Кто написал тимошкин рассказ

ТИМОШКИН САД

Каждый человек по-своему живет: один как пустоцвет — ни тепла от него, ни пользы; а другой — краше радости не знает, кроме заботы да работы для людей…

Когда-то был у нас в деревне мужик Ефим Буран.

Жил — беднее некуда, с хлеба на воду перебивался. А ребятишек у него росло, как цыплят: Тишка да Гришка, Ванька да Манька, Петька да Федька, Еремка да Семка, Нюрка да Стюрка, Епишка да Мишка — всех не пересчитаешь.

К этакой-то ораве возьми да и родись еще один.

Ну, мужик не вытерпел, взвыл:

— Ох, ты, бедная моя головушка! Что теперь делать?

Жена уговаривать его стала: ты-де, отец, не тужи! Как-нибудь вырастим!

В это самое время под окнами проходила какая-то бабка: то ли нищенка, то ли прохожая. По обличью, видать, не наша: у нас бабы в платках ходили, а на этой вместо платка — шапочка, мелким бисером шитая.

Услышала она, как Ефим над своей долей горюет, зашла в избу и спрашивает:

— Уж не умер ли у тебя кто-нибудь? Может, помочь надо?

— Какое там! Хуже! Новый парень родился, — сказал мужик.

— Вот те раз! Так чего ты ревешь?

— А чем я его кормить буду? Козы нет, коровенки вовсе не бывало. Вместо молока своих слез дитенку не дашь.

Посмотрела на него прохожая, головой покачала:

— Сама вижу, какая у тебя семья. Ну, ладно, будет тебе корова.

— Уж не ты ли мне ее подаришь?

— А хотя бы и я.

— Сама по миру шляешься!

— Ты подожди, мужик, ругаться, лучше выйди во двор, посмотри да успевай сено запасай.

Ефим, хотя и не верил, а все же шапку надел и вышел. Верно, в пригоне корова стоит, зеленую траву жует. Почуяла хозяина, замычала, вроде спрашивает: почему меня никто доить не идет?

А прохожая тем временем подошла к мальчонке и в пеленки его потеплее укутала:

— Вот теперь ты будешь моим внучком.

Сказала так-то, пчелкой обернулась и улетела.

Вернулся Ефим со двора рад-радешенек, хотел бабке в ноги поклониться, да поди-ко ее теперь разыщи, разузнай, кто она такая.

На второй день сплел мужик для сына коробушку из бересты, мягкого моху в нее положил, сверху гусиным пухом прикрыл. Лежи, парень, через соску молоко посасывай да расти!

Только одна забота у мужика и осталась: как сына назвать?

Жена хотела назвать Николаем в честь Николая-угодника. Но Ефим на жену зашумел:

— Сколь на свете живу, ни разу не видал, кому бы Николай-угодник хоть чем-то помог! Давай-ко дадим парню простое имечко: Тимофей. Ежели хорошим человеком вырастет, то и с простым имечком проживет.

Ну, так и назвали: Тимофей!

После того лет, наверно, двенадцать прошло. Ефим сильно постарел, стал глазами слабеть, на ногу прихрамывать.

Тут ему сынок и пригодился.

Обопрется старик о его плечо, тихонько ходит по деревне. А уж где на родничок за свежей водицей сбегать, в бане веником попарить, спину скипидаром натереть — парню прямо замены нет. Да и не только отцу Тимошка помогал. Одному мужику пашню заборонить поможет. Другому из поскотины коров пригонит, лошадь в ночном пасет. Третьему надо побывать в соседней деревне, а дома остаться некому — позовут парнишку. Без хозяев он все, как надобно, сделает, со скотиной управится, за оградой подметет, даже в огороде ни одной грядки не политой не оставит.

В деревне мужики и бабы на него нарадоваться не могли: вот так сынка Ефим Буран вырастил, все бы такими были!

Наши деревенские богачи начали Ефима уговаривать отдать им Тимошку в работники. У парня всякое дело спорилось, значит, против других-то батраков он много выгоднее.

Но Ефим парнишку берег.

— Любого, — говорит, — сына в работники берите, а этого не дам. Пусть растет, еще успеет горя хлебнуть и для вас хребет поломать.

В иное время Тимошка корзины плел, туески берестяные делал. Старухи, когда летом за груздями ходили в лес, корзинками нахвалиться не могли. С виду корзинка маленькая, нести ее легко, а груздей вмещает много, домой принесешь и на стол вывалишь — целая гора.

