Майкл каннингем дикий лебедь и другие сказки

Майкл Каннингем

Дикий лебедь и другие сказки

Иллюстрации Юко Симидзу

Раз: очарование

Большинству из нас это не грозит. Если вы не привиделись в горячечном сновидении богам, если красота ваша не тревожит созвездия, никто вас заколдовывать не станет. Никто не захочет превращать вас в дикого зверя или погружать в сон длиной в столетие. Ни одна ведьма, прикинувшись феей, не посулит исполнить три ваши желания, начинив посулы погибелью, как, бывает, запекают в пирог смертоносную бритву.

Неказистым девицам из тех, что пристойнее всего выглядят при свечах, утянутые в корсет и тщательнейше накрашенные, беспокоиться не о чем. На пухлых ряболицых наследников престола — любителей поизмываться над слабыми и зависимыми и в каждой игре объявить себя победителем — проклятия и заговоры не действуют. Девственницы второго сорта неинтересны силам хаоса и разрушения, а влюбленные недоросли не навлекают на себя ярость демонов.

Большинство из нас губит себя самостоятельно. Мстительные же сверхъестественные создания выискивают себе жертву из числа редких избранных, обладателей не только вопиющей красоты, но благообразия, при виде которого замирает птичье пение в ветвях деревьев и которой сопутствуют великодушие, благородство и шарм, столь непринужденные, что может показаться, будто они по умолчанию свойственны человеческой природе.

Подгадить этим избранным — многие ли отказали бы себе в этом удовольствии? В не самых приглядных глубинах своей души кто из нас не выкажет понимания демонам и чародеям, вынужденным терзать людей трансформациями — теми, что придумали забавники-боги, возжелавшие, чтобы мы чувствовали себя еще более одинокими и невзрачными, нелепыми, растерянными и виноватыми, чем на самом деле?

Если взять эти воплощенные совершенства и ославить их, обезобразить или отправить в железных башмаках на край земли, мир вокруг нас, оставшихся, будет проще для житья. В этом мире станут скромнее ожидания, а слова «красивая» и «сильный» будут относиться к гораздо большему числу женщин и мужчин. В нем можно будет хвалить людей, не закрывая при этом глаза на то в них, что на похвалу не тянет.

Задайте себе вопрос: имея такую возможность, наложили бы вы заклятие на красивого до неприличия спортсмена и его возлюбленную из рекламы женского белья или на чету кинозвезд, обещающих соединением своих ДНК дать начало новой человеческой породе? Может, вас слегка раздражает исходящая от них аура счастья и процветания, бесконечность открытых перед ними возможностей? Или даже иногда бесит?

Если ответ «нет», вам повезло.

А на случай, если вы ответили «да», есть магические формулы и древние песнопения, есть слова, которые следует произнести в полночь при нужной фазе луны, стоя на берегу затерянного в лесной чаще бездонного озера, или в потайных подземных покоях, или же на любом перекрестке трех дорог.

Научиться этим заклятиям на удивление просто.

Дикий лебедь

У нас в городе живет принц. Левая рука у него, как у всех, а вместо правой — крыло как у лебедя.

Когда-то злая мачеха превратила принца и одиннадцать его братьев в белых лебедей — ей не хотелось растить и воспитывать двенадцать сыновей своего мужа от прошлого брака (мертвенно-бледное, неживое лицо той, предыдущей жены, глядело остекленело с развешанных по стенам портретов; непрерывная череда беременностей свела ее в могилу, когда ей не было и сорока). Двенадцать шумных, тщеславных мальчишек, двенадцать ранимых, требовательных «я», двенадцать клубков подростковых проблем — все эти радости достались новоявленной королеве довеском к титулу.

Короче говоря, мачеха превратила принцев в лебедей и велела им лететь прочь.

Проблема была решена.

Тринадцатого ребенка, самого младшего, королева пощадила, потому что это была девочка. Но мачехины надежды вырастить из нее наперсницу и верную спутницу по многочасовому шопингу довольно быстро растаяли. С другой стороны, разве не естественно, когда девочка смотрит букой и огрызается на мачеху, превратившую ее братьев в птиц? Какое-то время королева еще старалась терпеливо сносить угрюмое молчание падчерицы, покупала ей бальные платья, которые та ни разу не надела, но скоро ей это все надоело. И принцесса зажила в замке на правах бедной родственницы: ей давали кров и стол, терпели, но не любили.

Двенадцать принцев-лебедей жили на скале в открытом море, и лишь единственный день в году им дозволялось появляться в родном королевстве. Этого дня король с королевой ждали с нетерпением, а когда он наступал, чувствовали себя неуютно. Мало радости провести день с двенадцатью некогда статными и отважными сыновьями, которых видишь раз в год, а они знай себе гогочут, чистят перышки и, хлопая крыльями, клюют крошки во дворе замка. Король изо всех сил притворялся, будто страшно рад их видеть. У королевы каждый раз случалась мигрень.

Шли годы. И вот наконец…

Когда принцы-лебеди прилетели на очередную ежегодную побывку, младшая сестра сняла с них злые чары. В лесу, где она собирала ягоды, ей встретилась старушка-нищенка, которая научила девушку: единственный способ расколдовать братьев — соткать им рубахи из крапивы.

Трудиться приходилось тайком, потому что рубашки надо было ткать не из абы какой крапивы (так, во всяком случае, сказала старушка), а из собранной ночью на кладбище. Если бы кто увидел, как принцесса в глубокой ночи рвет крапиву меж могильных камней, мачеха, как пить дать, объявила бы ее ведьмой и отправила на костер. Девушка смышленая, она не полагалась на заступничество отца, к тому времени уже втайне лелеявшего мечту (в которой даже самому себе не признавался) избавиться наконец от всех своих детей.

По ночам принцесса пробиралась за крапивой то на одно, то на другое кладбище, а потом дни напролет ткала рубахи. Пришлось очень кстати, что в замке на нее никто особо внимания не обращал.

