Матриархат рассказы женское властвование

• Литнет
• матриархат

Книги: матриархат. Лучшие в жанре

Каково жить в мире, которым управляют женщины, а не мужчины, знают жители матриархальных общин в Китае, Индии и Коста-Рике. Жёны владеют домами, голосуют на собраниях и распоряжаются финансами, а мужья ездят на заработки и соглашаются с их решениями. Никакого феминизма, только традиции, только хардкор.

Словари определяют матриархат как социальную систему, в которой власть достаётся женщинам, а не мужчинам. В таком обществе родство отслеживается по материнской линии, наследство передаётся исключительно от мамы к дочери, а мужчины редко имеют право голоса. Даже в XXI веке в мире остались места, где люди живут по таким правилам. 

Мосо: мужчинам можно только работать и продолжать род

Небольшая народность мосо (около 40 тысяч человек), расположившаяся у озера Лугуху в Гималаях, живёт как раз по законам матриархата, пишет The Guardian. По традициям, женщины общины владеют и наследуют собственность друг друга, сеют урожай и управляют домашним хозяйством.

Мужчины же нужны мосо только для тяжёлого труда: работы в поле, строительства и ремонта жилищ — и продолжения рода. Кандидат в отцы навещает будущую мать ночью, а утром возвращается к себе домой.

Сингапурская писательница Чу Вайхонг, исследующая быт мосо, рассказывает, что многие мамы племени даже не знают, кто отец их ребёнка, и для них это нормально.

Для женщин мосо мужчины — просто приятное отвлечение от рутинной повседневной жизни и доноры спермы. Все женщины там, по сути, одиноки, но это их не беспокоит.

Цель жизни для женщин мосо — это материнство. Если же девушка не может зачать ребёнка из-за проблем со здоровьем, она усыновляет одного из детей своих двоюродных сестёр по материнской линии, либо отпрысков из чужой семьи.

Мне приходилось консультировать многих молодых девушек. Они очень хотели забеременеть.

Впрочем, некоторые из молодых мосо уверены: через 30 лет от общины ничего не останется. Они идут по другому пути: с энтузиазмом относяться к браку и традиционной семейной жизни. Вайхонг даже знакома некоторыми из них лично.

Я знаю одного мужчину из мосо, который живет в большом городе, женат, имеет двух детей. Ещё я знакома с молодой девушкой, которая работает водителем туристического автобуса.

Брибри: всё наследство — дочерям

Народ брибри из Коста-Рики тоже живёт по законам матриархата. О племени известно не так уж много — дома брибри скрыты за горами, куда сложно пробраться не только туристам, но и исследователям.

Считается, что брибри в Коста-Рике осталось около 35 тысяч человек, но только женщины могут получать имущество и передавать его по наследству. Кроме того, у девушек есть особое право: они варят какао, которое используется для проведения религиозных обрядов — мужчинам это делать категорически запрещено.

Исследовательница из университета Джорджии (США) Кортни Паркер познакомилась с брибри лично. По её словам, женщинам общины могут занять любую руководящую должность в племени, но им запрещено становиться воинами или гробовщиками — это дело для мужчин.

Брибри жили в горах Коста-Рики ещё до в 1502 года, до прибытия в Латинскую Америку испанских колонизаторов, политика которых, к слову, никак не повлияла на жизненный уклад народа.

Брибри и в настоящее время крепко держатся за свой традиционный племенной язык и поддерживают свою культуру, даже несмотря на процесс глобализации, — объясняет Паркер.

Силами женщин брибри была создана Ассоциация женских домов Стибравпа. Её цель — создание рабочих мест для членов племени. Всё ради того, чтобы они не покидали родные края в поисках заработка.

Стибравпа уже добилась некоторых результатов: молодые люди и девушки общины за деньги проводят экскурсии по лесам и прогулки на каноэ для туристов Коста-Рики, а также знакомят приезжих со своей национальной кухней и традициями.

