Мариинский театр сказки гофмана опера отзывы о спектакле

Отправляясь 21 марта в Мариинский театр на свою, пожалуй, самую любимую оперу, я рассчитывал услышать всего лишь концертное исполнение, возможно, дополненное какими-то минимальными сценическими элементами — ведь в афише оно значилось как «полусценическое». Каково же было мое удивление, когда я внезапно попал фактически на премьеру новой постановки! На сцене присутствовали все атрибуты полноценного спектакля: декорации, богатые костюмы, работа со светом (Антон Николаев), а главное — собственно режиссура (режиссер Кристина Ларина).

Правда, было очевидно, что готовилась постановка в спешке, а практически весь реквизит был позаимствован из других спектаклей, прежде всего из «Богемы» (декорации и часть костюмов). И все же в итоге получилось яркое, красочное зрелище, хотя говорить о каких-то глубоких смыслах и оригинальных режиссерских находках в данном случае не приходится. Впрочем, в предыдущей постановке на сцене Мариинского театра, осуществленной Василием Бархатовым, все это присутствовало, однако некоторые его идеи вызывали у меня глубочайшее отторжение. В частности, оканчивалась опера в его прочтении триумфом столь ненавистного реальному Гофману филистерства. Ларина вернула на свое законное место написанный Оффенбахом финал, в котором Муза утешает несчастного поэта: «Любовь возвышает, а слезы возвышают еще больше».

Пожалуй, главная моя претензия к самой постановке — это то, что никак не была обозначена важнейшая для этой оперы тема двойничества (Гофман и Никлаус, Линдорф и Стелла в своих разных воплощениях). В частности, чересчур реалистично выглядела сцена, в которой доктор Миракль искушает Антонию — хотелось бы подчеркнуть, что речь идет о ее внутреннем голосе, альтер эго, и во многих постановках это видно. Удивило и то, что Олимпию почему-то нарядили в платье, явно отсылающее к образу Кармен (вероятно, позаимствованному из соответствующей постановки). Выглядела она эффектно, но если проводить параллели, то ближайшей «родственницей» Кармен окажется все же Джульетта, а вовсе не Олимпия!

Как известно, Оффенбах не успел закончить оперу, в результате чего уже после его смерти возникло множество различных версий. Если постановка Бархатова основывалась на новейшем критическом издании Майкла Кея и Жана-Кристофа Кека, то на этот раз театр обратился к изданию Фрица Эзера — в свое время оказавшемуся революционным, поскольку оно включало множество страниц, ранее считавшихся безвозвратно утерянными, однако на сегодняшний день безнадежно устаревшему. Более того, в акте «Джульетта» явно была использована еще более старая версия Choudens, принявшая свой окончательный вид в начале прошлого века и долгое время остававшаяся «канонической». В частности, присутствовали два апокрифических номера, созданных после смерти Оффенбаха, пусть и с использованием его мелодий (ария Дапертутто и септет), зато оригинальная музыка Оффенбаха (ария Джульетты и недавно обнаруженный развернутый финал) оказались проигнорированы. В постановке Бархатова оба упомянутых номера присутствовали, хотя в ней также имелось немало купюр (наиболее заметные — уже упомянутый мною финальный апофеоз, а также комические куплеты Франца).

Если говорить о музыкальной стороне, то спектакль оказался очень неровным. Заметны были следы спешки: практически все солисты постоянно забывали текст (несмотря на довольно громко подсказывающего суфлера), было много неточностей, а у хора нельзя было не отметить весьма сомнительное французское произношение.

Исполнитель заглавной партии Михаил Векуа начал неплохо, хотя его верхние ноты с самого начала звучали резковато, но в дальнейшем в его голосе появились признаки усталости, иногда он почти срывался на крик. Однако он весьма убедительно сыграл сложную и многогранную роль.

