Куда уходила коза в народной сказке волк и коза чтобы добыть корм для козлят

Ответы

Артемий Блестив

в сказке про семеро козлят под словами «сходила за молоком» имеется ввиду иносказательный смысл, ведь козе чтобы выработать молоко нужно сначала поесть травы, а за травой нужно сходить на выпас или место где растет трава, мне так кажется ну и надо отдать дань творчеству автора это же сказка все таки а не «Война и Мир» Льва Николаевича :)))))

Серж Сержио

На пастбище. Она же не могла маленьким козлятам прямо сказать что пошла жрать. Да и тяжело детям объяснить прямую зависимость от её питания с процессом лактации и в свою очередь от этого зависимость питания для козлят. У них бы просто мозг взорвался бы.

ВК

Валерий Куприянов

По ночам надо спать )))) История умалчивает о её похождениях…. а фантазировать может только автор сказки… главное в сказке, что всё хорошо закончилось, тут и сказке конец, а кто слушал — молодец )))

Ал

Александр

Вы так больше не «мучайтесь»,…потому как даже у женщин с третьим размером и выше после рождения ребёнка бывает очень мало молока — может у козы такая же ситуация…

Руслан Сибагатуллин

Хороший вопрос… Я, наверное, тоже не усну. Может у ней пропало молоко и она ходила за коровьем… У меня вот встречный вопрос возникает: А где в это время был КОЗЁЛ?!

S = K. Log W

Может, она была модная хипстерская коза и ходила за, прости господи, овсяным молоком. Или соевым. Или из чего его ещё там гонят.

Та

Такой-Сякой

у нее был отдельный сарайчик в лесу, где она сама себя доила, чтобы дети не видели все это непотребство….. видимо

ИА

Ильдар Айкаев

Дык в Пятерочку либо в Магнит… У Тебя самой сколько титков -то: Всемером наверное не смогут присосаться враз!!

Леди Мила

уж вы, женщина , могли бы и не переписывать этот старый, надоевший вопрос! Коза не корова, ей семерых не выкормить

Лю

Любовь

Здрастье! А куда в советское время ходили мамаши за молоком на молочную кухню, когда она сама кормящая?

АН

Александр Никитин

У козы то всего два соска , а козлят семеро…. правильно надоить и ровно разделить — цель ее похождений

Sergei Komogaev

Коза относится к существительное роду а значит к женскому значит надо спрашивать у женшин

Ал

Алексей))

да за молоком это только предлог,козлята её нервишки вынесли и она пошла в гости, гулять))

Николай Цыбуля

ват поэтому и коза, что где-то ходит, а что с молоком — точно мутная история с базаром

АП

Александр Петров

Умно!!! Это так.Она же сама должна быть с молоком.может она потеряла молоко и не доилась?

Друг Михаила

Как, копытами, не хватает видно на всю ораву, или пропало на нервной почве. Муж то козёл

Ол

Олег

На всех не хватает, а бывает и совсем не появляется! Как очевидные вещи можно не знать?

АК

Александр Коробов

В кафе покушать. У скотины молоко образуется когда она питается травой или силосом.

Майя Петрова

Она не за молоком ходила — она ходила пастись, чтоб молоко у неё выработалось!

Николай Шляхов

У меня тоже на эту тему вопрос. Как она смогла родить сразу семерых козлят

Алексей

я думаю она ходила к козлу делать восьмого просто детям это не сказали

Николаус

К козлу, а иначе где она ещё семерых козлят найдёт для своего молока!

Амир Харисов

А сейчас, фермы разрушены в большинстве. Откуда молоко? Кого доят?

Сказка рассказывает про злого волка, который изменил голос, пробрался в дом козы и съел маленьких козлят. Но мама-коза сумеет спасти своих детей и избавиться от волка.

«Волк и семеро козлят» читать

Жила-была коза с козлятами. Уходила коза в лес есть траву шелковую, пить воду студеную. Как только уйдет — козлятки запрут избушку и сами никуда не выходят.

Воротится коза, постучится в дверь и запоет:
— Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла — молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
Из копытечка во сыру землю!
Козлятки отопрут дверь и впустят мать.

Она их покормит, напоит и опять уйдет в лес, а козлята запрутся крепко-накрепко.

Волк подслушал, как поет коза. Вот раз коза ушла, волк побежал к избушке и закричал толстым голосом:
— Вы, детушки!
Вы, козлятушки!
Отопритеся,
Отворитеся,
Ваша мать пришла,
Молока принесла.
Полны копытцы водицы!

Козлята ему отвечают:
— Слышим, слышим — да не матушкин это голосок! Наша матушка поет тонюсеньким голосом и не так причитает.

Волку делать нечего. Пошел он в кузницу и велел себе горло перековать, чтоб петь тонюсеньким голосом. Кузнец ему горло перековал. Волк опять побежал к избушке и спрятался за куст.
Вот приходит коза и стучится:
— Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла — молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
Из копытечка во сыру землю!

Козлята впустили мать и давай рассказывать, как приходил волк, хотел их съесть.

Коза накормила, напоила козлят и строго-настрого наказала:
— Кто придет к избушечке, станет проситься толстым голосом да не переберет всего, что я вам причитываю, — дверь не отворяйте, никого не впускайте.

Только ушла коза, волк опять шасть к избушке, постучался и начал причитывать тонюсеньким голосом:
— Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Ваша мать пришла — молока принесла;
Бежит молоко по вымечку,
Из вымечка по копытечку,
Из копытечка во сыру землю!
Козлята отворили дверь, волк кинулся в избу и всех козлят съел. Только один козленочек схоронился в печке.

Приходит коза; сколько ни звала, ни причитывала — никто ей не отвечает. Видит — дверь отворена, вбежала в избушку — там нет никого. Заглянула в печь и нашла одного козленочка.

Как узнала коза о своей беде, как села она на лавку — начала горевать, горько плакать:
— Ох вы, детушки мои, козлятушки!
На что отпиралися-отворялися,
Злому волку доставалися?

Услыхал это волк, входит в избушку и говорит козе:
— Что ты на меня грешишь, кума? Не я твоих козлят съел. Полно горевать, пойдем лучше в лес, погуляем.

Пошли они в лес, а в лесу была яма, а в яме костер горел. Коза и говорит волку:
— Давай, волк, попробуем, кто перепрыгнет через яму?
Стали они прыгать. Коза перепрыгнула, а волк прыгнул, да и ввалился в горячую яму.
Брюхо у него от огня лопнуло, козлята оттуда выскочили, все живые, да — прыг к матери! И стали они жить-поживать по-прежнему.

Иллюстратор Ю.Васнецов, изд. Детская литература, 1984 г.

Конспект занятия по развитию речи

 «Пересказ русской народной сказки «Волк и семеро козлят»

Область: Речевое развитие

Цель: Формирование навыков связного, последовательного пересказа текста русской народной сказки «Волк и семеро козлят».

Задачи:

1. Образовательная:

— активизировать и обогащать словарный запас;

— продолжать совершенствовать общую и мелкую моторику;

— отвечать на вопросы;

— развивать интонационную выразительность речи;

— подбирать нужное по смыслу слово;

— заканчивать начатую взрослым фразу.

2. Развивающая:

— развивать интерес к художественной литературе – русским народным сказкам, желание слушать и рассказывать сказки;

— устанавливать причинно-следственные связи.

3. Воспитывающая:

— учить детей внимательно слушать сказку, дослушивать ее до конца, совместно рассказывать сказку, соблюдая последовательность сюжета;

— воспитывать умение сопереживать героям, разделять их чувства.

— воспитать интерес к устному русскому народному творчеству;

— воспитывать умение работать в коллективе.

Подготовка:

— чтение русских народных сказок, в том числе – сказки «Волк и семеро козлят»;

— рассматривание иллюстраций к сказке,

— игры – драматизации по литературным произведениям.

Оборудование и раздаточный материал:

— маски: козы, волка, козлят (для всех детей);

— фигурка козленка в корзинке;

— книга-сказка «Волк и семеро козлят»;
— картинки – иллюстрации к сказке;

— картинки: «Найди инструмент» Рис. 1;«Попробуй, найди», Рис.2;«Добрая коза и злой волк» Рис. 3. Карточки «Чьи следы», Рис. 4., счетные палочки на всех детей;

— песня на магнитофоне «В гостях у сказки»;

— фигурки сказочных персонажей из «театра на столе».

Методы: игровой, словесно — логический, проблемный, самостоятельный.

Приемы: художественное слово, пояснение, поощрение, физминутка, мимическая гимнастика

Ход занятия.

Этап занятия	Воспитатель	Ответы детей
1.      Водная часть Песня  «В гостях у Сказки» — отрывки из русских народных сказок: «Петушок и бобовое зернышко»; «Лиса и козел»; « Сестрица Аленушка и братец Иванушка» Игра «Доскажи словечко»	Воспитатель приглашает детей присесть на стулья, расставленные полукругом. — Если сказка в дверь стучится, Ты скорей ее впусти, Потому что сказка – птица, Чуть спугнешь и не найти. — Ребята, скажите, а вы любите играть? … — А сказки вы любите слушать, а сами рассказывать? — Тогда давайте, поиграем. Игра называется «Закончи предложение». Я буду читать вам предложение, а последнее словечко в нем скажите вы, договорились. — Будьте внимательны! 1. — Коровушка, голубушка, дай скорее молока, из молока хозяюшка собьет маслица, маслицем смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым … 2. – Не послушался Иванушка и напился из козьего….. 3. — Вскочила лиса козлу на спину, со спины на рога, да и вон из … — Молодцы, ребята, знаете сказки. А теперь встаем все в круг. — Давайте ребята с вами поиграем в игру, «Какая сказка мне нравится». Я передам мяч тому, кто стоит справа от меня, а он назовет ту сказку, которая ему больше всего нравится. Мяч передаем по кругу, пока он не вернется ко мне. — А какая мне нравится сказка, попробуйте угадать: Жили — были семь ребят Белых маленьких (козлят). Мама их любила Молочком (поила). Тут зубами щелк да щелк Появился серый (волк), Шкуру белую надел Нежным голосом (запел). Как запел тот зверь: Отоприте, детки, (дверь), Ваша матушка пришла, молочка вам (принесла). Мы ответим без подсказки — Кто сумел спасти ребят. Это знаем мы из сказки…	Дети слушают музыку Ответы.  Играют. Заканчивают предложение. Отвечают (зернышком)  Заканчивают предложение. Заканчивают предложение.   Встают в круг. Ответы детей Заканчивают предложение.  — козлят — поила — волк — запел — дверь — принесла -«Волк и семеро козлят»
II. Основная часть — книга «Волк и семеро козлят»; демонстрационные карточки с изображением сюжетов из сказки Физкультминутка «Будем бегать и скакать» — маска Козы для воспитателя; — маски козлят для детей Каждому ребенку выдается картинка: «Найди инструмент»     Рис. 1; «Попробуй, найди», Рис.2; «Добрая коза и злой волк» Рис. 3. Мимическая гимнастика  Карточки  «Чьи следы», палочки. Рис. 4.	— Молодцы, ребята, правильно угадали сказку. — К нам сегодня в гости пришел один из героев этой сказки, давайте его поищем. Кто же к нам пришел? Дети ходят по группе, находят в корзинке фигурку героя сказки – козленка. — Ребята, а как вы думаете, почему козленок от нас в группе спрятался? — Ребята, а давайте, все вместе, вспомним сказку «Волк и семеро козлят». Посмотрите, я принесла вам книжку и картинки. Я буду задавать вам вопросы, а вы на них отвечать, договорились? 1) Как зовут Маму козлят…? 2) Куда уходила коза? 3) Что делали козлята, когда коза уходила? 4) Как разговаривают козлята? 5) Сколько было козлят? — Молодцы, правильно. — А сейчас, давайте с вами разомнемся. Я буду мама -Коза, а вы мои детки – козлятки (надевают маски) Будем прыгать и скакать!  Раз, два, три, четыре, пять!  Будем прыгать и скакать! (Прыжки на месте.)  Наклонился правый бок. (Наклоны туловища влево — вправо.)  Раз, два, три.  Наклонился левый бок.  Раз, два, три.  А сейчас поднимем ручки (Руки вверх.)  И дотянемся до тучки.  Сядем на дорожку, (Присели на пол.)  Разомнем мы ножки.  Согнем правую ножку, (Сгибаем ноги в колене.)  Раз, два, три!  Согнем левую ножку,  Раз, два, три.  Ноги высоко подняли (Подняли ноги вверх.)  И немного подержали.  Головою покачали (Движения головой.)  И все дружно вместе встали. (Встали.) — Молодцы, хорошо повеселились, а теперь давайте дальше вспоминать нашу сказку.  6) Каким  сначала голосом пел  волк?  7) Куда пошел волк?   Что волку сделали в кузнеце? — Все правильно ребята, а теперь посмотрите на картинку внимательно «Найди инструмент» (рис.1).  — Кто изображен на картинке? — Кто помог волку перековать горло, чтобы его голос стал тоненьким? — Ребята, посмотрите на инструменты в нижней части рисунка. Как они называются? — А каким инструментом, медведь «перековал» горло у волка? — Молодцы. Правильно — А теперь посмотрите на эту картинку («Добрая коза и злой волк»). — Какая здесь мама коза? — А какой волк? — Давайте, все вместе, изобразим их (компоненты мимики: нахмуренные брови, злые глаза, улыбка). — Молодцы, справились. — Ребята,  давайте вспомним, куда пошли мама коза и волк? — Да, правильно! Ой, ребята, а наш козленок, принес вам карточки с заданием, давайте посмотрим, чьи здесь следы изображены? — Давайте сделаем такие же следы из палочек. — Молодцы, все отлично справились.	Отгадывают.  Ищут.  Находят. Ответы детей. Вспоминают.  Рассматривают. Отвечают на вопросы. Надевают маски.   Выполняют  физкультминутку С движеиями. Вспоминают. Отвечают. (толстым, грубым)             (в кузнецу) (перековали горло) Рассматривают картинки и выбирают инструмент.  Называют инструмент.   Называют эмоции.  Показывают компоненты мимики. Рассматривают карточки, делают   следы из палочек.
V. Итог занятия Переход к самостоятельной детской деятельности – игры детей с атрибутами пальчикового театра, рассматривание иллюстраций в книге.	— Молодцы, ребята, козленку очень понравилось, как вы рассказали его любимую сказку; правильно сложили следы из палочек и как дружно и весело показывали козу и волка. — Ребята, у козленка в корзинке, для вас еще один подарок – фигурки персонажей  сказки «Волк и семеро козлят». Козленок решил подарить их вам, а сейчас вы можете с ними поиграть. — Давайте, поблагодарим нашего гостя – козленка и пожелаем ему всего хорошего.	Положительные эмоции детей.  Рассматривают персонажей сказки (кукольный театр)   Прощаются с героями.

«КОЗЛИНАЯ ТЕМА» славянского язычества,
история с началом и продолжением, составленная волхвой Пятницей
из сказок, колядок, игр и потешек о козах и козлах.

Предисловие.

Сказки — осколки мифологической картины мира, если выстроить их в определённом порядке, то можно получить новую для нас реальность, возможно, именно ту, которую имели в виду наши предки, сложившие эти истории.

«Я просто расположил по порядку разрозненные эпизоды «Странствий Мэл Дуина»», — написал древнеирландский автор о своём произведении, входящем в состав знаменитой «Книги Бурой Коровы» (и других более ранних источников). Через тысячу лет подобное случилось с карело-финским эпосом «Калевала». В народной среде бытовали только разрозненные песни его, не образующие общей картины. Все руны собрал, обработал и выстроил в логическом порядке Э.Лёнрот, что ничуть не умаляет ценности ни народных песен, ни его «кабинетного» труда. То же самое происходило и с греческой мифологией и эпосом. Разница в том, что древнегреческие народные предания собрал и обработал не один человек: целая плеяда авторов — певцов, философов, лингвистов — на протяжении последних двух с половиной тысячелетий занималась распутыванием клубка божественных родословий и семейных драм Титанов и Олимпийцев. В русской фольклористике ХIХ века был пример попытки составления «биографии» Ильи Муромца, однако, не совсем удачный.

Выношу на Ваш суд новый опыт из той же серии… Однако, независимо от того, хорошим или плохим он получился, я глубоко уверена в том, что архаичный фольклор нужно анализировать и можно систематизировать не только по жанрам или по календарной приуроченности, но и по предложенной выше схеме, когда сказки, колядки, хороводы, поговорки и игры с упоминанием одного и того же персонажа или объекта могут (или не могут) образовывать логические цепочки.

Из тьмы веков назад
Грядёт Коза-дереза,
Кто предков не чтит,
Всё родное кстит —
Забодает!

«СОПЛИВЫЙ КОЗЁЛ»

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец с тремя дочерьми-красавицами. Построил он новую избу и послал на новоселье ночевать старшую дочь, чтоб после рассказала ему, что ей во сне привидится. И приснилось ей, что она выйдет замуж за купеческого сына. На другую ночь послал отец на новоселье среднюю дочь, приснилось ей, что она выйдет замуж за боярского сына. На третью ночь дошла очередь до меньшой дочери, и приснилось ей, что выйдет она замуж за козла.

