Кусок торта рассказ александр волков

Кусок торта

(Piece of cake)

Классический семейный дом, выходные, час ночи.

— Пойду выпью стаканчик воды, может, засну наконец, — сам себе вполголоса говорит отец семейства, спускаясь вниз.

Завершая полуночный перекус, девочка запихивает в рот остатки торта, щеки аки у хомяка.

— Уфф, хорошо. — Круглый упитанный живот полностью с ней согласен. — Вот теперь наша душенька довольна и может отправляться спать. — Похлопав себя по пузу, протирает тарелку перед тем, как отправить ее в посудомойку.

— О, я и не думал, что так поздно тебя тут встречу. Тоже не спится?

Девочка, пойманная на горячем, ерзает и мнется.

— О, пап, привет, а ты что тут делаешь? — Все так же поглаживает свое внушительное пузо и словно не слышит вопроса.

— Сказал же — не спится, пришел воды попить. А ты?

И взгляд его сосредотачивается на дочкином выпирающем пузе, открытом всему свету, поскольку на ней лишь пижамные штанишки и куцая маечка.

Осознав, в каком она положении, девочка пытается втянуть живот насколько возможно — примерно на полсантиметра — и сообщает:

— Так, легкий ночной перекус. — Выдох, выразительно поглаживает живот. — Не могу же я идти спать на голодный желудок.

Взгляд отца переходит на пустую тарелку в ее руках.

— Легкий ночной перекус, да? И чем же ты перекусывала?

— Я? Да так… какими-то мелочами… — И сказав это, она уже знает, что эта ложь ей с рук не сойдет.

И действительно, тарелка отцу знакома. И коль скоро она пуста…

— То есть ты слопала последний кусок моего именинного торта?

Попалась. Внезапно в приятно-тяжелом желудке становится неуютно.

— Э… ну… наверное, да, но… ну прости меня, я не хотела — ик!

Последнее получается громко. Вся красная, девочка одной ладонью прикрывает рот, а вторую все так же держит на животе.

Отец делает шаг вперед и щипает ее за круглый бочок.

— На голодный желудок ты в последнее время точно спать не ходишь.

Она резко отодвигается назад, отчего ее пузо заметно колышется.

— Эй, не делай так. Очень чуйс… чувствительное местечко.

— Чувствительное местечко? — смеется он. — Вот этот вот бочонок?

Красные щеки становятся уже совершенно багровыми.

— Это было грубо! И не такой уж у меня большой живот, пап, — снова пытается втянуть живот и прикрыть его обеими руками. Бесполезно, даже будь их не две, а десять.

— Ну, по крайней мере последний кусок моего именинного торта в него поместился без труда.

— Слушай, прости, что я съела последний кусок твоего торта, — выдох, кое-как втянутый живот медленно возвращается к обычным своим объемам. — Просто не удержалась. — Руки по швам, снизу вверх — она на две головы ниже отца — взгляд Очень Маленького Лемура. — А давай я тебе в качестве штрафа испеку новый торт? — вдруг приходит спасительная мысль.

Отец улыбается.

— Ну, если пообещаешь не съедать его сразу весь — договорились.

— Обещаю, сразу весь — не съем! — тут же смеется она, а внутри от такой вот перспективы становится тепло и приятно.

Отец зевает.

— Ладно, устал я. Сладких снов.

— И я тоже спать. Спокойной ночи, пап.

Не без труда поднимаясь наверх, девочка, которая уже весит почти как оба ее родителя вместе взятые, мысленно улыбается.

Оно того стоило, думает она. Надо сделать два торта, и один сразу слопать целиком! Поглаживает себя по пузу, теплому и тяжелому.

Закрывает дверь в спальню и лезет под кровать, где припрятала купленный еще днем кекс.

— Ну что, продолжаем? — обращается к собственному пузу, которое предвкушающе урчит.

