Кто написал сказку война мышей и лягушек

Слушайте: я расскажу вам, друзья, про мышей и лягушек.
Сказка ложь, а песня быль, говорят нам; но в этой
Сказке моей найдется и правда. Милости ж просим
Тех, кто охотник в досужный часок пошутить, посмеяться,
Сказки послушать; а тех, кто любит смотреть исподлобья,
Всякую шутку считая за грех, мы просим покорно
К нам не ходить и дома сидеть да высиживать скуку.

Было прекрасное майское утро. Квакун двадесятый,
Царь знаменитой породы, властитель ближней трясины,
Вышел из мокрой столицы своей, окруженный блестящей
Свитой придворных. Вприпрыжку они взобрались на пригорок,
Сочной травою покрытый, и там, на кочке усевшись,
Царь приказал из толпы его окружавших почетных
Стражей вызвать бойцов, чтоб его, царя, забавляли
Боем кулачным. Вышли бойцы; началося; уж много
Было лягушечьих морд царю в угожденье разбито;
Царь хохотал; от смеха придворная квакала свита
Вслед за его величеством; солнце взошло уж на полдень.
Вдруг из кустов молодец в прекрасной беленькой шубке,
С тоненьким хвостиком, острым, как стрелка, на тоненьких ножках
Выскочил; следом за ним четыре таких же, но в шубах
Дымного цвета. Рысцой они подбежали к болоту.
Белая шубка, носик в болото уткнув и поднявши
Правую ножку, начал воду тянуть, и, казалось,
Был для него тот напиток приятнее меда; головку
Часто он вверх подымал, и вода с усастого рыльца
Мелким бисером падала; вдоволь напившись и лапкой
Рыльце обтерши, сказал он: «Какое раздолье студеной
Выпить воды, утомившись от зноя! Теперь понимаю
То, что чувствовал Дарий, когда он, в бегстве из мутной
Лужи напившись, сказал: я не знаю вкуснее напитка!»
Эти слова одна из лягушек подслушала; тотчас
Скачет она с донесеньем к царю: из леса-де вышли
Пять каких-то зверков, с усами турецкими, уши
Длинные, хвостики острые, лапки как руки; в осоку
Все они побежали и царскую воду в болоте
Пьют. А кто и откуда они, неизвестно. С десятком
Стражей Квакун посылает хорунжего Пышку проведать,
Кто незваные гости; когда неприятели — взять их,
Если дадутся; когда же соседи, пришедшие с миром, —
Дружески их пригласить к царю на беседу. Сошедши
Пышка с холма и увидя гостей, в минуту узнал их:
«Это мыши, неважное дело! Но мне не случалось
Белых меж ними видать, и это мне чудно. Смотрите ж, —
Спутникам тут он сказал, — никого не обидеть. Я с ними
Сам на словах объяснюся. Увидим, что скажет мне белый».
Белый меж тем с удивленьем великим смотрел, приподнявши
Уши, на скачущих прямо к нему с пригорка лягушек;
Слуги его хотели бежать, но он удержал их,
Выступил бодро вперед и ждал скакунов; и как скоро
Пышка с своими к болоту приблизился: «Здравствуй, почтенный
Воин, — сказал он ему, — прошу не взыскать, что без спросу
Вашей воды напился я; мы все от охоты устали;
В это же время здесь никого не нашлось; благодарны
Очень мы вам за прекрасный напиток; и сами готовы
Равным добром за ваше добро заплатить; благодарность
Есть добродетель возвышенных душ». Удивленный такою
Умною речью, ответствовал Пышка: «Милости просим
К нам, благородные гости; наш царь, о прибытии вашем
Сведав, весьма любопытен узнать: откуда вы родом,
Кто вы и как вас зовут. Я послан сюда пригласить вас
С ним на беседу. Рады мы очень, что вам показалась
Наша по вкусу вода; а платы не требуем: воду
Создал господь для всех на потребу, как воздух и солнце».
Белая шубка учтиво ответствовал: «Царская воля
Будет исполнена; рад я к его величеству с вами
Вместе пойти, но только сухим путем, не водою;
Плавать я не умею; я царский сын и наследник
Царства мышиного». В это мгновенье, спустившись с пригорка,
Царь Квакун со свитой своей приближался. Царевич
Белая шубка, увидя царя с такою толпою,
Несколько струсил, ибо не ведал, доброе ль, злое ль
Было у них на уме. Квакун отличался зеленым
Платьем, глаза навыкат сверкали, как звезды, и пузом
Громко он, прядая, шлепал. Царевич Белая шубка,
Вспомнивши, кто он, робость свою победил. Величаво
Он поклонился царю Квакуну. А царь, благосклонно
Лапку подавши ему, сказал: «Любезному гостю
Очень мы рады; садись, отдохни; ты из дальнего, верно,
Края, ибо до сих пор тебя нам видать не случалось».
Белая шубка, царю поклоняся опять, на зеленой
Травке уселся с ним рядом; а царь продолжал: «Расскажи нам,
Кто ты? кто твой отец? кто мать? и откуда пришел к нам?
Здесь мы тебя угостим дружелюбно, когда, не таяся,
Правду всю скажешь: я царь и много имею богатства;
Будет нам сладко почтить дорогого гостя дарами».
«Нет никакой мне причины, — ответствовал Белая шубка, —
Царь-государь, утаивать истину. Сам я породы
Царской, весьма на земле знаменитой; отец мой из дома
Древних воинственных Бубликов, царь Долгохвост Иринарий
Третий; владеет пятью чердаками, наследием славных
Предков, но область свою он сам расширил войнами:
Три подполья, один амбар и две трети ветчинни
Он покорил, победивши соседних царей; а в супруги
Взявши царевну Прасковью-Пискунью белую шкурку,
Целый овин получил он за нею в приданое. В свете
Нет подобного царства. Я сын царя Долгохвоста,
Петр Долгохвост, по прозванию Хват. Был я воспитан
В нашем столичном подполье премудрым Онуфрием-крысой.
Мастер я рыться в муке, таскать орехи; вскребаюсь
В сыр и множество книг уж изгрыз, любя просвещенье.
Хватом же прозван я вот за какое смелое дело:
Раз случилось, что множество нас, молодых мышеняток,
Бегало по полю взапуски; я как шальной, раззадорясь,
Вспрыгнул с разбегу на льва, отдыхавшего в поле, и в пышной
Гриве запутался; лев проснулся и лапой огромной
Стиснул меня; я подумал, что буду раздавлен, как мошка.
С духом собравшись, я высунул нос из-под лапы;
«Лев-государь, — ему я сказал, — мне и в мысль не входило
Милость твою оскорбить; пощади, не губи; не ровен час,
Сам я тебе пригожуся». Лев улыбнулся (конечно,
Он уж покушать успел) и сказал мне: «Ты, вижу, забавник.
Льву услужить ты задумал. Добро, мы посмотрим, какую
Милость окажешь ты нам? Ступай». Тогда он раздвинул
Лапу; а я давай бог ноги; по вот что отучилось:
Дня не прошло, как все мы испуганы были в подпольях
Наших львиным рыканьем: смутилась, как будто от бури
Вся сторона; я не струсил; выбежал в поле и что же
В поле увидел? Царь Лев, запутавшись в крепких тенетах,
Мечется, бьется как бешеный; кровью глаза налилися,
Лапами рвет он веревки, зубами грызет их, и было
Все то напрасно; лишь боле себя он запутывал. «Видишь,
Лев-государь, — сказал я ему, — что и я пригодился.
Будь спокоен: в минуту тебя мы избавим». И тотчас
Созвал я дюжину ловких мышат; принялись мы работать
Зубом; узлы перегрызли тенет, и Лев распутлялся.
Важно кивнув головою косматой и нас допустивши
К царской лапе своей, он гриву расправил, ударил
Сильным хвостом по бедрам и в три прыжка очутился
В ближнем лесу, где вмиг и пропал. По этому делу
прозван я Хватом, и славу свою поддержать я стараюсь;
Страшного нет для меня ничего; я знаю, что смелым
Бог владеет. Но должно, однако, признаться, что всюду
Здесь мы встречаем опасность; так бог уж землю устроил:
Все здесь воюет: с травою Овца, с Овцою голодный
Волк, Собака с Волком, с Собакой Медведь, а с Медведем
Лев; Человек же и Льва, и Медведя, и всех побеждает.
Так и у нас, отважных Мышей, есть много опасных,
Сильных гонителей: Совы, Ласточки, Кошки, а всех их
Злее козни людские. И тяжко подчас нам приходит.
Я, однако, спокоен; я помню, что мне мой наставник
Мудрый, крыса Онуфрий, твердил: беды нас смиренью
Учат. С верой такою ничто не беда. Я доволен
Тем, что имею: счастию рад, а в несчастье не хмурюсь».
Царь Квакун со вниманием слушал Петра Долгохвоста.
«Гость дорогой, — сказал он ему, — признаюсь откровенно:
Столь разумные речи меня в изумленье приводят.
Мудрость такая в такие цветущие лета! Мне сладко
Слушать тебя: и приятность и польза! Теперь опиши мне
То, что случалось когда с мышиным вашим народом,
Что от врагов вы терпели и с кем когда воевали».
«Должен я прежде о том рассказать, какие нам козни
Строит наш хитрый двуногий злодей, Человек. Он ужасно
Жаден; он хочет всю землю заграбить один и с Мышами
В вечной вражде. Не исчислить всех выдумок хитрых, какими
Наше он племя избыть замышляет. Вот, например, он
Домик затеял построить: два входа, широкий и узкий;
Узкий заделан решеткой, широкий с подъемною дверью.
Домик он этот поставил у самого входа в подполье.
Нам же сдуру на мысли взбрело, что, поладить
С нами желая, для нас учредил он гостиницу. Жирный
Кус ветчины там висел и манил нас; вот целый десяток
Смелых охотников вызвались в домик забраться, без платы
В нем отобедать и верные вести принесть нам.
Входят они, но только что начали дружно висячий
Кус ветчины тормошить, как подъемная дверь с превеликим
Стуком упала и всех их захлопнула. Тут поразило
Страшное зрелище нас: увидели мы, как злодеи
Наших героев таскали за хвост и в воду бросали.
Все они пали жертвой любви к ветчине и к отчизне.
Было нечто и хуже. Двуногий злодей наготовил
Множество вкусных для нас пирожков и расклал их,
Словно как добрый, по всем закоулкам; народ наш
Очень доверчив и ветрен; мы лакомки; бросилась жадно
Вся молодежь на добычу. Но что же случилось? Об этом
Вспомнить — мороз подирает по коже! Открылся в подполье
Мор: отравой злодей угостил нас. Как будто шальные
С пиру пришли удальцы: глаза навыкат, разинув
Рты, умирая от жажды, взад и вперед по подполью
Бегали с писком они, родных, друзей и знакомых
Боле не зная в лицо; наконец, утомясь, обессилев,
Все попадали мертвые лапками вверх; запустела
Целая область от этой беды; от ужасного смрада
Трупов ушли мы в другое подполье, и край наш роимый
Надолго был обезмышен. Но главное бедствие наше
Ныне в том, что губитель двуногий крепко сдружился,
Нам ко вреду, с сибирским котом, Федотом Мурлыкой.
Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот
Хитрый котище Федот Мурлыка для нас наказанье
Божие. Вот как я с ним познакомился. Глупым мышонком
Был я еще и не знал ничего. И мне захотелось
Высунуть нос из подполья. Но мать-царица Прасковья
С крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили
Норку мою покидать; но я не послушался, в щелку
Выглянул: вижу камнем выстланный двор; освещало
Солнце его, и окна огромного дома светились;
Птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.
Выйти не смея, смотрю я из щелки и вижу, на дальнем
Крае двора зверок усастый, сизая шкурка,
Розовый нос, зеленые глазки, пушистые уши,
Тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка,
Так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой
Начал усастое рыльце себе умывать. Облилося
Радостью сердце мое, и я уж сбирался покинуть
Щелку, чтоб с милым зверком познакомиться. Вдруг зашумело
Что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то
Страшный урод ко мне подходил; широко шагая,
Черные ноги свои подымал он, и когти кривые
С острыми шпорами были на них; на уродливой шее
Длинные косы висели змеями; нос крючковатый;
Под носом трясся какой-то мохнатый мешок, и как будто
Красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись,
По носу бился, а сзади какие-то длинные крючья,
Разного цвета, торчали снопом. Не успел я от страха
В память прийти, как с обоих боков поднялись у урода
Словно как парусы, начали хлопать, и он, раздвоивши
Острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной
Треснуло. Как прибежал я назад в подполье, не помню.
Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною,
Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, — он сказал мне, —
Свечку ты должен поставить уроду, который так кстати
Криком своим тебя испугал; ведь это наш добрый
Сторож петух; он горлан и с своими большой забияка;
Нам же, мышам, он приносит и пользу: когда закричит он,
Знаем мы все, что проснулися наши враги; а приятель,
Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,
Был не иной кто, как наш злодей записной, объедало
Мурлыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомством
К этому плуту подъехал: тебя б он порядком погладил
Бархатной лапкой своею; будь же вперед осторожен».
Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке;
Каждый день от него у нас недочет. Расскажу я
Только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье
Слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами
Видели это глазами своими. Вскружилось подполье;
Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье, пляска, —
Словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый
С радости так напился, что подрался с царицей и в драке
Хвост у нее откусил, за что был и высечен больно.
Что же случилось потом? Не разведавши дела порядком,
Вздумали мы кота погребать, и надгробное слово
Тотчас поспело. Его сочинил поэт наш подпольный
Клим, по прозванию Бешеный Хвост; такое прозванье
Дали ему за то, что, стихи читая, всегда он
В меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал,
Все изготовив, отправились мы на поминки к Мурлыке;
Вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду
Кот Мурлыка в ветчинне висит на бревне, и повешен
За ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,
Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапы
Словно как мерзлые; оба глаза глядят не моргая.
Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен
Кот окаянный; довольно ты, кот, погулял; погуляем
Нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися
Вверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы распутать, но лапы
Сами держались, когтями вцепившись в бревно; а веревки
Не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись
Наши ребята, как вдруг распустилися когти, и на пол
Хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались
В страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит,
Ус не тронется, глаз не моргнет; мертвец, да и только.
Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать понемногу
Начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу
Даст от него; тот лапкой ему погрозит; тот подразнит
Сзади его языком; а кто еще посмелее,
Тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет.
Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, — тогда нам сказала
Старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти
Были знакомы (у ней он весь зад ободрал, и насилу
Как-то она от него уплела), — берегитесь: Мурлыка
Старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это
Знак недобрый; и шкурка цела у него». То услыша,
Громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтоб после не плакать, —
Мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ
Вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралася
С ними в подполье она. А мы принялись как шальные
Прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши,
Все мы уселись в кружок перед мордой его, и поэт наш
Клим по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо
Взлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,
Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:
«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,
Рост богатырский, сизая шкурка, усы как у турка;
Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,
Радуйся, наше подполье!..» Но только успел проповедник
Это слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.
Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.
Двадцать из нас осталось на месте; а раненых втрое
Более было. Тот воротился с ободранным пузом,
Тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному
Хвост был оторван; у многих так страшно искусаны были
Спины, что шкурки мотались, как тряпки; царицу Прасковью
Чуть успели в нору уволочь за задние лапки;
Царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый
Крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке
Прежде других на обед. Так кончился пир наш бедою».