Перепугался отец, не велел младшей дочери даже на крыльцо выходить. Так нет, не послушалась, вышла! А Козёл тут как тут! Подхватил её на высокие рога и унёс за крутые берега, за тёмные леса, за высокие горы. Принёс к себе и уложил на полати спать: сопли у него текут, слюни у него бегут, а девушка его платочком утирает, не брезгует; понравилось это козлу, знай чешет свою бороду! (Недаром говорят: любовь — зла, полюбишь и козла).

Поутру встала наша красавица, глядь в окошко — двор огорожен частоколом, а на каждой тычине по девичьей головке; только одна тычинка пустая стоит. Обрадовалась бедняжка, что смерти избежала. А слуги её будят: «Не пора, сударыня, спать, пора вставать; в горницах мести, сор на улицу нести!»
Вышла она на крыльцо; летят гуси. «Ах вы, гуси мои серые! Не с родной ли вы сторонушки?» А гуси ей в ответ: «С твоей-то мы сторонушки, принесли-то мы тебе весточку: у вас дома старшую сестрицу твою замуж выдают за купеческого сына». Козёл с полатей всё слышит и говорит слугам: «Эй вы, слуги мои верные! Несите платья самоцветные; закладывайте вороных коней; чтоб три раза скакнули и были на месте».

Принарядилась красавица и поехала; кони мигом привезли её к отцу. На крыльце встречают гости, в доме пир горой! А Козёл в то время обернулся добрым молодцем и ходит по двору с гуслями. Ну, как на пир гусляра не позвать? Он пришёл в хоромы и начал выигрывать: «К вам приехала козлова жена, козлова жена, соплякова жена!» А бедняжка по одной щеке его хлоп, по другой хлоп, сама на коней — и была такова!

Приехала домой, а Козёл уж на полатях лежит. Сопли у него текут, слюни бегут; девушка их платочком утирает, не брезгует. Поутру встала она, прибрала всё в горницах и вышла на крылечко; летят гуси. «Ах вы, гуси мои серые! Не с родной ли вы сторонушки, не от родного ли батюшки?» А гуси ей в ответ: «С твоей-то мы сторонушки, принесли-то мы тебе весточку: у вас дома среднюю сестрицу твою замуж выдают за боярского сына». Козёл с полатей всё слышит и говорит слугам: «Эй вы, слуги мои верные! Несите платья самоцветные; закладывайте вороных коней». Опять поехала дочка к отцу; на крыльце гости, в доме пир горой! А Козёл обернулся добрым молодцем и ходит по двору с гуслями; позвали его, он и стал выговаривать: «К вам приехала козлова жена, козлова жена, соплякова жена!» А бедняжка по одной щеке его хлоп, по другой хлоп, сама на коней — и была такова!

Воротилась домой; Козёл лежит на полатях: сопли текут, слюни бегут. Прошла ещё ночь; поутру встала купеческая дочь, вышла на крылечко; опять летят гуси. «Ах вы, гуси мои серые! Не с родной ли вы сторонушки, не от родного ли батюшки несёте мне весточку?» А гуси ей в ответ: «С твоей-то мы сторонушки, принесли-то мы тебе весточку: у твоего отца большой стол». Поехала она к отцу: гусляр опять по-старому: «Козлова жена, соплякова жена!»

Бедняжка в одну щёку его хлоп, в другую хлоп, а сама мигом домой. Смотрит на полати, а там одна козлиная шкурка лежит; гусляр не успел ещё обернуться в козла. Полетела шкурка в печь, очутилась младшая дочь замужем не за Козлом, а за добрым молодцом; стали они жить-поживать да добра наживать.

А я так думаю, что шкурка у Козла не одна была… С Козлом жить, Козою быть; тем более, что Козёл-то не простой был — на Небе жил. Чтобы соответствовать такому мужу, надо быть семи пядей во лбу или, например, о семи глазах.

«МУЖИК НА НЕБЕ»

Завалилась в подпол горошина, стала расти и выросла до полу. Мужик пол прорубил, горошина дальше растёт; росла, росла — доросла до потолка. Мужик потолок прорубил, горошина опять растёт, доросла до крыши. Мужик крышу разобрал, стала горошина выше расти и доросла до неба. Думает мужик:

«Полезу я на небушко, посмотрю, что там делается». Лез-лез, насилу влез, просёк в небе дыру и забрался туда. Видит: стоит хатка, стены из блинов, лавки из калачей, печка из творогу, вымазана маслом, а в хатке — Коза о семи глазах. Мужик догадался, что надобно делать, и стал приговаривать: «Спи глазок, спи другой». Так шесть глаз заговорил, а седьмого глаза, который был у Козы на спине, мужик не приметил и не заговорил. Наелся, напился, насахарился, лёг на печку отдохнуть. Пришёл Хозяин, а Коза ему про всё и рассказала: вишь, она всё-то видела седьмым глазом. Хозяин осердился, кликнул своих слуг, и прогнали мужика взашеи.

Скучно жить вдвоём, хоть и на Небе; на тычины с черепами в окно любоваться во все семь глаз да гостей незваных гонять. Тоскует Коза по родному дому, по девичьим забавам, вниз на Землю посматривает. А там по Красным горкам, по лугам зелёным игрища, хороводы, песни, в том числе и про Козла и его избранницу:

И шёл Козёл дорогою, дорогою, дорогою,
Нашёл Козу безрогую, безрогую Козу.
Давай, Коза, попрыгаем, попрыгаем, попрыгаем,
И ножками подрыгаем, подрыгаем, Коза!

Хоровод идёт против солнца, а в центре парень, выбранный «Козлом», скачет посолонь, сделав себе «рожки»: выставив указательные пальцы от головы. Перед выбранной девушкой он высоко подпрыгивает на левой ноге, а правой бьёт об землю два раза; и весь хоровод за ним.

«Козёл», высоко поднимая колени, оборачивается вокруг себя против часовой стрелки; «Коза», перескакивая с одной ноги на другую, выходит в круг.
Парень лицом к девушке хлопает два раза в ладоши, девушка, подскакивает два раза, поджимая ноги под себя. Хоровод хлопает в ладоши.

«Коза» агрессивно выставив «рожки» бежит на «Козла», он убегает, увёртывается. «Коза» врезается в хоровод, все верещат, отскакивают от «Козы», наконец парень с девушкой бегут навстречу друг другу, танцуют парой, целуются.

Смех, веселье, озорство!
Отпросилась Коза у мужа на Землю сходить и Земле это впрок пошло:

Где Коза ходила — там жито родило,
Где Коза хвостом — там жито кустом,
Где Коза туп-туп — там жита семь пуд,
Где Коза рогами — там жито стогами!

На Земле от того густо, а дома у Козла — пусто, решил Козёл орешками разжиться, послал жену в лещинник, а там:

«ЯЩЕР»
Сидит, сидит Ящер, под ореховым кустом, Лада-ладу!
Орешки точит, жениться хочет, Лада-ладу!
Берёт себе девку, которую хочет, Лада-ладу!
За белую ручку, за русую косу, Лада-ладу!
За малую ножку, за зелен венок. Лада-ладу!

Ящер, панок, отдай мой венок! Лада-ладу!
Свой веночек выпросила, Лада-ладу!
Свой веночек выплакала, Лада-ладу!
Свой веночек выплясала. Лада-ладу!
Ящер солгал, веночек содрал! Лада-ладу!

Вот и Коза наша что-то в орешнике задержалась:

«КОЗЁЛ С КОЗЛУШКОЮ»
Жил Козёл с Козлушкою,
Козёл пошёл по лыка,
Козу послал по орешки;
Козёл пришёл с лыками,
Нет Козы с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!
— Добро же, Коза! Пошлю на тя волков.
Волки — на заячьей прополке, нейдут козу гнать.
Нет Козы с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!
— Добро же, волки! Пошлю на вас медведей.
Медведи в малиннике засели, не идут волков драть,
Волки нейдут козу гнать.
Нет Козы с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!
— Добро же, медведи! Пошлю на вас стрельцов.
Стрельцы-молодцы после бани спят, не идут медведей поднимать,
Медведи не идут волков драть,
Волки нейдут Козу гнать.
Нет Козы с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!
— Добро же, стрельцы! Пошлю на вас дубьё.
А дубьё стоеросовое — по лесам стоит, нейдёт стрельцов лупить.
Стрельцы не идут медведей поднимать,
Медведи не идут волков драть,
Волки нейдут Козу гнать.
Нет Козы с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!
— Добро же, дубьё! Пошлю на вас Огонь.
Огонь по печкам сидит, ровно горит, нейдёт дубьё палить.
Дубьё нейдёт стрельцов лупить,
Стрельцы не идут медведей поднимать,
Медведи не идут волков драть,
Волки нейдут Козу гнать.
Нет Козы с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!
— Добро же, Огонь! Пошлю на тя Воду.
Вода по тихим заводям разлилась — не шелохнется, нейдёт Огонь тушить,
Огонь не идёт дубьё палить.
Дубьё нейдёт стрельцов лупить,
Стрельцы не идут медведей поднимать,
Медведи не идут волков драть,
Волки нейдут Козу гнать.
Нет Козы с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!
— Добро же, Вода! Пошлю на тя Ветер.
А Ветру, что? — Только свистни! Ветер пошёл волну гнать,
Вода пошла Огонь лить,
Огонь пошёл дубьё палить,
Дубьё попадало стрельцов бить,
Стрельцы побежали медведей поднимать,
Медведи повалили волков драть,
Волки помчались Козу драть,
Коза — бегом домой.
Пришла Коза с орехами,
С ручками, с ножками,
С буйною головкою!

Воссоединилась семья благодаря Ветру — Стрибожьему внуку.
Стал Козёл Козу распрашивать:

— Коза, дереза, лубяные глаза, где ты была?
— Коней пасла.
— А кони где?
— В луга ушли.
— А где луга?
— Водой залило.
— А где вода?
— Быки выпили.
— А быки-то где?
— В вереск ушли.
— А вереск где?
— Девки выломали.
— А девки где?
— Замуж выскочили!

Дерзит Коза мужу в глаза — нагулялася, наигралася вместе с девками:

Хороводницы по очереди выходили в круг, где делали то, о чём пели остальные:

Как возьму я козла да за роженьки,
Да поведу козла за воротички,
Да привяжу козла к дубовому тыну,
Да скажу козлу — сукину сыну:
— Скажи, скажи, козёл, как девки скачут?
— Вот так, так девки скачут (танцуют красиво).
Как начну козла бити, ругати,
Да стану у козла правды пытати:
— Скажи, скажи, козёл, как парни скачут?
— Вот так, так парни скачут (кривляются, передразнивая мужские пляски — просто сущие козы в сарафанах).

«Жена без грозы — хуже козы». Рассердился Козёл и покинул молодую жену. Стал один жить, по земле бродить. Люди же с тех пор говорят о поссорившихся: «меж ними козлы вышли».

«ВОЛК-ДУРЕНЬ»

Пошёл Волк за добычей. Смотрит, на горе стоит большой Козёл; он к нему, и говорит: «Козёл, а Козёл! Я пришёл тебя съесть.» — «Ах, ты, серый Волк! Для чего станешь ты понапрасну ломать об меня свои старые зубы? Ты лучше стань под горою и разинь свою пасть; я разбегусь да и прямо тебе в рот, ты меня и проглотишь!» Волк стал под горою и разинул свою пасть, а Козёл себе на уме, полетел с горы как стрела, ударил Волка в лоб, да так крепко, что он с ног свалился. А Козёл и был таков!

Бежал Козёл мимо нивы сжатой, там, где Коза ходила, глядит — небольшой пучок колосьев оставлен — лентами увит, питьём полит:

И шёл Козел по меже, Дива, Дива!
Дивовался бороде: Дива, Дива!
Чья же это борода, Дива, Дива!
Чёрмным шёлком увита, Дива, Дива!
Сытой, мёдом улита? Дива, Дива!
Это Божия брада, Дива, Дива!
Чёрмным шёлком увита, Дива, Дива!
Мёдом, пивом полита! Дива, Дива!

Радостно затряс Козёл бородой и дальше пошёл;
дело к ночи — захотелось ему поесть:

«ВОЛШЕБНАЯ ДУДОЧКА»

Вздумалось как-то одному мужику засеять своё поле горохом. На его счастье горох уродился на диво! Всё бы хорошо, да то беда: кто-то ходит да горох поедает. (Знамо: горох да репа завидное дело — кто не пройдёт, всяк ущипнёт!) Мужик послал сына своего Иванушку караул держать. Всю ночь тот глаз не смыкал и на ранней заре завидел вора; подкрался к нему, хвать — ан то Козёл! Козёл рвался, метался — нет, не может вырваться; Иванушка был детина могутный, крепко скрутил его и потащил в деревню. Видит Козёл — дело-то плохо, и стал проситься: «Пусти, Иванушка! Я тебе выкуп дам.» — «Давай!» Козёл привёл Иванушку в свой дом, угостил его, употчевал и подарил дудочку; дудочка была не простая: кто только заслышит её, так плясать и пустится! Пошёл Иванушка домой, смотрит — свиное стадо пасётся: «Дай попробую дудочку». Заиграл, и вдруг всё стадо пошло плясать, и так, и сяк, и вприсядку!

На ту пору ехал мимо с дочерью —
не то пан польский,
не то хан приморский,
нет, боярин свойский.

Увидали они, что свиньи пляшут, остановились, вышли из коляски, да как вдруг сами в пляс ударились и до тех пор скакали, пока Иванушка в дудку играл. Захотелось боярышне этой дудочки, на другой день собралась она и пошла к Иванушке: «Продай дудку!» — «Не продажная она, а заветная.» — «А какой завет?» — «Да коли угодно дудку получить, покажи мне тело белое». Поглядела боярышня на все четыре стороны — никого нет, скинула платье, а у ней на правой груди родимое пятнышко. Отдал Иван дудочку. А боярин решил выдать свою дочь замуж. Вот он объявляет: «Кто назовёт моей дочери приметы, за того её отдам». Никто не мог правильно сказать; вот напоследок вызвался Иванушка, и всё точно расписал. «Угадал!» — говорит боярин, повенчал его со своей дочерью и задал пир на целый мир. Сделался Иванушка боярским зятем, зажил — как сыр в масле.

А наш Козёл, откупившись дудочкой, дальше поскакал, оставляя за собой на дороге ямки от копыт. Случилось идти вслед за ним брату и сестре…

«СЕСТРИЦА АЛЁНУШКА И БРАТЕЦ ИВАНУШКА»

Шли двое сироток — сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой по дальнему пути, по широкому полю, а жар-то их донимает. Захотелось Иванушке пить: «Сестрица Алёнушка, я пить хочу!» — «Подожди, братец, дойдём до колодца».

А солнце высоко,
Колодезь далеко,
Жар донимает,
Пот выступает!
Дождик прошёл — стоит водица в коровьем копытце.
«Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца?» — «Не пей, братец, телёночком станешь». Братец послушался, пошёл дальше.
Солнце высоко,
Колодезь далеко,
Жар донимает,
Пот выступает!
Дождик прошёл — стоит водица в лошадином копытце.
«Сестрица Алёнушка, хлебну я из копытца?» — «Не пей, братец, жеребёночком станешь». Вздохнул Иванушка, опять пошёл.
Солнце высоко,
Колодезь далеко,
Жар донимает,
Пот выступает!
Стоит водица в козлином копытце.
Братец увидел и, не спросясь, выпил водицу.
Алёнушка зовёт Иванушку, а вместо Иванушки к ней бежит козлёночек, на нём одна шерстинка золотая, другая серебрянная.
Села Алёнушка под стожочек — плачет, а вокруг козлёнок скачет.

Ехал мимо купец, остановился и говорит: «Продай, девушка, козлёночка.» — «Нет, он у меня не продажный; это мой братец, а не козлёночек!» — «Поди, говорит купец, за меня; и козлёночка не покинем: где будем мы, там будет и он.» Алёнушка согласилась; и жили они так, что добрые люди, глядя на них, радовались, а дурные завидовали.

Вот одна ведьма и позарилась на чудесного козлёночка и семейное счастье Алёнушки:

Раз купец поехал торговать и потерял рукавицу. Ведьма нашла рукавицу и пошла к Алёнушке, а слуги её не пускают. Она и говорит: «Вот, купец послал свою рукавицу, велел пропустить». Они признали вещь хозяина и пропустили. Уговорила ведьма Алёнушку пойти купаться, увела к реке, камень серой да горючий на шею навязала, под мост столкнула, к грудям белым двух змей присадила, чтоб они её сосали. А сама нарядилась в Алёнушкино платье и заселилась в купеческие палаты; никто из слуг её не распознал, сам муж обманулся, только козлёночек от неё бегал. Погрустнел,
Не ест, не пьёт;
В хлеву корма не берёт,
На что ни взглянет,
Всё вянет.
Вот ведьма и говорит: «Зарежьте козла!» Купец ей: «Что ты, да ведь козёл-то такой же человек!» А ведьма всё не унимается: «Зарежь, да зарежь!» Понял Иванушка, что жить ему недолго, побежал на реку, лёг на бережку и причитает:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок,
Костры кладут высокие,
Котлы греют чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!

А Алёнушка ему в ответ:
Ах, братец мой, Иванушка!
Серый камень на дно тянет,
Горюч-камень кверху тянет,
Лютые змеи груди сосут,
Мне ли не тошно, мне ли не горько?