Дело уже шло к концу, но как-то раз столичный архиепископ (его-то никто не стал спрашивать, что он забыл ночью на кладбище) подглядел, как принцесса собирает крапиву — и на нее донес. Королева давно подозревала, что что-то с этой девицей неладно (та, подумать только, не доверяла мачехе даже самых невинных девичьих секретов и воротила нос от туфелек, которые хоть в музее выставляй), и ее подозрения наконец оправдались. Король, как и следовало ожидать, пошел на поводу у супруги — надо же было показать себя человеком сильным и неподвластным сантиментам, образцовым правителем, для которого нет ничего важнее, чем защитить свой народ от козней темных сил, королем, который готов обречь на казнь собственную дочь-принцессу, лишь бы гарантировать безопасность подданных, уберечь их от злых чар и бесовских наваждений.

Принцессу уже возвели на костер, когда из-под хмурых небес на замковый двор спустились лебеди. Она набросила на птиц крапивные рубахи — и в тот же миг над двором пронесся ослепительный шумный вихрь, и из него выступили двенадцать статных юношей. Все двенадцать были, если не считать рубах из крапивы, абсолютно голыми; вокруг них в воздухе кружились, опадая, белые перья.

Если точнее…

…то одиннадцать принцев предстали публике в полностью первозданном виде, а вот двенадцатый расколдовался не до конца: правое крыло осталось у него крылом, потому что сестре не дали докончить работу и у последней рубахи недоставало одного рукава. В принципе, могло ведь быть и хуже.

Одиннадцать молодых людей в скором времени женились, завели детей, обросли связями и знакомствами, принялись закатывать вечеринки, которые всех — даже мышей в подполе — приводили в полный восторг. Немилосердно обставленная мачеха, оставшись в столь вопиюще неподобающем ее статусу меньшинстве, удалилась в монастырь, чем подвигла короля на фантомные воспоминания о том, как он свято хранил любовь к заколдованным сыновьям, но был бессилен противиться старой ведьме; принцы его версию прошлого приняли с превеликой охотой.

Вот и сказке конец. «Жили долго и счастливо» — выпал общий, неумолимый, как нож гильотины, приговор всем ее персонажам.

Точнее сказать, почти всем.

У двенадцатого брата, того, что с лебединым крылом, дела складывались не слишком счастливо. Отцу, дядьям с тетками, всяким прочим знатным господам и дамам он служил неприятным напоминанием о том, как запросто они уживались с силами зла и как легко отправили принцессу на костер, не дав доткать спасительные рубахи.

Придворные отпускали в адрес крылатого принца шуточки, которые радостно, под видом невинных хохм подхватывали одиннадцать его анатомически безупречных братьев. Стоило ему появиться в комнате, как маленькие племянники и племянницы, дети одиннадцати братьев, разбегались кто куда, а потом хихикали из-за кресел и гобеленов. За столом невестки наперебой просили принца вести себя поспокойней (увлекшись, он начинал размашисто жестикулировать — так, что однажды смахнул на пол целый олений окорок). Дворцовые кошки при виде его сердито шипели и пускались наутек.

В конце концов двенадцатый брат собрал нехитрые пожитки и отправился прочь. Но в большом мире жизнь его складывалась ничуть не легче, чем во дворце. Он мог рассчитывать лишь на самую черную работу. У него не было востребованной рынком специальности (у принцев таковой не бывает), и работать он мог только одной рукой. Женщины проявляли к нему интерес, но, как вскоре стало понятно, одни воображали себя Ледой, а другие, что еще хуже, надеялись своею любовью вернуть ему человеческую руку. Так что все романы были недолгими. С крылом неудобно было ездить в метро и невозможно в такси. В перьях все время норовили завестись паразиты. Вдобавок ко всему крыло приходилось каждый день тщательно, перышко за перышком, мыть, иначе из молочно-белого и лоснящегося, как лепесток тюльпана, оно становилось неряшливо взлохмаченным и серым.

Майкл Каннингем

Дикий лебедь и другие сказки

© Mare Vaporum Corp., 2015

© Yuko Shimizu, иллюстрации, 2015

© Д. Карельский, перевод на русский язык, 2016

© З. Ящин, леттеринг, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Издательство CORPUS ®

* * *Фото

Иллюстрации Юко Симидзу

Раз:очарование

Большинству из нас это не грозит. Если вы не привиделись в горячечном сновидении богам, если красота ваша не тревожит созвездия, никто вас заколдовывать не станет. Никто не захочет превращать вас в дикого зверя или погружать в сон длиной в столетие. Ни одна ведьма, прикинувшись феей, не посулит исполнить три ваши желания, начинив посулы погибелью, как, бывает, запекают в пирог смертоносную бритву.

Неказистым девицам из тех, что пристойнее всего выглядят при свечах, утянутые в корсет и тщательнейше накрашенные, беспокоиться не о чем. На пухлых ряболицых наследников престола – любителей поизмываться над слабыми и зависимыми и в каждой игре объявить себя победителем – проклятия и заговоры не действуют. Девственницы второго сорта неинтересны силам хаоса и разрушения, а влюбленные недоросли не навлекают на себя ярость демонов.

Большинство из нас губит себя самостоятельно. Мстительные же сверхъестественные создания выискивают себе жертву из числа редких избранных, обладателей не только вопиющей красоты, но благообразия, при виде которого замирает птичье пение в ветвях деревьев и которой сопутствуют великодушие, благородство и шарм, столь непринужденные, что может показаться, будто они по умолчанию свойственны человеческой природе.

Подгадить этим избранным – многие ли отказали бы себе в этом удовольствии? В не самых приглядных глубинах своей души кто из нас не выкажет понимания демонам и чародеям, вынужденным терзать людей трансформациями – теми, что придумали забавники-боги, возжелавшие, чтобы мы чувствовали себя еще более одинокими и невзрачными, нелепыми, растерянными и виноватыми, чем на самом деле?

Если взять эти воплощенные совершенства и ославить их, обезобразить или отправить в железных башмаках на край земли, мир вокруг нас, оставшихся, будет проще для житья. В этом мире станут скромнее ожидания, а слова «красивая» и «сильный» будут относиться к гораздо большему числу женщин и мужчин. В нем можно будет хвалить людей, не закрывая при этом глаза на то в них, что на похвалу не тянет.

Задайте себе вопрос: имея такую возможность, наложили бы вы заклятие на красивого до неприличия спортсмена и его возлюбленную из рекламы женского белья или на чету кинозвезд, обещающих соединением своих ДНК дать начало новой человеческой породе? Может, вас слегка раздражает исходящая от них аура счастья и процветания, бесконечность открытых перед ними возможностей? Или даже иногда бесит?