 КУСОК ТОРТА…
Окончание…
…И все-таки, заботилось в советское время государство о своем народе…
Не везде, правда…
Но если в районе руководитель был толковый, то и народ ощущал на себе какую-никакую заботу…
Вот и у них в деревне возьми…
Не хватало места детям доярок в местном государственном детском садике — устроил директор совхоза им «подпольный» детсад, который нигде не числился, но денег у совхоза хватало и на его содержание, и на зарплату персоналу…
И дояркам удобно — есть куда ребенка на день пристроить, и руководству есть кого привлечь к работе в любое время…
Так и для учителей тоже…
Выделил совхоз молодым, да не женатым педагогам, трехкомнатный коттедж под видом общежития…
Удобно было всем…
В том числе и Славке, который и шагал сейчас в эту общагу со своими скудными пожитками…
Выделили ему друзья-коллеги отдельную комнату и началась у него жизнь «женатого холостяка»…
Причем, жизнь эта была, как в том журнале «Крокодил» — нарочно не придумаешь…
Утром прибегал Славка к тещиному дому…
Передавала ему Наташк.. Наталья детей у калитки и тащил он их на себе в детсад…
Днем, на работе они с женой — коллеги как никак — здоровались и улыбались…
А вечером передавал он ребятишек у той же калитки обратно взад и шел в свою новую обитель…
До следующего утра…
И смех, и грех…
С неделю посмешили они народ и…
Вернулся Славка вечером, как стемнело — от глаз людских подальше — в тещин дом…
Жена и старики виду не подали — вроде, все так и надо…
Дня три вечерами после работы его даже ждал разогретый ужин, а потом…
Недолго музыка играла, как говорится…
Пчел никто не отменял…
Так же, как и курей с индюками…
Картошку с патиссонами и кабачками, правда в землю покидали, но тыквы…
Как валялись по углам, так и лежат, что им сделается…
Вообщем, зиму перекантовались более-менее без эксцессов…
Пчелы на зиму взяли тайм-аут…
Куры перезимовали в стайке, согреваясь на спинах поросят…
А индюки…
Каких перебили и сьели, а каких отправили «на подселение» к корове…
Вобщем, как-то так…
И Славка даже было подумал, что все, мол, образумились старики, да и Наташк…Наталья поняла, что муженек-то может и того…
Тю-тю!..
В том общежитии-коттедже — как тут же донесли Наталье Николаевне — жила парочка молодых незамужних училок-коллег, так что, неровен час, а вдруг?..
Это Славка так думал…
А оставшиеся в живых с осени индюки, да окрепшие за зиму на поросячьих харчах и спинах куры, имели на Славкину жизнь свои планы…
А именно…
…Как только сошел снег и чуть припекло солнышко — все вернулось на круги своя…
Опять входная дверь была распахнута настежь с утра до вечера…
Опять обрывалась тещей с треском тюлевая занавеска на этой двери…
Опять теща моталась круглыми сутками из кухни к ульям в огород и обратно…
И индюки с курами наперегонки — обгоняя мух-«мессершмиттов» — занимали свое привычное место на подоконниках, шкафах и шифоньерах…
Потом приходил с работы Славка…
Пинками-матюгами вышвыривал весь этот пернатый кагал за порог, но…
Через полчаса картина повторялась и…
Дежавю, туды ее в качель!..
А потом…
Ничего не поменялось в поведении ни жены, ни тестя, ни, тем более,
тещи…
…Как отбившийся от дома кот, приходил Славка с работы…
Искал на плите среди сковородок, ведер и корыт что-нибудь сьестное…
Сам себе разогревал на плитке и…
Притулившись на краешке так называемого кухонного стола, отгребая рукой в сторону чайники, банки и горшки с цветами, жевал, тупо уставившись в обшарпанную стену, абсолютно не чувствуя ни вкуса, ни запаха…
А потом…
…А потом пришла, все-таки, очередь той самой последней капле, что переполняет море…
Ушел-удрал Славка на свою спасительную вечернюю рыбалку…
Просидел там, как всегда, до самого темна…
Уже и удочки смотал, как вдруг…
Спасите-е-е-е!!!…
Помогите-е-е-е!!!…
Тону-у-у-у!!!…
Как в кино!..
Прислушался Славка — плещется кто-то…
Помогите-е-е-е!!!…
Бросил удочки, побежал на звук…
И…
Рванул в воду прямо с берега в чем был, успев только рубаху и «плетенки» скинуть на ходу…
И как настоящий герой!..
Выволок на берег бьющуюся в его цепких обьятиях девчушку лет пятнадцати…
Оба-на!.
Неужели?!.
Ученица его, Катюша!..
Девятый класс!..
