Марья царевна и серый волк сказка читать

Не в нашем царстве, не в нашем государстве жил-был царь, у этого царя были сын и дочь: дочь Марья-царевна, сын Иван-царевич. У них еще была сестра: ни человек, ни зверь. И она такие хитрости делала, что каждый день по солдату съедала. Никто не замечал этого, только замечали, что куда-то солдаты каждый день деваются. Вот Иван-царевич пошел подсмотреть и увидел, что она каждый день ест по солдату. Не стал никому говорить, сказал только сестре, Марье-царевне: «Она каждый день ест по человеку». Сейчас собрались, отправились с сестрой в другое царство, чтоб она их не съела.

Ушли в другое царство. Иван-царевич стал заниматься охотой, а Марья-царевна стирать белье. Живут очень хорошо. Была у них игрушка — маленький волк. Пошла Марья-царевна на речку, а волк-то (игрушка) сделался живым, пришел к ней и говорит: «Марья-царевна, я тебя съем!». Она говорит: «Не ешь меня, волчок!». — «Нет, я тебя съем!». Она опять говорит: «Не ешь меня, волчок!». — «Ну, так иди за меня замуж!». — «Мне нельзя за тебя замуж идти». — «Отчего ж тебе нельзя за меня замуж идти?». — «Меня, говорит, брат не отдаст за тебя!».— «Так можно сделать, что брата погубить, чтоб его совсем не было». Она в ту же минуту согласилась на его слова решить (погубить) своего брата и, как пришла с речки домой, изменила своему брату любовь. Брат как пришел, так и заметил это.

Только нельзя было им погубить его в ту же минуту. Волк и научил ее, чтобы она сделалась больна, придет брат и будет спрашивать, чем она нездорова, чтоб она послала его на морские горы, и на морских горах сидит львица, чтоб ей принес львиного молочка, оттопить и выпить, она будет здорова. Вот она притворилась больной, приходит брат, она посылает его на морские горы. Он в ту же минуту взял ружье, пошел на морские горы. Приходит, видит: на морских горах сидит львица, вынимает у себя из ноги занозу. (Целый год у ней болит нога от этой занозы). Сейчас она ему кланяется, чтоб он подошел ближе. Он ей отвечает: «Я боюсь, говорит, ваших деток». — «Ничего, не бойся!». Подошел он к ней ближе, вынул занозу из ноги. Она и спрашивает его: «Что тебе надо?». — «Вашего, говорит, молочка». Она сейчас дала ему молочка и двух львяток (львенков). Приносит он к своей сестре молока, а львятки кинулись прямо под порог на веник, в ту же минуту изорвали весь веник.

Иван-царевич замечает, что время от времени сестра все больше ему изменяет. Этот волк опять научил Марью-царевну, чтоб она притворилась больна и послала брата: не в нашем царстве, не в нашем государстве есть Змей Горыныч о двенадцати головах, чтобы он нашел этого змея, все двенадцать голов снял, вынул жилы из шей. Чтобы ей оттопить и выпить, тогда ей полегчает. Она опять притворилась больна, брат приходит, она его и посылает за Змеем Горынычем. Он, не глядя, что она ему изменяет, взял ружье и львяток с собой, отправился. Приходит не в наше царство, не в наше государство, стоит изба; сажали туда по человеку Змею Горынычу на съедение. Входит он в избу; сидит государская дочь: обречена Змею Горынычу на съедение. «Зачем ты, говорит, сюда зашла?». — «Я по такому делу, что со всей нашей земли сошло с каждого двора по человеку. Пришел ряд, посадили и меня». — «Может быть, нас господь помилует». Он и говорит ей с горя: «Ну-ка, поищи меня». Она его начала искать. Он в ту же минуту от усталости мог заснуть. Заснул.

Царевна сидит и видит, что змей из горы выезжает. Она его в ту же минуту начала будить. Будит, не может разбудить. Она начала его колоть булавками, он все спит: так крепко уснул. Она заплакала, слеза и упала ему на щеку, и сожгла эта слеза ему щеку. Он в ту же минуту проснулся. «Что, говорит, такое?». Она ему говорит: «Выезжает змей, с гор едет!». Он сейчас вышел с своим ружьем, стал на дороге, по которой змей ездит в эту избу. У этого у змея начал конь спотыкаться. Змей и говорит: «Что ты, говорит, конь проклятый, спотыкаешься? Никто меня не может убить. Только есть один неприятель, и то не в нашем царстве, не в нашем государстве Иван-царевич; он один может меня убить, а больше никто». Иван-царевич и говорит: «То-то, я, говорит, самый!». Взяли померялись: кому вперед достанется драться. Досталось Ивану-царевичу. Иван-царевич ударил змея и сшиб с него десять голов вдруг. Тот змей обробел, не мог с Иваном-царевичем ничего сделать. Приходит Иван-царевич, убил его и выбрал из двенадцати шей все жилы. Взял туловище оттащил в воду, а головы зарыл в землю. И спас он эту государскую дочь, она дала ему слово, что беспременно сделает его в своем царстве царем и выйдет за него замуж.

Приводит его к отцу. Царь так удивился и обрадовался, что она осталась жива. В ту же минуту царь взял образ и благословил их. Иван-царевич не долго прожил у них, отправился к своей сестре. Взял у невесты оставил своих львяток и поставил на окно два стакана: когда эти два стакана нальются кровью, чтоб она отпустила от себя этих львятков. Отправился.

Приходит к сестре. А волк ее научил спросить у Ивана-царевича: «В чем состоит его сила?». Он сейчас рассказал: «Моя, говорит, сила состоит в трех женских волосах». Она не пожалела, вырвала у себя пук волос и связала Ивану-царевичу руки назад. И начали его вместе с волком бить, начали глаза ему шилом вертеть. На это время налетели его львятки, отогнали от него всех. Иван-царевич стал слепой, больной, пошел в свое царство, где прежде жил, чтобы выпросить у матери родительское благословенье жениться. Вот он пошел, шел, шел, дороги-то не видит: слеп стал и ввалился он в яму. Лежит в яме, а около «его сидят его львятки. На его счастье едет обоз. Он и кричит, чтоб его вытащили из этой ямы. Мужики отвечают, что они боятся его собачек. «Ничего, говорит, они вас не тронут». Они (мужики) его вытащили, он пошел.

Идет. Навстречу ему сестра, которая была вроде туловища: ни человек, ни зверь. Вот ему деваться некуда, и влез он на дерево на самую макушку. Она сейчас подошла. «Слезай, говорит, Иван-царевич, с древа. А то и древо подъем, и тебя съем». Она опять говорит: «Слезай, Иван-царевич, с древа, а то и древо подъем, и тебя съем». Эти львятки глядели, глядели и разорвали ее всю на мелкие куски. Потом приходит Иван-царевич к своей матери, выпросил родительское благословенье и пошел к своей невесте. Приходит совсем слепой. Не глядя (несмотря на то), царь отдал свою дочь за него замуж. Вот он повенчался, но все-таки на свою сестру имел злобу за то, что она сделала его слепым. Взял оделся в нищенское платье и под полу взял пистолет, чтоб снять сестре голову. Пришел к сестре, просит милостыни, она сейчас вынесла милостыню; он вынимал из-под полы пистолет, снимал своей сестре голову. И ушел к своей жене, стал жить-поживать да добра наживать.

(Рязань)

---

Великорусские сказки в записях И. А. Худякова. Издательство «Наука». Москва-Ленинград, 1964.

Волк и Марья-царевна

Страница 1 из 2

1

Не в нашем царстве, не в нашем государстве жил-был царь; у этого царя были сын и дочь: дочь Марья-царевна, сын Иван-царевич. У них еще была сестра: ни человек, ни зверь. И она такие хитрости делала, что каждый день по солдату съедала. Никто не замечал этого; только замечали, что куда-то солдаты каждый день деваются. Вот Иван-царевич пошел подсмотреть и увидел, что она каждый день ест по солдату. Не стал никому говорить, сказал только сестре, Марье-царевне: «Она каждый день ест по человеку». Сейчас собрались, отправились с сестрой в другое царство, чтоб она их не съела.

2

Ушли в другое царство. Иван-царевич стал заниматься охотой, а Марья-царевна стирать белье. Живут очень хорошо. Была у них игрушка — маленький волк. Пошла Марья-царевна на речку, а волк-то (игрушка) сделался живым, пришел к ней и говорит: «Марья-царевна, я тебя съем!» Она говорит: «Не ешь меня, волчек!» — «Нет, я тебя съем!» Она опять говорит: «Не ешь меня, волчек!» — «Ну, так иди за меня замуж!» — «Мне нельзя за тебя замуж идти». — «Отчего ж тебе нельзя за меня замуж идти?» — «Меня, говорит, брат не отдаст за тебя!» — «Так можно сделать, что брата погубить, чтоб его совсем не было». Она в ту же минуту согласилась на его слова решить (погубить) своего брата; и как пришла с речки домой, изменила своему брату любовь. Брат как пришел, так и заметил это.

3

Только нельзя было им погубить его в ту же минуту. Волк и научил ее, чтобы она сделалась больна; придет брат и будет спрашивать, чем она нездорова; чтоб она послала его на морские горы, и на морских горах сидит львица; чтоб ей принес львиного молочка, оттопить и выпить, она будет здорова. Вот она притворилась больной; приходит брат, она посылает его на морские горы. Он в ту же минуту взял ружье, пошел на морские горы. Приходит, видит: на морских горах сидит львица, вынимает у себя из ноги занозу. (Целый год у ней болит нога от этой занозы). Сейчас она ему кланяется, чтоб он подошел ближе. Он ей отвечает: «Я боюсь, говорит, ваших деток». — «Ничего, не бойся!» Подошел он к ней ближе, вынул занозу из ноги. Она и спрашивает его: «Что тебе надо?» — «Вашего, говорит, молочка». Она сейчас дала ему молочка и двух львяток (львенков). Приносит он к своей сестре молока; а львятки кинулись прямо под порог на веник; в ту же минуту изорвали весь веник.

4

Иван-царевич замечает, что время от времени сестра все больше ему изменяет. Этот волк опять научил Марью-царевну, чтоб она притворилась больна и послала брата: не в нашем царстве, не в нашем государстве есть Змей Горыныч о двенадцати головах; чтобы он нашел этого змея, все двенадцать голов снял, вынул жилы из шей. Чтобы ей оттопить и выпить, тогда ей полегчает. Она опять притворилась больна; брат приходит, она его и посылает за Змеем Горынычем. Он, не глядя, что она ему изменяет, взял ружье и львяток с собой, отправился. Приходит не в наше царство, не в наше государство; стоит изба; сажали туда по человеку Змею Горынычу на съедение. Входит он в избу; сидит государская дочь: обречена Змею Горынычу на съедение. «Зачем ты, говорит, сюда зашла?» — «Я по такому делу, что со всей нашей земли сошло с каждого двора по человеку. Пришел ряд, посадили и меня». — «Может быть, нас господь помилует». Он и говорит ей с горя: «Ну-ка, поищи меня». Она его начала искать. Он в ту же минуту от усталости мог заснуть. Заснул.

5

Царевна сидит и видит, что змей из горы выезжает. Она его в ту же минуту начала будить. Будит, не может разбудить. Она начала его колоть булавками, он все спит: так крепко уснул. Она заплакала, слеза и упала ему на щеку, и сожгла эта слеза ему щеку. Он в ту же минуту проснулся. «Что, говорит, такое?» Она ему говорит: «Выезжает змей, с гор едет!» Он сейчас вышел с своим ружьем, стал на дороге, по которой змей ездит в эту избу.

Жил-был царь Берендей, у него было три сына, младшего звали Иваном.

И был у царя сад великолепный; росла в том саду яблоня с золотыми яблоками.

Стал кто-то царский сад посещать, золотые яблоки воровать. Царю жалко стало свой сад. Посылает он туда караулы. Никакие караулы не могут уследить похитника.

Царь перестал и пить и есть, затосковал. Сыновья отца утешают:

— Дорогой наш батюшка, не печалься, мы сами станем сад караулить.

Старший сын говорит:

— Сегодня моя очередь, пойду стеречь сад от похитника.

Отправился старший сын. Сколько ни ходил с вечеру, никого не уследил, припал на мягкую траву и уснул.

Утром царь его спрашивает:

— Ну-ка, не обрадуешь ли меня: не видал ли ты похитника?

— Нет, родимый батюшка, всю ночь не спал, глаз не смыкал, а никого не видал.

На другую ночь пошел средний сын караулить и тоже проспал всю ночь, а наутро сказал, что не видал похитника.

Наступило время младшего брата идти стеречь. Пошел Иван-царевич стеречь отцов сад и даже присесть боится, не то что прилечь. Как его сон задолит, он росой с травы умоется, сон и прочь с глаз.

Половина ночи прошла, ему и чудится: в саду свет. Светлее и светлее. Весь сад осветило. Он видит — на яблоню села Жар-птица и клюет золотые яблоки.

Иван-царевич тихонько подполз к яблоне и поймал птицу за хвост. Жар-птица встрепенулась и улетела, осталось у него в руке одно перо от ее хвоста.

Наутро приходит Иван-царевич к отцу.

— Ну что, дорогой мой Ваня, не видал ли ты похитника?

— Дорогой батюшка, поймать не поймал, а проследил, кто наш сад разоряет. Вот от похитника память вам принес. Это, батюшка, Жар-птица.

Царь взял это перо и с той поры стал пить, и есть, и печали не знать. Вот в одно прекрасное время ему и раздумалось об этой об Жар-птице.

Позвал он сыновей и говорит им:

— Дорогие мои дети, оседлали бы вы добрых коней, поездили бы по белу свету, места познавали, не напали бы где на Жар-птицу.

