Кто написал сказку шурале

I

Есть аул вблизи Казани, по названию Кырлай.
Даже куры в том Кырлае петь умеют… Дивный край!

Хоть я родом не оттуда, но любовь к нему хранил,
На земле его работал — сеял, жал и боронил.

Он слывет большим аулом? Нет, напротив, невелик,
А река, народа гордость, — просто маленький родник.

Эта сторона лесная вечно в памяти жива.
Бархатистым одеялом расстилается трава.

Там ни холода, ни зноя никогда не знал народ:
В свой черед подует ветер, в свой черед и дождь пойдет.

От малины, земляники все в лесу пестрым-пестро,
Набираешь в миг единый ягод полное ведро.

Часто на траве лежал я и глядел на небеса.
Грозной ратью мне казались беспредельные леса.

Точно воины, стояли сосны, липы и дубы,
Под сосной — щавель и мята, под березою — грибы.

Сколько синих, желтых, красных там цветов переплелось,
И от них благоуханье в сладком воздухе лилось.

Улетали, прилетали и садились мотыльки,
Будто с ними в спор вступали и мирились лепестки.

Птичий щебет, звонкий лепет раздавались в тишине
И пронзительным весельем наполняли душу мне.

Здесь и музыка и танцы, и певцы и циркачи,
Здесь бульвары и театры, и борцы и скрипачи!

Этот лес благоуханный шире море, выше туч,
Словно войско Чингисхана, многошумен и могуч.

И вставала предо мною слава дедовских имен,
И жестокость, и насилье, и усобица племен.

II

Летний лес изобразил я, — не воспел еще мой стих
Нашу осень, нашу зиму, и красавиц молодых,

И веселье наших празднеств, и весенний сабантуй…
О мой стих, воспоминаньем ты мне душу не волнуй!

Но постой, я замечтался… Вот бумага на столе…
Я ведь рассказать собрался о проделках шурале.

Я сейчас начну, читатель, на меня ты не пеняй:
Всякий разум я теряю, только вспомню я Кырлай.

III

Разумеется, что в этом удивительном лесу
Встретишь волка, и медведя, и коварную лису.

Здесь охотникам нередко видеть белок привелось,
То промчится серый заяц, то мелькнет рогатый лось.

Много здесь тропинок тайных и сокровищ, говорят.
Много здесь зверей ужасных и чудовищ, говорят.

Много сказок и поверий ходит по родной земле
И о джинах, и о пери, и о страшных шурале.

Правда ль это? Бесконечен, словно небо, древний лес,
И не меньше, чем на небе, может быть в лесу чудес.

IV

Об одном из них начну я повесть краткую свою,
И — таков уж мой обычай — я стихами запою.

Как-то в ночь, когда сияя, в облаках луна скользит,
Из аула за дровами в лес отправился джигит.

На арбе доехал быстро, сразу взялся за топор,
Тук да тук, деревья рубит, а кругом дремучий бор.

Как бывает часто летом, ночь была свежа, влажна.
Оттого, что птицы спали, нарастала тишина.

Дровосек работой занят, знай стучит себе, стучит.
На мгновение забылся очарованный джигит.

Чу! Какой-то крик ужасный раздается вдалеке,
И топор остановился в замахнувшейся руке.

И застыл от изумленья наш проворный дровосек.
Смотрит — и глазам не верит. Что же это? Человек?

Джин, разбойник или призрак — этот скрюченный урод?
До чего он безобразен, поневоле страх берет!

Нос изогнут наподобье рыболовного крючка,
Руки, ноги — точно сучья, устрашат и смельчака.

Злобно вспыхивая, очи в черных впадинах горят,
Даже днем, не то что ночью, испугает этот взгляд.

Он похож на человека, очень тонкий и нагой,
Узкий лоб украшен рогом в палец наш величиной.

У него же в пол-аршина пальцы на руках кривых, —
Десять пальцев безобразных, острых, длинных и прямых.

V

И в глаза уроду глядя, что зажглись как два огня,
Дровосек спросил отважно: «Что ты хочешь от меня?»

— Молодой джигит, не бойся, не влечет меня разбой.
Но хотя я не разбойник — я не праведник святой.

Почему, тебя завидев, я издал веселый крик?
Потому что я щекоткой убивать людей привык.

