Маленький мальчик раб рассказ

Текст книги «Охотник на мальчиков-рабов (ЛП)»

Автор книги: Zelamir

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Вернувшись в дом, я зашел на сайт Отдела Возврата, на страницу беглых рабов. Пролистывая вниз, я увидел объявление, которое искал. «Питер, 9 лет, темные волосы, худощавого телосложения, рост 133 см, вес 28 кг, собственность мистера Уолтера Бергена. Пропал 8 июля 2056 года. В ходе опроса гражданина США Уолтера Бергена в его номере отеля Баррибальди, установлено, что впервые они заметили отсутствие мальчика около полудня 7 июля. Предполагая, что он просто заблудился, весь остаток дня провели в поисках. Миссис Берген, присутствовавшая при опросе, была явно огорчена и сказала, что они оба надеются, что мальчику не причинят вреда. В ходе опроса Бергены признались, что это второй случай, когда Питер сбегает. Первый раз он был похищен его генетической матерью, которая ранее пыталась оспорить в суде его Порабощенный статус, и теперь они подозревают то же самое».

В конце объявления жирным шрифтом была приписка, которая и привлекла мое первоочередное внимание: «ВТОРОЙ СЛУЧАЙ ПОБЕГА! ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ УДВАИВАЕТСЯ!»

Объявление включало в себя и фотографию мальчика, что было просто отлично, однако информации было более чем достаточно, и я задумался. В первых, тот факт, что властям не сообщили сразу, говорил о том, что женщина заботиться о благополучии мальчишки. Попытка скрыть, что это уже второй побег неблагодарного маленького животного, в купе с тем, что нам рассказал Питер, говорило об идиотской снисходительности Бергенов в обращении с ним. Дорогая одежда, которую ему дали, совершенно несовместимая с его статусом раба, ясно показывала, как мягко они обходились с отродьем. Во-вторых, проживание американского подданного в отеле Баарибальди почти кричало о том, что у него куча денег. Не все американцы богаты, но те, что останавливаются в суперлюксах Баррибальди, богаты точно.

Двойная награда это 500 фунтов ($750), но почему-то я подумал, что мистер Берген заплатит куда больше за возвращение Питера в целости и сохранности. Конечно заплатит, особенно если напомнить ему, через что придется пройти Питеру, в случае его законного возврата через суд: имплантация чипа без анестезии в разрез позади яичек и просто дикая порка розгами. Обход этого предполагал существенную премию к пяти сотням, потому что мне придется нарушить закон, а если я попадусь, то лишусь лицензии Агента Возврата. Такой риск должен быть покрыт. Сопоставив факты, учтя риски и дополнительные усилия, я понял, что нет резона просить меньше 5000 фунтов.

Необходимо было соблюдать осторожность. До того, как я выйду на мистера Бергена, я должен быть уверен, что следы Питера не приведут власти ко мне. Это могло быть только в одном случае: если его генетическая мать заявит в полицию об изъятии у нее Питера. Если она так сделала и дала описание людей и машины – у них не займет много времени, чтобы установить мою личность. Она не могла этого сделать, потому что сама нарушила закон, пытаясь похитить законно-Порабощенного мальчика. Но была одна вещь, которую я усвоил за время моих странствий в этой долине слез – ты никогда не можешь быть уверен в том, как поступит женщина.

Однако, был один пункт, которым следовало заняться. Если бы кто-то – мать мальчика или кто-либо еще – заявили в полицию, объявление на сайте Агентства было бы быстро обновлено. Если в последующие три дня этого не случится, я могу быть спокоен – мать Питера поступила разумно и заявлять не стала.

Конечно, это значило, что мальчика стоило спрятать на эти три дня. Полиция не была проблемой. По роду своей работы у меня всегда были отродья, которых я отлавливал и передавал для коррекции поведения и возврата законным хозяевам. Пока у них нет весомого повода, они не появились бы. Большую опасность представляли мои конкуренты. Они старались быть в курсе, что за работа у меня в настоящий момент, и я боюсь, не все из них были благородны. Если бы им выпал шанс выкинуть меня из бизнеса или натравить на меня полицию, они бы не раздумывая воспользовались им. А на объявлении о пропаже была фотография Питера.

Я сел за стол, грызя карандаш, и тут ко мне пришло решение проблемы. Выплюнув щепки изо рта, я достал из ящика стола ножницы и металлический ошейник для мальчика. Крикнув Тимми, который был на кухне, набрать ведро воды, я вышел во двор.

Питер стоял на коленях у открытой клетки, энергично выскребая пол. К его правой лодыжке толстой длинной цепью был прикреплен кусок дерева, весивший не меньше мальчишки. Роберт, развалившись, сидел на скамье для наказаний, помахивая в воздухе обрезком шланга. Судя по заду отродья, который был хорошо виден, шланг пригодился Роберту.

– Приведи шлюшку сюда, Роберт, – крикнул я.

– Шевелись! Ты слышал, – Роберт нанес жалящий удар всей длиной шланга по заднице мальчика, – Давай, шевелись!

Еще один удар достиг цели.

Питер, подгоняемый ударами, приблизился ко мне настолько, насколько позволяла цепь.

– Подними это, тупая маленькая тварь, – крикнул Роберт. В этот раз удар пришелся по узким плечам мальчишки.

Питер нагнулся, с натугой поднимая тяжелый кусок дерева, и теперь представлял заманчивую цель, что Роберт не мог проигнорировать.

В конце концов, Питер, с трудом держа чурбан и задыхаясь, стоял напротив меня. Позади него грязно улыбаясь, стоял Роберт.

– Положи это, мальчик, – нетерпеливо приказал я.

– Делай, как он сказал, ну! – в этот раз Роберт свободной рукой дал ему крепкий подзатыльник.

– Положи сбоку мальчик, – отрезал я, – не изображай передо мной нерешительность.

– Господи, он тупой, – заметил мне Роберт, когда я отступил на шаг, чтобы как следует рассмотреть мальчика.

– Ну, а что ты ожидал, – рассеяно сказал я, – он всего лишь раб.

А неплохо, – думал я, разглядывая мальчика, неплохо: хорошо сложен, прекрасные пропорции, хорошие сильные ноги, крепкие бедра, тугая маленькая попка, симпатичное лицо, мягкие пухлые губы. Впервые я посмотрел на маленькое отродье как на товар, а не возможную награду за поимку. Может и не первоклассный, но определенно недалеко ушел. Конечно, не без недостатков. Возможно, излишне пухловат. Я пощупал кожу на груди, с боков и на заднице. Да, определенно пухловат, несколько более, чем пристало мальчику-рабу. Несомненно, это его испортил хозяин – слишком много кормили и не заставляли усердно работать – да еще эта более бледная кожа на заду. Правда, оба недостатка можно было быстро исправить.

– На колени, – приказал я, ударяя по щиколотке, чтобы поторопился.

– Тимми, поставь ведро с водой сюда, – я наклонил голову Питера над ведром.

– Сколько у твоего папы отродий на ферме? – спросил я Роберта, обрабатывая ножницами голову мальчишки, стоящего на коленях. Большие клочья темных волос падали в воду.

– Сейчас около дюжины, – беззаботно ответил Роберт, – топливо слишком дорого, и папа предпочитает использовать их, даже когда может использовать трактор. Он говорит, что отродья могут прекрасно работать, если с ними строго обращаться.

– То есть еще один не будет бросаться в глаза? – спросил я.

– Не-ет! В общем-то, папа был бы рад еще одному или двум. Мы сейчас снимаем основной урожай картофеля. Папа уже одолжил полдюжины на соседних фермах.

– Собственно, почему я спрашиваю, – начал я объяснять, заканчивая стричь Питера и надевая на него ошейник, – видишь ли, я могу выручить за это отродье гораздо больше, чем если просто последую стандартной процедуре возврата. Поэтому мне нужно, чтобы его никто не обнаружил несколько дней. А где он будет более неприметным, чем среди своры других маленьких щенков? Поэтому я подумал, что если бы твой отец мог…

Роберт засиял от восторга.

– Я смотрю, ты не против, – сухо сказал я.

– Ну-у, эта маленький паршивец хорош, – смущённо ответил Роберт, – намного лучше Тимми. В него труднее засунуть, но когда ты внутри, он тебя как будто засасывает.

– У него это было в первый раз, а Тимми уже давно используют. Это не продлится долго, его дырка тоже скоро растянется.

– Что ж, я хотел бы в этом поучаствовать.

Часть третья.

– Я полагаю, что твой папа не придет в восторг, если он не будет проводить большую часть времени, работая на поле. И еще одно – безопасность, – добавил я уже серьезно. – Твой папа присмотрит за ним, не так ли? Не хочу, чтобы он снова сбежал, это все испортит.

– Да все будет хорошо, мистер Варвик, – я попрошу папу поместить его с остальными мальчиками, которых он занял у соседей. С ними он всегда очень аккуратен, говорит, что плохо быть небрежным с чужой собственностью. Их сажают на цепь на ночь и по дороге на поле и обратно, к тому же они весь день тяжело работают.

– Ладно, – удовлетворенно сказал я, – пойду отцеплю, и ты уведешь его на ферму. Я заберу его дня через три.

– Вот и хорошо, – сказал я через несколько минут, когда накрепко прицепил Питера за ошейник сзади велосипеда Роберта, – давай посмотрим, как быстро может бегать маленькая шлюшка.

***

Прошло три дня. В Сети не было никаких признаков поисков Питера, что было хорошим знаком для придуманной мной схемы, и я пошел забирать отродье с фермы.

На подходе я услышал звук, который невозможно с чем-то перепутать – пороли мальчишку. Жгучая полоска кожи против обнаженного тела. Пронзительные вопли боли, отчаянные мольбы о пощаде и обещания исправиться не оставляли в этом сомнений. Я пошел на звук и обнаружил отца Роберта, Чарльза, который порол тощего мальчишку лет четырнадцати. Чарльз подвесил отродье за запястья к балке амбара и стегал его толстым ремнем. Судя по состоянию спины и задницы мальчишки, которые были изрядно окровавлены и покрыты синими полосами, он занимался этим достаточно долго.

– А, Ричард, – вежливо сказал он, остановившись, чтобы рассмотреть, кто пришел, – полагаю, ты пришел забрать свое отродье? Тебя не затруднить подождать несколько минут, пока я закончу с этим маленьким грязным воришкой?

Перевернув ремень, он впечатал его конец с пряжкой поперек уже кровоточащих плеч мальчика. Металлическая застежка оставила на спине синевато-багровый рубец, разорвав кожу. Следующий удар оставил похожую кровавую полосу на заднице мальчика.