В «горячий» сезон на такую экскурсию соглашаются около 50 человек в месяц.

Как утверждает Наоми Бланко Салазар, одна из матриархатов брибри, мужчины благодарят женщин за пищу в доме и рады, что те дают им возможность работать и зарабатывать.

Минангкабау: мужчина — воин, но деньги отдаёт жене

Самую крупную общину, придерживающуюся традиций матрилинейности, можно найти на острове Суматра. Народность минангкабау насчитывает 4,5 миллиона человек, пишет BBC. Наследство родителей достаётся дочерям, а дети носят фамилию матери.

Выйдя замуж, женщины получают дополнительные социальные и экономические льготы, а также несут ответственность за семью.

Что касается мужчин, их обязанность — зарабатывать деньги. Многие молодые люди покидают свои деревни и детей в поисках работы и живут группами. Однако даже по возвращении не имеют права голоса в решении важных вопросов семейной жизни.

Традиции матриархата не влияют на воинственный дух минангкабау. Как только мальчикам исполняется семь лет, они переезжают в особый общинный центр, где изучают традиции своего народа и учатся самообороне.

Акана: замуж — лишь по любви

По тем же принципам строится и жизнь людей, принадлежащих к этносу акана. Представители народности населяют большие территории в Гане и Кот-д’Ивуаре. В общинах акана ни одна женщина не идёт замуж против её воли — они сами выбирают, кто станет их мужем.

Интересный факт: жена акана может тратить деньги мужа по своему усмотрению, и никто не имеет права допытываться, купила она что-то необходимое в дом или потратила их «для души». Если супруг умирает, то его братья или отец берут на себя обязанность обеспечить вдову с детьми всем необходимым.

Хаси: мужа обеспечивает жена

Немного меньше повезло мужчинам индийского народа хаси. Дочери получают всё наследство родителей и берут фамилию матери. Мужчины же, женившись, переезжают в дом свекрови и никак не участвуют в воспитании детей. Более того, они даже не имеют права присутствовать на семейных собраниях, пишет The Guardian.

Брак с женщиной хаси — идеальная возможность для мужчины получить крышу над головой и не думать о том, как себя прокормить. Молодые люди из бедных семей Индии специально женятся на хаси, чтобы избежать финансовых трудностей.

С другой стороны, не всем мужчинам народа нравится такой уклад.

Это ставит под угрозу будущее племени. Мужчины хаси начинают чувствовать себя униженными, — рассказывает представитель народности по имени Париат.

По словам Валентины Пакинтейн, антрополога из университета Шиллонг (Индия), матрилинейная система хаси восходит к тем временам, когда на каждую девушку приходилось несколько мужчин и матерям было сложно определить отцовство детей.

В Европе есть лишь одно место, где царит матриархат — на острове Кихну, расположенном в Балтийском море. Женщины общины не только сами принимают важные решения, но и стараются выполнять тяжёлую работу без помощи мужчин.

В современном обществе гендерные различия утратили былое значение. В 2019 году 62 процента опрашиваемых россиян утверждали, что нужно стремиться к полному равенству обязанностей мужчин и женщин. Правда, только половина из этих респондентов поддерживала феминистические движения.