Каждый палец приспособлен, чтобы злее щекотать,
Убиваю человека, заставляя хохотать.

Ну-ка, пальцами своими, братец мой, пошевели,
Поиграй со мной в щекотку и меня развесели!

— Хорошо, я поиграю, — дровосек ему в ответ. —
Только при одном условье… Ты согласен или нет?

— Говори же, человечек, будь, пожалуйста, смелей,
Все условия приму я, но давать играть скорей!

— Если так — меня послушай, как решишь — мне все равно.
Видишь толстое, большое и тяжелое бревно?

Дух лесной! Давай сначала поработаем вдвоем,
На арбу с тобою вместе мы бревно перенесем.

Щель большую ты заметил на другом конце бревна?
Там держи бревно покрепче, сила вся твоя нужна!..

На указанное место покосился шурале
И, джигиту не переча, согласился шурале.

Пальцы длинные, прямые положил он в пасть бревна…
Мудрецы! Простая хитрость дровосека вам видна?

Клин, заранее заткнутый, выбивает топором,
Выбивая, выполняет ловкий замысел тайком.

Шурале не шелохнется, не пошевельнет рукой,
Он стоит, не понимая умной выдумки людской.

Вот и вылетел со свистом толстый клин, исчез во мгле…
Прищемились и остались в щели пальцы шурале.

Шурале обман увидел, шурале вопит, орет.
Он зовет на помощь братьев, он зовет лесной народ.

С покаянною мольбою он джигиту говорит:
— Сжалься, сжалься надо мною! Отпусти меня, джигит!

Ни тебя, джигит, ни сына не обижу я вовек.
Весь твой род не буду трогать никогда, о человек!

Никому не дам в обиду! Хочешь, клятву принесу?
Всем скажу: «Я — друг джигита. Пусть гуляет он в лесу!»

Пальцам больно! Дай мне волю! Дай пожить мне на земле!
Что тебе, джигит, за прибыль от мучений шурале?

Плачет, мечется бедняга, ноет, воет, сам не свой.
Дровосек его не слышит, собирается домой.

— Неужели крик страдальца эту душу не смягчит?
Кто ты, кто ты, бессердечный? Как зовут тебя, джигит?

Завтра, если я до встречи с нашей братьей доживу,
На вопрос: «Кто твой обидчик?» — чье я имя назову?

— Так и быть, скажу я братец. Это имя не забудь:
Прозван я «Вгодуминувшем»… А теперь — пора мне в путь.

Шурале кричит и воет, хочет силу показать,
Хочет вырваться из плена, дровосека наказать.

— Я умру! Лесные духи, помогите мне скорей,
Прищемил Вгодуминувшем, погубил меня злодей!

А наутро прибежали шурале со всех сторон.
— Что с тобою? Ты рехнулся? Чем ты, дурень, огорчен?

Успокойся! Помолчи-ка, нам от крика невтерпеж.
Прищемлен в году минувшем, что ж ты в нынешнем ревешь?

                                   
I

Есть деревня под Казанью, называется Кырлай,
Голосистей, чем в Кырлае, кур не знал мой отчий край.
Родом я не из Кырлая, но живал там в старину,
Бороню, бывало, землю и посею, и пожну.
Помню я, вокруг деревни чёрный лес стоял стеной,
Луг и поле, словно бархат, расстилались предо мной.
Велика ли деревенька? – Нет, совсем невелика.
Питьевой водою служит ей вода из родника.
Там ни холодно, ни жарко, ровный воздух круглый год,
Ветер вовремя подует, дождик вовремя пойдёт.
От малины, земляники всё вокруг пестрым-пестро,
Оглянуться не успеешь, ягод полное ведро.
Красота! Стоят рядами ели, сосны, как войска,
Я копил под ними силы, лёжа глядя в облака.
Под берёзой и осиной тут и там находишь ты
Гриб, щавель, бутон закрытый и раскрытые цветы.
Аромат на всю округу, и какого только нет
Среди них – лиловый, жёлтый, синий, красный, белый цвет!
Соревнуется с цветами пёстрых бабочек базар,
Прилетают, улетают, вновь садятся, пьют нектар.
Словно пенье птичек рая раздаётся вдруг порой,
Сердце сладко обмирает, и трепещешь всей душой.
Тут тебе бульвар, оркестр и театр, и концерт,
Цирковое представленье, танцевальня и балет.
Точно войско Чингисхана, тыщеглавый великан,
Без конца и без начала – лес, как море-океан.
И встают перед глазами наших дедов времена,
Вспоминается их слава, государства, имена.
Будто занавес на сцене весь открылся, наконец,
Думаешь: что с нами стало? Ведь и нас любил Творец.