Дети отцу поклонились, оседлали добрых коней и отправились в путь-дорогу: старший в одну сторону, средний в другую, а Иван-царевич в третью сторону.

Ехал Иван-царевич долго ли, коротко ли. День был летний. Приустал Иван-царевич, слез с коня, спутал его, а сам свалился спать.

Много ли, мало ли времени прошло, пробудился Иван-царевич, видит — коня нет. Пошел его искать, ходил, ходил и нашел своего коня — одни кости обглоданные.

Запечалился Иван-царевич: куда без коня идти в такую даль?

Ну что же, — думает, — взялся — делать нечего.

И пошел пеший.

Шел, шел, устал до смерточки.

Сел на мягкую траву и пригорюнился, сидит.

Откуда ни возьмись, бежит к нему серый волк:

— Что, Иван-царевич, сидишь пригорюнился, голову повесил?

— Как же мне не печалиться, серый волк? Остался я без доброго коня.

— Это я, Иван-царевич, твоего коня съел… Жалко мне тебя! Расскажи, зачем в даль поехал, куда путь держишь?

— Послал меня батюшка поездить по белу свету, найти Жар-птицу.

— Фу, фу, тебе на своем добром коне в три года не доехать до Жар-птицы. Я один знаю, где она живет. Так и быть — коня твоего съел, буду тебе служить верой-правдой. Садись на меня да держись крепче.

Сел Иван-царевич на него верхом, серый волк и поскакал — синие леса мимо глаз пропускает, озера хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до высокой крепости. Серый волк и говорит:

— Слушай меня, Иван-царевич, запоминай: полезай через стену, не бойся — час удачный, все сторожа спят. Увидишь в тереме окошко, на окошке стоит золотая клетка, а в клетке сидит Жар-птица. Ты птицу возьми, за пазуху положи, да смотри клетки не трогай!

Иван-царевич через стену перелез, увидел этот терем — на окошке стоит золотая клетка, в клетке сидит Жар-птица.

Он птицу взял, за пазуху положил, да засмотрелся на клетку. Сердце его и разгорелось: Ах, какая — золотая, драгоценная! Как такую не взять! И забыл, что волк ему наказывал. Только дотронулся до клетки, пошел по крепости звук: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа пробудились, схватили Ивана-царевича и повели его к царю Афрону.

Царь Афрон разгневался и спрашивает:

— Чей ты, откуда?

— Я царя Берендея сын, Иван-царевич.

— Ай, срам какой! Царский сын да пошел воровать.

— А что же, когда ваша птица летала, наш сад разоряла?

— А ты бы пришел ко мне, по совести попросил, я бы ее так отдал, из уважения к твоему родителю, царю Берендею. А теперь по всем городам пущу нехорошую славу про вас… Ну да ладно, сослужишь мне службу, я тебя прощу. В таком-то царстве у царя Кусмана есть конь златогривый. Приведи его ко мне, тогда отдам тебе Жар-птицу с клеткой.

Загорюнился Иван-царевич, идет к серому волку. А волк ему:

— Я же тебе говорил, не шевели клетку! Почему не слушал мой наказ?

— Ну, прости же ты меня, прости, серый волк.

— То-то, прости… Ладно, садись на меня. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.

Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем.

Долго ли, добегают они до той крепости, где стоит конь златогривый.

— Полезай, Иван-царевич, через стену, сторожа спят, иди на конюшню, бери коня, да смотри уздечку не трогай!

Иван-царевич перелез в крепость, там все сторожа спят, зашел на конюшню, поймал коня златогривого, да позарился на уздечку — она золотом, дорогими камнями убрана; в ней златогривому коню только гулять.

Иван-царевич дотронулся до уздечки, пошел звук по всей крепости: трубы затрубили, барабаны забили, сторожа проснулись, схватили Ивана-царевича и повели к царю Кусману.

— Чей ты, откуда?

— Я Иван-царевич.

— Эка, за какие глупости взялся — коня воровать! На это простой мужик не согласится. Ну ладно, прощу тебя, Иван-царевич, если сослужишь мне службу. У царя Далмата есть дочь Елена Прекрасная. Похить ее, привези ко мне, подарю тебе златогривого коня с уздечкой.

Еще пуще пригорюнился Иван-царевич, пошел к серому волку.

— Говорил я тебе, Иван-царевич, не трогай уздечку! Не послушал ты моего наказа.

— Ну, прости же меня, прости, серый волк.

— То-то, прости… Да уж ладно, садись мне на спину.

Опять поскакал серый волк с Иваном-царевичем. Добегают они до царя Далмата. У него в крепости в саду гуляет Елена Прекрасная с мамушками, нянюшками. Серый волк говорит:

— В этот раз я тебя не пущу, сам пойду. А ты ступай обратно путем-дорогой, я тебя скоро нагоню.

Иван — царевич пошел обратно путем-дорогой, а серый волк перемахнул через стену — да в сад. Засел за куст и глядит: Елена Прекрасная вышла со своими мамушками, нянюшками.

Гуляла, гуляла и только приотстала от мамушек и нянюшек, серый волк ухватил Елену Прекрасную, перекинул через спину — и наутек.

Иван-царевич идет путем-дорогой, вдруг настигает его серый волк, на нем сидит Елена Прекрасная.

Обрадовался Иван-царевич, а серый волк ему:

— Садись на меня скорей, как бы за нами погони не было.

Помчался серый волк с Иваном-царевичем, с Еленой Прекрасной обратной дорогой — синие леса мимо глаз пропускает, реки, озера хвостом заметает. Долго ли, коротко ли, добегают они до царя Кусмана. Серый волк спрашивает:

— Что, Иван-царевич, приумолк, пригорюнился?

— Да как же мне, серый волк, не печалиться? Как расстанусь с такой красотой? Как Елену Прекрасную на коня буду менять?

Серый волк отвечает:

— Не разлучу я тебя с такой красотой — спрячем ее где-нибудь, а я обернусь Еленой Прекрасной, ты и веди меня к царю.

Тут они Елену Прекрасную спрятали в лесной избушке. Серый волк перевернулся через голову и сделался точь-в-точь Еленой Прекрасной. Повел его Иван-царевич к царю Кусману. Царь обрадовался, стал его благодарить:

— Спасибо тебе, Иван-царевич, что достал мне невесту. Получай златогривого коня с уздечкой.

Иван-царевич сел на этого коня и поехал за Еленой Прекрасной. Взял ее, посадил на коня, и едут они путем-дорогой.

А царь Кусман устроил свадьбу, пировал весь день до вечера, а как надо было спать ложиться, повел он Елену Прекрасную в спальню, да только лег с ней на кровать, глядит — волчья морда вместо молодой жены! Царь со страху свалился с кровати, а волк удрал прочь.

Нагоняет серый волк Ивана-царевича и спрашивает:

— О чем задумался, Иван-царевич?

— Как же мне не думать? Жалко расставаться с таким сокровищем — конем златогривым, менять его на Жар-птицу.

— Не печалься, я тебе помогу.

Вот доезжают они до царя Афрона. Волк и говорит:

— Этого коня и Елену Прекрасную ты спрячь, а я обернусь конем златогривым, ты меня и веди к царю Афрону.

Спрятали они Елену Прекрасную и златогривого коня в лесу. Серый волк перекинулся через спину, обернулся златогривым конем. Иван-царевич повел его к царю Афрону. Царь обрадовался и отдал ему Жар-птицу с золотой клеткой.

Иван-царевич вернулся пеший в лес, посадил Елену Прекрасную на златогривого коня, взял золотую клетку с Жар-птицей и поехал путем-дорогой в родную сторону.

А царь Афрон велел подвести к себе дареного коня и только хотел сесть на него — конь обернулся серым волком.

Царь со страху где стоял, там и упал, а серый волк пустился наутек и скоро догнал Ивана-царевича.

— Теперь прощай, мне дальше идти нельзя.

Иван-царевич слез с коня и три раза поклонился до земли, с уважением отблагодарил серого волка. А тот говорит:

— Не навек прощайся со мной, я еще тебе пригожусь.

Иван-царевич думает: Куда же ты еще пригодишься? Все желанья мои исполнены. Сел на златогривого коня, и опять поехали они с Еленой Прекрасной, с Жар-птицей. Доехал он до своих краев, вздумалось ему пополдневать. Было у него с собой немного хлебушка. Ну, они поели, ключевой воды попили и легли отдыхать.

Только Иван-царевич заснул, наезжают на него его братья. Ездили они по другим землям, искали Жар-птицу, вернулись с пустыми руками. Наехали и видят — у Ивана-царевича все добыто. Вот они и сговорились:

— Давай убьем брата, добыча вся будет наша.

Решились и убили Ивана-царевича. Сели на златогривого коня, взяли Жар-птицу, посадили на коня Елену Прекрасную и устрашили ее:

— Дома не сказывай ничего!

Лежит Иван-царевич мертвый, над ним уже вороны летают. Откуда ни возьмись, прибежал серый волк и схватил ворона с вороненком.

— Ты лети-ка, ворон, за живой и мертвой водой. Принесешь мне живой и мертвой воды, тогда отпущу твоего вороненка.

Ворон, делать нечего, полетел, а волк держит его вороненка. Долго ли ворон летал, коротко ли, принес он живой и мертвой воды. Серый волк спрыснул мертвой водой раны Ивану-царевичу, раны зажили; спрыснул его живой водой — Иван-царевич ожил.

— Ох, крепко же я спал!..

— Крепко ты спал, — говорит серый волк. — Кабы не я, совсем бы не проснулся. Родные братья тебя убили и всю добычу твою увезли. Садись на меня скорей!

Поскакали они в погоню и настигли обоих братьев. Тут их серый волк растерзал и клочки по полю разметал.

Иван-царевич поклонился серому волку и простился с ним навечно.

Вернулся Иван-царевич домой на коне златогривом, привез отцу своему Жар-птицу, а себе — невесту, Елену Прекрасную.

Царь Берендей обрадовался, стал сына спрашивать. Стал Иван-царевич рассказывать, как помог ему серый волк достать добычу, да как братья убили его, сонного, да как серый волк их растерзал.

Погоревал царь Берендей и скоро утешился. А Иван-царевич женился на Елене Прекрасной, и стали они жить-поживать да горя не знать.

Было у Ивана-царевича три сестры, которых он отдал в жены за Орла, Сокола и Ворона. Сам женился на прекрасной Марье Моревне. Однажды Иван-царевич выпустил Кощея Бессмертного из заточения и потерял свою жену. Сестры и их мужья помогли Ивану пройти все испытания и вернуть Марью Моревну!

Марья Моревна читать

В некотором царстве, в некотором госдарстве жил-был Иван-царевич; у него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья — Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали:

— Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго!

Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами в зеленый сад погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная.

— Пойдемте, сестрицы, домой! — говорит Иван-царевич.

Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол, ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.

— Коли люб ты сестрице, я ее не держу, — пусть идет!

Марья-царевна согласилась, сокол женился и унес ее в свое царство.

Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало; пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Пойдемте, пойдемте, сестрицы, домой! — говорит царевич.

Только пришли во дворец — как ударил гром, распалась крыша, раздвоился потолок, и влетел орел, ударился об пол и сделался добрым молодцем:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом. И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич:

— Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю.

Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.

Прошел, еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:

— Пойдем, во зеленом саду погуляем! Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Вернемся, сестрица, домой!

Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон; ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем; прежние были хороши собой, а этот еще лучше.

— Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну.

— Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя.

Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в своё государство. Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно.

— Пойду, — говорит, — искать сестриц. Собрался в дорогу, идет и видит — лежит в поле рать-сила побитая.

Спрашивает Иван-царевич:

— Коли есть тут жив человек — отзовись! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

— Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.

Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые.

Выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна:

— Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?

Отвечал ей Иван-царевич:

— Добрые молодцы по неволе не ездят!

— Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.

Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.

Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает:

— Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не заглядывай!

Он не вытерпел; как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.

Просит Кощей у Ивана-царевича:

— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло! Царевич подал ему ведро воды, он выпил и еще запросил:

— Мне одним ведром не залить жажды, дай еще!

Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.

— Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих! — И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе.

А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу:

— Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!

Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?

Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Погостил у них царевич три дня и говорит:

— Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

— Трудно тебе сыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать.

Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.

Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет!

Ольга-царевна тотчас выбежала навстречу, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Дольше гостить мне некогда: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

Отвечает орел:

— Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух, возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит.

Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идёт.

Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Прощайте! Пойду жену искать — Марью Моревну, прекрасную королевну. Отвечает ворон:

— Трудно тебе сыскать её; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны.

Увидела она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:

— Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного.

— Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше пойдем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного, авось не догонит!

Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду? Отвечает конь:

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.

— Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю, за твою доброту, что водой меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!

Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.

Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною, Кощея Бессмертного дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Он нас догонит.

— Пускай догонит, мы хоть часок-другой проведем вместе.

Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

— А можно ли догнать их?

— Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:

— Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!

Отнял ее и увез к себе.

Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревной; на ту пору Кощея дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит.

— Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу. Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича; изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.

В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.

— Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!

Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно.

Ворон брызнул мертвою водою — тело срослось, соединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:

— Ах, как я долго спал!

— Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости.

— Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну! Приходит к ней и просит:

— Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.

Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.

Кощей сказал:

— За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.

— Как же ты через огненную реку переправился?

— А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!

Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.

Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками.

Иван-царевич говорит:

— Съем-ка я одного цыпленочка.

— Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе. Пошел он дальше, видит в лесу улей пчел.

— Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается:

— Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.

Он не тронул и пошел дальше, попадает ему навстречу львица со львенком.

— Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!

— Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь.

— Хорошо, пусть будет по-твоему!

Побрел голодный, шел, шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?

— Пришел заслужить у тебя богатырского коня.

— Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте.

Иван-царевич согласился, баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты, и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул.

Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем вы домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.

— Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.

Переспал ночь Иван-царевич, наутро баба-яга ему говорит:

— Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул.

Солнышко село за лес, прибежала львица:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны. Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.

— Ну вы завтра забегите в сине море. Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:

— Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул.

Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:

— Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется, ты укради его и в глухую полночь уходи из дому.

Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!

Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: “Хорош мост!”

Поехала по мосту, только добралась до середины — мост обломился, и баба-яга упала в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах, стал из него чудный конь. Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею:

— Как же ты опять живой?

— Так и так, — говорит. — Поедем со мной.

— Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрубленым.

— Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.

Сели они на коня и поехали.

Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.

— Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню.

Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того положил царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и пепел его пустил по ветру.

Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу.

Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:

— Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти! Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.

(Илл. Т.Шеваревой, изд. Малыш, 1990 г.)

В некотором было царстве, в некотором государстве был-жил царь, по имени Выслав Андронович. У него было три сына-царевича: первый — Димитрий-царевич, другой — Василий-царевич, а третий — Иван-царевич.
У того царя Выслава Андроновича был сад такой богатый, что ни в котором государстве лучше того не было; в том саду росли разные дорогие деревья с плодами и без плодов, и была у царя одна яблоня любимая, и на той яблоне росли яблочки все золотые.
Повадилась к царю Выславу в сад летать жар-птица; на ней перья золотые, а глаза восточному хрусталю подобны. Летала она в тот сад каждую ночь и садилась на любимую Выслава-царя яблоню, срывала с нее золотые яблочки и опять улетала.

Царь Выслав Андронович весьма крушился о той яблоне, что жар-птица много яблок с нее сорвала; почему призвал к себе трех своих сыновей и сказал им:
— Дети мои любезные! Кто из вас может поймать в моем саду жар-птицу? Кто изловит ее живую, тому еще при жизни моей отдам половину царства, а по смерти и все.
Тогда дети его царевичи возопили единогласно:
— Милостивый государь-батюшка, ваше царское величество! Мы с великою радостью будет стараться поймать жар-птицу живую.
На первую ночь пошел караулить в сад Димитрий-царевич и, усевшись под ту яблоню, с которой жар-птица яблочки срывала, заснул и не слыхал, как та жар-птица прилетала и яблок весьма много ощипала.
Поутру царь Выслав Андронович призвал к себе своего сына Димитрия-царевича и спросил:
— Что, сын мой любезный, видел ли ты жар-птицу или нет?
Он родителю своему отвечал:
— Нет, милостивый государь-батюшка! Она эту ночь не прилетала.
На другую ночь пошел в сад караулить жар-птицу Василий-царевич. Он сел под ту же яблоню и, сидя час и другой ночи, заснул так крепко, что не слыхал, как жар-птица прилетала и яблочки щипала.
Поутру царь Выслав Призвал его к себе и спрашивал:
— Что, сын мой любезный, видел ли ты жар-птицу или нет?
— Милостивый государь-батюшка! Она эту ночь не прилетала.
На третью ночь пошел в сад караулить Иван-царевич и сел под ту же яблонь; сидит он час, другой и третий — вдруг осветило весь сад так, как бы он многими огнями освещен был: прилетела жар-птица, села на яблоню и начала щипать яблочки.

Иван-царевич подкрался к ней так искусно, что ухватил ее за хвост; однако не мог ее удержать: жар-птица вырвалась и полетела, и осталось у Ивана-царевича в руке только одно перо из хвоста, за которое он весьма крепко держался.
Поутру, лишь только царь Выслав от сна пробудился, Иван-царевич пошел к нему и отдал ему перышко жар-птицы.
Царь Выслав весьма был обрадован, что меньшому его сыну удалось хотя одно перо достать от жар-птицы.
Это перо было так чудно и светло, что ежели принесть его в темную горницу, то оно так сияло, как бы в том покое было зажжено великое множество свеч. Царь Выслав положил то перышко в свой кабинет как такую вещь, которая должна вечно храниться. С тех пор жар-птица не латала уже в сад.
Царь Выслав опять призвал к себе детей своих и говорил им:
— Дети мои любезные! Поезжайте, я даю вам свое благословение, отыщите жар-птицу и привезите ко мне живую; а что прежде я обещал, то, конечно, получит тот, кто жар-птицу ко мне привезет.
Димитрий и Василий-царевичи начали иметь злобу на меньшего своего брата Ивана-царевича, что ему удалось выдернуть у жар-птицы из хвоста перо; взяли они у отца своего благословение и поехали двое отыскивать жар-птицу.
А Иван-царевич также начал у родителя своего просить на то благословения. Царь Выслав сказал ему:
— Сын мой любезный, чадо мое милое! Ты еще молод и к такому дальнему и трудному пути непривычен; зачем тебе от меня отлучаться? Ведь братья твои и так поехали. Ну, ежели и ты от меня уедешь, и вы все трое долго не возвратитесь? Я уже при старости и хожу под богом; ежели во время отлучки вашей господь бог отымет мою жизнь, то кто вместо меня будет управлять моим царством? Тогда может сделаться бунт или несогласие между нашим народом, а унять будет некому; или неприятель под наши области подступит, а управлять войсками нашими будет некому.

Однако сколько царь Выслав ни старался удерживать Ивана-царевича, но никак не мог не отпустить его, по его неотступной просьбе. Иван-царевич взял у родителя своего благословение, выбрал себе коня, и поехал в путь, и ехал, сам не зная, куды едет.
Едучи путем-дорогою, близко ли, низко ли, высоко ли, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, наконец приехал он в чистое поле, в зеленые луга. А в чистом поле стоит столб, а на столбу написаны эти слова: «Кто поедет от столба сего прямо, тот будет голоден и холоден; кто поедет в правую сторону, тот будет здрав и жив, а конь его будет мертв; а кто поедет в левую сторону, тот сам будет убит, а конь его жив и здрав останется».
Иван-царевич прочел эту надпись и поехал в правую сторону, держа на уме: хотя конь его и убит будет, зато сам жив останется и со временем может достать себе другого коня.
Он ехал день, другой и третий — вдруг вышел ему навстречу пребольшой серый волк и сказал:
— Ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич! Ведь ты читал, на столбе написано, что конь твой будет мертв; так зачем сюда едешь?
Волк вымолвил эти слова, разорвал коня Ивана-царевича надвое и пошел прочь в сторону.
Иван-царевич вельми сокрушался по своему коню, заплакал горько и пошел пеший.
Он шел целый день и устал несказанно и только что хотел присесть отдохнуть, вдруг нагнал его серый волк и сказал ему:
— Жаль мне тебя, Иван-царевич, что ты пеш изнурился; жаль мне и того, что я заел твоего доброго коня. Добро! Садись на меня, на серого волка, и скажи, куда тебя везти и зачем?

Иван-царевич сказал серому волку, куды ему ехать надобно; и серый волк помчался с ним пуще коня и чрез некоторое время как раз ночью привез Ивана-царевича к каменной стене не гораздо высокой, остановился и сказал:
— Ну, Иван-царевич, слезай с меня, с серого волка, и полезай через эту каменную стену; тут за стеною сад, а в том саду жар-птица сидит в золотой клетке. Ты жар-птицу возьми, а золотую клетку не трогай; ежели клетку возьмешь, то тебе оттуда не уйти будет: тебя тотчас поймают!

Иван-царевич перелез через каменную стену в сад, увидел жар-птицу в золотой клетке и очень на нее прельстился. Вынул птицу из клетки и пошел назад, да потом одумался и сказал сам себе:
— Что я взял жар-птицу без клетки, куда я ее посажу?
Воротился и лишь только снял золотую клетку — то вдруг пошел стук и гром по всему саду, ибо к той золотой клетке были струны приведены. Караульные тотчас проснулись, прибежали в сад, поймали Ивана-царевича с жар-птицею и привели к своему царю, которого звали Долматом.
Царь Долмат весьма разгневался на Ивана-царевича и вскричал на него громким и сердитым голосом:
— Как не стыдно тебе, младой юноша, воровать! Да кто ты таков, и которыя земли, и какого отца сын, и как тебя по имени зовут?
Иван-царевич ему молвил:
— Я есмь из царства Выславова, сын царя Выслава Андроновича, а зовут меня Иван-царевич. Твоя жар-птица повадилась к нам летать в сад по всякую ночь, и срывала с любимой отца моего яблони золотые яблочки, и почти все дерево испортила; для того послал меня мой родитель, чтобы сыскать жар-птицу и к нему привезть.
— Ох ты, младой юноша, Иван-царевич, — молвил царь Долмат, — пригоже ли так делать, как ты сделал? Ты бы пришел ко мне, я бы тебе жар-птицу честию отдал; а теперь хорошо ли будет, когда я разошлю во все государства о тебе объявить, как ты в моем государстве нечестно поступил? Однако слушай, Иван-царевич! Ежели ты сослужишь мне службу — съездишь за тридевять земель, в тридесятое государство, и достанешь мне от царя Афрона коня златогривого, то я тебя в твоей вине прощу и жар-птицу тебе с великою честью отдам; а ежели не сослужишь этой службы, то дам о тебе знать во все государства, что ты нечестный вор.
Иван-царевич пошел от царя Долмата в великой печали, обещая ему достать коня златогривого.
Пришел он к серому волку и рассказал ему обо всем, что ему царь Долмат говорил.
— Ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич! — молвил ему серый волк. — Для чего ты слова моего не слушался и взял золотую клетку?
— Виноват я перед тобою, сказал волку Иван-царевич.
— Добро, быть так! — молвил серый волк. — Садись на меня, на серого волка; я тебя свезу, куды тебе надобно.

Иван-царевич сел серому волку на спину; а волк побежал так скоро, аки стрела, и бежал он долго ли, коротко ли, наконец прибежал в государство царя Афрона ночью.
И, пришедши к белокаменным царским конюшням, серый волк Ивану-царевичу сказал:
— Ступай, Иван-царевич, в эти белокаменные конюшни (теперь караульные конюхи все крепко спят!) и бери ты коня златогривого. Только тут на стене висит золотая узда, ты ее не бери, а то худо тебе будет.
Иван-царевич, вступя в белокаменные конюшни, взял коня и пошел было назад; но увидел на стене золотую узду и так на нее прельстился, что снял ее с гвоздя, и только что снял — как вдруг пошел гром и шум по всем конюшням, потому что к той узде были струны приведены. Караульные конюхи тотчас проснулись, прибежали, Ивана-царевича поймали и повели к царю Афрону.