Поделушками-безделушками парнишка занимался в зимнюю пору да в большое ненастье, когда носу из избы не высунешь. А чуть солнышко пригреет, бугорки из-под снега выглянут, травка зазеленеет — ищи его в поле. Всякая березка была для него вроде сестры, всякий тальничок — вроде брата. Появятся на молодых листочках червяки — он их уничтожит. Ветром дерево к земле наклонит — он поправит, сухие сучки топором обрубит: расти, дескать, не хуже других.

Как-то раз бежал Тимошка домой. Целый день с дружками на берегу озера играл, проголодался. Добежал до двора, где купец жил, и смотрит: хозяйский работник в палисаднике тополь под корень срубает. Этот тополь на всю деревню был один-одинешенек. Ему, наверно, годов сто насчитывалось. Летом, по вечерам, купец под тополем чай распивал. Пока ведерный самовар чаю не выпьет и семь потов со лба не сотрет, до тех пор из-за стола не встанет. Тополь состарился, тени стал давать мало, вот купец на него и озлился.

Остановился Тимошка перед палисадником.

— Дядя Ипат, дай мне от тополя один сучок.

— А к чему тебе? — спрашивает работник. — Свистульки, что ли, будешь делать?

— У себя в огороде посажу, может, вырастет.

— Коли так, бери. Такого добра не жалко.

Выбрал Тимошка сучок самый большой, еле домой его приволок.

В огороде на пустом месте выкопал яму, воды налил два ведра, поставил в нее сучок и зарыл.

Поди-ко, месяца не прошло, тополь зазеленел, да так с тех пор и прижился в огороде. Парнишка вокруг тополя полевых цветов насеял, столик смастерил. Чем, дескать, мы хуже купца!

Вот тут и начинается сказ про Тимошкин сад. Хочешь — верь, хочешь — не верь, дело твое, но так оно и случилось, как я дальше сказывать буду.

Время не каждого человека красит. Молодые растут да крепнут, а старые старятся, книзу клонятся. Тимошка годам к шестнадцати выправился, а Ефим сгорбился, дальше завалинки шагу ступить не мог. Многие знахарки пытались ему ноги править, в бане парить, наговором заговаривать, а толку — ни на грош.

Вот он и сказал:

— Ты, Тимофей, каждый день на поле бегаешь, поискал бы в лесу ягод либо корешков каких накопал. Может, ногам-то станет полегче. А то еще сказывают, где-то яблоки наливчатые растут, а от тех яблок человек моложе становится.

Призадумался парень. Корешков накопать немудрено, но будет ли помога от них? Вот если бы яблоки наливчатые достать! А негде. Раньше про сады в наших местах и знатья не было. Яблочки как самое дорогое угощеньице из Челябы либо из Шадрина привозили, а туда их доставляли из теплых краев. Да и то, купишь яблочко, да не всякое скушаешь: мелкими ломтиками нарежешь, в чай спустишь, запах почуешь, а настоящего вкуса не узнаешь. Да тут еще отец просит яблочко-то не простое, наливчатое, поди-ко его найди!

Вечером пошел Тимошка спать в огород, под тополь. Летом в избе жарко, так он в огороде спал. Укроется старым отцовским зипуном и спит. От земли тепло, над головой тополь листьями шумит. Цветами пахнет. Куда еще лучше! За всю ночь с боку на бок не повернется, не услышит даже, как петухи зорю встречают.

На этот раз из головы забота не выходила. Только под утро чуть-чуть задремал и то ненадолго. Рассвет забрезжил, роса на траву легла, потом солнышко выглянуло: большое, красное, теплое. На поляне пчелы начали летать. На какой цветок ни взгляни, — пчела трудится. Гудят, жужжат, радуются, что мед на цветах не тронут, бери, сколько хочешь!

Тимошка глаза открыл, голову поднял из травы и вдруг видит: под тополем какая-то старушка сидит. На голове у нее шапочка, мелким бисером шитая. Сидит эта старушка и на Тимошку ласково смотрит:

— Ну, вставай, милый внучек, вставай! Дай посмотреть, каков ты стал.

— А ты, баушка, чья будешь? — спросил парень. — Из какой деревни?

— Издалека я…

— Не ты ли это корову моему тятьке пожаловала?

— Я и есть.

— А как тебя звать-величать?

— Никому не сказывала, но тебе скажу: Пчелиная Матка!

Обрадовался парень. Всякий знает, что Пчелиная Матка — людям родня. Кто в нужде живет — поможет нужду избыть, больному — при случае целебной травы принесет, медом свежим напоит.

Позвал ее в гости Тимошка. Но Матка даже сказывать никому не велела, что он с ней виделся.

