тро­ник, он изу­чит все тео­рии, тео­ремы и фор­мулы, гео­мет­рию Евклида и Все­лен­ной, язык «лин­кос», небес­ную меха­нику и все осталь­ное, что только нужно для того, чтобы смело коман­до­вать элек­трон­ными машинами.

Но вот тут-то и полу­чался закол­до­ван­ный круг. Сережка был готов вер­нуться за свою парту и рас­прав­ляться авто­руч­кой с иксами-игре­ками. И не мог этого сде­лать. Он без­на­дежно отстал от всех. Про­яви он сме­лость, и вме­сто похвал и пяте­рок посып­лются двойки. Мало позора в классе – дома под­ни­мется скан­дал. Нет, пусть уж Элек­тро­ник дотя­нет до конца чет­верти, а там лето, и он, Сыро­еж­кин, все под­учит и пер­вого сен­тября сам пой­дет в школу.

Так все и кру­ти­лось день за днем. Элек­тро­ник заво­е­вы­вал Сыро­еж­кину славу, а тот сло­нялся по пустын­ным пере­ул­кам, вдоль реки или по глу­хим тро­пин­кам парка. Про­сто так, чтоб убить время.

Как-то набрел Сережка на эст­раду, где Элек­тро­ник в пер­вый день их зна­ком­ства пока­зы­вал фокусы. И хотя никого здесь не было. Сережка, как осто­рож­ный лис, сде­лал боль­шой круг и только потом опу­стился на ска­мейку. Заду­мался, вспом­нил нехит­рую песенку:

Шары, шары,

Мои голу­бые шары…

Ему стало грустно. Сколько раз хотел он пойти на улицу Гео­ло­гов, к дому три. Там живет Майя Свет­лова, голу­бая певица. Встре­тить бы ее на улице и ска­зать: «Извини, Майя… Я не тот зна­ме­ни­тый фокус­ник, я про­сто Сер­гей. Я слу­чайно узнал твой адрес и имя. И вот пришел…»

Сколько раз хотел Сережка именно так ска­зать. Но не пошел…

Он сидел на ска­мейке, гру­стил и ждал, когда кон­чатся в школе уроки и можно будет вер­нуться домой, к Элек­тро­нику, и стать дру­гим чело­ве­ком. Честно говоря, слава для него не так важна. Куда лучше пого­нять мяч, ныр­нуть в бас­сейн, запу­стить с ребя­тами жестя­ную ракету или взле­теть на каче­лях… У Элек­тро­ника такие про­стые вещи как-то не полу­ча­ются. Поза­вчера, напри­мер, не было послед­него урока и ребята повели Элек­тро­ника играть в фут­бол. Поста­вили в ворота. А он, вме­сто того чтоб ловить мяч, стал писать на штанге фор­мулы. Когда вра­тарь про­зе­вал тре­тий мяч, тер­пе­ние команды лоп­нуло, и его выгнали из ворот. Хорошо, что Сережка был дома и видел все это из окна. Как только Элек­тро­ник вошел в дом, Сережка сразу побе­жал на поле. Ох и разо­злился он на Электроника!

Пять голов под­ряд забил!

Не посра­мил сво­его доб­рого фут­боль­ного имени.

От этих вос­по­ми­на­ний Сыро­еж­кин сразу пове­се­лел. Он вско­чил на эст­раду и про­из­нес речь, обра­ща­ясь к пустым скамейкам:

– В конце кон­цов, я чело­век! Я имею право давать зада­ния машине, про­ве­рять ее спо­соб­но­сти и тре­ни­ро­вать на скуч­ных уро­ках и домаш­них зада­ниях. Если тайна откро­ется и Элек­тро­ника раз­об­ла­чат, то меня все пой­мут. Кто на моем месте посту­пил бы иначе?… В конце кон­цов, я человек!

Что значит – думать?

Тара­тар при­го­то­вил ребя­там сюр­приз. Войдя в класс, все уви­дели чуд­ной малень­кий стол с экра­нами, как у теле­ви­зора, и раз­но­цвет­ными кнопками.

– Что это? – загал­дели ребята.

Малень­кая щеточка усов Тара­тара победно тор­чала вверх.

Учи­тель, подо­ждав, пока все рас­ся­дутся и успо­ко­ятся, объявил:

– Это мой помощ­ник — обу­ча­ю­щий авто­мат «Репе­ти­тор». Сде­лали его стар­ше­класс­ники. Про­грам­ми­сты и мон­таж­ники. И спе­ци­ально для вас.

– А что?… А почему?… А зачем?…-посыпались вопросы.

– Сади­тесь, я вам все объ­ясню и покажу. А сна­чала мы побе­се­дуем… Кто мне ска­жет, что зна­чит — думать?

Часто­кол рук вырос над пар­тами. Сколько раз учи­тель видел, как у ребят заго­ра­ются глаза и сами собой тянутся вверх руки, и все­гда он слегка вол­но­вался в такие моменты, хотя, наверно, казался всем по-преж­нему спокойным.

Тара­тар огля­дел класс и вызвал Диму Горева, у кото­рого от нетер­пе­ния был уже открыт рот.

– Ну, думать… ‑бойко начал нетер­пе­ли­вый доклад­чик и заду­мался. – Зна­чит… зна­чит – думать… Сооб­ра­жать… Выде­лять главное…

– Ты все ска­зал? Спа­сибо, садись. А что такое — выде­лять глав­ную мысль? Скажи, Кукуш­кина, свое мнение.

Вско­чила дев­чонка-рас­трепа и выпалила:

– По-моему, умный чело­век все­гда видит, что глав­ное и что не главное!

Лег­кий сме­шок, взле­тев­ший к потолку, обо­рвался, когда Тара­тар снова заговорил:

– Я не зря задал вам эти вопросы. И хотя выслу­шал только двоих, уве­рен, что мно­гие отве­тили бы так же. Дело в том, что чело­век часто не осо­знает, как он мыс­лит. А ведь это слож­ная работа. Знать — зна­чит иметь пред­став­ле­ние о пред­ме­тах, явле­ниях, их свя­зях. Думать – уметь дей­ство­вать с ними. И выде­ле­ние глав­ной мысли, основ­ного содер­жа­ния урока, беседы или какого-то пра­вила тре­бует от вас опре­де­лен­ного навыка и напря­же­ния, а от нас, учи­те­лей, – уме­ния разъ­яс­нить и закре­пить в вашей памяти. Мы еще оста­но­вимся на этом, когда перей­дем к машине… – Тара­тар сде­лал паузу, поду­мал: «Пора послу­шать и ребят». Он ска­зал: – А теперь немножко пофан­та­зи­руем. Как поэт пишет стихи? Как ком­по­зи­тор сочи­няет музыку? Как уче­ный делает откры­тие? Короче говоря, как рож­да­ются новые образы, как про­те­кает творчество?

Тара­тар пока­чал голо­вой, уви­дев опять лес рук, и добавил:

– Пре­ду­пре­ждаю: это столь слож­ный вопрос, что наука еще не дала на него пол­ного и точ­ного ответа. Поэтому не сму­щай­тесь: любая ваша мысль вне­сет вклад в нашу беседу. Итак, пожалуйста.

Ста­ро­ста класса Коля Гре­беш­ков, как все­гда, выска­зался коротко и категорично:

– Я думаю, что рож­де­ние образа — это слу­чай­ность. Напри­мер: Сури­ков уви­дел на белом снегу чер­ную ворону и напи­сал боярыню Морозову.

– Когда сочи­ня­ешь стихи, обя­за­тельно испи­шешь гору бумаги, чтоб найти нуж­ную рифму, чтоб коротко и кра­сиво изло­жить свои мысли…

Даже с закры­тыми гла­зами можно было дога­даться, что высту­пает Апен­ченко: ста­ра­ется гово­рить выра­зи­тельно и потому чуть завывает.

Тара­тар знал, что това­рищи зовут его Воз­ды­ха­те­лем за то, что он пишет на уро­ках записки девоч­кам. Как видно, Апен­ченко сочи­нял и стихи.

– … а потом, – про­дол­жал Апен­ченко, – надо про­ве­рить себя, не было ли такой рифмы, срав­не­ния или образа у кого-нибудь раньше. Как ска­зал поэт: грамм добычи, тонны руды…

– Тонны запи­сок! – не выдер­жал кто-то, и все пони­ма­юще улыбнулись.

– Откры­тие в науке бывает все­гда неожи­данно. – Это гово­рит Вова Король­ков, Про­фес­сор. – Надо отвлечься от при­выч­ных взгля­дов и по-новому посмот­реть на какое-то явле­ние. Поэтому и гово­рят, что откры­тия у нас бук­вально под ногами. При­гля­дись – и увидишь.

– А можно думать всю жизнь и ничего не изоб­ре­сти, – воз­ра­жают с места.

– Открыл Аме­рику! – кри­чит Макар Гусев. – Всем понятно, что все зави­сит от фан­та­зии. У кого как варит голова…

На этом дис­кус­сия окон­чи­лась, нача­лась обыч­ная перепалка.

Тара­тар при­звал к тишине:

– Я с удо­воль­ствием вас выслу­шал. Все ответы пра­виль­ные. Под­водя итог, начну с послед­него выска­зы­ва­ния: у кого как варит голова. Нам, педа­го­гам, хоте­лось бы, чтоб голова у всех уче­ни­ков рабо­тала отлично. Можно ли этого достичь? Можно! Вы полу­ча­ете в школе опре­де­лен­ные све­де­ния — инфор­ма­цию, кото­рая укла­ды­ва­ется в вашей памяти. Со вре­ме­нем часть инфор­ма­ции забы­ва­ется, но не теря­ется, не выбра­сы­ва­ется, а как бы опус­ка­ется в под­валы памяти, на ее место посту­пает новая. Итак, что же такое твор­че­ский про­цесс? Пред­по­ло­жим, вы заду­мали создать про­из­ве­де­ние искус­ства или науки. Сели, раз­мыш­ля­ете. Мысли ска­чут, вспо­ми­на­ется то одно, то дру­гое. Это идет вызов инфор­ма­ции из памяти. Ино­гда гово­рят: что-то не дума­ется, мысли не лезут в голову и так далее. Не отча­и­вай­тесь! Настой­чиво запра­ши­вайте память – у вас ведь бога­тая кла­до­вая знаний.

– А если лезут одни глу­пые мысли? – спро­сил кто-то.

– Что ж, бывает, что неко­то­рые мысли кажутся глу­пыми, непод­хо­дя­щими, а потом вдруг выяс­ня­ется, что они были нужны. Чем больше раз­ных мыс­лей, срав­не­ний — даже из дру­гих обла­стей зна­ний, – тем инте­рес­нее и неожи­дан­нее бывает рож­де­ние нуж­ного вам образа. Здесь гово­рили о слу­чай­но­сти. Похоже, что воз­ник­но­ве­ние новой идеи про­ис­хо­дит по воле слу­чая. Но это не так. Откры­тие под­чи­ня­ется твер­дым зако­нам ста­ти­стики. Надо только больше искать, обду­мы­вать свою задачу с раз­ных сто­рон… И вот… вот оно – удивительное.

Тара­тар попра­вил очки и тихо, почти шепо­том прочитал:

Я помню чуд­ное мгновенье:

Передо мной яви­лась ты,

Как мимо­лет­ное виденье,

Как гений чистой красоты.

И словно бес­шум­ный вете­рок ворвался в класс. Овеял про­хла­дой лица, зату­ма­нил глаза. И умчался.

– Да, – ска­зал после паузы Тара­тар, – всего несколько десят­ков или сотен букв, несколько строк, а в них целый мир чувств, пере­жи­ва­ний, гру­сти. Поэт обра­ща­ется к вам, дале­ким потом­кам, и вы его понимаете.

Тут Элек­тро­ник совсем не к месту вставил:

– А Давид Гиль­берт, извест­ный мате­ма­тик, так ска­зал об одном из своих уче­ни­ков: «Он стал поэтом: для заня­тий мате­ма­ти­кой у него слиш­ком мало воображения».

Какой гря­нул тут гром! Все словно забыли и о сти­хах, и о ветерке, про­бе­жав­шем только что по классу, и хохо­тали не стес­ня­ясь. Даже у Тара­тара очки запры­гали на носу.

– Что ж, – ска­зал учи­тель, уста­но­вив тишину, – ты тоже прав: есть мне­ние, что у мате­ма­ти­ков самое силь­ное воображение…

И Тара­тар начал гово­рить о том, что мно­гие уче­ные про­шлого уди­ви­лись бы, узнав, что мате­ма­тика, кото­рая в их время счи­та­лась скуч­ней­шим, ото­рван­ным от жизни заня­тием, при­ме­ня­ется во всех обла­стях науки и техники.

– Несколько сто­ле­тий назад можно было пере­счи­тать по паль­цам всех мате­ма­ти­ков мира, – заявил Тара­тар. – Теперь доста­точно посмот­реть на вас, чтобы ска­зать: да, мате­ма­тика стала обыч­ной профессией.

И после этих про­стых слов все немножко загор­ди­лись и задрали носы, потому что учи­тель стал гово­рить о том, как необычна работа мате­ма­тика. Он дол­жен пред­ста­вить себе то, что нико­гда не видел.

Напри­мер, эле­мен­тар­ные частицы. Каза­лось бы, все про­сто: вот перед гла­зами модель атома с круг­лым ядром и лихими орби­тами элек­тро­нов. А кто видел эти элек­троны сво­ими гла­зами? Никто!

А уче­ный может опи­сать их фор­му­лами и урав­не­ни­ями, про­ве­сти точ­ный и тон­кий ана­лиз и соста­вить мате­ма­ти­че­ский образ. Так рож­да­ются у мате­ма­тика новые идеи, кото­рые тре­буют самого острого воображения.

Тара­тар не ска­зал еще своей люби­мой фразы, и все, хоть и слу­шали вни­ма­тельно, ждали ее. Нако­нец при­шел ее черед, и быст­рые улыбки про­мельк­нули на лицах.