Зато в равной мере порадовали блестящим вокалом и отличной игрой Ольга Пудова (Олимпия) и Елена Стихина (Антония). Особо хочется отметить Юлию Маточкину в партии Музы/Никлауса, тем более что в предложенной редакции эта роль благодаря обилию вокaльных номеров реально стала одной из главных, как и было задумано автором. Джульетту должна была петь Татьяна Сержан, однако в последний момент произошла замена и в итоге в этой партии выступила Евгения Муравьева. К сожалению, созданный ею образ показался мне несколько бледным, а пение — местами натужным.

Порадовал Станислав Трофимов в четырех «злодейских» партиях, хотя упоминавшаяся выше апокрифическая ария Дапертутто удалась ему, на мой слух, несколько хуже остального. Олег Лосев в партиях четырех слуг особого впечатления не произвел, а в куплетах Франца казалось, что ему реально тяжело, что снижало комический эффект от нарочито плохого пения.

Из исполнителей других партий стоит отметить Юрия Воробьева (Креспель), Глеба Перязева (Шлемиль), а также Анну Кикнадзе (голос матери Антонии).

Звучание оркестра под управлением Валерия Гергиева мне понравилось, хотя кое-где удивили более медленные по сравнению с привычными темпы.

Несмотря на указанные мною недостатки новой постановки, хотелось бы, чтобы она задержалась на нашей сцене. Приложенные усилия постановщиков дают основания предполагать, что речь все же не идет о единичном исполнении, как ожидалось первоначально.

Вы  ̶м̶о̶ж̶е̶т̶е̶ ̶с̶о̶с̶т̶а̶в̶и̶т̶ь̶ ̶с̶ч̶а̶с̶т̶ь̶е̶ ̶ц̶е̶л̶о̶й̶ ̶ж̶и̶з̶н̶и̶!̶ ̶И̶ ̶о̶н̶о̶ ̶в̶а̶м̶ ̶н̶и̶ч̶е̶г̶о̶ ̶н̶е̶ ̶б̶у̶д̶е̶т̶ ̶с̶т̶о̶и̶т̶ь̶!̶ ̶В̶ы̶ ̶з̶н̶а̶е̶т̶е̶ ̶т̶р̶и̶ ̶к̶а̶р̶т̶ы̶  можете помочь нашему проекту: перевести с помощью способа, расположенного ниже, любую сумму — безвозмездно в поддержку сайта. Имя или никнейм каждого дарителя, пожелавшего заполнить поле «Комментарий», появится в разделе «Они нас поддержали».

Одиннадцать лет назад я присутствовала в Мариинском театре на премьере «Сказок Гофмана» в постановке Марты Доминго. Госпожу Доминго, помнится, в прессе поругивали, хотя и не сильно. Ну, вот, хотя бы,

почитайте эту рецензию:

http://www.ng.ru/culture/2000-11-24/7_domingo.html

Вчера я с тоской вспоминала ту, старую постановку -:( Там всё было на месте: Олимпия (Л.Юдина) была куклой, Венеция была Венецией… Гофман (В.Луцюк) сидел в кабачке, а его Муза (Е.Семенчук) появлялась из пивной бочки.

Вот состав премьерного спектакля:
Дирижер — Валерий Гергиев
В главных партиях:
Гофман – Сергей Семишкур
Голос Олимпии – Лариса Юдина
Олимпия – Полина Толстун
Антония – Оксана Шилова
Джульетта – Екатерина Соловьева
Никлаус – Екатерина Сергеева
Линдорф, Коппелиус, Доктор Миракль, Дапертутто – Ильдар Абдразаков
Креспель – Юрий Воробьев

Я понимаю, что так называемые традиционные спектакли – это уже не модно -)) Тем не менее, автор оперы имел в виду конкретное время и место действия. А нам показали фантазии Василия Бархатова на темы Жака Оффенбаха..

