Кто написал сказку которая послужила основой для сказки о рыбаке и рыбке пушкина

The Tale of the Fisherman and the Fish (Russian: «Сказка о рыбаке и рыбке», romanized: Skazka o rybake i rybke) is a fairy tale in verse by Alexander Pushkin, published 1835.

The tale is about a fisherman who manages to catch a «Golden Fish» which promises to fulfill any wish of his in exchange for its freedom.

Textual notes[edit]

Pushkin wrote the tale in autumn 1833^[1] and it was first published in the literary magazine Biblioteka dlya chteniya in May 1835.

English translations[edit]

Robert Chandler has published an English translation, «A Tale about a Fisherman and a Fish» (2012).^[2][3]

Grimms’ Tales[edit]

It has been believed that Pushkin’s is an original tale based on the Grimms’ tale,^[4] «The Fisherman and his Wife».^[a]

Azadovsky wrote monumental articles on Pushkin’s sources, his nurse «Arina Rodionovna», and the «Brothers Grimm» demonstrating that tales recited to Pushkin in his youth were often recent translations propagated «word of mouth to a largely unlettered peasantry», rather than tales passed down in Russia, as John Bayley explains.^[6]

Still, Bayley»s estimation, the derivative nature does not not diminish the reader’s ability to appreciate «The Fisherman and the Fish» as «pure folklore», though at a lesser scale than other masterpieces.^[6] In a similar vein, Sergei Mikhailovich Bondi [ru] emphatically accepted Azadovsky’s verdict on Pushkin’s use of Grimm material, but emphasized that Pushkin still crafted Russian fairy tales out of them.^[7]

In a draft version, Pushkin has the fisherman’s wife wishing to be the Roman Pope,^[8] thus betraying his influence from the Brother Grimms’ telling, where the wife also aspires to be a she-Pope.^[9]

Afanasyev’s collection[edit]

The tale is also very similar in plot and motif to the folktale «The Goldfish» Russian: Золотая рыбка which is No. 75 in Alexander Afanasyev’s collection (1855–1867), which is obscure as to its collected source.^[7]

Russian scholarship abounds in discussion of the interrelationship between Pushkin’s verse and Afanasyev’s skazka.^[7] Pushkin had been shown Vladimir Dal’s collection of folktales.^[7] He seriously studied genuine folktales, and literary style was spawned from absorbing them, but conversely, popular tellings were influenced by Pushkin’s published versions also.^[7]

At any rate, after Norbert Guterman’s English translation of Asfaneyev’s «The Goldfish» (1945) appeared,^[10] Stith Thompson included it in his One Hundred Favorite Folktales, so this version became the referential Russian variant for the ATU 555 tale type.^[11]

Plot summary[edit]

In Pushkin’s poem, an old man and woman have been living poorly for many years. They have a small hut, and every day the man goes out to fish. One day, he throws in his net and pulls out seaweed two times in succession, but on the third time he pulls out a golden fish. The fish pleads for its life, promising any wish in return. However, the old man is scared by the fact that a fish can speak; he says he does not want anything, and lets the fish go.

When he returns and tells his wife about the golden fish, she gets angry and tells her husband to go ask the fish for a new trough, as theirs is broken, and the fish happily grants this small request. The next day, the wife asks for a new house, and the fish grants this also. Then, in succession, the wife asks for a palace, to become a noble lady, to become the ruler of her province, to become the tsarina, and finally to become the Ruler of the Sea and to subjugate the golden fish completely to her boundless will. As the man goes to ask for each item, the sea becomes more and more stormy, until the last request, where the man can hardly hear himself think. When he asks that his wife be made the Ruler of the Sea, the fish cures her greed by putting everything back to the way it was before, including the broken trough.