Если ответ «нет», вам повезло.

А на случай, если вы ответили «да», есть магические формулы и древние песнопения, есть слова, которые следует произнести в полночь при нужной фазе луны, стоя на берегу затерянного в лесной чаще бездонного озера, или в потайных подземных покоях, или же на любом перекрестке трех дорог.

Научиться этим заклятиям на удивление просто.

Фото

Дикий лебедь

У нас в городе живет принц. Левая рука у него, как у всех, а вместо правой – крыло как у лебедя.

Когда-то злая мачеха превратила принца и одиннадцать его братьев в белых лебедей – ей не хотелось растить и воспитывать двенадцать сыновей своего мужа от прошлого брака (мертвенно-бледное, неживое лицо той, предыдущей жены, глядело остекленело с развешанных по стенам портретов; непрерывная череда беременностей свела ее в могилу, когда ей не было и сорока). Двенадцать шумных, тщеславных мальчишек, двенадцать ранимых, требовательных «я», двенадцать клубков подростковых проблем – все эти радости достались новоявленной королеве довеском к титулу.

Короче говоря, мачеха превратила принцев в лебедей и велела им лететь прочь.

Проблема была решена.

Тринадцатого ребенка, самого младшего, королева пощадила, потому что это была девочка. Но мачехины надежды вырастить из нее наперсницу и верную спутницу по многочасовому шопингу довольно быстро растаяли. С другой стороны, разве не естественно, когда девочка смотрит букой и огрызается на мачеху, превратившую ее братьев в птиц? Какое-то время королева еще старалась терпеливо сносить угрюмое молчание падчерицы, покупала ей бальные платья, которые та ни разу не надела, но скоро ей это все надоело. И принцесса зажила в замке на правах бедной родственницы: ей давали кров и стол, терпели, но не любили.

Двенадцать принцев-лебедей жили на скале в открытом море, и лишь единственный день в году им дозволялось появляться в родном королевстве. Этого дня король с королевой ждали с нетерпением, а когда он наступал, чувствовали себя неуютно. Мало радости провести день с двенадцатью некогда статными и отважными сыновьями, которых видишь раз в год, а они знай себе гогочут, чистят перышки и, хлопая крыльями, клюют крошки во дворе замка. Король изо всех сил притворялся, будто страшно рад их видеть. У королевы каждый раз случалась мигрень.

Шли годы. И вот наконец…

Когда принцы-лебеди прилетели на очередную ежегодную побывку, младшая сестра сняла с них злые чары. В лесу, где она собирала ягоды, ей встретилась старушка-нищенка, которая научила девушку: единственный способ расколдовать братьев – соткать им рубахи из крапивы.

Трудиться приходилось тайком, потому что рубашки надо было ткать не из абы какой крапивы (так, во всяком случае, сказала старушка), а из собранной ночью на кладбище. Если бы кто увидел, как принцесса в глубокой ночи рвет крапиву меж могильных камней, мачеха, как пить дать, объявила бы ее ведьмой и отправила на костер. Девушка смышленая, она не полагалась на заступничество отца, к тому времени уже втайне лелеявшего мечту (в которой даже самому себе не признавался) избавиться наконец от всех своих детей.

По ночам принцесса пробиралась за крапивой то на одно, то на другое кладбище, а потом дни напролет ткала рубахи. Пришлось очень кстати, что в замке на нее никто особо внимания не обращал.

Дело уже шло к концу, но как-то раз столичный архиепископ (его-то никто не стал спрашивать, что он забыл ночью на кладбище) подглядел, как принцесса собирает крапиву – и на нее донес. Королева давно подозревала, что что-то с этой девицей неладно (та, подумать только, не доверяла мачехе даже самых невинных девичьих секретов и воротила нос от туфелек, которые хоть в музее выставляй), и ее подозрения наконец оправдались. Король, как и следовало ожидать, пошел на поводу у супруги – надо же было показать себя человеком сильным и неподвластным сантиментам, образцовым правителем, для которого нет ничего важнее, чем защитить свой народ от козней темных сил, королем, который готов обречь на казнь собственную дочь-принцессу, лишь бы гарантировать безопасность подданных, уберечь их от злых чар и бесовских наваждений.

Читать дальше

Текст: Марья Максимова

Фрагмент текста и обложка предоставлены издательством Corpus, 2016

Фольклорист Софья Агранович утверждала:


поведение героя сказки нельзя анализировать так, как поведение героя литературного произведения.


Канингем

В самом деле: дед и баба пытаются разбить золотое яйцо (зачем?), у них ничего не получается. Но когда мышка разбивает яйцо, принимаются плакать (разве не этого они добивались?).

В детстве эти прорехи в логике нас не смущают. Малышей вполне устраивает мир, разделенный на хороших и плохих персонажей, при этом не важно, что «плохой» может за всю сказку никого не обидеть, а протагонист — «хороший» — много раз обмануть или нарушить слово. По этой же причине бывает трудно объяснить ребёнку события реального мира, вроде репрессий или геноцидов, не сходя в черно-белый мир сказки (да что там, мы, взрослые, иногда и сами не удерживаемся от соблазна списать всё непонятное на «плохих» персонажей).

Сказочный мир — данность для ребёнка. Однако, если те же истории впервые рассказать взрослому, у него возникнет множество вопросов.

Каннингем не первый, кто попытался рационализировать сказку: только за последние пару лет вышли «волшебные» фильмы «Малефисента» и «Золушка», объясняющие мотивы «злых» ведьмы и мачехи.


Каннингем переписал сказки для взрослых, циничных, несчастных людей:


какими могли быть волшебные истории, если бы их рассказывали в баре на окраине большого города далеко за полночь.

Сами сказки при этом ничего не потеряли (если только вы не собираетесь читать их детям), и возможно, откроют вам глаза на карликов, старых ведьм и заколдованных принцев, которых вы не замечали под личиной дворников, менеджеров и продавциц.

А еще эта книга может стать для кого-то отличным подарком: хорошая бумага, крупный шрифт и чудные графические иллюстрации Юко Симидзу.