Фантазии были такие:
1. Гофман (С.Семишкур) – алкаш. Допивается до чёртиков, и весь первый акт ходит в исподнем. Кальсоны и фуфайку дополняет что-то вроде халата. Напротив его окон – окна незнакомки, которую он называет Стеллой. Конечно, влюбляется (и вроде бы даже взаимно – со слов Линдорфа — И.Абдразакова). Тусовка с выпивкой проходит в доме Гофмана, а не в кабачке. Мне это показалось неубедительным: кроме раскладушки и пустых картонных коробок, в «апартаментах» поэта нет ничего. Не проще было бы всей компании пойти в кабак? Там всё-таки стулья и столы имеются.

2. Олимпия – героиня компьютерного «симулятора». Барышня всем хороша! И кормить её не надо -) Я сочувствовала Семишкуру всей душой, когда его обрядили в шапку из проводов, да ещё опутали всё тело этими самыми проводами. Провода подключили к «электричеству», и по телу Гофмана побежали яркие огоньки красного цвета — лампочки были «всамделишные». Волшебные очки Коппелиуса превратились в деталь «тренажёра». На экране проецировалось изображение Олимпии (актриса БДТ П.Толстун), которая была сексуальна, игрива, соблазнительна и т. п. Претензий к виртуальной Олимпии у меня нет. Есть у меня претензии к режиссёру –( Дело в том, что в самой музыке ощущается то, что Олимпия – механическая кукла. И ария Олимпии так и поётся – механически. А виртуальная Олимпия на куклу ну никак не походила! –( Юдина одиннадцать лет назад сама изображала Олимпию, и пела тоже сама -) Теперь она изображает нанятую «злодеем» певицу, призванную обмануть Гофмана своим чудным голосом. На экране – виртуальная Олимпия, в ушах – реальный голос. Получилось не слишком убедительно, тем более что Юдина спела на троечку –(

3. Венеция – это маскарад, в котором участвуют гости Гофмана, пришедшие к нему на Рождество. «Джульетта» — не реальная героиня, а переодетая в неё гостья, призванная соблазнить Гофмана и забрать у него его отражение. Слишком сложно, мягко говоря –( Кстати, она довольно своеобразно получает желаемое: валит поэта на его раскладушку и прикладывает к его лицо подушку (Ого! Рифма получилась: «раскладушка-подушка»). На подушке отпечатывается лицо Гофмана – вот вам и «отражение» -))

Вся декорация сделана так, что певцы поют примерно на середине сцены и глубже. Для Мариинки – непростительная роскошь! -:( В итоге нормально слышно было всех «через раз» -(

Если говорить о собственно музыкальной стороне (конечно, главной составляющей спектакля), то многое мне понравилось. Претензия к Гергиеву у меня одна – он очень часто заглушал своих певцов, не учитывая, очевидно, специфику их «расстановки» на сцене.

В Семишкура, полагаю, полетят самые острые стрелы критики – как профессиональной, так и любительской. А мне он понравился! Да, до лучших образцов исполнения партии Гофмана ему далеко; и всё-таки он был весьма убедителен. Не понравился мне только в картине «Джульетта» (последней) – похоже, просто силы у него закончились –(

Гораздо большего я ждала от Е.Сергеевой. Очень симпатичная мне певица замечательно сыграла Никлауса, похожего на Гавроша. Пела, к сожалению, как-то «странно» — рывками -:( . Именно услышав её голос в партии Музы-Никлауса, я вдруг сообразила, что с акустикой в спектакле творится что-то неладное.

Шилову, однако, слышно было хорошо. Правда, она единственная выходила к рампе – когда злодей Миракль соблазнял её перспективами театральной жизни, и Антония вглядывалась в зрительный зал.
Вся картина «Антония» прошла очень интересно. Смутила меня только Гоголевская (Голос матери Антонии) –( Она была ужасна до невозможности! При всё при том, что само явление Голоса матери в виде певицы в кроваво-красном платье было обставлено весьма изобретательно –( При другом вокале вся сцена вообще стала бы едва ли не ключевой сценой спектакля.

