Лошаков в и рассказ вася

ДО СЛЁЗ… Рассказ «Вася». Автор Лошаков В. И.

Он сидел на берегу Байкала против длинных удилищ и обречённо смотрел на мёртвые поплавки. Сухой, седоволосый, высокий дед. Я подошёл.

— Что, отец, не клюет?

— Нет, не клюет,  — ответил он, вскинув на меня белесые, словно выцветшие глаза.

И по акценту и по виду его я понял, что передо мной иностранец.

— Откуда вы? — спросил я, подсаживаясь к нему.

— Я немец, —  ответил он.

— О-о-о, там, наверное, рыбалка получше, чем у нас, там клюет, — сказал я.  

Немец опять вскинул на меня глаза и усмехнулся.

— Там рыбалка не та, и рыба не такая, — сказал он.

— Отчего же?

— Там слишком много посредников между тобой и рыбой: удочки — пожалуйста, какие хочешь. И червяка могут насадить, и даже рыбу на крючок подвесят, какую хочешь. Там на каждой рыбе бирка: сколько сантиметров, какой вес и сколько стоит. Там ты несвободен. Всё регламентировано. 

Здесь, в России, я могу спокойно поставить палатку на берегу Байкала или в лесу, и никто не придёт и не заявит: этой мой берег, мой лес, убирайся! Здесь я чувствую себя свободным. Я напитываюсь этой свободой. Я не чувствую здесь себя кроликом, загнанным нашей хищной системой в угол. У нас там нет выбора. Здесь — пожалуйста. 

Вы, русские, просто не цените то, что имеете, и потому пытаетесь жить так, как на Западе. Вы просто не знаете, к чему стремитесь. Вы не жили там, и вам не с чем сравнить. Все те ценности и блага, которые пропагандирует Запад, это красивая реклама, обещающая рай, но не обольщайтесь. За этой красивой вывеской скрывается ад.

Здесь вот: я и Байкал, я и рыба. Захочет — клюнет. Если поймаю, то в моей воле отпустить её или сварить из неё уху. Я свободен в поступках.

Услышать такое от иностранца было для меня полной неожиданностью.

— И часто вы бываете в России? —  спросил я.

— Я люблю Россию, — сказал немец.

— Мне приятно слышать это от вас, — сказал я, —  но одно непонятно: обычно все ругают Россию, считая ее дикой страной.

— Я много путешествовал, — сказал немец, — объездил большую часть мира, но нигде такого народа, как в России, не встречал. Вы особый народ, у вас другая душа, другая энергетика. У вас другой, особый дух. Я напитываюсь им, когда бываю в России, и мне хватает этой зарядки на год, иногда больше.

— Тогда почему бы вам совсем не переехать в Россию?

— Я немец, я по духу немец, потому что воспитывался в той среде. Я никогда не стану русским, сколько бы здесь ни жил. Это нужно родиться здесь, жить и воспитываться в этой среде.

— Да, убедительно, — сказал я, — вы, наверное, профессор философии?

— Нет, я инженер-механик. Когда-то давным-давно, когда вас еще на свете не было, будучи студентом, я приезжал в Россию. Мы дружили с русскими студентами. Отсюда и русский язык я выучил. Но связывает меня с Россией не это, а война. Я воевал против вас. Был солдатом вермахта. И тогда я впервые узнал, кто такие русские.

Он замолчал и посмотрел на меня выжидающе. Но я промолчал.

Однажды наша резервная часть зашла в русский городок, который был разрушен нашей артиллерией и авиацией полностью, продолжил он. От домов и зданий торчали остовы. Всё взрослое население городка или сбежало, или было убито. Городок казался мёртвым. Мы стояли здесь неделю, и за это время я не видел ни одного гражданского человека. 

Как-то при дележе мне не хватило продовольственного пайка, и я пошёл на склад, чтобы получить его. Иду мимо развалин и вдруг вижу, на глыбе из-под фундамента сидит парнишка лет 10–11 в телогрейке, в суконных штанах, на ногах кирзовые сапоги. А у меня всегда при себе была шоколадка — на всякий случай.

— Эй, мальчик, — позвал я, — иди сюда, на шоколадку.

Он посмотрел на меня ненавидящим взглядом и не тронулся с места. «Не возьмет, —понял, — умрёт, а не возьмёт». Тогда я сам подошёл к нему и положил шоколадку возле него на камень.

Через некоторое время возвращаюсь назад с пайком и вижу такую картину: вокруг паренька собрались семеро малышей от трёх до пяти лет, не больше. И он делит им эту шоколадку. Увидев меня, малыши насторожились.

— Не бойтесь, — успокоил их паренёк, — это добрый немец.

Разделил, а себе, я вижу, не взял ни крошки.

— Что же ты себе-то не отломил? —  спросил я.

— Я не хочу, —  ответил он.

— Но ты же голоден, я вижу: кожа, глаза да кости остались.

— Я не могу есть, пока они голодные, — сказал он. — Они еще очень маленькие и всегда хотят есть. А я потерплю, пока наши не придут.

Что-то всколыхнулось у меня в груди. Я снял свой ранец и вытряхнул всё содержимое перед парнишкой. И увидел, как он побледнел.

— Вас как звать? — спросил он.

— Курт.

— А меня Вася. Спасибо, дядя Курт.

Детишки ошалело смотрели на кучу продуктов, и я думал, что они вот-вот бросятся на них и начнут запихивать себе в голодные рты хлеб, колбасу, шоколад. Но они стояли молча, глядя на продукты, на Васю, на меня. Наконец, Вася достал из-за пазухи тряпицу, разостлал её на камне, вынул из кармана штанов складнишок, взял булку хлеба, разрезал её на ломтики по количеству детишек. Потом взял кусок колбасы и сделал то же самое. Ребятишки стали подходить к нему и он раздавал им хлеб и колбасу.

— А себе, Вася, почему ты себе кусочек не оставил? — удивился я.

— Я потерплю, — сказал Вася, —  я не могу есть, пока они голодные.

— Но ты же умрёшь так с голоду.

— Я не умру, я обязательно дождусь своих. И им не дам умереть, — сказал он, кивая на детей.

Я ожидал, что эти изголодавшиеся крохи мигом проглотят свои кусочки. Но то, что я увидел, потрясло меня. Они откусывали по маленькому-маленькому кусочку хлеба с колбасой и долго-долго жевали. Видимо, так учил их Вася. А одна малышка, съев примерно половину своего пайка, подошла к Васе.

— На, Вася, ешь, я наелась, больше не хочу.

Слёзы сами собой покатились из моих глаз. Я побежал оттуда, чтобы дети не видели, как я плачу.

Я увидел, как из выцветших глаз старика потекли слёзы. Он достал из куртки платок и стал вытирать их, пытаясь улыбнуться мне.

— Вот видите, как глубоко сидит, — показал он на грудь, — не могу вспоминать без слёз. Будь проклята любая война, и пусть будут прокляты вовеки те, кто развязывает войны, кто сеет вражду и ненависть между нами. Курт вытер слёзы, высморкался в платок и успокоился.

— С тех пор я стал собирать кусочки хлеба, колбасы, любые остатки пищи и носить их Васе. Мои товарищи смеялись надо мной. Они знали, что я очень любил собак. «Русских собак кормишь?» Если бы они знали, каких «собак» кормлю, меня бы, наверное, расстреляли, а их бы отправили в Германию или в концентрационный лагерь.

Когда наша часть стала отступать из города, я забежал к Васе попрощаться. Вместо семи я увидел пятнадцать малышек. Где только он их отыскал? Они сидели в подвале и что-то хлебали жидкое из алюминиевых чашек. Видимо, Вася умудрялся им что-то из чего-то варить. Я отдал ему накопленные продукты и обнял на прощанье. Он не сопротивлялся.

— Вася, как бы я хотел, чтобы у меня был такой сын, —  сказал я ему.

— Дядя Курт, а вы приезжайте к нам в гости, когда кончится война и мы победим, —  сказал он.

И вдруг я почувствовал, как кто-то тихо дёргает меня за штаны. Я увидел у своих ног ту малышку, что предлагала Васе свой кусок хлеба.

— Дядя Курт, возьмите подарок, —  пролепетала она.

И протянула мне вот эту куклу. Видимо, самое дорогое, что у нее было. Вот она.

Курт расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана против сердца маленькую тряпичную куколку, в какие играли ещё наши бабушки и прабабушки. Я протянул руку, чтобы взять её и рассмотреть поближе. Но Курт горячо запротестовал:

—  Нет, нет, нет, я никому её в руки не даю, никому. К ней прикасались только руки той девочки и мои. Это моя святыня, мой оберег, моя память. Она постоянно со мной. Я даже спать ложусь с этой куклой. Когда я беру её в руки, то вижу глаза этой девочки: большие, голубые. И я вижу, что это не человек — это ангел во плоти.

—  И что, вы приезжали в этот городок, пытались найти Васю? — спросил я.

— Да, пытался, но у кого бы я ни спрашивал —  никто не знал ни про Васю, ни про ребятишек. Видно, пришли после нас русские, определили малышей по детдомам. А Васю скорее всего в госпиталь. 