Майкл Каннингем

Дикий лебедь и другие сказки

Перевод с английского — Дмитрий Карельский

Иллюстрации — Юко Симидзу

i_003-446x600

А вот был бы у тебя ребенок… Был бы ребенок, твоя работа больше не сводилась бы к безумной гонке от выходных до выходных и гаданиям о том, насколько нынче в своем уме миссис Уиттерс из бухгалтерии. Ты бы зарабатывал на крохотные ботиночки, собачек на колесиках и профилактические визиты к дантисту, ты бы откладывал из заработанного ребенку на колледж. А ничем не примечательное жилище, куда ты возвращаешься по вечерам? Оно стало бы кому-то родительским домом. Десятилетия спустя кто-то не мог бы его забыть, потому что находил тут утешение и уют, в этих комнатах, видящихся в воспоминаниях все более просторными и красивыми. Без этого дивана, без этих ламп, купленных когда-то впопыхах — мол, ничего, пусть пока постоят — через несколько десятилетий (никуда они, скорее всего, за долгие годы не денутся) кто-то и помыслить не мог бы свою жизнь. И вот представь себе, что иметь ребенка тебе хочется сильнее, чем когда-либо чего бы то ни было хотелось.

Завести ребенка — это тебе не пиццу заказать. Особенно, если ты уродливый недоросток, чей род занятий, а указать его будет необходимо… Ну и кем ты назовешься? Гоблином? Мелкой нечистью? В агентствах по усыновлению даже на врача и юриста посмотрят косо, если он не женат и ему больше сорока. А ты дерзай. Вперед, двухсотлетний гном, подавай заявку на усыновление. Тебя буквально трясет — ты велишь себе успокоиться и не реагировать так бурно, но не каждую ночь увещевания срабатывают одинаково — при мысли, что у большинства двуногих дети просто… просто появляются. Ох, ах, трах, тарарах. Банальное любовное соитие, и через девять месяцев — нате вам, отпрыск. Ума и мысли в этом не больше, чем нужно крокусу, чтобы пробиться из своей луковицы. Одно дело завидовать богатству, красоте и другим дарам, которые выпадают кому-то, но не тебе, волею неведомых неумолимых благодетелей. И совсем другое — стремиться к обладанию тем, что так легко достается любому пьянчуге с любой буфетчицей, стоит им на три минуты уединиться в темном закутке пропитанного пивом и мочой паба.

И вот поэтому ты навостряешь уши, когда разносится этот слух. Про мельника, у которого из рук вон плохо пошли дела (мельники-кустари обречены — их мука стоит вдвое дороже массовой продукции корпораций, к тому же ее никак не очистить от сора — он, как мельники ни стараются, все равно попадает в мешки); у которого не было ни медицинской страховки, ни надежных вложений, ни пенсионных накоплений (все до последнего цента он тратил на то, чтобы мельница хоть как-то продолжала работать).

Этот мельник сказал королю, что его дочь умеет прясть из соломы золотую нить. Должно быть, он поступил так от отчаяния. Решил таким невероятным заявлением привлечь внимание короля. Насколько ты понимаешь (взыскуя родительства, уже состоявшимся родителям ты во вменяемости не отказываешь), мельник понадеялся, что если получится протащить дочь во дворец и там как-то так устроить, чтобы она попалась на глаза королю, тот в любовном смятении (а разве есть отец, который не считал бы свою дочь совершенно неотразимой?) в миг забудет всю эту чушь про солому и золото — стоит лишь ему залюбоваться нежной и изящной дочкиной шейкой, увидеть ее улыбку, услышать обворожительно музыкальный, негромкий и при этом удивительно звучный голос. Мельнику явно невдомек было, скольких девушек с не менее изящными шейками и гораздо более застенчивыми улыбками повидал на своем веку король. Как большинство отцов, он и помыслить не мог, что его дочь не одна такая на всем белом свете, что сколь бы мила, красива и обаятельна она ни была, этого еще недостаточно, чтобы затмить собою всех соперниц.

Бедный, ослепленный отцовской любовью мельник меньше всего на свете ожидал, что дочь запрут в набитом соломой подвале и велят всю ее к утру переткать в золото, как не ожидает большинство отцов, что их дочерей будут игнорировать ровесники-мальчишки, третировать коллеги и подвергать унижениям мужчины, за которых они рано или поздно повыходят замуж. Подобные вещи просто не укладываются в родительские представления о жизни. Но это еще не все. Король, который не выносит, когда его пытаются дурачить, объявляет с порога подвальной комнаты, что если девушка не управится до утра, он велит ее казнить. Как так? Постойте… Мельник во всем сознается и молит о милосердии. Он всего лишь пошутил… Ой, нет-нет, впал в греховную гордыню, возжелал представить дочь королю, потому что обеспокоен ее будущим… Я хочу сказать, ваше величество, не собираетесь же вы и вправду ее убить… Смерив мельника ледяным взглядом, король приказывает страже увести его, а сам запирает подвальную дверь снаружи. Тут наступает твой черед.

Ты происходишь из старинного рода средней руки чародеев. Твои предки издревле умели вызывать дождь, изгонять зловредных домовых, находить потерянные обручальные кольца. Но никому из членов твоей семьи, во всяком случае в последние несколько столетий, не приходило в голову зарабатывать на жизнь колдовством. Это занятие давно слывет у вас несолидным. От него веет безысходностью. К тому же оно не дает стопроцентного результата. Колдовство — это искусство, а не наука. Приятно разве возвращать уплаченный крестьянином гонорар, когда ни одна капля дождя так и не пролилась над его иссушенным полем? Или говорить: Вы уж простите, обычно все получается, пожилой паре, у которой кто-то продолжает ехидно хихикать под матрасом, а ножи и вилки подпрыгивают над столом и кругами носятся по кухне. Не то чтобы известие (мигом облетевшее все королевство) о девушке, которая якобы умеет прясть золото из соломы, немедленно наталкивает тебя на мысль: Вот и подвернулся случай обзавестись ребенком. К ней можно было прийти лишь путем многоступенчатых последовательных умозаключений, а ты при всех твоих доблестях и неудержимой целеустремленности никогда сильным мыслителем не был. Ты руководствуешься интуицией. Она подсказывает: Помоги девушке, от этого и самому тебе может выйти польза. Быть может, все дело в том, что ты единственный, кто способен ей сейчас что-то предложить. Ты, кто отродясь ничего не мог дать девушкам, которые проходили мимо со своими кавалерами, весело хохоча и оставляя за собой шлейф из аромата духов, пудры и потревоженного их мимолетным присутствием воздуха. Прясть золото из соломы ты не умеешь, но этому не так уж трудно научиться. По старинным книгам. Или от тетушки Фарфалии — она старше многих старинных книг и, тем не менее, насколько тебе известно, до сих пор жива, — единственного по-настоящему одаренного члена твоего разношерстного клана, прочие представители которого расходуют колдовские умения на обучение крыс фламандскому языку или на то, чтобы запихнуть побольше живых жучков в чужой рождественский пирог.

