Будучи родителями мы стараемся защищать и оберегать своих детей от всего. Мы прячем опасные вещи на самые верхние полки, носим с собой лейкопластыри, питьевую воду и любимые игрушки — словом, делаем все, чтобы оградить их от опасности.
Но что делать с теми вещами, от которых мы не можем их защитить? И надо ли их защищать в этом случае? Такими вопросами задается Алекс Ричардс, мама пятилетнего мальчика, которая разрешила ему надеть платье для школьной фотосъемки и осталась приятно удивлена результатом. Мы перевели для вас ее историю с небольшими сокращениями.
Однажды мой пятилетний сын увидел, как его старшая сестра (ей восемь лет) примеряет новое платье. Он был так заворожен тем, как красиво развевалось ее платье, когда она кружилась в гостиной, что попросил себе такое же. Это решение заставило меня переживать и гордиться одновременно. Я стремлюсь вырастить своих детей открытыми к новому и знающими, что в нашем переменчивом мире живет множество разных людей, которые заводят совершенно разные семьи.
Но когда я покупала ему это платье, я заволновалась. Мы живем в Бруклине, в довольно прогрессивном окружении. Но как насчет всех остальных? Одно дело, если бы мой сын, дурачась, надел платье с рюшечками и отправился на день рождения к друзьям, но в его начальной школе надо носить форму. Там триста человек — от детсадовцев до пятиклассников. Целая школа незнакомцев. Так что да, я переживала.
Я обсуждала это решение с сыном. Предупреждала его о том, что люди могут быть жестокими, и что не все могут быть готовы принять его в таком образе. Но мне показалось, что все мои попытки были напрасны.
В итоге я решила написать письмо его учителям. Мне было важно знать, как они отреагируют — быть может, не ответят вообще или ответят запретом? Я не ждала похвалы, я, скорее, старалась убедиться, что они поддержат моего сына и последят за другими детьми, чтобы те его не обижали — я просто хотела предупредить их заранее.
Ответ, который я получила вместо ожидаемого «да, ладно», меня поразил.
Они все обдумали и провели с детьми утреннюю беседу «о разных предпочтениях» за несколько дней до фотографирования. Это был просто разговор, понятный пятилеткам: кто-то любит есть омлет, а кто-то — хлопья, кому-то нравится носить платья, а кому-то — штаны, кто-то любит голубой цвет, а кто-то — розовый. Они не адресовали свои слова напрямую моему сыну, но когда они спросили, кто считает, что мальчики тоже могут носить розовое, он поднял руку.
Он сказал, что у него есть розовая куртка. «Правда?, — обрадовалась учительница. — Может быть, ты принесешь ее и покажешь нам?». После этого сын надел свою куртку и покрасовался перед классом.
Придя домой, он рассказал мне об этой беседе. «Знаешь, что? — сказал он. — Мы в школе обсуждали, что мальчики тоже могут носить платья. А я и так это знал!». Я была очень рада. Я не могла представить себе лучшего сценария.
Наконец настал день съемки. Мой сын отправился в школу в полосатом платье с велосипедами на юбке. У меня перехватило дыхание, когда я отвозила его в школу, но я понимала, что должна его отпустить. Ведь это то, что мы делаем, будучи родителями? Стараемся воспитать их как можно лучше, а потом отпускаем в большой мир?
Когда я приехала забирать его из школы, я готовилась к худшему. Но худшее так и не случилось.
Он все еще был в платье, а улыбка не сходила с его лица. Учительница сказала мне: «Все прошло отлично!» и показала большой палец. Как он рассказал мне позже (и учителя подтвердили), большинство детей вообще не заметили, во что он был одет, а те, кто заметил, сделали комплимент. Конечно, не обошлось и без нескольких косых взглядов и пары вопросов «Почему он надел платье?», но мой сын был к ним готов. «Потому что мне так нравится!» — отвечал он и возвращался к своим делам.
Я понятия не имею, вырастет ли мой сын геем, трансгендером или кем-то еще. Если честно, мне кажется, что ему просто нравится ткань, из которой сшито платье, и повторять все за своей сестрой. Впрочем, я буду рада поддержать его в любом случае. Я буду читать книги, ходить на группы поддержки, продолжу общаться с его учителями.
Мы живем в жестоком мире, но я была счастлива, узнав, что мои дети ходят в школу, где учителя готовы прилагать дополнительные усилия для того, чтобы все их ученики чувствовали себя комфортно и уверенно.
История эта случилась давно. Тогда, когда мальчики и девочки ходили в школу не в чем придется, как сейчас, а в школьной форме. Не стану утверждать, что это всем было по душе. Но мне и моей лучшей подруге Лене С. коричневое платье с белыми манжетами и воротничком, равно как черный фартук в обычные дни и белый – в торжественные, казались хорошей одеждой для школы. Мы и помыслить себе не могли отправиться в школу в чем-то еще. Мне нравилось ходить в школьной форме, нравилось, как смотрели на меня некоторые мужчины, хотя в те годы я и не могла полностью понять их многозначительных взглядов. К сожалению, придя из школы, я была вынуждена одевать что-то домашнее – таково было требование моей мамы. А вот, по словам Лены, она нередко, надев форму утром, снимала ее только перед сном. В это было легко поверить, потому что я часто встречала ее после уроков, во дворе одетой все в то же коричневое платье. Кстати, Лена никогда не позволяла себе разгуливать в школьной форме, но без пионерского галстука. Видимо, полагала, что комплект должен быть полным. Как-то я спросила ее, почему она не переодевается после уроков? Ответ поразил меня своей обстоятельностью и разумностью. Во-первых, говорила мне Лена, ей было просто лень переодеваться. Во-вторых, когда дома она садилась за уроки, то сидя за письменным столом в школьной форме, ей было легче настроить свои мысли на серьезный лад. В-третьих, при повседневной носке лучше трепать и изнашивать ту одежду, что подешевле, а найти что-то дешевле школьного платья трудно.
Конечно, я не раз видела мою подругу и в обычной одежде – она могла одеться со вкусом. Но, повторяю, самые добрые чувства она питала и к ненавидимой многими девчонками в нашем 5 «Б» школьной форме, и когда наш класс отправлялся куда-нибудь на экскурсию в музей, Лена всегда приходила в форме, хотя многие девчонки щеголяли друг перед другом и перед мальчишками нашего класса в джинсах, блузках и кофточках. Я тоже врала маме, что учительница просила всех быть в форме, чтобы меня не заставили переодеться, когда я на минутку забегала домой бросить портфель. Лена умудрялась даже на внеклассные занятия по физкультуре – а зимой это были лыжи – являться в форме, в то время как все поголовно приходили в спортивной одежде. Понятно, что и я, скрипя сердцем, натягивала утром шерстяные штаны и свитер, зная наперед, что моя подруга придет сегодня в школу как обычно в форме.
Однажды произошел случай, который и заставил меня написать этот рассказ. В тот субботний день после уроков я зашла к Лене домой. Ее родители только что завершили какой-то грандиозный ремонт, и Лена все нахваливала преобразившуюся квартиру. Я уж и не знала, что такого можно сделать в обычной пятиэтажке. Войдя в шикарно отделанную прихожую, мы бросили свои портфели, и Лена повела меня по комнатам. И, правда, все было чистенько, как-то с фантазией сделано. Лена распахнула очередную дверь и замерла в нерешительности. Я заглянула через ее плечо и… буквально решилась дара речи. Ванная комната была прекрасна, но не она меня поразила. В ванне необъятных размеров сидела симпатичная девушка с распущенными волосами.
— Познакомься, это моя сестра Света, — сказала мне Лена, явно смущаясь. Девушка, весело, с озорством смотревшая на нас, была очень мила, но меня поразила не приятная наружность Лениной сестры, которую я до этого не видела. Девушка принимала ванну полностью одетая: в джинсах и белом свитере! Джинсы были полностью под водой, а свитер – это было хорошо видно – намок до груди. Рукава тоже были мокрые, и когда Света подняла одну руку, я услышала и увидела, как с шерсти густо полилась вода.
— Привет, девчонки, — весело крикнула Света, глядя на нас и в то же время любуясь тем, как мокрый рукав свитера облепил ее руку . – А тебя как зовут?
— Здравствуйте. Я Настя, — после некоторого замешательства ответила я. И тут же не удержалась и спросила: — А вы почему в одежде купаетесь?
— Это все стирать пора, а так приятно залезть в ванну одетой, — ответила Света. – Ты не пробовала?
— Не-а.
— А ты попробуй! Ты не пожалеешь, мне кажется, — произнесла Света и таинственно, хитро улыбнулась.
— Я не знаю, — замялась я.
— Давай, решайся, это, правда, здорово!
— Да, нет, как я потом домой пойду? Меня мама убьет.
— Сестренка, — обратилась Света к Лене, — может, ты дашь своей подружке что-нибудь из своего гардероба? Я вижу, что Настя не прочь составить нам компанию, но не решается сделать это в школьной форме.
«Составить нам компанию», — думала я пока шла за Леной. Значит, мы будем купаться втроем.
Лена распахнула шкаф и спросила:
— Ты что хочешь одеть?
— Я не знаю, чего не жалко.
— Мне ничего не жалко. Может, что-то обычное для начала? Скажем, вот это платье, — с этими словами Лена достала длинное шерстяное голубое платье. – Его, правда, сушить потом долго, ну да мне не к спеху.
— Давай, — согласилась я и принялась развязывать свой пионерский галстук. Снимая фартук, я решила уточнить:
— Ты тоже будешь купаться?
— Конечно!
— Прямо в школьной форме?
— А что тебя смущает? Мне больше всего нравится это делать как раз в форме.
— Так ты это… не первый раз?!
— Да, мы с сестрой это дело любим. Однако, признаться, я не ожидала что это случится сегодня, да еще с тобой за компанию.
— А в чем же ты завтра в школу пойдешь?
— Завтра, подруга, воскресенье, а к понедельнику все высохнет.
Я переоделась. Платье сидело на мне отлично. Мы отправились назад в ванную.
— Оперативно, молодцы — встретила нас Света. Кто первый?
— Меня уговаривать не надо, — сказала Лена и решительно направилась к ванне.
Глянув на меня, она занесла ногу через бортик и медленно попробовала носком воду. Ее красные колготки на носке, разумеется, сразу промокли, и когда Лена подняла ногу, я увидела, что ткань стала почти черной. Затем Лена полностью погрузила ногу в воду, потом вторую. Теперь она стояла в ванне по колено, и вода немного не доходила до подола ее школьного платья. Потом она прикрыла глаза и, опершись руками о борта ванны, стала медленно опускаться на колени. Форменное платье коснулось воды, но ткань не потонула, а принялась плавать по поверхности воды. Впрочем, это продолжалось очень недолго – то в одном месте, то в другом коричневая ткань стала быстро чернеть, я увидела, как сквозь нее проступает вода, и довольно скоро весь низ платья оказался в воде. Лена еле слышно застонала от удовольствия, когда, как я поняла, вода намочила ее трусики. Потом она открыла глаза, посмотрела на свое намокшее платье и плавающий на поверхности воды черный фартук и опять-таки медленно принялась давить на него руками, погружая его в воду. Вот вода коснулась белых манжет на рукавах – они сразу стали полупрозрачными, и сквозь них зачернело платье. Лена опускала руки все глубже, вода поглощала коричневую ткань, и скоро Лене, стремившейся дотронуться до дна ванны, пришлось согнуться так, что кончики ее пионерского галстука коснулись воды. Я подошла близко и смотрела на все это, как зачарованная, чувствуя как внутри меня рождается, какое-то незнакомое, но очень приятное чувство.
— Что же ты? – сказала мне Света.
Тогда я быстро сунула правую руку в воду, как будто пытаясь схватить что-то невидимое, упавшее на дно. Теплая вода обхватила рукав моего платья, когда я вынула руку, то увидела, что из голубого оно превратилось в темно-синие. Ткань плотно сжимала мою руку, и это было приятно. Однако вскоре я почувствовала, что руке становится холодно.
Лена тем временем уселась в ванне. Теперь только верхняя часть ее школьной формы оставалась сухой, обеими руками она медленно водила под водой. Вот она стала сползать по дну ванны на спине, и опять я услышала ее стон, когда вода перелилась через белый воротничок-стоечку. Какие-то секунды пионерский галстук плавал на поверхности воды, но потом потонул и он. Теперь из воды выступала только голова моей подруги, лицо ее оставалось бесстрастным, но глаза от блаженства были прикрыты.
Я посмотрела на свой мокрый рукав и решительно полезла в ванну. Встав ногами на дно, я тут же стала садиться на корточки. В какой-то момент я буквально физически ощутила, как вода проходит сквозь платье и трусики к моей коже. Это было ужасно приятно. Через короткое время я уже сидела в ванне, наслаждаясь новыми ощущениями. Платье на мне, разумеется, полностью промокло, только плечи еще оставались сухими. Я решила встать, и чувство мокрой одежды на мне, с которой ручьями лила вода, было просто ошеломляющим. Я никогда и не знала, что это может быть настолько здорово!
Не стану рассказывать, как мы еще какое-то время побултыхались, как все трое выбрались из ванны, заливая кафельный пол водой, как обворожительно прекрасна была моя подруга, представшая передо мной в мокрой до нитки школьной форме, со свалявшимся на груди пионерским галстуком, превратившимся в какую-то тряпочку. Перенесусь сразу на несколько лет вперед. Эта часть моего рассказа, в отличие от предыдущей, где наряду с правдой я кое-что и придумала – не стану этого скрывать, не вымышлена ничуть.
Итак, я почувствовала вкус к купанию в одежде. Делать это, правда, удавалось довольно редко – дома всегда была бабушка, вечерами мама, и они бы, конечно, совсем не поняли моей тайной страсти. Более того, скорее всего, мне бы задали такую трепку! На природе я тоже всегда оказывалась рядом с манящим меня водоемом в компании с кем-то, и чувство неловкости, стеснения не позволяли мне искупаться не раздеваясь. Лишь иногда, возвращаясь из школы или гуляя во дворе нашего старого дома, мне удавалось промочить ноги в глубокой луже. Дома я говорила, что оступилась, и меня не ругали, даже напротив – жалели, не догадываясь об истине. Но мокрая обувь – это, конечно, здорово, но все же не то.
Как-то раз случилась такая история. Мама отправила меня в магазин за молоком. Был февраль, но на улице стояла страшная оттепель, все текло. Я была в джинсах, маечке и легком свитерке, и хотела бежать на улицу прямо так – настолько было тепло, но бабушка настояла, чтобы я надела пальто. Я быстро добежала до магазина, благо он находился в соседнем квартале, взяла две бутылки молока (в то время его еще продавали в стеклянных бутылках, а не в бумажных пакетах, как сейчас), и полетела обратно. Зачем-то мне понадобилось сократить путь, и я направилась к нашему дому через небольшой парк. Дорожки оказались покрыты слоем воды, я перепрыгнула одну, другую, а когда пересекала третью реку, окруженную берегами из грязного, ноздреватого снега, то поскользнулась на льду и с размаху села в лужу. Джинсы на заднице и правая штанина тут же промокли, и я почувствовала как тонкая, леденящая струйка воды забирается в зимний сапог на меху. Сбоку на воде расходились белые круги – бутылки с молоком разбились. Первым моим желанием было вскочить, но какое-то непонятное чувство меня задержало. Я выпрямила вторую ногу и с наслаждением ощутила, как намокает вторая штанина и вода заливается в сапог. Тогда я оглянулась вокруг. Никого не было видно – и я легла в луже ничком. В первый момент ничего не почувствовала – толстое зимнее пальто на вате не сразу пропустило сквозь себя воду. Но вот холодок резко ударил под правую лопатку и стал расходиться по спине, я физически чувствовала, как намокает сзади пальто и свитер – это было чертовски приятно. Потом я встала и, ощущая на себе тяжесть намокшего пальто, побежала домой, соображая, что же мне соврать. Но меня даже не стали ругать: ни за промокшую одежду, ни за разбитое молоко. Напротив, быстро раздели, переодели в сухое и напоили горячим чаем с малиновым вареньем.