                                     
II

Описал немного лето, осень, зиму – погожу,
Ясноликих, чернооких дев пока не опишу.
Сабантуй весёлый, скачки или праздничный майдан
Заведут меня далёко, коль себе я волю дам.
Э, да я уже отвлёкся, вспомнив игры на селе.
Что, постой, бишь, написал я в первой строчке? – “Шурале”.
Погоди, мой друг, терпенье, начинаю, наконец,
Только вспомню о деревне, ум теряю я вконец.

                                     
III

Если лес такой дремучий и запутанный, как здесь,
В нём, вестимо, волки, лисы, кровожадный хищник есть.
Есть медведь, не без медведя. Там охотнику пришлось
Не однажды встретить зайца, выходил навстречу лось.
Есть в лесу таком, однако, даже нечисть, говорят,
Черти, оборотни, леший, шурале есть, говорят.
Как не быть? Ведь лес без края, словно сами небеса,
А на небе чего нету? Не такие чудеса!

                                      
IV

Вот об этом-то, читатель, поведу тебе сейчас
Нараспев, неторопливо я свой маленький рассказ.
Летним вечером однажды – полнолуние стоит –
Из деревни за дровами в лес отправился Джигит.
Звёзды на небе сверкают, лошадь резвая бежит,
Тут рукой подать до леса, вот уже в лесу Джигит.
Огляделся. До чего же хорошо и тихо тут!
Сразу взялся за работу, топором он тук да тук.
Знает дело, ни направо, ни налево не глядит,
За работой незаметно время быстрое летит.
Дышит грудь легко, свободно, ночь прохладою бодрит,
С топором в руке недолго переводит дух Джигит.
Чу! Вдруг чей-то голос резкий раздаётся в тишине,
Передёрнувши плечами, с непривычки, как во сне,
Дровосек застыл на месте, весь внимание и слух,
Видит пред собою нечто: то ли беглый, то ли дух.
Может, оборотень? Щерит на Джигита чёрный рот.
Что это? Кто этот страшный, отвратительный урод?
Будто ветка, к подбородку нос свисает, крючковат,
Ниже редкая бородка, сам как будто сучковат.
Мечут молнии, сверкают в глубине глаза без век,
Нагишом весь, тощ и узок, с виду вроде человек.
В середине лба длиною с палец будет чёрный рог,
Никому не только ночью, днём увидеть не дай Бог.
Пальцы, правда, все прямые на кривых руках его,
Но длиннющи, с пол-аршина иль поболее того.

