Кто такой годзилла из сказки о тройке братьев стругацких 6 букв подсказка

Все пожелания и предложения можно отправлять на почту: support@poncy.ru.

Нынешняя молодежь мало борется, мало уделяет внимания борьбе, нет у нее стремления бороться больше, бороться за то, чтобы борьба по-настоящему стала главной, первоочередной задачей всей борьбы, а ведь если она, наша чудесная, талантливая молодежь, и дальше будет так мало бороться, то в этой борьбе у нее останется не много шансов стать настоящей борющейся молодежью, всегда занятой борьбой за то, чтобы сделаться настоящим борцом, который борется за то, чтобы борьба…

Фарфуркис боролся с грамматикой во имя борьбы за борющуюся молодежь

История написания[править]

Это сиквел знаменитого «Понедельника», тоже соединяющий в себе сказку, реализм и сатиру. Но если в первой книге объектом насмешек стали лжеучёный, кадровик и зав. АХЧ, то в продолжении авторы осмелились задеть товарищей, занимающих более высокие посты. Можно даже сказать, неопределённо высокие. К тому же книга была написана позже, когда хрущёвская оттепель сменилась брежневскими заморозками, и подняли головы борцы со всем, что не укладывалось в русло линии партии. И хотя «Сказка о Тройке» не несла в себе никакого антисоветского посыла, она была встречена в штыки тогдашней цензурой.

В итоге появилось две версии повести, одна больше нравится Борису, другая — Аркадию. Первая, сокращённая, была опубликована в 1968 г. в альманахе «Ангара» и позже подверглась репрессиям. Вторая, полная — в 1987 г. в журнале «Смена». Стругацкие хотели привести обе редакции к одному знаменателю, но быстро отказались от идеи: по сути, пришлось бы писать третий вариант текста, а сил и времени на это у уже сильно больного Аркадия просто не было.

Сюжет (полная версия)[править]

Четырёх молодых магов послали в Китежград, в Колонию Необъяснимых Явлений, чтобы получить некоторые нужные для работы НИИЧАВО магические артефакты и Шкажошных шушеств. Этой колонией распоряжалась Тройка (По Рационализации и Утилизации Необъяснённых Явлений — ТПРУНЯ). При ближайшем знакомстве оказалось, что это беспардонные хамы, демагоги и самодуры. которые занимаются ИБД (в отличие от Камноедова, который прежде всего буквоед). Несколько дней молодые сотрудники общались с необычными жителями и пытались доказать Тройке, что эти артефакты им нужны. ХЭ: догадались организовать громадный поток заявок на никому не нужные экспонаты, и из них собрали «Подкомиссию по малым делам в количестве четырех человек с правом предварительной рационализации и утилизации малых дел» и доверили заняться теми НЯ, на которые было меньше всего заявок… т. е. нужные им, на которых было по 1 заявке.

• Чёрный Ящик выдали, как и следовало ожидать, Привалову, Федю перераспределили лаборантом в отдел Амперяна, Кузьму отдали под покровительство Почкина. Распределили Клопа, Жидкого пришельца и Спиридона, а заодно составили письмо в Президиум АН об оказании помощи пришельцу Константину. А Эдельвейс достанется Хунте. Туда ему, в общем-то, и дорога.

«— У меня своих дел хватает, я не намерен заниматься председательствованием всю жизнь. Поэтому, вновь выражая всеобщее мнение, я объявляю первое и последнее заседание Подкомиссии в нынешнем ее составе закрытым. Предлагаю кооптировать вот этих типов на подоконнике в состав Подкомиссии, а всему нынешнему составу удалиться в длительный творческий отпуск.
— Правильное решение! — сказал один из этих типов, алчно потирая руки.
— Но имейте в виду, — сказал я. — Пока не прибудет следующая партия просителей, которых можно будет кооптировать, вы будете сидеть здесь, общаться с товарищем Вунюковым и набираться опыта на совместных заседаниях Тройки и Подкомиссии. Это вас закалит.
— Идет, — согласился другой из этих типов.
— И не забывайте содержать в полном порядке отчетность, — напомнил я. — Отчетность — это главное. — Я собрал протоколы и встал. — Ну ладно. Кто хочет, пусть ждет до понедельника. А я, председатель, сейчас пойду к Вунюкову и вышибу из него Большую Круглую Печать».

Сеттинг[править]

• Во второй версии — немного про НИИЧАВО «Для массового человека вся бесконечная громада Института выше 12-го этажа оставалась сплошным белым пятном. Об этих территориях, почти полностью отрезанных от мира и административного влияния, ходили всевозможные, зачастую противоречивые слухи. Так, утверждалось, например, что 124-й этаж имеет выход в соседствующее пространство с иными физическими свойствами, на 213-м этаже обитает якобы неведомое племя алхимиков — идейных наследников знаменитого „Союза Девяти“, учрежденного просвещенным индийским царем Ашокою, а на 1017-м до сих пор живут себе не тужат у самого Синего Моря старик, старуха и золотые мальки Золотой Рыбки».
  • На 16 этаже был отдел Заколдованных Сокровищ.

Город[править]

• Китежград, включая Новый Китеж.
  • «Китежградцы тихо, культурно сидели на своих крылечках и молча трещали семечками. Семечки были арбузные, подсолнечные, тыквенные и дынные, а крылечки были резные с узорами, резные с фигурами, резные с балясинами и просто из гладких досок — знаменитые китежградские крылечки, среди которых попадались и музейные экземпляры многовековой давности, взятые под охрану государством и обезображенные тяжелыми чугунными досками, об этом свидетельствующими».
• Китежградский завод. Производит, помимо прочего, волшебные палочки, в т. ч. и бракованные.
• Река Китежа, которая несёт ядовито-оранжевые сточные воды в городе, а вдали от него — темная и очень приятная на вид.
• Улица Первого Мая.
• Газета «Китежградские новости».
• Старый Китежград (XII в.), ныне — развалины.
  • Старая Крепость, в которой было 4 башни: Кикимора, Аукалка, Плюнь-Ядовитая и Уголовница.
• Окрестности, нанесённые на карту: озеро Звериное, какие-то Лопухи, роща Круглая, ручей Студеный.
  • Тихая Заводь, прелестное местечко на берегу Китежи в 10 км от города, где обычно ставили палатку, разводили костер, варили уху и играли в бадминтон.
• Дело № 38. Коровье Вязло, «обширное болото, из недр которого время от времени доносятся ухающие и ахающие звуки». Обильно и богато комарами. После того, как от них пришлось улепётывать всем героям, решено «подвергнуть названное дело высшей мере рационализации: признать названное необъясненное явление иррациональным, трансцендентным, а следовательно, реально не существующим, и как таковое исключить навсегда из памяти народа, то есть из географических и топографических карт». Когда на акт поставили БКП, «мрачная тень прошла по небу, автомобиль слегка присел на рессорах».
  • «Высшая мера оказала свое действие. Болота Коровье Вязло больше не было. Вместо него на карте имело место анонимное белое пятно, какое можно видеть на старинных картах на месте Антарктики».
• Дело № 29. Заколдованное место aka «Заколдун». «Это был холм. С одной стороны он порос лесом. На самой вершине виднелась почерневшая избушка; по склону перед нами бродили две коровы с теленком под охраной большой понурой собаки. (А на той стороне холма пасся бык). Возле крыльца копались в земле куры, а на крыше стояла коза… Год рождения терялся в глубине веков, место рождения определялось координатами с точностью до минуты дуги. По национальности Заколдун русский, образования нет, иностранных языков не ведал, профессия — холм, а место работы определялось теми же координатами. За границей не был, ближайший родственник — Мать Сыра Земля. Сущность необъясненности: не проехать и не пройти».
  • «Китежградское предание о заколдунском леснике Феофиле. Ударила однажды в холм зеленая молния. Жена как раз в город уходила; вернулась — не может взойти на холм. Она побежала к попу. Брызгал он святой водой, молитвы возносил — не помогает. Расстригся и пошел в атеисты. Это уже бунт. Приехал урядник, принялся шкаликом приманивать. Двое суток Феофил к шкалику бежал. Так с тех пор и живёт».
  • Рационализировано в качестве НЯ, представляющего интерес для Министерства пищевой промышленности, Министерства финансов и Министерства охраны общественного порядка и передано в прокуратуру Китежградского района.

КНЯ[править]

• Собственно Колония Необъяснимых Явлений — находится в городском парке.
  • Летающее блюдце. «Колонист какой-нибудь упражняется».
• Большая Круглая Печать (БКП) — некий артефакт, которым обладала Тройка. Делал её административные действия могущественнее действий магических и законов физики. С её помощью утверждаются решения, что делает постановления неоспоримой реальностью. Так, когда ТПРУНЯ принимает решение о вредоносности комариного болота, она объявляет его трансцендентным, иррациональным и следовательно — несуществующим, и болото исчезает с карты, Т. Е. из отражённой реальности. Из оригинальной реальности, судя по всему — нет.
• Дело № 42. Эвристическая машина («электронно-механическое устройство для решения инженерных, научных, социологических и иных проблем»), которая может ответить на любой вопрос. Состоит из дореволюционной пишмашинки «ремингтон», выпрямителя, неонки, тумблера и шнура, помещённых в чёрный корпус. «Отвечание ейное, опять через неполную автоматизацию, печатаю снова я».
  • Силой Большой Круглой Печати машина навязана Привалову под предлогом, что это чёрный ящик, несмотря на героические попытки молодых магов помешать. Вместе с изобретателем.
• По мнению Фарфуркиса, самые отсталые из колонистов — например, дух некоего Винера (Норберта?) — даже не понимают, где они находятся.
• Дело № 97. Настоящий Чёрный Ящик, на который Саша и подал заявку. Саша благодаря образованию и здравому смыслу понимал, что эти чёрные ящики — разные. Комендант благодаря разным номерам дела тоже понимал, что разные. (Камноедов, надо полагать, тоже бы). А вот Тройка не понимала… или делала вид, что не поняла?
• Во второй версии — «Федор Симеонович грезил о раскинувшихся якобы там гектарах гранулированной Почвы для Оптимизма. Ребятам из отдела Социальной Метеорологии позарез нужен был хотя бы один квалифицированный Холодный Сапожник^[1] — а там их значилось трое, и все как один с эффективной температурой, близкой к абсолютному нулю. Хунта, доктор самых неожиданных наук, рвался выловить уникальный экземпляр так называемой Мечты Бескрылой Приземленной, дабы набить из нее чучело».

Персонажи[править]

Люди[править]

• Привалов (торчал второй месяц), Ойра-Ойра, Корнеев (торчали третью неделю) и Амперян (только прибыл). «Каждый из них искал частное решение в соответствии со своей духовной конституцией».
  • Фаталист Саша надеялся на счастливый случай. Он всеми разумными средствами выражал горячую заинтересованность деятельностью Тройки и присутствовал на всех без исключения заседаниях, дабы не упустить и тени шанса унести в клювике искомый Чёрный Ящик. Имеет основания, ибо именно счастливый случай (отсутствие Выбегалло и плохое самочувствие Вунюкова) спас Говоруна.
  • Роман, имея смуглое худощавое лицо, сверкающие жгуче-черные глаза и чрезвычайно редкий в этих широтах, а потому дефицитный горбатый гасконский нос, а также кремовые брюки и кремовые же выходные штиблеты, сделал ставку на охмурение дочери местного начальника, дабы через неё окольным путём воздействовать на Вунюкова. «Закончил холю ногтей, густо напудрил воспаленные от бритья щеки и развесил на трельяже все восемнадцать галстуков из тринадцати различных стран мира».
  • Уголовник Витька считал, что незачем попусту тратить время, потому как от Тройки всё равно ничего умного не добьёшься, а надо «хватать и тикать» с нужным экспонатом. Сам так и сделал: проник в павильон, где томился в своем керамическом снаряде Жидкий пришелец, расколол его взглядом над бидоном и налил в контейнер какую-то бурду из попавшегося ведра. Привалов «не без восхищения обозвал Витьку шпаной и уголовником». Увы, вскоре пришлось вернуть экспонат (вероятно, по результатам отеческой беседы с корифеями).
  • Моралист Эдик надеялся на методику позитивной реморализации. Хотя и видел, что её эффективность подозрительно низкая, но продолжал попытки довести Тройку до верхнечеловеческого уровня. «Эдик попытаться извлечь на поверхность из глубины хлебовводовского сознания все, что там застряло разумного-доброго-вечного, но исторг только смутное видение селедочки под горчичным соусом и профессионально неразборчивый возглас: «Не держите двери, следующая станция „Кропоткинская“!»»
  • «Эдик и Роман мощным заклинанием Пинского-младшего парализовали мои конечности, а грубый Корнеев с размаху залепил мне уста Печатью Молчания Эйхмана — Ежова. Я порывался избавиться от Печати Молчания контрзаклинанием Израэля — Жукова».
• Тройка (подробнее см. Сказка о Тройке/Суть Тройки) — состоит из трёх самоуверенных мерзавчиков:
  • Лавр Федотович Вунюков, величественный председатель, белый, холеный, могучий. Склонен к плоским шуткам. «Была вам здесь сегодня баня, товарищ Зубо, так что посетите-ка вы сегодня баню!» «Простой сад у вас есть, детский тоже есть, а теперь и зоологический будет. Тройка троицу любит». «Вот, товарищ Зубо, имели вы против нас зуб, а теперь этот зуб у вас и разболелся». «Спал он, спал, а теперь вот все проспал».
  • Рудольф Архипович Хлебовводов, желтый и сухой, как плетень. Совершенно невежественный тип. «Ссылался на журнал „Огонек“, где упоминался какой-то ископаемый ящур». «Дельфин, оказывается, вовсе и не рыба. Этого я не понимаю. Живет в воде, хвост у него — и не рыба». Метался между единственным и множественным числом: «На что ты имеете заявку?» Постоянно мешал обсуждению своими дурацкими воспоминаниями о прежних местах работы.
  • Рыжий рыхлый Фарфуркис («по имени и отчеству никогда и никем называем не был»). Всё время делал пометки в истрёпанной записной книжечке. Подхалим и карьерист, на фоне Хлебовводова выглядит более-менее прилично, хотя так же невежественен и глуп, но хотя бы не хамит направо и налево.
    • Фамилия появилась в результате розыгрыша. В середине 1960-х фантаст Илья Варшавский прислал Б. Стругацкому письмо «от зарубежного поклонника» Мойры Фарфуркиса. Международная популярность так впечатлила адресата, что Борис с гордостью зачитал письмо в компании писателей, среди которых был и сам Варшавский.
  • Четвёртый член Тройки — отставной полковник мотокавалерийских войск с седыми бровями и непонятными обязанностями, который всё время спал, иногда произнося вслух что-то вроде «Дивизия СС „Эдельвейс“». За минимум 80 лет жизни ухитрился выслужить всего три юбилейные медали «XX лет РККА», «XXX лет Советской армии» и «40 лет Вооруженных сил». «Вероятно, все дело было в его экзотической военной специальности. В самой идее мотокавалерии чудилось мне нечто фантастическое». В одном из вариантов повести отсуствует и не сказать, чтобы это была большая потеря.
  • И примкнувший к ним в качестве научного консультанта Шепилов Выбегалло, почуявший в Тройке родственную душу.
    • «Все письма от населения по обыкновению были переданы Выбегалле. У Выбегаллы был огромный опыт такого рода работы. Он даже изобрел стандартную форму ответа: „Уважаемый (ая, ые) гр. ……! Мы получили и прочли ваше интересное письмо. Сообщаемые вами факты хорошо известны науке и интереса не представляют. Тем не менее мы горячо благодарим вас за ваше наблюдение и желаем вам успехов в работе и личной жизни“. Подпись. Все. По-моему, это было лучшее из всех изобретений Выбегаллы. Нельзя было не испытывать огромного удовольствия, посылая такое письмо в ответ на сообщение о том, что „Гр. Щин просверлил в моей стене отверстие и пускает скрозь него отравляющих газов“.»
• Комендант Колонии (представитель городской администрации) Зубо́ с 8-классным образованием, вынужденный работать с этими вредителями из Тройки и доведённый ими до полуневменяемого состояния. В обеих «официальных» версиях имени и отчества не имел, в черновиках (опубликованных Бондаренко) был Иннокентием Филипповичем. «В гроб они меня вгонят. Погибель они моя, мор, глад и семь казней египетских…» «Тощ и похож на Дуремара, губы него непрерывно двигались, а глаза были белые, как у античной статуи».
  • «Симпатичный он, хоть и дурак… Жил-был человек, работал комендантом общежития, и вдруг вызвал его товарищ Голый, поругал за приверженность к религии и бросил на повышение — комендантом КНЯ. Был он служака, и был он к тому же человеком повышенной брезгливости. „Погибаю я там, со змеями этими бородатыми, с этими каракатицами, с пришельцами. Аппетит потерял я совсем, худею… Сегодня вот еще один паразит прилетел, лепечет чего-то не по-русски, каши не жрет, мяса не жрет, а употребляет он, оказывается, зубную пасту“.»
  • «Свиней откармливает. Дочка его развелась. Брагу варит и торгует… Иконы у него в доме. Староверские. И библию он читает и конспектирует», — перечисляют члены Тройки компромат на него.
  • Религии действительно привержен, судя по лексике: «Святой девой Марией… Двенадцатью первоапостолами… На евангелии клянусь и на конституции…Господом нашим… Спасителем Иисусом Христом!..»
• Сторож КНЯ, свояк коменданта, пьяница.
• Пенсионер-изобретатель Эдельвейс Захарович Машкин. Сухопарый старичок в толстовке и в военных галифе с оранжевым кантом. Белорус, живёт в Новосибирске на улице, которой нет. Образование неполное… очень неполное. «Знание иностранных языков: русский — свободно, украинский и белорусский — со словарем».
  • Дерзкая сатира на лже-изобретателей и горе-рационализаторов, основным достоинством которых является их рабоче-крестьянское происхождение. Придумал эвристическую машину. После того, как евонную машину передали Саше, регулярно приставал с требованием подъемных, суточных, сметных, высокогорных покупательных на приобретение каких-то разъемов и за вредность, а также обильно пил пиво (собственно, на это деньги и тратил). Отстал, когда Эдик поинтересовался: «Приходилось ли вам читать „Азбуку радиотехники“ Кина?» Старику вообще не приходилось читать, и скрывать этого он не стал. «Прекрасно. Немедленно запишитесь в библиотеку, возьмите там „Азбуку“, „Геометрию“ Киселева и что-нибудь по алгебре для восьмого класса. Прочтите и законспектируйте». Рекомендованные книжки он прочел и вызубрил наизусть. «При этом сразу же было видно, что он абсолютно ничего в прочитанном не понял и никогда не поймет». Но когда Саша велел ему обучать машину, перепечатывая на ней 5-томную «Жизнь животных» Брема… О, это было гениальное озарение!
• Фотограф Найсморк, длинный (2 м 10 см) и тощий.
• Ирина, дочь товарища Голого. В наличии — пышные плечи. За ней ухаживал Роман.
• Бывший лесник Феофил, обитатель Заколдуна. Старый человек в валенках и длинной подпоясанной рубахе до колен костлявой коричневой рукой опирался на клюку.
• Несколько персонажей-призраков.
  • Кандидат наук Вялобуев-Франкенштейн, читавший лекции «Дарвинизм против религии» с использованием Феди в качестве наглядного пособия.
  • Администратор товарищ Голый. Ни в чём не отказывал своей дочери; с другой стороны, Вунюков ни в чём не отказывал Голому. Когда выяснил, что Роман женат…
  • Товарищ Колун, тоже с взрослой дочерью. «Для него авторитет профессора Выбегаллы не менее весом, нежели авторитет магистра Амперяна».
  • Сверлильщик Китежградского завода маготехники Толя Скворцов, регулярно перевыполнявший план на 200—210 %. Признан сенсацией месяца. Опять персонаж-призрак. Прекрасный парень, хорошо известный магистрам.
  • Дело № 65 (или 55). Гражданин Долгоносиков Николай П., называющий себя телепатом и спиритом, проник в женское общежитие и производил там беседы и действия, которые были квалифицированы администрацией как религиозная пропаганда…

Не люди[править]

• Снежный человек Федя (№ дела неизвестен). Большие серые губы, рыжая шерсть, длинные и гибкие, как у шимпанзе, пальцы на руках черные и плохо разгибаются, на ногах далеко отставлены. «Был существом мягким, добрым и деликатным, и он был очень упорен. Чтение давалось ему с огромным трудом». Не любил альпинистов, которые не давали обитателям гор спокойной жизни. До начала действия повести под воздействием БКП стал наглядным пособием для лекций. Ходит в цилиндре (ему понравилось его носить).
  • Во второй версии: «Он, не опуская газеты, ловко снял ногой пенсне, протер линзы о штанину и вновь водрузил на место. Был он велик ростом, неимоверно волосат и одет в чистую белую безрукавку и синие холщовые штаны на помочах. Золоченое пенсне сжимало его широкую черную переносицу и придавало ему какой-то иностранный вид».
  • «Нас оскорбляют наиболее невежественные и отсталые слои человеческого рода, давая нам гнусную кличку „йети“, которая созвучна со свифтовским „йеху“, и кличку „голуб-яван“, которая означает не то „огромная обезьяна“, не то „отвратительный снежный человек“. Нас оскорбляют и самые передовые представители человечества, называя нас „недостающим звеном“, „человекообезьяной“ и другими научно звучащими, но порочащими нас прозвищами».
  • Простодушен. «— Заведующий хотел сказать, что ему в аптеке нужны опытные работники, а не молодые люди, которых он сравнивает с детьми дошкольного возраста. — А, — сказал Федя. — Тогда он не прав. Молодые люди — это одно, а маленькие дети — это совсем другое».