Царь Афрон начал его спрашивать:
— Ох ты гой еси, младой юноша! Скажи мне, из которого ты государства, и которого отца сын, и как тебя по имени зовут?
На то отвечал ему Иван-царевич:
— Я сам из царства Выславова, сын царя Выслава Андроновича, а зовут меня Иваном-царевичем.
— Ох ты, младой юноша, Иван-царевич! — сказал ему царь Афрон. — Честного ли рыцаря это дело, которое ты сделал? Ты бы пришел ко мне, я бы тебе коня златогривого с честию отдал. А теперь хорошо ли тебе будет, когда я разошлю во все государства объявить, как ты нечестно в моем государстве поступил? Однако слушай, Иван-царевич! Ежели ты сослужишь мне службу и съездишь за тридевять земель, в тридесятое государство, и достанешь мне королевну Елену Прекрасную, в которую я давно и душою и сердцем влюбился, а достать не могу, то я тебе эту вину прощу и коня златогривого с золотою уздою честно отдам. А ежели этой службы мне не сослужишь, то я о тебе дам знать во все государства, что ты нечестный вор, и пропишу все, как ты в моем государстве дурно сделал.
Тогда Иван-царевич обещался царю Афрону королевну Елену Прекрасную достать, а сам пошел из палат его и горько заплакал.
Пришел к серому волку и рассказал все, что с ним случилося.
— Ох ты гой еси, младой юноша, Иван-царевич! — молвил ему серый волк. — Для чего ты слова моего не слушался и взял золотую узду?
— Виноват я пред тобою, — сказал волку Иван-царевич.
— Добро, быть так! — продолжал серый волк. — Садись на меня, на серого волка; я тебя свезу, куды тебе надобно.
Иван-царевич сел серому волку на спину; а волк побежал так скоро, как стрела, и бежал он, как бы в сказке сказать, недолгое время и, наконец, прибежал в государство королевны Елены Прекрасной.
И, пришедши к золотой решетке, которая окружала чудесный сад, волк сказал Ивану-царевичу:
— Ну, Иван-царевич, слезай теперь с меня, с серого волка, и ступай назад по той же дороге, по которой мы сюда пришли, и ожидай меня в чистом поле под зеленым дубом.
Иван-царевич пошел, куда ему велено. Серый же волк сел близ той золотой решетки и дожидался, покуда пойдет прогуляться в сад королевна Елена Прекрасная.
К вечеру, когда солнышко стало гораздо опущаться к западу, почему и в воздухе было не очень жарко, королевна Елена Прекрасная пошла в сад прогуливаться со своими нянюшками и с придворными боярынями. Когда она вошла в сад и подходила к тому месту, где серый волк сидел за решеткою, — вдруг серый волк перескочил через решетку в сад и ухватил королевну Елену Прекрасную, перескочил назад и побежал с нею что есть силы-мочи.
Прибежал в чистое поле под зеленый дуб, где его Иван-царевич дожидался, и сказал ему:
— Иван-царевич, садись поскорее на меня, на серого волка!
Иван-царевич, сел на него, а серый волк помчал их обоих к государству царя Афрона.
Няньки, и мамки, и все боярыни придворные, которые гуляли в саду с прекрасною королевною Еленою, побежали тотчас во дворец и послали в погоню, чтоб догнать серого волка; однако сколько гонцы ни гнались, не могли нагнать и воротились назад.
Иван-царевич, сидя на сером волке вместе с прекрасною королевною Еленою, возлюбил ее сердцем, а она Ивана-царевича; и когда серый волк прибежал в государство царя Афрона и Ивану-царевичу надобно было отвести прекрасную королевну Елену во дворец и отдать царю, тогда царевич весьма запечалился и начал слезно плакать.
Серый волк спросил его:
— О чем ты плачешь, Иван-царевич?
На то ему Иван-царевич отвечал:
— Друг мой, серый волк! Как мне, доброму молодцу, не плакать и не крушиться? Я сердцем возлюбил прекрасную королевну Елену, а теперь должен отдать ее царю Афрону за коня златогривого, а ежели ее не отдам, то царь Афрон обесчестит меня во всех государствах.
— Служил я тебе много, Иван-царевич, — сказал серый волк, — сослужу и эту службу. Слушай, Иван-царевич; я сделаюсь прекрасной королевной Еленой, и ты меня отведи к царю Афрону и возьми коня златогривого; он меня почтет за настоящую королевну. И когда ты сядешь на коня златогривого и уедешь далеко, тогда я выпрошусь у царя Афрона в чистое поле погулять; и как он меня отпустит с нянюшками, и с мамушками, и со всеми придворными боярынями и буду я с ними в чистом поле, тогда ты меня вспомяни — и я опять у тебя буду.
Серый волк вымолвил эти речи, ударился о сыру землю — и стал прекрасною королевною Еленою, так что никак и узнать нельзя, чтоб то не она была.
Иван-царевич взял серого волка, пошел во дворец к царю Афрону, а прекрасной королевне Елене велел дожидаться за городом.
Когда Иван-царевич пришел к царю Афрону с мнимою Еленою Прекрасною, то царь вельми возрадовался в сердце своем, что получил такое сокровище, которого он давно желал. Он принял ложную королевну, а коня златогривого вручил Ивану-царевичу.
Иван-царевич сел на того коня и выехал за город; посадил с собою Елену Прекрасную и поехал, держа путь к государству царя Долмата.
Серый же волк живет у царя Афрона день, другой и третий вместо прекрасной королевны Елены, а на четвертый день пришел к царю Афрону проситься в чистом поле погулять, чтоб разбить тоску-печаль лютую. Как возговорил ему царь Афрон:
— Ах, прекрасная моя королевна Елена! Я для тебя все сделаю, отпущу тебя в чистое поле погулять.
И тотчас приказал нянюшкам, и мамушкам, и всем придворным боярыням с прекрасною королевною идти в чистое поле гулять.
Иван же царевич ехал путем-дорогою с Еленою Прекрасною, разговаривал с нею и забыл было про серого волка; да потом вспомнил:
— Ах, где-то мой серый волк?
Вдруг откуда ни взялся — стал он перед Иваном-царевичем и сказал ему:
— Садись, Иван-царевич, на меня, на серого волка, а прекрасная королевна пусть едет на коне златогривом.
Иван-царевич сел на серого волка, и поехали они в государство царя Долмата. Ехали они долго ли, коротко ли и, доехав до того государства, за три версты от города остановились. Иван-царевич начал просить серого волка:
— Слушай ты, друг мой любезный, серый волк! Сослужил ты мне много служб, сослужи мне и последнюю, а служба твоя будет вот какая: не можешь ли ты оборотиться в коня златогривого наместо этого, потому что с этим златогривым конем мне расстаться не хочется.
Вдруг серый волк ударился о сырую землю — и стал конем златогривым.
Иван-царевич, оставя прекрасную королевну Елену в зеленом лугу, сел на серого волка и поехал во дворец к царю Долмату.
И как скоро туда приехал, царь Долмат увидел Ивана-царевича, что едет он на коне златогривом, весьма обрадовался, тотчас вышел из палат своих, встретил царевича на широком дворе, поцеловал его во уста сахарные, взял его за правую руку и повел в палаты белокаменные.
Царь Долмат для такой радости велел сотворить пир, и они сели за столы дубовые, за скатерти браные; пили, ели, забавлялися и веселилися ровно два дня, а на третий день царь Долмат вручил Ивану-царевичу жар-птицу с золотою клеткою.
Царевич взял жар-птицу, пошел за город, сел на коня златогривого вместе с прекрасной королевной Еленою и поехал в свое отечество, в государство царя Выслава Андроновича.
Царь же Долмат вздумал на другой день своего коня златогривого объездить в чистом поле; велел его оседлать, потом сел на него и поехал в чистое поле; и лишь только разъярил коня, как он сбросил с себя царя Долмата и, оборотясь по-прежнему в серого волка, побежал и нагнал Ивана-царевича.

— Иван-царевич! — сказал он. — Садись на меня, на серого волка, а королевна Елена Прекрасная пусть едет на коне златогривом.
Иван-царевич сел на серого волка, и поехали они в путь. Как скоро довез серый волк Ивана-царевича до тех мест, где его коня разорвал, он остановился и сказал:
— Ну, Иван-царевич, послужил я тебе довольно верою и правдою. Вот на сем месте разорвал я твоего коня надвое, до этого места и довез тебя. Слезай с меня, с серого волка, теперь есть у тебя конь златогривый, так ты сядь на него и поезжай, куда тебе надобно; а я тебе больше не слуга.
Серый волк вымолвил эти слова и побежал в сторону; а Иван-царевич заплакал горько по сером волке и поехал в путь свой с прекрасною королевною.
Долго ли, коротко ли ехал он с прекрасною королевною Еленою на коне златогривом и, не доехав до своего государства за двадцать верст, остановился, слез с коня и вместе с прекрасною королевною лег отдохнуть от солнечного зною под деревом; коня златогривого привязал к тому же дереву, а клетку с жар-птицею поставил подле себя.
Лежа на мягкой траве и ведя разговоры полюбовные, они крепко уснули.
В то самое время братья Ивана-царевича, Димитрий и Василий-царевичи, ездя по разным государствам и не найдя жар-птицы, возвращались в свое отечество с порожними руками; нечаянно наехали они на своего сонного брата Ивана-царевича с прекрасною королевною Еленою.
Увидя на траве коня златогривого и жар-птицу в золотой клетке, весьма на них прельстилися и вздумали брата своего Ивана-царевича убить до смерти.
Димитрий-царевич вынул из ножон меч свой, заколол Ивана-царевича и изрубил его на мелкие части; потом разбудил прекрасную королевну Елену и начал ее спрашивать:
— Прекрасная девица! Которого ты государства, и какого отца дочь, и как тебя по имени зовут?
Прекрасная королевна Елена, увидя Ивана-царевича мертвого, крепко испугалась, стала плакать горькими слезами и во слезах говорила:
— Я королевна Елена Прекрасная, а достал меня Иван-царевич, которого вы злой смерти предали. Вы тогда б были добрые рыцари, если б выехали с ним в чистое поле да живого победили, а то убили сонного и тем какую себе похвалу получите? Сонный человек — что мертвый!
Тогда Димитрий-царевич приложил свой меч к сердцу прекрасной королевны Елены и сказал ей:
— Слушай, Елена Прекрасная! Ты теперь в наших руках; мы повезем тебя к нашему батюшке, царю Выславу Андроновичу, и ты скажи ему, что мы и тебя достали, и жар-птицу, и коня златогривого. Ежели этого не скажешь, сейчас тебя смерти предам!
Прекрасная королевна Елена, испугавшись смерти, обещалась им и клялась всею святынею, что будет говорить так, как ей велено.
Тогда Димитрий-царевич с Васильем-царевичем начали метать жребий, кому достанется прекрасная королевна Елена и кому конь златогривый? И жребий пал, что прекрасная королевна должна достаться Василию-царевичу, а конь златогривый Димитрию-царевичу.
Тогда Василий-царевич взял прекрасную королевну Елену, посадил на своего доброго коня, а Димитрий-царевич сел на коня златогривого и взял жар-птицу, чтобы вручить ее родителю своему, царю Выславу Андроновичу, и поехали в путь.
Иван-царевич лежал мертв на том месте ровно тридцать дней, и в то время набежал на него серый волк и узнал по духу Ивана-царевича. Захотел помочь ему — оживить, да не знал, как это сделать.
В то время увидел серый волк одного ворона и двух воронят, которые летали над трупом и хотели спуститься на землю и наесться мяса Ивана-царевича. Серый волк спрятался за куст, и как скоро воронята спустились на землю и начали есть тело Ивана-царевича, он выскочил из-за куста, схватил одного вороненка и хотел было разорвать его надвое. Тогда ворон спустился на землю, сел поодаль от серого волка и сказал ему:
— Ох ты гой еси, серый волк! Не трогай моего младого детища; ведь он тебе ничего не сделал.
— Слушай, ворон воронович! — молвил серый волк. — Я твоего детища не трону и отпущу здрава и невредима, когда ты мне сослужишь службу: слетаешь за тридевять земель, в тридесятое государство, и принесешь мне мертвой и живой воды.
На то ворон воронович сказал серому волку:
— Я тебе службу эту сослужу, только не тронь ничем моего сына.
Выговоря эти слова, ворон полетел и скоро скрылся из виду.
На третий день ворон прилетел и принес с собой два пузырька: в одном — живая вода, в другом — мертвая, и отдал те пузырьки серому волку.
Серый волк взял пузырьки, разорвал вороненка надвое, спрыснул его мертвою водою — и тот вороненок сросся, спрыснул живою водою — вороненок встрепенулся и полетел. Потом серый волк спрыснул Ивана-царевича мертвою водою — его тело срослося, спрыснул живою водою — Иван-царевич встал и промолвил:
— Ах, куды как я долго спал!
На то сказал ему серый волк:
— Да, Иван-царевич, спать бы тебе вечно, кабы не я; ведь тебя братья твои изрубили и прекрасную королевну Елену, и коня златогривого, и жар-птицу увезли с собою. Теперь поспешай как можно скорее в свое отечество; брат твой, Василий-царевич, женится сегодня на твоей невесте — прекрасной королевне Елене. А чтоб тебе поскорее туда поспеть, садись лучше на меня, на серого волка; я тебя на себе донесу.
Иван-царевич сел на серого волка, волк побежал с ним в государство царя Выслава Андроновича и долго ли, коротко ли, — прибежал к городу.
Иван-царевич слез с серого волка, пошел в город и, пришедши во дворец, застал, что брат его Василий-царевич женится на прекрасной королевне Елене: воротился с нею от венца и сидит за столом.
Иван-царевич вошел в палаты, и как скоро Елена Прекрасная увидала его, тотчас выскочила из-за стола, начала целовать его в уста сахарные и закричала:
— Вот мой любезный жених, Иван-царевич, а не тот злодей, который за столом сидит!
Тогда царь Выслав Андронович встал с места и начал прекрасную королевну Елену спрашивать, что бы такое то значило, о чем она говорила? Елена Прекрасная рассказала ему всю истинную правду, что и как было: как Иван-царевич добыл ее, коня златогривого и жар-птицу, как старшие братья убили его сонного до смерти и как страшали ее, чтоб говорила, будто все это они достали.
Царь Выслав весьма осердился на Димитрия и Василья-царевичей и посадил их в темницу; а Иван-царевич женился на прекрасной королевне Елене и начал с нею жить дружно, полюбовно, так что один без другого ниже единой минуты пробыть не могли.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич; у него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья — Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали:

— Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго!

Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами в зеленый сад погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная.

— Пойдемте, сестрицы, домой! — говорит Иван-царевич.

Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел к ним в горницу ясен сокол, ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.

— Коли люб ты сестрице, я ее не держу, — пусть идет!

Марья-царевна согласилась, сокол женился и унес ее в свое царство.

Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало; пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Пойдемте, пойдемте, сестрицы, домой! — говорит царевич.

Только пришли во дворец — как ударил гром, распалась крыша, раздвоился потолок, и влетел орел, ударился об пол и сделался добрым молодцем:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом. И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич:

— Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю. Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.

Прошел, еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:

— Пойдем, во зеленом саду погуляем! Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Вернемся, сестрица, домой!

Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон; ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем; прежние были хороши собой, а этот еще лучше.

— Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну.

— Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя.

Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в своё государство. Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно.

— Пойду, — говорит, — искать сестриц. Собрался в дорогу, идет и видит — лежит в поле рать-сила побитая.

Спрашивает Иван-царевич:

— Коли есть тут жив человек — отзовись! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

— Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.

Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые.

Выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна:

— Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?

Отвечал ей Иван-царевич:

— Добрые молодцы по неволе не ездят!

— Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.

Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.

Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает:

— Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не заглядывай!

Он не вытерпел; как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.

Просит Кощей у Ивана-царевича:

— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло! Царевич подал ему ведро воды, он выпил и еще запросил:

— Мне одним ведром не залить жажды, дай еще!

Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.

— Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих! — И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе.

А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу:

— Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!

Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?

Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Погостил у них царевич три дня и говорит:

— Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

— Трудно тебе сыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать.

Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.

Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет!

Ольга-царевна тотчас выбежала навстречу, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Дольше гостить мне некогда: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

Отвечает орел:

— Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух, возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит.

Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идёт.

Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Прощайте! Пойду жену искать — Марью Моревну, прекрасную королевну. Отвечает ворон:

— Трудно тебе сыскать её; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны.

Увидела она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:

— Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного.

— Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше пойдем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного, авось не догонит!

Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду? Отвечает конь:

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.

— Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю, за твою доброту, что водой меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!

Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.

Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною, Кощея Бессмертного дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Он нас догонит.

— Пускай догонит, мы хоть часок-другой проведем вместе.

Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

— А можно ли догнать их?

— Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:

— Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!

Отнял ее и увез к себе.

Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревной; на ту пору Кощея дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит.

— Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу. Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича; изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.

В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.

— Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!

Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно.

Ворон брызнул мертвою водою — тело срослось, соединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:

— Ах, как я долго спал!

— Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости.

— Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну! Приходит к ней и просит:

— Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.

Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.

Кощей сказал:

— За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.

— Как же ты через огненную реку переправился?

— А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!

Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.

Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками.

Иван-царевич говорит:

— Съем-ка я одного цыпленочка.

— Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе. Пошел он дальше, видит в лесу улей пчел.

— Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается:

— Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.

Он не тронул и пошел дальше, попадает ему навстречу львица со львенком.

— Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!

— Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь.

— Хорошо, пусть будет по-твоему!

Побрел голодный, шел, шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?

— Пришел заслужить у тебя богатырского коня.

— Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте.

Иван-царевич согласился, баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты, и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул.

Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем вы домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.

— Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.

Переспал ночь Иван-царевич, наутро баба-яга ему говорит:

— Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул.

Солнышко село за лес, прибежала львица:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны. Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.

— Ну вы завтра забегите в сине море. Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:

— Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул.

Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:

— Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется, ты укради его и в глухую полночь уходи из дому.

Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!

Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: “Хорош мост!”

Поехала по мосту, только добралась до середины — мост обломился, и баба-яга упала в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах, стал из него чудный конь. Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею:

— Как же ты опять живой?

— Так и так, — говорит. — Поедем со мной.

— Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрубленым.

— Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.

Сели они на коня и поехали.

Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.

— Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню.

Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того положил царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и пепел его пустил по ветру.

Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу.

Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:

— Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти! Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.

(Илл. Т. Шеваревой, изд. Малыш, 1990 г.)

Сказка Марья Моревна повествует про Ивана-церевича, как женил он своих дочерей, сам себе нашел невесту, верную жену, да потерял ее, но в итоге спас и вернул себе. Много приключений было у Ивана-царевича, и везде он вышел победителем. Помогали ему в этом и мужья дочерей, и животные, которых он пощадил в свое время, прислушался к их просьбам. Сказка учит быть послушным, если бы Иван-царевич не ослушался Марьи Моревны и не открыл чулан, то не было бы беды. Хорошо, когда есть семья, верные друзья, которые всегда придут на помощь. Важно быть дружным, не ссориться с близкими, уметь принимать и уважать их выбор.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Иван-царевич; у него было три сестры: одна Марья-царевна, другая Ольга-царевна, третья — Анна-царевна. Отец и мать у них померли; умирая, они сыну наказывали:

— Кто первый за твоих сестер станет свататься, за того и отдавай — при себе не держи долго!

Царевич похоронил родителей и с горя пошел с сестрами в зеленый сад погулять. Вдруг находит на небо туча черная, встает гроза страшная.

— Пойдемте, сестрицы, домой! — говорит Иван-царевич.

Только пришли во дворец — как грянул гром, раздвоился потолок, и влетел в горницу ясен сокол, ударился сокол об пол, сделался добрым молодцем и говорит:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я ходил гостем, а теперь пришел сватом; хочу у тебя сестрицу Марью-царевну посватать.

— Коли люб ты ей, я ее не унимаю, — пусть идет!

Марья-царевна согласилась, сокол женился и унес ее в свое царство.

Дни идут за днями, часы бегут за часами — целого года как не бывало; пошел Иван-царевич с двумя сестрами во зеленый сад погулять. Опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Пойдемте, сестрицы, домой! — говорит царевич.

Только пришли во дворец — как ударил гром, распалася крыша, раздвоился потолок, и влетел орел, ударился об пол и сделался добрым молодцем:

— Здравствуй, Иван-царевич! Прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом. И посватал Ольгу-царевну. Отвечает Иван-царевич:

— Если ты люб Ольге-царевне, то пусть за тебя идет; я с нее воли не снимаю.

Ольга-царевна согласилась и вышла за орла замуж; орел подхватил ее и унес в свое царство.

Прошел, еще один год; говорит Иван-царевич своей младшей сестрице:

— Пойдем, во зеленом саду погуляем! Погуляли немножко; опять встает туча с вихрем, с молнией.

— Вернемся, сестрица, домой!

Вернулись домой, не успели сесть — как ударил гром, раздвоился потолок и влетел ворон; ударился ворон об пол и сделался добрым молодцем; прежние были хороши собой, а этот еще лучше.

— Ну, Иван-царевич, прежде я гостем ходил, а теперь пришел сватом; отдай за меня Анну-царевну.

— Я с сестрицы воли не снимаю; коли ты полюбился ей, пусть идет за тебя.

Вышла за ворона Анна-царевна, и унес он ее в своё государство.

Остался Иван-царевич один; целый год жил без сестер, и сделалось ему скучно.

— Пойду, — говорит, — искать сестриц. Собрался в дорогу, идет и видит — лежит в поле рать-сила побитая.

Спрашивает Иван-царевич:

— Коли есть тут жив человек — отзовися! Кто побил это войско великое?

Отозвался ему жив человек:

— Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна.

Пустился Иван-царевич дальше, наезжал на шатры белые.

Выходила к нему навстречу Марья Моревна, прекрасная королевна:

— Здравствуй, царевич, куда тебя бог несет — по воле аль по неволе?

Отвечал ей Иван-царевич:

— Добрые молодцы по неволе не ездят!

— Ну, коли дело не к спеху, погости у меня в шатрах.

Иван-царевич тому и рад, две ночи в шатрах ночевал, полюбился Марье Моревне и женился на ней.

Марья Моревна, прекрасная королевна, взяла его с собой в свое государство; пожили они вместе сколько-то времени, и вздумалось королевне на войну собираться; покидает она на Ивана-царевича все хозяйство и приказывает:

— Везде ходи, за всем присматривай; только в этот чулан не заглядывай!

Он не вытерпел; как только Марья Моревна уехала, тотчас бросился в чулан, отворил дверь, глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.

Просит Кощей у Ивана-царевича:

— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло!

Царевич подал ему ведро воды, он выпил и еще запросил:

— Мне одним ведром не залить жажды, дай еще!

Царевич подал другое ведро; Кощей выпил и запросил третье, а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.

— Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих! — И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе.

А Иван-царевич горько-горько заплакал, снарядился и пошел в путь-дорогу:

— Что ни будет, а разыщу Марью Моревну!

Идет день, идет другой, на рассвете третьего видит чудесный дворец, у дворца дуб стоит, на дубу ясен сокол сидит. Слетел сокол с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Ах, шурин мой любезный! Как тебя господь милует?

Выбежала Марья-царевна, встретила Ивана-царевича радостно, стала про его здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Погостил у них царевич три дня и говорит:

— Не могу у вас гостить долго; я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

— Трудно тебе сыскать ее, — отвечает сокол. — Оставь здесь на всякий случай свою серебряную ложку: будем на нее смотреть, про тебя вспоминать.

Иван-царевич оставил у сокола свою серебряную ложку и пошел в дорогу.

Шел он день, шел другой, на рассвете третьего видит дворец еще лучше первого, возле дворца дуб стоит, на дубу орел сидит. Слетел орел с дерева, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Вставай, Ольга-царевна! Милый наш братец идет!

Ольга-царевна тотчас выбежала навстречу, стала его целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать. Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Дольше гостить мне некогда: я иду искать жену мою, Марью Моревну, прекрасную королевну.

Отвечает орел:

— Трудно тебе сыскать ее; оставь у нас серебряную вилку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Он оставил серебряную вилку и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, на рассвете третьего видит дворец лучше первых двух, возле дворца дуб стоит, на дубу ворон сидит.

Слетел ворон с дуба, ударился оземь, обернулся добрым молодцем и закричал:

— Анна-царевна! Поскорей выходи, наш братец идёт.

Выбежала Анна-царевна, встретила его радостно, стала целовать-обнимать, про здоровье расспрашивать, про своё житьё-бытьё рассказывать.

Иван-царевич погостил у них три денька и говорит:

— Прощайте! Пойду жену искать — Марью Моревну, прекрасную королевну. Отвечает ворон:

— Трудно тебе сыскать её; оставь-ка у нас серебряную табакерку: будем на нее смотреть, тебя вспоминать.

Царевич отдал ему серебряную табакерку, попрощался и пошел в дорогу.

День шел, другой шел, а на третий добрался до Марьи Моревны.

Увидела она своего милого, бросилась к нему на шею, залилась слезами и промолвила:

— Ах, Иван-царевич! Зачем ты меня не послушался — посмотрел в чулан и выпустил Кощея Бессмертного.

— Прости, Марья Моревна! Не поминай старого, лучше пойдем со мной, пока не видать Кощея Бессмертного, авось не догонит!

Собрались и уехали. А Кощей на охоте был; к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду? Отвечает конь:

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Можно пшеницы насеять, дождаться, пока она вырастет, сжать ее, смолотить, в муку обратить, пять печей хлеба наготовить, тот хлеб поесть, да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича.

— Ну, — говорит, — первый раз тебя прощаю, за твою доброту, что водой меня напоил, и в другой раз прощу, а в третий берегись — на куски изрублю!

Отнял у него Марью Моревну и увез; а Иван-царевич сел на камень и заплакал.

Поплакал-поплакал и опять воротился назад за Марьей Моревною, Кощея Бессмертного дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Он нас догонит.

— Пускай догонит, мы хоть часок-другой проведем вместе.

Собрались и уехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

— А можно ли догнать их?

— Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать, смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь ехать — и то поспеем!

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:

— Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!

Отнял ее и увез к себе.

Остался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною; на ту пору Кощея дома не случилося.

— Поедем, Марья Моревна!

— Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит.

— Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу. Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.

— Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.

Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича; изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку; взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.

В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.

— Ах, — говорят они, — видно, беда приключилася!

Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали как надобно.

Ворон брызнул мертвою водою — тело срослось, соединилося; сокол брызнул живой водою — Иван-царевич вздрогнул, встал и говорит:

— Ах, как я долго спал!

— Еще бы дольше проспал, если б не мы! — отвечали зятья. — Пойдем теперь к нам в гости.

— Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну! Приходит к ней и просит:

— Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.

Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.

Кощей сказал:

— За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.

— Как же ты через огненную реку переправился?

— А у меня есть такой платок — как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!

Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.

Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками.

Иван-царевич говорит:

— Съем-ка я одного цыпленочка.

— Не ешь, Иван-царевич! — просит заморская птица. — В некоторое время я пригожусь тебе. Пошел он дальше, видит в лесу улей пчел.

— Возьму-ка я, — говорит, — сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается:

— Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.

Он не тронул и пошел дальше, попадает ему навстречу львица со львенком.

— Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!

— Не тронь, Иван-царевич, — просит львица. — В некоторое время я тебе пригожусь.

— Хорошо, пусть будет по-твоему!

Побрел голодный, шел, шел — стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.

— Здравствуй, бабушка!

— Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел — по своей доброй воле аль по нужде?

— Пришел заслужить у тебя богатырского коня.

— Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц — дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся — торчать твоей голове на последнем шесте.

Иван-царевич согласился, баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты, и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул.

Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома. Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем вы домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаза не выклевали.

— Ну вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.

Переспал ночь Иван-царевич, наутро баба-яга ему говорит:

— Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал-плакал да и уснул.

Солнышко село за лес, прибежала львица:

— Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны. Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем домой воротились?

— Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.

— Ну вы завтра забегите в сине море. Опять переспал ночь Иван-царевич, наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:

— Если не упасешь — быть твоей буйной головушке на шесте.

Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул.

Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:

— Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок — в навозе валяется, ты укради его и в глухую полночь уходи из дому.

Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит, и кричит на своих кобылиц:

— Зачем воротились?

— Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!

Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону — и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий мост. Царевич переехал по мосту и махнул платком на левую сторону только два раза — остался через реку мост тоненький-тоненький! Поутру пробудилась баба-яга — паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.

Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: “Хорош мост!”

Поехала по мосту, только добралась до середины — мост обломился, и баба-яга чубурах в реку; тут ей и лютая смерть приключилась! Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах, стал из него чудный конь. Приезжает царевич к Марье Моревне; она выбежала, бросилась к нему на шею:

— Как же ты опять живой?

— Так и так, — говорит. — Поедем со мной.

— Боюсь, Иван-царевич! Если Кощей догонит, быть тебе опять изрублену.

— Нет, не догонит! Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит.

Сели они на коня и поехали.

Кощей Бессмертный домой ворочается, под ним конь спотыкается.

— Что ты, несытая кляча, спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?

— Иван-царевич приезжал, Марью Моревну увез.

— А можно ли их догнать?

— Бог знает! Теперь у Ивана-царевича конь богатырский лучше меня.

— Нет, не утерплю, — говорит Кощей Бессмертный, — поеду в погоню.

Долго ли, коротко ли — нагнал он Ивана-царевича, соскочил наземь и хотел было сечь его острой саблею; в те поры конь Ивана-царевича ударил со всего размаху копытом Кощея Бессмертного и размозжил ему голову, а царевич доконал его палицей. После того наклал царевич груду дров, развел огонь, спалил Кощея Бессмертного на костре и самый пепел его пустил по ветру.

Марья Моревна села на Кощеева коня, а Иван-царевич на своего, и поехали они в гости сперва к ворону, потом к орлу, а там и к соколу.