Analysis[edit]

The Afanasiev version «The Goldfish» is catalogued as type ATU 555, «(The) Fisherman and his Wife», the type title deriving from the representative tale, Brothers Grimm’s tale The Fisherman and His Wife.^[11][12][13]

The tale exhibits the «function» of «lack» to use the terminology of Vladimir Propp’s structural analysis, but even while the typical fairy tale is supposed to «liquidate’ the lack with a happy ending, this tale type breaches the rule by reducing the Russian couple back to their original state of dire poverty, hence it is a case of «lack not liquidated».^[13] The Poppovian structural analysis sets up «The Goldfish» tale for comparison with a similar Russian fairy tale, «The Greedy Old Woman (Wife)».^[13]

Adaptations[edit]

• 1866 — Le Poisson doré (The Golden Fish), «fantastic ballet», choreography by Arthur Saint-Léon, the music by Ludwig Minkus.
• 1917 — The Fisherman and the Fish by Nikolai Tcherepnin, op. 41 for orchestra
• 1937 — The Tale of the Fisherman and the Fish, USSR, animated film by Aleksandr Ptushko.^[14]
• 1950 — The Tale of the Fisherman and the Fish, USSR, classic traditionally animated film by Mikhail Tsekhanovsky.,^[15]
• 2002 — About the Fisherman and the Goldfish, Russia, stop-motion film by Nataliya Dabizha.^[16]

See also[edit]

• Odnoklassniki.ru: Click for luck, comedy film (2013)

Explanatory notes[edit]

References[edit]

Citations

Bibliography

External links[edit]

The Tale of the Fisherman and the Fish (Russian: «Сказка о рыбаке и рыбке», romanized: Skazka o rybake i rybke) is a fairy tale in verse by Alexander Pushkin, published 1835.

The tale is about a fisherman who manages to catch a «Golden Fish» which promises to fulfill any wish of his in exchange for its freedom.

Textual notes[edit]

Pushkin wrote the tale in autumn 1833^[1] and it was first published in the literary magazine Biblioteka dlya chteniya in May 1835.

English translations[edit]

Robert Chandler has published an English translation, «A Tale about a Fisherman and a Fish» (2012).^[2][3]

Grimms’ Tales[edit]

It has been believed that Pushkin’s is an original tale based on the Grimms’ tale,^[4] «The Fisherman and his Wife».^[a]

Azadovsky wrote monumental articles on Pushkin’s sources, his nurse «Arina Rodionovna», and the «Brothers Grimm» demonstrating that tales recited to Pushkin in his youth were often recent translations propagated «word of mouth to a largely unlettered peasantry», rather than tales passed down in Russia, as John Bayley explains.^[6]

Still, Bayley»s estimation, the derivative nature does not not diminish the reader’s ability to appreciate «The Fisherman and the Fish» as «pure folklore», though at a lesser scale than other masterpieces.^[6] In a similar vein, Sergei Mikhailovich Bondi [ru] emphatically accepted Azadovsky’s verdict on Pushkin’s use of Grimm material, but emphasized that Pushkin still crafted Russian fairy tales out of them.^[7]

In a draft version, Pushkin has the fisherman’s wife wishing to be the Roman Pope,^[8] thus betraying his influence from the Brother Grimms’ telling, where the wife also aspires to be a she-Pope.^[9]

Afanasyev’s collection[edit]

The tale is also very similar in plot and motif to the folktale «The Goldfish» Russian: Золотая рыбка which is No. 75 in Alexander Afanasyev’s collection (1855–1867), which is obscure as to its collected source.^[7]

Russian scholarship abounds in discussion of the interrelationship between Pushkin’s verse and Afanasyev’s skazka.^[7] Pushkin had been shown Vladimir Dal’s collection of folktales.^[7] He seriously studied genuine folktales, and literary style was spawned from absorbing them, but conversely, popular tellings were influenced by Pushkin’s published versions also.^[7]

At any rate, after Norbert Guterman’s English translation of Asfaneyev’s «The Goldfish» (1945) appeared,^[10] Stith Thompson included it in his One Hundred Favorite Folktales, so this version became the referential Russian variant for the ATU 555 tale type.^[11]

Plot summary[edit]

In Pushkin’s poem, an old man and woman have been living poorly for many years. They have a small hut, and every day the man goes out to fish. One day, he throws in his net and pulls out seaweed two times in succession, but on the third time he pulls out a golden fish. The fish pleads for its life, promising any wish in return. However, the old man is scared by the fact that a fish can speak; he says he does not want anything, and lets the fish go.