Я надеюсь, что он все-таки выжил. И куда его увезли, одному Богу известно. А о том, что он спас пятнадцать детей, Вася, видимо, никому не рассказывал. К тому же в вашей стране это, наверное, не такой уж исключительный случай. Если бы Гитлер был знаком хотя бы с одним таким парнишкой, как Вася, он бы никогда не пошёл воевать против России. Народ, у которого такие дети, победить нельзя.

— А как вам нравится Россия после перестройки? — спросил я.

— Совсем не нравится, — сказал Курт.- Вы становитесь похожими на нас: такими же расчётливыми, рациональными. Бабушка, которая раньше могла усадить за хлебосольный стол и истопить баньку запросто так, от души, теперь считает каждое полено. И если ты иностранец, то тебя пытаются ободрать как липку. Теперь, чтобы напитаться вашим духом, я еду все дальше и дальше от центра, в глубинку. Здесь еще жив русский дух. 

Плыву я, например, на катере по Байкалу, дарю матросу значок с видом моего города, а он мне взамен снимает с рук позолоченные часы и дарит на память. Наши, европейцы, так бы никогда не сделали, а русские могут. В трамваях, автобусах, такси мне место уступают молодые люди, и я искренне рад этому. 

Русский народ —  особый народ. Нельзя его подминать под рынок и тем более пытаться уничтожить, как это огласила однажды госпожа Тэтчер. Русский народ — это душа мира, это совесть мира, это дух мира. Уничтожь Россию  и мир рухнет.

Слова немца тронули меня до глубины души. Я встал, он тоже поднялся, и мы крепко обняли друг друга.

— Спасибо тебе, отец, за душевные слова про нас, за детей, за Васю спасибо.

Старик опять прослезился.

— Ну вот, подпитал и ты меня духом своим, — сказал он, вытирая слёзы. — Теперь год-два еще протяну. Мне уже скоро девяносто стукнет. Всем говорю, что мне за семьдесят. И люди верят. А я уже дни считаю. Всё надеялся Васю встретить. Каким он стал? Как сложилась его судьба? Не довелось. Теперь только там, — он показал на небо. — Я стал часто видеть его во сне. И почему-то таким же мальчишкой, каким я видел его в последний раз.

— Долгих лет жизни тебе, отец. — сказал я.

И отвернувшись, быстро пошел вдоль байкальского берега. Я не хотел, чтобы этот человек видел мои слёзы. Русские не любят, когда их слёзы видят другие…

Лошаков В.И.

Записки горного отшельника. Книга 1 / В.И, Лошаков — М.:

ИПЛ, 2012. —704 с.

ISBN 978-5-4260-0034-6

В жизни каждого человека наступает момент, когда возни­кает желание познать фундаментальные основы мироздания, получить ответы на вопросы о смысле человеческой жизни, законах природы и бытия. Автор этой книги предлагает вам со­вершить путешествие в мир первопричин, чтобы разобраться в актуальных проблемах современности, познать не только ис­тинный ход истории, но и факторы, влияющие на вашу жизнь, Вы сможете увидеть последствия всех ваших мыслей, чувств и поступков, а также откуда и почему пришли в наш мир дети Индиго и что ждет Россию в ближайшем будущем.


Для связи с автором: otshelnik.gor@gmail.com

ISBN 978-5-4260-0034-6

© Автор, 2012
© Оформление.
^

Предисловие

Уважаемый читатель, вы держите книгу, которая дает вам возможность прикоснуться к великим тайнам чело­веческого бытия, природы, мироздания. Книга разно­плановая. В ней переплетены эзотерика, политика, быт, экономика. Вы впервые узнаете об отрицательной систе­ме дьявола, о людях-роботах, которые живут среди нас, о том, почему бывшие короли и министры, миллионеры и миллиардеры роются в мусорных контейнерах в поис­ках пищи. Что несет в себе религия? Какой он, христиан­ский Бог? Что такое Абсолют? Откуда мы все вышли и куда уйдем? Кем на самом деле были Ленин, Сталин и Гитлер? О том, что такое любовь земная и любовь бо­жественная. О детях-индиго и их творчестве. Вы узнаете

о действии космического закона причинно-следственной связи (кармы). Почему человек болеет и как избавиться от недугов? Самый главный вывод, к которому подводит читателя автор: ад и рай человек выстраивает собствен­ными руками здесь, на Земле.

^

Книга первая

Если живое существо решится стать человеком, то какой власти, обществу, режиму или религии мо­жет оно подчиниться?

Никакой, кроме как Богу, но Бог в нем и во всех других таких же, как он. Так кто же тогда может властвовать, устанавливая свои за­коны, советуя тайно или открыто?

Никто не может, ибо никто не яв­ляется носителем Божьей воли для окружающих, но каждый лично от­ветственен за выполнение того, что Бог назначил ему одному.


Любовь (Рассказ странствующего дервиша)

Было это давным-давно, когда странствующего дерви­ша можно было встретить на любом дорожном перекрес­тке, на каждом базаре. Среди них были и истинные веру­ющие, и шарлатаны, и те, кто достиг святости. Был среди них один старик, который отличался от своих товарищей особой статью и строгостью. Его седая борода, седые во­лосы


и благородный вид вызывали уважение. Его одеж­да всегда была чиста и опрятна. Его почему-то все звали Султаном. И никто не знал почему. Он мог дать мудрый совет и помочь нуждающемуся. Он мог лечить трудноиз­лечимые болезни. Поэтому во многих городах и селени­ях знали его и всегда были рады принять его у себя. Он очень много знал, мог ответить на любой вопрос и очень интересно мог обо всем рассказать. Поэтому вокруг него всегда собиралась толпа почитателей. Однажды, во вре­мя одного из таких собраний, молодой дервиш спросил его: «А почему вас зовут Султаном?»

  • До того, как стать странствующим дервишем, я дейс­твительно был султаном, — ответил старик.
  • Вас что, изгнали?
  • Нет, я ушел добровольно, оставив сыновьям свой трон и султанат.
  • Почему же вы это сделали?
  • Может, вам это покажется смешным, но я пошел ис­кать любовь.
  • Вы, любовь!.. Да у вас же был целый гарем женщин!
  • Да, но ни с одной из них я не познал любовь. Когда-то я тоже наивно думал, что удовлетворение своей похоти — это и есть любовь. Но когда я увидел настоящую любовь, то понял, что никогда не любил. Я просто сексуально раз­вращал своих жен, а они развращали меня. И тогда я по­нял, что любовь в гаремах не живет. И еще я понял, что сытая развратная жизнь в роскоши и неограниченная власть отвращают человека от любви. Он перестает быть чувствительным к чужому горю, радоваться чужой радос­ти. Он попирает своим развращенным эгоизмом добро и справедливость. Вокруг него толпятся жадные, завис­тливые, жаждущие власти и богатства люди. Как же в та­кой среде выжить любви и справедливости? И все-таки мне посчастливилось, я видел двух любящих людей. И тог­да я понял, что я нищий. Мое сердце пусто. Оно стало не­способно принять любовь. И мой гарем — это средоточие разврата и попрание любви. И я ушел из своего дворца.

  • Этих двух любящих вы видели в своем дворце?
  • Вначале — в своем дворце, а потом в бедной хижине одного юноши. А случилось это так. Однажды я заметил, что самая драгоценная жемчужина моего гарема, Лейла, стала невеселой, замкнутой. «Что случилось? — спросил я ее. — Может, ты заболела? — О, мой повелитель! — вос­кликнула она и, зарыдав, упала передо мной на колени. — Ты же знаешь, что ты первый и единственный мужчина в моей жизни. И мне всегда казалось, что то, чем мы за­нимаемся, и есть любовь. Но, оказывается, любовь это совсем другое. — Ты познала любовь? — грозно спросил я. — Да, мой повелитель, ты можешь забить меня пле­тью, можешь приказать отрубить голову, но я невиновна перед тобой. И моя верность тебе осталась цельной. Но я полюбила другого человека. — Кто же он? — Ты не сде­лаешь ему вреда? — спросила Лейла и посмотрела на меня молящими глазами. — Нет, — сказал я, хотя у меня внутри все кипело от возмущения и ревности. — Это тот юноша, который каждое утро приносит во дворец молоко».