Иванушка поплакал и воротился домой. На другой день ведьма опять за своё: «Зарежь козла!» Купцу жалко было козлёночка, да делать нечего — согласился. А козлёночек у купца просит:
Пусти меня на реку сходить,
Водицы испить,
Кишочки выполоскать,
Помыться, побелиться,
Чтоб вам было не хмурно есть!

Купец его отпустил. Ходит Иванушка по мосту и жалобно кричит:
Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок,
Костры кладут высокие,
Котлы греют чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!

А Алёнушка ему в ответ из-под моста:
Ах, братец мой, Иванушка!
Серый камень на дно тянет,
Горюч-камень кверху тянет,
Лютые змеи груди сосут,
Мне ли не тошно, мне ли не горько?

Делать нечего — воротился козлёночек домой, а там уж всё готово: огни горят горючие, котлы кипят кипучие. Запросился козлёночек опять на реку, а купец думает: «Что это он на речку всё бегает?» Отпустил козлёночка, и сам за ним пошёл. Смотрит, козлёночек по бережку мечется, плачет:

Алёнушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок,
Костры кладут высокие,
Котлы греют чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!

Алёнушка ему в ответ:
Ах, братец мой, Иванушка!
Серый камень на дно тянет,
Горюч-камень кверху тянет,
Лютые змеи груди сосут,
Мне ли не тошно, мне ли не горько?

Взял купец клюку, вытащил Алёнушку, козлёночек радуется, так и прыгает, аж всё зазеленело и зацвело. Воротились домой, стали жить-поживать и добра наживать, а ведьму на воротах расстреляли:
Где упала голова, выросла кочка крива,
Где упали ручищи, выросли грабищи,
Где упали ножищи, выросли дубищи,
Где упал «хохол», — болото непроходимое, а посерёд болота река.

А наш Козёл всё по полям да лугам гулял, встретил на пути Барана и стали они вместе ходить.

«НАПУГАННЫЕ ВОЛКИ»
Жили дружно Козёл и Баран,
Сена клок — и тот пополам.
Вот однажды лежат, отдыхают,
Меж собой потихонечку бают.
Откуда ни возьмись
Котишка-мурлышка,
Серый лобишко,
Идёт, ковыляет,
Да слёзы проливает.
Козёл да Баран спрашивают:
— Кот, коток,
Серый лобок!
О чём ты ходя плачешь,
На трёх ногах скачешь?
— Как же мне не плакать? Била меня баба, била, уши выдрала, лапу перешибла, удавку припасла!
— А за какую вину тебе такая погибель?
— Сметанку слизал, никому не сказал, теперь бабе зятя угощать нечем, грозилась зарезать козла или барана. Испугались Козёл да Баран и решили уйти, куда глаза глядят.
Пыль столбом поднимается,
Трава к Земле приклоняется,
Бегут Козёл да Баран,
А за ними Кот-котован.
Устал Котишка и взмолился:
— Ни ты, старший брат,
Ни ты, младший брат,
Не оставьте меньшого братишку
На съеденье волчишкам.
Взял Козёл, посадил его на себя,
Понеслись они опять по горам, по долам,
По сыпучим пескам,
И день, и ночь,
Пока в ногах силы хватило.
Вот пришло крутое крутище,
Станово становище;
Под тем крутищем скошенное поле,
На том поле стога, что города стоят.

Остановились беглецы отдохнуть, а ночь осенняя, холодная. «Где бы огня добыть?» — думают Козёл да Баран; а Кот уже нашёл бересту, обернул Козлу рога и велел ему с Бараном стукнуться лбами. Стукнулись, да так крепко, что искры посыпались, береста так и вспыхнула. Запалили стог сена, не успели обогреться, глядь — жалует незваный гость Михайло Иванович. «Пустите, — говорит, — обогреться да отдохнуть; что-то неможется.» — «Добро пожаловать! Откуда, брат, идёшь?» — «Ходил на пасеку да подрался с мужиками, оттого и хворь прикинулась; иду к Лисе лечиться.» Стали вчетвером тёмну ночь коротать: Медведь под стогом, Кот на стогу, а Козёл с Бараном у костра.

Идут шесть Волков серых,
Седьмой Волк белый:
— Фу-фу-фу, говорит белый,
Не русским духом пахнет!
Заблеяли Козёл да Баран со страстей,
А Кот такую речь ведёт:
Ах, ты, белый Волк, над Волками князь!
Не серди ты нашего старшего,
Он, помилуй Бог, сердит,
Как разойдётся,
Всем достаётся!
Аль не видите его бороды;
В ней-то Сила,
Бородой зверей побивает,
А рогами шкуры снимает.
Лучше с честью подойдите да просите:
«Дозволь поиграть с братом меньшом,
Что под стожком.»
Волки на том Козлу кланялись,
Обступили стожок: — Где там маленький?
Крепился Медведь, крепился,
Да как схватит на каждую лапищу по волчищу;
Оне Лазаря запели,
Да на волю захотели,
Все поджав хвосты —
Только б ноги унести!
Козёл да Баран подхватили Кота — и в леса.

Кот вскарабкался на самую макушку ели, а Козёл с Бараном пониже на суку повисли. Волки отдышались: «Кого мы испугались?» И пришли по следу под ёлку, зубы оскалили и воют. Видит Кот, что дело плохо, и стал кидать в Волков шишки да приговаривать:
— Раз Волк, два Волк, три Волк!
Всего-то, по волчишке на братишку.
Я давеча двух Волков с косточками съел,
Так теперь сытёхонек,
А ты, большой брат,
За медведями ходил, да не изловил,
Бери себе и мою долю!
Только сказал эти речи, Козёл с Бараном рухнули вниз, прямо рогами на Волков. А Кот знай, своё кричит: — Лови их, держи их! Тут на Волков такой страх нашёл, что со всех ног припустили бежать без оглядки. Так и ушли.

С тех пор парни играют: встанут попарно друг напротив друга, а меж них один, выбранный «Козлом»:
— Бе-е-е!
— Чего, Козле?
— Съем тебе!
— Съешь волка, не мене.
Пары бегом меняются местами, а «Козёл» ловит перебежчиков. Кого поймает, тот становиться новым «Козлом».

А говорят, ещё случай с этой парочкой был, с другой волчьей стаей повстречались:

«КОЗЁЛ И БАРАН»

Шли вместе Козёл и Баран, вдруг видят: лежит среди поля старая волчья голова. Баран здоровый, да бестолковый, а Козёл хоть и смелый, да не очень-то силён.
— Бери, Баран, голову, ты посильней.
— Ох, бери ты, Козёл, ты посмелей.
Взяли вдвоём и бросили в торбу. Идут, идут, вдруг видят: костёр горит. Решили: «Пойдём и мы туда, там и заночуем, чтобы нас Волки не съели.» Подходят, а это Волки кашу варят; обрадовались: «Ещё каша не кипит, а уж мясо подошло!» Тут Козёл испугался, а Баран давно уж перепуган. Козёл надумал: «А подай, — говорит он Барану, — волчью голову, сделаем студень. Да смотри, выбирай, чтоб был старый волк!» Баран принёс. «Да не эту, покрупней!» Баран копался, копался в мешке — снова несёт ту же самую.
— Да подай ещё крупнее!
А волки поглядывают да раздумывают: «Ишь, сколько наколотили нашей братии! Одних голов целый куль».
— Нет ли у вас братцы, — спрашивает Козёл, — в чём нам ужин приготовить?
Тут Волки повскакали и побежали кто за дровами, кто за водою, кто за посудою, а у самих на уме — как бы уйти подобру-поздорову.
Козёл и Баран скорей за кашу. А Волки сошлись в лесу и удивляются: «Чего это мы втроём от Козла и Барана бегаем? Вернёмся и съедим.» Пришли, а Козёл и Баран уже поели да на дуб кряковистый убрались. Козёл небоязливый на самом верху, а Баран лез, лез, никак не мог высоко подняться, ухватился кое-как за сук передними ногами и повис на нём. Смотрят Волки: куда же девались Козёл да Баран? Нигде не видать; говорят Волки старшему: «Иди под дуб, да поворожи нам на желудях, куда они запропастились?» Сел Волк под дуб и начал жёлуди выкидывать да шептать. Баран висит — дрожит, ветка обломилась, упал Баран на Волка. А Козёл не растерялся, да как закричит: «Хватай ворожею-то, держи!» Волки перепугались, в тёмные леса убрались.

Недаром в народе говорится: «Куда козёл, туда и баран».
Коза наша тоже дома не сидела, и разнёсся слух по Земле, что:

Гуляет в заповедных лугах Коза золотые рога, сама песни поёт, сама сказки сказывает…

Гуляя, Коза в город забрела, там и покушала:

Тверичи через забор Козу пряниками кормили, думая, что девка!

Заводила Коза знакомства, да не всегда удачные:

«КОЗА И КУМА ЛИСА»

Паслась в лесу Коза, наелась травы, а напиться негде. В те поры бежала мимо кума Лиса:
— Здравствуй, Коза!
— Здравствуй, кумушка! Куда ты побегла?
— Да ходила лечить медведя, угостилась свеженинкой, вот бегу домой. А ты, Коза, я вижу, попаслась хорошо, молока у тебя в вымени много.
— Да, хорошо попаслась.
— А козляточки у тебя дома?
— Нет, кумушка, у меня козляточек, одна я.
— Ну, тогда пойдём вместе, погутарим.
— Пойдём.
Шли, шли и пить им захотелось. Видят, стоит колодезь, воды в нём не много. Говорит Лиса:
— Прянем в копонь, напьёмся, выйдем и дальше пойдём гуторить друг с дружкой. Давно мне не доводилось с вашей сестрой гуторить.
— Ну что же, Лисонька, прянем.
Уговорились и прыгнули. Напились, а вылезти не могут. Лиса поглядела на верх, примерила глазом расстояние и говорит:
— Встань, кума, на задние ноги, подними передние наверх, обопрись о стену, я по тебе выйду и тебя за рога вытащу. Так и сделали, а Лиса и была такова.
Сидит Коза, ждёт. Ждала, ждала и закричала: «Мэ! Мэ!» На ту пору Медведь по лесу брёл. Услышал Козу, подошёл.
— Чего ты, Коза, в колодце делаешь?
— Воду пила.
— А зачем прыгнула, коль вылезти не можешь?
— Лиса меня уговорила, обещала помочь вылезти.
Жалко стало Медведю глупую Козу, вытащил её из колодца:
— Ну, иди домой, а я пойду ту Лису искать, она меня обманула, лечить не вылечила, а мясо стянула.

Коза домой к Козлу не пошла, новый дом себе нашла.
Тут уж её от незваных гостей никто не защитил:

«КОЗА»

Жила-была в лесу Коза в избушке. Пришёл к Козе Петух. Вот она спрашивает:
— Ты кто?
— Я Петушок золотой гребешок, шёлкова головушка, маслена бородушка.
— А я Коза-дереза, топу-топу ногами, сколю тебя рогами!
— Кукареку! Точу-точу косу, хочу резать Козу!
Тут Коза испугалась:
— Давай, Петух, мирно жить!
Стали вдвоём жить. Пришёл к ним Конь. Спрашивают:
— Ты кто?
— Конь с большими копытами.
— А я Коза-дереза, топу-топу ногами, сколю тебя рогами!
— А я твою избу поломаю!
Тут Коза испугалась:
— Давай, Конь, мирно жить!
И стали втроём жить в избушке. Вот подходит Бык, спрашивают:
— Ты кто?
— Я Бык, рогами — тык!
— А я Коза-дереза, топу-топу ногами, сколю тебя рогами!
— А я тебя не сколю, твою избу развалю!
Тут Коза испугалась:
— Давай, Бык, мирно жить!
И стали вчетвером в избушке жить. Вот подходит Медведь, просит вместе жить, а там его уже некуда положить.
— Так то ты, Коза, добро помнишь! Махнул медведь с досады лапой, и всю избу разворотил.

Налетела Коза на Медведя, ругается, Медведь ревёт, шум, гам! Этот скандал вошёл в историю, люди стали разыгрывать ссору Медведя и Козы. Такое представление называлось «медвежья комедия».

Вот описания очевидцев: «мальчик устраивает из себя «козу», то есть надевает на голову мешок, сквозь который, вверху, проткнута палка с козлиной головой и рожками. К голове этой приделан деревянный язык, от хлопанья которого происходит страшный шум. Вожак медведя начинает выбивать дробь, а «коза» выплясывает около Михайла Иваныча трепака, клюёт его деревянным языком и дразнит; Михайло Иваныч бесится, рычит, вытягивается во весь рост…»

«Под задорную песню вожака парень, наряженный «козой», начинает дёргать за верёвочку, отчего обе дощечки, из которых сооружена маска «козы», щёлкают в такт … прыжкам парня, который, переплетая ногами, время от времени подскакивает к медведю и щекочет его рогами маски, стуча беспрерывно в барабан. Это заставляет зверя вставать на дыбы…»

Ругайся, не ругайся, а дома не вернёшь. Коза дальше побрела, ходила-ходила и попала к добрым людям.

«КОЗА — ДЕРЕЗА»

Были-жили старик да старушка, и была у них дочь. Держали они коз, и очень старик одну Козу любил. Раз посылает дочь: «Поди, попаси коз». Дочь погнала их в лес, поила, кормила целый день, и вот погнала домой. А старик дожидается у ворот и спрашивает:
— Вы, козоньки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пояны?
Ковылочку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали?
Отвечают козы:
— Мы и сыты, мы и пояны,
Ковылочку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали!
А одна Коза:
— Я не сыта, я не по-о-ояна,
Ковылочку не щипа-а-ала,
Осинушку не глода-а-ала,
Под берёзкой не лежа-а-ала!
Осерчал старик и говорит:
— Ну, старуха, завтра ты иди!
Вот на другой день погнала старуха коз в лес, поила, кормила целый день, и вот погнала домой. А старик дожидается у ворот и спрашивает:
— Вы, козоньки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пояны?
Ковылочку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали?
Отвечают козы:
— Мы и сыты, мы и пояны,
Ковылочку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали!
А одна Коза:
— Я не сыта, я не по-о-ояна,
Ковылочку не щипа-а-ала,
Осинушку не глода-а-ала,
Под берёзкой не лежа-а-ала!
Осерчал старик пуще прежнего и говорит:
— Ну, завтра я сам пойду!
Опять козы целый день едят и пьют. К вечеру погнал их старик домой, встал у ворот и спрашивает:
— Вы, козоньки, вы, матушки,
Вы сыты ли, вы пояны?
Ковылочку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали?
Отвечают козы:
— Мы и сыты, мы и пояны,
Ковылочку пощипали,
Осинушку поглодали,
Под берёзкой полежали!
А одна Коза:
— Я не сыта, я не по-о-ояна,
Ковылочку не щипа-а-ала,
Осинушку не глода-а-ала,
Под берёзкой не лежа-а-ала!
Закричал старик:
— Ну, держите Козу, сейчас зарежу! Давайте нож!
Коза рванулась, и бежать. И убежала.

Прибилась к деду то ли Антону, то ли Сидору. Смекнул он, что Коза не простая, и стал её водить по городам и весям, людям на потеху, себе на пропитание:

Коза моя учёна,
Кием окрещёна,
Прошла все науки,
Знает разны штуки.
Поворочайся,
Не забывайся,
То на сей бочок,
То на тот бочок,
То на рожки,
На копытички,
На золотые,
На дорогие.

Ударил Козу в правое ушко,
А из левого потекла юшка.
Тут Коза упала,
Сдохла, пропала!
Дайте Козе сала,
Чтоб Коза встала.
Государь идёт,
Коляду несёт.
На рога — два пирога,
На хвосток — сала кусок.
Ох ты Козица,
Серая псица,
Ты не ленися,
Всем поклонися!

Истаскал Козу мужик, измучил. Перестала Коза деда слушаться:

Он её подгоняет,
Она хвост поднимает.
Он её вожками,
Она его рожками.

Добрые люди её учат:
— Он тебя загубит,
Шкуру облупит,
Волынку пошьёт!

Так и случилось:

«КОЗА ЯРАЯ»
Решил мужик Козу зарезать, начал шкуру с неё снимать, половину бока ободрал, ножик затупился, он пошёл точить ножик. Коза соскочила и убежала в нору Зайца. Пришёл Заяц, а норка занята, тогда он спрашивает: «Кто норку занял?» А Коза отвечает:

— Я Коза ярая,
Половина бока драного.
Тупу-тупу ногами,
Сколю тебя рогами!
Зайчик пошёл и заплакал. Навстречу ему Волк: «Что ты плачешь?» — «В нору Коза не пускает». Волк стал Козу гнать, а она:
— Я Коза ярая,
Половина бока драного.
Тупу-тупу ногами,
Сколю тебя рогами!
Испугался волк и в лес убежал. Заяц опять плачет, мимо идёт Петух, спрашивает: «Что ты плачешь?» — «В нору Коза не пускает». Петух стал Козу гнать: «Идёт Кочет на пятах, несёт саблю на плечах, идёт душу губить — Козе голову рубить!», а Коза из-за двери своё:
— Я Коза ярая,
Половина бока драного.
Тупу-тупу ногами,
Сколю тебя рогами!
Испугался Петух и убежал. Пуще прежнего заплакал Зайчик. Пролетала мимо Пчела: «Кто тебя? Чего ты плачешь?» Зайчик и ей рассказал. Рассердилась Пчела, жужжала, жужжала, нашла щёлочку, пролезла в нору, да за голый бок и жальнула Козу драну-рухлену и сделала на бок пухлину. Коза со всего маху бежать, а Заяц в нору, наелся-напился и спать повалился.

