А.С.Пушкин «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». Словарь. Составлен Наташей Пуше.
Здесь вы найдёте значения слов, которые, возможно, вам незнакомы или являются устаревшими. Определения слов даны в том значении, в котором их использует поэт в своём тексте. Для удобства словари представлены в двух вариантах: первый – составлен по алфавиту, а второй – по последовательности появления слов в тексте.
Алфавитный вариант.
Аршин – старинная мера длины, равная 70 см.
Баить – говорить.
Бездна – глубина.
Божиться – клясться именем Бога, говорить «ей–богу».
Бояре – высшее сословие на Руси, боярин – высшее звание, служащего на государственной службе.
Брег – берег.
Булат – стальной клинок, оружие.
В те поры – в то время.
Валить – идти, двигаться в большом количестве.
Вдовица – молодая вдова.
Венец – корона.
Венчать – короновать.
Витязи — храбрые воины, богатыри.
Внимать – слушать, принимать во внимание мнение кого-либо.
Возопить – громко закричать.
Волдырь – водяной подкожный пузырь, вздутие от ожога, укуса насекомого.
Вполпьяна – в полупьяном состоянии.
Второпях – спеша, торопясь.
Гонца – тот, кто послан куда-то со срочным поручением.
Гости – здесь: иноземные купцы.
Грамота – письмо, записка.
Грёзы ночи – сны.
Гульлива – та, которая перемещается на просторе в разных направлениях.
Де – частица, употребляется для указания на то, что приводимые слова являются передачей чужой речи. «князь Гвидон Шлёт царю-де свой поклон»
Дело лихо – дело плохо.
Дичина – дичь – дикие птицы и звери, употребляемые в пищу.
Дозор — ночной обход часовых.
Доля – участь, судьба.
Дьяк – служащий какого-либо ведомства.
Дядька Черномор – царь подводного мира.
Завесть – завести, приобрести что-либо.
Завострить – сделать острым.
Занялся дух – остановилось дыхание от сильного волнения.
Засмолить – залить смолой, варом, сделав непроницаемым.
Застава – пограничный сторожевой пост.
Зыби – волны.
Извести – погубить, уничтожить.
Исподтиха – украдкой, скрытно.
Кабы – если бы.
Караул – вооруженная охрана.
Колымаги – старинные закрытые четырехколёсные экипажи.
Корабельщики – владельцы кораблей и моряки.
Красная – красивая, прекрасная.
Крепкий – такой, который трудно сломать, одолеть, разбить. «Пристань с крепкою заставой» — с укреплённым военным сооружением.
Крещёный – принявший христианство.
Лазоревый – небесно-голубой.
Лукаво – с коварством.
Маковки – купола церковного здания.
Молодица – молодая замужняя женщина.
Наткать – изготовить ткань плотно, присоединяя накрест переплетённые нити — продольные (основа) и поперечные (уток).
Натощак – голодный.
Ни гугу – молчать, не подавать ни звука, ни голоса.
Обвенчаться – совершить церковный обряд бракосочетания.
Обмереть – замереть от внезапного сильного ощущения.
Оне – они.
Отдавать войску честь – приветствовать по-военному.
Отсель – отсюда.
Пава – о женщине с горделивой осанкой и плавной походкой.
Палата – большое, роскошное помещение, зал.
Полно – довольно, хватит, пора прекратить.
Пенять – укорять, упрекать.
Перенять – перехватить.
Пир честной – заслуживающий уважения пир.
Подспуд – тайное место.
Понести – стать беременной.
Потужить – погрустить, попечалившись.
Престол – царский трон.
Привальный – тот, к которому пристают, причаливают корабли.
Приказный – ведомственный, министерский.
Прилежней – старательней, усердней.
Приплод – здесь: новорожденный.
Присвисточка – свист, сопровождающий пение.
Приставить – назначить кого-либо для надзора, присмотра.
Прясть – скручивая волокна, превращать их в нить.
Путём – как следует.
Ретиво´е – сердце.
Сватья баба – мать одного из супругов по отношению к родителям другого супруга.
Светлица – светлая комната.
Сени – помещение между крыльцом и жилой частью дома в деревенских избах.
Синя – синего.
Слоновая кость – «кровать слоновой кости» – кровать, сделанная из бивней слонов, которые являются ценным поделочным материалом.
Снарядить – подготовить для отъезда.
Срок — назначенный момент исполнения чего-либо.
Срок родин – время родов.
Сума – сумка.
Тешиться – забавляться, развлекаться.
Ткачиха – мастерица, вырабатывающая ткань на ткацком станке.
Удел – здесь: княжество.
Ужо – обещание доставить неприятности, отомстить.
Унять – заставить перестать кричать, шуметь.
Хмельной – пьяный.
Чародей — колдун.
Честные гости – добрые, уважаемые гости.
Чета – пара.
Чешуя – защитная одежда из металлических пластинок. «И очутятся на бреге, в Чешуе, как жар горя, Тридцать три богатыря».
Чудесить – совершать нелепые, странные поступки.
По тексту.
Пряли – скручивая волокна, превращали их в нить.
Кабы – если бы.
Крещёный – принявший христианство.
Наткала – изготовила ткань, плотно присоединяя накрест переплетённые нити — продольные (основа) и поперечные (уток).
В светлицу – в светлую комнату.
Красная – красивая, прекрасная.
Ткачиха – мастерица, вырабатывающая ткань на ткацком станке.
Сени – помещение между крыльцом и жилой частью дома в деревенских избах.
Обвенчался – совершил церковный обряд бракосочетания.
Пир честной – заслуживающий уважения пир.
Честные гости – добрые, уважаемые гости.
Слоновой кости – «кровать слоновой кости» – кровать, сделанная из бивней слонов, которые являются ценным поделочным материалом.
Оне – они.
Понесла – стала беременной.
В те поры – в то время.
Срок родин – время родов.
Аршин – старинная мера длины, равная 70 см.
Гонца – того, кто послан куда-то со срочным поручением.
Сватья баба – мать одного из супругов по отношению к родителям другого супруга.
Извести – погубить, уничтожить.
Перенять – перехватить.
Чудесить – совершать нелепые, странные поступки.
Суму – сумку.
Грамоту – письмо, записку.
Хмельной – пьяный.
Приплод – здесь: новорожденный.
В бездну – в глубину.
Бояре – высшее сословие на Руси, боярин – высшее звание, служащего на государственной службе.
Потужив – погрустив, попечалившись.
Долю – участь, судьбу.
Засмолили – залили смолой, варом, сделав непроницаемым.
Де – частица, употребляется для указания на то, что приводимые слова являются передачей чужой речи.
Вдовица – молодая вдова.
Гульлива – та, которая перемещается на просторе в разных направлениях.
Завострил – сделал острой.
Дичина – дикие птицы и звери, употребляемые в пищу.
Дело лихо – дело плохо.
Средь зыбей – среди волн.
Чародея — колдуна.
Натощак – голодными.
Грёзы ночи – сны.
Маковки – купола церковного здания.
Тешится – забавляется, развлекается.
Вали´т – идёт, двигается в большом количестве.
В колымагах – старинных закрытых четырехколёсных экипажах.
Венчают – коронуют.
Корабельщики – владельцы кораблей и моряки.
С заставой – с пограничным сторожевым постом.
С крепкою – крепкий — такой, который трудно сломать, одолеть, разбить. «Пристань с крепкою заставой» — с укреплённым военным сооружением.
Гости – здесь: иноземные купцы.
Срок — назначенный момент исполнения чего-либо.
В палате – в большом, роскошном помещении, зале.
На Престоле – на царском троне.
В венце – в короне.
Не привальный – тот, к которому не пристают, не причаливают корабли.
Лукаво – с коварством.
Обмерла – замерла от внезапного сильного ощущения.
Удел – здесь: княжество.
С синя – с синего.
Завес´ть – завести, приобрести что-либо.
Бает – говорит.
Полно – довольно, хватит, пора прекратить.
С присвисточкой – со свистом, сопровождающим пение.
Караул – вооруженная охрана.
Приставил – назначил кого-либо для надзора, присмотра.
Дьяка – служащего какого-либо ведомства.
Де – частица, употребляется для указания на то, что приводимые слова являются передачей чужой речи. «князь Гвидон Шлёт царю-де свой поклон».
Приказный – ведомственный, министерский.
Отдает ей войско честь – приветствует по-военному.
Подспуд – в тайное место.
Исподтиха – украдкой, скрытно.
На бреге – на берегу.
В чешуе – в защитной одежде из металлических пластинок. «И очутятся на бреге, в Чешуе, как жар горя, Тридцать три богатыря».
Дядька Черномор – царь подводного мира.
Ужо – обещание доставить неприятности, отомстить.
Витязи — храбрые воины, богатыри.
Четами – парами.
Второпях – спеша, торопясь.
Дозором — ночным обходом часовых.
Булатом – стальными клинками, оружием.
Прилежней – старательней, усердней.
Ни гугу – молчат, не подают ни звука, ни голоса.
Пава – о женщине с горделивой осанкой и плавной походкой.
Волдырь – водяной подкожный пузырь, вздутие от ожога, укуса насекомого.
Путём – как следует.
Божиться – клясться именем Бога, говорить «ей – богу».
Отсель – отсюда.
Пеняет – укоряет, упрекает.
Снарядить – подготовить для отъезда.
Внимает – слушает, принимает во внимание мнение кого-либо.
Унимает – заставляет перестать кричать, шуметь.