Я приказал слугам найти и привести ко мне этого че­ловека. «Дожил, — думал я, — моим соперником стал простой молочник… Ну, погоди же…» Лейла в отчаянии убежала в свои покои. И вот вошел он. Это был краси­вый, стройный юноша в чистой опрятной одежде. Он поклонился мне, и в его поклоне не было лести, страха, подобострастия. Это был поклон честного, безгрешного человека, И это мне понравилось. А когда он поднял на меня свои глаза — все мои злые слова и намерения куда-то испарились. В этих глазах было столько доброты и учас­тия, что я утонул в них. Это были глаза моей доброй ма­тери, и слезы чуть не полились из моих глаз. «Вы звали меня?» — спросил юноша. И голос его отозвался в моем сердце какой-то давно забытой мелодией. Но я справил­ся с собой. «Ты любишь мою жену Лейлу?» — спросил я. Юноша молча опустил глаза. И я понял, что он никогда не скажет мне: «Да, люблю». Потому что эти слова мож­но сказать только одной женщине. И в этом была его


чистота и порядочность. Я позвал Лейлу. Когда она вош­ла и они встретились глазами, по их телам пробежала дрожь. Он подошел к ней, взял за руки, и они потонули друг у друга в глазах. Их лица горели, и от них исходила такая волна чего-то такого, чего я никогда не испытывал, что мое сердце сжалось от сладкой боли и слезы неволь­но потекли из моих глаз. Но они ничего не видели и не слышали. Этот мир вместе со мной, дворцом и всем этим городом перестал для них существовать. Он прикоснулся к ее лицу, волосам, и снова по их телам пробежала дрожь. И все это было на моих глазах, и я ничего не мог поде­лать. Слезы лились из моих глаз. Я стал невольным сви­детелем чего-то запредельного, святого. Наконец они словно проснулись. С удивлением оглядели комнату, ме­ня, потом молча поклонились мне и вышли, держась за руки. И я, грозный всемогущий султан, ничего не мог с этим поделать. Я плакал, как ребенок. И чувствовал, как эти слезы смывают грязь с моей Души. И я простил им. Я отпустил их. Несколько дней я никого не пускал к се­бе и размышлял о случившемся. Наконец не выдержал, оделся в простые одежды и пошел к хижине молочника посмотреть, как они живут. Мое воображение рисовало нищету, запустение, убогость. Но вместо этого я увидел ухоженный дворик, цветы, опрятный домик. Здесь цари­ли покой и уют. Меня встретила хозяйка, мать юноши. Она узнала меня, поклонилась. И в ее поклоне не было ни унижения, ни лести, ни подобострастия. Она приветс­твовали меня не как султана, а как гостя, как бы говоря тем самым, что здесь ее законы и правила и, кто бы я ни был, я должен уважать их. Когда я спросил, как живут мо­лодые, она молча приложила палец к губам, тихо провела меня в дом и показала на щель чуть приоткрытой двери, отделяющей маленькую комнатку. И я увидел их. Они сто­яли друг против друга, держались за руки и чему-то смея­лись. Иногда он касался пальцами ее лица, волос, и я ви­дел, как дрожала его рука и как по их телам пробегала дрожь. «Чем ты их кормишь? — спросил я хозяйку. — Они


почти ничего не едят, — ответила она. — Клюнут немного и опять друг на друга смотрят. Я думаю, им эта пища уже не нужна. — Но они хоть спят, как муж и жена? — поинте­ресовался я. — Что вы! — воскликнула хозяйка. — Они не могут переступить эту границу. Они только касаются друг друга пальчиками. И этого им хватает. Видно, все земное оскверняет их, и они это чувствуют. Между ними не зем­ная любовь. Это две половинки одной Души, которые на­шли друг друга. Они не могут более двух-трех минут жить друг без друга. Через две минуты разлуки они встречают­ся друг с другом, как будто не виделись вечность. — А це­ловаться они, целуются? — Что вы, им не нужны поцелуи, это земное. Они даже не разговаривают, им уже не нуж­ны слова, они понимают друг друга без слов». И я ушел из этого дома растерянный и обескураженный. «Ради чего человек живет, — думал я, — ест, пьет, получает удо­вольствие, жаждет власти, денег и почестей. И в этом ищет смысл жизни и свое счастье. А счастье, оказыва­ется, в другом. Вот оно. В маленькой хижине. И счастье это — любовь. То, что ни за какие деньги не купишь и ни­какими золотыми клетками не заманишь». В тот же день я собрал сыновей и всех своих сановников. Передал им власть, оделся в одежды дервиша и ушел искать ту истину, которая никогда не посещает дворцы и храмы. Но через год дороги снова привели меня в мой султанат. И я сразу же отправился к хижине молочницы. Она встретила ме­ня, узнала, заплакала и обняла. «Нет больше моего сына и Лейлы, — сказала она. — Как нет, — испугался я, — они что, умерли? — Нет, они вознеслись. — Как вознеслись? — Я отстранился и посмотрел в глаза женщины: уж не со­шла ли она с ума? — Перед этим они вообще перестали что-либо есть, — стала рассказывать она. — Но я не виде­ла, чтобы они выглядели похудевшими и изможденными. Наоборот, они играли и смеялись, как дети. Однажды утром они вышли умыться. Разыгрались и начали брыз­гать друг на друга водой. Потом я вдруг услышала, что они замолчали. Я выглянула во двор и увидела, как они,


почему-то очень медленно, подходят друг к другу. И вот они встретились. Он впервые обнял ее, и она прижалась к нему всем телом. Будто вошла в него. И я увидела, как по их телам пробежала волна и из них изошло нежно-ро­зовое пламя. Оно было настолько ярким, что я зажмури­ла глаза. А когда открыла, то поняла, что их уже нет. Их тела по-прежнему стояли, словно влитые друг в друга, но их не было. Души их вознеслись туда, где живет только любовь. — А где же теперь их тела? — спросил я. — Твой сын построил для них храм. Сейчас они там. Они стоят, как живые. Тлен не касается их. От них исходит такая благодать, что люди тысячами идут поклониться им и на­питаться этой благодатью». И я тоже пошел в этот храм. И когда я вошел туда и увидел их, то невольно, как и де­сятки других людей, упал на колени. И слезы необъясни­мой радости, необъяснимого счастья потекли из моих глаз. И я понял, что любовь — это та сила, та благодать, ради которой и стоит жить. И весь человеческий труд, все страдания служат взращиванию этой благодати в сер­дце каждого человека. Любовь — это дар Божий тому, кто настрадался в своих жизнях, и кто, несмотря ни на какие миражи мирских соблазнов, выстоял и сподобился для принятия этого Дара.

  • Вы все говорите, что к любви можно прийти, только настрадавшись, — сказал один из слушателей. — А разве нельзя прийти к ней через радость, или добро, или со­страдание?
  • Но как ты познаешь радость, не познав горя? Как ты можешь познать добро, не познав зла? Как ты можешь научиться испытывать сострадание, не познав боли? Любовь всегда тиха и жертвенна. Она всегда готова отда­вать и ничего не просить взамен. Как же ты научишься любить, не научившись жертвовать? Мы приходим в этот мир, чтобы через лишения и страдания научиться лю­бить. И я не знаю других путей, ведущих к этому Божес­твенному дару. Может, вы знаете? — обратился дервиш к толпе.


Но люди молчали. Ибо все они уже шли этим путем. И ни один из них не был освобожден от страданий.

  • Человечество выдумало много путей, ведущих к Бо­гу, — продолжал дервиш. — Путь йоги, путь христианского молитвенного состояния, путь странствующих, поющих и танцующих дервишей… Но всех их объединяет один путь — путь Любви. Любите друг друга, соединяйтесь в любви, стяжайте любовь. Жертвуйте собой ради обре­тения любви. И прекратятся раздоры и войны на земле, исчезнут зло и неправедность, и все люди снова станут Братьями и Сестрами. Ибо все мы от Бога. И во всех нас Бог. А Бог — это и есть Любовь.

Так закончил дервиш свой рассказ. И люди молчали и смотрели внутрь себя, пытаясь отыскать хоть частичку того, что именуют любовь.

Я не знаю ни одного йога, ни одного святого, кото­рые бы пришли к Божественному просветлению, не на­страдавшись и не любя. Гаутама Будда получил озарение, пройдя через многолетние страдания. Иисус Христос, никем не принятый и всеми гонимый, был распят на кресте. Но именно он свидетельствовал людям о любви как о единственном пути, ведущем к Богу.


-***-

Водка, наркотики, компьютерная болезнь — это те средства, с помощью которых некоторые слабые души пытаются убежать от жизненных проблем и страданий. Они стали людьми в течение миллионов лет эволюции. Но многие ли знают, как и откуда они пришли? Многие ли понимают, что быть человеком — это великая привилегия? Будучи когда-то ангельскими существами, они сами, добро­вольно выбрали этот путь. Но если бы эти ангельские су­щества знали, через какие страдания им придется пройти, чтобы снова стать Богом, многие бы из них не согласились


стать человеком. Но обратного пути нет. Есть выбор: или через страдание, самопреодоление и самосовершенство­вание идти к Богу, или через пороки, через самопотакание своему телесному эго — деградировать, катиться вниз, по­терять Душу и прийти к полному разложению личности на микроэлементы. Такова ужасная плата за алкоголь, за нар­котики, за развратную, веселую жизнь.

Притча о короле, который отдал свои богатства и стал еще богаче

Однажды король одного из могущественных госу­дарств собрал во дворец всех мудрецов своего коро­левства.

  • За время своего правления я накопил огромные бо­гатства, — сказал он, — но они не делают меня радостнее и счастливее. Они не делают богаче и счастливее моих подданных. Я собрал вас, чтобы выслушать ваши мудрые советы: как мне использовать эти сокровища, чтобы они принесли радость не только мне, но и всем, кто живет

и моем королевстве.