Но, конечно, больше всего мне хотелось искупаться в школьной форме. Но как это осуществить, я не знала – желание казалось несбыточным. Случай представился уже в старших классах. В начале лета наш класс, как и было положено в те времена, проходил учебно-производственную практику. Мальчишки учились водить машину, а мы осваивали «искусство кройки и шитья». Так вот на практику нас заставляли ходить в форме, как в школу. И я упросила маму разрешить мне жить на даче, благо что добраться до производственного комбината, где проходила практика, можно было за полчаса на электричке. Это было удобнее, чем тащиться туда из городской квартиры через пол Москвы. Мама сочла мои доводы разумными. Но сама-то она работала, поэтому я была предоставлена самой себе. Целыми днями одна! Надо ли говорить, что приехав на дачу после занятий, я не переодевалась, хотя мама надавала мне целую кучу разных шмоток, и, словно маленькую, просила не ходить в грязной одежде.
В один из первых дней моего отшельничества, я отправилась на карьер. Он был залит водой, но поначалу я и не думала там купаться, просто хотела посмотреть на причудливые песчаные острова, ну, и может быть, помочить ноги. Но когда я увидела совершенно прозрачную воду, желтый песок на берегах и ощутила полное безлюдье вокруг, во мне что-то перевернулось. Прямо в своих белых кроссовках я медленно стала входить в воду. Холодок воды был обворожителен, а ощущение мокрых гольф возбуждало. Повинуясь неясному чувству, я решила намочить только подол своего школьного платья, зная, что завтра надо будет идти на занятия в форме. Шаг за шагом я стала удаляться от берега. Когда низ платья лег на воду, все во мне зашлось от восторга! Я постояла минуту-другую, крутясь телом влево-вправо, следя за тем, как скользит по воде подол платья. Постепенно он тяжелел и уходил под воду. А потом я двинулась дальше. Вода достигла пояса, трусики промокли, я поняла, что будь что будет, но я уже не остановлюсь. Я принялась водить по воде руками, наблюдая за тем, как намокают рукава. И в какой-то момент я просто взяла и упала вперед, и вода миллионами потоков устремилась сквозь платье к моему телу. В воде я перевернулась на спину, открыла глаза и картина мокрой школьной формы, волнами извивающейся вокруг меня в прозрачной воде, черного фартука, не поспевающего за мной, когда я делала какие-то движения – все это до сих пор стоит перед моими глазами, как будто случилось вчера. На дачу я возвращалась совершенно мокрая, с наслаждением ощущая на себе потяжелевшее от воды платье. Я даже не сразу переоделась, а с полчаса продолжала разгуливать по саду в мокрой форме. Потом я развесила одежду на стульях на террасе и сразу легла спать, хотя было еще совсем рано. Но я просто не могла отдаться другим впечатлениям дня, то, что случилось только что, переполняло меня, заполняло мою психику до отказа. А утром я с удивлением обнаружила слегка влажное платье и совсем сухой фартук – теплая ночь великая вещь! Облачившись в форму, я отправилась на занятия. Пока ехала в электричке, было приятно чувствовать влажное платье на теле. Когда я добралась до производственного комбината, школьная форма на мне была совершенно сухой, чистой, и никто ничего не заметил, хотя я ее даже не гладила. Вот такая вот история.
Автор рассказа NAST1975
Нельзя заставить людей быть одинаковыми — даже если попытаться одинаково их одеть. Школьная форма была и остается попыткой уравнять и унифицировать — и именно из-за этого она поощряла и поощряет тех, кто ее носит, искать способов выразить в деталях этой повседневной и зачастую ненавидимой одежды свою индивидуальность, статус, гендерную и групповую идентичность. Огромное спасибо всем, кто поделился с нами историями об уникальных особенностях своей школьной формы.
После аварии в Чернобыле меня сослали в Бурятскую АССР сроком на год. В богом забытый военный городок. Там много чего нельзя было купить из привычных вещей. В частности, не было пионерских галстуков. Когда пришла пора приема в пионеры, моя тетя сшила мне галстук из подола своей алой шелковой ночнушки, чем превратила ее в пеньюар. (Антон Денисенко)
Я жила и училась на Камчатке, а лето проводила в дальнем Подмосковье у бабушки в деревне. Но поскольку у мамы всегда был отпуск до октября, то в сентябре я ходила в школу у бабушки. Ближе к старшим классам началась неразбериха с формой, чем я с удовольствием воспользовалась. Нарядилась в бабушкин деловой костюм бирюзового цвета и ходила в нем. На все вопросы отвечала, что на Камчатке такая форма. Директор очень сомневалась, русичка сомневалась, математичка откровенно не верила. Но была такая неразбериха, что все думали: а черт его знает, вдруг у них на этой Камчатке и вправду бирюзовая форма в стиле партийного костюма. Перестройка же. (Lina Witte)
В начальной школе все ходили в шерстяной сине-зеленой форме. У меня была такая же, но темно-синяя, почти черная. А блузка имела красивенный атласный бант. И я страдала, что не как у всех. Эх, знала бы, что зря. (Мария Сайгина)
Хорошо помню сменные воротнички и манжеты на школьном платье. Самостоятельно их стирала и пришивала. Очень помогло в военном институте, когда пришлось пришивать на форму подворотнички. Самой не верится, что я все это застала, каменный век, блин. (Valeriya Aguibalova)
С 8 класса ненавистную коричневую форму поменяли на синюю, которая казалась верхом свободы. Пиджак! Жилет! А потом синяя тоже оказалась неприятная и неудобная. Зато в 9 классе у меня появился бархатный свитер, абсолютно совпадавший по цвету с формой. Учителя с плохим зрением не протестовали, а так мне за него очень попадало. Но кого это останавливало в 16? (Елена Павловская)
Однажды мама привезла мне школьное платье из Нарвы, оно было хлопчатобумажное! Не кололось! Целый год я была счастлива: не нужно было носить под платьем футболку с длинным рукавом. В тот год у меня даже была годовая пятерка по алгебре. Считаю это заслугой платья — я не чесалась и не потела на уроках. (Mila Artukhina)
Гипюровый черный фартук с огромным воланом и с крыльями мне сшила мама в подарок на день рождения (он у меня 1 сентября), и этот фартук примирил меня с чесоточным платьем и с тем, что надо было каждый день таскать одно и то же. Я чувствовала себя принцессой каждый день, а классная этот мой фартук ненавидела чисто по-женски, мне кажется. (kukabarabara)
В старших классах, когда вместо синих «курточек» полагались синие пиджаки, я выпросил в бутафорском цеху у отца на работе пуговицы с двуглавым орлом и нашил их вместо штатных. (Василий Литвиненко)
А я самая первая в классе пришла в синей форме, которую носили старшеклассницы. Это был 7 класс. Костюм из жилета и юбки, оставшийся от старшей сестры, я дизайнерски подогнала под себя. Застрочила 4 складки впереди на юбке, ушила по бедрам и укоротила. Получилась модная тогда зауженная мини-юбка. На жилет я приколола множество значков и военные звезды с папиных погон. На голове у меня была прическа «Аврора», а в руках — магнитофон «Электроника» с кассетой A-ha и Alphaville. Был 89-й или 90-й год. Все старшеклассники были мои, одноклассницы люто ненавидели, а у учителей всегда был повод для нотаций. (Елена Кудряшова)
У нас ввели синюю форму в старших классах. Она была страшная, поэтому мама где-то достала отрез тонкой шерсти цвета «электрик», и летом на даче, на очень причудливой портативной швейной машинке мы сшили мне костюм: длинная юбка годэ и стильный пиджак на одной пуговице. Красота была, просто глаз не отвести! А перед 10-м классом я решила юбку постирать, а в природе существовал только один вид порошка, а сушить повесила над газом… в общем, посередине заднего полотнища выступили зеленые пятна. Голь на выдумку хитра: отрезала все испорченное — получилась модная клешеная мини-юбка. Только на экзамен пришлось брать напрокат у мамы другую, длинную. В короткой меня не пускали. (Katerina Demina)
У меня были офигенские коричневые платья! Юбки у них были с мелким плиссе, ткань мягкая и совсем не чесучая. Летом мама аккуратно умещала плиссе в чулок и так хранила. Привозили это чудо, как и другой дефицит, из Белоруссии. (Мария Хитрина)
Нам запрещалось в классах поверх школьной формы носить теплые кофточки, а климат резко континентальный и ветрено круглый год. Зимой до минус 40 на улице, из деревянных школьных окон поддувает, как ни утепляй. Мама вязала, а вязала она очень искусно, плотные, тонкие шерстяные кофточки без узоров, в тон школьным платьям, с такой глубиной горловины, чтобы воротничок поверх выпускать. Так что учителя ко мне не цеплялись из-за «неправильной» одежды. (Наталья Клянчина)
Училась я в Москве. К девятому (1982 г.) классу мама сшила мне коричневое платье-миди в стиле милитари с пуговицами донизу. Под него я целых два года могла надевать разнообразные батники: и белоснежный, и цветной, и в клетку, и с вышивкой на воротнике… Это было не только модно, но и очень удобно. (Alena Kha)
Я в десятом классе ходила в школу в офигительной теплой юбке-макси, с рисунком типа бохо-пэчворк, темных цветов. Вся школа спрашивала, где купила. А купили мы ее с родителями на рынке за 300, кажется, рублей. Для начала нулевых в нашем городе это уже была редкость, в основном одевались в магазинах. (Ирина Шминке)
Я закончила школу в 1972 году, ни о какой цветовой дифференциации речь тогда не шла. Но у меня было приталенное коричневое платье со стоечкой и застежкой сзади. Носила я это платье без фартука, за что была осуждаема некоторыми одноклассницами, зато с шикарным по тем временам гофрированным воротничком. (Татьяна Пономарева)
Мне в пятый класс купили форму в Киеве, где мне по семейным обстоятельствам пришлось учиться одну четверть. Платье было синего цвета с юбкой в мелкую складку. Когда я с ним вернулась в родной Владивосток, это был фурор: у нас платья были коричневые, а складка — крупная. Самое большое разнообразие — воротник, стойка или отложной. И тут такой разнузданный бунт от отличницы! (Maria Weiter)
В последний (8-й) класс отходила в партикулярном. Прессовали нестабильно, время от времени (во всяких столицах, говорят, уже вовсю канала свободная форма, 1989), и я была закаленный боец — до того у меня были положенные кусучее платье и траурный фартук, но на пионерский галстук я наклеила бабочек. (Наталья Гаськова)
Училась я в начале 90-х, в «элитной» гимназии, с детьми прокуроров, судей и всяких быстро сориентировавшихся в условиях новорожденной демократии. Вероятно, именно по этой причине на общешкольном родительском собрании для формы был выбран тот самый цвет легендарных новорусских пиджаков. Видимо, чтобы настраивать на успех с юных лет. Мои родители были из потерянных инженеров, поэтому «блатной» жакет перешивала знакомая портниха тетя Маша из бабушкиного костюма, благо лежал один такой, нужного оттенка борща, еще с 60-х. А с черной юбкой подсуетилась родня из Израиля. Она была совершенно бомбическая, на озорных подтяжках — вопиюще заграничная. Вот такой получился комплект между прошлым и будущим, как все то время. (Оля Ко)
Моя форма была серо-синяя, и мама говорила, что ничего страшного. Это был единственный случай, когда она спонсировала мою неформальность. Потом одумалась, но было поздно. Драные джинсы не заставили себя долго ждать. (Neanna Neruss)
А я все 10 лет ходила в коричневых платьях и не парилась. Фасоны были разные в них, юбочки то солнце, то плиссе, фартуки разные, а еще воротнички и манжеты кружевные я меняла каждую неделю, и все было замечательно. Причем у всех девочек в классе платья были разные, хотя и коричневые. (Нелли Козырева)
Я как-то надела под школьную форму спортивную майку. И после уроков вышла во двор и начала расстегивать пуговицы рубашки. Одноклассники, конечно, решили, что я сошла с ума и они сейчас увидят мое белье. Так что эти 10-15 секунд я была эротической королевой школы. (Daria Amirkhanova)
У меня была форма, сшитая на заказ. Синяя, а у всех девочек в школе — коричневая. Я этого не помню, но мне одноклассницы уже в старших классах рассказывали, что они подходили и спрашивали, почему у меня синяя форма. А я им, оказывается, отвечала, что у меня просто нет никакой другой. Я очень люблю своих одноклассников и одноклассниц — мы были очень дружные. (Masha Makarova)
У меня форма была очень короткая, так как у мамы не было денег каждый год новую покупать. Колготки из капрона — тоже дорого, мы говорим о 1979-1980 годах. Вместо них был пояс с чулками, чулки были толстые, из фильдеперса, розовые.
Я была девушка с рано развившимися формами. Поэтому в ветреные дни на радость всему мусульманскому населению (а жили мы рядом с Баку) я вышагивала в школу, держа подол формы изо всех сил. Свистели вслед мне много и всегда.
В школе старалась не нагибаться. (Julia Karlova)
Как-то мне привезли галстук из ГДР, он был чуть прозрачный, но очень практичный, и я со снисхождением смотрела на местные галстуки своих одноклассников, которые от глажки становились жжено-красными, почти коричневыми. Манжеты тоже были привезены отовсюду, были разными и ни разу не тривиальными. Но большую часть школьной жизни я провела в коричневой форме, причем поскольку я была девочкой, увлеченной музыкой и потому очень рассеянной, чаще всего приходила в школу, забыв надеть фартук, галстук, а снизу из-под формы торчала домашняя трикотажная юбка. И за свой вид мне, отличнице, было стыдно, учителя меня порицали, и я сразу оказывалась в лагере троечников/двоечников. (Дина Досжан)
Когда я была классе в шестом-седьмом, в школах ввели так называемый «деловой стиль». В чем-то он был даже хуже формы: что считать деловым, решали учителя — и не преминули реализовать свой синдром вахтера. Я тогда была очень православной, и из скромности носила исключительно юбки ниже колена, всегда закрывала плечи и локти. Некоторые учителя издевались, что я вырядилась, как монашка, и не соответствую правилам (в их мире черные джинсы были более деловыми, чем серая юбка). Но я свою христианскую идентичность отстояла, и к десятому классу перевелась в другую школу, где меня ждали классная руководительница-мирская монахиня, которая защищала перед администрацией наше право носить, что хочется, и прекрасный факультатив по библии. (Анна Смирнова)
Я девять лет училась в школе, где форма была обязательной — черная юбка или черные брюки, белая/светлая рубашка, зеленый жилет и/или пиджак. Все это было жутко неудобное, брюки кололись, юбки я тогда в принципе не носила, за джинсы гоняли. В общем, никакой радости. В десятом классе я перешла в другую школу, там формы не было. Но моя мама сказала, что на первое сентября надо одеться прилично, и я пошла в пиджаке и брюках. И тем сильнее была моя радость, когда я увидела, что мои новые одноклассники и одношкольники одеты вообще как угодно — и в пиджаки, и в джинсы, и в классную толстовку с битлами. (Catherine Tortunova)
Все ходили в ненавистных коричневых платьях, а я — в элегантном синем костюме, привезенном папой, кажется, из Прибалтики, где это считалось школьной формой. Я была такая одна — и мне честно кажется, что мой сколько-то приличный статус в классе только на этом и держался. (Наташа Котенко)
В 9 и 10 классе (шел 1988 год) я хипповала, поэтому ходила в черной длинной юбке с черным свитером, к которым прилагалось следующее: фенечки почти до локтя, макияж красно-зеленый поперек глаз, мужские ботинки с бубенчиками и разными шнурками (красным и зеленым), а также ксивник и зеленые ногти.