                                       
V

Смотрят долго друг на друга. Не моргнув, Джигит глядит.
– Кто такой? Чего ты хочешь? – говорит тогда Джигит.
– Ты не бойся, человече, не разбойник я, не вор,
Не скажу, что я безгрешен, так привык я с давних пор:
Одинокого до смерти я в лесу защекочу,
Это я тебя увидел и от радости кричу.
Покажи-ка свои пальцы, ну, иди ко мне, иди
И давай скорей сыграем мы с тобой в кити-кити.
– Что ж, давай, не возражаю, только должен наперёд
Ты мою исполнить волю, речь о малости пойдёт.
– Говори свою заботу, человечек, буду рад
Я исполнить всё немедля. Торопись же, говорят!
– Коль согласен на условие, послушай, вот оно:
Видишь ты вон то большое, то еловое бревно?
Окажу тебе подмогу, я не спорю, так и быть,
Только должен на телегу то бревно ты положить.
Чтоб тебе сподручней было, на твоём конце есть щель,
За неё берись, к телеге мы вдвоём подтащим ель.
Всё ли понял? Ну, не мешкай, становись, лесной баран!
Шурале исполнил точно тот приказ, который дан:
Вставил десять своих пальцев в пасть открытую бревна,
Наконец, тебе, читатель, дровосека мысль видна.
В то бревно с раскрытой щелью был Джигитом клин забит,
По нему-то потихоньку топором стучит Джигит.
Понемногу в исполненье он приводит хитрый план,
Шурале стоит покорно и не мыслит про обман.
От ударов всё свободней и свободней звонкий клин,
Отскочил и – хвать! – зажаты десять пальцев как один.
Наконец-то понял шутку, взвыл от боли Шурале
И на помощь призывает к себе братьев-шурале.
Как святой, взмолился, просит: “Ты, батыр, меня прости,
Пожалей меня, приятель, ради Бога отпусти.
Я клянусь тебе: отныне, о всесильный человек!
Знай, в лесу не трону пальцем никого из вас вовек,
Весь твой род, детей и внуков, да и только ли я сам,
Никому в лесу другому я в обиду вас не дам.
Накажу своим: не троньте, это, мол, мои друзья,
Знайте, мол, что сам по лесу разрешил ходить им я.
А теперь пусти, довольно я наказан, видит Бог,
И велик ли от страданий шурале батыру прок?”
Извивается, бедняга, весь исходит маетой,
А тем временем Джигит наш собирается домой.
На мольбы и причитанья даже ухом не ведёт,
Держит лошадь за уздечку и выводит наперёд.
Видя тут такое дело, Шурале и говорит:
– До чего же бессердечный и жестокий ты, Джигит!
На прощание хотя бы имя мне свое открой,
Если буду жив до завтра, и сюда на голос мой
Шурале-мои собратья выручать меня придут,
Спросят, кто меня обидел, буду знать хоть, как зовут.
– Так и быть, скажу, пожалуй, – говорит ему смельчак,
Летось будет моё имя. Понял? Ладно, коли так.
Я твой брат старшой, запомни. Ну, братишка, будь здоров,
Небось долго не забудешь. – И с тем словом был таков.
Пуще прежнего стенает, причитая, Шурале,
То взывает к состраданью, то грозится, сам в петле.
– Прищемил мне пальцы Летось, погубил злодей меня,
Помогите, пропадаю, доля горькая моя!
Шурале сбежались утром, ну, беднягу укорять:
– Сумашедший, бестолковый! Долго ль будешь ты кричать?
Замолчи, совсем рехнулся, больно крик твой нехорош,
Прищемили в прошлом годе, что ж ты в нынешнем орёшь?

Перевод В.Думаевой-Валиевой

Оригинал на татарском: Шүрәле

(Из сборника: Избранное/Габдулла Тукай; Перевод с татарского В.С.Думаевой-Валиевой. — Казань: Магариф, 2006. — 239 с.) «Шурале» – напечатано в сборнике «Третья тетрадь» в 1907 году. Внизу, под поэмой:
«Для сведения: Эту сказку «Шурале» я написал по образцу Пушкина и Лермонтова на основе сказок, придуманных в деревне народом…Гъ. Т.»
Эта поэтическая сказка, безусловно, является бесценным даром поэта своему народу и вот уже 100 лет является символом культурной жизни Татарстана).

---

Шурале -классический «трикстер» — божество, бес, человек или антропоморфное животное, совершающее «хулиганство» или, во всяком случае, не подчиняющееся общим правилам поведения. Как правило, является антиподом героя, антигероем.

Он похож на человека, очень тонкий и нагой,

Узкий лоб украшен рогом в палец наш величиной.

У него же в пол-аршина пальцы на руках кривых,-

Десять пальцев безобразных, острых, длинных

и прямых.

Юноша не боится, но и не лезет на рожон.

И в глаза уроду глядя, что зажглись, как два огня,
Дровосек спросил отважно: «Что ты хочешь от меня?»

Я хочу сыграть с тобой в игру(с)

Каждый палец приспособлен, чтобы злее щекотать,
Убиваю человека, заставляя хохотать.
Ну-ка пальцами своими, братец мой, пошевели,
Поиграй со мной в щекотку и меня развесели!

Ключевой момент для понимание татарского менталитета.

Джигит не вступает в открытую борьбу с превосходяшим его противником.
Как поступил, возможно,  бы богатырь из русских сказок. Он берет смекалкой.