Через несколько секунд снятый с балки мальчишка, всхлипывая, полз по земле. Чарльз проводил его проклятием и пинком здоровенного ботинка под зад. С расстоянием рыдания отродья затихали.

– Он опять воровал помои из контейнера, – мрачно заметил Чарльз и добавил, – Ты будешь смеяться, но с каждой крошкой, которую спер этот засранец, свиньи получают меньше корма, а я получаю меньше прибыли. И я ничего не могу поделать, чтобы прекратить это. Единственное, что срабатывало, так это зашить им рот, но чертовы Добродетели запретили такое. Никто их них не знает, что значит заниматься фермерством.

– Это совершеннейшая правда, – дружелюбно ответил я. – Ели хочешь знать мое мнение – все начало катиться ко всем чертям, когда они запретили сажать на кол. Ничто лучше не держало отродья в подчинении, как один-два посаженных на кол раба каждый год. Конечно, это жестоко, но именно поэтому срабатывало. Это была единственная вещь, которую они понимали и уважали. Все что нам нужно, так это правительство из настоящих бизнесменов, которые восстановят старые порядки и ценности.

– Сейчас все так, как есть, – покорно сказал Чарльз, – нам лучше попытаться отлично делать то, что мы можем и просто плыть по течению. Если ты не против, я отвезу тебя на Ленд-Ровере забрать отродье, они на верхнем поле собирают картофель.

Трясясь по неровному и ухабистому проселку, мы выехали на поле. Большое и плоское, оно располагалось на вершине холма позади фермы. Кажется, большая часть маленьких отродий работала именно здесь. Четверо крепких юношей, попарно запряженных, склонившись, шли друг за другом. Их тела блестели от пота. Напрягая каждый мускул, они тащили многоштыковой плуг, который взрезал и переворачивал землю. За ними медленно и устало тащился мужчина. Он подгонял их криками, готовый в любой момент подкрепить их ударами кнута, который он держал в правой руке. Позади них ползали на коленях чуть меньше дюжины перемазанных грязью мальчиков поменьше, с плетеными корзинами за спиной. Они голыми руками копались в поднятой почве, собирая картофель. Время от времени один из мальчиков с трудом поднимался на ноги, пошатываясь и едва не падая под грузом, шел опорожнить полную корзину в стоящую у ворот телегу, и снова принимался за работу. Все юноши и мальчики были полностью обнажены. Роберт и еще один парнишка, в котором я узнал сына хозяина соседней фермы, вооружившись короткими кожаными ремнями следили, чтобы никто не отлынивал.

Увидев меня, Роберт издал вопль. Чарльз подвел машину прямо к ним.

– Мы приехали забрать отродье мистера Варвика, – объяснил он сыну.

– Та-ак, – сказал Роберт, всматриваясь в исполосованные задницы работающих мальчиков, – вот же он!

Роберт, подскочив к мальчику, ухватив того за ухо и рывком подняв на ноги, потащил его к нам. Три дня работы на поле не прошли даром для Питера. С его тела и боков сошел весь лишний жирок, отчего грудную клетку было теперь хорошо видно. К тому же, насколько я мог различить через слой грязи, у него больше не было полоски незагорелой кожи. Загар его теперь был даже интенсивнее, чем у остальных. В его походке и осанке была еще какая-то едва уловимая перемена, но от размышлений над этим меня отвлек окрик, сопровождаемый звонким ударом кнута и криком боли.

Группа из четверых юношей отчаянными рывками, роя ногами землю, с удвоенной силой пыталась вытянуть застрявший плуг. Погонщик кричал и щелкал кнутом по их спинам, но, несмотря на все их усилия, плуг не двигался.

– Притормози! – крикнул Чарльз, – Полегче! Если они будут так тянуть, то сломают зубец у плуга.

Он поспешил узнать, что случилось, я пошел с ним. Оказалось, что плуг зацепился за большой валун, торчавший в земле. Потребовалось некоторое время, чтобы убрать его.

Повернувшись, я увидел Питера на том же месте, только сидящим на корточках. Широко раздвинув колени и прикрывшись левой рукой, правой он шарил в траве. Найдя большой черного слизня, насколько я мог рассмотреть, он быстро сунул его в рот и проглотил.

Я коротко рассмеялся.

– Отвратительные маленькие скоты, не правда ли? – сказал Чарльз. – Как бы вы ни пытались остановить их – это не работает. Такие уж они есть.

Он неправильно истолковал мой смех: я не был шокирован поступком мальчика, а всего лишь немного удивлен, насколько он изменился за каких-то три дня.

– Поднимайся, – сказал я, подталкивая мальчишку под зад носком ботинка.

Отродье поднялся на ноги и встал передо мной, склонив голову. Я с одобрением заметил, что в этот раз он не делал попыток прикрыться руками.

– Я думаю, это вполне симпатичный маленький зверек, – заметил Чарльз, – У нас была проблема с Робертом, когда он тайком пытался протащить его в дом. А вы ведь знаете, что моя жена думает по поводу отродий с поля в доме, и она вполне права. Грязные отвратительные маленькие чудовища, только богу известно какую заразу они переносят, и уж конечно еще и воруют.

– Что случилось? – спросил я.

– О, я сказал Роберту тащить шлюшку в амбар и трахать там. Я сам так поступал в его годы.

Я ухватил Питера за подбородок и задрал ему голову. Я ничего не увидел в его глазах: ни гнева, ни возмущения, ни обиды – ничего, кроме страха и покорности. Я плюнул ему в лицо, попав в лоб. Тогда я отпустил подбородок и он снова опустил голову, не делая никаких попыток вытереть слюну, стекавшую по его лицу.

– Я подброшу тебя обратно до фермы, – предложил Чарльз, – Посади шлюшку назад к собакам.

Питер был настолько послушным и тихим, что я не удосужился даже взять его на привязь, а просто повел его, босого, тихо шагающего позади меня, к дому. Первое, чем я озаботился по возвращении домой, было мытье мальчишки. Правда, он был не в таком уж и плохом состоянии. Если посмотреть внимательнее, то конечно, было в достатке синяков и ссадин, особенно на плечах и заду, однако, толстый слой грязи скрывал их. Несколько шрамов от старых порок, но ничего такого, что требовало внимания, ну или, по крайней мере, немедленного внимания. Определенно, Роберт несколько раз наслаждался его задницей – анус был уже чуть более растянутым, но не было никаких признаков разрывов.

Я привел его в кабинет, сел около стола, достав из ящика электрокнут для скота, заставил отродье встать на колени напротив меня: почти на «шпагат», так, что его яички почти касаются пола, руки по швам, спина прямая, голова опущена. Когда я остался доволен его позой, то наклонился и сильно ударил его кулаком по макушке.

– Слушай, мальчик, – сказал я, и снова ударил.

Я глубоко верил в старую поговорку о том, что когда вы что-то говорите отродью, его необходимо ударить дважды: первый раз – чтобы слушал внимательно, второй – чтобы запомнил сказанное.

– Может быть, ты очень счастливый мальчик. Если мистер и миссис Берген заплатят мне кучу денег, я верну тебя, и они снова смогут основательно портить своё маленькое отродье. С другой стороны, ты можешь стать самым несчастным мальчиком, если они не заплатят. Меня это очень огорчит, и когда мне надоест тебя мучать, а это займет много времени, я отдам тебя полиции, чтобы наказали как маленького беглого мальчика-раба, и тебе будет даже больнее. Поэтому, как видишь, в твоих интересах даже больше, чем в моих, чтобы мистер и миссис Берген купили тебя у меня. Ты понимаешь это, не так ли, мальчик?

Он кивнул и я шлепнул его.

– Отвечай мне, мальчик. В твоей голове есть рот. Итак, ты понимаешь это, не так ли, мальчик?

– Хозяин, пожалуйста, хозяин, да, хозяин.

По некоторым признакам, маленькое отродье едва удерживался, чтобы не зарыдать, но я спокойно и настойчиво продолжил:

– Сейчас я пойду, позвоню мистеру Бергену и мы обсудим сделку. Очень возможно, что он захочет поговорить с тобой, чтобы убедиться, что ты на самом деле здесь. И когда ты будешь разговаривать с ним, ты скажешь, что с тобой все в порядке, тебе все нравится, но тебя очень сурово накажут, если он не заплатит, – я снова ударил мальчика и добавил металла в голос, – тебе будет очень, очень больно. Ты меня понял?

– Да, хозяин.

– И чтобы ты понял, что тебя ждет… ты знаешь, что это?

– Нет, хозяин.

Я залепил ему пощечину.

– Никогда не используй это слово по отношению к свободному гражданину, ты, вонючее маленькое дерьмо, – прорычал я, – И вернись в прежнее положение – спина прямая, но руки за голову. Итак, ты не знаешь что это. Наверное, у тебя была спокойная жизнь? Что ж, я покажу тебе…

Я снова наклонился и ткнул кончиком электрокнута под его безволосые яички.

– Смотреть вверх! Смотри на меня, мальчик!

Я улыбнулся ему в лицо. Он коротко всхлипнул, и я нажал на кнопку на рукояти.

От пронзившего его разряда, тело скорчилось и он упал на бок. Там где он лежал расплывалась лужа янтарной жидкости.

– Ты обмочился, грязная маленькая тварь, – сказал я с усмешкой, чтобы совсем смутить его, – хорошо, что здесь нет ковра. И это только намек на то, что тебя ждет, если разочаруешь меня. А сейчас – обратно на колени!

Взяв телефон, я позвонил в справочную, чтобы узнать телефонный номер отеля Баррибальди.

Упоминание имени мистера Бергена произвело перемену в голосе телефониста с почтительного на очень почтительный. Меня обещали соединить с «номером Фаберже».

– Здравствуйте, это Уолтер Берген, – в его голосе был лишь намек на американский акцент.

– Мистер Берген, – начал я, – меня зовут Вильям Варвик…

Я решил не скрывать свое имя. То, что я предлагал, уже было нарушением буквы закона. Если Берген клюнет – он нарушит его вместе со мной. Если нет – я никак бы не стал подозреваемым и к тому же все отрицал бы. В общем, от сокрытия своего имени я не получал ровным счетом ничего, а узнав его, Берген мог бы убедиться кто я есть, если бы захотел.

– Я Агент Отдела Возврата Собственности, – продолжил я, – и я рад сообщить, что нашел вашего мальчика, Питера.

– Замечательно, мистер Варвик! Секунду, я скажу жене!.. Бетти, Бетти, они наши Пита!

Женский плач был отчетливо различим в трубке.