  • Я считаю, что было бы справедливо, если бы все эти богатства разделить поровну на всех жителей нашего ко­ролевства, — сказал один мудрец.
  • Если этих богатств даже слишком много, то их все равно не хватит на всех, чтобы сделать их счастливыми, — возразил ему другой мудрец. — Думаю, что все эти богатс­тва нужно потратить на благотворительность и раздать пищим, накормить голодных, одеть оборванных.
  • Хорошо, раздадим мы эти богатства нищим, на­кормим голодных, оденем раздетых, но ведь их нужно


будет и завтра кормить и во что-то одевать и послезав­тра. Так никакой казны не хватит, — сказал очередной мудрец.

  • Скоро нищие так же прогуляют все деньги и снова станут нищими. Я предлагаю использовать эти богатства на строительство достойного жилья для тех, кто живет в бедных лачугах и землянках, — вступил в диспут следую­щий мудрец.
  • Это позволит им освободиться от бедности и стать поистине счастливыми людьми.
  • Хорошо, построим мы им достойное жилье, но ста­нут ли они от этого счастливее? — возразил ему очеред­ной мудрец. Через очень короткое время они превратят эти достойные жилища в прежние лачуги.
  • А что ты молчишь, старец? — обратился король к ста­рому и седому мудрецу.
  • О, Ваше Величество, все несчастья людей от их неве­жества, — сказал мудрец.
  • Если мы разделим все богатства поровну, если мы накормим голодных и оденем раздетых, если мы выстро­им для бедных и бездомных достойные дома, то мы тем самым сделаем их действительно несчастными людьми. Сейчас они не осознают своего несчастного положения, потому что им не с чем сравнить, потому что они никог­да не жили лучше. И как только ваши богатства закон­чатся и дать им будет нечего — они проклянут вас, Ваше Величество. Потому что ваши деньги, ваше богатство и благотворительность развратят их и они разучатся зарабатывать и добывать себе средства для существова­ния, так как делают это сейчас. Богатства, доставшиеся человеку даром или добытые нечестным трудом, — ни­когда не приносили человеку счастья. Они всегда дела­ли человека слабым, зависимым и порочным. Поэтому я советую использовать эти богатства на строительство школ, университетов, Домов искусств и Храмов Божест­венной Любви, в которых будут объединены все религиозные конфессии.

  • Я советую пригласить в наше королевство лучших специалистов всех областей знаний, которыми распо­лагает на сегодня человечество. Только свет знаний делает человека свободным и счастливым. Только зна­ния позволяют человеку испытать истинную радость творчества. Только знания позволят жителям нашего королевства перестроить свои лачуги в дворцы, а со своих полей получать не те скудные урожаи, как сей­час, а во много раз больше. Только знания позволят человеку осознать истину и приблизиться к Богу. А бу­дет богат и счастлив народ, значит, будет богат и счас­тлив его король.
  • Да будет по-твоему, — сказал король и распорядился сделать так, как посоветовал старец.

Прошло совсем немного лет, и король увидел, как ста­ла преобразовываться его страна. Земля все более и бо­лее стала превращаться в цветущий сад. На полях коло­сились обильные злаки. Стали исчезать бедные лачуги и вместо них появляться новые добротные дома. Исчезли с улиц нищие и оборванцы. По вечерам, после напряжен­ного рабочего дня, вместо ругани и перебранки, отовсю­ду неслись радостный смех и веселые песни. Народ был счастлив, страна благоденствовала. Активная торговля излишками продукции с другими странами приносила ко­ролевству огромные прибыли. Ученые и студенты этого королевства изобретали невиданные доселе чудесные ма­шины и приборы. И со всего света стали приезжать сюда ученые и мудрецы, чтобы увидеть, научиться, перенять, приобрести.

И исполнилось то, что пророчил мудрец: богатство и счастье народа сделали и короля богатым и счастли­вым.


Тело без Духа нежизнеспособно, а Дух без тела бесплоден.

-***-

…И я подошел к воротам, за которыми сиял яркий- яркий свет.

Он был там.

  • Отец, я не могу войти!
  • Что тебе мешает?
  • Видишь, какой длинный шлейф ошибок, заблужде­ний и преступлений тянется за мной,
  • Так сбрось все это! Сбрось старые свои одежды. Все! И я сбросил. И вошел. Отец принял меня. Я вошел

в него. И мы стали Одним.

Так сын снова стал Отцом.


Путь сердца

Почему именно путь сердца, а не легких, печени или, допустим, селезенки или желудка?

Да потому, что сердце — это особый орган в человеке.

Оказывается, это не просто насос, перекачивающий кровь в организме, а орган, который собирает, анализиру­ет и передает о вас в космос или, вернее, в определенное место иерархической системы всю информацию о жизне­деятельности не только всего организма, но и каждой его клеточки. Но и это еще не все. Через сердце проходят все чувства человека, вся его мыслительная деятельность.

Все это также сердцем оценивается, анализируется, им выносится соответствующее резюме. Все тонкие энер­гии, вся информация из Космоса воспринимаются через сердце.


Почему говорят, что сердце всегда право. Да потому, что именно в нем заложена программа идеального разви­тия личности на данный период его жизни. Поэтому сер­дце сравнивает то, что чувствует, мыслит и делает чело­век с этим идеалом; и если человек что-нибудь делает не гак (против совести), то сердце сигнализирует ему через его сознание, через его интуицию. И если человек будет прислушиваться к его тихому голосу, то будет идти путем сердца, т.е. приближаться к своему идеалу.

Если же будет игнорировать свой голос совести, то скатится на путь деградации и обречет себя на увеличе­ние срока своих страданий или попадет в отрицательную систему Дьявола. Как же сердце собирает всю эту инфор­мацию?

Через него проходит малый круг (голова, мозг) и большой круг (туловище) кровообращения. Кровь — это жидкостная среда, проще говоря, вода, которая и вбирает в себя всю информацию о каждом органе и каждой клетке организма, обо всем, что происходит внутри и снаружи.

Если, допустим, в сердце пришла информация о забо­левании какого-либо органа, то оно дает команду другим органам помочь этому органу восстановиться, а через со­знание дает сигнал человеку о его греховном поведении. Если своих сил не хватает, то оно обращается вовне через проявление высокой температуры и других симптомов. Что означает еще и то, что человек не внял предупреди­тельному голосу сердца.

Сердце соединяет Верх и Низ, т.е. духовную часть че­ловека с физической.

В Крия-Йоге практикуется система дыхания, когда тя­нут поток воздуха как бы с верха (из Космоса) и с низа (с центра Земли) и соединяют эти оба потока в Анахате — сердечной чакре, таким образом соединяя в себе Землю и Небо.

Именно сердце излучает в пространство самые чистые виды энергии: Добра, Сострадания, Милосердия и глав­ное – Любви.


И люди чувствуют это, когда говорят: этот че­ловек излучает сердечное тепло или любовь, свет, добро.

Именно такая энергия называется Божественной, по­тому что именно ею и подпитываются высшие сущности, которые ради этого и породили нас.

Не случайно И. Христос провозгласил первую запо­ведь: Возлюби Бога своего всем сердцем своим, всею Душою своею, всем умом и всею плотью своею, — как на­иглавнейшую.

Ибо, только излучая свою любовь Ему, мы можем напи­таться в ответ Его Любовью и Милостью. Так что Серд­це — это не простой насос, перекачивающий кровь. Слу­шайте Его Голос. Идите Его путем, и вы достигнете своего идеала, образ которого уже записан в вашем сердце.

Учителя Человечества ценят сердце выше, чем ум че­ловеческий, потому что сердце уже знает Истину, а ум пы­тается постичь Ее с помощью логики и, как правило, поч­ти всегда ошибается, потому что ум прежде всего служит телу. А сердце — Душе и Духу.

Возможность перехода в высшие сферы дает только сердце. Легкие помогают Душе набрать необходимое ко­личество энергии для перехода. Вот почему так важно на­учиться правильно дышать.


Нет предела совершенствованию

Все едино: нет ни убитого, ни убийцы, нет ни греш­ника, ни праведника — все это Он, играющий разные роли. Он, осваивающий разные формы сознания гру­бой материи.

Мы экспериментальные формы биологической жиз­ни. Форма сознания на биологическом уровне белковых


тел, но одновременно с этим на Земле существуют раз­ные формы сознания, начиная с камня, почвы, растений и кончая биологическими видами. Зачем и кому это нуж­но? А нужно это для формирования наиболее тонких ви­дов энергии — сознания.

От белковых к световым (волновым) формам, от них к еще более тонким структурам, содержащим в малых объемах невообразимое количество информации.

Есть настолько тонкие структуры, что они пронизыва­ют все пространство и Миры.

Все мироздание похоже на организм, который перера­батывает грубые формы пищи, производит тончайшие энергии — сознания.

Холодное, горячее, теплое и т.д. — все это лишь разные состояния материи, например металла. Эти состояния создаются определенными условиями, которые в свою очередь порождаются наиболее тонкими видами энер­гии-сознания, которые в свою очередь порождаются еще более тонкими видами энергии-сознаний, и так до беско­нечности.