На данной странице вы можете не только прочитать полностью сказку в стихах Василия Андреевича Жуковского «Война мышей и лягушек», но и прослушать ее онлайн.

Аудио версия

Текст с картинками

Война мышей и лягушек читать полностью

Слушайте: я расскажу вам, друзья, про мышей и лягушек.
Сказка ложь, а песня быль, говорят нам; но в этой
Сказке моей найдется и правда. Милости ж просим
Тех, кто охотник в досужный часок пошутить, посмеяться,
Сказки послушать; а тех, кто любит смотреть исподлобья,
Всякую шутку считая за грех, мы просим покорно
К нам не ходить и дома сидеть да высиживать скуку.

Было прекрасное майское утро. Квакун двадесятый,
Царь знаменитой породы, властитель ближней трясины,
Вышел из мокрой столицы своей, окруженный блестящей
Свитой придворных. Вприпрыжку они взобрались на пригорок,
Сочной травою покрытый, и там, на кочке усевшись,
Царь приказал из толпы его окружавших почетных
Стражей вызвать бойцов, чтоб его, царя, забавляли
Боем кулачным. Вышли бойцы; началося; уж много
Было лягушечьих морд царю в угожденье разбито;
Царь хохотал; от смеха придворная квакала свита
Вслед за его величеством; солнце взошло уж на полдень.

Вдруг из кустов молодец в прекрасной беленькой шубке,
С тоненьким хвостиком, острым, как стрелка, на тоненьких ножках
Выскочил; следом за ним четыре таких же, но в шубах
Дымного цвета. Рысцой они подбежали к болоту.

Белая шубка, носик в болото уткнув и поднявши
Правую ножку, начал воду тянуть, и, казалось,
Был для него тот напиток приятнее меда; головку
Часто он вверх подымал, и вода с усастого рыльца
Мелким бисером падала; вдоволь напившись и лапкой
Рыльце обтерши, сказал он: «Какое раздолье студеной
Выпить воды, утомившись от зноя! Теперь понимаю
То, что чувствовал Дарий, когда он, в бегстве из мутной
Лужи напившись, сказал: я не знаю вкуснее напитка!»
Эти слова одна из лягушек подслушала; тотчас
Скачет она с донесеньем к царю: из леса-де вышли
Пять каких-то зверков, с усами турецкими, уши
Длинные, хвостики острые, лапки как руки; в осоку
Все они побежали и царскую воду в болоте
Пьют. А кто и откуда они, неизвестно. С десятком
Стражей Квакун посылает хорунжего Пышку проведать,
Кто незваные гости; когда неприятели — взять их,
Если дадутся; когда же соседи, пришедшие с миром, —
Дружески их пригласить к царю на беседу. Сошедши
Пышка с холма и увидя гостей, в минуту узнал их:
«Это мыши, неважное дело! Но мне не случалось
Белых меж ними видать, и это мне чудно. Смотрите ж, —
Спутникам тут он сказал, — никого не обидеть. Я с ними
Сам на словах объяснюся. Увидим, что скажет мне белый».

Белый меж тем с удивленьем великим смотрел, приподнявши
Уши, на скачущих прямо к нему с пригорка лягушек;
Слуги его хотели бежать, но он удержал их,
Выступил бодро вперед и ждал скакунов; и как скоро
Пышка с своими к болоту приблизился: «Здравствуй, почтенный
Воин, — сказал он ему, — прошу не взыскать, что без спросу
Вашей воды напился я; мы все от охоты устали;
В это же время здесь никого не нашлось; благодарны
Очень мы вам за прекрасный напиток; и сами готовы
Равным добром за ваше добро заплатить; благодарность
Есть добродетель возвышенных душ». Удивленный такою
Умною речью, ответствовал Пышка: «Милости просим
К нам, благородные гости; наш царь, о прибытии вашем
Сведав, весьма любопытен узнать: откуда вы родом,
Кто вы и как вас зовут. Я послан сюда пригласить вас
С ним на беседу. Рады мы очень, что вам показалась
Наша по вкусу вода; а платы не требуем: воду
Создал господь для всех на потребу, как воздух и солнце».

Белая шубка учтиво ответствовал: «Царская воля
Будет исполнена; рад я к его величеству с вами
Вместе пойти, но только сухим путем, не водою;
Плавать я не умею; я царский сын и наследник
Царства мышиного». В это мгновенье, спустившись с пригорка,
Царь Квакун со свитой своей приближался. Царевич
Белая шубка, увидя царя с такою толпою,
Несколько струсил, ибо не ведал, доброе ль, злое ль
Было у них на уме. Квакун отличался зеленым
Платьем, глаза навыкат сверкали, как звезды, и пузом
Громко он, прядая, шлепал. Царевич Белая шубка,
Вспомнивши, кто он, робость свою победил. Величаво
Он поклонился царю Квакуну. А царь, благосклонно
Лапку подавши ему, сказал: «Любезному гостю
Очень мы рады; садись, отдохни; ты из дальнего, верно,
Края, ибо до сих пор тебя нам видать не случалось».

Белая шубка, царю поклоняся опять, на зеленой
Травке уселся с ним рядом; а царь продолжал: «Расскажи нам,
Кто ты? кто твой отец? кто мать? и откуда пришел к нам?
Здесь мы тебя угостим дружелюбно, когда, не таяся,
Правду всю скажешь: я царь и много имею богатства;
Будет нам сладко почтить дорогого гостя дарами».

«Нет никакой мне причины, — ответствовал Белая шубка, —
Царь-государь, утаивать истину. Сам я породы
Царской, весьма на земле знаменитой; отец мой из дома
Древних воинственных Бубликов, царь Долгохвост Иринарий
Третий; владеет пятью чердаками, наследием славных
Предков, но область свою он сам расширил войнами:
Три подполья, один амбар и две трети ветчинни
Он покорил, победивши соседних царей; а в супруги
Взявши царевну Прасковью-Пискунью белую шкурку,
Целый овин получил он за нею в приданое. В свете
Нет подобного царства. Я сын царя Долгохвоста,
Петр Долгохвост, по прозванию Хват. Был я воспитан
В нашем столичном подполье премудрым Онуфрием-крысой.
Мастер я рыться в муке, таскать орехи; вскребаюсь
В сыр и множество книг уж изгрыз, любя просвещенье.