– С ним все в порядке, мистер Варвик? Он не пострадал? Никак не пострадал?

– В полном! Отлично себя чувствует, наслаждается маленькими каникулами в деревне.

– Хорошо, моя жена будет рада, и я рад, конечно. Мы очень любим нашего мальчика. Когда мы сможем его забрать?

– Он определенно прекрасный мальчуган, и мы все тоже его очень любим, но вот с возвратом есть небольшая проблемка.

– Что такое? – голос мужчины вдруг стал осторожен.

– Видите ли, мистер Берген, ваш обаятельный Питер не был таким в прошлом. Второй побег… Это ставит его в серьезное положение. Местные власти очень строги в таких случаях. Определенно ОЧЕНЬ строги.

– Да, я знаю, но думаю, что можно убедить власти проявить мягкость на этот раз. За всем этим стоит мать мальчика, которая никогда не могла принять его Порабощение. Это очень трудно для мальчика. И, возможно, вместе с поддержкой Посла, с которым мы немного знакомы…

– Я боюсь, привлечение Посла может оказать обратное воздействие, – перебил я, – это может быть рассмотрено властями как политическое вмешательство. Им придётся поступить еще суровей, чем обычно. И суд, а в случае Питера – это Центральный Вестминстерский Трибунал, который, я боюсь, самый суровый в стране, будет решать это дело.

– Но если вы сейчас привезете мальчика, мы тут же увезем его в Штаты. И совсем не нужно вовлекать суд.

– Здесь есть решение, мистер Берген, но к несчастью, мальчик сейчас арестован мной, и как Агент Отдела Возврата Собственности, я давал присягу предавать всех арестованных мной беглецов, а Питер, я боюсь, попадает именно в эту категорию, полномочному служащему в подходящем суде. Нарушение скомпрометирует мою верность, что повлечет крупный штраф и последующее увольнение из отдела.

– Могу предположить, что вы высоко цените вашу верность, мистер Варвик?

В голосе мужчины я уловил нотку сарказма. И решил пересмотреть цену. В конце концов, для человека, который останавливается в «номере Фаберже» Баррибальди и считает американского Посла своим другом, тысяча фунтов не станет ощутимой потерей.

– Знаете ли вы, мистер Берген, что делают с рабами, совершившими второй побег, когда поймают их? В недалеком прошлом его бы просто посадили на кол, но теперь мы куда гуманнее. Сначала они пометят его, сделав глубокий разрез позади яичек и вставив в него чип, затем прижгут это место раскаленным железом. И все это без анестезии. Затем его ждет порка розгами. Обычно это 36 ударов. Но мы же теперь гуманны – только 6 ударов за раз с минимальным перерывом в неделю. Вы видели эти розги? Около 4 футов в длину, толщиной с большой палец – они врезаются в тело мальчика как нож в масло.

– Хорошо, мистер Варвик… Во сколько вы оцениваете вашу верность?

– Семь с половиной тысяч фунтов.

Часть четвёртая.

– Как вы докажете, что Пит действительно у вас?

– Можете перекинуться с ним парой слов. Он рядом.

Передавая отродью телефон одной рукой, другой я показал ему электрокнут:

– Папа… – начал говорить мальчик.

У меня челюсть отвисла от удивления. Это неслыханно, чтобы Порабощенное отродье обращалось к свободному человеку, не говоря уж о владельце, иначе как «хозяин»! Но я сразу сказал себе, что должен был ожидать чего-то такого. Вся природа отношений между Бергенами и Питером была настолько неестественной, что и удивляться мне не пристало.

– Со мной все хорошо, пап.

И быстро взгянув на меня:

– Со мной очень хорошо обращались, пап, пожалуйста, дай деньги этому человеку, чтобы я вернулся домой.

Я наклонился и отобрал у него трубку.

– Что ж, мистер Берген, надеюсь, вы убедились?

– Да, но семь с половиной тысяч не слишком ли много?

Этот человек совершенно вывел меня из себя, пытаясь торговаться, поэтому я ткнул кончиком электрокнута в пах Питера. Я видел, как его глаза наполнялись ужасом. В этот раз он не обмочился, хотя бы потому что было уже просто нечем, но вот закричал он очень громко.

– Ладно, ладно! Пусть будет семь с половиной тысяч!

Вообще-то, мне было жаль, что он так сразу сдался без боя: мне просто нравилось тыкать в мальчишку электрокнутом. Не удивительно, что мой голос прозвучал несколько разочарованно:

– Привезите деньги в купюрах по 50 фунтов к мотелю на М4, что западнее Рэдинга. Завтра к половине пятого вечера. Не забудьте включить мобильник, я позвоню и скажу, что делать дальше. И не выдумывайте ничего, иначе Питеру будет очень плохо. А теперь скажите номер вашего мобильника.

Теперь следовало подготовиться к обмену, и тут не должно было быть проблем. Я был уверен, что в состоянии справиться со всем, что Бергены могут попытаться выкинуть, и был уверен, что они не будут никого задействовать, потому что сами нарушали закон. Исходя из этого, я просто заказал через интернет комнату в том мотеле, дабы все прошло тихо и без свидетелей.

Сделав всё, я приказал Питеру взять ведро и прибрать за собой. Развалившись в кресле, я наблюдал, как мальчик моет пол. «Превосходно! – думал я, глядя на ползающее на коленях отродье. – Семь с половиной тысяч фунтов вот за это! Он, конечно, симпатичная шлюшка, но в мире полно подобных маленьких животных. Да на половине приличных аукционов за сотню можно купить не хуже, а то и куда лучше!»

Тут я вспомнил о той загадочной перемене в нем, которую я не смог распознать, когда забирал его с фермы. Было похоже на внезапное понимание мальчиком того (не осознанно, в отличие от свободных мальчиков, а чисто физиологически), что его тело может приносить удовольствие ему и доставлять кому-то еще.

Он знал, что я смотрю на него – я вдруг понял. Он снова и снова бросал на меня быстрые взгляды. Я не заметил этого поначалу, потому что он смотрел не в лицо, а на мой пах. В его осанке и движениях и была эта крохотная, но заметная перемена. Тело обрело животную пластику, которой не было раньше. Скорее всего, его движения были более инстинктивны, чем осознанны, но он двигался… соблазняюще.

Он прополз задом на коленях, нахально повиливая задницей.

– Хватит, – сказал я, вставая, – для тебя настал момент почувствовать настоящий мужской член.

Положив руку на плечо, я повел его наверх, в спальню.

В объяснениях он не нуждался. Не сомневаюсь, за те три дня Роберт научил его всему, что требуется от маленькой шлюхи. Повернувшись ко мне, он упал на колени и принялся расстегивать мой ремень. В мгновение ока он сдернул до колен мои джинсы вместе с трусами. Я хорошо видел, как от удивления и тревоги округлились его глаза, когда он увидел мой напряженный в ожидании член. У меня не такой уж и большой. Но по сравнению с почти детским членом и яичками Роберта с едва пробивающимся кустиком подростковых волос, мой изогнутый, покрытый венами член, вздымающийся из густых темных зарослей и наполненные семенем тяжелые яйца, выглядели, несомненно, достаточно огромными.

Его нерешительность, однако, была недолгой. Наклонившись вперед, он пробежался язычком по всей длине члена: от основания в густых зарослях до самого верха набухшей головки, слизнув выступившую на конце каплю. Затем он поменял позу, встал с колен на корточки, готовясь заглотить мой член, осторожно взял головку губами. Схватив мальчишку за уши, я с усилием протолкнул член ему в глотку, чувствуя, как его горло содрогается в рвотном позыве. Тут я задержался, пока его тело не начало обмякать, и потянул член обратно, дав мальчику вздохнуть, перед тем как засадить снова. Проникая в глубину горла, я трахал его рот. Он давился, пытаясь приспособиться к моим мощным толчкам, и его явные страдания лишь усиливали мое возбуждение.

Почувствовав, что скоро кончу, я вытащил член из его рта, схватил мальчишку подмышки и швырнул спиной на кровать.

Конечно, мне бы стоило смазать свой член, а также смазать и слегка растянуть анус мальчика, но я был крайне возбужден и не хотел прерывать свое удовольствие. Мой член был влажным от слюны маленькой шлюхи, и этого было достаточно.

Я задрал его ноги так, чтобы задница приподнялась, а колени оказались по бокам головы. Это было одно из моих любимых положений для секса с мальчиками, особенно таких маленьких и неопытных, ведь на их лицах хорошо видны ужас и боль от проникновения. Приготовившись войти в него, я взглянул на лицо маленькой шлюшки, наслаждаясь потрясающей смесью трепета и желания в его глазах. Улыбнувшись, я слегка надавил, чтобы кончик члена вошел в его анус. Перенеся захват на икры, я толкнулся вперед. Мальчишка ахнул от боли, что только больше распалило меня. Он всхлипывал и стонал, пока я медленно, сантиметр за сантиметром, погружался в него. Глаза его затуманились, а в криках стало больше желания, чем боли. Я почувствовал, как его сфинктер обхватывает мой член, стараясь затянуть глубже. Наконец, я полностью вошел в отродье. Толкнувшись последний раз, я кончил, извергая сперму прямо внутрь мальчика.

Несколько секунд я лежал на нем, тяжело дыша. Поднялся и, вытащив член, увидел, как его дыра сочится моей спермой вперемешку с чем-то еще. Удерживая его ноги, я крикнул Тимми, потому что не хотел запачкать одеяло.

На лестнице раздалось шлепанье босых ног. Тимми вошел, и я кивнул ему на поднятую и испачканную задницу Питера. Иного приглашения Тимми не требовалось. Бросившись на колени, он шумно принялся сосать и вылизывать дырку другой шлюшки.

Убедившись, что зад мальчишки можно считать чистым, я отпустил щиколотку Питера и сел на кровать. Почуяв шанс, Тимми перенес все внимание на мой член. Оттолкнув его, я притянул голову Питера к своему паху, ведь его я трахал – ему и заканчивать. Тимми, беспокоясь, что не доделал дело, поднялся с пола и снова нырнул лицом в зад Питера. Он, без сомнений, был просто уверен, что внутри мальчишки еще осталась моя сперма.