О том, о сем побаяли. Ну, Тимошка попутным делом и насчет отца пожалобился. Рассказал, как старик ногами мается, а потом начал баушку спрашивать: не знает ли она корешков или ягод, от которых ногам облегчение бывает.

— Собираюсь, — говорит, — в Черную дубраву идти, таких корешков и ягод поискать. Только как их найти, как от всех прочих корешков и ягод отличить?

Старушка сказала:

— В той Черной дубраве окромя сонной одури да белой дремы ничего не растет. Их Лешак по всему лесу накидал, насеял. Невзначай наберешь, хворому отцу хуже сделаешь. Добро бы Ефима наливчатыми яблоками накормить.

— Он и вправду про эти яблоки поминал. Будто сила в них большая, кто их поест, тот моложе становится.

— Молодой — не молодой, а здоровый будет.

— Я бы пошел… Да куда? Пойдешь — не найдешь, только время потеряешь. Может, таких яблок и на свете не бывало?

Ничего не ответила старуха. Долго молчала. Наконец молвила:

— В Черной дубраве, куда люди ходить боятся, Лешак живет. В самом тайном месте растет у него сад. Сумеешь Лешака одолеть — желание отца исполнишь, не сумеешь — в дубраве сгинешь. Нелегко его одолеть. Хозяин лесов старик злой, пугать да голову людям морочить большой охотник. Поди-ко спроси любую бабу, девчонку, парнишку, а то и мужика, сколько раз их Лешак в лесу блуждать заставлял? Уйдут в лес по ягоды, по грибы, либо за дровами поедут и дорогу домой найти не могут. С одного места уйдут, да опять к тому же месту вернутся. А иной раз аукать начнет, то сучья на деревьях ломать, то стук поднимет, хоть из лесу беги.

Байки про Лешака Тимошка слыхал всякие, потому что показывается он людям по-разному. Одни сказывали, будто лесной бес похож на бородатого мужика, только одежа на нем вся из травы. Другие говорили, будто он козел. А на самом-то деле он и тем и другим может обернуться: мужиком так мужиком, козлом так козлом!

— Как же Лешака одолеть? — сказал Тимошка. — Мужики боятся, а мне и подавно с ним ничего не сделать.

— Вот тебе кнутик ременный да уздечка волосяная. Увидишь — кинь ему на голову уздечку и тем временем кнутиком по ногам ударь. Будет он скакать, а ты бей. Будет просить, чтобы ты его отпустил, — не пускай, пока сад не покажет. Опасайся, чтобы он уздечку не скинул…

В тот же день отправился Тимошка в Черную дубраву. Березовые колки один к одному стоят, по обочинам — черемуха, боярышник, калина, шиповник да травы высокие, некошеные. В лесу темно: днем — как в сумерках.

Скоро и ночь опустилась.

Выбрал Тимошка одну березу ростом повыше, а травку под ней помягче и решил ночь переждать.

Только остановился, как по всему лесу что-то застучало, зашумело. Посыпались со всех сторон жуки-светляки. Кругом, как в погребе, темно, а тут словно кто-то фонари засветил: каждую веточку и каждый листик на березе видно.

«Эге, — подумал про себя парень, — светляки-то здесь не зря собираются. Местечко тут, видать, не простое».

Спрятался, уздечку да ременный кнут приготовил. Не ровен час, Лешак прибежит.

А Лешак-то, и верно, ждать себя не заставил. Выскочил из темноты — человек не человек, козел не козел: голова козлиная, рогатая, борода человечья. Начал он мордой туда-сюда поворачивать, принюхиваться.

У Тимошки в глазах зарябило, под коленки будто кто-то кусок льда подсунул. Чуть было стрекача не дал, однако вовремя опамятовался, высунулся из-за березы, размахнулся и кинул уздечку Лешаку на голову. Тот не ждал, не гадал, как в узду попал. Заревел диким голосом на всю дубраву. Наклонил морду к земле, хотел уздечку сбросить, да не тут-то было. Тимошка поводок узды на себя дернул, еще больше ему рога опутал.

Лешак снова взревел так, что лес задрожал, кинулся, хотел парня ударить рогами, да промахнулся. Тут его Тимошка по ногам, по копытам-то кнутом и огрел. Лешак начал прыгать. Прыгает, а Тимошка ему кнутиком жару поддает. До того его укатал, что тот на траву упал и начал просить:

— Отпусти! Богатым тебя сделаю.

Тимошка его снова кнутом попотчевал. Лешак запричитал:

— Ой, беда моя! За что ты, парень, меня казнишь? Чего тебе надо?

