Кто написал сказку о царе салтане автор

The Tale of Tsar Saltan
The mythical island of Buyan (illustration by Ivan Bilibin).
Folk tale
Name	The Tale of Tsar Saltan
Aarne–Thompson grouping	ATU 707, «The Three Golden Children»
Region	Russia
Published in	Сказка о царе Салтане (1831), by Александр Сергеевич Пушкин (Alexander Pushkin)
Related	The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird

The Tale of Tsar Saltan, of His Son the Renowned and Mighty Bogatyr Prince Gvidon Saltanovich, and of the Beautiful Princess-Swan (Russian: «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди», tr. Skazka o tsare Saltane, o syne yevo slavnom i moguchem bogatyre knyaze Gvidone Saltanoviche i o prekrasnoy tsarevne Lebedi listen (help·info)) is an 1831 fairy tale in verse by Alexander Pushkin. As a folk tale it is classified as Aarne–Thompson type 707, «The Three Golden Children», for it being a variation of The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird.^[1]

Synopsis[edit]

The story is about three sisters. The youngest is chosen by Tsar Saltan (Saltán) to be his wife. He orders the other two sisters to be his royal cook and weaver. They become jealous of their younger sister. When the tsar goes off to war, the tsaritsa gives birth to a son, Prince Gvidon (Gvidón). The older sisters arrange to have the tsaritsa and the child sealed in a barrel and thrown into the sea.

The sea takes pity on them and casts them on the shore of a remote island, Buyan. The son, having quickly grown while in the barrel, goes hunting. He ends up saving an enchanted swan from a kite bird.

The swan creates a city for Prince Gvidon to rule, which some merchants, on the way to Tsar Saltan’s court, admire and go to tell Tsar Saltan. Gvidon is homesick, so the swan turns him into a mosquito to help him. In this guise, he visits Tsar Saltan’s court. In his court, his middle aunt scoffs at the merchant’s narration about the city in Buyan, and describes a more interesting sight: in an oak lives a squirrel that sings songs and cracks nuts with a golden shell and kernel of emerald. Gvidon, as a mosquito, stings his aunt in the eye and escapes.

Back in his realm, the swan gives Gvidon the magical squirrel. But he continues to pine for home, so the swan transforms him again, this time into a fly. In this guise Prince Gvidon visits Saltan’s court again and overhears his elder aunt telling the merchants about an army of 33 men led by one Chernomor that march in the sea. Gvidon stings his older aunt in the eye and flies back to Buyan. He informs the swan of the 33 «sea-knights», and the swan tells him they are her brothers. They march out of the sea, promise to be guards and watchmen of Gvidon’s city, and vanish.

The third time, the Prince is transformed into a bumblebee and flies to his father’s court. There, his maternal grandmother tells the merchants about a beautiful princess that outshine both the sun in the morning and the moon at night, with crescent moons in her braids and a star on her brow. Gvidon stings her nose and flies back to Buyan.

Back to Buyan, he sighs over not having a bride. The swan inquires the reason, and Gvidon explains about the beautiful princess his grandmother described. The swan promises to find him the maiden and bids him await until the next day. The next day, the swan reveals she is the same princess his grandmother described and turns into a human princess. Gvidon takes her to his mother and introduces her as his bride. His mother gives her blessing to the couple and they are wed.

At the end of the tale, the merchants go to Tsar Saltan’s court and, impressed by their narration, decides to visit this fabled island kingdom at once, despite protests from his sisters- and mother-in-law. He and the court sail away to Buyan, and are welcomed by Gvidon. The prince guides Saltan to meet his lost Tsaritsa, Gvidon’s mother, and discovers her family’s ruse. He is overjoyed to find his newly married son and daughter-in-law.

Translation[edit]

The tale was given in prose form by American journalist Post Wheeler, in his book Russian Wonder Tales (1917).^[2] It was translated in verse by Louis Zellikoff in the book The Tales of Alexander Pushkin (The Tale of the Golden Cockerel & The Tale of Tsar Saltan) (1981).^[3]

Analysis[edit]

Classification[edit]

The versified fairy tale is classified in the Aarne-Thompson-Uther Index as tale type ATU 707, «The Three Golden Children». It is also the default form by which the ATU 707 is known in Russian and Eastern European academia.^[4][5] Folklore scholar Christine Goldberg identifies three main forms of this tale type: a variation found «throughout Europe», with the quest for three magical items (as shown in The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird); «an East Slavic form», where mother and son are cast in a barrel and later the sons build a palace; and a third one, where the sons are buried and go through a transformation sequence, from trees to animals to humans again.^[6]

In a late 19th century article, Russian ethnographer Grigory Potanin identified a group of Russian fairy tales with the following characteristics: three sisters boast about grand accomplishments, the youngest about giving birth to wondrous children; the king marries her and makes her his queen; the elder sisters replace their nephews for animals, and the queen is cast in the sea with her son in a barrel; mother and son survive and the son goes after strange and miraculous items; at the end of the tale, the deceit is revealed and the queen’s sisters are punished.^[7]

French scholar Gédeon Huet considered this format as «the Slavic version» of Les soeurs jalouses and suggested that this format «penetrated into Siberia», brought by Russian migrants.^[8]

Russian tale collections attest to the presence of Baba Yaga, the witch of Slavic folklore, as the antagonist in many of the stories.^[9]

Russian scholar T. V. Zueva suggests that this format must have developed during the period of the Kievan Rus, a period where an intense fluvial trade network developed, since this «East Slavic format» emphasizes the presence of foreign merchants and traders. She also argues for the presence of the strange island full of marvels as another element.^[10]

Rescue of brothers from transformation[edit]

In some variants of this format, the castaway boy sets a trap to rescue his brothers and release them from a transformation curse. For example, in Nád Péter («Schilf-Peter«), a Hungarian variant,^[11] when the hero of the tale sees a flock of eleven swans flying, he recognizes them as their brothers, who have been transformed into birds due to divine intervention by Christ and St. Peter.

In another format, the boy asks his mother to prepare a meal with her «breast milk» and prepares to invade his brothers’ residence to confirm if they are indeed his siblings. This plot happens in a Finnish variant, from Ingermanland, collected in Finnische und Estnische Volksmärchen (Bruder und Schwester und die goldlockigen Königssöhne, or «Brother and Sister, and the golden-haired sons of the King»).^[12] The mother gives birth to six sons with special traits who are sold to a devil by the old midwife. Some time later, their youngest brother enters the devil’s residence and succeeds in rescuing his siblings.

Russian scholar T. V. Zueva argues that the use of «mother’s milk» or «breast milk» as the key to the reversal of the transformation can be explained by the ancient belief that it has curse-breaking properties.^[10] Likewise, scholarship points to an old belief connecting breastmilk and «natal blood», as observed in the works of Aristotle and Galen. Thus, the use of mother’s milk serves to reinforce the hero’s blood relation with his brothers.^[13] Russian professor Khemlet Tatiana Yurievna describes that this is the version of the tale type in East Slavic, Scandinavian and Baltic variants,^[14] although Russian folklorist Lev Barag [ru] claimed that this motif is «characteristic» of East Slavic folklore, not necessarily related to variants of tale type 707.^[15]

Mythological parallels[edit]

This «Slavic» narrative (mother and child or children cast into a chest) recalls the motif of «The Floating Chest», which appears in narratives of Greek mythology about the legendary birth of heroes and gods.^[16][17] The motif also appears in the Breton legend of saint Budoc and his mother Azénor: Azénor was still pregnant when cast into the sea in a box by her husband, but an angel led her to safety and she gave birth to future Breton saint Budoc.^[18]

Central Asian parallels[edit]

Following professor Marat Nurmukhamedov’s (ru) study on Pushkin’s verse fairy tale,^[19] professor Karl Reichl (ky) argues that the dastan (a type of Central Asian oral epic poetry) titled Šaryar, from the Turkic Karakalpaks, is «closely related» to the tale type of the Calumniated Wife, and more specifically to The Tale of Tsar Saltan.^[20][21]

Variants[edit]

Distribution[edit]

Russian folklorist Lev Barag [ru] attributed the diffusion of this format amongst the East Slavs to the popularity of Pushkin’s versified tale.^[15]

Professor Jack Haney stated that the tale type registers 78 variants in Russia and 30 tales in Belarus.^[22]

In Ukraine, a previous analysis by professor Nikolai Andrejev noted an amount between 11 and 15 variants of type «The Marvelous Children».^[23] A later analysis by Haney gave 23 variants registered.^[22]

Predecessors[edit]

The earliest version of tale type 707 in Russia was recorded in «Старая погудка на новый лад» (1794–1795), with the name «Сказка о Катерине Сатериме» (Skazka o Katyerinye Satyerimye; «The Tale of Katarina Saterima»).^[24][25][26] In this tale, Katerina Saterima is the youngest princess, and promises to marry the Tsar of Burzhat and bear him two sons, their arms of gold to the elbow, their legs of silver to the knee, and pearls in their hair. The princess and her two sons are put in a barrel and thrown in the sea.

The same work collected a second variant: Сказка о Труде-королевне («The Tale of Princess Trude»), where the king and queen consult with a seer and learn of the prophecy that their daughter will give birth to the wonder-children: she is to give birth to nine sons in three gestations, and each of them shall have arms of gold up to the elbow, legs of silver up to the knee, pearls in their hair, a shining moon on the front and a red sun on the back of the neck. This prediction catches the interest of a neighboring king, who wishes to marry the princess and father the wonder-children.^[27][28]

Another compilation in the Russian language that precedes both The Tale of Tsar Saltan and Afanasyev’s tale collection was «Сказки моего дедушки» (1820), which recorded a variant titled «Сказка о говорящей птице, поющем дереве и золо[то]-желтой воде» (Skazka o govoryashchyey ptitse, poyushchyem dyeryevye i zolo[to]-zhyeltoy vodye).^[26]

Early-20th century Russian scholarship also pointed that Arina Rodionovna, Pushkin’s nanny, may have been one of the sources of inspiration to his versified fairy tale Tsar Saltan. Rodionovna’s version, heard in 1824, contains the three sisters; the youngest’s promise to bear 33 children, and a 34th born «of a miracle» — all with silver legs up to the knee, golden arms up to the elbows, a star on the front, a moon on the back; the mother and sons cast in the water; the quest for the strange sights the sisters mention to the king in court. Rodionovna named the prince «Sultan Sultanovich», which may hint at a foreign origin for her tale.^[29]

East Slavic languages[edit]

Russia[edit]

Russian folklorist Alexander Afanasyev collected seven variants, divided in two types: The Children with Calves of Gold and Forearms of Silver (in a more direct translation: Up to the Knee in Gold, Up to the Elbow in Silver),^[30][31] and The Singing Tree and The Speaking Bird.^[32][33] Two of his tales have been translated into English: The Singing-Tree and the Speaking-Bird^[34] and The Wicked Sisters. In the later, the children are male triplets with astral motifs on their bodies, but there is no quest for the wondrous items.

Another Russian variant follows the format of The Brother Quests for a Bride. In this story, collected by Russian folklorist Ivan Khudyakov [ru] with the title «Иванъ Царевичъ и Марья Жолтый Цвѣтъ» or «Ivan Tsarevich and Maria the Yellow Flower», the tsaritsa is expelled from the imperial palace, after being accused of giving birth to puppies. In reality, her twin children (a boy and a girl) were cast in the sea in a barrel and found by a hermit. When they reach adulthood, their aunts send the brother on a quest for the lady Maria, the Yellow Flower, who acts as the speaking bird and reveals the truth during a banquet with the tsar.^[35][36]

One variant of the tale type has been collected in «Priangarya» (Irkutsk Oblast), in East Siberia.^[37]

In a tale collected in Western Dvina (Daugava), «Каровушка-Бялонюшка», the stepdaughter promises to give birth to «three times three children», all with arms of gold, legs of silver and stars on their heads. Later in the story, her stepmother dismisses her stepdaughter’s claims to the tsar, by telling him of strange and wondrous things in a distant kingdom.^[38] This tale was also connected to Pushkin’s Tsar Saltan, along with other variants from Northwestern Russia.^[39]

Russian ethnographer Grigory Potanin gave the summary of variant collected by Romanov about a «Сын Хоробор» («Son Horobor»): a king has three daughters, the other has an only son, who wants to marry the youngest sister. The other two try to impress him by flaunting their abilities in weaving (sewing 30 shirts with only one «kuzhalinka», a fiber) and cooking (making 30 pies with only a bit of wheat), but he insists on marrying the third one, who promises to bear him 30 sons and a son named «Horobor», all with a star on the front, the moon on the back, with golden up to the waist and silver up to knees. The sisters replace the 30 sons for animals, exchange the prince’s letters and write a false order for the queen and Horobor to be cast into the sea in a barrel. Horobor (or Khyrobor) prays to god for the barrel to reach safe land. He and his mother build a palace on the island, which is visited by merchants. Horobor gives the merchants a cat that serves as his spy on the sisters’ extraordinary claims.^[40]

Another version given by Potanin was collected in Biysk by Adrianov: a king listens to the conversations of three sisters, and marries the youngest, who promises to give birth to three golden-handed boys. However, a woman named Yagishna replaces the boys for a cat, a dog and a «korosta». The queen and the three animals are thrown in the sea in a barrel. The cat, the dog and the korosta spy on Yagishna telling about the three golden-handed boys hidden in a well and rescue them.^[41]

In a Siberian tale collected by A. A. Makarenko in Kazachinskaya Volost, «О царевне и её трех сыновьях» («The Tsarevna and her three children»), two girls – a peasant’s daughter and Baba Yaga’s daughter – talk about what they would do to marry the king. The girl promises to give birth to three sons: one with legs of silver, the second with legs of gold, and the third with a red sun on the front, a bright moon on the neck, and stars braided in his hair. The king marries her. Near the sons’ delivery (in three consecutive pregnancies), Baba Yaga is brought to be the queen’s midwife. After each boy’s birth, she replaces them with a puppy, a kitten, and a block of wood. The queen is cast into the sea in a barrel with the animals and the object until they reach the shore. The puppy and the kitten act as the queen’s helper and rescue the three biological sons sitting on an oak tree.^[42]

Another tale was collected from a 70-year-old teller named Elizaveta Ivanovna Sidorova, in Tersky District, Murmansk Oblast, in 1957, by Dimitri M. Balashov. In her tale, «Девять богатырей — по колен ноги в золоте, по локоть руки в серебре» («Nine bogatyrs — up to the knees in gold, up to the elbows in silver»), a girl promises to give birth to 9 sons with arms of silver and legs of gold, and the sun, moon, stars and a «dawn» adorning their heads and hair. A witch named yaga-baba replaced the boys with animals and things to trick the king. The queen is thrown in the sea with the animals, which act as her helpers. When yaga-baba, on the third visit, tells the king of a place where there are nine boys just as the queen described, the animals decide to rescue them.^[43]

In a tale collected from teller A. V. Chuprov with the title «Федор-царевич, Иван-царевич и их оклеветанная мать» («Fyodor Tsarevich, Ivan Tsarevich and their Calumniated Mother»), a king passes by three servants and inquires them about their skills: the first says she can work with silk, the second can bake and cook, and the third says whoever marries her, she will bear him two sons, one with hands covered in gold and legs in silver, a sun on the front, stars on the sides and a moon on the back, and another with arms of a golden color and legs with a silvery tint. The king takes the third servant as his wife. The queen writes a letter to be delivered to the king, but the messenger stops by a bath house and its contents are altered to tell the king his wife gave birth to two puppies. The children are baptized and given the named Fyodor and Ivan. Ivan is given to another king, while the mother is cast in a barrel with Fyodor; both wash ashore on Buyan. Fyodor tries to make contact with some merchants on a ship. Fyodor reaches his father’s kingdom and overhears the conversation about the wondrous sights: a talking squirrel on a tree that tells fairy tales and a similar looking youth (his brother Ivan) on a distant kingdom. Fyodor steals a magic carpet, rescues Ivan and flies back to Buyan with his brother, a princess and an old woman.^[44] The tale was also classified as type 707, thus related to Russian tale «Tsar Saltan».^[45]

In a tale collected by Chudjakov with the title Der weise Iwan («The Wise Ivan»), Ivan Tsarevich, the son of a tsar, pays a visit to a king and his three daughters. He listens to their conversation: the elder sister promises to weave trousers and shirts for the tsar’s son with a single flax; the middle one that she can weave the same with only a spool of thread, and the youngest that she can bear him six sons, the seventh a «wise Ivan», and all of them with arms of gold up to the elbow, legs of silver up the knee and pearls in their hair. The tsar’s son marries the youngest sister, to the jealousy of the elder sisters. While Ivan Tsarevich goes to war, the jealous sisters join with a sorceress to defame the queen, by taking the children as soon as they are born and replace them for animals. After the third pregnancy, the queen and her son, wise Ivan, are cast in the sea in a barrel. The barrel washes ashore on an island and they live there. Some time later, merchants come to the island and later visit Ivan Tsarevich’s court to tell of strange sights they have seen: exotic felines (sables and martens); singing birds of paradise from the jealous sisters’ aunt’s garden; and six sons with arms of gold, legs of silver and pearls in their hair. Wise Ivan returns to his mother and asks his mother to bake six cakes. Wise Ivan flies to the sorceress’s hut and rescues his brothers.^[46]

Belarus[edit]

In a Belarusian tale collected by Evdokim Romanov (ru) with the name «Дуб Дорохвей» or «Дуб Дарахвей» («The Dorokhveï Oak») (fr), a widowed old man marries another woman, who detests his three daughters and orders her husband to dispose of them. The old man takes them to the swamp and abandons the girls there. They notice that their father is not with them, take refuge under a pine tree and begin to cry over their situation, their tears producing a river. The tsar, seeing the river, orders their servants to find its source.^[a] They find the three maidens and take them to the king, who inquires about their origin: they say they were expelled from home. The tsar asks each maiden what they can do, and the youngest says she will give birth to 12 sons, their legs of gold, their waist of silver, the moon on the forehead and a small star on the back of the neck. The tsar chooses the third sister, and she bears the 12 sons while he is away. The sisters falsify a letter with a lie that she gave birth to animals and she should be thrown in the sea in a barrel. Eleven of her sons are put in a leather bag and thrown in the sea, but they wash ashore on an island where the Dorokhveï Oak lies. The oak is hollowed, so they make their residence there. Meanwhile, mother and her 12th son are thrown in the sea in a barrel, but leave the barrel as soon as it washes ashore on another island. The son tells her he will rescue his eleven brothers by asks her to bake cakes with her breastmilk. After the siblings are reunited, the son turns into an insect to spy on his aunts and eavesdrop on the conversation about the kingdom of wonders, one of them, a cat that walks and tells stories and tales [fr].^[47]

Ukraine[edit]

In a Ukrainian tale, «Песинський, жабинський, сухинський і золотокудрії сини цариці» («Pesinsky, Zhabinsky, Sukhinsky^[b] and the golden-haired sons of the queen»), three sisters are washing clothes in the river when they see in the distance a man rowing a boat. The oldest says it might be God, and if it is, may He take her, because she can feed many with a piece of bread. The second says it might be a prince, so she says she wants him to take her, because she will be able to weave clothes for a whole army with just a yarn. The third recognizes him as the tsar, and promises that, after they marry, she will give birth to twelve sons with golden curls. When the girl, now queen, gives birth, the old midwife takes the children, tosses them in a well and replaces them with animals. After the third birth, the tsar consults his ministers and they advise him to cast the queen and her animal children in the sea in a barrel. The barrel washes ashore an island and the three animals build a castle and a glass bridge to mainland. When some sailors visit the island, they visit the tsar to report on the strange sights on the island. The old midwife, however, interrupts their narration by revealing somewhere else there is something even more fantastical. Pesinsky, Zhabinsky and Sukhinsky spy on their audience and run away to fetch these things and bring them to their island. At last, the midwife reveals that there is a well with three golden-curled sons inside, and Pesinsky, Zhabinsky and Sukhinsky rescue them. The same sailors visit the strange island (this time the true sons of the tsar are there) and report their findings to the tsar, who discovers the truth and orders the midwife to be punished.^[48][49] According to scholarship, professor Lev Grigorevich Barag noted that this sequence (dog helping the calumniated mother in finding the requested objects) appears as a variation of the tale type 707 only in Ukraine, Russia, Bashkir and Tuvan.^[50]

In a tale summarized by folklorist Mykola Sumtsov with the title «Завистливая жена» («The Envious Wife»), the girl promises to bear a son with a golden star on the forehead and a moon on his navel. She is persecuted by her sister-in-law.^[51][52]

In a South Russian (Ukrainian) variant collected by Ukrainian folklorist Ivan Rudchenko [ru], «Богатырь з бочки» («The Bogatyr in a barrel»), after the titular bogatyr is thrown in the sea with his mother, he spies on the false queen to search the objects she describes: a cat that walks on a chain, a golden bridge near a magical church and a stone-grinding windmill that produces milk and eight falcon-brothers with golden arms up to the elbow, silver legs up to the knees, golden crown, a moon on the front and stars on the temples.^[53][54]

Baltic languages[edit]

Latvia[edit]