Утром я выкинул из кровати эти два отродья, и решил понежиться в постели. Торопиться было некуда. Если я выеду в половине одиннадцатого, то приеду в Рэдинг около трех дня, и это, еще останавливаясь перекусить. По факту мы выехали чуть раньше. В этот раз я не засунул Питера в багажник, потому в этом не было никакой необходимости. В конце концов, он знал, что его везут обратно к Бергенам, которые его так отвратительно испортили. У него не было причин убегать. Даже если бы это не было так, и у меня были причины беспокоиться, он выглядел слишком смирившимся со своим рабским положением. И поэтому я позволил ему ехать рядом со мной, стоя на коленях на полу машины, для чего я отодвинул сиденье далеко назад. Придется признать, что глядя на него, обнаженного, стоящего на коленях рядом со мной, на его коротко остриженные волосы и гибкое, юное, очень загорелое тело, в голову приходило только то, что это отлично обученное Порабощенное отродье.

1.
В дверь робко постучали и «путаясь в соплях», в комнату вошел мальчик. Так и есть, лет двенадцать, — подумал я. Он встал у двери и чуть слышно произнёс: «Заказывали?»
— Да. Заказывал. Как звать тебя?
— Как Вам больше нравится?
— Ну, так дело не пойдёт. Давай уж без этих ваших законов. Меня зовут Саша. Мне скоро двадцать пять, поэтому зови меня только на «ты». Хорошо? Так как твоё настоящее имя?
— Не помню я, — вздохнул пацан.
— Как это не помнишь? У вас что, в стране даже имя не дают рабам?
— Дают. Только при рождении. Или когда покупают. А потом, смотря какой хозяин будет. Может имя оставить, а может и поменять или вообще без имени…Так какое больше нравится? Тебе.
— А тебе?
— Не знаю. Как не назови, раб есть раб.
— А вот что! Давай — Дэл?
— Странное имя. Прикольно! Хотя я обязан взять любое.
— Понимаешь, я купил тебя не для развлечения. Ты мне нужен по делу. А отсюда и имя – Дело – Дэл. Пойдёт?
— Воля Ваша, прости – Твоя.
Дэл прошел и встал в нерешительности посреди комнаты. Оглядел мои апартаменты, и взглянул смелым, чуть с презрением, взглядом на меня.
— Ты, конечно же, есть хочешь? Сейчас принесут завтрак, а пока вот что. Я тут заранее кое – что прикупил для тебя. Снимай-ка все свои шмотки и бегом в ванную.
Мальчик, не смущаясь, начал раздеваться. Боже! Вся спина в незаживших еще шрамах! Что же это за хозяин такой! Убивать их надо! Я с болью подумал о Лёшке – каково ему там, сейчас?
— За что тебя так, Дэл?
— А, это? Не совсем правильно вёл себя с клиентом.
— Я бы и этого клиента, и хозяина твоего…Точно, выставлю неустойку за «бракованный товар»! Ну, иди, мойся.
Пока Дэл плескался в ванной, я еще раз осмотрел его новую одежду. Вроде всё как обычно. Простые, но дорогие шорты, желтая маечка, крепкие кроссовки. Все как надо. Если что — в такой одежде малыш не вызовет подозрения.
Дэл вышел голышом из ванной. Одевайся, Дэл, да и завтрак сейчас принесут.
Дэл оделся. Через пять минут он уже сидел за столом и с видом аристократа уплетал ветчину. – Хорошо, видимо, здесь их «дрессируют!»
Дэл покончил с завтраком, и я уложил его немного поспать, а сам уселся в уютное кресло и задумался – что же делать дальше?
Единственная страна в мире, где официально существует до сих пор рабовладение! Где вот так спокойно можно приезжему туристу или просто человеку купить на ночь мальчика, или на несколько ночей, или на месяц, год. Всё зависит от цены и желания «клиента».
Страна, где война – открытая война с соседним государством давно окончилась. Люди, наконец то, занялись мирными делами, восстановили города, поселки, построили рестораны, гостиницы, дома…Всё бы хорошо, вот только восстановили они заодно и рабовладельческий строй, да снизили возраст совершеннолетия до двенадцати лет – отсюда и последствия… — Купить можно девочку или мальчика запросто. Весь мир против этого! Вот только связываться с этой страной никто не хочет. Слишком уж жестоки и коварны её жители! А вообще – то они гостеприимны и добры, если их не трогать. Если жить с ними в мире, не вмешиваться в их внутренние дела.
Мир предпочел этот вариант. – «Восток – дело тонкое…»

Сашкино детство кончилось рано. В одиннадцать лет. Когда он понял, что в этой жизни надо иметь острые клыки и такие же когти. Чтобы уметь защитить себя в Этом мире. Когда его увезли из дома и привезли в другой дом, «Детский». Здесь многому пришлось научиться. Вгрызаться в горло противнику, царапать когтями его тело так, чтобы пять ярких полос навсегда превратились в пять шрамов. «Шрамы украшают мужчину». Дебильная поговорка. Никого они не украшают! На Сашкином теле осталось много шрамов, прежде чем он сам научился оставлять их на теле «врага». А «врагов» было много! Интернат не Интернет. Это он быстро уяснил для себя.
Спустя год, после пребывания в этом «милом Доме Детства» Сашка узнал, что «его алкаши» придумали для себя ещё одну «статью дохода».
Мать по контракту родила мальчика. В приграничной зоне в то время это часто практиковалось. Приходили люди, заключали контракт на определённую сумму, а спустя год забирали младенца. Вот «родители» и решили заработать и не иметь в ближайшее время проблем с наличием в доме водки.
Ага…Можно подумать, что они не знали, куда после таких контрактов попадают дети…Знали они всё! – Ребенка «воспитывают и обучают «профессии» до двенадцати лет, а после продают. Или «хозяину», или в лучшем случае в гарем к «богатому дяде», который любит детское тело.

Сашка любил девчонок . Лет с семнадцати…Но одно дело взаимная любовь, — понимал он, — и совсем другое сексуальное рабство. Когда от мальчика или девочки ничего не зависит. Когда с ними можно делать всё, что хочет и позволяет «хозяин», в том числе и эСэМ! Да…Жестокие в этой стране законы, — размышлял Сашка, глядя на Дэла. На его тревожный сон, — пусть пацан отоспится.

2.

Номер «Три Семёрки», как его сразу окрестили, ничем особым не отличался от своих сверстников. Такой же шабутной и такой же, когда надо, покорный. Впрочем, последнее – это не всегда. За что и бывал чаще других в изоляторе. За что и получал двойную дозу электрошока и «усмирительных» уколов. За что и хлыстали при всех после очередной попытки побега. Хотя администрацию это вполне устраивало – другим неповадно будет, да и пусть знают – бежать отсюда БЕСПОЛЕЗНО!
Школа – это только название. Только для посторонних. На самом же деле простая тюрьма, только для детей, только с «психиатрическим уклоном». А действительно – зачем людям знать, что творится за забором и «запреткой»?
Детей здесь – откуда только нет! Из Америки, Японии, Индии, Испании, Германии и из его страны…Да. Оттуда их, пожалуй, больше…Кто еще так плодотворно умеет рожать и поставлять детей для секс – бизнеса? Хотя многих просто воруют или вывозят нелегально…А какая ещё страна может иметь частную секс – школу, прикрываясь официальной «Лечебницей и школой для детей с тяжелыми отклонениями развития»? – Только эта, в которую и попал номер «777» через три месяца после рождения.
До шести лет он себя плохо помнит. За то в шесть очень хорошо запомнил свой первый «электрошок»! После, впервые – комнату изолятора. Как, не сознавая ещё, что бесполезно, колотил своими маленькими кулачками в стальную дверь и кричал «козлы»…
Школьное обучение…Всё как в обычной школе, кроме наказаний, да ещё предмета, о котором предпочитают не говорить вслух…Ну, и языки, которых здесь аж пять!
Ходили в школе слухи, что после выпуска, в двенадцать, будет легче…Кто то говорил, что легче, другие наоборот, говорили, что «вешалка» будет…Три Семерки было уже наплевать, что будет дальше. Лёжа в очередной раз «под смирилкой» в «изоляторе» он ждал — не дождался, когда кончится вся эта «школа».
Чем ещё выделялся Три Семерки из одноклассников? Да тем ещё, пожалуй, что красив он был на зависть многим! Шутил кто — то: «Тебя даже охранники полюбили – двойной «шок» только и выписывают». Ну, да…Хорошая «любовь», — думал Три Семерки, — а вот «замутить» с кем нибудь из них, да скачать все коды не помешало бы! «Без мазы» только всё это…Они же, как евнухи в гареме. Хотя, почему как? Гарем и есть! Генеральный вон, частенько к себе пацанов вызывает…А Три Семерки чаще всех…»Затрахал» меня! Эх, залезть бы в его комп, да скачать всё на свой адрес! Его то никто не знает…Не зря же у меня «отлично» по информе!

…Помог Три Семерки банально – простой случай. Или «анально – простой», как он потом шутил про себя. Вызвал его снова Генеральный, а тут покупатель явился. Да не просто покупатель, а богатый уж очень! Вот и «запал» тот на мальчонку…И не просто «запал», а выложил на стол кучу денег! Генеральный ему и так, и эдак объясняет, что нельзя пока! До выпуска всего – то несколько месяцев осталось…А тот ни в какую: «Продай и всё тут!»
Пришлось Генеральному на свой риск «договориться» с покупателем…На риск и страх перед законом. Преступление ведь!!!

3.
Сидя в белом лимузине, Три Семерки всё еще никак не мог поверить в то, что позади осталась школа, изолятор, «шок», порки кнутом и все остальные «прелести» объекта №1313. Он то и дело оборачивался на строения зоны, тающие в вечернем закате где – то там, на линии горизонта.
«Хуже, наверное, уже не будет. Некуда. И неважно, кто он, этот мужик. Важно, что нет больше «школы»! Для меня. Пацанов жалко…Не всем же так вот везёт. Хотя посмотрим, что это за тип. Вернее Хозяин. В крайнем, свалить от него будет легче, чем оттуда…На вид, вроде ничего. Только странно…Чё это он за меня столько бабла отвалил? И ведь уболтал «шефа»! Долго они торговались. Ну, это классно! Я успел…», — размышлял Три Семерки, поглядывая на Хозяина.
— Ну, чего набычился? Не бойся ты меня. Не такой я и злой…
— А я и не боюсь. Хуже уже точно не будет.
— Верно. Не будет. Тебе когда двенадцать?
— Через три месяца.
— Значит, «нелегал» пока…, — Три Семерки промолчал, — а ты, я смотрю, смелый! Будто и не «воспитывали» тебя…
— Я готов исполнить любое Ваше приказание, Хозяин.
-Ну – ну…Любое, значит? Ладно. Поживём – увидим…Как твоё имя?
— Три Семёрки.
— Да нет…Забудь об этом. Ясно? Я о родном имени?
— А я не знаю. Мне не говорили об этом.
— Ладно…Буду пока так и звать тебя – Семь – Семь — Семь, а ты, — бронированное стекло скрывало разговор от водителя, — если будешь себя хорошо вести – будешь и жить нормально, не как в этой вашей «школе».
«Семь – Семь – Семь…Как собаку, или кошку», — подумал Три Семерки.
Лимузин промчался по улицам города и остановился возле одной из многоэтажек.
— Приехали. Пойдём, — сказал Хозяин и они, поднявшись на лифте, вошли в дверь одной из квартир, — вот здесь я и живу. Ты не удивляйся, что это не вилла за городом.
— Воля Ваша, Хозяин. Удивляться я не имею права.
«Странный какой то! Имеет столько денег, а живет как простой чел…», — подумал Три Семерки.