«Хорошо, я поиграю,- дровосек ему в ответ, Только при одном условье…

Дух лесной! Давай сначала поработаем вдвоем,

На арбу с тобою вместе мы бревно перенесем.

Щель большую ты заметил на другом конце бревна?

Там держи бревно покрепче, сила вся твоя нужна!..

Клин клином вышибают.

На указанное место покосился шурале.

И, джигиту не переча, согласился шурале.

Пальцы длинные, прямые положил ом в пасть бревна…

Мудрецы! Простая хитрость дровосека вам видна?

Клин, заранее заткнутый, выбивает топором,

Выбивая, выполняет ловкий замысел тайком. —

Шурале не шелохнется, не пошевельнет рукой,

Он стоит, не понимая умной выдумки людской.

Шах и мат, шурале!

Вот и вылетел со свистом толстый клин, исчез во мгле…
Прищемились и остались в щели пальцы шурале.
Щурале обман .увидел, шурале вопит, орет.
Он зовет на помощь братьев, он зовет лесной народ.
С покаянною мольбою он джигиту говорит: ,
«Сжалься, сжалься надо мною! Отпусти меня, джигит!

Иван Грозный, в 16 веке  победил Казанское ханство, которое вошло в состав России.
С тех пор татары не предпринимали активных восстаний. Однака, они поняли,  что своих целей и благополучия можно добиваться другими, менее радикальными, но более эффективными способами.
Президент Татарстана Минтемир Шаймиев , как и лидеры многих регионов, когда-то сумел взял суверинетат сколько мог. Однако, Татарстан, в отличие от других регионов  затем не растерял республиканскую собственность, но и приумножил.
Все главные активы — нефть, нефтехимия, энергетика, принадлежат собствтенникам внутри республики, а не «москвичам»
Кроме того,  здесь научились работать с большими федеральными проектами, которые являются локомотивами экономики. Отработав технологию на реконструкции ветхого жилья,  Тысячелетии Казани, далее Универсиада, потом уже не могут останвоится и делают Иннополис. Это один из регионов , где по настоящему работает электронное правительство.

Зачем клянчить у федералов деньги, если можно придумать так, что Москва сама попросит взять, да и еще в пример другим будет ставить?:)

Татарский джигит, притворяющийся простачком, не стал спорить и драться, а прищемил Шурале пальцы.

Скульптурная композиция «Загадки Шурале» подарена компанией МегаФон городу Казань  в августе 2011 года

Официальные партнеры проекта «Экспедиция Волга»

Связь и мобильный интернет        Автомобильное топливо Atum        Музыкальная радиостанция    Общественная организация

                                       

I

Есть аул вблизи Казани, по названию Кырлай.
Даже куры в том Кырлае петь умеют… Дивный край!

Хоть я родом не оттуда, но любовь к нему хранил,
На земле его работал — сеял, жал и боронил.

Он слывет большим аулом? Нет, напротив, невелик,
А река, народа гордость, — просто маленький родник.

Сторона эта лесная вечно в памяти жива.
Бархатистым одеялом расстилается трава.

Там ни холода, ни зноя никогда не знал народ:
В свой черед подует ветер, в свой черед и дождь пойдет.

От малины, земляники все в лесу пестрым-пестро,
Набираешь в миг единый ягод полное ведро!

Часто на траве лежал я и глядел на небеса.
Грозной ратью мне казались беспредельные леса.

Точно воины, стояли сосны, липы и дубы,
Под сосной — щавель и мята, под березою — грибы.

Сколько синих, желтых, красных там цветов переплелось,
И от них благоуханье в сладком воздухе лилось.

Улетали, прилетали и садились мотыльки,
Будто с ними в спор вступали и мирились лепестки.

Птичий щебет, звонкий лепет раздавались в тишине,
И пронзительным весельем наполняли душу мне.

Здесь и музыка, и танцы, и певцы, и циркачи,
Здесь бульвары, и театры, и борцы, и скрипачи!..

II

Летний лес изобразил я, — не воспел еще мой стих
Нашу осень, нашу зиму, и красавиц молодых,

И веселье наших празднеств, и весенний Сабан-туй…
О мой стих, воспоминаньем ты мне душу не волнуй!