В замки проникать легко. Многие просто об этом не догадываются и считают их неприступными, неуязвимыми твердынями. Но это не так — бесчисленные поколения владельцев непрерывно реконструируют и перестраивают замки. К примеру, король, не наигравшийся в свое время в игрушки, велит устроить в стенах секретные коридоры, из которых можно наблюдать за происходящим в залах сквозь дырочки, проделанные в глазах предков на семейных портретах. А по приказу короля-параноика роют многие мили тайных подземных ходов с выходами в лесах, у проселков и на кладбищах. Так или иначе, твое появление в набитом соломой подвале потрясает девушку до глубины души. Даже не прибегая к колдовству, ты с ходу внушаешь ей доверие. С первого взгляда ты понимаешь, чтó заставило мельника пойти ва-банк. Она поражает дивной красотой — слегка неправильной, как и положено подлинным красавицам. Кожа у нее чистая и гладкая, как дорогой фарфор, нос чуть длиннее, чем следовало бы, взгляд широко расставленных темно-карих бездонных глаз полон удивления. Она смотрит на тебя и не произносит ни слова. Начиная с сегодняшнего утра в ее жизни происходит столько странного и непонятного девушке, которая еще вчера шила мешки для хлеба и подметала рассыпавшиеся по полу зернышки, что внезапное появление скрюченного, коротконогого человечка от силы четырех футов ростом и с похожим на репу подбородком она, должно быть, воспринимает как всего лишь очередное невероятное событие. Ты говоришь, что пришел ей помочь. Она кивает в знак благодарности. Ты принимаешься за работу. Получается у тебя поначалу не очень. Солома после прялки остается все той же соломой, только перекрученной и клочковатой. Но ты сохраняешь спокойствие и повторяешь про себя заклятие, которому научила тебя тетушка Фарфалия (сама она теперь не больше барсука, глаза у нее совсем выцвели, негнущиеся тонкие пальцы похожи на сосульки). Ты пытаешься сосредоточиться — главное, верить в то, что делаешь. Одна из причин, почему обыкновенные люди не способны колдовать, как раз и заключается в маловерии. Мало-помалу дело идет на лад. Первые несколько прядей выходят лишь слегка позолоченными, наподобие каких-то изъеденных временем реликвий, но следующие — уже скорее золотые, нежели соломенные, ну а скоро прялка начинает выдавать самую настоящую золотую пряжу, но не ярко-желтого цвета, какого бывают часто золотые украшения, а слегка розоватую, словно бы светящуюся в свете факелов. Вы оба — ты и девушка — зачарованно смотрите, как кипы соломы тают и вместо них по камням пола все гуще и гуще струится золотая нить. Никогда еще в твоей жизни не было ничего, столь похожего на любовь, на любовную близость — ты сидишь за прялкой, а девушка позади тебя (в рассеянности она нежно положила руку тебе на плечо), и вы вместе переживаете чудо превращения соломы в золото. Когда ты заканчиваешь, девушка произносит:

— Господи…

Ты теряешься, не зная, к кому обращено это слово — к тебе или к Богу.

— Рад был оказать вам услугу, — говоришь ты. — А теперь мне пора.

— Я должна вас отблагодарить.

— Нет нужды.

Но она снимает с шеи нитку бус и протягивает тебе. Бусы совсем простые и дешевые, но в подвальной каморке при неясном свечении золотой пряжи красные стеклянные шарики выглядят кроваво-красными гранатами.

— Это подарок отца мне на восемнадцатилетие, — говорит она и вешает бусы тебе на шею.

Когда они зацепляются за твой подбородок, происходит секундное замешательство — поправляя нитку, она касается пальцами твоего лица. Бусы ложатся тебе на грудь. На ту покатость, на месте которой у тебя находилась бы грудь, не будь ты уродцем.

— Спасибо, — говорит девушка.

Кивнув на прощание, ты удаляешься. Она видит, как ты выходишь в потайную, почти не заметную дверь, каких полно в здешних подземельях благодаря паранойе одного давно почившего короля.

— И никакого волшебства, — смеется она.

— Никакого, — говоришь ты. — Но без волшебства поди найди потайную дверь, а потом догадайся, как она открывается.

С этими словами ты исчезаешь.

На следующий день, гуляя по городским окраинам с нитью гранатовых бус под линялой шерстяной рубахой, ты узнаёшь, что было дальше. Дочка мельника справилась с заданием, перепряла солому в золото.

А что же король? Он снова велел запереть ее на ночь в подвальной каморке попросторней и натаскать туда в два раза больше соломы. Может быть, он так пошутил? Нет, король не шутит. В конце концов, это ведь он приказал надеть штаны на кошек и собак и начал отдавать подданных под суд за слишком громкий смех. Ходят слухи, что отец, предшественник нынешнего короля на престоле, в детстве жестоко над ним измывался. Но такое всегда говорят, когда хотят истолковать необъяснимые поступки, так что этим слухам не стоит особо доверять.

Зачем ведьма строит пряничный домик на лесной поляне? Как именно обезьянья лапка исполняет желания своих владельцев? Почему прекрасная балерина бросилась в камин следом за оловянным солдатиком? Так ли уж зол карлик Румпельштильцхен, как о нём рассказывают? А главное — что на самом деле происходит в сказках после строчки «жили они долго и счастливо»?