Тимошка еще разик кнутом прошелся и говорит:

— Покажи мне сад, где яблоки наливчатые зреют.

Лешак орет, а Тимошка его все-таки доконал.

— Ладно, — согласился Лешачина, — твоя взяла. Пойдем покажу.

— Сад покажешь да яблок мне дашь, — сказал Тимошка. — Без наливчатых яблок не уйду, тебя из своих рук не выпущу.

Лешак головой замотал, но деваться некуда, побежал вперед, а Тимошка за ним. Бежит, поводок от узды не выпускает.

Всю ночь до утра так-то бежали, пока до Лешаковой избы не добрались. Стоит в самом темном лесу избенка, углы подгнили, в землю вросли, крыша старой корой покрыта. Кругом дикий хмель вьется, шиповник ростом в сажень. Через такой забор не перелезешь.

Со всего свету, наверно, в сад были разные деревья натасканы: и яблони, и, сливы, и груши, и всякие прочие, каких я даже назвать не умею. Одни еще только цветут. На других от плодов ветки до земли гнутся. Но чуднее всех яблони, на которых наливчатые яблоки зреют. Посмотришь на них, на яблоки-то: цветом они желтые, а внутри будто медом свежим налиты, каждое зернышко видно. Все хорошо в саду, только одно плохо: нерадивый хозяин. Кругом трава, листья-падалики да сучки гнилые.

Чтобы Лешак не сбежал, Тимошка его в избу втолкнул, поводок от узды к косяку привязал.

Тем временем дома Тимошку потеряли. Ушел парень в лес и следа не оставил. Ефим Буран ходил искать — не нашел.

Вот и лето прошло, заморозки начали на землю ложиться. Тимошку уже и ждать перестали. А он, знай, живет у Лешака. Хотел скоро обернуться, да не успел.

Не мудрено в чужом саду яблок нарвать, домой принести и отца вылечить, но это всего половина дела. Ведь не один его тятька в деревне от болезней мается, раньше времени старится. Еда-то в деревне была не больно богатая: картошка вареная, паренки брюквенные и морковные, кулага из солода ржаного, алябушки пополам с мякиной.

Вот и задумал парень свой сад развести, для всего народа наливчатые яблоки вырастить. Ну и не стал торопиться. Где добром, где кнутом у Лешака все что надо было знать, выведал. Только после этого стал домой собираться: набрал яблок наливчатых полный мешок и саженцев накопал.

Когда все приготовил, снял узду с Лешачины, на прощание кнутиком его ожег, посоветовал больше в наши места носа не совать и пошел.

Пойти-то пошел, да обратную дорогу домой найти не мог. Остановился, начал оглядываться. Леса дремучие, места нехоженые. Пока оглядывался, заметил: ему на плечо пчелка села. Он ее тихонько снял, на ладонь посадил и просит:

— Ты везде летаешь. Покажи мне, как из лесу выйти.

Пчелка будто поняла, о чем парень говорит, полетела вперед. Летит, а Тимошка за ней еле поспевает, старается не отстать.

Мало ли, много ли шел, а на дорогу вышел. Показались поля знакомые, березовые колки родные.

Старик Ефим все стонал да прихрамывал, а как яблок наелся, сразу гоголем заходил.

Исполнил Тимошка отцово желание и принялся свой сад закладывать.

…Э-хе-хе-е! Скоро сказка сказывается, да не скоро, слышь, дело делается. Поди-ко сам попробуй сад посадить да дождаться, когда он тебя урожаем порадует! Не один год пройдет.

До осени парень землю готовил, рук не жалел. У них огород-то в самую поскотину выходил. От прясла, где тополь рос, он и начал копать землю. Наверно, полдесятины перекопал. Осенью саженцы высадил.

На будущий год зазеленели они. Махонькие да хиленькие, смотреть не на что! Парень, как нянька, с ними возился, поправлял и обихаживал.

Из всех мужиков только один Прохор Тимошке помогал: то жердей ему для загородки привезет, то прясло городить поможет, чтобы коровы из поскотины в сад не лезли и саженцы не потоптали.

То ли года три прошло, то ли четыре — не знаю. Разросся Тимошкин сад и в ширину, и в вышину. Как по ниточке, по веревочке: дерево к дереву, куст к кусту. Стоят яблоньки в саду ладные, развесистые, будто девушки подолы сарафанов подобрали, плясать собрались, да с места сдвинуться не могут.

Между яблонями на кустах смородина черная, малина спелая, крыжовник полосатый, черемуха терпкая, — глазом не окинешь, корзинками не вытаскаешь.