В картине «Джульетта» нам показали аттракцион (Паска отдыхает) – вдруг на головы гостей Гофмана стал опускаться потолок! На верхнем этаже, оказывается, тоже кто-то жил -) Наверное, сама Джульетта. Там был один-единственный предмет мебели – кровать, на которой названная дама (её изображала статистка в платье и парике Джульетты) развлекалась с кавалером. До раздевания, впрочем, не дошло. Появился ещё один «кавалер» и зарезал…. кого? Да, вроде бы, обоих… Вся эта пантомима шла тогда, когда Гофман пел о коварстве Джульетты.
Джульетта-Соловьева разочаровала. Пела каким-то стёртым голосом ( Выглядела она, однако, хорошо.

«Главный злодей» оперы, единый в четырёх лицах, в исполнении Абдразакова был хорош! Особенно в сцене «Антония». Тем не менее, маэстро умудрился заглушить его и Воробьева в дуэте двух басов –(

В спектакле было много разных режиссёрских находок. Что и говорить – выдумка у Бархатова есть. Красиво сделана панорама дома напротив, в окнах которого Гофман видит Стеллу. Во время «Венецианского карнавала» жильцы этого дома выходят на балконы и наблюдают за вечеринкой у поэта. Соло скрипки тоже звучит с одного из балконов.

Проспавшись после рождественской вечеринки, Гофман видит, что в окнах его Стеллы вывешено объявление «SALE». Да и была ли она на самом деле?

Спектакль на этом закончился. Кстати, он задержался, по обыкновению, минут на 20-25. Мысленно я благодарила Гергиева, что не на час.

Публика поначалу аплодировала вяло. Первое действие прошло практически без аплодисментов (даже Олимпии похлопали жиденько) – настолько всех шокировали провода и картонные коробки –( Потом уже зрители проснулись. Да и сценография стала радовать глаз -)) На финальных поклонах аплодисменты были довольно громкие, но не слишком долгие. Публика побежала в гардеробы, чтобы успеть на метро.

Наверное, это хорошо, что у нас в Петербурге снова можно послушать эту оперу Оффенбаха – «Сказки Гофмана». Музыка там роскошная!

Сколько продержится постановка – я не берусь гадать. Подозреваю, что недолго –(

Несколько фото с поклонов:

Шилова, Соловьева, Абдразаков, Гергиев, Семишкур, Юдина

Те же и Соловьева, вышедшая к рампе

Бархатов, Сергеева. Гоголевская, Марголин (?), Шилова, Соловьева, Абдразаков

Постановочная бригада во главе с режиссёром и артисты. Сергеева, оказывается, такая маленькая! А Гоголевская  -наоборот -:(

Categories:

• Музыка
• Театр
• Литература
• Cancel

Обновленные «Сказки Гофмана» в Мариинском театре

Начинаю рассказ о нескольких спектаклях, которые смог посетить в процессе выздоровления от ковида — с разрешения лечащего врача. 

Опера «Сказки Гофмана», представленная на Новой сцене Мариинки 14 апреля, произвела самое приятное впечатление. Оркестр под управлением Кристиана Кнаппа был на высоте. Очень хорош хор — что в последние годы случается не всегда. Сергей Скороходов в партии Гофмана приятно удивил: пел хорошо и стильно. После первого антракта у него все же появился небольшой хрип (недаром Шаляпин когда-то говорил про «хлипких теноришек» на русской сцене) и небольшие трудности с верхами, но певец с ними справился. 

Особенную привлекательность новой версии «Сказок Гофмана» (в отличие от прошлой версии 2011 года) придают три яркие сопрано в трех актах — трех историях-сказках. Партию куклы Олимпии блистательно поет Айгуль Хисматуллина. Ее колоратурное сопрано часто кажется (например, в глинковской Людмиле, которую она с недавних пор стала исполнять с регулярностью) еще не до конца ограненным бриллиантом. Здесь же эта школьность, нарочитость и напряженность звука идеально накладываются на роль куклы. Певицу Антонию исполнила Екатерина Гончарова — местами неплохо, но в мощном дуэте с Гофманом верхи не получились. Говорят, что эту партию уже пробовала Елена Стихина — наверное, это лучший вариант. В третьем акте в роли Джульетты блистала Татьяна Сержан. 