Все мы задействованы в гигантском бесконечном спек­такле под названием жизнь, где вся режиссура, все роли делаются одним существом, имя которого Бог.

Все наши состояния радости и печали — всего лишь средство познания различных состояний грубо-матери­альных форм.

Посредством этой жизни идет процесс накопления и анализа информации.

Бог — это ученый, который находится в постоянном творческом поиске и совершенствовании.

Беру на себя смелость утверждать, что ничто не совер­шенно в этом мире. Даже Бог. Если бы Он достиг совер­шенства, то жизнь потеряла бы всякий смысл.

Индиго

  • Мама, а траве больно, когда на нее наступают?
  • Не знаю, Вова, наверное, больно.
  • А почему она не плачет?
  • Наверное, потому, что трава не умеет плакать. Трехлетний Вова присел возле травы и прислушался,

а мать тихонечко пошла дальше.

  • Мама! Мама, иди сюда! — вдруг закричал Вова. Встревоженная мать подбежала к сыну.
  • Что случилось?
  • Послушай! Мама, она плачет…
  • Кто плачет?
  • Да трава. Только тихо-тихо.
  • Папа, а земля умеет разговаривать?
  • Не знаю, не пробовал.
  • А давай попробуем.
  • А как?
  • Давай ляжем на землю и будем слушать.
  • Давай.

Легли. Отец пытался сосредоточиться на земле, ниче­го не получалось. Мысли скакали, как блохи, то о работе, то о доме.

  • Папа, папа! Она говорит!

-Кто?

  • Да земля же!
  • И что же она тебе сказала?
  • Она сказала: «Здравствуй, сынок, я люблю тебя!»
  • Папа, смотри, целая поляна подснежников! Смотри- смотри, они нам радуются!
  • Кто они?
  • Да цветы! Они радуются, они смеются, папа!
  • Давай букетик маме нарвем, пусть они и ее пора­дуют.

  • Что ты, что ты, папа, как можно сорвать радость? Давай мы лучше маму сюда приведем, пусть они и ей то­же порадуются.
  • Папа, а ты можешь поговорить с деревом?
  • Нет.
  • А ты стань к дереву прижмись и слейся с ним, и тог­да заговоришь с ним по-деревянному.
  • Пап, давай полетаем на тучах.
  • Как это?
  • Да очень просто, взлетаешь, садишься на тучку, ле­тишь и радуешься.
  • Пап, а ты видишь это дерево обиженное?
  • Дерево, как дерево может обидеться, откуда ты знаешь?
  • А видишь, ветка сломана и ствол порублен. Теперь де­рево обижено, и когда люди нему подходят, оно боится.
  • А сейчас оно не боится?
  • Сейчас нет, потому что я люблю деревья и это оби­женное тоже. Давай пожалеем его и попросим прощения за людей.

Читал ОБЖ в 16 лицее.

На мой вопрос: «Благодаря какой пище смог выжить в тайге летчик Алексей Маресьев, который 15 суток с ра­неными ногами выползал из тайги?»

  • А кто такой Маресьев? — в свою очередь спросили учащиеся, — мы о нем ничего не слышали. Расскажите нам о нем.

Вот так постепенно страна забывает своих героев. Их место занимают рокеры, бизнесмены и банкиры.

Мужество разменяно на увеселение, деньги, успех в ма­териальных устремлениях.

-***-


Почти все одинокие женщины — это двоечники, т.е. люди, не справившиеся с заданием, данным Бо­гом. В этой школе жизни, которую все мы проходим здесь на Земле, любое замужество — это возможность, данная женщине для обретения смирения. Смирить себя, свое эго перед кажущимся несовершенством мужей.

Все мы не совершенны. Но уж коли Бог свел нас вмес­те, значит, в этом есть какой-то смысл. Какой?

Чем круче жизнь совместная, тем труднее урок, тем бо­лее духовных усилий требуется от женщины и мужчины, чтобы понять, принять, смириться, подчинить все своим устремлениям, воли Божьей.

«Господи, на Все Твоя Воля, но не моя. Если Ты все так выстроил, значит, полагаешься на меня. Ибо все в этом мире совершается по Твоей Воле».

Все происходит перед твоими очами и все подвергает­ся твоему суду.

И за все, что делается на этой земле, будет отпущено каж­дому по его заслугам. А потому уповаю на тебя, Господи.

Дай мне мудрость и силы выдержать все это, укрепи меня в Духе моем.

Ибо сильно еще телесное во мне. И угнетают еще стра­дания тела моего Дух мой. Господи, наставь и укрепи на пути моем. Ибо знаю, что любые страдания тела моего даны во благо Духа Моего. Ибо в страданиях он растет и укрепляется.

Отче мой, иду к тебе. Да не отвергни от меня руки во­дящей, да не ослабеет ко мне Любовь твоя. Ом!

Безмерны наши долги перед тобой, Господи!

Прости нам этапы неразумного детства и отрочества нашего, ибо не ведаем, что творим, потому что творим, не ведая Тебя, Господи.

Пришло время, и пробудилась Душа наша и откры­лись глаза наши. И ужаснулся Дух наш, увидев сотворен­ное нами.

Господи, Отче наш, прими от нас и плохое, и хорошее.


Все, что нажили и натворили, дабы опыт жизни на­шей плохой и хороший послужил добрым уроком для наших братьев и сестер, которые придут после нас. Ибо наш путь был усеян терниями, которые мы взрастили собственными руками, полит кровью братьев и сестер наших, которых убивали ослепленные дикостью и неве­дением.

Мы, добровольно лишившие себя Отца и Матери. Мы, сделавшие себя сиротами на лоне Матери-Земли. Нако­нец-то слепота пала с наших глаз и мы вновь увидели и об­рели Тебя, Господи.

Яркий животворящий свет любви Твоей озарил души наши и пробудил Дух наш.

И перестали мы быть сиротами в сознании своем. Ибо познали, кто есть истинный Отец наш и Мать наша.

И обрели снова жизнь Вечную в неиссякаемом Свете Твоем.

Ом».


Люди как дети

Люди уподоблены детям, попавшим в магазин игру­шек. Им хочется владеть и тем, и этим — столько много всего, и все хочется иметь.

Тот, у кого нет денег, имеет ограниченную свободу вы­бора.

Он может просто уйти из магазина с неутоленным же­ланием и будет страдать оттого, что не смог получить то, что хотел.

Другой попробует украсть. Хорошо, если сразу попадет­ся и его накажут, а если нет, то так и пойдет по этому сколь­зкому, «легкому» пути удовлетворения своих желаний.


Третьи пытаются отнять деньги, у кого они есть, силой и за счет награбленного удовлетворить свои желания.

Многие трудятся, как рабы, каждый день. Копят, ска­редничают ради того, чтобы получить хотя бы часть же­лаемого.

Кое-кто извернется, обманет и в конце концов получит то, чего хотел.

И только мудрец не участвует в этом сражении в пого­не за дорогими игрушками. Он понимает, что все это иг­ра. И все эти разнообразные дорогие игрушки предназна­чены для проявления в человеке различных его качеств. Все эти игрушки предназначены для игры взрослых под названием жизнь.

Как ребенок, играя в свои игрушки, учится быть че­ловеком, так и взрослые, играя в свои игрушки, должны осознать высшую истину: «Человек — мера всех вещей». И его назначение на Земле — научиться быть Творцом, стать подобным Богу и в конце концов научиться управ­лять своими желаниями.

Вначале человек считает, что существует только Он. В виде тела. Бога нет. Есть одно телесное Я. По мере рос­та сознания и осознания сути вещей человек приходит к убеждению, что, кроме его телесного Я, существует еще нечто такое, что называют Богом. Но Бог еще где-то там, на «небесах».

По мере роста сознания человек начинает осознавать, что Бог оказывается не где-то там, на «небесах», а в нем. В его сердце. Его телесное я начинает как бы ужиматься, становиться меньше.

По мере роста сознания телесное я становится все меньше, а божественное все больше и больше. Наконец человек начинает осознавать, что телу в этом мире ниче­го не принадлежит. Все принадлежит Божественному Я.

Однако для осознания этой истины, для ее воплоще­ния в жизнь требуется долгий срок. Телесное Я то и дело дает о себе знать, выпрыгивает вперед и кричит: «да это


же я, да это же мне». И только в процессе долгой и утоми­тельной работы человек учится использовать свое тело K.IK инструмент для проявления божественных сил.

И на завершающем этапе своей эволюции человек начинает осознавать, что его божественное Я раствори­лось, исчезло. Осталась пустота. Ни его, ни Бога нет, есть великое Нечто, в котором есть Все.




Быть не привязанным

Мы не должны быть привязаны к результатам свое­го труда, ибо привязка к результатам есть широкий путь страданий, путь невежества, путь, где отсутствует пони­мание истины.