According to the Latvian Folktale Catalogue, tale type 707, «The Three Golden Children», is known in Latvia as Brīnuma bērni («Wonderful Children»), comprising 4 different redactions. Its first redaction registers the highest number of tales and follows The Tale of Tsar Saltan: the king marries the youngest of three sisters, because she promises to bear him many children with wonderful traits, her sisters replace the children for animals and their youngest is cast into the sea in a barrel with one of her sons; years later, her son seeks the strange wonders the sisters mention (a cat that dances and tells stories, and a group of male brothers that appear somewhere on a certain place).^[55]

Lithuania[edit]

According to professor Bronislava Kerbelyte [lt], the tale type is reported to register 244 (two hundred and forty-four) Lithuanian variants, under the banner Three Extraordinary Babies, with and without contamination from other tale types.^[56] However, only 39 variants in Lithuania contain the quest for the strange sights and animals described to the king. Kerbelytė also remarks that many Lithuanian versions of this format contain the motif of baking bread with the hero’s mother’s breastmilk to rescue the hero’s brothers.^[57]

In a variant published by Fr. Richter in Zeitschrift für Volkskunde with the title Die drei Wünsche («The Three Wishes»), three sisters spend an evening talking and weaving, the youngest saying she would like to have a son, bravest of all and loyal to the king. The king appears, takes the sisters, and marries the youngest. Her son is born and grows up exceptionally fast, much to the king’s surprise. One day, he goes to war and sends a letter to his wife to send their son to the battlefield. The queen’s jealous sisters intercept the letter and send him a frog dressed in fine clothes. The king is enraged and replies with a written order to cast his wife in the water. The sisters throw the queen and her son in the sea in a barrel, but they wash ashore in an island. The prince saves a hare from a fox. The prince asks the hare about recent events. Later, the hare is disenchanted into a princess with golden eyes and silver hair, who marries the prince.^[58]

Finnic languages[edit]

Estonia[edit]

The tale type is known in Estonia as Imelised lapsed («The Miraculous Children»). Estonian folklorists identified two opening episodes: either the king’s son finds the three sisters, or the three sisters are abandoned in the woods and cry so much their tears create a river that flows to the king’s palace.^[a] The third sister promises to bear the wonder children with astronomical motifs on their bodies. The story segues into the Tale of Tsar Saltan format: the mother and the only child she rescued are thrown into the sea; the son grows up and seeks the wonders the evil aunts tell his father about: «a golden pig, a wonderous cat, miraculous children».^[59]

Regional tales[edit]

Folklorist William Forsell Kirby translated an Estonian version first collected by Friedrich Reinhold Kreutzwald,^[60] with the name The Prince who rescued his brothers: a king with silver-coated legs and golden-coated arms marries a general’s daughter with the same attributes. When she gives birth to her sons, her elder sister sells eleven of her nephews to «Old Boy» (a devil-like character) while the queen is banished with her twelfth son and cast adrift into the sea in a barrel. At the end of the tale, the youngest prince releases his brothers from Old Boy and they transform into doves to reach their mother.^[61]

In a tale from the Lutsi Estonians collected by linguist Oskar Kallas with the name Kuningaemand ja ta kakstõistkümmend poega («The Queen and her Twelve Sons»), a man remarries and, on orders of his new wife, takes his three daughters to the forest on the pretext of picking up berries, and abandons them there. The king’s bird flies through the woods and finds the girls. The animal inquires them about their skills: the elder one says she can feed the whole world with an ear of wheat; the middle one that she can clothe the whole world with a single linen thread, and the third that she will bear 12 sons, each with a moon on the head, the sun, and stars on their bodies. The bird carries each one to the king, who takes them in. Years later, the king marries the third girl, and she gives birth to three sons in her first pregnancy. Her elder sister takes the boys and drops them in a swamp, replacing them with kittens. This happens again with the next pregnancies: as soon as they are born, the triplets are replaced for animals (puppies in the second, piglets in the third, and lambs in the fourth). However, in the fourth pregnancy, the queen hides one of her sons with her. The king orders her to cast his wife in the sea in an iron boat with her son. The son begs for an island to receive them, and his mother blesses his prayer. After they wash ashore on the island, the boy wishes the island is filled with golden and silver trees, with apples with half of gold and half of silver. His mother blesses his wish, and it happens. He next wishes for a palace larger than his father’s, an army greater than his, and finally for a bridge to connect the island to the continent. Later, he asks his mother to bake 12 cakes with her breastmilk, for he intends to rescue his older brothers. He crosses the bridge and reaches a swamp, then finds a moss-covered hut. He enters the hut and places the 12 cakes on the table. His eleven brothers — everyone shining due to their birthmarks — come to the hut and eat the cakes. Their younger brother appears and convinces them to join their mother on the island. Later, the son wishes for instruments to play, which draws the attention of his father, the king. The king comes to the island and learns of the whole truth.^[62]

Kallas published a homonymous variant from the Lutsi Estonians in abbreviated form. In this tale, a king meets three maidens on the road; the third promises to bear him 12 sons with the sun and the moon on the head, a star on their breast, hands of gold and feet of silver. The king and the maiden marry; the children are replaced by animals as soon as they are born, and the mother and her last son are cast into the sea in a sack. The first thing her son does is find his brothers. Later, after he rescues his brothers, he flies back to his father’s court to spy on him and the other maidens, and learns of the sights: a cat that lives in oak and provides clothes for its owner; a cow with a lake between its horns; and a boar that sows his own fields and bakes his own bread.^[63]

In another tale from the Lutsi, published with the title Kolm õde («Three Sisters»), a tsar has three daughters and is a great musician. One day, he leaves home and does not return. His daughters go looking for him and find him dead. They begin to cry, their tears creating a river that flows to another kingdom. The son of another tsar orders his servant to discover its origin and finds the girls. The sisters are brought to the prince’s presence and are questioned about their skills: the elder promises to feed the entire country with one pea, the middle one that she can feed the country’s horses with one grain of oat, and the youngest promises to give birth to 12 sons. The prince marries the third sister. In time, she gives birth to 12 sons. A sequence of falsified letters lies that she gave birth to animal-headed children, and must be punished by being cast in the sea. The prince’s wife and a son are thrown into the sea in a barrel and wash ashore on an island. The son grows up and goes hunting around the island. He prepares to shoot at a swan, but the swan pleads to be spared, and helps the boy three times: the first, to pull a thread by the seashore (which guides his father’s ship to the island); secondly, to throw 11 pebbles on the sea (which summons his 11 brothers to the island); finally, to fish a goldfish (which leads his father’s ship again to the island).^[64]

Karelia[edit]

Karelian researchers register that the tale type is «widely reported» in Karelia, with 55 variants collected,^[65] apart from tales considered to be fragments or summaries of The Tale of Tsar Saltan.^[66] According to their research, at least 50 of them follow the Russian redaction (see above), while 5 of them are closer to the Western European tales.^[65]

According to Karelian scholarship, the witch Syöjätär is the recurrent antagonist in Karelian variants of tale type 707,^[67] especially in tales from South Karelia.^[68]

Regional tales[edit]

In a Karelian tale, «Девять золотых сыновей» («Nine Golden Sons»), the third sister promises to give birth to «three times three» children, their arms of gold up to the elbow, the legs of silver up to the knees, a moon on the temples, a sun on the front and stars in their hair. The king overhears their conversation and takes the woman as his wife. On their way, they meet a woman named Syöjätär, who insists to be the future queen’s midwife. She gives birth to triplets in three consecutive pregnancies, but Syöjätär replaces them for rats, crows and puppies. The queen saves one of her children and is cast into a sea in a barrel. The remaining son asks his mother to bake bread with her breastmilk to rescue his brothers.^[69][70]

Author Eero Salmelainen collected a tale titled Veljiensä etsijät ja joutsenina lentäjät («One who seeks brothers flying as swans»), which poet Emmy Schreck translated as Die neun Söhne des Weibes («The woman’s nine children») and indicated a Russian-Karelian source for this tale. In this variant, three sisters walk in the forest and talk to each other, the youngest promising to bear nine children in three pregnancies. The king’s son overhears them and decides to marry the youngest, and she bears the wonder children with hands of gold, legs of silver, sunlight in their hair, moonlight shining around it, the «celestial chariot» (Himmelswagen, or Ursa Major) on their shoulder, and stars in their underarms. The king dispatches a servant to look for a washerwoman and a witch offers her services. The witch replaces the boys for animals, takes them to the woods and hides them under a white stone. After the third pregnancy, the mother hides two of her sons «on her sleeve» and is banished with them on a barrel cast in the sea. The barrel washes ashore on an island. Both boys grow up in days, and capture a talking pike that tells them to cut it open to find magical objects inside its entrails. They use the objects to build a grand house on the island for themselves and their mother. After a merchant visits the island and reports to their father, the king’s son arrives on the island and makes peace with his wife. Sometime later, both sons ask his mother to prepare some cakes with her breastmilk, so they can look for their remaining brothers, still missing. Both brothers spare a seagull who carries them across the sea to another country, where they find their seven brothers under an avian transformation curse.^[71]

In a tale from Pudozh, collected in 1939 and published in 1982 with the title «Про кота-пахаря» («About the Pakharya Cat»), three sisters promise great things if they marry Ivan, the merchant’s son; the youngest sister, named Barbara (Varvara), promises to bear three sons with golden arms and a red sun on the front. She marries Ivan and bears three sons, in three consecutive pregnancies, but the sons are replaced for puppies and the third is cast in barrel along with his mother. The son grows up in hours, becomes a young man, and both wash ashore on a deserted island. Whatever he wishes for, his mother blesses him so that his prayers go «from his lips to God’s ears». And so appear a magical cat that sings poems and a bath house that rejuvenates people.^[72]

In a Karelian tale collected in 1947 and published in 1963 with the title Yheksän kultaista poikua (Russian: Девять золотых сыновей, romanized: Devyat’ zolotikh synovei, lit. ‘Nine Golden Sons’), a woman has three daughters. One day, they talk among themselves: the elder promises to prepare food for the whole army with just one grain of barley, the middle one that she can weave clothes for the army with only a thread of linen; and the youngest promises to bear three sons with hands of gold, legs of silver, a moon on their temples, pearls in their eyes, the Ursa Major constellation on their shoulders and «heavenly stars» on their backs. The sisters repeat their conversation in a bath house, and the king’s son overhears them. The king’s son marries the youngest sister and takes her to his palace. On the way back, the couple finds a woman named Suyoatar and take her as their midwife. Suyoatar replaces the children with three wolfcubs and hides the children under a white stone. The same event happens with the next two pregnancies (three crows in the second, and three magpies in the third), but, on the third pregnancy, she hides on son with her. Mother and son are cast in the sea in a barrel, but the barrel washes ashore. They begin to live on an island, and the son asks his mother to sew 8 shirts and bake 8 koloboks with her breastmilk, for he intends to rescue his brothers.^[73]

In a Karelian tale collected in 1937 and published in 1983 with the title Kolme sisäreštä (Russian: Три сестры, romanized: Tri sestry, lit. ‘Three Sisters’), an old couple have three daughters. One day, during the «vierista» holiday, they pay a visit to the Vierista akka (Old Woman Vierista), but hide in a cow’s hide. Vierista drags the girls to a forest and abandons them there. They climb a tree for shelter and the king’s on, during a hunt, finds them. The king’s son brings them to the palace, and the youngest sister strikes the king’s son’s fancy the most. While at the castle, the girls go to a bath house and talk to one another: the elder wants to marry the royal cook and promises to weave clothes for the whole army with a single thread; the middle one wants to marry the royal steward and promises to cook food for the whole army with a single grain; the youngest wants to marry the king’s son and promises to bear three children, the oldest a daughter, all with hands of gold, legs of silver, a moon on their temples; the Ursa Major on the shoulders and the stars in their back. The children are born, but the sisters replace them by animals and cast in the water. The children are saved by a gardener and, years later, are sent for a fountain of water of life, the ringing tree and the talking bird.^[74]

Finland[edit]

Tale type 707 is known in Finland as Kolme kultaista poikaa («Three Golden Boys»).^[75][76]

In a late 19th century article, Finnish folklorist Antti Aarne noted that the story was found «all over» Finland, but it was «especially common» in the eastern part of the country, namely, in Arkhangelsk and Olonets. Moreover, Finnish variants «always» («всегда») begin with the three sisters, and the youngest promising to bear children with marvelous qualities: golden hands and silver feet, or with astral birthmarks (moon on the forehead and sun on the crown). The number of promised children may vary between 3, 9, and 12, and, according to Aarne, nine is the number that appears in variants from Eastern Finland. Lastly, in all variants («всехъ вариантахъ»), the queen and one of her sons are cast in the sea in a barrel.^[77]

According to the Finnish Folktale Catalogue, established by scholar Pirkko-Liisa Rausmaa, the type of redaction is the following; the third sister promises to bear either nine or three golden sons, the witch Syöjättar replaces the sons for crows, and the mother and the only son(s) she rescued are thrown in the sea in a barrel.^[78]

Regional tales[edit]

Finnish author Eero Salmelainen [fi] collected three Finnish variants he grouped under the banner Naisen yhdeksän poikaa («The Woman’s Nine Children»).^[79] In one of his tales, titled Tynnyrissä kaswanut Poika («The boy who grew in a barrel»), summarized by W. Henry Jones and Lajos Kropf, the king overhears three daughters of a peasant woman boasting about their abilities, the third sister promising to bear three sets of triplets with the moon on their temples, the sun on the top of their heads, hands of gold, and feet of silver. She marries the king, and her envious older sisters substitute the boys for animals. She manages to save her youngest child, but both are cast into the sea in a barrel. They reach an island; her son grows up at a fast rate and asks his mother to prepare nine cakes with her milk, so he can use them to rescue his brothers.^[80]

In another tale, titled Saaressa eläjät and translated into German as Die auf der Insel Lebenden («Living on an island»), the third sister promises to bear three sons in each pregnancy and marries the king. The king sends for a midwife and a mysterious woman offers her services — the witch Syöjätär. The witch replaces the children with animals, but by the third time, the mother hides her latest son. The mother is cast in the sea in a barrel and washes ashore on an island. She and her son pray to God for a house, and He grants their prayer. The king marries another wife, the daughter of Syojatar, who tells him about wonder in a faraway place: three pigs, six stallions, and eight golden boys on a large stone. The son decides to find the eight boys and asks his mother to prepare cakes with her breastmilk. He brings his eight brothers back to their mother. The king decides to visit the island, meets his wife and nine sons, and discovers the truth.^[81][82]

August Löwis de Menar translated a Finnish variant from Ingermanland, with the title Bruder und Schwester und die goldlockigen Königssöhne («Brother and Sister, and the golden-haired sons of the King»): a pair of siblings, a boy and a girl, flee from home and live in the forest. One day, the king finds the girl, naked atop a tree, and asks if she is a baptized woman. They marry and she gives birth to two golden-haired sons in each pregnancy, but they are replaced for animals and given to a devil. The mother gives birth to a seventh son and she is banished in the sea in a barrel. They reach an island and God helps them by creating a grand palace. The seventh son asks his mother to prepare cakes with her breastmilk because he decides to find his six brothers. He reaches the house of the devil and takes his siblings back to his mother. One day, the king visits their island palace and wishes to be told a story. The seventh son tells the king, their father, the story of their family. The king recognizes his sons and reconciles with his wife.^[83]

In a Finnish tale translated into English as Mielikki and her nine sons, three maidens go for a walk in the woods and talk to each other: the first promises to make bread for the whole army with three barley seeds; the second that she can weave clothes for the army with three stalks of flax, and the third, named Mielikki, that she will bear nine sons. A king named Aslo overhears their boasts and chooses Mielikki as his wife. The bards celebrate the occasion with a song that describes the royal children as having hands of gold, feet of silver, a «shining dawn» on their shoulders, a moonbeam on their chests, and «stars of heaven» on their foreheads. The king’s servants procure a midwife for the queen and find an old woman named Noita-Akka. Each time the queen bears three sons that are replaced by three crows by Noita-Akka and hidden near a white stone in the woods. The third time, however, Mielikki protects two sons from the midwife’s machinations, but she and her two children are cast in the sea in a barrel. Mother and children wash ashore on an island and live out their days there. One day, trade merchants come to King Aslo’s court and describe the two boys they saw on the island. King Aslo finds his wife and sons and takes them back. After the joyous reunion, the two remaining brothers decide to look for their missing siblings. At the end of the tale, they find an old woman’s house, and the old woman tells them their seven brothers become gulls by wearing feather robes, so, in order to lift their curse, the pair must burn the brothers’ feather robes.^[84]

Veps people[edit]

Karelian scholarship reports 15 variants from Veps sources. Most of which also follow the Russian (or East Slavic) redaction of the tale type 707 (that is, «The Tale of Tsar Saltan»).^[85]

At least one variant of type 707 was collected from a Veps source by linguist Paul Ariste and published in 1964.^[86]

Mordvin people[edit]

Russian author Stepan V. Anikin [ru] published a tale from the Mordvin people titled «Двенадцать братьев» («Twelve Brothers»). In this tale, a czar’s son, still single, likes to overhear the conversation under people’s windows. In one house, he overhears three sisters who are spinning and talking: they each talk about marrying the czar’s son, but the elder promises to clothe an entire regiment with a single spool of thread; the middle one that she can bake a piece of bread so large to feed two regiments with a single bite, and the youngest promises to bear twelve sons, each with a sun on the front, a moon on the back of the head, stars in their hair. The czar’s son chooses the youngest as his wife and marries her. When she is pregnant for the first time, the czar’s son looks for a midwife, and finds a woman named Vedyava by the river and hires her. Vedyava takes the first son, hides him elsewhere, and replaces him with a kitten. This happens with the next ten pregnancies, until the czar’s son, fed up with the apparently false promises, orders his wife to be locked up in an iron barrel with her last son and cast in the sea. His order is carried out, and the pair sinks to the bottom of the ocean. Fifteen years pass, and son and mother pray to God for the barrel to wash ashore on any island. This happens, and they find themselves on land. The boy finds three men quarreling about an ax, a cloth, and a magic cudgel and steals them to build a house for him and his mother. Later, some fishermen come to the island and depart to visit the czar’s son, now the czar himself and married to Vedyava. The boy turns into a little mosquito and flies incognito to his father’s court. Vedyava mocks the fishermen’s report, and tells of other miraculous sights: first, a boar-pig that plows fields with its paws and sows with its snout; second, a mare that foals with each step; third, a tree with silver bells that ring with the wind, and a singing bird perched on it; lastly, about eleven boys that live somewhere, each with a sun on the front, a moon on the back of the head, and stars in their hair. After each visit, the boy finds the boar-pig, the mare and its foals, the bell-tree and the bird. As for the last sight, the boy recognizes it is about his brothers and asks his mother to bake eleven loaves of bread for the road, then goes on a quest for them. With the help of a magic bird, the boy is carried to the brothers’ hut and takes them back to their mother.^[87]

Other regions[edit]

Zaonezh’ya[edit]

In a tale from Zaonezh’ya [fr] with the title «Про Ивана-царевича» («About Ivan-Tsarevich»), recorded in 1982, three sisters in a bath house talk among themselves, the youngest says she will bear nine sons with golden legs, silver arms and pearls in their hair. She marries Ivan-Tsarevich. A local witch named Yegibikha, who wants her daughter, Beautiful Nastasya, to marry Ivan, acts as the new queen’s midwife and replaces eight of her sons for animals. The last son and mother are thrown into the sea in a barrel and wash ashore on an island. The child grows up in days and asks his mother to prepare koluboks with her breastmilk. He rescues his brothers with the koluboks and takes them to the island. Finally, the son wishes that a bridge appears between the island and the continent, and that visitors come to their new home. As if granting his wish, an old beggar woman comes and visits the island, and later goes to Ivan-Tsarevich to tell him about it.^[88]

Adaptations[edit]

• 1900 – The Tale of Tsar Saltan, opera by Nikolai Rimsky-Korsakov in which the popular piece Flight of the Bumblebee is found.
• 1943 – The Tale of Tsar Saltan, USSR, traditionally animated film directed by Brumberg sisters.^[89]
• 1966 – The Tale of Tsar Saltan, USSR, feature film directed by Aleksandr Ptushko.^[90]
• 1984 – The Tale of Tsar Saltan, USSR, traditionally animated film directed by Ivan Ivanov-Vano and Lev Milchin.^[91]
• 2012 — an Assyrian Aramaic poem by Malek Rama Lakhooma and Hannibal Alkhas, loosely based on the Pushkin fairy tale, was staged in San Jose, CA (USA). Edwin Elieh composed the music available on CD.