Очень яркий и разнообразный злодей получился во всех трех историях у Станислава Трофимова. 

А в партии музы-Никлауса я познакомился с новой интересной певицей Эвелиной Агабалаевой.  

Полусценическим исполнением в афише назван бюджетный вариант постановки: как уже водилось в коронавирусные времена, на сцене, слегка приспособив к новым задачам, использовали декорации из разных других опер. Очень правильное решение. Получился добротный европейского уровня спектакль.   

Пролог
Кафе в клинике, где находят утешение разбитые сердца. Духи пива и вина с нетерпением ждут посетителей. Появляется муза поэта Гофмана. Она намерена спасти его от очередного разочарования в любви: Гофман только что встретил свою прежнюю возлюбленную, оперную певицу Стеллу, и та желает возобновить их роман. Ради спасения Гофмана муза принимает облик его друга, Никлауса. Появляется Линдорф, соперник Гофмана. Он пытается навредить поэту и перехватывает любовное письмо от Стеллы. Сегодня вечером она ждет Гофмана у себя. Тем временем кафе заполняется посетителями. Они просят Гофмана спеть им песню о крошке Цахесе, которого называют Кляйнцаком (Il était une fois à la cour d’Eisenach / «Жил-был когда-то при дворе Айзенаха»). В середине песни Гофман неожиданно предается мечтаниям о Стелле. Вечеринка становится все разгульнее, Гофман вступает в перепалку с Линдорфом. Речь заходит о любви, и поэт предлагает собутыльникам послушать рассказ о его любовных приключениях.

Действие первое
Изобретатель Спаланцани любуется своим детищем – куклой Олимпией, поразительно похожей на человека. Она сулит немалую выгоду, и Спаланцани опасается, что торговец медицинскими приборами Коппелиус потребует себе часть прибыли, ведь он сделал кукле глаза. Гофман, принявший Олимпию за живую девушку, влюбился в нее и, чтобы быть ближе к объекту страсти, стал учеником Спаланцани. Напрасно Никлаус пытается предостеречь Гофмана: тот слеп в своей любви. Появляется торговец-шарлатан Коппелиус; он продает поэту очки, сквозь которые человек видит только то, что сам хочет видеть. Опасаясь, что Коппелиус будет претендовать на доход от куклы, Спаланцани вручает ему в качестве откупа банковский чек. Собираются гости, и изобретатель представляет им Олимпию; все восхищены ее красотой, и более всех – Гофман. Олимпия исполняет куплеты (Les oiseaux dans la charmille / «Птички на ветках, солнышко в небе»), причем Спаланцани время от времени заводит ее механизм. Гости уходят ужинать, а Гофман объясняется Олимпии в любви. Вновь появляется Коппелиус. Он взбешен: полученный им чек – фальшивка. Гости возвращаются, и начинаются танцы. Гофман кружится в вальсе с Олимпией, но теряет сознание, а Коппелиус в ярости ломает куклу. Осмеянный публикой поэт с ужасом осознаёт свою ошибку.

Действие второе
Скрипичных дел мастер Креспель живет уединенно со своей юной дочерью Антонией. Больше всего на свете Антония любит петь, но Креспель запрещает дочери это занятие: пение может стоить ей жизни. Креспель – вдовец, его жена, оперная певица, умерла от болезни. Эту болезнь – вместе с музыкальным талантом – унаследовала Антония. Несмотря на запрет, девушка поет романс (Elle a fui, la tourterelle / «Голубка улетела»). Креспель укоряет ее и, попросив своего слугу Франца запереть все двери, уходит.
Появляется влюбленный в Антонию Гофман. Он счастлив: девушка отвечает ему взаимностью. Молодые люди поют дуэтом свою любимую песню. Они намерены пожениться, и ради семейного счастья Антония соглашается оставить пение. Услышав шаги Креспеля, Гофман прячется. Появляется доктор Миракль, который хочет погубить Антонию, вынуждая ее петь. Креспель пытается избавиться от доктора-убийцы, но тот, оставшись наедине с девушкой, искушает ее все сильнее. Он заманивает Антонию в дьявольскую ловушку, говоря с ней от имени покойной матери. Поддавшись мечтам о сцене и славе, Антония отрекается от данного Гофману обещания, исступленно поет и умирает.