Хоть шибко давно это было, а дело парня осталось. С той поры люди у нас свои сады развели. На том месте, где он первый сад заложил, новые деревья посажены. Тут тебе и розовые яблоки есть, и шафранные, и краснобокие. Любое выбирай, каждое яблочко наливчатое!

---

---

Предисловие

На предложение написать эту книгу я откликнулся не сразу: взял паузу и раздумывал почти месяц. Слишком болезненной для меня оказалась тема и слишком недавними – события, произошедшие с родным мне клубом, растоптанным и уничтоженным.

Сразу должен признаться: я принадлежу к числу болельщиков, не принявших всего того, что случилось с некогда славным клубом. «Лужниковское» «Торпедо» представляется нам не иначе, как самозванцем, присвоившим себе имя и историю команды, а уж «Москва» – преемник «Торпедо-ЗИЛа» и вовсе чужд. Как любил говаривать о бывшей команде известный в фанатских кругах болельщик «Торпедо» Севка Червонец, умерла – так умерла. Поэтому не хотелось ворошить прошлое и тревожить едва успевшую успокоиться душу.

Все эти размышления незаметно вернули меня лет на 20 назад. Однажды, в конце 1980-х, в узком и «подслеповатом» коридоре редакции газеты «Советский спорт» меня, спешившего с двумя машинописными листочками в бюро проверки, остановил многолетний редактор еженедельника «Футбол» Лев Иванович Филатов и, поинтересовавшись, как идут дела, вдруг спросил:

– Ваня, над чем вы сейчас работаете?

– Да вот, – ответил я, – несу сдавать отчет о вчерашнем матче.

– Нет, нет, – чуть улыбнувшись моему непониманию, пояснил Лев Иванович, – я имею в виду нечто большое, серьезное. Не значится ли у вас в планах написать книгу о футболе – например, о вашем любимом «Торпедо»?

Надо сказать, Филатов очень любил неспешные разговоры на футбольные темы. И каждая такая беседа, очевидно, становилась одной из глав его своеобразной книги – той, что время от времени пишет в своем воображении едва ли не каждый творческий человек, не всегда, впрочем, воплощая замысел во что-то материальное. Помнится, тогда я отшутился, а про себя подумал: «Не мое это дело. Мне гораздо легче анализировать и критиковать чужое, чем создавать что-то свое».

Теперь тот разговор припомнился настолько отчетливо, словно он состоялся минуту назад. Я вдруг понял, что именно хотел мне сказать Лев Иванович, к чему подталкивал, на что нацеливал. Статьи, отчеты и статистика матчей – вещи, бесспорно, необходимые. Однако книга – совсем другое. Она ставит футбол в один ряд с наиболее яркими и примечательными явлениями нашей жизни, достойными самого серьезного осмысления. И я решил попробовать.

Но, прежде чем приступить к повествованию, считаю необходимым сказать несколько слов о том, почему я озаглавил свою книгу именно так. Смею заверить всех, кто будет держать ее в руках: это не дань нынешней моде, когда броскость и намеренный гротеск заглавий направлены главным образом на то, чтобы заинтриговать потенциального читателя, а заодно привлечь внимание к персоне автора. Увы, выбор названия подсказали превратности судьбы, постигшей «Торпедо». И книга эта – не что иное, как попытка взглянуть на историю одной из наиболее самобытных отечественных футбольных команд не официальным, а частным взглядом. Посмотреть на произошедшее не только со стороны – холодным, отстраненным взором, что естественно, когда речь идет о делах давно минувших дней, – но и изнутри, глазами самих участников событий новейшей истории. И не просто посмотреть, но и оценить поступки людей, понять психологию личностей, творивших эту историю.

Ну а теперь – к делу.

Из окна моего дома виден старенький грузовичок «ЗИЛ-130». Он стоит без колес – на кирпичах. Но с виду – как новенький. Как говорится, только пыль стереть – и можно в рейс. Стоит – как памятник на постаменте – уже лет 10, если не больше. Мимо него каждый день проходят сотни людей, и лишь единицы оборачиваются и горестно вздыхают. Сейчас он не в чести, хотя были времена, когда эта машина являлась в СССР едва ли не основной тягловой единицей. Как не в чести и сам завод ЗИЛ, ее выпускавший. Как и команда «Торпедо», достойно защищавшая эту самую честь на футбольных полях как внутри страны, так и за ее пределами. Теперь ничего этого нет. То есть номинально завод и клуб с такими названиями существуют, но былой славы, уважения, да и самой истории в их именах уже нет.

Какова же она, та история, о которой уже стали забывать? Как и где она начиналась? Об этом сейчас и поговорим.