То ли «а», то ли «б»…
Ты как?!.
Да я…
Вячеслав Иван…
Жива?..
Вы только, пожалуйста, мамке не говор…
Держи — сунул ей свою рубаху…
Дядя Слава, я больше не буду…
Вы только мамке не…
Хорошо, успокойся…
Пока приводил ее в чувство…
Пока растирал-согревал ее своей рубахой…
Потом — не бросишь ведь — повел ее к родителям…
Пока успокаивал мамашку, чуть ли не в обморок упавшую у калитки…
Обьяснял ей, что и как…
Не наказывайте, мол, строго…
Она же нечаянно, мол…
Пока выскочивший поддатый папанька уговаривал его зайти согреться…
Пока он отбивался-отбрехивался…
Короче, стемнело так, что Славка совсем потерял счет времени, тем более,что и часы остались в том злополучном пруду…
Который был час — Славка узнал уже на пороге дома, когда на него с кулаками вылетел в кальсоных из своей спальни тесть…
Ах, ты кобель!..
Два часа ночи!!!…
Это было самое приличное в тираде бывшего директора школы…
Ну и еще из приличного прозвучало одно слово — алкаш…
А так — минут десять только «пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи»…
И больше ничего…
Разулся-разделся под его вопли Славка и ушел к себе…
Жена не спала…
Иди успокой папеньку своего…
Скажи ему, что я трезвый, как стеклышко…
И что я не гулял где-то, а — не поверишь — девчонку из пруда тащил…
Чуть не утонула Катька Фомина из девятого «б»…
Завтра в школе узнаешь подробности…
Вся деревня будет на ушах — маманька ее разнесет по всей округе……
Иди и обьясни отцу…
И…
Тишина такая…
Никуда я не прйду…
Тебе надо — иди и обьясняй…
Он старенький…
Все…
Это был край…
Ну и…
Собери мне к утру манатки…Я ухожу…
И подался Славка в школу…
А куда еще было идти в три часа ночи?..
Сторожиха даже и не удивилась…
Только и спросила — опять, сынок?..
Ай…Махнул обреченно рукой…
Переночевал в «учительской» на диване, а утром пришел домой…
До последнего мгновения он надеялся, что жена поговорит с тестем, обьяснит, что да как, и конфликт будет улажен, но…
На веранде стоял чемодан…
И все стало ясно…
Дверь в квартиру была, как всегда, настежь и…
…Выйдешь еще замуж, Наталья, не волнуйся…
Вон Елизавета третий раз замужем…
И ничего — не пропала…
Подыскали мы ей мужика, сама видишь…
А то,что пьет, как собака — так не выгонять же?..
Кто тогда ее детей кормить будет?..
Пусть терпит, не цаца какая-то…
Вениамин вон третий раз женат…
И ничего — живет!..
И мы еще найдем тебе настоящего мужика, а не физрука этого…
Голос тестя доносился из кухни торжественно, как на педсовете…
То же мне профессия — физрук…
И двух сотен не выходит в месяц…
На что семью содержать?..
Вон Витька Котов бросил свою алгебру и зарабатывает на стройке до пятисот рубликов, говорит…
И вообще…Зачем все эти институты?..
Я бы сейчас ни за что в институт не пошел…
На стройку бы после школы устроился деньги зарабатывать…
Так что, не плачь, Наталья!..
Не достоин этот хлюст твоих слез…
Да и вообще, зачем он тебе нужен?..
Мы тебе найдем луч…
Взял Славка чемодан и…
На цыпочках-на цыпочках…
А уже за калиткой потекли слезы…
За что?!.
Чем он провинился перед ними?!.
И самое обидное было в том, что Наташка — его любимая Наташка! — ни слова не сказала в его защиту…
А он ли ее не любил?..
Он ли ее не берег,не лелеял?!.
…И зажил Славка в том самом коттедже-общежитии совсем уж странной жизнью…
Вроде и не женат, но ведь и не разведен…
Соседи по квартире — молодухи училки — первое время пытались строить глазки молодому физруку, но очень скоро поняли всю безуспешность своих намерений…
Так же Славка по утрам таскал детей в садик, передавая их вечером из рук в руке у той же калитки…
Так же улыбались они друг другу с Натальей Николаевной в «учительской»…
И что еще странно и забавно было, так это то, что Славка …отдавал всю зарплату жене(!!!)…
Она ему выдавала какие-то «суточные» до рубля в день — на курево, да и мало ли на что…
А так же носила ему в школу тайком от матери то пирожки, то молоко, то даже суп в литровой банке…
Передавала все это украдкой в «пионерской» комнате вдали от злых языков…
Месяца три(!!!) Славка вел образ жизни «женатого холостяка»…
Доходило до смешного…
Приболел он как-то, простыл и сидел дома на «больничном»…