Лазоревой – небесно-голубой.
Возопил – громко закричал.
Ретивое – сердце.
Занялся дух – остановилось дыхание от сильного волнения.
Молодицу – молодую замужнюю женщину.
Вполпьяна – в полупьяном состоянии.
Предки А.С. Пушкина по мужской линии особенно громко заявили о себе в русской истории в XVIIв. Как пишет сам поэт в своих автобиографических материалах и воспоминаниях, «в числе знатных родов историограф именует и Пушкиных. Гаврило Гаврилович Пушкин принадлежит к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев. Четверо Пушкиных подписались под грамотою об избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей Степанович, — под соборным уложением об уничтожении местничества. При Петре Первом сын его, стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре против государя и казнен» (Пушкин, т.VII, с.134-135). По материнской линии прадед Пушкина Ибрагим Петрович Ганнибал — знаменитый «арап Петра Первого».
Столь яркая родословная не могла не вызвать в А.С.Пушкине обостренное сознание причастности к жизни страны на самом решающем изломе ее истории. Общность судьбы собственных предков с судьбой русской самодержавной власти настраивала на образное восприятие самой этой власти в зримой художественной форме. Это ощущение и получило свое законченное выражение в сюжетной интриге «Сказки о царе Салтане».
Образ бочки — царь Петр открыл окно в Европу
Взять, к примеру, произносимые Гвидоном перед выходом из бочки слова:
Как бы здесь на двор окошко
Нам проделать?
Сразу же вспоминается, что той же «оконной» метафорой отмечены у Пушкина и слова Петра I во вступлении к поэме «Медный всадник»:
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно.
Символика выхода из тесной и темной бочки на вольный простор острова Буяна тоже могла бы стать предметом самостоятельного разговора, особенно в контексте известного высказывания Петра I: «Мы от тьмы к свету вышли..».
Образ острова Буяна — город Санкт-Петербург
Смысловой центр «Сказки о царе Салтане» после выхода Гвидона из бочки — это остров Буян. Петербург тоже был заложен на острове: «14-го царское величество изволил осматривать на взморье устья Невы острова, и усмотрел удобный остров к строению города <…> 24 мая на острову, которой ныне именуется Санкт-петербургской, царское величество повелел рубить лес и изволил обложить дворец» (из документа «О зачатии и здании Царствующего града Санкт-Петербурга»).
Значение имени «Буян» включает в себя, по словарю В.И.Даля, не только понятия «отваги», «удали», «дерзости», но и понятия «торговой площади», «базара», «рынка», «пристани как места погрузки и выгрузки товаров». В этом смысле новоявленный Петербург был, по сути своей, не чем иным как огромным единым Буяном.
Самое же интересное: понимание Санкт-Петербурга как Буяна, оказывается, реально отразилось в первоначальной островной топономике города: «буянами», как известно, назывались многие мелкие острова в дельте Невы, и именно на них располагались первоначальные пристани складские помещения для хранения товаров. Сейчас эти острова отошли частью к территории Петровского острова, а частью — к территории Петроградской стороны, Васильевского и некоторых других островов; но еще в первой половине XX века память о них бытовала в живом употреблении названий «Тучков буян», «Сельдяной буян» и т.д. В предпушкинские же времена понятие «остров Буян» существовало как повседневная санкт-петербургская реалия.
Так, в труде самого первого историка города А.Богданова читаем: «Остров Буян, новопрозванной, лежит на Малой Невке…. А какой ради причины назван Буян, того знать нельзя..»; «На Буяне острове построены были пеньковые амбары; оные ныне, в в 1761 году июня 27 дня, сгорели, и на место оных начинаются в 1762 году новые амбары строится каменные». (Титов А.А. Дополнения к историческому, географическому и топографическому описанию Санкт-Петербурга с 1751 по 1762 год, сочиненному А.Богдановым. М.. 1903, с.21-22).
Образ дуба — на островах Санкт-Петербурга росло множество дубов, нетипичных для этой полосы
Гвидон с матерью вышли из бочки и видят:
Море синее кругом,
Дуб зеленый над холмом.
Описание острова Буяна корабельщиками:
В море остров был крутой,
Не привальный, не жилой;
Он лежал пустой равниной,
Рос на нем дубок единый.
Спрашивается: откуда здесь, в краю березы, ели и сосны, не характерный для данного климатического пояса дуб? Но оказывается, что «все острова, составляемые протоками Невы при ее устьях, у новгородцев носили название Фомени, от испорченного финского слова Tamminen — дубовый. В старину в здешних лесах дуб составлял редкость; на петербургских же островах он встречался во множестве, о чем свидетельствуют еще до сего времени растущие на Елагином и Каменном островах пятисотлетние огромные дубы» (Пыляев М.И. Старый Петербург: рассказы из былой жизни столицы. Спб., 1889, с.4)
Гвидон убивает коршуна — реальный исторический факт
Тот уж когти распустил,
Клёв кровавый навострил…
Но как раз стрела запела,
В шею коршуна задела —
Коршун в море кровь пролил,
Лук царевич опустил;
Эта деталь прямо соотносится с легендой об основании Петербурга. 16 мая 1703г. при закладке памятного камня на острове, Петр I вырезал из земли два курска дерна, сложил их крестообразно и сказал: «Здесь быть городу». В это время в воздухе появился орел и стал парить над царем, сооружавшим из двух тонких длинных берез, связанных верхушками, нечто вроде арки. Парящий в небе орел опустился с высоты и сел на эту арку, а один из солдат снял его выстрелом из ружья. «Петр был очень рад этому, видя в нем доброе презнаменование, перевязал у орла ноги платком, посадил себе на руку и, сев на яхту с орлом в руке, отплыл к Канцам; в этот день все чины были пожалованы столом, веселье продолжалось до двух часов ночи, при пушечной пальбе». (Пыляев М.И. Старый Петербург: рассказы из былой жизни столицы. Спб.. 1889. с.10). Н.Анциферов так комментирует легенду: «Перед нами основатель города в понимании античной религии. Невольно вспоминается Ромул в момент основания Рима на Палатинском холме, когда 12 коршунов парило над его головою» (Анциферов Н.П. Быль и миф Петербурга. С.28).
Город за одну ночь — метафора о стремительном строительстве Санкт-Петербурга
Вот открыл царевич очи;
Отрясая грезы ночи
И дивясь, перед собой
Видит город он большой,
Стены с частыми зубцами,
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей
И святых монастырей.
И эта деталь целиком соотносима с историей Петербурга, строившегося «с такой быстротою, что скоро все совершенно кишело людьми, местность необычайно быстро заселялась, и по числу домов и людей теперь едва ли уступит какому-нибудь германскому городу» (Беспятых Ю.Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях. Л., 1991, с.104).
Еще деталь. Корабельщики описывают остров Буян:
Все в том острове богаты,
Изоб нет, везде палаты;
Как же тут не вспомнить о строжайших указах Петра I, направленных на усиленное снабжение новой российской столицы строительным камнем. В анонимной брошюре, изданной в Германии в самом начале VIIIв. под названием «Краткое описание большого императорского города Санкт-Петербурга», говорится, что «дома в городе прежде были деревянными, а теперь в большинстве своем каменные» (Беспятых Ю.Н. Петербург Петра I в иностранных описаниях. Л., 1991, с.264).
20 октября 1714 года царь Петр I издал Указ о запрещении каменного строительства по всей России, кроме Санкт-Петербурга. В городе же на Неве строго предписывалось возведение исключительно каменных «образцовых домов». Отныне во всех городах, кроме Санкт-Петербурга, строительство каменных домов стало строго караться. Легким росчерком пера царь оставил без работы тысячи каменщиков по всей России.
Расчет был прост: каменщики в поисках способа прокормить семью будут вынуждены отправиться на поиски лучшей доли в новую столицу, где и продолжат заниматься любимым делом. А их опыт и мастерство позволит новой российской столице как можно быстрее стать вровень со столицами других европейских городов.
Гвидона венчают на царство — Петра I провозглашают императором
Лишь ступили за ограду,
Оглушительный трезвон
Поднялся со всех сторон:
К ним народ навстречу валит,
Хор церковный бога хвалит;
В колымагах золотых
Пышный двор встречает их;
Все их громко величают
И царевича венчают
Княжей шапкой, и главой
Возглашают над собой;
И среди своей столицы,
С разрешения царицы,
В тот же день стал княжить он
И нарекся: князь Гвидон.
Здесь просто неизбежна аналогия с заметками Пушкина к «Истории Петра Великого»: «Сенат и Синод подносят ему титул отца отечества, всероссийского императора и Петра Великого. Петр недолго церемонился и принял его» (Пушкин, т.IX, с.287).
Образ Ткачихи — это Англия «ткацкая мастерская всего мира». Повариха — Франция. Бабариха — Австрия
Три девицы под окном
Пряли поздно вечерком.
«Кабы я была царица, —
Говорит одна девица, —
То на весь крещеный мир
Приготовила б я пир».
«Кабы я была царица, —
Говорит ее сестрица, —
То на весь бы мир одна
Наткала я полотна».
Ткачиха, Повариха и сватья баба Бабариха — в этих образах легко узнаются «визитки» главных европейских держав предпушкинской и пушкинской поры. В самом деле: Ткачиха — это, вне всякого сомнения, Англия, «ткацкая мастерская всего мира», каковой она обычно изображается во всех изданиях всемирной истории. Достаточно напомнить, что первый прибывший в Санкт-Петербург английский торговый корабль был нагружен исключительно полотном.