В архиве моих друзей-торпедовцев сохранилась любопытная вырезка из журнала «Спортивная жизнь России» за 1978 год, когда «Торпедо» отмечало свой 40-летний юбилей. По этому случаю в редакцию был приглашен ветеран команды, один из первых ее капитанов – легендарный Василий Васильевич Поляков.

Не без волнения представляю вниманию читателей его немного сокращенный рассказ, сохранив характерную для тех времен лексику. Итак, перенесемся на время в год 1978-й. Слово – сотруднику редакции:

«История непрерывно дарит нам большие и малые юбилеи. Вот и в этом месяце исполняется сорок лет с тех пор, как впервые появилась в высшей лиге футбольная команда московского автозавода – «Торпедо». В ту пору капитаном команды был начальник термического цеха В. Поляков. Интересно и ярко сложилась его жизнь. В годы Великой Отечественной войны он был заместителем И.А. Лихачева, особоуполномоченным Государственного комитета обороны по организации автомобильных заводов на востоке страны. Сейчас – вот уже более тридцати лет – он возглавляет Московский карбюраторный завод, ведет большую государственную и общественную работу, стал лауреатом Государственной премии, более двадцати лет представляет директоров социалистических предприятий СССР в Международной организации труда (МОТ). Советская страна высоко оценила заслуги В.В. Полякова. Он награжден орденами Ленина, Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почета», многими медалями. Более двадцати лет возглавлял промышленную комиссию Моссовета, член бюро районного комитета партии, председатель совета директоров Октябрьского района столицы. Но, как бы ни был занят этот человек, какие бы государственные и общественные дела ни увлекали его в водоворот жизни, футбол всегда был и остается в его сердце. И, когда мы обратились к нему с просьбой поделиться воспоминаниями о былом, высказать свое отношение к любимой игре, он немедленно и горячо откликнулся. Итак, интервью состоялось, и мы предоставляем слово Василию Васильевичу Полякову.

Вы просите рассказать о футболе. А я начну с широко известных слов Г.М. Кржижановского: «Наша страна – это океан суши. И ей нужны корабли, способные бороздить его вдоль и поперек».

Эту истину отлично понимала наша партия. По ее воле еще в начале тридцатых годов в Ленинской – бывшей Симоновской – слободе столицы, на месте полукустарного АМО было решено создать первый в нашей стране гигант по производству грузовых автомобилей. Во главе этого предприятия был поставлен выдающийся руководитель, талантливый организатор Иван Алексеевич Лихачев.

С первых дней пребывания на посту директора он задался целью создать на автогиганте благоприятный климат, сделать так, чтобы тысячи занятых здесь рабочих и служащих всем сердцем полюбили автозавод, видели в нем родной дом, где созданы все условия для работы и отдыха. Коммунист, творец, умевший смотреть далеко вперед, Лихачев уже тогда отчетливо видел неразрывность связи таких социальных явлений, как труд и досуг. И с помощью партийной, профсоюзной и комсомольской организаций проводил мероприятия по коренному переустройству производства и быта коллектива завода. Это был единый процесс созидания: росли заводские корпуса, а рядом с ними росли прекрасные по тем временам жилые дома, был построен Дворец культуры. В этой программе нашли себе достойное место физическая культура и спорт. В ту пору лучшими в столице были автозаводские конькобежцы, пловцы, прекрасно выступали боксеры и легкоатлеты. Но, конечно, особое место принадлежало футболу. В настоящее время эту работу по развитию физической культуры и спорта проводит генеральный директор ЗИЛа П.Д. Бородин.

Вот теперь, пожалуй, можно перейти к истории нашей команды. Началась она еще на пыльной площадке, окаймленной шаткими деревянными скамейками, но громко именовавшейся стадионом. Он назывался «Стрекозой» и принадлежал известному во времена «диких» команд клубу СКЗ.

Чуть позже молодежь Замоскворечья (ныне – Пролетарский район столицы) потянулась в «Пролетарскую кузницу» – рабочий клуб, созданный в Ленинской слободе и объединивший молодежь заводов «Динамо», «Парострой» и АМО (будущий ЗИС). В 1924 году по инициативе и под руководством большого энтузиаста Зайцевского при клубе возник кружок физкультуры с секциями легкой атлетики, городков и футбола. На том месте, где сейчас находится новый выход станции метро «Автозаводская», построили спортивную площадку с футбольным полем. В том славном клубе, в третьей команде «Пролетарской кузницы», и началась моя спортивная биография. Я был защитником, а в линии полузащиты на моем краю отлично действовал молодой и энергичный Витя Маслов – тот самый, которому впоследствии довелось прославиться в качестве видного футбольного педагога.