4.

Следующий лот! Девочка! Испанка! Девственница! Двенадцать с половиной лет! Двенадцать тысяч!
— Пятнадцать, — поднял свою цифру пожилой мужчина.
Пятнадцать тысяч раз, пятнадцать тысяч два!
— Восемнадцать! – дама средних лет, видимо не из бедных.
Восемнадцать раз, восемнадцать…
— Двадцать! – парень лет восемнадцати…
Двадцать раз…
— Двадцать пять! – мальчик, лет тринадцати. Весь зал уставился на него.
Двадцать пять раз, двадцать пять два, двад…
— Тридцать тысяч, — тихо сказала девушка.
Тридцать тысяч раз, Тридцать тысяч два, Тридцать тысяч три. Продано! Номер девять, пройдите для оформления документов.

«Пойдем отсюда, Дел…Здесь «воняет…» Я взял малыша за руку и мы вышли из зала. Да…Искать по аукционам – дело бестолковое. Судя по моим расчетам, Лешка достиг двенадцати около месяца назад. Или его уже продали, или он еще в этой школе, или продают. Если, только в столице двести аукционов, искать на них его нереально. Столько уже обошли, а всё без толку…Остаётся последнее – «школа». Для этого – то я и купил Дела. Не хочется подвергать мальчишку опасности, но какой выход? Он хорошо знает территорию школы, должен знать, где находятся выпускники. Только как проникнуть на эту территорию? Я пробовал сам, в роли покупателя…Куда там!? У контрольного пункта вежливо объяснили, что здесь лечебное учреждение и детьми здесь не торгуют. – «Для этого есть аукционы». Видимо, надо иметь хорошие связи и деньги, чтобы попасть туда. Я хоть и не бедный, а всё таки иностранец…

Купив Делу сладости, мы вернулись в отель. Прохлада от кондиционеров в номере приводила мысли в порядок.
— Саша, можно я разденусь? Спина ещё болит, а майка прилипла…Да и жарко.
-Конечно, Дэл. Можешь вообще снять всё с себя – мне приятно смотреть на такого красавчика! Не на шрамы, конечно…
— А ты можешь помочь мне?
— Ты что, маленький?
— Нет. Просто майку нужно отодрать резко от спины, а то больно очень…
Я резко содрал с него майку. Он ойкнул и в первый раз за наше знакомство улыбнулся мне. Потом взял из вазы огромное крепкое яблоко, сжал его в руках и резким движением разломил его ровно напополам. Протянул вторую половину мне.
— Ну ты даёшь! И где ты этому научился?
-В школе, где – ж ещё…
— Дэл! А ты помнишь своих родителей?
— Нет. Я помню только школу.
— Значит, ты с малых лет там?
-Значит так. А ты помнишь своих?
— Помню. Только я из детского дома.
— А что это?
— Это похоже на вашу «школу», наслышан о ней…Только с другим уклоном…
— С каким?
— Долго объяснять…Да и не поймешь ты, наверное.
— А родители…Ну, мама и папа – это хорошо?
— Хорошо? Да, хорошо. Но разные они бывают…Ну, как Хозяева у вас. Бывают добрые, а бывают злые.
— А если злые – можно же и убежать? Или они тоже имеют право на твою жизнь? Ну, могут убить, если надоел, а могут и продать…
— Такого права они не имеют. Это же не Хозяева, хотя иногда так именно и поступают.
— Не поймешь вас, Свободных…Другое дело у нас – хороший Хозяин – живи и радуйся, плохой – может убить, или беги…А что, если у вас родители убьют или продадут своего раба? Их накажут?
— Не раба, — поправил я его, — ребенка. Интересное сходство в созвучии…
«Раб» — «Ребенок»…
— А это не одно и то же?
— Нет. Иногда их сажают в тюрьмы, а иногда им ничего им за это не бывает.
— Надо же! Ребенок и раб не одно и то же?!
— Понимаешь, Дэл, каждый ребенок имеет право на самоопределение. То есть, он имеет право выбрать себе друга или подругу, или партнёра, если он уже достиг совершеннолетия. Он сам решает, с кем ему жить или дружить, сам решает, кто для него хороший, а кто плохой, он может пожаловаться на своих родителей, если они с ним плохо обращаются. В каждой стране есть законы, которые защищают права ребенка. Только жаль, что эти самые законы чаще всего защищают не самого ребенка, а его возраст. Да что я тебе это объясняю? Ты что, вчера из «школы» вышел?
— Не вчера. Три дня назад.

5.

Андрей ещё раз прочел свою инструкцию…Код – «Псина». Страна проживания — соответственно. В которой он и проживает. Цель поездки в «школу» — ищет мальчика, красивого, чтобы подтвердить свои психологические эксперименты. Он – психолог. Предлог – неудачная диссертация. Ориентация – гетеросексуал. Дальнейшие действия – готовить Раба «777» к диверсионной работе.

Странный он какой – то, мальчик этот…Поэтому то и выбор пал на него. Самый непокорный в «школе» — он. Попыток побега – сорок семь за пять лет! Шоковой терапии – двести одиннадцать! Содержание в изоляторе – двести пять. Да уж… «Скромный» мальчик»!
И что же мне теперь с ним делать? Им, там, легко командовать – «готовить мальчика…» Выживет он? Нет. Не отдам я его. Пусть пока будет у меня. А если и отдам – только в нормальные руки…Слава Богу, эти «руки» нашли меня на второй день! Вроде хороший парень…Не садюга, не извращенец – простой педофил. Да и платит красиво! Да, пусть мальчик «нелегал»…А они, там, в Центре, пускай сами себе башку ломают – как уничтожить объект №1313…Я просто выполняю свою работу.

* * *
— Как, три дня? Дэл?
— А вот так. Я всего три дня у Хозяина. Он столько денег выложил, чтобы купить меня!!! Ведь «нелегал» — мне же только через три месяца будет двенадцать…
— Ни хрена себе! Почему же он купил тебя? И где?
— Как где? – В школе. А зачем купил – да Бог его знает…Он вообще странный. Бабок кучу отвалил, а сам живёт в обыкновенной квартире…И ни разу еще не трахнул меня. – Зачем покупал? Не поймёшь его…
— Да. Странно. Я случайно на него вышел…Просто чел один намекнул…А шрамы тогда у тебя откуда?
— Да всё оттуда – же…Из школы. Пороли – то последний раз на днях…Прямо перед покупкой. А чего ты меня так и не тронул? Что за «дело» у тебя?
— Ты считаешь, можно начинать с тобой этот разговор?
— А чё скрывать – то? Говори. Я же вне закона…
— Ну, в общем, брата я ищу. Мать продала его в «школу». Давно ещё, он как раз должен был быть сейчас уже на выпуске, или уже продали его. А может в «школе» ещё…Лёшкой мать его назвала, только у вас там же имена, наверное, меняют…Так?
— Само собой.
— Как его узнать? Я и не видел его ни разу…Как найти? – Не знаю…Знаю, что он похож должен быть на меня…Вот такие дела. Может вспомнишь кого – то из мальчишек, кто похож? Вспоминай, есть похожие на меня пацаны?
Дэл внимательно посмотрел мне в глаза.
— Да нет…Не помню похожих…А дату продажи ты знаешь?
— Знаю. А толку?
— Нам с тобой надо бы к Хозяину моему…
— Зачем?
— Ну, я думаю, он кое – что знает.
— Понимаешь, Дэл, наверное придется тебе снова в «школу» вернуться. Тайком конечно. Сможешь?
— Бежать то я пробовал. – «Без мазы»…А вот пробраться туда – не знаю…Да и чё я там делать буду? Как искать? Пацанов много. Да и там ли он? Может продали уже…Хоть бы номер знать…
— Знаю я номер. – Семь – Семь – Семь.
У Дела всё похолодело внутри. Как? Неужели брат? Неужели мой? Так не бывает!!! Не может быть таких совпадений!!!
— Ты что как истукан стоишь? Что с тобой? Может ты знал этот номер?
«Да…А что я могу сказать? Я же обещал Хозяину! Про номер – ни слова!!!», — Дэл стоял и думал, что же делать? Как быть в такой ситуации?
— Знал я этот номер. Продали его. Давно уже…Где – то два месяца назад. Не найдёшь ты его, Саша. Нереально это!
Сашка был потрясён. Надо – же! Он, дурень, ходил по аукционам, искал…Ведь можно же было просто спросить у Дэла! Да…Не найти мне Лёху. Никак не найти…Одно остаётся – попробовать ещё раз добиться приёма в школе у Генерального…Может он подскажет, на какой аукцион был направлен «777»?
— Как думаешь, Дэл, примет меня администрация вашей «школы»? Для беседы?
— Ты чё? Это всё равно, что на Луну попасть…

«Ну никак не могу я признаться брату, что я это – «777». Он же потом попытается вывезти меня из страны! А это что? – Это преступление! И карается оно, по закону, смертной казнью! Похищение раба. Пожалуй, убийство менее тяжкое преступление! Нельзя допускать, чтобы Сашка узнал обо мне! Никак нельзя!!! Но ведь он настырный! Он ведь сможет и добраться до правды!»

— Дэл! Я просто так не уйду. Или я найду брата, или взорву эту чертову «школу»!

6.

После этих слов Андрей улыбнулся, — самое то, что нам надо! В чем мы выигрываем? – Уничтожение «школы» – это цель, которую я должен выполнить! Парень получает своего брата, и они выезжают из страны. Без всяких проблем – наши – то уж позаботятся. Андрей устал слушать «жука», откинулся в кресле и облегченно вздохнул. – Мы почти у цели! Главное – чтобы Лёха не «раскололся» раньше времени! Хорошо, что не знают они про «жука»…Думаю, теперь Лёха приведет Сашку ко мне. А там – посмотрим…

* * *

— Саш! Только один выход…Нам с тобой надо к Хозяину! Он, наверное, многое знает…Поехали!