Куда ни приедут, всюду встречают их с радостью:

— Ах, Иван-царевич, а уж мы не чаяли тебя видеть. Ну, да недаром же ты хлопотал: такой красавицы, как Марья Моревна, во всем свете поискать — другой не найти!

Погостили они, попировали и поехали в свое царство. Приехали и стали себе жить-поживать, добра наживать да медок попивать.

Озвучка доступна в режиме обучения

В славном царстве, в великом государстве жил да был Иван-царевич. И было у него три сестры-раскрасавицы – Марья-царевна, Ольга-царевна и Анна-царевна.

Полезные ссылки

• Царь и царица

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

Взвился конь Кощеев к небесам, приземлился уже в широком поле возле Ивана-царевича.
– Что ж, Иван-царевич. Предупреждал я тебя честь-честью, да ты не послушался. Пеняй на себя! – сказал Кощей.

Достал он вострую сабельку, изрубил тело молодецкое на кусочки мелкие. Кусочки засыпал в бочку из морёного дуба, скрепил её стальными обручами, забил бронзовыми гвоздями и зашвырнул в море-океан. А Марью Моревну в свой терем увёз.

Полезные ссылки

• Сталь
• Бронза

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

---

Жил-был царь. У царя был сын, по имени Иван-царевич, и три дочери: Марфа-царевна, Ольга-царевна да Анна-царевна.

Жил царь, пожил, а когда состарился и занедужил, призвал к себе Ивана-царевича и говорит:

— Чую, сын любезный, не жилец я больше на свете. И вот тебе мой наказ: становись на царство. Царевны, сестры твои, все на выданье. Кто первый станет свататься, за того и отдавай.

Пожил старый царь ещё день ли, два ли и умер.

Погоревал Иван-царевич, потужил, да что будешь делать! Заступил на царство. Стал править.

А сестры всё по отцу плачут, всё в слезах да в печали.

Вот как-то раз и говорит Иван-царевич:

— А что, сестрицы, не сходить ли нам в заповедный сад погулять, кота-баюна послушать, поразмыкать грусть-тоску?

— Пойдём, братец, пойдём!

Едва успели в заповедный сад прийти, как набежала чёрная туча с ветром, грянул гром, и вдруг, откуда ни возьмись, налетел Ворон. Ударился Ворон оземь и стал пригожим молодцем.

— Иван-царевич, отдай Марфу-царевну замуж за меня!

Вспомнил Иван-царевич родительский наказ и говорит:

— Коли люб ты сестрице, пусть идёт.

Марфе-царевне молодец по сердцу пришёлся. А в царском житье ни пива варить, ни вина курить — всего вдоволь.

Стали свадьбу играть, пир пировать.

И только вышли гости из-за стола, как потемнело всё кругом: набежала черная туча, грянул гром, и унесло Марфу-царевну с Вороном Вороновичем из горницы неведомо куда.

День за днём, неделя за неделей — и год на исходе, а о Марфе-царевне нет вестей.

Ольга-царевна да Анна-царевна стосковались по своей сестре и просятся:

— Пойдём, братец, в заповедный сад, погуляем!

Только пришли в сад, как набежала опять чёрная туча, поднялась буря и ударил гром. Будто камень, под ноги упал ясный Сокол. Сокол ударился оземь и обратился добрым молодцем.

— Здравствуй, Иван-царевич! Я к тебе по доброму делу: свататься пришёл. Отдай за меня Ольгу-царевну.

— За честь спасибо, а воли с сестры не снимаю. Пойдёт за тебя — перечить не стану.

Поклонилась Ольга-царевна брату и молвила:

— Суженого не обойдёшь, не объедешь!

И в тот же день сыграли свадьбу.

Не успели допировать, как зашумела непогода, ударил гром, и унесло Ольгу-царевну с Соколом Соколовичем из горницы, словно их и не бывало.

День за днём — будто дождь дождит, а неделя за неделей — как река бежит. Год прошёл, а о Марфе-царевне да об Ольге-царевне никакого слуху нет.

Стосковалась Анна-царевна в одиночестве, сидит в тереме, никуда не выходит.

Ивану-царевичу жаль сестру:

— Пойдём-ка, Анна-царевна, в заповедный сад, погуляем. Поразмыкай грусть-тоску.

Только пришли в сад, набежала чёрная туча с громом, с молнией, поднялась великая буря, и прямо из-под тучи налетел Орёл. Пал Орёл наземь и обратился таким молодцем прекрасным — ни в сказке рассказать, ни пером описать.

— Ну, Иван-царевич, принимай гостя! Породниться с тобой хочу; отдай за меня Анну-царевну.

— Неволить Анну-царевну не стану, а за честь спасибо. Вздумает пойти — совет да любовь.

— Видно, братец, и мне пришла пора своё гнездо вить, свой дом заводить,— сказала Анна-царевна.

Стали свадьбу играть.

Столованье было ещё вполпира, а гости ещё вполпьяна, как ударил сильный гром и такой поднялся вихрь, что двери с петель сорвало. Подхватил тот вихрь Анну-царевну с Орлом Орловичем, и унесло их неведомо куда.

Скучно Ивану-царевичу одному жить. Год прошёл, а сестры будто в воду канули — ни слуху ни духу.

Стал он думу думать: «Чего я всё живу один-одинёшенек! Пришла пора и мне на белый свет поглядеть. Может быть, и о сестрах что поразведаю».

Министрам наказал царством править, а сам сел на коня — и только пыль столбом завилась за добрым молодцем.

Долго ли, коротко ли был в пути, в дороге, заехал в иное царство и видит: лежит рать побитая.

— Если есть кто живой, скажи мне: кто побил это войско?

Отозвался один человек:

— Я только жив остался, а побила всех Марья Моревна, прекрасная королевна.

Подумал Иван-царевич: «Вот какие на свете чудеса бывают: одна девица войско побивает! Хоть бы поглядеть на неё!» — и спросил:

— В кою сторону она уехала?

— На полдень повернула.

Не стал добрый молодец мешкать, повернул коня на полдень.

Едет и день, и два. На исходе третьего дня наехал опять на побоище: много лежит побитого войска.

— Эй, есть ли хоть одна живая душа? Откликнись, скажи: кто побил эту рать?

— Марья Моревна, прекрасная королевна, побила наше войско,— услышал он ответ.

Диву дался Иван-царевич.

Не терпится ему: коня понужает, путь продолжает, торопится догнать полёницу.

Близко ли, далеко ли ехал — наехал на третье побоище: видимо-невидимо побито войска.

— Коли есть тут жив человек, скажи; чьё это войско? Кто побил такую рать-силу?

Приподнялся один воин из-под ракитова куста:

— Все три побитые рати — из Кощеева царства. Шли мы войной на Марью Моревну, прекрасную королевну, Кощея Бессмертного из плена выручать. А она в своё царство не допустила, в пути-дороге встретила, всех повоевала, в живых никого не оставила.

Объехал Иван-царевич кругом побоища и увидел: в чистом поле шатёр стоит. У шатра конь пшеницу ест.

Подъехал к шатру, расседлал, разнуздал коня, пустил на волю, а сам глядит, что будет.

Конь прямо к пшенице пошёл, другой конь посторонился, и стали вместе пшеницу есть.

«Моему коню место у корма нашлось, найдётся и мне место в шатре у богатыря».

Вошёл в шатёр, огляделся и глазам не верит: думал, богатыря увидит, а там спит девица такой пригожести, что он так и обмер. Этакой красоты отродясь не видал!

Ивану-царевичу и самому с дороги отдохнуть хотелось. Не стал он будить красавицу, а лёг рядом и уснул крепким сном.

Прошло так сколько-то времени, пробудилась девица, огляделась и вскочила на ноги:

— Какой такой невежа спит тут незваный-непрошеный в моём шатре, прохлаждается? Да ещё и своего коня к моей пшенице пустил!

Схватила меч, замахнулась, да призадумалась; опустилась рука с мечом.

«Ведь и он мог бы убить меня сонную, да не убил. Сонного да лежачего бить — в том не удаль, не честь, а бесчестье».

И принялась будить незваного гостя:

— Встань, проснись, пробудись, добрый молодец!

Разбудила Ивана-царевича, стала ему пенять, выговаривать :

— Кто ты, чьего роду-племени? Из какой земли приехал сюда? Чего ради своего коня кормишь моей пшеницей? И сам без спросу в чужой шатёр зашёл да спать повалился!

— Родом я из царской семьи, а имя у меня простое и лёгкое: Иван-царевич. Не знаю, как тебя по имени зовут, как по батюшке величают. Уж не Марья ли ты Моревна, прекрасная королевна?

— Я и есть Марья Моревна.

— Так вот, Марья Моревна, прекрасная королевна, отдохнуть мне с дороги хотелось, а ты спишь! Жаль было будить, тревожить тебя. Не гневайся на меня, на дорожного человека.

На том Марья Моревна, прекрасная королевна, с Иваном-царевичем помирилась.

— Скажи мне, Иван-царевич, по своей ли воле едешь или неволя гонит тебя?

— Добрые молодцы всегда ездят по своей воле.

— Ну, а коли так, дело не к спеху — останься, погости в моём царстве.

Иван-царевич с радостью согласился, и поехали они к Марье Моревне в царство.

Погостил там Иван-царевич с неделю и крепко полюбился прекрасной королевне Марье Моревне. А она ему с первого дня по сердцу пришлась. И скоро сыграли они свадьбу.

Много ли, мало ли жили-пожили, понадобилось Марье Моревне отлучиться в иное государство: сестру навестить. Стала она в путь собираться, Ивану-царевичу наказывала:

— Царством правь, за всем доглядывай. Во дворце по всем покоям ходи, только в тот чулан не заглядывай, что под поварней, где дверь лыком завязана, смолой запечатана. Туда не ходи ни за что, а пойдёшь — худо нам будет.

Подала ему связку ключей, попрощалась и уехала Марья Моревна, прекрасная королевна.

Остался Иван-царевич время коротать, молодую жену дожидаться. День-другой прожил, и такая на него скука навалилась, что невмоготу стало.

Не знает, за что приняться, куда от тоски деваться. Запала ему дума. «Сколько времени тут живу, а ни палат, ни обзаведенья не знаю. Какой я после этого хозяин!»

Взял он ключи и стал по покоям, по горницам ходить. Все палаты обошёл, все службы осмотрел. Ни богатство, ни заморские диковины не радуют, не развлекают: гнетёт его по-прежнему скука смертная. Считает дни, когда Марья Моревна воротится, и тут вспомнил: «Что она мне про какой-то чулан говорила, ходить не велела?»

Как только вспомнил об этом, так всю скуку как рукой сняло. Ни о чём больше думать не может, как только об этом чулане.

«Что там хранится? И как так: жена знает, а мужу знать не велит! Где это видано, где это слыхано!»

Так ему не терпится узнать, что бегом побежал на поварню. Увидал в сенях замшелую лестницу в подполье. Спустился по лестнице, а там дверь: мохом поросла, лыком завязана, смолой запечатана.

«Тот самый чулан и есть, куда мне ходить не велено!»

И так ему невтерпёж, что не стал лыки развязывать, не стал ключ искать, а понатужился, навалился плечом и вышиб дверь вместе с ободвериной. Шагнул через порог, огляделся — ничего в том закутке не увидел, кроме паутины.

«Видно, не в тот чулан я попал».

И вдруг слышит где-то внизу, сбоку, глухой стон:

— Пить мне, пить подай! Пить мне, пить подай!

Пошёл в ту сторону, откуда стон слышится, разглядел в стене чугунную дверь, приник ухом и слышит снова:

— Пить мне, пить подай!

Не стал Иван-царевич долго раздумывать, выломал и эту дверь. За дверью — ещё одна лестница. Спустился по той лестнице в подземелье, а там огонь горит. Над огнём на двенадцати цепях железный котёл висит. В котле, прикован за руки, за ноги, старик сидит, страшный, зелёный.

— Добрый молодец, пить мне, пить подай! Три года без воды маюсь.

Иван-царевич пожалел его, подал ведро воды. Выпил старик и ещё попросил. Подал ему другое ведро воды, а тот выпил и ещё пить просит. Принёс Иван-царевич третье ведро.

И как только старик выпил третье ведро воды — тряхнул цепями, и сразу цепи у него на руках, на ногах перервались, как гнилые нитки. Выскочил зелёный старик из котла:

— Ну, Иван-царевич, не видать тебе Марьи Моревны, как своих ушей! А за то, что ты меня, Кощея, водой напоил, силу мою воротил, я тебя два раза помилую, а уж третий раз на глаза не попадайся!

Зашумело, загрохотало, и вылетел Кощей Бессмертный из подземелья.

Марья Моревна в ту пору домой воротилась. Подхватил ее Кощей Бессмертный у крыльца и унёс в своё Кощеево царство.

Только успела она крикнуть:

— Не послушался меня, Иван-царевич, наделал беды! Не видаться нам теперь с тобой вовеки!

Погоревал, потужил Иван-царевич, снарядился в путь-дорогу.

«Хоть весь белый свет обойду, а найду свою Марью Моревну!»

Ехал долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли — скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, — увидел дворец. У дворца дуб стоит, на дубу Ворон сидит.

Слетел Ворон с дуба, ударился оземь — стал добрым молодцем:

— Здравствуй, Иван-царевич, здравствуй, братец любезный!

Тут выбежала Марфа-царевна, гостя встретила, повела во дворец.

Стали его угощать, про своё житьё-бытьё сказывать да у гостя выспрашивать.

Погостил Иван-царевич три дня, стал прощаться:

— Не могу дольше гостить. Надо мне ехать, Марью Моревну, прекрасную королевну разыскивать!