Майкл Каннингем «Дикий лебедь и другие сказки»

Michael Cunningham
A Wild Swan: And Other Tales
Сборник
Жанр: сказки, постмодернизм
Выход оригинала: 2015
Художник: Ю. Симидзу
Переводчик: Д. Карельский
Издательства: АСТ, Corpus, 2016
192 стр., 4000 экз.
Похоже на:
Анджела Картер «Кровавая комната»
Нил Гейман «Хрупкие вещи: истории и чудеса»

Сейчас кто только не рассказывает старые сказки на новый лад! Начиная с Нила Геймана, создающего странные лиричные истории на обломках сотни раз пересказанных сюжетов, и заканчивая Келли Линк, способной превратить путешествие Герды в сюрреалистический трип. В этом постмодернистском многоголосье, перепевающем «мелодии» братьев Гримм и Андерсена, встречаются откровенно неудачные мотивы (как, например, «Малефисента» Элизабет Рудник или «Красавица и чудовище» Ванессы Рубио-Барро), проходные вещи («Сказки братьев Гримм» в пересказе Филипа Пулмана), а временами — настоящие шедевры. Каким же получился сборник «Дикий лебедь и другие сказки»?

С одной стороны, от Каннингема стоило ожидать качественного текста. В конце концов, обладатель Пулитцеровской премии вряд ли разочаровал бы читателей несбалансированной композицией или слабым стилем. С другой стороны, этот автор известен произведениями крупной формы, а в рассказах всё-таки несколько другие правила игры.

Однако Каннингем, как выяснилось, прекрасно ориентируется в этих правилах. Его сборник — это не просто набор интересных, прекрасно написанных, психологически достоверных сказок. Это хорошо продуманный, с введением и заключением, ритмически выверенный конструкт, обладающий общей стилистикой и магистральной идеей.

Что же это за идея? Как ни банально это звучит, в каждом рассказе Каннингем разглядывает, как под микроскопом, обычную человеческую любовь. То, как она зарождается, как живёт и умирает, как существует в обычных и в экстремальных обстоятельствах, приносит она счастье или нет. А также изучает всё, что к любви прилагается, — зависть, страх, одиночество, подвиги и принятие. В традиционных сказках читатель обычно видит чистые чувства, без примесей. Чёрное или белое. Любовь или ненависть. А Каннингем раскрашивает двуцветный сказочный мир во все оттенки. Тщательно препарирует мотивы героев. Делает всех персонажей настолько живыми, что хочется сочувствовать даже злодеям. У него в книге нет злых или добрых людей. Там водятся ровно такие же люди, как мы.

В каждом рассказе Каннингем разглядывает, как под микроскопом, обычную человеческую любовь

Одна из лучших сказок сборника — «Маленький человечек». Тот самый, который хотел отнять ребёнка у королевы, если только она за три дня не отгадает его имя. Пожалуй, Румпельштильцхен — один из самых пугающих и отвратительных сказочных героев. Но, прочитав историю злобного карлика, рассказанную Каннингемом, начинаешь думать, что этот автор может заставить сопереживать даже камню, если напишет рассказ от его лица. Повествование очень искреннее, глубоко психологичное и обыденное — в хорошем смысле этого слова. Здесь нет отвлечённых абстрактных смыслов и пафосных переживаний — герои близки читателю и очень понятны.

Также прекрасен «Стойкий, оловянный». Романтичная сказка о любви стойкого оловянного солдатика к прекрасной балерине превращается в очень взрослый рассказ о развитии отношений, о сложностях притирки друг к другу, о выборе и ответственности за него.

Жаль, что некоторые другие истории кажутся слабее — в них не хватает яркого финального аккорда, некого откровения. Но если их воспринимать не как самостоятельные произведения, а как соединительный «клей» для опорных историй, то этот недостаток превращается в достоинство.

Итог: отличный сборник, который читается на одном дыхании. Великолепный стиль, живые персонажи и вечная тема любви — сервировано для любителей постмодернизма.

Не только сказки

Самая нашумевшая книга Майкла Каннингема «Часы» рассказывает об одном дне из жизни трёх женщин: знаменитой английской романистки Вирджинии Вулф, домохозяйки Лоры Браун из Лос-Анджелеса 1950-х и современной нью-йоркской феминистки Клариссы Воган, чьи судьбы причудливо связаны. В 1999 году роман принёс Каннингему Пулитцеровскую премию, а в 2002-м его экранизировали. Главные роли в одноимённом фильме исполняют Николь Кидман, Джулианна Мур и Мерил Стрип. Самого Каннингема можно увидеть в камео — в роли прохожего около цветочного магазина, где героиня Стрип покупает букет.

Читать рассказ из сборника

Рассказ: Майкл Каннингем «Её волосы»

Рассказ: Майкл Каннингем «Её волосы»

 Кот-император |  19.03.2017

Модернизированные сказки — одна из примет нашего времени. Рецепт прост: берётся классическая история Андерсона, Перро или братьев Гримм и вперёд! Но получается не у всех. У Майкла Каннингема, обладателя Пулитцеровской премии и одного из ведущих американских мастеров постмодернизма, получилось.

Иногда разделяющая нас ткань рвётся, и в прореху просвечивает любовь. Иногда прореха эта на удивление мала. Она вышла замуж и за мужчину, и за несовпадение, влюбилась в противоречие между его телосложением и физическим изъяном. Он женился на первой девушке, не делавшей вид, что, мол, подумаешь, нет ноги, какой пустяк, на первой, которая не испытывала необходимости заслониться от его горя и его гнева или, что гораздо хуже, убедить его, что ни печалиться, ни гневаться повода у него нет.
Рассказ «Стойкий, оловянный

удачно

новые грани старых сказок

пронзительный психологизм

отличный стиль

неудачно

недокрученность некоторых сюжетов

Скачать бесплатно ознакомительный фрагмент книги:
TXT, FB2, ePub, RTF, PDF

Если вы нашли опечатку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Avatar photo

Читает книги, переводит книги, пишет книги, делает игры и любит постмодернизм.