– Для чего я вам это гово­рил? – про­дол­жал учи­тель. Этот вопрос все­гда под­креп­лялся крас­но­ре­чи­вым жестом: под­ня­тым ука­за­тель­ным паль­цем. – А вот для чего. В окру­жа­ю­щей нас жизни есть тайны: неиз­вест­ный еще нам мир при­роды. Эти тайны надо уметь раз­га­ды­вать. При­рода все­гда ведет себя честно, с ней не надо играть в сыщи­ков и воров, потому что она нас не обма­ны­вает. Но и не выдает своих сек­ре­тов доб­ро­вольно. Зна­чит, надо быть любо­пыт­ным и вни­ма­тель­ным, настой­чи­вым и воору­жен­ным. А зна­ний для новых откры­тий немало. И у нас есть могу­чая тех­ника: элек­трон­ные мик­ро­скопы, уско­ри­тели частиц, радио­те­ле­скопы и элек­тронно-вычис­ли­тель­ные машины… Ну, вот и зво­нок, – закон­чил Тара­тар. – На сле­ду­ю­щем уроке будет уже два учи­теля – «Репе­ти­тор» и ваш покор­ный слуга…

Сколько уже лет он гово­рит эти слова: «Ваш покор­ный слуга»! И обычно их не заме­чает. А сего­дня Тара­тар почему-то вспом­нил, что это – ста­ро­мод­ное выра­же­ние. Бегут годы, стар­шие классы ухо­дят, при­хо­дят новые, а он по-преж­нему покор­ней­ший слуга. Вот уже трид­цать пять лет. Вызы­вает к доске, ста­вит отметки, про­ве­ряет кон­троль­ные, выпус­кает стен­га­зету, ходит в походы – да мало ли дел у учи­теля. И только при­вык­нешь к этим гла­за­стым, полю­бишь их, как уже рас­ста­ва­ние… И хотя потом бывают бес­ко­неч­ные встречи, вос­по­ми­на­ния, раз­го­воры, каж­дую весну он чув­ствует необъ­яс­ни­мую грусть. Опять надо про­во­жать класс… И этих он тоже про­во­дит, и к теле­фон­ным звон­кам, кото­рые зву­чат в квар­тире с утра до ночи, при­ба­вятся новые: «Тара­тар Тара­та­рыч… Ой, изви­ните… Семен Нико­ла­е­вич! Школь­ная при­вычка… Это Сыро­еж­кин. Учился у вас такой… кур­но­сый… Как, неужели помните?…»

«Да, – спо­хва­тился учи­тель, – что-то Сыро­еж­кин никак не про­явил себя, мол­чал весь урок. Ага, понятно! Ждет вопрос похит­рее. Ну что ж, мы ему при­ду­маем этот вопрос…»

А в кори­доре между тем шли горя­чие споры. Пожа­луй, больше всех раз­гла­голь­ство­вал Элек­тро­ник: он так и сыпал циф­рами, при­ме­рами, фактами…

Если бы он только знал, какие сомне­ния тер­зали в этот момент его друга, оди­ноко тор­чав­шего в парке, и как важно было для Сер­гея сидеть самому за пар­той и раз­мыш­лять вме­сте со всеми…

Поединок с «репетитором»

«Репе­ти­тор» хоть и был похож на обык­но­вен­ную парту, зага­дочно поблес­ки­вал белой метал­ли­че­ской поверх­но­стью и мато­выми экра­нами. Каза­лось, нажми на одну из кно­пок, и он выки­нет какой-нибудь неожи­дан­ный номер. В луч­шем слу­чае гро­мо­вым голо­сом задаст неожи­дан­ный вопрос и, отсчи­тав время, вле­пит двойку. А то и рас­сер­дится, рас­кри­чится, позо­вет директора…

– Вик­тор Смир­нов, прошу сесть за пульт! – при­гла­сил Таратар.

Непри­выч­ная тишина воца­ри­лась в классе. Скрип­нула крышка парты. Смир­нов мед­ленно под­нялся, подо­шел к таин­ствен­ному столу, осто­рожно при­сел на кра­е­шек стула. Наверно, он чув­ство­вал себя оди­но­ким кос­мо­нав­том, кото­рый сей­час нажмет кнопку и выле­тит вме­сте со сту­лом из класса.

– Включи «пуск»! – ска­зал учитель.

Вот она, эта кнопка!

Четыре крас­ные буквы на малень­кой дощечке: ПУСК. Ну, будь что будет!

Он не взле­тел и не был оглу­шен гро­мо­вым голо­сом. Про­сто мягко засве­тился, заго­лу­бел экран, и через неко­то­рое время на нем про­сту­пили буквы и цифры. Ребята задви­га­лись: что будет дальше?

– Смир­нов полу­чил зада­ние, – разъ­яс­нил Тара­тар. – Это обыч­ные урав­не­ния пер­вой сте­пени с двумя неиз­вест­ными. Гусев, запиши их, пожа­луй­ста, на доске.

Макар Гусев с удо­воль­ствием под­бе­жал к «Репе­ти­тору» и, погля­ды­вая на экран, напи­сал крупно мелом:

2х – 7у = 2

6х – 11у = 26

Учи­тель продолжал:

– Смир­нов, ты позна­ко­мился с условием?

Смир­нов кивнул.

– Тогда нажми на левую кнопку. Сей­час авто­мат задаст тебе вопрос.

Смир­нов так поспешно стук­нул по кнопке, словно всю жизнь ждал этого вопроса. Под усло­вием зажглась новая строка: «Решать через Х и У?»

– Давай через икс! – пред­ло­жил Макар Гусев, чув­ствуя себя соучаст­ни­ком важ­ного опыта.

– Через икс, – неуве­ренно повто­рил испытуемый.

– Хорошо, через икс, – согла­сился учи­тель. – Нажми кнопку под иксом. На экране появятся вари­анты пер­вого дей­ствия. Ты дол­жен все их про­ду­мать, найти самый вер­ный и выра­зить свое мне­ние, нажав на сто­я­щую рядом кнопку. После этого «Репе­ти­тор» даст тебе несколько вто­рых дей­ствий, и ты про­де­лы­ва­ешь ту же работу, пока не полу­чишь ответ и оценку.

– Ерунда! – про­ком­мен­ти­ро­вал Макар Гусев. – Давай нажи­май, а я буду писать.

Тара­тар, конечно, заме­тил одоб­ри­тель­ные улыбки на лицах. Блес­нули стекла очков, дрог­нули, заше­ве­ли­лись усы.

– Почему Гусев так ска­зал? – задал он свой люби­мый вопрос, под­няв ука­за­тель­ный палец. – Потому, что он думает, что очень про­сто нажи­мать на кнопки. Но сей­час мы посмот­рим, как он сам будет раз­мыш­лять над дей­стви­ями, кото­рые пред­ло­жит ему авто­мат. Одни из них пра­виль­ные, дру­гие непра­виль­ные. «Репе­ти­тора» обма­нуть невоз­можно. Он точно оце­нит реше­ние и поста­вит отметку. К тому же он засе­кает время и – успели вы отве­тить или не успели – задает сле­ду­ю­щий вопрос.

Макар Гусев чесал заты­лок. Он уже видел, как ерзает его сосед: мор­щит лоб, тере­бит кудри, что-то шеп­чет… Дей­стви­тельно, какой вари­ант лучше: длин­ный или корот­кий? Наверно, корот­кий. Но корот­ких два, и в каком-то из них при­та­и­лась ошибка. А может быть, и там и здесь? Про­ве­ряй-ка все плюсы и минусы, умно­жай и дели. Только быст­рее: время идет.

Вот Смир­нов выти­рает лоб, угрюмо нажи­мает на послед­нюю кнопку и неожи­данно рас­цве­тает: в малень­ком окошке с таб­лич­кой «оценка» вспы­хи­вает слово «четыре».

– Четыре! – докла­ды­вает Макар классу.

– Хорошо, – гово­рит Тара­тар, – хотя можно и лучше. Ты выбрал вер­ное, но более слож­ное реше­ние. Это неболь­шой про­мах, мы раз­бе­рем его позже, чтобы в сле­ду­ю­щий раз ты решал короче… Теперь идет нажи­мать кнопки Гусев.

К сво­ему удив­ле­нию, Макар видит на экране уже дру­гие урав­не­ния. И он тоже мор­щит лоб, вра­щает гла­зами и тычется носом в экран.

А потом с «Репе­ти­то­ром» по оче­реди сра­жа­ются осталь­ные. Треск кно­пок, тихое гуде­ние машины, ахи, охи и блеск глаз – все это похоже на азарт­ную, увле­ка­тель­ную, радост­ную игру. Никто уже не пом­нит, что идет обыч­ный урок.

И когда учи­тель взял мел и начал объ­яс­нять ошибки, вол­не­ние в классе еще не улег­лось: каж­дый ста­рался понять, где он совер­шил про­мах. Ведь начи­ная игру с «Репе­ти­то­ром», он не знал, чем она кон­чится, и теперь дол­жен сооб­ра­зить, где спо­ткнулся, где мет­нулся не в ту сто­рону, чтобы в дру­гой раз играть по пра­ви­лам и выйти победителем.

– Мы бесе­до­вали о том, – гово­рит Тара­тар, – что чело­век дол­жен много знать. Но я совсем не хочу, чтобы вы пре­вра­ти­лись в энцик­ло­пе­ди­че­ские спра­воч­ники, в обык­но­вен­ные хра­ни­лища инфор­ма­ции. Вы, веро­ятно, помните одно из основ­ных пра­вил кибер­не­тики, кото­рое она предъ­яв­ляет и к маши­нам и к людям: в любой работе – выбор луч­шего, опти­маль­ного вари­анта, дости­же­ние эффек­тив­ного резуль­тата. Я хочу, чтобы вы мыс­лили именно так: обла­дая широ­ким кру­го­зо­ром, умели выбрать луч­шее реше­ние. Наде­юсь, что «Репе­ти­тор» помо­жет мне в этом… – Тара­тар пре­ду­пре­жда­юще под­нял руку. – Кстати, на сего­дня его про­грамма не исчер­пана. Оста­лась еще одна задача, довольно креп­кий оре­шек. И я пред­ложу решить ее… нашему дежур­ному асси­стенту Сыро­еж­кину, кото­рый пока не отвечал.

Элек­тро­ник с досто­ин­ством напра­вился к «Репе­ти­тору». Его про­во­жали с откро­вен­ным сочув­ствием, как путе­ше­ствен­ника, иду­щего в пустыню.

Щелк­нул «пуск», и Элек­тро­ник ров­ным голо­сом про­чи­тал вслух условие:

– «Най­дите три четы­рех­знач­ных числа, каж­дое из кото­рых равно квад­рату суммы чисел, состав­лен­ных из двух пер­вых и двух послед­них цифр иско­мого числа».

«Ого! Вот это оре­шек! Ну и при­ду­мано! Квад­рату суммы… состав­лен­ных… цифр иско­мого числа».

Так при­мерно поду­мали все мате­ма­тики. Кое-кто закрыл глаза и пред­ста­вил длин­ню­щие колонки цифр, кото­рые надо было перебрать,

Но что это? Про­сту­чали пуле­ме­том кнопки. Не про­шло и трех секунд, а Сыро­еж­кин уже стоит рядом с «Репе­ти­то­ром» и в око­шечке машины сияет «пять»!

– Ух‑х! – про­ка­ти­лось с пер­вой до послед­ней парты.

– Три иско­мых числа, – чуть хрипло гово­рит Сыро­еж­кин, – это 2025, 3025 и 9801.

И он пишет на доске:

2025= 45^2 = (20+25) ^2

3025 = 55^2 = (30 +25) ^2

9801 = 99^2 = (98 + 01) ^2

Загре­мели крышки парт, выра­жая все­об­щее вос­хи­ще­ние. Сыро­еж­кин сел на место. Даже Тара­тар был удив­лен и, пожа­луй, несколько смущен.

– Весьма, весьма… ‑про­бор­мо­тал он. И не нашел больше слов.

В дверь про­су­ну­лась чья-то лох­ма­тая голова.

– Зво­нок был! – крик­нул озор­ник и убежал.

Тара­тар улыб­нулся: так было трид­цать пять лет назад, так, наверно, будет и через сто. Все­гда най­дется озор­ник, кото­рый крик­нет: «Зво­нок был!»

– Все! – весело ска­зал учи­тель. – Как мне под­ска­зы­вают, вы уже свободны.

Героя поединка окру­жили плот­ным коль­цом и повели из класса. Оста­лись лишь «Репе­ти­тор» и Таратар.

Поблес­ки­вая очками, Тара­тар смот­рел вслед Сыро­еж­кину. Кажется, он и в самом деле был чем-то смущен.

Музыкальное образование

Неожи­дан­ный слу­чай вновь про­сла­вил Сер­гея Сыроежкина.

После уро­ков Вовка Король­ков позвал Элек­тро­ника к себе домой. Про­фес­сор про­сил одно­класс­ника объ­яс­нить ему язык «лин­кос», но в этом была неболь­шая хит­рость. Дело в том, что бабушка Король­кова, в про­шлом пре­по­да­ва­тель кон­сер­ва­то­рии, два раза в неделю обу­чала внука игре на рояле. Из всех изоб­ре­те­ний чело­ве­че­ства пре­кло­няв­шийся перед тех­ни­кой Про­фес­сор невзлю­бил лишь два: машину, свер­лив­шую зубы, и музы­каль­ный инстру­мент с черно-белыми кла­ви­шами. Они, по мне­нию Король­кова, отни­мали у людей, и в первую оче­редь у изоб­ре­та­те­лей, много полез­ного вре­мени. И как ни упряма была бабушка, он наде­ялся, что сего­дня урок будет отме­нен из-за важ­ного гостя.

– Бабушка, – пред­ста­вил Вовка сво­его при­я­теля стро­гой жен­щине в чер­ном пла­тье, – это Сер­гей Сыро­еж­кин, пер­вый отлич­ник в школе. Он, между про­чим, изоб­рел язык «лин­кос», чтобы пере­го­ва­ри­ваться с мар­си­а­нами. И мы хотим с ним потренироваться.

Бабушка кив­нула Элек­тро­нику с высоты сво­его роста и густым голо­сом сказала:

– Пре­красно. Про мар­сиан писали еще во вре­мена моей моло­до­сти. Ну а ты, Сережа, играл когда-нибудь на рояле?

– Играл, – невоз­му­тимо отве­тил Электроник.

Лицо Король­кова намор­щи­лось, как от зуб­ной боли. Но энер­гич­ная бабушка уже под­хва­тила обоих това­ри­щей за плечи и увлекла в ком­нату, где в углу с под­ня­той, свер­кав­шей лаком чер­ной крыш­кой застыл в ожи­да­нии ста­рин­ный инструмент.

– Вот и чудесно, – басила пиа­нистка, под­водя ребят к роялю. – Сна­чала мы послу­шаем, как играет Вова, а потом про­ве­рим и тебя.

Вовина бабушка села рядом с вну­ком, рас­крыла ноты.

– Начи­най.

Пожа­луй, никто из одно­класс­ни­ков не видел еще Про­фес­сора таким несчаст­ным. Руки его бес­сильно висели вдоль тела. Неожи­данно Вова взмах­нул ими над голо­вой, словно решив­шись прыг­нуть в воду, и бро­сил на кла­виши. «Там-та-там!» – испу­ганно запры­гали ни в чем не повин­ные кла­виши, а бабушка крепко при­жала ладони к ушам.

– Вова!… — В ее голосе про­гре­мел дале­кий гром. – Пере­стань! Что с тобой сего­дня? Твой това­рищ может поду­мать, что ты впер­вые сел за инструмент!

– Не знаю, – тихо отве­тил Вова, – мне про­сто не хочется.

Ста­рая пиа­нистка встала со стула.

– Все вели­кие музы­канты, – ска­зала она тор­же­ственно, – тре­ни­ро­ва­лись и играли посто­янно, неза­ви­симо от сво­его настро­е­ния. Я не хочу ска­зать, что ты ста­нешь вели­ким и даже музы­кан­том вообще. Но в наши дни стыдно быть музы­кально неграмотным…

Внук сидел с опу­щен­ной голо­вой. Что мог воз­ра­зить он бабушке? Но в этот момент он пред­ста­вил малень­кого Моцарта, при­вя­зан­ного к стулу. Пусть и его так же при­вя­жут!… Огром­ной тол­стой верев­кой. И он рас­про­ща­ется тогда с раке­тами, теле­ско­пами, под­вод­ными лод­ками. И ста­нет музы­кально грамотным…

– Можно мне? – нару­шил непри­ят­ную тишину Электроник.

Пиа­нистка жестом ука­зала на стул, а Вова быстро вскочил.

– Что ты нам сыг­ра­ешь? – спро­сила, успо­ка­и­ва­ясь, Вовина бабушка.

– Музыку сво­его сочинения.

Бабушка лас­ково улыб­ну­лась и при­села на диван.

Про­фес­сор, свер­кая очками, застыл рядом с това­ри­щем, словно гото­вясь защи­щать его от неве­до­мой опасности.

Элек­тро­ник кос­нулся кла­виш очень осто­рожно, раз­да­лись неж­ные и при­ят­ные звуки. Они уди­вили опыт­ного педа­гога: бабушка вни­ма­тельно посмот­рела на руки маль­чика. Нельзя ска­зать, что эти руки дви­га­лись плавно и гра­ци­озно. Но они очень точно каса­лись кла­виш, уда­ряя по ним все быст­рее, все силь­нее. С каж­дой секун­дой звуки уси­ли­ва­лись. Каза­лось, вме­сте с музы­кой сюда летит креп­кий ветер, бегут быст­рые волны и чер­ная поли­ро­ван­ная гро­мада рояля посте­пенно надви­га­ется на слу­ша­те­лей, запол­няя всю комнату.