— Э, брат, с разумом доставал, да без разума потерял ты Марью Моревну! — сказал Ворон Воронович.— Трудно тебе будет с Кощеем Бессмертным тягаться!

Марфа-царевна заплакала:

— Куда ты, братец, поедешь на верную смерть! Убьёт тебя Кощей Бессмертный!

— Ну, сестрица, семи смертям не бывать, одной не миновать, а доброму молодцу надо о жизни помышлять.

И стал прощаться.

Зять с сестрой вышли провожать. Ворон Воронович говорит:

— Что ж, ступай. Коли беда тебя постигнет, чем могу, помогу.

И дал ему вороново перо:

— Теперь буду знать, коль приключится какая невзгода.

Вскочил на коня Иван-царевич — и только пыль столбом вслед завилась.

Ехал день, два и неделю и видит — стоит дворец краше прежнего. У дворца три дуба, а на дубах Сокол сидит.

Как только Иван-царевич стал ко дворцу подъезжать, слетел Сокол наземь, оборотился добрым молодцем и закричал:

— Ольга-царевна, выходи дорогого гостя встречать.

Выбежала средняя сестра на крыльцо, поздоровалась, от радости не знает, куда Ивана-царевича усадить, чем накормить. Накормили, напоили, спать уложили.

На другой день Иван-царевич встал раненько, умылся белёнько:

— Ну, спасибо за хлеб, за соль! Надо мне ехать.

— Что ты, что ты, братец! Погости у нас хоть с недельку, куда тебе торопиться!

— Нет, не могу я остаться: надо мне ехать, Кощея Бессмертного разыскать, Марью Моревну выручать.

Ольга-царевна заплакала, а Сокол Соколович говорит:

— Трудно тебе придётся, да делать нечего — сам во всём виноват. Ступай.

И подал ему на прощание соколиное перо:

— Теперь буду знать, коль приключится какая невзгода с тобой.

Обнялись они в последний раз, и отправился Иван-царевич в путь.

Ехал, ехал — заехал в глухой, тёмный лес, никакого жилья нету. Конь притомился, и самому пить-есть захотелось. И тут выехал на поляну, смотрит — стоит краше прежних двух дворец.

Около дворца девять высоких дубов, а на тех девяти дубах сидит Орёл. Увидал Орёл Ивана-царевича, слетел на землю и обернулся добрым молодцом:

— Давно тебя ждал, братец любезный! Повёл во дворец.

— Анна-царевна, что есть в печи, всё на стол мечи!

Анна-царевна стол накрыла, наставила всяких кушаний, вин и медов.

Дорогого гостя зять с сестрой потчуют. Накормили, напоили, стали выспрашивать.

Иван-царевич про своё житьё-бытьё стал рассказывать: как он поехал сестриц проведать, как повстречался с Марьей Моревной, прекрасной королевной, и как Кощея Бессмертного водой напоил, а тот Марью Моревну похитил.

— И вот надо теперь мне поспешать — жену выручать.

— Это мы всё, братец любезный, знаем,— говорит Орёл Орлович.— С разумом ты женился, да без разума жены лишился. Трудно тебе Марью Моревну выручать, с Кощеем Бессмертным воевать!

— Трудов не боюсь. Всё равно семи смертям не бывать, а одной не миновать. Лучше живому не быть, чем без Марьи Моревны век прожить!

Отдохнул Иван-царевич и стал в путь собираться. Орёл Орлович подаёт ему орлиное перо:

— Храни его всегда при себе. Если беда с тобой приключится, я знать буду и, чем могу, тебе помогу.

Иван-царевич поблагодарил зятя с сестрой, вскочил на коня и отправился в Кощеево царство.

Долго ли, коротко ли ехал добрый молодец, подъехал к высокому дворцу и увидел: у окна сидит Марья Моревна, такая кручинная, что глядеть на неё жалость берёт.

Увидала она Ивана-царевича, горько заплакала:

— Ах, Иван-царевич, сокол мой ясный, зачем ты сюда пришёл? Меня ты не выручишь, а себя погубишь. Воротится Кощей, убьёт тебя. С разумом меня замуж взял, да без разума потерял!

— Не сердись, Марья Моревна! Прости мне мою вину, вперёд таков не буду. А теперь пришёл тебя выручать. Лучше уж с тобой умирать, чем одному век коротать. Поспешай, поедем прочь отсюда!

Только они уехали, как Кощеев челядинец обратился птицей ястребом и полетел в царство Змея Горыныча. Там Кощей Бессмертный на свадьбе гулял.

— Что ты тут пьёшь, гуляешь, о своих землях совсем забыл! Ведь Иван-царевич Марью Моревну увёз!

Кинулся Кощей к своему коню:

— Ну, конь, выручай! Пока мы тут гостили, Иван-царевич Марью Моревну увёз! Можем ли беглецов догнать?

Отвечает конь:

— Торопиться некуда. Пей, гуляй еще трое суток, а потом ложись спать. Когда выспишься, пирогов напечём, пироги съедим, тогда и поедем.

Вот Кощей ещё трое суток попировал, трое суток проспал, пирогов напекли, наелись и поехали в погоню. Не успел Кощей Бессмертный сесть на своего коня, как уже догнал Ивана-царевича с Марьей Моревной:

— Ну, Иван-царевич, в первый раз я тебя живым оставил и сейчас тоже помилую за то, что ты меня водой напоил, силу мою воротил! А уж больше не надейся на пощаду — не быть тебе живому, коли ещё раз попадёшься на глаза!

Иван-царевич кинулся на него с мечом. Меч не сечёт, а Кощей смеётся:

— Глупый же ты, Иван-царевич, коли на свою силу да на острый меч понадеялся! Меня меч не сечёт и никакая сила не берёт.

Подхватил Марью Моревну, поворотил коня — только их и видел добрый молодец.

Кручинится, думает: «Как мне быть, как Марью Моревну выручить? Лучше смерть в бою принять, чем её в неволе оставить».

И поехал опять в Кощеево царство. Кощееву коню три поскока скакнуть, а Ивану-царевичу три недели ехать. Пока он был в пути, в дороге, Кощей собрался за тридевять земель, в тридесятое царство, своему челядинцу-оборотню наказывал:

— Поеду к Змею Горынычу на крестины. Ты за домом поглядывай, а что случится — весть подай!

Иван-царевич добрался до Кощеева царства, подъехал ко дворцу, смотрит — сидит Марья Моревна у окошка уплаканная, на свою сторону поглядывает. Увидала его, ещё горше заплакала:

— Зачем ты воротился сюда? Всё равно нам не уехать. Кощей догонит на своём коне, убьёт тебя.

— Всё равно когда-нибудь умирать надо будет. Лучше умереть, чем с тобой в разлуке жить!

Марью Моревну эти слова утешили. Не стала она перечить. Ивана-царевича накормила, напоила, дали время коню отдохнуть — и уехали.

А челядинец птицей ястребом обратился и полетел в Змеегорынычево царство, прямо в ту пещеру, где шёл пир-столованье.

— Ты тут пьёшь, гуляешь, забавляешься, а у нас в царстве беда стряслась: опять Иван-царевич приехал и Марью Моревну увёз!

— Когда уехали из нашего царства?

— Да уж с неделю времени будет.

Кощей пошёл на конюшню и говорит своему коню:

— Пока тут пир пировали, Иван-царевич в наше царство приезжал и Марью Моревну увёз. Прошло тому с неделю времени. Можем ли мы догнать?

Конь отвечает:

— Пируй, гуляй спокойно ещё три дня, потом отдыхай три дня, а потом пусть тесто ставят да пироги пекут. Когда пирогов наедимся, тогда их и догоним.

После того ещё три дня Кощей пировал, потом на три дня спать завалился, а потом приказал тесто ставить да пироги печь. Наелись горячих пирогов, сел Кощей на своего коня и через три поскока настиг Ивана-царевича с Марьей Моревной:

— Ну, теперь тебе пощады не будет!

Рассек своим заколдованным мечом Ивана-царевича на мелкие куски: «Пусть сороки да вороны клюют!» — а Марью Моревну повёз в своё царство.

— Видала, что с твоим Иваном-царевичем сделал? То же и тебе будет, коли за меня замуж не пойдёшь!

А в это время, когда рассек Кощей Бессмертный Ивана-царевича, у Ворона Вороновича, у Сокола Соколовича и у Орла Орловича на перьях кровь выступила.

— Видно, с нашим братцем беда приключилась! И все трое слетелись к тому месту, где Иван-царевич лежал. Говорит Орёл Орлович:

— Ты, Ворон Воронович, лети за мёртвой водой, Сокол Соколович, доставай живую воду, а я здесь останусь тело караулить.

Ворон Воронович с Соколом Соколовичем улетели, а Орёл Орлович каждый кусок ключевой водой обмыл и сложил все куски в одно тело, как надобно быть.

Тем временем Ворон да Сокол воротились, брызнули мёртвой водой — срослось тело; брызнули живой водой — Иван-царевич потянулся, открыл глаза и говорит:

— Ах, как долго я спал!

— Веки веков тебе бы тут спать, если бы не мы, — отвечали зятья.— Вставай, да пойдём к нам в гости!

— Нет, братцы любезные, не могу я в гости идти: надо мне Марью Моревну выручать. Когда вызволю её от Кощея, тогда погостим у вас.

Попрощался Иван-царевич, поблагодарил зятьёв и отправился в Кощеево царство.

Увидела его Марья Моревна, от радости и плачет и смеётся:

— Ты ли это, ненаглядный мой Иван-царевич?

— Я самый и есть.

И рассказал, как Ворон Воронович, Сокол Соколович да Орёл Орлович выручали его из беды.

— Видно, одной силой да мечом не одолеть Кощея. Он хитёр-мудёр — надо его перехитрить. Ты выспроси, где он достал себе такого коня, и узнай как-нибудь, где находится смерть Кощеева, а там уж моё дело с ним посчитаться.

Марья Моревна в ту пору одна во дворце была. Привела Ивана-царевича в горницу, накормила, напоила и отворила погребицу:

— Ухоронись в подполье до поры до времени.

Только успела погребицу затворить, как зашумело, загремело — налетел Кощей Бессмертный.

— Фу-Фу-Фу, что за чудо, что за диво? У меня в горнице русским духом пахнет!

Марья Моревна говорит:

— Что ты, миленький, откуда тут русскому духу быть? Ты по белу свету летал, там русского духа набрался. Садись-ка пообедай да ложись отдохни.

Полюбились Кощею ласковые речи. Сел за стол, хлеба печь оплёл, полбыка жареного съел, половину сорокаведёрной бочки вина выпил и повалился на лавку отдыхать.

Марья Моревна подсела к нему и заговорила:

— Таково мне было скучно без тебя, а как воротился домой — всю скуку как рукой сняло, будто летним солнышком обогрело!

Любо Кощею слушать такие слова — лежит ухмыляется.

— Сладки твои речи, Марья Моревна, а коли правду молвила, так давай же весёлым пирком да за свадебку! Иван-царевич теперь не придёт, не приедет: его давно сороки да вороны расклевали.

— Знаю, что нету в живых Ивана-царевича, знаю, что нет мне вровню жениха, кроме тебя. За тебя и выйду, как по смерти Иванушки год минет.

Кощей рад-радёхонек: год — не век, недолго ждать.

Марья Моревна спрашивает:

— Где ты достал себе такого коня?

— Своего коня достал я за тридевять земель, в тридесятом царстве. Там за огненной рекой живёт моя тётка, Яга Ягишна. Есть у неё кобылица, за три дня кругом всего белого света облетает, в тридцать лет один раз жеребится. Кто у тётки три дня двенадцать кобылиц пропасёт, ни одной не упустит — тому она жеребёнка от той кобылицы даёт, а кто не управится — тому голову прочь. Много туда добрых молодцов хаживало, а назад только я один воротился. Ягишных кобылиц упасти — горе да беда, а через огненную реку переправы и вовсе нет!

— А как ты себя сохранил — через огненную реку переправился?

Показал Кощей ширинку (полотенце):

— Махнёшь этой ширинкой три раза вправо — мост высокий через реку станет, огонь не достанет; махнёшь трижды влево — моста как не бывало!

И кинул ширинку в укладку.

Марья Моревна к Кощею ластится:

— Не утаи, откройся мне: где твоя смертынька находится?

— Много будешь знать — скоро состаришься!

— Коли бы знала да ведала, где твоя смерть, оберегала бы тебя от всякой напасти.

— Слыхал я от матери, что смерть моя — в голике (венике), а голик под печью валяется.

Марья Моревна вскочила, голик из-под печки достала, завернула в шёлковый платок и поставила в красный угол.

Засмеялся Кощей:

— У бабы волос долог, да ум короток! Мыслимое ли дело, чтобы смерть моя была в голике? Смерть моя — в яйце, яйцо — в утке, утка — в зайце, заяц в железном сундуке сидит, сундук на крепкий замок закрыт и закопан под самым большим дубом на острове Буяне, посередь моря-океана. Вот где смерть моя находится! Если бы кто и добрался до того острова, всё равно моя смерть в руки не дастся.

Ночь переночевали. Утром Кощей съел половину жареного быка, выпил три ведра вина, стал в путь снаряжаться:

— Поеду моего друга, Змея Горыныча, навестить. Погощу у него, а когда вернусь, чтобы к свадьбе всё было готово!

Только Кощей за ворота, как Марья Моревна Ивану-царевичу всё рассказала, дала чудесную ширинку, напекла подорожников, и отправился Иван-царевич за тридевять земель, в тридесятое царство, к Яге Ягишне коня добыть либо буйную голову сложить.

Шёл он, шёл, долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли… Съел все подорожники, что напекла Марья Моревна, и от усталости да от голода совсем из сил выбился.