Повариха — это Франция, слывшая в Европе XVII-XIXвв. законодательницей кулинарной моды и заполнившая французскими поварами (образ, известный и по русской классической литературе) весь цивилизованный мир того времени.
А сватья баба Бабариха — это третья главная держава Европы XVII-XIXвв. — Священная Римская империя германской нации. Почему «сватья»? Потому что ядро империи — Австрийское владение Габсбургов — «соединилось в одно целое посредством ряда наследств и брачных договоров» (Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991, с.335), а его история — это история «сцепления разных выморочных имений, отдаваемых в приданое» (там же с.330). Известен был даже посвященный этому «ядру» латинский стих, так звучавший в переводе на русский: «Пускай другие воюют; ты же, блаженная Австрия, заключай браки» (там же). Да и выбор имени Бабариха был несомненно продиктован его очевидным звуковым сходством с названием Боварии — страны, положившей историческое начало всей данной политической кристаллизации (выделением из Боварии в 1156г. была впервые образована как самостоятельное герцогство и сама Австрия). Хотя само по себе имя «Бабариха» восходит к русской фольклорной традиции — оно заимствовано Пушкиным из опубликованного в 1818г сборника Кирши Данилова.
Если все эти аналогии верны, то в избраннице царя Салтана придется признать Россию.
Чудеса в сказке: Белочка, 33 богатыря, Царевна-Лебедь — это болевые точки главных европейских держав
Интересно, что тетки Гвидона реагируют на новость о чудном острове в полном соответствии с со своей специфической ролью в политическом раскладе Европы начала XVIIIв. Как говориться, «у кого что болит, тот о том и говорит».
Повариха — Франция — Финансы — Белочка
Что «болит» у Поварихи-Франции? Известно, что самым актуальным вопросом для этого королевства в начале XVIIIв. был финансовый: экономика страны, ожившая после недавнего глубокого кризиса под воздействием только что проведенной денежной реформы, переживала так называемое «экономическое чудо». Правда, оно длилось недолго: уже в 1720г. страна, злоупотребившая эмиссией бумажных денег, снова вошла в полосу жестокого кризиса. Поэтому Повариха говорит, что настоящим чудом следует считать не новый город, а лишь волшебную белку, способную приносить ее владельцу сказочный доход.
«Уж диковинка, ну право, —
Подмигнув другим лукаво,
Повариха говорит, —
Город у моря стоит!
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Вот что чудом-то зовут».
Ткачиха — Англия — Морской флот — 33 богатыря
По аналогии можно интерпретировать образ Ткачихи. У Англии начала XVIIIв имелось только одно больное место — опасение, что кто-то может оспорить ее статус «владычицы морей». Соответственно, «идея фикс» Ткачихи — это морской флот, с которым мы ассоциируем образ тридцати трех богатырей. Поэтому Ткачиха говорит, что чудом следует считать не Белочку с золотыми орехами, а только лишь военную стражу, обитающую в море и охраняющую сушу.
Усмехнувшись исподтиха,
Говорит царю ткачиха:
«Что тут дивного? ну, вот!
Белка камушки грызет,
Мечет золото и в груды
Загребает изумруды;
Этим нас не удивишь,
Правду ль, нет ли говоришь.
В свете есть иное диво:
Море вздуется бурливо,
Закипит, подымет вой,
Хлынет на берег пустой,
Разольется в шумном беге,
И очутятся на бреге,
В чешуе, как жар горя,
Тридцать три богатыря,
Все красавцы удалые,
Великаны молодые,
Все равны, как на подбор,
С ними дядька Черномор.
Это диво, так уж диво,
Можно молвить справедливо!»
Реакция Гвидона на слова Ткачихи — около острова Буяна появляется морская стража. Прообраз этой метафоры очевиден. При Петре I русский флот и армия стали считаться одними из сильнейших во всем мире. Создание флота оказало сильное влияние на развитие торговли. Так как стало возможно осуществлять торговлю по морским путям. Также создание северных портов и флота на Балтике позволило осуществлять сообщение с Европой. Флот расширил и укрепил границы Российской империи.
С того времени, как Россия создала военно-морской флот, появилась возможность обезопасить торговые морские пути, развивать новые порты и прежде всего Петербургский. В 1725 году в город на Неве прибыло 450 иностранных кораблей. Таким образом, город, сотворенный Петром, стал не только политическим, но и международным экономическим центром.
Под дядькой Черномором скрывается, конечно, Федор Матвеевич Апраксин (1671-1728), генерал-адмирал русского флота, знаменитый сподвижник Петра. «Черномором» он назван потому, что был главным распорядителем работ по созданию первого русского, так называемого черноморского флота в Воронеже и Азове. А «дядькой» — потому, что этот термин официально означал в допетровской и петровской Руси должность «опекуна».
Бабариха — Австрия — Народ — Царевна-Лебедь
Повариха и ткачиха
Ни гугу — но Бабариха
Усмехнувшись говорит:
«Кто нас этим удивит?
Люди из моря выходят
И себе дозором бродят!
Правду ль бают, или лгут,
Дива я не вижу тут.
В свете есть такие ль дива?
Вот идет молва правдива:
За морем царевна есть,
Что не можно глаз отвесть:
Днем свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выплывает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит.
Молвить можно справедливо,
Это диво, так уж диво»
Решающий тест на тождество Бабарихи и Австрии — это утверждение Бабарихи, что настоящим чудом следует считать не морскую стражу, а заморскую царевну неслыханной красоты.
Но чтобы понять скрытый смысл этого утверждения, нужно знать, в чем заключалась основная «головная боль» Австрии как государственно-управленческой системы. А заключалась она в том, что собственно австрийская часть империи Габсбургов была не органически возникшей и естественно развивающейся формой государственного самовыражения немецкого народа, а рыхлым эклектическим соединением германских, славянских, венгерских и других земель разного политического статуса и веса. Самое же главное противоречие заключалось не просто в разнородном национальном составе населения страны, но и в чисто искусственной организации отношений между ее господствующим немецким меньшинством и бесправным многонациональным большинством. Особенно напряженные отношения сложились у Австрийского правительства со своими славянскими подданными (с народами Богемии, Моравии, Галиции, Ладомирии, Буковины, Каринтии, Крайны, Далмации, Истрии, Хорватии, Словении), которые хотя и образовывали подавляющее большинство населения империи (почти 50%), но были разобщены и потому бесправны.
При таких заведомо антагонистических отношениях со своими «варварскими» подданными австрийское правительство могло лелеять одну-единственную политическую «идею фикс» — мечту об «идеальном» для своей власти народе, то есть мечту о таких «цивилизованных» подданных, с которыми у правительства не возникало бы никаких проблем. И Бабариха говорит о Царевне-лебеди.
Нужно иметь в виду, что олицетворение «идеального (для власти) народа» в образе «царевны» вовсе не является личным художественным изобретением Пушкина. Поэт воспользовался здесь очень древним фольклорно-мифологическим архетипом, трактующим «народ» как «царскую половину» или «супругу» (в русском языке такая трактовка «народа» до сих пор живет в выражении «венчаться на царство», то есть в представлении о «венце» как о символе обладания не только «супругой», но и «царством» — совокупностью царских подданных.
Ответ на вызов «сватьи» известен: импульс, приданный петровскими реформами России, если и не навсегда покончил с западным представлением о ней как о стране «варваров», то существенно умерил пренебрежительное отношение Европы к России. А то, что образ царевны Лебеди служит в сказке символическим олицетворением русского народа, доказывается словами царевны: «Ты найдешь меня повсюду».
Действительно, и строительством города в устье Невы, и средствами на войну, и флотом, и победами — всем этим Петр I был обязан русскому народу. «Никогда ни один народ не совершал такого подвига, который был совершен русским народом под руководством Петра; история ни одного народа не представляет такого великого, многостороннего, даже всенародного преобразования, сопровождавшегося столь великими последствиями как для внутренней жизни народа, так и для его значения в общей жизни народов. во всемирной истории» (Ключевский, т.IV, с.187).
Можно, конечно, оспаривать превосходные степени данного утверждения («никогда», «ни один») как извинительное на почве национальной гордости преувеличение. Можно также оспаривать ценность петровских преобразований или качество их последствий для русского народа. Но невозможно оспорить тот главный факт, что все совершенное русским народом при Петре I и под его руководством — действительно похоже на чудо.
Образы Комара, Мухи и Шмеля — это заграничные путешествия Петра I
Чрезвычайно многообещающе выглядит сюжетная аналогия «Сказки о царе Салтане», где Гвидон, принимая облик комара, мухи и шмеля, посещает заморские страны с их обитателями — Ткачихой, Поварихой и сватьей бабой Бабарихой.
Будь же, князь, ты комаром».
И крылами замахала,
Воду с шумом расплескала
И обрызгала его
С головы до ног всего.
Тут он в точку уменьшился,
Комаром оборотился
Совершенно очевидно, что здесь напрашивается аналогия с неоднократными заграничными путешествиями Петра I: в Германию, Голландию, Англию и Австрию — во время Великого посольства 1697-1698гг., и в Голландию и Францию — в 1717г. Оправдывается аналогия прежде всего манерой поведения Петра во время этих путешествий — его постоянным стремлением умалиться (в первом путешествии он вообще присутствовал в посольстве инкогнито — под именем урядника Петра Михайлова, а во втором, хотя уже и не скрывал своего имени и достоинства, но тоже поражал европейцев равнодушием к роскоши и церемониалу).