Зирит прошла мимо подобострастно склоненного работорговца, наступив ему на пальцы простертых на земле рук и остановилась возле Элла. Грубо взяла раба за подбородок, пальцами разжала зубы, осматривая их. Потом придирчиво ощупала мышцы.
       — Раб вне клетки и не на цепи, — задумчиво протянула жрица, впившись ладонью в гениталии Элла, оценивая размер, — это странно.
       — Возможно, он слишком тупой, чтобы догадаться сбежать, — усмехнулся Валас, — или торгаш перестарался с воспитанием покорности. У меня огромные сомнения в качестве товара в этой убогой лавке. Пойдем дальше?
       Зирит продолжала крепко держать раба за подбородок, встряхивая его голову каждый раз, когда Элл пытался опустить глаза. Не было в них безразличия сломленного человека. Более того, этот кусок мышиного помета имел наглость не дрожать перед ней, жрицей Ллос, в смертельном ужасе.
       — Подожди, Валас. Сколько стоит этот раб?
       Сильерд поднялся с колен, но спины не разогнул.
       — Это очень хороший раб, госпожа, — торговец заискивающе выглядывал откуда-то из-под локтя Зирит, — он силен, ловок, натренирован. Хоть в армию, хоть домой…
       Первая дочь четвертого дома выпустила из пальцев подбородок раба, раздраженно мотнула головой и Сильерд немедленно заткнулся.
       — Я спросила сколько он стоит.
       В глазах работорговца зажглись огоньки алчности, а кровь по жилам побежала быстрее. Он облизнул вмиг пересохшие губы и неуверенно выдавил из себя:
       — П-пятьсот монет золотом, госпожа.
       — Порази тебя свет, сколько? — белоснежные брови жрицы Дома Д’араунд поползли вверх, — Ты слышал это, Валас?
       — А дома-то что с ним делать? — наставник воинов едва сдерживал смех.
       Маленькие глазки работорговца тревожно забегали по сторонам. Манера жриц рассчитываться за товар так, что ты им потом еще и должен останешься, была широко известна. Он легко может разориться, если вместо солидной прибыли за лучшего раба нарвется на чистый убыток.
       — Он может т-таскать тяжести, быть личным охранником и… это…
       — Сколько же он поднимает за такую цену? И кому он может понадобиться в качестве охранника?
       Черты лица Валаса стали жесткими. Нехороший холодок пробежал по спине работорговца. Он совсем сник и беспомощно посмотрел на произведение оружейного искусства, покоящееся в ножнах аристократа, потом перевел взгляд на змееголовую плетку на поясе жрицы. Шумно сглотнул и предпринял последнюю попытку если не остаться в выигрыше, то хотя бы не потерять всё.
       — Он легко поднимает две полные бочки с водой, да и в другом хорош, — он запнулся, но все же выдавил из себя, — госпожа не будет разочарована.
       Валас рассерженно фыркнул.
       — Зачем нам раб за пятьсот золотых, который будет таскать бочки как вшивый гнолл за пятьдесят?
       — А почему он не сидит на цепи? — Зирит проигнорировала последнюю похвалу товара. И тут Сильерд словно обрел второе дыхание.
       — Он невероятно предан и покорен, ни разу за два года даже не помыслил о побеге. Он отличный воин и несколько раз спас мне жизнь в походах на поверхность.
       — Ах вот оно, в чем дело, — расхохотался Валас, — это как с рофом Зохом из детской сказки. Его ведут на рынок и продают. И как только он остается в загоне у новых хозяев без присмотра, срабатывает ошейник-амулет и Зох телепортируется к прежнему хозяину и тот снова ведет его на рынок продавать. И так по кругу. Я прав?
       — Н-нет, это не так!
       У работорговца от ужаса сначала затряслись губы, потом голова и плечи. Но Валас уже не смотрел на него. Он подошел к Эллу и повторил маневр Зирит с гениталиями воина-носильщика бочек, только сжал гораздо сильнее, а потом отпустил.
       — И откуда же твой хозяин знает, что ты хорош в постели?