Gallery of illustrations[edit]

Ivan Bilibin made the following illustrations for Pushkin’s tale in 1905:

• 

  Tsar Saltan at the window

• 

  The Island of Buyan

• 

  Flight of the mosquito

• 

  The Merchants Visit Tsar Saltan

See also[edit]

This basic folktale has variants from many lands. Compare:

• «The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird»
• «Princess Belle-Etoile»
• «The Three Little Birds»
• Ancilotto, King of Provino
• «The Bird of Truth»
• «The Water of Life»
• The Wicked Sisters
• The Boys with the Golden Stars
• A String of Pearls Twined with Golden Flowers
• The Boy with the Moon on his Forehead
• The Hedgehog, the Merchant, the King and the Poor Man
• Silver Hair and Golden Curls
• Sun, Moon and Morning Star
• The Golden-Haired Children
• Les Princes et la Princesse de Marinca
• Two Pieces of Nuts
• The Children with the Golden Locks (Georgian folktale)
• The Pretty Little Calf
• The Rich Khan Badma
• The Story of Arab-Zandiq
• The Bird that Spoke the Truth
• The Story of The Farmer’s Three Daughters
• The Golden Fish, The Wonder-working Tree and the Golden Bird
• King Ravohimena and the Magic Grains
• Zarlik and Munglik (Uzbek folktale)
• The Child with a Moon on his Chest (Sotho)
• The Story of Lalpila (Indian folktale)

References[edit]

Footnotes[edit]

Further reading[edit]

• Azadovsky, Mark, and McGavran, James. «The Sources of Pushkin’s Fairy Tales». In: Pushkin Review 20 (2018): 5-39. doi:10.1353/pnr.2018.0001.
• Mazon, André. «Le Tsar Saltan». In: Revue des études slaves, tome 17, fascicule 1–2, 1937. pp. 5–17. DOI: https://doi.org/10.3406/slave.1937.7637; [www.persee.fr/doc/slave_0080-2557_1937_num_17_1_7637 persee.fr]
• Orlov, Janina. «Chapter 2. Orality and literacy, continued: Playful magic in Pushkin’s Tale of Tsar Saltan». In: Children’s Literature as Communication: The ChiLPA project. Edited by Roger D. Sell [Studies in Narrative 2]. John Benjamins Publishing Company, 2002. pp. 39–53. https://doi.org/10.1075/sin.2.05orl
• Oranskij, I. M. «A Folk-Tale in the Indo-Aryan Parya Dialect (A Central Asian Variant of the Tale of Czar Saltan)». In: East and West 20, no. 1/2 (1970): 169–78. Accessed September 5, 2021. http://www.jstor.org/stable/29755508.
• Wachtel, Michael. «Pushkin’s Turn to Folklore». In: Pushkin Review 21 (2019): 107–154. doi:10.1353/pnr.2019.0006.

External links[edit]

• A. D. P. Briggs (January 1983). Alexander Pushkin: A Critical Study. Rowman & Littlefield. ISBN 978-0-389-20340-7.
• (in Russian) Сказка о царе Салтане available at Lib.ru
• The Tale of Tsar Saltan, transl. by Louis Zellikoff

The Tale of Tsar Saltan
The mythical island of Buyan (illustration by Ivan Bilibin).
Folk tale
Name	The Tale of Tsar Saltan
Aarne–Thompson grouping	ATU 707, «The Three Golden Children»
Region	Russia
Published in	Сказка о царе Салтане (1831), by Александр Сергеевич Пушкин (Alexander Pushkin)
Related	The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird

The Tale of Tsar Saltan, of His Son the Renowned and Mighty Bogatyr Prince Gvidon Saltanovich, and of the Beautiful Princess-Swan (Russian: «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди», tr. Skazka o tsare Saltane, o syne yevo slavnom i moguchem bogatyre knyaze Gvidone Saltanoviche i o prekrasnoy tsarevne Lebedi listen (help·info)) is an 1831 fairy tale in verse by Alexander Pushkin. As a folk tale it is classified as Aarne–Thompson type 707, «The Three Golden Children», for it being a variation of The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird.^[1]

Synopsis[edit]

The story is about three sisters. The youngest is chosen by Tsar Saltan (Saltán) to be his wife. He orders the other two sisters to be his royal cook and weaver. They become jealous of their younger sister. When the tsar goes off to war, the tsaritsa gives birth to a son, Prince Gvidon (Gvidón). The older sisters arrange to have the tsaritsa and the child sealed in a barrel and thrown into the sea.

The sea takes pity on them and casts them on the shore of a remote island, Buyan. The son, having quickly grown while in the barrel, goes hunting. He ends up saving an enchanted swan from a kite bird.

The swan creates a city for Prince Gvidon to rule, which some merchants, on the way to Tsar Saltan’s court, admire and go to tell Tsar Saltan. Gvidon is homesick, so the swan turns him into a mosquito to help him. In this guise, he visits Tsar Saltan’s court. In his court, his middle aunt scoffs at the merchant’s narration about the city in Buyan, and describes a more interesting sight: in an oak lives a squirrel that sings songs and cracks nuts with a golden shell and kernel of emerald. Gvidon, as a mosquito, stings his aunt in the eye and escapes.

Back in his realm, the swan gives Gvidon the magical squirrel. But he continues to pine for home, so the swan transforms him again, this time into a fly. In this guise Prince Gvidon visits Saltan’s court again and overhears his elder aunt telling the merchants about an army of 33 men led by one Chernomor that march in the sea. Gvidon stings his older aunt in the eye and flies back to Buyan. He informs the swan of the 33 «sea-knights», and the swan tells him they are her brothers. They march out of the sea, promise to be guards and watchmen of Gvidon’s city, and vanish.

The third time, the Prince is transformed into a bumblebee and flies to his father’s court. There, his maternal grandmother tells the merchants about a beautiful princess that outshine both the sun in the morning and the moon at night, with crescent moons in her braids and a star on her brow. Gvidon stings her nose and flies back to Buyan.

Back to Buyan, he sighs over not having a bride. The swan inquires the reason, and Gvidon explains about the beautiful princess his grandmother described. The swan promises to find him the maiden and bids him await until the next day. The next day, the swan reveals she is the same princess his grandmother described and turns into a human princess. Gvidon takes her to his mother and introduces her as his bride. His mother gives her blessing to the couple and they are wed.

At the end of the tale, the merchants go to Tsar Saltan’s court and, impressed by their narration, decides to visit this fabled island kingdom at once, despite protests from his sisters- and mother-in-law. He and the court sail away to Buyan, and are welcomed by Gvidon. The prince guides Saltan to meet his lost Tsaritsa, Gvidon’s mother, and discovers her family’s ruse. He is overjoyed to find his newly married son and daughter-in-law.

Translation[edit]

The tale was given in prose form by American journalist Post Wheeler, in his book Russian Wonder Tales (1917).^[2] It was translated in verse by Louis Zellikoff in the book The Tales of Alexander Pushkin (The Tale of the Golden Cockerel & The Tale of Tsar Saltan) (1981).^[3]

Analysis[edit]

Classification[edit]

The versified fairy tale is classified in the Aarne-Thompson-Uther Index as tale type ATU 707, «The Three Golden Children». It is also the default form by which the ATU 707 is known in Russian and Eastern European academia.^[4][5] Folklore scholar Christine Goldberg identifies three main forms of this tale type: a variation found «throughout Europe», with the quest for three magical items (as shown in The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird); «an East Slavic form», where mother and son are cast in a barrel and later the sons build a palace; and a third one, where the sons are buried and go through a transformation sequence, from trees to animals to humans again.^[6]

In a late 19th century article, Russian ethnographer Grigory Potanin identified a group of Russian fairy tales with the following characteristics: three sisters boast about grand accomplishments, the youngest about giving birth to wondrous children; the king marries her and makes her his queen; the elder sisters replace their nephews for animals, and the queen is cast in the sea with her son in a barrel; mother and son survive and the son goes after strange and miraculous items; at the end of the tale, the deceit is revealed and the queen’s sisters are punished.^[7]

French scholar Gédeon Huet considered this format as «the Slavic version» of Les soeurs jalouses and suggested that this format «penetrated into Siberia», brought by Russian migrants.^[8]

Russian tale collections attest to the presence of Baba Yaga, the witch of Slavic folklore, as the antagonist in many of the stories.^[9]

Russian scholar T. V. Zueva suggests that this format must have developed during the period of the Kievan Rus, a period where an intense fluvial trade network developed, since this «East Slavic format» emphasizes the presence of foreign merchants and traders. She also argues for the presence of the strange island full of marvels as another element.^[10]

Rescue of brothers from transformation[edit]

In some variants of this format, the castaway boy sets a trap to rescue his brothers and release them from a transformation curse. For example, in Nád Péter («Schilf-Peter«), a Hungarian variant,^[11] when the hero of the tale sees a flock of eleven swans flying, he recognizes them as their brothers, who have been transformed into birds due to divine intervention by Christ and St. Peter.

In another format, the boy asks his mother to prepare a meal with her «breast milk» and prepares to invade his brothers’ residence to confirm if they are indeed his siblings. This plot happens in a Finnish variant, from Ingermanland, collected in Finnische und Estnische Volksmärchen (Bruder und Schwester und die goldlockigen Königssöhne, or «Brother and Sister, and the golden-haired sons of the King»).^[12] The mother gives birth to six sons with special traits who are sold to a devil by the old midwife. Some time later, their youngest brother enters the devil’s residence and succeeds in rescuing his siblings.

Russian scholar T. V. Zueva argues that the use of «mother’s milk» or «breast milk» as the key to the reversal of the transformation can be explained by the ancient belief that it has curse-breaking properties.^[10] Likewise, scholarship points to an old belief connecting breastmilk and «natal blood», as observed in the works of Aristotle and Galen. Thus, the use of mother’s milk serves to reinforce the hero’s blood relation with his brothers.^[13] Russian professor Khemlet Tatiana Yurievna describes that this is the version of the tale type in East Slavic, Scandinavian and Baltic variants,^[14] although Russian folklorist Lev Barag [ru] claimed that this motif is «characteristic» of East Slavic folklore, not necessarily related to variants of tale type 707.^[15]

Mythological parallels[edit]

This «Slavic» narrative (mother and child or children cast into a chest) recalls the motif of «The Floating Chest», which appears in narratives of Greek mythology about the legendary birth of heroes and gods.^[16][17] The motif also appears in the Breton legend of saint Budoc and his mother Azénor: Azénor was still pregnant when cast into the sea in a box by her husband, but an angel led her to safety and she gave birth to future Breton saint Budoc.^[18]

Central Asian parallels[edit]

Following professor Marat Nurmukhamedov’s (ru) study on Pushkin’s verse fairy tale,^[19] professor Karl Reichl (ky) argues that the dastan (a type of Central Asian oral epic poetry) titled Šaryar, from the Turkic Karakalpaks, is «closely related» to the tale type of the Calumniated Wife, and more specifically to The Tale of Tsar Saltan.^[20][21]

Variants[edit]

Distribution[edit]

Russian folklorist Lev Barag [ru] attributed the diffusion of this format amongst the East Slavs to the popularity of Pushkin’s versified tale.^[15]

Professor Jack Haney stated that the tale type registers 78 variants in Russia and 30 tales in Belarus.^[22]

In Ukraine, a previous analysis by professor Nikolai Andrejev noted an amount between 11 and 15 variants of type «The Marvelous Children».^[23] A later analysis by Haney gave 23 variants registered.^[22]

Predecessors[edit]

The earliest version of tale type 707 in Russia was recorded in «Старая погудка на новый лад» (1794–1795), with the name «Сказка о Катерине Сатериме» (Skazka o Katyerinye Satyerimye; «The Tale of Katarina Saterima»).^[24][25][26] In this tale, Katerina Saterima is the youngest princess, and promises to marry the Tsar of Burzhat and bear him two sons, their arms of gold to the elbow, their legs of silver to the knee, and pearls in their hair. The princess and her two sons are put in a barrel and thrown in the sea.

The same work collected a second variant: Сказка о Труде-королевне («The Tale of Princess Trude»), where the king and queen consult with a seer and learn of the prophecy that their daughter will give birth to the wonder-children: she is to give birth to nine sons in three gestations, and each of them shall have arms of gold up to the elbow, legs of silver up to the knee, pearls in their hair, a shining moon on the front and a red sun on the back of the neck. This prediction catches the interest of a neighboring king, who wishes to marry the princess and father the wonder-children.^[27][28]

Another compilation in the Russian language that precedes both The Tale of Tsar Saltan and Afanasyev’s tale collection was «Сказки моего дедушки» (1820), which recorded a variant titled «Сказка о говорящей птице, поющем дереве и золо[то]-желтой воде» (Skazka o govoryashchyey ptitse, poyushchyem dyeryevye i zolo[to]-zhyeltoy vodye).^[26]

Early-20th century Russian scholarship also pointed that Arina Rodionovna, Pushkin’s nanny, may have been one of the sources of inspiration to his versified fairy tale Tsar Saltan. Rodionovna’s version, heard in 1824, contains the three sisters; the youngest’s promise to bear 33 children, and a 34th born «of a miracle» — all with silver legs up to the knee, golden arms up to the elbows, a star on the front, a moon on the back; the mother and sons cast in the water; the quest for the strange sights the sisters mention to the king in court. Rodionovna named the prince «Sultan Sultanovich», which may hint at a foreign origin for her tale.^[29]

East Slavic languages[edit]

Russia[edit]

Russian folklorist Alexander Afanasyev collected seven variants, divided in two types: The Children with Calves of Gold and Forearms of Silver (in a more direct translation: Up to the Knee in Gold, Up to the Elbow in Silver),^[30][31] and The Singing Tree and The Speaking Bird.^[32][33] Two of his tales have been translated into English: The Singing-Tree and the Speaking-Bird^[34] and The Wicked Sisters. In the later, the children are male triplets with astral motifs on their bodies, but there is no quest for the wondrous items.

Another Russian variant follows the format of The Brother Quests for a Bride. In this story, collected by Russian folklorist Ivan Khudyakov [ru] with the title «Иванъ Царевичъ и Марья Жолтый Цвѣтъ» or «Ivan Tsarevich and Maria the Yellow Flower», the tsaritsa is expelled from the imperial palace, after being accused of giving birth to puppies. In reality, her twin children (a boy and a girl) were cast in the sea in a barrel and found by a hermit. When they reach adulthood, their aunts send the brother on a quest for the lady Maria, the Yellow Flower, who acts as the speaking bird and reveals the truth during a banquet with the tsar.^[35][36]

One variant of the tale type has been collected in «Priangarya» (Irkutsk Oblast), in East Siberia.^[37]

In a tale collected in Western Dvina (Daugava), «Каровушка-Бялонюшка», the stepdaughter promises to give birth to «three times three children», all with arms of gold, legs of silver and stars on their heads. Later in the story, her stepmother dismisses her stepdaughter’s claims to the tsar, by telling him of strange and wondrous things in a distant kingdom.^[38] This tale was also connected to Pushkin’s Tsar Saltan, along with other variants from Northwestern Russia.^[39]

Russian ethnographer Grigory Potanin gave the summary of variant collected by Romanov about a «Сын Хоробор» («Son Horobor»): a king has three daughters, the other has an only son, who wants to marry the youngest sister. The other two try to impress him by flaunting their abilities in weaving (sewing 30 shirts with only one «kuzhalinka», a fiber) and cooking (making 30 pies with only a bit of wheat), but he insists on marrying the third one, who promises to bear him 30 sons and a son named «Horobor», all with a star on the front, the moon on the back, with golden up to the waist and silver up to knees. The sisters replace the 30 sons for animals, exchange the prince’s letters and write a false order for the queen and Horobor to be cast into the sea in a barrel. Horobor (or Khyrobor) prays to god for the barrel to reach safe land. He and his mother build a palace on the island, which is visited by merchants. Horobor gives the merchants a cat that serves as his spy on the sisters’ extraordinary claims.^[40]

Another version given by Potanin was collected in Biysk by Adrianov: a king listens to the conversations of three sisters, and marries the youngest, who promises to give birth to three golden-handed boys. However, a woman named Yagishna replaces the boys for a cat, a dog and a «korosta». The queen and the three animals are thrown in the sea in a barrel. The cat, the dog and the korosta spy on Yagishna telling about the three golden-handed boys hidden in a well and rescue them.^[41]

In a Siberian tale collected by A. A. Makarenko in Kazachinskaya Volost, «О царевне и её трех сыновьях» («The Tsarevna and her three children»), two girls – a peasant’s daughter and Baba Yaga’s daughter – talk about what they would do to marry the king. The girl promises to give birth to three sons: one with legs of silver, the second with legs of gold, and the third with a red sun on the front, a bright moon on the neck, and stars braided in his hair. The king marries her. Near the sons’ delivery (in three consecutive pregnancies), Baba Yaga is brought to be the queen’s midwife. After each boy’s birth, she replaces them with a puppy, a kitten, and a block of wood. The queen is cast into the sea in a barrel with the animals and the object until they reach the shore. The puppy and the kitten act as the queen’s helper and rescue the three biological sons sitting on an oak tree.^[42]

Another tale was collected from a 70-year-old teller named Elizaveta Ivanovna Sidorova, in Tersky District, Murmansk Oblast, in 1957, by Dimitri M. Balashov. In her tale, «Девять богатырей — по колен ноги в золоте, по локоть руки в серебре» («Nine bogatyrs — up to the knees in gold, up to the elbows in silver»), a girl promises to give birth to 9 sons with arms of silver and legs of gold, and the sun, moon, stars and a «dawn» adorning their heads and hair. A witch named yaga-baba replaced the boys with animals and things to trick the king. The queen is thrown in the sea with the animals, which act as her helpers. When yaga-baba, on the third visit, tells the king of a place where there are nine boys just as the queen described, the animals decide to rescue them.^[43]

In a tale collected from teller A. V. Chuprov with the title «Федор-царевич, Иван-царевич и их оклеветанная мать» («Fyodor Tsarevich, Ivan Tsarevich and their Calumniated Mother»), a king passes by three servants and inquires them about their skills: the first says she can work with silk, the second can bake and cook, and the third says whoever marries her, she will bear him two sons, one with hands covered in gold and legs in silver, a sun on the front, stars on the sides and a moon on the back, and another with arms of a golden color and legs with a silvery tint. The king takes the third servant as his wife. The queen writes a letter to be delivered to the king, but the messenger stops by a bath house and its contents are altered to tell the king his wife gave birth to two puppies. The children are baptized and given the named Fyodor and Ivan. Ivan is given to another king, while the mother is cast in a barrel with Fyodor; both wash ashore on Buyan. Fyodor tries to make contact with some merchants on a ship. Fyodor reaches his father’s kingdom and overhears the conversation about the wondrous sights: a talking squirrel on a tree that tells fairy tales and a similar looking youth (his brother Ivan) on a distant kingdom. Fyodor steals a magic carpet, rescues Ivan and flies back to Buyan with his brother, a princess and an old woman.^[44] The tale was also classified as type 707, thus related to Russian tale «Tsar Saltan».^[45]

In a tale collected by Chudjakov with the title Der weise Iwan («The Wise Ivan»), Ivan Tsarevich, the son of a tsar, pays a visit to a king and his three daughters. He listens to their conversation: the elder sister promises to weave trousers and shirts for the tsar’s son with a single flax; the middle one that she can weave the same with only a spool of thread, and the youngest that she can bear him six sons, the seventh a «wise Ivan», and all of them with arms of gold up to the elbow, legs of silver up the knee and pearls in their hair. The tsar’s son marries the youngest sister, to the jealousy of the elder sisters. While Ivan Tsarevich goes to war, the jealous sisters join with a sorceress to defame the queen, by taking the children as soon as they are born and replace them for animals. After the third pregnancy, the queen and her son, wise Ivan, are cast in the sea in a barrel. The barrel washes ashore on an island and they live there. Some time later, merchants come to the island and later visit Ivan Tsarevich’s court to tell of strange sights they have seen: exotic felines (sables and martens); singing birds of paradise from the jealous sisters’ aunt’s garden; and six sons with arms of gold, legs of silver and pearls in their hair. Wise Ivan returns to his mother and asks his mother to bake six cakes. Wise Ivan flies to the sorceress’s hut and rescues his brothers.^[46]

Belarus[edit]

In a Belarusian tale collected by Evdokim Romanov (ru) with the name «Дуб Дорохвей» or «Дуб Дарахвей» («The Dorokhveï Oak») (fr), a widowed old man marries another woman, who detests his three daughters and orders her husband to dispose of them. The old man takes them to the swamp and abandons the girls there. They notice that their father is not with them, take refuge under a pine tree and begin to cry over their situation, their tears producing a river. The tsar, seeing the river, orders their servants to find its source.^[a] They find the three maidens and take them to the king, who inquires about their origin: they say they were expelled from home. The tsar asks each maiden what they can do, and the youngest says she will give birth to 12 sons, their legs of gold, their waist of silver, the moon on the forehead and a small star on the back of the neck. The tsar chooses the third sister, and she bears the 12 sons while he is away. The sisters falsify a letter with a lie that she gave birth to animals and she should be thrown in the sea in a barrel. Eleven of her sons are put in a leather bag and thrown in the sea, but they wash ashore on an island where the Dorokhveï Oak lies. The oak is hollowed, so they make their residence there. Meanwhile, mother and her 12th son are thrown in the sea in a barrel, but leave the barrel as soon as it washes ashore on another island. The son tells her he will rescue his eleven brothers by asks her to bake cakes with her breastmilk. After the siblings are reunited, the son turns into an insect to spy on his aunts and eavesdrop on the conversation about the kingdom of wonders, one of them, a cat that walks and tells stories and tales [fr].^[47]

Ukraine[edit]