• Клоп Говорун (№ дела неизвестен, был нужен Эдику), самовлюблённый хам и к тому же обладатель альтернативной анатомии. У него были лоб и щёки, руки и ладони, талия, он носил одежду с карманами, а ещё его можно было привязать шпагатом к дереву. «Будь у данного клопа хоть капля совести, он мог бы тащить пакет с луком». Находясь в возбужденном состоянии, испускал запах коньяка «курвуазье». Имел знакомых среди травяных клопов.
  • Очень любил болтать о достижениях цивилизации клопов и убожестве современной человеческой цивилизации. «До чего бессмысленные и неприятные существа! Воистину только такие грузные жвачные животные способны под воздействием комплекса неполноценности выдумать миф о том, что они — цари природы».
  • Перед Тройкой изменил демагогию: «История человеческого племени хранит на своих страницах немало позорных свидетельств варварства и недомыслия. История клопов также сохранила упоминания о жертвах невежества и обскурантизма. …Клоп Говорун есть личность исключительная, явление необъясненное и, быть может, даже необъяснимое!»
  • Хлебовводов, искусанный экспонатом, хотел было его к ногтю, но Саша спас насекомое: «Это же разбазаривание кадров! Говорун являет собой единственную пока возможность начать воспитательную работу среди этих остервенелых тунеядцев».

• Дело № 6. Спрут Спиридон, обладатель не очень-то человеческой этики; тоже самовлюблённый, но не хам. Полное имя — Спиридон Спиридонович Спиридонов. (Имя не настоящее, Тройка даёт разумным необъяснённым явлениям условные имена по такой схеме). «— У меня нет друзей. Гигантские древние головоногие всегда одиноки и всегда рады этому обстоятельству. — А кто же тогда тебе мы? — Собеседники. Развлекатели… Пища». Называл себя «Полномочным послом Генерального содружества Гигантских древних головоногих», но упорно не желал являться на заседания Тройки.
  • Плоские дряблые веки, глаза величиной с тарелку, темные и глубокие, слабый хрипловатый голос. «Перепонка, скрывающая основания его рук, стала бесстыдно выворачиваться наизнанку, обнажилась иссиня-бледная поверхность, густо усеянная сморщенными бородавками, из самых недр организма высунулся в венце мясистых шевелящихся выростов и раскрылся, дразнясь, огромный черный клюв». Простым глазом видел Красное Пятно на Юпитере и кольца Сатурна.
  • «Под резиденцию Спиридону отвели бывший зимний бассейн. В низком помещении ярко светили лампы, гулко плескала вода. Запах здесь стоял ошеломляющий — холодный, резкий, от которого съеживалась кожа, а в мозгу возникали неприятные ассоциации: вспоминалась преисподняя, пыточные камеры и костяная нога нашей Бабы Яги».

• Периодически оба эгоиста ссорились. Тогда люди вмешивались, обещая кары, ежели они не угомонятся. «Я разозлился и потребовал, чтобы они немедленно прекратили склоку, иначе я упеку Говоруна на двое суток в спичечный коробок, а в бассейн накидаю марганцовки». «Федя пригрозил Спиридону, что вывалит его на дорогу, а я пообещал Клопу, что сведу его в дезинсекцию».
  • «Спиридон с Говоруном затеяли разговор на темы морали. Слушать их было очень поучительно, поскольку ни тот, ни другой представления не имели ни о гуманизме, ни о любви к ближнему. Покончив с совестью, Спиридон перешел на проблемы добра и зла, и они быстро с ними расправились, согласившись, что находятся по ту сторону как того, так и другого. Затем последовали: вопрос о так называемой подлости, вопрос о праве на убийство и вопрос о любви. Подлость они объявили понятием, производным от совести и потому несущественным. Во взглядах на право убивать они разошлись решительно. Спиридон исходил из принципа: живу, потому что убиваю и не могу иначе. Клоп же проповедовал в этом вопросе христианство: соси, но знай меру. Они заговорили о любви. Спиридон вздыхал, закатывал глаза и мерзким голосом пел баллады о коралловом цветке его нежности, плывущем по бурному океану навстречу предмету любви, каковой предмет он, несчастный влюбленный, никогда не видел. Говорун принялся читать стихи собственного сочинения, однако мы с Федей нашли его сочинения непристойными и велели замолчать. Особенно негодовал Федя. Он заявил, что такого не слыхивал даже от обезьян в зоопарке, где отсидел по недоразумению несколько месяцев».

• Дело № 2. Птеродактиль Кузьма (Кузька), вероятно, из Конго. Сероватый и очень стеснительный. Длинная зубастая пасть, которой он квакает. Глаз огромный, зеленый, похожий на полураскрытую ирисовую диафрагму. Считается вымершим 50 млн лет назад. «Ве-е-ежливый, сукин кот, все как есть понимает».
  • «Доброхотные бабки кормят его с ладони пшенной кашей, он готов слетать за папиросами, посидеть с ребенком, поднести тяжелую авоську, привык к свободе, к доброму отношению… Наши зоопсихологи уже давно познакомились с Кузькой, очаровались им и теперь прикидывали, как поделикатнее провести его обследование. Кузька прекрасно сошелся с Володей Почкиным».
  • «Кузьма, несомненно, находясь в нетрезвом виде, летал над клубом рабочей молодежи и скусывал электрические лампочки, окаймляющие транспарант с надписью „Добро пожаловать“.». Наверно, думал, что это фрукты. 

Зубо, меры были приняты?— спросил Хлебовводов.

— Были, — сказал комендант с горячностью.

— Какие именно?

— Слабительного ему дали.

• • При рассмотрении дела Хлебовводов полез под стол, но потом осмелел и потребовал его отправить работать. Фарфуркис не испугался, но обозвал крокодилом с крыльями. Кузька, в свою очередь, тоже перепугался и вначале спрятал голову в крылья, а потом напустил лужу.

• Дело № 8. Плезиозавр Лизавета. «Нечто похожее на ручку от зонтика торчало из воды в 2 км от берега». Лизку пытались вызвать, но безуспешно: «Окуней наглоталась и спит… „У ей хайло, что твои ворота!.. Глотка у ей, что твое метро! Она не меня, она корову может сглотнуть, как семечку!..“» В итоге Тройка решила заново рассмотреть дело в один из зимних месяцев, когда до него можно будет добраться по льду.

• Дело № 16. Разумный говорящий дельфин Айзек. На момент действия повести умер, «но дело его жило и причиняло неприятности^[2]. Во-первых, Айзек скончался, недоиспользовав отпущенную на него треску. Во-вторых, из покойника набили чучело и передали школе, но обстоятельства смерти вызвали подозрения, и акт вернулся с резолюцией произвести вскрытие».
  • Знал как минимум 4 европейских и 2 азиатских языка.

• Дело № 64. Т. н. Жидкий пришелец. «Бурая полужидкая субстанция объемом около 10 л и весом в 16 кг. Не пахнет. Вкус остался неизвестен. Принимает форму сосуда, куда налили. На гладкой поверхности принимает форму круглой лепешки толщиной до 2 см. Если посыпать солью, корчится. Питается сахарным песком. Со временем не протухает. Способно восстанавливать изъятые из него массы. Неизвестное существо (возможно, вещество) с неизвестной планеты (возможно, с кометы) невыясненного химического состава и с принципиально неопределяемым уровнем интеллекта». Если верить Витьке, утверждал, что только в Витькиной лаборатории почувствовал себя на Земле как дома.
  • Когда начался разбор дела, оказалось, что он не бурый, а синий, и объём всего 5 л. Тройка обрушилась на коменданта с обвинениями, но Привалов пресёк это безобразие. Пользуясь полнейшим научным невежеством Тройки, он нагло заявил: «Обнаружена несомненная корреляция между колориметрическими и контракционными характеристиками объекта… …немедленно подхватил Эдик, — резкое изменение объема и массы объекта, так называемая контракция, привело к изменению цвета, а возможно, и химического состава… … Науке известны случаи, когда под влиянием контракции магодетерминант Иерусалимского менял знак на противоположный. Так, например, Роже де Понтреваль установил…» Выбегалло подумал и предложил назвать этот эффект именем Вунюкова.
  • Комендант в приватной беседе с молодёжью подтвердил, что он не виноватый. «Прихожу я готовить его к демонстрации, а горшок евонный, глиняный… ну, в котором он прилетел… лопнул, половина вытекла, лужа на полу, и дальше вытекает. Ну что мне было делать? Перелил я, что осталось, в эту банку — совру, думаю, что-нибудь, а может, и вовсе не заметят… Но это еще что! Бурый ведь он был, переливал его — видел… А тут выхожу за банкой — синий!..»

• Дело № 72. Пришелец Константин, «летчик космического корабля под названием летающее блюдце». Гуманоид, но странный: 4 руки, 4 глаза, носа нет, рот крючком. Можно совершать трансгрессию с помощью некой перламутровой коробочки. Во время ремонта на нём был комбинезон, заляпанном флюоресцентной смазкой, руки в рабочих металлических перчатках, и он пах Большой Химией.
  • Константин Константинович Константинов, г. р. 213 до н. э., Галактика, звезда Антарес, планета Константина, город Константинов, вызов 457 дробь 14-9. Образование высшее синкретическое. Знание иностранных языков: все без словаря. Профессия и место работы: читатель поэзии, ам-фи-бра-хист. Краткая сущность необъясненности: разумное существо со звезды Антарес. Данные о ближайших родственниках… 793 лица. Родители — А, Бе, Ве, Ге, Де, Е, Ё, Же, Зе, И, Й, Ке, Ле, Ме…
  • «У них там все пишут стихи, и каждый поэт хочет иметь своего читателя. Чтобы всем было хорошо, создана специальная профессия — читатель. Он должен прочесть, понять, полюбить, обнаружить какие-нибудь недостатки, регулярно писать и выступать».
  • «Блюдце совершило вынужденную посадку около года назад. Защитное силовое поле убрать не удалось. Поле это было устроено так, что не пропускало ничего постороннего. Сам Константин со своей одеждой и с деталями двигателя мог ходить через сиреневую пленку в обе стороны». «На Китежградском заводе не было ни подходящих запчастей, ни специального оборудования. Кое-что можно было бы достать в крупнейших научных центрах мира, но требовалось ходатайство Тройки».
  • Тройка рассмотрела его дело и заявила, что не верит тому, что он — пришелец. Он продемонстрировал кучу чудес (возможно, с помощью Эдика). Разумеется, на Тройку это не произвело никакого впечатления.
• Семейство полевых мышей, оказавшееся под колпаков защитного поля Костиного звездолёта. Кормились из его скудных запасов, паразиты!
• Говорящая коза-телепат с Заколдуна, белая и грязноватая, с желтыми бесовскими глазами, прекрасным лицом и тяжелой золотой косой. Возможно, её сверхспособности тоже появились под влиянием Эдика. Расчесывала волосы, как Лорелея, и напоминала Стеллочку.

• Участники сражения за Старую Крепость, персонажи-призраки:
  • Наши — братья Разбойники, Соловей Одихмантьевич и Лягва Одихмантьевич, Лихо Одноглазое и союзный злой дух Кончар по прозвищу Прыщ, а также ведьмы, лешие, водяные, аукалки, кикиморы и домовые.
  • Враги — глупый четырехглавый дракон Годзилла и его прихвостень Вампир Беовульф, а также вурдалаки, тролли, гномы, сатиры, наяды и дриады.
• Панург. Совершенно непонятное существо. Появлялся рядом с молодыми магами совершенно из ниоткуда, и, будучи шутом, имел колпачок с бубенчиками. При каждом появлении рассказывал какую-нибудь странную историю в духе Швейка о знаменитых людях.

Тропы и штампы[править]

• Аллюзия.
  • Диалог между сторожем КНЯ и Спиридоном имитирует разговор между дореволюционными слугой и барином:

«— Спиридон Спиридонович! Куда же это вы не евши?

Спиридон сунул ему в руку небольшую жемчужину.

 — Это тебе за беспокойство, голубчик.

 — Это можно, — прохрипел сторож, разглядывая жемчужину, покачиваясь и непроизвольно приседая, чтобы сохранить равновесие. — Это пожалуйста… Оч-чень мы вами бла-адарны, Спиридон Спиридонович…»

• • Отсылка к «Моби Дику»: Спиридон рассказал про некого кашалота, который объявил себя властелином морей. «Он был альбинос, и это уродство сильно повлияло на его умственные способности» Спиридон не согласился, вызвал кашалота «на диспут», победил в поединке и съел
  • Печать Молчания Эйхмана — Ежова. Надо полагать, намёк на бывшего наркома ВД СССР и нацистского военного преступника, похищенного Моссадом. ^[3]
  • «Дискуссия относительно сравнительных преимуществ прожаренного бифштекса перед бифштексом с кровью» — отсылка к фразе из повести тех же АБС «Хищные вещи века»: «спорить о преимуществах фазана тушеного перед фазаном, запеченным с перьями».
  • «И никаких эмоций! Вы — лазутчики. С вами будет установлена односторонняя телепатическая связь. Собирайте информацию — вот ваша основная задача» (из второй версии) — отсылка к функции Руматы и его товарищей.
  • Определитель Жемайтиса назван в честь советского фантаста Сергея Георгиевича Жемайтиса, много сделавшего для издания товарищей по жанру вообще и Ефремова с АБС в частности.
• Бафосное имя — Лавр Федотович Вунюков.
• Был никем, стал кошмаром — во второй версии Тройка изначально была незначительными проверяющими, прибывшими инспектировать забитую канализацию, но из-за неполадок с волшебным лифтом они сумели захватить власть в Тьмускорпиони.
• Говорящее животное — клоп Говорун, кальмар Спиридон, дельфин Айзек и безымянная коза-телепат; с прикрученным фитильком — снежный человек Федя.
• Гурман-порно:
  • Педаль в асфальт: Вунюков и Хлебовводов скушали под коньячок и под пльзенское бархатное по четыре экспериментальные порции бифштекса из фонда шеф-повара и впали в «состояние кишечно-желудочной прострации». Теперь им совсем плохо, лежат пластом. (По официальной версии — отравились грибами). На следующий день у Вунюкова были мутные и пожелтевшие глаза, он был бледен и обильно потел, а Хлебовводов страдал от тухлой отрыжки, Выбегалло же обожрался до постельного режима.
  • С прикрученным фитильком и шутки ради. «Мы с Эдиком заказали себе яичницу по-домашнему, салат из раков и сухое вино. Федю в кафе хорошо знали и принесли ему сырого тертого картофеля, морковную ботву и капустные кочерыжки, а перед Говоруном поставили фаршированные помидоры, которые он заказал из принципа». Кроме того, герои употребляют в пищу кефир, огурцы, мороженое, а также собственноручно пойманных и сваренных рыб и раков.
• Знаменитая завершающая фраза — «Но это уже совсем другая история» (как и в первой части, «Понедельник начинается в субботу»).
• Канцелярит. «Правила пользования», вытравленные на медной доске. «Запрещается: селиться в кабине летучим мышам, вампирам и белкам-летягам; выходить сквозь стены в случае остановки кабины между этажами; провозить в кабине горючие и взрывчатые вещества, а также сосуды с джиннами и ифритов без огнеупорных намордников; пользоваться лифтом домовым и вурдалакам без сопровождающих… Запрещалось также всем без исключения производить шалости, заниматься сном и совершать подпрыгивания».
• Кому няшка, кому кондрашка. «Прелесть был Кузька. Впрочем, на свежего человека он производил устрашающее впечатление».
• Коронная фраза. Вунюков очень любит сообщать, что что-либо «народу нужно», или же, напротив, «народу не нужно».
  • Он же, то и дело: «Грррм» (в конце повести, пародируя Вунюкова, так же выразился и Привалов). Однажды произнёс «Э-гхм!», нарушая все традиции и обнаруживая перед нами неведомую ранее грань своей натуры.
  • Главный приём вунюковского стиля руководства: «Затруднение? Товарищ Фарфуркис/Хлебовводов, устраните».
  • И животноводство лозунг «Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации».
• Кракены и спруты — Спиридон.
• Ложь во благо — в борьбе против Тройки. «Эдик тихонько организовал мне на заявке штемпельную печать, а Роман — круглую. Подпись Януса Полуэктовича я организовал сам».
• Микротрещины в канве:
  • Зачем Константину разнообразные земные предметы, если он всё равно не может их пронести через защитное поле повреждённого корабля? Современные геймеры без труда ответят на этот вопрос — сканирование и последующая 3d печать.
    • Например, чтобы с их помощью преодолевать или убрать защитное поле.
  • Зачем Константину разнообразные земные предметы, если на демонстрации он скручивал пространство и время в бараний рог?
    • А зачем чемпиону мира по бегу машина, если он и так добежит? Уметь не означает любить и делать с лёгкостью.
    • Вероятно, поле корабля влияет на способности Константина и/или корабль является источником его способностей. Недосказанность даёт большое поле для оправданий.
• На тебе!:
  • Хотя Вунюков — пародия на всех советских начальников, но авторы придали ему черты доставших их союзписательских заправил (Промыслова и пр.), Сталина (курение «Герцеговины Флор»; привычка говорить «Народ считает» вместо «Я считаю») и раннего Брежнева (нарочитая вескость, авторитетность, невозмутимость и малоподвижность, а страсть к пользованию роскошными письменными принадлежностями).
  • Ещё в книге есть неучтивое высказазывание о Хрущёве. Фотограф отказывается делать фотографию полужидкого инопланетянина-ксеноморфа: «Не буду фотографировать, и точка! По инструкции я должен снимать в фас и в профиль. И где у него фас? Где у него профиль? Я господина Сукарно [президента Индонезии] снимал! Я этого снимал… как его… ну, в шляпе ещё всё ходил!»
• Нечеловеческий пол. У Константина 94 родителя 5 различных полов, 96 собрачников 4 различных полов, 207 детей 5 различных полов и 396 соутробцев 5 различных полов. Лишь бы не как у людей!
• ОНО НЕ ДЕЙСТВУЕТ!!! — в сокращенной версии появление разъяренных корифеев буквально испаряет «мелкую нечисть» в лице Хлебовводова и Фарфуркиса, а товарищу Вунюкову становится лишь немного неуютно. Морального вертихвоста Выбегалло тоже не берет.
• Опосредованная передача ругательств. «Там я получил обратно свой естественный облик, способность двигаться и способность говорить. И я говорил. Когда я выдохся, Корнеев сказал: — Ну и грубиян ты, Сашка. А я-то думал, ты у нас тихий, воспитанный».
• О себе в третьем лице — манера Вунюкова: «Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации», «Народ [т. е. „лично я“] любит бифштексы с кровью», и даже проговаривается в духе «Народ устал [вместо „я устал“] и предлагает завершить заседание».
• Пейзажное порно — с прикрученным фитильком. «Сладко томились под солнцем заливные луга. По ровной желтой насыпи, выбрасывая белые дымки, полз игрушечный поезд. На горизонте в парном мареве синела зубчатая кромка далекого леса. …Открылись зеленые луга, вдали засинело озеро, машина запрыгала по щебенке с гребенкой. …Шелестели овсы, на дальних лугах бродили коровы. … Дорога была приятная, покрытая нежной теплой пылью, неразбитая, гладкая. Справа тянулись огороды городского питомника».
• Перестройщики — в рабочем дневнике 1988 были планы сделать таким Вунюкова:

  Тройке поручено решать межнациональные отношения методом моделирования в НИИЧАВО, Китежграде и окрестностях. Пренебрежение предложениями ученых. Главное — чтобы Тройка ничего не теряла — фундаментальное условие. Поэтому все модели ведут к чуши.
  — Гласность! — произнес Лавр Федотович, и все замолчали и выкатили на него зенки преданно и восторженно.
  — Демократизация! — провозгласил он с напором, и все встали руки по швам и выразили на лицах решимость пасть смертью храбрых по первому требованию председателя.
  — Перестройка! — провозгласил Лавр Федотович и поднялся сам. […]
  Мучительные и опасные поиски бюрократа. Нет таких. Кругом — только жертвы бюрократизма».

  • Повторяющееся начало — Инверсия. Повесть заканчивается фразой «Но это уже совсем другая история», которой заканчивались все части «Понедельника…»
  • Телепатия. Ею владеют коза с Заколдуна (возможно, под воздействием волшебства Эдика), пришелец Константин и, возможно, гражданин Долгоносиков Николай П.
  • Технотрёп. Эталон — речь Машкина о своей машине. «Высочайшее достижение нейтронной мегалоплазмы! Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих и возникает синекдоха отвечания».
  • Фэнтезийный феминизм. Федя: «У нас в горах матриархат. Это совершенно невыносимо, когда на тебя обращает внимание столько девушек сразу. У нас такое положение грозило бы многими бедами. Впрочем, у нас это невозможно».
  • Шоу внутри шоу — частушка свидетельствовала, насколько КНЯ вросла в быт китежградцев.

  «Ухажеру моему
  
  Я говорю трехглазому:
  
  Нам поцалуи ни к чему —
  
  Мы братия по разуму!»

  • Злодей по должности/Законопослушный злой: Тройка, она же ТПРУНЯ (Тройка По Рационализации и Утилизации Необъяснённых Явлений; хотя в первом варианте она скорее четверка). Сказочные бюрократы, взять нужные артефакты и объекты у них было очень сложно, довольно часто пытались все рационализировать и утилизировать, Т. Е. уничтожить с концами при помощи Большой Круглой Печати, да и убить некоторые объекты (и даже Эдельвейса Захаровича Машкина со своей машиной) без её помощи тоже подумывали, но герои отговорили. С другой стороны — может быть, это странно созданные матрикаты или гомункулусы особой сборки, ведь их поведение выглядит несколько неестественным, а вот для каких-нибудь «Эксп. №*** „Бюрократ будущего“» — в самый раз. При этом на них могло так повлиять какое-то заклинание или проклятье, или же они могли так закоренеть от работы с по-настоящему опасными объектами и делами. Проще говоря, они занимались работой с чем-то совсем уж опасным, а после нахождения Большой Круглой Печати сначала «пошли вразнос», а как со всем справились — стали работать на холостом ходу и скорее мешать, чем помогать. И есть все шансы, что у них все ещё содержатся в секрете (героям о таких вещах не рассказывают, мало ли что — по факту у них как у «представителей» доступа чуть ли не меньше, чем у персонала класса D) сверхопасные объекты, которые решили сохранить для использования, на черный день, или же на которые не действует даже БКП; также велик шанс, что менее строгие бюрократы стали бы разбазаривать дела направо и налево или вообще коррумпировались бы.
    • Также деятельность Тройки на первый взгляд малополезна, бессмысленна или даже вредна. На второй — помимо удержания и сохранения объектов при помощи БКП, основной функцией Тройки является контроль над самой БКП: хотя по Фондовским меркам это «Таумиэль», но более простые бюрократы наверняка его потеряли бы, пустили бы налево или использовали по собственному желанию, что фактически может привести к последствиям хуже ядерной войны или изничтожения всей Солнечной системы в пыль (последствия читатель может представлять в меру своей испорченности) — так что избегать этого нужно любой ценой, даже если со стороны это будет выглядеть глупо. Тем более, что у нас тут не SCP, и что-то схожего уровня опасности в произведении не встречается, разве что третьего кадавра Выбегалло можно вспомнить.
      • Впрочем, если вдуматься, делали они это не сказать чтобы сильно надежно. Хотя в Китежграде «плотность административного поля в каждой доступной точке превышает число Одина», а сами члены Тройки имеют какое-то особое чутье (могут сразу заметить присутствие постороннего), сами они являются магами небольшого-среднего уровня, и могут быть задавлены более сильными/многочисленными магами, телепортированной в здание бомбой или толпой не обладающих внешностью оригинала дублей/гомункулусов, специально сконструированных для боя (или даже просто вооруженных наколдованными автоматами Калашникова, или чем потяжелее), а вмурованный в стену сейф, даже заговоренный, имеет ограниченный запас прочности, так что злодеям действительно серьезного уровня ничего не мешало бы его вскрыть, телепортироваться куда-то прямо вместе с ним (а то и куском стены) или трансгрессировать прямо внутрь его и спереть печать (даже если он мелкий — туда могли закинуть домового, гнома или небольшого гомункулуса/дубля, или же злодей может из-за обезболивающего или на фанатизме и ярости телепортироваться внутрь сейфа в позе эмбриона, дабы уместиться внутри, или же лежа развернувшись ногами к стене и головой (а также грудью и руками) в сейф — изменение реальности при правильном тексте восстановит телефрагнутую нижнюю часть тела, или же ему вовсе ради Великой Цели наплевать, что у него порвало в ноль все, что ниже грудной клетки). Дальше злоумышленники могли пропечатать при помощи БКП копию своей книги, в котором написаны их политические, религиозные и прочие взгляды, что могло так сильно искорежить мир и историю, что это можно фактически приравнивать к концу света. Осложняется это тем, что печать действует быстро, между перепечатыванием документа и поднятием тревоги может пройти неопределенное количество времени ^[4], и тем, что вообще непонятно, можно ли откатить или исправить действие БКП, или нет ^[5]. Причем случиться это могло ещё до начала сюжета ^[6]. Так что правильно Привалов сделал, что решил «пойду к Вунюкову и вышибу из него Большую Круглую Печать». По сути, от конца света из-за кражи и использования печати какими-нибудь радикалами или фанатика мир Стругацких ограничивало лишь то, что в старой научной фантастике (в том числе и советской — а Понедельник начинается в субботу и «Сказка о Тройке» скорее ближе к научной фантастике, пускай и с магией) обычно не было действительно серьезных злодеев (и по намерениям, и по средствам, и по силам, и по последствиям их действий). Также Тройке в плане защиты помогает ещё и то, что в самом сеттинге сами маги и принцип их появления/обучения такой, что практически полностью исключает появление местного аналога «Пожирателей смерти», большинство, если не все, маги, учатся в НИИЧАВО (во-первых, люди там приличные и разносить все в пух и прах не будут, и за ними, как минимум за особо подозрительными, приглядывают, чтобы ничего не наворотили), самоучек же мало и они в магическом плане слабые, от кучи самоучек и бандитов-магглов члены Тройки бы отбились (за ± минуту обычные бандиты БКП не захватят, а дальше будет уже поздно), а дальше уже подкрепление из НИИ телепортируется. По сути, единственный вариант, когда может случиться кража Печати — это если какие-то маги с хорошими намерениями решат её таким образом выкрасть и использовать (скажем, изменить реальность на коммунистическую утопию Светлого Будующего, где все порядочные, сознательные, все поголовно маги, учёные, инженеры, космонавты и прочие одновременно, что войн, эпидемий и прочего не было, что достигли великих технологий и культуры, и все обладали всемогуществом, причем не как у Саваофа Бааловича, а полным и неограниченным; и так далее и тому подобное), что будет означать, по сути, или очень хорошую концовку, или — таки да — очень плохую, так как что-то пошло не так, как герои рассчитывали (или ошиблись, или не написали, или вместо утопии вышла антиутопия, а то и вовсе все персонажи стерлись из реальности, а на их место встали новые, которые, может быть, даже лучше оригиналов — но другие, не имеющие ни разума, ни памяти от старых, что фактически означает уничтожение старых и создание новых с нуля).
        • Впрочем, в СССР тех времен даже просто вооруженные преступники были явлением редким, на уровне чрезвычайной ситуации — чай, не девяностые. Более-менее организованная группа магов-преступников, на «наши деньги» была бы аналогична целой дивизии бандитов с армейским вооружением, включая танки, самолеты и корабли. Единственное, что непонятно — так это почему как Тройка, так и положительные персонажи даже не думают о возможности использовать БКП для чего-то более глобального и полезного, чем «рационализация» объектов, которые порой даже не сильно мешают. Даже в мыслях, в вопросах вида «а почему не…» и записях о попытках использовать БКП в прошлом — хотя идея использовать её для, условно, построения коммунизма, так и напрашивается на приведение в исполнение (вариант с налетчиками, по сути, является этой идеей при доведении до абсурда — «пропечатать документ любой ценой, а дальше хоть потоп», хотя можно и просто мирно уговорить бюрократов или их начальство на более полезное использование БКП), или хотя бы на обдумывание.

  Отличия в сокращённой версии[править]

  • КНЯ находится не в Китежграде, а в Тьмускорпиони (явный намёк на Тмутаракань), а путь туда лежит с 76-го этажа НИИЧАВО.
    • Попасть туда можно только на лифте, который только что починили, и нужны добровольцы-испытатели. А пока Камноедов начал торжественную речь: «многие товарищи ученые лифтом эксплуатировать не умеют. Лифт должен выдерживать прямое попадание в кабину самого необученного академика».
    • Тьмускорпионь была захвачена Вещим Олегом. Все, что не могло быть разумно объяснено, попадало именно туда для хранения до лучших времен. Так что еще во времена Петра Великого одновременно с учреждением в Санкт-Питербурхе знаменитой Куншткамеры и в подражание ей тогдашняя соловецкая администрация учредила «Его Императорского Величества Пречудесных и Преудивительных Кунштов Камеру с острогом и двумя банями».
    • Примерно 20 лет назад взыгравший лифт забросил на 76-й этаж инспекционную комиссию Соловецкого горкомхоза, направлявшуюся обследовать забитую канализацию в лабораториях Выбегаллы на четвертом этаже. Месяц спустя на крыше кабины обнаружили два запечатанных пакета. После этого корреспонденция стала поступать довольно регулярно. Вунюков подписался в качестве председателя ТПРУНЯ. Сверху перестали спускать протоколы и принялись спускать циркуляры и указания. Они неопровержимо свидетельствовали о том, что бывшая комиссия узурпировала власть в Тьмускорпиони и распорядиться властью разумно она не в состоянии.
    • Поступило требование на научного консультанта с фантастическим окладом денежного содержания. Выбегалло, взявши портфель в зубы, карабкался по внутренней стене шахты, выходя на этажах, кратных пяти, дабы укрепить свои силы в буфете.
    • «Вы должны знать, что придется действовать на территории врага — врага неумолимого, жестокого и ни перед чем не останавливающегося. Главная опасность заключается в том, что в распоряжении этих проходимцев находится небезызвестная Большая Круглая Печать. Я надеюсь, вы понимаете, что это значит… Модеста бы им с собой взять. Клин клином».
    • «Выйдя из лифта, магистры увидели вросший в паркет белый валун вроде дорожного указателя, часто встречающегося в сказках. Надпись на нем выглядела следующим образом:

  § 1 на лево пойд
  
  еш головушку потеря
  
  еш § 2 на право пойдеш
  
  ни куда не придеш § 3 пря
  
  мо пой С В У Х Ь.

  • Отсутствуют Айзек, полковник, тов. Голый, Панург, а также Тихая Заводь.
    • Вместо 4 магистров есть только 2 — Саша и Эдик.
    • Заметно меньше внимания уделено Феде.
  • Немного изменены письма граждан в Тройку.
  • Меньше заданий дано Эдельвейсу.
  • В истории Заколдуна нет дореволюционных реалий.
  • Гениальная фраза «Завистливый Клоп азартно доказывал ему, что все это — хорошо оплачиваемый вздор, а на самом деле Вселенная имеет форму пружинного матраса».
  • Крепость, которая находилась в Старом Китежграде, стала называться «Соловьиная Крепость из-под Мурома».
  • О Тройке рассказали не ребята Эдику, а Федя — Саше и Эдику. И без подробностей. И без типа-магической научной терминологии.
  • Выбегалло пытается подогнать машинку Эдельвейса не только под Чёрный Ящик, но и под «Шкатулку Пандоры» или «Клоп Говорящий»… Говорящий, пишущий, печатающий…
  • Подробно описаны попытки Эдика провести реморализацию.
    • Эдиков реморализатор — плоская блестящая коробочка со стеклами, похожая на игрушечный автомобильчик. Эдик вглядывался одним глазом в зеркальное окошечко и осторожно подкручивал крошечный верньер.
    • Ранее с помощью стационарного опытного реморализатора Эдику удалось излечить одного филателиста-тиффози, вернуть в лоно семьи двух слетевших с нарезки хоккейных болельщиков и ввести в рамки застарелого клеветника. Теперь он лечил от хамства Корнеева, но пока безуспешно.
    •  — Ты обратил внимание на речь Лавра Федотовича? Мозги у него есть, и я их ему задействовал… Они у него совсем не задействованы. Сплошные бюрократические рефлексы. Но я внушил ему, что перед ним настоящая эвристическая машина и что сам он не Вунюков, а настоящий администратор с широким кругозором. Правда, когда я убрал поле, никаких признаков остаточной деформации у него не обнаружилось.
    • Разумная сторона психики Тройки оказалась сверхъестественно консервативной и сверхупругой. Запасы разумного, доброго и вечного были весьма ограничены, и сколько-нибудь длительное воздействие реморализатора грозило истощить их до последней капли. Наше дело — научить их думать, а не помогать им думать; но они не учатся. Впрочем, осталась еще эмоциональная сторона психики. Раз не удается разбудить в них разум, надо попытаться разбудить их совесть.
  • Вместо того, чтобы организовать поток заявок и завалить Тройку работой, Саша и Эдик сами оказались завербованы этой экстремистской организацией: Привалова утвердили в должности шофера при Тройке, а Амперяна назначили врио заболевшего Выбегаллы с выплатой ему разницы в окладе.
    • «Смертельная апатия овладевала мною. Я сознавал, что это — разложение, что я погружаюсь в зыбучую трясину духовной энтропии, но не хотелось больше бороться. И я бы погиб, отравленный жуткими эманациями банды канализаторов и Большой Круглой Печати, погиб бы и закончил жизнь свою в лучшем случае экспонатом нашего институтского вивария. И Эдик бы тоже погиб».
  • Но их спасло вмешательство Киврина и Хунты. «Они были в неописуемом гневе. Они были ужасны. Там, куда падал их взор, дымились стены и плавились стекла. Вспыхнул и обвалился плакат про народ и сенсации. Дом дрожал и вибрировал, дыбом поднялся паркет, а стулья присели на ослабевших от ужаса ножках. Это невозможно было вынести, и Тройка этого не вынесла».
  • Любовь к черновику — многим нравится нецензурированный вариант. Кто-то считает, что от вырезания трети книги и добавления связного сюжета повесть («журнальный вариант») только выиграла.

  Примечания[править]

  1. ↑ В прямом смысле: до середины XX века так называли сапожников, которые работали на улице («на холоде»), у них не было своей мастерской и был минимум инструментов. Качество работы было, разумеется, ниже, чем у сапожника из мастерской. В переносном смысле: работник, выполняющий свою работу некачественно, небрежно и без души.
  2. ↑ «Дедушка умер, а дело живет — лучше бы было наоборот!» Авторы, наверно, думали, что цензура, мило улыбнувшись, вежливо попросит убрать эту махровую антисоветчину, чем дело и закончится.
  3. ↑ Ежова, как известно, после ареста и расстрела вычеркнули из всех источников, и даже фотографии пришлось изымать и ретушировать, так что его фамилия как нельзя лучше подходит для названия заклинаний вроде «Печать молчания». При чем тут Эйхман — не совсем ясно. Может быть, отсылка на сокрытие Аргентиной (куда он бежал после войны, как множество других нацистов, и откуда его спустя 15 лет выкрали лихие израильтяне) факта его проживания в стране. Или засекреченность информации обо всех участниках операции по его похищению (международный скандал все же, Аргентина подала протест, могли при случае и арестовать, окажись они вне Израиля). Менее вероятно — сокрытие информации со стороны ЦРУ и БНД: они хоть и узнали местонахождение Эйхмана ещё в 1958, но обнародовали это лишь в XXI веке, после истечения срока давности на секретность данных — Стругацкие при написании книги об том знать не могли.
     • Ну или же всё куда проще. И Эйхман, и Ежов вызывают ассоциацию «нехороший человек». Берия тоже вызывает, в общем-то, но его вряд ли пропустила бы цензура. Оба в принципе могли бы многое порассказать и на обоих была наложена весьма убедительная «печать молчания» — казнённые не очень болтливы.