Уже нельзя было раз­ли­чить паль­цев музы­канта, они сли­лись с кла­ви­шами, со всеми кла­ви­шами, кото­рые зву­чали почти одно­вре­менно. Рояль гре­мел так отча­янно, что Вови­ной бабушке вдруг почу­ди­лось, будто играют несколько инстру­мен­тов, доб­рый деся­ток рук. Музыка оглу­шала, от нее стало больно в ушах, а в гла­зах поплыли крас­ные круги. Даже рав­но­душ­ный до сих пор Вова открыл от изум­ле­ния рот и вце­пился в крышку рояля, чтобы не упасть.

– Ой! – испу­ганно крик­нул Про­фес­сор. – Бабушке плохо!

Музыка смолкла.

Вова бро­сился на кухню и вер­нулся со ста­ка­ном воды. Его това­рищ с вино­ва­тым видом стоял возле дивана, на кото­ром, отки­нув­шись на подушки, сидела бабушка. Она смот­рела на музы­канта и улы­ба­лась. Очень добро улыбалась.

– Не вол­нуй­тесь, дети, – тихо ска­зала бабушка, жестом отка­зы­ва­ясь от воды, – у меня про­сто не к месту закру­жи­лась голова… Ты пре­вос­ходно играл, Сережа. Если ты будешь регу­лярно зани­маться, ты ста­нешь совре­мен­ным Листом. Или Рих­те­ром. Это тебе гово­рит ста­рый музы­кант, запомни… А теперь, маль­чики, идите играть в своих марсиан.

Ребята с облег­че­нием выско­чили на лест­ницу. Вовка огля­ды­вал това­рища с головы до ног и шептал:

– Талант. На все руки талант! Не пони­маю, как это тебе уда­ется? – Он хлоп­нул себя ладо­нью по лбу. – Скажи, пожа­луй­ста, а рояль остался цел? Я даже не заметил.

– Рояль цел, – отве­тил музы­кант. – Но его надо настраивать.

– Какую же силу надо иметь! – про­дол­жал вос­хи­щаться Про­фес­сор. – Я, как и бабушка, чуть не грох­нулся в обмо­рок. Как это ты сумел сочи­нить такую музыку?

– Я играл обыч­ную музыку, но на очень боль­шой ско­ро­сти. Иначе говоря, я при­бли­зился к гра­нице слы­ши­мо­сти зву­ков чело­ве­ком, – бес­хит­ростно открыл свой метод Элек­тро­ник. – Вот фор­мула, если она тебя интересует.

Про­фес­сор мигом достал из кар­мана бумагу, авто­ручку и затаил дыха­ние, пока Элек­тро­ник писал фор­мулу. Его глаза сияли за стек­лами очков.

– Вот она, фор­мула Рих­тера! – про­шеп­тал Про­фес­сор, впи­ва­ясь в листок. – А скажи, Серега, как научиться играть по этой формуле?

– Надо много тренироваться.

– Я буду, – согла­сился Король­ков. – И я научусь. Чтоб ко мне никто не при­ста­вал больше с музы­каль­ным образованием!…

Он про­во­дил Элек­тро­ника до две­рей, таща его порт­фель, и никак не решался про­ститься, все уточ­няя ред­кую фор­мулу. Сер­гей из кори­дора слы­шал их голоса и злился. Но не мог же он выско­чить на пло­щадку и про­гнать Профессора.

С этого дня у Сыро­еж­кина при­ба­ви­лось забот. Музы­каль­ные дети не давали ему про­хода, выпы­ты­вая фор­мулу Рих­тера. Домо­управ про­сил высту­пить в крас­ном уголке с кон­цер­том. А Вовина бабушка наста­и­вала, чтобы Сережа поехал в кон­сер­ва­то­рию и про­де­мон­стри­ро­вал одному извест­ному музы­канту свой талант.

С таким талан­том стало опасно появ­ляться даже во дворе!

Если б была машина времени…

Серёжка пере­хо­дил улицу, и вдруг его кто-то окликнул:

– Маль­чик!

Мили­ци­о­нер в белом кителе пома­нил его рукой. Сережка оста­но­вился, съе­жился, опу­стил голову.

“Бежать? – лихо­ра­дочно думал он. – Поздно. Уже под­хо­дит. Сей­час возь­мет за руку и ска­жет: «Пой­дем домой. Откры­вай шкаф, выда­вай Электроника».

Тяже­лая рука опу­сти­лась на его плечо.

– Маль­чик, – ска­зал мили­ци­о­нер, – ты в непо­ло­жен­ном месте пере­шел улицу. В сле­ду­ю­щий раз будь внимательней.

Сер­гей открыл пере­сох­ший рот и ничего не ска­зал. Откуда-то изда­лека плыли к нему слова, кото­рых он совсем не ожи­дал: «Маль­чик… пере­шел… будь внимательней…»

– Что ж ты сто­ишь? – удив­ленно спро­сил мили­ци­о­нер. – Иди. И не нарушай.

Словно вихрь сдул Сер­гея с места. Он мчался, не чуя под собой ног. Куда? Сам не знал. Лишь бы быть подальше от белого кителя.

«Повезло! – радо­вался он. – Мили­ци­о­нер меня или не узнал, или про­сто забыл свое пору­че­ние. Ну и рас­тяпа! Пусть теперь ищет. Меня так про­сто не поймаешь».

Сыро­еж­кин забрался в самую гущу парка и лег на траву. Могу­чие ста­рые дере­вья окру­жили круг­лое зер­кальце пру­дика. Вода чистая, бле­стя­щая, только у самого берега зеле­ный налет тины, и в ней ква­кает лягушка.

Кру­гом ни души, ни зверя, ни птицы. Только он, Сыро­еж­кин, на траве да лягушка в пруду.

Ни с того ни с сего Сережка стал жалеть себя.

«Живешь как заяц, всех боишься… – горестно раз­мыш­лял он. – Ну разве это жизнь! Уехать надо куда-нибудь подальше – на Север или в океан. Про­сто собрать вещи и тихо уйти из дома. Элек­тро­ник будет ходить в школу, радо­вать роди­те­лей отмет­ками, спать на моей кро­вати… И все поте­чет тихо и мирно. Исчез­нет лиш­ний чело­век, кото­рый никому не нужен. Мама только ста­нет ахать, что ее сын ничего не ест. Но Элек­тро­ник ведь сооб­ра­зи­тель­ный, он при­ду­мает, как обма­нуть маму. Уеду на дол­гие, дол­гие годы, – твердо решил Сыро­еж­кин. – А потом, когда стану взрос­лым, вер­нусь и все объ­ясню. И меня будут жалеть и не будут ругать».

Рез­кий свист раз­дался над ним и уда­рился о землю. Сережка задрал голову. Бле­стя­щая сереб­ря­ная стрела с ост­рым носом и малень­кими кры­льями, как игла, про­ко­лола голу­бое полотно неба. И исчезла… Вот так и он про­ле­тит когда-нибудь над своим домом, только взгля­нет с высоты на крышу, на двор, на школу и исчезнет.

А потом между дере­вьями мельк­нуло что-то крас­ное, и прямо на Сережку выско­чил боль­шой рыжий зверь. От неожи­дан­но­сти Сережка замер. И зверь замер, уста­вив­шись на лежа­щего чело­века. «Он меня узнает, – радостно поду­мал Сережка, – он думает, что я – Электроник».

Сережка, конечно, сразу дога­дался, что перед ним тот неуло­ви­мый крас­ный лис, о кото­ром не раз вспо­ми­нал Элек­тро­ник. Они лежали в траве совсем рядом, сто­ило лишь про­тя­нуть руку… Лис изу­чал Сережку самыми прав­ди­выми и, как пока­за­лось маль­чику, самыми лас­ко­выми в мире гла­зами, а Сережка раз­гля­ды­вал смеш­ные усы на узкой мор­дочке, пуши­стый хвост и бле­стя­щие коле­сики, с успе­хом заме­няв­шие лису лапы. Они были все в цара­пи­нах, изно­си­лись от бега по асфальту. Когда-то лис демон­стри­ро­вал на этих коле­си­ках про­фес­сору лов­кость дви­же­ний, а теперь, обретя сво­боду, стре­мился дока­зать, что он самый быст­рый из всех лисов лис.

Чего ждал он, сми­ренно вытя­нув­шись в траве? Может быть, совета, помощи от сво­его ста­рого друга?

– Я не Элек­тро­ник, лис, – ска­зал Сер­гей, вста­вая на ноги.

И не успел он под­няться, как лис крас­ной мол­нией мет­нулся в кусты. Он сколь­зил по парку так же легко и стре­ми­тельно, как по город­ским ули­цам. Еще ни разу этот лис не попал никому под ноги, ни разу не затор­мо­зила перед ним машина, не шарах­нулся в сто­рону вело­си­пе­дист. Даже все­ви­дя­щие мили­ци­о­неры не успе­вали под­но­сить сви­сток ко рту: стран­ное рыжее суще­ство, мельк­нув перед их гла­зами, тут же исчезало.

– Беги, – ска­зал ему вслед Сер­гей. – Одному жить хорошо.

И когда на Сер­гея натолк­ну­лись трое муж­чин и стали напе­ре­бой спра­ши­вать, не встре­чал ли он в парке крас­ную лису, Сер­гей, конечно, не выдал гор­дого зверя.

Он шел домой, думал про крас­ного лиса и вспо­ми­нал бро­дя­чую собаку, кото­рую он видел всего один раз, а потом часто жалел. Он тогда словно пред­чув­ство­вал, что его ждет такое же оди­но­че­ство. Если бы он снова встре­тил эту двор­нягу, то они бы поняли друг друга и собака бы не испу­га­лась, не убе­жала, как бес­сло­вес­ный лис.

И снова его раз­мыш­ле­ния были пре­рваны, на этот раз топо­том и гром­кими кри­ками. Навстречу несся, при­жав к груди охапку цве­тов, дылда. За ним, отстав на два шага, бежал парень в клет­ча­той кепке. А дальше гна­лись со всех ног ребята, крича: «Держи!… Держи!…»

Сер­гей сразу узнал цветы. Белые розы из их школь­ного сада! Дев­чата из деся­того вырас­тили новый сорт. Хотели пода­рить на про­ща­ние учи­те­лям. А эти вар­вары обло­мали, наверно, целый куст.

Сыро­еж­кин поблед­нел. Он огля­нулся: никого вокруг. А дылда бежал прямо на него, и было уже слышно, что дышит он хрипло и пре­ры­ви­сто, как паро­воз. Заме­тив два кулака и реши­тель­ное блед­ное лицо, он сде­лал ска­чок и мино­вал Сыро­еж­кина. Но Сережка успел под­ста­вить ножку парню в кепке. Тот рас­тя­нулся и выро­нил два белых цветка.

В сле­ду­ю­щую минуту все сме­ша­лось вокруг Сыро­еж­кина. Парень в кепке вско­чил и бро­сился на врага. Сыро­еж­кин ока­зался в желез­ных объятиях.

– Ага, попался! – неожи­данно кри­чал парень. – Ребята, я пой­мал сообщника!

К сво­ему ужасу. Сережка узнал деся­ти­класс­ника Махму­това, школь­ного бок­сера. Что он наде­лал! Под­ста­вил ножку сво­ему! А все из-за дурац­кой кепки, надви­ну­той на самые глаза. Из-за нее не при­знал Махмутова.

Под­ско­чили ребята, зашумели:

– Держи крепко! Не упу­сти! Потом с ним потолкуем…

И вдруг басок:

– Да это из нашего класса! Сыроежкин!

Неожи­дан­ным спа­си­те­лем был Макар Гусев. Как и все, крас­ный от бега и ужасно злой, он наки­нулся на Сережку:

– Ты что, с ума сошел? Кому дал подножку?

– Я думал, он жулик, – уныло оправ­ды­вался Сыро­еж­кин. – Не раз­гля­дел… Отпу­сти! – про­сил он Махмутова.

Но тот подо­зри­тельно косился на него и не раз­жи­мал желез­ных тисков.

А дылда с розами как сквозь землю про­ва­лился. Ребята рас­те­рянно огля­ды­вали пустын­ную улицу. В сума­тохе никто не заме­тил, куда делся похититель.

Тут Сыро­еж­кин вырвался нако­нец из бок­сер­ских объ­я­тий и закричал:

– Он в подъ­езде! Я видел! – И Сережка помчался к подъ­езду, с радо­стью слыша за собой топот.

Сту­пеньки, сту­пеньки, бес­ко­неч­ные сту­пеньки… Он бежит очень быстро, но его обго­няют, жарко дышат в спину и снова обго­няют. Теперь они все вме­сте, и это его това­рищи рвутся наверх изо всех сил. Но что, если он ошибся? Что тогда?…

Нет, он не ошибся! Вон кри­чит гро­мо­вым голо­сом Махмутов:

– Стойте! Живьем возь­мем!… Цветы не мните!…

Звуки борьбы, крях­те­нье, густые клубы пыли, пова­лив­шие с чер­дач­ной лест­ницы, сви­де­тель­ство­вали о том, что вар­вар решил не сда­ваться живым. Потом все сразу стихло, и мимо Сыро­еж­кина, застыв­шего на лест­нич­ной пло­щадке, про­вели вер­зилу. На него про­сто жалко было смот­реть – такой он был блед­ный и пере­ма­зан­ный с ног до головы.

Хро­мая, спу­стился Махму­тов. Он был без кепки. Ее бережно нес Макар Гусев. Махму­тов уви­дев Сыро­еж­кина, сверк­нул глазами.

– На! – Он сунул ему в руки то, что еще недавно было буке­том – жал­кие, помя­тые прутья.

«Эх ты, – ска­зал себе Сыро­еж­кин. – Даже букет спа­сти не мог… Теперь все в школе будут спра­ши­вать, как это я под­ста­вил ножку сво­ему… Да что там цветы! Если ребята узнают про Элек­тро­ника, про обман… – Сер­гей поежился. – Нет, надо быть реши­тель­ным. Надо исчезнуть!»

И сразу спо­койно стало на душе Сережки. Придя домой, он лег на тахту, стал думать о своем буду­щем. Зав­тра он садится в поезд и уез­жает в Мур­манск. Там живет Сима Мали­ков, при­я­тель по чер­но­мор­скому лагерю. У Симы можно будет оста­но­виться, пока пой­дут пере­го­воры с Поляр­ным управ­ле­нием. «Я круг­лый сирота, – ска­жет он, – один на белом свете. И при­рож­ден­ный поляр­ник. Зимой хожу без шапки. Могу рабо­тать кем угодно. Если надо учиться – выучусь». А Симе Мали­кову можно хоть сей­час позво­нить. Доста­точно набрать на теле­фон­ном диске код города, как будет тон­кий гудок – Мур­манск на про­воде. И наби­рай Симин номер. Но лучше, пожа­луй, не зво­нить, а при­е­хать вне­запно, без лиш­них расспросов.

Сер­гей подо­шел к теле­фону и вызвал спра­воч­ное бюро вокзала.

– Когда ухо­дит поезд в Мур­манск? – спро­сил он.

– Поезд номер шест­на­дцать отправ­ля­ется с тре­тьего пути в две­на­дцать часов пять минут.

Авто­мат гово­рил немного гну­саво, как обыч­ный вок­заль­ный репродуктор.

– А на зав­тра билеты есть?

– Есть. Хотите заказать?

Отсту­пать было поздно. Сережка реши­тельно сказал:

– Да!