Действие третье
Гофман внимает пению куртизанки Джульетты и Никлауса, звучит баркарола (Belle nuit, ô nuit d’amour / «Прекрасная ночь, ночь любви»). Джульетта – коварная красавица, она крадет души своих возлюбленных и поставляет их злому колдуну Дапертутто. Один из поклонников, Шлемиль, уже потерял из-за нее собственную тень. Теперь Дапертутто хочет завладеть душой Гофмана и обещает Джульетте алмаз, если она заберет у поэта его отражение (Scintille diamant / «Сверкай, алмаз»). Гофман присоединяется к гостям куртизанки и садится с ними за карточный стол. Джульетта обольщает поэта и, притворившись влюбленной, убеждает Гофмана отдать ей якобы на память свое зеркальное отражение. Появляется Шлемиль с ключом от комнаты Джульетты. Соперники устраивают дуэль, и Шлемиль погибает от руки Гофмана. Поэт хватает ключ, но видит Джульетту удаляющейся с очередным любовником, карликом Питикиначчо.

Эпилог
Посетители кафе продолжают пить и веселиться. Появляется Стелла, однако Гофман едва узнаёт ее. Примадонна уходит под руку с Линдорфом. Никлаус снова превращается в музу и утешает поэта.

Жак Оффенбах создал немало «легкой» музыки и прославился как непревзойденный мастер оперетты, но прощальным и главным его сочинением стала большая фантастическая опера «Сказки Гофмана». Она осталась неоконченной, однако именно это свойство парадоксальным образом способствовало ее популярности, поскольку «открытый текст» – всегда некий ребус, поле для экспериментов и пространство для фантазии. «Сказки» не просто опираются на сюжеты Гофмана – они пронизаны гофмановским духом. Здесь стерты границы между реальностью и фантасмагорией, сном и явью, здравым смыслом и причудами одурманенного воображения; здесь под маской иронии могут спрятаться пронзительные чувства, под личиной любви – насмешливый цинизм.
Самому сделаться театральным персонажем – такая метаморфоза наверняка привела бы в восторг великого романтика Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Доживи писатель до семидесяти пяти лет, он мог бы присутствовать на парижской премьере пьесы Мишеля Карре и Жюля Барбье «Сказки Гофмана» (1851) и услышать себя, говорящего на сцене по-французски. В опере, созданной через тридцать лет после пьесы, Гофман еще и запел: в первоначальном варианте – баритоном, позже – тенором, голосом всех пылких оперных любовников. И как запел! Партия Гофмана – одна из самых красивых и трудных в мировой оперной литературе. Титульный герой – стержень оперы, он участвует во всех действиях, он – рассказчик, во хмельном чаду раскрывающий свою душу перед собутыльниками. В этой душе царит примадонна Стелла, принимающая разные облики: дорогой куклы Олимпии, несостоявшейся артистки Антонии, хищницы-куртизанки Джульетты. Оффенбах, гениальный мелодист, сумел сделать каждую по-своему неотразимой. Если в отношении оперы допустимо понятие «шлягер», то именно так можно назвать самые знаменитые номера из «Сказок Гофмана»: феерически виртуозные куплеты Олимпии, белькантовый дуэт Антонии и ее матери и, наконец, главный «хит» оперы – сладостную венецианскую баркаролу, которую поют Джульетта и еще один загадочный персонаж, Никлаус, он же муза. Гофман каждый раз любит и каждый раз терпит крах. Финал «Сказок Гофмана» всегда превращается в интригу, поскольку его единого решения не существует – и театры предлагают самые разнообразные варианты концовки. Но ключевую идею Жака Оффенбаха сформулировать все же можно: одиночество художника не абсолютно; раздавленный и разочарованный, он остается с главным сокровищем – со своей верной музой, со своим талантом, дающим ему силы жить и творить. Христина Батюшина