  4. ↑ неизвестно, были ли камеры и сигнализация в здании, злоумышленники же могли тихо стащить печать через телепортацию в сейф и/или положить всех, кто мог поднять тревогу, включая членов Тройки, и уничтожить/унести с собой улики — после чего, при невезении, обнаружение пропажи БКП и прочего может отложиться хоть до утра, первого заседания или первого открытия сейфа, а то и ещё дольше, учитывая что злоумышленники, чтобы выиграть время, могли запереть/заварить/заколдовать сейф, положить муляж БКП или набрехать на бумаге что-то, что откладывало бы проверку наличия БКП, например — про выписанный членами Тройки «длительный творческий отпуск», откладывание рационализации и утилизации необъяснимых явлений по каким-то причинам, про поездку куда-то, и так далее, сами злоумышленники могли телепортироваться не пойми куда, и их нужно было бы искать, что осложняется тем, что они могут телепортироваться вместе с БКП и книгой раздельно и телепортироваться без предмета, к тому же они могут быстро менять позиции, телепортируясь по разным местам на дальних расстояниях, из-за чего отследить их сложно, определить местоположение БКП и текста можно лишь очень приблизительно, по направлению эффектов БКП вроде «мрачной тени на небе» и прочего, при условии, что так вообще можно определить местоположение артефакта, непонятно от чего идет сила — от пропечатанной книги или от БКП, и если от книги — злоумышленники могут телепортироваться с ней не пойми куда, подальше от книги, пробить ещё кучу копий, и скрыться в неизвестном направлении — если у них есть особая магия или аналог скафандров или герметизированных отсеков/капсул, то могут разлететься вообще хоть на другую планету/систему/галактику
  5. ↑ например, уничтожить пропечатанный текст или БКП до того, как воздействие закончится, написать и пропечатать БКП вещи, прямо противоположные прошлой «правке», или же прямо написать, что прошлая правка была сделана без согласия Тройки, потому не является юридически действенной/существующей, и Т. Д. и Т. П.
  6. ↑ БКП была у Тройки как минимум за 2 месяца до начала сюжета, приблизительно с 12.02.1963, а вообще могла быть у них с момента основания организации

  [изменить] Миры братьев Стругацких
  Мир Полудня	Далёкая Радуга • Обитаемый остров • Трудно быть богом (что здесь есть • идеология) • Трудно быть богом (игра)
  НИИЧаВо	Понедельник начинается в субботу (герои • сеттинг • идеология) • Сказка о Тройке (суть Тройки) • Чародеи
  Другие произведения	Гадкие лебеди • Град обреченный • Отель «У погибшего альпиниста» • Пикник на обочине (S.T.A.L.K.E.R.) • Улитка на склоне • …
  ←	Литература

  [изменить] Советское искусство
  Мета	Соцреализм
  Литература	А зори здесь тихие… • Александр Беляев (Властелин мира • Голова профессора Доуэля • Продавец воздуха • Человек-амфибия) • Алиса Селезнёва • Амурские сказки • Аэлита • Братья Стругацкие (Град обреченный • Мир Полудня (Обитаемый остров • Трудно быть богом) • Пикник на обочине • Понедельник начинается в субботу/Сказка о Тройке • Улитка на склоне) • Бронепоезд 14-69 • Булгаков (Мастер и Маргарита, Собачье сердце) • Великий Кристалл • Вниз по волшебной реке • Волшебник Изумрудного города • Гринландия • Два капитана • Ефремов (Великое Кольцо (Великое Кольцо/Туманность Андромеды + Великое Кольцо/Час Быка) • Лезвие бритвы) • Живые и мёртвые • Зелёный фургон • Кондуит и Швамбрания • Лунная Радуга • Люди как боги • Малахитовая шкатулка • Меховой интернат • Мой дедушка — памятник • Момент истины (В августе сорок четвёртого) • Наследник из Калькутты • Небесный гость • Незнайка • Остап Бендер • Повесть о суровом друге • Повесть о Ходже Насреддине • Приключения капитана Врунгеля • Продавец приключений • Про Федота-стрельца, удалого молодца • Птица-слава • Рассказы о Суворове и русских солдатах • Республика ШКИД • Руки вверх! или Враг №1 • Тихий Дон • Тореадоры из Васюковки • Угрюм-река • Фаэты • Штирлиц
  Кино и телефильмы	Жанры: Детское кино • Истерн • Кино сталинской эпохи • Советская новая волна • Кино эпохи развитого социализма • Многосерийный телефильм • Перестроечное кино • Советская кинофантастика • Киножурналы Студии: Госкино • Другие студии СССР • Ленфильм • Мосфильм Авария — дочь мента • Александр Невский • Андрей Рублёв • Асса • Белое солнце пустыни • Большое космическое путешествие • В бой идут одни «старики» • Фильмы Гайдая (Бриллиантовая рука • Иван Васильевич меняет профессию • Кавказская пленница • Операция «Ы» и другие приключения Шурика) • Гардемарины • Глубокий рейд • Гостья из будущего • Дина • Достояние республики • Здравия желаю! • Иванко и царь Поганин • Игла • Иди и смотри • Кин-дза-дза! • Кто заплатит за удачу? • Курьер • Люми • Морозко • Москва слезам не верит • Не бойся, я с тобой! • Не покидай… • Отряд • Пираты XX века • После дождичка, в четверг… • Последнее дело комиссара Берлаха • Приключения Электроника • Пятнадцатилетний капитан • Рыжий, честный, влюблённый • Садко • Свадьба в Малиновке • Свой среди чужих, чужой среди своих • Сказка странствий • Служебный роман • Неуловимые мстители • Танк «Клим Ворошилов-2» • Убить дракона • Фронт • Чапаев • Чародеи • Человек-амфибия • Человек с бульвара Капуцинов • Чучело Советская космическая фантастика: Большое космическое путешествие • Дорога к звёздам • Космический рейс • Луна (фильм 1965) • Марс (фильм 1968) • Мечте навстречу • Мир Полудня (Трудно быть богом • Обитаемый остров) • Москва — Кассиопея / Отроки во вселенной • Планета бурь • Семь стихий • Через тернии к звёздам • Я был спутником Солнца • … Фильмы Рязанова: Берегись автомобиля • Ирония судьбы, или С лёгким паром!
  Мультипликация	Студии: Пилот • Союзмультфильм • ТО «Экран» Режиссёры: Гарри Бардин • Иван Иванов-Вано • Натан Лернер • Сёстры Брумберг Мультфильмы: Бременские музыканты • Бюро находок • Вовка в Тридевятом царстве • Возвращение блудного попугая • Двенадцать месяцев • Доктор Бартек и Смерть • Домовёнок Кузя • Дракон • Ёжик в тумане • Жил-был пёс • Ивашка из Дворца пионеров • Конёк-горбунок • Кот Леопольд • Крокодил Гена • Легенды перуанских индейцев • Летучий корабль • Мама для мамонтёнка • Маугли • На задней парте • Ну, погоди! • Падал прошлогодний снег • Перевал • Пластилиновая ворона • Пиф-паф, ой-ой-ой • По дороге с облаками • Приключения капитана Врунгеля • Приключения поросёнка Фунтика • Разлучённые • Тайна третьей планеты • Простоквашино • Ух ты, говорящая рыба! • Фильм, фильм, фильм • Чудовище • Шкатулка с секретом
  Музыка	Жанры: Авторская песня • Русский рок Группы: Аквариум • Агата Кристи • Ария • Браво • ДДТ • Звуки Му • Зоопарк • Кино • Крематорий• Машина времени • Наутилус Помпилиус • Пикник • Смысловые Галлюцинации • Сектор Газа• Чайф • Чёрный Кофе • Чёрный Обелиск Люди: Владимир Высоцкий • Сергей Курёхин • Гарик Сукачёв

Сказка о Тройке
Автор:	Аркадий и Борис Стругацкие
Жанр:	фантастика, сатира
Язык оригинала:	русский
Оригинал издан:	1967
Предыдущая:	Понедельник начинается в субботу

«Сказка о Тройке» — сатирическая повесть братьев Аркадия и Бориса Стругацких (1967), связанная общими героями с повестью «Понедельник начинается в субботу».

История публикации, цензура

Предполагалось печатать повесть в «Детской литературе» и в «Молодой гвардии», но оба издательства неожиданно для авторов отказались. Существуют два основных варианта текста: пространный, впервые опубликованный в журнале «Смена»; и краткий — для альманаха «Ангара» (специально «подогнанный» под объём). Этот вариант так и не увидел света: в 1969 году тираж альманаха «Ангара» (Иркутск) ушёл под нож, а главный редактор Ю. Самсонов получил выговор, а затем был уволен. Повесть публиковалась за границей в журнале «Посев». В СССР повесть вышла лишь 20 лет спустя после иркутского случая. Варианты различаются дополнительными героями и сюжетными линиями.

Сюжет

Существуют два основных варианта повести, известные исследователям и почитателям как «Сменовский» и «Ангарский» (по названию журналов — первопубликаций), они различаются героями, некоторыми сюжетными линиями и вариантами финала. Разница обусловлена тем, что редакция «Ангары» попросила подогнать повесть под объём.

«Сменовский вариант»

Снабжён громоздким подзаголовком: «История непримиримой борьбы за повышение трудовой дисциплины, против бюрократизма, за высокий моральный уровень, против обезлички, за здоровую критику и здоровую самокритику, за личную ответственность каждого, за образцовое содержание отчетности и против недооценки собственных сил».

Сотрудники НИИЧАВО Привалов, Ойра-Ойра, Корнеев и Амперян прибывают в Китежград, где намерены получить у местных чиновников ряд чудесных предметов и существ для института. В их числе — разумные клоп Говорун и спрут Спиридон, снежный человек Фёдор, Чёрный ящик и другое. Вскоре они обнаруживают, что Тройка по Рационализации и Утилизации Необъяснённых Явлений (ТПРУНЯ) обладает одновременно абсолютной властью, возмутительным невежеством и карикатурной бюрократией. Состав Тройки — 1) председатель-бюрократ товарищ Лавр Федотович Вунюков, 2) истеричный активист Рудольф Архипович Хлебовводов, 3) вечно согласный Фарфуркис, никогда и никем не называемый по имени и отчеству, 4) вечно спящий (хотя иногда вставляющий реплики спросонья) полковник мотокавалерии плюс научный консультант — знаменитый профессор Амвросий Амбруазович Выбегалло, блистающий остроумным невежеством. Потребные чудесные существа и вещи содержатся в Колонии Необъяснённых явлений, под началом героического коменданта Зубо́, их периодически приходит фотографировать вечно скандалящий фотограф Найсморк.

Молодым учёным приходится играть с ТПРУНЯ в её бюрократическую игру, отбивая каждого подопечного и, в свою очередь, отбиваясь от навязывания совершенно ненужных и псевдо-загадочных предметов. Бюрократия Тройки имеет силу магии: Большая Круглая Печать, с помощью которой утверждаются решения, делает постановления неоспоримой реальностью. Так, когда ТПРУНЯ принимает решение о вредоносности комариного болота, она объявляет его трансцендентным, иррациональным и следовательно — несуществующим, и болото исчезает с карты. В финале учёные нейтрализуют ТПРУНЯ, устроив поток новых писем-заявок научной общественности на необъяснимые явления в адрес ТПРУНЯ и создав подкомиссию в составе самих себя, раздав затем самим себе же искомые объекты.

Отдельным изданием данный вариант вышел в 1992 г. в одном томе с повестью «Понедельник начинается в субботу» и с тех пор регулярно переиздаётся.

Отличия «Ангарского варианта»

Во второй версии «Сказки» главных героев двое — Привалов и Амперян. Они попадают в город Тьмускорпионь (он заменяет в этом варианте Китежград), располагающийся на семьдесят шестом этаже НИИЧАВО, на неожиданно заработавшем лифте. В этом варианте Тройка первоначально была комиссией горкомхоза («канализаторами»), заброшенной двадцать лет назад (то есть в 1947 году) на лифте в Тьмускорпионь и впоследствии узурпировашая там власть. В финале Тройку разгоняют Кристобаль Хунта и Федор Симеонович Киврин. В этом варианте отсутствует полковник мотокавалерии — вечно дремавший член Тройки, а также некоторые второстепенные персонажи, связанные с Ойрой-Ойрой и Корнеевым (спрут Спиридон, Жидкий пришелец и др.). Впервые переиздан в 1987 г. в журнале «Социалистический труд», последующие переиздания следуют регулярно.

«Смешанный» вариант 1989 г.

Для двухтомника «Избранных сочинений» (М.: Московский рабочий, 1989) авторы решили переработать повесть. В основу данного варианта была положена «ангарская» редакция, дополненная главой о спруте Спиридоне и Жидком пришельце. В остальном текст следовал «ангарской» редакции: Выбегалло был полноправным членом Тройки, полковник мотокавалерии отсутствовал, действие происходило на 76-м этаже НИИЧАВО и т. п. Этот вариант переиздавался в 4-м томе первого полного собрания сочинений Стругацких издательства «Текст» (1992 г.), причём в этом издании был добавлен эпиграф из Н. В. Гоголя: «Эх, тройка, птица-тройка, кто тебя выдумал?», был также добавлен подзаголовок из «сменовской» редакции. Более данный вариант не переиздавался, поскольку с 1997 года во всех представительных собраниях сочинений публикуются сразу «сменовский» и «ангарский» варианты.

Черновой вариант повести

Опубликован в рамках проекта «Неизвестные Стругацкие» в книжной серии «Миры братьев Стругацких» издательством «Сталкер» (Донецк) в 2006 г. Этот вариант, датированый 25 марта 1967 г., начал сразу же перерабатываться авторами и стал основой «сменовской редакции». Хлебовводов в этом варианте именуется Хлебоедовым, председатель Тройки тов. Вунюков иногда именуется Ванюковым, а комендант Зубо носит имя и отчество: Иннокентий Филиппович. Фотограф Найсморк имеет фамилию Рабиновичев. Отличается также и финал повести, отсутствует последняя глава.

Интересные факты

• Фамилия героя Фарфуркис была придумана Ильёй Варшавским. В середине 1960-х годов Варшавский решил разыграть Бориса Стругацкого, прислав ему безграмотное письмо «от поклонника» из-за рубежа — Двойры Фарфуркиса (позднее Стругацкие обыграют это письмо в другой повести — «Хромая судьба»). Восхищённый международной популярностью, Борис Стругацкий зачитал письмо в компании писателей, среди которых был и сам Варшавский.^[1]
• Авторы имели разные предпочтения: Аркадию Натановичу больше нравился «сменовский» вариант повести, а Борису Натановичу — «ангарский».
• Вымышленные средневековые описания спрутов в «сменовском варианте» были извлечением из незаконченной повести Стругацких 1963 года «Дни Кракена».

Аллюзии

Сейчас в повести Стругацких «Суета вокруг дивана», например, говорят трансгрессор, гиперполе, анизотропная модуляция или что-нибудь такое же наукообразное — и дело сделано: можно накручивать любые чудеса из сказок всех времён и народов.

…

Отсутствие прямой борьбы между действующими лицами сушит нашу фантастику, делает ее менее привлекательной для подростков. Как бы свежа, неожиданна, увлекательна ни была та или иная идея, но если вокруг нее нет столкновения характеров, нет четкой социальной расстановки борющихся сил, а отсюда — нет и ярких приключений, сюжетных неожиданностей, интерес молодых читателей, да и не только молодых, разбужен в полной мере не будет. К сожалению, у наших фантастов приключения носят сугубо служебный, головной характер, они явно выдуманы в кресле, а не навеяны бурей борьбы, либо приключений просто нет, как в упоминавшейся ранее повести Стругацких.

— М. Ляшенко. Без прицела. // Лит. Россия, 26 ноября 1965. С. 16-17

Нынешняя молодежь мало борется, мало уделяет внимания борьбе, нет у нее стремления бороться дальше, больше, бороться за то, чтобы борьба по-настоящему стала главной, первоочередной задачей всей борьбы, а ведь если она, наша чудесная, талантливая молодежь, и дальше будет так мало бороться, то в этой борьбе у нее останется мало шансов стать настоящей борющейся молодежью, всегда занятой борьбой за то, чтобы стать настоящим борцом, который борется за то, чтобы его борьба…

— «Сказка о тройке»

Ресурсы в сети

• Борис Стругацкий, Аркадий Стругацкий «Сказка о тройке»
• Р. Арбитман. «До и после „Сказки…“: Встреча через 20 лет» — статья об истории написания и публикации повести

См. также

• Тройка (триумвират)

Примечания

Произведения Аркадия и Бориса Стругацких (библиография)
Повести и романы	Страна багровых туч (1959) · Извне (1960) · Путь на Амальтею (1960) · Полдень, XXII век (1961) · Стажёры (1962) · Дни Кракена (1963) · Попытка к бегству (1963) · Далёкая Радуга (1963) · Трудно быть богом (1964)  · Понедельник начинается в субботу (1964) · Хищные вещи века (1965)  · Беспокойство (1965/1990)  · Улитка на склоне (1966/1968)  · Гадкие лебеди (1967/1987)  · Второе нашествие марсиан (1967)  · Сказка о Тройке (1967)  · Обитаемый остров (1968)  · Отель «У Погибшего Альпиниста» (1969)  · Малыш (1970)  · Пикник на обочине (1971)  · Град обреченный (1972/1987)  · Парень из преисподней (1974)  · За миллиард лет до конца света (1976)  · Жук в муравейнике (1979)  · Повесть о дружбе и недружбе (1980)  · Хромая судьба (1982/1986)  · Волны гасят ветер (1984)  · Отягощённые злом, или Сорок лет спустя (1988)
Рассказы	Песчаная горячка (1955?/1990)  · Нарцисс (1957/2001)  · Человек из Пасифиды (1958)  · Спонтанный рефлекс (1958)  · Испытание СКИБР (1959)  · Забытый эксперимент (1959)  · Частные предположения (1959)  · Чрезвычайное происшествие (1960) · Шесть спичек (1960)  · В наше интересное время (1960/1993) · К вопросу о циклотации (1963/2008)  · Бедные злые люди (1963/1990) · Первые люди на первом плоту (1963—1968)
Драматургия	Пять ложек эликсира (1987)  · Без оружия (1989)  · Жиды города Питера, или Невесёлые беседы при свечах (1990)
С. Ярославцев	Экспедиция в преисподнюю (1974—1984) · Подробности жизни Никиты Воронцова (1984)  · Дьявол среди людей (1991)
С. Витицкий	Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики (1995) · Бессильные мира сего (2003)
Экранизации	Отель «У погибшего альпиниста» • Искушение Б. • Гадкие лебеди

«Сказка о Тройке» — фантастическая повесть братьев Стругацких, вторая в мини-цикле о магах из НИИЧАВО. Написана в двух вариантах, родившихся в борьбе авторов с цензурой и отличающихся сюжетом и антуражем.