Показать комментарии


В данной книге представлен совершенно иной взгляд на сказки. Актуальный современный вариант. Интересная интерпретация сказки про Джека, бобовое дерево и его мать — отсутствие сепарации и безумное обожание: «Звезд с неба Джек не хватает, но и ему понятно, что, кроме матери, слепо обожать его до конца жизни никто не станет, что, если позволить кому-то из девушек или парней остаться, довольно скоро пойдут непонятные обиды и упреки». Также заслуживает внимания история про пряничный домик — здесь мы видим откуда же берутся старые ведьмы и что они переживают. В целом, эти истории заставляют задуматься и посмотреть на многие вещи с другой стороны. Аня Скляр

В сказках Майкла Каннингема речь идет о том, что во всем нам известных сказках забыли упомянуть или нарочно обошли молчанием. Что было после того, как чары рассеялись? Какова судьба принца, с которого проклятье снято, но не полностью? Как нужно загадывать желания, чтобы исполнение их не принесло горя? Каннингем — блистательный рассказчик, он умеет увлечь читателя и разбудить фантазию. Но будьте осторожны — это опасное приключение

Цитаты из книги Майкл Каннингем — Дикий лебедь и другие сказки

«А вот был бы у тебя ребенок…
Был бы ребенок, твоя работа больше не сводилась бы к безумной гонке от выходных до выходных и гаданиям о том, насколько нынче в своем уме миссис Уиттерс из бухгалтерии. Ты бы зарабатывал на крохотные ботиночки, собачек на колесиках и профилактические визиты к дантисту, ты бы откладывал из заработанного ребенку на колледж.
А ничем не примечательное жилище, куда ты возвращаешься по вечерам? Оно стало бы кому-то родительским домом. Десятилетия спустя кто-то не мог бы его забыть, потому что находил тут утешение и уют, в этих комнатах, видящихся в воспоминаниях все более просторными и красивыми. Без этого дивана, без этих ламп, купленных когда-то впопыхах – мол, ничего, пусть пока постоят – через несколько десятилетий (никуда они, скорее всего, за долгие годы не денутся) кто-то и помыслить не мог бы свою жизнь.
И вот представь себе, что иметь ребенка тебе хочется сильнее, чем когда-либо чего бы то ни было хотелось.
Завести ребенка – это тебе не пиццу заказать.»

«Одна из причин, почему обыкновенные люди не способны колдовать, как раз и заключается в маловерии.»

«Нет, король не шутит. В конце концов, это ведь он приказал надеть штаны на кошек и собак и начал отдавать подданных под суд за слишком громкий смех. Ходят слухи, что отец, предшественник нынешнего короля на престоле, в детстве жестоко над ним измывался. Но такое всегда говорят, когда хотят истолковать необъяснимые поступки, так что этим слухам не стоит особо доверять.»

«На самом деле Красавица была готова что угодно претерпеть от чудовища, лишь бы больше не пасти гусей и не просиживать вечера напролет за плетением кружев.»

«Он был неизменно учтив и любезен. Не навязывал невинной девушке животного секса на огромной кровати, в которой она спала в одиночестве. Не нанизывал ее на красный распаленный двухфутовый член, не вылизывал плотоядно, и вообще, ей не выпало стать объектом эгоистичной животной похоти. Она вздохнула с облегчением, когда поняла, что так будет и дальше. И в то же время каким-то тайным и постыдным образом испытала разочарование, но даже себе самой она в этом вряд ли бы призналась.»

«Он в одно и то же время и оправдывал ее ожидания, и обманывал их. Она, разумеется, с самого начала знала, что он будет диким, свирепым и смрадным. Но такой зверско-галантной рутины предвидеть никак не могла.»

«Он грузно рухнул перед ней на колени, как лось, пронзенный целым роем стрел, и сказал, что не стоило ему запирать ее в замке, не стоило забивать себе голову чушью о всепобеждающей силе любви. О чем же он думал, когда все затевал? Не верил же он в самом деле, будто юная симпатичная девушка, попавшая к нему не по своей воле, сможет полюбить такое страшилище? Судя по всему, его ввели в заблуждение слышанные где-то истории про девушек, влюблявшихся в уродливых и отвратительных существ. Но ему не пришло в голову поинтересоваться, а все ли с самими этими девушками было в порядке. Красавица не смогла заставить себя сказать, что, если бы он не был таким учтивым и нагнал бы на нее побольше страху, то, возможно, его замысел и удался бы. Про себя она подивилась при этом, как много мужчин надеются, что смирение проложит им путь к женскому сердцу.»

«Он то ли забыл, то ли предпочитает не вспоминать. Поэтому она и не говорит ему, что волосы отдельно от нее… не говорит, что они больше не живые… не говорит, что они лишь воспоминание о прошлом, которое она целым и невредимым хранит для него в настоящем. Да и надо ли ему самому об этом знать?»


Характеристики:
«© Mare Vaporum Corp., 2015
© Yuko Shimizu, иллюстрации, 2015
© Д. Карельский, перевод на русский язык, 2016
© З. Ящин, леттеринг, 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
ISBN: 978-5-17-096313-3
Издательство CORPUS ®»

Майкл Каннингем — Дикий лебедь и другие сказки. Отзывы:

«Дикий лебедь» — это в самом деле сборник классических сказок, слегка подретушированных и перелицованных, но все равно безошибочно узнаваемых. Как жилось двенадцатому из братьев Элизы — тому, у которого вместо одной руки осталось крыло? Чем закончилась карьера ведьмы, построившей пряничную избушку? На кой-черт Румпельштильцхену сдался новорожденный королевский сынок? И что, в конце концов, скрывается за дежурной формулой «жили долго и счастливо»? Если вам правда интересно, то крылатому принцу жилось несладко: личная жизнь не сложилась, да и с карьерой как-то не сошлось, зато у них с крылом возникла странная форма симбиоза — дружба не дружба, но что-то вроде того. Ведьму, понятное дело, съели забредшие к ней на лужайку тинейджеры-людоеды — после углеводов им захотелось белковой пищи. Румпельштильцхен просто хотел забрать ребеночка у жестокого короля-отца, вырастить его как собственного сына и научить любви, милосердию и немножко колдовать. А «долго и счастливо» означает прожили вместе целую жизнь, родили детей, дождались внуков, ссорились, мирились, отдалялись и снова сближались — словом, просто жили, как все нормальные люди. @Галина Юзефович