Предисловие

На предложение написать эту книгу я откликнулся не сразу: взял паузу и раздумывал почти месяц. Слишком болезненной для меня оказалась тема и слишком недавними – события, произошедшие с родным мне клубом, растоптанным и уничтоженным.

Сразу должен признаться: я принадлежу к числу болельщиков, не принявших всего того, что случилось с некогда славным клубом. «Лужниковское» «Торпедо» представляется нам не иначе, как самозванцем, присвоившим себе имя и историю команды, а уж «Москва» – преемник «Торпедо-ЗИЛа» и вовсе чужд. Как любил говаривать о бывшей команде известный в фанатских кругах болельщик «Торпедо» Севка Червонец, умерла – так умерла. Поэтому не хотелось ворошить прошлое и тревожить едва успевшую успокоиться душу.

Все эти размышления незаметно вернули меня лет на 20 назад. Однажды, в конце 1980-х, в узком и «подслеповатом» коридоре редакции газеты «Советский спорт» меня, спешившего с двумя машинописными листочками в бюро проверки, остановил многолетний редактор еженедельника «Футбол» Лев Иванович Филатов и, поинтересовавшись, как идут дела, вдруг спросил:

– Ваня, над чем вы сейчас работаете?

– Да вот, – ответил я, – несу сдавать отчет о вчерашнем матче.

– Нет, нет, – чуть улыбнувшись моему непониманию, пояснил Лев Иванович, – я имею в виду нечто большое, серьезное. Не значится ли у вас в планах написать книгу о футболе – например, о вашем любимом «Торпедо»?

Надо сказать, Филатов очень любил неспешные разговоры на футбольные темы. И каждая такая беседа, очевидно, становилась одной из глав его своеобразной книги – той, что время от времени пишет в своем воображении едва ли не каждый творческий человек, не всегда, впрочем, воплощая замысел во что-то материальное. Помнится, тогда я отшутился, а про себя подумал: «Не мое это дело. Мне гораздо легче анализировать и критиковать чужое, чем создавать что-то свое».

Теперь тот разговор припомнился настолько отчетливо, словно он состоялся минуту назад. Я вдруг понял, что именно хотел мне сказать Лев Иванович, к чему подталкивал, на что нацеливал. Статьи, отчеты и статистика матчей – вещи, бесспорно, необходимые. Однако книга – совсем другое. Она ставит футбол в один ряд с наиболее яркими и примечательными явлениями нашей жизни, достойными самого серьезного осмысления. И я решил попробовать.

Но, прежде чем приступить к повествованию, считаю необходимым сказать несколько слов о том, почему я озаглавил свою книгу именно так. Смею заверить всех, кто будет держать ее в руках: это не дань нынешней моде, когда броскость и намеренный гротеск заглавий направлены главным образом на то, чтобы заинтриговать потенциального читателя, а заодно привлечь внимание к персоне автора. Увы, выбор названия подсказали превратности судьбы, постигшей «Торпедо». И книга эта – не что иное, как попытка взглянуть на историю одной из наиболее самобытных отечественных футбольных команд не официальным, а частным взглядом. Посмотреть на произошедшее не только со стороны – холодным, отстраненным взором, что естественно, когда речь идет о делах давно минувших дней, – но и изнутри, глазами самих участников событий новейшей истории. И не просто посмотреть, но и оценить поступки людей, понять психологию личностей, творивших эту историю.

Ну а теперь – к делу.

Из окна моего дома виден старенький грузовичок «ЗИЛ-130». Он стоит без колес – на кирпичах. Но с виду – как новенький. Как говорится, только пыль стереть – и можно в рейс. Стоит – как памятник на постаменте – уже лет 10, если не больше. Мимо него каждый день проходят сотни людей, и лишь единицы оборачиваются и горестно вздыхают. Сейчас он не в чести, хотя были времена, когда эта машина являлась в СССР едва ли не основной тягловой единицей. Как не в чести и сам завод ЗИЛ, ее выпускавший. Как и команда «Торпедо», достойно защищавшая эту самую честь на футбольных полях как внутри страны, так и за ее пределами. Теперь ничего этого нет. То есть номинально завод и клуб с такими названиями существуют, но былой славы, уважения, да и самой истории в их именах уже нет.

Какова же она, та история, о которой уже стали забывать? Как и где она начиналась? Об этом сейчас и поговорим.