Но постой, я замечтался… вот бумага на столе…
Я ведь рассказать собрался о проделках шурале!

Я сейчас начну, читатель, на меня ты не пеняй:
Всякий разум я теряю, только вспомню я Кырлай!

III

Разумеется, что в этом удивительном лесу
Встретишь волка и медведя, и коварную лису.

Здесь охотникам нередко видеть белок привелось,
То промчится серый заяц, то мелькнет рогатый лось.

Много здесь тропинок тайных и сокровищ, говорят,
Много здесь зверей ужасных и чудовищ, говорят,

Много сказок и поверий ходит по родной земле
И о джинах, и о пери, и о страшных шурале.

Правда ль это? Бесконечен, словно небо, древний лес,
И не меньше, чем на небе, может быть, в лесу чудес.

IV

Об одном из них начну я повесть краткую свою,
И — таков уж мой обычай — я стихами запою.

Как-то в ночь, когда, сияя, в облаках луна скользит,
Из аула за дровами в лес отправился джигит.

На арбе доехал быстро, сразу взялся за топор,
Тук да тук, деревья рубит, а кругом — дремучий бор.

Как бывает часто летом, ночь была свежа, влажна;
Оттого, что птицы спали, нарастала тишина.

Дровосек работой занят, знай, стучит себе, стучит,
На мгновение забылся очарованный джигит!

Чу! Какой-то крик ужасный раздается вдалеке,
И топор остановился в замахнувшейся руке.

И застыл от изумленья наш проворный дровосек.
Смотрит — и глазам не верит. Кто же это — человек?

Джин, разбойник или призрак этот скрюченный урод?
До чего он безобразен, поневоле страх берет!

Нос изогнут наподобье рыболовного крючка,
Руки, ноги — точно сучья, устрашат и смельчака!

Злобно вспыхивают очи, в черных впадинах горят.
Даже днем, не то что ночью, испугает этот взгляд!

Он похож на человека, очень тонкий и нагой,
Узкий лоб украшен рогом в палец наш величиной.

У него же в пол-аршина пальцы на руках кривых,
Десять пальцев безобразных, острых, длинных и прямых!

V

И, в глаза уроду глядя, что зажглись, как два огня,
Дровосек спросил отважно: «Что ты хочешь от меня?»

«Молодой джигит, не бойся, не влечет меня разбой,
Но хотя я не разбойник, — я не праведник святой.

Почему, тебя завидев, я издал веселый крик? —
Потому, что я щекоткой убивать людей привык!

Каждый палец приспособлен, чтобы злее щекотать,
Убиваю человека, заставляя хохотать!

Ну-ка, пальцами своими, братец мой, пошевели,
Поиграй со мной в щекотку и меня развесели!»

«Хорошо, я поиграю, — дровосек ему в ответ.—
Только при одном условье… ты согласен или нет?»

«Говори же, человечек, будь, пожалуйста, смелей,
Все условия приму я, но давай играть скорей!»

«Если так, меня послушай, как решишь — мне все равно.
Видишь толстое, большое и тяжелое бревно?

Дух лесной. Овца лесная. Поработаем вдвоем.
На арбу с тобою вместе мы бревно перенесем.

Щель большую ты заметишь на другом конце бревна,
Там держи бревно покрепче, сила вся твоя нужна!»

На указанное место покосился шурале,
И, джигиту не переча, согласился шурале.

Пальцы длинные, прямые положил он в пасть бревна.
Мудрецы! Простая хитрость дровосека вам видна?

Клин, заранее заткнутый, выбивает топором,
Выбивая, выполняет ловкий замысел тайком.

Шурале не шелохнется, не пошевелит рукой,
Он стоит, не понимая умной выдумки людской.

Вот и вылетел со свистом толстый клин, исчез во мгле…
Прищемились и остались в щели пальцы шурале!

Шурале обман увидел, шурале вопит, орет,
Он зовет на помощь братьев, он зовет лесной народ.

С покаянною мольбою он джигиту говорит:
«Сжалься, сжалься надо мною, отпусти меня, джигит!

Ни тебя, джигит, ни сына не обижу я вовек,
Весь твой род не буду трогать никогда, о человек!

Никому не дам в обиду, хочешь, клятву принесу?
Всем скажу: «Я — друг джигита, пусть гуляет он в лесу!»