Хватом же прозван я вот за какое смелое дело:
Раз случилось, что множество нас, молодых мышеняток,
Бегало по полю взапуски; я как шальной, раззадорясь,
Вспрыгнул с разбегу на льва, отдыхавшего в поле, и в пышной
Гриве запутался; лев проснулся и лапой огромной
Стиснул меня; я подумал, что буду раздавлен, как мошка.
С духом собравшись, я высунул нос из-под лапы;
«Лев-государь, — ему я сказал, — мне и в мысль не входило
Милость твою оскорбить; пощади, не губи; не ровен час,
Сам я тебе пригожуся». Лев улыбнулся (конечно,
Он уж покушать успел) и сказал мне: «Ты, вижу, забавник.
Льву услужить ты задумал. Добро, мы посмотрим, какую
Милость окажешь ты нам? Ступай». Тогда он раздвинул
Лапу; а я давай бог ноги; по вот что отучилось:
Дня не прошло, как все мы испуганы были в подпольях
Наших львиным рыканьем: смутилась, как будто от бури
Вся сторона; я не струсил; выбежал в поле и что же
В поле увидел? Царь Лев, запутавшись в крепких тенетах,
Мечется, бьется как бешеный; кровью глаза налилися,
Лапами рвет он веревки, зубами грызет их, и было
Все то напрасно; лишь боле себя он запутывал. «Видишь,
Лев-государь, — сказал я ему, — что и я пригодился.
Будь спокоен: в минуту тебя мы избавим». И тотчас
Созвал я дюжину ловких мышат; принялись мы работать
Зубом; узлы перегрызли тенет, и Лев распутлялся.

Важно кивнув головою косматой и нас допустивши
К царской лапе своей, он гриву расправил, ударил
Сильным хвостом по бедрам и в три прыжка очутился
В ближнем лесу, где вмиг и пропал. По этому делу
прозван я Хватом, и славу свою поддержать я стараюсь;
Страшного нет для меня ничего; я знаю, что смелым
Бог владеет. Но должно, однако, признаться, что всюду
Здесь мы встречаем опасность; так бог уж землю устроил:
Все здесь воюет: с травою Овца, с Овцою голодный
Волк, Собака с Волком, с Собакой Медведь, а с Медведем
Лев; Человек же и Льва, и Медведя, и всех побеждает.

Так и у нас, отважных Мышей, есть много опасных,
Сильных гонителей: Совы, Ласточки, Кошки, а всех их
Злее козни людские. И тяжко подчас нам приходит.
Я, однако, спокоен; я помню, что мне мой наставник
Мудрый, крыса Онуфрий, твердил: беды нас смиренью
Учат. С верой такою ничто не беда. Я доволен
Тем, что имею: счастию рад, а в несчастье не хмурюсь».
Царь Квакун со вниманием слушал Петра Долгохвоста.
«Гость дорогой, — сказал он ему, — признаюсь откровенно:
Столь разумные речи меня в изумленье приводят.
Мудрость такая в такие цветущие лета! Мне сладко
Слушать тебя: и приятность и польза! Теперь опиши мне
То, что случалось когда с мышиным вашим народом,
Что от врагов вы терпели и с кем когда воевали».

«Должен я прежде о том рассказать, какие нам козни
Строит наш хитрый двуногий злодей, Человек. Он ужасно
Жаден; он хочет всю землю заграбить один и с Мышами
В вечной вражде. Не исчислить всех выдумок хитрых, какими
Наше он племя избыть замышляет. Вот, например, он
Домик затеял построить: два входа, широкий и узкий;
Узкий заделан решеткой, широкий с подъемною дверью.
Домик он этот поставил у самого входа в подполье.

Нам же сдуру на мысли взбрело, что, поладить
С нами желая, для нас учредил он гостиницу. Жирный
Кус ветчины там висел и манил нас; вот целый десяток
Смелых охотников вызвались в домик забраться, без платы
В нем отобедать и верные вести принесть нам.

Входят они, но только что начали дружно висячий
Кус ветчины тормошить, как подъемная дверь с превеликим
Стуком упала и всех их захлопнула. Тут поразило
Страшное зрелище нас: увидели мы, как злодеи
Наших героев таскали за хвост и в воду бросали.
Все они пали жертвой любви к ветчине и к отчизне.

Было нечто и хуже. Двуногий злодей наготовил
Множество вкусных для нас пирожков и расклал их,
Словно как добрый, по всем закоулкам; народ наш
Очень доверчив и ветрен; мы лакомки; бросилась жадно
Вся молодежь на добычу. Но что же случилось? Об этом
Вспомнить — мороз подирает по коже! Открылся в подполье
Мор: отравой злодей угостил нас. Как будто шальные
С пиру пришли удальцы: глаза навыкат, разинув
Рты, умирая от жажды, взад и вперед по подполью
Бегали с писком они, родных, друзей и знакомых
Боле не зная в лицо; наконец, утомясь, обессилев,
Все попадали мертвые лапками вверх; запустела
Целая область от этой беды; от ужасного смрада
Трупов ушли мы в другое подполье, и край наш роимый
Надолго был обезмышен. Но главное бедствие наше
Ныне в том, что губитель двуногий крепко сдружился,
Нам ко вреду, с сибирским котом, Федотом Мурлыкой.
Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот
Хитрый котище Федот Мурлыка для нас наказанье
Божие. Вот как я с ним познакомился. Глупым мышонком
Был я еще и не знал ничего. И мне захотелось
Высунуть нос из подполья. Но мать-царица Прасковья
С крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили
Норку мою покидать; но я не послушался, в щелку
Выглянул: вижу камнем выстланный двор; освещало
Солнце его, и окна огромного дома светились;
Птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.
Выйти не смея, смотрю я из щелки и вижу, на дальнем
Крае двора зверок усастый, сизая шкурка,
Розовый нос, зеленые глазки, пушистые уши,
Тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка,
Так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой
Начал усастое рыльце себе умывать. Облилося
Радостью сердце мое, и я уж сбирался покинуть
Щелку, чтоб с милым зверком познакомиться. Вдруг зашумело
Что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то
Страшный урод ко мне подходил; широко шагая,
Черные ноги свои подымал он, и когти кривые
С острыми шпорами были на них; на уродливой шее
Длинные косы висели змеями; нос крючковатый;
Под носом трясся какой-то мохнатый мешок, и как будто
Красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись,
По носу бился, а сзади какие-то длинные крючья,
Разного цвета, торчали снопом. Не успел я от страха
В память прийти, как с обоих боков поднялись у урода
Словно как парусы, начали хлопать, и он, раздвоивши
Острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной
Треснуло. Как прибежал я назад в подполье, не помню.
Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною,
Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, — он сказал мне, —
Свечку ты должен поставить уроду, который так кстати
Криком своим тебя испугал; ведь это наш добрый
Сторож петух; он горлан и с своими большой забияка;
Нам же, мышам, он приносит и пользу: когда закричит он,
Знаем мы все, что проснулися наши враги; а приятель,
Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,
Был не иной кто, как наш злодей записной, объедало
Мурлыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомством
К этому плуту подъехал: тебя б он порядком погладил
Бархатной лапкой своею; будь же вперед осторожен».
Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке;
Каждый день от него у нас недочет. Расскажу я
Только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье
Слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами
Видели это глазами своими. Вскружилось подполье;
Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье, пляска, —
Словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый
С радости так напился, что подрался с царицей и в драке
Хвост у нее откусил, за что был и высечен больно.
Что же случилось потом? Не разведавши дела порядком,
Вздумали мы кота погребать, и надгробное слово
Тотчас поспело. Его сочинил поэт наш подпольный
Клим, по прозванию Бешеный Хвост; такое прозванье
Дали ему за то, что, стихи читая, всегда он
В меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал,
Все изготовив, отправились мы на поминки к Мурлыке;
Вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду
Кот Мурлыка в ветчинне висит на бревне, и повешен
За ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,
Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапы
Словно как мерзлые; оба глаза глядят не моргая.
Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен
Кот окаянный; довольно ты, кот, погулял; погуляем
Нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися
Вверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы распутать, но лапы
Сами держались, когтями вцепившись в бревно; а веревки
Не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись
Наши ребята, как вдруг распустилися когти, и на пол
Хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались
В страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит,
Ус не тронется, глаз не моргнет; мертвец, да и только.
Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать понемногу
Начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу
Даст от него; тот лапкой ему погрозит; тот подразнит
Сзади его языком; а кто еще посмелее,
Тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет.
Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, — тогда нам сказала
Старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти
Были знакомы (у ней он весь зад ободрал, и насилу
Как-то она от него уплела), — берегитесь: Мурлыка
Старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это
Знак недобрый; и шкурка цела у него». То услыша,
Громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтоб после не плакать, —
Мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ
Вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралася
С ними в подполье она. А мы принялись как шальные
Прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши,
Все мы уселись в кружок перед мордой его, и поэт наш
Клим по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо
Взлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,
Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:
«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,
Рост богатырский, сизая шкурка, усы как у турка;
Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,
Радуйся, наше подполье!..» Но только успел проповедник
Это слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.
Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.
Двадцать из нас осталось на месте; а раненых втрое
Более было. Тот воротился с ободранным пузом,
Тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному
Хвост был оторван; у многих так страшно искусаны были
Спины, что шкурки мотались, как тряпки; царицу Прасковью
Чуть успели в нору уволочь за задние лапки;
Царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый
Крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке
Прежде других на обед. Так кончился пир наш бедою».

---

Война мышей и лягушек слушать онлайн

Война мышей и лягушек

Про­слу­шать сти­хо­тво­ре­ние22:45

Слу­шайте: я рас­скажу вам, дру­зья, про мышей и лягушек.
Сказка ложь, а песня быль, гово­рят нам; но в этой
Сказке моей най­дется и правда. Мило­сти ж просим
Тех, кто охот­ник в досуж­ный часок пошу­тить, посмеяться,
Сказки послу­шать; а тех, кто любит смот­реть исподлобья,
Вся­кую шутку счи­тая за грех, мы про­сим покорно
К нам не ходить и дома сидеть да выси­жи­вать скуку.