Училась я, на счастье, у Александра Наумовича Тубельского. Мы как раз начинали в школе эксперимент, и к нам ездили делегации перенимать опыт. В мои обязанности входило встречать эти самые делегации. Приезжали к нам со всей страны директоры и завучи. Они, конечно, видя такое, были в шоке.
Через пару месяцев подходит ко мне Тубельский и говорит, что советом школы было принято решение запретить мне переодеваться в нормальную форму и прекрашивать ногти в другой цвет. Потому что я провоцирую неоднозначную реакцию у 99% приезжающих и как раз с объяснения, почему девочка без формы, да еще и с зелеными ногтями, и начинается рассказ о том, в чем состоит эксперимент. (Женя Картозо)
В Грузии и Азербайджане форму не слишком требовали. Да и время было такое, что не у всех семей водились деньги на еще одно платье. Обязательно в формах ходили богатые девочки из грузинских школ (в Батуми).
Им формы шили на заказ — из дорогой шерстяной ткани, юбки плиссе или гофре, крепдешиновые или шифоновые фартуки. Тогда были приняты фартуки с цельнокроенными «крыльями»; чтобы продемонстрировать богатство семьи, «крылья» эти у иных спускались до самых манжет.
Мальчишки ходили в форме серого цвета — брюки, гимнастерка, ремень типа солдатского. Победнее — в байковой, очень быстро начинавшей махриться и идти клочьями. Побогаче — в шерстяной. Иногда гимнастерку заменял китель, как у дореволюционных гимназистов. У самых богатых и шинели были! Остальные ходили в пальто.
Если у семьи денег на форму не было, то мальчики вместо гимнастерки надевали куртки «бобочки» — или шерстяные, или вельветовые. Под «бобочки» чаще всего надевали клетчатые рубашки-ковбойки. Иногда «бобочки» были двухцветными.
У меня была форма, купленная в Москве, и самый простой фартук из черной саржи.
Но в десятом классе я уже не хотела ходить в форме, и мама сшила мне платье из полушерстяной ткани цвета охры. В моду вошел военизированный стиль, поэтому платье застегивалось на металлические желтые пуговицы, такие же пуговицы были на манжетах и погончиках, а дополнением был пояс, застегивавшийся на металлическую желтую пряжку. Я это платье еще и на первом курсе института носила. (Жанна Свет)
В старших классах (двух последних, если не ошибаюсь) мамина портниха сшила мне платье из коричневой тонкой шерсти, с короткой юбкой-клеш и поясом. Фартук не предусматривался совсем. А манжеты и воротничок (несколько комплектов) она же сшила из настоящего, не синтетического, кружева. (Maria Mitic)
Я была такая маленькая, что мне в Питере (не говоря про Мурманск, где мы тогда жили) форму не могли найти в первый класс. Самые маленькие меня скрывали с головой. Случайно в Киеве нашли, уже в августе — поехали туда к друзьям на несколько дней в гости, и вот там в центральном универмаге откопали микроскопическое нечто. (Евгения Шуйская)
Мы с некоторыми одноклассниками, получив взбучку за неношение пионерского галстука, приходили на следующий день с двумя-тремя галстуками, надетыми одновременно. (Василий Литвиненко)
В 7 или 8 классе мне купили форму в Донецке, красивый темно-синий цвет, юбка-солнце и отстрочки на лифе. Носила без фартука, просто королевишна была… (Татьяна Позднякова)
Сентябрь, Кишинев, жара. Девочки в платьях с длинными рукавами. И только у моей подружки гениальное платье с короткими рукавчиками на пуговицах, куда можно потом пристегнуть длинные. Как мы ей завидовали! А еще ей не надо было пришивать эти ненавистные манжеты. Моя мама сказала после трех раз, что хватит с нее и чтоб я пришивала сама. Причем с изнанки, цепляя за уголок, чтоб аккуратно. Когда я увидела пришитые у другой подруги прям по живому простым стежком манжеты, моей реакцией было первое в моей жизни «А чо, так тоже можно было?!» Во втором или третьем классе (кажется) подарили мне кружевные манжеты. Вручную связанные. Ажурные. Обалденные. Вот они меня немного примирили с этой ужасной повинностью. (Саша Смоляк)
В 7 классе я перешла в гимназию, там была другая форма: синие трикотажные безрукавки с эмблемой и красные клетчатые юбки для девочек. На юбки родители все вместе покупали ткань и шили, что хотели. У меня первые года два была юбочка-солнце и, кажется, сарафан, которые мне очень нравились. А потом форма как-то сама собой отменилась, все ходили кто в чем, только по торжественным случаям соблюдался условный дресс-код: темный низ, белый верх. Я школу закончила в 2000 году, помню, что в старших классах выбор одежды был для меня мучением. (Egri Rebelde)
Я училась в русско-латышской школе, и там как-то не было гестапо формы. Были стандартные синие платья — но параллельно и сарафаны, под них надевались рубашки в красную клетку, но были какие-то другие рубашки, в полоску, кажется, от еще более старой формы. Можно было ходить и в пионерской форме. У меня она была ГДРовская и никто мне никогда слова не сказал. Кажется, старшеклассники ходили в брюках и рубашках, а девушки в юбках. Это, наверное, год 86-88-й. (Julia Komissaroff)
Мама любила все особенное, поэтому в первом классе мне пошили белый фартук из гипюра. Я его носила класса до седьмого — шили так, чтобы можно было надставить. В средней школе был черный фартук из подкладочной ткани. И воротнички-манжеты вязаные (не все, но парадные). Радости от особости не испытывала, все равно форма. (Юлия Максимцова)
В последних классах я сделала для школьного пиджака пуговицы из десятикопеечных монет. А самый последний год уже ходила демонстративно без формы вообще, хуже того — в брюках. Меня регулярно песочили, но не слишком сильно, так как я была гордостью школы. (Ева Новикова)
Наш первый класс был экспериментальным — заслуженная педагог СССР набирала в 89-м году шестилеток, чтобы на них (на нас) тестировать свои взгляды на школьную программу (из третьего класса мы попадали даже не в 5-й, как тогда было почему-то заведено, а в 6-й). Последствия эксперимента можно оценивать по-разному, но в школе мы были на особом, привилегированном положении: собственный класс с собственной раздевалкой и невероятной красоты форма. Темно-синяя в тонкую клетку шерстяная ткань была закуплена оптом на весь класс; костюм, пиджак и брюки или юбку можно было шить централизованно или самим. Мне шили дома, поэтому моя юбка была не в куцую узкую складочку «какувсех», а в широкую обстоятельную красивую складку и на кокетке. Благодаря складкам на юбке я подружилась со своей лучшей подругой Юлькой. Оказывается, в первом классе меня не любили. Я ходила в учительских любимицах, была звездой всех открытых уроков (нас регулярно ходили инспектировать и даже снимать) и, главное, лучилась таким непрошибаемым дружелюбием, что, очевидно, изрядно бесила одноклассников. И Юлька со товарищи … подложили мне кнопку. Я узнала об этом лет через 10 (сама же интриганка и рассказала) — тогда на кнопку я просто села, и она навсегда затерялась в обстоятельных складках. Невозможно всерьез сражаться с человеком, который этого совсем не замечает. (Вера Халдей)
У меня тоже литовская школьная форма была, очень изящная. В Евпатории можно было ходить как в российской форме, так и в украинской. (Сергей Невский)
Я застала коричневую форму, кажется, в первом и втором классе еще. У бабушек на двоих был ворох разного кружева, еще до школы я в нем копалась и мечтала пришить все эти красивые кусочки на форму (в школу я прямо рвалась).Но когда настала суровая реальность и будни, все эти стирки-перестирки и перешивки оказались не таким уж и веселым занятием, и многое из бабушкиных красот не попало на всеобщее обозрение. Потом настали разброд и шатание, нам шили зеленые пиджаки и клетчатые юбки, и мы радовались, что хоть не бордовые. (Tonya Nikishyna)
В десятом классе носила под джинсовую куртку собственноручно раскрашенную футболку с надписью «Гласность». На все замечания учителей отвечала корректным вопросом «Вы, кажется, против перестройки?» 1989 год. (Нелли Шульман)
Я, кажется, почти и не носила нормальную форму. Мама взяла мастер-класс у своей подруги, которая потрясающе вязала, и связала мне коричневое платье, то есть формально дресс-код был соблюден. А фартуки — белый и черный — были сшиты из широких кружевных лент. Поскольку я росла плохо, то форму проносила несколько лет. А потом, уже к отмене всего этого дела, мама связала темно-синие, в тон прежней униформы старшеклассниц, джемпер и юбку. Я выросла, и мама постоянно твердит мне, что я одеваюсь «не как все». Можно подумать, я в этом виновата. (Светлана Падерина)
Я начинал в 1989 году с обычной школьной формы, как все. Класса с третьего в школе начали появляться джинсы, их мало кто мог себе позволить. Я продолжал ходить в обычных школьных брюках, тихо завидуя одноклассникам. У меня джинсы появились только классе в шестом. (Константин Долгановский)
Мы с одноклассником однажды решили добавить к школьной форме повязку камикадзе. Образец я нашел на обложке альбома Iron Maiden, а одноклассник взялся за реализацию. Сам он образца не видел, пришлось пересказывать по телефону: «В центре — красный круг, слева от него как бы арабская цифра 1, но «подставку» поворачиваешь против часовой градусов на 45» и т.д. На следующий день наш класс был дежурным, и я в этой повязке охранял порядок. Все шло спокойно, пока мимо не продефилировала директриса.
— Шабуцкий! Это что такое?!
— Повязка дежурного, Нелли Лукинична.
— Где у дежурного должна быть повязка?!
Я покладисто повязал повязку на рукав, но меня это почему-то не спасло. (Sergey Shabutsky)
Однажды пошли перед школой покупать форму в наш унылый «Детский мир». И — о, чудо — по прихоти легкой промышленности там «выбросили» целый ряд синих, а не коричневых платьев из приличной ткани. Удивительно, что больше никого в классе, да и в школе, в такой форме я не видела. Форсила весь год! Как же мне было жаль, что я выросла, до слез. (Елена Потапова)
До 12 лет я вязала очень красивые кружевные воротнички. Манжеты вязать было неинтересно, там с цветочками не развернешься, а два очень даже симпатичных школьных воротничка до сих пор лежат где-то в мешке с моим детским вязанием.
Правда, из-за этих вязаных воротничков мимо меня совершенно прошла мода на них — кажется, лет 5 назад бум был: к свитерам пришивали, к платьям, вязаные, из бусин и бисера… Я бы сделала лучше, но не хочу. (Евгения Савельева)
После школы с обязательным фартуком к платью казалось, что без фартука — будто в пальто без юбки вышел. У меня было обычное дурацкое платье и белые синтетические полоски манжет, пришитые наживую. А у самой красивой девочки в нашем третьем классе были кружевные манжеты и плиссированный полупрозрачный капроновый фартук. Ей трудно давался английский, и моя мама с ней занималась. В благодарность в конце года она подарила мне такие же божественные кружевные манжеты. Я сперва так и не решилась их пришить, а тут и форму отменили. (Ira Polubesova)
Самая особенная форма была в июне 1990-го, в 10 лет. В школе к тому времени уже перестали носить форму, ходили кто в чем, спорили с учителями о политике и свободе личности. Меня поймали на улице и пригласили сняться в массовке в каком-то кино о 50-х или 60-х, в эпизодах про школу. Школьную форму, старый ранец и хлопковые колготки, растянутые на коленях, надо было приносить свои, а переодеваться было негде. Так и таскалась я три дня подряд в июне, когда школа уже закончилась, по жаре, в ненавистной форме через весь город на Ленфильм. Зато денег заработала. (Anna Cornell)
В нашем не самом благополучном районе на относительно небольшом пространстве кучковались аж пять школ. Моя школа очень уж хотела выбиться в образцовые, поэтому никаких послаблений в одежде для старшеклассников не было. Только форма, только хардкор. Парням — только костюмы, девушкам — только платья. Мою соседку по парте классная довела до слез за крошечный разрез на юбке ниже колена, который был там сделан не соблазнения ради, а исключительно для сохранения возможности ходить. Но в любом правиле можно найти лазейку — королевы нашего класса, например, покупали форму на размер меньше, чтоб юбка была покороче, и уменьшали ее в талии. Выглядело сногсшибательно. А лично я ходила посреди всего этого порядка возмутительным нарушителем — в юбке, которая смотрелась на мне почти как мини, потому что ее отдала мне тетя, которая была намного ниже ростом, и в черной водолазке. Но ко мне классная не лезла — я ездила на все олимпиады подряд (от математики и литературы до физкультуры и краеведения), занимала там призовые места, поэтому сверху спустили разнарядку оставить меня в покое. Меня мой относительно бунтарский вид вполне устраивал. И никаких воротничков! (Марина Нехороших)
На мои старшие классы пришлась мода на миди. Поэтому 1 сентября в 10 класс большинство девочек пришли в коричневых платьях до середины икры с кокетливыми короткими фартучками. Но это был непорядок! Завуч пару недель бегала за нами и требовала укоротить форму. Класс у нас был дружный, хулиганистый и любил провокации. Поэтому в один из понедельников, в конце сентября, все девочки пришли в экстремальном мини, таком, что руку у доски нельзя было поднять, трусы становилось видно. У завуча инфаркт, мы довольны. Ну сама же просила покороче. (Елена Скокова)
В Эстонии была очень красивая школьная форма, особенно для девчонок. И можно было со школьной блузкой носить юбку, сарафанчик и брючный костюм с жилетом. Блузка бирюзового цвета, праздничная — белая, форма яркого синего цвета, потом были еще клетчатые красно-белые юбочки в складку. Юбки нещадно урезались до неприличного мини, блузки ушивались с боков по самое не могу, потом пришла мода на миди, юбки закрывали коленки. И еще были кепки типа фуражек с жестким козырьком для мальчишек и кепи для девочек. Синие с белым клином. (Natalja Galtsova)
Моя первая учительница хотела особенной формы для всего класса. Требовалась плиссированная черная юбка, которую можно было сшить только на заказ в ателье. Денег на это не было. Гугла тоже не было, чтобы выяснить, как такое делается. Но мама нашла все-таки пошаговое описание в подшивке бабушкиных журналов, сделала форму для плиссе из обоев и сшила мне любимую юбку. (Galyna Puzyrna)
С 1 по 3 класс форму мне шила мама. Коричневого цвета и очень красивую. Училки долго обсуждали, считать ее формой или нет — там воланчики, кружевная отделка, но вроде как никаких особых правил не нарушает. Но боже мой! Как же я ненавидела ее! И цвет коричневый! И как долго для меня это был цвет уныния и безнадежности!