Так Наталья — нет, вот тут как раз именно та самая дорогая для него НАТАШКА — тайком, пока училки были на уроках — минуточку! — бегала к нему на свидание(!!!)…
Выкраивала как-то время — у вожатой-то уроков нет…
Вот и бегала на свидание!..
Законная жена к законному мужу!!!…
Раздолбали-разломали они целых две раскладушки — не при детях будет сказано, прости, Господи!..
И однажды даже случайно нарвалась она на родного папеньку, бродившего непонятно с какой целью возле этого общежития…
И пришлось ей…прятаться в лопухах под забором(!!!)…
И смех, и грех.
Каждое утро, пока Славка болел, она прибегала к нему, озираясь по сторонам…
Ситуация — ни в какие ворота!..
Жена бегала на свидание к законному мужу(!!!)…
Тайком от мамы с папой(!!!)…
Имея от этого мужчины двоих законных детей(!!!)…
Где?!.
У какого Вильяма Шекспира или Маргарет Митчел вы это прочтете, господа?!.
Как же был счастлив наш Славка в эти минуты — кто бы знал!!!…
Слезы выступали, когда ожидая ее, стоя у окна, видел он, как его Наташка напрямки через огороды летит к нему так быстро, что только ошметки земли летят из-под каблуков!..
Вон оно — настоящее Счастье!!!…
…А потом…
В начале зимы Славка опять вернулся в этот треклятый дом…
Все опять сделали вид, что так, мол, и надо…
Ни словом, ни полсловом…
Ни взглядом, ни жестом…
И опять с недели две все было замечательно…
Беседы с тестем о футболе и политике…
Более-менее сносные отношения с тещей…
Индюки с курами на зиму переселились в стайку…
Пинать-гонять никого по шкафам и подоконникам было не надо…
По приходу с работы его ждал разогретый ужин на плите…
Правда, кухонный стол так и был заставлен ведрами-банками-склянками, но все же хоть какие-то сдвиги…
И вот через месяц…
Всего лишь через месяц…
Опять приходил Славка с работы…
Опять его никто не ждал…
Опять шарил он по пустым кастрюлям-сковородкам…
…
…Вот и сегодня…
Пришел с работы голодный, уставший…
Дети заняты игрушками…
Жена с тещей — «Будулаем»…
Таким «игнором» когда-то в детстве его воспитывала мать…
Ходила и молчала сутками, всем своим видом показывая, что очень на него обижена…
Но тогда было за что на него обижаться!..
«Тройками зарос», хоть и обещал хорошо учиться…
Соседский дед пожаловался — обломал с дружками все яблони у него в саду, хотя своих яблок некуда девать…
Поехал на велосипеде полоть картошку в поле, но доехал только до стадиона…
Обещал к ее приходу с работы помыть посуду, да руки не дошли — очень был занят своим футболом…
Тогда все было понятно — виноват, чего уж тут…
Но сейчас?!.
В чем Славка виноват — кто ему обьяснит?!.
В чем он провинился перед этими людьми?!.
Кто ответит?!.
…
Нет ответа, Слава…
Нету…
Ти-ши-на…
…