Было пре­крас­ное май­ское утро. Ква­кун двадесятый,
Царь зна­ме­ни­той породы, вла­сти­тель ближ­ней трясины,
Вышел из мок­рой сто­лицы своей, окру­жен­ный блестящей
Сви­той при­двор­ных. Впри­прыжку они взо­бра­лись на пригорок,
Соч­ной тра­вою покры­тый, и там, на кочке усевшись,
Царь при­ка­зал из толпы его окру­жав­ших почетных
Стра­жей вызвать бой­цов, чтоб его, царя, забавляли
Боем кулач­ным. Вышли бойцы; нача­лося; уж много
Было лягу­ше­чьих морд царю в уго­жде­нье разбито;
Царь хохо­тал; от смеха при­двор­ная ква­кала свита
Вслед за его вели­че­ством; солнце взо­шло уж на полдень.
Вдруг из кустов моло­дец в пре­крас­ной белень­кой шубке,
С тонень­ким хво­сти­ком, ост­рым, как стрелка, на тонень­ких ножках
Выско­чил; сле­дом за ним четыре таких же, но в шубах
Дым­ного цвета. Рыс­цой они под­бе­жали к болоту.
Белая шубка, носик в болото уткнув и поднявши
Пра­вую ножку, начал воду тянуть, и, казалось,
Был для него тот напи­ток при­ят­нее меда; головку
Часто он вверх поды­мал, и вода с уса­стого рыльца
Мел­ким бисе­ром падала; вдо­воль напив­шись и лапкой
Рыльце обтерши, ска­зал он: «Какое раз­до­лье студеной
Выпить воды, уто­мив­шись от зноя! Теперь понимаю
То, что чув­ство­вал Дарий, когда он, в бег­стве из мутной
Лужи напив­шись, ска­зал: я не знаю вкус­нее напитка!»
Эти слова одна из лягу­шек под­слу­шала; тотчас
Ска­чет она с доне­се­ньем к царю: из леса-де вышли
Пять каких-то звер­ков, с усами турец­кими, уши
Длин­ные, хво­стики ост­рые, лапки как руки; в осоку
Все они побе­жали и цар­скую воду в болоте
Пьют. А кто и откуда они, неиз­вестно. С десятком
Стра­жей Ква­кун посы­лает хорун­жего Пышку проведать,
Кто незва­ные гости; когда непри­я­тели — взять их,
Если дадутся; когда же соседи, при­шед­шие с миром, —
Дру­же­ски их при­гла­сить к царю на беседу. Сошедши
Пышка с холма и увидя гостей, в минуту узнал их:
«Это мыши, неваж­ное дело! Но мне не случалось
Белых меж ними видать, и это мне чудно. Смот­рите ж, —
Спут­ни­кам тут он ска­зал, — никого не оби­деть. Я с ними
Сам на сло­вах объ­яс­нюся. Уви­дим, что ска­жет мне белый».
Белый меж тем с удив­ле­ньем вели­ким смот­рел, приподнявши
Уши, на ска­чу­щих прямо к нему с при­горка лягушек;
Слуги его хотели бежать, но он удер­жал их,
Высту­пил бодро впе­ред и ждал ска­ку­нов; и как скоро
Пышка с сво­ими к болоту при­бли­зился: «Здрав­ствуй, почтенный
Воин, — ска­зал он ему, — прошу не взыс­кать, что без спросу
Вашей воды напился я; мы все от охоты устали;
В это же время здесь никого не нашлось; благодарны
Очень мы вам за пре­крас­ный напи­ток; и сами готовы
Рав­ным доб­ром за ваше добро запла­тить; благодарность
Есть доб­ро­де­тель воз­вы­шен­ных душ». Удив­лен­ный такою
Умною речью, ответ­ство­вал Пышка: «Мило­сти просим
К нам, бла­го­род­ные гости; наш царь, о при­бы­тии вашем
Све­дав, весьма любо­пы­тен узнать: откуда вы родом,
Кто вы и как вас зовут. Я послан сюда при­гла­сить вас
С ним на беседу. Рады мы очень, что вам показалась
Наша по вкусу вода; а платы не тре­буем: воду
Создал гос­подь для всех на потребу, как воз­дух и солнце».
Белая шубка учтиво ответ­ство­вал: «Цар­ская воля
Будет испол­нена; рад я к его вели­че­ству с вами
Вме­сте пойти, но только сухим путем, не водою;
Пла­вать я не умею; я цар­ский сын и наследник
Цар­ства мыши­ного». В это мгно­ве­нье, спу­стив­шись с пригорка,
Царь Ква­кун со сви­той своей при­бли­жался. Царевич
Белая шубка, увидя царя с такою толпою,
Несколько стру­сил, ибо не ведал, доб­рое ль, злое ль
Было у них на уме. Ква­кун отли­чался зеленым
Пла­тьем, глаза навы­кат свер­кали, как звезды, и пузом
Громко он, пря­дая, шле­пал. Царе­вич Белая шубка,
Вспом­нивши, кто он, робость свою побе­дил. Величаво
Он покло­нился царю Ква­куну. А царь, благосклонно
Лапку подавши ему, ска­зал: «Любез­ному гостю
Очень мы рады; садись, отдохни; ты из даль­него, верно,
Края, ибо до сих пор тебя нам видать не случалось».
Белая шубка, царю покло­няся опять, на зеленой
Травке уселся с ним рядом; а царь про­дол­жал: «Рас­скажи нам,
Кто ты? кто твой отец? кто мать? и откуда при­шел к нам?
Здесь мы тебя уго­стим дру­же­любно, когда, не таяся,
Правду всю ска­жешь: я царь и много имею богатства;
Будет нам сладко почтить доро­гого гостя дарами».
«Нет ника­кой мне при­чины, — ответ­ство­вал Белая шубка, —
Царь-госу­дарь, ута­и­вать истину. Сам я породы
Цар­ской, весьма на земле зна­ме­ни­той; отец мой из дома
Древ­них воин­ствен­ных Буб­ли­ков, царь Дол­го­хвост Иринарий
Тре­тий; вла­деет пятью чер­да­ками, насле­дием славных
Пред­ков, но область свою он сам рас­ши­рил войнами:
Три под­по­лья, один амбар и две трети ветчинни
Он поко­рил, побе­дивши сосед­них царей; а в супруги
Взявши царевну Прас­ко­вью-Пис­ку­нью белую шкурку,
Целый овин полу­чил он за нею в при­да­ное. В свете
Нет подоб­ного цар­ства. Я сын царя Долгохвоста,
Петр Дол­го­хвост, по про­зва­нию Хват. Был я воспитан
В нашем сто­лич­ном под­по­лье пре­муд­рым Онуфрием-крысой.
Мастер я рыться в муке, тас­кать орехи; вскребаюсь
В сыр и мно­же­ство книг уж изгрыз, любя просвещенье.
Хва­том же про­зван я вот за какое сме­лое дело:
Раз слу­чи­лось, что мно­же­ство нас, моло­дых мышеняток,
Бегало по полю вза­пуски; я как шаль­ной, раззадорясь,
Вспрыг­нул с раз­бегу на льва, отды­хав­шего в поле, и в пышной
Гриве запу­тался; лев проснулся и лапой огромной
Стис­нул меня; я поду­мал, что буду раз­дав­лен, как мошка.
С духом собрав­шись, я высу­нул нос из-под лапы;
«Лев-госу­дарь, — ему я ска­зал, — мне и в мысль не входило
Милость твою оскор­бить; пощади, не губи; не ровен час,
Сам я тебе при­го­жуся». Лев улыб­нулся (конечно,
Он уж поку­шать успел) и ска­зал мне: «Ты, вижу, забавник.
Льву услу­жить ты заду­мал. Добро, мы посмот­рим, какую
Милость ока­жешь ты нам? Сту­пай». Тогда он раздвинул
Лапу; а я давай бог ноги; по вот что отучилось:
Дня не про­шло, как все мы испу­ганы были в подпольях
Наших льви­ным рыка­ньем: сму­ти­лась, как будто от бури
Вся сто­рона; я не стру­сил; выбе­жал в поле и что же
В поле уви­дел? Царь Лев, запу­тав­шись в креп­ких тенетах,
Мечется, бьется как беше­ный; кро­вью глаза налилися,
Лапами рвет он веревки, зубами гры­зет их, и было
Все то напрасно; лишь боле себя он запу­ты­вал. «Видишь,
Лев-госу­дарь, — ска­зал я ему, — что и я пригодился.
Будь спо­коен: в минуту тебя мы изба­вим». И тотчас
Созвал я дюжину лов­ких мышат; при­ня­лись мы работать
Зубом; узлы пере­грызли тенет, и Лев распутлялся.
Важно кив­нув голо­вою кос­ма­той и нас допустивши
К цар­ской лапе своей, он гриву рас­пра­вил, ударил
Силь­ным хво­стом по бед­рам и в три прыжка очутился
В ближ­нем лесу, где вмиг и про­пал. По этому делу
про­зван я Хва­том, и славу свою под­дер­жать я стараюсь;
Страш­ного нет для меня ничего; я знаю, что смелым
Бог вла­деет. Но должно, однако, при­знаться, что всюду
Здесь мы встре­чаем опас­ность; так бог уж землю устроил:
Все здесь воюет: с тра­вою Овца, с Овцою голодный
Волк, Собака с Вол­ком, с Соба­кой Мед­ведь, а с Медведем
Лев; Чело­век же и Льва, и Мед­ведя, и всех побеждает.
Так и у нас, отваж­ных Мышей, есть много опасных,
Силь­ных гони­те­лей: Совы, Ласточки, Кошки, а всех их
Злее козни люд­ские. И тяжко под­час нам приходит.
Я, однако, спо­коен; я помню, что мне мой наставник
Муд­рый, крыса Онуф­рий, твер­дил: беды нас смиренью
Учат. С верой такою ничто не беда. Я доволен
Тем, что имею: сча­стию рад, а в несча­стье не хмурюсь».
Царь Ква­кун со вни­ма­нием слу­шал Петра Долгохвоста.
«Гость доро­гой, — ска­зал он ему, — при­зна­юсь откровенно:
Столь разум­ные речи меня в изум­ле­нье приводят.
Муд­рость такая в такие цве­ту­щие лета! Мне сладко
Слу­шать тебя: и при­ят­ность и польза! Теперь опиши мне
То, что слу­ча­лось когда с мыши­ным вашим народом,
Что от вра­гов вы тер­пели и с кем когда воевали».