– Запи­сы­ваю…

– Пожа­луй­ста, один билет-

Авто­мат выслу­шал Сыро­еж­кина и бес­страстно повторил:

– Один билет на имя Сыро­еж­кина Сер­гея Павловича.

Можете полу­чить за пол­часа до отправ­ле­ния поезда в кассе номер один.

Ну, вот и все. Хорошо, что это был авто­мат. Чело­век стал бы инте­ре­со­ваться: «А сколько вам лет?… А вы обя­за­тельно поедете?…» И про­чие глу­пые расспросы.

Ему еще повезло, что роди­тели в одно­днев­ном доме отдыха, при­едут только зав­тра после работы. Он успеет дать точ­ные инструк­ции Элек­тро­нику, как вести себя с роди­те­лями. А то в послед­нее время отец и мать стали очень уж недо­вер­чи­выми. Мама, напри­мер, гово­рит: «Сережа, ты разве не слы­шал, как я оклик­нула тебя на улице? Почему ты убе­жал? И каким обра­зом на тебе ока­за­лась синяя куртка, кото­рую я отдала в прачечную?»

Таких труд­но­объ­яс­ни­мых «почему» нако­пи­лось черес­чур много. Почему про­пал ключ от шкафа, кото­рый теперь при­дется ломать? Почему исче­зает вре­ме­нами транс­фор­ма­тор от холо­диль­ника и все про­дукты пла­вают в воде? Почему по ночам Сер­гей раз­го­ва­ри­вает сам с собой? Почему он носится целыми вече­рами на улице и при­хо­дит домой, когда все спят? И так далее, и так далее…

… Элек­тро­ник явился необычно поздно, почти под вечер, и сразу сел за домаш­ние зада­ния. Сережка не поин­те­ре­со­вался, где он про­па­дал. Зава­лился снова в роди­тель­ской ком­нате на тахту и уперся гла­зами в пото­лок. Время от вре­мени он ощу­щал, как дверь при­от­кры­ва­ется и Элек­тро­ник смот­рит на него. Словно ждет рас­спро­сов. Или, может быть, Элек­тро­ник чув­ствует себя вино­ва­тым, что заста­вил друга так долго ждать? Но ему и это безразлично.

И вот Элек­тро­ник доложил:

– Уроки при­го­тов­лены. Решил все быстро, а писал медленно.

– Хорошо, – рав­но­душно ото­звался Сережка.

Он помол­чал немного, но вдруг вспом­нил про крас­ного лиса и оживился:

– Ты зна­ешь, я видел в парке тво­его лиса. Он долго смот­рел на меня.

– Он был частью меня, – ска­зал Элек­тро­ник, – само­сто­я­тель­ной частью. Он очень хорошо дви­гался. К сожа­ле­нию, он не умеет разговаривать.

– Да, он сразу же убе­жал, как только я открыл рот.

– А как он сей­час бегает? – спро­сил Электроник.

– Отлично! Он самый быст­рый в мире лис.

– Зна­чит, он все еще решает свою задачу, – спо­койно заме­тил Элек­тро­ник. – В конце кон­цов он даст науке очень инте­рес­ные сведения.

– Дело не в этом, – ска­зал Сер­гей. – Он очень одинокий…

Громко зазву­чала эст­рад­ная музыка: это Элек­тро­ник вклю­чил внутри себя тран­зи­стор. Сер­гей не шевель­нулся. Тогда Элек­тро­ник, посмот­рев на друга, выклю­чил музыку и сказал:

– Я сидел в сур­до­ка­мере. Поэтому опоздал.

– В под­вале? – лениво поин­те­ре­со­вался Сыроежкин.

– В подвале.

Этот трюк Сыро­еж­кин хорошо знает. Когда ребята играют в кос­мо­нав­тов, каж­дого по оче­реди запи­рают в сур­до­ка­меру, куда не про­ни­кают ни свет, ни звуки из внеш­него мира. Иначе говоря, запи­рают в под­вале. Для тре­ни­ровки воли. Темень там такая, что хоть час про­сиди с широко откры­тыми гла­зами – ничего не уви­дишь. И зву­ков ника­ких нет, только мыши ино­гда про­бе­гают. У кого нервы сла­бые, тот не выдер­жи­вает: бара­ба­нит в тяже­лую желез­ную дверь. И его выпус­кают на все четыре сто­роны: из игры выбыл. А кто про­си­дит в под­вале больше полу­часа, когда выхо­дит на свет, то идет по двору как пья­ный: ничего сна­чала не видит.

– И сколько ты сидел?

– Три часа, – гово­рит Элек­тро­ник. – Я всех победил.

Сережа зев­нул и пере­вер­нулся на дру­гой бок.

– Ты забо­лел? – хрипло спро­сил Электроник.

– Нет, я здоров.

– О чем ты думаешь?

– Зна­ешь, Элек­тро­ник, ты словно мои роди­тели: забо­лел… о чем дума­ешь… Я изоб­ре­таю машину времени.

Сыро­еж­кин ожи­дал, что Элек­тро­ник ска­жет: «Пустое заня­тие. Ника­кой машины вре­мени не может быть». И отста­нет с рас­спро­сами. Но Элек­тро­ник спо­койно заметил:

– Такая машина скоро будет.

– Фан­та­зия, – Сыро­еж­кин мах­нул рукой.

– Нет, не фан­та­зия. На ней можно попасть в будущее.

– А в про­шлое? – Сыро­еж­кина больше инте­ре­со­вало про­шлое. Вот бы рва­нуть на две недели назад и все начать сначала.

– В про­шлое нельзя. Ведь это сверх­быст­рая ракета.

– А‑а… ракета… Так какая же это машина времени?

– Самая обык­но­вен­ная. – Элек­тро­ник гово­рил уве­ренно, будто отве­чал давно зна­ко­мую, про­ве­рен­ную веками тео­рему. – Когда ракета летит со ско­ро­стью, близ­кой к ско­ро­сти света, то время в ней течет мед­лен­нее, чем на Земле. Пред­по­ло­жим, кос­мо­навты летят к цен­тру Млеч­ного Пути. Они поста­реют в полете всего на две­на­дцать лет. А на Земле прой­дет два­дцать тысяч лет. Две­сти веков.

Сыро­еж­кин свист­нул и при­под­нялся на локте:

– А ты не заливаешь?

– Я говорю все­гда точ­ные и про­ве­рен­ные све­де­ния, – ска­зал Элек­тро­ник своим обыч­ным ров­ным тоном. – Замед­ле­ние вре­мени в сверх­быст­ром полете пред­ска­зано вели­ким физи­ком Эйн­штей­ном. И уже проверено.

– Да нет, Элек­тро­ник, ты меня не так понял… ‑стал оправ­ды­ваться Сережка, словно его друг на самом деле оби­делся. – Я хотел ска­зать, что очень уж много веков про­хо­дит на Земле. Вер­нешься, а все зна­ко­мые дав­ным-давно умерли. Нельзя ли сле­тать лет на пять?

– Можно и на пять.

Сыро­еж­кин пред­ста­вил, как воз­вра­ща­ется из кос­ми­че­ского полета. Забы­лись все его грехи, снова начи­на­ется хоро­шая жизнь. Он ходит в школу, рас­ска­зы­вает всем о своих при­клю­че­ниях и дру­жит с Элек­тро­ни­ком, кото­рый не отве­чает за него на уро­ках, а лишь под­ска­зы­вает реше­ния труд­ней­ших задач. Только вряд ли есть сей­час такие сверх­быст­рые ракеты. Он что-то не слы­шал о них.

Элек­тро­ник под­твер­дил его подозрения.

– Да‑а… ‑только и ска­зал Сыро­еж­кин, и это зна­чило: зачем тогда гово­рить, раз их нет!

Про­щаль­ный вечер наших дру­зей про­шел в дело­вых раз­го­во­рах. Был состав­лен подроб­ный план жизни Элек­тро­ника на бли­жай­шие два-три месяца. Сережка не решился ска­зать, что уез­жает на дол­гие годы. Чего доб­рого, Элек­тро­ник не согла­сится. А так, на два-три месяца, Элек­тро­ник не воз­ра­жал. Он уже вошел в роль.

И Сережка долго рас­ска­зы­вал Элек­тро­нику обо всей своей жизни, что он только о ней знал. Элек­тро­ник соста­вил себе пол­ную, ясную кар­тину о чело­веке, кото­рого отныне он дол­жен был пред­став­лять. Жиз­не­опи­са­ние Сер­гея Пав­ло­вича Сыро­еж­кина так удачно уло­жи­лось в его памяти, что он мог подробно обри­со­вать любой эпи­зод, ведя рас­сказ, есте­ственно, от пер­вого лица.

«Чтоб я сло­мался, если выдам тайну» – эта клятва не только сохра­ня­лась, она стала самой жиз­нью. Отныне Элек­тро­ник дол­жен был забыть, кто он такой. Забыть навсегда.

Наш бег­лец про­во­ро­чался в постели до рас­света, потом нена­долго забылся. Когда он открыл глаза. Элек­тро­ника не было. Нет, не Элек­тро­ника! Сыро­еж­кина уже не было в комнате.

Сер­гей Сыро­еж­кин, семи­класс­ник школы кибер­не­ти­ков, ушел во Дво­рец пио­не­ров. Там сего­дня Вопро­си­тель­ный день: встреча с ака­де­ми­ками, науч­ные раз­го­воры – сло­вом, обыч­ные школь­ные дела. А здесь, в квар­тире на Липо­вой аллее, был тот, кто раньше звался Сыроежкиным.

Сер­гей впер­вые поду­мал: а кто он теперь? Чудно! Пока что никто. Еще не при­ду­мал себе ни фами­лии, ни имени. Но несколько минут он хотел оста­ваться самим собой. Несколько очень важ­ных минут.

Он под­сел к теле­фону и в адрес­ном бюро узнал, как позво­нить в квар­тиру пят­на­дцать дома номер три по улице Гео­ло­гов. Набрал номер и, когда трубку сняли, сказал:

– Позо­вите, пожа­луй­ста, Майю.

А там его не понимают:

– Алло, алло! Повторите!

Он повто­рил:

– Пожа­луй­ста, Майю.

Рез­кие гудки. Отбой… Что за чепуха! Он только сооб­ра­зил: он гово­рил без голоса, совсем беззвучно.

Сер­гей ска­зал вслух:

– Чепуха!

Полу­чи­лось.

– Майку к телефону!

И это полу­чи­лось. А вдруг, когда она возь­мет трубку, снова про­па­дет так нуж­ный сей­час голос?

На этот раз его услы­шали. При­ят­ный бас ответил:

– Сей­час.

Сей-час. Вот она идет по кори­дору в голу­бом пла­тье, отра­жа­ется в зер­ка­лах и думает: кто это?

– Да‑а.

– Здрав­ствуй, Майя.

– Здрав­ствуй! Кто это?

– Это Сер­гей, – глухо ска­зал он.

– Какой Сергей?

– Сыро­еж­кин.

– А, здрав­ствуй, Сережа!

Ему стало и радостно и грустно.

– Я уез­жаю, – ска­зал он.

– Далеко?

– В Мурманск.

– На гастроли? С цирком?

– Не совсем так. Я не тот… Я не фокусник.

– Ну конечно, – ска­зала Майя. – Ты ведь где-то учишься.

– Да, в школе кибер­не­ти­ков, в седь­мом. А ты?

– И я в седь­мом. В химической.

– Инте­рес­ная наука, – ни с того ни с сего ляп­нул Сережка и обру­гал себя: химию он ненавидел.

– А я, пред­ставь, совсем не люблю химию. Хочу через год куда-нибудь пере­хо­дить, – при­зна­лась Майя.

– Вообще-то да, не совсем… ‑глупо про­мям­лил Сережка и вдруг пере­шел на бод­рый тон: – Пере­ходи к нам! Нет, серьезно. У нас зна­ешь… – Он осекся, помол­чал. – Вообще-то ты меня нико­гда не видела. Я хочу попрощаться.

– Ничего не пони­маю, – ска­зала Майя. – Ты разве не будешь сего­дня на Вопро­си­тель­ном дне?

– Не знаю…

– Я что-то ничего не пони­маю, – повто­рила Майя. – Если ты, Сережа, не шутишь и хочешь со мной попро­щаться, при­ходи на Вопро­си­тель­ный день.

… До поезда оста­ва­лось три часа. За это время надо было решить только одну задачу. Самую труд­ную в его жизни.

Вопросительный день

Любой уче­ник, живу­щий на Липо­вой аллее и сосед­них с нею ули­цах, с удо­воль­ствием рас­ска­жет, что такое Вопро­си­тель­ный день. «Это день осо­бен­ный. Во-пер­вых, мы не учимся. Во-вто­рых, мы задаем вопросы – какие хотим. А в‑третьих, нам отве­чают выда­ю­щи­еся люди. Жаль только, что в году всего четыре Вопро­си­тель­ных дня – пер­вая суб­бота каж­дого тре­тьего месяца. Ждешь, ждешь – не дождешься».

К этому можно доба­вить, что во всех шко­лах на самом при­мет­ном месте висят ящики – голу­бые, розо­вые, белые или жел­тые. И в эти ящики с боль­шими вопро­си­тель­ными зна­ками ребята опус­кают свои листочки. Сотни «почему», «как» и «зачем» ожи­дают оче­ред­ного Дня вопро­сов и отве­тов – так назы­ва­ется офи­ци­ально необыч­ная суб­бота. Но ребята окре­стили ее по-сво­ему, и все, даже учи­теля, при­выкли гово­рить: «Вопро­си­тель­ный день».

И вот, как все­гда, минуло три месяца, насту­пила осо­бен­ная суб­бота. Школь­ники шли и шли к Дворцу пио­не­ров, укра­шен­ному цвет­ной, искря­щейся на солнце моза­ич­ной кар­ти­ной: горн, бара­бан, летя­щий спут­ник, шар Земли, звезды Все­лен­ной. А внутри, за стек­лян­ными две­рями, гостей встре­чали два авто­мата-мар­си­а­нина. Их про­звали так за голу­бо­вато-серые туло­вища, сто­яв­шие на трех ногах, оваль­ные теле­экраны, напо­ми­на­ю­щие голову в ска­фандре, и длин­ные усы антенн. На груди мар­сиан – теле­фон­ный диск. Подойди, набери номер любого вопроса, ука­зан­ного в кар­то­теке, и при­ят­ный голос сооб­щит, что такое фотон, какова тра­ек­то­рия полета к Луне и сколько на нашей пла­нете людей. А экран пока­жет чер­тежи, рисунки и кинокадры.

Как видите, мар­си­ане тоже отве­чали на вопросы. Но сего­дня, за пол­часа до звонка, мар­си­ане были посрам­лены. Обык­но­вен­ный семи­класс­ник из школы кибер­не­ти­ков давал ответы быст­рее авто­ма­тов. Почему летают бабочки, сколько льда в Антарк­тиде, есть ли ско­рость больше ско­ро­сти света – ни один вопрос не сму­щал храб­рого семи­класс­ника. Элек­тро­ник – это был, конечно, он – тре­щал, как пуле­мет, заглу­шая мар­сиан. Правда, не все слу­ша­тели его пони­мали, потому что он гово­рил очень быстро и у него полу­ча­лись при­мерно такие фразы: ско­рость­све­та­т­ри­ста­ты­сяч­ки­ло­мет­ро­в­в­се­кунду, – но все хло­пали побе­ди­телю от души.

– Ваш Сыро­еж­кин — голова. Про­сто ходя­чая энцик­ло­пе­дия, – гово­рили ребята из дру­гих школ кибернетикам.

– Подо­ждите, еще не то будет! – мно­го­зна­чи­тельно отве­чали кибернетики.

Зво­нок обо­рвал игру, при­гла­шая в зал, где на сцене за длин­ным сто­лом собра­лись уче­ные, инже­неры, писа­тели – сло­вом, выда­ю­щи­еся люди.

