Лука мудищев сказка о царе салтане

Природа женщин наградила;
Богатство, славу им дала,
Меж ног им щёлку прорубила
И ту пиздою назвала.

Она для женщины игрушка,
На то названье ей пизда,
И как мышиная ловушка,
Для всех открытая всегда.

Она собой нас всех прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный хуй по ней летает,
Как по сараю воробей.

Покойный муж её мужчиной
Ещё не старой был поры.
Но приключилася кончина
Ему от жениной дыры.

На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать вам не боясь,
Но уж такой ебливой бабы
Никто не видел отродясь!

Покойный муж моей купчихи
Был парень безответный, тихий,
И слушая жены наказ,
Её ёб в сутки десять раз.

Порой он ноги чуть волочит,
Хуй не встаёт — хоть отруби.
Она и знать того не хочет:
Хоть плачь, а все-таки еби!

Подобной каторги едва ли
Смог вынести кто. Год прошёл,
И бедный муж в тот мир ушёл,
Где нет ни ебли, ни печали.

Вдова, не в силах пылкость нрава
И буйной страсти обуздать,
Пошла налево и направо
И всем и каждому давать.

Ебли её и молодые,
И старики, и пожилые,
А в общем, все кому не лень
Во вдовью лазили пиздень.

Три года ебли бесшабашной
Как год для вдовушки прошли,
И вот томленья муки страстной
И грусть на сердце ей легли.

И женихи пред ней скучают,
Но толку нет в ней ни хуя.
И вот вдова грустит и плачет,
И льётся из очей струя.

И даже в еблишке обычной
Ей угодить никто не мог:
У одного — хуй неприличный,
А у другого — короток.

У третьего — уж очень тонок,
А у четвертого — муде
Похоже на пивной бочонок
И больно бьётся по манде.

То сетует она на яйца —
Не видно , словно у скопца,
То хуй короче, чем у зайца…
Капризам, словом, нет конца.

И вот, по здравому сужденью
Она к такому заключенью,
Не видя толка уж ни в ком,
Пришла, раскинувши умом:

«Мелки в наш век пошли людишки —
Хуёв уж нет — одни хуишки,
Но нужног мне иль так иль сяк
Найти себе большой елдак!

Мне нужен муж с такой елдою,
Чтоб еть когда меня он стал,
Под ним вертелась я юлою
И зуб на зуб не попадал!»

И рассуждая так с собою,
Она решила сводню звать

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В Замоскворечье

Тогда считалася сестрицей
Преклонных лет, а всё девицей.
Свершая брачные дела,
Столичной своднею была.

Иной купчихе — бабе сдобной,
Живущей с мужем стариком,
Устроит Марковна удобно
Свиданье с ёбарем тайком.

Иль по другой какой причине
Жену свою муж не ебёт,
Она тоскует по мужчине,
И ей Матрёна хуй найдёт.

Захочет для забавы хуя,
Матрёна снова тут как тут,
Глядишь: красотку уж ебут!

Иной захочет (гастроном!)
Свой хуй полакомить, и целку
К нему ведёт Матрёна в дом.

И вот

Вошедши, сводня поклонилась,
На образа перекрестилась,
И так промолвила, садясь,
К купчихе нашей обратясь:

«Зачем прислала, говори!
Иль до меня нужда какая

Коль хочешь, женишка устрою,
Просто чешется манда?
И в этот раз, как и всегда,
Могу помочь такому горю.

Без ебли, милая, зачахнешь,
И жизнь вся станет не мила,
Но для тебя я припасла
Такого ёбаря, что ахнешь!»

«Спасибо, Марковна, на слове,
Хоть ёбарь твой и наготове,
Но мне навряд ли он он придётся,
Хотя и хорошо ебётся.

Мне нужен хуй, здоровый,
Не меньше десятивершковый,
Не дам я вякому хую
Посуду пакостить свою!»

Матрёна табаку нюхнула,
О чём-то тяжело вздохнула,
И помолчав минуты две,
На это молвила вдове:

«Труднелько, милая, трудненько,
Такую отыскать елду,
Ты с десяти то сбавь мален

Есть у меня тут на примете
Один парнишка, ей же ей,
Не отыскать на белом свете
Такого хуя у людей.

Сама я, грешница, узрела
Намедни хуй у паренька,
Как увидала, обомлела!
Как есть пожарная кишка!

У жеребца — и то короче,
Ему бы ей не баб ебать,
А той елдой восьмивершковой
По закоулкам крыс гонять.

Сам парень видный и здоровый,
Тебе, красавица, под стать —
И по фамильи благородный,
Лука его, Мудищев, звать.

Но вот беда, теперь Лукашка
Сидит без брюк и без сапог,
Всё пропил в кабаке, бедняжка,
Как есть до самых до порток».

Вдова восторженно внимала
Рассказу сводни о Луке
И сладость ебли предвкушала
В мечтах о длинном елдаке.

Затем уж, сваху провожая,
Она промолвила, вставая:
«Матрёна, сваха дорогая,
Будь для меня как мать родная,

Дам денег, сколько ни захочешь,
Уж ты, конечно, похлопочешь,
Одень приличнее Луку
И завтра будь с ним к вечерку».