«Дол­жен я прежде о том рас­ска­зать, какие нам козни
Строит наш хит­рый дву­но­гий зло­дей, Чело­век. Он ужасно
Жаден; он хочет всю землю загра­бить один и с Мышами
В веч­ной вражде. Не исчис­лить всех выду­мок хит­рых, какими
Наше он племя избыть замыш­ляет. Вот, напри­мер, он
Домик затеял постро­ить: два входа, широ­кий и узкий;
Узкий заде­лан решет­кой, широ­кий с подъ­ем­ною дверью.
Домик он этот поста­вил у самого входа в подполье.
Нам же сдуру на мысли взбрело, что, поладить
С нами желая, для нас учре­дил он гости­ницу. Жирный
Кус вет­чины там висел и манил нас; вот целый десяток
Сме­лых охот­ни­ков вызва­лись в домик забраться, без платы
В нем ото­бе­дать и вер­ные вести при­несть нам.
Вхо­дят они, но только что начали дружно висячий
Кус вет­чины тор­мо­шить, как подъ­ем­ная дверь с превеликим
Сту­ком упала и всех их захлоп­нула. Тут поразило
Страш­ное зре­лище нас: уви­дели мы, как злодеи
Наших героев тас­кали за хвост и в воду бросали.
Все они пали жерт­вой любви к вет­чине и к отчизне.
Было нечто и хуже. Дву­но­гий зло­дей наготовил
Мно­же­ство вкус­ных для нас пирож­ков и рас­клал их,
Словно как доб­рый, по всем зако­ул­кам; народ наш
Очень довер­чив и вет­рен; мы лакомки; бро­си­лась жадно
Вся моло­дежь на добычу. Но что же слу­чи­лось? Об этом
Вспом­нить — мороз поди­рает по коже! Открылся в подполье
Мор: отра­вой зло­дей уго­стил нас. Как будто шальные
С пиру при­шли удальцы: глаза навы­кат, разинув
Рты, уми­рая от жажды, взад и впе­ред по подполью
Бегали с пис­ком они, род­ных, дру­зей и знакомых
Боле не зная в лицо; нако­нец, уто­мясь, обессилев,
Все попа­дали мерт­вые лап­ками вверх; запустела
Целая область от этой беды; от ужас­ного смрада
Тру­пов ушли мы в дру­гое под­по­лье, и край наш роимый
Надолго был обез­мы­шен. Но глав­ное бед­ствие наше
Ныне в том, что губи­тель дву­но­гий крепко сдружился,
Нам ко вреду, с сибир­ским котом, Федо­том Мурлыкой.
Коша­чий род давно враж­дует с мыши­ным. Но этот
Хит­рый котище Федот Мур­лыка для нас наказанье
Божие. Вот как я с ним позна­ко­мился. Глу­пым мышонком
Был я еще и не знал ничего. И мне захотелось
Высу­нуть нос из под­по­лья. Но мать-царица Прасковья
С кры­сой Онуф­рием крепко-накрепко мне запретили
Норку мою поки­дать; но я не послу­шался, в щелку
Выгля­нул: вижу кам­нем выстлан­ный двор; освещало
Солнце его, и окна огром­ного дома светились;
Птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.
Выйти не смея, смотрю я из щелки и вижу, на дальнем
Крае двора зве­рок уса­стый, сизая шкурка,
Розо­вый нос, зеле­ные глазки, пуши­стые уши,
Тихо сидит и за птич­ками смот­рит; а хво­стик, как змейка,
Так и виляет. Потом он своею бар­хат­ной лапкой
Начал уса­стое рыльце себе умы­вать. Облилося
Радо­стью сердце мое, и я уж сби­рался покинуть
Щелку, чтоб с милым звер­ком позна­ко­миться. Вдруг зашумело
Что-то вблизи; огля­нув­шись, так я и обмер. Какой-то
Страш­ный урод ко мне под­хо­дил; широко шагая,
Чер­ные ноги свои поды­мал он, и когти кривые
С ост­рыми шпо­рами были на них; на урод­ли­вой шее
Длин­ные косы висели зме­ями; нос крючковатый;
Под носом трясся какой-то мох­на­тый мешок, и как будто
Крас­ный с зуб­ча­той вер­хуш­кой кол­пак, с головы перегнувшись,
По носу бился, а сзади какие-то длин­ные крючья,
Раз­ного цвета, тор­чали сно­пом. Не успел я от страха
В память прийти, как с обоих боков под­ня­лись у урода
Словно как парусы, начали хло­пать, и он, раздвоивши
Ост­рый нос свой, так заорал, что меня как дубиной
Трес­нуло. Как при­бе­жал я назад в под­по­лье, не помню.
Крыса Онуф­рий, услы­шав о том, что слу­чи­лось со мною,
Так и ахнул. «Тебя поми­ло­вал бог, — он ска­зал мне, —
Свечку ты дол­жен поста­вить уроду, кото­рый так кстати
Кри­ком своим тебя испу­гал; ведь это наш добрый
Сто­рож петух; он гор­лан и с сво­ими боль­шой забияка;
Нам же, мышам, он при­но­сит и пользу: когда закри­чит он,
Знаем мы все, что просну­лися наши враги; а приятель,
Так обо­льстив­ший тебя своей лице­мер­ною харей,
Был не иной кто, как наш зло­дей запис­ной, объедало
Мур­лыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомством
К этому плуту подъ­е­хал: тебя б он поряд­ком погладил
Бар­хат­ной лап­кой своею; будь же впе­ред осторожен».
Долго рас­ска­зы­вать мне об этом про­кля­том Мурлыке;
Каж­дый день от него у нас недо­чет. Рас­скажу я
Только то, что слу­чи­лось недавно. Раз­несся в подполье
Слух, что Мур­лыку пове­сили. Наши лазут­чики сами
Видели это гла­зами сво­ими. Вскру­жи­лось подполье;
Шум, беготня, пис­котня, ска­ка­нье, кувыр­ка­нье, пляска, —
Сло­вом, мы все оду­рели, и сам мой Онуф­рий премудрый
С радо­сти так напился, что подрался с цари­цей и в драке
Хвост у нее отку­сил, за что был и высе­чен больно.
Что же слу­чи­лось потом? Не раз­ве­давши дела порядком,
Взду­мали мы кота погре­бать, и над­гроб­ное слово
Тот­час поспело. Его сочи­нил поэт наш подпольный
Клим, по про­зва­нию Беше­ный Хвост; такое прозванье
Дали ему за то, что, стихи читая, все­гда он
В меру вилял хво­стом, и хвост, как маят­ник, стукал,
Все изго­то­вив, отпра­ви­лись мы на поминки к Мурлыке;
Вылезло мно­же­ство нас из под­по­лья; гля­дим мы, и вправду
Кот Мур­лыка в вет­чинне висит на бревне, и повешен
За ноги, мор­дою вниз; оска­лены зубы; как палка,
Вытя­нут весь; и спина, и хвост, и перед­ние лапы
Словно как мерз­лые; оба глаза гля­дят не моргая.
Все запи­щали мы хором: «Пове­шен Мур­лыка, повешен
Кот ока­ян­ный; довольно ты, кот, погу­лял; погуляем
Нынче и мы». И шесть смель­ча­ков тот­час взобралися
Вверх по бревну, чтоб Мур­лы­кины лапы рас­пу­тать, но лапы
Сами дер­жа­лись, ког­тями вце­пив­шись в бревно; а веревки
Не было там ника­кой, и лишь только к ним прикоснулись
Наши ребята, как вдруг рас­пу­сти­лися когти, и на пол
Хлоп­нулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались
В страхе и смот­рим, что будет. Мур­лыка лежит и не дышит,
Ус не тро­нется, глаз не морг­нет; мерт­вец, да и только.
Вот, обод­рясь, из углов мы к нему под­сту­пать понемногу
Начали; кто посме­лее, тот дер­нет за хвост, да и тягу
Даст от него; тот лап­кой ему погро­зит; тот подразнит
Сзади его язы­ком; а кто еще посмелее,
Тот, под­крав­шись, хво­стом в носу у него пощекочет.
Кот ни с места, как пень. «Бере­ги­тесь, — тогда нам сказала
Ста­рая мышь Сте­па­нида, кото­рой Мур­лы­кины когти
Были зна­комы (у ней он весь зад обо­драл, и насилу
Как-то она от него уплела), — бере­ги­тесь: Мурлыка
Ста­рый мошен­ник; ведь он висел без веревки, а это
Знак недоб­рый; и шкурка цела у него». То услыша,
Громко мы все засме­я­лись. «Смей­тесь, чтоб после не плакать, —
Мышь Сте­па­нида ска­зала опять, — а я не товарищ
Вам». И поспешно, созвав мыше­ня­ток своих, убралася
С ними в под­по­лье она. А мы при­ня­лись как шальные
Пры­гать, ска­кать и кота тор­мо­шить. Нако­нец, поуставши,
Все мы усе­лись в кру­жок перед мор­дой его, и поэт наш
Клим по про­зва­нию Беше­ный Хвост, на Мур­лы­кино пузо
Взлезши, начал оттуда читать нам над­гроб­ное слово,
Мы же при каж­дом стихе хохо­тали. И вот что про­чел он:
«Жил Мур­лыка; был Мур­лыка кот сибирский,
Рост бога­тыр­ский, сизая шкурка, усы как у турка;
Был он бешен, на краже поме­шан, за то и повешен,
Радуйся, наше под­по­лье!..» Но только успел проповедник
Это слово про­мол­вить, как вдруг наш покой­ник очнулся.
Мы бежать… Куда ты! Пошла ужас­ная травля.
Два­дцать из нас оста­лось на месте; а ране­ных втрое
Более было. Тот воро­тился с обо­дран­ным пузом,
Тот без уха, дру­гой с отъ­еден­ной мор­дой; иному
Хвост был ото­рван; у мно­гих так страшно иску­саны были
Спины, что шкурки мота­лись, как тряпки; царицу Прасковью
Чуть успели в нору уво­лочь за зад­ние лапки;
Царь Ири­на­рий спасся с руб­цом на носу; но премудрый
Крыса Онуф­рий с Кли­мом-поэтом доста­лись Мурлыке
Прежде дру­гих на обед. Так кон­чился пир наш бедою».