Страсть Козы занимать чужие жилища не осталась незамеченной людьми:

Игра «КОЗА»

Игроки выкапывают по кругу небольшие ямки — «хатки». Водящий в центре катит по кругу палкой деревянный шарик (или круглый камушек) — «козу», стараясь примостить её в чью-нибудь «хату». Игроки отбивают «Козу» палками в середину круга. Если «Коза» попадает в чью-нибудь ямку, хозяин этой «хаты» становится водящим.

Ну а наша Коза, укушенная пчелой, лечила эту пухлину, лечила, а та не проходит, только пуще растёт. Вот и другой бок распух…

«КОЗА И ВОЛК»

Где-то когда-то шла брюхатая Коза. Подошла она к яблоне и говорит: «Яблонь, яблонь! Пусти меня окотиться». Яблоня не пустила, сказала: «Яблочко упадёт, козлёночка зашибёт, тебе ж невыгодно будет». Коза пошла дальше. Подошла к орешнику и просит: «Орешник, орешник, пусти меня окотиться!» Орешник не пустил: «Орех упадёт, козлёнка зашибёт». (Ящер, ясное дело, в этой ситуации предпочёл из орешника не высовываться.) Нечего делать, пошла Коза, как несолоно щи хлебала. Вот шла, шла она и видит: стоит избушка, к лесу передом, а к ней задом. Тут Коза сказала: «Избушка, избушка! Обратись ко мне передом, а к лесу задом; я войду в тебя». Избушка обратилась, и Коза вошла в неё и окотилась.
Не о простой козе наш рассказ, и не просто так она козлят родила. Люди в старину варили волшебную кашу и пели:

Варево варилось,
Козочка котилась,
Окотила козляток,
Чтобы полны были загоны,
Овечки ягнились…
Коровки телились…

Стала Коза жить с козлятами, запрёт их, и в лес — траву есть. Вот однажды, только Коза ушла от козляточек, приходит к дверям избушки Волк и кричит грубым голосом:
«Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Я была, Коза, во бору,
Ела траву шелкову,
По-олны бока молока,
По-олны рога творога!
Течёт молочко из вымечка на копытечки,
С копытечек на землю сыру!»
Козлята слышат, что голос не их матери, и не открыли дверь. «У нашей матушки, — говорят они, — голос не такой; у ней голосок тоненький». Скоро после того, как Волк ушёл, приходит к двери их мать и поёт:
«Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Я была, Коза, во бору,
Ела траву шелкову,
По-олны бока молока,
По-олны рога творога!
Течёт молочко из вымечка на копытечки,
С копытечек на землю сыру!»
Козлята отперли ей и начали пить молоко. А Волк пришёл к Кузнецу и говорит: «Сделай мне тоненький язык». Кузнец ему выковал. Дождался Волк, когда Коза опять в лес ушла, и запел под дверью тонким голосом:
«Козлятушки, ребятушки!
Отопритеся, отворитеся!
Я была, Коза, во бору,
Ела траву шелкову,
По-олны бока молока,
По-олны рога творога!
Течёт молочко из вымечка на копытечки,
С копытечек на землю сыру!»
Козлята не разгадали голоса и отперли Волку. Волк козлят съел, оставил одну шёрстку да косточки и убежал. Лишь один козлёночек под печью схоронился.
Пришла Коза, узнала о своей беде, села на лавку, начала горько плакать да причитать:
«Ох вы, детушки мои, козлятушки!
На что отпиралися-отворялися,
Злому Волку доставалися?»
А Волк услыхал её и отказывается: «Что ты, Коза, на меня грешишь? Неужто я сделаю такое!»
Собрала Коза шёрстку, иссушила на печи и смолола, как муку, сделала блины и позвала Волка на поминки. Слазила Коза в подпол за сметаной, натыкала там железных тычек и огонь развела. Пришёл Волк сытый, гладкий, покушал блинов. Коза говорит: «А теперь поиграем. Вот моя игра — прыгать через дыру в подпол скоро и без отдышки». Коза знай, прыгает, а толстый Волк зацепился за половицу и упал в дыру на железные тычки и огонь. Коза подпол прикрыла, и Волк сгорел. (Княгиня Ольга видать, с Козы нашей пример брала.) Тут Коза с козлёнком сделали чудесный помин по Волку, наелись, напились и стали жить да поживать, да добра наживать.

Жалко съеденных козлят, Волк наказан, а Коза-то тоже «хороша» — не уберегла детей, вот у людей игрище и появилось:

Игра «КОЗА С КОЗЛЯТАМИ И ВОЛКИ»

На лугу, там, где пасут коней, парни встают в ряд и сшибают со своих голов шапки. Чья шапка упадёт ближе всех к ногам, тот «Коза», остальные — «волки». Вбивают колышек в землю, к нему привязывают верёвочку, за неё держится «Коза», в другой руке у неё прут или палка. Все шапки кладут у ног «Козы» — это «козлята». Парни подбегают и стараются украсть шапку-«козлёнка», а «Коза» обороняет их от посягательств палкой. Когда останется одна шапка, «Козу» «наказывают»: парни встают друг за другом, широко расставив ноги, «Козу», прижимающую к себе шапку-«козлёнка», прогоняют сквозь ряд, нещадно лупя шапками.

Виноватой за вину воздалось,
Жизнь продолжалась:

Ой, пошла Коза в тёмные леса, в вишнёвые сады.
Ой, а в тех садах, молодцы-стрельцы
Хотят Козу бить, хотят облупить, девкам шубу шить.
Наша Козочка забоялася, под низом лозы заховалася.

Пробегал Заяц, стал Козу лаять: — Ой, ты, Козица, серая псица!
Не ходила б ты, в тёмные леса, в вишнёвые сады;
Взяла бы серпок, нажала б снопок, да обмолотила,
Своего козлёночка бы и накормила.

Так Коза и сделала, перестала по лесам бродить.

Попрыгала козка, Таусень! По бабьим грядкам, Таусень!
Что козка ищет? — Я ищу брусочек.
Зачем те брусочек? — Мне косу точити.
Зачем тебе косу? — Мне сено косити!
Зачем тебе сено? — Корову кормити.
Зачем те корову? — Мне масло копити.
Зачем тебе масло? — Мне сына женити.

Женила Коза сына, а там и внук народился…
Была Коза хорошей матерью и бабушкой, не только внука пестовать успевала, но и за всеми детьми на Руси следила:
Коза идёт,
Гроза идёт
На малых ребят,
На титочных,
На зыбочных,
На пелёночных.
Кто в зыбке не спит,
На пелёнки стит —
Того забодает,
На рогах унесёт!

Идёт Коза рогатая
За малыми ребятами,
Кто каши не ест,
Молока не пьёт,
Забодает!

Но по-прежнему порознь жили Козёл и Коза; однако, сынка-Козлёночка Козёл признал, и внука к себе взял:

«ГУСЛИ-САМОГУДЫ»

Посеял мужик репу, уродилась она большая да крупная. Рад мужик, каждое утро ходит на поле, репкой любуется, Бога благодарит. Один раз приметил он, что кто-то ворует у него репу, послал сына Ваню караулить. Вот Ваня углядел: прибежал мальчик, нарыл репы, наложил два огромных мешка, взвалил на спину и потащил. Нёс, нёс, решил отдохнуть, глядь — а перед ним Ваня стоит. Мальчик говорит ему: «Сделай милость, добрый человек, пособи мне дотащить мешки до дому; дедушка подарит тебя, пожалует». Удивился Ваня, но согласился, взял мешки и понёс за мальчиком. Мальчик впереди бежит, подпрыгивает и говорит: «Меня дедушка каждый день посылает за репою. Коли ты будешь носить ему, он даст тебе много серебра и золота; только ты не бери, а проси гусли-самогуды».

Вот пришли они в избу; в углу сидит седой Старик с козлиными рогами. Ваня поклонился. Старик даёт ему самородок золотой за работу; а Ваня просит гусли-самогуды (те самые, наверное, на которых в молодости Козёл играл, про козлову-соплякову жену скоморошину пел). У старика глаза на вершок выкатились, рот до ушей раскрылся, рога на лбу так и запрядали. Ваню страх взял, а мальчик и говорит: «Подари, дедушка!» — «Много хочешь! Ну, да так и быть: бери себе гусли, только отдай мне то, что тебе дома всего дороже». Ваня думает: домишко наш чуть в землю не врос; чему там быть дорогому! «Согласен!» — говорит; взял гусли-самогуды и пошёл домой. Приходит, а отец его мёртвый на пороге сидит.
Погоревал, поплакал Ваня, похоронил отца и пошёл искать счастья.

И нашёл: с помощью гуслей-самогудов сделался Ваня царским зятем и зажил припеваючи.

Невзлюбил Козёл людей; они-де от него Козу сманили, стал за свои услуги страшную цену просить. Да сколь верёвочка не вейся, и Козлу пришёл конец…

«ПРО КОЗЛА»

Жили-были брат да сестра бедные-бедные. Хлеба у них не было; вот они поехали в лес, набрали желудей, привезли домой, стали есть. Закатился один жёлудь в подполье, пустил росток и в небольшое время дорос до полу. Вынули они половицу, дубок дальше растёт. Сестра думает: «Пусть растёт, Как вырастет, не станем в лес за желудями ездить, станем в избе рвать». Дерево росло-росло и выросло до крыши; разобрали крышу ему. Дорос дуб до Неба.

Захотели брат с сестрой есть, сестра и полезла за желудями по дубу вверх. Лезла да лезла, и увидела: избушка на курьих ножках повёртывается. Она сказала: «Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом!» Обернулась избушка к лесу задом, а к ней передом, она вошла. Тут жил Козёл.
Лежит Козёл на полатях (любимое с молодости место!), ноги на грядках, зубы на спице, глаза на полице, борода на божнице. А в углу у него стояли жернова.

Подошла она к жерновам, крутанула — блин да сочень,
Колобка кусочек
Да и шанежка —
Так и посыпались.
Козёл услышал, да как гаркнет:
«Ноги, идите ко мне!
Руки, идите ко мне!
Голова, иди ко мне!
Глаза, идите ко мне!
Борода, иди ко мне!»
Увидала это девушка, испугалась и убежала, немного желудей с собой прихватила.
Через некоторое время у сирот опять есть нечего. Полезли вместе, сестра брату наказывает: «Как войдём в избушку, не смейся!» А брат маленький, не больно умный, только ступил в избушку, увидел Козла и захохотал.
«Ха-ха-ха, посмотри-ко, сестра, это что такое?» Козёл пробудился и стал звать:
Ноги, идите ко мне!
Руки, идите ко мне!
Голова, иди ко мне!
Глаза, идите ко мне!
Борода, иди ко мне!»
Они пришли; он с полатей соскочил и сказал: «Избушка, избушка, сделайся о три уголка!» Она сделалась, и Козёл начал ловить брата и сестру. Как поймал, посадил в подпол и стал кормить.
Через несколько дней кинул им нож: «Отрежьте от рук по пальцу, я вас попробую». Они нашли палочку. Отрезали от неё по суставчику и подали Козлу. Козёл бросил в печь, палочка не заскворчала. Козёл думает: «Нет, ещё не сальны, не время жарить».
Суток через трое опять даёт нож: «Отрежьте от ног по пальцу!» Они нашли свитую берестинку и подали.
Козёл бросил её в печь — берестинка заскворчала. Козёл подумал: «Теперь сала много, можно сжарить».
Вывел сестру и брата из подполья, принёс хлебную лопату и говорит: «Садитесь на лопату — я вас посажу в печь и испеку». Сестра села — ноги-руки растопырила, Козёл попихал, попихал в печь — не лезет.
Тогда сказал: «Не так садись!» — «А как? Я не умею!» — «Погоди, я поучу!» Сам сел на лопату, ножки-ручки поджал, бороду подобрал. А сестра не оробела, да ух его в печь; заслонку закрыла, да клюкой припёрла.
Сама пошла на улицу, а брату сказала: «Когда Козёл будет припекаться, и побежит из печки росол жирный, так ты не лижи, а то сделаешься козлёночком!» — «Ладно, сестричка, ладно!»
Только сестра ушла, Козёл закипел, побежал из печки росол. Братец обмочил палец и лизнул. Вернулась сестра, брат бежит на встречу ей и кричит: «Бе, сестричка, бе-е-е!» Он уже козелок.
Стали они жить, с жерновков питаться. Выросла сестра красавицей, проезжал мимо добрый молодец, заметил её и стал сватать за себя замуж. Она согласилась и вышла за него, и козлёнка взяла с собой.

О козни Козла, что проказой скажён!
Казалось Козлу — безнаказанный он.
Но острой косой на Козла указав,
Смерть казнь заказала — в огне исчезать…

Стали люди с некоторыми козлами так поступать:
За рекою за быстрою
Леса стоят дремучие,
Огни горят великие,
Вокруг огней скамьи стоят,
Скамьи стоят дубовые,
На тех скамьях добры молодцы,
Добры молодцы, красны девицы.
Поют песни колядные.
В середине их старик сидит,
Он точит свой булатный нож.
Котёл кипит горючий;
Возле котла козёл стоит —
Хотят козла зарезати…

Но Козлиные потомки — кто в человечьем обличье, кто в козлином — продолжали приносить счастье достойным людям:

«ПОХОРОНЫ КОЗЛА»

Жил старик со старухою. Бsk у них только один козёл; вот и вся скотина! Старик плёл лапти, только тем и жили. (Бедно жили: «от козла ни шерсти, ни молока», а «лапти плесть — раз в день поесть».)
Привык козёл к старику; бывало, куда старик ни пойдёт, козёл бежит за ним. Вот однажды пошёл старик за лыком в лес, и козёл за ним. Пришли в лес; старик начал лыки драть, а козёл бродит там и сям да траву щиплет. Щипал, щипал да вдруг передними ногами и провалился в рыхлую землю, начал рыться и вырыл оттуда котелок с золотом. Обрадовался старик, побросал свои лыки, взял деньги — и домой. Рассказал обо всём старухе.
— Ну, старик! — говорит старуха, — Это нам Бог дал такой клад на старость за то, что столько лет с тобой потрудились в бедности! А теперь поживём в своё удовольствие.
— Нет, старуха! — отвечает ей старик, — Эти деньги нашлись не нашим счастьем, а козловым, теперь надо нам жалеть и беречь козла пуще глаза своего!
С тех пор начали они жалеть и беречь козла больше, чем себя, начали за ним ухаживать, да и сами-то поправились — лучше быть нельзя! Старик позабыл, как и лапти-то плетут;
живут себе — поживают,
никакого горя не знают.
Вот через некоторое время козёл захворал и сдох. Старик стал советоваться со старухой, что делать: «Коли так козла оставить, так это будет перед Богом и людьми грешно, потому что всё счастье через Козла получено! А лучше пойду я к попу и попрошу его похоронить козла по-христиански, как и других покойников хоронят». Собрался, пришёл к попу и кланяется:
— Здравствуй, батюшка!
— Здорово, что скажешь?
— А вот, батюшка, пришёл к твоей милости с просьбою, у меня большое несчастье: козёл помер! Пришёл тебя звать на похороны.
Как услышал поп такие речи, крепко рассердился, схватил старика за бороду и ну таскать по избе:
— Ах ты, окаянный! Что выдумал! Вонючего козла хоронить!
— Да ведь это козёл, батюшка, был совсем-таки православный, он отказал тебе двести рублей.
— Ах, проказник! Я тебя не за то бью, что зовёшь козла хоронить, а за то бью, почему до сих пор не дал мне знать о его кончине.
Взял поп двести рублей и говорит:
— Ну, ступай к отцу дьякону, скажи, чтобы приготовлялся; сейчас пойдём козла хоронить!
Приходит старик к дьякону и просит:
— Потрудись отец дьякон, приди ко мне в дом на вынос.
— А кто у тебя помер?
— Козёл.
Как начал его дьякон хлестать с уха на ухо.
— Не бей меня, ведь козёл-то был, считай, совсем православный; как умирал, тебе сто рублей отказал за погребение.
— Эка ты глуп! Что ж ты давно не известил меня о его православной кончине. Ступай скорее к дьячку: пускай позвонит по козловой душе!
Пришёл старик к дьячку и просит:
— Ступай, позвони по козловой душе!
И дьячок рассердился, начал старика за грудки трясти. Старик кричит:
— Отпусти, пожалуй, ведь козёл-то был православный, он тебе за похороны пятьдесят рублей отказал.
— Что же ты до сих пор копаешься! Надобно было пораньше сказать мне: следовало бы давно уже позвонить.
Тотчас бросился дьячок на колокольню и начал бить во все колокола. Пришли к старику поп и дьякон и стали похороны совершать: положили козла в гроб, отнесли на кладбище и закопали в могилу.
Вот стали про то дело говорить промеж себя прихожане, и дошло до архирея, что поп козла похоронил по-христиански. Потребовал архирей к себе на расправу старика с попом.
— Как вы смели похоронить козла? Ах вы, безбожники!
— Да ведь этот козёл совсем был не такой, как другие козлы; он отказал вашему преосвященству тысячу рублей.
— Ах. Я не за то сужу тебя, что козла похоронил, а за то, что ты его при жизни маслом не соборовал!
Взял тысячу и отпустил старика и попа по домам.