И опять она его
Вмиг обрызгала всего.
Тут он очень уменьшился,
Шмелем князь оборотился
Образ белочки — это финансовая и налоговая реформы Петра I
В «Сказке о Царе Салтане» образ белки, грызущей чудесные орешки и тем самым приносящей князю прибыль, обнаруживает явное отношение к финансово-экономической проблематике.
Князь Гвидон ей отвечает:
«Грусть-тоска меня съедает;
Чудо чудное завесть
Мне б хотелось. Где-то есть
Ель в лесу, под елью белка;
Диво, право, не безделка —
Белка песенки поет,
Да орешки всё грызет,
А орешки не простые,
Всё скорлупки золотые,
Ядра — чистый изумруд;
Но, быть может, люди врут».
Ответом Гвидона на вызов Поварихе явилась, как мы знаем, кардинальная перестройка налоговой системы страны. «Новый оклад подушной (о оброчной) подати с огромным излишком заменил все старые оклады прямых податей — табельных, погодных, запросных. Все они вместе составляли 1.8 млн руб., тогда как подушная (и оброчная) подать давала 4.6 миллиона; общий же итог государственных доходов по окладу поднялся с 6 до 8,5 миллионов. Почти теми же цифрами выражалось и увеличение текущих годичных поступлений. Такая прибавка к старым доходам развязала руки правительству для более правильного обеспечения главных государственных расходов» (Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и Реформа Петра Великого. СПб, 1892, с.726).
Князь для белочки потом
Выстроил хрустальный дом,
Караул к нему приставил
И притом дьяка заставил
Строгий счет орехам весть.
Князю прибыль, белке честь.
Если принять во внимание, что «дьяк» — это древнерусское терминологическое обозначение государственного чиновника, то едва ли придется усомниться, о каком «доме» идет речь. Финансовая реформа, предполагавшая перестройку всего правительственного аппарата, вызвала к жизни, в частности, появление такого небывалого прежде на Руси государственного учреждения, как Сенат с 12ю коллегиями.
В указе Петра об учреждении Сената говорится: «Смотреть во всем государстве расходов, и ненужные, а особливо напрасные, отставить. Денег как можно собирать, понеже деньги суть артерии войны» (Якобсон Н. Русский Сенат (в первое время по учреждении). СПб. 1897. с.10). Сенат задуман Петром как учреждение, осуществляющее высший надзор за расходами, заботу об умножении доходов, об улучшении качества казенных товаров, о векселях, торговле и т.д.
У Пушкина не случайно сказано, что хрустальный дом для белочки был выстроен «потом». Самый первый размещался, как известно, в Москве, потом переехал в Санкт-Петербург, где тоже долго не имел постоянного адреса. И наконец, получил постоянную «Квартиру» во дворце Бестужева. Интересная деталь: открытая аркада вдоль фасада этого здания была остеклена (по одним данным, при Екатерине II, а по другим при Николае I). Не это ли, необычное для того времени, архитектурное решение дало Пушкину назвать дом для белки хрустальным? Хотя скорее всего речь идет об указе Петра от 1715 года, согласно которому в Петербурге были заведены хрустальная и стекольная фабрики (Пушкин, т.X, с.247). Как символ новых российских технологий, это заведение вполне могло вдохновить творческое воображение Пушкина на создание образа «хрустального дома».
Работа с художественным текстом на продвинутом этапе обучения РКИ.
Советский филолог Дмитрий Сергеевич Лихачев так вспоминал о своем обучении в университете: «Пропагандистом медленного чтения был академик Щерба. Мы с ним за год успевали прочесть только несколько строк из „Медного всадника“. Каждое слово представлялось нам как остров, который нам надо было открыть и описать со всех сторон».
Лихачев Д.С.: «Самое печальное, когда люди читают и незнакомые слова их не заинтересовывают, они пропускают их, следят только за движением интриги, за сюжетом, но не читают вглубь. Надо учиться не скоростному, а медленному чтению. У Щербы я научился ценить наслаждение от медленного чтения»
Учебный центр русского языка готовит преподавателей русского языка как иностранного (РКИ). Посмотрите запись Лектория для преподавателей РКИ. В этой лекции мы поговорили об одном из самых востребованных, интересных, но при этом непростых видов работы на занятиях по РКИ — чтению художественного текста с иностранцами, владеющими русским языком на уровнях В2-С1. Лектор Ольга Эдуардовна Чубарова, доцент кафедры РКИ Московского государственного лингвистического университета.
Программа «Методика преподавания русского языка как иностранного»
В программе очного курса «Методика преподавания РКИ» 4 лекции отведены изучению художественного текста. Эти лекции читает Елена Вячеславовна Макеева – кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного в профессиональном обучении института филологии МПГУ
Раздел «Художественный текст на занятиях по РКИ» включает темы:
- Учебные пособия по работе с художественным текстом.
- Методики работы с художественным текстом. Цель – контингент – среда.
- Виды чтения. Типы заданий и упражнений.
- Адаптация и комментирование художественного текста.
- Технологии самостоятельной подготовки материалов по обучению чтению художественного текста в иностранной аудитории.
- И уникальный блок. Художественный текст во внеаудиторных формах работы: технологии проведения экскурсий по литературным местам, викторины и квесты. Разработка внеаудиторного занятия. Слушатели очного курса приглашаются на живые экскурсии с иностранцами.
Интересно стать преподавателем русского языка как иностранного? Регистрируйтесь на очную программу.
Источники:
- Горюнков Сергей «Герменевтика пушкинских сказок». СПб, Алетейя, 2009
- «Я живу с ощущением расставания…». Газета «Комсомольская правда». 1996. 5 марта.
Часть 4.
Одним из ведущих персонажей в этой сказке А.С.Пушкина является Царевна Лебедь, у которой «месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». Причем, если Князь Гвидон – повелитель вод, то Царевна Лебедь – символ звездного неба. Оснований для такого предположения более чем достаточно. Если мы обратимся к древнейшим литературным памятникам индоевропейцев Ригведе и Авесте, то узнаем, что в санскрите «hansa» – гусь, лебедь и душа, познавшая высшую истину, высший дух. В гимнах Ригведы и Авесты гусь-лебедь ассоциируется с творческим началом Вселенной, со светом, разумом и богом-творцом. В хорезмийской концепции происхождения Вселенной есть свидетельство того, что «изначальное божество, заключающее в себе части мироздания, представлялось в образе водоплавающей птицы». Стоит вспомнить также, что спутником Сарасвати – великой водной богини ведической эпохи – был гусь-лебедь, который олицетворял собой всеохватывающее небо . Не менее значимым был этот образ и в славянской культурной традиции. Еще на праславянских украшениях встречаются многочисленные изображения лебедей. На древнеславянских зольниках – местах ритуальных костров – археологи находят вырытые в земле гигантские фигуры лебедей. Древнегреческая мифология не случайно связывает лебедей – священных птиц Аполлона – с северной окраиной Ойкумены, куда они ежегодно уносили бога к берегам холодного Кронийского океана, в земли гипербореев. Вероятно, прав Б. А. Рыбаков, считая, что «солнечных лебедей праславянского мира мы должны рассматривать не как механическое заимствование античного мифа, а как соучастие северных племен в каком-то общем (может быть, индоевропейском) мифотворчестве, связанном с солнцем и с солнечным божеством» . Для восточнославянской фольклорной традиции характерно практически тоже восприятие этого образа, что и в ведических гимнах четырехтысячелетней давности. И так же, как ведическая традиция связывает водоплавающую птицу с верховным существом – творцом Мира, так и записанная в середине XX века (!) в Русском Устье на р. Индигирке космогоническая легенда о сотворении земли связывает образ творца с уткой-гагрой. Причем, эта легенда удивительно близка к ведическому представлению об акте творения . В целом, в русской народной традиции образы водоплавающих птиц – уток, гусей, лебедей играют совершенно исключительную роль. Зачастую именно утица, лебедь или гусь маркируют собой сферу сакрального в обрядовых песнях календарного цикла. Особенно же широко распространены образы гусей и белых лебедей в русских народных свадебных песнях, где постоянно сравнение невесты с «лебедью белой», плывущей по «Морю Хвалынекому», «по Дунаю», восклицающей «на тихих заводях», «отстающей от стада лебединого» и т.д. Кстати, и «пава» русских народных песен, судя по всему, мыслилась также водоплавающей птицей-уткой или лебедью. Об этом свидетельствует песня, записанная в 1958 году в Архангельской области:
«Что на тихой на тишине,
Да на тихой лебединою
Да там не паванька плавала,
Да не пава перья ронила…»
А. С. Пушкин, вероятно, прекрасно знал это, когда писал о своей Царевне Лебеди:
«А сама-то величава,
Выплывает, будто пава».
Конечно, во времена А.С. Пушкина эта традиция была гораздо ярче и многообразнее, и само осознание образа «белой лебеди» народом было глубже и серьезней.
Так, Е.Е. Кузьмина подчеркивает, что в индоиранской мифологии водоплавающая птица выступала олицетворением и спутницей богини-матери, связанной с водой, которая часто изображалась в виде «мирового дерева» с сидящими на нем птицами . Но именно такая композиция – дерево с сидящими на нем птицами, утицами, лебедями или павами – является одной из самых распространенных в русской народной вышивке от Орла и до Архангельска . В пушкинской «Сказке о Царе Салтане» весь комплекс связей, отмеченных для индоиранской традиции Е. Е. Кузьминой, выявлен исключительно рельефно. Здесь есть богиня-мать, связанная с водой (и ее сын – повелитель вод), водоплавающая птица (Царевна-Лебедь) и мировое дерево (дуб).