Общий сюжет

Общее у двух вариантов «Сказки о Тройке» то, что знакомые нам по «Понедельнику» волшебники-учёные отправляются в некое хранилище сверхъестественных предметов, дабы достать там ряд необычных артефактов и существ. Привалову нужен Чёрный Ящик, Эдику Амперяну — говорящий клоп Говорун, Витьке Корнееву — жидкий инопланетянин. Проблема, однако в том, что паранормальным хранилищем заведует ТПРУНЯ (Тройка по Рационализации и Утилизации Необъясненных Явлений) — бюрократическая организация, члены которой озабочены в основном тем, чтобы повкуснее есть, покрепче пить, получать деньги и наслаждаться властью, а вовсе не удовлетворять запросы научных работников. И получить у них искомые артефакты будет совсем непросто.

«Товарищам представителям» (именно так они теперь называются) приходится раз за разом участвовать в заседаниях Тройки и пытаться мытьём или катаньем убедить их предоставить требуемое. Вместо этого им приходится знакомиться с сумасшедшими изобретателями, вступаться за приговоренных Тройкой к ликвидации необычных существ, ездить на болото и быть покусанными комарами, воровать артефакты из хранилища и составлять планы, как обмануть Тройку…

Члены Тройки

• Лавр Федотович Вунюков — глава организации. Карикатура на всех советских начальников сразу. Этот важный и вальяжный деятель предпочитает большую часть времени скрываться за спинами своих подчиненных, и в последний момент подводить итоги, высказав свое частное (или своё общее) мнение, которое он выражает не иначе как «Народу нужно…» или «Народу не нужно…». Владеет Большой Круглой Печатью, но и без нее «прокачался» в административной магии настолько, что равен по силам корифеям из НИИЧАВО.
• Рудольф Архипович Хлебовводов — второй член Тройки, тощий желтолицый тип, отличающийся фантастическим невежеством. Имеет два шаблона поведения: трусить и заискивать перед теми, кто сильнее его (главным образом перед Вунюковым), и хамить и нападать на тех, кто слабее. В промежутках травит байки о том, как работал в различных советских учреждениях.
• Фарфуркис (имя-отчество неизвестны) — третий член Тройки, толстый рыжий болтун и демагог. Наслаждается звуками собственного голоса, может часами разглагольствовать канцеляритом.
• Профессор Выбегалло собственной персоной — примкнул к Тройке в качестве её научного консультанта. Это всё тот же знакомый по «Понедельнику» псевдоучёный и халтурщик.

Различия между версиями

Главным различием между версиями является локализация событий. В «китежградском» варианте (1968) Тройка заседает в городе Китежграде, уже упомянутом в «Понедельнике» как местонахождение завода маготехники. В «тьмускорпионском» варианте (1989) Тройка обретается в другом городе — Тьмускорпиони, который весь разместился на 76-м этаже здания НИИЧАВО.

Различается также концовка. В «китежградском» варианте Тройку удается обмануть её же оружием — бюрократией. В «тьмускорпионском» сотрудники НИИЧАВО сами оказываются перевербованы Тройкой, и их спасает своевременное появление Фёдора Симеоновича и Кристобаля Хунты.

«Китежградский» вариант длиннее и отличается ещё рядом деталей. Там четвертым членом Тройки является не Выбегалло (который в этой версии научный консультант при Тройке), а некий безымянный полковник мотокавалерии, который всё время спит, иногда просыпается и брякает что-нибудь невпопад.

Наконец, в «тьмутараканском» варианте в борьбе с Тройкой не участвует Корнеев, там Привалов и Амперян отправляются вдвоём.

Тропы

• Out of character — в сцене разбирательства по делу пришельца Константина Хлебовводов внезапно проявляет абсолютно не свойственное ему красноречие, а Полковник и вовсе начинает изъясняться связными предложениями, имеющими отношение к ситуации. Читатель сразу понимает, что что-то тут не так, а потом ему объясняют, что именно: невидимый Амперян опять пробует на Тройке свои чары реморализации. Однако ничего высокоморального он от них опять не добивается, речи обоих оказываются агрессивными и ксенофобными. Как только чары прекращаются, все возвращается к норме: Полковник спит и бурчит во сне, Хлебовводов тупит и хамит.
• Кракен — Спрут Спиридон, одно из необъясненных существ, обитающих в колонии. Сам он предпочитает называться «Гигантским Древним Головоногим».
• Роковой артефакт — Большая Круглая Печать, источник всевластия Тройки. Делает любое распоряжение или подзаконный акт законом природы.
• С определенной точки зрения — спрут Спиридон является посланником Содружества Древних Гигантских Головоногих. Это содружество состоит из спрута Спиридона… и спрута Спиридона. Козыряние этим липовым статусом позволяет спруту успешно морочить головы Тройке, заставляя их задумываться: а вдруг он действительно посланник, а мы не уполномочены? В ответ Тройка морочит Спиридону голову, предлагая водоплавающему существу пешком явиться на заседание.
• Фантастический шовинизм — клоп Говорун, убеждён в превосходстве клопов как вида над людьми.
• Хранилище сверхъестественных предметов — Колония Необъясненных Явлений, которой заведует Тройка. Вернее, формально ей заведует комендант Зубо, но несчастный комендант давно превратился в канцеляриста и мальчика на побегушках у Тройки.
• Чёрный маг — Лавр Федотович. Ещё в «Понедельнике» упоминается, что административные законы могут быть сильнее законов физики. Лавр Федотович овладел ими настолько, что даже Киврин и Хунта не способны его изгнать всеми своими силами. Сам Привалов в «тьмускорпионском» варианте, размышляя, сравнивает Лавра Федотовича с Фёдором Симеоновичем, и называет его таким же бессмертным и всемогущим, как и корифей белой магии из НИИЧАВО.

	[ + ] Городское фэнтези
Страницы в категории «Городское фэнтези»  Kill or be killed, Monogatari Series, The Melancholy of Haruhi Suzumiya, Архивы фон Шпенглера, Волшебный напиток, Гримм, Дозоры, История с кладбищем, Понедельник начинается в субботу, Салимов удел, Сверхъестественное, Сказка о Тройке, Тёмная Башня, Явление тайны

[ + ] Фантастическая литература

Страницы в категории «Фантастическая литература»  From the New World, Halo: The Flood, Hippie Hat Brain Parasite, Бета-тестеры, В час, когда луна взойдёт, Вирус «Reamde», Всесожжение, Граф Ноль, Джонни-мнемоник, Звёздные войны: Траун, Звёздные войны: Трилогия Доминации, Зимний рынок, Катализатор. Изгой-Один: предыстория, Континуум Гернсбека, Красная звезда, орбита зимы, Нейромант, Отель «Новая роза», Повелители Ситхов, Принадлежность, Сверхдальний перелёт, Сказка о Тройке, Таркин, Трилогия Трауна

[ + ] Произведения Аркадия и Бориса Стругацких

Романы и повести  Мир Полудня: Страна багровых туч • Путь на Амальтею • Полдень, XXII век • Стажёры • Попытка к бегству • Далёкая Радуга • Трудно быть богом • Хищные вещи века • Беспокойство • Обитаемый остров • Малыш • Парень из преисподней • Жук в муравейнике • Волны гасят ветер НИИЧАВО: Понедельник начинается в субботу • Сказка о Тройке Вне серий: Извне • Гадкие лебеди • Второе нашествие марсиан • Отель «У Погибшего Альпиниста» • Пикник на обочине • Град обреченный • За миллиард лет до конца света • Повесть о дружбе и недружбе • Хромая судьба • Отягощённые злом, или Сорок лет спустя Рассказы  Как погиб Канг • Четвёртое царство • Песчаная горячка • Человек из Пацифиды • Спонтанный рефлекс • Испытание СКИБР • Забытый эксперимент • Частные предположения • Чрезвычайное происшествие • Шесть спичек • Трезвый ум • В наше интересное время • К вопросу о циклотации • Бедные злые люди • Первые люди на первом плоту • Нарцисс Сценарии и пьесы  Пять ложек эликсира • Жиды города Питера, или Невесёлые беседы при свечах Издано под псевдонимами  С. Ярославцев: Экспедиция в преисподнюю • Подробности жизни Никиты Воронцова • Дьявол среди людей С. Витицкий: Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики • Бессильные мира сего

«Сказка о Тройке» — сатирическая повесть братьев Аркадия и Бориса Стругацких 1967 года, продолжение романа «Понедельник начинается в субботу» 1965 года. Написана от лица Александра Привалова. Впервые был опубликован переработанный и более короткий вариант — в 1968-м в журнале «Ангара», а почти полный — лишь через 19 лет в журнале «Смена». При подготовке «канонического» варианта Борис Стругацкий в 2001 году по предложению редакторов добавил несколько небольших эпизодов из черновика 1967 года^[1].

Цитаты[править]

— Определитель Жемайтиса равен нулю. <…> Плотность административного поля в каждой доступной точке превышает число Одина, административная устойчивость абсолютна, так что все условия теоремы о легальном воздействии выполняются… — И мы с тобой сидим в глубокой потенциальной галоше. —

Время было уже позднее, город засыпал, и только далеко-далеко играла гармошка, и чистые девичьи голоса сообщали: Ухажёру моему Я говорю трёхглазому: Нам поцалуи ни к чему — Мы братия по разуму! —

… у меня было множество вопросов и десятки предложений. Но Эдик и Роман мощным заклинанием Пинского-младшего парализовали мои конечности, а грубый Корнеев с размаху залепил мне уста Печатью Молчания Эйхмана — Ежова. <…> Поскольку я всё порывался избавиться от Печати Молчания контрзаклинанием Израэля — Жукова, магистры сочли за благо превратить меня в три букета сирени и трансгрессироваться прямо в наш номер. Там я получил обратно свой естественный облик… —

Глава вторая[править]

… он поднял глаза и обнаружил на стене необъятный кумачовый лозунг «Народу не нужны нездоровые сенсации. Народу нужны здоровые сенсации», лицо его так переменилось, что я понял: Эдик готов. Именно в этот момент, вероятно, комендант вдруг ощутил, что в комнате присутствует нечто, не прошедшее должной проверки и оной подлежащее. Он встрепенулся, повёл большим носом и обнаружил Эдика. — Посторонний! — произнёс он со странным выражением. Эдик встал и поклонился. Комендант, не спуская с него напряжённого взора, вылез из-за стола, сделал несколько крадущихся шагов и, остановившись перед Эдиком, протянул руку. Эдик пожал эту руку и представился: «Амперян». Затем он отступил и поклонился снова. Потрясённый комендант несколько мгновений стоял в прежней позе, а затем поднёс ладонь к лицу и недоверчиво осмотрел её. Затем он с беспокойством, как бы ища оброненное, оглядел пол у своих ног. — Здорово, Зубо, — сказал грубый Корнеев. — Эдик, это Зубо. Дай ему документы, а то его сейчас кондрат хватит. Витька был недалёк от истины. Комендант, болезненно улыбаясь, продолжал лихорадочно озираться. Эдик торопливо сунул ему своё удостоверение. Комендант ожил. Действия его стали осмысленными. Он пожрал глазами сначала фотографию на документе, а на закуску глазами же пожрал самого Эдика. Явное сходство фотографии с оригиналом привело его в восторг.

Лавр Федотович Вунюков, ни на кого не глядя, проследовал на председательское место, сел, водрузил перед собой огромный портфель, с лязгом распахнул его и принялся выкладывать на зеленое сукно предметы, необходимые для успешного председательствования: номенклатурный бювар крокодиловой кожи, набор шариковых авторучек в сафьяновом чехле, коробку «Герцеговины Флор», зажигалку в виде триумфальной арки и призматический театральный бинокль. Отставной полковник мотокавалерийских войск, брякнув медалями, устроился справа от Лавра Федотовича, высоко задрал седые брови и, придав таким образом своему лицу выражение бесконечного изумления и неодобрения, мирно заснул. Рудольф же Архипович Хлебовводов, ещё более пожелтевший и усохший за минувшие три часа, сел ошую Лавра Федотовича и принялся немедленно что-то шептать ему в ухо, бесцельно при этом бегая воспалёнными, с желтизной глазами по углам комнаты. Фарфуркис по обыкновению не сел за стол. Он демократически устроился на жёстком стуле напротив коменданта, вынул толстую записную книжку в дряхлом переплете и сразу же сделал в ней пометку. <…> Научный консультант профессор Выбегалло <…> равнодушно оглядел нас, сдвинул брови, поднял на мгновение глаза к потолку, как бы пытаясь припомнить, где это он нас видел, не то припомнил, не то не припомнил, уселся за свой столик и принялся деятельно готовиться к исполнению своих ответственных обязанностей. Перед ним появился первый том «Малой Советской Энциклопедии», затем второй том, затем третий, четвёртый…

— Вот, извольте видеть, так называемая эвристическая машина, — сказал старичок. — Точный электронно-механический прибор для отвечания на любые вопросы, а именно — на научные и хозяйственные. Как она у меня работает? Не имея достаточно средств и будучи отфутболиваем различными бюрократами, она у меня пока не полностью автоматизирована. Вопросы задаются устным образом, и я их печатаю и ввожу таким образом к ей внутрь, довожу, так сказать, до ейного сведения. Отвечание ейное, опять через неполную автоматизацию, печатаю снова я. В некотором роде посредник, хе-хе! Так что, ежели угодно, прошу. Он встал за машинку и шикарным жестом перекинул тумблер. В недрах машинки загорелась неоновая лампочка. — Прошу вас, — повторил старичок. — А что это там у вас за лампа? — подозрительно спросил Фарфуркис. Старичок ударил по клавишам, потом быстро вырвал из машинки листок бумаги и рысцой поднес его Фарфуркису. Фарфуркис прочитал вслух: — «Вопрос: что у нея… гм… у нея внутре за лпч?» <…> Что ещё за лэпэчэ? — Лампочка, значит, — сказал старичок, хихикая и потирая руки. — Кодируем помаленьку. — Он вырвал у Фарфуркиса листок и побежал обратно к своей машинке. — Это, значит, был вопрос, — произнёс он, загоняя листок под валик. — А сейчас посмотрим, что она ответит… Члены Тройки с интересом следили за его действиями. Профессор Выбегалло благодушно-отечески сиял, изысканными и плавными движениями пальцев выбирая из бороды какой-то мусор. <…> Между тем старичок бодро постучал по клавишам и снова выдернул листок. — Вот, извольте, ответ. Фарфуркис прочитал: — «У мене внутре… гм… не… неонка».

[Старичок] хлопал на меня красными веками столь жалостно, и весь вид его являл такое очевидное обещание век за меня бога молить, что я не выдержал. Я неохотно встал и приблизился к машине. Старичок радостно мне улыбался. <…> Я осмотрел агрегат и сказал: — Ну хорошо… Имеет место пишущая машинка «ремингтон» выпуска тысяча девятьсот шестого года в сравнительно хорошем состоянии. <…> Короче говоря, ничего нового данная печатающая конструкция, к сожалению, не содержит. Содержит только очень старое… — Внутре! — прошелестел старичок. — Внутре смотрите, где у неё анализатор и думатель… <…> — Вывод, — сказал я. — Описанная машинка «ремингтон» в соединении с выпрямителем, неоновой лампочкой, тумблером и шнуром не содержит ничего необъяснённого. — А я? — вскричал старичок. Роман с Витькой показали мне хук слева, но этого я не мог. <…> — А вот всё-таки у меня есть вопрос, — продолжал Хлебовводов. — Как же это она всё-таки отвечает? <…> Наука в моём лице потеряла дар речи. <…> Зато Выбегалло отреагировал немедленно. — Эта… — сказал он. — Так ведь я и говорю, ценное же начинание! Элемент необъяснённости имеется, порыв снизу… Почему я и рекомендовал. Эта… — сказал он старику. — Объясни, мон шер, товарищам, что тут у тебя к чему. Старичок словно взорвался. — Высочайшие достижения нейтронной мегалоплазмы! — провозгласил он. — Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, из коих и возникает синекдоха отвечания… У меня потемнело в глазах. Рот наполнился хиной, заболели зубы, а проклятый нобль вё все говорил и говорил, и речь его была гладкой и плавной, — это была хорошо составленная, вдумчиво отрепетированная и уже неоднократно произнесённая речь, в которой каждый эпитет, каждая интонация были преисполнены эмоционального содержания, это было настоящее произведение искусства, и, как всякое настоящее произведение искусства, речь эта облагораживала слушателя, делала его мудрым и значительным, преображала и поднимала его на несколько ступенек выше. Старик был никаким не изобретателем — он был художником, гениальным оратором, достойнейшим из последователей Демосфена, Цицерона, Иоанна Златоуста. Шатаясь, я отступил в сторону и прислонился лбом к холодной стене… <…> Изобретатель уже давно замолчал, но все оставались неподвижны, словно продолжали вслушиваться в глубокую средневековую тишину, мягким бархатом повисшую под скользкими сводами.

— Мы — гардианы науки, — продолжал Лавр Федотович, — мы — ворота в её храм, мы — беспристрастные фильтры, оберегающие от фальши, от легкомыслия, от заблуждений. <…> Истина отдельна от добра и зла, истина отдельна от человека и человечества, но только до тех пор, пока существуют добро и зло, пока существуют человек и человечество. Нет человечества — к чему истина? Никто не ищет знаний, значит — нет человечества, и к чему истина? Есть ответы на все вопросы, значит — не надо искать знаний, значит — нет человечества, и к чему же тогда истина? Когда поэт сказал: «И на ответы нет вопросов»[К 1], — он описал самое страшное состояние человеческого общества — конечное его состояние… Да, этот человек, стоящий перед нами, — гений. В нём воплощено и через него выражено конечное состояние человечества. Но он убийца, ибо он убивает дух. Более того, он страшный убийца, ибо он убивает дух всего человечества. И потому нам больше не можно оставаться беспристрастными фильтрами, а должно нам вспомнить, что мы — люди, и как людям нам должно защищаться от убийцы. И не обсуждать должно нам, а судить! Но нет законов для такого суда, и потому должно нам не судить, а беспощадно карать, как карают охваченные ужасом. И я, старший здесь, нарушая законы и правила, первый говорю: смерть!

С лязгом распахнулась дверь сейфа, па́хнуло затхлой канцелярией, и перед Лавром Федотовичем засверкала медью Большая Круглая Печать. И тогда я понял, что сейчас произойдёт. Всё во мне умерло. — Не надо! — просипел я. — Помогите! Лавр Федотович взял Печать обеими руками и занес над заявкой. Собравшись с силами, я вскочил на ноги. — Это не тот ящик! — завопил я в полный голос. — Да что же это… Ребята! <…> Лавр Федотович возобновил было процесс приложения Большой Круглой Печати, но тут оказалось, что возникло затруднение. Что-то мешало Печати приложиться. Лавр Федотович сначала просто давил на неё, потом встал и навалился всем телом, но приложения всё-таки не происходило — между бумагой и печатью оставался зазор, и величина его слабо зависела от усилий товарища Вунюкова. Можно было подумать, что зазор этот заполнен каким-то невидимым, но чрезвычайно упругим веществом, препятствующим приложению. Лавр Федотович, видимо, осознал тщету своих стараний, сел, положил руки на подлокотники и строго, хотя и без всякого удивления, посмотрел на Печать. Печать неподвижно висела сантиметрах в двадцати над моей заявкой. Казнь откладывалась, и я снова начал воспринимать окружающее. Эдик что-то горячо и красиво говорил о разуме, об экономической реформе, о добре, о роли интеллигенции и о государственной мудрости присутствующих. Присутствующие слушали его внимательно, но с неудовольствием, а Хлебовводов при этом ерзал и поглядывал на часы. Роман и Витька застыли в каких-то нелепых и даже жутких позах, — я даже подумал сначала, что их, обоих разом, разбил радикулит: оба они были потные, над Витькой столбом поднимался пар, а более слабый в коленках Роман тихонько постанывал и кряхтел от напряжения. Они держали Печать, милые друзья мои! <…> — Это не тот чёрный ящик, — сказал я и проиграл два сантиметра. — Мне не нужен этот ящик! (Ещё сантиметр.) Я протестую! На кой мне чёрт эта старая песочница с «ремингтоном»? Я жаловаться буду! — Это ваше право, — великодушно сказал Фарфуркис и выиграл ещё сантиметр. Эдик снова заговорил. Он взывал к теням Ломоносова и Эйнштейна, он цитировал передовицы центральных газет, он воспевал науку и наших мудрых организаторов, но всё было вотще. Лавра Федотовича это затруднение наконец утомило, и, прервавши оратора, он произнёс только одно слово: — Неубедительно. Раздался тяжёлый удар. Большая Круглая Печать впилась в мою заявку.