       Элл никак не выдал того, как ему было больно. И на провокацию аристократа не поддался. Сейчас, когда на карту поставлено слишком многое, такая вроде бы нечаянная оплошность, как заговорить в присутствии жрицы Ллос без её на это позволения, могла стоить ему жизни. Вместо него на вопрос ответил Сильерд. Он уже почти не заикался, но говорил медленно и сбивчиво, тщательно подбирая слова.
       — Господин, я выиграл этого раба в кости у одного из торговцев соседнего Аархдинита. А к нему, по его словам, он попал после того, как бывший Дом раба был уничтожен. Не знаю, насколько эта история правдива, но мечом раб владеет как настоящий воин. И женщинам очень нравится. Две простолюдинки из младших домов крепко поспорили из-за него, но ни у одной, ни у другой не оказалось при себе и пятидесяти монет. Только случайно проходивший мимо патруль спас меня и мой товар от позорной драки на глазах у всего базара. В тот момент я и решил, что одним только воинским искусством таланты моего раба не заканчиваются, и отдал его в местный бордель на обучение. Это стоило мне крупной суммы денег, и обучавшие его девушки заверили меня, что он настолько хорош, что клиентки выстраиваются к нему в очередь.
       Зирит, все это время отстраненно поглаживающая паука на своем плече, вдруг рассмеялась.
       — Обучать раба ублажать женщин для того, чтобы потом выставить за него неприличную цену и надеяться её получить — это так наивно. Таскаться с ним по поверхности, используя в качестве телохранителя, рискуя вложенными в него средствами — и вовсе глупость. Два года — это слишком долгий срок для продажи, ты успел привязаться к нему и обычный товар превратился в нечто большее. Признайся, ты уже не хочешь его продавать, ведь так? Как можно продать друга и соратника? Оттого и снял с него цепь и назначил цену, которую никто не будет платить.
       Работорговец замер, боясь поверить в то, что он только что услышал.
       Со времен основания первых городов жрицы Ллос пресекали каждую попытку освобождения рабов, приговаривая к смерти их хозяев, дерзнувших нарушить одно из незыблемых правил общества дроу. Раб должен умереть рабом. Иного просто быть не может.
       И жрицы были настолько упорны и ревностны в соблюдении этого правила, что могли объявить попыткой освобождения и проступком, заслуживающим смерти, даже то, что рабов отправляли на рынок за покупками без надсмотрщика или одного из хозяев.
       Сильерд, слушая рассказы о приговоренных, всегда потешался над их глупостью. Дроу убили из-за того, что он отпустил кобольда погулять. С ним никогда бы не случилось ничего подобного. Никогда. Ничего.
       В улыбке жрицы промелькнула ехидная усмешка её богини.
       — Твоё неправильное обращение с рабом могло подарить ему пустую надежду на освобождение. И теперь этот раб испорчен. Возможно, другие твои рабы тоже испорчены.
       Он уже знал, что услышит это, но все равно грудь стиснуло до боли, выбивая дыхание. Широко открытым ртом Сильерд беззвучно выговаривал ‘нет, нет, нет’.
       — Ты совершил ошибку и будешь наказан!
       Остатки самообладания покинули Сильерда и он рухнул к ногам Зирит, уливаясь слезами.
       — Госпожа, пощадите, госпожа.
       Первая дочь дома Д’араунд не обращала на его мольбы внимания. Её голос возвысился, как он возвышается к сводам храма во время службы.
       — Именем Ллос я забираю весь твой товар, а этот раб будет принесен в жертву.
       Сильерд завыл в голос, но не от горя за участь своего любимца, а от ужаса перед собственным грядущим наказанием.
       — А тебе следует немедленно убраться из этого города и никогда больше здесь не появляться, — будничным тоном закончила Зирит.
       Работорговец кинулся к ногам жрицы и, ухватив краешек её белой мантии принялся исступленно его целовать.
       — Слава Ллос! Слава Ллос!
       — Немедленно убраться, — нетерпеливо повторила жрица, отступив на шаг назад от распластавшегося перед ней неудачника. В третий раз повторять ей не пришлось. Сильерд буркнул: «Элл, теперь это твоя хозяйка», стремглав выскочил из-под навеса и умчался прочь, бросив не только рабов, но и все остальное свое имущество.