Известно, что ведическая традиция связывает гуся-лебедя с музыкальным ладом, с сакральными музыкальными ритмами, с особым строем напева священных текстов, со стихотворным размером, с определенным положением руки в танце. Но и в восточнославянской, и особенно севернорусской, традиции гуси-лебеди тесно связаны с музыкальным ладом, с гуслями (часто крыловидными, в связи с чем заметим, что в санскрите «hansapaksa» – крыло лебедя – название определенной позиции руки в танце), с обрядовыми плясками.
Мы должны отметить также, что в языке древнеиндийской культуры санскрите слово hansapada обозначает киноварь, то есть красный цвет. Интересно, что рабочая часть ткацкого стана, создающая узоры нитью красного цвета по белой основе, носит в русской традиции название «уток». Но в ведических текстах понятие «уток ткацкого стана» связывается с представлением о мироздании, где нить утка, не прерываясь, переплетается с основой и образует узор ткани. В ней основа – субстанционально-качественная (энергетическая) нить, а уток расцвечивает основу природы, осуществляет разнообразие ее необъятной, но единой ткани.
Зная о том, что в древнейшей традиции музыкальный лад, связанный с гусями-лебедями, творит музыку Космоса, что игра на гуслях соизмерима в этом мифопоэтическом ряду с тканьем «мировой гармонии», со структурированием Вселенной, можно понять, почему проповедник XII века Кирилл Туровский грозил посмертными муками тем, кто ворожит, гудит в гусли и сказывает сказки, почему в требнике XVI века среди вопросов на исповеди были такие, как: «Не пел ли еси песней бесовских. Не играл ли еси в гусли…», а игумен Памфил ругал псковичей за то, что во время Купальской ночи они играли «в бубны и сопели и гудением струнным» .
В свете этих исторических данных удивительно то, что А.М. Мехнецову удалось обнаружить архаические формы в живой гусельной традиции Псковской области в 80-х годах XX века! Это свидетельствует о том, что не смотря на все гонения, традиция (а значит в какой-то мере и древняя вера) осталась жива на Псковской земле – земле потомков легендарных кривичей, народа, известного еще гимнам Ригведы и преданьям Махабхараты, вплоть до наших дней. Нам сложно представить себе насколько сохраненной и развитой она была во времена А.С. Пушкина. Мы можем только предполагать, что эта традиция была представлена значительно богаче и разнообразнее, чем в наши дни. Утицы, гуси и лебеди русской народной вышивки, уткообразные притужальники ткацких станов, солоницы, скобкари и братины в форме утки или лебедя, утицы, венчающие, наряду с коньками, крыши крестьянских домов, крыловидные гусли и гуси-лебеди народных песен, сказок, заговоров – весь этот архаический пласт народной культуры был еще живым и полнокровным даже в середине XIX века, тем более в его первой четверти. И такой чуткий художник, как А.С. Пушкин, конечно, не мог пройти мимо загадочного и прекрасного образа Царевны Лебеди (или Белой Лебеди), сохраненного одним из вариантов сказки «О Царе Салтане».
Надо заметить, что в первоисточнике, взятом поэтом за основу «Сказки о Царе Салтане», даже, казалось бы, второстепенные детали повествования при ближайшем рассмотрении оказываются весьма серьезными и значимыми элементами древнего мифа. Так, первым, что сделал князь Гвидон, ступив на берег острова Буяна, было изготовление из дубовой ветки лука, тетивой которого становится «снурок шелковый» от нательного креста. Именно благодаря этому луку князь Гвидон спасает Царевну-Лебедь и, в конце концов, получает ее в жены. Здесь невольно напрашиваются аналогии с ситуацией «Одиссеи», где не узнанный муж получает вновь супружеские права, натянув свой лук. Это представляется особенно интересным в связи с тем, что лук и стрелы – оружие типично скифское, и изображения греков-лучников отсутствуют . Возможно, объяснением такого особого отношения к луку вообще и его натягиванию в частности, и в древнегреческой мифопоэтической традиции, и в русской народной сказке служит то, что понятие «лук» кроме оружия включало в себя в глубокой древности также и представление о мужской сексуальной силе, что зафиксировано, например, в пракритской поэзии, в охотничьих песнях .
Такой персонаж сказки «О Царе Салтане» как белка, которая «песенки поет, да орешки все грызет», имеет себе аналог в германо-скандинавской мифологии, где сохранился образ белки, связанной с мировым деревом Игграсилем, которая снует по этому дереву, являясь посредником между «верхом» и «низом». Есть также предположение о том, что в «Слове о полку Игореве», где, кстати, струны гусель сравниваются со «стадом лебедей», Боян передвигался не «мыслью по древу», а «мысью», то есть белкой.
Возвращаясь вновь к «острову Буяну», отметим, что в некоторых заговорах XIX века «остров Буян» прямо называется погостом или кладбищем: «Стану я, раб Божий, благословясь, пойду, перекрестясь, пойду я на погос, на Буево… поворочу я на святую могилу, спрошу я у мертвого мертвица…» и соотносится с местом, где покоятся умершие: «На мори на Кияни, на острови на Буяни, на камне на высоком стоит гробница, в гробе лежит красная девица…» . Интересно, что и 33 морских витязя – братья Царевны-Лебеди, связанные с морем-океаном и островом Буяном, известны русским заговорам: «На море Океане, на острове Буяне лежат тридцать три мертвеца…» . Отметим, что ведет богатырей их «дядька Черномор»; здесь, в пределах своего локуса – мира мертвых, небесного космического океана, он, безусловно, положительное начало.
В связи с образом 33 богатырей из сказки «О Царе Салтане», которые имеет смысл вспомнить, что в ведийской мифологии, как и в древнеиранской (Видевдат), общее число древнейших богов составило 33: «Богов на небе – 11, на земле – 11, в водах – 11». В гимне Ригведы, обращенном к божествам утренней и вечерней зари, всадникам Ашвинам, певец зовет: «Сюда, о Насатьи, с трижды одиннадцатью», то есть со всеми богами, живущими в глубинах неба – космического океана Вечности .
О том, что в «Сказке о Царе Салтане» остров Буян действительно является «тем светом», местом, где обитают умершие, свидетельствует также постоянное оборотничество князя Гвидона, который для всех своих возвращений в мир живых (царство Салтана) использует чужое обличье. Общеизвестно, что в народных представлениях у мертвых нет обычного земного тела («у навей нет облика»), поэтому они могут прийти в этот мир, только позаимствовав у кого-то его плоть. С этими представлениями связана традиция ряжения в Святки и на Масленицу – дни, посвященные предкам, возвращающимся в мир живых. Такое восприятие ряженых дошло практически до наших дней. Согласно данным, полученным фольклорно-этнографическими экспедициями под руководством А.М. Мехнецова, в 80-е – 90-е годы XX века во всех районах Псковской области информаторы помнят о таких обязательных персонажах ряжения, как «предки» (старцы, покойник), «нелюди», «чужаки» (нищие, побирушки), «высокие старухи». Л.Н. Виноградова подчеркивает, что ряженые (окрутники, кудесники, шуликоны, колядники, полазники и т.д.) и нищие являются теми ритуально значимыми лицами, при посредничестве которых можно связаться с миром умерших. Здесь стоит отметить, что русское слово нищий соотносится с древнеиндийским nistyas, что значит «чужой», «нездешний» и в целом аналогично понятию «ряженый». Л.Н. Виноградова считает, что «по-видимому, можно разделить мнение ряда специалистов о том, что есть основания (в том числе и языковые свидетельства) предполагать, что нищие (и ряженые) воспринимались как заместители умерших, а щедрое их одаривание – как отголосок поминальных жертвоприношений» . Для того, чтобы душа живого человека не оставалась навсегда на «том свете», ряженые категорически запрещали называть себя по имени, узнавать себя. За нарушение этого запрета провинившегося «били смертным боем», так как считалось, что душа поименованного может не вернуться в его тело, занятое на время Святок или Масленицы кем-то из его предков. Такое положение могло принести общине неисчислимые бедствия, т.к. в дни Святок и Масленицы все жили по законам «перевернутого мира» – мира предков. Именно об этом свидетельствуют воспоминания стариков и старух из разных районов Псковской области (80-е – 90-е годы XX века), отмечавших, что ряженых называли «дедами», что они ходили молча или «выли по-собачьи», кланялись до земли, что их лица были вымазаны сажей, что они были не смешны, а вызывали уважение и страх, что их ждали в каждом доме и готовились к этой встрече. Но по окончании этих обрядовых циклов все возвращалось на свои места, и живые начинали жить по законам мира живых людей. Оставшаяся же в теле человека душа умершего продолжала бы жить по законам «того света», принося живым вред. Остается только удивляться, насколько тонко чувствовал эти оттенки обряда великий русский поэт, коль даже такие, казалось бы, мелкие детали отмечены им в «Сказке о Царе Салтане»: ни царь Салтан, ни ткачиха, ни повариха, ни сватья Баба Бабариха никогда не называют комара – комаром, муху – мухой, а шмеля – шмелем. Когда «с криком ловят комара», то это «распроклятая ты мошка!», когда пытаются поймать муху, то «лови, лови, да дави ее, дави…», когда шмель кусает нос «старой бабушки своей», то мы снова слышим: «лови, да дави его, дави…». Ничто из живого, что может перенести хотя бы кусочек «того света» в наш мир, не может быть названо по имени.