А отдельные аферисты пытались воспользоваться козлиным «имиджем» в своих корыстных интересах:

«КАК ПОП ОСТАЛСЯ В КОЗЛИНОЙ ШКУРЕ»

Жили-были дед да баба. Жили бедно, плохо, баба померла. И остался дед один. Пошёл он людей звать, могилу копать. Зашёл к попу, а поп спрашивает:
— Деньги есть?
— Нет, — говорит дед.
Поп его и прогнал. Вернулся дед домой, лопату, топор на плечи и пошёл в лес. А дело зимой было. Стал он могилу копать. Мёрзлую землю срубил,
Талую раскопал —
В котелок с золотом попал.
Дед бросил копать,
Пошёл людей звать.
Пришёл опять к попу. Поп спрашивает:
— Деньги есть?
— Да, есть, — говорит.
Схоронили бабу, обед хороший был. Поп думает, как узнать, где дед деньги взял. Сидит и ждёт, когда народ разойдётся. Разошёлся народ, поп давай выспрашивать, дед спроста и рассказал, что он могилу копал, и котелок с золотом нашёл. Стал поп думать, как бы ему деньги отобрать. На другой день он козу заколол, шкуру ободрал, на себя надел, попадью зашить попросил. Пошёл к деду ночью под окошко, и ну стучать да царапаться:
— Отдай, дед, деньги, а то плохо будет! Ишь, я над твоим горем сжалился, клад тебе показал, — думал, немного возьмёшь на похороны, а ты всё целиком заграбастал!
Испугался дед и бросил котелок в окошко. Поп с деньгами домой пришёл, стал шкуру снимать, а она приросла, бросилась попадья помогать да распороть не могла. Отнёс поп и деньги назад, а шкуру снять не может. Так козлом и остался.

Говорила о себе репа: «Я, репа, с мёдом хороша», а мёд ей: «А я и без тебя хорош» Хвалилася Пятница: «Я сказки баить хороша», а сказки и без неё чудо как хороши!

Комментарии к текстам

Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды,
Слишком долго вы молились, не забудьте прошлый свет.
У развенчанных великих, как и прежде, горды вежды,
И слагатель вещих песен был поэт и есть поэт…
К. Бальмонт

Тексты даны в пересказе автора.
1. «Сопливый Козёл».
Народные русские сказки из собрания А. Н. Афанасьева. М., 1957. № 277.
Известно, что козёл (коза) у индоевропейских народов — символ плодородия, связанный с эротикой; символ богатства; символ музыкального искусства; символ пути; символ смерти, но в то же время он связан и с солнечной символикой.

В древнеиндийской традиции козлоподобный Бог изобилия и пути — Пушан. Русские слова пушной и пышный восходят к единому источнику, ср. и.-е. *pоus-, *pus-, и обозначают (по происхождению) увеличение в объёме, вспухание, возрастание, набухание, цветение и т.п. «»Пышность», касается ли она плоти, или волос, или гениталий, всегда отмечена в сексуальном плане, и идеальные жених и невеста должны соответствовать этой характеристике» (Топоров В. Н. Балто-славянские исследования. 1997. М., 1998. С. 511). Наш Козёл с пышной шерстью с мифологической точки зрения — идеальный жених, несмотря на его «сопливость». К стати, эти выделения, деликатно называемые В. И. Далем «засушки из носу», носят «козлиное» имя.

На территории Беларуси записаны предания о неком сопливом мифологическом персонаже — старичке по имени Белун. Он ходит по полям во время уборочной страды и отвлекает жнецов от дела просьбами утереть ему сопли. Если человек соглашается, то Белун рассыпается перед ним золотыми монетами. В русском фольклоре подобный персонаж зовётся святым Николаем, Миколой, некоторые исследователи относят его к классу «солнечных божеств» и считают христианским аналогом Даждьбога. Былички о сопливом Белуне коррелируют с комплексом фольклорных сведений о Козле. Этих персонажей объединяют сопливость, хождение по нивам, отношение к кладам (сокровищам).

В данной сказке описывается форма брака «уходом», «самокруткой», без согласия родителей. На то, что это именно брак, а не простое сожительство, прямо указывают утренние слова Козловых слуг: «Не пора, сударыня, спать, пора вставать; в горницах мести, сор на улицу нести!». Это не что иное, как повсеместно распространённые свадебные обряды второго дня — «будить молодых» и «пол мести». Сравните: «На утро молодые спят до тех пор, пока дружко не придёт их будить; до этого момента они вставать не должны. дружко бьёт об пол горшок, а со всех сторон раздаются возгласы: “Изба не метена, изба не метена!”» (Федоров А. Ф. Свадебный обычай. Сборник спасских краеведов. Спасск, 1927. Вып. 1. С. 22).

Приблизительно такую же форму брака неодобрительно описывает древнерусский летописец в «Повести временных лет»: «…и браци не бываху в них, … умыкаху жёны собе…» Таков был обычай вятичей, радимичей и северян. Радимичи занимали территорию современной Гомельской области Белоруссии, впоследствии заселили и Черниговские земли. Именно в Гомельской области, в отличие от других районов Белоруссии, в сяточный вечер на Василия Кесарийского водили по дворам «козу» с магическими целями стимуляции роста благосостояния. И хотя данная сказка записана в Горьковской области России, учитывая миграции славянских племён за последнею тысячу лет, а так же и другие факты, о которых будет сказано ниже, можно предположить, что наиболее сильный импульс «козлиной темы» имел место в культуре славянского племени радимичей.

Интересно, что в этой сказке для того, чтобы подчеркнуть «противность» Козла, говорится о его сопливости и слюнявости, но отнюдь не о его тяжёлом запахе, ныне ставшем притчей во языцех. Дело в том, что в прошлом приятными считались запахи, ныне могущие вызвать лишь чувство изумления в лучшем случае, а в худшем — отвращение. Например, у некоторых народов Севера самым «вкусным» считался запах гениталий младенцев мужского пола, но только до определённого возраста. Когда же эти народы познакомились с табаком, то нашли запахи того и другого схожими и стали называть табак и младенцев одним словом «Прошка» (по наиболее распространённому в то время у них имени мальчиков); а некоторые африканские племена считали, что девушка должна пахнуть кровью молодого поросёнка. Нечто подобное можно предположить и у европейских народов: «душной козёл», возможно, некогда воспринимался как «душистый», что, естественно, повышало его сексуальную привлекательность.
Козы не пахнут, козлы имеют две мускусные железы, расположенные за рогами, величиной 1-2 см, при желании их прижигают или удаляют. Возможно, в древности мускусные железы домашних козлов ценились как магическое и лечебное средство, так же, как ценилась «бобровая струя» или мускус самца кабарги.

2. «Мужик на Небе».
Народные русские сказки из собрания А. Н. Афанасьева. М., 1957. № 19, 20, 420.
Характерное для сказок этого типа упоминание архаичных продуктов питания: желудей, гороха, репы, а так же жерновов — свидетельствует о древности данных текстов. Все вышеперечисленные реалии в традиционных культурах индоевропейцев имеют отношение к Богу Грозы: дуб с желудями — дерево Громовержца; горох, поспевающий к Ильину дню и имеющий «гремящие» свойства, жертвовали в церковь иконе этого святого; репу в литовской сказке охраняет Перкунас; на жерновах катается по небу белорусский Пярун.

Схема сказок этого типа в общих чертах такова: человек попадает на Небо с помощью растений, относящихся к Громовержцу; там он находит изобилие продуктов питания, которые принадлежат Козлу (Козе), настроенному агрессивно по отношению к гостю. Человек возвращается домой иногда ни с чем, иногда с волшебным предметом, также имеющим отношение к Громовержцу (жернова), а иногда погибает (разбивается, сорвавшись с растения).
О том, что козёл имеет некоторое отношение к Громовержцу, видно и из чешского обряда в день св. Якуба (25 июля), близкий к православному дню Ильи Пророка (20 июля): в грозовой день июля с колокольни или другого возвышенного места (как с Неба или с трона!) сбрасывали козла с позолоченными рогами, убранного лентами и цветами. Его кровь использовали как лечебное средство от испуга (Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 2002. С. 231).

Считать Козла воплощением Перуна у нас нет оснований — несмотря на то, что в борьбе с язычниками христианские проповедники употребляли выражение «козлище Перунище». Вопрос проясняет «Беседа трёх святителей» (XVI век), где прямо говорится о том, что у славян существовало два Громовержца: «Два ангела громная есть: елленский старец Перун и Хорс…». Считается доказанным, что Хорс принадлежит к классу Солнечных Богов, но это вовсе не мешает ему быть Громовержцем какого-либо славянского племени, ведь культы родственных племён при всей своей схожести имели и отличия. Давно замечено что, т.н. «языческая реформа Владимира», повлекшая за собой установку нового пантеона (в котором два громовержца стояли рядом), скорее всего, преследовала цель примирения покорённых племён с властью Киева.

Но какое отношение имеет Хорс к козлам вообще и к Козлу нашей истории в частности? Самое непосредственное, если обратиться к иллюстрации из французской книги Теофиля Вармунда «Древняя и современная религия московитов» (1698), где мы находим на постаменте с надписью «Хорсу» изображение мужчины с козлиными ушами, рогами и копытами, вид которого можно описать словами русской сказки «Гусли-самогуды»: «сидит седой старик с козлиными рогами … у старика глаза на вершок выкатились, рот до ушей раскрылся, рога на лбу так и запрядали…» А идол под названием «Мокосси» представляет собой козу, стоящую на задних ногах, но с человеческим лицом. Вряд ли художник XVII века видел своими глазами идолов Перуна, Хорса, Мокоши и Стрибога, скорее он изобразил их по устным рассказам, подобным вышеприведённой сказке.

Заметим также, что помимо двух громовержцев, Перуна и Хорса, в восточнославянском пантеоне существовали и два солнечных Бога — Хорс и Даждьбог, то есть Хорс это «солнечный громовержец». Эти две пары можно объединить в триаду Перун—Хорс—Даждьбог, или, на «метеорологическом» уровне: Гроза—Дождь при Солнце-Вёдро, причём каждый персонаж этой триады так или иначе имеет отношение к хождению по нивам, кладам (сокровищам), козлам и коням (см. также комментарии к текстам 10 и 27).

3. Игрище «И шёл козёл дорогою…»
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 378, № 11. Записано в Гомельской области в 1985 году.
Первично — драматическое действие, миф же развивается позднее. Памятуя об этом известном тезисе Проппа, рассмотрим в данном игрище не текст, а пантомиму. При словах «И шёл Козёл дорогою, нашёл Козу безрогую…» хоровод вслед за «Козлом» совершает прыжки, после которых дважды притоптывают правой ногой, а потом хлопают в ладоши. Это наводит на мысль о поговорке «два притопа, три прихлопа», что в настоящее время означает некие несовременные танцевальные движения, нечто примитивное, то есть, говоря языком науки — архаичное.

Древнегреческий Бог экстатического культа Дионис имел в одной из своих ипостасей облик козла и носил негреческое по происхождению прозвище «Дифирамб», которое впоследствии стало пониматься как «хвалебная песнь». Дословный же перевод слова ди-фир-амб: di — “божественный”; thyr — “тройной” (из “thri”) или “двойной” (fi = bi, то есть “дважды”); amb — “движение”, “шаг”, “скок”. То есть буквально: “священные два (три) движения”, исполняемые под гимны (Иванов Вяч. Ив. Возникновение трагедии // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. Примечания к статье, с. 284). Это полностью идентично современному русскому выражению «два притопа, три прихлопа» и соответствующим образом характеризирует белорусское игрище-пляску «И шёл Козёл дорогою».

В России также бытовали «козлиные» пляски, однако не в такой архаичной форме, как в Беларуси. В Костромской области «Козуля», «Козлик» — это линейная кадриль и круговой парный танец; «Козёл» на Мезени (Русский Север) — грубоватая эротическая пляска, имитирующая коитус.
Представители народности бечуаны (Африка) если хотят узнать, к какому тотемному роду принадлежит человек, спрашивают: «Что ты пляшешь?» Этот вопрос, несомненно, правильно поняли бы и индейцы Северной Америки. У восточных славян отмечены также пляски: «Лось», «Бычок», «Медведь», «Журавль», «Гусь» — возможно, всё это остатки тотемных родов. Было бы интересно составить карты распространения подобных игрищ и плясок.

Интересно в связи с «козлиной темой» ритуальное поведение свадебного дружки: когда молодые садились на лавку, «так дружка колотил голова в голову (новобрачных), три раза скокивал да приговаривал: «На совет да на любовь!»». «Существовала определённая стилистика жестов и телодвижений дружки: он должен был по солнышку прыгать, подпрыгивать и подскакивать, на четыре стороны кланяться, стучать по столу, подавать знак, вести за руку…» ( Мужской сборник. №1. М., 2001. С. 44). Стиль его поведения можно обозначить русской поговоркой: «колотиться, как козёл о ясли».

4. «Где Коза ходила…»
Марченко Ю. И. Зимние празднично-поздравительные песни в районах русско-белорусско-украинского пограничья // Русский фольклор. XXXI. С-Пб., 2001. № 4.
В гимнах Ригведы находим заклинание: «Пусть придёт Пушан, — Бхага, богатство, путь к благополучию». Сравните: «Где Коза ходит, там жито родит». Возникает вопрос, почему именно Коза (Козёл)? Сопоставляя тексты: «Где бабы шли, подолом трясли, там рожь густа, умолотиста» и в то же время: «Где козы шли, бородой трясли, там рожь густа…» — мы видим, что по полям в магических целях ходят те, у кого есть, чем трясти, а вот, например, кони, кивающие головами и махающие хвостами, в этом случае совершенно бесполезны, у них другая магическая функция — быстрое перемещение.

В древнем еврейском празднике «Кущей» одной из важных составляющих ритуала «вызывания дождя» для стимулирования плодородия была тряска пальмовыми ветвями и обивание вербы об алтарь. Эти древние народные (языческие) ритуалы не были зафиксированы Пятикнижием и некоторые первосвященники пытались сократить или скомкать их проведение. Осталось свидетельство о том, что таких служителей культа народ закидал увесистыми плодами «этрогами».

О сакральности тряски говорит как будто и следующий этнографический факт: «Кроме священника, крестьяне ещё чаще поручают делать засев какому-нибудь ветхому, преклонному старику, который сам и указывает, в какой день начинать засев… Этих стариков обыкновенно стаскивают с печи, чтобы они шли священнодействовать. У иного голова на плечах не держится, руками он не владеет, зерна в горсть с трудом загребает и зря рассыпает. Его выведут на зеленя под руки, пособят и рукой потрясти … Выходит он сеять натощак…» (Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. М., 1996. С. 143)
С другой стороны, в статьях, освещающих вопросы аграрной магии, можно прочитать следующие выводы, сделанные также на основании описаний народных обрядов: пахота и засевание должны были производиться только здоровым и нестарым мужчиной, так как эти действия воспринимались как оплодотворение пахарем Матери-Сырой Земли.

Итак, старый или молодой пахарь истинный? Только тот, у которого «рука лёгкая». Главное здесь не возраст, не физические и моральные качества, а некая Сила, покровительствующая данному человеку, контакты с которой устанавливались с помощью тряски.
Напомню, что прямая связь полового акта с фактом рождения ребёнка осозналась человечеством сравнительно поздно. Логика древних основывалась на объективных наблюдениях: мужчина и женщина могут совокупляться хоть каждый день по десять раз, а ребёнок рождается не чаще, чем раз в девять месяцев.

Считалось, что дети получаются в результате вселения в женщину души предка, а предки вызывались (и вызываются до сих пор, например, шаманами) с помощью прыжков, тряски, песен-заклинаний и других энергичных действий. По болгарским поверьям истърсак (последний ребёнок в семье, дословно: «вытрясень») способен «вытрясти» из неба дождь при засухе, установив контакт с демонами туч (Мужской сборник. М., 2001. С. 69). Именно вследствие вызова духов-помощников рожь родится «густа, умолотиста» там, где бабы трясли подолами, а козлы, мужики и старики — бородами и гениталиями. Но это самый древний, изначальный смысл обрядовой тряски, напрямую связанный с рассматриваемой здесь «козлиной темой», что не исключает и стадиально более позднего её восприятия как метафоры коитуса.

5. «Ящер».
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 87—90, №№ 37, 38, 39, 40; С. 195, № 22.
Во всех славянских традициях считается, что в ореховый куст (лещину) не бьёт гром, следовательно Ящер (основной противник Громовержца) оказался там не случайно. Единственное, что может сделать Гром — это в одну из летних ночей («рябиновую», «воробьиную») испортить орехи, они как бы «сгорают» изнутри.
Символика мудрого «гада под ореховым кустом» у южных славян выявляется в поверье: если съесть змею, живущую под лещиной, то начнёшь понимать язык зверей и птиц.