В архиве моих друзей-торпедовцев сохранилась любопытная вырезка из журнала «Спортивная жизнь России» за 1978 год, когда «Торпедо» отмечало свой 40-летний юбилей. По этому случаю в редакцию был приглашен ветеран команды, один из первых ее капитанов – легендарный Василий Васильевич Поляков.

Не без волнения представляю вниманию читателей его немного сокращенный рассказ, сохранив характерную для тех времен лексику. Итак, перенесемся на время в год 1978-й. Слово – сотруднику редакции:

«История непрерывно дарит нам большие и малые юбилеи. Вот и в этом месяце исполняется сорок лет с тех пор, как впервые появилась в высшей лиге футбольная команда московского автозавода – «Торпедо». В ту пору капитаном команды был начальник термического цеха В. Поляков. Интересно и ярко сложилась его жизнь. В годы Великой Отечественной войны он был заместителем И.А. Лихачева, особоуполномоченным Государственного комитета обороны по организации автомобильных заводов на востоке страны. Сейчас – вот уже более тридцати лет – он возглавляет Московский карбюраторный завод, ведет большую государственную и общественную работу, стал лауреатом Государственной премии, более двадцати лет представляет директоров социалистических предприятий СССР в Международной организации труда (МОТ). Советская страна высоко оценила заслуги В.В. Полякова. Он награжден орденами Ленина, Октябрьской Революции, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом «Знак Почета», многими медалями. Более двадцати лет возглавлял промышленную комиссию Моссовета, член бюро районного комитета партии, председатель совета директоров Октябрьского района столицы. Но, как бы ни был занят этот человек, какие бы государственные и общественные дела ни увлекали его в водоворот жизни, футбол всегда был и остается в его сердце. И, когда мы обратились к нему с просьбой поделиться воспоминаниями о былом, высказать свое отношение к любимой игре, он немедленно и горячо откликнулся. Итак, интервью состоялось, и мы предоставляем слово Василию Васильевичу Полякову.

Вы просите рассказать о футболе. А я начну с широко известных слов Г.М. Кржижановского: «Наша страна – это океан суши. И ей нужны корабли, способные бороздить его вдоль и поперек».

Эту истину отлично понимала наша партия. По ее воле еще в начале тридцатых годов в Ленинской – бывшей Симоновской – слободе столицы, на месте полукустарного АМО было решено создать первый в нашей стране гигант по производству грузовых автомобилей. Во главе этого предприятия был поставлен выдающийся руководитель, талантливый организатор Иван Алексеевич Лихачев.

С первых дней пребывания на посту директора он задался целью создать на автогиганте благоприятный климат, сделать так, чтобы тысячи занятых здесь рабочих и служащих всем сердцем полюбили автозавод, видели в нем родной дом, где созданы все условия для работы и отдыха. Коммунист, творец, умевший смотреть далеко вперед, Лихачев уже тогда отчетливо видел неразрывность связи таких социальных явлений, как труд и досуг. И с помощью партийной, профсоюзной и комсомольской организаций проводил мероприятия по коренному переустройству производства и быта коллектива завода. Это был единый процесс созидания: росли заводские корпуса, а рядом с ними росли прекрасные по тем временам жилые дома, был построен Дворец культуры. В этой программе нашли себе достойное место физическая культура и спорт. В ту пору лучшими в столице были автозаводские конькобежцы, пловцы, прекрасно выступали боксеры и легкоатлеты. Но, конечно, особое место принадлежало футболу. В настоящее время эту работу по развитию физической культуры и спорта проводит генеральный директор ЗИЛа П.Д. Бородин.

Вот теперь, пожалуй, можно перейти к истории нашей команды. Началась она еще на пыльной площадке, окаймленной шаткими деревянными скамейками, но громко именовавшейся стадионом. Он назывался «Стрекозой» и принадлежал известному во времена «диких» команд клубу СКЗ.

Чуть позже молодежь Замоскворечья (ныне – Пролетарский район столицы) потянулась в «Пролетарскую кузницу» – рабочий клуб, созданный в Ленинской слободе и объединивший молодежь заводов «Динамо», «Парострой» и АМО (будущий ЗИС). В 1924 году по инициативе и под руководством большого энтузиаста Зайцевского при клубе возник кружок физкультуры с секциями легкой атлетики, городков и футбола. На том месте, где сейчас находится новый выход станции метро «Автозаводская», построили спортивную площадку с футбольным полем. В том славном клубе, в третьей команде «Пролетарской кузницы», и началась моя спортивная биография. Я был защитником, а в линии полузащиты на моем краю отлично действовал молодой и энергичный Витя Маслов – тот самый, которому впоследствии довелось прославиться в качестве видного футбольного педагога.