Череда многоэтажек и офисов проплыла в окнах такси, и мы уже поднимались в лифте. Дверь открыл довольно молодой мужчина.
— Вы Андрей?
— А ты Саша? Проходите, — малыш, свари нам кофе.
— Откуда вы знаете моё имя? Мы, кажется, не знакомы…
— Ну, считай, познакомились! Устраивайся в кресле. Малыш сейчас сварит кофе. Представлюсь – я его Хозяин. Он, наверное, много обо мне рассказал?
— Вообще – то нет. Пацан умеет промолчать, где надо…
— Верно…Значит, брата искал?
— Почему «искал»? Я и дальше буду искать!
— Бесполезное это дело, Саш…В одиночку – то?
— Почему? Мне Дэл помогает!
Мальчик принес кофе. Сам тихо пристроился на стуле возле компа в углу и занялся какой – то игрушкой.
— Дэл…От малыша мало проку. Нет в школе твоего Лёхи. Купили уж давно. Знаю я, где он находится.
Сашка побелел и сжал кулаки.
— Да не ерепенься ты, — в комнату вошли два человека. – Сразу видно, не просто парни…Охрана, — мы работаем на правительство одной из стран. Думаю, тебе ни к чему знать, что это за страна. Наша цель – уничтожение объекта №1313. Понимаешь? Ты получаешь своего брата и вы, так как он знает всю охранную систему «школы», уничтожаете объект. Если останетесь целы – мы гарантируем, что вы беспрепятственно покидаете эту страну и возвращаетесь на свою родину. Как тебе такая сделка?
— Но ведь там более тысячи детей! Я что, должен их уничтожить?
— Да. Для того, чтобы сотни тысяч в будущем не стали рабами. Хотя, у тебя есть варианты…Допустим, ты можешь сначала выпустить детей, а потом уничтожить объект. А мы уж сами позаботимся, чтобы больше в этой стране не создавали подобные «школы»…Ну, и о многом другом. Думай…Ведь ты же пол часа назад был готов разнести всю «школу»…

7.

— Хозяин! Могу ли я задать Вам вопрос?
— Ну, малыш?
— А уничтожение персонала школы не такая большая жертва? Они мне в своё время много «нападлили»!
— А к чему ты всё это?
— Помните, Хозяин, как Вы договаривались с Генеральным?
-Ну, помню.
-А я не терял зря времени…
— И что?
— Все коды у меня.
— Ты хочешь сказать, что скачал все данные с компьютера?
— Скачал. На свой адрес. Его – ж не знает никто…
— И что ты можешь?
— Хозяин! Я могу разблокировать все двери, все ворота, снять напряжение с проволоки и дать команду всем детям покинуть школу.

Андрей несколько минут не мог оправиться от шока…Да и все молчали. В воздухе комнаты висела тяжелая пауза. Первым в себя пришел Сашка.
— Дэл! Ты шутишь? Или на самом деле?
— Разве можно в такой ситуации шутить?
— Покажи мне коды, — Андрей подошел к компу.
— Да вот они. Смотрите, Хозяин.
— Действительно, коды охраны «школы»! Послушай, малыш, сколько времени тебе нужно на раскодирование?
— Наверное, час, Хозяин.
— Да-а…Не дураки в Центре сидят, раз выбрали тебя!
— Дэл! А уничтожение объекта?
— Это, как прикажет Хозяин. Могу уничтожить сразу после того, как последний пацан покинет зону. Правда, с девочками сложнее, но коды на школу девочек у меня тоже есть – Генеральный тонкий извращенец…Когда прикажете начинать, Хозяин?
— Немедленно!
— Слушаюсь! – Дэл застучал по клавишам.

* * *

— Андрей, скажите, где мой брат? Или Вы меня просто обманули? – Сашка беспомощно сидел на краю кресла, тупо уставившись в пол.
— Мы всегда сдерживаем своё слово. Потерпи немного. Скоро ты всё поймешь. Поверь мне!
Дел стучал по клавишам, Сашка тупо смотрел в одну точку, Андрей ходил по комнате из угла в угол, охранники стояли у двери и просто посматривали то на Андрея, то на мальчика, то на Сашку.
— Ну вот. Кажется, пацаны разбегаются. Кто куда. И девочки тоже. Пошла «заваруха»!!! – Дэл потирал ладошки и улыбался, глядя в монитор.
-Сколько времени им нужно, чтобы покинуть зону? – спросил Андрей.
— Взгляните сами, Хозяин…
Андрей подошел к монитору, удовлетворённо хмыкнул и погладил мальчика по голове, — готовь объект к уничтожению.
— Слушаюсь, Хозяин!
— Сашка! Приготовься! Только, чур на меня не кидаться! Договорились?
— Я готов, — тихо ответил Сашка.
— Хозяин! Я думаю, пора…
— Детей больше нет в «школе»?
— Ни одного, Хозяин!
— Действуй!
— Слушаюсь, Хозяин!

Где – то вдалеке раздался взрыв. К вечернему мареву добавился еще один оттенок. Ярко красный.
— Всё, Хозяин! Нет больше школы.
— Я тебе не хозяин! Зови меня просто Андрей…
Лёшкины глаза расширились в недоумении.
— Сашка! Забирай своего брата. Через час рейс в Россию.

С уважением kuziaart
www.kuziaart.ru
reladormkuziaart@yandex.ru
skype — kuziaart

Дауд раздумывал: в целом выбор Керима он одобрял и все три купленных мальчика вполне подходили, оставалось решить с которого из них начать. Первый обещал стать жемчужиной – белокожий, с зелеными прозрачными глазами и волосами цвета красного золота… Штучный товар! Однако мальчишке уже лет десять как минимум и сразу виден непростой норов северного волчонка. Такого, чтобы знал свое место, школить надо особо, не торопясь. Нужно обдумать.
Еще один, помладше, был безусловно хорошеньким. С огромными глазищами, напоминавшими две переспелые вишни, в обрамлении загнутых длиннющих ресниц. Несомненно, парнишка сполна окупит свою цену и содержание, прежде чем нежное очарование  уйдет, а взросление огрубит черты и он станет таким же, как и все его горские родичи. Но в принципе ничего интересного. Еще успеется, нужно будет только не забыть сказать старшему евнуху, чтобы был с ним по жестче: во-первых, горячая кровь предков не может не дать о себе знать так или иначе, и во-вторых, скорее всего парень останется в школе, а Кериму рано или поздно потребуется хороший помощник.
Что ж, значит, остается третий! Дауд прикрыл глаза, и распорядился привести  мальчишку.
Когда маленького невольника поставили перед ним, мужчина довольно улыбнулся: действительно хорошее приобретение. Мальчик был не то чтобы тощим, но довольно худым. Исправить это было легко, зато сейчас позволяло оценить его сложение, тонкую кость. Став юношей, он все равно останется сухощавым и легким, а правильные занятия добавят изящества и грации. Отмытые волосы радовали густотой и слегка вились, обрамляя по-детски нежное чистое личико.
Детские лица нелегко читать, но в мальчике явно сказывалась хорошая кровь, да к тому же разбавленная, а полукровки почти всегда отличаются яркой внешностью. Одно богатство он уже получил – глаза: густая щетка черных ресниц, сильный насыщенный цвет…
Рабу цены не будет, если его правильно обучить! – Дауд удовлетворенно покивал.
Мужчина нахмурился слегка, но ссадина от прежнего грубого ошейника не была глубокой, и не оставит следов. Ни чуть не сомневаясь в своих действиях, он распустил завязки на рубашонке и штанишках. Синие глаза стали несчастными, оставшись перед новым хозяином голеньким, мальчик залился румянцем.
— Какая прелесть! – умилился торговец. – Хорошо бы сохранить в нем эту стыдливость! Конечно, сыграть можно все, но естественность лучше, ценится дороже.
Придирчиво осмотрев сжавшееся под его руками тельце, мужчина убедился в отсутствии шрамов, пятен и прочих изъянов кожи. Проехался большими пальцами по сосочкам и непонятно распорядился евнуху:
— Сегодня же.
Помяв мягкий членик, отчего мальчишка заполыхал багрянцем, испуганно и непонимающе хлопая ресницами, хозяин брезгливо прихватил пальцами кожицу и скривил губы:
— Это тоже. Я хочу, чтобы он был готов побыстрее.
Развернув мальчика спиной, так же деловито раздвинул кругленькие ягодицы. Мальчик дернулся, за что тут же получил увесистый шлепок, отчего  на попке немедленно проступил отпечаток ладони. Дауд снова раздвинул нежные половинки, помассировал вокруг бледной звездочки ануса, попробовал надавить и покачал головой.
— Растяни его, — последовал новый приказ. – Пока немного, ровно настолько, чтобы не случилось разрывов.
Евнух поклонился молча и потянул мальчишку за руку. Тот наклонился было за одеждой, но сухое «нет» заставило его замереть.
— Это тебе еще долго не понадобится.
Дауд откинулся на диванчике, и чтобы снять возникшее во время осмотра напряжение в чреслах, распорядился привести к себе своего любимца. Жаль, что через пару дней Юса отправится к новому хозяину, и следует пользоваться, пока есть возможность.