In a Ukrainian tale, «Песинський, жабинський, сухинський і золотокудрії сини цариці» («Pesinsky, Zhabinsky, Sukhinsky^[b] and the golden-haired sons of the queen»), three sisters are washing clothes in the river when they see in the distance a man rowing a boat. The oldest says it might be God, and if it is, may He take her, because she can feed many with a piece of bread. The second says it might be a prince, so she says she wants him to take her, because she will be able to weave clothes for a whole army with just a yarn. The third recognizes him as the tsar, and promises that, after they marry, she will give birth to twelve sons with golden curls. When the girl, now queen, gives birth, the old midwife takes the children, tosses them in a well and replaces them with animals. After the third birth, the tsar consults his ministers and they advise him to cast the queen and her animal children in the sea in a barrel. The barrel washes ashore an island and the three animals build a castle and a glass bridge to mainland. When some sailors visit the island, they visit the tsar to report on the strange sights on the island. The old midwife, however, interrupts their narration by revealing somewhere else there is something even more fantastical. Pesinsky, Zhabinsky and Sukhinsky spy on their audience and run away to fetch these things and bring them to their island. At last, the midwife reveals that there is a well with three golden-curled sons inside, and Pesinsky, Zhabinsky and Sukhinsky rescue them. The same sailors visit the strange island (this time the true sons of the tsar are there) and report their findings to the tsar, who discovers the truth and orders the midwife to be punished.^[48][49] According to scholarship, professor Lev Grigorevich Barag noted that this sequence (dog helping the calumniated mother in finding the requested objects) appears as a variation of the tale type 707 only in Ukraine, Russia, Bashkir and Tuvan.^[50]

In a tale summarized by folklorist Mykola Sumtsov with the title «Завистливая жена» («The Envious Wife»), the girl promises to bear a son with a golden star on the forehead and a moon on his navel. She is persecuted by her sister-in-law.^[51][52]

In a South Russian (Ukrainian) variant collected by Ukrainian folklorist Ivan Rudchenko [ru], «Богатырь з бочки» («The Bogatyr in a barrel»), after the titular bogatyr is thrown in the sea with his mother, he spies on the false queen to search the objects she describes: a cat that walks on a chain, a golden bridge near a magical church and a stone-grinding windmill that produces milk and eight falcon-brothers with golden arms up to the elbow, silver legs up to the knees, golden crown, a moon on the front and stars on the temples.^[53][54]

Baltic languages[edit]

Latvia[edit]

According to the Latvian Folktale Catalogue, tale type 707, «The Three Golden Children», is known in Latvia as Brīnuma bērni («Wonderful Children»), comprising 4 different redactions. Its first redaction registers the highest number of tales and follows The Tale of Tsar Saltan: the king marries the youngest of three sisters, because she promises to bear him many children with wonderful traits, her sisters replace the children for animals and their youngest is cast into the sea in a barrel with one of her sons; years later, her son seeks the strange wonders the sisters mention (a cat that dances and tells stories, and a group of male brothers that appear somewhere on a certain place).^[55]

Lithuania[edit]

According to professor Bronislava Kerbelyte [lt], the tale type is reported to register 244 (two hundred and forty-four) Lithuanian variants, under the banner Three Extraordinary Babies, with and without contamination from other tale types.^[56] However, only 39 variants in Lithuania contain the quest for the strange sights and animals described to the king. Kerbelytė also remarks that many Lithuanian versions of this format contain the motif of baking bread with the hero’s mother’s breastmilk to rescue the hero’s brothers.^[57]

In a variant published by Fr. Richter in Zeitschrift für Volkskunde with the title Die drei Wünsche («The Three Wishes»), three sisters spend an evening talking and weaving, the youngest saying she would like to have a son, bravest of all and loyal to the king. The king appears, takes the sisters, and marries the youngest. Her son is born and grows up exceptionally fast, much to the king’s surprise. One day, he goes to war and sends a letter to his wife to send their son to the battlefield. The queen’s jealous sisters intercept the letter and send him a frog dressed in fine clothes. The king is enraged and replies with a written order to cast his wife in the water. The sisters throw the queen and her son in the sea in a barrel, but they wash ashore in an island. The prince saves a hare from a fox. The prince asks the hare about recent events. Later, the hare is disenchanted into a princess with golden eyes and silver hair, who marries the prince.^[58]

Finnic languages[edit]

Estonia[edit]

The tale type is known in Estonia as Imelised lapsed («The Miraculous Children»). Estonian folklorists identified two opening episodes: either the king’s son finds the three sisters, or the three sisters are abandoned in the woods and cry so much their tears create a river that flows to the king’s palace.^[a] The third sister promises to bear the wonder children with astronomical motifs on their bodies. The story segues into the Tale of Tsar Saltan format: the mother and the only child she rescued are thrown into the sea; the son grows up and seeks the wonders the evil aunts tell his father about: «a golden pig, a wonderous cat, miraculous children».^[59]

Regional tales[edit]

Folklorist William Forsell Kirby translated an Estonian version first collected by Friedrich Reinhold Kreutzwald,^[60] with the name The Prince who rescued his brothers: a king with silver-coated legs and golden-coated arms marries a general’s daughter with the same attributes. When she gives birth to her sons, her elder sister sells eleven of her nephews to «Old Boy» (a devil-like character) while the queen is banished with her twelfth son and cast adrift into the sea in a barrel. At the end of the tale, the youngest prince releases his brothers from Old Boy and they transform into doves to reach their mother.^[61]

In a tale from the Lutsi Estonians collected by linguist Oskar Kallas with the name Kuningaemand ja ta kakstõistkümmend poega («The Queen and her Twelve Sons»), a man remarries and, on orders of his new wife, takes his three daughters to the forest on the pretext of picking up berries, and abandons them there. The king’s bird flies through the woods and finds the girls. The animal inquires them about their skills: the elder one says she can feed the whole world with an ear of wheat; the middle one that she can clothe the whole world with a single linen thread, and the third that she will bear 12 sons, each with a moon on the head, the sun, and stars on their bodies. The bird carries each one to the king, who takes them in. Years later, the king marries the third girl, and she gives birth to three sons in her first pregnancy. Her elder sister takes the boys and drops them in a swamp, replacing them with kittens. This happens again with the next pregnancies: as soon as they are born, the triplets are replaced for animals (puppies in the second, piglets in the third, and lambs in the fourth). However, in the fourth pregnancy, the queen hides one of her sons with her. The king orders her to cast his wife in the sea in an iron boat with her son. The son begs for an island to receive them, and his mother blesses his prayer. After they wash ashore on the island, the boy wishes the island is filled with golden and silver trees, with apples with half of gold and half of silver. His mother blesses his wish, and it happens. He next wishes for a palace larger than his father’s, an army greater than his, and finally for a bridge to connect the island to the continent. Later, he asks his mother to bake 12 cakes with her breastmilk, for he intends to rescue his older brothers. He crosses the bridge and reaches a swamp, then finds a moss-covered hut. He enters the hut and places the 12 cakes on the table. His eleven brothers — everyone shining due to their birthmarks — come to the hut and eat the cakes. Their younger brother appears and convinces them to join their mother on the island. Later, the son wishes for instruments to play, which draws the attention of his father, the king. The king comes to the island and learns of the whole truth.^[62]

Kallas published a homonymous variant from the Lutsi Estonians in abbreviated form. In this tale, a king meets three maidens on the road; the third promises to bear him 12 sons with the sun and the moon on the head, a star on their breast, hands of gold and feet of silver. The king and the maiden marry; the children are replaced by animals as soon as they are born, and the mother and her last son are cast into the sea in a sack. The first thing her son does is find his brothers. Later, after he rescues his brothers, he flies back to his father’s court to spy on him and the other maidens, and learns of the sights: a cat that lives in oak and provides clothes for its owner; a cow with a lake between its horns; and a boar that sows his own fields and bakes his own bread.^[63]

In another tale from the Lutsi, published with the title Kolm õde («Three Sisters»), a tsar has three daughters and is a great musician. One day, he leaves home and does not return. His daughters go looking for him and find him dead. They begin to cry, their tears creating a river that flows to another kingdom. The son of another tsar orders his servant to discover its origin and finds the girls. The sisters are brought to the prince’s presence and are questioned about their skills: the elder promises to feed the entire country with one pea, the middle one that she can feed the country’s horses with one grain of oat, and the youngest promises to give birth to 12 sons. The prince marries the third sister. In time, she gives birth to 12 sons. A sequence of falsified letters lies that she gave birth to animal-headed children, and must be punished by being cast in the sea. The prince’s wife and a son are thrown into the sea in a barrel and wash ashore on an island. The son grows up and goes hunting around the island. He prepares to shoot at a swan, but the swan pleads to be spared, and helps the boy three times: the first, to pull a thread by the seashore (which guides his father’s ship to the island); secondly, to throw 11 pebbles on the sea (which summons his 11 brothers to the island); finally, to fish a goldfish (which leads his father’s ship again to the island).^[64]

Karelia[edit]

Karelian researchers register that the tale type is «widely reported» in Karelia, with 55 variants collected,^[65] apart from tales considered to be fragments or summaries of The Tale of Tsar Saltan.^[66] According to their research, at least 50 of them follow the Russian redaction (see above), while 5 of them are closer to the Western European tales.^[65]

According to Karelian scholarship, the witch Syöjätär is the recurrent antagonist in Karelian variants of tale type 707,^[67] especially in tales from South Karelia.^[68]

Regional tales[edit]

In a Karelian tale, «Девять золотых сыновей» («Nine Golden Sons»), the third sister promises to give birth to «three times three» children, their arms of gold up to the elbow, the legs of silver up to the knees, a moon on the temples, a sun on the front and stars in their hair. The king overhears their conversation and takes the woman as his wife. On their way, they meet a woman named Syöjätär, who insists to be the future queen’s midwife. She gives birth to triplets in three consecutive pregnancies, but Syöjätär replaces them for rats, crows and puppies. The queen saves one of her children and is cast into a sea in a barrel. The remaining son asks his mother to bake bread with her breastmilk to rescue his brothers.^[69][70]

Author Eero Salmelainen collected a tale titled Veljiensä etsijät ja joutsenina lentäjät («One who seeks brothers flying as swans»), which poet Emmy Schreck translated as Die neun Söhne des Weibes («The woman’s nine children») and indicated a Russian-Karelian source for this tale. In this variant, three sisters walk in the forest and talk to each other, the youngest promising to bear nine children in three pregnancies. The king’s son overhears them and decides to marry the youngest, and she bears the wonder children with hands of gold, legs of silver, sunlight in their hair, moonlight shining around it, the «celestial chariot» (Himmelswagen, or Ursa Major) on their shoulder, and stars in their underarms. The king dispatches a servant to look for a washerwoman and a witch offers her services. The witch replaces the boys for animals, takes them to the woods and hides them under a white stone. After the third pregnancy, the mother hides two of her sons «on her sleeve» and is banished with them on a barrel cast in the sea. The barrel washes ashore on an island. Both boys grow up in days, and capture a talking pike that tells them to cut it open to find magical objects inside its entrails. They use the objects to build a grand house on the island for themselves and their mother. After a merchant visits the island and reports to their father, the king’s son arrives on the island and makes peace with his wife. Sometime later, both sons ask his mother to prepare some cakes with her breastmilk, so they can look for their remaining brothers, still missing. Both brothers spare a seagull who carries them across the sea to another country, where they find their seven brothers under an avian transformation curse.^[71]

In a tale from Pudozh, collected in 1939 and published in 1982 with the title «Про кота-пахаря» («About the Pakharya Cat»), three sisters promise great things if they marry Ivan, the merchant’s son; the youngest sister, named Barbara (Varvara), promises to bear three sons with golden arms and a red sun on the front. She marries Ivan and bears three sons, in three consecutive pregnancies, but the sons are replaced for puppies and the third is cast in barrel along with his mother. The son grows up in hours, becomes a young man, and both wash ashore on a deserted island. Whatever he wishes for, his mother blesses him so that his prayers go «from his lips to God’s ears». And so appear a magical cat that sings poems and a bath house that rejuvenates people.^[72]

In a Karelian tale collected in 1947 and published in 1963 with the title Yheksän kultaista poikua (Russian: Девять золотых сыновей, romanized: Devyat’ zolotikh synovei, lit. ‘Nine Golden Sons’), a woman has three daughters. One day, they talk among themselves: the elder promises to prepare food for the whole army with just one grain of barley, the middle one that she can weave clothes for the army with only a thread of linen; and the youngest promises to bear three sons with hands of gold, legs of silver, a moon on their temples, pearls in their eyes, the Ursa Major constellation on their shoulders and «heavenly stars» on their backs. The sisters repeat their conversation in a bath house, and the king’s son overhears them. The king’s son marries the youngest sister and takes her to his palace. On the way back, the couple finds a woman named Suyoatar and take her as their midwife. Suyoatar replaces the children with three wolfcubs and hides the children under a white stone. The same event happens with the next two pregnancies (three crows in the second, and three magpies in the third), but, on the third pregnancy, she hides on son with her. Mother and son are cast in the sea in a barrel, but the barrel washes ashore. They begin to live on an island, and the son asks his mother to sew 8 shirts and bake 8 koloboks with her breastmilk, for he intends to rescue his brothers.^[73]

In a Karelian tale collected in 1937 and published in 1983 with the title Kolme sisäreštä (Russian: Три сестры, romanized: Tri sestry, lit. ‘Three Sisters’), an old couple have three daughters. One day, during the «vierista» holiday, they pay a visit to the Vierista akka (Old Woman Vierista), but hide in a cow’s hide. Vierista drags the girls to a forest and abandons them there. They climb a tree for shelter and the king’s on, during a hunt, finds them. The king’s son brings them to the palace, and the youngest sister strikes the king’s son’s fancy the most. While at the castle, the girls go to a bath house and talk to one another: the elder wants to marry the royal cook and promises to weave clothes for the whole army with a single thread; the middle one wants to marry the royal steward and promises to cook food for the whole army with a single grain; the youngest wants to marry the king’s son and promises to bear three children, the oldest a daughter, all with hands of gold, legs of silver, a moon on their temples; the Ursa Major on the shoulders and the stars in their back. The children are born, but the sisters replace them by animals and cast in the water. The children are saved by a gardener and, years later, are sent for a fountain of water of life, the ringing tree and the talking bird.^[74]

Finland[edit]

Tale type 707 is known in Finland as Kolme kultaista poikaa («Three Golden Boys»).^[75][76]

In a late 19th century article, Finnish folklorist Antti Aarne noted that the story was found «all over» Finland, but it was «especially common» in the eastern part of the country, namely, in Arkhangelsk and Olonets. Moreover, Finnish variants «always» («всегда») begin with the three sisters, and the youngest promising to bear children with marvelous qualities: golden hands and silver feet, or with astral birthmarks (moon on the forehead and sun on the crown). The number of promised children may vary between 3, 9, and 12, and, according to Aarne, nine is the number that appears in variants from Eastern Finland. Lastly, in all variants («всехъ вариантахъ»), the queen and one of her sons are cast in the sea in a barrel.^[77]

According to the Finnish Folktale Catalogue, established by scholar Pirkko-Liisa Rausmaa, the type of redaction is the following; the third sister promises to bear either nine or three golden sons, the witch Syöjättar replaces the sons for crows, and the mother and the only son(s) she rescued are thrown in the sea in a barrel.^[78]

Regional tales[edit]

Finnish author Eero Salmelainen [fi] collected three Finnish variants he grouped under the banner Naisen yhdeksän poikaa («The Woman’s Nine Children»).^[79] In one of his tales, titled Tynnyrissä kaswanut Poika («The boy who grew in a barrel»), summarized by W. Henry Jones and Lajos Kropf, the king overhears three daughters of a peasant woman boasting about their abilities, the third sister promising to bear three sets of triplets with the moon on their temples, the sun on the top of their heads, hands of gold, and feet of silver. She marries the king, and her envious older sisters substitute the boys for animals. She manages to save her youngest child, but both are cast into the sea in a barrel. They reach an island; her son grows up at a fast rate and asks his mother to prepare nine cakes with her milk, so he can use them to rescue his brothers.^[80]

In another tale, titled Saaressa eläjät and translated into German as Die auf der Insel Lebenden («Living on an island»), the third sister promises to bear three sons in each pregnancy and marries the king. The king sends for a midwife and a mysterious woman offers her services — the witch Syöjätär. The witch replaces the children with animals, but by the third time, the mother hides her latest son. The mother is cast in the sea in a barrel and washes ashore on an island. She and her son pray to God for a house, and He grants their prayer. The king marries another wife, the daughter of Syojatar, who tells him about wonder in a faraway place: three pigs, six stallions, and eight golden boys on a large stone. The son decides to find the eight boys and asks his mother to prepare cakes with her breastmilk. He brings his eight brothers back to their mother. The king decides to visit the island, meets his wife and nine sons, and discovers the truth.^[81][82]

August Löwis de Menar translated a Finnish variant from Ingermanland, with the title Bruder und Schwester und die goldlockigen Königssöhne («Brother and Sister, and the golden-haired sons of the King»): a pair of siblings, a boy and a girl, flee from home and live in the forest. One day, the king finds the girl, naked atop a tree, and asks if she is a baptized woman. They marry and she gives birth to two golden-haired sons in each pregnancy, but they are replaced for animals and given to a devil. The mother gives birth to a seventh son and she is banished in the sea in a barrel. They reach an island and God helps them by creating a grand palace. The seventh son asks his mother to prepare cakes with her breastmilk because he decides to find his six brothers. He reaches the house of the devil and takes his siblings back to his mother. One day, the king visits their island palace and wishes to be told a story. The seventh son tells the king, their father, the story of their family. The king recognizes his sons and reconciles with his wife.^[83]

In a Finnish tale translated into English as Mielikki and her nine sons, three maidens go for a walk in the woods and talk to each other: the first promises to make bread for the whole army with three barley seeds; the second that she can weave clothes for the army with three stalks of flax, and the third, named Mielikki, that she will bear nine sons. A king named Aslo overhears their boasts and chooses Mielikki as his wife. The bards celebrate the occasion with a song that describes the royal children as having hands of gold, feet of silver, a «shining dawn» on their shoulders, a moonbeam on their chests, and «stars of heaven» on their foreheads. The king’s servants procure a midwife for the queen and find an old woman named Noita-Akka. Each time the queen bears three sons that are replaced by three crows by Noita-Akka and hidden near a white stone in the woods. The third time, however, Mielikki protects two sons from the midwife’s machinations, but she and her two children are cast in the sea in a barrel. Mother and children wash ashore on an island and live out their days there. One day, trade merchants come to King Aslo’s court and describe the two boys they saw on the island. King Aslo finds his wife and sons and takes them back. After the joyous reunion, the two remaining brothers decide to look for their missing siblings. At the end of the tale, they find an old woman’s house, and the old woman tells them their seven brothers become gulls by wearing feather robes, so, in order to lift their curse, the pair must burn the brothers’ feather robes.^[84]

Veps people[edit]

Karelian scholarship reports 15 variants from Veps sources. Most of which also follow the Russian (or East Slavic) redaction of the tale type 707 (that is, «The Tale of Tsar Saltan»).^[85]

At least one variant of type 707 was collected from a Veps source by linguist Paul Ariste and published in 1964.^[86]

Mordvin people[edit]

Russian author Stepan V. Anikin [ru] published a tale from the Mordvin people titled «Двенадцать братьев» («Twelve Brothers»). In this tale, a czar’s son, still single, likes to overhear the conversation under people’s windows. In one house, he overhears three sisters who are spinning and talking: they each talk about marrying the czar’s son, but the elder promises to clothe an entire regiment with a single spool of thread; the middle one that she can bake a piece of bread so large to feed two regiments with a single bite, and the youngest promises to bear twelve sons, each with a sun on the front, a moon on the back of the head, stars in their hair. The czar’s son chooses the youngest as his wife and marries her. When she is pregnant for the first time, the czar’s son looks for a midwife, and finds a woman named Vedyava by the river and hires her. Vedyava takes the first son, hides him elsewhere, and replaces him with a kitten. This happens with the next ten pregnancies, until the czar’s son, fed up with the apparently false promises, orders his wife to be locked up in an iron barrel with her last son and cast in the sea. His order is carried out, and the pair sinks to the bottom of the ocean. Fifteen years pass, and son and mother pray to God for the barrel to wash ashore on any island. This happens, and they find themselves on land. The boy finds three men quarreling about an ax, a cloth, and a magic cudgel and steals them to build a house for him and his mother. Later, some fishermen come to the island and depart to visit the czar’s son, now the czar himself and married to Vedyava. The boy turns into a little mosquito and flies incognito to his father’s court. Vedyava mocks the fishermen’s report, and tells of other miraculous sights: first, a boar-pig that plows fields with its paws and sows with its snout; second, a mare that foals with each step; third, a tree with silver bells that ring with the wind, and a singing bird perched on it; lastly, about eleven boys that live somewhere, each with a sun on the front, a moon on the back of the head, and stars in their hair. After each visit, the boy finds the boar-pig, the mare and its foals, the bell-tree and the bird. As for the last sight, the boy recognizes it is about his brothers and asks his mother to bake eleven loaves of bread for the road, then goes on a quest for them. With the help of a magic bird, the boy is carried to the brothers’ hut and takes them back to their mother.^[87]

Other regions[edit]

Zaonezh’ya[edit]

In a tale from Zaonezh’ya [fr] with the title «Про Ивана-царевича» («About Ivan-Tsarevich»), recorded in 1982, three sisters in a bath house talk among themselves, the youngest says she will bear nine sons with golden legs, silver arms and pearls in their hair. She marries Ivan-Tsarevich. A local witch named Yegibikha, who wants her daughter, Beautiful Nastasya, to marry Ivan, acts as the new queen’s midwife and replaces eight of her sons for animals. The last son and mother are thrown into the sea in a barrel and wash ashore on an island. The child grows up in days and asks his mother to prepare koluboks with her breastmilk. He rescues his brothers with the koluboks and takes them to the island. Finally, the son wishes that a bridge appears between the island and the continent, and that visitors come to their new home. As if granting his wish, an old beggar woman comes and visits the island, and later goes to Ivan-Tsarevich to tell him about it.^[88]

Adaptations[edit]

• 1900 – The Tale of Tsar Saltan, opera by Nikolai Rimsky-Korsakov in which the popular piece Flight of the Bumblebee is found.
• 1943 – The Tale of Tsar Saltan, USSR, traditionally animated film directed by Brumberg sisters.^[89]
• 1966 – The Tale of Tsar Saltan, USSR, feature film directed by Aleksandr Ptushko.^[90]
• 1984 – The Tale of Tsar Saltan, USSR, traditionally animated film directed by Ivan Ivanov-Vano and Lev Milchin.^[91]
• 2012 — an Assyrian Aramaic poem by Malek Rama Lakhooma and Hannibal Alkhas, loosely based on the Pushkin fairy tale, was staged in San Jose, CA (USA). Edwin Elieh composed the music available on CD.