Четыре радужных бумажки
Дала вдова ей ко всему,
И попросила без оттяжки
Уж поутру сходить к нему.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

В ужасно

В придачу бедности отменной
Лука имел ещё беду —
Величины неимоверной
Восьмивершковую елду.

Ни молодая, ни старуха,
Ни блядь, ни девка-потаскуха,
Узрев такую благодать,
Ему не соглашались дать.

Хотите нет, хотите верьте,
Но про Луку пронёсся слух,
Что он елдой своей ло смерти
Заёб каких-то барынь двух!

И с той поры любви не зная,
Он одинок на свете жил,
И хуй свой длинный проклиная,
Тоску-печать в вине топил.

Позвольте сделать отступленье
Назад мне, с этой же строки,
Чтоб дать вам вкратце представленье
О роде-племени Луки.

Весь род Мудищевых был древний,
И предки бедного Луки
Имели вотчины, деревни,
И пребольшие елдаки.

Один Мудищев был Порфирий,
При Иоанне службу нёс,
И поднимая хуем гири,
Порой смешил царя до слёз.

Второй Мудищев звался Саввой,
Он при Петре известен стал,
За то, что в битве под Полтавой
Елдою пушки прочищал.

Царю же неугодных слуг
Он убивал елдой как мух.

При матушке Екатерине,
Благодаря своей хуине,
Отличен был Мудищев Лев,
Как граф и генерал-аншеф.

Свои именья, капиталы,
Спустил уже Лукашкин дед,
И наш Лукашка, бедный малый,
Остался нищим с малых лет.

Судьбою не был он балуем,
И про него сказал бы я —
Судьба его снабдила хуем,
Не дав в придачу ни хуя!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Настал

Пред вечерком она помылась
В пахучей розовой воде,
И чтобы худа не случилось,
Помадой смазала в пизде.

Хотя ей хуй большой не страшен,
Но тем не менее ввиду
Такого хуя, как Лукашкин,
Она боялась за пизду.

Но чу! Звонок! Она вздрогнула…
И гость явился ко вдове…
Она в глаза ему взглянула,
И дрожь почудилась в манде.

Пред ней стоял, склонившись фасом,
Дородный, видный господин.
Он прохрипел пропитым басом:
«Лука Мудищев, дворянин».

Вид он имел моледцеватый:
Причёсан, тщательно побрит,
И не сказал бы я, ребята,
Что пьян, а все-таки — разит…

«Весьма приятно, очень рада,
Про вас уже молва прошла».
Вдова смутилась до упаду,
Сказав последние слова.

Так продолжая в том же смысле,
Усевшись рядышком болтать,
Вдова одной терзалась мыслью —
Скорей бы еблю начинать.

И находясь вблизи с Лукою,
Не в силах снесть томленья мук,
Полезла вдовушка рукою
В карман его широких брюк.

И под её прикосновеньем
Хуй у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем —
Могуч и грозен, и велик.

Нащупавши елдак, купчиха,
Мгновенно вспыхнула огнём,
И прошептала нежно, тихо,
К нему склонясь: «Лука, пойдём!»

И вот уж, не стыдясь Луки,
Снимает башмаки и платье,
И грудей обнажив соски,
Зовёт Луку в свои объятья.

Лука тут сразу разъярился
И на купчиху устремился,
Тряся огромною елдой,
Как смертоносной булавой.

И бросив на кровать сразмахзу,
Заворотивши ей рубаху,
Всем телом на неё налёг,
И хуй задвинул между ног.

Но тут игра плохою вышла,
Как будто ей всадили дышло,
Купчиха вздумала кричать
И всех святых на помощь звать.

Она кричит, Лука не слышит,
Она ещё сильней орёт,
Лука, как мех кузнечный дышит,
И всё ебёт, ебёт, ебёт!

Услышав эти крики, сваха,
Спустила петлю у чулка,
И шепчет, вся дрожа от страха:
«Ну,

Матрёна в будуар вбегает,
Купчиха выбилась из сил —
Лука ей в жопу хуй всадил,
Но еть бедняжку продолжает!

Матрёна в страхе за вдовицу,
Спешит на выручку в беде,
И ну колоть вязальной спицей
Луку то в жопу, то в муде.

Лука воспрянул львом сворепым,
Матрёну на пол повалил,
И длинным хуем, словно цепом,
Её по голове хватил.

Но тут купчиха изловчилась
(Она ещё жива была)
В муде Лукашкины вцепилась
И их совсем отровала.

Но всё же он унял старуху,
Своей елдой убил, как муху,
В одно мгновенье, наповал,
И сам безжизненный упал.

ЭПИЛОГ

Наутро там нашли три трупа:
Матрёна, распростершись ниц,
Вдова, разъёбана до пупа,
Лука Мудищев без яиц,

И девять пар вязальных спиц…

Был труп Матрёны онемевший,
С вязальной спицой под рукой,
Хотя с пиздою уцелевшей,
Но всё ж с проломанной башкой!

КОНЕЦ