Потом форму отменили и сначала ввели дресс-код, а потом были 90-е и у большинства не было ничего, поэтому разрешили ходить как угодно. И я ходила. В спортивных штанах и туфлях на каблуках. Штаны сшила тетя, туфли отдали. А в конце школы я ходила в джинсах и джинсовых рубашках и считала это формой. (Евгения Чикурова)
Я в старших классах могла заявиться в школу в нововведеном синем пиджаке и в джинсах. Учителя терпели, потому что я в целом была для них сущим наказанием — типаж «умный отморозок» или «отморозок-отличник». Фиг меня срежешь на вопросах по предмету, брала хорошей памятью и сообразительностью, а ставить «неуд» по поведению им самим, видимо, было невыгодно из-за отчетности. Этой опцией вообще не пользовались. А выгнать из класса в наказание — так я просто уйду и все. Потом легко сдам все пропущенное. Вот и терпели и штаны, и афроприческу — лишь бы в школу ходила и на уроках не троллила. (Helen Nikolaeva)
Сын мой ходил в жуткой синей форме из отвратительной ткани. В этой форме все дети казались желтыми и нездоровыми. Я ни одного ребенка не видела в те годы, кому эта форма шла. (Жанна Свет)
88-й год. Длинные волосы убирались в хвост и прятались под воротником пиджака. Рубашка в рыжих цветах из 60-х. Широченный, в полменя, галстук в пальмах сворачивался трубочкой. Вместо школьной сумки — холщовая торба с портретом Демиса Руссоса. Не повезло однажды после физры выскочить из раздевалки «as is». Растрепанные хайры, рубаха навыпуск, галстух на всю ширину…
Директор впал в ступор, а я быстро свалил на улицу. К счастью, он не смог увязать комсомольца, спортсмена и активиста с «этим». Обошлось. (Олег Литвинов)
У меня был друг на два года старше, прекрасно помню его выглаженную школьную форму, висящую на плечиках на дверце шкафа накануне 1 сентября. Я ее вожделела — особенно синюю куртку с резинкой по низу и нашитой на рукаве эмблемой в виде раскрытой книги. Это казалось символом запредельного уровня взрослого человека, школьника. Когда я пошла в школу, форму уже отменили, к тому же девочкам, как выяснилось, такой куртки все равно не полагалось, и мама убедила меня не покупать форму. Вместо этого она сшила мне костюм — плиссированную юбку и пиджак из где-то раздобытой ткани в красно-белую клетку. Я была очень красивой первоклашкой, но все равно было жутко обидно, что той самой формы со мной не случилось. Через несколько дней мама предложила мне надеть пиджак от костюма с джинсами, которые она тоже сшила сама, тоже из раздобытой где-то ткани. На них были красивые цветные нашивки, бахрома, и вообще, кажется, это были единственные джинсы среди первоклашек. В тот же день меня отчитала завуч за то что я «пришла в школу в каких-то рваных штанах». (Анна Ростокина)
В старших классах была попытка ввести форму, на меня махнули рукой, потому что я ходил в мартинсах по колено и джинсах в горошек, изготовленных с помощью украденной из той же школы азотной кислоты. Однажды вызвали отца к директору даже, он пришел (брит налысо и в спортивных штанах No Limits в полосочку), спросил, нет ли вопросов по успеваемости и сказал, мол, больше меня по таким пустякам не тревожьте. (Vassi Lahtinen)
О, мне не повезло, потому что я младшая, а старшая сестра имела успех. На линейку в первом классе мама сшила ей парадный белый фартук — из пододеяльника. У нас были пододеяльники, доставшиеся то ли от бабушки, то ли от прабабушки, с вышивкой «ришелье». И вот мама, которая в принципе была рукодельница, из этого пододеяльника с дореволюционной вышивкой сделала фантастической красоты и белизны фартук. Никакого нейлона с жалкими синтетическими кружавчиками, вместо этого — белоснежный накрахмаленный хлопок, весь буквально «резной» от вышивки, с пышными воланами. Воротничок и манжеты были выкроены из того же роскошного пододеяльника. Плюс банты на полголовы, русые косы и румяные щеки. В общем, сестру выбрали из толпы первоклашек, чтобы торжественно звонить в колокольчик. Какой-то парень-выпускник нес ее на плече, фартук развевался на ветру, глаза сияли. Это одна из главных детских фотографий в доме и любимое воспоминание папы. Потом мамы не стало, и у меня такого триумфа уже никогда не было (но у меня и кос не было, не говоря про щеки). Зато воротнички и манжеты, которые мама когда-то связала крючком, мы носили вплоть до отмены школьной формы. И это был предмет вечной зависти одноклассниц. (Anna Ivanova)
В старших классах разрешили не только коричневые, но и синие платья, и я ходила в отданном старшей кузиной синем платье из интересной ткани с воротником-стоечкой (и кружева пришивала на него, это не отменили). А фартук черный поверх был тоже не шерстяной, а сшитый из двух дефицитных гипюровых шарфов. (Молокоедова Лилия)
Наш восьмой класс после ухода очередной классной в декрет достался на руководство директору. Он был либерален и даже несколько вольнодумен. Разрешил мальчикам костюмы вместо формы или брюки с рубашкой, а девочкам — любые строгие юбки с блузками. Мне по скудости времени (восемьдесят девятый год на дворе, в магазинах шаром покати) досталась через пятые руки в качестве строгой юбки форменная милицейская, из майорского габардина цвета маренго. Через знакомого юриста нашли ход в служебное ателье, пошили к юбке пиджачок, а мамина подруга ухватила на работе по распределению ровно того же редкого цвета туфли-лодочки. Я была роскошна, как стюардесса, все три оставшихся года. И сносу светло-серым чешским колготкам, двум парам, которыми это все дополнялось, не было. (Екатерина Ракитина)
Одежду мне привозили б/у из Штатов. Чаще всего рубашки в цветочек и широченные джинсовые комбинезоны марки Route 66. Примерно к девятому классу (2000 год) это уже не лезло ни в какие ворота, учитывая, что французская спецшкола косила под институт благородных девиц. Отчетливо помню дежурных на входе во главе с директрисой и вопль в мой адрес: «Ты знаешь, что такое «охламон»?! Охламон — это ты!» После моего вразумляющего ответа про этимологию слова «охламон» была впущена в недры учебного заведения под дружное шипение: «Где твой погорелый театр, Доброва?» (Ульяна Доброва)
В старших классах (в лицее — 1989-91 гг) наотрез отказалась от всяких платьев и носила брюки. Получила от классного прозвище «Говорящие штаны» и кучу подколок по ходу дела, но в общем-то никакого серьезного прессинга по этому поводу не было, а от возможных проблем с остальными учителями нас при необходимости классный как раз и защищал. В своем неповторимом стиле (прозвище «Питон» он получил ох не зря), но тем не менее. Питон был весьма адекватным человеком и свою задачу видел в том, чтобы хорошо нас научить истории, да и вообще подготовить к жизни, а вовсе не в том, чтобы вымуштровать. Что, собственно, у него и получилось, спасибо ему — в лицее было круто! А до лицея форму я ненавидела лютой ненавистью. Она жала, натирала, в ней было жарко и выглядела она как говно. Чем, собственно, и была. (Tanda Lugovskaya)
Первые три класса училась в гимназии и носила там малиновый форменный пиджак. Дело было в девяностых, малиновые пиджаки намекали на статусность школы. (Лия О’Ди)
Мне мама в рамках тихой борьбы с системой всегда шила форму и фартуки сама. Это было красиво (насколько возможно в заданных рамках) и из хороших тканей. Как-то раз классу после уроков предстояло фотографироваться, мама спецом к этому дню сшила мне офигенный белый фартук из кружева и заплела такие косички, чтобы до конца дня не расплелись. Короче, у нас сначала был урок физкультуры, а потом проверка на вшивость. На фотке я в чужом уродливом фартуке (одолжила свой однокласснице, потому что она им очень восхищалась), растрепанная и в спущенных колготках. (Таня Илюхина)
Я в последнем классе носил собственноручно сшитый оранжевый галстук со школьным костюмом и боролся за него каждый день, и реально считаю, что это была школа жизни. Я правда научился очень многому в этой борьбе. (Kirill Mash)
Первые классы (75-80 годы) форму и вообще всю одежду мне шила бабушка, царскосельская немка, и это было невероятно элегантно. Правда, я была мерзкой свиньей и хулиганкой и все у меня рвалось и пачкалось, но у бабушки Лели даже латки были арт-объектами. Когда она умерла, форму шили в ателье, из тонкой и очень приятной ткани, умело стилизуя под стандарт. А в 9-10 классе, это 84-85 годы, я ходила то в черных джинсах и черной водолазке — мы с подругой якобы репетировали кукольный спектакль, и так месяцами, — то в довольно короткой коричневой юбке и белой кофте. Вообще школа у нас была очень доброжелательная, несмотря на то, что имени Ф.Э. Дзержинского, а шефом нашим было республиканское КГБ. (Маша Зусманович)
Моя тетушка хорошо шила, и ей категорически не нравился синий школьный костюм, который продавался на меня в магазине. Он был из плохой ткани, сидел плохо и т.д. Поэтому она сшила мне из серо-голубой ткани нарядный костюм с рукавами-буф, хорошо сидящий. И я оказалась между двух огней. Я была бы и рада носить некрасивый костюм, как все, но у меня его не было. А за красивый меня ругали, что я выпендриваюсь и хочу быть лучше всех. Это был класс шестой, год 88-й примерно. Года через два я отвоевала себе обычную синюю форму. А еще через год ее отменили и я ходила в штанах, которые уже сама сшила, и водолазках. (Вера Борисова)
Коричневое платье я ненавидела лютой ненавистью с первого класса. Когда мальчикам ввели синюю форму, я умирала от зависти и умоляла позволить мне носить этот чудесный костюмчик с погончиками и серебряными пуговичками. Естественно, никто не разрешил. Аргумент был железный: ты же девочка. С седьмого класса я эту коричневую мерзость не носила, а ходила более или менее в чем хотела. Один раз меня не пустили в школу и сказали без формы не приходить. Я не ходила месяц, пока классная сама не уговорила меня вернуться. Больше про форму никто не заикался. (Ася Штейн)
Я помню только свой белый фартук, который я надела первый раз в первый класс. Я его шила сама целое лето, пока гостила у бабушки. Она его выкроила, а я, на стареньком ножном «Зингере», собирала его все лето. Получился чудесный фартучек. Осталась фотка. Гордилась собой страшно. (Оксана Гулык)
Первую школьную форму (для вступления в эти круги ада в 1948 году) мне сшила бабушка из своей пелерины темно-синей шерсти, которую она носила, когда служила сестрой милосердия в 1914-м. Форма была теплая, мягкая и прекрасная. (Наталия Абалакова)
Школьная форма страшно раздражала, особенно ежедневное отпарывание и пришивание белых кружевных воротничков. Последние школьные годы все отрывались, как могли. Голубоглазая тихая красотка–одноклассница Оксана ростом 1.78 обрезала форму по самое начало ног. Поэтому вызывать к доске учителя Оксану опасались. Весь класс завороженно следил, как Оксана тянет на самый верх доски руку с мелом. Наш военрук просил Оксану отвечать с места или просто говорил: «Ой, садитесь, Оксана, вам “пять”», — еще до того, как Оксана откроет рот. А я по контрасту с Оксаной сшила себе форму сама: длинное в пол черное платье с глухим воротником стойкой. В духе Надежды Константиновны Крупской. Оно застегивалось на пуговицы на спине сверху донизу. На уровне длины Оксаниной юбки пуговицы у меня на платье заканчивались. И дальше шел просто разрез. Венчал это платье микрофартук в цвет платья, скорее напоминавший пояс. На все претензии завучей мы отвечали, что, к сожалению, другой школьной одежды нам мамы не могут позволить себе купить. Что, конечно, правдой не являлось, но позволяло отстоять хоть какую-то индивидуальность. (Анна Скавитина)
В восьмом классе я была просто оппозиционным лидером во внешнем виде: пока все покорно носили темный низ и светлый верх+туфли, я ходила с короткой асимметричной стрижкой, выкрашенными в иссиня-черный волосами, майке с картой Северной Америки, где было размечено расположение коренных племен индейцев, пиджаке из жатой перламутровой ткани фиолетового цвета, джинсах клеш от бедра и скейтерских кедах, протертых от катания. Помню, по лестнице спускаюсь, а навстречу мне завуч. И кричит: «Ивкина! Это что такое?!» А я ей: «Вы про что?» Она мне: «Во что ты одета?! Где твоя форма?!» Отвечаю: «У меня светлый верх? Светлый. Пиджак есть? Есть. Низ темный. Ну я пошла, а то на урок опаздываю!» Она меня за эту дерзость ненавидела. (Ksenia Ivkina)
В 9-м классе, когда давно была уже синяя «псевдостюардессная» форма из дрянной ткани, самые шикарные девочки школы ходили принципиально в классической коричневой. Правда, шитой на заказ. (Олег Литвинов)
В седьмом классе, испросив заранее у классной разрешение носить в качестве формы юбку в неяркую клетку и блузку (как раз в период, когда рухнул СССР, комсомол и остальные оковы), собственноручно сшила эту самую юбку. Вытачки и припуски на швы расчерчивала прямо по изнанке кусочка шерстяной синей, в тонкую красную клетку, шотландки. Вся длина в чистом виде составляла тридцать семь сантиметров, чуть менее половины длины бедра. Облегание было достигнуто идеальное, и в сочетании с синими плотными колготами и белой водолазкой эта юбка била все школьные топы. (Ekaterina Shishatskaya)
В третий класс я пошла в фартуке светло-синего оттенка — такого не было не то что ни у кого в классе, а во всей школе. Он мне достался от крестной сестры, чья тетя шила. Я еще в тот год очки начала носить и гордилась ими намного больше, чем фартуком. (Russell D. Jones)
Моя школьная форма была с некоторым апгрейдом. Во-первых, я была очень худая, и маме пришлось ушить платье по бокам и сделать вытачки. А потом я решила, что юбка должна быть короткой, отрезала сантиметров на пять, подшила как-то. Дело было во втором классе. Юбка получилась самая короткая, а платье приталенное. Жалела, что форма быстро закончилась, выглядело круто. (Наталия Горелик)
У нас в старших классах была страшная синяя форма. Нас с Настей Буденной всегда вызывали к директору, потому что форму ни я, ни она из принципа не носили. В детстве я думала — наверное, где-то в мире по-другому. Но нет — форма дочки в английской частной школе (и не в одной) была не менее страшная. Они еще и юбки подворачивали, чтобы сделать покороче. Нам такого в голову все-таки не приходило. (Lola Lola)
У меня был особый пионерский галстук — не то прибалтийский, не то немецкий. Он был синтетический и его ва-а-а-ще не надо было гладить! Он не мялся, в отличие от стандартного советского. И немного отличался по оттенку, не морковный, а малиновый был. (Анна Бабушкина)
В старших классах школы купила себе черный костюм в белую тонкую полоску — прямая юбка и очень приталенный пиджак на двух пуговицах. Юбка сразу же была отрезана почти до мини, под все это надевались высокие белые кроссовки и колготки с узором. Директор школы и весь руководящий состав были ярые коммунисты, поэтому мне приходилось в этом наряде постоянно скрываться от завуча. Когда она меня отлавливала, то заставляла сначала умываться, пока на белой салфетке не оставалось и следа от румян, а потом отправляла домой переодеваться. В 9 классе перешла в другую школу, там мой костюм оказался чуть ли не самым приличным, поскольку форму практически везде отменили уже. Я надевала в школу малиновый клубный пиджак моего мч с эмблемой нашего городского футбольного клуба, где он тогда работал. На вопрос молодого учителя истории, где я его взяла, отвечала, что это пиджак мужа (16 лет мне было), чем заслужила его безоговорочное уважение. А с молодым человеком мы действительно поженились, правда, через 10 лет. (Светлана Грановская)