В украинском варианте данной игры говорится: «…Май соби дивку! Як не ймеш, завтра вмреш, завтра по ранку сховаем у ямку, — там пропадеш!», то есть Ящер поставлен перед дилеммой: либо девка, либо смерть, и, естественно, он выбирает первое. Его общение с девицами — ничто иное, как обучающие инициации: ласковое обращение с противоположным полом («веночек выпросила»), танцы («веночек выплясала»), основы театрального искусства или умение закатывать «сцены», совершенно необходимые в свадебных и похоронных обрядах («веночек выплакала»), — всё это «упражнения», положительной оценкой которых является отданный венок — символ девичества; однако: «Ящер солгал, веночек содрал». Дело осложняется тем, что наша Коза — не девка, а замужняя женщина, и её посещение Ящера совершенно справедливо воспринимается Козлом не как половозрастная инициация, а как супружеская измена.
То же мы находим и в древнеиндийских обычаях: в «мужском доме» — сабхе — могли присутствовать и вести себя вольно девицы, а замужним женщинам вход был запрещён (даже той, у которой, было одновременно пять мужей — Пандавов).

6. «Козёл с Козлушкою» («Коза с орехами»).
Афанасьев, №№ 60, 61;
Зеленин Д. К. Великорусские сказки Пермской губернии // Записки РГО, 1914. Т. 41, № 90. Перепечатка из «Пермских губернских новостей», 1863. № 44;
Украинские сказки и легенды. М.—Киев, 1993. С. 172. «Воробей и былинка»;
Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: волшебные и о животных. Новосибирск, 1993. № 62.
Основной темой этой сказки является наведение порядка, а это, как известно, одна из основных функций демиургов, жрецов, домохозяинов.

В нашем случае (как и в большинстве вариантов сказок этого типа) таковым выступает Козёл. Он, несмотря на систематические отказы подвластных ему персонажей работать в нужном направлении, сумел выстроить цепочку последовательных действий так, что они привели к желаемому результату. Иначе говоря, наш Козёл — отличный управленец, умеющий координировать действия большого штата подчинённых. На этом фоне личная драма Козла, его неумение правильно построить отношения с женой, придают этой семейной истории особую драматичность и, несмотря на архаику, находят параллели в современности.

Неслучайна здесь тема орешков: «В украинской свадебной обрядности было известно печенье горiшкi — «орешки», которое иногда подносили молодым после брачной ночи. Популярный в русском фольклоре мотив дарения орехов обычно является знаком сексуально-брачных намерений дарителя … Откровенный смысл имеют русские загадки о лещине, описывающие ореховый куст в терминах женского тела, а собирание орехов — в метафорике коитуса: «гни меня, ломи меня, полезай на меня: на мне есть мохнатка, в мохнатке гладка, в гладкой сладко»». Балканские славяне осыпали молодожёнов орехами так же, как восточные славяне осыпали их зерном (Славянские древности. Этнолигвистический словарь под общ. ред. Толстого Н. И. М., 2004. Т. 3, с. 112). В украинском фольклоре «ореховая корчма» — место разгульного веселья и внебрачной любви. Наш Козёл совершил непростительную ошибку, послав за орехами молодую жену, прямиком к любострастному Ящеру, хранителю заветных плодов. (Так же об орехах см. комментарий к тексту 22.)

«Мифы, предания, сказки неоднократно «разыгрывают» разнообразные диагностически существенные casus’ы из этой сферы (касающейся отношений полов) и через дифференцированную систему наказаний оценивают случившееся, как бы вырабатывая соответствующие «правовые» нормы, которые предназначены для контроля поведения в этой сфере» (Топоров В. Н. Балто-славянские исследования. 1997. М., 1998. С. 452).

7. «Коза-дереза, где ты была?»
Афанасьев, № 535.
Вопросно-ответная форма фольклорных текстов возникает в глубокой древности. Некоторые исследователи считают, что диалог вообще есть начало человеческой речи.
Интересно, что устойчивый фольклорный эпитет козы — «дереза» созвучно греческому названию козлиной шкуры — «траг»: дрз = трг ( по законам фонетики д переходит в т, з в г). Иванов Вяч. Ив. переводил древнегреческое слово трагедия как «песни ряженных в козлиные шкуры», но это были не просто песни, а диалоги.
В своей работе «Возникновение трагедии» он также пишет: «…характеристика Сатиров (козлоногих) у Аристотеля отвечает вполне тому, чем было их действие в VI веке, — … «мелкие сюжеты» и «потешная речь»…» (М., 1988. С. 245). Восточнославянский фольклор, касающийся «козлиной темы», также состоит из отдельных небольших незамысловатых историй, рассказанных в большинстве случаев балагурным языком. (Такую «потешную речь» в вышеприведённых сказках я старалась выделить, располагая строфами, впрочем, ирония в сказках не всегда рифмована и ритмична.)

8. Игрище «Как возьму я козла да за роженьки…»
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 118, № 8. Записано в 1888 году в Гомельском повете Могилёвской губернии.
Сравните выражение «взять быка за рога», то есть действовать энергично и смело. В игре девушки демонстрируют своё доминирование над Козлом, ведут себя озорно, вольно. В вышеизложенной истории «Козлиного семейства» жена именно так начинает относиться к своему Козлу. То есть и игра, и устный рассказ («Коза-дереза, где ты была?»), составляющие нашу семейную историю, разными способами говорят нам об одном и том же, что повышает вероятность достоверности выявленного нами мифа.

Символический сюжет «женщина с козлом» мы находим на западе славянского ареала в венедском Норике (древнеримская провинция). Можно было соглашаться или не соглашаться со словами летописца Нестора «…нарци (норики), еже суть словени», но после исследования данного вопроса Й. Шавли («Венеты: наши давние предки»), местами весьма тенденциозного, что отнюдь не исключает правильности общих выводов, в споре о языке и происхождении нориков (и шире — венедов) можно поставить точку: наиболее близким и родственным им этносом были западные славяне, часть которых, как известно из летописи, образовала ядро Киевской Руси (поляне, радимичи, вятичи пришли «от ляхов»).

В Норике (и некоторых других местах Римской империи) почитался Бог света и солнца Белин, Беленос (ср.: Белун, Белый Свет, Белобог); Бога войны латинские источники называют Latobius, возможно, это искажённое «Ратобий», «Ратобой».
Богиня плодородия норичан Noreia, Мать страны и её защитница — изображалась с рогом изобилия и козлом (иногда и с веслом). Семантика её имени, помимо «глубины», «подземелья» («нора», «нырять»), может выводиться также из обозначения «силы» во многих индоевропейских языках: праславянского *norvъ (нрав, норов — сила характера); литовского noreti (хотеть, желать), narsas (храбрость, ярость, сильный гнев); хеттского innara (сила, мощь, имя соответствующего божества). (Топоров В. Н. Балто-славянские исследования. 1997. М., 1998. С. 459.)

Сравним с эпитетами нашей Козы: «коза ярая», «коза рьяная», «коза-дереза», «коза-рогоза» — дерзкая, задиристая, капризная, то есть с норовом; в некоторых вариантах «коза Тарата», то есть бойкая своевольница. Эта непредсказуемость поведения сказочной козы некоторым образом коррелируется с непредсказуемой Фортуной (древнеримская Богиня удачи, счастья), которая изображалась с рогом изобилия в руках. Созвучие имён «Тарата» и «Фортуна» (т-р-т и ф-р-т), возможно, случайно, а возможно, восходит к некому общему индоевропейскому понятию, явлению. На одной из граней Збручского идола также изображена Богиня с рогом.

9. «Волк-дурень». Отрывок.
Афанасьев, №№ 55, 56.
В гимне Ригведы к (козлоподобному) Пушану обращаются с просьбой: «Злого, враждебного волка, который угрожает нам, прогони, о Пушан, с пути» (Огибенин Б. Л. Структура мифологических текстов «Ригведы». М., 1968. С. 100, 99). Вышеприведённый отрывок русской сказки «Волк-дурень» иллюстрирует нам, каким образом это делается.
По Далю: «бить с козла» — бить прыжками, задом и передом (о лошади); «дать козла» — прыгнуть козлом, бежать скачками.

10. «И шёл Козел по меже…»
Смоленский музыкально-этнографический сборник: Календарные обряды и песни. Т. 1. М., 2003. С. 579 и далее.
В подавляющем большинстве описаний обрядов, завершающих жатву, «борода», оставленная в поле называется «Божьей», «Ильинской» (т.е. «Перуновой») или «Козой», «Козлом». Эти народные названия опровергают ныне широко растиражированное мнение о том, что «борода» посвящалась Велесу. Вероятно ошибка произошла в следствии неправильно понятого выражения, относящегося к рассматриваемому действию: оставить «волотку на бородку». «Волотка» — это колосок, пучок колосьев.
См. также выше комментарий к тексту 4.

11. «Волшебная дудочка».
Афанасьев, № 238; примечания к № 238.
В сказках этого типа Козёл имеет в своём распоряжении и гусли (струнный музыкальный инструмент) и дудку (духовой), а, например, в Древней Греции такими музыкальными инструментами «заведовали» разные Боги: струнными — солнечный Аполлон, а духовыми, считавшимися экстатическими — Сатир Марсий, Пан, Дионис. Неразделённость божественных функций на «специализации» есть признак архаичности.
Наш Козёл, что называется, и швец, и жнец, и на дуде игрец; такими же универсалами предстают перед нами и скоморохи: былинный Вавило — последовательно пахарь, скоморох-гудошник и правитель «Инешнего царства».
См. также комментарии к текстам 22 и 31.

12. «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка».
Афанасьев, №№ 260—263; №№ 55—57;
Чарадзейныя казкi. Мiнск, 2003. Частка II, №№ 55—57;
Зеленин Д. К. Великорусские сказки Вятской губернии. С-Пб., 2002. Том 7, № 11.
Манипуляции со следами людей и животных были широко распространены в магических практиках многих народов. Однако в большинстве случаев это сознательные колдовские действия людей со следом друга или недруга, с целью так или иначе повлиять на оставившего след. В данной сказке представлен редкий случай, когда след является носителем волшебной силы наследившего и сам влияет на манипулятора.

Это похоже на поверья некоторых народов относительно тени. Наступить на тень человека или животного значит оскорбить или подвергнуть опасности хозяина тени. Нахождение же в тени Богов влечёт за собой последствия (хорошие или плохие) для наступившего на тень.
Интересно, что действия ведьмы в отношении Алёнушки: «…увела к реке, камень серой да горючий на шею навязала, под мост столкнула, к грудям белым двух змей присадила, чтоб они её сосали» находят параллели в обычаях южных славян. У болгар «нечестную» невесту ритуально наказывали следующим образом: приводили к реке под мост (на котором по традиции достаточно часто помещали изображения змей) и там привязывали на некоторое время к колу или камню. Всем сообщалось, что «это не человек», то есть несчастная вела себя до свадьбы «словно животное» (Славянские древности. Этнолингвистический словарь под общ. ред. Н. И. Толстого. М., 2004. Т. 3, с. 303, 386).

Как реагировали на такую ситуацию проходящие через мост люди, исследователи фольклора не сообщают, однако укромность места («под мостом»), заведомая «испорченность» молодки и её ограниченная верёвкой свобода движений давали возможность желающим что называется «пососать груди белые». Такой способ «подпитки» жизненной энергией старых колдуний от молодых красавиц описан также в сказках типа «Спящая красавица». По народным представлениям, мост является сооружением и локусом, которые соединяют земное и потустороннее пространство, то есть нечестная невеста помещается на границе «того Света», «между Небом и Землёй». Алёнушка из нашей сказки находится в таком же «подвешенном» состоянии, тоже под мостом, но не на берегу, а в воде: «…серый камень на дно тянет, горюч-камень кверху тянет…» (заметьте, она не утоплена, а как бы распята между «якорем» и «поплавком»). Почему ведьма именно так расправилась с Алёнушкой, а не просто утопила соперницу — остаётся загадкой. Возможно, из сказки выпали некоторые подробности, в частности, ведьмой могла быть свекровь Алёнушки, именно она имела право так наказать неугодную невестку, подобранную сыном буквально гуляющей «на дороге», то есть шлюху («шлях» — дорога), блудницу («блудить, блуждать» — ходить, не находя выхода), да ещё и в компании символа похоти — козла!

13. «Напуганные Волки».
Афанасьев, №№ 44—47.
«Аль не видите его бороды; в ней-то Сила…» Хотя сказка эта — юмористическая, и Кот «гонит пургу» со страху, всё же в этой шутке «доля шутки» очень мала. Борода действительно считалась и почиталась объектом сакральным, магическим (см. о тряске бородой в комментарии № 4).
В сказках этого типа сидящие на дереве козёл и баран выглядят анекдотично, однако А. Э. Брем в соей книге «Жизнь животных» сообщает, что козы взбираются на деревья и там спокойно ощипывают нежные побеги. Особенную ловкость в этом отношении проявляет карликовая коза, для которой достаточно слегка наклонённого ствола, чтобы по нему взобраться на самую верхушку. «На древнейших гробницах фараонов имеются барельефы с изображением этих животных, общипывающих листву на верхней части деревьев. В Марокко козы и в настоящее время объедают листья на деревьях, залезая высоко на тонкие сучья» (Гершун В. И. Беседы о домашних животных. М., 1992. С. 59).

Козы средней полосы редко взбираются на деревья, так как у них достаточно подножного корма, но страсть коз к высоким местам сохраняется, что отражено в пословице: «моститься, как коза на крышу». В этой связи весенний обряд «кликанье (гуканье) Весны», повсеместно совершаемый на высоких местах, в том числе, на крышах, поленницах, деревьях — возможно, ассоциировался у самих носителей традиции с видовым поведением коз.
По характеру коза — резвое, весёлое, любопытное, задорное создание. Козёл, напротив, проявляет важность и сановитость, что не мешает ему не упускать ни одного случая подраться. Эти животные легко привязываются к человеку и при ласковом обращении охотно выучиваются от него разным фокусам. В горах козлов держат, благодаря их уму, в качестве проводников для овечьих стад. В недалёком прошлом козлы «служили» на скотобойнях проводниками «в мир иной»: обезумевшие от запаха смерти животные не слушались людей, но покорно шли в нужном направлении за специально обученным козлом.

14. Игрище «Бе-е-е, чего, Козле?»
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 332, № 66.
Знаменательно, что противоборство и победа Козла над Волком находит своё отражение как в сказках (№ 9, «Волк-дурень»), так и в игрищах. Вообще, победить волка могут и корова, и лось, и другие животные, однако именно небольшой задиристый козёл интересен фольклору в этом амплуа, как и во многих других (повелитель стихий и животных, супруг, вор, даритель, друг и даже людоед).
Мифологическим покровителем волков является св. Георгий, он же — Юрий, Юр, Яр и Ярило, который, в свою очередь, некоторыми исследователями (Клейн Л. С.) объявляется ипостасью Перуна. В текстах типа «Коза с орехами» мы видим, что повелителем волков может быть и Козёл. Парадокс снимается, если сказать так: волки повинуются Громовержцу (коих, как мы помним, было два).

Вообще, противоборство волка и козла в фольклоре, так же, как и в жизни, заканчиваеться по-разному, в том числе и так: «остались от козлика рожки да ножки»… Может быть, упор на тему «исход встречи козла и волка» в устном народном творчестве в какой-то мере отражает мифологический конфликт двух Громовержцев, который у разных народов имел различный исход. В мифах некоторых индоевропейцев Громовержец имеет повозку, запряжённую козлом (двумя козлами). Во времена «живого» бытования мифов у многих народов было в обычае запрягать поверженных врагов, например: Божий Коваль запряг побеждённого Змея и вспахал на нём «Змиевы валы» (это, несомненно, метафоричное описание постройки оборонительных сооружений с помощью военнопленных); обры таким же образом «примучивали» дулебов; князь Роман в более позднее время так же поступал с литовцами, но это поведение уже осуждалось: Романе, Романе, неправдой живёши, литвою орёши. Может быть, отношения двух Громовержцев были такого же рода: конфликт закончился победой антропоморфного Бога над зооморфным, и на нём стал ездить победитель. В нашей вышеприведённой «саге» о козлином семействе победил Козёл, чем подтвердил своё ранее используемое право держать волков у себя «на посылках».

15. «Козёл и Баран».
Украинские сказки и легенды. М.—Киев, 1993. С. 213;
Афанасьев, № 46.
Бараны (овцы) и козлы — два близких, но самостоятельных рода парнокопытных животных. И дикие, и домашние козлы самостоятельны и норовисты; одомашненные бараны пугливы, инертны, они резко отличаются по характеру от своих диких сообразительных и смелых сородичей.
Прочная связь этой пары, подчёркнутая русской пословицей «Куда козёл, туда и баран», находит параллели в мифологии древней цивилизации Миноса. Символом полугодия убывающего солнца там считался Козёл, а прибывающего — Баран, вместе они символизировали солнечный годовой цикл ( Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1987. Т. 1.).

Евангелист же Матфей советует отделять овец от козлищ в смысле отделения полезного от вредного, а на самом деле следуя логике разделяй и властвуй, ведь глуповатые бараны и овцы без сообразительных козлов-предводителей становятся послушной паствой.
В восточнославянском фольклоре избушка Бабы Яги иногда бывает стоящей «на козьих рожках, на бараньих ножках», что находит параллели в описании западнославянского храма: в земле ретарей, в Ридигосте стоял храм на основании из рогов различных зверей (Титмар).
С точки зрения Ветхого завета, в котором описывается ежегодный древнееврейский обряд переноса грехов всего народа на козла («Козёл отпущения») — Новозаветный Спаситель, взявший на себя грехи всего человечества, с полным правом может быть назван таким козлом. Может быть, именно этим объясняется отрицательное отношение к козлам в христианстве.