Я ушел, потому что мне не оставили кусок торта!..»
Никогда ему не было так тепло и уютно, как сейчас в этом сугробе…
Никогда…
Лежит Славка, засыпая в снегу, задуваемый метелью…
Принял удобную позу и…
…Как вчера…
Их с Наташкой свадьба пляшет перед глазами…
Крыльцо роддома и заветный пакетик с розовой лентой…
Скамеечка в огороде между грядками…
Наташкин плачь после проигрыша наших футболистов ГэДээРовцам на московской Олимпиаде в час ночи у телевизора…
Первые Анюткины шаги по Земле…
Ровно одиннадцать шагов, как пенальти в футболе — так молодой папа тогда загадал…
И тот момент, когда на кухню однажды пришлепал Андрейка…
Постоял и ткнул пальчиком в стоящего у плиты Славку, произнеся первое свое слово в жизни — «Па-па»…
Наташка…
Летящая, сломя голову, через огород к нему на свидание…
И…
Разломанные раскладушки после этого свидания посреди комнаты в той самой общаге для учителей…

Я ушел, потому что мне не оставили кусок торта…»
И крутится эта фраза у Славки в голове, как заезженная пластинка…
Щелк-щелк…Щелк-щелк…
Я ушел, потому что мне не оставили кусок торта…
Я ушел, потому что мне не оставили кусок торта…

Я ушел, потому что мне не оставили кусок…
Я ушел, потому что мне не оставили…
Я ушел, потому что мне…
Я ушел, потому что…
Я ушел, потому…
Я ушел…
Я…
…
Не волнуйся, милый мой читатель!..
Славка не замерз!..
Как известно — Бог все видит!..
Вот и послал Он в этот сугроб местную молодую врачиху, возвращавшуюся с вызова с другого конца деревни от какой-то заболевшей бабушки…
Споткнулась в темноте она о Славку и…
Раскопала и притащила еле-как полуживого к себе домой…
Оттерла его…
Отогрела-отпоила…
Уложила спать…
А утром ушла на работу…
…Проснулся Славка…
Вышел на кухню…
А там…
На столе у окна ждет его …завтрак(!!!)…
Омлет…Чай с печенюшками…
А на отдельной тарелочке лежит…
Как вы думаете — что?..
Правильно!..
Кусок торта!..

Да, я ушел от нее из-за того, что она не оставила мне кусок торта.

Да! Они съели все, а когда я пришел, – ничего не было. Да! Я ушел из-за этого. Вы все правы. Вот такой я псих. Нет! Не из-за того, что нет никакого сочувствия в ее глазах, когда ты болен и надо просить лекарство и слышать в ответ: «Не надо было кричать. Не надо было орать… Не надо было… Не надо было…» Конечно не надо было.

Месяц не было никакой еды, кроме той, что сам принес. Годами не могу понять, на что уходят деньги, все увеличиваясь в размерах.

Никто в доме не работает, кроме меня, и я должен все увеличивать работу, не имея еды и уговаривая что-то постирать. Я должен запоминать дыры в носках, ибо «почему ты мне не говорил?», я должен закрывать куда-то свои письма, записные книжки, ибо оттуда вычеркиваются, выскребаются фамилии знакомых.

– Почему ты орал?! Вот ты и слег. И нечего теперь звать на помощь. Сам виноват. Сам виноват. Сам виноват.