Всякий труд — это суть проявления Бога через нас. И чем лучше, чем качественнее мы выполняем какую-ли­бо работу, тем явственнее и совершеннее проявляется через нас Бог. Ибо это Его руки, Его ноги, Его глаза, Его тело. Ты — это Он. И Он должен проявляться через твои действия. Бог не заинтересован в результате твоей зем­ной деятельности. Он заинтересован в строительстве Се­бя через твой каждодневный труд. У проявленного Бога не может быть сделано что-то кое-как. На всем проявля­ется печать Божественного совершенства. Выполнение своего повседневного долга есть проявление божествен­ных качеств через себя. Это вначале гармония с Богом, потом действие одного Бога, и, наконец, когда тебя уже нет, есть только Он.

Что делим

Выборы нового папы католической церкви. Ушедший Иоанн Павел II (Войтыла) был 5-го уровня сознания — са­мый высокий уровень из всех избранных пап. И сделал он, пожалуй, больше всех по очистке своей церкви. Однако ко­роля представляет его свита. Среди его кардиналов люди в основном 3-го уровня сознания, некоторые с двумя векто­рами заземления. И это высшие чины католической церкви.

О какой святости, какой вере, о каком Боге тут может идти речь? Церковь используется как коммерческое учрежде­ние, торгующее духовными ценностями ради удовлетворе­ния земных страстей. Папа Иоанн II пытался объединить христианские конфессии. Во всяком случае, найти точки соприкосновения. Однако наш Алексий II не пожелал даже встретиться с Иоанном. Если бы Церкви являлись истинно духовными институтами, искренне проповедующими духов­ные истины, они бы пошли на сближение. Бог один, чего де­лить? Речь идет о разных путях, ведущих к нему. Но каким бы путь ни был, если он по истине ведет к Богу, то он должен быть принят и одинаково почитаем. А наша Церковь?

Она по-прежнему слепа и по-прежнему в своем миро­понимании отделяет человека от Бога. Борьба различных конфессий идет не за Истину, которая есть Бог, а за паст­ву, которая кормит «святых отцов».


Уроки истории

Если государство и все, кто нажил богатство, не ис­пользуют данные им силы и возможности для повышения духовного уровня, образованности всего народа, то рано


или поздно обозленные «низы», темная, необразованная масса народа восстанет против своих образованных утон­ченных паразитов.

Прошедшая революция показала, какой громадный творческий потенциал таится в этой массе. Невежествен­ные попы и называющие себя элитой разного рода интел­лигенты, предприниматели и пр. искусственно, а порой в силу своего непонимания сдерживали этот потенциал, не давали ему развиться в полной мере. И вот итог: тем­ная озлобленная масса, сметая все на своем пути, остав­ляя пепелище, игнорируя и уничтожая всех, кого она считала причиной всех своих бед. В муках и лишениях строят новое государство, новые отношения. Похоже, предшествующий урок не пошел в прок. И вот после кру­шения социализма «новые русские» используют нажитое в основном нечестным путем богатство для удовлетворе­ния своих телесных нужд. Тем самым они взращивают собственных могильщиков. Только свет знаний позволя­ет видеть истину. Через наши тела проявляются и форми­руются качества нашего Духа.

Дух сам по себе инертен — это более тонкая «матери­альная» структура.

Воля и мысль — животворят, организуют и направляют Дух. «И вдохнул в него Духа Святого», т.е. проявилась Во­ля, несущая мысль. Мысль, как орудие творения. Мысль вершит все процессы на Земле и в космосе. Энергия сле­дует за мыслью. Однако мысль бессильна без направляю­щей ее Воли. Воля дает мысли силу и смысл.
-***-

Все есть Дух

Птица, зверек, насекомое, растение, камень — все это Ты, Господи, в разных формах снимаешь урожай с тварного мира сего. Формы разные, но начинка одна — все есть Дух. Ты един во всем многообразии. Поэтому «под­ними камень — и Я там, погладь цветок — Я там, прилас­кай собаку — Я тоже там, полюбуйся разнообразием на­секомых — и это тоже Я. Поэтому мне открыты все пути и все тайны. Ибо кто, что бы ни делал — это делаю Я. Обидел кого — это ты меня обидел. Сломал ветку — это ты мне больно сделал, сорвал цветок — других радости лишил. Я — это разные пласты сознания. Ничто не со­здано без пользы. Каждый зверек, каждая птица, каждое насекомое приносит мне свои плоды. Все живет и дышит в единой гармонии созданного Мной мира. Ничто не происходит помимо Моей Воли. Даже самые страшные, самые отвратительные, на взгляд человеческого созна­ния, вещи. Таким образом, я исследую и взращиваю глу­бины своего сознания. Ибо Мое время — вечность. Мое пространство бесконечно. Я разрушаю и создаю новые вселенные. Я взращиваю галактики. И Мне подвластно все — от мельчайшего атома до Вселенной. Ибо все есть Я. Поэтому все живет, дышит и движется во Мне. И вы — это тоже Я, одно Я в многообразии шести миллиардов Вашего видимого вами Мира, и еще многие триллионы невидимых вам существ, живущих параллельно с Вами в других, скрытых мною от вашего неразвитого сознания мирах. Это Моя игра и Моя работа.

Вы Мои грезы, Моя фантазия, Мои мечты. Приблизь­тесь ко Мне, слейтесь со Мною, и тогда вы поймете, что вас нет, именно вас, таких, какими вы себя воспринима­ете. Есть только Я — во всем вашем кажущемся многооб­разии. Но Я взращиваю Вас, заставляю радоваться и стра­дать. Это моя игра, это Моя работа. Через вас я познаю себя и совершенствуюсь. Ибо Я несовершенен. И никогда


не стану совершенным. Ибо время мое — вечность. Про­странство мое — бесконечность. И процесс совершенс­твования Моего бесконечен во времени и пространстве».

Неумирающее Я

  • Виктор Иванович?
  • Его давно уже здесь нет.
  • Как нет? Вот вы собственной персоной сидите на стуле и смотрите на меня.
  • Того человека, которого когда-то звали Виктором Ивановичем, давно нет.
  • Вы шутите? Тогда куда же он делся?
  • Он вернулся туда, где всегда был, — к Отцу, Матери.
  • Но ваши родители давно умерли? Вы что, забыли?
  • Вернее, не к Отцу-Матери, а к себе, туда, где я всегда был, есть и буду.
  • Бред сумасшедшего. Вы что, с катушек съехали?

Вот вы собственной персоной, вот ваши руки, ноги,

седая голова, родинка на правом виске — все вы.

  • Вы глубоко заблуждаетесь, как, впрочем, и большинс­тво землян. То, что мы даем себе различные имена, — это условность, основанная на невежестве, это то, что всех нас разделяет на Васей, Витей, Маш и т.д. На самом де­ле нет ни Витей, ни Маш, есть только Он Единый. И все мы только разные качества Его, как клетки Его тела. Мы и Он — одно. После многих тысячелетий блужданий по мирам Я наконец вернулся Домой — туда, где, оказывает­ся, я всегда был. Я никуда не уходил, Я всегда там был, но чтобы это осознать, потребовались тысячелетия страда­ний и поиска. И вот я снова стал Я. Я Дух, Я Отец-Мать, которые никогда не рождались и никогда не умирали.


Я вечен и бесконечен. Сын стал Отцом. Так, что Виктора Ивановича нет. Он давно умер, как полагается всем смер­тным, осталось его чистое, вечное, неумирающее Я.

Гармония

Поразительно, насколько все в природе взаимосвяза­но. Горы, казалось бы, суровейшие условия, но и здесь, смотришь, бабочка-боярышница летает. Откуда она здесь взялась, как выживает, если почти каждый день дождь, град, ветер? А кузнечики — жители лугов, откуда тут? Ко­мары, муравьи, мухи, шмели, пчелы, а сколько грызунов! Белки, бурундуки, пищухи, мыши, а вслед за ними колон­ки, ласки,хорьки,соболя.

И вся эта живность трудится с рассвета до заката солнца.

Здесь можно просмотреть, как на голые скалы прихо­дит жизнь. Вначале появляются мхи — они формируют начальный слой почвы, за ним появляется травка. За травкой — пищухи, насекомые. И вся эта зелень поедает­ся, перерабатывается.

Если пищуха за год съедает маленький стожок сена, то примерно 5-я часть уходит в экскременты. А все это буду­щая почва. Опавшие листья и трава перерабатываются бактериями и червями. И так в течение многих лет, кру­пинка к крупинке. Смотришь, в углублении под камнями образуется кусочек гумуса: почва готова. И сюда устрем­ляются кедровки. Они прячут на зиму кедровые орехи. Зарывают их в почву. Смотришь, через год-два на ранее голом месте появляются кедреныши. Их рвут свирепые ветры, нещадно палит солнце и давит мороз. Но они про­чно цепляются своими корнями за созданные первопроходцами


участочки земли. Удивительные бывают пере­плетения этих корней. Они, как жгуты, обвивают камни, уходят под них, стелются по тонкому слою почвы. И вот кедры поднялись, дали первый урожай и привлекли бе­лок, бурундуков, мышей. Через десяток-другой лет появи­лась кедровая роща. А молодые кедреныши уже оседлали расщелины скал. Лес медленно, но неотвратимо ползет вверх.