Под­нялся седой чело­век с рез­кими мор­щи­нами на лице. Ака­де­мик Немно­нов не впер­вые пред­се­да­тель­ство­вал на Вопро­си­тель­ном дне, и все же, прежде чем начи­нать, он вни­ма­тельно огля­дел ряды, уви­дел сотни глаз – весе­лых и вни­ма­тель­ных, озор­ных и задум­чи­вых, при­щу­рен­ных и широко открытых.

Сидя­щим на сцене пока­за­лось, что чуть раз­гла­ди­лись глу­бо­кие мор­щины на лице ака­де­мика. Немно­нов каш­ля­нул в кулак и стре­ми­тельно спросил:

– Ска­жите, пожа­луй­ста, есть ли в зале люди, кото­рые думают, что в науке все открыто? Если такие есть, пусть под­ни­мут руки!

Гул удив­ле­ния был ему отве­том. Ни одна рука не под­ня­лась. Ака­де­мик улыбнулся.

– Спа­сибо, дру­зья мои! – ска­зал он. – Раз­ре­шите начать. Когда я и мои това­рищи озна­ко­ми­лись с вашими вопро­сами, мы вспом­нили забав­ную исто­рию. В про­шлом веке в одной запад­ной стране роди­тели отдали маль­чика в школу. Спу­стя неко­то­рое время к ним в дом яви­лась учи­тель­ница. Она ска­зала очень веж­ливо, но смысл ее слов был такой: «Мне очень непри­ятно гово­рить это, и все же ваш сын настолько глуп, что про­дол­жать его обу­че­ние про­сто бес­смыс­ленно». Есте­ственно, что роди­тели очень огор­чи­лись. Однако они послу­ша­лись учи­тель­ницу и забрали сына из школы. Этого маль­чика… – ака­де­мик сде­лал паузу и быстро про­го­во­рил в мик­ро­фон: – звали Томас Алва Эдисон.

Взрыв весе­лого смеха гря­нул в зале и смолк. Что же дальше?

– Так вот, – глаза ака­де­мика хитро при­щу­ри­лись, – про­чи­тав ваши вопросы, мы поду­мали: а что бы ска­зала о них та самая учи­тель­ница? Навер­няка она бы вос­клик­нула: «Боже мой, сколько глу­пых вопро­сов и ни одного умного!» – Немно­нов опять помед­лил и неожи­данно заклю­чил: – Молодцы, ребята! Про­дол­жайте в том же духе!

Ну и смеш­ли­вые эти гла­за­стые маль­чишки и дев­чонки! Шути с ними хоть весь день, и им не надо­ест весе­литься. Ака­де­мик поду­мал: что, если бы смех был чем-то види­мым? Если бы, напри­мер, он рож­дал лег­ких, как сол­неч­ные пятна, зай­цев, то сотни, тысячи золо­ти­стых теней про­нес­лись бы сей­час по залу, прыг­нули в двери и окна и поска­кали по улице, кувыр­ка­ясь и веселя прохожих.

– Пере­хо­дим к вопро­сам, – дело­вито ска­зал ака­де­мик, и глаза, устрем­лен­ные на него, снова стали вни­ма­тель­ными. – Вопро­сов очень много, все они любо­пытны и тре­буют раз­мыш­ле­ний. И хотя мы раз­били их на группы, при­шлось при­гла­сить спе­ци­а­ли­стов из раз­ных обла­стей науки, про­из­вод­ства, искус­ства и лите­ра­туры. Это нас радует. Я неда­ром спро­сил в начале беседы, все ли мы знаем о при­роде и думает ли кто-нибудь, что все откры­тия уже сде­ланы. Ваше крас­но­ре­чи­вое мол­ча­ние и ваши вопросы убеж­дают, что скеп­ти­че­ская пого­ворка «ничто не ново под луной» без­на­дежно устарела.

Ака­де­мик стал читать записки ребят.

«Я слы­шал, – гово­ри­лось в записке семи­класс­ника Юрия Боб­рова, – что в ножке про­стого стула заклю­чено столько энер­гии, сколько дает Брат­ская ГЭС за несколько лет. Верно ли это?» И вто­рой вопрос из школы номер три: «Можно ли пре­вра­тить Луну в элек­тро­стан­цию Земли, чтобы она соби­рала сол­неч­ные лучи и пере­да­вала нам элек­три­че­ство? Ведь Солнце посы­лает» на землю столько тепла, что каж­дые две с поло­ви­ной минуты можно кипя­тить озеро Севан”.

– Я думаю, – ска­зал пред­се­да­тель, – что ака­де­мик Петр Ива­но­вич Сомов рас­ска­жет нам о важ­ней­ших про­бле­мах физики и энер­ге­тики: о тер­мо­ядер­ных реак­циях, о пре­об­ра­зо­ва­нии сол­неч­ной энер­гии в элек­три­че­ство и о дру­гих пер­спек­тив­ных источ­ни­ках энер­гии. И мы вме­сте пого­во­рим о том, как чело­ве­че­ство с помо­щью гран­ди­оз­ного моря элек­тро­энер­гии гото­вится управ­лять кли­ма­том, полу­чать бога­тей­шие уро­жаи круг­лый год, засе­лять дру­гие планеты.

Еще несколько запи­сок упо­мя­нул Немно­нов. Вопросы к медикам:

“Можно ли на время дли­тель­ных кос­ми­че­ских поле­тов усып­лять или замо­ра­жи­вать чело­века? “, “Доста­точно ли кос­мо­навту в состо­я­нии неве­со­мо­сти двух часов сна? “, «Как про­длить жизнь человека?»

Вопросы к писателям-фантастам:

“Как при­ду­мать то, что не пред­ска­зано нау­кой? “, «Как рабо­тал Жюль Верн?»

Обра­ще­ние к физикам:

«Что такое искус­ствен­ный нос? Можно ли создать запа­хо­те­ле­скоп, чтобы при­ню­хаться к дру­гим планетам?»

– Я не буду читать все записки, – про­дол­жал Немно­нов. – Отмечу лишь, что среди них очень много вопро­сов по кибер­не­тике. И хотя здесь сидят буду­щие физики и химики, инже­неры и врачи, педа­гоги и био­логи, я напомню исто­рию слова «кибер­не­тика». Гре­че­ское «кибер­нос», кото­рое встре­ча­ется еще у древ­него фило­софа Пла­тона, пере­во­дится как «корм­чий», «руле­вой», «чело­век, управ­ля­ю­щий кораб­лем». Это очень удач­ный образ, и, по-моему, он отно­сится не только к кибер­не­ти­кам, но и ко всем вам.

Пред­ставьте, что отправ­ля­ется в боль­шое пла­ва­ние боль­шой корабль. Тысячи людей заняты сбо­рами и при­го­тов­ле­ни­ями. Про­щаль­ный салют ору­дий, и корабль выхо­дит в океан. Впе­реди у него тысячи миль труд­ного пути, неот­кры­тые земли, таин­ства при­роды… И успеш­ное пла­ва­ние этого корабля зави­сит от всего эки­пажа – от мат­роса до капи­тана. Будут сме­няться у штур­вала руле­вые, будут ветры и штормы, и обя­за­тельно будет радост­ный клич впе­ред­смот­ря­щего: «Земля!…» Таким кораб­лем мне пред­став­ля­ется совре­мен­ная наука. И вы все в ней будете корм­чими, ибо вопросы, про­екты и гипо­тезы, обсуж­да­е­мые сего­дня, – это то насле­дие, кото­рое уче­ные остав­ляют вам, нашей смене. Плы­вите дальше!

Пока ака­де­мик шут­ливо отма­хи­вался от апло­дис­мен­тов, над сце­ной вспых­нули элек­три­че­ские лам­почки, обра­зо­вав слова пер­вых вопросов:

КАКИЕ АВТОМАТЫ ПРИМЕНЯЮТСЯ СЕЙЧАС В ЖИЗНИ?

КАКИЕ ЗАДАЧИ ПОД СИЛУ ЭЛЕКТРОННЫМ МАШИНАМ?

КИБЕРНЕТИКА – ЭТО НАУКА ВСЕХ НАУК?

– На эти вопросы, – ска­зал пред­се­да­тель, – отве­тят инже­нер Иван Алек­сан­дро­вич Глуш­ков и кан­ди­дат наук Алек­сандр Сер­ге­е­вич Светловидов.

В глу­бине сцены раз­дви­нулся зана­вес, и на тем­ном фоне ясно обо­зна­чи­лись пять жем­чужно-мато­вых экра­нов: один боль­шой – в цен­тре и четыре поменьше – по бокам. Одно­вре­менно экраны засве­ти­лись, и хотя солнце по-преж­нему било в окна, появив­ши­еся цвет­ные изоб­ра­же­ния были чет­кими, объемными.

На каж­дом экране шел свой фильм, но это не мешало вни­ма­тель­ным зри­те­лям наблю­дать за всеми хит­ро­ум­ными маши­нами и слу­шать пояс­не­ния инже­нера Глуш­кова. Наобо­рот: каза­лось бы, раз­ные кадры созда­вали целост­ную кар­тину мира элек­трон­ных помощ­ни­ков человека.

… Горят ярким блес­ком рас­ка­лен­ные балки. Вот они вхо­дят на про­кат­ный стан и появ­ля­ются уже в виде тон­ких желез­ных листов, а управ­ляет этим про­цес­сом при­зе­ми­стый шкаф-авто­мат… Стоят в степи сотни вышек. Вклю­чает и выклю­чает их, гонит нефть по тру­бам элек­трон­ный дис­пет­чер… Бегут по рель­сам поезда, едут по улице трол­лей­бусы и элек­тро­бусы – их ведут тоже роботы… Оста­но­вив­ше­еся сердце тяже­ло­боль­ного чело­века заме­няет элек­трон­ный при­бор­чик. Жив чело­век, не умер!… А рядом дру­гая машина про­смат­ри­вает кол­лек­ции гео­ло­гов и под­ска­зы­вает, где искать уголь, где – нефть, где – алмазы…

Теперь ведет рас­сказ Алек­сандр Сер­ге­е­вич Свет­ло­ви­дов. Скользя по экра­нам лучом фонаря-указки, он очень сжато и ясно гово­рит о том, как помо­гают элек­трон­но­вы­чис­ли­тель­ные машины уче­ным: не только соби­рают мате­ри­алы, обоб­щают факты, про­ду­мы­вают вари­анты, но и зани­ма­ются твор­че­ством – дают новое реше­ние про­блем. Машины уже нашли такие дока­за­тель­ства тео­рем, кото­рые никому из мате­ма­ти­ков не при­хо­дили в голову. Они про­смат­ри­вают за физи­ков фото­гра­фии эле­мен­тар­ных частиц, сор­ти­руют их и выска­зы­вают свое мне­ние. И уче­ные, побла­го­да­рив своих дума­ю­щих помощ­ни­ков за откры­тие неиз­вест­ного прежде и за сэко­ном­лен­ное время, берутся за столь слож­ные тео­рии, кото­рые еще недавно были недо­ступны человеку.

Экраны гас­нут, и все видят в руках Свет­ло­ви­дова два неболь­ших пред­мета, похо­жих на книгу и чемоданчик.

– Это тоже вычис­ли­тель­ные машины, – гово­рит Свет­ло­ви­дов. – Они про­сты, удобны и необ­хо­димы в работе инже­не­рам и фило­ло­гам, архео­ло­гам и экономистам.

– И школь­ни­кам. Очень удобны для под­сказки, – встав­ляет ака­де­мик Немно­нов, к общему удо­воль­ствию ребят. – Правда, пока зало­жишь в такую машину зна­ния, гля­дишь – и сам все выучил.

Свет­ло­ви­дов, улыб­нув­шись вме­сте со всеми, повер­нулся к экра­нам, нажал кнопку на пульте, и ввел зри­те­лей в про­стор­ные залы Вычис­ли­тель­ных цен­тров – в элек­трон­ный мозг страны. Здесь состав­ля­ются планы транс­порт­ных пере­во­зок и сель­ско­хо­зяй­ствен­ных посе­вов, планы работы заво­дов и планы добычи полез­ных иско­па­е­мых. Вся жизнь страны отра­жена в мате­ма­ти­че­ских зна­ках про­грамм и све­де­ний. День и ночь счи­тают быст­ро­дей­ству­ю­щие машины – ищут реше­ния тысяч и тысяч задач, чтобы как можно лучше рабо­тали станки, трак­торы, мар­тены, элек­тро­стан­ции, чтобы ровно бился пульс могу­чего государства.

– Как видите, кибер­не­тика все­сильна, – так закон­чил свое выступ­ле­ние Свет­ло­ви­дов. – Она роди­лась в ответ на потреб­ность улуч­шить управ­ле­ние слож­ными про­цес­сами и опе­ра­ци­ями. И она все­сильна только в содру­же­стве с дру­гими нау­ками. А элек­тронно-вычис­ли­тель­ные машины, кото­рые вы видели, осво­бож­дают чело­века от слож­ного физи­че­ского труда, чтобы он мог больше зани­маться творчеством.

И в этот момент уже зажглись новые вопросы:

РАССКАЖИТЕ ПРО ОБУЧАЮЩИЕСЯ МАШИНЫ.

КАК ОБЛЕГЧИТЬ ОБЩЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА С МАШИНОЙ?

МОЖНО ЛИ СОЗДАТЬ ЭЛЕКТРОННОЕ ПОДОБИЕ ЧЕЛОВЕКА?

– Мы попро­сим высту­пить про­фес­сора Гро­мова, – сооб­щил пред­се­да­тель. – Гель Ива­но­вич Гро­мов живет в Сибири, он не частый гость у нас. Но он при­го­то­вил для наших школь­ни­ков заме­ча­тель­ный сюр­приз. Сло­вом, про­фес­сор сам все расскажет.

– Прежде всего, – начал про­фес­сор Гро­мов, – дол­жен вас пре­ду­пре­дить, что речь пой­дет о неудав­шемся сюр­призе, поэтому у этой исто­рии груст­ный конец.

Про­фес­сор рас­ска­зал исто­рию Элек­тро­ника. У ребят запы­лали щеки, раз­го­ре­лись глаза. Вот так Элек­тро­ник, вот так моло­дец-сорва­нец! Будто насто­я­щий. Будто живой. Как они сами… Жаль, что нельзя его сей­час уви­деть… пожать руку… побол­тать… побе­гать напе­ре­гонки. Очень жаль…

Все сидели при­тих­шие, когда Гро­мов кон­чил говорить.

– Я уве­рен, что Элек­тро­ник объ­явится сам, – шут­ливо заме­тил пред­се­да­тель. – А сей­час, ребята, вы будете при­ятно удив­лены. На сле­ду­ю­щий вопрос отве­чает не уче­ный, не инже­нер, а ваш кол­лега – уче­ник седь­мого класса Сер­гей Сыро­еж­кин. Он буду­щий кибер­не­тик и рас­ска­жет вам, как научиться пони­мать тиг­ров, носо­ро­гов и про­чих диких зве­рей. Пожа­луй­ста, Сережа.

Мно­гие не пове­рили своим ушам. Но к три­буне дей­стви­тельно вышел маль­чик в синей кур­точке. Ребята из школы юных кибер­не­ти­ков заулы­ба­лись, мно­го­зна­чи­тельно закаш­ляли, с гор­до­стью посмот­рели на сосе­дей. Про­фес­сор Гро­мов вспом­нил зна­ко­мую фами­лию. Он усмех­нулся, при­щу­рил бли­зо­ру­кие глаза и обод­ря­юще кив­нул докладчику.