Gallery of illustrations[edit]

Ivan Bilibin made the following illustrations for Pushkin’s tale in 1905:

• 

  Tsar Saltan at the window

• 

  The Island of Buyan

• 

  Flight of the mosquito

• 

  The Merchants Visit Tsar Saltan

See also[edit]

This basic folktale has variants from many lands. Compare:

• «The Dancing Water, the Singing Apple, and the Speaking Bird»
• «Princess Belle-Etoile»
• «The Three Little Birds»
• Ancilotto, King of Provino
• «The Bird of Truth»
• «The Water of Life»
• The Wicked Sisters
• The Boys with the Golden Stars
• A String of Pearls Twined with Golden Flowers
• The Boy with the Moon on his Forehead
• The Hedgehog, the Merchant, the King and the Poor Man
• Silver Hair and Golden Curls
• Sun, Moon and Morning Star
• The Golden-Haired Children
• Les Princes et la Princesse de Marinca
• Two Pieces of Nuts
• The Children with the Golden Locks (Georgian folktale)
• The Pretty Little Calf
• The Rich Khan Badma
• The Story of Arab-Zandiq
• The Bird that Spoke the Truth
• The Story of The Farmer’s Three Daughters
• The Golden Fish, The Wonder-working Tree and the Golden Bird
• King Ravohimena and the Magic Grains
• Zarlik and Munglik (Uzbek folktale)
• The Child with a Moon on his Chest (Sotho)
• The Story of Lalpila (Indian folktale)

References[edit]

Footnotes[edit]

Further reading[edit]

• Azadovsky, Mark, and McGavran, James. «The Sources of Pushkin’s Fairy Tales». In: Pushkin Review 20 (2018): 5-39. doi:10.1353/pnr.2018.0001.
• Mazon, André. «Le Tsar Saltan». In: Revue des études slaves, tome 17, fascicule 1–2, 1937. pp. 5–17. DOI: https://doi.org/10.3406/slave.1937.7637; [www.persee.fr/doc/slave_0080-2557_1937_num_17_1_7637 persee.fr]
• Orlov, Janina. «Chapter 2. Orality and literacy, continued: Playful magic in Pushkin’s Tale of Tsar Saltan». In: Children’s Literature as Communication: The ChiLPA project. Edited by Roger D. Sell [Studies in Narrative 2]. John Benjamins Publishing Company, 2002. pp. 39–53. https://doi.org/10.1075/sin.2.05orl
• Oranskij, I. M. «A Folk-Tale in the Indo-Aryan Parya Dialect (A Central Asian Variant of the Tale of Czar Saltan)». In: East and West 20, no. 1/2 (1970): 169–78. Accessed September 5, 2021. http://www.jstor.org/stable/29755508.
• Wachtel, Michael. «Pushkin’s Turn to Folklore». In: Pushkin Review 21 (2019): 107–154. doi:10.1353/pnr.2019.0006.

External links[edit]

• A. D. P. Briggs (January 1983). Alexander Pushkin: A Critical Study. Rowman & Littlefield. ISBN 978-0-389-20340-7.
• (in Russian) Сказка о царе Салтане available at Lib.ru
• The Tale of Tsar Saltan, transl. by Louis Zellikoff

Главная » Новости » История написания сказки Пушкина о царе Салтане

История написания сказки Пушкина о царе Салтане

Кто-то мечтает стать космонавтом, кто-то певцом, кто-то ветеринаром, кто-то художником или инженером. А Александр Сергеевич Пушкин всегда хотел быть поэтом и писать стихи, трогающие душу и сердце. Его мечты сбылись! Он стал великим русским поэтом, стихи которого знают наизусть не только в России, но и во всем мире.

Александр Сергеевич Пушкин сделал первые наброски «Сказки о царе Салтане» приблизительно с 1822 по 1824 год. В это время он находился в южной ссылке, в городе Кишиневе.

Первый вариант произведения значительно отличался от конечного результата.

Пушкин использовал за основу народную сказку «По колена ноги в золоте, по локоть руки в серебре». Именно такими чудесными особенностями должен был обладать сын царя.

Пушкин продолжил работу над произведением уже в другой ссылке — в Михайловском селе с 1824 по 1826 год.

В это время сказка обрастает многочисленными подробностями. Появляется отрицательный персонаж, который препятствует царю увидеться с сыном — злая мачеха. Автор добавляет различные чудеса: лукоморье с золотыми цепями, дерущиеся боровы с сыплющимся золотом и 30 богатырей — братья князя.

В 1828 году Александр Пушкин вновь вернулся к работе над сказкой. Именно в этот период он решает написать произведение в стихотворной форме.

Летом 1831 года Пушкин жил в Царском селе: он недавно женился на Наталье Гончаровой, был вдохновлен и очень много работал. Именно в этот период (а точнее 29 августа) он закончил «Сказку о царе Салтане».

Интересно, что произведение было дописано в ходе соревнования с известным писателем Жуковским. Вместе с Пушкиным они перерабатывали народные сказки в новые произведения.

Следующие полгода сказка неоднократно дорабатывалась. Известно, что даже император Николай I ознакомился с ней перед публикацией.

В конечном варианте злая мачеха была заменена завистливыми сестрами, волшебные боровы — белочкой с золотыми орехами, богатыри стали морскими витязями. А главный герой стал выделяться не внешними признаками (золотые ноги и серебряные руки), а душевными и умственными качествами.

В 1832 году «Сказка о царе Салтане» была впервые опубликована в сборнике произведений «Стихотворения А. Пушкина». В 2022 году сказке исполнилось 190 лет.

История создания книги  [Электронный ресурс]//История написания сказки Пушкина о царе Салтане (hronika.su)

Дата обращения: 11.08.2022

Низовских Т.Е. , библиотекарь Абалакского сельского филиала

Читать об истории создания других книг

Рейтинг пользователей 4.45 ( 13 голосов)

Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди создана на основе народной сказки «Чудесные сыновья». Александр Сергеевич Пушкин обогатил народное произведение новыми сюжетными поворотами, героями и прекрасным стихотворным изложением.
По сюжету сказки царь женится на девушке, которая рожает ему сына. Но из-за зависти и предательства со стороны ткачихи и поварихи, царевну с ребенком заковывают в бочку и пускают в море. Там малыш растет не по дням, а по часам. Бочка выплывает на берег и оттуда выходит взрослый царевич с матерью. Он спасает лебедя от злого коршуна, который оказывается злодеем, а лебедь – заколдованной девушкой…

«Сказка о царе Салтане» читать

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком.

«Кабы я была царица, —

Говорит одна девица, —

То на весь крещеный мир

Приготовила б я пир».

«Кабы я была царица, —

Говорит ее сестрица, —

То на весь бы мир одна

Наткала я полотна».

«Кабы я была царица, —

Третья молвила сестрица, —

Я б для батюшки-царя

Родила богатыря».

Только вымолвить успела,

Дверь тихонько заскрипела,

И в светлицу входит царь,

Стороны той государь.

Во всё время разговора

Он стоял позадь забора;

Речь последней по всему

Полюбилася ему.

«Здравствуй, красная девица, —

Говорит он, — будь царица

И роди богатыря

Мне к исходу сентября.

Вы ж, голубушки-сестрицы,

Выбирайтесь из светлицы,

Поезжайте вслед за мной,

Вслед за мной и за сестрой:

Будь одна из вас ткачиха,

А другая повариха».

В сени вышел царь-отец.

Все пустились во дворец.

Царь недолго собирался:

В тот же вечер обвенчался.

Царь Салтан за пир честной

Сел с царицей молодой;

А потом честные гости

На кровать слоновой кости

Положили молодых

И оставили одних.

В кухне злится повариха,

Плачет у станка ткачиха,

И завидуют оне

Государевой жене.

А царица молодая,

Дела вдаль не отлагая,

С первой ночи понесла.

В те поры война была.

Царь Салтан, с женой простяся,

На добра-коня садяся,

Ей наказывал себя

Поберечь, его любя.

Между тем, как он далёко

Бьется долго и жестоко,

Наступает срок родин;

Сына бог им дал в аршин,

И царица над ребенком

Как орлица над орленком;

Шлет с письмом она гонца,

Чтоб обрадовать отца.

А ткачиха с поварихой,

Со сватьей бабой Бабарихой,

Извести ее хотят,

Перенять гонца велят;

Сами шлют гонца другого

Вот с чем от слова до слова:

«Родила царица в ночь

Не то сына, не то дочь;

Не мышонка, не лягушку,

А неведому зверюшку».

Как услышал царь-отец,

Что донес ему гонец,

В гневе начал он чудесить

И гонца хотел повесить;

Но, смягчившись на сей раз,

Дал гонцу такой приказ:

«Ждать царева возвращенья

Для законного решенья».

Едет с грамотой гонец,

И приехал наконец.

А ткачиха с поварихой,

Со сватьей бабой Бабарихой,

Обобрать его велят;

Допьяна гонца поят

И в суму его пустую

Суют грамоту другую —

И привез гонец хмельной

В тот же день приказ такой:

«Царь велит своим боярам,

Времени не тратя даром,

И царицу и приплод

Тайно бросить в бездну вод».

Делать нечего: бояре,

Потужив о государе

И царице молодой,

В спальню к ней пришли толпой.

Объявили царску волю —

Ей и сыну злую долю,

Прочитали вслух указ,

И царицу в тот же час

В бочку с сыном посадили,

Засмолили, покатили

И пустили в Окиян —

Так велел-де царь Салтан.

В синем небе звезды блещут,

В синем море волны хлещут;

Туча по небу идет,

Бочка по морю плывет.

Словно горькая вдовица,

Плачет, бьется в ней царица;

И растет ребенок там

Не по дням, а по часам.

День прошел, царица вопит…

А дитя волну торопит:

«Ты, волна моя, волна!

Ты гульлива и вольна;

Плещешь ты, куда захочешь,

Ты морские камни точишь,

Топишь берег ты земли,

Подымаешь корабли —

Не губи ты нашу душу:

Выплесни ты нас на сушу!»

И послушалась волна:

Тут же на берег она

Бочку вынесла легонько

И отхлынула тихонько.

Мать с младенцем спасена;

Землю чувствует она.

Но из бочки кто их вынет?

Бог неужто их покинет?

Сын на ножки поднялся,

В дно головкой уперся,

Понатужился немножко:

«Как бы здесь на двор окошко

Нам проделать?» — молвил он,

Вышиб дно и вышел вон.

Мать и сын теперь на воле;

Видят холм в широком поле,

Море синее кругом,

Дуб зеленый над холмом.

Сын подумал: добрый ужин

Был бы нам, однако, нужен.

Ломит он у дуба сук

И в тугой сгибает лук,

Со креста шнурок шелковый

Натянул на лук дубовый,

Тонку тросточку сломил,

Стрелкой легкой завострил

И пошел на край долины

У моря искать дичины.

К морю лишь подходит он,

Вот и слышит будто стон…

Видно на море не тихо;

Смотрит — видит дело лихо:

Бьется лебедь средь зыбей,

Коршун носится над ней;

Та бедняжка так и плещет,

Воду вкруг мутит и хлещет…

Тот уж когти распустил,

Клюв кровавый навострил…

Но как раз стрела запела,

В шею коршуна задела —

Коршун в море кровь пролил,

Лук царевич опустил;

Смотрит: коршун в море тонет

И не птичьим криком стонет,

Лебедь около плывет,

Злого коршуна клюет,

Гибель близкую торопит,

Бьет крылом и в море топит —

И царевичу потом

Молвит русским языком:

«Ты, царевич, мой спаситель,

Мой могучий избавитель,

Не тужи, что за меня

Есть не будешь ты три дня,

Что стрела пропала в море;

Это горе — всё не горе.

Отплачу тебе добром,

Сослужу тебе потом:

Ты не лебедь ведь избавил,

Девицу в живых оставил;

Ты не коршуна убил,

Чародея подстрелил.

Ввек тебя я не забуду:

Ты найдешь меня повсюду,

А теперь ты воротись,

Не горюй и спать ложись».

Улетела лебедь-птица,

А царевич и царица,

Целый день проведши так,

Лечь решились натощак.

Вот открыл царевич очи;

Отрясая грезы ночи

И дивясь, перед собой

Видит город он большой,

Стены с частыми зубцами,

И за белыми стенами

Блещут маковки церквей

И святых монастырей.

Он скорей царицу будит;

Та как ахнет!.. «То ли будет? —

Говорит он, — вижу я:

Лебедь тешится моя».

Мать и сын идут ко граду.

Лишь ступили за ограду,

Оглушительный трезвон

Поднялся со всех сторон:

К ним народ навстречу валит,

Хор церковный бога хвалит;

В колымагах золотых

Пышный двор встречает их;

Все их громко величают

И царевича венчают

Княжей шапкой, и главой

Возглашают над собой;

И среди своей столицы,

С разрешения царицы,

В тот же день стал княжить он

И нарекся: князь Гвидон.

Ветер на море гуляет

И кораблик подгоняет;

Он бежит себе в волнах

На раздутых парусах.

Корабельщики дивятся,

На кораблике толпятся,

На знакомом острову

Чудо видят наяву:

Город новый златоглавый,

Пристань с крепкою заставой;

Пушки с пристани палят,

Кораблю пристать велят.

Пристают к заставе гости;

Князь Гвидон зовет их в гости,

Их он кормит и поит

И ответ держать велит:

«Чем вы, гости, торг ведете

И куда теперь плывете?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет,

Торговали соболями,

Чернобурыми лисами;

А теперь нам вышел срок,

Едем прямо на восток,

Мимо острова Буяна,

В царство славного Салтана…»

Князь им вымолвил тогда:

«Добрый путь вам, господа,

По морю по Окияну

К славному царю Салтану;

От меня ему поклон».

Гости в путь, а князь Гвидон

С берега душой печальной

Провожает бег их дальный;

Глядь — поверх текучих вод

Лебедь белая плывет.

«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!

Что ты тих, как день ненастный?

Опечалился чему?» —

Говорит она ему.

Князь печально отвечает:

«Грусть-тоска меня съедает,

Одолела молодца:

Видеть я б хотел отца».

Лебедь князю: «Вот в чем горе!

Ну, послушай: хочешь в море

Полететь за кораблем?

Будь же, князь, ты комаром».

И крылами замахала,

Воду с шумом расплескала

И обрызгала его

С головы до ног всего.

Тут он в точку уменьшился,

Комаром оборотился,

Полетел и запищал,

Судно на море догнал,

Потихоньку опустился

На корабль — и в щель забился.

Ветер весело шумит,

Судно весело бежит

Мимо острова Буяна,

К царству славного Салтана,

И желанная страна

Вот уж издали видна.

Вот на берег вышли гости;

Царь Салтан зовет их в гости,

И за ними во дворец

Полетел наш удалец.

Видит: весь сияя в злате,

Царь Салтан сидит в палате

На престоле и в венце

С грустной думой на лице;

А ткачиха с поварихой,

Со сватьей бабой Бабарихой,

Около царя сидят

И в глаза ему глядят.

Царь Салтан гостей сажает

За свой стол и вопрошает:

«Ой вы, гости-господа,

Долго ль ездили? куда?

Ладно ль за морем, иль худо?

И какое в свете чудо?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет;

За морем житье не худо,

В свете ж вот какое чудо:

В море остров был крутой,

Не привальный, не жилой;

Он лежал пустой равниной;

Рос на нем дубок единый;

А теперь стоит на нем

Новый город со дворцом,

С златоглавыми церквами,

С теремами и садами,

А сидит в нем князь Гвидон;

Он прислал тебе поклон».

Царь Салтан дивится чуду;

Молвит он: «Коль жив я буду,

Чудный остров навещу,

У Гвидона погощу».

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

Не хотят его пустить

Чудный остров навестить.

«Уж диковинка, ну право, —

Подмигнув другим лукаво,

Повариха говорит, —

Город у моря стоит!

Знайте, вот что не безделка:

Ель в лесу, под елью белка,

Белка песенки поет

И орешки всё грызет,

А орешки не простые,

Всё скорлупки золотые,

Ядра — чистый изумруд;

Вот что чудом-то зовут».

Чуду царь Салтан дивится,

А комар-то злится, злится-

И впился комар как раз

Тетке прямо в правый глаз.

Повариха побледнела,

Обмерла и окривела.

Слуги, сватья и сестра

С криком ловят комара.

«Распроклятая ты мошка!

Мы тебя!..» А он в окошко,

Да спокойно в свой удел

Через море полетел.

Снова князь у моря ходит,

С синя моря глаз не сводит;

Глядь — поверх текучих вод

Лебедь белая плывет.

«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!

Что ж ты тих, как день ненастный?

Опечалился чему?« —

Говорит она ему.

Князь Гвидон ей отвечает:

«Грусть-тоска меня съедает;

Чудо чудное завесть

Мне б хотелось. Где-то есть

Ель в лесу, под елью белка;

Диво, право, не безделка-

Белка песенки поет,

Да орешки всё грызет,

А орешки не простые,

Всё скорлупки золотые,

Ядра — чистый изумруд;

Но, быть может, люди врут».

Князю лебедь отвечает:

«Свет о белке правду бает;

Это чудо знаю я;

Полно, князь, душа моя,

Не печалься; рада службу

Оказать тебе я в дружбу».

С ободренною душой

Князь пошел себе домой;

Лишь ступил на двор широкий —

Что ж под елкою высокой,

Видит, белочка при всех

Золотой грызет орех,

Изумрудец вынимает,

А скорлупку собирает,

Кучки равные кладет

И с присвисточкой поет

При честном при всем народе:

Во саду ли, в огороде.

Изумился князь Гвидон.

«Ну, спасибо, — молвил он, —

Ай да лебедь — дай ей боже,

Что и мне, веселье то же».

Князь для белочки потом

Выстроил хрустальный дом,

Караул к нему приставил

И притом дьяка заставил

Строгий счет орехам весть.

Князю прибыль, белке честь.

Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет;

Он бежит себе в волнах

На поднятых парусах

Мимо острова крутого,

Мимо города большого:

Пушки с пристани палят,

Кораблю пристать велят.

Пристают к заставе гости;

Князь Гвидон зовет их в гости,

Их и кормит и поит

И ответ держать велит:

«Чем вы, гости, торг ведете

И куда теперь плывете?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет,

Торговали мы конями,

Всё донскими жеребцами,

А теперь нам вышел срок-

И лежит нам путь далек:

Мимо острова Буяна,

В царство славного Салтана…»

Говорит им князь тогда:

«Добрый путь вам, господа,

По морю по Окияну

К славному царю Салтану;

Да скажите: князь Гвидон

Шлет царю-де свой поклон».

Гости князю поклонились,

Вышли вон и в путь пустились.

К морю князь — а лебедь там

Уж гуляет по волнам.

Молит князь: душа-де просит,

Так и тянет и уносит…

Вот опять она его

Вмиг обрызгала всего:

В муху князь оборотился,

Полетел и опустился

Между моря и небес

На корабль — и в щель залез.

Ветер весело шумит,

Судно весело бежит

Мимо острова Буяна,

В царство славного Салтана-

И желанная страна

Вот уж издали видна;

Вот на берег вышли гости;

Царь Салтан зовет их в гости,

И за ними во дворец

Полетел наш удалец.

Видит: весь сияя в злате,

Царь Салтан сидит в палате

На престоле и в венце,

С грустной думой на лице.

А ткачиха с Бабарихой

Да с кривою поварихой

Около царя сидят,

Злыми жабами глядят.

Царь Салтан гостей сажает

За свой стол и вопрошает:

«Ой вы, гости-господа,

Долго ль ездили? куда?