Я носила с седьмого класса юбку-брюки, честно объяснив директору-мужчине (глядя ему в глаза наглыми глазами), что никак не могу ходить в платье, потому что мама требует в этом случае надевать рейтузы, а снимать их при мальчиках, спрятавшись за вешалкой, я просто не в состоянии. В юбке-брюках мама разрешает ходить без рейтуз. «Вы же не хотите, чтобы у меня было воспаление придатков?» — доверительно спросила я нашего добрейшего Джона. И наслаждалась, сволочь, свекольным цветом его лица. (Ася Штейн)
В последнем классе я купила в только что появившемся секонд-хенде костюм из джинсовой юбки и жилетки. Формально они были синие, но бесили педсостав, конечно. Еще в предпоследнем я бы не решилась, а тут уже все пошло вразнос. (Ира Улякова)
Я сама себе сшила гипюровый черный фартук, как у гимназисток из книги «Дорога уходит в даль». (Соня Котлярски)
Я с 4 по 8 класс провела в т.н. «лесной школе», по болезни. А с 8 по 10 могла получать знания на дом, но мне было скучно, и я решила ходить в школу. Жутко травмировала почти всех учителей и большинство одноклассников тем, что ходила в чем хотела, нагло прикрываясь статусом инвалида. А хотела я ходить в красивом — в австрийском костюме из джерси. Такие в те времена шили на заказ для сотрудников гостиницы «Интурист», где работала моя мама. Восхитительный синий двубортный блейзер и юбка-карандаш. (Катерина Орлова)
Я постоянно страдала из-за пришивания воротничков и манжетов. Училась я в элитной центровой спецанглийской школе, где полкласса были в моднючей форме со стоечкой и юбкой гофре. И я тут такая, из многодетной еврейской семьи, попавшая в школу по районному распределению. Ох, как меня чморили за грязные или плохо пришитые воротнички! Маме было некогда, а я делала это плохо. А в 5 классе мне разрешили носить взрослую форму с синим пиджаком и юбкой — не было на меня размера «детской» формы. (Ania Pivovarova)
Помню только, что с синей мальчуковой формы надо было сразу срезать эмблему с плеча, что-то там с книжкой. Она называлась пидоркой. Неизвестно почему. (Гоша Димитрюк)
Отложной воротник на коричневом платье был для обычных девочек, а те, кто понимал, выбирали стойку. Кружевной передник — дешевый шик, а вот шитье — другое дело. Пионерский галстук бывал морковный, из дешевого ацетата с грубым обрубочным швом, а бывал более алый и плотный на ощупь. Дьявол в деталях. (Анна Королева)
У меня был воротник-стойка. Хотя сначала я хотела большие отложные воротники, но мама сказала, что стоечка — это благородно. И никаких кружевных фартуков. Главное — тугие косички и чтобы колготки были подтянуты. (Tatiana Zubova)
В середине 80-х мы с мамой ездили в Грузию и привезли оттуда шикарный пионерский галстук — шелковый, гладкий, сочного алого цвета, как паруса брига «Секрет». Никакого сравнения с обычными жесткими галстуками морковного цвета. Весь класс умирал от зависти. (Лара Ковалевская)
Я пошел в школу, а точнее, в гимназию, в 1995 году. И с первого по третий класс гордо носил советскую форму. Ибо бабушка была запасливой, а я послушным. Форма, кстати, удобная. (Александр Цыганов)
Форма как у всех была, — воротник-стойка, юбка в складку, белый фартук, — и никогда не вызывала никаких эмоций. И тут мне подарили школьную форму из Польши, темно-синее платье, очень красивое. Казалось бы, вот оно, счастье, — а у меня паника, что на меня все будут смотреть и дразнить, возможно, ненавидеть. В итоге я в нем один раз пришла в школу, меня буквально волокли до класса и впихивали в дверь, меня от страха парализовало. (Инна Белькова)
В пятом классе наш тренер по гимнастике перевела меня из физико-математической школы в школу со спортивными классами, которые даже обозначались на букву С и С’ (читать как «Эс прим»). В этих классах начисто отсутствовала школьная форма. Мы приходили в школу в чем хотели, в отличие от всех остальных — а это середина 70-х и начало 80-х в Ташкенте. (Galina Artemova)
К своей коричневой форме относилась очень хорошо. В старших классах, когда все достраивали платья до миди, я свое обрезала по самое некуда. И два года ходила в вызывающем мини. А в 9-м классе еще сделала модные рукава 3/4, широкие и с отворотом. Изгалялась я и с воротниками. Они были предметом моей гордости. Я их придумывала сама, что вызывало много вопросов, но придраться было не к чему. И официально они были приняты. Я их делала из материалов с разными фактурами и цветами. Так что от этого коричневого платья одни позитивные воспоминания. (Светлана Картинина)
А я, когда перешла в новую прогрессивную школу, где сразу отменили школьную форму, настолько обрадовалась открывшимся перспективам, что применила все свои знания, полученные в старой школе на уроках труда, и сшила себе узкую черную юбку с разрезом. Дома не было никакой молнии, кроме ярко-желтой (интересно, в моем доме сейчас вообще нет никаких молний, и они никак в нем не могут появиться, а раньше было дома все… на всякий случай) и я победоносно ее вшила в свое произведение. Прославилась моментально по всей школе. (Рэйчел Якубович)
В 10-м классе я носила узкую коричневую юбку, саморучно перешитую из чего-то древнего, коричневую же водолазку и для проформы черный фартук. Фартук я, правда, тоже перешила, чтобы он не выглядел как настоящий. Наряд этот был помимо прочего весьма функционален: когда я прогуливала школу (а делала я это регулярно), нужно было успеть переодеться в лифте из юбки в джинсы, а жили мы на 5-м этаже, вот и считайте. (Vera Bergelson)
Когда семиклассницам разрешили синюю форму, было счастье. Я сразу же обшила какой-то носовой платочек кружевом и вставила в кармашек жилета, а пиджак не носила, у меня были всегда очень красивые самошивные блузки (спасибо бабушке и немного себе). Ни у кого такого в старших классах не было. (Julia Pankratova)
Я пошла в 1-й класс в 175-ю школу, знаменитую тем, что в ней учились дети Сталина. В тот год руководство школы решило выпендриться и форменные платья должны были быть обязательно синего цвета. Все московские школы носили коричневые. Маме пришлось заказать портнихе синее платье из какой-то кусачей шерсти, я его ненавидела. Хорошо еще, что эта пытка продлилась только год, потом все перешли на нормальную коричневую форму, которая продавалась в магазинах. (Natalia Rutkevich)
Я учился в конце 90-х и начале 2000-х в самой обычной средней школе. Никакой формы у нас не было. Девочек в старой советской школьной форме, с белыми фартучками, я увидел на последнем звонке, в 11-м классе. Это вызвало у меня, прыщавого девственника, небольшой шок. Никогда до этого наши девчонки не казались мне такими красивыми. (Андрей Уральский)
Помню, мама привезла из Прибалтики синее школьное платье, где юбка была полусолнце, по бокам удобные карманы, да еще к ней прилагался белый фартук с оборками. В целом вид был празднично-нафуфыренный. Я чувствовала себя модной (Прибалтика тогда была окном в Европу) и особенной. Поскольку мы с сестрой погодки, мы иногда за эту форму дрались. (Дина Досжан)
Где-то в 6-7 классе, году примерно в 1988-м, мне купили школьную форму в Белоруссии. Это был довольно стильный пиджак и брюки синего цвета, чем-то похожие на униформу летчика. Остальные пацаны в классе носили уродливую коричневую форму «цвета детской неожиданности». В какой-то момент я нашел дома в шкафу шевроны покойного деда (он был капитаном торгового флота) и нашил себе на пиджак. Приперся в школу в чине контр-адмирала. Да еще со значками space shuttle в петлицах. Проходил так, наверное, неделю, пока директор не приказала спороть все эти аксельбанты к чертям. (Illia Silin)
С первого класса я была обязана сама стирать воротнички и манжеты, потом гладить их и пришивать. Обычно в воскресенье вечером. Когда совсем неохота. Но надо. Грязный воротничок или манжеты — это позор. (Tatiana Zubova)
В школьной форме мне довелось ходить не слишком долго — два с половиной года. К концу третьего класса ее отменили, и мы радостно стали ходить кто в чем: цветные лосины и спортивные костюмы у девочек стали нормой, никому ничего не запрещали. А до этого было и противное коричневое платье, и воротнички, которые надо было отпарывать каждые выходные, и фартуки. Черный фартук был обычный, а вот по поводу кружевного белого учителя всегда делали мне комплименты. Его мама сшила из гипюра, пустив на это дело свой свадебный костюм, в котором до нее выходила замуж еще ее сестра. Этот же костюм был пущен и на кружевные воротнички. (Polina Sysoeva)
У меня был приличный синий костюм-тройка из Прибалтики. Когда я вошла в класс 1 сентября, все встали — приняли за новую учительницу. Однако этот строгий костюм не мешал мне драться и упоенно прыгать в резиночку. Разрез на юбке зашивался каждый день. (Анна Бондаренко)
Я в форме ходила с 1 по 5 класс — хотя когда мы были в третьем, форму отменили. В пятом классе я была единственным ребенком в форме. Она мне очень нравилась, у меня были красивые воротнички, манжеты и фартуки. Я была книжная девочка, очень серьезная, и одноклассницы в леопардовых или каких-нибудь кислотных лосинах вызывали у меня оторопь. (Egri Rebelde)
Ходила в темно-бирюзовом платье из тонкой, качественной шерсти вместо коричневого форменного. Тетушка вязала крючком воротнички и манжеты — их носили подкрахмаленными. Подобные воротнички, у каждой на свой манер, были, наверное, у половины класса — белые, белые с узором из цветных ниток, пришивные, съемные на завязках, круглые, овальные, заостренные. Были комплекты — воротничок, манжеты, белый фартук, — сшитые из одинакового кружевного полотна с отделкой из кружевной ленты. Черный фартук, сшитый на заказ из хорошего кружева с крученым, выпуклым рисунком, белый — из тончайшего батиста, через который просвечивает ткань платья.
Очень было досадно, что новую форму для девочек уже разрешили (синие юбочные костюмы, можно каждый день разные блузки надевать, ах!), но в нашей провинции их не продавали, только одна счастливица в классе такой носила. (Наталья Клянчина)
Дочь пошла в школу в девяностом году. Мы ей в Таллине купили синий сарафан, она носила его с разными блузками. Кроме того, я в ДЛТ (Питер) купила ей штук восемь отличных платьев — и дизайн был прекрасный, и ткани, и сшиты замечательно. Так что у нее не было нужды, как у брата, целую четверть ходить в одном и том же, потому что постирать синюю форму для мальчиков в промежутках между каникулами не было возможности: в школе была шестидневка, форма не высыхала за одни сутки. (Жанна Свет)
В какой-то момент моя школьная форма была особенной, потому что она была. Все ходили одинаковые — коричневое платье, белые пришивные воротнички и манжеты, черный фартук, красный галстук. И вот прикрыли пионеров. Сказали — все, дети, галстук можно не носить. Кто-то прямо тут же его сорвал, кто-то пришел без галстука на следующий день, самые слоупоки донашивали типа до конца недели. Потом — хоба! — все, дети, форму можно не носить, отменили мы форму, носите что хотите. И все потащили родителей на Петровско-Разумовский рынок за лосинами, синтетическими плиссированными юбками и ангорскими кофтами с вышивкой бусинами, за джинсами-мальвинами и свитерами Boys. Но только не я. Я просто продолжала молча ходить в форме без галстука. И вот месяца через два этой вакханалии — родительское собрание. Речь: «Это кошмар! Это не школа, а цыганский табор! Нам очень грустно, что формы больше нет! Все ходят как попугаи, как клоуны на дискотеке! Вот только Варя Хайтина как ходила в коричневом платье и черном фартуке, так и продолжает ходить!» Так моя мама — страшная шмоточница — узнала, что уже два месяца назад можно было начать наконец наряжать дочь. (Варя Хайтина)
Я вязала себе воротнички. Крючком. Белые. Ужос. (Вика Рябова)
Одну девицу в школе довели требованием носить юбку, так что она пришла в юбке в пол и с огромным деревянным православным крестом на шее. Люберцы, 1999 год. (Vassi Lahtinen)
Завтра Первое сентября!!! Навеяло… Пересмотрела много материала, решила как-то скомпоновать. Вот, что получилось
История школьной формы в СССР и России
Если вспоминать советские времена и школьные годы, то у многих сразу возникают ассоциации со школьной формой. Некоторые припоминают ее коричневой с белыми воротничками, некоторые синей. Одни вспоминают нарядные белые переднички, а другие – большие банты на голове. Но все согласны с тем фактом, что в советское время школьная форма была обязательной, и вопрос о том, носить форму или не носить, не подлежал обсуждению. Наоборот, за несоблюдение школьной дисциплины строго наказывали. Память о школьной форме СССР живет до сих пор.
У школьной формы в России богатая история.
До 1917 года она была сословным признаком, т.к. позволить себе обучение в гимназии могли только дети богатых родителей: дворян, интеллигенции и крупных промышленников.
Точная дата введения школьной формы в России — 1834 году. Именно в этом году произошло принятие закона, утвердившего отдельный вид гражданских мундиров. К ним относились гимназические и студенческие мундиры военного фасона: неизменно фуражки, гимнастерки и шинели, которые отличались только цветом, кантами, пуговицами и эмблемами.
Введение форменной одежды для учащихся учебных заведений царской России связано в первую очередь с тем, что эти учреждения были государственными. В те времена все государственные служащие должны были носить форменную одежду, соответствующую их чину и званию, согласно «Табеля о рангах». Так, все педагоги в государственных учебных заведениях (гимназиях) носили форменные сюртуки. Исходя из этого, было естественным введение и для учащихся форменных костюмов.
Форму носили не только в гимназии, но и на улице, дома, во время торжеств и праздников. Она была предметом гордости. Во всех учебных заведениях форма была.
Фуражки обычно были светло-синими с тремя белыми кантами, и с черным козырьком, причем особым шиком среди мальчишек считалось мятая фуражка с поломанным козырьком. Зимой к ней добавлялись наушники и капюшон цвета натуральной верблюжьей шерсти, отделанный серой тесьмой.
Обычно ученики носили суконную гимнастерку синего цвета с серебряными выпуклыми пуговицами, подпоясанную черным лакированным ремнем с серебряной пряжкой и черные брюки без канта. Имелась и выходная форма: темно-синий или темно-серый однобортный мундир с обшитым серебряным галуном воротником. Неизменным атрибутом гимназистов был ранец.
До 1917 года фасон формы менялся несколько раз (1855, 1868, 1896 и 1913 годах) — соответственно веяниям моды. Но всё это время форма мальчиков колебалась на грани штатско-военного костюма.
В то же время началось развитие и женского образование. Поэтому потребовалась ученическая форма и для девочек. В 1896году появилось положение о гимназической форме для девочек. Воспитанницам знаменитого Смольного института предписывалось ношение платьев определенных цветов, в зависимости от возраста воспитанниц. Для воспитанниц 6 — 9 лет — коричневый (кофейный), 9 — 12 лет — голубой, 12- 15 лет — серый и 15 — 18 лет — белый.
Для посещения гимназии у них было предусмотрено уставом три вида одежды:
1. «обязательная форма для ежедневного посещения», которая состояла из коричневого шерстяного платья и шерстяного фартука чёрного цвета.
2. темные строгие платья с плиссированными юбками до колен.
3. По праздникам – белый фартук. Девочки обязательно носили косы с бантами
Устав требовал «содержать платье в чистоте, опрятно, не носить его дома, ежедневно разглаживать и следить за чистотой белого воротника».
Парадная форма состояла из этого же платья, белого фартука и нарядного кружевного воротничка. В парадной форме гимназистки посещали театр, Еленинскую церковь по праздничным дням, в ней ходили на рождественские и новогодние вечера. Также «никому не запрещалось иметь отдельное платье любой модели и покроя, если средства родителей позволяли такую роскошь».