Снова Керим привел синеглазого мальчика через неделю, и мужчина довольно улыбнулся. Ссадина на шее затянулась, а новый ошейник, выложенный кожей, следов не оставит. Волосы были аккуратно подстрижены и уложены, распространяя аромат горьковато-сладкой эссенцией. Раб был полностью обнажен, и бросалось в глаза, что нежные сосочки были пробиты специальными сжимающими их гвоздиками. Крайняя плоть была удалена, а в головке торчал золотой стерженек.
Обычно пенис пробивали позже: либо перед началом показа гостям, либо когда невольник начинал втихую забавляться рукоблудием, чтобы отбить привычку. Но в этом случае мальчишку еще никто вообще там не трогал, и суть процедуры была не столько в физической боли, сколько в потрясении для психики. Теперь он не просто раб, а раб определенного рода, и как и всех, его нужно сломать – мягко, аккуратно, но сломать. Чтобы потом вылепить из высококачественного материала дорогую и красивую игрушку.
Дауд несколько раз провернул тонкие стержни в детском тельце, вызвав волну дрожи. Мальчик стоял перед своим хозяином весь сжавшись, неловко стиснув ножки, а руки то и дело дергались в бессознательной попытке прикрыть себя хоть немного от шарящего по нему взгляда.
Мужчина вновь развернул его спиной, опустив руки на напряженные ягодицы. Зажаться полностью мальчик не смог бы при всем желании: от пояса на талии тянулись цепочки, удерживающие внутри ануса, растягивающий его предмет. Твердая ладонь заставила парнишку опуститься на колени и нагнуться, упираясь ладонями в пол. Щечки полыхали маковым цветом, в глазенках стояли слезы, а хозяин безразлично продолжил, заставив ровные ножки раздвинуться.
Он стоял так уже не впервые, ведь проходил в поясе всю неделю, к тому же вынужденный каждый раз просить разрешения сходить по нужде, а потом терпеть более глубокое прочищение кишечника и введение стержня обратно. И от того было еще более  нестерпимо стыдно.
И страшно: все эти дни он провел взаперти, никого не видя, кроме евнуха и не слыша ничего, кроме команд.
Когда мужчина разомкнул замочек и потянул из ануса твердый гладкий металлический стержень, у мальчика вырвался облегченный всхлип.
Рано! Ох, рано… Дауд проверил его, заставив маленькое тельце задрожать еще сильнее. Хорошо: один палец входил легко, обильно смазав отверстие, удалось вставить два, и мужчина провернул их несколько раз.
Мальчишка плакал уже не таясь, худенькие плечи вздрагивали, руки тряслись, бедра безуспешно пытались сжаться.
Три пальца – мальчик вскрикнул и подался вперед, чтобы уйти от резкого вторжения.
— Не надо! Не надо, больно…
А ведь ему придется принять в себя нечто значительно большее, хотя мужчина обладал сравнительно небольшим размером своего достоинства.
— Ты привыкнешь к боли, — спокойно сообщил хозяин. – Сейчас ты не испытаешь удовольствия, но став старше будешь сам просить о том, чтобы господин взял тебя.
Он поднялся, и мальчик немедленно сел подтянув ноги, не отрывая перепуганного и растерянного взгляда от мужчины, кажется не вполне понимая, что должно произойти. Ничего, поймет. И научится держать голову правильно и дожидаться приказа.
— Ляг, — короткая команда.
Мальчик не двинулся.
— Кто я? – голос становится более жестким.
— Го… господин… — запинаясь выдавил раб.
— Ляг!
Мальчишка послушно поднялся и свернулся в комочек на самом краешке ложа. Дауд без тени недовольства развернул его навзничь и широко раздвинул ноги, садясь между ними. Мальчик дернулся, и руки сжались на хрупких лодыжках сильнее, демонстрируя, кто в любом случае хозяин положения.
Слезы снова покатились по пылающим щекам. При виде напряженного готового ворваться в него члена, синие умоляющие глазищи распахнулись на пол лица.
— Не надо, пожалуйста… не надо, господин… сжальтесь.
Мальчишка извивался, отчаянно пытаясь отползти, вырваться из железного захвата, удерживающего его бедра раскрытыми. Дауд ждал: он не одобрял фиксацию на первом этапе, предпочитая, чтобы невольник убедился в безнадежности сопротивления без дополнительных приспособлений.
— Кто я? – повторил мужчина, когда мальчик затих.
— Господин, – прерывающийся шепот.
— Чей?
— Мм… мой…
Мальчишка дрожал все сильнее, кажется начиная понимать, что это не сон, спастись у него шансов нет, и с ним сейчас все равно сделают ЭТО.
— Правильно. Ты принадлежишь мне, и я распоряжаюсь тобой как того хочу, — Дауд не стал его разочаровывать: приставив головку разрывающегося от притока крови члена к узенькому входу в невинное юное тельце, начал медленно проталкивать себя вглубь.
Мальчик закричал, забился под ним, заметался, охваченный одним единственным желанием – вырваться, уйти оттого жуткого, что с ним делал хозяин. Тело выгнулось в тщетной попытке избежать уже случившегося – крупная головка была уже внутри него, безжалостно растягивая нежные ткани.
— Не надо, ну пожалуйста, не надо! Господин, смилуйтесь… не надо, умоляю вас! Я все, что угодно сделаю… пожалуйста!
Мальчишка рыдал и бился на постели, не чувствуя с какой силой его удерживают жестокие руки, не позволяя отстраниться даже на волос. А там в попке было что-то огромное, опаляющее все тело невыразимой болью…
Дауд терпеливо ждал снова, чтобы судорожно стискивающая его плоть привыкла, и немного расслабились мышцы, упорно пытавшиеся вытолкнуть чужеродное, и постепенно продвигаясь глубже. К тому времени, как член вошел в тело мальчишки полностью, маленький раб уже не плакал, только дрожал с головы до ног. Зареванное личико жалко кривилось.
Мужчина залюбовался: трепет тельца под ним напомнил ему бабочку.
Маленькую бабочку на очень большой булавке…
— Смотри на меня!
Глаза, черные от боли и ужаса, от того стыдного и страшного, что обрушилось на него, — послушно распахнулись на приказ.
— Кто я?
— Господин… — надрывный еле слышный стон. И опять слезы ручьем.
— Правильно, — подтверждением слов следует сильный толчок. – Смотри на меня!
Мальчик давился слезами, жалко и жалобно хлюпая носом, но отвернуться не смел.
Молодец, один урок запомнен. А терпеть и подмахивать он еще научится! Дауд двигался неторопливо и осторожно, чтобы не причинить повреждений больше неизбежного. Мальчишка не должен потерять сознания и запомнить все. Кончив, мужчина вышел из разработанного отверстия и спустил часть семени на мелко вздрагивающий животик. Стряхнул…
Пощечина заставила невольника мгновенно оказаться на полу.
— Оботри.
Мальчишка потеряно моргал, не понимая, что от него еще хотят. Было пусто, как будто внутри него никогда и не было ничего, кроме терзающей его плоти мужчины…
— Оботри! – терпеливо повторил хозяин и указал на салфетки. Ртом владеть он еще тоже научится.
Маленькую фигурку заколотило в жестоком ознобе: он должен… должен дотронуться до ЭТОГО?! То того, что было в нем, от чего было так больно… Стереть это… белое, липкое… и еще что-то красное… Сознание не выдерживало, что-то искажалось в нем и это тоже было очень больно.
— Если ты сделаешь все, как следует, то наказывать тебя не придется, — сообщил Дауд.
Услышав о наказании, мальчик сглотнул, а глаза почернели еще больше от дико расширившихся зрачков – наказать? Его могут наказать? Сделать еще что-то, более худшее?!
С минуту он сидел не двигаясь. Потом мальчик попытался подняться, но ноги подкосились. В попе жгло, было мокро и хлюпало. Умоляюще взглянул на хозяина…
Дрожащая ручонка потянулась к салфеткам и деревянными неживыми движениями исполнила приказ хозяина.
Господин развернул его привычным жестом и раздвинул большими пальцами ягодицы…
Еще???
Но хозяин только осмотрел покрасневший припухший анус, который оставался все еще раскрытым, и довольно подтолкнул от себя: крови было совсем не много.
— Начинай его готовить, — распорядился хозяин все это время стоявшему у дверей евнуху.
По привычке сунул мальчишке горсть орешков в меду из вазочки. И только потом вспомнил, что так и не спросил у Керима имя нового раба.

***
Дауд бездумно перебирал холеными пальцами густые пряди, изысканными волнами рассыпавшиеся по его бедрам, в то время как его восставшая плоть погружалась во влажную горячую мякоть умелого рта. Весьма умелого…
Да, хороший мальчик. Послушный, старательный… А помнится вначале, до первых наказаний только плакал все время, отказываясь подчиняться. Не бунтуя, нет, — просто застывал в оцепенении. Наказание в нужной доле — явно пошло на пользу.
Мужчина двинул бедрами и понятливый раб, тут же отозвался на его желание, пропуская головку в горло и заглатывая член полностью.
Дауд прикрыл глаза и обильно разрядился в этот нежный жаркий ротик. Мальчик не отстранился, язычок продолжил сновать по пульсирующему органу, продляя сладкую агонию. А когда извержение окончилось, невольник тщательно облизал опадающий член и отстранился слегка, не вставая с колен и не поднимая головы.
Хозяин с удовольствием оглядел юношу: молодец, не упустил ни капли. Но все-таки он понимает, почему мальчишку выбирают все реже, и предложений о покупке не поступало – не хватало чего-то. Огонька…
Значит, открытые торги. Может удастся продать его с хорошим барышом, а откладывать это смысла нет: он скоро совсем никому не нужен будет, только в портовый бордель загнать. Мужчина поморщился, не заметив как дрогнули ресницы мальчика
Решено, — владелец школы поднялся, потрепал юношу по щеке и обласкал, сунув вафлю. Он торопился разобраться с другими делами: Керим забраковал всех четверых новеньких – вопиющий случай.

— Ты не будешь? — осторожно поинтересовался из-за плеча робкий голосок, и синеглазый юноша вздрогнул.
— Что?
— Не будешь? – переспросил мальчуган, на котором кроме прозрачных штанишек и такого же ошейника ничего не было.
Он указал на вафлю, которую вернувшись от хозяина юноша, аккуратно положил с краю блюда фруктов на столике.
— Вкусно! – после рассеянного кивка пацаненок тут же цапнул выклянченное. – Жалко господин меня редко еще к себе зовет…
Его старший товарищ опять кивнул, не споря и возвращаясь в свои мысли. Может быть, повезет… Может будет случайно идти мимо главный евнух и его купят в богатый сераль, где таких рабов по двое на каждый день года… Или очень занятой господин и не будет брать его часто…
А на следующее утро синеглазый юноша стоял на помосте в караван-сарае в ожидании своей участи. На днях ему исполнилось пятнадцать, а это был предельный возраст.

  3  

Отвернувшись от толстого купца, Меррик бросил равнодушный взгляд в сторону тесно сгрудившейся группы мальчиков и замер. Он сам не понимал, почему из всей массы рабов вдруг выбрал именно этого, но, раз увидев его, уже не мог отвести глаз. Мальчику, вероятно, было лет двенадцать, во всяком случае, не больше тринадцати. Такой тощий, просто больно смотреть на ободранные локти; оба тонких запястья Меррик мог бы без труда обхватить двумя пальцами; узкие изящные ладони. Ноги, обнаженные ниже коленей, тоже были очень худыми, но среди пятен грязи и старых шрамов проступала ослепительно белая кожа с узором голубоватых вен. Мальчик выглядел плохо, скорее всего, он умрет, если только новый хозяин не подкормит его. Наверняка с ним обращались на редкость безжалостно. Одет он был в лохмотья и укрыт рваной вонючей шкурой.