16. «Коза золотые рога».
Афанасьев, №№ 184, 213.
Так же золотыми у Козы бывают копытца (см. комментарий № 22 о колядках), а у козлёнка золотая и серебряная шерстинки (см. комментарий № 12). Золото как метафора богатства в виде сокровища сравнительно поздно замещает богатство в виде изобилия (продуктов питания, плодовитости), и это говорит о начавшейся «порче мифа».
Интересно, что в прошлом в заповедных лугах и лесах (то есть там, где охота была запрещена) действительно можно было встретить животное с позолоченными рогами, копытами или шерстью: тура, оленя или козу. Обычно это были выдающиеся по своей величине или окраске экземпляры, предназначенные для жертвоприношения. Сначала их отлавливали, маркировали золотой (а в древности — красной) краской, и опускали на вольный выпас в течение года. Известно, что копытные пасутся на большой, но замкнутой территории. К нужному сроку лучшие охотники (а позднее — князь с дружиной) добывали сакральную особь, что было весьма престижно. Впоследствии данный обычай переродился в совместную (всей деревней) покупку и годовое содержание бычка, закалываемого на Ильин день или другой большой праздник.

Образ такого «золотого» животного, ответственного за качество домашнего скота, мы видим в белорусском заговоре «на первый выгон» (обычно в Юрьев день, на Ярилу вешнего): «На горе, на росе ходила коровка-телица, над всеми царица, золотые рожки, серебряные ножки, шёлковый хвост, травку съедала, росу спивала, моей коровке молочка присылала. Громом бьёт небо, земля колотнися, от моей коровки змеи-чародейники отвернитеся…» (Арнаменты Падняпроуя. Мiнск, 2004. С. 390. Перевод с белорусского — автора статьи).
Символика рогатого животного на горе, подобная этой, изначально относилась к козам и овцам, так как в Старом Свете этих животных одомашнили примерно за 10 тысяч лет до новой эры, а крупный рогатый скот — за 7 тыс. лет до н.э. (по Максаковскому В. П.). Русская пословица гласит: «Коза на горе выше коровы во поле» (В. И. Даль).

Но даже и после одомашнивания коз и коров, дикие виды рогатых копытных сохраняли в культуре индоариев своё сакральное значение: благоприятными для проживания считались земли, в которых обитала «чёрная антилопа, пригодная для жертвоприношений». Антилопа, конечно, не коза (хотя и относится в народном представлении к «классу коз»), но обратим внимание на то, что в древнеиндийских письменных источниках некоторые персонажи сравниваются в положительном смысле именно с козлами, а не с антилопами: Шарабха — «похожий на козла», Пушан — «козлоподобный», видимо первоначально местами обитания ариев были земли, в которых водились дикие козы (козероги). Взаимозаменяемость коровы и козы обнаруживается и в сакральных обрядах: «Ашвалаяна-грихья-сутра» разрешает замену жертвенной коровы козой в церемонии похорон; и на бытовом уровне в русской пословице: «Коза — корова бедных». Разведение коз, действительно проще и дешевле коров — в стаде содержание одной коровы приравнивалось к двум козам, кстати, этот порядок определения трудовых затрат пастуха назывался в некоторых местах козик (череда, число, обход, голова). В быту бедных обычно сохраняются архаичные черты, так что, несколько переиначив эту пословицу, можно сказать: «коза — корова древних».

17. Дразнилка тверичей.
В. И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1995. Т. 2, с. 131.
Этот текст являет нам устойчивую народную ассоциацию коза = девка (и наоборот), такую же, как и в поговорках: «это сущая коза в сарафане», «резва, как коза».
Короткие смешные или поучительные высказывания, подобные этой дразнилке, о жителях многих мест и городов до недавнего времени были широко распространены на Руси: молодцы калязинцы — свинью за бобра купили! Причём тексты такого рода бытовали в фольклоре восточных славян с глубокой древности. «В летописи под 984 г. рассказывается, как воевода кн. Владимира Волчий хвост усмирил радимичей при реке Пищане, и приводится поговорка, которою дразнили радимичей: «Пищаньцы волчья хвоста бегают»» (Соколов Ю. М. Русский фольклор. Учебник для высших учебных заведений. М., 1938. С. 203). На фоне нашей привязки «козлиной темы» к ареалу радимичей (см. комментарий 1) эта поговорка о воеводе с «волчьим» именем приобретает более глубокий подтекст.

18. «Коза и кума Лиса».
Тумилевич Ф. В. Русские сказки казаков-некрасовцев. Ростов-на-Дону, 1958. № 2;
Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: волшебные и о животных. Новосибирск, 1993. № 30.
Достаточно редкий случай трактовки образа Козы как наивного и доверчивого, обычно в сказках она дерзкая, бойкая. Данная сказка как бы объясняет, почему Коза ведёт себя агрессивно: негативный опыт общения с Лисой заставляет Козу далее подозрительно и резко относиться ко всем встречным персонажам.

19. «Коза» (в избушке).
Сказки Куприянихи. Запись и комм. Новиковой А. М., Оссовецкого И. А. Воронеж, 1937. № 27.
В данной сказке дом козы разрушил медведь, иногда это делают другие персонажи. Я выбрала именно этот вариант потому, что конфликт козы с медведем встречается и в других фольклорных жанрах, например, в народном зрелище «медвежья комедия», об этом см. далее.

20. «Медвежья комедия».
Некрылова А. Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Конец XVIII—начало XX века. Л., 1988. С. 47, 48.
Этот обряд был широко распространён по всей восточнославянской территории, однако в нём никогда не говорилось о причинах конфликта. Наша сказка и потешное зрелище взаимно объясняют и дополняют друг друга. В представлении участвовали обычно три персонажа: настоящий медведь, его вожак и помощник вожака, наряжающийся «козой», основная роль которой — дерзкое поведение, вызывающее рёв медведя. Такой рёв был необходим для зрительниц «медвежьей комедии»: в народной традиции рёв медведя предвещает девушке свадьбу, а беременной женщине рождение девочки. Наша Коза — не девушка и пока не беременна, однако считалось, что женщина излечится от бесплодия, если через неё переступит медведь, что и произошло, вероятно, во время поломки дома Козы Медведем.

21. «Коза-дереза».
Украинские сказки и легенды. М.—Киев, 1993. «Коза-дереза», с. 184;
Kramarik J. Chodske pohadky a povesti. Praha, 1956. С. 60-61;
Новопольцев. Сказки Абрама Новопольцева. Куйбышев, 1952. «Коза Тарата», с. 213;
Русские сказки Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1993. № 50.
В большинстве сказок этого типа вопросы к козе и её ответы представлены в стихотворной форме, что является показателем ценности текстов. В этих поэтических диалогах (о древности диалогов см. комментарий № 7) настойчиво, даже назойливо звучит тема сытости и напояности козы (коз):
«Вы, козоньки, вы, матушки, Вы сыты ли, вы пояны?»
«Коза ли моя козонька, ела ли, пила ли?»

Вроде бы тут всё ясно — козы должны есть и пить, чтобы давать много молока. Ту же тему развивает белорусский заговор «на первый выгон»:
«На горе, на росе ходила коровка-телица, над всеми царица, … травку съедала, росу спивала, моей коровке молочка присылала».
Гора и роса (вода) присутствует и в сказке про козу: «Нет, дедушка, не ела, не пила. Бежала по гребельке (гребень горы), ухватила воды капёлки…». Но почему хозяин обсуждает тему сытости скота не с пастухом, а с козой? Почему ему важно подтверждение утоления голода от самой козы? Всё это похоже на договор человека с козой, но не с простой козой, а волшебной, такой, как телушка-царица в заговоре, ответственная за удой обычных коров.
Со слов Козы, сторона людей не выполняет условия договора, и именно поэтому наказание тех, кто пас Козу бывает таким жестоким (вплоть до убийства). Но Коза лжёт, и лжёт бессмысленно, беспричинно, по глупости. Это личное качество Козы, которое и дало повод назвать её «дерезой», «Таратой», преодолевается с рождением ребёнка-козлёнка.

22. Колядки (Святочный обряд вождения Козы).
Каляндарна-абрадавая паэзiя. Мiнск, 2001. С. 143. №№ 546, 578, 586, 588.
В индийской мифологии существует зверь Шарабха (лось?). «В ранневедийском памятнике — «Атхарваведе» — ему посвящено одно из заклинаний: «Ты, о изгнанный шарабха, похожий на козла, сможешь преодолевать труднодоступные места». В «Ригведе» о шарабхе говорится в гимне великому Индре в связи с таким важным сюжетом мифологии ведийских ариев, как похищение птицей сомы; примечательно также, что шарабха выступает здесь как некий мифический персонаж, связанный с небесной сферой, его причисляют к разряду божественных риши» (мудрецы, певцы, поэты). (Бонгард-Левин, Грантовский. От Скифии до Индии. М., 1983. С. 107.) Наша Коза-скиталица тоже:
Прошла все науки,
Знает разны штуки.

Откуда взялись эти знания, можно предположить, обратившись к ирландской мифологии: дерево орешника в мире Богов роняет орехи в вытекающий из-под него источник, отведавший такой орех обретал «всю полноту знания» (Шкунаев С. В. Кельтская мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия. М., 1987. Т. 1, с. 635). Аналогичные представления имели место и в других индоевропейских мифологиях. В нашем случае источника вод под орешником нет, зато там находится Ящер, связанный с водной средой.

В древнеиндийском похоронном ритуале чёрная коза является заменой коровы. Для нового рождения покойного, перед сожжением его тело обкладывали частями жертвенного животного: сальником накрывали голову и рот, почки вкладывали в руки и так далее. Затем всё накрывали шкурой козы, поливали маслом со словами: «Ты родился от того, пусть этот родится от тебя, о [такой-то]. Небесному миру — свага!» ( Пандей Р. Б. Древнеиндийские домашние обряды. М.,1982. С. 286).
Сравните с колядкой:
Коза упала,
Сдохла, пропала!
Дайте Козе сала,
Чтоб Коза встала.
На рога — два пирога,
На хвосток — сала кусок.

Здесь всё вывернуто «наизнанку»: не человека обкладывают частями козы, а козу частями жертвенной свиньи, для того, чтобы она (Коза) встала здесь и сейчас, не дожидаясь нового воплощения.
Эта пародия на древнеиндийский ритуал перекликается с широко распространённым (тоже святочным) игрищем «шутейные похороны», пародирующим христианский обряд (ряженый «поп» с «кадилом»-лаптем и т.п.). Видимо, в играх такого типа главное не высмеивание той или иной формы религии, но смех над самой смертью.

Можно предположить, что само слово «смех», подобно слову «хохот», имеет звукоподражательное происхождение. Мы говорим о смеющихся: «ржёт как лошадь», «гогочет» — то есть издаёт звуки, похожие на те, что издают лошади и гуси. Известно, что у славян смех во весь голос, «скаленье зубов» — считался выражением не столько радости, сколько агрессии: демонстрация зубов ассоциировалось оскалом волка (собаки). Открытый при громком смехе рот прикрывали ладонью, если не желали обидеть собеседника. Выражения «смеяться в лицо», «смеяться в глаза» означают наглое выражение своих чувств, вежливый же смех был приглушённым. Возможно, что в старину смех передавался звуками не «ха-ха-ха» или «гы-гы-гы», а что-то вроде деликатного «ме-е-кхе-кхе», то есть похожими на «меканье» козы.

23. «Коза ярая».
Сказки и предания Самарского края. Собраны и записаны Д. Садовниковым // Записки РГО, 1884. Т. 12, № 80 «Коза Тарата»;
Русские сказки Сибири и Дальнего Востока: волшебные и о животных. Новосибирск, 1993. № 2 на пластинке;
Афанасьев, № 62.
Как ни странно, но эта ныне детская сказка полна старинных славянских эротических намёков. Например, моравское выражение «выгонять из норы зайца» является метафорой полового акта; «пчела укусила» — говорили кашубы о забеременевшей женщине, у белорусов сон об укусе пчелы толковался как предвестие беременности. Такие данные позволили мне предположить, что данная сказка может иметь продолжением тексты типа «Волк и семеро козлят», в которых рассказывается о Козе, рожающей детей.

Факт укуса Козы пчелой находит параллели в индоевропейской мифологии хеттов: умирающего и воскресающего Бога растительности Телепина (сравните телепаться – «болтаться, трястись») отправляет в мир иной укус пчелы. У нашей Козы после такого укуса начинается нравственное возрождение, правда, связанное скорее с беременностью и материнством.
Иногда в сказках этого типа в роли героини выступает Лиса. Однако, несмотря на сходство ситуаций, в которые попадают наши героини, «лисья тема» восточнославянского фольклора в своём развитии никогда не достигает таких драматических высот, на кои поднята история Козы. Лиса тоже выходит замуж (за Кота), но это брак притворный, «по расчёту», в сказках Лиса бездетна, она как была пройдохой, так ею и остаётся, несмотря на изредка настигающие её наказания.

24. Игра «Коза».
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 483, комментарий к № 17. «Свинка», «Козёл», «Квашавар-масла».
В белорусской традиции большинство игр такого типа называются «Свинья», «Масло» — «это старая игра пастухов, которую знали по всей Европе». Я позволю себе утверждать, что варианты с названиями «Козёл», вернее «Коза» или «Овечка» — изначальны, так как в большинстве игр со «свинским» названием ямки называются «масло», а один вариант говорит сам за себя, называясь «Квашавар-масла». Как известно, масло получают не от свиньи. Возможно, смена названия игры произошла с заменой ведущей роли козоводства на свиноводство в крестьянском хозяйстве.

Этническая принадлежность многих археологических культур определяется различными методами, в том числе и по костным останкам домашних животных. Например, в хозяйстве кельтов в процентном отношении преобладали кости свиней, а у валахов (восточных романцев) — козьи и овечьи. Милоградская археологическая культура (VII—III вв. до н.э.), занимавшая территорию нынешней Гомельской области, являет нам кости как свиней, так и коз (и других животных, разумеется), однако только в этой культуре (в отличие от соседних) мы находим амулеты — обереги, сделанные из костей и рогов коз, а также, возможно, человеческих. (Мельниковская О. Н. Племена Южной Белоруссии в раннем железном веке. М., 1967. С. 124, 148.)
Одни исследователи считают носителей милоградской культуры балтами, другие — протославянами. Однако возможность преемственности некоторых культурных моментов сменившимися на данной территории культурами, в том числе и славянским племенем радимичей несомненна: учёные утверждают, что на территории Белоруссии антропологический тип жителей сельской местности сохраняется в течении последних четырёх тысячелетий (Микулич А. И. Географическая и этническая история народонаселения Беларуси по данным антропологии // Балто-славянские исследования, 1997. М., 1998. С. 584—591).

Выше уже отмечалось, что обряд «Вождения козы» в день Василия Кесарийского в Белоруссии распространен именно в Гомельской области.
Представленные в данной работе игрища (тексты №№ 3, 8, 14, 22, 24), некоторые из которых также записаны в Гомельской области (№ 3, 8), можно условно обозначить как «Женитьба Козла», «Дерзкая жена», «Козёл и Волк», «Коза в чужих домах» и «Наказание Козы». Если допустить, что здесь, как и в сказках, мы имеем дело с одним и тем же мифологическим персонажем, то сходство драмы, разыгрываемой в народных забавах и рассказываемой устно, говорит нам о высоком «рейтинге» «козлиной темы» в восточнославянском язычестве, по своей значимости, разработанности и популярности не сравнимом даже с «темой медведя».

25. «Коза и Волк» («Волк и семеро козлят»).
Афанасьев, №№ 53, 54.
Зеленин Д. К. Великорусские сказки Вятской губернии. С-Пб., 2002. Том 7, № 113.
Слова из песенки Козы данного варианта сказки: «полны рога творога» — на первый взгляд несколько странные (откуда у живой козы творог в рогах?), сказанные вроде бы для «красного словца», для рифмы «рога-творога», как метафора переполняющей Козу питательной силы, — находят параллели в мифологии и других индоевропейских народов: римская Фортуна, венедская Норея, а так же одна из двух «женских» сторон Збручского идола держат рог изобилия в руках и этот рог часто переполнен. В древности изобилие мыслилось в виде продуктов питания, в том числе, конечно, и молочных. Творог (сыр) был одним из немногих продуктов длительного хранения, следовательно, его изобилие, наличие его запасов было показателем богатства. Очевидно, что наша «настоящая» Коза с переполненными творогом рогами на голове — первична, а антропоморфные Фортуна, Збручская Богиня и Нерея с рогом изобилия в руках — вторичны, так как изначально коза сама по себе была для человека носителем обилия (мясо, молоко — питание; шкура, шерсть — жильё, тёплая одежда; кости, рога — амулеты, посуда, топливо, лекарства). Постепенно внимание человека перемещается на вымя и рога — они становятся символом плодородия; затем рога отделяются от животного и оказываются в руках женского божества — подательницы богатства.