Пальцам больно! Дай мне волю, дай пожить мне на земле,
Что тебе, джигит, за прибыль от мучений шурале?»

Плачет, мечется бедняга, ноет, воет, сам не свой,
Дровосек его не слышит, собирается домой.

«Неужели крик страдальца эту душу не смягчит?
Кто ты, кто ты, бессердечный? Как зовут тебя, джигит?

Завтра, если я до встречи с нашей братьей доживу,
На вопрос: «Кто твой обидчик?» — чье я имя назову?»
«Так и быть, скажу я, братец, это имя не забудь:
Прозван я «Вгодуминувшем»… А теперь пора мне в путь».

Шурале кричит и воет, хочет силу показать,
Хочет вырваться из плена, дровосека наказать.

«Я умру! Лесные духи, помогите мне скорей,
Прищемил Вгодуминувшем, погубил меня злодей!»

А наутро прибежали шурале со всех сторон.
«Что с тобою? Ты рехнулся? Чем ты, дурень, огорчен?

Успокойся, помолчи-ка, нам от крика невтерпеж.
Прищемлен в году минувшем, что ты в нынешнем ревешь?»

Шурале (поэма)

Полезное

Есть аул вблизи Казани, по названию Кырлай.
Даже куры в том Кырлае петь умеют… Дивный край!

Хоть я родом не оттуда, но любовь к нему хранил,
На земле его работал — сеял, жал и боронил.

Он слывет большим аулом? Нет, напротив, невелик,
А река, народа гордость,— просто маленький родник.

Эта сторона лесная вечно в памяти жива.
Бархатистым одеялом расстилается трава.

Там ни холода, ни зноя никогда не знал народ:
В свой черед подует ветер, в свой черед и дождь
пойдет.

От малины, земляники все в лесу пестрым-пестро,
Набираешь в миг единый ягод полное ведро.

Часто на траве лежал я и глядел на небеса.
Грозной ратью мне казались беспредельные леса.

Точно воины, стояли сосны, липы и дубы,
Под сосной — щавель и мята, под березою — грибы.

Сколько синих, желтых, красных там цветов
переплелось,
И от них благоуханье в сладком воздухе лилось.

Улетали, прилетали и садились мотыльки,
Будто с ними в спор вступали и мирились лепестки.

Птичий щебет, звонкий лепет раздавались в тишине
И пронзительным весельем наполняли душу мне.

Здесь и музыка, и танцы, и певцы, и циркачи,
Здесь бульвары, и театры, и борцы, и скрипачи!

Этот лес благоуханный шире моря, выше туч,
Словно войско Чингис-хана, многошумен и могуч.

И вставала предо мною слава дедовских имен,
И жестокость, и насилье, и усобица племен.

2
Летний лес изобразил я,— не воспел еще мой стих
Нашу осень, нашу зиму и красавиц молодых,

И веселье наших празднеств, и весенний сабантуй…
О мой стих, воспоминаньем ты мне душу не волнуй!

Но постой, я замечтался… Вот бумага на столе…
Я ведь рассказать собрался о проделках шурале.

Я сейчас начну, читатель, на меня ты не пеняй:
Всякий разум я теряю, только вспомню я Кырлай.

Разумеется, что в этом удивительном лесу
Встретишь волка, и медведя, и коварную лису.

Здесь охотникам нередко видеть белок привелось,
То промчится серый заяц, то мелькнет рогатый лось.
Много здесь тропинок тайных и сокровищ, говорят.
Много здесь зверей ужасных и чудовищ, говорят.

Много сказок и поверий ходит по родной земле
И о джиннах, и о пери, и о страшных шурале.

Правда ль это? Бесконечен, словно небо, древний лес,
И не меньше, чем на небе, может быть в лесу чудес.

Об одном из них начну я повесть краткую свою,
И — таков уж мой обычай — я стихами запою.

Как-то в ночь, когда, сияя, в облаках луна скользит,
Из аула за дровами в лес отправился джигит.

На арбе доехал быстро, сразу взялся за топор,
Тук да тук, деревья рубит, а кругом — дремучий бор.
Как бывает часто летом, ночь была свежа, влажна.
Оттого, что птицы спали, нарастала тишина.
Дровосек работой занят, знай стучит себе, стучит,
На мгновение забылся очарованный джигит.
Чу! Какой-то крик ужасный раздается вдалеке.
И топор остановился в замахнувшейся руке.