Цветовая гамма была разной у каждого учебного заведения.
Например, из воспоминания выпускницы 1909 г. гимназия № 36 Валентиной Савицкой, мы знаем, что цвет ткани платьев у гимназисток был разным, в зависимости от возраста: у младших он был темно-синим, для 12-14-летних – почти цвет морской волны, а у выпускниц – коричневый. А воспитанницам знаменитого Смольного института предписывалось ношение платьев других цветов, в зависимости от возраста воспитанниц: для воспитанниц 6 — 9 лет — коричневый (кофейный), 9 — 12 лет — голубой, 12 — 15 лет — серый и 15 — 18 лет — белый.
Однако вскоре после революции, в рамках борьбы с буржуазными пережитками и наследием царско-полицейского режима в 1918 был издан декрет, отменявший ношение школьной формы. Несомненно, в первые годы существования советского государства ношения школьной формы было непозволительной роскошью в стране, разоренной мировой войной, революцией и гражданской войной.
Из воспоминания выпускницы 1909 г. гимназия № 36 Валентиной Савицкой: «Старая форма считалась символом принадлежности к высшим сословиям (была даже презрительная кличка для сентиментальной девочки — “гимназистка”). Считалось, что форма символизирует несвободу, униженное, подневольное положение ученика. Но у этого отказа от формы была и другая, более понятная причина — бедность. Ученики ходили в школу в том, что могли предоставить им родители.»
С точки зрения «классовой борьбы» старая форма считалась символом принадлежности к высшим сословиям (была даже презрительная кличка для сентиментальной девочки — «гимназистка»). С другой стороны — форма символизировала абсолютную несвободу ученика, его униженное и подневольное положение.
Официальные объяснения были таковы: форма демонстрирует несвободу ученика, унижает его. А по факту, у страны на тот момент просто не было финансовых возможностей одеть огромное количество детей в форму. Ученики ходили в школу в том, что могли предоставить им родители, а государство в тот момент активно боролось с разрухой, классовыми врагами и пережитками прошлого.
1945 г. М. Нестерова. «Учись на отлично!»
Кадр из киноф-ма «Два капитана»
Период «бесформенности» длился до 1948 года. Школьная форма становится вновь обязательной. Новая форма напоминала старые формы гимназистов. Отныне мальчики обязаны были носить серые военные гимнастерки с воротничком стоечкой, с пятью пуговицами, с двумя прорезными карманами с клапанами на груди Элементом школьной формы также был ремень с пряжкой и кепка с кожаным козырьком, которую ребята носили на улице. Девочки — коричневые шерстяные платья с черным передником, завязывавшимся сзади на бант. Именно тогда появились белые «праздничные» фартуки и пришивные воротнички и манжеты. В обычные дни полагалось носить чёрные или коричневые банты, с белым передником — белые (ещё в таких случаях приветствовались белые колготки). Даже причёска должна была отвечать требованиям пуританской морали — «модельные стрижки» до конца 50-х годов были под строгим запретом, не говоря уже об окраске волос. Девочки обязательно носили косы с бантами.
Тогда же атрибутом у учащихся молодежи стала символика: у пионеров – красный галстук, у комсомольцев и октябрят – значок на груди.
Пионерский галстук нужно было уметь правильно завязывать.
Школьную форму эпохи И. В. Сталина можно увидеть в фильмах «Первоклассница», «Алёша Птицын вырабатывает характер» и «Васёк Трубачёв и его товарищи»:
Просуществовала первая советская школьная форма до 1962 года. В 1962 учебном году в мужской школьной форме уже исчезли фуражки с кокардой, поясные ремни с большой пряжкой, гимнастёрки поменяли на серые шерстяные костюмы на четырех пуговицах. Строго регламентировались причёски — под машинку, как в армии. А форма девочек осталась старая.
На боковой части рукава была нашита эмблема из мягкого пластика с нарисованным открытым учебником и восходящим солнцем.
Школьников конца 1960-х мы можем видеть в культовом фильме «Доживём до понедельника», а также в фильмах «Денискины рассказы», «Старик Хоттабыч» и др.
В журнале «Модели сезона» за 1968 г. описывается новая школьная форма, которая «вот-вот должна была быть введена в качестве обязательной во всех советских школах».
«Форма значительно отличается от старой: она синего цвета, девочки будут носить не платье с фартуком, а сарафан или костюм с блузкой. Форма мальчиков 1-3 класса состоит из двух пар брюк (коротких и длинных) и свободной прямой курточки без подкладки. Форма для школьников пионерского возраста — 4-7 классов — состоит из платья-костюма для девочек и костюма для мальчиков; на рукавах пионерские эмблемы. Девушкам и юношам 8-10 классов предлагается комсомольско-школьная форма. В зависимости от особенностей фигуры девушкам сможет выбрать платье-костюм с прямой юбкой и двубортным жакетом или юбку в складку и однобортный жакет. Юноши тоже смогут выбрать костюм с прямым пиджаком или с мягкой курткой спортивного характера. Для школьников всех возрастов принят единый головной убор — синий берет.» В 1973 году произошла новая реформа школьной формы, но обязательной она так и не стала, многие остались привержены фасонам старой формы.
Школьную форму 1980-х можно увидеть, например, в фильмах «Гостья из будущего» и «Приключения Электроника».
К большому неудовольствию моей матери, я бросил колледж на последнем курсе. Через год она ещё больше возмущалась, что я всё ещё был безработным и, как она выразилась, ещё «обтирался» возле неё. По правде говоря, я уверен, что к тому времени она уже смирилась с моим образом жизни. Поскольку она всегда ненавидела любую домашнюю работу, тот факт, что я занимался ею, успокаивал её. Я научился сносно готовить, и мама находила всё более плюсов в сложившейся ситуации — ей просто нравилось жаловаться, вот и всё. Ей нравилось жаловаться на меня по любому поводу, на мою причёску с конским хвостом. Моя причёска была источником большинства наших споров.
Мама успешный брокер по недвижимости. Когда я учился в колледже, она купила фермерский дом и перестроила его по своему вкусу. Дом находится примерно в двадцати минутах езды от города. Во время поездки маме было достаточно времени, чтобы подумать о работе. Я наслаждался сельскими видами, мелькавшими за стеклом.
Нам нравится наш дом. Нравится — тишина и уединение. Мама часто задерживается на работе, и дом в моём полном распоряжении.
Мы с мамой совсем не похожи. Она крупная, общительная женщина. Любит шумные вечеринки не против пропустить стаканчик или двумя Jack Daniels, на сон грядущий. Я застенчив, трудно схожусь с людьми, побаиваюсь противоположного пола. Свою робость пытаюсь прикрыть шуткой, но получается не всегда. И я совсем не умею пить два маленьких бокала вина и я лечу. И если честно, я шумным компаниям предпочитаю поваляться на диване и помечтать.
Вы когда-нибудь замечали, как небольшой инцидент может изменить вашу жизнь? Мама попала в небольшую автомобильную аварию. Она не была пристёгнута ремнём безопасности и сломала правую лодыжку, а также сильно растянула левое запястье. Следующие несколько недель моей жизни превратились в сущий ад. Она заставила меня, её повсюду возить. Это нарушало мой распорядок дня, её постоянные критические замечания по поводу моего вождения сводили меня с ума. Признаю, я хреновый водитель – за рулём я нервничаю, но её постоянные замечания и попытки самой затормозить с пассажирского сиденья меня просто бесили.
Она постоянно пилила меня из-за отсутствия подруги в моей жизни. Я напоминал ей, что дружу с двумя молодыми леди, работающими в её офисе. Она фыркала, что они кажутся «друзьями», а не подругами — и я никогда не начну делать ей внуков, и всё в том же духе. Я был совершенно смущён её откровенностью в этом вопросе и обычно избегал его, как мог. Наконец, я думаю, она устала ждать и организовала мне свидание.
Я был в бешенстве и был близок к тому, чтобы ослушаться её. У неё было такое выражение лица, которое обещало много неприятностей для меня, поэтому я уступил и согласился встретиться с молодой леди, которую она выбрала для меня.
— Она тебе понравится. Она недавно переехала в этот район. Я помогла ей снять дом несколько месяцев назад. Оказывается, я знала её мать ещё в колледже. Она была одной из самых милых и нежных девушек, которых я когда-либо знала. Если Линда, так зовут девочку, хоть немного похожа на свою мать, я почти уверена, что она тебе понравится.
Я нервничал перед предстоящей встречей с этой молодой особой и долго не мог успокоиться. Мама говорила, что я мог бы подружиться с ней, в конце концов, друзей не может быть слишком много, не так ли?
Мы договорились, что она приедет и заберёт меня из дома. Мама объяснила, что в последнее время я много езжу и мне надоело сидеть за рулём.
— Нет смысла позволять девушке узнать, какой ты паршивый водитель, — сказала она.
К тому времени, когда Линда заехала за мной, начал моросить дождь. Я увидел, как красный «шевроле» с откидным верхом въехал на подъездную дорожку к дому. Машина была не из новых и с верхом у неё было что-то не так.
Девушка, которая выскочила из машины, не выглядела такой уж «нежной». Кожаная куртка, красный шарф поверх тёмных коротких, волнистых, волос. Синие джинсы. Похоже на ковбойские сапоги. Хлопнула рукой по капоту, а затем что-то сделала. Откидной верх, накренившись, встал на место. Она подошла к дому, стянула шарф с головы и встряхнула его от дождя. Я нервничал и разрешил маме открыть дверь.
Я услышала какое-то бормотание в коридоре, и они вошли вместе, смеясь над чем-то. Я сразу понял, что эта девушка не была тихоней. Уверенная походка и осанка, минимум косметики. Красивый, но волевой рот. Маленький нос. Тёмные густые брови и карие глаза. Физически она была почти такой же, как и я, чуть выше ростом в своих сапогах. Я почувствовал крепкое рукопожатие, когда она пожимала мне руку.
— Андерсон? — Спросила она. — Довольно необычное имя, не правда ли?
Не знаю почему, но я начал краснеть.
— О да! — Мама быстро ответила за меня. — Андерсон взрослый мальчик, но боится самостоятельно сделать первый шаг.
Я покраснел ещё больше, а Линда рассмеялась.
— Многие мои друзья зовут меня Энди, — тихо сказал я.
На лице Линды появилось удивленное выражение.
— Поразительно! — сказала она. — А я всё думала, когда же познакомлюсь со своей новой Энни. — Она повернулась к моей матери. — Это просто фантастика! Где бы я не жила, у меня всегда был друг по имени Энни. Я верю такое совпадение к удаче.
— Энди! — Сказал я так решительно, как только мог. — Энди!
Она слегка растерялась, затем улыбнулась.
— Мне очень жаль, — сказала она с раскаянием, — но у тебя очень мягкий голос. Я была уверена, что ты сказал «Энни».
Мама поспешила сменить тему разговора.
— А у тебя чертовски крутая машина. Как давно она у Вас?
Линда просияла.
— Да! Это моя гордость и радость. — Она повернулась, чтобы вовлечь меня в разговор о клапанах, кулачках и прочих деталях двигателя. Мать отрицательно покачала головой.
— Не говори с ним о машинах. Он видит в них лишь то, что может его перевести из пункта «А» в пункт «Б», вот и всё.
Линда пожала плечами и снова повернулась к маме.
— У меня возникли некоторые проблемы с откидным верхом. Продолжает спускаться в самое неподходящее время. Настоящая заноза в заднице, скажу я вам.
— А разве это не опасно? — Нервно спросил я.
Она усмехнулась.
— Не-а! Не о чем беспокоиться. Перед тем как сломаться появляется характерный шум и у меня есть достаточно времени, чтобы остановить машину и всё вернуть обратно без особых проблем…
— Может быть, нам стоит отменить свидание? — поинтересовался я.
Она бросила на меня удивлённый взгляд.
— Если хочешь. — Ответила она как ни в чём не бывало: — Это не проблема. Честное слово.
Мама фыркнула:
— Ты же не отменяешь это свидание с Энди. Только не забудь, что завтра ты должен отвезти меня в аэропорт. — Она повернулась к Линде. — Мне завтра нужно по делам кое-куда съездить, так что убедись, что он будет дома как раз вовремя. — Она посмотрела в окно. — Похоже, вам лучше поторопиться. С каждой минутой становится всё темнее, похоже, будет сильный дождь.
Мы поспешно вышли, Линда открыла мне дверцу машины. У меня возникли проблемы с тем, чтобы открыть дверцу, поэтому она подошла ко мне и открыла её почти без усилий.
— Немного заедает. — Пояснила она.
Она отвезла меня в ресторан на другом конце города, всего в паре миль от того места, где жила сама. Женщина-служащая автостоянки усмехнулась, когда Линда помогла мня выйти из машины. Я чувствовал себя так, словно она меня защищает. Это было странное чувство, но какое-то приятное. Дождь заметно усилился.
Ресторан был каким угодно, но не оживлённым, внутри царил полумрак. Тем не менее, несколько официанток, казалось, узнали Линду и улыбнулись ей. Но она, казалось, не замечала их. Нас провели к нашему столику.
Почти сразу же стало понятно, что это Линда пригласила меня на свидание, а не наоборот. Она была очень внимательна ко мне — помогла мне сеть, отодвинув мой стул. Подала мне меню, в котором не было цен (такие получают дамы). Линда позаботилась о том, что я должен есть и пить, и заказала еду для нас обоих. Она заказала стакан красного вина для меня и стакан виски «Джек Дэниелс» для себя. Она, конечно же, не стесняясь, задавала вопросы официанткам о меню, и что бы они нам порекомендовали и т.д. Но они, казалось, были рады угодить ей и порхали вокруг нас как мотыльки.
Наверное, я должен был возражать, но я привык находиться под влиянием сильной женщины, моей матери — Линда была внимательна ко мне, с интересом выслушивала меня, и проявляла больший интерес к моим словам, чем моя мать. Хотя говорил я немного.
У Линды была интересная жизнь. Она на четыре года старше меня, она рано закончила школу с отличием. Начала свой собственный бизнес. Пару раз бизнес прогорал.
— Но сейчас у меня всё нормально, — призналась она, делая приличный глоток виски. Она участвовала в лодочных гонках Аляска — Гавайи. Некоторые из историй, которые она рассказывала, меня по-настоящему взволновали. Я никогда бы не решился сделать что-то подобное. Я не помню, что мы ели, я был так очарован этой женщиной. Когда её пальцы начали поглаживать мою ногу под столом, я был ошеломлён. Это было не первое моё свидание, но она была первой спутницей, с которой я хотел продолжения отношений. Я посмотрел на неё снизу вверх и застенчиво улыбнулся.
— А ты знаешь, что краснеешь? — Она дразнила меня, слегка откинувшись на спинку стула, и гладила меня по внутренней стороне бедра. Сначала я не замечал, что краснею, но сейчас почувствовал, как жар приливает к моему лицу. Смущённый я замолчал.
— Это так мило! — Прошептала она мне на ухо. — Ты такой хорошенький.
Я покраснел ещё больше. Она засмеялась и накрыла ладонями мою правую руку, лежавшую на столе.
— Я уверена, что мы с тобой будем лучшими друзьями, Энни. А ты как думаешь?
Прежде чем я успел отреагировать на то, что она назвала меня Энни, она отреагировала за меня…
— Ой извини! Мне так жаль! Пожалуйста, прости меня?
Она явно была так огорчена, что я просто пожал плечами. Она снова начала говорить. И действительно, через несколько минут она снова назвала меня Энни — с той же самой реакцией. И снова я благосклонно принял её извинения.