– Спо­собны ли живот­ные раз­го­ва­ри­вать? – начал хрипло малень­кий доклад­чик. – Я дол­жен сказать…

– Подо­ждите! – раз­дался вдруг гром­кий крик. – Постойте! Я все объясню!…

По про­ходу бежал какой-то маль­чишка. Это кри­чал он, отча­янно махая руками. Кто вско­чил, кто повер­нул голову. Пред­се­да­тель встал. А про­фес­сор Гро­мов выро­нил трубку, кото­рую вер­тел в руках, и полез в кар­ман за очками.

«Сыроежкин – это я…»

Пер­вой, кого уви­дел Сыро­еж­кин, вбе­жав в боль­шой зал, была девочка в голу­бом пла­тье. Она сто­яла у самой двери, при­сло­нив­шись к колонне, и широко откры­тыми гла­зами смот­рела на Сережку. Потом обер­ну­лась к сцене, и глаза ее стали еще больше, еще удивленнее.

Сережка тоже взгля­нул на сцену и поблед­нел: на три­буне перед всем залом высту­пал Элек­тро­ник! Тут Сер­гей сорвался с места и, сам не пони­мая, что делает, побе­жал к длин­ному столу, за кото­рым сидели каки­ето люди. Он не слы­шал сво­его гром­кого крика, он только хотел быст­рее добе­жать до стола.

В пол­ной тишине встал Сережка перед седым чело­ве­ком, вни­ма­тельно смот­рев­шим на него, опу­стил голову и чуть слышно сказал:

– Сыро­еж­кин — это я…

Сыро­еж­кин ска­зал почти шепо­том. Но его услы­шали. И все вдруг заме­тили, как похож он на маль­чика, сто­яв­шего на трибуне.

Ака­де­мик Немно­нов гля­дел то на одного, то на дру­гого Сыро­еж­кина и почему-то молчал.

– Близ­нецы! – громко ска­зал один из зри­те­лей. – Это нечестно!

– Нет, не близ­нецы! – про­зву­чал голос про­фес­сора. Гро­мов встал, подо­шел к краю сцены. – Не спе­шите делать выводы, дру­зья. Сей­час вы все поймете.

Глаза Гро­мова сияли. Всего несколько шагов отде­ляли его от маль­чишки, кото­рый несколько минут назад высту­пал под име­нем Сер­гея Сыро­еж­кина. Про­фес­сор обра­тился к нему:

– Маль­чик, скажи, пожа­луй­ста, каким днем недели было пер­вое января сто вось­ми­де­ся­того года?

– Пят­ница, – не заду­мы­ва­ясь ска­зал маль­чик в синей куртке.

– Сумма трех чисел — сорок три, – про­дол­жал про­фес­сор, – а сумма их кубов – сем­на­дцать тысяч две­сти девя­но­сто девять. Что это за числа?

– Два­дцать пять. Один­на­дцать. Семь, – момен­тально отве­тил мальчик.

Потом Гро­мов попро­сил извлечь корень два­дца­той сте­пени из числа в сорок две цифры, и опять ответ после­до­вал немедленно.

– Чело­век-счет­чик? – пред­по­ло­жил один старшеклассник.

Про­фес­сор пока­чал голо­вой. Вдруг кто-то нере­ши­тельно сказал:

– Элек­тро­ник?

И все разом загалдели:

– Да! Да! Элек­тро­ник!… Элек­тро­ник!… Это он!… Точно!… Смот­рите! Это же Электроник!…

Словно обвал загре­мел в горах или пополз вниз лед­ник – такой под­нялся шум.

Пред­се­да­тель взял мик­ро­фон и крикнул:

– Объ­яв­ля­ется перерыв!

Он смеется!

Сер­гей все стоял с опу­щен­ной голо­вой. Любо­пыт­ные мигом окру­жили про­фес­сора и Элек­тро­ника. Как снеж­ный ком, этот сплош­ной круг спин все рос и рос, мед­ленно дви­гался к две­рям и, нако­нец, с тру­дом про­тис­нув­шись в них, выка­тился в фойе. Ака­де­мик Немно­нов и его кол­леги уда­ли­лись в малень­кую ком­нату за сце­ной, ожив­ленно обсуж­дая про­ис­ше­ствие. Ушли все. А Сережка все стоял.

Кто-то взял его под руку, спросил:

– Пой­дем?

Это был Тара­тар. Сыро­еж­кин рас­те­рянно взгля­нул на учи­теля, отвер­нулся. По его щекам про­бе­жали две круп­ные слезы.

– Ну что ж теперь делать, – мягко гово­рил Тара­тар. – Ты хотел скрыть от всех свой сек­рет, и это неко­то­рое время уда­ва­лось бла­го­даря искус­ству про­фес­сора. А потом Элек­тро­ника уви­дели сотни глаз и раз­га­дали, кто он такой. Ты моло­дец, Сыро­еж­кин! – неожи­данно заклю­чил Таратар.

– Я? – Сережка от удив­ле­ния вспых­нул. – Почему?

– Мы, учи­теля, и, я думаю, твои роди­тели рады за тебя, – про­дол­жал Тара­тар, – что ты нашел в себе муже­ство всем ска­зать правду.

– Зна­чит, вы знали?

– Дога­ды­ва­лись. При­чем только в самые послед­ние дни. Но мы не пред­став­ляли, кому при­над­ле­жит Элек­тро­ник и откуда он взялся… Я слышу, он в холле. А ну за мной! Тебе надо уви­деться со своим Электроником.

– Ничего он и не мой, – про­бор­мо­тал Сыро­еж­кин, пле­тясь за учителем.

– Ты пер­вый с ним подру­жился, – ска­зал Тара­тар. – Все это знают.

– Мало ли с кем я подру­жился, – ворч­ливо ото­звался Сережка, не отста­вая от учителя.

– Но ты же решил, что теперь Элек­тро­ник будет самим собой. По-моему, тебе надо с ним поговорить.

– Ага! – ска­зал Сережка и бро­сился к дверям.

Сна­чала Сыро­еж­кин уви­дел одни спины. Он нагнулся, ныр­нул под чей-то локоть, насту­пил кому-то на ногу, посту­чал по чьей-то спине, опять ныр­нул и вышел в круг. Посреди круга сто­яли Гро­мов и Элек­тро­ник, а перед ними – кро­лик, чере­паха, фла­минго, мышь и дру­гие звери. Точ­нее, это были не насто­я­щие звери, а маль­чишки и дев­чонки в кар­тон­ных мас­ках и костю­мах – арти­сты пио­нер­ского театра, кото­рые давали пред­став­ле­ние малы­шам. Они, видимо, не сидели в зале и только сей­час услы­шали, кто такой Элек­тро­ник, а потому не верили своим глазам.

– Ну скажи, – наста­и­вал кро­лик, – скажи, кто я такой?

– Ты чело­век в маске трус­ли­вого кро­лика, – хрипло отве­тил Электроник.

– Но я совсем не трус­лив! – воз­му­тился артист.

– А я и не говорю, что ты трус, – заме­тил Элек­тро­ник. – Ты сей­час кро­лик, а кро­лик все­гда труслив.

Ребята рас­хо­хо­та­лись.

– Элек­тро­ник, а я? – спро­сила черепаха.

– Ты — муд­рая чере­паха. Ты или пря­чешь на дне пруда золо­той клю­чик, или, взо­брав­шись на камень, вспо­ми­на­ешь свою жизнь.

– А я?

– Ты — мышь. И больше всего на свете боишься кошки.

Арти­сты удивились:

– Верно! Он все уга­дал, хотя не видел пьесу. Сразу видно, как он хорошо соображает.

– А где же Майя? – спро­сил кро­лик и крик­нул: – Майка‑а!

– Я здесь, – про­зву­чало за спинами.

Ребята рас­сту­пи­лись, про­пус­кая впе­ред девочку в голу­бом платье.

– Это наша глав­ная артистка, – пред­ста­вил кро­лик девочку в голу­бом пла­тье. – А это Электроник.

– Мы зна­комы, – улыб­ну­лась голу­бая девочка и, вынув из кар­мана про­зрач­ный пла­ток со смеш­ной мор­доч­кой и моно­грам­мой «Элек­тро­ник», спро­сила фокус­ника: – Узнаешь?

– Ого! – уди­вился Гро­мов. – Ока­зы­ва­ется, у Элек­тро­ника уже много при­я­те­лей. Не вижу только самого луч­шего друга – Сер­гея Сыроежкина.

Какая-то сила сда­вила горло Сережки. Он шаг­нул впе­ред и, судо­рожно глот­нув, пробормотал:

– Я здесь.

– Так, так, так… ‑весело ска­зал про­фес­сор. – Вот он, живой двой­ник Элек­тро­ника, из-за кото­рого про­изо­шло столько путаницы!

Сыро­еж­кин мор­гал и изо всех сил ста­рался казаться спокойным.

– Не будем вспо­ми­нать про­шлое, – миро­лю­биво пред­ло­жил про­фес­сор и похло­пал Сыро­еж­кина по плечу. – Ты дол­жен знать, в чем силен Элек­тро­ник. Скажи ребятам.

Сыро­еж­кин улыбнулся:

– Он луч­ший в мире мате­ма­тик. Луч­ший фокус­ник. И лучше всех пони­мает язык зверей.

– Вот как! – вскри­чал артист в маске кро­лика. – Это мы сей­час про­ве­рим! А ну, Элек­тро­ник, уга­дай, что я сей­час скажу. – И кро­лик зары­чал грозно и страшно, словно он был тиг­ром: – Р‑р-р‑р!…

– Ква-ква-ква-ква! – под­хва­тила черепаха.

– Мяу, мяу… ‑тре­бо­ва­тельно мяук­нула мышь и заши­пела: – Ш‑ш-ш, с‑с-с…

Зри­тели засме­я­лись. А Элек­тро­ник стоял совсем спо­кой­ный. Он даже не улыбнулся.

– Почему он не сме­ется? – закри­чали арти­сты. – Мы ста­ра­емся, играем, а он не смеется!

– Видите ли, – сму­щенно раз­вел руками профессор. —

Это моя оплош­ность. Я не преду­смот­рел в Элек­тро­нике чув­ства и эмо­ции. Я думал, что от них он может пере­го­реть. Как видно, я ошибался.

– Но он совсем как живой, – зашу­мели маль­чишки и дев­чонки. – В нем дол­жен быть смех, и улыбки, и весе­лье. Они где-то есть в нем! Только он этого не знает!

– Ребята! – крик­нул Сыро­еж­кин. – Давайте раз­ве­се­лим Электроника.

И он заска­кал на одной ножке вокруг Элек­тро­ника и запел что-то весе­лое, что при­шло сразу в голову:

Элек­тро­ник, Электроник

Только вылез из пеленок…

Все равно он луч­ший в мире

Мате­ма­тик и сатирик!

Что тут нача­лось! И буду­щие био­логи, и кибер­не­тики, и инже­неры, и врачи сразу забыли о своей вели­кой роли в науке. Они поска­кали, как козлы, зама­хали кры­льями, как петухи, стали бороться, как мед­веди. Кудах­тали, аукали, ревели, мяу­кали, пели, пока­зы­вали друг другу носы и крив­ля­лись. Кто-то бок­си­ро­вал с неви­ди­мым про­тив­ни­ком, кто-то ходил на руках, кто-то балан­си­ро­вал линей­кой на носу. Сло­вом, под­ня­лась весе­лая суматоха.

А Гро­мов зара­зи­тельно хохо­тал. И ака­де­мик Немно­нов, явив­шийся на шум, сме­ялся. И Тара­тар забавно шеве­лил усами. И все осталь­ные, кто видел эту кутерьму, не могли сдер­жать улы­бок и смеха.

Смех стру­ился вокруг без­молв­ного, непо­движ­ного Элек­тро­ника. Он про­ни­зы­вал всех и каж­дого, зара­жал азар­том, радо­стью, силой. Вот он! Ха-ха! Он суще­ствует! Его почти можно пощу­пать. Про­тяни только руку, и сразу пой­ма­ешь это «ха-ха»!

Вырвался из клубка тел взъеро­шен­ный Макар Гусев и заре­вел басом, ука­зы­вая на Электроника:

– Смот­рите! Он сме­ется! Элек­тро­ник улыбался…

– Ура! – крик­нули ребята. – Он сме­ется! Ура, ура, Ура!…

И разом смолкли. Потому что Элек­тро­ник вдруг под­прыг­нул и ска­зал четко и раздельно:

– Ха. Ха. Ха.

Он заска­кал на одной ножке и в такт под­ско­кам стал рас­пе­вать песню, кото­рую, наверно, только что при­ду­мал или же сочи­нил на ходу:

Есть город Смеха-Весе­лья, да, да,
Там очень чуд­ные дворы и дома —
С цве­тами на крышах,
С шарами на клумбах,
С музы­кой из фонтанов,
Скрип­ками на деревьях
И с чуда­ками на улицах.
Там бабушки ска­чут через скакалку,
А дедушки бегают, словно мальчишки.
А самые ста­рые, с ревматизмом, —
Те пал­ками кру­тят, как дирижеры,
И выби­вают музыку из всех садо­вых скамеек.
Там Солнце с Луной нико­гда не расстанутся,
Там звезды сияют и ночью и днем,
Свер­кают улыбки,
Сме­ются девчонки,
Хохо­чут мальчишки,
И смех – будто гром.
Весе­лья и радо­сти хва­тит на всех.
Да здрав­ствует смех! Долой антисмех!

И все вокруг Элек­тро­ника подхватили:

– Да здрав­ствует смех!

А потом долго хло­пали сочинителю.

Элек­тро­ник покло­нился, подо­шел к другу, про­шеп­тал ему на ухо:

– Стихи — наи­бо­лее сжа­тая форма подачи инфор­ма­ции. Нико­гда раньше не сочи­нял. Не знаю, как получилось.

– Ты луч­ший в мире поэт, Элек­троша! – убеж­денно отве­тил Сыроежкин.

Ака­де­мик Немно­нов отвел в сто­рону Громова.

– Откро­венно говоря, Гель Ива­но­вич, – ска­зал он, – я только сей­час понял, какое любо­пыт­ное суще­ство ваш Электроник.

– Пред­ставьте, и я об этом раньше не дога­ды­вался, – шут­ливо ото­звался Гро­мов и при­ло­жил палец к губам: – Тс‑с… Дер­жите это в секрете.

И в тот же момент их окру­жили ребята. Они хитро посмат­ри­вали на уче­ных и молчали.

– Что? – спро­сили хором про­фес­сор и академик.

– Видите ли, Гель Ива­но­вич и Семен Семе­но­вич, – ска­зал Тара­тар, – у ребят есть к вам боль­шая просьба. Раз все так слу­чи­лось, оставьте Элек­тро­ника нам… Не обя­за­тельно ему воз­вра­щаться в чемодан…

Десятки про­ся­щих, умо­ля­ю­щих, жду­щих глаз были обра­щены к Громову.

– А что он будет у вас делать? – при­щу­рился профессор.

Сыро­еж­кин почув­ство­вал, что при­шло время ему ска­зать слово. Очень важ­ное слово, от кото­рого зави­сит судьба друга. Он высту­пил вперед:

– Элек­тро­ник будет помо­гать учи­те­лям! Зани­маться с нами. При­ни­мать экза­мены. Гель Ива­но­вич, вы же зна­ете, какой он заме­ча­тель­ный математик.

– Я согла­сен! – про­сто ска­зал Громов.

Сережка про­сиял.

А кибер­не­тики возликовали:

– Ура! Элек­тро­ник наш!…

– Одну мину­точку… ‑Ака­де­мик под­нял руку. – Ино­гда мы будем при­гла­шать Элек­тро­ника в Инсти­тут кибер­не­тики. Нам надо сове­то­ваться с ним по неко­то­рым важ­ным вопро­сам. Вы не возражаете?

– Нет-нет! Не возражаем!