После своих подвигов в мире живых князь Гвидон возвращается на остров Буян, преодолевая морские просторы. Ряженые в русской народной традиции обязательно в Крещение (когда, как правило, трещали самые лютые морозы) после освящения воды купались в проруби, возвращая «тому свету» душу предка, которому «одалживали» на время Святок свое тело. Сделать это было необходимо, так как с древнейших ведических времен считалось, что кратчайший путь души на небо, в обитель богов и предков, – это погружение в речные или морские воды. Такие представления были еще живы в российской глубинке в начале XX века. Но остается только удивляться тому, что даже в 1996 году в деревне Журавлев Конец Гдовского района Псковской области фольклористам сообщили, что те, кто рядились на Святки, в Рождество обязательно должны были обливаться тремя ведрами колодезной воды . Конечно, русским крестьянам – современникам А.С. Пушкина, не нужно было объяснять, что «остров Буян» – мир умерших, тот свет. Об этом говорило не только название чудесного острова, но и то, что «все в том острове богаты, изоб нет, везде палаты». Но в устах дворянина, барина – А.С.Пушкина – все это свидетельствовало о том, что он удивительно хорошо ориентировался в народных обрядовых текстах и умел находить среди них те, которые наиболее точно выражали мысль поэта.
Из этого же ряда и образы корабельщиков-гостей, которые плавают из царства Салтана к острову Буяну и обратно. В принципе, между ними и «нищими», «странниками», «чужаками» святочного ряженья можно поставить знак равенства, они также соединяют мир живых (царство Салтана) и мир мертвых (остров Буян).
Поэтому нет ничего удивительного в том, что весь сюжет пушкинской сказки построен на основе архаических мифологем и, по сути, является логичным мифопоэтическим текстом с минимумом инноваций. У поэта был прекрасный сказочный первоисточник. Удивительно другое – насколько бережно А.С.Пушкин обошелся с этим первоисточником, сохраняя все его детали даже в мелочах. Надо подчеркнуть, что и другие сказки А.С.Пушкина, написанные на основе русских народных волшебных сказок, также наполнены богатейшим и архаичнейшим фольклорным материалом, причем, использованным именно в том контексте, который и предполагали древние мифологические тексты. Поскольку прототипы сказок «О золотом петушке» и «О рыбаке и рыбке» спорны: В.Я.Пропп полагал, что «Сказка о рыбаке и рыбке» восходит к сказке братьев Гримм, а «Сказка о золотом петушке» – к В.Ирвингу , то мы обратимся к «Сказке о мертвой Царевне и семи богатырях», о которой В.Я.Пропп писал: «Имеется фрагментарная запись сказки о мертвой царевне. Принадлежность ее Арине Родионовне сомнительна, хотя и возможна. Пушкин воспользовался ею, но пушкинская сказка богаче и стройнее данного текста» .
Поскольку анализ «Сказки о мертвой Царевне и семи богатырях» был в свое время блестяще проведен В.Я.Проппом, мы позволим себе остановиться только на некоторых деталях пушкинского текста, подтверждающих наличие в нем фольклорно-мифологических мотивов, исключительно близких к зафиксированным в ведической литературе – Ригведе, Махабхарате, Брахманах – с одной стороны, и в русских обрядовых песнях, заговорах, сказках – с другой. Начнем с того, что уже неоднократно отмечалось исследователями: та часть сюжета пушкинской сказки, которая относится к жизни Царевны в лесу у семи богатырей, удивительно похожа на ситуацию, описанную в древнеиндийском эпосе Махабхарата, где пять братьев Пандавов живут в лесу со своей общей женой Драупади. Но на этом сходство заканчивается, из чего можно сделать вывод о том, что и в основе одного из сюжетов древнеиндийского эпоса, и русской сказки лежал какой-то общий протосюжет или, как полагал В.Я.Пропп, некий древний обряд, связанный с так называемыми «мужскими домами». Но в сюжетной канве сказки А.С.Пушкина есть одна удивительная деталь – путешествие королевича Елисея. Разыскивая свою невесту повсюду, он объезжает стороны света, а затем обращается за ответом к солнцу, месяцу и ветру. Ответ он получает только от Ветра, который «всюду веет на просторе». Но вот перед нами древнее сказание – «шрути» (букв, «услышанное») из текстов брахман под названием «Поучение Дхиры», где говорится следующее: Огонь – все, что ни есть на свете. «Поистине, Агни – это дыхание. Ибо когда человек спит, речь его умирает вдыхании, и зрение умирает в дыхании, и разум, и слух. А когда человек пробуждается, все они возникают вновь издыхания. Это о нашей сути». Но «Будучи зрением, он (Огонь) – Солнце; будучи разумом – Луна; будучи слухом – Страны света; а будучи дыханием, он – Ветер, который всюду веет».
И здесь имеет смысл вновь процитировать древний текст «Поучения Дхиры», где говорится, что: «Когда огонь уходит ввысь, тогда он, поистине, исчезает в ветре, и оттого, что он исчезает в ветре, о нем говорят: «развеялся». Когда же заходит солнце, оно тоже погружается в ветер, и луна погружается в ветер, и страны света зиждутся на ветре и из ветра появляются вновь. И когда тот, кто знает это, уходит из нашего мира, своей речью он сливается с Огнем, зрением – с Солнцем, разумом – с Луной, слухом – со странами света, дыханием – с Ветром. А растворившись в них, он становится тем из этих божеств, каким пожелает, и обретает покой».
В «Сказке о мертвой Царевне и семи богатырях» Царевна спит: ее речь, слух, зрение, разум – «умерли в дыхании», то есть в ветре, поэтому ни стороны света, ни солнце, ни месяц не могут ничего ответить королевичу Елисею. Это дано только Ветру-дыханию, в котором растворилось все остальное.
Возможно, в «Сказке о мертвой Царевне и семи богатырях» мы имеем дело с очень архаическим мифом, сохраненным народной памятью еще с той далекой поры общеиндоевропейского единства, когда предки многих современных народов, говорящих на индоевропейских языках, жили на своей прародине – в Приполярье. Слишком многое в этой сказке не укладывается в схему традиции «мужских домов» и «обряда инициации». Ее сходство с одним из сюжетов Махабхараты, как было отмечено ранее, ограничивается жизнью в лесу царевны и семи богатырей в нашем случае, и пяти богатырей-братьев Пандавов и царевны Драупади – в индийском варианте. Однако, повторяем, на этом сходство заканчивается, так как Драупади – общая жена пяти братьев Пандавов, а царевна только названная сестра семи богатырей, что весьма существенно. Но если мы обратимся к мифологии, к гимнам Ригведы, то выявится очень интересная картина. В гимнах самой древней части «книг знаний» Вед – Ригведы постоянно воспеваются зори: утренняя, предваряющая приход солнца и незакатный 86-дневный день, и вечерняя, предстоящая 64-дневной зимней ночи . Действительно, следом за вечерней зарей и многодневными сумерками на широтах 70 – 68° с. ш. наступает двухмесячная полярная ночь, озаряемая только сполохами северного сияния. Заговоры Атхарваведы называют эту ночь «супругой года» . Но весной заря снова оживает и предваряет длинный летний день. В гимнах зори, разделенные ночью, воспеваются как мать и дочь:
«Ушли те смертные, что видели,
Как зажигается более древняя Заря.
Это нам теперь она явилась воочию.
Утреннюю зарю в гимнах называют «ярко пылающей юной женщиной в светлых одеждах» и «дочерью неба», но подчеркивают, что она «сестра ночи», а солнце «ее возлюбленный» .0 них говорят, что «ночь и заря одного духа, (но) разного вида», что когда «светящаяся, сияющая, она пришла (т.е. заря), уступила черная ей (свои) насиженные места» . Заря «пробудилась», раскрывая края неба. Далеко прочь она прогоняет (свою) сестру» (т.е. ночь), и «юная женщина сверкает глазом (своего) возлюбленного» .
Отметим, что, будучи дочерью неба, заря всю долгую зимнюю ночь отсутствует, спит в небе, где находятся и особо чтимые в ведическое время семь звезд Большой Медведицы (семь риши Ригведы, т.е. «семь мудрецов»). Они считались прапредками арьев, в то время как заря – праматерь, так как именно она «отмеряет награды, состоящие из потомства», «озирает все существа», «уменьшает срок жизни смертного», «повелевает надо всем земным добром», «пробуждаетлюдей, поднимает все живое». Зарю называют «матерью богов, высокой богиней», которая «укрепляет людей в роде людском». Будучи богиней, она сестра семи звезд-предков и, естественно, у них отдыхает всю долгую зимнюю ночь, до той поры, пока ее не разбудят первые лучи приходящего на север солнца – «ее возлюбленного». И тогда она начинает сиять солнечным светом – «глазом своего возлюбленного», постепенно заполняя все пространство неба и прогоняя царившую до нее ночь. Вся описанная выше мифологическая ситуация достаточно легко укладывается в сюжет «Сказки о мертвой Царевне и семи богатырях» А.С.Пушкина. Отметим, что богиня утренней зари Ригведы Ушас – это весенняя заря и зиму она проводит «в твердыне на горе» . В.Н.Топоров отмечает, что образ Ушас восходит к индоевропейскому представлению о заре и ее имя тождественно древнегреческому Эос, латинскому Аврора, латышскому Усиньш, русскому Усень, Авсень. Интересно также то, что «вне Ригведы она появляется очень редко и вскоре в послеведийскую эпоху полностью исчезает», хотя «архаичность образа Ушас несомненна; ее сравнивали с ипостасями женских божеств типа Великой матери» . Такое странное исчезновение образа божества можно объяснить только одним – на полуострове Индостан, куда арьи принесли и где сохранили до наших дней гимны Ригведы, сложившиеся в высоких северных широтах их прародины, не было многодневной утренней зари, предвещавшей приход солнца и незакатный 86-ти дневный летний день, и не было 64-х дневной зимней ночи, когда заря и солнце отсутствуют. Что касается русской народной традиции, то можно только удивляться, сколько сказок, песен, заговоров связано в ней с «Зарей-Заряницей, Красной девицей».