Спросите любого школьника: кто сажает лес? И он, не задумываясь, ответит — лесники. И глубоко ошибется. Лесники тоже сажают лес. Но из всех лесных массивов, которыми располагает наша страна, доля лесников зани­мает, пожалуй, не более процента, а то и менее. Осталь­ное сажается трудом миллионов маленьких хвостатых и пернатых тружеников.

Я долго считал, что бурундуки готовят кедровый орех лишь для себя, в свои подземные кладовые. Охотники ут­верждали, что когда раскапывают бурундучьи норы, то находят там до 10 кг чистого ореха. Но ведь урожай в кед­ровниках бывает по тонне и более орехов на гектар. Куда же он девается? Ну в доступных местах понятно — боль­шую часть берет человек. Но и эта доля составляет 5 % от всего урожая в кедровниках. В прошлом веке русский экономист Никонов сделал расчеты и пришел к выводу, что если собирать хотя бы 20

Рыбалка.

– На рыбалку? Нет, я рыбалку не люблю!

– Да поехали! Природа, отличный гербарий можно собрать, а рыбу местные рыбаки покажут как ловить.

– Но там же удочки надо, червяков на наживку и потом, какую рыбу мы будем ловить? Я вот знаю только щуку и окуня.

– Темнота, а ещё музыкант. Ловить мы будем – Squalius cephalus то есть голавля, пресноводная рыба такая, может с руку в длину быть и весом до полпуда! А удочки я беру на себя и наживку тоже.

– Но как мы её вытаскивать будем? Восемь кг – это же прилично!

– Странный ты человек… твой тромбон, или что там у тебя, сколько весит?

– Не много, два килограмма с небольшим, в футляре тяжелей.

– Ну и что ты хочешь сказать? Что четыре тромбона тебе уже не поднять?

– Почему не поднять?

– Ну вот и рыбу вытащим, давай собирайся, погнали.

Такой, ну может приблизительно такой, разговор состоялся между аспирантом кафедры ботаники биологического факультета Уральского Государственного университета им. Первого президента РФ Б.Н Ельцина Женей Сёмочкиным и студентом выпускного курса Уральской Государственной консерватории им. М.П. Мусорского кафедры исполнительского искусства по классу духовых инструментов Авраамом Нимнихером (фамилия подлинная).

Раннее утро следующего дня. Два молодых человека интеллигентной наружности, оба в очках, с удочками, стоят на перроне станции Дружинино. Их встречают? Да! Как может быть иначе, ведь на рыбалку аспиранта позвал бедующий тесть – Анатолий Иванович, житель города Нижние Серьги, сотрудник местной МЧС в почётном звании боец огневого расчёта, водитель пожарной автолестницы. Почему так подробно? Да потому, что в Серьгах всего два высотных дома, при тушении которых нужна эта лестница, и оба за последние сто лет ни разу не горели. Поэтому Анатолий Иванович выглядел слегка уставшим и опухшим после очередного дежурства. Будущий тесть и будущий зять друг друга видели только на фото, и при встрече случилась небольшая заминка.

– Женя? – хватая за одежду и части тела, приставал к прохожим плохо выбритый, но габаритный (рост, вес, размер и форма головы) мужчина.

– Аааа!.. – кричали люди и в панике убегали с перрона.

Все же встреча состоялась. Услышав свое имя, опознав в опухшем громиле будущего родственника, Сёмочкин подошел к нему со спины и деликатно дернув за рукав представился:

– Женя, аспирант, друг вашей Эллочки.

Оглядев выбор дочери с ног до головы, Анатолий Иванович, подав вперёд челюсть, непроизвольно и эмоционально произнёс:

– Жуть!

«Надеюсь это он не обо мне», – подумал молодой учёный. Но фраза «жуть» была до боли знакомой, и в устах его возлюбленной, шагнувшей к нему в объятья прямо со страниц романа Ильфа и Петрова, имела разные, порой неожиданные, смыслы, поэтому от её отца прозвучала не так обидно. «Наверное, папа был где-то в предисловии классического произведения, надо будет перечитать», – мечтательно размышлял Женя.

– Авраам Нимнихер, музыкант, – прервал неловкую паузу студент консерватории. При этом он поправил кругленькие очёчки средним пальцем правой руки, уперев его в дужку. Жест произвёл на сотрудника МЧС странное действие, его кулаки непроизвольно сжались, глаза налились кровью.

– Нимнихер, ты кому тут палец показал, – прорычал боец-огнеборец.

Видя, что ситуация выходит из-под контроля, профессиональный ботаник с ловкость фокусника – чуть не из рукава – достал армейскую фляжку.

– Капля водки с утра оживит и лошадь! А нам для жизни нужны еще четыре, так давайте выпьем по пять капель! – выдал Женя бодрую речёвку.

– Ррржжжуууу!.. – ответил сложной фразой Анатолий Иванович, но от предложения выпить не отказался.

Фляга в мгновение ока оказалась перевёрнутой. Её круглое донышко в мягком зеленом чехольчике уставилось в серое утреннее небо, подсвеченное розово-алыми лучами солнца.

Буль, буль, буль… – неслось от фляги. Эм, эм, эм, синхронно чревовещали ей студент и аспирант, наблюдая, как запас веселящего напитка исчезает в утробе МЧСника… весь…

Фляга вернулась хозяину. В ней осталось как раз десять капель на двоих – для жизни. Молодёжь приуныла. Зато чудо свершилось с Иванычем. Лицо его просияло как лик на иконе, плечи развернулись, глаза заблестели добрым светом, к нему вернулось то, что привычно называют речью. Человек заговорил.

– Ребята, молодцы что приехали, мы вас с братом давно ждем! Добро пожаловать, так сказать, в наши края! – казалось будущего тестя не остановить. – У нас вам понравится, сейчас поедем на рыбалку. Наловим рыбки. Сварим ушицу. День жаркий обещается. Искупаемся в речке. Пойдемте быстрее, вон стоит наша машина. Давайте, вещи помогу…

Добравшись до пожилого УАЗика в комплектации «фермер», обозрев его оригинальный тюнинг, выражавшийся в равномерных вмятинах на кабине, гости замерли от неожиданности. За рулем сидел второй Анатолий Иванович, но абсолютно неподвижный, словно восковый, из музея мадам Тюссо выкраденный. Он даже не моргал. Авраам уж было собрался перекреститься, но вовремя сообразил, что такая жестикуляция и его колоритная внешность могут привести к новым кризисам в отношениях. Женя оказался менее сдержан и задал эмоциональный вопрос:

– Что это?

– А это, – добродушно ответил Анатолий Иванович, – это мой брат близнец Сергей.

– Что с ним? Он больной? Глухонемой? Он вообще жив? – не унимался аспирант.

– Не обращайте внимания, – закидывая вещи в кузов, так же по-доброму продолжал успокаивать молодых людей Иваныч, – он с детства такой. Мои родители, когда нам было по три года, потеряли его.

– Как потеряли? – с изумлением отреагировал Авраам.

– Да как потеряли? По-глупому… Поехали в Москву за колбасой, взяли нас с братом, ну и забыли его в автобусе. А автобус оказался непростой – экскурсионный, иностранцев возил. Кинулись искать, да куда там, автобус укатил далеко, так и не нашли.

– Как не наши? Быть такого не может! – не унимался музыкант.

– Нет, ну нашли… потом, – с паузой перед словом «потом», ответил МЧСовец.

– И сколько же он в этом автобусе катался? – вступил в разговор ботаник.

– Да, покатался… лет пятнадцать.

– Как пятнадцать? – синхронно вырвался вопрос у молодых людей.

– Да так, как восемнадцатый годок пошел – в армию идти, а призывника нет. Ну, тут военком – Пал Палыч – озаботился, и нашёл Серегу нашего.

– Бред, не может такого быть!!! – чуть не в истерике, заорал выпускник консерватории.

– Да чего не может, когда может, – обиделся будущий тесть ботаника, – как есть говорю… всю правду! Непонятно где он все эти пятнадцать лет был, то ли в автобусе катался, то ли в детдоме каком… Молчит!

– Так значит все-таки немой? – уточнил Женя.

– Нет, говорит, когда выпьет, но непонятно ничего, какую-то ерунду не по-нашему несёт. Его из-за этого из армии выгнали.

Перехватив недоуменные взгляды гостей, Иваныч продолжил.

– Было дело… Он же после срочной ещё лет семь прапорщиком служил, его генерал лично в офицерскую школу, или как там у них называется, отправлял. Серега экзамен не сдал, говорят сочинение на немецком написал – его и поперли из рядов, так сказать, вооруженных сил. Шпион, говорят.

Нельзя сказать, что разъяснения повеселевшего и подобревшего громилы-огнеборца, добавили друзьям оптимизма, но выбора не было, они ехали ловить рыбу с братьями близнецами.