Ладно ль за морем, иль худо,

И какое в свете чудо?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет;

За морем житье не худо;

В свете ж вот какое чудо:

Остров на море лежит,

Град на острове стоит

С златоглавыми церквами,

С теремами да садами;

Ель растет перед дворцом,

А под ней хрустальный дом;

Белка там живет ручная,

Да затейница какая!

Белка песенки поет,

Да орешки всё грызет,

А орешки не простые,

Всё скорлупки золотые,

Ядра — чистый изумруд;

Слуги белку стерегут,

Служат ей прислугой разной-

И приставлен дьяк приказный

Строгий счет орехам весть;

Отдает ей войско честь;

Из скорлупок льют монету,

Да пускают в ход по свету;

Девки сыплют изумруд

В кладовые, да под спуд;

Все в том острове богаты,

Изоб нет, везде палаты;

А сидит в нем князь Гвидон;

Он прислал тебе поклон».

Царь Салтан дивится чуду.

«Если только жив я буду,

Чудный остров навещу,

У Гвидона погощу».

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

Не хотят его пустить

Чудный остров навестить.

Усмехнувшись исподтиха,

Говорит царю ткачиха:

«Что тут дивного? ну, вот!

Белка камушки грызет,

Мечет золото и в груды

Загребает изумруды;

Этим нас не удивишь,

Правду ль, нет ли говоришь.

В свете есть иное диво:

Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Разольется в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря,

Все красавцы удалые,

Великаны молодые,

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор.

Это диво, так уж диво,

Можно молвить справедливо!»

Гости умные молчат,

Спорить с нею не хотят.

Диву царь Салтан дивится,

А Гвидон-то злится, злится…

Зажужжал он и как раз

Тетке сел на левый глаз,

И ткачиха побледнела:

«Ай!» и тут же окривела;

Все кричат: «Лови, лови,

Да дави ее, дави…

Вот ужо! постой немножко,

Погоди…» А князь в окошко,

Да спокойно в свой удел

Через море прилетел.

Князь у синя моря ходит,

С синя моря глаз не сводит;

Глядь — поверх текучих вод

Лебедь белая плывет.

«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!

Что ты тих, как день ненастный?

Опечалился чему?» —

Говорит она ему.

Князь Гвидон ей отвечает:

«Грусть-тоска меня съедает-

Диво б дивное хотел

Перенесть я в мой удел».

«А какое ж это диво?»

— Где-то вздуется бурливо

Окиян, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Расплеснется в шумном беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря,

Все красавцы молодые,

Великаны удалые,

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор.

Князю лебедь отвечает:

«Вот что, князь, тебя смущает?

Не тужи, душа моя,

Это чудо знаю я.

Эти витязи морские

Мне ведь братья все родные.

Не печалься же, ступай,

В гости братцев поджидай».

Князь пошел, забывши горе,

Сел на башню, и на море

Стал глядеть он; море вдруг

Всколыхалося вокруг,

Расплескалось в шумном беге

И оставило на бреге

Тридцать три богатыря;

В чешуе, как жар горя,

Идут витязи четами,

И, блистая сединами,

Дядька впереди идет

И ко граду их ведет.

С башни князь Гвидон сбегает,

Дорогих гостей встречает;

Второпях народ бежит;

Дядька князю говорит:

«Лебедь нас к тебе послала

И наказом наказала

Славный город твой хранить

И дозором обходить.

Мы отныне ежеденно

Вместе будем непременно

У высоких стен твоих

Выходить из вод морских,

Так увидимся мы вскоре,

А теперь пора нам в море;

Тяжек воздух нам земли».

Все потом домой ушли.

Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет;

Он бежит себе в волнах

На поднятых парусах

Мимо острова крутого,

Мимо города большого;

Пушки с пристани палят,

Кораблю пристать велят.

Пристают к заставе гости.

Князь Гвидон зовет их в гости,

Их и кормит и поит

И ответ держать велит:

«Чем вы, гости, торг ведете?

И куда теперь плывете?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет;

Торговали мы булатом,

Чистым серебром и златом,

И теперь нам вышел срок;

А лежит нам путь далек,

Мимо острова Буяна,

В царство славного Салтана».

Говорит им князь тогда:

«Добрый путь вам, господа,

По морю по Окияну

К славному царю Салтану.

Да скажите ж: князь Гвидон

Шлет-де свой царю поклон».

Гости князю поклонились,

Вышли вон и в путь пустились.

К морю князь, а лебедь там

Уж гуляет по волнам.

Князь опять: душа-де просит…

Так и тянет и уносит…

И опять она его

Вмиг обрызгала всего.

Тут он очень уменьшился,

Шмелем князь оборотился,

Полетел и зажужжал;

Судно на море догнал,

Потихоньку опустился

На корму — и в щель забился.

Ветер весело шумит,

Судно весело бежит

Мимо острова Буяна,

В царство славного Салтана,

И желанная страна

Вот уж издали видна.

Вот на берег вышли гости.

Царь Салтан зовет их в гости,

И за ними во дворец

Полетел наш удалец.

Видит, весь сияя в злате,

Царь Салтан сидит в палате

На престоле и в венце,

С грустной думой на лице.

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

Около царя сидят-

Четырьмя все три глядят.

Царь Салтан гостей сажает

За свой стол и вопрошает:

«Ой вы, гости-господа,

Долго ль ездили? куда?

Ладно ль за морем иль худо?

И какое в свете чудо?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет;

За морем житье не худо;

В свете ж вот какое чудо:

Остров на море лежит,

Град на острове стоит,

Каждый день идет там диво:

Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Расплеснется в скором беге-

И останутся на бреге

Тридцать три богатыря,

В чешуе златой горя,

Все красавцы молодые,

Великаны удалые,

Все равны, как на подбор;

Старый дядька Черномор

С ними из моря выходит

И попарно их выводит,

Чтобы остров тот хранить

И дозором обходить —

И той стражи нет надежней,

Ни храбрее, ни прилежней.

А сидит там князь Гвидон;

Он прислал тебе поклон».

Царь Салтан дивится чуду.

«Коли жив я только буду,

Чудный остров навещу

И у князя погощу».

Повариха и ткачиха

Ни гугу — но Бабариха

Усмехнувшись говорит:

«Кто нас этим удивит?

Люди из моря выходят

И себе дозором бродят!

Правду ль бают, или лгут,

Дива я не вижу тут.

В свете есть такие ль дива?

Вот идет молва правдива:

За морем царевна есть,

Что не можно глаз отвесть:

Днем свет божий затмевает,

Ночью землю освещает,

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит.

А сама-то величава,

Выплывает, будто пава;

А как речь-то говорит,

Словно реченька журчит.

Молвить можно справедливо,

Это диво, так уж диво».

Гости умные молчат:

Спорить с бабой не хотят.

Чуду царь Салтан дивится —

А царевич хоть и злится,

Но жалеет он очей

Старой бабушки своей:

Он над ней жужжит, кружится —

Прямо на нос к ней садится,

Нос ужалил богатырь:

На носу вскочил волдырь.

И опять пошла тревога:

«Помогите, ради бога!

Караул! лови, лови,

Да дави его, дави…

Вот ужо! пожди немножко,

Погоди!..» А шмель в окошко,

Да спокойно в свой удел

Через море полетел.

Князь у синя моря ходит,

С синя моря глаз не сводит;

Глядь — поверх текучих вод

Лебедь белая плывет.

«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!

Что ж ты тих, как день ненастный?

Опечалился чему?» —

Говорит она ему.

Князь Гвидон ей отвечает:

«Грусть-тоска меня съедает:

Люди женятся; гляжу,

Неженат лишь я хожу».

— А кого же на примете

Ты имеешь? — «Да на свете,

Говорят, царевна есть,

Что не можно глаз отвесть.

Днем свет божий затмевает,

Ночью землю освещает-

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит.

А сама-то величава,

Выступает, будто пава;

Сладку речь-то говорит,

Будто реченька журчит.

Только, полно, правда ль это?»

Князь со страхом ждет ответа.

Лебедь белая молчит

И, подумав, говорит:

«Да! такая есть девица.

Но жена не рукавица:

С белой ручки не стряхнешь,

Да за пояс не заткнешь.

Услужу тебе советом —

Слушай: обо всем об этом

Пораздумай ты путем,

Не раскаяться б потом».

Князь пред нею стал божиться,

Что пора ему жениться,

Что об этом обо всем

Передумал он путем;

Что готов душою страстной

За царевною прекрасной

Он пешком идти отсель

Хоть за тридевять земель.

Лебедь тут, вздохнув глубоко,

Молвила: «Зачем далёко?

Знай, близка судьба твоя,

Ведь царевна эта — я».

Тут она, взмахнув крылами,

Полетела над волнами

И на берег с высоты

Опустилася в кусты,

Встрепенулась, отряхнулась

И царевной обернулась:

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит;

А сама-то величава,

Выступает, будто пава;

А как речь-то говорит,

Словно реченька журчит.

Князь царевну обнимает,

К белой груди прижимает

И ведет ее скорей

К милой матушки своей.

Князь ей в ноги, умоляя:

«Государыня-родная!

Выбрал я жену себе,

Дочь послушную тебе,

Просим оба разрешенья,

Твоего благословенья:

Ты детей благослови

Жить в совете и любви».

Над главою их покорной

Мать с иконой чудотворной

Слезы льет и говорит:

«Бог вас, дети, наградит».

Князь не долго собирался,

На царевне обвенчался;

Стали жить да поживать,

Да приплода поджидать.

Ветер по морю гуляет

И кораблик подгоняет;

Он бежит себе в волнах

На раздутых парусах

Мимо острова крутого,

Мимо города большого;

Пушки с пристани палят,

Кораблю пристать велят.

Пристают к заставе гости.

Князь Гвидон зовет их в гости,

Он их кормит и поит

И ответ держать велит:

«Чем вы, гости, торг ведете

И куда теперь плывете?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет,

Торговали мы недаром

Неуказанным товаром;

А лежит нам путь далек:

Восвояси на восток,

Мимо острова Буяна,

В царство славного Салтана».

Князь им вымолвил тогда:

«Добрый путь вам, господа,

По морю по Окияну

К славному дарю Салтану;

Да напомните ему,

Государю своему:

К нам он в гости обещался,

А доселе не собрался-

Шлю ему я свой поклон».

Гости в путь, а князь Гвидон

Дома на сей раз остался

И с женою не расстался.

Ветер весело шумит,

Судно весело бежит

Мимо острова Буяна

К царству славного Салтана,

И знакомая страна

Вот уж издали видна.

Вот на берег вышли гости.

Царь Салтан зовет их в гости.

Гости видят: во дворце

Царь сидит в своем венце,

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

Около царя сидят,

Четырьмя все три глядят.

Царь Салтан гостей сажает

За свой стол и вопрошает:

«Ой вы, гости-господа,

Долго ль ездили? куда?

Ладно ль за морем, иль худо?

И какое в свете чудо?»

Корабельщики в ответ:

«Мы объехали весь свет;

За морем житье не худо,

В свете ж вот какое чудо:

Остров на море лежит,

Град на острове стоит,

С златоглавыми церквами,

С теремами и садами;

Ель растет перед дворцом,

А под ней хрустальный дом;

Белка в нем живет ручная,

Да чудесница какая!

Белка песенки поет

Да орешки всё грызет;

А орешки не простые,

Скорлупы-то золотые,

Ядра — чистый изумруд;

Белку холят, берегут.

Там еще другое диво:

Море вздуется бурливо,

Закипит, подымет вой,

Хлынет на берег пустой,

Расплеснется в скором беге,

И очутятся на бреге,

В чешуе, как жар горя,

Тридцать три богатыря,

Все красавцы удалые,

Великаны молодые,

Все равны, как на подбор-

С ними дядька Черномор.

И той стражи нет надежней,

Ни храбрее, ни прилежней.

А у князя женка есть,

Что не можно глаз отвесть:

Днем свет божий затмевает,

Ночью землю освещает;

Месяц под косой блестит,

А во лбу звезда горит.

Князь Гвидон тот город правит,

Всяк его усердно славит;

Он прислал тебе поклон,

Да тебе пеняет он:

К нам-де в гости обещался,

А доселе не собрался».

Тут уж царь не утерпел,

Снарядить он флот велел.

А ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой,

Не хотят царя пустить

Чудный остров навестить.

Но Салтан им не внимает

И как раз их унимает:

«Что я? царь или дитя? —

Говорит он не шутя: —

Нынче ж еду!» — Тут он топнул,

Вышел вон и дверью хлопнул.

Под окном Гвидон сидит,

Молча на море глядит:

Не шумит оно, не хлещет,

Лишь едва, едва трепещет,

И в лазоревой дали

Показались корабли:

По равнинам Окияна

Едет флот царя Салтана.

Князь Гвидон тогда вскочил,

Громогласно возопил:

«Матушка моя родная!

Ты, княгиня молодая!

Посмотрите вы туда:

Едет батюшка сюда».

Флот уж к острову подходит.

Князь Гвидон трубу наводит:

Царь на палубе стоит

И в трубу на них глядит;

С ним ткачиха с поварихой,

С сватьей бабой Бабарихой;

Удивляются оне

Незнакомой стороне.

Разом пушки запалили;

В колокольнях зазвонили;

К морю сам идет Гвидон;

Там царя встречает он

С поварихой и ткачихой,

Со сватьей бабой Бабарихой;

В город он повел царя,

Ничего не говоря.

Все теперь идут в палаты:

У ворот блистают латы,

И стоят в глазах царя

Тридцать три богатыря,

Все красавцы молодые,

Великаны удалые,

Все равны, как на подбор,

С ними дядька Черномор.

Царь ступил на двор широкой:

Там под елкою высокой

Белка песенку поет,

Золотой орех грызет,

Изумрудец вынимает

И в мешочек опускает;

И засеян двор большой

Золотою скорлупой.

Гости дале — торопливо

Смотрят — что ж княгиня — диво:

Под косой луна блестит,

А во лбу звезда горит;

А сама-то величава,

Выступает, будто пава,

И свекровь свою ведет.

Царь глядит — и узнает…

В нем взыграло ретивое!

«Что я вижу? что такое?

Как!» — и дух в нем занялся…

Царь слезами залился,

Обнимает он царицу,

И сынка, и молодицу,

И садятся все за стол;

И веселый пир пошел.

А ткачиха с поварихой,

Со сватьей бабой Бабарихой,

Разбежались по углам;

Их нашли насилу там.

Тут во всем они признались,

Повинились, разрыдались;

Царь для радости такой

Отпустил всех трех домой.

День прошел — царя Салтана

Уложили спать вполпьяна.

Я там был; мед, пиво пил —

И усы лишь обмочил.

Иллюстратор В.Лагун, Западно-Сибирское КИ, 1985 г.

Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне лебеди

Про­слу­шать сказку45:15

Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.

«Кабы я была царица, –
Гово­рит одна девица, –
То на весь кре­ще­ный мир
При­го­то­вила б я пир».
– «Кабы я была царица, –
Гово­рит ее сестрица, –
То на весь бы мир одна
Нат­кала я полотна».
– «Кабы я была царица, –
Тре­тья мол­вила сестрица, –
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».
Только вымол­вить успела,
Дверь тихонько заскрыпела,
И в свет­лицу вхо­дит царь,
Сто­роны той государь.
Во все время разговора
Он стоял позадь забора;
Речь послед­ней по всему
Полю­би­лася ему.
«Здрав­ствуй, крас­ная девица, –
Гово­рит он, – будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября.
Вы ж, голубушки-сестрицы,
Выби­рай­тесь из светлицы.
Поез­жайте вслед за мной,
Вслед за мной и за сестрой:
Будь одна из вас ткачиха,
А дру­гая повариха».
В сени вышел царь-отец.
Все пусти­лись во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Сал­тан за пир честной
Сел с цари­цей молодой;
А потом чест­ные гости
На кро­вать сло­но­вой кости
Поло­жили молодых
И оста­вили одних.
В кухне злится повариха,
Пла­чет у станка ткачиха –
И зави­дуют оне
Госу­да­ре­вой жене.
А царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С пер­вой ночи понесла.
В те поры война была.
Царь Сал­тан, с женой простяся,
На добра коня садяся,
Ей нака­зы­вал себя
Побе­речь, его любя.

Между тем, как он далеко
Бьется долго и жестоко,
Насту­пает срок родин;
Сына Бог им дал в аршин,
И царица над ребенком,
Как орлица над орленком;
Шлет с пись­мом она гонца,
Чтоб обра­до­вать отца.
А тка­чиха с поварихой,
С сва­тьей бабой Бабарихой
Изве­сти ее хотят,
Пере­нять гонца велят;
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неве­дому зверюшку».
Как услы­шал царь-отец,
Что донес ему гонец,
В гневе начал он чудесить
И гонца хотел повесить;
Но, смяг­чив­шись на сей раз,
Дал гонцу такой приказ:
«Ждать царева возвращенья
Для закон­ного решенья».
Едет с гра­мо­той гонец
И при­е­хал наконец.
А тка­чиха с поварихой
С сва­тьей бабой Бабарихой
Обо­брать его велят;
Допьяна гонца поят
И в суму его пустую
Суют гра­моту другую –
И при­вез гонец хмельной
В тот же день при­каз такой:
«Царь велит своим боярам,
Вре­мени не тратя даром,
И царицу и приплод
Тайно бро­сить в без­дну вод».
Делать нечего: бояре,
Поту­жив о государе
И царице молодой,
В спальню к ней при­шли толпой.
Объ­явили цар­ску волю –
Ей и сыну злую долю,
Про­чи­тали вслух указ
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмо­лили, покатили
И пустили в Окиян –
Так велел-де царь Салтан.

В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
Словно горь­кая вдовица,
Пла­чет, бьется в ней царица;
И рас­тет ребе­нок там
Не по дням, а по часам.
День про­шел – царица вопит…
А дитя волну торопит:
«Ты, волна моя, волна?
Ты гуль­лива и вольна;
Пле­щешь ты, куда захочешь,
Ты мор­ские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Поды­ма­ешь корабли –
Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
И послу­ша­лась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлы­нула тихонько.
Мать с мла­ден­цем спасена;
Землю чув­ствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Сын на ножки поднялся,
В дно голов­кой уперся,
Пона­ту­жился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам про­де­лать?» – мол­вил он,
Вышиб дно и вышел вон.
Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в широ­ком поле;
Море синее кругом,
Дуб зеле­ный над холмом.
Сын поду­мал: доб­рый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сги­бает лук,
Со кре­ста сну­рок шелковый
Натя­нул на лук дубовый,
Тонку тро­сточку сломил,
Стрел­кой лег­кой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.
К морю лишь под­хо­дит он,
Вот и слы­шит будто стон…
Видно, на море не тихо:
Смот­рит – видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Кор­шун носится над ней;
Та бед­няжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет…
Тот уж когти распустил,
Клев кро­ва­вый навострил…
Но как раз стрела запела –
В шею кор­шуна задела –
Кор­шун в море кровь пролил.
Лук царе­вич опустил;
Смот­рит: кор­шун в море тонет
И не пти­чьим кри­ком стонет,

Лебедь около плывет,
Злого кор­шуна клюет,
Гибель близ­кую торопит,
Бьет кры­лом и в море топит –
И царе­вичу потом
Мол­вит рус­ским языком:
«Ты царе­вич, мой спаситель,
Мой могу­чий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела про­пала в море;
Это горе – все не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не кор­шуна убил,
Чаро­дея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты най­дешь меня повсюду,
А теперь ты воротись,
Не горюй и спать ложись».
Уле­тела лебедь-птица,
А царе­вич и царица,
Целый день про­ведши так,
Лечь реши­лись натощак.
Вот открыл царе­вич очи;
Отря­сая грезы ночи
И дивясь, перед собой
Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Бле­щут маковки церквей
И свя­тых монастырей.
Он ско­рей царицу будит;
Та как ахнет!… «То ли будет? –
Гово­рит он, – вижу я:
Лебедь тешится моя».
Мать и сын идут ко граду.
Лишь сту­пили за ограду,
Оглу­ши­тель­ный трезвон
Под­нялся со всех сторон:

К ним народ навстречу валит,
Хор цер­ков­ный Бога хвалит;
В колы­ма­гах золотых
Пыш­ный двор встре­чает их;
Все их громко величают,
И царе­вича венчают
Кня­жей шап­кой, и главой
Воз­гла­шают над собой;
И среди своей столицы,
С раз­ре­ше­ния царицы,
В тот же день стал кня­жить он
И нарекся: князь Гвидон.
Ветер на море гуляет
И кораб­лик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раз­ду­тых парусах.
Кора­бель­щики дивятся,
На кораб­лике толпятся,
На зна­ко­мом острову
Чудо видят наяву:
Город новый златоглавый,
При­стань с креп­кою заставой –
Пушки с при­стани палят,
Кораблю при­стать велят.
При­стают к заставе гости
Князь Гви­дон зовет их в гости,
Их он кор­мит и поит
И ответ дер­жать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Кора­бель­щики в ответ:
«Мы объ­е­хали весь свет,
Тор­го­вали соболями,
Чор­но­бу­рыми лисами;
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо ост­рова Буяна,
В цар­ство слав­ного Салтана…»
Князь им вымол­вил тогда:
«Доб­рый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К слав­ному царю Салтану;
От меня ему поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
С берега душой печальной
Про­во­жает бег их дальный;
Глядь – поверх теку­чих вод
Лебедь белая плывет.
«Здрав­ствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опе­ча­лился чему?» –
Гово­рит она ему.