Возвращаясь же к символике пояса, заметим, что в ведической традиции пояс – это «богиня-сестра, священная повязка», которая «оставив дурные слова, очищая человека как очиститель, одевается силой вдоха и выдоха, мощью». Индийский исследователь Р.Б.Пандей пишет: «Пояс считается дочерью веры (шраддхи) и сестрой мудрецов». Кроме того, он отождествляется с пуповиной, которая соединяет человека с его прапредками – небесными мудрецами. Об этом свидетельствует один из гимнов Ригведы, в котором брахман Трита (что значит – Третий) говорит: «От земли до семи лучистых пуповина моя восходит», – имея в виду свое родство с семью звездами Большой Медведицы – прапредками арьев . Таким образом то, что заря в русских народных заговорах выполняет функции пояса и очищает человека, находит полные аналогии в древних ведических текстах. Причем, она всегда «красная девица» и, судя по гимнам Ригведы, сестра семи звезд Большой Медведицы, самого почитаемого созвездия индоевропейской древности. Поэтому в сказке А.С.Пушкина Царевна не может быть женой ни одному из семи богатырей – они ее братья. И спит она сном, похожим на смерть, не где-нибудь, а в хрустальном гробе, находящемся в пещере в горе. Вспомним, что ведическая богиня зари Ушас тоже проводит зиму в «твердыне на горе». Судя по всему, в сказке А.С. Пушкина хрустальный гроб – символ холода и льда, ведь общеизвестно, что в древности и средневековье хрусталь действительно считали окаменевшим льдом. Кроме того, в одном из заговоров, записанных в середине XIX века в Тобольской губ., говорится, что за морем, за горами, «из ледяной лужи течет ледян змей и пожирает он чистое серебро и красное золото» . Здесь, наверное, стоит вспомнить, что заря и у индоиранцев, и у славян всегда ассоциируется с золотом. Таким образом, мы можем сделать вывод, что и для «сказки о мертвой Царевне и семи богатырях» А.С.Пушкин имел прекрасный прототип, сохранивший архаический мифологический сюжет, с которым поэт обошелся также чутко и бережно, как и с предыдущим сказочным первоисточником.
И, наконец, в народных заговорах зафиксирована возможность навести на девицу порчу при помощи яблока. В середине XIX века Л.Н.Майковым во Владимирской губернии был записан текст, который произносился «в самую полночь», на кислое яблоко. Творящий заговор (правда, «на присуху девок») произносил настолько страшные и жестокие слова, что ничего хорошего девицам это не сулило . Поэтому нет ничего удивительного в том, что в сказке Царевна погибает, откусив кусочек яблока, отравленного или заговоренного.
В отличие от «Сказки о Царе Салтане» и «Сказки о мертвой Царевне», в таких пушкинских сказках, как «О рыбаке и рыбке» и «О золотом петушке» прямых аналогий древним мифам мы не найдем. В.Я.Пропп писал, что «в бумагах Пушкина не обнаружено записей сказки о рыбаке и рыбке, а также сказки о золотом петушке. Сказка о рыбаке и рыбке восходит к сказке братьев Гримм, сказка о золотом петушке – к В.Ирвингу». Однако следует заметить, что сюжет «Сказки о рыбаке и рыбке» известен в очень многих традициях, он интернационален, как интернациональны человеческая жадность и глупость. Есть эта сказка и в русской народной традиции, она вошла в сборник А.Н.Афанасьева под названием «Золотая рыбка». Как и многие русские народные сказки, она начинается словами «на море на океане, на острове на Буяне». А далее рассказывается о старике и старухе, которые жили «в великой бедности». Старик, поймав рыбку, отпустил ее, а затем, по настоянию старухи, просил у нее хлеба, корыто, избу, сделать жену воеводихой, царицей и, наконец, морскою владычицей. В финале сказки старик, вернувшись с берега моря, увидал снова ветхую избушку и свою старуху в изодранном сарафане . Есть еще один вариант, близкий к сюжету «Золотой рыбки», сказка, опубликованная А.Н.Афанасьевым под названием «Жадная старуха». Здесь старик «сыскал старое дерево в лесу», которое начал рубить. Дерево просит не рубить его и обещает выполнять желания старика. И вновь глупая и жадная старуха портит все. В результате пожелавшие сделаться богами старики превратились в медведя и медведицу. Однако, если мы обратимся непосредственно к образу «золотой рыбы», способной исполнить любое желание человека, то выяснится, что такой образ хорошо известен русской фольклорной традиции. Он зафиксирован, в частности, в сказке «По щучьему велению». Образ золотой щуки присутствует и в эпических заговорах. Так, например: «Есть в чистом поле Окиян море, и есть на Окияне море белый камень, и есть под белым камнем щука золотая – и перье золотое, и кости золотые, и зубы золотые. И приди, щука, к рабу Божию (имя рек) и выгрызи у раба Божия (имя рек) своими золотыми зубами грыжу ветряную, грыжу напущенную…». Такими словами начинается древний заговор, извлеченный П.С.Ефименко в середине XIX века из старинного сборника . Похожий текст заговора от порчи свадьбы был записан в то же время в Череповецком уезде Новгородской губернии Н.Чернышевым: «…выну из тридевять замков тридевять ключей, кину я те ключи в чистое море океан. И выйдет из того моря щука златопёрая, чешуя медная, и та щука проглотит тридевять моих ключей и сойдет в море, в глубину морскую…». Интересно, что образ удивительной щуки сохранился в народной памяти вплоть до наших дней.
Таким образом, первоисточником пушкинской сказки «О рыбаке и рыбке» вполне могла быть русская народная сказка, в которой фигурировала именно эта золотая щука, исполняющая любые желания, как и в сказке «По щучьему велению». Стоит отметить, что в «Сказке о рыбаке и рыбке» присутствуют ярко выраженные фольклорные мотивы: это и сам язык повествования – сочный, народный; и такие детали, как использование сакрального в архаическом мифологическом контексте числа 33. («Они жили в ветхой землянке ровно тридцать лет и три года»); и, наконец, желание старухи не просто жить «в Окияне-море», но быть «владычицей морскою», то есть богиней. В русских заговорах, приведенных выше, щука обладает неким высшим знанием, способностями и мудростью, ей доступно то, что не доступно никому. И здесь вновь хотелось бы обратиться к одному из сюжетов Махабхараты, рассказывающему о сверхподвижнике и сверхмудреце Щуке, имя которого на санскрите означает буквально «пестрый». Необычно его рождение: великий мудрец Вьяса, желая иметь сына, молил о нем Всевышнего и занимался подвижничеством на высочайшей вершине священных северных гор Меру, о которых мы уже упоминали в главе «Белая Индия». Довольный его благочестием Творец пообещал Вьясе, что у него будет сын «как огонь, как земля, как вода, как ветер и как твердь… великий, чистый… славы в трех мирах достигнет». Щука появился из арани – деревянного приспособления для получения огня. Причем, «при своем возникновении он был как бездымное пламя. Тот (огонь) превосходнейшая река Ганга, с хребта Меру… придя в своем образе, водой поглотила» . (Заметим, что рек с названием Ганга в письменных источниках XVII – XIX вв. в Олонецкой и Архангельской губерниях было несколько. Есть предположение, что Ганга древнеарийских текстов – это р. Волга). Затем силой своего подвижничества Щука превзошел своего отца и богов, поднялся в небо и достиг небесного потока. И тогда «возгласом «Щука!» его долго призывал Вьяса; отзвуки призывов отца наполнили три мира, а Щука стал душою всего, вездесущим, всезрящим». Горюющему о Щуке отцу Бог-Творец говорит: «Пока плещут моря, пока стоят горы, дотоль не погибнет слава твоя и твоего сына. Отсвет, подобие твоего сына, всегда и везде, непреложно ты будешь по моей милости видеть в этом мире…» . Махабхарата сообщает, что «с тех пор и оныне, если вскрикнуть призывный возглас, откликнется весь преходящий мир, подвижный и неподвижный».
Продолжение.
Слайд 1
Рахимов Фирдавс 5-А класс Исследовательская работа по теме: «Устаревшие слова русского языка на примере сказки Александра Сергеевича Пушкина «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди ». Секция: Русский язык Руководитель: Кузнецова Г.В. . Нижневартовск,2017
Слайд 2
Язык не стоит на месте. Он живёт. В нём появляются новые слова, исчезают старые. Уходит из жизни предмет, явление – и слово постепенно исчезает. А если и употребляется, то в текстах, рассказывающих о старине. Язык не стоит на месте. Он живёт. В нём появляются новые слова, исчезают старые. Уходит из жизни предмет, явление – и слово постепенно исчезает. А если и употребляется, то в текстах, рассказывающих о старине.