When he returns and tells his wife about the golden fish, she gets angry and tells her husband to go ask the fish for a new trough, as theirs is broken, and the fish happily grants this small request. The next day, the wife asks for a new house, and the fish grants this also. Then, in succession, the wife asks for a palace, to become a noble lady, to become the ruler of her province, to become the tsarina, and finally to become the Ruler of the Sea and to subjugate the golden fish completely to her boundless will. As the man goes to ask for each item, the sea becomes more and more stormy, until the last request, where the man can hardly hear himself think. When he asks that his wife be made the Ruler of the Sea, the fish cures her greed by putting everything back to the way it was before, including the broken trough.

Analysis[edit]

The Afanasiev version «The Goldfish» is catalogued as type ATU 555, «(The) Fisherman and his Wife», the type title deriving from the representative tale, Brothers Grimm’s tale The Fisherman and His Wife.^[11][12][13]

The tale exhibits the «function» of «lack» to use the terminology of Vladimir Propp’s structural analysis, but even while the typical fairy tale is supposed to «liquidate’ the lack with a happy ending, this tale type breaches the rule by reducing the Russian couple back to their original state of dire poverty, hence it is a case of «lack not liquidated».^[13] The Poppovian structural analysis sets up «The Goldfish» tale for comparison with a similar Russian fairy tale, «The Greedy Old Woman (Wife)».^[13]

Adaptations[edit]

• 1866 — Le Poisson doré (The Golden Fish), «fantastic ballet», choreography by Arthur Saint-Léon, the music by Ludwig Minkus.
• 1917 — The Fisherman and the Fish by Nikolai Tcherepnin, op. 41 for orchestra
• 1937 — The Tale of the Fisherman and the Fish, USSR, animated film by Aleksandr Ptushko.^[14]
• 1950 — The Tale of the Fisherman and the Fish, USSR, classic traditionally animated film by Mikhail Tsekhanovsky.,^[15]
• 2002 — About the Fisherman and the Goldfish, Russia, stop-motion film by Nataliya Dabizha.^[16]

See also[edit]

• Odnoklassniki.ru: Click for luck, comedy film (2013)

Explanatory notes[edit]

References[edit]

Citations

Bibliography

External links[edit]

В рукописи поэта эта сказка помечена как «18 песнь сербская», что говорит о том, что поначалу он хотел включить её в свой цикл «Песни западных славян». Об этом свидетельствует и её нерифмованный сказовый стиль.
Сравните, например:

«Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года…»

с отрывком из «Песен…»:

«Полюбил королевич Яныш
Молодую красавицу Елицу,
Любит он ее два красные лета,
В третье лето вздумал он жениться…»

Если с размером всё ясно, то с народными источниками сюжета дела обстоят сложнее.
Какое-то время считалось, что основой произведения Пушкина была аналогичная сказка, отраженная в сборнике русских народных сказок А. Афанасьева (более нигде в русском фольклоре подобный сюжет не встречается). Но М. Азадовский вполне справедливо указал, что сказка в сборнике настолько похожа на вариант Пушкина, что почти наверняка мы имеем дело с обратным заимствованием, когда авторское произведение уходит в народ (также произошло и с «Коньком-Горбунком» Ершова).

Зато подобный сюжет мы легко можем обнаружить в сборнике братьев Гримм в «померанской» сказке «О рыбаке и его жене». Давайте же посмотрим, как гениальное перо Пушкина превращает немецкую сказку в исконно русскую.