Впрочем, какое до этого дело Меррику? Этот мальчик – раб, сейчас его продадут, быть может, жестокому человеку, а возможно, такому, который позволит ему однажды откупиться и обрести волю. Такое тоже случается, если повезет. Меррика это вовсе не должно касаться. И все же в мальчике таилось нечто, что никак не отпускало Меррика, не позволяло ему отвести взгляд. Наконец он заставил себя отвернуться. Нынче же утром он собирался покинуть Киев, а дел еще оставалось немало. Меррик уже хотел уйти, но тут мальчик внезапно поднял глаза – и их взгляды встретились.

Глаза были серо-голубые. Сам по себе такой цвет глаз вполне обычен, тем более для норвежцев, но похожего оттенка Меррик не встречал никогда. Серый цвет мог поспорить с окраской дорогого оловянного сосуда, который мать Меррика получила в свадебный дар от его отца, а темная голубизна этих глаз затмевала зимнее море. Несмотря на грязь, покрывавшую мальчика с ног до головы, Меррик снова залюбовался ослепительной белизной его кожи. Темные брови выгибались изысканной дугой, но засаленные, перепачканные волосы слиплись, спутались так сильно, что Меррик не сумел определить их истинный цвет. В общем, в мальчике не было ничего особенного, кроме глаз, но взгляд его удерживал Меррика на месте. Глаза невозможно запачкать, как волосы. Глаза свободного человека отражают его мысли, а взгляд мальчика казался пустым, равнодушным, покорным, какой и бывает у рабов. Но вдруг в его взгляде произошла внезапная перемена, эти глаза уже не казались пустыми, они стали холодными, дерзкими, в них промелькнула искра вызова – за такой взгляд мальчика однажды могут забить насмерть, если он не научится скрывать свои чувства. Искра не гасла, глаза разгорались гневом, необузданным гневом, яростью, ненавистью – Меррик, потрясенный, так и не смог отвести свой взгляд. Но через секунду взор мальчика угас, ярость и страсть вновь спрятались под пелену безнадежности, мальчик, видимо, вспомнил, что его удел – жизнь раба, и ему, наверное, не уйти от этой доли до самой смерти. Меррик видел, как юный раб принуждает себя к покорности, ему показалось, что мальчик гибнет у него на глазах и примиряется со своей участью.

Меррик потряс головой, отгоняя наваждение. Раб, всего-навсего раб, никто и ничто. Неважно, был ли он захвачен во время набега на какую-нибудь жалкую деревушку или похищен из богатого дома. Сейчас Меррик уйдет с рынка и никогда уже больше не увидит этого мальчишку. Он забудет о нем в ту самую минуту, когда его рука ляжет на кормило, ладья выйдет в открытое море, и ветер, надувая паруса, коснется его лица. Олег потянул Меррика за руку, и тот повернулся, чтобы оценить очередную рабыню.

За спиной Меррика раздался болезненный вскрик. Тот самый швед, жирный купец, которого Меррик видел накануне, завершив очередную сделку с Валаи, ухватил мальчика за руку и потащил из ряд рабов. Купец кричал, что ему пришлось выложить чересчур много серебра за маленького грязного раба, так что пусть он заткнется, не то пожалеет. Однако сопротивлялся и кричал не только мальчик, гораздо громче и жалобнее плакал малыш, намертво вцепившийся в его руку. “О боги, – подумал Меррик, – у мальчика есть братишка, а этот человек купил только одного – старшего”.

Малыш пронзительно, истошно кричал, он был так жалок, что глубоко в душе Меррика сжалась, готовясь вот-вот сорваться, какая-то пружина. Он шагнул вперед, но тут толстый купец ударил мальчика, который все прижимал к себе брата. Затем швед изо всей силы пнул малыша. Мальчик упал на землю и обреченно застыл, свернувшись, тихонько всхлипывая. Неожиданно старший ударил своего хозяина, и хотя удар вышел не слишком сильный, но метил он в жирный живот негодяя, так что, наверное, сумел причинить ему боль. Купец занес было кулак для ответного удара, однако, подумав, опустил руку. Он выругался, перебросил мальчишку через плечо, словно мешок, и двинулся прочь.

  3  

Икбал Масих был еще совсем маленьким мальчиком, когда его заложили владельцу текстильной фабрики за многочисленные долги. Икбалу пришлось работать по 12 часов в день, со скудным питанием и проживанием в отвратительных условиях целых 8 лет. А когда ему исполнилось 12, он стал очень знаменит, благодаря своему вкладу в движение по освобождению детей-рабов. После этого ему удалось поведать миру о своей жуткой истории и судьбах других детей и тем самым спасти невольников. Но цена правды оказалась очень высокой и стоила Икбалу жизни.

Нечеловеческие условия работы и жизни

Икбал Масих, уроженец Пакистана, появился на свет в 1982 году в очень бедной семье. Помимо нехватки денег, семья страдала от наркотической зависимости отца, который часто и подолгу пропадал неизвестно где и тратил последние деньги. Когда родился Икбал, отец вообще ушел и не вернулся и для семьи, которой, итак, жилось не сладко, настали еще более сложные дни.

Шли годы. Когда Икбал отметил свое четырехлетие, его старший брат решил сыграть свадьбу. Само собой что денег у семьи Икбала не было и брат взял ссуду размером в 600 рупий у местного владельца фабрики по производству ковров. И хотя эта сумма была не велика, что-то около 12 долларов США, отдать их не удалось, а так как заемщик потребовал залог, то Икбал попал в рабство.

По законодательству Пакистана рабство категорически запрещено, но  в стране, где несколько миллионов людей живут в неволе на это закрывают глаза. Мало того, долг раба, которому не удалось вернуть деньги, переходит по наследству и уже следующий из родственников пополняет ряды рабов.

Утро Икбала начиналось в 4 часа, когда ему приходилось еще затемно идти  по улице на фабрику. Мальчику и другим рабам приходилось работать ежедневно без выходных по 12 часов с единственным перерывом на обед в 30 минут. Помимо этого, первый год вообще не оплачивался, так как считался годом обучения ткацькому мастерству.

Читайте также: Дети-бегунки и киднеппинг: кто в зоне риска и как предотвратить

С первого дня Икбала привели  в маленькую комнату, вместе с двадцатью другими детьми. Где каждому было отведено место на дощечке и примитивный ткацкий станок. Окна были плотно закрыты, чтобы не залетали насекомые, и от этого в помещении было липко и жарко. Разговоры были запрещены, а сам ткацкий процесс был очень травмоопасен.

«Мне подолгу приходилось сидеть в одной позе, работал без выходных, а за малейшую провинность нас били» – рассказал потом Икбал. «Отдыхать не давали даже больным детям, и из страха быть избитыми мы даже не помогали друг другу».

Первая попытка сбежать была предпринята спустя полгода. Икбал, вместе с двумя пленниками отпросились в туалет и, оказавшись вне поля зрения бригадира, кинулись бежать. По незнанию они прибежали домой, думая что это их спасет. Но уже через пару часов за ними примчался разъяренный хозяин фабрики и забрал обратно. Во время второй попытки сбежать, Икбал не побежал домой, а отправился в полицию, но подкупленные правоохранители вернули его на фабрику. Само собой, как и после первого побега его сильно наказали.

Ужас рабства продолжался 6 лет, но сумма долга не только не уменьшалась, а наоборот, росла, так как хозяин фабрики приплюсовывал проценты, оплату за обучение и штрафы за мелкие оплошности.

Долгожданная свобода!

В начале 80-х, Икбалу повстречался активист движения, выступающего против детского рабства, который подсказал, что они могут рассчитывать на свободу и пригласил на ближайшее собрание.

Несмотря на возраст, Икбал набрался смелости и, сбежав с фабрики, прибыл на собрание в указанный день. Он выступил с речью, рассказав о том, как живут дети рабы на фабрике и обо всех испытаниях, выпавших на долю детей. Ему вручили «Письмо свободы», которое мальчик должен был показать владельцу фабрики.

Икбал направился к своему хозяину с письмом, но закон для рабовладельца мало что значил в Пакистане. Попытка получить свободу не увенчалась успехом и уже в скором времени на фабрику приехали представители движения и забрали Икбала, пригрозив владельцу фабрики судом. С этого переломного момента мальчик – раб стал главной проблемой не только для владельца фабрики, а и для всех пакистанских фабрик, где практиковали детское рабство.

Читайте также: Два аспекта похищения детей: чужими и родственниками

Икбалу предложили переехать  в соседний город в школу-интернат, и он с радостью согласился. Ему пришлось учиться читать и писать. Мальчик мечтал стать юристом, чтобы помогать другим детям, находящимся в рабстве.

Уже в скором времени, Икбала часто можно было видеть во главе митингов против рабства, которые он организовывал по всей стране.

Каждое свое выступление он начинал с громкого «Мы!», и толпа кричала в ответ «Свободны!».

Несмотря на угрозы бывшего хозяина фабрики, Икбал не захотел останавливаться и возвращаться на фабрику и в скором времени он стал настоящей знаменитостью.

Об Икбале узнали далеко за пределами Пакистана. Он выступал в Швеции, и США и получил приглашение учится в университет Брандейса. Через время, он получил звание «Человек недели» после выступления на крупнейшей телерадиокомпании в США.

Но его известность и набирающее освободительное движение были не по нраву рабовладельца на его родине, которым стало трудней продавать свой товар за границу. Их бизнес строился на бесплатной раб силе, а как только закон об отмене детского рабства наберет силу, им придется нанимать взрослых рабочих, которые потребуют зарплату. Давление на родных Икбала усилилось.

В 1995 году, когда Икбалу исполнилось 12 лет, он отправился домой, чтобы отметить праздник Пасхи. Во время этой поездки его застрелили.

Читайте также: Истории пропавших детей, которые потрясли Россию: бесценная работа “Лизы Алерт”

Понятно, что расследование убийства спустили на тормозах, списав на местные разборки на религиозной почве. Владельцы фабрик попытались вернуть себе прежний ритм работы, убеждая все комиссии, что дети получают зарплату, проживают в отличных условиях, но это не остановило движение против детского рабства.

К 1998 году закон был принят и из рабства освободили сотни людей. Сам Икбал, несмотря на то что прожил очень мало, сумел дать свободу более чем 3000 детям-рабам. За что и был удостоен «Нобелевской премией мира» в 2000 году посмертно.

Убийство Икбала запустило волну поддержки и во многих школах по всей Америке провели акцию под названием «Школа для Икбала». Учителя и все желающие перечисляли по 12 долларов (возраст, когда убили мальчика) и за несколько лет в Пакистане было построено 25 школ.

Дело Икбала живет и по сей день и в 2021 году ему могло бы быть 38 лет.

Оставить комментарий