К этому времени я уже выпил пару бокалов вина и чувствовал себя очень раскрепощённым. Я был очарован её рассказами. И все эти извинения по поводу моего имени, мешали мне слушать её истории. Наконец, примерно на пятом извинении, я махнул рукой.
— Линда! Ничего страшного, я не обижаюсь. Тебе не нужно всё время извиняться. Честное слово.
Она посмотрела на меня с выражением крайнего изумления на лице.
— Ты не возражаешь, когда тебя называют девичьим именем?
Я поспешил пояснить, чтобы исправить неверное впечатление.
— Ну, обычно я этого не позволяю, но ты сказала, что у тебя всю жизнь были друзья, которых звали Энни. Я тебя понимаю.
Она снова положила свои руки на мои.
— Ты такой милый! Такой понимающий! Просто душка!
И с этого момента я стал Энни. Даже в присутствии официантки Линда обращалась ко мне как к Энни. Официантка была молодой девушкой и порхала по залу быстрой пружинящей походкой. Время от времени она бросала на нас быстрые взгляды. Линда заметила это.
— Я думаю, что эта девочка запала на тебя. Она очень хорошенькая. Мне кажется, я начинаю даже ревновать. Давай её немного разыграем.
Я не был уверен, что эти взгляды были предназначены мне, но покраснел ещё больше. Я пытался понять, что же такое задумала моя спутница. Когда девушка подошла к нашему столику, чтобы спросить, не нужно ли нам что-нибудь, Линда сказала.
— Моя подружка Энни заинтересовалась вашей формой. Её вам предоставляет компания или её вы покупаете сами, из какого она материала?
И под пристальным взглядом Линды девушка отвечала на эти вопросы. Позволила меня потрогать материал фартука, юбки и блузки. Показала мне, кружева на подоле нижней юбки как хорошо подшиты края.
И это поразило меня — она относилась ко мне как девушке. Мне было интересно, как вовремя разговора она успевала ещё флиртовать и с Линдой! В конце концов, я был вынужден уйти.
— Скажите, пожалуйста, где здесь туалет? — Спросил я её. На мгновение мне даже показалось, что она не хотела со мной расставаться, и с некоторым запозданием ответила.
— Прямо по коридору. Вторая дверь справа.
Я поблагодарил и пошёл в указанном направлении. Позади себя слышал голос Линды.
— Энн? Она ошиблась. Там дамский туалет.
В душе я возмутился. Теперь она перешла от имени «Энни», которое, по крайней мере, звучало как мужское имя, к «Энн» — к явно женскому имени. Я промолчал, бросил возмущённый взгляд на официантку. Она изобразила на лице фальшивую улыбку извинения.
— Мне очень жаль… Сэр. Не знаю, о чём я думала. — И она с вызовом посмотрела на меня, я смутился и опустил глаза!
— О. Все нормально, — пробормотал я.
В туалете отчётливо слышался шум дождя, яростно хлеставшего в маленькие окошки. Когда я вернулся к столу, Линда была одна. Я заранее отрепетировал то, что собирался сказать.
— Линда, мне не нравится, когда меня называют Энн.
Она покачала головой.
— Но ты же сказал, что не возражаешь.
— Но… Это было совсем другое дело. Ты меня звала «Энни».
Она снова покачала головой.
— Мне действительно очень жаль. Я не хотела тебя обидеть. Но после того, как ты сказал, что всё в порядке? Ну, я думала, что Энн или Энни не имеет значения — это почти одно и то же.
Она так искренне раскаялась, что я сразу же простил её. Это, однако, не подняло мне настроение, и к тому времени, когда мы закончили ужин, я уже смирилась с тем, что теперь меня можно называть «Энн».
— А тебе не кажется, что Энн более красивое имя? — Спросила она. Я нехотя согласился.
Мы уходили, чуть ли не последними. Дождь превратился в настоящую бурю. Служащая парковки уже собирался подогнать машину, но Линда остановила её.
— Нет, милая. Эта старая машина с норовом. И тебе, может, не удастся её завести. И у меня нет желания сидеть здесь всю ночь.
— Линда, мы же промокнем, идя к машине! — Простонал я.
— Не говори глупостей, Энн. Я пойду за машиной. Подожди меня у обочины, пока я схожу за машиной, а эта молодая леди даст тебе зонтик.
Девушка-камердинер кивнула. Линда вытащила из кармана шарф — и завязывать его на моей голове. Потрясённый, я попытался отмахнуться от неё. В ответ она строго обратилась ко мне:
— Послушай, Энн, мне придется немного промокнуть. Тебе мокнуть совсем необязательно, шарф немного защитит от дождя, так что прекрати упрямиться. Ладно?
И спустя минуту, девушка-камердинер обращаясь ко мне, как «мисс». Когда Линда подъехала, я побрёл к машине. И даже очень стараясь, я не смог изобразить, хоть какое-то подобие мужской гордости. Я ойкнул, когда струи дождя попали мне за ворот — это было так неприятно и холодно. Две женщины улыбнулись друг другу, как бы говоря: Она такая неженка. Я, наконец, сел в машину и мы уехали. У неё в машине нашёлся тёплый, мягкий плед и она укрыла меня им. Я положил голову ей на плечо и счастливо вздохнул. Она включила радио. Эфир был полон новостей о шторме, об обрыве телефонных и электрических линий. Я надеялся, что с матерью всё в порядке. Через пять минут моя эйфория внезапно закончилась. Только я задремал, Линда разбудила меня.
— Просыпайся, соня машина сломалась. Я думаю в данной ситуации лучший вариант это идти ко мне домой. Дом всего лишь в пятистах ярдах отсюда. Мы же не можем оставаться здесь на всю ночь. Есть другие идеи?
— Нет. — Беспомощно сказал я. — Может, ты сможешь починить машину?
— Нет никакой надежды. — Ответила она. — Я бы сбегала домой за зонтом. Но я почти уверена, что оставила его в офисе.
— Хорошо. Если ты думаешь, что так будет лучше. Я согласен.
— Тогда одну секунду. — Она взяла плед, и засунула его в образовавшееся отверстие между крышей и корпусом машины. — Надеюсь это поможет уберечь салон от затопления, — объяснила она. — А теперь быстренько домой!
Линда была права. Её дом был совсем недалеко, но мы полностью промокли с головы до ног, пока добрались до него. Не думаю, что я когда-либо чувствовал себя таким промокшим. Естественно, я был несчастен. Она напротив, казалось, наслаждалась штормом, обнимала меня за плечи, помогая мне идти вперёд.
— Ух, ты! — Сказала она, впуская меня в прихожую. — Такое приключение бодрит! Почему бы тебе не раздеться — я пойду, принесу полотенца.
Она последовала своему собственному совету, снимая с себя одежду. Я не мог не видеть её прекрасно сложенного тела, когда она раздевалась. В ней не было ни капли застенчивости, когда она ходила передо мной обнажённая. Я был смущён, но у меня действительно не было выбора, и я последовал её примеру.
Электричество было отключено, но от камина в гостиной исходил слабый свет. Она рассматривала меня в полутьме. Погладила меня по руке.
— Ну и ну, а ты такой мягонький. — Сказала она. — Спорт, вероятно, не твой конёк?
— Это так. — Признался я краснея.
— Ну да. — Ответила она. — Вот потрогай мышцу. — Она согнула руку. Я легонько прикоснулся. Твёрдость была очень впечатляющей. И у меня случилась эрекция, которую я никак не мог скрыть.
Линда улыбнулась.
— Ну, тут есть что-то не совсем мягкое. Крепкие девушки тебя заводят, а? — Потом она рассмеялась. — Давай сначала распустим твой конский хвост. Так волосы высохнут намного быстрее. Сейчас поищу сухую одежду. — С этими словами она собрала нашу мокрую одежду и вышла из комнаты, сказав на прощание: — Почему бы тебе не подбросить ещё дров в камин?
Когда она ушла, я распустил свой конский хвост и встряхнул волосы. Затем я, осторожно избегая искр, положил несколько поленьев в огонь.
Линда вернулась. На ней был похожий на мужской клетчатый халат. Она принесла мне большое полотенце и махровый халат. Я быстро вытерся, взял халат. В полумраке я разглядел розовый цвет, округлые лацканы, расклешённые рукава и длину — почти до лодыжек. Надел его и сразу почувствовал приятное тепло. Линда, не спеша, завязывая пояс на моей талии, и лёгкая усмешка тронула уголки её рта.
Я не стал спорить, когда она отошла к буфету, а вернувшись, протянула мне бокал бренди.
— Располагайся поудобней у камина. Я приготовлю тебе ванну.
— Я могу позвонить маме? — Спросил я её.
Она покачала головой.
— Телефон не работает и электричества нет. Но не волнуйся. Утром я починю машину — и доставлю тебя домой вовремя.
Я пожал плечами. Моей вины в сложившейся ситуации не было. Мама не могла меня винить в опоздании. Я стал заложником обстоятельств. Линда улыбнулась мне и вышла из комнаты. Я продолжал сидеть в кресле у камина.
Я наслаждался комфортом, завернувшись в халат, чувствуя, как огонь в камине согревает меня снаружи, а выпивка изнутри Я расслабился, звук бегущей воды, доносившийся из ванной, меня убаюкивал.
— О’Кей, Энн, — услышал я голос Линды, — ванна почти готова. Иди ко мне, пока вода не остыла.
Я послушно встал и пошёл на звук льющейся воды.
Должно быть, Линда зажгла свечу, потому что за пределами комнаты я увидел мерцающий свет, исходящий из открытого дверного проёма. Войдя в ванную, увидел Линду, она стояла на коленях и проверяла рукой температуру воды.
В руке я держал бокал с бренди, я сделал ещё один глоток. Линда подняла голову.
— Привет, Энн! Давай я подержу твой стакан, а ты снимай халат и залезай в воду.
Вода была покрыта слоем пузырьков. От воды исходил сладкий, цветочный аромат. Я замешкался лишь на мгновение — я всё ещё стеснялся быть перед ней голым. Я передал ей бокал, снял халат и скользнул в ванну.
— Умница, — сказала она и вернула мне бокал. — Пей не спеша. Расслабься и наслаждайся. А я пока приму душ.
Я улыбнулся и ещё глубже погрузился в душистую пену. Отсалютовал бокалом.
— Я позвоню, когда ты мне понадобишься. — Сказал я величественно. Она засмеялась, шлёпнула ладошкой по пене так, что мыльные пузырьки полетели в меня, и вышла из ванной, прихватив с собой мой халат. Это я расценил как попытку контроля с её стороны. Тем не менее, я последовал её совету, расслабился и задремал…
Меня разбудил голос Линды.
— Просыпайся, соня. — Я выбрался из ванной. — Ты приятно пахнешь. Тебе нравится? А теперь стой спокойно! Я сейчас всё сделаю сама. Давай подготовимся к ночи. Держи руки перед собой, я помогу тебе одеться.
Я чуть не упал в обморок. Вся эта ночная суета: изменение моего имени, купание — всё это было лишь прелюдией. Линда держала в руках атласную ночную рубашку. Я с сомнением посмотрел на неё.
— Да ладно тебе, Энн. — Мягко возразила она. — Не упрямься. Будь хорошей девочкой.
— Пожалуйста, Линда. — Проскулил я тихо, но поднял руки, как было приказано. Она улыбнулась, и начала меня одевать. Я почувствовала, как материал шёлковым каскадом струится по моему телу.
— Ну вот! Разве это не здорово? Посмотри в зеркало. Свет не очень хороший. Но посмотри, как мило ты выглядишь. — Она повернула меня лицом к зеркалу, висевшему на задней стороне двери, обняла меня за талию и слегка взъерошила мне волосы.
В полумраке, когда мои волосы были распущены, и на мне была длинная атласная ночная рубашка с пышными рукавами, с вырезом украшенным кружевами, с подолом спадающий почти до пола, я действительно выглядел женственно. Линда погладила меня по спине.
— Разве ты не поблагодаришь меня за красивую рубашку? Посмотри, ты просто создана для красивых вещей.
— Что? — Растерянно спросил я.
— Скажи: Линда, спасибо за красивую ночную рубашку. — Приказала она.
Я пробормотал слова благодарности.
— Похоже, ты мне не очень благодарна, — сказала она как бы про себя, — но давай посмотрим, может ты, будешь более счастлива в пеньюаре. Вот, Энн, примерь это, почему бы тебе не попробовать?
В безвольном тумане я надел прозрачный, тонкий, шифоновый халат поверх моей атласной ночной рубашки. Потом поблагодарил её за мой наряд, за пушистые тапочки на низком каблуке. Наконец, по её просьбе, смотрясь в зеркало, я накрасил помадой губы. Я не слишком удивился, когда она подхватила меня на руки и понесла в гостиную на диван.
Она недолго пробыла со мной. Но всё, что она делала, было за пределами моего опыта. Она целовала и ласкала меня, затем медленно приподняла подол моей ночной рубашки. Она накрыла меня своим телом, а потом села сверху. Мой эрегированный член вошёл в её влажную киску, она начала медленно двигаться вверх и вниз, пока я не кончил. Дрожь сотрясала всё моё тело.
Я находился в полном смятении чувств. Линда отнесла меня в спальню. А сама ушла в ванную. Через несколько минут она присоединилась ко мне. Мы лежали, молча обнявшись. Этой ночью она снова занималась со мной любовь. На этот раз я был опытней и исполнил женскую роль значительно лучше. Я чувствовал себя более уверенно.
Когда я проснулся на следующее утро, Линды в постели рядом со мной не было. Её отсутствие меня немного встревожило. Я прошёл в кухню. Там Линды тоже не было, но турка с кофе стояла на газовой плите. Я налил себе чашку кофе, сел за стол. Утро было ярким и солнечным, все следы ночного шторма исчезли. Шифон моего пеньюара светился в лучах утреннего солнца.
За спиной я услышал голос Линды.
— Я осмотрела машину. Сломалась крыша и проблемы с электрикой. Я исправила электрику так на скорую руку, но нужно для нормального ремонта купить детали. Ремонт несложный, детали я куплю по пути пока везу тебя домой.
— А? С машиной всё будет в порядке, мы доедем до автомагазина? — Спросил я её. Она усмехнулась и покачала головой.
— Доедем, уверяю тебя никакого риска. Ты уже пробовал звонить по телефону?
Я кивнул.
— Да, минуту назад — связи нет.
— Вероятно, и твоя мать тоже не может позвонить. — Подумала она вслух. — А если это так, то она не может вызвать такси, чтобы доехать до аэропорта. Во сколько у неё вылет?
— В час тридцать.
— О, тогда у нас ещё много времени. Как насчёт того, чтобы немного позавтракать?
— Конечно. А что тебе хочется на завтрак? — спросил я.
— Тебе будет неудобно готовить в таком наряде. Приготовь только тосты. А я быстренько приму душ и вернусь.
Я сварил свежий кофе и накрыла на стол. Когда она вернулась, то выглядела потрясающе. Джинсы, синяя блузка, кожаные сапоги. Она улыбнулась, увидев накрытый стол. Съела горячий тост.
— Я не привыкла, чтобы за мной так ухаживали. Неплохо. Но, Энн? Могу я попросить тебя об одолжении?
— Конечно. — Радостно ответил я.
— Не обижайся, но ты выглядишь немного растрёпанной. Не могла бы ты пойти и причесаться?
— Ну конечно! — сказал я.
— И освежить помаду? Она почти вся стёрлась.
Я снова почувствовал себя неловко. Её просьбы заставили меня остро осознать, что она считает меня своей девушкой. Моя одежда и поведение только подтверждали это. Я заколебался. Она спокойно посмотрела на меня. Покраснев, я вышел из кухни, умылся, причесался, накрасил губы. Когда я вернулся к столу, она улыбнулась мне и одними губами произнесла «Спасибо».