Возрастная категория: 12+

Показывая оперу в полусценическом исполнении, Валерий Гергиев готовит полноценную премьеру, которая в конце мая откроет знаменитый фестиваль. Режиссером постановки станет итальянец Давиде Ливерморе.

Мариинский театр почти показал публике знаменитую оперу Оффенбаха. Почти — потому что это не премьера, не новое прочтение старой постановки. Просто команда решила показать публике нечто вроде эскиза. Но просто так в Мариинском ничего не бывает.

Завсегдатаи театра маэстро Гергиева были не очень удивлены, увидев пару месяцев назад в афише название «Сказки Гофмана» с припиской «полусценическое представление». Последнее обращение Мариинского к этому шедевру датируется 2011 годом, когда Василий Бархатов выпустил здесь свою продукцию, в которую затащил Щелкунчика, а также позаимствовал для повествования мотивы таких кинолент, как «Сияние» Стэнли Кубрика, «Женщина рядом» Франсуа Трюффо и «Игры разума» Рона Ховарда. Как обычно, эта постановка вышла у Бархатова многоярусной, донельзя наполненной смыслами, экивоками и аллюзиями. Беда в том, что сложносочиненные спектакли Бархатова долго не живут. Так было с «Летучим голландцем» и «Евгением Онегиным» в Михайловском театре, этот же удел ожидал бархатовскую «Русалку» в Мариинском. И «Сказки Гофмана» пополнили этот перечень скорбных утрат – последний показ спектакля прошел в ноябре 2015 года.

Сама по себе опера Оффенбаха поистине волшебная, очень фактурная, дающая простор и сценографам, и в особенности исполнителям, требуя, правда, взамен от них максимума прилежности и ответственности. Но голосами Мариинский театр не обделен. И было бы странно такому театру не иметь «Сказок» в афише.

Другое дело, что формула ввода того или иного названия в репертуар здесь давно получена: сначала опера несколько раз дается в концертном исполнении, а после выпускается премьера. Из недавних примеров можно вспомнить «Царскую невесту», в ближайшем будущем ждем появления «Орлеанской девы». Но «Сказки Гофмана» заслужили особого отношения — их запустили в формате semi-stage, который обычно характерен для фестивалей, когда нужно вывезти спектакль «на воздух» с весьма условными декорациями. Яркий пример — постановки первого и пока единственного в России фестиваля «Опера — всем», который проходит в исторических местах Санкт-Петербурга и его пригородов.

Но на Новой сцене Мариинского театра наблюдать такой формат все же непривычно. А в своих отзывах на представление зрители неоднократно отмечали, что так и не поняли, почему это исполнение назвали полусценическим: на сцене были вполне себе декорации, аскетичные, но на западных площадках и «полноценные» оперы запускаются в куда более скудном оформлении. В беседе с «Культурой» ясность внес первый солист балетной труппы Мариинского театра Александр Сергеев, который выступил в роли хореографа спектакля:

— У нас не было задачи делать новую постановку. Но актерские задачи ставятся, образы прописываются, и взаимодействие между персонажами должно быть четким и читаться. Например, поскольку по задумке режиссера Олимпия была испанской куклой, мне нужно было придумать рисунок танца и ее передвижений во время прекраснейшей арии. Также я жестко структурировал действия хора в этот момент и вообще по максимуму старался сделать так, чтобы каждый артист хора знал, где он находится и что делает в каждую секунду.