И застыл от изумленья наш проворный дровосек.
Смотрит — и глазам не верит. Кто же это? Человек?
Джинн, разбойник или призрак этот скрюченный урод?
До чего он безобразен, поневоле страх берет.
Нос изогнут наподобье рыболовного крючка,
Руки, ноги — точно сучья, устрашат и смельчака.
Злобно вспыхивают очи, в черных впадинах горят.
Даже днем, не то что ночью, испугает этот взгляд.

Он похож на человека, очень тонкий и нагой,
Узкий лоб украшен рогом в палец наш величиной.
У него же в пол-аршина пальцы на руках кривых,—
Десять пальцев безобразных, острых, длинных
и прямых.

И в глаза уроду глядя, что зажглись, как два огня,
Дровосек спросил отважно: «Что ты хочешь от меня?»

«Молодой джигит, не бойся, не влечет меня разбой,
Но хотя я не разбойник — я не праведник святой.

Почему, тебя завидев, я издал веселый крик?
Потому, что я щекоткой убивать людей привык.

Каждый палец приспособлен, чтобы злее щекотать,
Убиваю человека, заставляя хохотать.

Ну-ка пальцами своими, братец мой, пошевели,
Поиграй со мной в щекотку и меня развесели!»

«Хорошо, я поиграю,— дровосек ему в ответ.-
Только при одном условье… Ты согласен или нет?»

«Говори же, человечек, будь, пожалуйста, смелей,
Все условия приму я, но давай играть скорей!»

«Если так — меня послушай, как решишь —
мне все равно.
Видишь толстое, большое и тяжелое бревно?
Дух лесной! Давай сначала поработаем вдвоем,
На арбу с тобою вместе мы бревно перенесем.
Щель большую ты заметил на другом конце бревна?
Там держи бревно покрепче, сила вся твоя нужна!..»

На указанное место покосился шурале.
И, джигиту не переча, согласился шурале.

Пальцы длинные, прямые положил он в пасть бревна…
Мудрецы! Простая хитрость дровосека вам видна?

Клин, заранее заткнутый, выбивает топором,
Выбивая, выполняет ловкий замысел тайком.

Шурале не шелохнется, не пошевельнет рукой,
Он стоит, не понимая умной выдумки людской.

Вот и вылетел со свистом толстый клин, исчез во мгле…
Прищемились и остались в щели пальцы шурале.

Шурале обман увидел, шурале вопит, орет.
Он зовет на помощь братьев, он зовет лесной народ.

С покаянною мольбою он джигиту говорит:
«Сжалься, сжалься надо мною! Отпусти меня, джигит!

Ни тебя, джигит, ни сына не обижу я вовек.
Весь твой род не буду трогать никогда, о человек!

Никому не дам в обиду! Хочешь, клятву принесу?
Всем скажу: «Я — друг джигита. Пусть гуляет он
в лесу!»

Пальцам больно! Дай мне волю! Дай пожить мне
на земле!
Что тебе, джигит, за прибыль от мучений шурале?»

Плачет, мечется бедняга, ноет, воет, сам не свой.
Дровосек его не слышит, собирается домой.

«Неужели крик страдальца эту душу -не смягчит?
Кто ты, кто ты, бессердечный? Как зовут тебя, джигит?

Завтра, если я до встречи с нашей братьей доживу,
На вопрос: «Кто твой обидчик?» — чье я имя назову?»

«Так и быть, скажу я, братец. Это имя не забудь:
Прозван я «Вгодуминувшем»… А теперь —
пора мне в путь».

Шурале кричит и воет, хочет силу показать,
Хочет вырваться из плена, дровосека наказать.

«Я умру. Лесные духи, помогите мне скорей!
Прищемил Вгодуминувшем, погубил меня злодей!»

А наутро прибежали шурале со всех сторон.
«Что с тобою? Ты рехнулся? Чем ты, дурень, огорчен?

Успокойся! Помолчи-ка! Нам от крика невтерпеж.
Прищемлен в году минувшем, что ж ты в нынешнем
ревешь?»