Глава третья[править]

… крякала гармонь — кто-то, что называется, пробовал лады.

Прекрасно выспавшийся за день Говорун чувствовал себя бодрым, как никогда, и с наслаждением демонстрировал Эдику свой философический склад ума, независимость суждений и склонность к обобщениям. — До чего бессмысленные и неприятные существа! — говорил он, озирая зал с видом превосходства. — Воистину только такие грузные жвачные животные способны под воздействием комплекса неполноценности выдумать миф о том, что они — цари природы. <…> — Я, конечно, слабый диалектик, — произнёс Федя, — но <…> я не устаю восхищаться той смелостью и тем хитроумием, с которым человек уже создал и продолжает создавать так называемую вторую природу. <…> — Вторая природа! — ядовито сказал Клоп. — <…> Один крупный человеческий деятель мог бы спросить: зачем вам две природы? Загадили одну и теперь пытаетесь заменить её другой[К 2]… Я же вам уже сказал, Фёдор: вторая природа — это костыли калеки. Что же касается разума… <…> Сто веков эти бурдюки с питательной смесью разглагольствуют о разуме и до сих пор не могут договориться, о чём идёт речь. В одном только они согласны все: кроме них, разумом никто не обладает. Если мысленным взором окинуть всю историю этой болтовни, легко увидеть, что так называемая теория мышления сводится к выдумыванию более или менее сложных терминов для обозначения явлений, которых человек не понимает. <…> И ведь что замечательно! Если существо маленькое, если его легко отравить какой-нибудь химической гадостью или просто раздавить пальцем, то с ним не церемонятся. У такого существа, конечно же, инстинкт, примитивная раздражимость, низшая форма нервной деятельности… Типичное мировоззрение самовлюбленных имбецилов. Но ведь они же разумные, им же нужно все обосновать, чтобы насекомое можно было раздавить без зазрения совести! И посмотрите, Фёдор, как они это обосновывают. Скажем, земляная оса отложила в норку яички и таскает для будущего потомства пищу. Что делают эти бандиты? Они варварски крадут отложенные яйца, а потом, исполненные идиотского удовлетворения, наблюдают, как несчастная мать закупоривает цементом пустую норку. Вот, мол, оса — дура, не ведает, что творит, а потому у неё — инстинкты, слепые инстинкты[К 3], вы понимаете? — разума у неё нет, и в случае нужды допускается её — к ногтю. Ощущаете, какая гнусная подтасовка терминов? Априорно предполагается, что целью жизни осы является размножение и охрана потомства, а раз даже с этой, главной своей задачей она не способна толково управиться, то что же тогда с неё взять? У них, у людей, — космос-мосмос, фотосинтез-мотосинтез[К 4], а у жалкой осы — сплошное размножение, да и то на уровне примитивного инстинкта. Этим млекопитающим и в голову не приходит, что у осы богатейший духовный мир, что за свою недолгую жизнь она должна преуспеть — ей хочется преуспеть! — и в науках, и в искусствах, этим теплокровным и неведомых, что у неё просто ни времени, ни желания нет оглядываться на своих детенышей, тем более что это и не детеныши даже, а бессмысленные яички… Ну, конечно, у ос существуют правила, нормы поведения, мораль. Поскольку осы от природы весьма легкомысленны в делах продления рода, закон, естественно, предусматривает известное наказание за неполное выполнение родительских обязанностей. Каждая порядочная оса должна выполнить определённую последовательность действий: выкопать норку, отложить яички, натаскать парализованных гусениц и закупорить норку. За этим следят, существует негласный контроль, оса всегда учитывает возможность присутствия за ближайшим камешком инспектора-соглядатая. Конечно же, оса видит, что яички у неё украли или что исчезли запасы питания! Но она не может отложить яички вторично, и она совсем не намерена тратить время на возобновление пищевых запасов. Полностью сознавая всю нелепость своих действий, она делает вид, что ничего не заметила, и доводит программу до конца, потому что менее всего ей улыбается таскаться по десяти инстанциям Комитета охраны вида… Представьте себе, Фёдор, шоссе, прекрасную гладкую магистраль от горизонта до горизонта. Некий экспериментатор ставит поперёк дороги рогатку с табличкой «Объезд». Шофёр догадывается, что это чьи-то глупые шутки, но, следуя правилам и нормам поведения порядочного автомобилиста, он сворачивает на обочину, трясется по кочкам, захлебывается в грязи и в пыли, тратит массу времени и нервов, чтобы снова выехать на то же шоссе двумястами метрами дальше. Почему? Да все по той же причине: он законопослушен, он не хочет таскаться по инстанциям ОРУДа, тем более что у него, как и у всякой осы, есть основания предполагать, что все это — ловушка и что вон в тех кустах сидит инспектор ГАИ с мотоциклом. А теперь представим себе, что неведомый экспериментатор ставил этот опыт, дабы установить уровень человеческого интеллекта, и что этот экспериментатор — такой же самовлюбленный осел, как разрушитель осиного гнезда… Ха-ха-ха! К каким бы выводам он пришёл!.. — Говорун в восторге застучал по столу всеми лапами. — Нет, — сказал Федя. — Как-то у вас всё упрощённо получается, Говорун. Конечно, когда человек ведёт автомобиль, он не может блеснуть интеллектом… <…> Вот вы пренебрежительно отозвались о космосе, а ведь спутники, ракеты — это великий шаг, это восхищает, и согласитесь, что ни одно членистоногое не способно к таким свершениям. Клоп презрительно повёл усами. — Я мог бы возразить, что космос членистоногим ни к чему. <…> Однако и людям он тоже ни к чему, и поэтому об этом говорить не будем. <…> У каждого вида существует своя исторически сложившаяся, передающаяся из поколения в поколение мечта. Осуществление такой мечты и называют обычно великим свершением. У людей было две исконных мечты: мечта летать вообще, проистекшая из зависти к насекомым, и мечта слетать к Солнцу, проистекшая из невежества, ибо они полагали, что до Солнца рукой подать. <…> Каждый мечтает о том, что недостижимо, но обещает удовольствие. Потомственная мечта спрутов, как известно, — свободное путешествие по суше, и спруты в своих мокрых пучинах много и полезно думают на этот счёт. Извечной и зловещей мечтой вирусов является абсолютное мировое господство, и, как ни ужасны методы, коими они в настоящее время пользуются, им нельзя отказать в настойчивости, изобретательности и способности к самопожертвованию во имя великой цели. <…> Не надо хвастаться достижениями перед своими соседями по планете. Вы рискуете попасть в смешное положение. Вас сочтут глупцами те, кому ваши мечты чужды, и вас сочтут жалкими болтунами те, кто свою мечту осуществил уже давно.

— Сегодня в клубе лекция кандидата наук Вялобуева[К 5]-Франкенштейна «Дарвинизм против религии» с наглядной демонстрацией процесса очеловечивания обезьяны! Акт первый: «Обезьяна». Фёдор сидит у лектора под столом и талантливо ищется под мышками, бегая по сторонам ностальгическими глазами. Акт второй: «Человекообезьяна». Фёдор, держа в руках палку от метлы, бродит по эстраде, ища, что бы забить. Акт третий: «Обезьяночеловек». Фёдор под наблюдением и руководством пожарника разводит на железном противне небольшой костер, разыгрывая при этом ужас и восторг одновременно. Акт четвёртый: «Человека создал труд». Фёдор с испорченным отбойным молотком изображает первобытного кузнеца. Акт пятый: «Апофеоз». Фёдор садится за пианино и наигрывает «Турецкий марш»… Начало лекции в шесть часов, после лекции новый заграничный фильм «На последнем берегу»[2] и танцы! Чрезвычайно польщённый Федя застенчиво улыбнулся. — Ну конечно, Говорун, — сказал он растроганно. — Я же знал, что существенных разногласий между нами нет. Конечно же, именно таким вот образом, понемножку, полегоньку разум начинает творить свои благодетельные чудеса, обещая в перспективе Архимедов, Ньютонов и Эйнштейнов. Только вы напрасно так уж преувеличиваете мою роль в этом культурном мероприятии, хотя я понимаю: вы просто хотите сделать мне приятное. Клоп посмотрел на него бешеными глазами, а я хихикнул. Федя забеспокоился. — Я что-нибудь не так сказал? — спросил он. — Вы молодец, — сказал я. — Вы его так отбрили, что он даже осунулся. Видите, он даже фаршированные помидоры стал жрать от бессилия… <…> — Хорошо, хорошо! — с раздражением вскричал Клоп. — <…> Или, повторяю, ему нечего возразить? Или, может быть, человек разумный имеет к разуму не большее отношение, чем очковая змея к широко распространённому оптическому устройству?

— А это что за развалина? — спрашивал Эдик. — А это Старый Китежград, — отвечал Роман. <…> — Двенадцатый век. — А почему только две башни? — спросил Эдик. Роман объяснил ему, что до осады было четыре: Кикимора, Аукалка, Плюнь-Ядовитая и Уголовница. Годзилла прожёг стену между Аукалкой и Уголовницей, ворвался во двор и вышел защитникам в тыл. Однако был он дубина, по слухам — самый здоровенный и самый глупый из четырёхглавых драконов. В тактике он не разбирался и не хотел, а потому, вместо того чтобы сосредоточенными ударами сокрушить одну башню за другой, кинулся на все четыре сразу, благо голов как раз хватало. В осаде же сидела нечисть бывалая и самоотверженная… <…> хитрое и хладнокровное Лихо Одноглазое, заманившее правофланговую голову в селитряные подвалы Уголовницы, взорвало башню на воздух со всем содержимым. Лишившись половины голов, и без того недалёкий Годзилла окончательно одурел, пометался по крепости, давя своих и чужих, и, брыкаясь, кинулся в отступ. На том бой и кончился.[К 6]

Глава шестая[править]

— История клопов также сохранила упоминания о жертвах невежества и обскурантизма. Всем памятны неслыханные мучения великого клопа-энциклопедиста Сапукла, указавшего нашим предкам, травяным и древесным клопам, путь истинного прогресса и процветания. В забвении и нищете окончили свои дни Имперутор, создатель теории групп крови; Рексофоб, решивший проблему плодовитости; Пульп, открывший анабиоз. <…> Втуне погибли идеи великого клопа-утописта Платуна, проповедовавшего идею симбиоза клопа и человека и видевшего будущность клопиного племени не на исконном пути паразитизма, а на светлых дорогах дружбы и взаимной помощи. Мы знаем случаи, когда человек предлагал клопам мир, защиту и покровительство, выступая под лозунгом «Мы одной крови, вы и я», но жадные, вечно голодные клопиные массы игнорировали этот призыв, бессмысленно твердя: «Пили, пьём и будем пить». <…> Я, Клоп Говорун, единственный говорящий клоп во Вселенной, единственное звено понимания между нашими племенами, говорю вам от имени миллионов: опомнитесь! Отбросьте предрассудки, растопчите косность, соберите в себе все доброе и разумное и открытыми и ясными глазами взгляните в глаза великой истине: Клоп Говорун есть личность исключительная, явление необъяснённое и, быть может, даже необъяснимое! Да, тщеславие этого насекомого способно было поразить самое заскорузлое воображение.

— Неужели вы не понимаете, что присутствующий здесь гражданин Говорун являет собой единственную пока возможность начать воспитательную работу среди этих остервенелых тунеядцев? Было время, когда некий доморощенный клопиный талант повернул клопов-вегетарианцев к их нынешнему отвратительному модус вивенди. Так неужели же наш современный, образованный, обогащённый всей мощью теории и практики клоп не способен совершить обратного поворота? Снабжённый тщательно составленными инструкциями, вооружённый новейшими достижениями педагогики, ощущая за собой поддержку всего прогрессивного человечества, разве не станет он архимедовым рычагом, с помощью коего мы окажемся способны повернуть историю клопов вспять, к лесам и травам, к лону природы, к чистому, простому и невинному существованию? <…> Фарфуркис глядел на меня с радостным изумлением. Видно было, что он считает мою идею гениальной и сейчас лихорадочно обдумывает возможные пути захвата командных высот в этом новом, неслыханном мероприятии. Уже виделось ему, как он составляет обширную, детальнейшую инструкцию, уже носились перед его мысленным взором бесчисленные главы, параграфы и приложения, уже в воображении своём он консультировал Говоруна, организовывал курсы русского языка для особо одаренных клопов, назначался главой Государственного комитета пропаганды вегетарианства среди кровососущих, расширяющаяся деятельность которого охватит также комаров и мошку, мокреца, слепней, оводов и муху-зубатку…

Простым глазом было видно, что [Лавр Федотович] здорово сдал после вчерашнего. Обыкновенная человеческая слабость светилась сквозь обычно каменные черты его. Да, гранит дал трещину, бастион несколько покосился, но всё-таки, несмотря ни на что, стоял могучий и непреклонный.

Я завёл двигатель и стал осторожно разворачивать машину <…>. Первое время Фарфуркис страшно надоедал мне советами. То он советовал мне остановиться — там, где остановка была запрещена; то он советовал не гнать и помнить о ценности жизни Лавра Федотовича; то он требовал, чтобы я ехал быстрее, потому что встречный ветер недостаточно энергично овевает чело Лавра Федотовича; то он требовал, чтобы я не обращал внимания на сигналы светофоров, ибо это подрывает авторитет Тройки… <…> Он сердцем всегда с молодёжью, но он не закрывает глаза на её существенные недостатки. Нынешняя молодёжь мало борется, мало уделяет внимания борьбе, нет у неё стремления бороться больше, бороться за то, чтобы борьба по-настоящему стала главной, первоочередной задачей всей борьбы, а ведь если она, наша чудесная, талантливая молодежь, и дальше будет так мало бороться, то в этой борьбе у неё останется не много шансов стать настоящей борющейся молодежью, всегда занятой борьбой за то, чтобы сделаться настоящим борцом, который борется за то, чтобы борьба… <…> Фарфуркис всё ещё боролся с грамматикой во имя борьбы за борющуюся молодежь, а Хлебовводов уже стремительно выбросился из машины и распахнул дверцу рядом с Лавром Федотовичем.

… Хлебовводов вполголоса рассказывал Фарфуркису, как он работал председателем колхоза имени Театра музкомедии и получал по пятнадцать поросят от свиноматки. <…> — Вызовите дело, товарищ Зубо. Комендант вскочил и заметался по берегу. Сначала он сорванным голосом кричал: «Лизка! Лизка!» Но, поскольку плезиозавр, по-видимому, ничего не слышал, комендант сорвал с себя пиджак и принялся размахивать им, как потерпевший кораблекрушение при виде паруса на горизонте. Лизка не подавала никаких признаков жизни. «Спит, — с отчаянием сказал комендант. — Окуней наглоталась и спит…» <…> — Товарищ Зубо, — не опуская бинокля, произнёс Лавр Федотович. — Почему вызванное дело не реагирует? Комендант побледнел и не нашёлся, что сказать. — Хромает у вас в хозяйстве дисциплинка, — подал голос Хлебовводов. — Подраспустили подчинённых. Комендант рванул на себе рубашку и разинул безмолвный рот. — Ситуация чревата подрывом авторитета, — сокрушённо заметил Фарфуркис. — Спать нужно ночью, а днём нужно работать. Комендант в отчаянии принялся раздеваться. Действительно, иного выхода у него не было. Хлебовводов и Фарфуркис висели над ним, сверкая оскаленными клыками, а Лавр Федотович уже давно начал медленно поворачивать голову в его сторону. Я спросил коменданта, умеет ли он плавать. Выяснилось, что нет, не умеет, но это ему все равно. «Ничего, — кровожадно сказал Хлебовводов. — На дутом авторитете выплывет». <…> Все с трепетом следили, как медленно, словно трёхствольная орудийная башня линейного крейсера, поворачивается в нашу сторону голова Лавра Федотовича. Все мы были на одном плоту, и никому из нас не хотелось залпа. <…> — Списать её, заразу! — радостно подхватил Хлебовводов. — Корову она может сглотнуть, подумаешь! Тоже мне, сенсация! Корову и я могу сглотнуть, а ты вот от этой коровы добейся… пятнадцать поросят, понимаешь, добейся, вот это работа!

… появление впереди гигантской чёрной лужи. Это не была патриархальная буколическая лужа типа миргородской, всеми изъезженная и ко всему притерпевшаяся[К 7]. Это не была также и мутная глинистая урбанистическая лужа, лениво и злорадно расплывшаяся среди неубранных куч строительного мусора. Это было спокойное и хладнокровное, зловещее в своём спокойствии мрачное образование, небрежно, но основательно расположившееся между двумя рядами хилой осиновой поросли, — загадочное, словно глаз Сфинкса, коварное, словно царица Тамара, наводящее на кошмарные мысли о бездне, набитой затонувшими грузовиками.