Река Серьга, на берега которой прибыла компания, струила свои воды меж скал уральского хребта аж до самой реки Уфы, текшей по Башкирским просторам и лесам. Женя в силу своего профессионального образования мог многое рассказать о растительном мире, экологии бассейна этих замечательных водных артерий, но, к сожалению, это было никому не интересно. Все заняты своим делом. Авраама растрясло в кузове, он искал место куда прилечь в зелёную травку. Иванычы занялись ритуалом.

Пока душа его металась и размышляла, сам Вася был совершенно без сознания. Он ничего не осознавал, кроме того, что его всё-таки убили.

«Неприятно-то как!» – думал он.

Наверху над ним кто-то топал, бухал, потом всё затихло.

Тьма и тишина погреба убаюкивала Куролесова, он лежал не шевелясь, пока не услышал какой-то шорох. Не мышка ли?

Вася отодвинул бровью брюковку со лба, высунул наружу живой глаз, но мышку не увидел.

Беспробудная тьма окружала Васю, и холод, тусклый холод пронизывал его насквозь, гнилой холод, нехороший. В холоде очень хотелось есть, и Вася стал грызть огурцы и отвратительно-сладкую брюкву.

«Капитан-то, конечно, найдёт меня, – думал он. – Найдёт, если будет от платка танцевать».

Этот возможный танец капитана и старшины слегка успокаивал душу, но холод проникал в грудь, и Вася замерзал, чувствуя, что превращается в брюкву.

«А Матрос? – думал Вася. – Где же Матрос? Он-то мог бы хоть подкоп сделать».

Конечно, Вася не знал, что Матросу надо было делать два подкопа. Сам он по-прежнему сидел в камере предварительного заключения и раздумывал на тему: можно ли собачьим носом прошибить бетонный пол?

«Как жалко, что человеческий глаз не видит ничего в темноте! – печалился Вася. – Сова видит, а я – нет. Надо бы научиться, натренироваться».

От нечего делать он яростно стал напрягать зрение, но не виделось ни зги.

«Начну с малого, – думал Вася. – Попробую увидеть собственную руку».

Он поднёс пальцы к носу, и долго-долго нахмуривал брови, и вдруг разглядел что-то, не поймёшь что.

«Мираж! – подумал Вася. – Какой-то мираж!»

Но нет, это был не мираж, это был ноготь большого Васиного пальца. Тот самый знакомый ноготь, аккуратно постриженный в прошлом году садовыми ножницами, когда все трактористы обрабатывали колхозный сад.

«Боже мой! Неужели это он! – восклицал про себя Вася. – Неужели у меня появляется ночное подвальное зрение?»

Тут Вася покивал себе ногтем и стал напрягаться дальше. Скоро в поле напряжённого зрения появился указательный палец, за ним средний, безымянный. Только мизинец никак не поддавался.

«Тонковат», – думал Вася.

Примерно через час взгляд его добрался до мизинца, и Вася приказал зрению двинуться дальше, напрямик, к бочке с капустой. Зрение двинулось, рассекая темноту.

Бочка долго не объявлялась. Наконец, что-то задрожало, замаячило бочкообразное вдали, но виделось призрачно, зыбко и шатко. То и дело возникали какие-то продолговатые помехи.

«Тут уж не до чёткости изображения», – рассуждал Вася, обретающий ночное полутелевизионное зрение.

Вдруг он услышал какой-то шорох. Кто-то корябался внизу, под брюквой. Неужели Матрос? Неужели подкоп Матроса под погреб?!

Тут брюква зашевелилась, и из неё высунулось – о боже! – неужели такая огромная крыса?! Что это? Какой Матрос? Какой подкоп?

Ночным своим почти уже совсем телевизионным голубым зрением Вася увидел руку! Человеческую руку, которая, разбрасывая брюкву, тянулась к нему. На этой руке блистал серебряный перстень с бирюзою!

Ужас охватил Куролесова. Никогда прежде он не видел таких рук, торчащих во мраке погреба. А рука лезла всё дальше и дальше, потом появилась и вторая рука, и кудлатая голова подземного существа.

Существо вылезло из брюквы, отряхнулось и, шаря руками в темноте, сказало тоненьким голосом:

– Где же тут огурцы?

Жутко и жалко прозвучал этот вопрос в сырости погреба, и Куролесов ответил на него по-своему.

Он сжался в пружину и прыгнул. Пролетев по воздуху тридцать четыре, как потом подсчитали, сантиметра, он обрушился на подземное существо.

И тут раздался такой крик, какого ни я, ни Вася, ни вы, дорогие читатели, больше никогда в жизни не услышите.

Часть третья. Раздвоение облака

Глава первая. Поиски правды

Криво, друзья мои, криво и неласково складывалась в этой жизни судьба полузабытого нами гражданина Лошакова.

Ну, во-первых, баранов и гусей он так и не продал, да ещё, вернувшись в родную деревню, сдуру принялся рассказывать о том, что вместо Курска попал в город Карманов.

– Какой ещё Карманов? Да такого города на свете нет!

– Эдак вы скажете, что и города Картошина нет?! – пытался защищаться Лошаков.

– И Картошина нет! – уверяли его на правлении колхоза и даже подсовывали карту области, на которой и вправду два таких мощных пункта, как Карманов и Картошин, были почему-то опущены.

– Дайте карту мира! – требовал Лошаков, но такой карты ему не дали и дружно исключили из заместителей председателя. И согласитесь: что это за заместитель, который бегает босиком по снегу в несуществующие города?

– Нам, председателям, такие заместители не нужны! – сказал председатель.

У Лошакова отобрали подведомственных гусей и баранов, увели кобылу Секунду, оставив только гусака Зобатыча.

– Нету, Зобатыч, правды на земле, – говорил гражданин Лошаков, гляд гусаку прямо в глаза, – нету.

Так с гусаком на коленях он просидел печально всю зиму, понимая, что правды нету. К весне, однако, стало ему казаться, что небольшое количество правды всё ещё находится в городе Курске, в руководящих местах. И он решил, как только подсохнут дороги, бросить на время гусака, сесть на велосипед и двинуть в Курск отыскивать правду.

И вот подсохли дороги. Лошаков выехал на просёлок, выбрался с просёлка на шоссе и сразу увидел табличку:

«ДО КУРСКА 100 км»

Он твёрдо нажал на педаль, закрутились-засверкали серебряные спицы, и под вечер Лошаков подобрался к другой табличке:

«ДО КУРСКА 1 км»

Здесь он передохнул, закусил редиской, причесался, оправил на груди галстук, чувствуя, что правдой попахивает всё сильнее и сильнее.

Так он проехал три километра, но никакого Курска нигде не встретил. Крайне обеспокоенный отсутствием Курска, Лошаков жал и жал на педали. Наконец, вдали показались новостройки, и велосипед рванулся к ним. Возле новостроек топтался у столба какой-то прохожий.

– Товарищ! – задыхаясь крикнул гражданин Лошаков. – Это что за город?

– Да это не город, – равнодушно ответил прохожий, продолжая топтаться у столба, – это пригороды города Карманова.

– Я это предчувствовал, – прошептал про себя Лошаков и пнул ботинком велосипед, который завёз его неведомо куда.

Возле «Пельменной» гражданин продал неверный свой велосипед каким-то тёмным личностям за тридцатку и зашёл в заведение.

«Нету правды, – нервно думал он, – нету!»

Пельмени между тем в городе Карманове оказались отличные – большие, сочные, ушастые.

Лошаков съел три порции, чувствуя, что какое-то количество правды появляется в его организме. Выйдя на улицу, он увидел надпись «Бутербродная», и, хотя после пельменей есть бутерброды казалось ему непростительной неправдой, он всё-таки зашёл и съел парочку с ветчиной и семужьим боком.

Когда же он вышел из «Бутербродной», ему бросилась в глаза совсем уж неправдивая вывеска – «Компотная». Но сухофрукты, из которых сварен был компот, оказались однако натуральными. Лошаков попил компотику и пошёл дальше по кармановским заведениям, чувствуя, что правды в его душе прибывает. Побывал он:

в «Чайной» и «Кисельной»,

в «Арбузной» и «Фужерной»,

в «Бульонной» и «Винегретной»,

в «Кильковой» и в «Тюльковой»,

в «Парикмахерской» и в «Прачечной»

и, наконец, побритый и подстриженный, отстиранный и отглаженный, верящий в правду и совершенно, простите, обожравшийся, он оказался перед вывеской «Бильярдная».

И гражданину Лошакову захотелось сыграть.

Глава вторая. Тяга к солёным огурцам

Царапалось и кусалось, отбиваясь от Васи, подземное существо.

– Отпусти, отпусти… я за огурцами… я за огурцами, – верещало оно.

– За огурцами? – удивился Вася и ослабил хватку.

Он пытался разглядеть, что же такое держит в руках, но его ночное подвальное, почти телевизионное зрение отчего-то закончилось, очевидно, от слишком крупных подземных переживаний.

  • Литературное чтение 3 класс сказка о царе салтане план сказки 3 класс
  • Лошадь и жаба толстой главная мысль рассказа
  • Литературное чтение 3 класс рисунок к сказке о царе салтане
  • Ломоносов полное собрание сочинений
  • Литературное чтение 3 класс рабочая тетрадь стр 45 литературные сказки