Да! Я сам виноват. Надо было в той милой, мягкой, женственной девушке разглядеть сегодняшнего партнера. Чудовищно изогнуться, и разглядеть, и предвидеть. Каждое возвращение домой – не ко мне. Меня могут выставить всегда и внезапно. А оставляя меня одного на какое-то время, выносят книги и ложки.

Я ухожу из-за того, что мне не оставили кусок торта. И когда я спрашиваю: «Почему ты так кричишь на свою мать?» – «Это ты виноват. Ты сделал меня такой».

Я сделал? Очень может быть. Никак не могу сделать такой свою маму. Не могу высквернить своих друзей. А сволочи, с которыми я познакомился давно, были такими и до меня.

Да. Я виноват. И надо идти, ибо из-за меня может стать истеричным ребенок, его тетя, племянницы, все соседи. Очень хочется что-то плохое сказать о себе. Но спросите у них. Все, что вы узнаете там обо мне, будет так плохо, что мне можно не беспокоиться, как оживить свой образ.

Я повернулся к стене.

Я обиделся… И замолчал.

И настойчиво, громко и бесконечно спрашивали, почему я молчу. Неужели из-за того, что мне не оставили кусок торта?

– Да?

– Да!

– Вот! Вот какой ты человек. Теперь понял! Теперь спи! Такой ты человек.

– Сплю. Такой я человек.

Куда денешься от своего характера? Со мной невозможно жить. Я не могу, когда лезут в душу, и часто хочу быть один. Не люблю, когда читают письма ко мне и вычеркивают там что-то. Не могу жить без сочувствия, без помощи. Не хочу бежать куда-то, чтоб поговорить. Не хочу искать любимую еду в доме у тетки. Не хочу, чтобы с моим появлением прерывался телефонный разговор.

– Подожди. Я уже не могу говорить, он пришел.

И у меня не хватает сил, упрямства, чтобы оправдывать себя, тянуть на свою сторону и все время доказывать, доказывать, да так и не доказать, в чем я не виноват.

Да, со мной действительно невозможно и никто не мог жить. И я ухожу, чтобы остаться одному. И ухожу-то из-за чего? Из-за того, что мне не оставили кусок торта.

• Полный текст
• Отрывной календарь
• Маленький старательный веер
• Никому неизвестная букашка изумрудного цвета
• Разводной мост
• ОДИН ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ САЛЮТ
• Водосточная труба, исполнявшая фугу
• Подтяжки со связями
• Рассеянный воздушный поцелуй
• Лёгкое облачко пены
• Глупый безымянный побег
• Просто апельсиновая корочка
• Барабан, который умел ужасно громко стучать
• Засушенный букет красных роз
• Дурацкая бахрома
• Заезженная пластинка
• Торт, который было грех есть
• Капризный шарфик в шотландскую клетку
• Увлекательное путешествие одного чайного пакетика
• Китайский болванчик
• Балетные туфельки
• Понедельник, день тяжёлый
• История об одном невероятно глупом мастерке
• Песочные часы
• Солнечный зайчик без роду и племени
• Плющ, который карабкался, и карабкался, и карабкался
• Зелёный человечек и красный человечек
• Плетёное кресло-качалка
• Клетчатая бумага, которая терпела сколько могла
• История про одно доброе утро
• Большая шишка на маленькой голове
• Очки для дали и очки для близи
• Дырка от бублика
• Шоколадные яйца и шоколадное яйцо
• Старая труба, любившая пускать дым колечками
• Глиняный свисток
• Дорожка, посыпанная гравием
• Короткое путешествие одной улыбки
• Душистый горошек
• Обыкновенная мусорная яма
• Трамвайный билет, задумывавшийся о вечном
• Загадка, которая никак не отгадывалась
• Старинный сундук со всяким добром
• Толстый червяк, обладавший даром красноречия
• Свечной огарок
• Позолоченная рама
• Лестничка наверх
• Маленькое скверное слово
• Одноразовый стаканчик
• Стрела, пущенная из лука
• Указка, которая знала всё
• Фрак со стажем
• Раковина с океаном внутри
• Лавровый лист, разочарованный в жизни
• Настенный барометр, который частенько врал
• Старые качели
• Бумажная птичка, обиженная на ураган
• Очень хорошая книга, которая совсем расклеилась
• Сардины в масле
• Одно зловещее заклинание
• Зеркало, которое не хотело отражать ничего
• Крохотная волна, очень спешившая к берегу
• Кисть рябины
• Тень, брошенная на асфальт
• Детский танец на лужайке
• Высокомерная башня над старым городом
• Светлое пятнышко на сером заборе
• Перочинный ножик
• Синий бумеранг
• Шариковая ручка на два километра
• Громоздкий фонтан, полный монет
• Шерстяной плед, отслуживший своё
• Великий художник современности по имени Губная Помада
• Тяжёлый магнит необычайной притягательной силы
• Деревянная лошадка
• Цапля и… ещё одна цапля
• Бутафорские фрукты
• Главнокомандующая пушинка
• Очень большой колокол и очень маленький колокольчик
• Прогулка по городу в обществе кленового листа
• Трёхколёсный велосипед