Сел на придорожный камень отдохнуть. Бежит мимо медведица с медвежатами. Натягивает он тугой лук, кладёт стрелочку калёную, ладится стрелить медведицу.

— Не стреляй меня, добрый молодец, — говорит медведица,— не сироти моих медвежатушек! Я тебе пригожусь.

Послушался Иван-царевич, перетерпел голод, отдохнул и дальше пошёл.

Шёл, шёл, опять притомился; и голодно ему, и жажда донимает. Увидал большой улей: «Дай-ка мёдом полакомлюсь!»

А пчелиная матка ему:

— Не тронь, Иван-царевич, моего мёду, не зори нашего улья! Я тебе службу сослужу.

— Ну, что с тобой делать! Видно, придётся ещё потерпеть.

И тронулся в путь. А голод — не тётка: так отощал, что насилу ноги передвигает.

Прошло сколько там времени, вышел к морю; видит, у самой воды, на песке, щука большая лежит, рот разевает.

«Ну, теперь нашёл, чем голод утолить!»

Только руку протянул — щуку взять, взмолилась она:

— Добрый молодец, пусти меня в море! Я тебе верой-правдой послужу.

Подумал Иван-царевич: «Медведицу отпустил, пчёлок не обидел, а щука чем виновата? Потерплю ещё часок — может быть, жильё недалёко».

Кинул щуку в море, подтянул кушак потуже, путь продолжает.

Невдалеке от моря увидел избушку. Пошёл в ту сторону, а избушка за рекой стоит. В реке не вода бежит, а огонь горит, пламенем полыхает.

Вытащил из-за пазухи Кощееву ширинку, махнул ширинкой направо раз, другой и третий — перекинулся через реку горбатый мост выше огня. Перешёл Иван-царевич на другой берег, махнул ширинкой налево три раза — не стало моста.

На пригорок поднялся — перед ним избушка на курьей лапке, на веретённой пятке. Вокруг высоким тыном обнесена, на каждом колу человечья голова насажена, только один кол пустой.

Подумал Иван-царевич: «Не моей ли головы этот кол дожидается?»

— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом! Мне не век вековать, только ночь ночевать.

Избушка повернулась к лесу задом, к доброму молодцу передом. Иван-царевич на крылечко поднялся, дверь распахнул, а в избушке сидит баба-яга, костяная нога, нос в потолок врос, руки как крюки.

Сидит Яга Ягишна, нитки сучит, костяной ногой стучит. Увидала Ивана-царевича, рот до ушей растянула:

— Ох, давно русского духу не слыхала, а нынче русский молодец сам в руки даётся!

— Погоди, старая карга, рот разевать! Сперва напои, накорми дорожного человека, баньку истопи, дай помыться, попариться, а потом будем с тобой разговоры разговаривать.

Старуха подполье открыла, на коленки стала, каравай достала, к печи кинулась, заслонкой забренчала, щей плеснула, накормила, напоила, баню истопила.

Иван-царевич напарился, намылся, пришёл — на лавку повалился.

Стала Яга Ягишна выспрашивать:

— От дела, добрый молодец, лытаешь или дело пытаешь?

— Слышал, бабушка, есть у тебя конь-бегунец. Мне как раз конь надобен.

— Есть, есть у меня конь-бегунец, только так не дам, надо его заслужить. Ну, да ведь у меня не три года, не год служить, только три дня кобылиц пасти. Упасёшь кобылиц — получай бегунца, не упасёшь — на себя пеняй. Видал, поди, сколько голов на кольях в тыну? Только одной головы там ещё не хватает.

Поутру встали; накормила Яга Ягишна Ивана-царевича, выгоняет двенадцать кобылиц, все одной масти, волос в волос. Кобылицы хвосты задрали, кинулись в лес бежать какая куда. Только их и видел Иван-царевич.

Побрёл он в лес, сел на пенёк, пригорюнился. Откуда ни возьмись, подбегает медведица;

— Не тужи, Иван-царевич, всё дело справится. Выломай себе прут покрепче да ложись отдыхай спокойно. Вечером я всех кобылиц соберу. Ты их тем прутом знай по бокам охаживай, и никуда они не денутся, все, как одна, домой побегут.

Медведица убежала, а Иван-царевич выломал рябиновый прут, к пеньку привалился и заснул крепким сном.

Солнце стало на закате, пошёл по лесу конский топ, выскочили с разных сторон все двенадцать кобылиц, дрожат, гривы колом стоят.

Иван-царевич принялся их рябиновым прутом по бокам стегать. Рябина не ольха — гнётся, не ломается, вкруг хребта обвивается. Так проучил, что все кобылицы в мыле домой прибежали.

Яга Ягишна ворота отворила, заперла кобылиц в конюшню:

— Ох, злодей, не столько кормил, поил, сколько гонял да мучил!

На стол собрала, накормила Ивана-царевича:

— Ложись спать, завтра со светом вдруг разбужу!

Иван-царевич спит не спит, слышит — схватила Ягишна железный прут, побежала в конюшню:

— Ах, такие-сякие, что я вам говорила? Не могли убежать да скрыться!

И до тех пор их била, стегала, покуда железный прут не обломала.

— Да куда мы, матушка, могли скрыться? Как со всего белого света сбежались в наш лес медведи! Не видать бы тебе нас, коли бы домой не убежали! Съели бы нас медведи.

На другой день, ни свет ни заря, разбудила Яга Ягишна Ивана-царевича, сунула ему краюху хлеба:

— Поди, службу справляй.

Только Иван-царевич выгнал кобылиц за ворота, как они хвост трубой — и разбежались в разные стороны. Остался Иван-царевич один, побрёл в лес, присел на пенёк, запечалился: «Как табун собрать да домой пригнать всех до единой?»

А в это время прилетела пчёлка:

— Ж-ж-ж, не тужи, Иван-царевич, ложись почивай, а вечером дело справится! Знай их кнутом стегай, и все до одной дома будут.

Пчёлка улетела, а Иван-царевич свил кнут и спать повалился.

Только солнышко стало садиться, как пошёл по лесу шум, и одна за другой выскочили с разных сторон двенадцать кобылиц, все в пене, боками поводят, ушами прядут. Иван-царевич свистнул, крикнул, кнутом взмахнул — и побежали они домой.

Яга Ягишна стоит у ворот, ругается:

— Вот злодей, вот душегуб! Только и знал, что день-деньской гонял, а не поил, не кормил!

Со двора пришла, в чашку щей плеснула, кинула на стол чёрствую горбушку:

— Ужинай!

Иван-царевич щей похлебал, лёг на лавку, кафтаном укрылся, а сам не спит — слушает, что будет.

Яга Ягишна схватила медный прут, побежала в конюшню, принялась кобылиц медным прутом стегать да приговаривать:

— Худо я вчера вас учила: опять не могли укрыться!

— Век бы не найти, не собрать, коли бы не пчёлы. Налетело пчёл видимо-невидимо — и так нас жалили, гоняли, что не стало мочи терпеть!

— На суше не могли скрыться — завтра в воде ухоронитесь!

Утром все кобылицы рассыпались по морскому берегу и кинулись в море. Только круги да пузыри по воде пошли. Потом всё стихло. Сидит Иван-царевич да камне у самой воды, задумался: «Как их на дне морском искать станешь?»

А в это время высунулась из воды щука:

— Не горюй, Иван-царевич, всех до одной к тебе пригоню! Я сегодня тебе послужу и вперёд твоего добра не забуду, только вспомни меня, когда понадоблюсь.

Щука скрылась, а Иван-царевич стал день до вечера коротать. И как стало солнышко на закате, всколыхнулось море, выскочили на берег одна за другой все кобылицы, дрожат, фурчат, гривы колом стоят.

Увидала баба-яга, что Иван-царевич кобылиц пригнал, стала, руками всплеснула:

— Ox, такие-сякие, не могли-таки ухорониться! Ну да всё равно живого не выпущу!

Выбежала на крыльцо:

— Хорошо, молодец, службу справил! Поди теперь в крайнюю конюшню, там твой бегунец стоит.

Пошёл Иван-царевич в конюшню, а там стоит заморённый конишка.

— На таком одре только воду возить, а не богатырю ездить!

Тут заговорил конь:

— Не торопись, Иван-царевич, хулить меня, а выслушай. По три ночи Яга Ягишна мою силу в кобылиц переводила, чтобы могли они от тебя скрыться, а в эту ночь, коли будешь спать, она и из тебя всю силу выведет, и тогда не быть тебе живому. Надо нам с тобой сегодня ночью перебраться через огненную реку. За рекой растёт разрыв-трава. Покатаюсь по утренней росе на том лугу — и вся моя сила воротится. Как поужинаешь, спать не ложись, а поди ко мне.

Баба-яга ласково встретила Ивана-царевича, наставила разных кушаний, напитков:

— Кушай, добрый молодец! Был ты у меня в услуженье, а стал гость дорогой. Ешь — наедайся, пей — напивайся, спи, отдыхай сколько хочешь: будить на заре не стану.

А про себя шепчет: «Будешь так крепко спать, что и век не встать».

После ужина Яга Ягишна уснула, а Иван-царевич потихоньку пробрался на конюшню, выпустил коня и повёл его к огненной реке. Махнул ширинкой направо раз, другой и третий — стал над рекой высокий мост. Переправился на другой берег и махнул ширинкой налево — не три, а два раза,— остался мост, только чуть держится.

Конь нашел лужок, где росла разрыв-трава, и, как только заря занялась, покатался по росе, встал, встряхнулся:

— Ну, Иван-царевич, теперь я совсем справился! Поедем, куда тебе надобно.

— Надо мне попасть на остров Буян, что лежит посередь моря-океана.

— Садись, поедем.

Тем временем баба-яга пробудилась, слезла с печи, смотрит — нет Ивана-царевича. Бросилась в конюшню — и там никого.

— Сам ушёл и коня увёл! Ну, погоди, Иван-царевич, посмеюсь и я, когда твоя голова будет у меня на шесте!

Вскочила в каменную ступу и кинулась в погоню. Пестом ступу толкает, помелом следы заметает. Видит — через огненную реку мост перекинут. Стала по мосту переправляться, а мост чуть держался, посреди реки обломился. Провалилась Яга Ягишна в огненную реку и сгорела.

Иван-царевич приехал к морю-океану, махнул ширинкой три раза — протянулся мост до острова Буяна.

Через море переехал и стал на острове Буяне под самым высоким дубом яму копать. Копал, копал — выкопал железный сундук. Только замок отбил, крышку приоткрыл, как заяц выскочил из сундука и убежал в лес. Бросился Иван-царевич в лес, а навстречу ему медведица с зайцем выходит.

Иван-царевич зайца разорвал, вылетела из зайца утка, взвилась в небо. Добрый молодец схватил лук, подстрелил утку; упала утка в море. Что теперь делать? И вспомнил про щуку. В ту же минуту, откуда ни возьмись, показалась щука; схватила щука утку и приплыла к берегу:

— Возьми, добрый молодец! Я век твоё добро не забуду.

Иван-царевич утку разорвал, яйцо в платок завернул и сунул в седельную суму.

Вскочил на коня:

— Поспешай в Кощеево царство!

Приехал к Кощееву дому. Марья Моревна выбежала на крыльцо вся в слезах:

— Ох, Иван-царевич, сейчас Кощей воротится, опять тебя смерти предаст!

— Ну, теперь мы с Кощеем потягаемся! Кто кого смерти предаст — дело покажет. Садись на коня!

Подхватил Марью Моревну, посадил позади себя, и уехали.

В ту пору Кощей воротился, на крыльцо подымается, кричит:

— Готова ли Марья Моревна под венец идти?

Выбегают слуги:

— Приезжал сюда Иван-царевич и увёз Марью Моревну.

Кощей рассердился:

— Зачем отпустили?

Кинулся Кащей на слуг: кому руку оторвал, кому ногу, а других и вовсе жизни лишил.

Побежал на конюшню и говорит своему коню:

— Не знаешь ты моего горя: Ивана-царевича зятья оживили, и увёз он опять Марью Моревну!

Отвечает конь:

— Теперь мешкать некогда: у Ивана-царевича конь — мой младший брат. Садись скорее.

Кинулся Кощей в погоню, вот-вот настигнет Ивана-царевича с Марьей Моревной… Под ним вещий конь спотыкаться стал.

Заругался Кощей, зашумел:

— Что ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься?

— Чую беду-невзгоду над тобой.

— Не надо мной, а над Иваном-царевичем невзгода!

И ударил коня плетью так сильно, что рассек мясо до кости. Взвился конь выше леса, чуть пониже облака.

В ту пору проговорил Иванов конь:

— Не догнать бы меня моему старшему брату, да Кощей один, а вас двое. Достань-ка, Иван-царевич, яйцо из сумы. Скоро догонит нас Кощей.

В то время Кощей закричал:

— Стой, Иван-царевич, всё равно не убежишь от меня!

Добрый молодец размахнулся, кинул яйцо обземь. В ту же минуту грянул гром и пошёл смрад по земле, а Кощей с коня повалился.

Ссадил Иван Царевич Марью Моревну с коня, а сам подскакал к Кощею и побил его в мелкие кусочки.

Затем дров набрал, в костёр сложил, сжёг остатки Кощея на том костре и пепел по ветру развеял, а сам сел на Кощеева коня, и поехали они без нужды, без помехи.

Попировали у Ворона Вороновича, у Сокола Соколовича да у Орла Орловича, а потом Иван-царевич с молодой женой воротился в своё царство.

Тут на радости задали они пир на весь мир. Три дня попировали, а потом и за дела приниматься стали.