– Теперь оста­лось только пой­мать крас­ного лиса, – ска­зал про­фес­сор, накло­нив­шись к сво­ему кол­леге. – Не могу же я ждать, когда он сам сло­ма­ется! Надо его перехитрить…

Девочка в голу­бом пла­тье встала перед Гро­мо­вым, посмот­рела ему в глаза, сказала:

– Гель Ива­но­вич! Вы пода­рили Элек­тро­ника кибер­не­ти­кам. А как же мы, химики? Вы не могли бы сде­лать нам Электроничку?

Уче­ные пере­гля­ну­лись, засмеялись.

– Послу­шай, Майка! – бес­це­ре­монно обра­тился Макар Гусев к голу­бой девочке, словно знал ее сто лет. – При­ходи к нам. Мы все будем дру­жить с Электроником.

– Можно? – спро­сила Майя почему-то у Сережки, кото­рый что-то шеп­тал Электронику.

Сыро­еж­кин даже задох­нулся от такого про­стого вопроса. И он только хотел под­твер­дить то, что уже ска­зали его радостно вспых­нув­шие глаза, как опять вме­шался Гусев:

– При­ходи! Мы дев­чо­нок не оби­жаем. Наобо­рот, мы будем очень рады.

– И я тоже, – ска­зал Сережка и покрас­нел. – Ты зна­ешь, Майя, я ведь никуда не уезжаю…

© Издательство «Детская литература». Оформление серии, 2006

© Е. С. Велтистов. Текст, наследники

© В. А. Приходько. Предисловие, наследники

© Е. Т. Мигунов. Рисунки, наследники

Видеть грядущее…

Любознательные могли видеть: из некрасивой куколки выходит прекрасная бабочка. Какой-нибудь парусник махаон. Разноцветная, живая. Жилки крыла расправляются, и бабочка улетает. Чудо природы!..

А в этой книге чудеса другие – рукотворные. Нажали кнопку – и в комнате запахло сосновым лесом. Или – по желанию – фиалкой. Потому что пущен в ход «генератор запахов». Погодите восхищаться – пустяки, мелочь. На ваших глазах из профессорского чемодана появился кибернетический мальчик – робот Электроник. «Я чувствую себя хорошо», – говорит он хриплым голосом. Он может чувствовать!

Смесь правды с фантазией? Ответим так: людям свойственно мечтать. Мы с вами живем в эпоху, обещающую осуществить смелые мечтания. И уже осуществившую многое.

Теперь познакомимся с автором. Самая пора.

Познакомиться с автором любимой книги – разве мы не мечтали об этом когда-либо?

Итак, автор – Евгений Серафимович Велтистов.

Симпатичный. Худой и длинный. В очках. Москвич. Волевой, веселый.

Родился в 1934 году в Москве, в семье военного инженера.

Шла война. Великая война с фашистами. Во второй год великой войны он пошел в школу.

Книг было мало. Тетрадей еще меньше. Очень хотелось читать. Когда спросили, кем станешь, ответил: «Продавцом детских книжек. Чтобы прочитать все».

Потом он передумал. Решил стать журналистом. Это было твердое решение. Окончил факультет журналистики Московского университета. Стал работать – сперва в газетах, потом – редактором отдела в популярном журнале «Огонек». Ведал фельетонами и всякой всячиной, что печаталась на последних страницах этого журнала. В многоэтажном доме редакция занимала три этажа. И когда в праздничные дни вывешивали веселую стенгазету, Е. С. Велтистова, очень худого и высокого, изображали примерно так: голова на третьем этаже, туловище – на втором, а бегущие ноги – на первом.

Он был настоящим репортером: неутомимо «выхаживал» новости, искал интересных людей. Нашел, например, в одном арбатском переулке сочинительницу знаменитой песенки «В лесу родилась елочка» – старушку Р. Кудашеву. И сумел ей помочь, так как требовалась помощь. Он также помог детскому саду поселиться на роскошной даче, до этого принадлежавшей жулику. Поехал в Сибирь, познакомился со строителями Братской ГЭС, предполагая, что вскорости отправит к ним своих героев – Непейводу, Молекулу и Пли – любопытных семиклассников из повести «Приключения на дне моря». Встречался со знаменитым радиоэлектроником и кибернетиком Акселем Ивановичем Бергом, чтобы потом «списать» с него своего профессора Громова, чудаковатого и очень доброго при внешней суровости. Познакомился с Главным конструктором космических ракет Сергеем Павловичем Королевым. Был в гостях у знаменитых ученых: физика Петра Леонидовича Капицы и кибернетика Виктора Михайловича Глушкова. Вместе с польским писателем-фантастом Станиславом Лемом с восхищением разглядывал атомный реактор в Дубне.

На языке дружбы объяснялся с японскими рабочими. И брал интервью у начальника уголовной полиции Нью-Йорка во время командировки в США. Отзвуки этой командировки без труда обнаружат читатели «Ноктюрна пустоты», романа, в котором реальность совмещается с вымыслом, фантастикой.

Е. С. Велтистов копил впечатления. И обдумывал будущие повести.

Рукопись первой книжки Велтистов принес в издательство «Детская литература». Вскоре она увидела свет. За ней вышли другие произведения. Назову их: «Приключения на дне моря» (1960), «Тяпа, Борька и ракета» (1962), «Электроник – мальчик из чемодана» (1964), «Глоток Солнца» (1967), «Гум-Гам» (1970), «Рэсси – неуловимый друг» (1971), «Излучать свет» (1973), «Победитель невозможного» (1975), «Миллион и один день каникул» (1979), «Ноктюрн пустоты» (1982), «Классные и внеклассные приключения необыкновенных первоклассников» (1985), «Железный Рыцарь на Луне» (1986). Книги «Тяпа, Борька и ракета» и «Излучать свет» написаны Е. Велтистовым в соавторстве с женой и другом Мартой Петровной Барановой.

А в других издательствах и журналах вышли: повесть «Прасковья» (1983) – о подвиге воронежской колхозницы, спасшей в 1942 году сбитого фашистами советского летчика; «Планета детей» (1986); переработанный для младшего возраста «Электроник – мальчик из чемодана» (1986).

Куда только не уводили Е. Велтистова золотые весла его фантазии! В «Глотке Солнца» он отправился во вторую половину XXI века и начал книгу фразой из протокола: «15 мая 2066 года на глазах у ста тысяч зрителей спортивный гравилет С-317 вошел в шарообразное серебристое облако, возникшее на его пути, и больше не появился».

2066 год… Это особый, почти волшебный мир. Каричка, подруга героя Марта Снегова, рассказывает содержание «старинного романа» «Дама с камелиями»: «…Раньше умирали от чахотки, и все жалели этого человека. Понимаешь?» – «Не очень…» – признается Март.

Но эхо прошлого не смолкло. Неожиданно аппарат визуализатор, который создает разные оптические иллюзии, вытесняя «одряхлевшее кино» и «надоевшее телевидение», демонстрирует, по воле своего изобретателя Иосифа Менге, видение прошлого: «человека в черном», стреляющего из автомата в старика. Чувство страха неизвестно новому поколению, однако оно осталось в самой глубине наследственной памяти. Бедствие, паника… Да было ли такое в действительности? Менге отвечает: «Было… Не со мной. С дедом. Его убили фашисты в тысяча девятьсот сорок первом году. Он жил в Варшаве… Я не могу забыть…»

С фашизмом давно и навсегда покончено, но драматической борьбы хватит на долю молодых героев «Глотка Солнца». Для них мировое зло воплощается в инопланетном космическом устройстве – облаке, с которым вступил в союз преступный честолюбец. И вот он, этот честолюбец, разгадан. «Он больше не был для меня загадкой, – говорит главный герой повести, гравилетчик Март Снегов. – Разгадан – значит, побежден».

Разгадки новых загадок Е. Велтистов предложил и в «Гум-Гаме». Он дал понять читателю: ценны те чудеса, что даются не даром, радостны те разгадки, которые рождены в результате нашего упорного добывания знаний и труда. Этот же мотив развивается в повести «Миллион и один день каникул»: познание мира бесконечно и бесконечна радость познания.

Но давайте вернемся к Электронику.

В конце пятидесятых – начале шестидесятых годов XX века школьники начали учиться по насыщенным программам. Триумфальный полет Юрия Гагарина проложил путь в космос. Слово «кибернетика», восходящее к старинному греческому «управляю кораблем», стало известно даже домохозяйкам. На страницах газет спорили о судьбах лирики в технический век. Рьяные сторонники точных наук сводили роль искусства в будущем до жалкого минимума. «Лирики» были в загоне, «физики» в почете. Распространился интерес к научной фантастике. Воображение литераторов уводило читателей в такие глубины мироздания, какие действительно не снились предыдущим поколениям.

Тут-то и был написан «Электроник – мальчик из чемодана».

Кстати, почему именно «из чемодана»?

Этот образ возник так. Однажды молодой автор собрался в отпуск, к теплому морю. Уложил чемодан, сел в такси. Несет по перрону чемодан к поезду и удивляется: тяжелый. Словно там не рубашки и ласты, а кирпичи, камни. Чтобы нести было легче, веселей, стал фантазировать: может, в чемодане кто-то есть? Может, там… электронный мальчик? Вот поставлю, подумал, чемодан на полку, откину крышку, мальчик откроет глаза, встанет и скажет: «Здравствуй! Меня зовут Электроник…» Вошел в купе, щелкнул замками и ахнул. Оказывается, в спешке перепутал чемоданы: взял другой, набитый книгами. Пришлось у моря обойтись без ластов. Зато начитался вволю. А про воображаемого мальчика из чемодана не забыл.

Как известно, сказка подчиняется общим законам искусства. Один из них формулируется примерно так: на яблоне могут расти золотые и серебряные яблоки, но никаких яблок не вырастишь на вербе. Вроде бы неопровержимо. Однако искусство для того и существует, чтобы опровергать собственные законы. Бывает, что изображенное писателем вполне достоверно, а выглядит жалко, бескрыло и едва освещено убогой мыслью. Читать не хочется. Чувствуя фальшь, читатель говорит, как режиссер бесталанному актеру: «Не верю!» Это приговор.

В книге Е. Велтистова странные, невероятные ситуации, в том числе пресловутые «яблоки на вербе», сменяют одна другую. А написаны повести про Электроника выразительно, ярко. И, с самого начала приняв озорную условность, праздничную фантастичность сюжета, вживаешься в него и уже всему веришь: и лукавому Громову, который предпочитал обычное такси вертолетам, и мальчику-роботу, оказавшемуся как две капли воды похожим на школьника Сережу Сыроежкина, и неслыханной Стране двух измерений, где все плоское: люди, дома, мячи, деревья… И другим чудесам.

Все это словно выдумано теми, кому адресована книжка. Как будто причудливо фантазировали сами дети. Взахлеб, со страстью.

Е. Велтистов обладает настоящим умением говорить о сложном просто. Он способен увидеть привычные, даже банальные вещи с новой стороны. Его перо одевает в плоть бесплотное, абстрактное превращает в конкретное. Он, безусловно, «физик», а не «лирик». Симпатии на стороне точных наук. Но пренебрежения к «лирике» он не разделил. Герои Электроника не бездуховные бедняки: математик Таратар, рассказывая ученикам о процессе творческого открытия, привел в качестве примера… стихи Пушкина. Поправил очки и прочел тихо, почти шепотом: «Я помню чудное мгновенье…» И в класс ворвался бесшумный ветерок, затуманил глаза.

Интересно, а этот математик выдуманный? Оказывается, не совсем. Работая над «Электроником», автор не раз заглядывал в одну московскую школу. Познакомился со старым учителем. Звали его И. Я. Танатар. На уроках Танатар не обходился без шутки, ходил с ребятами в походы, выпускал с ними стенгазету «Программист-оптимист» на «танатарском» языке формул. Когда в издательстве обсуждали рукопись «Электроника», автор попросил дать ее на рецензию учителю. И получил от него отзыв: будущая книга «должна представлять интерес для читателя».

Е. Велтистов – оптимист. Он верит в победу разума и человечности. Побег электронного мальчика, по ошибке заряженного током высокого напряжения, только шутка, движущая жизнерадостный сюжет. Робот Рэсси – электронная собака, «дитя» робота Электроника, появляющаяся в следующей повести «Рэсси – неуловимый друг», – способен спасти живых животных от безжалостных опытов владельца фантастического зоопарка фон Круга, которого раздражают шум и непоседливость детей. За Электроником, за Рэсси стоят люди, любящие свободу, поэзию, не потерявшие живую душу.

«Фантастика, – говорил Е. Велтистов, – это… выдумка, взгляд в будущее – какой простор для писательского воображения!»

Конечно, никакое воображение не застраховано от ошибок. Ну и что же? У поэта Леонида Мартынова сказано так:

 

О, если бы писали мы
О том лишь, что доподлинно известно, —
Подумайте, о трезвые умы,
Как было бы читать неинтересно!

Е. Велтистова читать интересно. Думаю, не ошибусь, назвав среди его литературных учителей имя Аркадия Гайдара. Идя своим путем, автор повестей об Электронике учитывал опыт замечательного детского писателя. И его книги заряжают интересом к человеческой личности, к науке, к достижениям человеческого гения.

Электроник сразу же полюбился ребятам. Возникли даже пионерские клубы «Электроник», объединившие юных энтузиастов литературы, физики и других наук. Ребята стали рисовать и конструировать собственных роботов. И пробовали писать собственные повести про Электроника.

А когда телевидение показало фильм, поставленный по сценарию Е. Велтистова режиссером К. Бромбергом, в библиотеках выстроились длинные очереди за «Электроником». Книгу выдавали на два дня. Успех превзошел ожидания. В редакцию «Пионерской правды», на телевидение, в адрес автора пришло около 80 тысяч писем от читателей и зрителей.

Восьмикласснице Лене Морозовой принадлежит отзыв о книге, заслуживающий того, чтобы привести его здесь: «Я не считаю произведение Е. Велтистова «Приключения Электроника» фантастическим. Герои его – обыкновенные школьники. Сыроежкину и в школу не хочется, и домашнее задание делать. И, как любой нормальный человек, он мечтает о чуде. И Электроник ничем не отличается от человека. Умный, добрый, понимает и ценит дружбу. Но, может быть, для Велтистова этот герой идеальный, герой-мечта. Поэтому он и делает его такой необычной фантастической личностью».

Евгений Велтистов написал фантастическую тетралогию «Приключения Электроника», ставшую любимой у многих поколений. Это гимн кибернетике, ее безграничным возможностям.

• О чем книга «Приключения Электроника»?
• Какие песни были популярны в 70-80-х годах
• Вика Цыганова: биография певицы

Вам будет интересно:История создания романа «Война и мир»

Краткое содержание

Дружба Электроника и Сыроежкина дала героям то, чего у них не было: Сыроежкин понял, как важно всего добиваться самому, а Электроник обрел способность испытывать эмоции.

Электроник и Элечка в конце книги становятся людьми.

Судьба тетралогии Велтистова

Повесть «Приключения Электроника» Велтистова была написана в 1974 году. Рекомендуем прочитать краткое содержание «Приключения Электроника» на нашем сайте. Это увлекательный рассказ об обычном школьнике и кибернетическом мальчике, их дружбе и увлекательных приключениях. Пересказ книги будет полезен для читательского дневника и подготовки к уроку литературы.

Основные персонажи повести

Главные герои:

• Сережа Сыроежкин – толковый, общительный, любознательный, но немного ленивый мальчик.
• Электроник – кибернетический мальчик, точная копия Сережи Сыроежкина.

Другие персонажи

• Гель Иванович Громов – профессор, гениальный создатель Электроника.
• Александр Сергеевич Светловидов – ученый-кибернетик, друг и ученик Громова.
• Вовка Корольков (Профессор) – сосед по парте Сыроежкина, лучший ученик в классе.
• Макар Гусев (Гусь) – друг Сыроежкина, физически сильный мальчик.
• Родители Сережи – добрые, отзывчивые люди.
• Майа Светлова – красивая девочка, которая очень понравилась Сереже.