Режиссером спектакля стала Кристина Ларина, для которой эти «Сказки» оказались сюрпризом:

— Я была знакома с материалом ранее, но предложение поработать над оперой «Сказки Гофмана» поступило от Валерия Абисаловича Гергиева совершенно неожиданно, и времени на постановку даже в полусценической версии было катастрофически мало, поэтому работа над спектаклем велась стремительно. Моим отправным пунктом было то, что Оффенбах здесь цитирует комическую оперу Моцарта «Дон Жуан», основанную на испанских народных легендах. А также понимание того, что Гофман был одним из самых талантливых и сумасшедших романтиков своего времени, которому было не чуждо пропьянствовать в кабаке несколько дней подряд, при этом рождая в своем обостренном воображении невероятные, фантастические истории.

Собственно, с пьяного Гофмана и начинается постановка. На сцене — никак не условная, а вполне масштабная декорация, изображающая кабачок, на полу которого и возлежит недвижное тело главного героя. Рядом с ним — Муза, принимающая облик друга Гофмана Никлауса, чтобы оберегать писателя в его странствиях. Про мере развития событий сцена наполняется официантами и посетителями заведения. Это хор, который после превратится и в гостей в доме Олимпии, и в свиту венецианской куртизанки Джульетты: полусценическое исполнение выглядит весьма многолюдным. Камерные же эпизоды решены компактно и изящно: передний план отделается от основного пространства экраном на манер большой ширмы, на фоне которого и разворачиваются события. Исключение составляет история Джульетты: здесь для создания атмосферы неги и порочной роскоши на сцену выставили сразу три ванны, в которых чаровницы потягивают шампанское, поднесенное мускулистыми амурами с обнаженными торсами.

Главной неожиданностью вечера стала замена дирижера: Валерия Гергиева сменил за пультом Кристиан Кнапп — и оркестр звучал превосходно. Главным же украшением постановки нужно признать исполнительниц трех основных женских партий — возлюбленных Гофмана. Айгуль Хисматуллина в роли куклы Олимпии (искусственной женщины, согласно представленному синопсису) не только довела до автоматизма механические движения, но и безукоризненно исполнила сложнейшую колоратурную арию Les oiseaux dans la charmille, являющуюся одной из самых сложных в мировом репертуаре. Татьяна Сержан, мариинская звезда первой величины, всегда прекрасна, а в партии Джульетты — femme fatale — особенно. Но все же вдохновеннее всего в этот вечер прозвучала Екатерина Гончарова в партии Антонии. Образ обреченной на смерть больной героини — хрупкой женщины по синопсису — был эффектно подчеркнут страстным и одновременно хрупким звучанием, особенно проникновенным во время финального терцета второго действия. Слов нет, три блистательные исполнительницы «сделали» это представление.

Но не они одни. Помимо роскошного хора, нельзя не сказать «браво» в адрес Сергея Скороходова (Гофман), солистки Академии молодых оперных певцов Мариинского театра Эвелины Агабалаевой (Никлаус) и в особенности Станислава Трофимова, который, в полном соответствии с замыслом Оффенбаха, выступил сразу в четырех партиях злодеев — Линдорфа, Коппелиуса, Доктора Миракля и Дапертутто. И все остальные исполнители оказались на высоте — не было не только ни единой проваленной партии, но и сколько-нибудь принципиальных огрехов. Тем более жаль, что на этом образцовом исполнении зал оказался полупустым. Возможно, причина в том, что в марте на Новой сцене показали первый semi-stage с другим составом. Но на фоне низкой стоимости билетов (от 500 рублей) эта причина выглядит уж очень относительной.

Организуют ли в Мариинском еще один показ полусценической версии, неясно. Но, как рассказали «Культуре» в театре, принято решение подготовить полноценную премьеру «Сказок», которая в конце мая откроет фестиваль «Звезды белых ночей». В качестве режиссера Валерий Гергиев пригласил итальянца Давиде Ливерморе, который работал на многих мировых сценах. В частности, в 2018 году он поставил «Бал-маскарад» Джузеппе Верди в Большом театре.