Князь печально отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает,
Одо­лела молодца:
Видеть я б хотел отца».
Лебедь князю: «Вот в чем горе!
Ну послу­шай: хочешь в море
Поле­теть за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром».
И кры­лами замахала,
Воду с шумом расплескала
И обрыз­гала его
С головы до ног всего.
Тут он в точку уменьшился,
Кома­ром оборотился,
Поле­тел и запищал,
Судно на море догнал,
Поти­хоньку опустился
На корабль – и в щель забился.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо ост­рова Буяна,
К цар­ству слав­ного Салтана,
И желан­ная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости;
Царь Сал­тан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Поле­тел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Сал­тан сидит в палате
На пре­столе и в венце
С груст­ной думой на лице;

А тка­чиха с поварихой,
С сва­тьей бабой Бабарихой
Около царя сидят
И в глаза ему глядят.
Царь Сал­тан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Кора­бель­щики в ответ:
«Мы объ­е­хали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
В море ост­ров был крутой,
Не при­валь­ный, не жилой;
Он лежал пустой равниной;
Рос на нем дубок единый;
А теперь стоит на нем
Новый город со дворцом,
С зла­то­гла­выми церквами,
С тере­мами и садами,
А сидит в нем князь Гвидон;
Он при­слал тебе поклон».
Царь Сал­тан дивится чуду;
Мол­вит он: «Коль жив я буду,
Чуд­ный ост­ров навещу,
У Гви­дона погощу».
А тка­чиха с поварихой,
С сва­тьей бабой Бабарихой
Не хотят его пустить
Чуд­ный ост­ров навестить.
«Уж дико­винка, ну право, –
Под­миг­нув дру­гим лукаво,
Пова­риха говорит, –
Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скор­лупки золотые,
Ядра – чистый изумруд;
Вот что чудом-то зовут».
Чуду царь Сал­тан дивится,
А комар-то злится, злится –
И впился комар как раз
Тетке прямо в пра­вый глаз.
Пова­риха побледнела,
Обмерла и окривела.
Слуги, сва­тья и сестра
С кри­ком ловят комара.
«Рас­про­кля­тая ты мошка!
Мы тебя!…» А он в окошко
Да спо­койно в свой удел
Через море полетел.
Снова князь у моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь – поверх теку­чих вод
Лебедь белая плывет.
«Здрав­ствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опе­ча­лился чему?» –
Гово­рит она ему.
Князь Гви­дон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает;
Чудо чуд­ное завесть
Мне б хоте­лось. Где-то есть
Ель в лесу, под елью белка;
Диво, право, не безделка –
Белка песенки поет
Да орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скор­лупки золотые,
Ядра – чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
Князю лебедь отвечает:
«Свет о белке правду бает;
Это чудо знаю я;
Полно, князь, душа моя,
Не печалься; рада службу
Ока­зать тебе я в дружбу».
С обод­рен­ною душой
Князь пошел себе домой;
Лишь сту­пил на двор широкий –
Что ж? под елкою высокой,
Видит, белочка при всех
Золо­той гры­зет орех,
Изу­мру­дец вынимает,
А скор­лупку собирает,
Кучки рав­ные кладет,
И с при­сви­сточ­кой поет
При чест­ном при всем народе:
Во саду ли, в огороде.
Изу­мился князь Гвидон.
«Ну, спа­сибо, – мол­вил он, –
Ай да лебедь – дай ей боже,
Что и мне, весе­лье то же».
Князь для белочки потом
Выстроил хру­сталь­ный дом.
Караул к нему приставил
И при­том дьяка заставил
Стро­гий счет оре­хам весть.
Князю при­быль, белке честь.
Ветер по морю гуляет
И кораб­лик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На под­ня­тых парусах
Мимо ост­рова крутого,
Мимо города большого:
Пушки с при­стани палят,
Кораблю при­стать велят.
При­стают к заставе гости;
Князь Гви­дон зовет их в гости,
Их и кор­мит и поит
И ответ дер­жать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Кора­бель­щики в ответ:
«Мы объ­е­хали весь свет,
Тор­го­вали мы конями,
Все дон­скими жеребцами,
А теперь нам вышел срок –
И лежит нам путь далек:
Мимо ост­рова Буяна
В цар­ство слав­ного Салтана…»
Гово­рит им князь тогда:
«Доб­рый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К слав­ному царю Салтану;
Да ска­жите: князь Гвидон
Шлет царю-де свой поклон».
Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь – а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она его
Вмиг обрыз­гала всего:
В муху князь оборотился,
Поле­тел и опустился
Между моря и небес
На корабль – и в щель залез.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо ост­рова Буяна,
В цар­ство слав­ного Салтана –
И желан­ная страна
Вот уж издали видна;
Вот на берег вышли гости;
Царь Сал­тан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Поле­тел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Сал­тан сидит в палате
На пре­столе и в венце,
С груст­ной думой на лице.
А тка­чиха с Бабарихой
Да с кри­вою поварихой
Около царя сидят.
Злыми жабами глядят.
Царь Сал­тан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Кора­бель­щики в ответ:
«Мы объ­е­хали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Ост­ров на море лежит,
Град на ост­рове стоит
С зла­то­гла­выми церквами,
С тере­мами да садами;
Ель рас­тет перед дворцом,
А под ней хру­сталь­ный дом;
Белка там живет ручная,
Да затей­ница какая!
Белка песенки поет
Да орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скор­лупки золотые,
Ядра – чистый изумруд;
Слуги белку стерегут,
Слу­жат ей при­слу­гой разной –
И при­став­лен дьяк приказный
Стро­гий счет оре­хам весть;
Отдает ей вой­ско честь;
Из скор­лу­пок льют монету
Да пус­кают в ход по свету;
Девки сып­лют изумруд
В кла­до­вые, да под спуд;
Все в том ост­рове богаты,
Изоб нет, везде палаты;
А сидит в нем князь Гвидон;
Он при­слал тебе поклон».
Царь Сал­тан дивится чуду.
«Если только жив я буду,
Чуд­ный ост­ров навещу,
У Гви­дона погощу».
А тка­чиха с поварихой,
С сва­тьей бабой Бабарихой
Не хотят его пустить
Чуд­ный ост­ров навестить.
Усмех­нув­шись исподтиха,
Гово­рит царю ткачиха:
«Что тут див­ного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загре­бает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море взду­ется бурливо,
Заки­пит, поды­мет вой,
Хлы­нет на берег пустой,
Разо­льется в шум­ном беге,
И очу­тятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Трид­цать три богатыря,
Все кра­савцы удалые,
Вели­каны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно мол­вить справедливо!»
Гости умные молчат,
Спо­рить с нею не хотят.
Диву царь Сал­тан дивится,
А Гви­дон-то злится, злится…
Зажуж­жал он и как раз
Тетке сел на левый глаз,
И тка­чиха побледнела:
«Ай!» – и тут же окривела;
Все кри­чат: «Лови, лови,
Да дави ее, дави…
Вот ужо! постой немножко,
Погоди…» А князь в окошко,
Да спо­койно в свой удел
Через море прилетел.
Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь – поверх теку­чих вод
Лебедь белая плывет.
«Здрав­ствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опе­ча­лился чему?» –
Гово­рит она ему.
Князь Гви­дон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает –
Диво б див­ное хотел
Пере­несть я в мой удел».
– «А какое ж это диво?»
– «Где-то взду­ется бурливо
Окиян, поды­мет вой,
Хлы­нет на берег пустой,
Рас­плес­нется в шум­ном беге,
И очу­тятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Трид­цать три богатыря,
Все кра­савцы молодые,
Вели­каны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор».
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь бра­тья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости брат­цев поджидай».
Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал гля­деть он; море вдруг
Вско­лы­ха­лося вокруг,
Рас­плес­ка­лось в шум­ном беге
И оста­вило на бреге
Трид­цать три богатыря;

Два способа — дюжинный и недюжинный — по скрепам распознать, какой текст написан не его автором, или О процедуре текстовой атрибуции с проверкой по полному и укороченному спискам частот употребления словечек, которые автор предпочитает.

эпиграф
…Есть правило, «излишняя строгость изложения ведет к интеллектуальным судорогам». Не помню, кто сказал…
(В. М. Афанасьев)

Вопрос о точных методах установления авторства начинает интересовать широкую аудиторию в основном в те моменты, когда начинается очередная волна споров об авторстве «Тихого Дона». Однако эта проблема интересна и вне зависимости от таких злободневных дискуссий. Уже около десяти лет — сначала в научно-исследовательском информационном центре Московского университета, а затем в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН — пытаются выяснить, возможно ли выделить в тексте следы (слова, словечки или целые словосочетания), позволяющие установить, кто был реальным автором данного текста, и которые, следовательно, позволят выявить плагиат, если таковой имел место.

От «мелкой сволочи» к «скрепам»

Идеальным решением задачи в целом было бы установление универсальной суммы признаков, по которой всякий автор определялся бы однозначно: плюс, плюс, минус, минус, плюс…— ага, понятно, это Набоков, а вот это — Бунин, Горький, Мельников-Печерский и т. д. Но один автор предпочитает одно, другой — другое, а третий, как говорится, вообще — свиной хрящик. Приходится устанавливать все элементы, которые могут быть как-либо значимы при «опознании» автора. И таких элементов, или малых слов (в науке о языке их обычно относят к средствам сочинения или подчинения, гениальный Александр Пушкин когда-то их — предлоги да наречья — окрестил «мелкой сволочью», ну а мы называем, отчасти в шутку, но все-таки на полном серьезе — скрепами (или текстовыми скрепами), не имея, естественно, в виду идеологических составляющих данного понятия) сейчас их в нашем списке значится около 900.

Полная проверка или частичная?

Сначала о недюжинной, то есть полной процедуре проверки сомнительного текста Х — по всем скрепам. Из текста извлекаются вхождения в него всех скреп и подсчитываются их частоты, после чего эти частоты сравниваются — со средними частотами у всех авторов, которые уже обсчитаны в нашей базе (таковых авторов, или идиостилей, более 70): у кого окажется наиболее сходная картина по частотам употребления большинства скреп, тот и становится наиболее вероятным претендентом на авторство. Если это титульный автор, то и хорошо, если же нет, то возникает повод задуматься: а был ли мальчик?

Ну, есть еще одна, упрощенная, или дюжинная процедура: она состоит в том, что берутся только 12 наиболее часто употребляемых в тексте Х (но также и у всех авторов в нашей базе) скреп, и эти дюжины сравниваются между собой. У кого совпадение наиболее богато, тот (идиостиль, или его «хозяин») и становится вероятным автором текста Х.

Результаты обеих процедур несколько расходятся между собой, что создает дополнительную интригу.

Концентрация признаков

Вообще, по насыщенности текста скрепами (или же по их концентрации) самый «скрепоносный» писатель в русской литературе — Федор Достоевский (что неудивительно), по крайней мере в сравнении с остальными более чем семью десятками авторов XIX–XX веков, чьи тексты нами обсчитаны. Вот пример вполне ординарного для его текста нагромождения скреп разного рода, из романа «Подросток», 1875 год. Кстати, это и есть самый достоевский текст, то есть наиболее похожий на его идиостиль, по нашим подсчетам (в примере ниже каждая из скреп выделена подчеркиванием):

При имении находилась тогда тетушка; то есть она мне не тетушка, а сама помещица; но, не знаю почему, все всю жизнь ее звали тетушкой, не только моей, но и вообще, равно как и в семействе Версилова, которому она чуть ли и в самом деле не сродни. 

Всего в одном предложении — целая чертова дюжина скреп (не считая повторяющихся): а именно союзы ТОГДА, ТО ЕСТЬ и НО; союзное слово ПОЧЕМУ и вводное ВООБЩЕ; противительные конструкции НЕ (…), А и НЕ ТОЛЬКО (…), НО; сравнительный оборот РАВНО КАК И; местоимение ВЕСЬ и вопросительное местоимение (или относительное слово) КОТОРЫЙ; отрицание НЕ; частицы И ЧУТЬ ЛИ (…) НЕ.

Ну а на другом конце этой же шкалы следует поместить, по нашим подсчетам, отличающегося минимальным использованием в тексте скреп таинственного автора той примерно половины всего романа «Тихий Дон», которая была опубликована в 1928–1929 годах под именем М. Шолохова (считая от начала и до середины 6-й части романа: далее сокращенно: ТД1).

О слове ВДРУГ в связи с «катастрофичностью» почти всех событий, происходящих в романах Достоевского, говорили очень многие и очень давно (Виктор Шкловский, Абрам Белкин, Виктор Топоров и др.) — эта скрепа у писателя на приоритетном, хотя и последнем в дюжине, двенадцатом месте из его скреп: эта частота почти троекратно превосходит средний уровень по Корпусу — на 288%. А вот в «Тихом Доне» она же — только на 90-м месте, и ее частота там составляет менее 38% от среднего показателя (заметим из занудства, что при определении частоты скрепы ВДРУГ мы не учитывали ее вхождения в составе скрепы КАК ВДРУГ, частота которой вычислялась отдельно).

При сравнении по наиболее частотным дюжинам скреп у Достоевского и у автора ТД1 мы видим, что у последнего больше частота лишь одного-единственного изъяснительного союза , КАК (после запятой), тогда как по употреблению всех остальных он значительно уступает Достоевскому: вот и в употреблении другого изъяснительного союза , ЧТО (тоже после запятой) — также почти в 3 раза, по ЭТОТ, УЖЕ и ВЕСЬ — в 2,5 раза, по предлогу О, частице ДАЖЕ — не менее чем в 2 раза и т. п. Вот как в таблице 1 (зеленым в ней помечены скрепы, употребляющиеся чаще среднего, синим — реже, а серым — на среднем уровне; F — это пометка неизменяемой скрепы, а V — изменяющейся по родам, числам или падежам).

Наиболее вероятным автором текста для нас выглядит тот из имеющихся в базе, средние частоты скреп в текстах которого отклоняются (в сумме) от частот тех же скреп в тексте Х на наименьшую величину. Как правило, этим-то автором и оказывается титульный. Если так, то сам текст мы считаем уравновешенным, а если нет, то неуравновешенным.

Большинство текстов Достоевского (18 из 19) уравновешенны, но есть и неуравновешенный — «Неточка Незванова». (Есть правда, еще недо-уравновешенные «Бедные люди», но что такое недо-уравновешенные, объяснять нет времени: читатель может поразмыслить над этим сам, как и над значением понятий Разрыв и Отрыв.) В таблице 2 приведены результаты обсчетов двух текстов Достоевского, не вписывающихся в его идиостиль.

Общепризнано, что при написании первой своей повести «Бедные люди» Достоевский если не просто копировал, то был существенно ориентирован на стилистику Николая Гоголя, а вот повесть «Неточка Незванова» (сокращенно НН) — ранняя, так и не законченная автором вещь, тем не менее опубликованная им в таком виде (во время печатания ее 3-й части Достоевский находился уже под арестом по делу Петрашевского) — она выбивается более всего из собственного идиостиля писателя, причем здесь, по нашим подсчетам, идиостили у целых шести (!) авторов демонстрируют меньшие отклонения, чем суммарные отклонения частот идиостиля самого Достоевского, то есть достаточно сильно опережают его в качестве предполагаемых авторов — Авдотья Панаева, Николай Помяловский, Иван Тургенев, Гоголь, Лев Толстой и Всеволод Гаршин.

«Бедные люди», «Неточка Незванова» и ближайшие идиостили

Творчество Гоголя и Станицкого (псевдоним Авдотьи Панаевой), очевидно, во время написания НН было Достоевскому как-то знакомо, а у Тургенева еще в 1846 году были опубликованы повести «Бретер» и «Три портрета» (Достоевский мог быть знаком и с ними); но вот Лев Толстой, Помяловский и Гаршин еще не вступили тогда на поприще писательства. Однако примечательно, что именно эти три тогдашние современника Достоевского, а не какие-нибудь уже более поздние, скажем, Максим Горький, Александр Фадеев и Владимир Набоков, оказались почему-то в непосредственной близости по отклонениям к тексту самой НН.

Подобные же «неуравновешенности» мы наблюдаем и у других авторов, например, у Тургенева в повести «Фауст», у Льва Толстого — в «Казаках» (да кстати, и в «Севастопольских рассказах»: если в первом случае на опасно близкое расстояние к титульному автору подходит Александр Серафимович, то во втором — Фадеев), в бунинской «Деревне» (к которой наиболее близок оказывается идиостиль Федора Крюкова), в романах Гайто Газданова «Вечер у Клэр» и «История одного путешествия» (в обоих случаях ближайшим «конкурентом» оказывается Александр Куприн), а также сразу в трех романах Сергея Сергеева-Ценского («Бабаев», «Движения», «Жестокость»: во всех наиболее удачливый конкурент титульного автора и наиболее вероятный автор — Фадеев), в романе Горького «Мать» (тут ближайший — снова Крюков) и др.

Наиболее частотные скрепы в идиостилях Достоевского и автора ТД1

Кто на кого похож?

Когда же применяется упрощенная — мы назвали ее дюжинной — процедура, то сравниваются между собой два идиостиля (или идиостиль сомнительного текста Х с идиостилем претендующего на его авторство конкурента). Нам важно:

а) общее число совпавших по названию скреп и

б) число из них совпавших скреп по частотам в определенных пределах: избыточным употреблением мы считаем все частоты, превышающие у обоих 110%; наоборот, убыточным, или дефицитным — все, что меньше 90%, а к нейтральному, или ординарному уровню относим частоты, попадающие в промежуток между 90% и 110%.

Вот, например, писатель Серафимович очень любил пользоваться местоименным прилагательным ВЕСЬ (во всех его формах), употребляя его почти в полтора раза чаще нормы, то есть чаще, чем оно используется всеми авторами в среднем, по Корпусу, а также любил и такие «повествовательные» союзы, как , И , КАК (оба после запятой), и первым из них злоупотреблял несколько сильнее (173%), нежели местоимением ВЕСЬ (143%). Зато указательное местоимение ЭТОТ и союз , ЧТО (после запятой) как будто откровенно недолюбливал (последний употреблял более чем вдвое реже нормы — всего лишь на 48%). Но именно таким использованием союзов , ЧТО и , КАК а также местоимения ЭТОТ он совпадает с идиостилем автора ТД1: у последнего частоты соответственно 58%, 120% и 73%. Впрочем по ВЕСЬ — еще и того меньше (55%), а по , И (после запятой) — 90%: то есть в двух последних случаях их идиостили между собой все-таки не совпадают — расходятся.

Значительно больше совпадений, чем у Серафимовича, оказывается у другого претендента на авторство в ТД1 — Виктора Севского: его показатели совпадений частот с идиостилем ТД1 выше, чем у Серафимовича, но и они уступают шолоховским. Больше же всего совпадений — что бы там ни писали отдельные отечественные или зарубежные («непатриотически настроенные») недоброжелатели,— именно у самого Шолохова: вот и голый союз И (без запятой) употребляется им с недостатком (86% — практически так же, как и в ТД1, где 80%), и местоимения ЭТОТ (73% и 49% соответственно) и ВЕСЬ (81% и 55%), и изъяснительные союзы , ЧТО (58% и 49%) и , КАК (последний у обоих как раз в избытке — ровно по 120% у каждого). Только союз , И Шолохов употреблял все-таки избыточно (111%), а в ТД1 он в некотором дефиците — 90%.

Еще один претендент, Крюков, приближается к титульному автору своими показателями, но и он также несколько уступает титульному автору: так, скрепы ЭТОТ; ТОТ; ВЕСЬ; , И , ЧТО у него так же, как и в ТД1, употребляются совсем не часто, находясь в дефиците, однако голый союз И (он в ТД1 также в дефиците — всего 80%) этот автор как раз очень даже любит, употребляя его чаще среднего (117%), в отличие от союза , КАК, который, как мы уже отметили, у автора ТД1 в избытке (120%), а вот у Крюкова употребляется реже нормы (91%)…

От прозы к поэзии

Поэтические тексты составляют в нашей базе не более 4%. Сейчас мы активно пополняем корпус поэтическими произведениями, что позволит, например, аргументированно оценить, что общего имеет «Конек-Горбунок» Петра Ершова и «Сказка о царе Салтане» Пушкина. Такая работа позволила бы проверить гипотезу, будто «Конек-Горбунок» — это приписанная Ершову пушкинская мистификация. Проверка на ограниченном материале не просто опровергает эту гипотезу, но еще и дает основания считать — в чем даже несколько стыдно признаваться,— что еще и «Сказку о царе Салтане», и «Сказку о попе и работнике его Балде» написал все тот же Ершов.

То есть Ершов как автор «Сказки о царе Салтане…» получает (8: 7–0…1–0, то есть 7 из = 88%, а Пушкин — только (5: 3–0…1–1 3 из 5) = 60%, как, кстати, и в «Сказке о попе и работнике его Балде»: у Ершова (7: 3–1…1–2) = 57%, тогда как у Пушкина (6: 3–0…3–0) = 50%. Но можно это считать просто временными недоработками нашей системы.