«Приключения Электроника» очень краткое содержание

Евгений Велтистов «Приключения Электроника» краткое содержание для читательского дневника:

Громов конструирует робота с искусственным интеллектом, похожего на семиклассника Сыроежкина. Робот убегает из лаборатории и сталкивается с Сережей. Школьник решает поменяться с электроником ролями, чтобы тот ходил вместо него в школу и слушался родителей, а он в это время будет отдыхать и развлекаться.

Электроник добивается успехов в школе, его хвалят учителя, родители довольны им, а одноклассники восхищаются. Сережа начинает скучать и тосковать в одиночестве, он не может никому показаться.

Мальчик рассказывает электронику о своих переживаниях, робот признается, что ему нравится роль человека, но затем он убегает от людей, а Сыроежкин возвращается к своей обычной жизни.

Вывод:

Нужно ценить свою жизнь такой, какая она есть, — школу, учебу, родителей, одноклассников, друзей. Несмотря на неудачи и лень эти вещи — делают нас полноценными и целостными. Одиночество и безделье еще никого не сделали счастливым, напротив, оставшись с самим собой и не имея занятий, человек начинает деградировать и дичать.

Короткий пересказ «Приключения Электроника»

Краткое содержание «Приключения Электроника» Велтистов:

Сюжет произведения разворачивается вокруг главного героя Электроника, робота-андроида, которого создал профессор Громов с помощницей Машей. Робот имел абсолютно схожие внешние черты с человеком. Электроник был похож на обычного семиклассника Сергея Сыроежкина.

Громов увидел его фото в журнале и решил сделать прототип этого мальчика. Электроник обладал колоссальными способностями, абсолютно не подвластными даже взрослому человеку. Громов его называл Эл (коротко). Электроник постоянно сидит в лаборатории, ему стает скучно. У него возникает потребность в новых знаниях.

Вскоре роботу надоедает находится в тесной исследовательской комнате, и он решает сбежать. Доктор долго не мог понять поступок своего творения, но вскоре осознал, что ему просто стало скучно, и он захотел познать еще неизвестный ему мир.

Электроник решил найти своего двойника и это ему удается. Сергей рад новому приятелю, а для робота – это шанс быстро приспособится к новому миру. Электроник раскрывает свою тайну Сыроежкину, но тот ни капельки не удивляется, так как неоднократно читал фантастику. Сергей лично сам убеждается, что перед ним самый настоящий андроид.

Сыроежкин рассказывает роботу о своих проблемах в школе, о низкой успеваемости. Тогда у Сергея назревает отличная идея – поменяться местами с роботом. Он уговаривает Электроника, учится вместо него в учебном заведении. Таким образом, он надеется решить свои проблемы с учебой, с родителями и обрести свободное время.

Электроник даже не задумываясь, соглашается. У него добрый нрав и он создан, чтобы помогать людям. Ему даже самому интересно быть человеком. С этого момента начинаются приключения Эла. Он одевает одежду Сережи, и отправляется в школу. Сыроежкин, благодаря своему доброму нраву и хулиганству, пользуется популярностью в школе.

Спустя некоторое время, Сыроежкин начал всех шокировать своими знаниями в области математики, литературы. Это был не тот Сережа, который часами не мог справится с контрольной работой. На уроке изобразительного искусства он нарисовал прекрасный портрет учительницы, а на физической культуре поразил всех неимоверной силой.

Учителя и школьники стали удивляться такому перевоплощению из хулигана и прогульщика в примерного ученика. Близкие приятели и родные стали замечать несвойственное Сыроежкину поведение. Мама радовалась успехам сына, а вот отец наоборот, видимо разочаровывался.

Прежний сын был близок ему по духу. Псевдо-Сыроежкин большую часть времени проводил за чтением книг, и практически не общался с отцом. Настоящий Сергей жил в свое удовольствие: катался на мопеде, отдыхал от привычных школьных будней. Жизнь казалась сказкой для него. Но это длилось до поры до времени.

Постепенно, идея с заменой становится не такой приятной для Сергея, чем раньше. Он со стороны наблюдает, как робот общается с его друзьями и родителями начинает опасаться. Он рассказывает о своих переживаниях роботу. Но Электронику нравится общаться со сверстниками, с родителями Сережи, он уже полностью вжился роль. И благодаря программе, даже начал испытывать эмоции и мечтал стать настоящим человеком.

Электроник убегает от людей. Сыроежкин возвращается на свое прежнее место. Теперь он всеми усилиями старается поддерживать успеваемость на том уровне, на котором она была при роботе. Благодаря силе воли и огромному желанию, это ему удается.

Чему учит:

Произведение учит, что замена человека роботами может привести к колоссальным последствиям, вплоть до уничтожения всего человечества.

Сюжет повести «Приключения Электроника» Велтистов

«Приключения Электроника» Велтистов краткое содержание произведения по главам:

Чемодан с четырьмя ручками

Рано утром в гостиницу «Дубки» приехал профессор Громов. Он привез с собой огромный чемодан с четырьмя ручками – «по форме он напоминал футляр контрабаса». Когда Громов остался в номере один, он открыл чемодан, в котором лежал самый обыкновенный мальчик.

Но это был кибернетический мальчик по имени Электроник. Профессор включил его в розетку, а сам отправился по делам. Электроник, не выдержав непривычно большого напряжения, выскочил в окно и убежал. Профессор бросился за ним в погоню.

Белый халат или формулы

В большом городе жил самый обыкновенный мальчишка Сережа Сыроежкин: курносый, сероглазый, с вечно растрепанными волосами и ссадинами на худощавом жилистом теле. Его семья переехала в новый дом, и Сережа пошел в новую школу – школу юных кибернетиков в 7 Б класс. Он тут же сообщил отцу, Павлу Антоновичу, что будет конструировать робота, который будет вместо него «ходить в булочную, мыть посуду, готовить обед».

Сережа был очень увлекающимся мальчиком, который никак не мог решить, кем ему быть в будущем. Он неважно учился, и частенько списывал у своего соседа поп парте Вовки Королькова по прозвищу Профессор. Также мальчик дружил с мускулистым крепышом Макаром Гусевым или Гусем.

Кто он, чемпион?

В воскресенье утром Сережа, как обычно, пошел за булками в магазин, затем навестил Королькова, где встретил Гусева. Когда же он вновь вышел на улицу, «неожиданно сильные руки схватили Сережку и подняли высоко вверх». Толпа раскачивала мальчика с криками «Нашли! Нашли! Вот он — чемпион!».  Кто-то рассказал Сыроежкину, что на соревнованиях он с легкостью догнал лидера забега и первым пришел к финишу, принеся победу своему району.

Сереже еле вырвался на свободу. На берегу реки он неожиданно для себя увидел мальчика, как две капли воды похожего на него. Так Сережа познакомился с Электроником. Когда они шли вместе, то прохожие были уверены, что близнецы идут куда-то по своим делам.

Фокусник всех времен

Сережа и Электроник весело проводили время в парке, где публику развлекали клоуны, жонглеры и акробаты. Сережа, заметив красивую девочку в голубом, уговорил своего нового друга тоже показать какие-то фокусы, и Электроник стал двигать по сцене рояль, не притрагиваясь к нему, подбрасывать и ловить кольца, заглатывать «часы, авторучки, расчески, кошельки». Публика была в восторге, и девочка в голубом тоже. Неожиданно Электроник развернулся и убежал – его притягивало сильное электромагнитное поле. Сережа поспешил за другом.

Все об Электронике

«Александр Сергеевич Светловидов, ученый-кибернетик», сидел в гостинице «Дубки» и ожидал профессора Громова, который пообещал показать ему какой-то сюрприз, а сам исчез. Все знали, что выдающийся ученый «увлекается на досуге игрушками-автоматами: он собрал говорящего попугая, поющую собачью голову, обезьяну, показывающую фокусы». Светловидов раздумывал над тем, какой сюрприз ему приготовил Гель Иванович.

Как родился Электроник

В номер зашел Громов и рассказал, что сбежал его сюрприз – кибернетический мальчик, который ничем не отличается от обычных живых мальчишек. Светловидов позвонил в милицию с просьбой отыскать Электроника, описав его приметы.

Громов рассказал, что над созданием Электроника трудилась команда из двенадцати ученых. Его тело состояло из микросхем, кожа и мышцы были синтетическими. Профессор рассказал и о красном звере – части Электроника, который также сбежал.

Как учился Электроник

В этот момент позвонили из милиции и сообщили о происшествии в парке. Громов заверил, что все вещи будут возвращены владельцам. Профессор рассказал Светловидову, как Электроника учили писать и читать, каким непростым и долгим был его процесс адаптации к человеческой жизни.

Опять позвонили из милиции и сообщили, что в забеге мальчик, по приметам схожий на Электроника, назвал себя Сережей Сыроежкиным. Профессор попросил задержать его.

Рентген ничего не показал

В милиции Громов узнал, что мальчик проходит рентген для обнаружения проглоченных предметов. Профессор запретил обследовать Электроника, поскольку это «только озадачит врача». Вскоре привели Сережу, который утверждал, что не участвовал в забеге, не глотал никакие предметы, и не знает никакого Электроника. Дело в том, что он ни за что не хотел расставаться с таким чудесным другом как Электроник.

Тайна: «Ты – это я»

Сыроежкин привел друга домой и подключил к трансформатору, предварительно спрятав в шкафу. Утром, когда родители ушли, Сережа выпустил Электроника. Они отлично провели вместе время, пока Сережа не вспомнил, что он не выучил теорему Пифагора. Электроник с легкостью доказал ее и «Сыроежкин смотрел на друга, как на чародея». Он предложил Электронику сходить вместо него в школу и получить пятерку по математике.

«Программист-оптимист»

Придя в школу, Электроник первым делом наткнулся на стенгазету «Программист-оптимист», в которой была статья про Сережу, победившего в забеге. Первым уроком было рисование, но Электроник вместо пейзажа написал трактат о трех векторах, используя лыжников. Учительница была недовольна, и велела ему нарисовать рисунок дома.

Стул невесты

На уроке математике Электроник крайне удивил учителя, сказав, что может «привести двадцать пять доказательств» теоремы Пифагора. Мальчик стал уверенно заполнять школьную доску формулами и рисунками – «класс удивленно замер». Закончил Электроник свою блестящую речь, приведя последнее доказательство теоремы, которое называлось «Стул невесты». Неудивительно, что он получил твердую пятерку.

Три хранителя теоремы

Пока Электроник отдувался на уроках за своего друга, Сережа тем временем спал и видел удивительный сон. Он оказался в двухмерном мире, где все было плоское. Ему пришлось пережить волнительные моменты, пока вернувшийся из школы Электроник не разбудил его.

Первые поражения Электроника

Сережа решил научить своего друга меняться. Он отдал ему все свои сокровища: «космические марки в целлофановом пакетике; десяток значков; перегоревший фонарик величиной с карандаш; две старинные монеты» и многое другое. А затем предложил поменять все эти вещицы у мальчиков. Вскоре вернулся Электроник и принес никому не нужный хлам. Так Сыроежкину пришлось идти к ребятам и возвращать свои богатства.

Возле цирка друзья встретили девочку, которая так понравилась Сереже. Он отправил Электроника с ней познакомиться, и тот дословно выполнил поручение – узнав, что девочку зовут Майя Светлова, он ушел, не продолжив общения, чем очень раздосадовал Сережу.

Код бегемота

Оказавшись в цирке, Электроник принялся удивлять публику и дрессировщика, разговаривая с цирковыми животными на «их» языке и выделывая с ними разные сложные фокусы.

Разговор с гусем и змееносцем

Мальчиком удалось так ловко вдвоем пробраться в квартиру, что родители Сыроежкина ничего не заподозрили. Они всю ночь говорили о всякой всячине. Электроник обучал Сережу «гусиному» языку, назвал точное количество звезд в нашей Галактике, рассказал об универсальном космическом языке.

Хорошо, что собаки не говорят

Сережа решил проверить способности Электроника на дворняге по прозвищу Бешеная колбаса. Однако эксперимент сорвался – едва увидев Электроника, Бешеная колбаса неожиданно «зарычала, и ее шерсть встала дыбом». Она принялась так громко лаять и скулить, что стало понятно – дворняга узнала тайну двух мальчиков.

Гнет тайны: «В конце концов, я человек»

«Странная жизнь настала у Сережки»: с одной стороны, он вел совершенно привольную жизнь, не думая об уроках, но с другой – ему приходилось постоянно прятаться от своих же друзей и родителей. Авторитет Электроника в школе рос не по дням, а по часам, но Сережа успокаивал себя тем, что он человек и может управлять чудо-машиной.

Что значит думать?

На урок математики учитель принес уникальный прибор под названием «Репетитор».  Учитель объяснил ребятам, насколько важно уметь логически мыслить, и при этом иметь богатое воображение.

Поединок с «Репетитором»

На следующем уроке ребята должны были испытать «Репетитор», решая предложенные им задачки. Электронику досталась самое сложное задание, и он блестяще с ним справился, а вот учитель математики «был чем-то смущен».

Музыкальное образование

Однажды Корольков привел Электроника к себе в гости. Под давлением бабушки Профессор дважды в неделю занимался игрой на рояле, и всем сердцем ненавидел эти занятия. Электроник же непринужденно сыграл сложную композицию, чем произвел на бабушку Королькова неизгладимое впечатление.

Ели б была машина времени

Сыроежкин устал ото всех скрываться. Он решил уехать в Мурманск, в гости к своему приятелю по летнему лагерю. В разговоре с Электроником он признался, что хочет поработать над машиной времени, на что его друг ответил, что вскоре такое устройство будет изобретено.

Сережа рассказал другу «обо всей своей жизни, что он только о ней знал», чтобы он мог заменить его во время отсутствия. Напоследок Сыроежкин позвонил Майе и предложил попрощаться в Вопросительный день.

Вопросительный день

В Вопросительный день не было уроков, и все ученики могли задавать абсолютно любые вопросы, в том числе и известным людям. Среди прочих ученых присутствовал и профессор Громов, который рассказал ребятам об Электронике. Он был «уверен, что Электроник объявится сам». В этот момент вбежал мальчик с криками: «Постойте! Я все объясню!».

Сыроежкин – это я

Сыроежкин вбежал на трибуну, и тихо произнес: «Сыроежкин — это я…». Все очень удивились, увидев двух абсолютно одинаковых мальчиков – двух Сыроежкиных. При помощи сложных вопросов профессору Громову удалось выяснить, кто из них является настоящим Электроником.

Он смеется

Во время небольшого перерыва «любопытные мигом окружили профессора и Электроника». К Сереже подошел учитель математики и похвалил мальчика за мужество.

Все ребята смеялись и веселились, и только один Электроник не выражал никаких эмоций. Профессор объяснил, что не предусмотрел этого в своем творении. Однако искреннее веселье детворы был настолько искренним, что Электроник улыбнулся и даже запрыгал на одной ножке и прочел стихи собственного сочинения.

Ребята так привыкли к Электронику, что попросили Громова оставить его в школе – помогать учителям, заниматься с учениками, принимать экзамены. Профессор согласился, и все были очень счастливы такому повороту дел.

Заключение

Произведение Велтистова учит дружбе, взаимовыручке, умению находить выход даже из самого трудного положения. Чтобы быть по-настоящему интересным для окружающих, нужно не лениться и постоянно развиваться.

Видео краткое содержание Приключения Электроника

Немногие знают, что известный детский фильм снят по мотивам произведения Велтистова, а краткое содержание повести «Приключения электроника» для читательского дневника поможет познакомиться с ним поближе.