Торт, который было грех есть

Вы ведь себе хорошо пред­став­ля­ете, какой торт тут име­ется в виду?

Вот такой и име­ется: неве­ро­ятно про­сто кра­си­вый торт — весь в раз­но­цвет­ных кре­мо­вых башен­ках, в шоко­ладе, с ореш­ками, цука­тами… эх, да что гово­рить! Смот­ришь на такой торт и дума­ешь: как же его есть-то, про­сти Гос­поди? Это ведь чуть ли не грех — такое вели­ко­ле­пие раз­ру­шать, на кото­рое столько труда ушло. Неужели воз­можно — вот так вот взять и вон­зить нож в самую сере­дину? И наре­зать торт кус­ками… И съесть… Звер­ство прямо какое-то — иначе никак не назо­вёшь, чест­ное слово!

Именно так все и поду­мали, когда Торт подали к столу. Никто даже не ска­зал ничего — все про­сто зача­ро­ванно смот­рели на рос­кош­ное белое соору­же­ние и не реша­лись пред­ста­вить себе, что сей­час оно исчез­нет на гла­зах. Оста­нется только неряш­ли­вая масса, раз­ма­зан­ная по тарел­кам… Тут как раз и про­зву­чали стран­ные эти слова:

— Такой торт и есть-то грех!

— Вот тебе раз! — поду­мал Торт. — Если меня не есть, то что же со мной ещё делать? Меня ведь и при­го­то­вили для того, чтобы есть… Я ведь больше ничего не умею — кроме как собой уго­щать! Инте­ресно… инте­ресно, что они по поводу меня придумают?

И было дей­стви­тельно инте­ресно, потому как есть Торт никто, со всей оче­вид­но­стью, не соби­рался. Он так и про­дол­жал сто­ять на столе — вели­кое про­из­ве­де­ние кон­ди­тер­ского искус­ства, к кото­рому не реша­ются притронуться.

Между тем в чашки давно уже налили чай — и чай мно­гие даже пили, заку­сы­вая кто пече­ньем, кто варе­ньем, кто конфетами…

— Да порежьте же кто-нибудь торт! — вос­клик­нула Бабушка, но жела­ю­щих после­до­вать её при­зыву так и не нашлось.

К сожа­ле­нию, Торт гово­рить не успел научиться. А если бы успел, то, конечно, ска­зал бы гостям: «Доро­гие гости, меня при­го­то­вили спе­ци­ально для вас. Рад, что я вам при­шёлся по душе. Но самое луч­шее, что вы можете сде­лать для меня, — это съесть немед­ленно без остатка и потом, через несколько дней, а ещё лучше — лет, вспо­ми­нать обо мне доб­рым сло­вом: дескать, помните тот торт, кото­рый нам пода­вали тогда-то и тогда-то?» И, конечно, гости послу­ша­лись бы его!

Но — увы: Торт не умел гово­рить. Однако раз­мыш­лять он умел.