Во-первых, поэт заменяет волшебную камбалу (которая к тому же заколдованный принц) на золотую рыбку без родословной.
Хотя почему же без родословной? Похожий образ можно встретить в былине о Садко, где герой ловит в озере Ильмень «рыбу — золотое перо».

Из былины о Садко:
«…Закинули тоньку в Ильмень-озеро,
Добыли рыбку — золоты перья;
Закинули другую тоньку в Ильмень-озеро,
Добыли другую рыбку — золоты перья;
Третью закинули тоньку в Ильмень-озеро,
Добыли третью рыбку — золоты перья».

Пушкин даже хотел перенести действие сказки на это самое озеро (первый зачин сказки звучал так: «На Ильмене на славном озере…»), но потом оставил «самое синее море». Возможно из-за поэтического эффекта, когда «гнев» моря нарастает сообразно амбициям старухи (в сказке Гримм оно тоже меняется).

«Видит, — море слегка разыгралось…»
«Помутилося синее море…»
«Не спокойно синее море…»
«Почернело синее море…»
«Видит, на море черная буря…»

Если у Гримм старуха сразу требует себе новый дом, то у Пушкина появляется, ставшее хрестоматийным, корыто.
Была в немецкой сказке и сцена, где жена рыбака просит сделать её самим… римским папой! Столь забавная просьба брала свои истоки в средневековой легенде (порождённой падением нравов в Ватикане IX—X вв.) о том, что одно время в Риме действительно правила женщина под именем Иоанна VIII.
Пушкин шутку оценил и даже написал этот отрывок.

«Воротился старик к старухе.
Перед ним монастырь латынский —
На стенах монахи
Поют латынскую обедню.
Перед ним вавилонская башня.
На самой на верхней на макушке
Сидит его старая старуха,
На старухе сорочинская шапка,
На шапке венец латынский,
На венце тонкая спица,
На спице Строфилус птица».

Но в окончательную версию он так и не вошёл, потому что «латынская обедня» сразу лишала сказку русского колорита.
Впрочем, и колоритом Пушкин старался не злоупотреблять — например, убрал «конкретную» строчку «Я тебе госпожа и дворянка, а ты мой оброчный крестьянин».

Зато поэт внёс самое важное изменение в сюжет сказки Гримм. Если в немецком варианте рыбак вместе с женой поднимается по «карьерной лестнице» и пользуется всеми благами, то у Пушкина старуха начинает относиться к старику как к своему рабу, и даже не пускает на порог.

«Молвил: „Здравствуй, грозная царица!
Ну, теперь твоя душенька довольна“.
На него старуха не взглянула,
Лишь с очей прогнать его велела.
Подбежали бояре и дворяне,
Старика взашеи затолкали.
А в дверях-то стража подбежала,
Топорами чуть не изрубила.
А народ-то над ним насмеялся:
„Поделом тебе, старый невежа!
Впредь тебе, невежа, наука:
Не садися не в свои сани!“…»

Изменил Пушкин и последнюю просьбу старухи. У Гримм, вслед за римским папой, жена вполне логично хочет стать Богом. У Пушкина же поначалу старуха хотела стать «владычицей солнца», но потом поэт изменил просьбу на «владычицу морскую». Это сразу же усилило наглость притязаний старухи — ведь теперь она хотела обрести власть над самой благодетельницей («…Чтоб служила мне рыбка золотая / И была б у меня на посылках»).

Блестяще и то, что в конце сказки — там, где камбала Гримм прямо говорит: «Ступай домой, сидит она снова на пороге своей избушки» — возмущённая Золотая рыбка впервые не отвечает на просьбу:

«Ничего не сказала рыбка,
Лишь хвостом по воде плеснула
И ушла в глубокое море…»,

что усиливает развязку, которая позже войдёт в поговорку:

«Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился —
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто».

Так сказка из немецкого сборника стала исконно русской — и по слогу, и по духу.

На этом рассказ о сказках Пушкина не закончен. До встречи!