Слайд 3
ЦЕЛЬ МОЕЙ РАБОТЫ Целью моего исследования является изучение устаревших слов (историзмов и архаизмов), их классификация, отличие друг от друга, а также их роль в художественной литературе. 1
Слайд 4
Моя задача – на примере сказки Александра Сергеевича Пушкина «показать, насколько необходимы архаизмы и историзмы художникам слова – поэтам и писателям, для создания колорита древности, передачи потомкам возвышенного звучания речи, художественной выразительности произведения. 2
Слайд 5
Какие устаревшие слова (историзмы и архаизмы) использует А.С.Пушкин для создания эпохи «давно минувших лет» и помогают ли они представить волшебный сказочный мир «старины глубокой»?
Слайд 6
Использование устаревшей лексики способствует воссозданию колорита описываемой эпохи, правдивому изображению историко-бытовых сцен. Если сопоставить употребляемые в сказке историзмы с лексикой сегодняшнего дня, то будут ли они понятны моим сверстникам без пояснений?
Слайд 7
Сказка А.С.Пушкина «Сказка о царе Салтане…» Употребляемые в сказке историзмы и архаизмы
Слайд 8
ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ СКАЗКИ. «Сказка о царе Салтане…» А.С. Пушкина написана в 1831 году, впервые опубликована в следующем, 1832 году. Эта волшебная сказка – поэма написана почти сразу после женитьбы поэта на светской красавице Н.Н. Гончаровой. Исследователи пушкинского творчества обоснованно считают, что эта сказка – «своеобразное величание невесты – красавицы, выражение переполнявших поэта чувств . 6
Слайд 9
Внимательно прочитана исследуемая сказка Изучена теория вопроса об устаревшей лексике Выявлен необходимый языковой материал и определена его роль для создания колорита эпохи Составлена таблица классификации устаревших слов в сказке А.С.Пушкина Проведено анкетирование среди одноклассников и сделан его анализ
Слайд 10
Поисковый Исследовательский Описательный Сравнительный Практический (обработка анкет) Корректировочный Систематизация и обобщение информации, оформление результатов
Слайд 11
А.С.Пушкин не только написал огромное количество произведений, не только обогатил русскую поэзию, но и создал литературный язык тех времен. Нам, людям двадцать первого века, не всегда понятен смысл слов, которые поэт употребил почти два столетия назад. Именно поэтому, как я считаю, необходимо исследовать произведения Пушкина и найти в них устаревшие слова, объяснить их значение и происхождение .
Слайд 12
Новизна и актуальность темы. Судьбу слов определяет не «возраст», а их использование в речи: те, которые называют жизненно важные, необходимые понятия, веками не стареют; другие довольно быстро выходят из нашей речи, и мы перестаём их употреблять, потому что исчезают сами понятия, которые этими словами обозначаются. . 3
Слайд 13
КЛАССИФИКАЦИЯ УСТАРЕВШИХ СЛОВ. Историзмы – устаревшие слова, которые обозначают названия исчезнувших из современной жизни предметов, явлений, понятий. Примеры историзмов: кольчуга, бойница, светец, земство, пищаль. Историзмы не имеют синонимов в современном русском языке, это объясняется тем, что устарели сами реалии, для которых эти слова были наименованиями. Этим они и отличаются от еще одной группы устаревших слов — архаизмов. Историзмы могут быть связаны, как с весьма отдаленными эпохами (вече, опричник), так и с событиями относительно недавнего времени (продналог, чека). 4
Слайд 14
КЛАССИФИКАЦИЯ УСТАРЕВШИХ СЛОВ. Архаизмы – устаревшие слова, у которых есть современные синонимы, заменившие их в языке, устаревшие названия вполне обычных предметов, таким образом, архаизмы, в отличие от историзмов, называют понятия, существующие и сейчас, но обозначаемые другими современными словами. подразделяются на Фонетические архаизмы – отличаются от своих синонимов какими-нибудь особенностями в звучании, Например, неполногласными сочетаниями звуков Словообразовательные архаизмы – это группа архаизмов, которая объединяет слова с устаревшими суффиксами, приставками. Лексические архаизмы – это слова, устаревшие не в какой-то своей части, а полностью, как лексическая единица. Пример: младой – молодой, злато – золото, брег – берег, град – город. Пример: музеум – музей, содейство – содействие, кокетствовать – кокетничать рыбарь — рыбак. Пример: око – глаз, уста – губы, ланиты – щеки, десница – правая рука, шуйца — левая. 5
Слайд 15
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ А.С. ПУШКИНА «СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ…». … К морю лишь подходит он, Вот и слышит будто стон… Видно, на море не тихо: Смотрит — видит дело лихо: Бьется лебедь средь зыбей, Коршун носится над ней; Та бедняжка так и плещет, Воду вкруг мутит и хлещет… Тот уж когти распустил, Клёв кровавый навострил … Но как раз стрела запела – В шею коршуна задела – Коршун в море кровь пролил. Лук царевич опустил;… … 8
Слайд 16
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ А.С. ПУШКИНА «СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ…». … Мать и сын идут ко граду . Лишь ступили за ограду, Оглушительный трезвон Поднялся со всех сторон: К ним народ навстречу валит, Хор церковный бога хвалит; В колымагах золотых Пышный двор встречает их; Все их громко величают, И царевича венчают Княжей шапкой, и главой Возглашают над собой; И среди своей столицы, С разрешения царицы, В тот же день стал княжить он И нарекся: князь Гвидон… 7
Слайд 17
ИССЛЕДОВАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ А.С. ПУШКИНА «СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ…». … И очутятся на бреге , В чешуе , как жар горя, Тридцать три богатыря, Все красавцы удалые, Великаны молодые, Все равны, как на подбор, С ними дядька Черномор… … Идут витязи четами , И, блистая сединами, Дядька впереди идет И ко граду их ведет… … Все теперь идут в п алаты : У ворот блистают латы , И стоят в глазах царя Тридцать три богатыря… 9
Слайд 18
Дьяк- чиновник в Древней Руси В чешуе – в кольчуге(рубашка воина из железных колец Витязи-воины Четами – попарно Булат – сталь (стальное оружие) Палаты – комнаты дворца Латы – обмундирование войска
Слайд 19
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 11 В прочитанных отрывках мы увидели и историзмы, и архаизмы. Пример историзмов: колымага, дьяк, латы, палаты, бояре, князь и другие. Данные слова не имеют синонимов в современном русском языке, эти предметы ушли из нашей жизни, но некоторые иногда употребляются в разговорной речи в переносном смысле, например, слово колымага употребляется в ироническом значении, когда хотят сказать о громоздком, тяжелом, неуклюжем транспортном средстве: «Ну и колымага проехала!». Кроме историзмов в сказке встречаются архаизмы. Архаизмы в отличие от историзмов называют понятия, существующие и сейчас, но обозначаемые другими современными словами: град – город, клёв – клюв, злато – золото, очи – глаза и другие.
Слайд 20
ЗАКЛЮЧЕНИЕ Устаревшие слова используются в сказке А.С. Пушкина а) для создания картин исторической эпохи: «Да спокойно, в свой удел, через море полетел» — в старой Руси, когда в Москве на троне сидел царь, а по уделам – отдельным частям царства – сидели князья. б) для достоверности передачи особенностей речи персонажей: «Родила царица в ночь Не то сына, не то дочь; Не мышонка, не лягушку, А неведому зверюшку; в) для придания речи торжественного характера: «Мы объехали весь свет…»; «Не привальный, не жилой…»; 12
Слайд 21
КЛАССИФИКАЦИЯ УСТАРЕВШИХ СЛОВ В ПРОИЗВЕДЕНИИ А.С. ПУШКИНА «СКАЗКА О ЦАРЕ САЛТАНЕ…». Историзмы Архаизмы Фонетические Словообразовательные Лексические Колымага Град Вдовица Привальный Царь Клёв Проведши Светлица Бояре Снурок Дичины Четами Князь Злато Неведому Булат Витязи Брег Родины Сума Гонец Изоб Кабы Пышный двор Златоглавый Очи Дьяк Чешуя Латы Палаты Аршин Престол 10
Слайд 23
ВЫВОД Таким образом, в художественных произведениях, повествующих о прошлом нашего народа, нельзя не использовать архаизмы и историзмы. Они помогают воссоздать колорит эпохи, придают описанию прошлого черты исторической достоверности. 13
Слайд 24
Выявление устаревших слов (историзмов и архаизмов) в сказке А.С. Пушкина « Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче», их толкование и осмысление в речевом контексте позволяют сделать вывод о том, что А.С.Пушкин, используя устаревшую лексику, воссоздаёт облик и дух исторической эпохи, придаёт описанию прошлого черты исторической достоверности. Моя задача – на примере сказки Александра Сергеевича Пушкина « Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе ГвидонеСалтановиче и о прекрасной царевне Лебеди» показать, насколько необходимы архаизмы и историзмы художникам слова – поэтам и писателям решена.Гипотеза подтвердилась
Слайд 25
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Голованова М.В., Горецкий В.Г., Климанова Л.Ф. Учебное издание «Родная Речь» Книга 2, часть 1; 2008г. Винокур Г.О. «Понятие поэтического языка». «О языке художественной литературы» Высшая школа. 1991г. Журавлев В.П. «Жили-были» — Русская литературная сказка Х I Х века. Воениздат. Школьная библиотека. 1993г. Интернет В моей работе использовалась литература: 14 Ожегов С.И. «Словарь русского языка»