«Неужели ни гости, ни хозя­ева не пони­мают, — раз­мыш­лял Торт по мере того, как чае­пи­тие под­хо­дило к концу, — что меня не столько грех есть, сколько грех не есть? К чему же они, полу­ча­ется, меня при­го­ва­ри­вают? Я ведь долго сто­ять не могу… тем более на такой жаре. Я начну таять. Если же меня и тогда не съесть… страшно про­сто поду­мать, что слу­чится! Потому что я тогда начну… изви­ните, пор­титься. И испор­чусь весь. И мною можно будет отравиться!»

Между тем чае­пи­тие было закон­чено — и всё убрали со стола. Всё — кроме Торта. Наде­яться стало не на что… А скоро Торт услы­шал, как гости про­ща­ются с хозя­е­вами в перед­ней, бес­ко­нечно повто­ряя бла­го­дар­но­сти за вкус­ный ужин и десерт. За десерт, в составе кото­рого словно бы и не было ника­кого торта…

В сто­ло­вой же в это время про­ис­хо­дил раз­го­вор между остав­ши­мися на зер­каль­ном под­носе фрук­тами. И одна Вино­град­ная Гроздь гово­рила другой:

— Довольно тебе, дурочка, рас­смат­ри­вать себя в зер­кале да при­хо­ра­ши­ваться! Вот ста­нешь такой же кра­си­вой, как этот бед­няга торт, — и нико­гда никто тебя не съест… пове­сят на гвоз­дик как укра­ше­ние — и будешь там сто лет висеть, вся пыль­ная да сморщенная!

Слова Вино­град­ной Грозди про­зву­чали будто при­го­вор — и, если бы Торт знал, как это дела­ется, он тут же рас­таял бы без следа! Но как рас­та­ять, он, увы, не знал… да и не очень-то рас­та­ешь, когда в тебе орехи да цукаты: они уж точно не рас­тают ни за что в жизни!..

Тут в ком­нату вошли и, ещё раз полю­бо­вав­шись Тор­том, накрыли его стек­лян­ным кол­па­ком и понесли в кухню.

«Что они со мной будут там делать? — раз­мыш­лял он по пути. — Выбро­сили бы сразу в мусо­ро­про­вод, да и дело с кон­цом. Пусть и бес­слав­ная, зато быст­рая кон­чина. Так я хоть не отравлю никого потом!..»

Однако в мусо­ро­про­вод его не выбро­сили, а оста­вили сто­ять на столе: муче­ния продолжались.

К стек­лян­ному кол­паку, кото­рым Торт был покрыт, подо­брался Наг­лый Кот. Наг­лый Кот пови­лял хво­стом и попро­бо­вал лапой сдви­нуть кол­пак — кол­пак не поддавался.

«Вот это мило… — разо­ча­ро­ванно поду­мал Торт. — Достаться на съе­де­ние Наг­лому Коту, выслу­шав столько похвал в свой адрес!»

И так строго посмот­рел на Наг­лого Кота из-под сво­его стек­лян­ного кол­пака, что Кот сле­тел со стола как ошпа­рен­ный и убе­жал в гостиную.

«Уж лучше я никому не доста­нусь, чем Наг­лому Коту!» — решил Торт. В этот момент в кухне пога­сили свет.

…утром сле­ду­ю­щего дня Бабушка при­шла будить Внука и уви­дела, что постель его пуста. Бабушка тут же при­ня­лась искать его по всему дому, а нашла на кухне. Внук спал у стола, уро­нив на кле­ёнку голову, до самых волос изма­зан­ную кре­мом. В руке он всё ещё дер­жал сто­ло­вую ложку с налип­шими на ней орешками.

А рядом с изма­зан­ной кре­мом голо­вой бес­хозно лежал кро­хот­ный кусо­чек недо­еден­ного Торта и бла­женно улыбался.

Поло­жив кусо­чек Торта в рот, Бабушка пока­чала голо­вой и сказала:

— Такой кра­си­вый торт… И есть-то было грех!