Из потешки «Коза с орехами» мы знаем, что Козёл распоряжается стихиями, людьми и животными: «Добро же, Коза, пошлю на тя Волка». Вполне допустимо предположить, что Волк из данной сказки так же послан к Козе Козлом.
А. Н. Афанасьев В своей работе «Поэтические воззрения славян на природу» приводит примеры использования в магических практиках разных народов козлиной шерсти и костей (черепа). Широко распространены поверья о том, что шерстинки животного, как и волосы человека, являются вместилищем живой души. Эвенки, например, считают, что души детей попадают в чрево матерей в виде шерстинок. И хотя в восточнославянских вариантах сказки «Коза и волк» эпизод кормления волка блинами с пеплом от шерсти погибших козлят не встречается вместе с эпизодом «возрождения» козлят из чрева волка, нет сомнений, что такая последовательность событий могла иметь место. Но не в нашем случае. По логике «мифа о ложных детях Бога», измена жены влечёт за собой выяснение, кто из детей сын Бога, а кто – антагониста, самым чудовищным способом: в нашем случае Волк поедает «ложных» детей Козла. Похоже, что зооморфный Козёл, относящийся к классу «старых» Богов, был предшественником Перуна (в смысле — почитался как Громовержец тогда, когда социального класса воинов в человеческом обществе ещё не было).

Вид расправы Козы над Волком совсем не случаен. Её единственный спасшийся ребёнок, несомненно, получил сильнейший стресс, «испуг», как говорили в старину. Способы выхода из такой ситуации у разных славянских народов аналогичны, что говорит об их древности и об архаичности сказки, в которой Коза лечит козлёнка теми же методами: «Чтобы избавить ребёнка от испуга, в сербских сёлах его окуривали волчьей и медвежьей шерстью. В Полесье жгли клочок шерсти того животного, которого испугался ребёнок, и говорили: «От тебя дух, а из него испуг»» (Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 2002. С. 341).

26. «Варица варилась…» Песня на варку каши в день св. Варвары (4/7 декабря) у сербов Боснии и Герцеговины.
Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 2002. С. 61.
Известно, что образ св. Варвары у славянских народов наложился на образ Богини Макоши. См. об этом в работе Валенцовой М. М. Святые-демоны Люция и Барбара в западнославянской календарной мифологии // Славянский и балканский фольклор. 2000. М., 2000. С. 361 и далее.

27. Игрище «Коза с козлятами и волки».
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 332, № 67.
Замечательно, что в этой игре указано конкретное место её проведения: на лугу, там, где пасут коней. Дело в том, что козлы имеют непосредственное отношение к лошадям. В старину едва ли не в каждой конюшне держали козла для охраны от нечисти. Пословицы о бездельниках: «Служить за козла на конюшне»; «И козлу недосуг: надо лошадей на водопой проводить» — приобрели свой ироничный подтекст (отмеченный В. И. Далем в ХIХ веке) в связи с постепенным разрушением положительного мифологического образа козла.
Конь же считался священным животным, имевшим отношение к солнечным Богам и воинскому сословию. И вот мы видим в русском фольклоре козла-охранителя конюшен и проводника табунов на водопой. Всё это похоже на ситуацию волхв при ратобойцах (священник в воинских частях). В свете этого германо-скандинавский Тор, ездящий на козле, мог символизировать доминирование воинов-жрецов над «чистым» жречеством, что для германских народов, живших преимущественно в окружении кельтов и славян (у которых жрецы считались высшим сословием) было этноопределяющей приметой.

28. Колядка «Стрельцы».
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 78, 81.
Отношения Козы со стрельцами, представленные здесь мельком, на самом деле имеют едва не основное значение в текстах, сопровождающих обряд «вождения козы». Стрельцы хотят «козку бить», чтобы «шубу шить» для любимой девицы. Шуба является свадебным подарком, также на шубу сажали молодых для привлечения богатства и чадородия. Здесь мы видим воинов, желающих отнять у Козы один из основных атрибутов Богов «козлиного класса» — шкуру, символизирующую плодородие.

29. Колядка «Таусень».
Гульнi, забавы, iгрышчы. Мiнск, 2003. С. 74.
В фольклоре существует устойчивый эпитет девичества: резва, как коза. Так что тексты, подобные этому, наставляли на путь истинный всех бойких девиц и молодок.

30. Потешки. Архангельская обл., деревня Кеба.
Науменко Г. М. Этнография детства. М., 1998. С. 303.
В православной традиции присмотром за детьми и оценкой их поведения, помимо прочих дел, занимается св. Параскева Пятница (св. Барбара и св. Люция у католиков), которая заменила славянскую Богиню Макошь. В потешках пестунья младенцев — это Коза. Прямое указание на то, что одним из воплощений Макоши была коза, мы находим на иллюстрации из французской книги Теофиля Вармунда «Древняя и современная религия московитов» (1698). Идол, подписанный «Мокосси», представляет собой длинноносого рогатого монстра без рук, как бы закутанного в мохнатую шкуру, из-под которой торчат козлиные ноги с копытами. Эта фигура удивительным образом напоминает лубочные изображения мальчиков, ряженных козой — персонажем народной комедии «Вождение медведя». Российские художники, изображая сценки с медведем и козой, отлично знали, что медведь — настоящий, а коза — ряженый человек, однако на многих картинках у козы реально козьи ноги с копытами, такие же, как и в книге Вармунда. Создаётся впечатление, что иллюстратор Вармунда изобразил ряженного козой, а ряженые россияне наряжались персонажем, названным Вармундом «Мокосси». Если это впечатление верно, то на основе конфликта, разыгрываемого в народной драме между медведем и козой, мы можем предположить аналогичную историю с Макошью и медведем-Велесом.

31. «Гусли-самогуды».
Афанасьев, № 238.
О связи козла с музыкой и музыкальными инструментами говорят и следующие этнографические наблюдения: «Пир козла. …В старину … поминки в Литве и Белоруссии назывались пиром козла, которого некоторые славянские народы чтили. Здесь в качестве жреца и певца присутствовал гусляр, а у чехов Коslar (козляр) то значит, колдун, вещун, чародей» (Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. М., 1992, репринт издания 1880 г. С. 109).

В Стоглаве описываются такие же поминки, но персонажем, отвечающим за их музыкальное сопровождение является скоморох: «…мужи и жёны на жальниках плачутся …, и егда скоморохи учнут играть … они, от плача переставше, начнут скакати и плясати и в долони бити». «С утра плачут, после обеда скачут» — говорит русская пословица о таких поминках. Причём, это скакание сравнивалось с видовым поведением коз: «скачет как козёл», «резва как коза», «коза в сарафане» (о прыткой девке).

Существует поговорка: «колотиться, как козёл о ясли», основанная на подмеченной агрессивно-истерической манере голодных козлов. В тех же терминах описывается поведение скомороха, желающего покушать и поспать: «стучится, колотится, ночевать у девки просится, пустите скоморька столовать…» (хороводное игрище «Скоморёк»). В вариантах этой же игры («Сиротина») главный герой ведёт себя ещё более интенсивно: «Он и бьётся и валяется…». Потешное пение тонким, сиплым, дрожащим голосом, а именно так исполнялись скоморохами сатирические песни и пародии, называлось «драть козла», «козлогласие».

Всё это позволяет утверждать, что на определённом этапе развития народной культуры скоморохи напрямую ассоциировались с положительным, весёлым образом козла.
Интересно, что в мужских плясках всегда существовали два типа плясунов: «героический» и «комический». Исполнительские особенности первого, помимо прочих, включали полицентрику, то есть принципиально различные движения рук и ног. А сочетание однохарактерных, синхронных и симметричных партий рук и ног (то есть всех четырёх конечностей) служили для создания комического эффекта в пляске. (Мужской сборник, №1. М., 2001. С. 177—180). В русской поговорке: «бить с козла» (о лошади) отмечается именно такая манера поведения коз (а иногда и лошадей) — бить прыжками, задом и передом, то есть синхронно задними и передними конечностями. В языческий период «героический» тип плясунов, несомненно, имел отношение к Перуну, а «комический», видимо, к Козлу-скомороху.

В однотипных русских сказках «Гусли-самогуды» и «Волшебная дудочка» Козёл ворует (или воруют для него) архаичные продукты питания — репу и горох, его ловят. В литовской сказке репу караулит Перкун (по очереди с Дьяволом и плотником. См.: А. Н. Афанасьев. «Поэтические воззрения славян на природу». Справочно-библиографические материалы. М., 2000. С. 329). Вспоминая в этой связи скандинавского Тора, разъезжающего на козле (как победитель на побеждённом), можно предположить и такой поворот развития «козлиной темы»: конфликт с Громовержцем, но не из-за женщины, а из-за доступа к основному богатству древних — продовольствию.
Этот конфликт могли изображать в танце двое плясунов с различными исполнительскими манерами.
Козёл в сказках действует по логике собирателя — что нашёл, то и съел, а Перкунас отстаивает право собственности на плоды примитивного земледелия. Сопоставляя сказки индоевропейских народов, мы находим в них память о переходе от присваивающего способа хозяйствования к производительному и возникающих при этом конфликтах.

32. «Про Козла».
Зеленин Д. К. Великорусские сказки Вятской губернии. С-Пб., 2002. Том 7, № 11;
Афанасьев, № 188.
Разъятость на части Козла, лежащего на печи, в числе прочих значений может пониматься как иносказательное изображение глубокой старости, сравните: «стариков обыкновенно стаскивают с печи, чтобы они шли священнодействовать. У иного голова на плечах не держится, руками он не владеет, зерна в горсть с трудом загребает и зря рассыпает» (о первом дне сева); в настоящее время мы пользуемся выражением: «из него песок (труха) сыплется», а в старину говорили: «рассыпался бы дедушко, кабы его не подпоясывала бабушка».
Присутствующая в этой сказке тема «жернова на Небе» имеет варианты, например «Петух и жерновцы». Петух, как известно, имеет отношение к Солнцу и Перуну. В свою очередь, Перун, по белорусским данным, разъезжает по Небу на жерновах. В нашей сказке жернова находятся у Козла, причём Козла старого, судя по его «разобранности». Кто же являлся первым владельцем жерновков — неизвестно. Исходя из наличия двух божественных владельцев небесных жерновов (из-за которых на земле происходит конфликт: жерновцы у бедного крадёт богатый, петух помогает вернуть пропажу), можно предположить существование мифа аналогичного содержания, в котором главными героями были старый и богатый Козёл и Перун.

В комментарии № 22 мы уже говорили о том, что обереги из костей и рогов коз были весьма популярны в милоградской культуре. Сказка о Козле, откармливающем брата и сестру для акта людоедства, также находит параллели в культуре милоградцев: некоторые археологические находки в их святилищах позволяют предположить наличие ритуального каннибализма (Мельниковская О. Н. Племена Южной Белоруссии в раннем железном веке. М., 1967. С. 124, 148). В сказке «Про Козла» описываются приготовления к такому обряду. «Младое племя» пресекает порочную практику, уничтожив носителя древней, изжившей себя традиции.

Во многих индоевропейских традициях присутствует тема гибели или свержения небожителей. В Дельфах эллинистического времени имели хождение мифы о смерти Бога Диониса… и существовала его могила (Иванов Вяч. Ив. Возникновение трагедии. №12. // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. М., 1988. С. 279, примечания к статье). Козлоногий и рогатый Бог Пан тоже умер. Предание гласит: «Некоторые историки полагают, что всё закончилось во время правления римского императора Тиберия в первом веке нашей эры. Об этом было сообщено штурману египетского корабля по имени Тамус. Его корабль шёл в Рим вдоль западного берега Пелопоннеса. Едва корабль миновал остров Паксос, ветер стих, и на море установился полный штиль. С острова донёсся божественный голос, трижды позвавший Тамуса по имени. — Я слышу! — отозвался он. «Скажи всем, что великий Бог Пан умер!» — сообщил голос и наступила тишина. Встревоженная команда налегла на вёсла. Когда впереди появилась суша, скорее всего это была Коркира, Тамус выполнил повеление. Он сложил руки рупором и прокричал печальное известие. Затем египтяне отвернули от каменистого берега. Но вслед за ними летели вопли и стенания, словно каждый камень и каждое дерево Греции оплакивали козлоногого Бога. Говорили, будто бы Тамус не разобрал, что сказал ему голос, другие намекали, что легенду выдумали христиане, чтобы люди поверили, что только их бог правит землёй. Но Тамус знал, что произошло. Старые Боги и божественные звери покидали этот мир…» (Волшебные животные. М., 1996. С. 34, 35).

Антропоморфные Боги смещали более древних зооморфных.
По Далю: «Козий бог на верёвочке издох».
В череде вышеприведённых сказок мы видим вариант мифа о конфликте Богов, возникающем из-за женщины. В отличие от «основного мифа», в котором Змей похищает жену Громовержца, здесь Небожитель сам толкает жену в объятия антагониста со всеми вытекающими отсюда последствиями: семья распадается, характер героев портится, страдают и погибают дети, виновник этих событий погибает в огне.

33. Колядка «Хотят козла зарезати…»
Снегирёв И. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., 1838, вып 2. № 4.
В период зимнего солнцестояния резали (приносили в жертву) обычно поросят. В сказке «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка» имеется подобный текст-вставка, сказка же приурочена к лету (водоём не замёрз). На фоне того, что обряды типа колядования, то есть обхода дворов с магическими целями, совершались не только в зимний период, а также учитывая, что кое-где праздник Купала назывался Колядой (и наоборот), можно предположить, что данный текст, как и обряд в нём описываемый, приурочены к летнему солнцестоянию. О связи козла с огнём и Купалой говорит и тот факт, что в народной культуре полисемантичный знак косого креста помимо названий «крёс» (огонь), «крыж» (крест), «рога», имел и такое: «козёл» (например, в белорусской вышивке и ткачестве Гомельской области), или, по Далю: «два кола накрест, перевязанные вицей — коза (Вологда). Многие предметы обихода в виде двух (трёх, четырёх) косо перекрещенных палок назывались «козлами», например, приспособление для пилки дров, треножник для укрепления лучины. «Козинец» — Х-образная кривизна ног у лошадей, копытами врозь, козлоногость. Очевидно, в танцевальной славянской культуре прыжки с соединёнными коленями ступнями врозь воспринимались как козлиные.

34. «Похороны козла».
Запретные сказки. М., 1997. С. 147;
Украинские сказки и легенды. М.—Киев, 1993. «Были бы деньги — греха не будет», с. 143.
Без этой сатирической сказки невозможно во всей полноте понять сказку «Как поп остался в козлиной шкуре». См. следующий комментарий.

35. «Как поп остался в козлиной шкуре».
Русские народные сатирические сказки Сибири. Новосибирск, 1981. № 43;
Афанасьев, № 258.
«…Этот рассказ принадлежит к числу популярнейших, причём в отличие от многих … является как бы своеобразной легендой, упорно живущей в различных слоях населения.
По свидетельству Д. И. Завалишина, в 1825 году в разных местах столицы, главным образом перед Казанским собором, собирались огромные толпы «поглазеть на рогатого попа», причём эти толпы состояли … не только из «прстонародья», но в них были люди из разных слоёв общества, в том числе и из «самого высшего». Дело дошло до того, что чуть не разнесли Невский монастырь (то есть Александро-Невскую лавру): туда якобы привезли «рогатого попа»…» (Афанасьев. Комментарии к сказке № 258).

Необходимо отметить, что помимо общей социальной напряжённости в этот период, в народной среде бытовала своего рода «мания» — кладоискательство, возможно, связанная с доходящими до крестьян слухами об успехах новой науки археологии. Дело было поставлено «на широкую ногу»: продавались и покупались «карты» зарытых сокровищ, из уст в уста передавались «тайны последних исповедей» с нужной информацией, приметы мест, в которых могут быть зарыты клады. Существовал специальный ритуал «взятия клада»: «Когда покажеться счастливцу клад, он должен проговорить: «Чур! Чур! Свято место, чур, Божье да моё». Или: «Мой клад, с Богом на пополам». Затем желающий приобресть клад должен накинуть на место клада шапку с головы, что значит оставить в залог голову и никому не поведать тайны» (Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. М., 1992, репринт издания 1880 г. С. 393).

То есть в XIX веке существовала некая субкультура поиска, нахождения и распределения кладов, в которой козлы, древние символы богатства, по-прежнему играли не последнюю роль — пусть и не прямого дарителя, но «наводчика», что нашло своё отражение в поздних сатирических сказках типа «Похороны козла». Интересно, что к кладам имеет отношение и Перун. Цветущий папоротник, с которым можно найти клад у южных славян носит имя Громовержца; а в поверьях восточных славян клад открывается при страшной грозе в свете молний и при раскатах грома.
В некоторых вариантах сказки «Поп в козлиной шкуре» рассказчики оправдывают отдачу клада ряженному в козлиную шкуру попу тем, что мужик подумал, что это чёрт и испугался. Но во многих сказках о чёрте нет ни слова. Наш мужик отдаёт клад «козлу» не потому, что испугался нечистой силы, а потому, что «клад с Богом пополам», и козёл, требующий остатки потраченного клада, — если не сам Бог, то законный его представитель.

Круг замкнулся. От женитьбы «витязя в козлиной шкуре» мы дошли до его печальной кончины. Жадный поп, прикинувшийся рогатым небожителем, начал новый виток «козлиной темы», но это уже не драма, а фарс.

Благодарю Ладу за правку текста.
2007—2008. Т. Пятница. Авторские права защищены.