Удивительно, что в «Стихотворениях» Ершова почти все скрепы первой дюжины, за исключением только двух,— как бы на пределе, с превышением частоты: так же и в «Коньке-Горбунке» — и тоже кроме двух: одного местоимения ЭТОТ (та же скрепа, что с минусом и в «Стихотворениях») и еще голого союза И, который в «Стихотворениях» на максимуме, но в «Коньке» — с нейтральной частотой. Практически то же видим и в «Евгении Онегине», но к неиспользованию скрепы ЭТОТ добавляется еще и предлог О, а вот голый союз И — не с повышенной частотой, а только на среднем, нейтральном уровне…

Пушкин или Ершов?

* * *
[эпилог, или даже эпитафия:]
«В случае с полуграмотным чекистом Шолоховым, ничего никогда самостоятельно не писавшим, вы делите ноль на ноль. Поэтому измеряется не идиостиль ШМА, а, простите великодушно, глубина идиотизма псевдонаучных построений».
А. Ю. Чернов, 28 сен. 2022

Михаил Михеев, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела корпусной лингвистики и лингвистической поэтики Института Русского языка им. Виноградова; Лев Эрлих, программист, свободный исследователь

Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.

«Кабы я была царица,-
Говорит одна девица,-
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
— «Кабы я была царица,-
Говорит ее сестрица,-
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
— «Кабы я была царица,-
Третья молвила сестрица,-
Я б для батюшки-царя
Родила богатыря».

Только вымолвить успела,
Дверь тихонько заскрипела,
И в светлицу входит царь,
Стороны той государь.
Во все время разговора
Он стоял позадь забора;
Речь последней по всему
Полюбилася ему.
«Здравствуй, красная девица,-
Говорит он,- будь царица
И роди богатыря
Мне к исходу сентября.
Вы ж, голубушки-сестрицы,
Выбирайтесь из светлицы.
Поезжайте вслед за мной,
Вслед за мной и за сестрой:
Будь одна из вас ткачиха,
А другая повариха».

В сени вышел царь-отец.
Все пустились во дворец.
Царь недолго собирался:
В тот же вечер обвенчался.
Царь Салтан за пир честной
Сел с царицей молодой;
А потом честные гости
На кровать слоновой кости
Положили молодых
И оставили одних.
В кухне злится повариха,
Плачет у станка ткачиха —
И завидуют оне
Государевой жене.
А царица молодая,
Дела вдаль не отлагая,
С первой ночи понесла.

В те поры война была.
Царь Салтан, с женой простяся,
На добра коня садяся,
Ей наказывал себя
Поберечь, его любя.

Между тем, как он далеко
Бьется долго и жестоко,
Наступает срок родин;
Сына бог им дал в аршин,
И царица над ребенком,
Как орлица над орленком;
Шлет с письмом она гонца,
Чтоб обрадовать отца.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Извести ее хотят,
Перенять гонца велят;
Сами шлют гонца другого
Вот с чем от слова до слова:
«Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь;
Не мышонка, не лягушку,
А неведому зверюшку».

Как услышал царь-отец,
Что донес ему гонец,
В гневе начал он чудесить
И гонца хотел повесить;
Но, смягчившись на сей раз,
Дал гонцу такой приказ:
«Ждать царева возвращенья
Для законного решенья».

Едет с грамотой гонец
И приехал наконец.
А ткачиха с поварихой
С сватьей бабой Бабарихой
Обобрать его велят;
Допьяна гонца поят
И в суму его пустую
Суют грамоту другую —
И привез гонец хмельной
В тот же день приказ такой:
«Царь велит своим боярам,
Времени не тратя даром,
И царицу и приплод
Тайно бросить в бездну вод».
Делать нечего: бояре,
Потужив о государе
И царице молодой,
В спальню к ней пришли толпой.
Объявили царску волю —
Ей и сыну злую долю,
Прочитали вслух указ
И царицу в тот же час
В бочку с сыном посадили,
Засмолили, покатили
И пустили в Окиян —
Так велел-де царь Салтан.

В синем небе звезды блещут,
В синем море волны хлещут;
Туча по небу идет,
Бочка по морю плывет.
Словно горькая вдовица,
Плачет, бьется в ней царица;
И растет ребенок там
Не по дням, а по часам.
День.прошел — царица вопит…
А дитя волну торопит:
«Ты, волна моя, волна?
Ты гульлива и вольна;
Плещешь ты, куда захочешь,
Ты морские камни точишь,
Топишь берег ты земли,
Подымаешь корабли —
Не губи ты нашу душу:
Выплесни ты нас на сушу!»
И послушалась волна:
Тут же на берег она
Бочку вынесла легонько
И отхлынула тихонько.
Мать с младенцем спасена;
Землю чувствует она.
Но из бочки кто их вынет?
Бог неужто их покинет?
Сын на ножки поднялся,
В дно головкой уперся,
Понатужился немножко:
«Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?» — молвил он,
Вышиб дно и вышел вон.

Мать и сын теперь на воле;
Видят холм в широком поле;
Море синее кругом,
Дуб зеленый над холмом.
Сын подумал: добрый ужин
Был бы нам, однако, нужен.
Ломит он у дуба сук
И в тугой сгибает лук,
Со креста снурок шелковый
Натянул на лук дубовый,
Тонку тросточку сломил,
Стрелкой легкой завострил
И пошел на край долины
У моря искать дичины.

К морю лишь подходит он,
Вот и слышит будто стон…
Видно, на море не тихо:
Смотрит — видит дело лихо:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней;
Та бедняжка так и плещет,
Воду вкруг мутит и хлещет…
Тот уж когти распустил,
Клев кровавый навострил…
Но как раз стрела запела —
В шею коршуна задела —
Коршун в море кровь пролил.
Лук царевич опустил;
Смотрит: коршун в море тонет
И не птичьим криком стонет,

Лебедь около плывет,
Злого коршуна клюет,
Гибель близкую торопит,
Бьет крылом и в море топит —
И царевичу потом
Молвит русским языком:
«Ты царевич, мой спаситель,
Мой могучий избавитель,
Не тужи, что за меня
Есть не будешь ты три дня,
Что стрела пропала в море;
Это горе — все не горе.
Отплачу тебе добром,
Сослужу тебе потом:
Ты не лебедь ведь избавил,
Девицу в живых оставил;
Ты не коршуна убил,
Чародея подстрелил.
Ввек тебя я не забуду:
Ты найдешь меня повсюду,
А теперь ты воротись,
Не горюй и спать ложись».

Улетела лебедь-птица,
А царевич и царица,
Целый день проведши так,
Лечь решились натощак.
Вот открыл царевич очи;
Отрясая грезы ночи
И дивясь, перед собой
Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей.
Он скорей царицу будит;
Та как ахнет!.. «То ли будет? —
Говорит он,- вижу я:
Лебедь тешится моя».
Мать и сын идут ко граду.
Лишь ступили за ограду,
Оглушительный трезвон
Поднялся со всех сторон:

К ним народ навстречу валит,
Хор церковный бога хвалит;
В колымагах золотых
Пышный двор встречает их;
Все их громко величают,
И царевича венчают
Княжей шапкой, и главой
Возглашают над собой;
И среди своей столицы,
С разрешения царицы,
В тот же день стал княжить он
И нарекся: князь Гвидон.

Ветер на море гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах.
Корабельщики дивятся,
На кораблике толпятся,
На знакомом острову
Чудо видят наяву:
Город новый златоглавый,
Пристань с крепкою заставой —
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их он кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали соболями,
Чорнобурьши лисами;
А теперь нам вышел срок,
Едем прямо на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана…»
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
От меня ему поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
С берега душой печальной
Провожает бег их дальный;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.

Князь печально отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает,
Одолела молодца:
Видеть я б хотел отца».
Лебедь князю: «Вот в чем горе!
Ну послушай: хочешь в море
Полететь за кораблем?
Будь же, князь, ты комаром».
И крылами замахала,
Воду с шумом расплескала
И обрызгала его
С головы до ног всего.
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился,
Полетел и запищал,
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корабль — и в щель забился.
Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
К царству славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце
С грустной думой на лице;

А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Около царя сидят
И в глаза ему глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье на худо,
В свете ж вот какое чудо:
В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой;
Он лежал пустой равниной;
Рос на нем дубок единый;
А теперь стоит на нем
Новый город со дворцом,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами,
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду;
Молвит он: «Коль жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
«Уж диковинка, ну право,-
Подмигнув другим лукаво,
Повариха говорит,-
Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Вот что чудом-то зовут».
Чуду царь Салтан дивится,
А комар-то злится, злится —
И впился комар как раз
Тетке прямо в правый глаз.
Повариха побледнела,
Обмерла и окривела.
Слуги, сватья и сестра
С криком ловят комара.
«Распроклятая ты мошка!
Мы тебя!..» А Он в окошко
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.

Снова князь у моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает;
Чудо чудное завесть
Мне б хотелось. Где-то есть
Ель в лесу, под елью белка;
Диво, право, не безделка —
Белка песенки поет
Да орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
Князю лебедь отвечает:
«Свет о белке правду бает;
Это чудо знаю я;
Полно, князь, душа моя,
Не печалься; рада службу
Оказать тебе я в дружбу».
С ободренною душой
Князь пошел себе домой;
Лишь ступил на двор широкий —
Что ж? под елкою высокой,
Видит, белочка при всех
Золотой грызет орех,
Изумрудец вынимает,
А скорлупку собирает,
Кучки равные кладет,
И с присвисточкой поет
При честном при всем народе:
Во саду ли, в огороде.
Изумился князь Гвидон.
«Ну, спасибо,- молвил он,-
Ай да лебедь — дай ей боже,
Что и мне, веселье то же».
Князь для белочки потом
Выстроил хрустальный дом.
Караул к нему приставил
И притом дьяка заставил
Строгий счет орехам весть.
Князю прибыль, белке честь.

Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого:
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит и поит
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы конями,
Все донскими жеребцами,
А теперь нам вышел срок —
И лежит нам путь далек:
Мимо острова Буяна
В царство славного Салтана…»
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
Да скажите: князь Гвидон
Шлет царю-де свой поклон».

Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь — а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Молит князь: душа-де просит,
Так и тянет и уносит…
Вот опять она его
Вмиг обрызгала всего:
В муху князь оборотился,
Полетел и опустился
Между моря и небес
На корабль — и в щель залез.

Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана —
И желанная страна
Вот уж издали видна;
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит: весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с Бабарихой
Да с кривою поварихой
Около царя сидят.
Злыми жабами глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит
С златоглавыми церквами,
С теремами да садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом;
Белка там живет ручная,
Да затейница какая!
Белка песенки поет
Да орешки все грызет,
А орешки не простые,
Все скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Слуги белку стерегут,
Служат ей прислугой разной —
И приставлен дьяк приказный
Строгий счет орехам весть;
Отдает ей войско честь;
Из скорлупок льют монету
Да пускают в ход по свету;
Девки сыплют изумруд
В кладовые, да под спуд;
Все в том острове богаты,
Изоб нет, везде палаты;
А сидит в нем князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Если только жив я буду,
Чудный остров навещу,
У Гвидона погощу».
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Не хотят его пустить
Чудный остров навестить.
Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну,’вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»
Гости умные молчат,
Спорить с нею не хотят.
Диву царь Салтан дивится,
А Гвидон-то злится, злится…
Зажужжал он и как раз
Тетке сел на левый глаз,
И ткачиха побледнела:
«Ай!» — и тут же окривела;
Все кричат: «Лови, лови,
Да дави ее, дави…
Вот ужо! постой немножко,
Погоди…» А князь в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море прилетел.

Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает —
Диво б дивное хотел
Перенесть я в мой удел».
— «А какое ж это диво?»
— «Где-то вздуется бурливо
Окиян, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор».
Князю лебедь отвечает:
«Вот что, князь, тебя смущает?
Не тужи, душа моя,
Это чудо знаю я.
Эти витязи морские
Мне ведь братья все родные.
Не печалься же, ступай,
В гости братцев поджидай».

Князь пошел, забывши горе,
Сел на башню, и на море
Стал глядеть он; море вдруг
Всколыхалося вокруг,
Расплескалось в шумном беге
И оставило на бреге
Тридцать три богатыря;

В чешуе, как жар горя,
Идут витязи четами,
И, блистая сединами,
Дядька впереди идет
И ко граду их ведет.
С башни князь Гвидон сбегает,
Дорогих гостей встречает;
Второпях народ бежит;
Дядька князю говорит:
«Лебедь нас к тебе послала
И наказом наказала
Славный город твой хранить
И дозором обходить.
Мы отныне ежеденно
Вместе будем непременно
У высоких стен твоих
Выходить из вод морских,
Так увидимся мы вскоре,
А теперь пора нам в море;
Тяжек воздух нам земли».
Все потом домой ушли.

Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На поднятых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости;
Князь Гвидон зовет их в гости,
Их и кормит, и поит,
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете?
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
Торговали мы булатом,
Чистым серебром и златом,
И теперь нам вышел срок;
А лежит нам путь далек,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Говорит им князь тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану.
Да скажите ж: князь Гвидон
Шлет-де свой царю поклон».

Гости князю поклонились,
Вышли вон и в путь пустились.
К морю князь, а лебедь там
Уж гуляет по волнам.
Князь опять: душа-де просит…
Так и тянет и уносит…
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился,
Полетел и зажужжал;
Судно на море догнал,
Потихоньку опустился
На корму — и в щель забился.

Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана,
И желанная страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости,
И за ними во дворец
Полетел наш удалец.
Видит, весь сияя в злате,
Царь Салтан сидит в палате
На престоле и в венце,
С грустной думой на лице.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Около царя сидят —
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо;
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
Каждый день идет там диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге —
И останутся на бреге
Тридцать три богатыря,
В чешуе златой горя,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор;
Старый дядька Черномор
С ними из моря выходит
И попарно их выводит,
Чтобы остров тот хранить
И дозором обходить —
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А сидит там князь Гвидон;
Он прислал тебе поклон».
Царь Салтан дивится чуду.
«Коли жив я только буду,
Чудный остров навещу
И у князя погощу».
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха,
Усмехнувшись, говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Вот идет молва правдива:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Молвить можно справедливо.
Это диво, так уж диво».
Гости умные молчат:
Спорить с бабой не хотят.
Чуду царь Салтан дивится —
А царевич хоть и злится,
Но жалеет он очей
Старой бабушки своей:
Он над ней жужжит, кружится —
Прямо на нос к ней садится,
Нос ужалил богатырь:
На носу вскочил волдырь.
И опять пошла тревога:
«Помогите, ради бога!
Караул! лови, лови,
Да дави его, дави…
Вот ужо! пожди немножко,
Погоди!..» А шмель в окошко,
Да спокойно в свой удел
Через море полетел.

Князь у синя моря ходит,
С синя моря глаз не сводит;
Глядь — поверх текучих вод
Лебедь белая плывет.
«Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ж ты тих, как день ненастный?
Опечалился чему?» —
Говорит она ему.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает:
Люди женятся; гляжу,
Не женат лишь я хожу».
— «А кого же на примете
Ты имеешь?» — «Да на свете,
Говорят, царевна есть,
Что не можно глаз отвесть.
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает —
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
Сладку речь-то говорит,
Будто реченька журчит.
Только, полно, правда ль это?»
Князь со страхом ждет ответа.
Лебедь белая молчит
И, подумав, говорит:
«Да! такая есть девица.
Но жена не рукавица:
С белой ручки не стряхнешь
Да за пояс не заткнешь.
Услужу тебе советом —
Слушай: обо всем об этом
Пораздумай ты путем,
Не раскаяться б потом».
Князь пред нею стал божиться,
Что пора ему жениться,
Что об этом обо всем
Передумал он путем;
Что готов душою страстной
За царевною прекрасной
Он пешком идти отсель
Хоть за тридевять земель.
Лебедь тут, вздохнув глубоко,
Молвила: «Зачем далеко?
Знай, близка судьба твоя,
Ведь царевна эта — я».
Тут она, взмахнув крылами,
Полетела над волнами
И на берег с высоты
Опустилася в кусты,
Встрепенулась, отряхнулась
И царевной обернулась:

Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит;
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Князь царевну обнимает,
К белой груди прижимает
И ведет ее скорей
К милой матушке своей.
Князь ей в ноги, умоляя:
» Государыня-родная!
Выбрал я жену себе,
Дочь послушную тебе.
Просим оба разрешенья,
Твоего благословенья:
Ты детей благослови
Жить в совете и любви».

Над главою их покорной
Мать с иконой чудотворной
Слезы льет и говорит:
«Бог вас, дети, наградит».
Князь не долго собирался,
На царевне обвенчался;
Стали жить да поживать,
Да приплода поджидать.

Ветер по морю гуляет
И кораблик подгоняет;
Он бежит себе в волнах
На раздутых парусах
Мимо острова крутого,
Мимо города большого;
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Пристают к заставе гости.
Князь Гвидон зовет их в гости.
Он их кормит, и поит,
И ответ держать велит:
«Чем вы, гости, торг ведете
И куда теперь плывете?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет,
Торговали мы недаром
Неуказанным товаром;
А лежит нам путь далек:
Восвояси на восток,
Мимо острова Буяна,
В царство славного Салтана».
Князь им вымолвил тогда:
«Добрый путь вам, господа,
По морю по Окияну
К славному царю Салтану;
Да напомните ему,
Государю своему:
К нам он в гости обещался,
А доселе не собрался —
Шлю ему я свой поклон».
Гости в путь, а князь Гвидон
Дома на сей раз остался
И с женою не расстался.

Ветер весело шумит,
Судно весело бежит
Мимо острова Буяна,
К царству славного Салтана,
И знакомая страна
Вот уж издали видна.
Вот на берег вышли гости.
Царь Салтан зовет их в гости,
Гости видят: во дворце
Царь сидит в своем венце.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Около царя сидят,
Четырьмя все три глядят.
Царь Салтан гостей сажает
За свой стол и вопрошает:
«Ой вы, гости-господа,
Долго ль ездили? куда?
Ладно ль за морем иль худо?
И какое в свете чудо?»
Корабельщики в ответ:
«Мы объехали весь свет;
За морем житье не худо,
В свете ж вот какое чудо:
Остров на море лежит,
Град на острове стоит,
С златоглавыми церквами,
С теремами и садами;
Ель растет перед дворцом,
А под ней хрустальный дом:
Белка в нем живет ручная,
Да чудесница какая!
Белка песенки поет
Да орешки все грызет;
А орешки не простые,
Скорлупы-то золотые.
Ядра — чистый изумруд;
Белку холят, берегут.
Там еще другое диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Расплеснется в скором беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор —
С ними дядька Черномор.
И той стражи нет надежней,
Ни храбрее, ни прилежней.
А у князя женка есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает;
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
Князь Гвидон тот город правит,
Всяк его усердно славит;
Он прислал тебе поклон,
Да тебе пеняет он:
К нам-де в гости обещался,
А доселе не собрался».

Тут уж царь не утерпел,
Снарядить он флот велел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Не хотят царя пустить
Чудный остров навестить.
Но Салтан им не внимает
И как раз их унимает:
«Что я? царь или дитя? —
Говорит он не шутя.-
Нынче ж еду!» — Тут он топнул,
Вышел вон и дверью хлопнул.

Под окном Гвидон сидит,
Молча на море глядит:
Не шумит оно, не хлещет,
Лишь едва-едва трепещет.
И в лазоревой дали
Показались корабли:
По равнинам Окияна
Едет флот царя Салтана.
Князь Гвидон тогда вскочил,
Громогласно возопил:
«Матушка моя родная!
Ты, княгиня молодая!
Посмотрите вы туда:
Едет батюшка сюда».

Флот уж к острову подходит.
Князь Гвидон трубу наводит:
Царь на палубе стоит
И в трубу на них глядит;
С ним ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
Удивляются оне
Незнакомой стороне.
Разом пушки запалили;
В колокольнях зазвонили;
К морю сам идет Гвидон;
Там царя встречает он
С поварихой и ткачихой,
С сватьей бабой Бабарихой;
В город он повел царя,
Ничего не говоря.

Все теперь идут в палаты:
У ворот блистают латы,
И стоят в глазах царя
Тридцать три богатыря,
Все красавцы молодые,
Великаны удалые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Царь ступил на двор широкий:
Там под елкою высокой
Белка песенку поет,
Золотой орех грызет,
Изумрудец вынимает
И в мешочек опускает;
И засеян двор большой
Золотою скорлупой.
Гости дале — торопливо
Смотрят — что ж? княгиня — диво:
Под косой луна блестит,
А во лбу звезда горит:
А сама-то величава,
Выступает, будто пава,
И свекровь свою ведет.
Царь глядит — и узнает…
В нем взыграло ретивое!
«Что я вижу? что такое?
Как!» — и дух в нем занялся…
Царь слезами залился,
Обнимает он царицу,
И сынка, и молодицу,

И садятся все за стол;
И веселый пир пошел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой
Разбежались по углам;
Их нашли насилу там.
Тут во всем они признались,
Повинились, разрыдались;
Царь для радости такой
Отпустил всех трех домой.
День прошел — царя Салтана
Уложили спать вполпьяна.
Я там был; мед, пиво пил —
И усы лишь обмочил.