Сказка В. А. Жуковского Война мышей и лягушек учит читателей всегда сохранять здравомыслие, чтобы избежать неприятностей, верно оценивать собственные силы, а не горделиво храбриться. Лягушата развлекали своего царя кулачными боями, когда приметили на берегу зверьков. То оказались соседи-мышата. Познакомились, лягушачий царь пригласил мышиного принца осмотреть свои владения. Но случилось несчастье — мышь утонула. Тогда между царствами началась война: усатые мстили за погибшего царевича. Шел смертельный бой: лягушки в шлемах из панцирей улитой, с копьями-тростинками в лапках; мыши в латах из ореховых скорлупок и шелухи. Сражение закончилось неожиданно: на пруд пришел кот Мурлыка, который не прочь был полакомиться мышами и погонять лягушек.

Слушайте: я расскажу вам, друзья, про мышей и лягушек.

Сказка ложь, а песня быль, говорят нам; но в этой

Сказке моей найдется и правда. Милости ж просим

Тех, кто охотник в досужный часок пошутить, посмеяться,

Сказки послушать; а тех, кто любит смотреть исподлобья,

Всякую шутку считая за грех, мы просим покорно

К нам не ходить и дома сидеть да высиживать скуку.

Было прекрасное майское утро. Квакун двадесятый,

Царь знаменитой породы, властитель ближней трясины,

Вышел из мокрой столицы своей, окруженный блестящей

Свитой придворных. Вприпрыжку они взобрались на пригорок,

Сочной травою покрытый, и там, на кочке усевшись,

Царь приказал из толпы его окружавших почетных

Стражей вызвать бойцов, чтоб его, царя, забавляли

Боем кулачным. Вышли бойцы; началося; уж много

Было лягушечьих морд царю в угожденье разбито;

Царь хохотал; от смеха придворная квакала свита

Вслед за его величеством; солнце взошло уж на полдень.

Вдруг из кустов молодец в прекрасной беленькой шубке,

С тоненьким хвостиком, острым, как стрелка, на тоненьких ножках

Выскочил; следом за ним четыре таких же, но в шубах

Дымного цвета. Рысцой они подбежали к болоту.

Белая шубка, носик в болото уткнув и поднявши

Правую ножку, начал воду тянуть, и, казалось,

Был для него тот напиток приятнее меда; головку

Часто он вверх подымал, и вода с усастого рыльца

Мелким бисером падала; вдоволь напившись и лапкой

Рыльце обтерши, сказал он: «Какое раздолье студеной

Выпить воды, утомившись от зноя! Теперь понимаю

То, что чувствовал Дарий, когда он, в бегстве из мутной

Лужи напившись, сказал: я не знаю вкуснее напитка!»

Эти слова одна из лягушек подслушала; тотчас

Скачет она с донесеньем к царю: из леса-де вышли

Пять каких-то зверков, с усами турецкими, уши

Длинные, хвостики острые, лапки как руки; в осоку

Все они побежали и царскую воду в болоте

Пьют. А кто и откуда они, неизвестно. С десятком

Стражей Квакун посылает хорунжего Пышку проведать,

Кто незваные гости; когда неприятели — взять их,

Если дадутся; когда же соседи, пришедшие с миром, —

Дружески их пригласить к царю на беседу. Сошедши

Пышка с холма и увидя гостей, в минуту узнал их:

«Это мыши, неважное дело! Но мне не случалось

Белых меж ними видать, и это мне чудно. Смотрите ж, —

Спутникам тут он сказал, — никого не обидеть. Я с ними

Сам на словах объяснюся. Увидим, что скажет мне белый»

Белый меж тем с удивленьем великим смотрел, приподнявши

Уши, на скачущих прямо к нему с пригорка лягушек;

Слуги его хотели бежать, но он удержал их,

Выступил бодро вперед и ждал скакунов; и как скоро

Пышка с своими к болоту приблизился: «Здравствуй, почтенный

Воин, — сказал он ему, — прошу не взыскать, что без спросу

Вашей воды напился я; мы все от охоты устали;

В это же время здесь никого не нашлось; благодарны

Очень мы вам за прекрасный напиток; и сами готовы

Равным добром за ваше добро заплатить; благодарность

Есть добродетель возвышенных душ». Удивленный такою

Умною речью, ответствовал Пышка: «Милости просим

К нам, благородные гости; наш царь, о прибытии вашем

Сведав, весьма любопытен узнать: откуда вы родом,

Кто вы и как вас зовут. Я послан сюда пригласить вас

С ним на беседу. Рады мы очень, что вам показалась

Наша по вкусу вода; а платы не требуем: воду

Создал господь для всех на потребу, как воздух и солнце».

Белая шубка учтиво ответствовал: «Царская воля

Будет исполнена; рад я к его величеству с вами

Вместе пойти, но только сухим путем, не водою;

Плавать я не умею; я царский сын и наследник

Царства мышиного». В это мгновенье, спустившись с пригорка,

Царь Квакун со свитой своей приближался. Царевич

Белая шубка, увидя царя с такою толпою,

Несколько струсил, ибо не ведал, доброе ль, злое ль

Было у них на уме. Квакун отличался зеленым

Платьем, глаза навыкат сверкали, как звезды, и пузом

Громко он, прядая, шлепал. Царевич Белая шубка,

Вспомнивши, кто он, робость свою победил. Величаво

Он поклонился царю Квакуну. А царь, благосклонно

Лапку подавши ему, сказал: «Любезному гостю

Очень мы рады; садись, отдохни; ты из дальнего, верно,

Края, ибо до сих пор тебя нам видать не случалось».

Белая шубка, царю поклоняся опять, на зеленой

Травке уселся с ним рядом; а царь продолжал: «Расскажи нам,

Кто ты? кто твой отец? кто мать? и откуда пришел к нам?

Здесь мы тебя угостим дружелюбно, когда, не таяся,

Правду всю скажешь: я царь и много имею богатства;

Будет нам сладко почтить дорогого гостя дарами».

«Нет никакой мне причины, — ответствовал Белая шубка, —

Царь-государь, утаивать истину. Сам я породы

Царской, весьма на земле знаменитой; отец мой из дома

Древних воинственных Бубликов, царь Долгохвост Иринарий

Третий; владеет пятью чердаками, наследием славных

Предков, но область свою он сам расширил войнами:

Три подполья, один амбар и две трети ветчинни

Он покорил, победивши соседних царей; а в супруги

Взявши царевну Прасковью-Пискунью белую шкурку,

Целый овин получил он за нею в приданое. В свете

Нет подобного царства. Я сын царя Долгохвоста,

Петр Долгохвост, по прозванию Хват. Был я воспитан

В нашем столичном подполье премудрым Онуфрием-крысой.

Мастер я рыться в муке, таскать орехи; вскребаюсь

В сыр и множество книг уж изгрыз, любя просвещенье.

Хватом же прозван я вот за какое смелое дело:

Раз случилось, что множество нас, молодых мышеняток,

Бегало по полю взапуски; я как шальной, раззадорясь,

Вспрыгнул с разбегу на льва, отдыхавшего в поле, и в пышной

Гриве запутался; лев проснулся и лапой огромной

Стиснул меня; я подумал, что буду раздавлен, как мошка.

С духом собравшись, я высунул нос из-под лапы;

«Лев-государь, — ему я сказал, — мне и в мысль не входило

Милость твою оскорбить; пощади, не губи; не ровен час,

Сам я тебе пригожуся». Лев улыбнулся (конечно,

Он уж покушать успел) и сказал мне: «Ты, вижу, забавник.

Льву услужить ты задумал. Добро, мы посмотрим, какую

Милость окажешь ты нам? Ступай». Тогда он раздвинул

Лапу; а я давай бог ноги; по вот что отучилось:

Дня не прошло, как все мы испуганы были в подпольях

Наших львиным рыканьем: смутилась, как будто от бури

Вся сторона; я не струсил; выбежал в поле и что же

В поле увидел? Царь Лев, запутавшись в крепких тенетах,

Мечется, бьется как бешеный; кровью глаза налилися,

Лапами рвет он веревки, зубами грызет их, и было

Все то напрасно; лишь боле себя он запутывал. «Видишь

Лев-государь, — сказал я ему, — что и я пригодился.

Будь спокоен: в минуту тебя мы избавим». И тотчас

Созвал я дюжину ловких мышат; принялись мы работать

Зубом; узлы перегрызли тенет, и Лев распутлялся.

Важно кивнув головою косматой и нас допустивши

К царской лапе своей, он гриву расправил, ударил

Сильным хвостом по бедрам и в три прыжка очутился

В ближнем лесу, где вмиг и пропал. По этому делу

прозван я Хватом, и славу свою поддержать я стараюсь;

Страшного нет для меня ничего; я знаю, что смелым

Бог владеет. Но должно, однако, признаться, что всюду

Здесь мы встречаем опасность; так бог уж землю устроил:

Все здесь воюет: с травою Овца, с Овцою голодный

Волк, Собака с Волком, с Собакой Медведь, а с Медведем

Лев; Человек же и Льва, и Медведя, и всех побеждает.

Так и у нас, отважных Мышей, есть много опасных,

Сильных гонителей: Совы, Ласточки, Кошки, а всех их

Злее козни людские. И тяжко подчас нам приходит.

Я однако, спокоен; я помню, что мне мой наставник

Мудрый, крыса Онуфрий, твердил: беды нас смиренью

Учат. С верой такою ничто не беда. Я доволен

Тем, что имею: счастию рад, а в несчастье не хмурюсь».

Царь Квакун со вниманием слушал Петра Долгохвоста.

«Гость дорогой, — сказал он ему, — признаюсь откровенно:

Столь разумные речи меня в изумленье приводят.

Мудрость такая в такие цветущие лета! Мне сладко

Слушать тебя: и приятность и польза! Теперь опиши мне

То, что случалось когда с мышиным вашим народом,

Что от врагов вы терпели и с кем когда воевали».

«Должен я прежде о том рассказать, какие нам козни

Строит наш хитрый двуногий злодей, Человек. Он ужасно

Жаден; он хочет всю землю заграбить один и с Мышами

В вечной вражде. Не исчислить всех выдумок хитрых, какими

Наше он племя избыть замышляет. Вот, например, он

Домик затеял построить: два входа, широкий и узкий;

Узкий заделан решеткой, широкий с подъемною дверью.

Домик он этот поставил у самого входа в подполье.

Нам же сдуру на мысли взбрело, что, поладить

С нами желая, для нас учредил он гостиницу. Жирный

Кус ветчины там висел и манил нас; вот целый десяток

Смелых охотников вызвались в домик забраться, без платы

В нем отобедать и верные вести принесть нам.

Входят они, но только что начали дружно висячий

Кус ветчины тормошить, как подъемная дверь с превеликим

Стуком упала и всех их захлопнула. Тут поразило

Страшное зрелище нас: увидели мы, как злодеи

Наших героев таскали за хвост и в воду бросали.

Все они пали жертвой любви к ветчине и к отчизне.

Было нечто и хуже. Двуногий злодей наготовил

Множество вкусных для нас пирожков и расклад их,

Словно как добрый, по всем закоулкам; народ наш

Очень доверчив и ветрен; мы лакомки; бросилась жадно

Вся молодежь на добычу. Но что же случилось? Об этом

Вспомнить — мороз подирает по коже! Открылся в подполье

Мор: отравой злодей угостил нас. Как будто шальные

С пиру пришли удальцы: глаза навыкат, разинув

Рты, умирая от жажды, взад и вперед пот подполью

Бегали с писком они, родных, друзей и знакомых

Боле не зная в лицо; наконец, утомясь, обессилев,

Все попадали мертвые лапками вверх; запустела

Целая область от этой беды; от ужасного смрада

Трупов ушли мы в другое подполье, и край наш роимый

Надолго был обезмышен. Но главное бедствие наше

Ныне в том, что губитель двуногий крепко сдружился,

Нам ко вреду, с сибирским котом, Федотом Мурлыкой.

Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот

Хитрый котище Федот Мурлыка для нас наказанье

Божие. Вот как я с ним познакомился. Глупым мышонком

Был я еще и не знал ничего. И мне захотелось

Высунуть нос из подполья. Но мать-царица Прасквья

С крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили

Норку мою покидать; но я не послушался, в щелку

Выглянул: вижу камнем выстланный двор; освещало

Солнце его, и окна огромного дома светились;

Птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались

Выйти не смея, смотрю я из щелки и вижу, на дальнем

Крае двора зверок усастый, сизая шкурка,

Розовый нос, зеленые глазки, пушистые уши,

Тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка,

Так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой

Начал усастое рыльце себе умывать. Облилося

Радостью сердце мое, и я уж сбирался покинуть

Щелку чтоб с милым зверком познакомиться. Вдруг зашумело

Что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то

Страшный урод ко мне подходил; широко шагая,

Черные ноги свои подымал он, и когти кривые

С острыми шпорами были на них; на уродливой шее

Длинные косы висели змеями; нос крючковатый;

Под носом трясся какой-то мохнатый мешок, и как будто

Красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись,

По носу бился, а сзади какие-то длинные крючья,

Разного цвета, торчали снопом. Не успел я от страха

В память прийти, как с обоих боков поднялись у урода

Словно как парусы, начали хлопать, и он, раздвоивши

Острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной

Треснуло. Как прибежал я назад в подполье, не помню.

Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною,

Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, — он сказал мне, —

Свечку ты должен поставить уроду, который так кстати

Криком своим тебя испугал; ведь это наш добрый

Сторож петух; он горлан и с своими большой забияка;

Нам же, мышам, он приносит и пользу: когда закричит он,

Знаем мы все, что проснулися наши враги; а приятель,

Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,

Был не иной кто, как наш злодей записной, объедало

Мурлыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомством

К этому плуту подъехал: тебя б он порядком погладил

Бархатной лапкой своею; будь же вперед осторожен».

Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке;

Каждый день от него у нас недочет. Расскажу я

Только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье

Слух, что мурлыку повесили. Наши лазутчики сами

Видели это глазами своими. Вскружилось подполье;

Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье, пляска,-

Словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый

С радости так напился, что подрался с царицей и в драке

Хвост у нее откусил, за что был и высечен больно.

Что же случилось потом? Не разведавши дела порядком,

Вздумали мы кота погребать, и надгробное слово

Тотчас поспело. Его сочинил поэт наш подпольный

Клим, по прозванию Бешеный Хвост; такое прозванье

Дали ему за то, что, стихи читая, всегда он

В меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стука

Все изготовив, отправились мы на поминки к Мурлыке;

Вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду

Кот Мурлыка в ветчинне висит на бревне, и повешен

За ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,

Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапы

Словно как мерзлые; оба глаза глядят не моргая.

Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен

Кот окаянный; довольно ты, кот, погулял; погуляем

Нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися

Вверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы распутать, но лапы

Сами держались, когтями вцепившись в бревно; а веревки

Не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись

Наши ребята, как вдруг распустилися когти, и на пол

Хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались

В страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит,

Ус не тронется, глаз не моргнет; мертвец, да и только.

Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать понемногу

Начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу

Даст от него; тот лапкой ему погрозит; тот подразнит

Сзади его языком; а кто еще посмелее,

Тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет.

Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, — тогда нам сказала

Старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти

Были знакомы (у ней он весь зад ободрал, и насилу

Как-то она от него уплела), — берегитесь: Мурлыка

Старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это

Знак недобрый; и шкурка цела у него». То услыша,

Громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтоб после не плакать, —

Мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ

Вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралася

С ними в подполье она. А мы принялись как шальные

Прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши,

Все мы уселись в кружок перед мордой его, и поэт наш

Клим по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо

Взлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,

Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:

«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,

Рост богатырский, сизая шкурка, усы как у турка;

Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,

Радуйся, наше подполье!..» Но только успел проповедник

Это слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.

Мы бежать… Куда ты! пошла ужасная травля.

Двадцать из нас осталось на месте; а раненых втрое

Более было. Тот воротился с ободранным пузом,

Тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному

Хвост был оторван; у многих так страшно искусаны были

Спины, что шкурки мотались, как тряпки; царицу Прасковью

Чуть успели в нору уволочь за задние лапки;

Царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый

Крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке

Прежде других на обед. Так кончился пир наш бедою».

Отрывок из неконченной повести

Слушайте: я расскажу вам, друзья, про мышей и лягушек.

Сказка ложь, а песня быль, говорят нам; но в этой

Сказке моей найдется и правда. Милости ж просим

Тех, кто охотник в досужный часок пошутить, посмеяться,

Сказки послушать; а тех, кто любит смотреть исподлобья,

Всякую шутку считая за грех, мы просим покорно

К нам не ходить и дома сидеть да высиживать скуку.

Было прекрасное майское утро. Квакун двадесятый,

Царь знаменитой породы, властитель ближней трясины,

Вышел из мокрой столицы своей, окруженный блестящей

Свитой придворных. Вприпрыжку они взобрались на пригорок,

Сочной травою покрытый, и там, на кочке усевшись,

Царь приказал из толпы его окружавших почетных

Стражей вызвать бойцов, чтоб его, царя, забавляли

Боем кулачным. Вышли бойцы; началося; уж много

Было лягушечьих морд царю в угожденье разбито;

Царь хохотал; от смеха придворная квакала свита

Вслед за его величеством; солнце взошло уж на полдень.

Вдруг из кустов молодец в прекрасной беленькой шубке,

С тоненьким хвостиком, острым, как стрелка, на тоненьких ножках

Выскочил; следом за ним четыре таких же, но в шубах

Дымного цвета. Рысцой они подбежали к болоту.

Белая шубка, носик в болото уткнув и поднявши

Правую ножку, начал воду тянуть, и, казалось,

Был для него тот напиток приятнее меда; головку

Часто он вверх подымал, и вода с усастого рыльца

Мелким бисером падала; вдоволь напившись и лапкой

Рыльце обтерши, сказал он: «Какое раздолье студеной

Выпить воды, утомившись от зноя! Теперь понимаю

То, что чувствовал Дарий, когда он, в бегстве из мутной

Лужи напившись, сказал: я не знаю вкуснее напитка!»

Эти слова одна из лягушек подслушала; тотчас

Скачет она с донесеньем к царю: из леса-де вышли

Пять каких-то зверков, с усами турецкими, уши

Длинные, хвостики острые, лапки как руки; в осоку

Все они побежали и царскую воду в болоте

Пьют. А кто и откуда они, неизвестно. С десятком

Стражей Квакун посылает хорунжего Пышку проведать,

Кто незваные гости; когда неприятели — взять их,

Если дадутся; когда же соседи, пришедшие с миром, —

Дружески их пригласить к царю на беседу. Сошедши

Пышка с холма и увидя гостей, в минуту узнал их:

«Это мыши, неважное дело! Но мне не случалось

Белых меж ними видать, и это мне чудно. Смотрите ж, —

Спутникам тут он сказал, — никого не обидеть. Я с ними

Сам на словах объяснюся. Увидим, что скажет мне белый».

Белый меж тем с удивленьем великим смотрел, приподнявши

Уши, на скачущих прямо к нему с пригорка лягушек;

Слуги его хотели бежать, но он удержал их,

Выступил бодро вперед и ждал скакунов; и как скоро

Пышка с своими к болоту приблизился: «Здравствуй, почтенный

Воин, — сказал он ему, — прошу не взыскать, что без спросу

Вашей воды напился я; мы все от охоты устали;

В это же время здесь никого не нашлось; благодарны

Очень мы вам за прекрасный напиток; и сами готовы

Равным добром за ваше добро заплатить; благодарность

Есть добродетель возвышенных душ». Удивленный такою

Умною речью, ответствовал Пышка: «Милости просим

К нам, благородные гости; наш царь, о прибытии вашем

Сведав, весьма любопытен узнать: откуда вы родом,

Кто вы и как вас зовут. Я послан сюда пригласить вас

С ним на беседу. Рады мы очень, что вам показалась

Наша по вкусу вода; а платы не требуем: воду

Создал господь для всех на потребу, как воздух и солнце».

Белая шубка учтиво ответствовал: «Царская воля

Будет исполнена; рад я к его величеству с вами

Вместе пойти, но только сухим путем, не водою;

Плавать я не умею; я царский сын и наследник

Царства мышиного». В это мгновенье, спустившись с пригорка,

Царь Квакун со свитой своей приближался. Царевич

Белая шубка, увидя царя с такою толпою,

Несколько струсил, ибо не ведал, доброе ль, злое ль

Было у них на уме. Квакун отличался зеленым

Платьем, глаза навыкат сверкали, как звезды, и пузом

Громко он, прядая, шлепал. Царевич Белая шубка,

Вспомнивши, кто он, робость свою победил. Величаво

Он поклонился царю Квакуну. А царь, благосклонно

Лапку подавши ему, сказал: «Любезному гостю

Очень мы рады; садись, отдохни; ты из дальнего, верно,

Края, ибо до сих пор тебя нам видать не случалось».

Белая шубка, царю поклоняся опять, на зеленой

Травке уселся с ним рядом; а царь продолжал: «Расскажи нам,

Кто ты? кто твой отец? кто мать? и откуда пришел к нам?

Здесь мы тебя угостим дружелюбно, когда, не таяся,

Правду всю скажешь: я царь и много имею богатства;

Будет нам сладко почтить дорогого гостя дарами».

«Нет никакой мне причины, — ответствовал Белая шубка, —

Царь-государь, утаивать истину. Сам я породы

Царской, весьма на земле знаменитой; отец мой из дома

Древних воинственных Бубликов, царь Долгохвост Иринарий

Третий; владеет пятью чердаками, наследием славных

Предков, но область свою он сам расширил войнами:

Три подполья, один амбар и две трети ветчинни

Он покорил, победивши соседних царей; а в супруги

Взявши царевну Прасковью-Пискунью белую шкурку,

Целый овин получил он за нею в приданое. В свете

Нет подобного царства. Я сын царя Долгохвоста,

Петр Долгохвост, по прозванию Хват. Был я воспитан

В нашем столичном подполье премудрым Онуфрием-крысой.

Мастер я рыться в муке, таскать орехи; вскребаюсь

В сыр и множество книг уж изгрыз, любя просвещенье.