       Элл опустился перед жрицей на одно колено и вытянул вперед руки. Жест сдачи в плен у воинов, жест признания мужчиной власти женщины над ним, а у рабов ритуал подчинения новому хозяину. Судьба жестоко обошлась с прежним, впрочем, как и со всеми хозяевами до него. Недаром говорят: «будь осторожен, и богиня дарует тебе долгую жизнь». А жизнь Элла и так была непривычно долгой для раба.
       — Ксун, где цепь?
       Служанка жрицы отделилась от клетки с рабами, словно вынырнув из небытия. Любой ассасин, наверное, позавидовал бы такой плотной пелене незаметности. Но Ксун некогда думать о пелене, ассасинах или о чём-то еще — она хорошая служанка. Неприметная, когда нужно и расторопная тоже когда нужно. Другой служанки у первой дочери дома просто не может быть. Она неслышно подошла и подала своей госпоже черный кожаный ошейник с надписью «собственность дома Д’араунд» и длинной прочной цепью. Собственноручно застегнув его на шее раба, Зирит приблизилась к его уху, тихо шепнув:
       — Будь умницей и тогда не только не попадешь на алтарь Ллос, но и продемонстрируешь все свои таланты.
       Что первая дочь дома Д’араунд подразумевала под понятием «быть умницей», она Эллу не сообщила.
       — Валас, проследи за тем, чтобы имущество Дома было доставлено в целости и сохранности.
       — Да, моя госпожа, — склонил голову наставник воинов Дома, которого одним ловким движением руки превратили в погонщика рабов. Он играл в покорность гораздо дольше и искуснее любого верного слуги.
       Элла жрица забрала с собой, ведя по базару на поводке, как и положено водить рабов. Он был почти на полголовы выше Зирит, но она легко нивелировала разницу в росте, намотав цепь на кулак у самого ошейника, заставляя раба семенить рядом, согнувшись в три погибели.
       Резиденция Дома Д’араунд располагалась на окраине плотной городской застройки, успешно прячась от домов менее знатных и менее богатых дроу за высоченной стеной. С южной стороны владения Дома упирались в свод пещеры, и там стена превращалась в сплошной монолит, наглухо запечатывая жилища четвертого Дома. Пещеры в пещере с множеством прорытых шахт и тоннелей, выдолбленных прямо в толще гор.
       Массивные ворота главного входа украшали барельефы с фигурами всех известных дроу живых существ. На верхней части створок располагались пауки, затем летучие мыши, каввеканы, ползуны, под ними редкие и экзотические ночные охотники, крикуны и почти у самого дна все расы рабов. Едва небольшая процессия пересекла ворота, Зирит передала поводок своего раба в руки своей служанки.
       — Ксун, помой его, переодень и приведи ко мне.
       — Да, моя госпожа, — девушка присела на одно колено и не поднимала склоненной головы, пока белый плащ Зирит не скрылся за дверью, ведущей со двора слуг на двор господ.
       — Ну что, мечта всех борделей и аристократок, — едва хозяйка исчезла, Ксун мгновенно преобразилась, — пойдем, вымоем твои причиндалы. Да не молчи ты, как статуя у алтаря, никто из господ тебя здесь не услышит и не увидит. Не перед кем жилы рвать от усердия. Расслабься.
       Служанка поводок отпустила, но ошейника не сняла. Элл продолжал молчать. От такой как Ксун, можно ожидать каких угодно провокаций, испытаний и всевозможных проверок. Она — глаза и уши своей госпожи. И сейчас как никогда нельзя оступиться. Не для того рожденный рабом столько долгих лет исправно пресмыкался и заискивал перед каждым ничтожеством, называвшим себя его хозяином. До кровавого пота упражнялся с оружием и пережил то, что ему довелось пережить в темных лабиринтах лучшего борделя дроу. Это не торгаш, не бездарный командующий горсткой рабов и не фригидная стерва, по недоразумению считающая себя высокорождённой, это жрица, которой может быть уготована судьба стать матроной. А ему, Эллу, хоть ненадолго, но консортом. Смело? Наивно? Самонадеянно? Исход у любой жизни один — смерть, но лично он предпочел бы умереть свободным в постели прекрасной и могущественной женщины, чем рабом в выгребной яме.