Где-то далеко-далеко победно запели серебряные трубы. Множественный звук этот пульсировал, нарастал и словно бы приближался. Кровь застыла у нас в жилах. Это трубили комары, и притом не все, а пока только командиры рот или даже только командиры батальонов и выше. И таинственным внутренним взором зверя, попавшего в ловушку, мы увидели вокруг себя гектары и гектары топкой грязи, поросшие редкой осокой, покрытые слежавшимися слоями прелых листьев, с торчащими гнилыми сучьями, и всё это под сенью болезненно тощих осин, и на всех этих гектарах, на каждом квадратном сантиметре — отряды поджарых рыжеватых каннибалов, лютых, изголодавшихся, самоотверженных. <…> — Грррм, — произнёс Лавр Федотович с удивлением. — Народ не понимает… Воздух вокруг нас вдруг наполнился движением. Хлебовводов взвизгнул и изо всех сил ударил себя по физиономии. Фарфуркис ответил ему тем же. Лавр Федотович начал медленно и с изумлением поворачиваться, и тут свершилось невозможное: огромный рыжий пират чётко, как на смотру, пал Лавру Федотовичу на чело и с ходу, не примериваясь, вонзил в него свою шпагу по самые глаза. Лавр Федотович отшатнулся. Он был потрясён, он не понимал, он не верил… И началось. Мотая головой, как лошадь, отмахиваясь локтями, я принялся разворачивать автомобиль на узком пространстве между зарослями осинника. Справа от меня возмущённо рычал и ворочался Лавр Федотович, а с заднего сиденья доносилась такая буря аплодисментов, словно разгоряченная компания улан и лейб-гусар предавалась там взаимооскорблению действием. К тому моменту, когда я закончил разворот, я уже распух. У меня было такое ощущение, что уши мои превратились в горящие оладьи, щеки — в караваи, а на лбу взошли многочисленные рога. <…> Все, кроме меня, остервенело занимались самокритикой, переходящей в самоистязание. Я же не мог оторвать рук от баранки, я не мог даже отбиваться ногами, у меня оставалась свободной только одна нога, и ею я бешено чесал всё, до чего мог дотянуться. <…> — Зачитайте непосредственно краткую сущность необъяснённости, — приказал Лавр Федотович. Комендант, всхлипнув в последний раз, прерывающимся голосом прочёл: — Обширное болото, из недр которого время от времени доносятся ухающие и ахающие звуки. <…> Дальше ничего. Всё. — Как так — всё? — плачуще возопил Хлебовводов. — Убили меня! Зарезали! И для ради чего? Звуки ахающие… Ты зачем нас сюда привезли, террорист? Ты это нас ухающие звуки слушать привезли? За что же мы кровь проливали? Ты посмотрите на меня — как я теперь в гостинице появлюсь? Ты же мой авторитет на всю жизнь подорвали! Я же тебя сгною так, что от тебя ни аханья, ни уханья не останется! — Грррм, — сказал Лавр Федотович, и Хлебовводов замолчал. Глаза его выкатились, он с видом тихого идиота медленно обводил дрожащим пальцем огромную красную припухлость у себя на лбу. — Есть предложение, — продолжал Лавр Федотович. — Ввиду представления собой делом номер тридцать восемь под названием Коровье Вязло исключительной опасности для народа подвергнуть названное дело высшей мере рационализации, а именно: признать названное необъяснённое явление иррациональным, трансцендентным, а следовательно, реально не существующим, и как таковое исключить навсегда из памяти народа, то есть из географических и топографических карт. <…> Высшая мера уже оказала своё действие. На карте был Китежград, была река Китежа, было озеро Звериное, были какие-то Лопухи, болота же Коровье Вязло, которое распространялось раньше между озером Звериным и Лопухами, больше не было. Вместо него на карте имело место анонимное белое пятно, какое можно видеть на старинных картах на месте Антарктики.

— Товарищ Зубо, — произнёс он. — Доложите дело. У дела двадцать девятого фамилии, имени и отчества, как и следовало ожидать, не оказалось. Оказалось только условное наименование «Заколдун». Год рождения его терялся в глубине веков, место рождения определялось координатами с точностью до минуты дуги. По национальности Заколдун был русский, образования не имел, иностранных языков не ведал, профессия у него была — холм, а место работы в настоящее время опять же определялось упомянутыми выше координатами. <…> Комендант сиял. Дело уверенно шло на рационализацию. Хлебовводов был доволен анкетой. Фарфуркис восхищался необъяснённостью, с одной стороны очевидной, а с другой — ничем не угрожающей народу, да и Лавр Федотович, по-видимому, тоже не возражал. Во всяком случае, он доверительно сообщил нам, что народу нужны холмы, а также равнины, овраги, буераки, эльбрусы и казбеки.

В полном отчаянии, под пристальными подозрительными взглядами Тройки, предчувствуя новые неприятности и ставши от этого необычайно словоохотливым, комендант поведал нам китежградское предание о заколдунском леснике Феофиле. Как жил он себе и не тужил в своей сторожке с женой, — молодой тогда ещё совсем был, здоровенный; как ударила однажды в холм зеленая молния, и начались страшные происшествия. Жена Феофилова как раз в город уходила; вернулась — не может взойти на холм, до дому добраться. Она опять в город, побежала в слезах к попу. Поп набрал святой воды в ведро и пошёл холм кропить. Идёт он, идёт, не дойти до холма, да и только. Брызгал он этой святой водой направо, налево, молитвы возносил — не помогает. А поп оказался в вере слаб, взял и разуверился. Расстригся, ренегат, и пошёл в атеисты. Это уже бунт. Приехал урядник, видит — на холме Феофил. Спервоначалу грозил Феофилу, звал, ругался по-черному, потом принялся Феофила шкаликом приманивать. Мол, увидит шкалик Феофил и обязательно к нему прорвётся, а тут уж его можно будет хватать и вязать. И верно, рвался Феофил. Двое суток к шкалику с холма без передышки бежал — нет, не добежать. Так он там и остался. Он — там, жена — здесь. Сначала к нему приходила, кричали они друг другу, потом надоело ей, перестала ходить. Феофил сначала тоже очень оттуда рвался. Говорят, видели, как он свинью зарезал, солониной запасся, чистое бельё увязал и пошёл с холма путешествовать. Хлеба, говорят, взял на дорогу два каравая, сухарей. Долго шёл с холма, полгорода сбежалось глядеть, как он идёт. И всё по низу холма, всё по низу. Смех и грех. Ну, потом, конечно, успокоился, смирился, жить-то надо. Так с тех пор и живёт. Ничего, привык. Выслушав эту страшную историю, Хлебовводов вдруг сделал открытие: советских документов у Феофила нет, переписи он избежал, в выборах участия не принимал, воспитательной работе не подвергался и вполне возможно, что остался кулаком-мироедом. <…> — Ну, браток, и порядочки у тебя, — зловеще сказал Хлебовводов. — Знал я, чувствовал, что хапуга ты и очковтиратель, но такого даже от тебя не ожидал. Чтобы ты подкулачник, чтобы ты кулака покрывали, мироеда…

Коза отбросила за спину тяжёлую золотую косу, обвела нас взглядом и выбрала Хлебовводова. — Это вот Хлебовводов, — сказал она. — Рудольф Архипович. Родился в девятьсот десятом в Хохломе, имя родители почерпнули из великосветского романа, по образованию — школьник седьмого класса, происхождения родителей стыдится, иностранных языков изучал много, но не знает ни одного… — Иес! — подтвердил Хлебовводов, стыдливо хихикая. — Натюрлих-яволь!.. — … профессии как таковой не имеет — руководитель. В настоящее время — руководитель-общественник. За границей был, <…> всего в сорока двух странах. Везде хвастался и хапал. Отличительная черта характера — высокая социальная живучесть и приспособляемость, основанные на принципиальной глупости и на неизменном стремлении быть ортодоксальнее ортодоксов. <…> Быть ортодоксальнее ортодоксов означает примерно следующее, — сказала коза. — Если начальство недовольно каким-нибудь учёным, вы объявляете себя врагом науки вообще. Если начальство недовольно каким-нибудь иностранцем, вы готовы объявить войну всему, что за кордоном. Понятно? — Так точно, — сказал Хлебовводов. — Иначе невозможно. Образование у нас больно маленькое. Иначе того и гляди промахнёшься. — Крал? — небрежно спросил Феофил. — Нет, — сказала коза. — Подбирал, что с возу упало. — Убивал? — Ну что вы! — засмеялась коза. — Лично — никогда. <…> — Ошибки были, — быстро сказал Хлебовводов. — Люди не ангелы. <…> Кто не ошибается, тот не ест… то есть не работает…

— Это Фарфуркис, — сказала коза. — По имени и отчеству никогда и никем называем не был. Родился в девятьсот шестнадцатом в Таганроге, образование высшее, юридическое, читает по-английски со словарём. По профессии — лектор. Имеет степень кандидата исторических наук, тема диссертации: «Профсоюзная организация мыловаренного завода имени товарища Семёнова в период 1934–1941 годы». За границей не был и не рвётся. Отличительная черта характера — осторожность и предупредительность, иногда сопряжённые с риском навлечь на себя недовольство начальства, но всегда рассчитанные на благодарность от начальства впоследствии… — Это не совсем так, — мягко возразил Фарфуркис. — Вы несколько подменяете термины. Осторожность и предупредительность являются чертой моего характера безотносительно к начальству, я таков от природы, это у меня в хромосомах. Что же касается начальства, то такова уж моя обязанность — указывать вышестоящим юридические рамки их компетенции. — А если они выходят за эти рамки? — спросил Феофил. — Видите ли, — сказал Фарфуркис, — чувствуется, что вы не юрист. Нет ничего более гибкого и уступчивого, нежели юридические рамки. Их можно указать при необходимости, но их нельзя перейти. — Как вы насчёт лжесвидетельствования? — спросил Феофил. — Боюсь, что этот термин несколько устарел, — сказал Фарфуркис. — Мы им не пользуемся. — Как у него насчёт лжесвидетельствования? — спросил Феофил козу. — Никогда, — сказала коза. — Он всегда свято верит в то, о чём свидетельствует. — Действительно, что такое ложь? — сказал Фарфуркис. — Ложь — это отрицание или искажение факта. Но что есть факт? Можно ли вообще в условиях нашей невероятно усложнившейся действительности говорить о факте? Факт есть явление или деяние, засвидетельствованное очевидцами? Однако очевидцы могут быть пристрастны, корыстны или просто невежественны… Факт есть деяние или явление, засвидетельствованное в документах? Но документы могут быть подделаны или сфабрикованы… Наконец, факт есть деяние или явление, фиксируемое лично мною. Однако мои чувства могут быть притуплены или даже вовсе обмануты привходящими обстоятельствами. Таким образом оказывается, что факт как таковой есть нечто весьма эфемерное, расплывчатое, недостоверное, и возникает естественная потребность вообще отказаться от такого понятия. Но в этом случае ложь и правда автоматически становятся первопонятиями, неопределимыми через какие бы то ни было более общие категории… Существуют Большая Правда и антипод её, Большая Ложь. Большая Правда так велика и истинность её так очевидна всякому нормальному человеку, каким являюсь и я, что опровергать или искажать её, то есть лгать, становится совершенно бессмысленно. Вот почему я никогда не лгу и, естественно, никогда не лжесвидетельствую.

Глава восьмая[править]

Утреннее солнце, вывернув из-за угла школы, тёплым потоком ворвалось в раскрытые настежь окна комнаты заседаний, когда на пороге появился каменнолицый Лавр Федотович и немедленно предложил задёрнуть шторы. Народу это не нужно, объяснил он. <…> Когда мы с комендантом задёрнули шторы, на пороге возник Фарфуркис <…> и завопил: — Протестую! Вы с ума сошли, товарищ Зубо! Немедленно убрать эти шторы! Что за манера отгораживаться и бросать тень? Возник крайне неприятный инцидент, и все время, пока инцидент распутывался, пока Фарфуркиса унижали, сгибали в бараний рог, вытирали об него ноги и выбивали ему бубну, Выбегалло, как бы говоря: «Вот злонравия достойные плоды!», — укоризненно качал головой и многозначительно поглядывал в мою сторону. Потом Фарфуркиса, растоптанного, растерзанного, измолоченного и измочаленного, пустили униженно догнивать на его место, а сами, отдуваясь, опуская засученные рукава, вычищая клочья шкуры из-под когтей, облизывая окровавленные клыки и непроизвольно взрыкивая, расселись за столом и объявили себя готовыми к утреннему заседанию. — Грррм, — произнёс Лавр Федотович, бросив последний взгляд на распятые останки. — Следующий! Докладывайте, товарищ Зубо. Комендант впился в раскрытую папку скрюченными пальцами, в последний раз глянул поверх бумаг на поверженного врага налитыми глазами, в последний раз с оттяжкой кинул задними лапами землю и, только втянув жадно раздутыми ноздрями сладостный аромат разложения, окончательно успокоился.

— Это, помню, в Сызрани, — продолжал Хлебовводов, — бросили меня заведующим курсов повышения квалификации среднего персонала, так там тоже был один — улицу не хотел подметать… Только не в Сызрани, помнится, это было, а в Саратове… <…> Нет, — сказал он с сожалением, — не в Саратове это было. В Сибире это и было, а вот в каком городе — вылетело из башки. Вчера ещё помнил, эх, думаю, хорошо было там, в этом городе… Он замолчал, мучительно приоткрыв рот. Лавр Федотович подождал немного, осведомился, есть ли вопросы к докладчику, убедился, что вопросов нет, и предложил Хлебовводову продолжать. — Лавр Федотович, — прочувствованно сказал Хлебовводов. — Забыл, понимаете, город. Ну забыл, и все. Пускай он пока дальше зачитывает, а я покуда вспомню… <…> Фарфуркис позволил себе слабо шевельнуться и сейчас же испуганно замер. <…> — Херсон! — заорал вдруг Хлебовводов. — В Херсоне это было, вот где… Ты давайте, продолжайте, — сказал он вздрогнувшему коменданту. — Это я так, вспомнил… — Он сунулся к уху Лавра Федотовича и, млея от смеха, принялся ему что-то нашёптывать, так что черты товарища Вунюкова обнаружили тенденцию к раздеревенению, и он был вынужден прикрыться от демократии обширной ладонью.

Хлебовводов тоскливо заёрзал. Простым глазом было видно, как высшая доблесть солидарности с мнением начальства борется в нём с не менее высоким чувством гражданского долга. Наконец гражданский долг победил, хотя и с заметным для себя ущербом.

— О пришельцах ясно писали в прессе, и утверждалось там, что если бы пришельцы существовали, они давали бы нам о себе знать. А поскольку, значит, не дают о себе знать, то их и нет, а есть одна выдумка недобросовестных лиц… Вы пришелец? — гаркнул он вдруг на Константина. — Да, — сказал Константин, попятившись. — Знать вы о себе давали? — Я не давал, — сказал Константин. — Я вообще не собирался у вас приземляться. И дело ведь не в этом, по-моему… — Нет уж, гражданин хороший, ты мне это бросьте. Именно в этом всё дело и есть. Дал о себе знать — милости просим, хлеб-соль выносим, пей-гуляй. А не дал — не обессудь. Амфибрахий амфибрахием, а мы тут тоже деньги не даром получаем. Мы тут работаем и отвлекаться на посторонних не можем. Таково моё общее мнение.

— У них там очень много поэтов. Все пишут стихи, и каждый поэт, естественно, хочет иметь своего читателя. Читатель же — существо неорганизованное, он этой простой вещи не понимает. Он с удовольствием читает хорошие стихи и даже заучивает их наизусть, а плохие знать не желает. Создаётся ситуация несправедливости, неравенства, а поскольку жители там очень деликатны и стремятся, чтобы всем было хорошо, создана специальная профессия — читатель. Одни специализируются по ямбу, другие — по хорею, а Константин Константинович — крупный специалист по амфибрахию и осваивает сейчас александрийский стих, приобретает вторую специальность. Цех этот, естественно, вредный, и читателям полагается не только усиленное питание, но и частые краткосрочные отпуска. — Это я всё понимаю! — проникновенно вскричал Хлебовводов. — <…> Ну сидит он, ну читает. Вредно, знаю! Но чтение — дело тихое, внутреннее, как ты его проверишь, читает он или кемарит, сачок?.. Я помню, <…> у меня попался один… Сидит на заседании и вроде бы слушает, даже записывает что-то в блокноте, а на деле спит, прощелыга! Сейчас по конторам многие навострились спать с открытыми глазами… <…> — Это всё не так просто, — возразил я. — Ведь он не только читает, ему присылают все стихи, написанные амфибрахием. Он должен все их прочесть, понять, найти в них источник высокого наслаждения, полюбить их и, естественно, обнаружить какие-нибудь недостатки. Об этих всех своих чувствах и размышлениях он обязан регулярно писать авторам и выступать на творческих вечерах этих авторов, на читательских конференциях, и выступать так, чтобы авторы были довольны, чтобы они чувствовали свою необходимость… Это очень, очень тяжёлая профессия, — заключил я. — Константин Константинович — настоящий герой труда.

— У Константина Константиновича девяносто четыре родителя пяти различных полов, девяносто шесть собрачников четырёх различных полов, двести семь детей пяти различных полов и триста девяносто шесть соутробцев пяти различных полов. Эффект моего сообщения превзошёл все ожидания. Лавр Федотович в полном замешательстве взял бинокль и поднес его ко рту. Хлебовводов беспрерывно облизывался. Фарфуркис яростно листал записную книжку. На Выбегаллу надеяться не приходилось, и я готовился к генеральному сражению — углублял траншеи до полного профиля, минировал танкоопасные направления, оборудовал отсечные позиции. Погреба ломились от боеприпасов, артиллеристы застыли у орудий, пехоте было выдано по чарке водки. Эх, ребят со мной не было! Не было у меня резерва Главного Командования, был я один. Тишина тянулась, набухала грозой, насыщалась электричеством, и рука моя уже легла на телефонную трубку — я готов был скомандовать упреждающий атомный удар, — однако всё это ожидание рёва, грохота, лязга окончилось пшиком. Хлебовводов вдруг осклабился, наклонился к уху Лавра Федотовича и принялся что-то нашептывать ему, бегая по углам замаслившимися глазками. Лавр Федотович опустил обслюненный бинокль, прикрылся ладонью и произнёс дрогнувшим голосом: — Продолжайте докладывать, товарищ Зубо. <…> — Протестую, — сказал Фарфуркис окрепшим голосом. Лавр Федотович благосклонно взглянул на него. Опала кончалась, и Фарфуркис со слезами счастья на глазах затарахтел: — Я протестую! В описании указана дата рождения — двести тринадцатый год до нашей эры. Если бы это было так, то делу номер семьдесят два было бы сейчас больше двух тысяч лет, что на две тысячи лет превышает максимальный известный науке возраст. Я требую уточнить дату и наказать виновного. <…> Хлебовводов ревниво спросил: — А может быть, он горец, откуда вы знаете? — Но позвольте! — вскричал Фарфуркис. — Даже среди горцев максимально возможный возраст… — Не позволю я, — сказал Хлебовводов. — Не позволю я вам преуменьшать достижения наших славных горцев! Если хотите знать, то максимально возможный возраст наших горцев предела не имеет! — И он победоносно поглядел на Лавра Федотовича. — Народ… — произнёс Лавр Федотович. — Народ вечен. Пришельцы приходят и уходят[2], а народ наш, великий народ пребывает вовеки. Фарфуркис и Хлебовводов задумались, прикидывая, в чью же пользу высказался председатель. Ни тому ни другому рисковать не хотелось. Один был на гребне и не желал из-за какого-то паршивого пришельца с этого гребня ссыпаться. Другой, глубоко внизу, висел над пропастью, но ему только что была сброшена спасательная бечёвка.

— Как это с точки зрения науки может быть объяснено? Выбегалло разразился длиннейшей французской цитатой, смысл которой сводился к тому, что некий Артур любил поутру выйти на берег моря, предварительно выпив чашку шоколада.

… Хлебовводов чувств[овал], что поверженный соперник вновь неудержимо лезет вверх по склону.