Хватом же прозван я вот за какое смелое дело:

Раз случилось, что множество нас, молодых мышеняток,

Бегало по полю взапуски; я как шальной, раззадорясь,

Вспрыгнул с разбегу на льва, отдыхавшего в поле, и в пышной

Гриве запутался; лев проснулся и лапой огромной

Стиснул меня; я подумал, что буду раздавлен, как мошка.

С духом собравшись, я высунул нос из-под лапы;

«Лев-государь, — ему я сказал, — мне и в мысль не входило

Милость твою оскорбить; пощади, не губи; не ровен час,

Сам я тебе пригожуся». Лев улыбнулся (конечно,

Он уж покушать успел) и сказал мне: «Ты, вижу, забавник.

Льву услужить ты задумал. Добро, мы посмотрим, какую

Милость окажешь ты нам? Ступай». Тогда он раздвинул

Лапу; а я давай бог ноги; по вот что отучилось:

Дня не прошло, как все мы испуганы были в подпольях

Наших львиным рыканьем: смутилась, как будто от бури

Вся сторона; я не струсил; выбежал в поле и что же

В поле увидел? Царь Лев, запутавшись в крепких тенетах,

Мечется, бьется как бешеный; кровью глаза налилися,

Лапами рвет он веревки, зубами грызет их, и было

Все то напрасно; лишь боле себя он запутывал. «Видишь,

Лев-государь, — сказал я ему, — что и я пригодился.

Будь спокоен: в минуту тебя мы избавим». И тотчас

Созвал я дюжину ловких мышат; принялись мы работать

Зубом; узлы перегрызли тенет, и Лев распутлялся.

Важно кивнув головою косматой и нас допустивши

К царской лапе своей, он гриву расправил, ударил

Сильным хвостом по бедрам и в три прыжка очутился

В ближнем лесу, где вмиг и пропал. По этому делу

прозван я Хватом, и славу свою поддержать я стараюсь;

Страшного нет для меня ничего; я знаю, что смелым

Бог владеет. Но должно, однако, признаться, что всюду

Здесь мы встречаем опасность; так бог уж землю устроил:

Все здесь воюет: с травою Овца, с Овцою голодный

Волк, Собака с Волком, с Собакой Медведь, а с Медведем

Лев; Человек же и Льва, и Медведя, и всех побеждает.

Так и у нас, отважных Мышей, есть много опасных,

Сильных гонителей: Совы, Ласточки, Кошки, а всех их

Злее козни людские. И тяжко подчас нам приходит.

Я, однако, спокоен; я помню, что мне мой наставник

Мудрый, крыса Онуфрий, твердил: беды нас смиренью

Учат. С верой такою ничто не беда. Я доволен

Тем, что имею: счастию рад, а в несчастье не хмурюсь».

Царь Квакун со вниманием слушал Петра Долгохвоста.

«Гость дорогой, — сказал он ему, — признаюсь откровенно:

Столь разумные речи меня в изумленье приводят.

Мудрость такая в такие цветущие лета! Мне сладко

Слушать тебя: и приятность и польза! Теперь опиши мне

То, что случалось когда с мышиным вашим народом,

Что от врагов вы терпели и с кем когда воевали».

«Должен я прежде о том рассказать, какие нам козни

Строит наш хитрый двуногий злодей, Человек. Он ужасно

Жаден; он хочет всю землю заграбить один и с Мышами

В вечной вражде. Не исчислить всех выдумок хитрых, какими

Наше он племя избыть замышляет. Вот, например, он

Домик затеял построить: два входа, широкий и узкий;

Узкий заделан решеткой, широкий с подъемною дверью.

Домик он этот поставил у самого входа в подполье.

Нам же сдуру на мысли взбрело, что, поладить

С нами желая, для нас учредил он гостиницу. Жирный

Кус ветчины там висел и манил нас; вот целый десяток

Смелых охотников вызвались в домик забраться, без платы

В нем отобедать и верные вести принесть нам.

Входят они, но только что начали дружно висячий

Кус ветчины тормошить, как подъемная дверь с превеликим

Стуком упала и всех их захлопнула. Тут поразило

Страшное зрелище нас: увидели мы, как злодеи

Наших героев таскали за хвост и в воду бросали.

Все они пали жертвой любви к ветчине и к отчизне.

Было нечто и хуже. Двуногий злодей наготовил

Множество вкусных для нас пирожков и расклал их,

Словно как добрый, по всем закоулкам; народ наш

Очень доверчив и ветрен; мы лакомки; бросилась жадно

Вся молодежь на добычу. Но что же случилось? Об этом

Вспомнить — мороз подирает по коже! Открылся в подполье

Мор: отравой злодей угостил нас. Как будто шальные

С пиру пришли удальцы: глаза навыкат, разинув

Рты, умирая от жажды, взад и вперед по подполью

Бегали с писком они, родных, друзей и знакомых

Боле не зная в лицо; наконец, утомясь, обессилев,

Все попадали мертвые лапками вверх; запустела

Целая область от этой беды; от ужасного смрада

Трупов ушли мы в другое подполье, и край наш роимый

Надолго был обезмышен. Но главное бедствие наше

Ныне в том, что губитель двуногий крепко сдружился,

Нам ко вреду, с сибирским котом, Федотом Мурлыкой.

Кошачий род давно враждует с мышиным. Но этот

Хитрый котище Федот Мурлыка для нас наказанье

Божие. Вот как я с ним познакомился. Глупым мышонком

Был я еще и не знал ничего. И мне захотелось

Высунуть нос из подполья. Но мать-царица Прасковья

С крысой Онуфрием крепко-накрепко мне запретили

Норку мою покидать; но я не послушался, в щелку

Выглянул: вижу камнем выстланный двор; освещало

Солнце его, и окна огромного дома светились;

Птицы летали и пели. Глаза у меня разбежались.

Выйти не смея, смотрю я из щелки и вижу, на дальнем

Крае двора зверок усастый, сизая шкурка,

Розовый нос, зеленые глазки, пушистые уши,

Тихо сидит и за птичками смотрит; а хвостик, как змейка,

Так и виляет. Потом он своею бархатной лапкой

Начал усастое рыльце себе умывать. Облилося

Радостью сердце мое, и я уж сбирался покинуть

Щелку, чтоб с милым зверком познакомиться. Вдруг зашумело

Что-то вблизи; оглянувшись, так я и обмер. Какой-то

Страшный урод ко мне подходил; широко шагая,

Черные ноги свои подымал он, и когти кривые

С острыми шпорами были на них; на уродливой шее

Длинные косы висели змеями; нос крючковатый;

Под носом трясся какой-то мохнатый мешок, и как будто

Красный с зубчатой верхушкой колпак, с головы перегнувшись,

По носу бился, а сзади какие-то длинные крючья,

Разного цвета, торчали снопом. Не успел я от страха

В память прийти, как с обоих боков поднялись у урода

Словно как парусы, начали хлопать, и он, раздвоивши

Острый нос свой, так заорал, что меня как дубиной

Треснуло. Как прибежал я назад в подполье, не помню.

Крыса Онуфрий, услышав о том, что случилось со мною,

Так и ахнул. «Тебя помиловал бог, — он сказал мне, —

Свечку ты должен поставить уроду, который так кстати

Криком своим тебя испугал; ведь это наш добрый

Сторож петух; он горлан и с своими большой забияка;

Нам же, мышам, он приносит и пользу: когда закричит он,

Знаем мы все, что проснулися наши враги; а приятель,

Так обольстивший тебя своей лицемерною харей,

Был не иной кто, как наш злодей записной, объедало

Мурлыка; хорош бы ты был, когда бы с знакомством

К этому плуту подъехал: тебя б он порядком погладил

Бархатной лапкой своею; будь же вперед осторожен».

Долго рассказывать мне об этом проклятом Мурлыке;

Каждый день от него у нас недочет. Расскажу я

Только то, что случилось недавно. Разнесся в подполье

Слух, что Мурлыку повесили. Наши лазутчики сами

Видели это глазами своими. Вскружилось подполье;

Шум, беготня, пискотня, скаканье, кувырканье, пляска, —

Словом, мы все одурели, и сам мой Онуфрий премудрый

С радости так напился, что подрался с царицей и в драке

Хвост у нее откусил, за что был и высечен больно.

Что же случилось потом? Не разведавши дела порядком,

Вздумали мы кота погребать, и надгробное слово

Тотчас поспело. Его сочинил поэт наш подпольный

Клим, по прозванию Бешеный Хвост; такое прозванье

Дали ему за то, что, стихи читая, всегда он

В меру вилял хвостом, и хвост, как маятник, стукал,

Все изготовив, отправились мы на поминки к Мурлыке;

Вылезло множество нас из подполья; глядим мы, и вправду

Кот Мурлыка в ветчинне висит на бревне, и повешен

За ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,

Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапы

Словно как мерзлые; оба глаза глядят не моргая.

Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка, повешен

Кот окаянный; довольно ты, кот, погулял; погуляем

Нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас взобралися

Вверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы распутать, но лапы

Сами держались, когтями вцепившись в бревно; а веревки

Не было там никакой, и лишь только к ним прикоснулись

Наши ребята, как вдруг распустилися когти, и на пол

Хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам разбежались

В страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит и не дышит,

Ус не тронется, глаз не моргнет; мертвец, да и только.

Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать понемногу

Начали; кто посмелее, тот дернет за хвост, да и тягу

Даст от него; тот лапкой ему погрозит; тот подразнит

Сзади его языком; а кто еще посмелее,

Тот, подкравшись, хвостом в носу у него пощекочет.

Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, — тогда нам сказала

Старая мышь Степанида, которой Мурлыкины когти

Были знакомы (у ней он весь зад ободрал, и насилу

Как-то она от него уплела), — берегитесь: Мурлыка

Старый мошенник; ведь он висел без веревки, а это

Знак недобрый; и шкурка цела у него». То услыша,

Громко мы все засмеялись. «Смейтесь, чтоб после не плакать, —

Мышь Степанида сказала опять, — а я не товарищ

Вам». И поспешно, созвав мышеняток своих, убралася

С ними в подполье она. А мы принялись как шальные

Прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец, поуставши,

Все мы уселись в кружок перед мордой его, и поэт наш

Клим по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо

Взлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,

Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:

«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,

Рост богатырский, сизая шкурка, усы как у турка;

Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,

Радуйся, наше подполье!..» Но только успел проповедник

Это слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.

Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.

Двадцать из нас осталось на месте; а раненых втрое

Более было. Тот воротился с ободранным пузом,

Тот без уха, другой с отъеденной мордой; иному

Хвост был оторван; у многих так страшно искусаны были

Спины, что шкурки мотались, как тряпки; царицу Прасковью

Чуть успели в нору уволочь за задние лапки;

Царь Иринарий спасся с рубцом на носу; но премудрый

Крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались Мурлыке

Прежде других на обед. Так кончился пир наш бедою».