Принц, которому сестра не успела дошить крапивную рубашку, и вместо правой руки у него теперь лебединое крыло, живущее как бы отдельной жизнью, подчиняющееся неведомым птичьим законам («Он жил со своим крылом, как другие живут со взятой из приюта собакой: милой и доброй, не поддающейся дрессировке психопаткой»). Эксцентричная обезумевшая старуха, пытавшаяся заманить в свой пряничный домик Гензеля и Гретель, но в итоге сама ставшая добычей юных хищников («Тебя губит одиночество. Потому, должно быть, что ты ждала, что гибель будет величественнее и романтичней»). Уродливый карлик, который больше всего на свете хочет воспитывать ребенка, пускай даже чужого, пускай приемыша, но заранее знает, что ничего такого ему не светит («В агентствах по усыновлению даже на врача и юриста посмотрят косо, если он не женат и ему больше сорока. А ты дерзай. Вперед, двухсотлетний гном, подавай заявку на усыновление»). Вот они, завсегдатаи манхэттенского кафе Reggio, бруклинские пропойцы, бронксские бродяги, депрессивные мамаши из Куинса, принявшие обличье сказочных персонажей. Время зависло между условным Средневековьем и не менее же условными нашими днями. Пространство – упразднено. @Сергей Кумыш

Каннингем многих персонажей доводит до возраста размышлений о прожитой жизни, в которой герои ошибались, расставались, были неудачниками или сходились вновь, — то есть жили как обычные люди. А если и были состоятельны (как Джек и его мать, разбогатевшие на отмщении когда-то провинившемуся великану), то не очень-то и счастливы. То ли это сказки не сказочные, то ли жизнь чудесней, чем кажется. В начале сборника Каннингем, замечая, что большинству читателей героями сказок стать не грозит, все же спрашивает: кто из нас не захотел бы наложить проклятие на других, красивых и богатых? Из сказок становится ясно, что ничем хорошим такие волшебства не заканчиваются, и “Дикий лебедь” предупреждает нас о грядущих проблемах, вроде изменения ДНК человеческого эмбриона (да и манипуляций с телом вообще: достаточно вспомнить историю принца, оставшегося навсегда с крылом лебедя): откуда нам знать, во что это выльется? В “Диком лебеде” читатель не найдет сложных сюжетов, проходящих через несколько эпох и подробно исследующих тонкости человеческого и общественного устройства. Но тем, кто только перевалил за третий десяток, “Дикого лебедя” прочитать стоит. @Егор Осипов

Ни в коем случае не стоит открывать её в ожидании чудес и волшебства! Это не сборник сказок — это оружие массового поражения, психотронная бомба мощностью 100 гига-Йейтсов! И хотя постмодернистское переосмысливание классических бродячих сюжетов можно назвать трендом последнего десятилетия, никогда ещё его плоды не были столь тленными и безысходными. @Seterwind

В «Диком лебеде» Каннингем развенчивает засевшие в наше бессознательное сказочные сюжеты, которыми нас с детства программируют на те или иные жизненные установки. Здесь он окончательно прощается с иллюзиями, которые мы носим в себе и за которые приходится иногда дорого платить. Время и пространство в рассказах «Дикого лебедя» оказываются условными: из сказочного мира персонажи внезапно попадают в современность, словно читатели — из оставшегося позади детства в опустившуюся гильотиной на шею реальность, где прочитанные сказки почему-то не спешат сбыться. Каннингем вырывается в своих рассказах вплотную к тому, что можно назвать магическим реализмом. В новой книжке градус преображения реальности настолько повышен, что она не выдерживает, разлетается на куски и в образовавшемся пространстве обнаженным оказывается сказочный архетип, оставшийся нам с детства. История принца с лебединым крылом превращается в историю потерянного в социуме парня, где крыло — только метафора (чего — одаренности, инаковости?). Девица легкого поведения уже преклонных годов после десятка прожитых лет обыденной жизни неожиданно берет и строит дом из сладостей в лесу. Самый же типичный «маленький человек», эдакий акакий акакиевич, кочующий из эпоху в эпоху, обращается в сказочного Румпельштильцхена. И все они — все мы — лишь заблудившиеся в лесу существования дети, иллюзии которых изрядно потрепала жизнь, внеся в них свои коррективы. Но что делать? Приходится раз за разом пересказывать любые мифы все с новыми поправками, новыми уступками. В каннингемовских «сказках» вырисовывается иногда ироничная, иногда печальная, а иногда и кошмарная галерея психологических портретов реальных человеческих типажей (их герои, я уверен, живут по соседству или иногда едут бок о бок с вами в автобусе) или семей, самых разных, каждая из которых счастлива и несчастлива по-своему. Сюжет каждого рассказа, имеющий сказочный архетип в ядре сюжета, но говорящий о повседневности, предельно сконцентрирован, насыщен скрытыми смыслами и метафорами. Так, например, в довольно смешном «О-боб-рал» возникает образ тоскующей у новоиспеченного нувориша Арфы — это метафора искусства, ненужного и обреченного в мире материального обогащения.  Лучшим рассказом сборника я бы назвал «Стойкого, оловянного», в котором Каннингем позволил себе остаться самим собой и который по воздействию на читателя очень похож на знаменитые романы писателя. Тут вообще нет ничего сказочного, это чистый реализм. Просто мать прочтет дочери «Стойкого оловянного солдатика», проецируя события сказки на собственную жизнь. Но так, что у читателя все внутри перевернется. Каждый рассказ «Лебедя» — мудрая фантазия, поднимающая темы, над которым стоит поразмышлять. Или попросту прочувствовать, получив удовольствие от современной литературы высшего класса.

В «Диком лебеде» мы увидели во многих смыслах Каннингема, окончательно попрощавшегося с прежним творчеством, хоть и оставшегося самим собой. И самая большая интрига сейчас — каким будет его следующий роман, который должен стать историческим. Не могу не отметить, что книга блестяще иллюстрирована, это придает ей особенный шарм. И почему-то в иллюстрациях Юко Симидзу мне постоянно мерещилась тень Обри Бёрдслея.@igori199200

  • Макушкина светлана вячеславовна книга умные игры в добрых сказках
  • Майкл джордан как пишется на английском языке
  • Мактуб на арабском как пишется
  • Майкл джексон сочинение на английском языке с переводом
  • Максимуму или максимому как пишется