Я выпил с ней ещё кофе, съел тост и начал нервно поглядывать на часы.
— В чём дело, милая? — Спросила она.
— Покажи, куда ты положила мою одежду. Хотя она и не высохла, я её одену, иначе мы опоздаем. И придётся объяснять маме, почему я опоздал…
Я увидел пустое выражение на лице Линды, она словно не понимала меня.
— Тебе не кажется, что это глупо? — Спросила она. — В мокрой одежде ты можешь простыть. У меня в гардеробе тонны одежды. Я суечусь, ремонтирую машину, чтобы мы могли вовремя отвести твою маму в аэропорт, а ты начинаешь капризничать. Думаю, её больше волнует, успеет ли она на посадку в самолёт, чем то, как ты будешь одет!
— Может быть, но я имею в виду, если бы вы дали мне штаны, рубашку из тех, что ты носишь?
Она посмотрела на меня, с явным недоумением. Потом она улыбнулась.
— Ты, должно быть, шутишь Энн. Это моя одежда, и я не одалживаю свою одежду никому.
— Но как насчёт этого пеньюара. Этой ночной рубашки. Разве это не твоё?
Она неохотно кивнула.
— Видишь ли, моя мама заядлый покупатель, гоняется за скидками и покупает мне одежду, которую я и не думаю носить. Обычно я собираю её и отдаю благотворительным организациям. Но всё же, Энн, скажи, почему ты не хочешь одеться, как хочется мне? Но что не так? — спросила она.
— Чёрт! Разве ты не видишь? Это женская одежда! Я же мужчина! И почему я должен носить женскую одежду?
Линда покачала головой, улыбаясь.
— Но ты моя девушка, — сказала она любезно, как будто ответ должен быть очевидным для меня. — Такие милые создания как ты созданы для ведения домашнего хозяйства, должны носить красивую одежду. Ты не против того, чтобы тебя называли женским именем. — Она подошла ко мне нежно обняла, взяла меня на руки. Тихо прошептал мне на ухо. — Тебе нравится выполнять то, что просят такие большие сильные девушки, как я. Не бойся признаться в этом. Скажи Линде, что тебе не нравятся твоя атласная рубашка и твой симпатичный пеньюар.
Она нежно поцеловала меня.
Я промолчал.
— Вот видишь! Они тебе очень нравятся! — Сказала она игриво. — Так, что давай пойдём и выберем тебе какую-нибудь красивую одежду, чтобы вернуться домой. — Она понесла меня по коридору в спальню.
— Пожалуйста, Линда. — Я вздрогнул, но она мягко приложила палец к моему рту.
— ТСС! — Сказала она. — А теперь послушай меня. Я позволю тебе выбрать одежду, но у меня есть несколько правил. Хочешь их узнать?
Я послушно кивнул, и она убрала палец от моих губ.
— Никаких брюк, никаких колготок, только подвязки и нейлоновые чулки. Тебе нужно будет носить лифчик. Хорошая новость — тебе не придётся носить туфли на высоком каблуке, по крайней мере, возможен средний каблук. Думаю, некоторые из моих туфель тебе подойдут. Как только наденешь нижнее кружевное бельё — позвони мне. Я тебя накрашу и сделаю что-нибудь с твоими волосами.
Я медленно покачала головой.
— Но Линда… Я не могу. Что подумает мама. Может не надо, Линда?
— Послушай, глупышка, — ласково сказала она, — тебе придётся надеть какую-нибудь женскую одежду, чтобы вернуться домой. Ведь так?
— Наверно. — Признался я.
— В открытой машине, с опущенной крышей?
Я молча кивнул.
— Когда я буду покупать автозапчасти, на виду у продавцов, ты хочешь выглядеть как мужчина в женской одежде или как девушка, ожидающая свою подругу?
Я не мог сказать ни слова. Я ужаснулся от того, что она говорила — она собирается взять меня в город, пока будет покупать свои автозапчасти, я буду на всеобщем обозрении!! Я промолчал. Мы вошли в спальню. Линда опустила меня и мягко подтолкнула к шкафу.
— Бельё лежит в нижнем ящике, верхняя одежда — в правой части шкафа. А теперь поторопись, Энн. У нас мало времени. — С этими словами она закрыла за мной дверь.
Словно во сне, я пошёл искать для себя одежду. В ящике комода лежало много кружевного белья, сложенного в «наборы», каждый из которых содержал трусики, бюстгальтер, пояс с подвязками. Пакеты с нейлоновыми чулками были сложены в нижнем ящике.
В шкафу был один брючный костюм, брюки были из шелковистого материала, украшенного цветочным рисунком. Они были более женственными, чем некоторые платья! Это не имело значения в любом случае, подумал я. Линда сказала «никаких штанов», и перечить ей я не решился. Я сделал свой выбор.
Бельё я выбрал бледно-розового цвета, с кружевами по краям. Я выбрал шёлковую синюю блузку с оборками спереди, с широкими рукавами. Чёрную шёлковую юбку с молнией расположенной сзади. Перед примеркой я разделся и принял душ. Надел чулки, трусики и бюсгальтер. Я думал, что застёжки бюстгальтера и подвязки могут создать мне проблемы, но у меня не возникло никаких проблем вообще. После того я занялся поисками подходящей обуви. Нашёл чёрные туфли из лакированной кожи с каблуком средней высоты. В них мои ноги чувствовали себя в них вполне комфортно. В бюстгальтер я засунул пару шёлковых шарфов. Я ещё раз осмотрел себя и позвал Линду.
Она одобрила мой выбор. Я покраснел от смущения и удовольствия. Я покраснел ещё больше, когда она стала наносить на моё лицо косметику: тональный крем, румяна, подводку для глаз, тушь для ресниц, помаду. Я пытался возразить, когда она стала приклеивать мне накладные ногти.
— Такая девушка, как ты, просто обязана иметь красивые ноготочки. Не будь занудой!
После этого, она взяла электрические щипцы для завивки и придала моим волосам волнистость.
— Шарф наденем тебе позже. Будет выглядеть неплохо, — пояснила она.
Потом я надел юбку и блузку, снова устыдившись, когда Линда указала на то, как моё нижнее бельё кокетливо выглядывает из-под блузки. По её настоянию я надел жемчужное ожерелье, серьги, массивный браслет и пару колец.
Линда повязала мои волосы светло-голубым шарфом. Подала мне солнцезащитные очки.
— Ты только подумай, как бы я хотела, посмотреть, как ты будешь выглядеть в других нарядах. — Сказала она, усмехаясь.
Я судорожно сглотнул.
Последним предметом моего гардероба была сумочка.
— Ты когда-нибудь видел женщину без сумочки?
Машина завелась. Поначалу мне было неуютно, но, сидя рядом с Линдой, когда она обняла меня за плечи, я расслабился. Нам не потребовалось много времени, чтобы вернуться в город. Линда припарковалась на небольшой стоянке рядом с магазином автозапчастей, и я остался сидеть в машине, как мне показалось, целую вечность.
Мимо прошла молодая леди, я узнал её, она работала на мою маму. Сначала её взгляд был обращён на машину, но потом я почувствовал её любопытство и к себе.
На мгновение мне показалось, что она сейчас подойдёт и заговорит со мной. Чтоб избежать этого я сделал единственное, что пришло в голову. Я открыл сумочку и достал губную помаду. Сделал вид, что полностью поглощён своим отражением в зеркале, я стал красить губы.
— Боже мой! Как мы быстро учимся? — Услышал я голос Линды, когда она садилась в машину.
Я оторвал взгляд от зеркала и увидел только Линду — девушка исчезла. Линда, очевидно, решила, что я просто веду себя по-женски. Я не надеялся, что она поверит моим объяснениям, поэтому просто закрыл тюбик губной помады и положил его обратно в сумку.
Линда купила запчасти, необходимые для починки машины.
— Я могу сделать ремонт авто и у тебя дома. У нас будет ещё много времени. — Сказала она, взглянув на часы. — От твоего дома на авто до аэропорта не более получаса. Сейчас только одиннадцать часов. Мы будем у тебя дома через пятнадцать минут — мне понадобится максимум десять минут, чтобы заменить детали. В запасе уйма времени!
Я вздохнул, и меня охватил какой-то страх. Очень скоро моя мать увидит своего сына одетым и накрашенным как женщина. Всё случившееся можно объяснить, но был ли у меня у меня выбор? Честно я не смог себе ответить на этот вопрос. Когда я переоденусь в мужскую одежду, возможно, мои мысли приобретут какой-то логический порядок. Я усмехнулся про себя — вероятно, я был излишне податливым. Меня одели в женскую одежду, и я стал малышкой, неспособной самостоятельно мыслить.
— Энн, — голос Линды отвлёк меня от потока моих мыслей.
— Да, — отозвался я.
— Хочу, чтобы ты сделал кое-что для меня. Хорошо?
— Конечно, Линда. — Ответил я тихо.
— Тебе комфортно в этих туфлях?
— Да, они удобные.
— Хорошо! Я так и думала.
— Но какое это имеет отношение к тому, что ты хочешь, чтобы я сделал? — Спросил я.
— Ну. Я не хочу, чтобы ты вдруг обнаружил, что у тебя из-за туфель есть какие-то проблемы. Возможно, ты не хочешь, чтобы твоя мама видела тебя на каблуках.
И я понял, что она имела в виду. У меня должны исчезнуть какие-либо остатки мужественности, на каблуках я должен пройти безукоризненно. Что подумает мама? При этой мысли я вздрогнул. Мы припарковались напротив моего дома.
— Подожди, Энн, — сказала Линда. — Я открою для тебя дверь.
Мама услышала, как подъехала машина, и вышла на крыльцо. Она ждала нас, увидела Линду и не узнала меня.
— Где Энди?
Линда не ответила. Просто открыла для меня дверцу машины. С сумочкой в руке я выскользнул из машины и слегка поправил юбку.
— Я здесь, мамочка. — Отозвался я.
Я видел, как её челюсть отвисла буквально на четыре дюйма. Потом она рассмеялась.
— Случайно не Хэллоуэн был вчера вечером? Или я что-то упустила?
— Честное слово, мамочка? Этому есть объяснение… — Начал я.
— Ты объяснишь всё позже, Энн. А теперь пошли в дом. — Твёрдо сказала Линда, беря меня за руку.
Мама застыла в дверном проёме, но достаточно быстро пришла в себя, отошла в сторону и впустить нас.
— Должно быть, это был не шторм, а ветер перемен. И он открыл в моем сыне дочь. — Мама засмеялась. — Ей-Богу, Энди! Из тебя получилась симпатичная девушка. Я бы никогда в этого не поверила, если бы не увидела сама.
— Я зову его Энн, — отчётливо произнесла Линда. — Так же мне не нравится Энди. Так что, если вы не возражаете, вы могли бы называть его так? — Она повернулась ко мне: — Как насчёт того, чтобы перекусить, дорогая? Я умираю с голоду.
— Линда, но мне нужно переодеться.
— Позже, дорогая. А сейчас надень фартук, чтобы не запачкать блузку и юбку, и приготовь для нас обед, ладно?
У неё было такое выражение глаз, что я сразу же перестал спорить. Я покорно пошёл на кухню и начала готовить стол к обеду.
Я слышал, как они разговаривали между собой. Сначала разговор был тихим, но потом я услышал их общий смех. Когда я позвал их к столу, все признаки напряжённости между ними исчезли.
После обеда Линда пошла к машине, чтобы выполнить ремонт. Мама вошла в кухню, где я мыл посуду.
— Эта Линда просто девчонка сорванец, — восхищённо сказала она. Затем она лукаво посмотрела на меня: — Или ты видишь в ней парня?
Я покраснел. Попытался сменить тему.
— Я вымыл посуду. Пожалуй я пойду наверх и переоденусь. Уже почти двенадцать. Нам стоит подумать, как лучше доехать до аэропорта.
— Линда знает, что ты собираешься переодеться? — Спросила она.
— Она сказала, что я могу переодеться позже — а сейчас позже, не так ли? — Парировал я. — Я имею в виду, что не могу ходить в таком виде весь день. — Несмотря на сказанное мной, у меня возникли сомнения и очень странное чувство неуверенности.
— Может, мне лучше пойти и поговорить с ней? — Осторожно спросил я.
— Может быть, это очень хорошая идея, Энн. — Сказала мама, снова смеясь. — У меня такое чувство, что тебе лучше не выказывать слишком много независимого мышления рядом с этой смелой Линдой — я думаю, ты можешь довольно быстро оказаться у неё под каблуком.
Я снял передник и вышел поговорить с Линдой. Она только что закончила возиться с машиной.
— Привет, милая, — весело сказала она. — Всё исправлено. Я приведу себя в порядок, и мы отвезём твою дорогую мамочку в аэропорт.
Я старался вести себя непринуждённо.
— И я подготовлюсь к поездке — это займёт всего несколько минут.
— Чтобы сделать что? — Озадаченно спросила она. — Если ты говоришь о переносе багажа в машину, то можешь взять маленькие чемоданы. Большие оставьте мне — они для тебя тяжеловаты.
— Ах… Я вообще-то собиралась пойти и переодеться. — Заикаясь, возразил я.
— Это ещё зачем? — Удивилась она. — Энн? Просто перестань быть такой глупой. У меня не так много времени, чтобы стоять здесь и болтать с тобой чепуху. Если ты хочешь переодеться, то можешь сделать это, когда мы вернёмся домой.
— Я должен ехать в аэропорт в таком виде? — Жалобно спросил я.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Хорошо. Твой макияж следует освежить, но кроме этого, я не вижу, что тебе нужно что-то ещё делать…
Вскоре мы втроём отправились в аэропорт. Я поправил макияж и снова надел куртку, шарф и солнечные очки. Я сидел впереди на пассажирском сиденье. Линда заставила меня остаться в машине, пока она выгружала багаж. На прощанье Мама меня поцеловала.
— Скоро увидимся. Энн, будь хорошей девочкой.
Линда тоже попрощалась и запрыгнула обратно в машину. Мы покинули оживлённый аэропорт, и она попросила меня положить голову ей на плечо. Я устроился поудобней.
Затем я с удивлением увидел, что мы не возвращаемся в мой дом.
— Куда мы едем, Линда? Я думаю, ты пропустила поворот.
— Я еду домой, — сказала она: — А ты что подумал?
— Но мой дом находится в другой стороне… — Озадаченно ответил я.
— Твой дом находится в той стороне. Мой дом в этой.
— Но ты же сказала, что я могу переодеться, когда мы вернёмся домой…
— Вот именно. Я так и сделала, и ты можешь переодеться. У меня много красивой одежды, разве ты что забыл?
Теперь я осознал, что происходит. Мне потребовалось некоторое время, чтобы снова переодеться. Я вздохнул и расслабился.
— Ты ведь хочешь, чтобы я осталась с тобой, до приезда твоей мамы, правда? — Спросила она меня.
— Ты становишься милой девчонкой! — Она рассмеялась. — Когда твоя мамочка вернется, мы переедем к вам. Видишь ли, она не хочет расставаться с тобой, ты неплохо ведёшь хозяйство, а я не хочу бросать свою девушку. Это кажется лучший компромисс. А ты как думаешь? К тому времени, как она вернётся, ты будешь такой красивой и женственной, что даже не подумаешь о том, чтобы снова стать мужчиной.
Я подумал о содержимом шкафа в её доме.
— Там есть хорошие брюки в цветочек, Линда. Я помню, что ты сказала, что я не могу носить штаны — но они действительно красивые. Можно мне их примерить? — Кротко спросил я.
— Не сегодня. — Твёрдо сказала она. — Пока обойдёмся без брюк. А там посмотрим.
Конец.