… Константин пристально вглядывался в Лавра Федотовича, явно тщась прочесть его мысли или хотя бы проникнуть в его душу, однако видно было, что все его старания пропадают втуне, и в четырёхглазом безносом лице его виделась мне все более отчётливо проступающая разочарованность опытного кладоискателя, который отвалил заветный камень, засунул по плечо руку в древний тайник, но никак не может там нащупать ничего, кроме нежной пыли, липкой паутины и каких-то неопределённых крошек. — <…> Слово предоставляется… — [Лавр Федотович] сделал томительную паузу, во время которой Хлебовводов чуть не умер, — …товарищу Фарфуркису. Хлебовводов, очутившись на дне зловонной пропасти, безумными глазами следил за полётом стервятника, свершающего круг за кругом в недоступной теперь ведомственной синеве. Фарфуркис же не торопился начинать. Он проделал ещё пару кругов, обдавая Хлебовводова пометом, затем уселся на гребне, почистил перышки, охорашиваясь и кокетливо поглядывая на Лавра Федотовича, и наконец приступил…

— … у нас на Земле, всё патетическое в силу ряда обстоятельств претерпело за последний век решительную инфляцию. <…> Вы предложили нам дружбу и сотрудничество во всех аспектах цивилизации. Это предложение беспрецедентно в человеческой истории, как беспрецедентен и сам факт появления инопланетного существа на нашей планете, и как беспрецедентен наш ответ на ваше предложение. Мы отвечаем вам отказом по всем пунктам предложенного вами договора, мы отказываемся выдвинуть какой бы то ни было контрдоговор, мы категорически настаиваем на полном прекращении каких бы то ни было контактов между нашими цивилизациями и между их отдельными представителями. <…> Мы имеем подчеркнуть, что идея контакта с древнейших времён входила в сокровищницу самых лелеемых, самых гордых замыслов нашего человечества. Мы имеем уверить вас, что наш отказ ни в коем случае не должен рассматриваться вами как движение враждебное, основанное на скрытом недружелюбии или связанное с физиологическими и иными инстинктивными предрассудками. <…> Нас разделяет гигантская революция в массовой психологии, к которой мы только начали готовиться и о которой вы, наверное, давно уже забыли. Психологический разрыв не позволяет нам составить правильное представление о целях вашего прибытия сюда, мы не понимаем, зачем вам нужны дружба и сотрудничество с нами. Ведь мы только-только вышли из состояния беспрерывных войн, из мира кровопролития и насилия, из мира лжи, подлости, корыстолюбия, мы ещё не отмылись от грязи этого мира, и когда мы сталкиваемся с явлениями, которые наш разум не способен вскрыть, когда в нашем распоряжении остаётся только наш огромный, но не освоенный ещё опыт, наша психология побуждает нас строить модель явления по нашему образу и подобию. Грубо говоря, мы не доверяем вам, как не доверяем все ещё самим себе. Наша массовая психология базируется на эгоизме, утилитаризме и мистике. Установление и расширение контактов с вами означает для нас прежде всего угрозу немыслимого усложнения и без того сложного положения на нашей планете. Наш эгоизм, наш антропоцентризм, тысячелетиями воспитанная в нас религиями и наивными философиями уверенность в нашем изначальном превосходстве, в нашей исключительности и избранности — все это грозит породить чудовищный психологический шок, вспышку иррациональной ненависти к вам, истерического страха перед вашими невообразимыми возможностями, ощущение огромного унижения и внезапного падения с трона царя природы в грязь. Наш утилитаризм породит у огромной части населения стремление бездумно воспользоваться материальными благами прогресса, доставшегося без усилий, даром, грозит необратимо повернуть души к тунеядству и потребительству, а, видит бог, мы уже сейчас отчаянно боремся с этим как со следствием нашего собственного научно-технического прогресса. Что же касается нашего закоренелого мистицизма, нашей застарелой надежды на добрых богов, добрых царей и добрых героев[К 8], надежды на вмешательство авторитетной личности, которая грядёт и снимет с нас все заботы и всю ответственность, что касается этой оборотной стороны нашего эгоизма, то вы, вероятно, даже представить себе уже не можете, каков будет в этом смысле результат вашего постоянного присутствия у нас на планете. Я надеюсь, вы теперь и сами видите, что расширение контакта грозит свести к нулю то немногое, что нам с огромным трудом удалось пока сделать в области подготовки к революции в психологии. <…> Мы предлагаем ровно через пятьдесят лет после вашего отлета повторить встречу полномочных представителей обеих цивилизаций на северном полюсе планеты Плутон. Мы надеемся, что к этому времени мы окажемся более подготовленными к обдуманному и благоприятному сотрудничеству наших цивилизаций. <…> — Присоединяясь целиком и полностью к содержанию и форме изложенного здесь председателем, — резко и сухо заговорил полковник, — я считаю своим долгом, однако, не оставлять никаких сомнений у высокой договаривающейся стороны в нашей решимости всеми средствами не допускать контакта до условленного времени. Полностью признавая огромное техническое, а следовательно, и военное превосходство высокой договаривающейся стороны, я тем не менее считаю своим долгом совершенно недвусмысленно заявить, что любая попытка насильственного навязывания контакта, в какой бы форме она ни предпринималась, будет рассматриваться с момента вашего отлета как акт агрессии и будет встречена всей мощью земного оружия. Всякий корабль, появившийся в сфере достижения наших боевых средств, будет уничтожаться без предупреждения…

— Я давно уже обратил внимание на то, — загремел Фарфуркис, — что воспитательная работа в Колонии необъяснённых явлений поставлена безобразно. Политико-просветительные лекции почти не проводятся. Доска наглядной агитации отражает вчерашний день. Вечерний университет культуры практически не функционирует. Все культурные мероприятия в Колонии сведены к танцулькам, к демонстрации заграничных фильмов, к пошлым эстрадным представлениям. Лозунговое хозяйство запущено. Колонисты предоставлены сами себе, многие из них морально опустошены, почти никто не разбирается в международном положении, а самые отсталые из колонистов — например, дух некоего Винера — даже не понимают, где они находятся. В результате — аморальные поступки, хулиганство и поток жалоб от населения. Позавчера птеродактиль Кузьма, покинув территорию Колонии и, несомненно, находясь в нетрезвом виде, летал над клубом рабочей молодежи и скусывал электрические лампочки, окаймляющие транспарант с надписью «Добро пожаловать».

«Грррм», — сказал наконец Лавр Федотович и пошёл ставить каменные точки над разными буквами.

— Национальность: птеродактиль. Все содрогнулись, но время поджимало, и никто не сказал ни слова. — Образование: прочерк, — продолжал читать комендант. — Знание иностранных языков: прочерк. Профессия и место работы в настоящее время: прочерк. Был ли за границей: вероятно, да… — Ох, это плохо! — пробормотал Хлебовводов. — Плохо это! Ох, бдительность…[К 9] <…> Кузька оглядел Тройку, встретился с мертвенным взглядом Лавра Федотовича и вдруг застеснялся ужасно, закутался в крылья, спрятал пасть на брюхе и стал застенчиво выглядывать из кожистых складок одним глазом — огромным, зелёным, анахроничным, похожим на полураскрытую ирисовую диафрагму. Прелесть был Кузька. Впрочем, на свежего человека он производил устрашающее впечатление. Хлебовводов на всякий случай что-то уронил и полез под стол, откуда пробормотал: «Я думал, собака какая-нибудь квакающая…»

Хлебовводов чувствовал, что заврался. Фарфуркис смотрел на него насмешливо, да и поза Лавра Федотовича наводила на размышления. Учтя все эти обстоятельства, Хлебовводов сделал вдруг резкий поворот.

Лавр Федотович облизал бледный указательный палец и резким движением перебросил у себя в бюваре несколько листков, что служило у него признаком сильнейшего раздражения.

Хлебовводов по привычке размахнулся и предложил взять на себя повышенные обязательства, например, чтобы в связи с возросшим авторитетом Тройки комендант товарищ Зубо обязался бы увеличить свой рабочий день до четырнадцати часов, а научный консультант товарищ Выбегалло отказался бы от обеденного перерыва.

— Христом богом… спасителем нашим… нет же у нас в городе зоологического сада! — Будет! — пообещал Лавр Федотович и тут же демократично пошутил: — Простой сад у вас есть, детский тоже есть, а теперь и зоологический будет. Тройка троицу любит. Взрыв предобеденного хохота побудил Кузьку ещё раз сделать неприличность.

О повести[править]

• см. Борис Стругацкий, соотв. главу «Комментариев к пройденному», 1999

Поскольку явная критика ситуаций, находящихся ближе к реальности, нежели «тысяча лет и тысяча парсеков до Земли», означала бы (наряду с прочими социологическими последствиями) оставление жанра НФ и его читателей, Стругацкие избрали второй возможный путь — форму притчи, похожей на сказку, со всё увеличивающимися сатирическими оттенками. <…> Знак формального мастерства, соединённого, возможно, с некоторым социологическим замешательством, может быть увиден в изменении главного героя Стругацких. К этой стадии он превратился в выразителя основной точки зрения. Как правило он, подобно вольтеровскому Кандиду, обладает наивным взглядом на всё более отчуждённый и дисгармоничный мир, но он отягощён дополнительной проблемой XX века — как понять смысл событий, происходящих в массовом обществе, в котором установлена монополия на распространение информации. Это вызывает беспокойство, как в «Улитке на склоне», или стремление к деятельности, как в «Обитаемом острове», или смешение этих двух реакций, как в «Сказке о Тройке». <…> Возможно, центральное место в их позднем творчестве занимает «Приваловский цикл» — романы «Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о Тройке» <…>. В осовремененном фольклорном одеянии они воплощают атмосферу этой стадии — вторжение человеческих отношений при недостатке линейной логики и смысла. Современные науки и современные социальные отношения по своей странности и отчужденности от непосвящённого большинства схожи с белой и чёрной магией. Соответственно, формы волшебной сказки могут быть взяты как предшественники и свободно смешиваться с современной «квантовой алхимией». На самом деле старые персонажи <…> — мелюзга, подходящая для мягкого веселья, случайной критики и создания обстановки по сравнению с отчуждёнными ужасами научного шарлатанства и бюрократической власти. <…> «Сказка о Тройке» <…> концентрируется на бюрократической тройке <…>. Блистательна описанная картина их предрассудков, милитаристских манер и междоусобной грызни — кратко говоря, сталинистского подхода, превращающегося в «научно-административный». Их полуграмотный жаргон и окаменелые псевдодемократические лозунги, полностью некомпетентные qui pro quo и совершаемые некстати поступки описаны с буйным чёрным юмором, превращающим произведение в одну из самых смешных известных мне НФ работ. К несчастью, советские власти не дали ей появиться в книжном издании, восприняв её просто как отражение советского общества. Как наиболее ясно показывает эпизод с Пришельцем, эта критика дегенеративной власти приложима ко всему человечеству, психологически не готовому к контакту с утопическим будущим. Фактически, я не знаю более сочувственного взгляда на истинную ответственность, проявляющуюся со властью, чем речь главы Тройки[К 10] (произнесённая под воздействием аппарата, выявляющего наиболее сокровенные мотивы) при разбирательстве дела Пришельца. В чём-то неровная, это, возможно, один из весомейших экспериментов Стругацких.

Since explicit criticism of situations nearer home than its «thousand years and thousand parsecs from Earth» would have (among other sociological consequences) meant abandoning the SF genre and their readers, the Strugatskiis opted for the second possible way—a folktale-like parable form with increasingly satirical overtones. <…> A sign of formal mastery, joined perhaps to a certain sociological bewilderment, can be seen in the changing Strugatskii protagonist. By this phase he has turned into the privileged point of view. As a rule he is, like Voltaire’s Candide, a naive glance at the increasingly estranged and disharmonious world, but burdened by the additional twentieth-century problem of how to make sense of the events in a mass society with monopolized information channels. This makes for anxiety, as in The Snail on the Slope, or activist response, as in The Inhabited Island, or a fusion of both, as in The Tale of the Triumvirate. <…> Perhaps a central place in their late work is due to the «Privalov cycle»—so far the novels Monday Begins on Saturday and The Tale of the Triumvirate <…>. In an updated folktale garb, they embody the underlying atmosphere of this phase—a total invasion of human relationships by a lack of linear logic and sense. Modern sciences and modern social relationships in their strangeness for and alienation from the uninitiated majority are equivalent to white and black magic. Conversely, the forms of the magical folktale can be taken as forerunners of, and freely mixed with, contemporary «quantum alchemy.» Indeed, the old characters <…> are small fry, good only for some mild fun, incidental critique, and atmosphere-setting in comparison to the estranged horrors of scientific charlatanism and bureaucratic power. <…> The Tale of the Triumvirate (or Troika) <…> concentrating on a bureaucratic triumvirate <…>. Its semi-literate jargon and fossilized pseudo-democratic slogans, its totally incompetent quid-pro-quo’s and malapropisms are portrayed with a wildly hilarious black humor, which makes of this the funniest work of SF I know. It is unfortunate that the Soviet authorities have prevented it from appearing in book form, thus taking it merely as a reflection on Soviet society. As the episode of the Alien most clearly shows, this critique of a degenerated power situation is applicable to all of present-day mankind, psychologically unprepared for contact with an utopian future. In fact, I know of no more sympathetic insight into the true necessities that bring about elite power than the Troika chairman’s speech (under the influence of an apparatus which induces the surfacing of innermost motives) at the Alien’s trial. Though somewhat uneven, this is perhaps the weightiest experiment of the Strugatskiis.

	«Сказка о Тройке» — на самом деле, резко отличающееся [от предыдущих] произведение, отличающееся настолько, что могло бы быть написано совсем другими авторами[К 11] — это высшим из возможных признаний авторской многосторонности. <…> Придётся дойти до сцены чаепития в «Алисе…», чтобы отыскать ещё один момент, сумасшедший на столько же, что и заседание Тройки; и, в ретроспективе, можно понять, что имеешь дело с глубоко серьёзной работой, поскольку каждая изогнутая линия освещает прямую, алогизм подчёркивает ясность, от которой он отошёл.
	Tale of a Troika is a very different thing indeed—so different that it might have been written by quite different authors—which is the highest possible tribute to the authors’ versatility. <…> One has to search back to Alice’s tea party to find a scene as mad as the chamber of the Troika; yet, in retrospect, one realizes that one has experienced a profoundly serious work, since every bent line illuminates a straight one, all illogic signifies the purity from which it has departed.
	— Теодор Стерджен, предисловие к «Пикнику на обочине» и «Сказке о Тройке», 1976

Вот в чём причина сатирической неразберихи в повести и возможность реальных кризисов в жизни: в некомпетентности «хозяев науки», в неумении и нежелании признавать ошибки, судить обо всём иначе, чем через призму инструкции, и видеть дальше собственной, ладони. <…> Жанр сатирической фантастики позволил Стругацким довести ситуацию столкновения интересов науки и административного невежества до абсурда, до рокового предела, показать опасные последствия такого столкновения.

— Роман Арбитман, «До и после „Сказки…“», 1987

1992[править]

Эта сатирическая повесть как бы стала сигналом для атаки [критиков] на «Улитку…» по тому же самому принципу, по какому только «Хищные вещи века» сделали возможной попытку дезавуировать «Далёкую Радугу», «Попытку к бегству» и «Трудно быть богом». <…> Лавр Федотович Вунюков. Председатель. Авторы не дают его непосредственной характеристики. Используя в описании его внешности такие эпитеты, как «каменное лицо», «деревянный голос», «тяжёлые веки», авторы делают его как бы обобщением пропагандистских образцов партийных руководителей. <…> В этом произведении не так важно было действие и даже ход рассмотрения отдельных «дел». На самом деле роль играло лишь то, кто как себя вёл и каким языком разговаривал.

— Войцех Кайтох, «Братья Стругацкие»

«Понедельник» писан привселюдно внутренне свободными оптимистами — «Сказка» вылеплена в запечье полонёнными скептиками. «Понедельник» полон действия и движения — в «Сказке» герои барахтаются на одном месте, как мухи на липучке. «Понедельник» дышит молодым озорством — «Сказка» жжётся старообразной ехидной кислотой. И то самое подведение мины под ТПРУНЮ, которое мне двадцать лет назад доставило счастливые минуты сопричастия высочайшему остроумию, теперь представляется унылой капитуляцией перед нездешней мощью порядка вещей. Портфель Лавра Федотовича осязается неподъёмным, как сумочка крестьянская Микулы Селяниновича. И впрямь бедная душа просит победного явления «богов из машины», врачующего по крайней мере раны, нанесённые по ходу дела авторской пишмашинкой. <…> Вот Лос-Анджелес, поди, прав, ставя «Сказку» в затылок щедринской «Истории града Глупова». Между Китежградом (он же Тьмускорпионь) и Глуповым даже не надо рыть туннель, настолько они переходят один в другой. Возможно, это один и тот же город, в соответствии с нашей оригинальной традицией переименованный по случаю чьей-либо кончины или лихого переворота. Просто в суматохе забылось, когда именно это произошло.[3]

— Александр Александрович Щербаков, «Тридцать лет сплошного понедельника (послесловие инвалида)»

В отличие от большинства повестей Стругацких, «Сказка» заметно слаба финалом. В течение всей повести авторы гениально издеваются над тем, что некогда было тонко названо «административным восторгом» — и этот процесс очевидно важнее результата. Оба существующие варианта финала повести совершенно неудовлетворительны: в одном из них <…> буквально пинками разгоняют Тройку, что реалистичным путём решения проблемы назвать трудно, а в другом магистры борются с Тройкой её же собственными — административными — методами, что гораздо реалистичнее, но более чем уязвимо с этической точки зрения. Так или иначе, финал даёт читателю иллюзию, что с Тройкой можно справиться — как и все иллюзии, она не то что вредна, но просто опасна.

— Сергей Бережной, рецензия на издание повестей Terra Fantastica, 1992

Комментарии[править]

Примечания[править]

Цитаты из книг и экранизаций братьев Стругацких
Мир Полудня:	«Полдень, XXII век» (1961)  · «Попытка к бегству» (1963)  · «Далёкая Радуга» (1963)  · «Трудно быть богом» (1964)  · «Беспокойство» (1965/1990)  · «Обитаемый остров» (1968)  · «Малыш» (1970)  · «Парень из преисподней» (1974)  · «Жук в муравейнике» (1979)  · «Волны гасят ветер» (1984)
Другие повести и романы:	«Забытый эксперимент» (1959)  · «Страна багровых туч» (1959)  · «Извне» (1960)  · «Путь на Амальтею» (1960)  · «Стажёры» (1962)  · «Понедельник начинается в субботу» (1964)  · «Хищные вещи века» (1965)  · «Улитка на склоне» (1966/1968)  · «Гадкие лебеди» (1967/1987)  · «Второе нашествие марсиан» (1967)  · «Сказка о Тройке» (1967)  · «Отель «У Погибшего Альпиниста»» (1969)  · «Пикник на обочине» (1971)  · «Град обреченный» (1972/1987)  · «За миллиард лет до конца света» (1976)  · «Повесть о дружбе и недружбе» (1980)  · «Хромая судьба» (1982/1986)  · «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя» (1988)
Драматургия:	«Туча» (1986)  · «Пять ложек эликсира» (1987)  · «Жиды города Питера, или Невесёлые беседы при свечах» (1990)
С. Ярославцев:	«Четвёртое царство»  · «Дни Кракена»  · «Экспедиция в преисподнюю»  · «Дьявол среди людей»
С. Витицкий:	«Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики»  · «Бессильные мира сего»
Экранизации:	«Отель «У погибшего альпиниста» (1979)  · «Сталкер» (1979)  · «Чародеи» (1982)  · «Дни затмения» (1988)  · «Трудно быть богом» (1989)  · «Искушение Б.» (1990)  · «Гадкие лебеди» (2006)  · «Обитаемый остров» (2008–9)  · «Трудно быть богом» (2013)