Кто написал сказку моцарт и коперник

Небольшое вступление

Как-то совсем недавно я был в концерте. Исполняли Моцарта.

Я слушал музыку и вдруг представил себе старый Зальцбург — родину композитора…

…Полночь. По тихим узким улочкам бредёт ночная стража. Звон её бутафорского оружия пугает запоздалых гуляк. Всплеснув руками, они, точно мотыльки, тычутся носами в освещённые окна. В тёмных садах пахнет ночными фиалками…

Долго не покидала моего воображения эта старинная картина. Временами даже казалось, что я слышу тот фиалковый запах.

Музыка… Наверно, когда-то, выпорхнув из стрельчатых окон, она заблудилась в вечернем саду, да так и осталась там. А теперь, спустя столетия, пришла ко мне, возвратив память о том, что давно ушло, отцвело.

А может быть, не ушло, не отцвело?! Может, по-прежнему живёт тот старый Зальцбург, и в нём — маленький мальчик, по имени Вольфганг Амадей Моцарт? Кто знает…

Я слушаю ту старинную музыку, и, как наяву, предстаёт перед моими глазами и маленький старый домик, и сам маэстрино — весёлый мальчик с тоненькой шейкой, в серебряном паричке, похожий на вербную веточку. Прекрасное видение!..

Я расскажу тебе, мой читатель, о жизни маленького Моцарта.

И если кто-нибудь скажет, что в моих рассказах больше выдумки, чем правды, я отвечу: «Что ж, а музыка Моцарта, разве она не сказочное чудо?!»

О Зальцбурге и некоторых обстоятельствах рождения нашего героя

В те дни Зальцбург был столицей маленького церковного княжества. На карте тогдашней Европы оно выглядело крохотным, не более ноготка. Но ведь его измеряли лишь в ширину и длину. А стоило поднять свой взор выше — и вы немало удивились бы…

Здесь, в Зальцбурге, начинали своё шествие величественные Альпы — одни из самых красивых гор Европы. Каждое утро солнце, точно сиятельный маршал, обходило их стройные ряды и поправляло золотой рукой их белоснежные шапки. А кроме того, у солнца имелось ещё много других дел: заглянуть в каждую улицу, каждый сад, дом и главное — вовремя улыбнуться здешнему владельцу — архиепископу, дабы в княжестве всё шло тихо и спокойно…

Кто никогда не видел архиепископов, может спросить: «А какие они?» Так вот, если на серебряный самовар поставить ромовую бабу и накрыть шёлковой шалью с кистями, — это будет очень похоже. И вся разница лишь в том, что зальцбургский «самовар» умел высокопарно говорить, читать молитвы и тянуть нараспев: «Амен, амен, амен!..» Тем и вызывал он у жителей некоторую почтительность. Ведь тогда любой зальцбуржец обязан был ходить в церковь. А церкви тут громоздились на каждом шагу!

И всё-таки не церквами, не архиепископом, даже не высоким небом славился старинный городок. В самой Австрии о нём говорили так: «Да разве это город? Это настоящая музыкальная шкатулка!»

И в самом деле, как ни сказочно это, но в славном Зальцбурге каждый второй житель плясал, каждый третий — пел и каждый четвёртый — обязательно играл на музыкальном инструменте.

А как пели, играли и плясали зальцбуржцы! Даже строгие церковные кресты и те, казалось, начинали приплясывать, стараясь закружить в весёлом танце пролетающие мимо лёгкие облака!

Вот в один из таких танцующих дней и родился Вольфганг Амадей Моцарт.

Судьба, лениво листающая страницы зальцбургской жизни, вдруг остановилась и, сказав «ах!», нежно коснулась рукой колыбели новорождённого: «Знаменитый музыкальный городок будет иметь своего знаменитого композитора!»

Правда, в тот день никто на зальцбуржцев и не подозревал об этом. По-прежнему они пели, плясали, играли, и лишь отец новорожденного, скрипач Леопольд Моцарт, счастливо вздохнув, задумался: «А кем будет мой мальчик? Станет ли он переплётчиком, как все Моцарты, иль, подобно мне, отдаст своё сердце музыке?! Кто знает?..»

И пока всё здесь пребывает в счастливой неизвестности, мы перейдём к следующей главе.

Ну, конечно, маленький Моцарт стал музыкантом! Мы даже знаем сейчас тот счастливый день и час, когда это произошло.

Среди многих записей старшого Моцарта есть такие волшебные строчки: «Этот менуэт и трио Вольфганггерль выучил 20 января 1761 года и половине десятого вечера в возрасте четырёх лет за день до своего рождения». Так возблагодарим же тот праздничный день и, поклонившись ему, попросим:

— Достопочтеннейший сударь День, а не расскажете ли вы нам более подробно эту историю? Отчего маленький Моцарт стал так рано музицировать? Может быть, здесь есть какая-то сказочная тайна?..

О сказочной тайне маленького Моцарта

В тот вечерний час в доме Моцартов было тихо. Закутавшись в папин сюртук, Вольфганг дремал в кресле.

И вдруг! Что бы это могло быть?! Такой долгий и странный звук…

«Наверно, это хрупкий луч луны замёрз и сломался, стукнув в окно…» — подумал Вольфганг.

Малыш встал, чтобы посмотреть, и тут… Да это же сам — запечный Сверчок со своей волшебной скрипочкой!

Закинув на плечо полу бархатного плаща, Сверчок отвесил мальчику низкий поклон:

— Добрый вечер, маленький сударь!

— Добрый вечер, — удивился Моцарт.

Запечный Сверчок поднял свою волшебную скрипочку, вскинул смычок… и заиграл…

Он играл так прекрасно, что, не выдержав, мальчик воскликнул:

— Какая прелесть! Никто в Зальцбурге не играет так хорошо! Вот если бы мне стать таким музыкантом!

— А что же вам мешает, маленький сударь? — спросил Сверчок. — По-моему, у вас есть и слух, и сердце.

— Но я ещё маленький! — рассердившись, сказал Моцарт и с досадой топнул ножкой.

Тогда Сверчок тоже топнул ножкой.

— Стыдитесь, я же меньше вас! Мне всего годик, а вам — четыре! И уж давно пора стать настоящим маэстрино!

— Вы правы, — смутился Моцарт. — Но ноты. Ах, эти ноты! Я всегда их забываю!

И здесь говорящий Сверчок улыбнулся и сказал:

— Затем-то я и пришёл! Сейчас я сыграю одну волшебную мелодию. Запомните её, и тогда вы будете помнить и все остальные! Слушайте!..

И Сверчок заиграл! Никогда раньше не приходилось Вольфгангу слышать музыку, подобную этой!

Умолк последний звук.

— Прощайте, маэстрино. Надеюсь, со временем, когда вы станете знаменитым музыкантом, вы вспомните обо мне! — сказал Сверчок и, откланявшись, удалился…

Как известно, взрослый Моцарт потом не раз вспоминал с благодарностью своего Сверчка. Однако почтенные современники его решили не писать об этом. Да ведь и в самом деле, кто, кроме детей и чудаков, поверит в маленького запечного музыканта и его волшебную скрипку?!

Однажды в году, как раз в тот день и час, о котором писал Леопольд Моцарт, вспоминая первый менуэт, разученный сыном, в Австрии вновь звучит удивительная музыка. Это в честь маленького Моцарта играют зальцбургские сверчки, и, слушая их, танцует за окном вечерний снег…

О танцующем снеге, о вене и серебряной шпаге принца

Танцующий снег… Теперь он был не в маленьком Зальцбурге, а в большой прекрасной Вене, столице Австрии.

Ослепительно блистали старинные венские фонари, и в праздничном ореоле их блеска весело кружились робкие снежинки.

Впрочем, так было в конце путешествия. А в начале?

В самом начале Моцарты очень волновались. Правда, многие зальцбуржцы уже восторгались игрой мальчика. И всё-таки здесь, в Вене, всё внушало опасения. Было столько всяких «НО».

Но что скажет император?

Но что скажет императрица?

Но что скажут придворные?

И, главное, как отнесутся к Вольфгангу столичные музыканты?..

Однако все сомнения оказались напрасными! Маленький музыкант сразу покорил венскую публику! Вольфганг играл бесподобно. И, наверное, поэтому, когда кончилась музыка, так долго длилось молчание: эхо звуков умирало в каждом сердце, и каждый, прислушиваясь к себе, ловил их последнее дыхание…

Но вот зал ожил, затрепетал, словно огромная бабочка! Взлетели вверх кружевные манжеты! Все говорили, вздыхали и повторяли без конца: «Прелестно! Прелестно!»

Так было вечером…

А утром… Утром произошло ещё одно удивительное событие!

Едва маленький Моцарт проснулся, едва открыл глаза, как вдруг распахнулась дверь и на пороге появился чопорный императорский лакей.

Осыпав комнату блеском позументов, он склонился в торжественном поклоне:

— За вашу прелестную музыку Её Императорское Величество жалует вам шпагу и платье принца!

Ах, какое прекрасное пробуждение! Словно кружатся, сверкают бесчисленные зеркала, и в каждом — лиловый камзол, и в каждом — серебряная шпага!

Нет, маленький Моцарт не может, не смеет этому поверить!

Но старший Моцарт рассеивает все сомнения. Роняя слова сквозь счастливые слёзы, он говорит:

— Это всё правда, правда, Вольфганг! Исполнилась мечта наша! Сегодня ты уже не какой-то неизвестный музыкант! Отныне ты — маленький принц австрийской музыки! Поздравляю тебя, мой мальчик!

Ну, вот и всё…

В день отъезда Моцарта, будто празднуя его блистательный успех, ярко сияли старинные уличные фонари, а вокруг кружился и кружился пушистый радостный снег! Смеясь, Вольфганг ловил его шпагой. Снежинки падали и застывали на ней нежными прозрачными цветами…

…Однажды такой белый цветок я нашёл в одной старой-старой книге. Там рассказывалось о маленьком музыканте, о старинных фонарях, танцующем снеге, лиловом платье принца и о серебряной шпаге…

И теперь, мой читатель, я поведал об этом тебе…

О пропавшей музыке и об ордене «Золотая шпора»

Известен ли тебе, мой читатель, знаменитый случай с римским папой и маленьким Моцартом?

Восторженные итальянцы до сих пор не перестают щёлкать языком и удивляться:

— Нет, вы только подумайте! Гордый первосвященник склонился перед талантом мальчика?!

…Римский папа не признавал никого и ничего, кроме бога, себя и музыки. Да-да, музыки! Папа знал, как велика власть музыки над сердцами людей, и поэтому собирал и покупал самую прекрасную музыку.

Раз или два в год эта прекрасная музыка торжественно звучала в папской церкви. И тогда, точно весенние ласточки, взлетали вверх голоса хора, а холодный храм будто теплел и наполнялся ласковым светом!

Потом праздник кончался, всё меркло. Драгоценные ноты прятали в бархатную темницу — золочёную папскую шкатулку. Там она и хранилась до следующего праздника среди запахов засохшей вербены и сладкого ладана.

День и ночь два дюжих гвардейца стояли на страже, оберегая прекрасную музыку.

И если кто-нибудь случайно подходил к шкатулке близко, грозным предостережением стучали о каменный пол гвардейские алебарды: «Стоп! Стоп! Стоп!»…

И по сей день в Италии всё оставалось бы по-прежнему, но один поистине волшебный случай нарушил заведённый папой порядок. И было это так.

Как раз в то время в Италии выступал маленький Моцарт.

Однажды, гуляя по вечернему Риму, он забрёл в папскую церковь. Был праздник. Торжественная музыка сотрясала церковные своды, пел хор, верующие молились. Никто не заметил прихода юного Моцарта. А он пришёл, послушал музыку и ушёл, так никем и не замеченный.

На другой день в папском дворце начался неслыханный переполох. Все бегали, суетились, стукались лбами и ахали: «Музыка! Пропала музыка! Прекрасную музыку похитили!»…

Виновником переполоха был маленький Моцарт. Однако он и пальцем не тронул шкатулку с драгоценными нотами! Будучи в церкви, он просто запомнил эту музыку — всю, от начала до конца!

Теперь её распевал весь Рим!

Ах, как негодовал римский папа! Он даже велел арестовать уши Моцарта, дабы впредь они не смели слышать то, что им не положено!

Две холодные алебарды коснулись ушей мальчика! Две холодные алебарды теперь сопровождали его всегда и везде.

А римляне? Сначала они удивились. А потом, расхохотались! «Арестованные уши!» — смеялся весь Рим, вся Италия!

В испуге зазвенели колокола папской церкви. И тогда папа насупил брови и задумался… Он думал день, думал два, а на третий решил: «Лучше быть добрым, чем смешным». И маленького Моцарта не только простили, но и наградили орденом «Золотой шпоры», которым награждали только самых знаменитых и самых старых композиторов! А Моцарту едва минуло… двенадцать лет!

Радость Моцарта была огромной. Но гораздо больше его радовала благодарность людей. Он подарил им то, что они любили…

О поездке Моцарта в прекрасный Париж

Париж!.. Наверно, это самый удивительный, самый сказочный город на свете! Возьмите хотя бы названия парижских улиц!

Улица СТАРОЙ ГОЛУБЯТНИ… Улица КОШКИ, ИГРАЮЩЕЙ В МЯЧ!

Парижане уверяют, что на этой самой улице родился знаменитый Кот в сапогах!

Он и теперь приходит ночью на эту узкую улочку, чтобы поиграть в золотой мячик. А люди открывают окна и ждут… Куда влетит мячик, к тому придёт счастье! Ну не сказочно ли это?!

А вот что писали в своих письмах иностранцы, которым посчастливилось побывать в Париже в те времена: «Сам воздух Парижа веселит нас!»

Более того! Говорят, что каждый отъезжающий увозил с собой в изящной вазе или кувшине парижский… воздух! И когда ему становилось грустно, он открывал сосуд и, вдохнув волшебный воздух старого города, начинал беспечно смеяться!

Как известно, парижане очень любят шутить. Когда Моцарт приехал в Париж, они его тоже восприняли как очаровательную шутку музыки. «Такой младенец и талантливее многих старых! Ну разве это не забавно?!» — смеялись парижане.

И, желая угодить добрым французам, Моцарт писал им сонаты, менуэты и, надев серебряный паричок, играл и играл свои бесконечные концерты, и вскоре о нём заговорил весь Париж.

А когда наступил Новый год и на колокольнях повисли серебряные нити, а в королевском дворце зажглись золотые свечи, Его Величество король Франции пригласил мальчика на новогодний ужин.

В тот праздничный вечер Вольфганг Амадей Моцарт присутствовал во дворце как паж короля. И король Франции спрашивал своего юного пажа:

— Скажите, мой друг, что вы думаете о музыке?

И маленький Моцарт с поклоном отвечал:

— Музыка, Ваше Величество, это голос нашего сердца!

Король улыбался и милостиво кивал. А следом за королём улыбались и кивали все придворные.

Под утро, когда Моцарт выходил из дворца, поклоны сопровождали его до самой улицы. Но и на улице люди снимали шляпы и, с восхищением глядя на маленького музыканта, шептали:

— Смотрите, смотрите! Это Вольфганг Моцарт — паж Его Величества!..

Новогодняя ночь была поистине сказочной! Вольфганг шёл и от счастья тихо напевал. Но вдруг незатейливая мелодия внезапно оборвалась, Моцарт остановился! На набережной Сены, возле моста, стоял нищий мальчуган и, кутаясь в лохмотья, протягивал к нему посиневшую от холода руку.

Вольфганг стал торопливо шарить по карманам, хотя прекрасно знал, что не найдёт там и сантима. И тогда, решительно сдёрнув с себя бархатный пажеский плащ, накинул его на плечи нищего мальчугана и бросился бежать!..

Ему было нестерпимо стыдно! Что стоили его успех, его великолепие, когда на свете столько горя!..

«Музыка — это голос нашего сердца!» — сказал королю Моцарт.

Много позже, вспоминая о Париже, о маленьком нищем на набережной Сены, Моцарт сочинил колыбельную песню — воплощение любви и нежности. В ней были радость и грусть, печаль и надежда:

Спи, моя радость, усни,  В доме погасли огни,  Рыбки уснули в пруду,  Птички утихли в саду,  В лунный серебряный свет  Каждый листочек одет…  Глазки скорее сомкни.  Спи, моя радость, усни,  Усни, усни…  В доме всё стихло давно,  В кухне, в подвале темно,  Дверь ни одна не скрипит,  Мышка за печкою спит.  Кто-то вздохнул за стеной,  Что нам за дело, родной?..  Глазки скорее сомкни,  Спи, моя радость, усни,  Усни, усни…  Завтра ты будешь опять  Бегать, смеяться, играть.  Завтра тебе я в саду  Много цветочков найду,  Всё-то достать поспешишь.  Лишь бы не плакал малыш!  Глазки скорее сомкни.  Спи, моя радость, усни.  Усни, усни…

О первой национальной опере, о великом Глюке и маленьком Моцарте

…Однажды молодой австрийский император, пощипывая пышное кружевное жабо, неожиданно сделал рукой жест, напоминающий полёт дирижёрской палочки.

Придворные тотчас же поняли намёк своего императора и заказали Моцарту комическую оперу-буффа.

Что такое «буффа» или «буфф»? Пожалуй, это то же самое, что «уфф!» или «пуфф!». Так отдуваются от хохота зрители, когда им приходится видеть или слышать что-нибудь очень смешное и весёлое: «Уфф-пуфф-буфф!»

Однако на представлении оперы Моцарта посмеяться никому не пришлось. И хотя уже шли репетиции и театральные примадонны пробовали пружинки голосов, комической опере-буффа так и не суждено было подняться на сцену.

И знаете почему?

Знаменитые венские музыканты, все как один, выразили своё неудовольствие Моцартом. И самым важным среди них был Глюк.

Глюк был не просто музыкантом и композитором. Похожий больше на серебряный орган, чем на живого человека, он как бы олицетворял сам дух музыки! К сожалению, слава пришла к Глюку с опозданием. И теперь этот живой серебряный орган, как ребёнок, дулся на маленького Моцарта.

Злые умы истолковали недовольство знаменитого старика по-своему: великий Глюк не признаёт юного Моцарта!

И вскоре двери императорского театра закрылись перед удачливым маэстрино.

Рассерженный Вольфганг так стукнул по оперной папке, что ноты, словно птицы, разлетелись во все стороны! Жалкие и одинокие, они летели по всей Вене, опускались на дома и деревья… Казалось, весь город справляет белый траур по маленькому Моцарту.

Среди всех нотных листков один оказался счастливым. Его поднял добрый доктор Месмер. Свернув листок подзорной трубой, он посмотрел на дом Моцарта.

Отчаявшийся Вольфганг стоял у окна и рисовал на нём пальцем бесконечные унылые кружочки…

Но вот в окно стукнула докторская трость, и кружочки, точно биллиардные шары, вмиг разлетелись! За распахнутым окном открылась площадь — весёлая, нарядная, ликующая!

— Вы видите, Вольфганг, как веселится народ?! — воскликнул Месмер. — Сегодня я заказываю вам новую оперу! Народную, с танцами!

«Народную оперу?! Да это же настоящее чудо! Будто огромная хлопушка взрывается каскадом разноцветных конфетти! Праздничные спектакли, бродячие цирки, ярмарочные балаганы!»…

Картины, одна удивительнее другой, возникали перед глазами — весёлые, волшебные, неповторимые!..

Такой неповторимой и вышла новая опера Моцарта «Бастиен и Бастиена» по-взрослому смешная и по-детски трогательная.

Теперь даже самые закоренелые недоброжелатели и завистники таяли от восторга!

А старый, важный, знаменитый Глюк?

Говорят, он тоже был на первом представлении. Происходящее на сцене заворожило великого музыканта!

Волнуясь, он не заметил, как превратил розовый листок оперной программки в крохотный лёгкий кораблик.

«О, это добрый знак!» — улыбнулся Глюк и, не дожидаясь, пока упадёт тяжёлый занавес, с восторгом воскликнул:

— Браво! Браво, Моцарт!

О сказке с печальным концом

Озарённая блистательным успехом, жизнь маленького Моцарта была похожа на сказку.

Однако заглянем в итальянский город Болонью, на благороднейшую Страда Сан-Донато.

Там, в сумрачном здании старинной академии, на одной из стен, потемневших от времени, хранился когда-то портрет юного Моцарта. Удивительное творение! В обрамлении парадной красоты и лиловой торжественности — печальное и таинственное лицо мальчика. Маленький академик будто с тревогой ждёт чего-то, что-то предчувствует… Но что?..

Поведаю я тебе, мой читатель, одну историю.

Жил когда-то на свете сиятельный вельможа. И славился он в мире своей великой любовью к прекрасному. Лучшие картины, старинные гобелены, статуэтки и фарфор украшали его гостиную. Но не роскошные гобелены, не распахнутые, как солнце, веера, не молочно-румяный фарфор, а маленький живой музыкант — вот что было самым прекрасным в доме графа!

Серебряный паричок, лиловый камзол и крохотная шпага делали маленького музыканта похожим на изящную статуэтку. Сиятельный хозяин и его высокопоставленные гости не чаяли в игрушечном музыканте души! Особенно, когда он садился за клавесин и начинал играть. А играл он — чудо как легко и красиво!

— Сказочный гномик! Изумительная вещь! — сюсюкали напыщенные господа, сложив губы рюмочкой.

…Но время шло. Гномик рос, становился старше. И однажды, после игры, он встал посреди роскошной гостиной и сказал:

— Господа! Гномика больше нет! Взгляните, я совсем уже взрослый!

Бедный, бедный музыкант! Он ждал дружеских приветствий, сердечных поздравлений… Увы!

Сиятельный граф смерил его презрительным взглядом:

— Ну что ж, любезнейший, — сказал он, — коль вы перестали быть игрушкой, ваше место на кухне!

И музыканта прогнали прочь…

Вот какой печальный конец у сказки о маленьком музыканте, похожем на фарфоровую статуэтку.

Серебряный паричок, лиловый камзол и шпага принца…

Надеюсь, мой читатель, ты всё понял.

Да, это рассказ о нём, о маленьком Моцарте. Именно такой и была его жизнь, когда он возвратился в родной Зальцбург после долгих странствий.

Из блестящего мира концертных залов и сверкающих гостиных он сразу, будто оступившись, упал в лакейскую.

Так поступил с ним его хозяин — архиепископ. Иначе не могло и быть. Пока Моцарт был маленьким чудом, забавной игрушкой знатных господ, его любили и баловали.

Но взрослый он не мог без разрешения переступить порог аристократического салона. Там ценился не талант, а титул.

Всякий раз напыщенный мажордом, ударяя о пол жезлом, торжественно, словно внося новое блюдо, провозглашал:

— Его сиятельство князь!.. Его величество граф!..

А что он мог сказать о Моцарте?!

Внук переплётчика, бедняк из Зальцбурга. Да кто же будет ему кланяться? Кто станет уважать?..

Правда, возмущённый юноша писал потом, что чести и достоинства в нём гораздо больше, чем у любого графа. Да какой прок в тех высоких словах?!

Когда впервые гордый музыкант захотел сказать об этом вслух, секретарь архиепископа просто пнул его башмаком. И пока он падал, каждая ступенька мраморной лестницы отзывалась жестоким смехом архиепископского секретаря:

Безродный му-зы-кан-тиш-ка! Ха-ха-ха!..

Небольшое заключение

Итак, кончилось детство Моцарта. Кончилась сказка…

Началась другая, не похожая на сказку, взрослая жизнь.

Она началась с той поры, когда юный Моцарт последний раз простился с Зальцбургом и навсегда уехал в Вену.

Напрасно грустили о нём зальцбуржцы. Напрасно ждали его ночами запечные сверчки, настраивая свои волшебные скрипочки. Вольфганг так и не вернулся.

А вскоре почтовая карета привезла из австрийской столицы письмо. В нём торжественно извещалось: «Вольфганг Амадей Моцарт стал первым независимым музыкантом XVIII столетия!»

Теперь он подчинялся одной музыке. И только ей!

…Звучит музыка Моцарта. И светлеет мир, и пробуждается сердце, рвущееся навстречу счастью.

И если ты, мой читатель, успел полюбить маленького Моцарта и тебе не хочется с ним расставаться, послушай его прекрасную музыку…

 

Небольшое вступление

Как-то совсем недавно я был в концерте. Исполняли Моцарта.

Я слушал музыку и вдруг представил себе старый Зальцбург — родину композитора…

…Полночь. По тихим узким улочкам бредёт ночная стража. Звон её бутафорского оружия пугает запоздалых гуляк. Всплеснув руками, они, точно мотыльки, тычутся носами в освещённые окна. В тёмных садах пахнет ночными фиалками…

Долго не покидала моего воображения эта старинная картина. Временами даже казалось, что я слышу тот фиалковый запах.

Музыка… Наверно, когда-то, выпорхнув из стрельчатых окон, она заблудилась в вечернем саду, да так и осталась там. А теперь, спустя столетия, пришла ко мне, возвратив память о том, что давно ушло, отцвело.

А может быть, не ушло, не отцвело?! Может, по-прежнему живёт тот старый Зальцбург, и в нём — маленький мальчик, по имени Вольфганг Амадей Моцарт? Кто знает…

Я слушаю ту старинную музыку, и, как наяву, предстаёт перед моими глазами и маленький старый домик, и сам маэстрино — весёлый мальчик с тоненькой шейкой, в серебряном паричке, похожий на вербную веточку. Прекрасное видение!..

Я расскажу тебе, мой читатель, о жизни маленького Моцарта.

И если кто-нибудь скажет, что в моих рассказах больше выдумки, чем правды, я отвечу: «Что ж, а музыка Моцарта, разве она не сказочное чудо?!»

О Зальцбурге и некоторых обстоятельствах рождения нашего героя

В те дни Зальцбург был столицей маленького церковного княжества. На карте тогдашней Европы оно выглядело крохотным, не более ноготка. Но ведь его измеряли лишь в ширину и длину. А стоило поднять свой взор выше — и вы немало удивились бы…

Здесь, в Зальцбурге, начинали своё шествие величественные Альпы — одни из самых красивых гор Европы. Каждое утро солнце, точно сиятельный маршал, обходило их стройные ряды и поправляло золотой рукой их белоснежные шапки. А кроме того, у солнца имелось ещё много других дел: заглянуть в каждую улицу, каждый сад, дом и главное — вовремя улыбнуться здешнему владельцу — архиепископу, дабы в княжестве всё шло тихо и спокойно…

Кто никогда не видел архиепископов, может спросить: «А какие они?» Так вот, если на серебряный самовар поставить ромовую бабу и накрыть шёлковой шалью с кистями, — это будет очень похоже. И вся разница лишь в том, что зальцбургский «самовар» умел высокопарно говорить, читать молитвы и тянуть нараспев: «Амен, амен, амен!..» Тем и вызывал он у жителей некоторую почтительность. Ведь тогда любой зальцбуржец обязан был ходить в церковь. А церкви тут громоздились на каждом шагу!

И всё-таки не церквами, не архиепископом, даже не высоким небом славился старинный городок. В самой Австрии о нём говорили так: «Да разве это город? Это настоящая музыкальная шкатулка!»

И в самом деле, как ни сказочно это, но в славном Зальцбурге каждый второй житель плясал, каждый третий — пел и каждый четвёртый — обязательно играл на музыкальном инструменте.

А как пели, играли и плясали зальцбуржцы! Даже строгие церковные кресты и те, казалось, начинали приплясывать, стараясь закружить в весёлом танце пролетающие мимо лёгкие облака!

Вот в один из таких танцующих дней и родился Вольфганг Амадей Моцарт.

Судьба, лениво листающая страницы зальцбургской жизни, вдруг остановилась и, сказав «ах!», нежно коснулась рукой колыбели новорождённого: «Знаменитый музыкальный городок будет иметь своего знаменитого композитора!»

Правда, в тот день никто на зальцбуржцев и не подозревал об этом. По-прежнему они пели, плясали, играли, и лишь отец новорожденного, скрипач Леопольд Моцарт, счастливо вздохнув, задумался: «А кем будет мой мальчик? Станет ли он переплётчиком, как все Моцарты, иль, подобно мне, отдаст своё сердце музыке?! Кто знает?..»

И пока всё здесь пребывает в счастливой неизвестности, мы перейдём к следующей главе.

Ну, конечно, маленький Моцарт стал музыкантом! Мы даже знаем сейчас тот счастливый день и час, когда это произошло.

Среди многих записей старшого Моцарта есть такие волшебные строчки: «Этот менуэт и трио Вольфганггерль выучил 20 января 1761 года и половине десятого вечера в возрасте четырёх лет за день до своего рождения». Так возблагодарим же тот праздничный день и, поклонившись ему, попросим:

— Достопочтеннейший сударь День, а не расскажете ли вы нам более подробно эту историю? Отчего маленький Моцарт стал так рано музицировать? Может быть, здесь есть какая-то сказочная тайна?..

О сказочной тайне маленького Моцарта

В тот вечерний час в доме Моцартов было тихо. Закутавшись в папин сюртук, Вольфганг дремал в кресле.

И вдруг! Что бы это могло быть?! Такой долгий и странный звук…

«Наверно, это хрупкий луч луны замёрз и сломался, стукнув в окно…» — подумал Вольфганг.

Малыш встал, чтобы посмотреть, и тут… Да это же сам — запечный Сверчок со своей волшебной скрипочкой!

Закинув на плечо полу бархатного плаща, Сверчок отвесил мальчику низкий поклон:

— Добрый вечер, маленький сударь!

— Добрый вечер, — удивился Моцарт.

Запечный Сверчок поднял свою волшебную скрипочку, вскинул смычок… и заиграл…

Он играл так прекрасно, что, не выдержав, мальчик воскликнул:

— Какая прелесть! Никто в Зальцбурге не играет так хорошо! Вот если бы мне стать таким музыкантом!

— А что же вам мешает, маленький сударь? — спросил Сверчок. — По-моему, у вас есть и слух, и сердце.

— Но я ещё маленький! — рассердившись, сказал Моцарт и с досадой топнул ножкой.

Тогда Сверчок тоже топнул ножкой.

— Стыдитесь, я же меньше вас! Мне всего годик, а вам — четыре! И уж давно пора стать настоящим маэстрино!

— Вы правы, — смутился Моцарт. — Но ноты. Ах, эти ноты! Я всегда их забываю!

И здесь говорящий Сверчок улыбнулся и сказал:

— Затем-то я и пришёл! Сейчас я сыграю одну волшебную мелодию. Запомните её, и тогда вы будете помнить и все остальные! Слушайте!..

И Сверчок заиграл! Никогда раньше не приходилось Вольфгангу слышать музыку, подобную этой!

Умолк последний звук.

— Прощайте, маэстрино. Надеюсь, со временем, когда вы станете знаменитым музыкантом, вы вспомните обо мне! — сказал Сверчок и, откланявшись, удалился…

Как известно, взрослый Моцарт потом не раз вспоминал с благодарностью своего Сверчка. Однако почтенные современники его решили не писать об этом. Да ведь и в самом деле, кто, кроме детей и чудаков, поверит в маленького запечного музыканта и его волшебную скрипку?!

Однажды в году, как раз в тот день и час, о котором писал Леопольд Моцарт, вспоминая первый менуэт, разученный сыном, в Австрии вновь звучит удивительная музыка. Это в честь маленького Моцарта играют зальцбургские сверчки, и, слушая их, танцует за окном вечерний снег…

О танцующем снеге, о вене и серебряной шпаге принца

Танцующий снег… Теперь он был не в маленьком Зальцбурге, а в большой прекрасной Вене, столице Австрии.

Ослепительно блистали старинные венские фонари, и в праздничном ореоле их блеска весело кружились робкие снежинки.

Впрочем, так было в конце путешествия. А в начале?

В самом начале Моцарты очень волновались. Правда, многие зальцбуржцы уже восторгались игрой мальчика. И всё-таки здесь, в Вене, всё внушало опасения. Было столько всяких «НО».

Но что скажет император?

Но что скажет императрица?

Но что скажут придворные?

И, главное, как отнесутся к Вольфгангу столичные музыканты?..

Однако все сомнения оказались напрасными! Маленький музыкант сразу покорил венскую публику! Вольфганг играл бесподобно. И, наверное, поэтому, когда кончилась музыка, так долго длилось молчание: эхо звуков умирало в каждом сердце, и каждый, прислушиваясь к себе, ловил их последнее дыхание…

Но вот зал ожил, затрепетал, словно огромная бабочка! Взлетели вверх кружевные манжеты! Все говорили, вздыхали и повторяли без конца: «Прелестно! Прелестно!»

Так было вечером…

А утром… Утром произошло ещё одно удивительное событие!

Едва маленький Моцарт проснулся, едва открыл глаза, как вдруг распахнулась дверь и на пороге появился чопорный императорский лакей.

Осыпав комнату блеском позументов, он склонился в торжественном поклоне:

— За вашу прелестную музыку Её Императорское Величество жалует вам шпагу и платье принца!

Ах, какое прекрасное пробуждение! Словно кружатся, сверкают бесчисленные зеркала, и в каждом — лиловый камзол, и в каждом — серебряная шпага!

Нет, маленький Моцарт не может, не смеет этому поверить!

Но старший Моцарт рассеивает все сомнения. Роняя слова сквозь счастливые слёзы, он говорит:

— Это всё правда, правда, Вольфганг! Исполнилась мечта наша! Сегодня ты уже не какой-то неизвестный музыкант! Отныне ты — маленький принц австрийской музыки! Поздравляю тебя, мой мальчик!

Ну, вот и всё…

В день отъезда Моцарта, будто празднуя его блистательный успех, ярко сияли старинные уличные фонари, а вокруг кружился и кружился пушистый радостный снег! Смеясь, Вольфганг ловил его шпагой. Снежинки падали и застывали на ней нежными прозрачными цветами…

…Однажды такой белый цветок я нашёл в одной старой-старой книге. Там рассказывалось о маленьком музыканте, о старинных фонарях, танцующем снеге, лиловом платье принца и о серебряной шпаге…

И теперь, мой читатель, я поведал об этом тебе…

О пропавшей музыке и об ордене «Золотая шпора»

Известен ли тебе, мой читатель, знаменитый случай с римским папой и маленьким Моцартом?

Восторженные итальянцы до сих пор не перестают щёлкать языком и удивляться:

— Нет, вы только подумайте! Гордый первосвященник склонился перед талантом мальчика?!

…Римский папа не признавал никого и ничего, кроме бога, себя и музыки. Да-да, музыки! Папа знал, как велика власть музыки над сердцами людей, и поэтому собирал и покупал самую прекрасную музыку.

Раз или два в год эта прекрасная музыка торжественно звучала в папской церкви. И тогда, точно весенние ласточки, взлетали вверх голоса хора, а холодный храм будто теплел и наполнялся ласковым светом!

Потом праздник кончался, всё меркло. Драгоценные ноты прятали в бархатную темницу — золочёную папскую шкатулку. Там она и хранилась до следующего праздника среди запахов засохшей вербены и сладкого ладана.

День и ночь два дюжих гвардейца стояли на страже, оберегая прекрасную музыку.

И если кто-нибудь случайно подходил к шкатулке близко, грозным предостережением стучали о каменный пол гвардейские алебарды: «Стоп! Стоп! Стоп!»…

И по сей день в Италии всё оставалось бы по-прежнему, но один поистине волшебный случай нарушил заведённый папой порядок. И было это так.

Как раз в то время в Италии выступал маленький Моцарт.

Однажды, гуляя по вечернему Риму, он забрёл в папскую церковь. Был праздник. Торжественная музыка сотрясала церковные своды, пел хор, верующие молились. Никто не заметил прихода юного Моцарта. А он пришёл, послушал музыку и ушёл, так никем и не замеченный.

На другой день в папском дворце начался неслыханный переполох. Все бегали, суетились, стукались лбами и ахали: «Музыка! Пропала музыка! Прекрасную музыку похитили!»…

Виновником переполоха был маленький Моцарт. Однако он и пальцем не тронул шкатулку с драгоценными нотами! Будучи в церкви, он просто запомнил эту музыку — всю, от начала до конца!

Теперь её распевал весь Рим!

Ах, как негодовал римский папа! Он даже велел арестовать уши Моцарта, дабы впредь они не смели слышать то, что им не положено!

Две холодные алебарды коснулись ушей мальчика! Две холодные алебарды теперь сопровождали его всегда и везде.

А римляне? Сначала они удивились. А потом, расхохотались! «Арестованные уши!» — смеялся весь Рим, вся Италия!

В испуге зазвенели колокола папской церкви. И тогда папа насупил брови и задумался… Он думал день, думал два, а на третий решил: «Лучше быть добрым, чем смешным». И маленького Моцарта не только простили, но и наградили орденом «Золотой шпоры», которым награждали только самых знаменитых и самых старых композиторов! А Моцарту едва минуло… двенадцать лет!

Радость Моцарта была огромной. Но гораздо больше его радовала благодарность людей. Он подарил им то, что они любили…

О поездке Моцарта в прекрасный Париж

Париж!.. Наверно, это самый удивительный, самый сказочный город на свете! Возьмите хотя бы названия парижских улиц!

Улица СТАРОЙ ГОЛУБЯТНИ… Улица КОШКИ, ИГРАЮЩЕЙ В МЯЧ!

Парижане уверяют, что на этой самой улице родился знаменитый Кот в сапогах!

Он и теперь приходит ночью на эту узкую улочку, чтобы поиграть в золотой мячик. А люди открывают окна и ждут… Куда влетит мячик, к тому придёт счастье! Ну не сказочно ли это?!

А вот что писали в своих письмах иностранцы, которым посчастливилось побывать в Париже в те времена: «Сам воздух Парижа веселит нас!»

Более того! Говорят, что каждый отъезжающий увозил с собой в изящной вазе или кувшине парижский… воздух! И когда ему становилось грустно, он открывал сосуд и, вдохнув волшебный воздух старого города, начинал беспечно смеяться!

Как известно, парижане очень любят шутить. Когда Моцарт приехал в Париж, они его тоже восприняли как очаровательную шутку музыки. «Такой младенец и талантливее многих старых! Ну разве это не забавно?!» — смеялись парижане.

И, желая угодить добрым французам, Моцарт писал им сонаты, менуэты и, надев серебряный паричок, играл и играл свои бесконечные концерты, и вскоре о нём заговорил весь Париж.

А когда наступил Новый год и на колокольнях повисли серебряные нити, а в королевском дворце зажглись золотые свечи, Его Величество король Франции пригласил мальчика на новогодний ужин.

В тот праздничный вечер Вольфганг Амадей Моцарт присутствовал во дворце как паж короля. И король Франции спрашивал своего юного пажа:

— Скажите, мой друг, что вы думаете о музыке?

И маленький Моцарт с поклоном отвечал:

— Музыка, Ваше Величество, это голос нашего сердца!

Король улыбался и милостиво кивал. А следом за королём улыбались и кивали все придворные.

Под утро, когда Моцарт выходил из дворца, поклоны сопровождали его до самой улицы. Но и на улице люди снимали шляпы и, с восхищением глядя на маленького музыканта, шептали:

— Смотрите, смотрите! Это Вольфганг Моцарт — паж Его Величества!..

Новогодняя ночь была поистине сказочной! Вольфганг шёл и от счастья тихо напевал. Но вдруг незатейливая мелодия внезапно оборвалась, Моцарт остановился! На набережной Сены, возле моста, стоял нищий мальчуган и, кутаясь в лохмотья, протягивал к нему посиневшую от холода руку.

Вольфганг стал торопливо шарить по карманам, хотя прекрасно знал, что не найдёт там и сантима. И тогда, решительно сдёрнув с себя бархатный пажеский плащ, накинул его на плечи нищего мальчугана и бросился бежать!..

Ему было нестерпимо стыдно! Что стоили его успех, его великолепие, когда на свете столько горя!..

«Музыка — это голос нашего сердца!» — сказал королю Моцарт.

Много позже, вспоминая о Париже, о маленьком нищем на набережной Сены, Моцарт сочинил колыбельную песню — воплощение любви и нежности. В ней были радость и грусть, печаль и надежда:

Спи, моя радость, усни,
В доме погасли огни,
Рыбки уснули в пруду,
Птички утихли в саду,
В лунный серебряный свет
Каждый листочек одет…
Глазки скорее сомкни.
Спи, моя радость, усни,
Усни, усни…
В доме всё стихло давно,
В кухне, в подвале темно,
Дверь ни одна не скрипит,
Мышка за печкою спит.
Кто-то вздохнул за стеной,
Что нам за дело, родной?..
Глазки скорее сомкни,
Спи, моя радость, усни,
Усни, усни…
Завтра ты будешь опять
Бегать, смеяться, играть.
Завтра тебе я в саду
Много цветочков найду,
Всё-то достать поспешишь.
Лишь бы не плакал малыш!
Глазки скорее сомкни.
Спи, моя радость, усни.
Усни, усни…

О первой национальной опере, о великом Глюке и маленьком Моцарте

…Однажды молодой австрийский император, пощипывая пышное кружевное жабо, неожиданно сделал рукой жест, напоминающий полёт дирижёрской палочки.

Придворные тотчас же поняли намёк своего императора и заказали Моцарту комическую оперу-буффа.

Что такое «буффа» или «буфф»? Пожалуй, это то же самое, что «уфф!» или «пуфф!». Так отдуваются от хохота зрители, когда им приходится видеть или слышать что-нибудь очень смешное и весёлое: «Уфф-пуфф-буфф!»

Однако на представлении оперы Моцарта посмеяться никому не пришлось. И хотя уже шли репетиции и театральные примадонны пробовали пружинки голосов, комической опере-буффа так и не суждено было подняться на сцену.

И знаете почему?

Знаменитые венские музыканты, все как один, выразили своё неудовольствие Моцартом. И самым важным среди них был Глюк.

Глюк был не просто музыкантом и композитором. Похожий больше на серебряный орган, чем на живого человека, он как бы олицетворял сам дух музыки! К сожалению, слава пришла к Глюку с опозданием. И теперь этот живой серебряный орган, как ребёнок, дулся на маленького Моцарта.

Злые умы истолковали недовольство знаменитого старика по-своему: великий Глюк не признаёт юного Моцарта!

И вскоре двери императорского театра закрылись перед удачливым маэстрино.

Рассерженный Вольфганг так стукнул по оперной папке, что ноты, словно птицы, разлетелись во все стороны! Жалкие и одинокие, они летели по всей Вене, опускались на дома и деревья… Казалось, весь город справляет белый траур по маленькому Моцарту.

Среди всех нотных листков один оказался счастливым. Его поднял добрый доктор Месмер. Свернув листок подзорной трубой, он посмотрел на дом Моцарта.

Отчаявшийся Вольфганг стоял у окна и рисовал на нём пальцем бесконечные унылые кружочки…

Но вот в окно стукнула докторская трость, и кружочки, точно биллиардные шары, вмиг разлетелись! За распахнутым окном открылась площадь — весёлая, нарядная, ликующая!

— Вы видите, Вольфганг, как веселится народ?! — воскликнул Месмер. — Сегодня я заказываю вам новую оперу! Народную, с танцами!

«Народную оперу?! Да это же настоящее чудо! Будто огромная хлопушка взрывается каскадом разноцветных конфетти! Праздничные спектакли, бродячие цирки, ярмарочные балаганы!»…

Картины, одна удивительнее другой, возникали перед глазами — весёлые, волшебные, неповторимые!..

Такой неповторимой и вышла новая опера Моцарта «Бастиен и Бастиена» по-взрослому смешная и по-детски трогательная.

Теперь даже самые закоренелые недоброжелатели и завистники таяли от восторга!

А старый, важный, знаменитый Глюк?

Говорят, он тоже был на первом представлении. Происходящее на сцене заворожило великого музыканта!

Волнуясь, он не заметил, как превратил розовый листок оперной программки в крохотный лёгкий кораблик.

«О, это добрый знак!» — улыбнулся Глюк и, не дожидаясь, пока упадёт тяжёлый занавес, с восторгом воскликнул:

— Браво! Браво, Моцарт!

О сказке с печальным концом

Озарённая блистательным успехом, жизнь маленького Моцарта была похожа на сказку.

Однако заглянем в итальянский город Болонью, на благороднейшую Страда Сан-Донато.

Там, в сумрачном здании старинной академии, на одной из стен, потемневших от времени, хранился когда-то портрет юного Моцарта. Удивительное творение! В обрамлении парадной красоты и лиловой торжественности — печальное и таинственное лицо мальчика. Маленький академик будто с тревогой ждёт чего-то, что-то предчувствует… Но что?..

Поведаю я тебе, мой читатель, одну историю.

Жил когда-то на свете сиятельный вельможа. И славился он в мире своей великой любовью к прекрасному. Лучшие картины, старинные гобелены, статуэтки и фарфор украшали его гостиную. Но не роскошные гобелены, не распахнутые, как солнце, веера, не молочно-румяный фарфор, а маленький живой музыкант — вот что было самым прекрасным в доме графа!

Серебряный паричок, лиловый камзол и крохотная шпага делали маленького музыканта похожим на изящную статуэтку. Сиятельный хозяин и его высокопоставленные гости не чаяли в игрушечном музыканте души! Особенно, когда он садился за клавесин и начинал играть. А играл он — чудо как легко и красиво!

— Сказочный гномик! Изумительная вещь! — сюсюкали напыщенные господа, сложив губы рюмочкой.

…Но время шло. Гномик рос, становился старше. И однажды, после игры, он встал посреди роскошной гостиной и сказал:

— Господа! Гномика больше нет! Взгляните, я совсем уже взрослый!

Бедный, бедный музыкант! Он ждал дружеских приветствий, сердечных поздравлений… Увы!

Сиятельный граф смерил его презрительным взглядом:

— Ну что ж, любезнейший, — сказал он, — коль вы перестали быть игрушкой, ваше место на кухне!

И музыканта прогнали прочь…

Вот какой печальный конец у сказки о маленьком музыканте, похожем на фарфоровую статуэтку.

Серебряный паричок, лиловый камзол и шпага принца…

Надеюсь, мой читатель, ты всё понял.

Да, это рассказ о нём, о маленьком Моцарте. Именно такой и была его жизнь, когда он возвратился в родной Зальцбург после долгих странствий.

Из блестящего мира концертных залов и сверкающих гостиных он сразу, будто оступившись, упал в лакейскую.

Так поступил с ним его хозяин — архиепископ. Иначе не могло и быть. Пока Моцарт был маленьким чудом, забавной игрушкой знатных господ, его любили и баловали.

Но взрослый он не мог без разрешения переступить порог аристократического салона. Там ценился не талант, а титул.

Всякий раз напыщенный мажордом, ударяя о пол жезлом, торжественно, словно внося новое блюдо, провозглашал:

— Его сиятельство князь!.. Его величество граф!..

А что он мог сказать о Моцарте?!

Внук переплётчика, бедняк из Зальцбурга. Да кто же будет ему кланяться? Кто станет уважать?..

Правда, возмущённый юноша писал потом, что чести и достоинства в нём гораздо больше, чем у любого графа. Да какой прок в тех высоких словах?!

Когда впервые гордый музыкант захотел сказать об этом вслух, секретарь архиепископа просто пнул его башмаком. И пока он падал, каждая ступенька мраморной лестницы отзывалась жестоким смехом архиепископского секретаря:

Безродный му-зы-кан-тиш-ка! Ха-ха-ха!..

Небольшое заключение

Итак, кончилось детство Моцарта. Кончилась сказка…

Началась другая, не похожая на сказку, взрослая жизнь.

Она началась с той поры, когда юный Моцарт последний раз простился с Зальцбургом и навсегда уехал в Вену.

Напрасно грустили о нём зальцбуржцы. Напрасно ждали его ночами запечные сверчки, настраивая свои волшебные скрипочки. Вольфганг так и не вернулся.

А вскоре почтовая карета привезла из австрийской столицы письмо. В нём торжественно извещалось: «Вольфганг Амадей Моцарт стал первым независимым музыкантом XVIII столетия!»

Теперь он подчинялся одной музыке. И только ей!

…Звучит музыка Моцарта. И светлеет мир, и пробуждается сердце, рвущееся навстречу счастью.

И если ты, мой читатель, успел полюбить маленького Моцарта и тебе не хочется с ним расставаться, послушай его прекрасную музыку…

– Краковский университет в Польше гудел как улей: испанский капитан Колумб открыл новые диковинные земли за Атлантикой!

Молодой голубоглазый студент Николай Коперник с восторгом слушал эти удивительные новости и привыкал к изменившемуся миру. Пятнадцатый век был на исходе. Неспокойный век, смутный. Время в нём словно убыстрилось… – Никки рассказывала детям про далёкое Средневековье, а тем чудилось, что она сама жила в древнем Кракове и всего лишь припоминает события тех лет. – В этом веке, благодаря Пурбаху, Региомонтану и другим учёным-переводчикам, в Европе снова появились давно забытые труды древнегреческих математиков и астрономов.

В пятнадцатом столетии Гутенберг научился печатать книги, и сейчас любой студент мог купить себе печатный экземпляр астрономических таблиц Региомонтана, составленных на основе теории Птолемея. Николай Коперник тоже приобрёл «Эфемериды» Региомонтана.

В этом веке неправильность церковного календаря стала очевидной, и Николай Кузанский призвал Ватикан к его исправлению.

Николай Кузанец, хотя и является почтенным священником и уважаемым богословом, высказывает в своём сочинении «Об учёном незнании» удивительно крамольные мысли о том, что Земля вовсе «не покоится», как утверждает Птолемей. «Наша Земля в действительности движется, хоть мы этого не замечаем, воспринимая движение только в сопоставлении с чем-то неподвижным. В самом деле, если бы кто-то на корабле среди воды не знал, что вода течёт, и не видел берегов, то как бы он заметил движение судна?»

Кузанец даже полагает, что на звёздах живут разумные обитатели.

Это очень необычные взгляды.

– Что в них необычного? – удивилась Галатея.

– Это для нашего времени они общеприняты, а для тех времен это была ересь чистой воды, фантастически смелое опровержение общепринятых догм, – пояснила королева Никки. – И это несмотря на то, что в пятнадцатом веке инквизиция свирепствует как никогда. Испанский инквизитор Торквемада сжигает еретиков тысячами, но никак не может остановить новые веяния, проникающие со всех сторон. Вот и Колумб привёз из-за океана потрясающие новости о новой земле.

Николай, как и его тёзка Кузанец, тоже интересуется звёздами, тем более что за четыре года, проведённых в Краковском университете, небо щедро показало студенту три солнечных затмения, комету и соединение Юпитера с Сатурном. Коперник даже сам наблюдал затмение звезды Луной!

– Это когда диск Луны наползает на звезду? – спросила Галатея.

– Да, и сразу становится понятно, что звёзды расположены гораздо дальше Луны. Когда астроном Региомонтан умер в Риме, Николаю Копернику, сыну Николая, польского торговца медью («медь» – это «koper» на голландском или «copper» на английском), было всего три года. Но именно ему выпало продолжить дело возрождения астрономии в Европе и совершить наиболее поразительный переворот в головах жителей планеты Земля.

Николаю было десять лет, когда его отец умер от чумы, и юного Коперника взял к себе его дядя, управляющий церковным хозяйством.

Коперник любил учиться: после Кракова он поехал в итальянский университет Болоньи, где, следуя своему увлечению звёздами, поселился в доме, где жил профессор-астроном.

– Жаль, что мы не можем услышать те вечерние беседы о космосе, которые вел юный Коперник со своим соседом-профессором! – воскликнул Андрей.

Никки кивнула:

– Историки многое бы отдали, лишь бы поприсутствовать на тех дискуссиях. Ведь система небес по Птолемею, которую излагали тогдашние профессора, казалась Копернику слишком сложной и некрасивой. Ему же хотелось, чтобы небесная механика была совершенной!

После окончания Болонского университета Коперник не возвращается домой, а едет в Рим, потом в университет Падуи – изучает медицину, впитывает интеллектуальное богатство Италии, первой вступившей на путь возрождения европейской науки.

Его дядя, уже ставший епископом и подготовивший племяннику место каноника, зовёт Коперника домой, но тот остаётся ещё на три года в Падуе для занятий медициной.

Закончив три университета, Коперник не стал получать в них учёную степень – по той лишь причине, что друзья-студенты ожидали от каждого выпускника шумного застолья, разорительного для небогатого человека. Только в тридцать лет Коперник сдал экзамены на учёную степень в университете Феррары (где его никто из студентов не знал) и вернулся в Польшу.

Уже в те годы Коперник пришёл к мысли о гелиоцентризме и начал распространять среди друзей свои рукописи о новом взгляде на мироздание.

Вернувшись в Краков, Коперник становится помощником своего дяди-епископа, читает лекции в университете и занимается астрономическими наблюдениями.

После смерти дяди Николай Коперник, которому уже исполнилось тридцать девять лет, переезжает в маленький городок Фромборк, где начинает выполнять обязанности священника. (В этом глухом уголке Польши Коперник остался до конца жизни.) В одной из башен собора каноник-астроном оборудовал обсерваторию и продолжил работать над своей главной книгой.

Слухи о новом выдающемся астрономе распространились по Европе, и римский папа пригласил Коперника в Рим – для работы над новым календарём. Но, в отличие от Региомонтана, Коперник вежливо отказался и остался в своей польской глухомани – не спеша готовить величайшую революцию человеческой мысли.

Последнюю тысячу лет образование было доступно практически только священнослужителям, но истина настолько притягательна, что для ниспровержения религиозных догм она вербует сторонников даже среди священников.

Читатель, топни ногой по земле!

Надёжная и непоколебимая.

Для достижения небесной гармонии смелый польский каноник покусился на покой нашей земной тверди. Коперник остановил Солнце, взял твёрдой рукой Землю за шкирку и бросил её в годовой космический полёт вокруг светила, вдобавок придав нашей планете быстрое суточное вращение!

В пятьдесят восемь лет Николай Коперник ушёл в отставку с поста священника и полностью сосредоточился на своей книге, в которой он собрал все доводы в пользу гелиоцентрической системы. Над этой книгой Коперник работал полжизни. Николай не забывал своё медицинское образование и продолжал бесплатно лечить людей.

– А почему Коперника обычно называют священником? – спросил Андрей. – Ведь он был им лишь часть своей жизни?

– Верно, это довольно распространенное и не совсем правильное мнение. Коперник был в первую очередь учёным. За свою жизнь он проявил себя выдающимся мыслителем и астрономом, а также умелым врачом и юристом, губернатором и дипломатом, экономистом и священником. Он знал кроме польского немецкий, итальянский, латынь и греческий языки, поэтому был ещё и переводчиком.

Коперник влюбился в красивую девушку, но не смог на ней жениться, следуя суровым догмам католической церкви. И подлинной страстью Коперника стала астрономия. Он создал новую систему мира и написал об этом книгу, но не знал, как её опубликовать.

Кроме того, Коперник прекрасно понимал, какую бурю негодования вызовет его труд среди религиозных догматиков: «…как только некоторые узнают, что в этих моих книгах, написанных о вращении мировых сфер, я придал земному шару некоторые движения, они тотчас же с криком будут поносить меня…» Он так отзывается о своих противниках: «…пустословы, которые, будучи невеждами во всех математических науках, всё-таки берутся о них судить». Священник Коперник с гордостью заявил: «Математика пишется для математиков…»

– Значит, он считал себя математиком! – решила Галатея.

– В те времена издание книги было предприятием примерно такой же сложности, как постройка океанского корабля. Копернику перевалило уже за шестьдесят пять, и ему начало казаться, что его книга никогда не увидит свет. Но тут к нему приехал молодой энергичный австриец Ретик, услышавший о новых идеях польского астронома.

Ретик сразу принял гелиоцентрическую точку зрения Коперника, став его единственным учеником. В течение двух лет Ретик опубликовал краткое изложение системы мира по Копернику, подготовил шеститомный труд учителя к печати и договорился с герцогом Пруссии о поддержке издания книги великого астронома.

Книга начала превращаться в реальность: Коперник получает из типографии Нюрнберга корректуру – предварительно напечатанные листы, – проверяет, исправляет и отправляет её назад. Но в декабре 1542 года престарелого учёного разбивает паралич. На много месяцев Коперник остаётся прикованным к постели. За выпуском книги следит Ретик.

24 мая 1543 года полностью изданная книга была вложена в руки парализованного Коперника. Мы не знаем, что почувствовал и что подумал учёный в этот момент. Но вечером того же дня великий астроном Николай Коперник умер, выполнив свой долг учёного до конца и войдя в историю как создатель гелиоцентрической системы мира.

– Я знаю, что он подумал, – вдруг заявила Галатея. – Он понял, что он свободен.

Никки с задумчивым удивлением посмотрела на маленькую девочку, сказавшую такие мудрые слова, и продолжила:

– Коперника похоронили в соборе Фромборка, в котором он провел вторую половину своей жизни.

А его книга стала началом научной революции в Европе.

Не сразу католическая церковь осознала радикальность и «еретичность» идей Коперника: с одной стороны, ей хватало проблем с протестантской ересью, с другой – церковь нуждалась в новом календаре и перестала запрещать занятия астрономией. Римский папа даже благожелательно выслушал лекцию одного учёного кардинала о гелиоцентрической системе, хотя, видимо, папа просто не понял новизны коперниканской модели небес.

– Не видимо, а очевидно! – Андрей запальчиво перебил рассказчицу.

– Лишь семьдесят лет спустя церковь, осознав взрывоопасность гелиоцентризма, запретила учение Коперника и потребовала уничтожить его книгу или вычеркнуть из неё самые еретические места. Вдобавок церковь попыталась представить коперниканскую систему мира не как реальную модель, а просто как математический приём, полезный для вычислений движения светил.

Книга Коперника к тому времени вышла уже третьим изданием и распространилась по всей Европе. Многие владельцы этой книги были вынуждены выполнить указ церкви и сжечь труд Коперника или замазать чёрной краской указанные страницы.

Но было поздно: истина обладает удивительным свойством притягательности. Запретить истину какими-либо указами или закрасить её чёрным цветом попросту невозможно.

– Раз велели замазать, значит, теория правильная, – подытожил Андрей. – А неправильную теорию без толку замазывать – она и так неправильна и никому не интересна.

Никки кивнула:

– На памятнике Копернику написано: «Остановивший Солнце, сдвинувший Землю». Благодаря Копернику, Земля сорвалась с места, закружилась вокруг Солнца, и затормозить её уже было никому не по силам.

Примечания для любопытных

Николай Кузанский (1401–1464) – немецкий философ и математик. Кардинал католической церкви.

Томас Торквемада (1420–1498) – Великий инквизитор Испании. Лично ответственен за гибель многих людей.

Николай Коперник (1473–1543) – великий польский астроном и математик. Автор современной гелиоцентрической системы мира.

Ретик (Георг Иохим фон Лаухен) (1514–1574) – немецкий астроном и математик. Единственный ученик Коперника. В 1540 году опубликовал первое изложение коперниканской системы.

Каноник – священник католической церкви.

Протестантизм – широкое христианское течение, отделившееся от католической церкви. Возникло в XVI веке при Реформации и представляет собой множество ответвлений: лютеранство, кальвинизм, англиканство, квакерство, баптизм и т. д. Доминирует в США и Северной Европе, в том числе – в Англии и Скандинавии.

СЦЕНА I

Комната.

Сальери

Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет — и выше. Для меня
Так это ясно, как простая гамма.
Родился я с любовию к искусству;
Ребёнком будучи, когда высоко
Звучал орган в старинной церкви нашей,
Я слушал и заслушивался — слёзы
Невольные и сладкие текли.
Отверг я рано праздные забавы;
Науки, чуждые музыке, были
Постылы мне; упрямо и надменно
От них отрекся я и предался
Одной музыке. Труден первый шаг
И скучен первый путь. Преодолел
Я ранние невзгоды. Ремесло
Поставил я подножием искусству;
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию. Тогда
Уже дерзнул, в науке искушенный,
Предаться неге творческой мечты.
Я стал творить; но в тишине, но в тайне,
Не смея помышлять ещё о славе.
Нередко, просидев в безмолвной келье
Два, три дня, позабыв и сон и пищу,
Вкусив восторг и слёзы вдохновенья,
Я жёг мой труд и холодно смотрел,
Как мысль моя и звуки, мной рожденны,
Пылая, с лёгким дымом исчезали.
Что говорю? Когда великий Глюк
Явился и открыл нам новы тайны
(Глубокие, пленительные тайны),
Не бросил ли я всё, что прежде знал,
Что так любил, чему так жарко верил,
И не пошёл ли бодро вслед за ним
Безропотно, как тот, кто заблуждался
И встречным послан в сторону иную?
Усильным, напряжённым постоянством
Я наконец в искусстве безграничном
Достигнул степени высокой. Слава
Мне улыбнулась; я в сердцах людей
Нашёл созвучия своим созданьям.
Я счастлив был: я наслаждался мирно
Своим трудом, успехом, славой; также
Трудами и успехами друзей,
Товарищей моих в искусстве дивном.
Нет! никогда я зависти не знал,
О, никогда! — нижe, когда Пиччини
Пленить умел слух диких парижан,
Ниже, когда услышал в первый раз
Я Ифигении начальны звуки.
Кто скажет, чтоб Сальери гордый был
Когда-нибудь завистником презренным,
Змеёй, людьми растоптанною, вживе
Песок и пыль грызущею бессильно?
Никто!.. А ныне — сам скажу — я ныне
Завистник. Я завидую; глубоко,
Мучительно завидую. — О небо!
Где ж правота, когда священный дар,
Когда бессмертный гений — не в награду
Любви горящей, самоотверженья,
Трудов, усердия, молений послан —
А озаряет голову безумца,
Гуляки праздного?.. О Моцарт, Моцарт!

Входит Моцарт.

Моцарт

Ага! увидел ты! а мне хотелось
Тебя нежданной шуткой угостить.

Сальери

Ты здесь! — Давно ль?

Моцарт

Сейчас. Я шёл к тебе,
Нёс кое-что тебе я показать;
Но, проходя перед трактиром, вдруг
Услышал скрыпку… Нет, мой друг, Сальери!
Смешнее отроду ты ничего
Не слыхивал… Слепой скрыпач в трактире
Разыгрывал voi che sapete. Чудо!
Не вытерпел, привёл я скрыпача,
Чтоб угостить тебя его искусством.
Войди!
Входит слепой старик со скрыпкой.

Из Моцарта нам что-нибудь!

Старик играет арию из Дон-Жуана; Моцарт хохочет.

Сальери

И ты смеяться можешь?

Моцарт

Ах, Сальери!
Ужель и сам ты не смеёшься?

Сальери

Нет.
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля,
Мне не смешно, когда фигляр презренный
Пародией бесчестит Алигьери.
Пошёл, старик.

Моцарт

Постой же: вот тебе,
Пей за моё здоровье.

Старик уходит.

Ты, Сальери,
Не в духе нынче. Я приду к тебе
В другое время.

Сальери

Что ты мне принёс?

Моцарт

Нет — так; безделицу. Намедни ночью
Бессонница моя меня томила,
И в голову пришли мне две, три мысли.
Сегодня их я набросал. Хотелось
Твоё мне слышать мненье; но теперь
Тебе не до меня.

Сальери

Ах, Моцарт, Моцарт!
Когда же мне не до тебя? Садись;
Я слушаю.

Моцарт

(за фортепиано)

Представь себе… кого бы?
Ну, хоть меня — немного помоложе;
Влюблённого — не слишком, а слегка —
С красоткой, или с другом — хоть с тобой,
Я весел… Вдруг: виденье гробовое,
Незапный мрак иль что-нибудь такое…
Ну, слушай же.

(Играет.)

Сальери

Ты с этим шёл ко мне
И мог остановиться у трактира
И слушать скрыпача слепого! — Боже!
Ты, Моцарт, недостоин сам себя.

Моцарт

Что ж, хорошо?

Сальери

Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность!
Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь;
Я знаю, я.

Моцарт

Ба! право? может быть…
Но божество моё проголодалось.

Сальери

Послушай: отобедаем мы вместе
В трактире Золотого Льва.

Моцарт

Пожалуй;
Я рад. Но дай схожу домой сказать
Жене, чтобы меня она к обеду
Не дожидалась.

(Уходит.)

Сальери

Жду тебя; смотри ж.
Нет! не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить — не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой….
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты ещё достигнет?
Подымет ли он тем искусство? Нет;
Оно падёт опять, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нём? Как некий херувим,
Он несколько занёс нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше.

Вот яд, последний дар моей Изоры.
Осьмнадцать лет ношу его с собою —
И часто жизнь казалась мне с тех пор
Несносной раной, и сидел я часто
С врагом беспечным за одной трапезой,
И никогда на шёпот искушенья
Не преклонился я, хоть я не трус,
Хотя обиду чувствую глубоко,
Хоть мало жизнь люблю. Всё медлил я.
Как жажда смерти мучила меня,
Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
Мне принесёт незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сотворит
Великое — и наслажуся им…
Как пировал я с гостем ненавистным,
Быть может, мнил я, злейшего врага
Найду; быть может, злейшая обида
В меня с надменной грянет высоты —
Тогда не пропадёшь ты, дар Изоры.
И я был прав! и наконец нашёл
Я моего врага, и новый Гайден
Меня восторгом дивно упоил!
Теперь — пора! заветный дар любви,
Переходи сегодня в чашу дружбы.

СЦЕНА II

Особая комната в трактире; фортепиано.

Моцарт и Сальери за столом.

Сальери

Что ты сегодня пасмурен?

Моцарт

Я? Нет!

Сальери

Ты верно, Моцарт, чем-нибудь расстроен?
Обед хороший, славное вино,
А ты молчишь и хмуришься.

Моцарт

Признаться,
Мой Requiem меня тревожит.

Сальери

А!
Ты сочиняешь Requiem? Давно ли?

Моцарт

Давно, недели три. Но странный случай…
Не сказывал тебе я?

Сальери

Нет.

Моцарт

Так слушай.
Недели три тому, пришёл я поздно
Домой. Сказали мне, что заходил
За мною кто-то. Отчего — не знаю,
Всю ночь я думал: кто бы это был?
И что ему во мне? Назавтра тот же
Зашёл и не застал опять меня.
На третий день играл я на полу
С моим мальчишкой. Кликнули меня;
Я вышел. Человек, одетый в чёрном,
Учтиво поклонившись, заказал
Мне Requiem и скрылся. Сел я тотчас
И стал писать — и с той поры за мною
Не приходил мой чёрный человек;
А я и рад: мне было б жаль расстаться
С моей работой, хоть совсем готов
Уж Requiem. Но между тем я…

Сальери

Что?

Моцарт

Мне совестно признаться в этом…

Сальери

В чём же?

Моцарт

Мне день и ночь покоя не даёт
Мой чёрный человек. За мною всюду
Как тень он гонится. Вот и теперь
Мне кажется, он с нами сам-третей
Сидит.

Сальери

И, полно! что за страх ребячий?
Рассей пустую думу. Бомарше
Говаривал мне: «Слушай, брат Сальери,
Как мысли чёрные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».

Моцарт

Да! Бомарше ведь был тебе приятель;
Ты для него «Тарара» сочинил,
Вещь славную. Там есть один мотив…
Я всё твержу его, когда я счастлив…
Ла ла ла ла… Ах, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?

Сальери

Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.

Моцарт

Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство —
Две вещи несовместные. Не правда ль?

Сальери

Ты думаешь?

(Бросает яд в стакан Моцарта.)

Ну, пей же.

Моцарт

За твоё
Здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии.

(Пьёт.)

Сальери

Постой,
Постой, постой!.. Ты выпил… без меня?

Моцарт

(бросает салфетку на стол)

Довольно, сыт я.

(Идёт к фортепиано.)

Слушай же, Сальери,
Мой Requiem.

(Играет.)

Ты плачешь?

Сальери

Эти слёзы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсёк
Страдавший член! Друг Моцарт, эти слёзы…
Не замечай их. Продолжай, спеши
Ещё наполнить звуками мне душу…

Моцарт

Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Не правда ль? Но я нынче нездоров,
Мне что-то тяжело; пойду засну.
Прощай же!

Сальери

До свиданья.

(Один.)

Ты заснёшь
Надолго, Моцарт! Но ужель он прав,
И я не гений? Гений и злодейство
Две вещи несовместные. Неправда:
А Бонаротти? Или это сказка
Тупой, бессмысленной толпы — и не был
Убийцею создатель Ватикана?

Моцарт и Сальери
Жанр:	пьеса
Автор:	Александр Сергеевич Пушкин
Язык оригинала:	русский
Год написания:	1830
Текст произведения в Викитеке

«Моцарт и Сальери» — третья (по авторскому счёту) «маленькая трагедия» Александра Сергеевича Пушкина. Задумана и предварительно набросана в Михайловском в 1826 г. Написана в чрезвычайно плодотворный период, известный в пушкиноведении под названием Первой Болдинской осени (1830 год). Впервые напечатана в альманахе «Северные цветы на 1832 г.». Пьеса экранизирована.

Зарождение и развитие замысла

Известно, что замысел будущих «Опытов драматических изучений», который впоследствии воплотился в четыре «Маленькие трагедии», возник у А. С. Пушкина после завершения работы над эпохальной трагедией «Борис Годунов». До наших дней дошёл перечень задуманных драматических сюжетов, которые Пушкин в определённом порядке записал на тыльной стороне автографа элегии на смерть своей музы Амалии Ризнич: «Скупой, Ромул и Рем, Моцарт и Сальери, Дон Жуан, Иисус, Беральд Савойский, Павел Первый, Влюблённый бес, Дмитрий и Марина, Курбский». Исследователи установили, что перечень сюжетных замыслов был составлен между июлем 1826 года и октябрём 1828 года; там же были обозначены сюжетные контуры трёх пьес цикла.

Первоначальное название трагедии «Моцарт и Сальери» — «Зависть», что указывает на порок, концептуально актуализированный в произведении. В то же время Пушкин решает отказаться от такого «прямолинейного» названия, поскольку его больше интересует философствующая личность художника-создателя, а не характер терзающегося завистника. Чувство зависти, гложащее пушкинского Сальери, служит лишь импульсом для убийства Моцарта. В то же время он руководствуется совершенно другими понятиями и представлениями, в первую очередь, искренней и непреложной верой в собственное избранничество, присущее «гордому Сальери», как он себя воспринимает.

В 1824 — 1825 гг. в печати широко распространилось известие, что Сальери на смертном одре признался в отравлении им Моцарта. Друзья Сальери выступили против этого, как против клеветы, считая его признание результатом психического расстройства. В бумагах Пушкина сохранилась следующая заметка, набросанная им в начале 30-х годов:

«В первое представление «Дон Жуана», в то время, когда весь театр упивался гармонией Моцарта, раздался свист — все обратились с негодованием, и знаменитый Сальери вышел из залы — в бешенстве, снедаемый завистью. Сальери умер 8 лет тому назад. Некоторые немецкие журналы говорили, что на одре смерти признался он будто бы в ужасном преступлении — в отравлении Моцарта. Завистник, который мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его творца».

Сюжет и концепция

Первый намёк на созревание страшного замысла убийства заявлен в сцене, когда Моцарт наигрывает свою «безделицу», а окончательно в рассудке Сальери закрепляется преступное намерение тогда, когда после сочинения этой «безделицы» непритворно заворожённый Моцарт останавливается у трактира и слушает слепого скрипача. По мнению Сальери, он обязан «остановить его» ради спасения высшей справедливости, ради избавления человечества от слишком райских песен, которые оно, состоящее из «чад праха», неспособно воспринимать. Пушкинский Сальери — совершенно особый тип: он отнюдь не «маленький человек», поверженный величием Моцарта: наоборот, он сам искренне презирает «маленьких людей» и испытывает откровенную ненависть к гениям, а осуществление страшного замысла Сальери мотивирует сам для себя тем, что необходимо спасти «жрецов и служителей музыки» от неминуемой гибели. Сальери — типичный представитель «человека середины», «маленькие люди» для него чересчур малы, а гении — неоправданно велики, и именно он, Сальери, призван исправить существующее положение.

Что касается Моцарта, то он лишён способности верить в свое божественное мессианское предназначение, что также утверждает Сальери в его преступном намерении: в ответ на замечание Сальери о том, что «Моцарт бог», Моцарт в шутку отвечает, что его «божество проголодалось». Он в данном случае представляет собой полную противоположность Сальери, который ни на миг не сомневается в собственном избранничестве. Именно в речи прямого, доверчивого и простодушного Моцарта отсутствуют так называемые апарте (реплики в сторону), которыми буквально пропитана речь Сальери. Он даже не подозревает о роковом замысле Сальери, поэтому без всяких колебаний принимает протянутую ему «чашу дружбы», поскольку ему чуждо само представление о преступлении. Пушкин в образе Моцарта сумел воплотить свой идеал «прямого поэта», который «сетует душой на пышных играх Мельпомены и улыбается забаве площадной и вольности лубочной сцены».

Истина, изречённая Моцартом «Гений и злодейство — две вещи несовместные», манифестирующая центральную идею текста, так и оказывается непонятой Сальери, ослеплённым верой в своё высшее предопределение, в свою роль восстановителя великой справедливости. В то же время его «дикий крик», направленный вслед уходящему Моцарту, может свидетельствовать о тщательно скрываемом смятении, тяжком противоборстве, царящем в душе Сальери: «Неправда: / А Бонаротти? Или это сказка / Тупой бессмысленной толпы — и не был / убийцею создатель Ватикана?». Таким образом, Сальери ищет оправдания, вспоминая старую легенду о том, что Микеланджело убил натурщика для придания большей достоверности скульптурному произведению. На этом вопросе обрывается действие в соответствии с концепцией кажущейся незаконченности, которая объединяет все четыре «маленьких трагедии».

«Моцарт и Сальери» — единственная пьеса Пушкина, которая была поставлена при жизни поэта. 27 января 1832 года она была представлена на суд публики на сцене Александринского театра. Главные роли успешно исполнили актёры Иван Иванович Сосницкий (Моцарт) и Яков Григорьевич Брянский (Сальери). Позже роль Сальери исполняли такие известные русские актёры, как Михаил Семёнович Щепкин в 1853 году, Константин Сергеевич Станиславский (1915 год), Николай Симонов в 1962 году и Иннокентий Смоктуновский в 1979 году.

В 1897 году русский композитор Н. А. Римский-Корсаков создал оперу «Моцарт и Сальери».

Произведения Александра Сергеевича Пушкина
Роман в стихах	Евгений Онегин
Поэмы	Руслан и Людмила • Кавказский пленник • Гавриилиада • Вадим • Братья разбойники • Бахчисарайский фонтан • Цыганы • Граф Нулин • Полтава • Тазит • Домик в Коломне • Езерский • Анджело • Медный всадник
Стихотворения	Стихотворения 1813—1825 (список) • Стихотворения 1826—1836 (список)
Драматургия	Борис Годунов • Русалка • Сцены из рыцарских времён Маленькие трагедии: Скупой рыцарь • Моцарт и Сальери • Каменный гость • Пир во время чумы
Сказки	Жених • Сказка о попе и о работнике его Балде • Сказка о медведихе • Сказка о царе Салтане • Сказка о рыбаке и рыбке • Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях • Сказка о золотом петушке
Художественная проза	Арап Петра Великого • История села Горюхина • Рославлев • Дубровский • Пиковая дама • Кирджали • Египетские ночи • Путешествие в Арзрум • Капитанская дочка • Роман в письмах • Повесть о стрельце Повести Белкина: Выстрел • Метель • Гробовщик • Станционный смотритель • Барышня-крестьянка
Историческая проза	История Пугачёва • История Петра
Прочее	Список произведений Пушкина • Переводы Пушкина с иностранных языков
Неоконченные произведения выделены курсивом

⭐⭐⭐⭐⭐ «Моцарт и Сальери» за 2 минуты и подробно по сценам за 5 минут. 

Очень краткий пересказ пьесы «Моцарт и Сальери»

Сальери был композитором. С детства он любил искусство и часто наслаждался тем, как звучит орган в церкви, после чего начал заниматься и сам. Со временем, благодаря упорству и труду, он сумел достичь успеха, им начали восхищаться. Сальери всегда радовался успехам других музыкантов и никогда никому не завидовал. Но позже в нем начало прорастать зерно зависти, когда его затмил талант Моцарта.

Однажды Моцарт по дороге к Сальери встречает слепого музыканта. Скрипач исполнял произведение Моцарта. Его забавляет, как фальшивит музыкант. Он решил посмеяться с другом и привел его с собой. Но Сальери не оценил шутку, для него подобные насмешки над искусством были неприемлемы. Он прогнал старика, а Моцарт заплатил музыканту, чтобы слепой выпил за его здоровье.

Увидев, что Сальери без настроения, Моцарт пытается уйти, но Сальери останавливает его и просит Моцарта сыграть то, что он сочинил. Моцарт начинает играть, произведение, которое написал ночью, и рассказывает о своих чувствах, которые он испытал, пока создавал его. Сальери был восхищен, но еще больше в нем взыграла зависть. В тот момент, ему начинает казаться, что Моцарт несет опасность для искусства. Сальери решает отравить молодого композитора ядом.

Сальери предлагает другу отправиться в трактир отобедать. Там Моцарт сообщает о работе над Requiem, который ему заказал загадочный человек в черном, и теперь этот образ Моцарта будто преследует. Сальери высыпает незаметно яд Моцарту в стакан, они выпивают. Моцарт успевает исполнить Requiem, над которым он работал, а Сальери не сдерживает слез от восхищения и от того, что он выполнил свой долг. Затем Моцарту нездоровится, он покидает трактир, оставляя Сальери один на один со своими размышлениями.

Главные герои и их характеристика:

•  Сальери  – талантливый пожилой композитор, который долго и упорно шел к успеху. Решает из зависти отравить Моцарта, которому все давалось легко благодаря таланту.
•  Моцарт  – молодой музыкант, не осознающий своей гениальности, очень талантливый, погибает от рук завистливого Сальери.

Второстепенные герои и их характеристика:

•  Старик со скрипкой  – слепой уличный музыкант, который фальшиво играет произведение, написанное Моцартом.
•  Человек в черном  – образ, предвещающий кончину Моцарта, этот человек заказал композитору Requiem. Моцарт чувствовал присутствие этого загадочного человека и перед своей смертью исполняет заказанный ему Реквием.

Краткое содержание пьесы «Моцарт и Сальери» подробно по сценам

Сцена I

Сальери – получивший признание музыкант. Он родился с любовью к искусству, и размышляет как трудолюбиво и упорно развивал свой талант в музыке. Насколько ему тяжело далось то, что он имеет сейчас. Он делал упор не на дар, а воспринимал искусство, как обычное ремесло.

Гармонию он изучал как науку, поэтому и вдохновения особого у него не было. Только спустя много лет труда и работы, он смог добиться славы и обрел поклонников. Сальери негодует, что «бессмертный гений» был послан ни ему за все его усилия, в голову беспечного Моцарта, который вел праздный образ жизни.

Спустя какое-то время, его затмевает молодой талантливый Моцарт, который был беспечным гулякой и все ему давалось легко, без особых усилий. Этот композитор быстро стал популярным благодаря своему таланту. Сальери начинает завидовать Моцарту, хотя они успели стать друзьями.

К Сальери заходит веселый Моцарт, он привел с собой слепого старика скрипача. Композитор встретил его по дороге к другу. На улице, где он фальшиво исполнял арию из оперы, написанную Моцартом. Он просит уличного музыканта снова исполнить это произведение, чтобы слышать мненье Сальери.

Старик играет арию из Дон-Жуана, Моцарт смеется от его «мастерства». Сальери не оценил эту шутку, так как плохое исполнение его сильно возмутило, он посчитал это издевательством над искусством. Затем говорит Моцарту, что раз его потешают такие вещи, то он не достоин сам себя.

Сальери гонит старика, а Моцарт платит тому за «выступление», и просит выпить за его здоровье. Увидев, что друг не в духе, Моцарт решает уйти, но Сальери его останавливает, предлагая сыграть то, с чем он пришел.

Моцарт усаживается за фортепиано и начинает исполнять новую пьесу. Сальери был безумно восхищен тем, как смело и хорошо у него получается, и зависть еще сильнее разгораться в композиторе, и появляются в его голове черные мысли.

Сальери предлагает отобедать в трактире «Золотого Льва», а сам задумывает отравить друга, который затмил всех своим талантом. Моцарт отправляется сказать жене, чтобы к обеду не ждала. Сальери взял с собой яд, последний дар Изоры, его оставила ему любимая, восемнадцать лет он хранил этот дар любви.

Сцена II

Во течение трапезы в трактире Сальери замечает, что Моцарт молчит и хмурится. Молодой композитор делится своими переживаниями о том, что был у него загадочный человек в черном. Он лишь заказал сочинить Requiem и скрылся.

Но с той поры ему начало казаться, что образ незнакомца в черном повсюду: «как тень он гонится за мной». И будто даже сейчас Моцарт чувствует присутствие человека в черном в их компании. Моцарт три недели трудился над заказом, а незнакомец все не появлялся, чтобы забрать Requiem.

Моцарту  не очень-то хотелось его отдавать, так как произведение получилось очень хорошим. Но его терзает тревога, что этот заказ был неким знаком судьбы.

Сальери начинает успокаивать друга, но делает это совсем неискренне, ведь в его голове уже зародился злой умысел. Он вспоминает о друге Бомарше, который тоже был гением. В свое время он советовал Сальери перечитать «Женитьбу Фигаро», если мрачные мысли засели в голове.

Моцарт вспомнил что говорили о Бомарше и спрашивает правда ли он кого-то отравил, Сальери отрицает это. Моцарт тоже в это не верит, ведь «гений и злодейство» не могут быть совместимы.

Сальери подсыпает яд в стакан Моцарту, он выпивает, и отправляется показать другу свое творение. Он усаживается за фортепиано и начинает играть тот самый Requiem. Сальери испытывает бурю эмоций и от музыки, и от того, что он сделал и не может сдержать слезы.

Моцарт почувствовал, что ему стало плохо и уходит из трактира, оставляя Сальери одного. Композитор понимает, что чувство зависти никуда не ушло. Он думает над словами Моцарта, что гений со злодейством не совместимы, и ведь выходит, что он не гений, и сам пытается это отрицать.

Кратко об истории создания произведения

Пьеса «Моцарт и Сальери» была написана Александром Сергеевичем Пушкиным в 1830-ом году. Произведение стало второй по счету «маленькой трагедией», наброски пьесы были сделаны еще в 1826-ом году. Первая публикация состоялась в конце 1831-го года в альманахе «Северные цветы на 1832 год».