       Не дождавшись от него ни слова, Ксун фыркнула, обиженно поджала губки и повела нового раба по узким, мощеным булыжником дорожкам к небольшому каменному строению, служившему слугам баней.
       В стесненных пещерных условиях было сложно найти место абсолютно для всех. И если отдельная просторная купальня для господ существовала вопреки всем соображениям об экономии пространства, то слугам приходилось ютиться в крошечной бане. Рабов предполагалось мыть там же. Но не родился еще дроу, способный переступить через свою брезгливость и залезть в купальню после того, как в ней отмоют от многодневной грязи гнолла или орка. Поэтому рабов тут, если быть честным, не мыли. Животных, отдельные экземпляры которых стоили больше, чем все рабы в резиденции вместе взятые, регулярно мыли и чистили, а рабов нет. Если какой-нибудь раб начинал слишком уж сильно смердеть и раздражать этим окружающих, то проблема решалась просто — на алтаре Паучьей Королевы. Здесь почти все проблемы решались подобным образом. Но для личного раба первой дочери Дома нужно было сделать исключение. В это время суток баня пустовала, близилась вечерняя служба в домашнем храме Ллос, и все слуги были очень заняты.
       Ксун привела Элла в небольшую комнату, выложенную каменной плиткой цвета костей ящера. В центре возвышалась круглая купальня, в которую как будто из великого любопытства опустил свой длинный нос ручной насос. На стенах чадили вычурные лампадки. Их свет многократно отражался от гладких поверхностей плиток, создавая в помещении неповторимое освещение. В углу на длинной вешалке мягкие полотенца терракотового оттенка. Теплая, уютная комната.
       — Вода горячая, не спрашивай откуда, всё равно не поймешь, — Ксун ногой накачивала воду в купальню, — раздевайся. Да не притворяйся, что тебе язык отрезали, иначе как бы ты демонстрировал потенциальным покупательницам свои невиданные таланты. Может, и мне чего продемонстрируешь? А то с хозяйского стола одни объедки падают, на главные блюда даже облизнуться не дают.
       Служанка игриво повела плечиком, позволив лямке своего легкого платья сползти вниз. Её взгляд стал масляным, а движения тягучими, как черная вода озера Г’хэлдлин.
       Элл распустил завязки на штанах, крутанул бедрами, чтобы они упали вниз и, выйдя из получившегося комка, легко запрыгнул в купальню. Теплая вода дарила ни с чем несравнимое удовольствие. А за любое удовольствие нужно платить. Но перед этим все же желательно поторговаться. Раб лег головой на борт и раскинул руки в стороны, обняв одной рукой склонившуюся к нему Ксун.
       — Послушай, я здесь новенький, ваших обычаев и устоев не знаю. Вот я сейчас позволю тебе поиграть со мной, а завтра наша госпожа и близко меня к себе не подпустит. В какой очередности вы обычно пользуетесь своими мужчинами?
       — Ты что, ломаться вздумал? — тон Ксун оставался игривым, — Цену себе набиваешь? Я для тебя недостаточно хороша?
       Служанка легкой пружинистой походкой направилась к полочкам справа от купальни и вернулась с куском мыла в руках.
       — Напрасно стараешься, госпоже ты очень быстро наскучишь, как и все её другие игрушки. А потом в соответствии с нашими устоями, — девушка язвительно передразнила Элла, не прекращая при этом намыливать его мускулистые плечи, — тебя сначала изуродуют, а потом просто убьют. Ну, или не просто.
       От обычного намыливания Ксун быстро перешла к легкому массажу шеи и головы, запуская нежные пальчики в белую шевелюру раба. Сколько привилегий и почестей разом свалилась на какое-то ничтожество. А стоило всего-то заломить за него на базаре слишком высокую цену. Однако же жаль пускать на мясо столь добротно сложенное тело. Ополоснув его из ковша, служанка скомандовала: