Мораль сказки недреманное око

Читайте также

«Сказки»

Впервые
к этому жанру сатирик обратился в 1869
году, когда он
опубликовал в журнале «Отечественные
записки» три произведения:
«Повесть о том, как один мужик двух
генералов прокормил»,
«Дикий помещик» и «Пропала совесть».
Эти сказки стали синтезом
предшествующих творческих поисков М,
Е. Салтыкова-Щедрина.

Отдельные
сказочные шедевры. Уже
в первом из этих знаменитых
повествований
— «Повести о том, как один мужик двух
генералов
прокормил» — рельефно
обозначились социальные симпатии
писателя. Два генерала воплощают собою
паразитизм, тунеядство и праздность
правящего сословия. Эти отставные
чиновники,
дослужившиеся в петербургской канцелярии
до генеральских чинов, всю жизнь
существовавшие за счёт многострадального
народа, представляют основной объект
сатирического изображения Щедрина.
Может показаться, что переселение
названных
персонажей на необитаемый остров
представляет собою нечто
фантастическое. Писатель и в самом деле
щедро пользуется приёмом
фантастического предположения, но оно
оказывается в этой
сказке глубоко оправданным и исполненным
глубокого смысла.
Лишенные в новых условиях богатого
пенсионного обеспечения
и ежедневного труда кухарок, генералы
обнаруживают абсолютную
неприспособленность к полезной и
созидательной деятельности,
свою привычку жить чужим трудом и
способность превратиться
без последнего в голодных дикарей и
даже хищных животных. Оказавшись на
острове, «оба генерала взглянули друг
на друга: в глазах
их светился зловещий огонь, зубы стучали,
из груди
вылетало глухое рычание. Они начали
медленно подползать друг
к другу и в одно мгновение ока
остервенились». Один из них даже
орден другого проглатывает. Неизвестно,
чем закончилась бы эта схватка двух
озверевших существ, если бы не счастливое
появление мужика, ставшее чудом спасения.
Он и огонь на этом острове
добыл, и картофеля накопал, и рябчиков
наловил и пожарил,
и яблок для десерта с деревьев нарвал,
и пуху лебяжьего наготовил,
чтобы генералы спали мягко и удобно.
Мужик до того изловчился,
что стал даже в пригоршне суп варить.
Этот персонаж показан
писателем-демократом как всемогущий
человек, обладающий
безграничными возможностями и
разнообразными умениями.
Он необыкновенно ловок, трудолюбив и
смышлен. Он способен
даже «океан-море» переплыть. Но этот же
мужик, оказывается,
может и веревку свить, чтобы генералы
его на ночь привязать могли,
дабы «не убег». Он привык безропотно
подчиняться господам,
служить им денно и нощно и довольствоваться
жалкой подачкой
— «рюмкой водки да пятаком серебра». И
тут Щедрин с горечью
смеётся над рабской покорностью мужика,
безропотностью и
жалким смирением его перед своей
незавидной судьбой. Сатира
писателя становится разнонаправленной.
А. И. Герцен в своём письме к Н. Огарёву
от 14марта 1869 года писал: «Читаллиты
«Историю двух генералов» Это
прелесть».

О
том, что могло бы произойти в другой
ситуации, если бы не подвернулся
мужик, Щедрин повествует в сказке «Дикий
помещик».
Её герой, обладавший «телом мягким,
белым и рассыпчатым»,
боясь, что мужик у него «всё добро
приест», решил изгнать его
из своего хозяйства и стал по-особому,
«по правилам» притеснять его. Взмолились
крестьяне, видя барский произвол: легче
им пропасть, «нежели всю жизнь так
маяться». Но, оставшись в одиночестве,
помещик обнаружил свою абсолютную
беспомощность и постепенно превратился
в лесного хищника, передвигающегося на
четвереньках и бросающегося на животных
и людей. В дело пришлось вмешаться
начальству, поскольку оказалось, что
«на базаре
ни куска мяса, ни фунта хлеба купить
нельзя», а главное — в
казну подати поступать перестали.

В
третьей сказке — «Пропала
совесть» —
писатель клеймит уже
весь мир хищников-паразитов, лишившихся
этого важного человеческого
достояния. Оказавшись изгнанной и
преследуемой,
совесть молит: «Отыщи мне маленькое
русское дитя, раствори
ты передо мной его сердце чистое и
схорони меня в нём!» И нашёлся
такой ребёнок, стремящийся к добру и
правде, в чистом сердце
которого нашла приют гонимая, господам
ненужная совесть.
«Растёт маленькое дитя, а вместе с ним
растёт в нём и совесть». И этот духовный
рост ребенка, становящегося «большим
человеком»,
оказывается для писателя залогом
будущего родного народа,
обладающего, по словам Некрасова,
«золотом сердца».

Спустя
много лет, в начале восьмидесятых годов,
Щедрин вновь обращается
к сказочному жанру и в 1886 году выпускает
отдельным
изданием целый сборник «Сказок»,
состоящий из 23 произведений. Они
отличаются многообразием тем и отражают
в пределах малого
пространства миниатюры все те проблемы
и образы, которые
разрабатывал писатель на протяжении
всего своего творчества.
Здесь и сатира на правительственные
верхи самодержавия, и
обличение господствующего сословия
(«Медведь на воеводстве»,
«Орел-меценат», «Богатырь», «Дикий
помещик», «Соседи»,
«Бедный волк»). В сборнике содержится
также изображение
жизни народных масс в царской России
(«Деревенский пожар»,
«Коняга», «Путем-дорогою», «Ворон-челобитчик»).
Сказки раскрывают
мораль хищников и нравственность,
крепнущую в людях
труда («Пропала совесть», «Дурак»,
«Добродетели и пороки», «Христова ночь»,
«Приключение с Крамольниковым»).
Произведения
сказочного жанра обличают психологию
и поведение обывателей,
трусость и малодушие либералов («Премудрый
пискарь», «Самоотверженный заяц»,
«Либерал», «Здравомысленный заяц»,
«Карась-идеалист»).

Замечательна
сказка «Богатырь»,
в
которой Щедрин продолжает
осваивать тему, некогда разработанную
в «Истории одного города».
Переосмысляя образы отечественного
эпоса, где богатыри
воплощали лучшие качества своего народа
и героически отстаивали
целостность своей страны, сатирик
связывает с новым типом Богатыря
представление о мнимой силе и утраченном
могуществе. Писатель
развенчивает сложившиеся предрассудки,
согласно
которым самодержавие обладает величием
и мощью, доблестью
и несокрушимостью. Оказывается, что
этого великана Баба-яга
родила, та самая, что в русском фольклоре
олицетворяет
козни и зло. Намёк на самодержавие
содержит фраза о том, что
«прошло сто лет <… > и вдруг целая
тысяча». Речь идёт о праздновании
в 1862 году тысячелетия России. Обнаруживается,
что прославленный
Богатырь равнодушен к существованию и
судьбе «людишек»,
что это мнимая величина, некий идол,
способный раз­валиться
на части по причине своей гнилости.
Простой Ивашка перешиб
кулаком дупло, в котором Богатырь спал
целые столетия, и
тем самым даровал народу освобождение.

Грустная
сказка «Коняга»
повествует о тяжкой доле крестьянских
тружеников. В центре произведения
нарисована рабочая лошадь, которая
замучена непосильной обязанностью
ходить от одного
конца поля до другого, не вылезая из
своего хомута. Щедрин
сам раскрывает смысл своего реалистического
символа — это
«обыкновенный мужичий живот», вечно
голодный, измученный и полунадорванный.
Коняга «живёт, точно в темную бездну
погружается,
и из всех ощущений, доступных живому
организму, знает
только ноющую боль, которую даёт работа».
Преданная любовь
Щедрина к своему народу, сострадание
ему получили в этой сказке
яркое проявление. Коняге резко
противопоставлены Пустоплясы,
живущие в теплом стойле, освобожденные
от непосильного труда, обеспеченные
сытой едой в такой степени что «не лезет
в горло пшено ярое». От нечего делать
Пустоплясы умиляются,
видя, как надрывается Коняга, и неутомимо
болтают об «идеале
труда». Громада полей «цепенеет», «словно
силу сказочную в плену
у себя сторожит». Но именно Коняга своим
трудом освободит
эту силу из плена, выведет к будущей
счастливой жизни родное
Отечество.

В
сказке «Дурак»
содержится размышление о народной
нравственности.
Писатель в традициях русского фольклора
рисует необыкновенного
«дурака», разумного, лишенного начисто
«подлых мыслей», от природы наделенного
отзывчивостью к чужому горю и
любовью к ближнему. Его мораль выражается
в активном заступничестве
за народ, за всех обиженных и униженных.
Иванушка лишён представлений о принципах
собственности и о накоплении
богатств, представлений, столь характерных
для «господина исправника,
его помощника и непременного заседателя».
Мораль господствующих
сословий ему органически чужда. У него
свои понятия
о добре и о должном. «Случится в городе
пожар — он первый
идёт в огонь, услышит ли, что где-нибудь
есть трудный больной,
— он бежит туда…» Потому-то и прозывается
он у мнимо «умных»
«дураком», что своей готовностью к
самопожертвованию он совсем
не похож на них. Оттого-то он кажется им
опасным и ненормальным
и в результате преследования с их стороны
внезапно исчезает.
Лишь спустя много лет он возвращается
к людям в ореоле
своей красоты.

Художественное
своеобразие сказок.
При всей окрашенности
драматическим колоритом, при всей
ощутимости трагического подтекста
«Сказки» Салтыкова-Щедрина основаны
на комическом,
на нарушении меры, запечатлении того
времени, когда в условиях свирепой
реакции 80-х годов разлившаяся «мерзость»,
по выражению
Щедрина, переходила все возможные
границы. И писатель провожает в царство
теней всё отживающее, пользуясь
для этого отточенным оружием смеха.

Ведущей
формой комедийно-эстетического отношения
к действительности
у Щедрина становится сарказм, поэтому
в сказках преобладает
соответствующая ему сатирическая струя.
Но эта особенность
не исключает, а предполагает у сатирика
многообразные оттенки
и переходы смеха от горькой шутки и
грустного юмора, острот
и травестирования до иронии, часто
приближающейся к сарказму,
и гневной инвективы. И всякий раз
серьёзность у Щедрина оказывается
насмешливой, а острословие серьезным.

Когда
мы слышим первые пугливые откровения
«вяленой воблы»
из одноименной сказки о том, что время
нынче такое мудрое, что
«и невинный за виноватого как раз сойдёт!
Начнут это шарить, а
ты около где-нибудь спряталась — ан и
около пошарят!», то безошибочно ощущаем
саркастический выпад Щедрина, сделавший
лишь
на миг эту воблу своим посредником.
Саркастический характер
носят мечты Топтыгиных I
и II
о «блеске кровопролития» и принцип
Топтыгина III
— «действовать по пристойности»
(«Медведь
на воеводстве»),
равно как и формулы Либерала — «по
возможности»,
«в пределах», «хоть что-нибудь» и
«применительно к подлости».
Саркастические интонации ощутимы в
характеристике
«умеренно-либерального» пескаря, который
«жил — дрожали умирал
— дрожал» («Премудрый
пискарь»),
а также в обрисовке «Бедного волка», у
которого «комплекция каверзная», и
поэтому он «прямо за горло хватает»
(«Бедный волк»). Сарказм Щедрина несёт
в себе и чувство негодования, и чувство
презрения. Вспомним
характеристику человека как раба
«бессильного и придавленного»
(«Приключение с Крамольниковым») или
цепного пса, который
мечтает о более крепкой цепи и доволен,
когда его бьют и не
кормят («Верный Трезор»).

В
мире всеобщего хаоса и абсурда, как
показывает писатель, царит всечасная
нелепость. Вот отчего Щедрин так часто
вводит в сказки комизм, недоразумения
и алогизмы, показывает господство
случая и казусов, прихоти, капризов и
причуд. Поэтому в нарушение
всякой логики Трезор не лает на ворующего
кучера, но гавкает на невинного прохожего
как на вора. Заяц провозглашает:
«Мы плодимся. Стало быть, и нам пальца
в рот не клади» («Здравомысленный заяц»).
Овцы объясняют понятное непонятным
(«Баран непомнящий»). Сороке-белобоке,
«благо воровка она,
ключи от казны препоручили» («Орел-меценат»).
«Нечаянно»
проглатывает щука Карася-идеалиста в
одноименной сказке,
столь же «случайно» Либерал оказался
оплеванным: «Ветром брызги
нанесло». Разумеется, это лишь кажущиеся
случайности, ибо
в господствующем во времена Щедрина
мире всё совершается в соответствии с
установлениями: волки едят зайцев, щуки
питаются карасями, а с либералами
поступают «применительно к
подлости».

Сатирический
текст автор обогащает иронией,
которая
внешне
утверждает то, что на самом деле отрицает,
рождает ощущение
«притворства» рассказчика. В сказке
«Кисель»
кажущаяся наивность
странствующих господ («если уж непременно
нужно, опять
домой воротимся киселя есть») выражает
их патриотизм желудка,
и эта ирония поддерживается простодушным
суждением повествователя: «господа
против прежнего сделались образованнее».
Мы слышим иронию в словах «чистые
горизонты открылись»
(«Недреманное око»), в самом названии
сказки «Самоотверженный
заяц», в сообщении о судьбе соловья,
который в трактире
«напояет сладкой отравой сердца
захмелевших метеоров»
(«Орел-меценат»).

Щедрин
густо расцвечивает свои сказки и
многообразным юмором,
помня ту истину, что
к смешному можно отнестись серьезно,
когда представляешь его в смешном виде.
Писатель широко применяет те разновидности
юмора, которые связаны с комизмом
несбывшегося ожидания или неожиданности.
В сказке «Богатырь»
«синица хвасталась <…> и в самом деле
моря не зажгла».
Помощи Богатыря ждут не дождутся. «И
вдруг…» Мы ожидаем
резкого поворота событий, прекращения
самого ожидания, но
Щедрин добавляет: «Тогда свершилось
чудо: Богатырь не шелохнулся».
В сказках Щедрина большое ожидание
завершается либо
ещё большим (гипербола), либо разрешается
ничтожно малым
(литота). Майор после томительного
ожидания своей невесты
наконец «решился… ждать без конца»
(«Чижиково
горе»).
Прокурор
«в борьбе с крамолой так расстраивал
своё воображение, что
решил <…> жениться. Стал воров вместе
с Агафьей ловить и так
преуспел в этом деле, что через год у
них <…> сын родился» («Недреманное
око»). Персонажи щедринских сказок
зачастую попадают
в подлинно комические ситуации, совершают
комические
действия. Старая нянька сердится на
посетителя зато, что «помешал
ей ловить блох» («Приключение с
Крамольниковым»). Зайцу снится, что волк
его сделал чиновником особых поручений.
Соловей
мечтает, чтобы ему грудь живыми тараканами
изукрасили, а
дятел пишет исследование на тему: «Была
ли замужем Баба-Яга» («Орел-меценат»).

Особое
значение имеет неожиданное сближение
человека с животными,
птицами и рыбами и наделение всех
последних человеческими
чертами. На этой основе возникает
гротескное начало щедринских
сказок, и юмор от этого тяготеет к
сатирическим формам.
Орел более похож на городового, чем на
птицу и покровителя
искусств, а скворец действует под именем
Тредьяковского («Орел-меценат»).
Напротив, у людей нередко оказываются
птичьи фамилии: Федор Голубкин в сказке
«Путем-дорогою», Воробушкин в «Приключении
с Крамольниковым». Порой человечес­кий
и животный миры настолько тесно
сплетаются, что трудно провести
между ними границу. В сказке «Кисель»,
например, «и господа
и свиньи — все в один голос вопиют».
Персонажи из животного царства наделяются
столь многозначительными приметами
человеческого бытия, что это создаёт
постоянный комизм. Так, гиена
«заливается хохотом» («Гиена»), карась
с ершом свидания назначают
(«Карась-идеалист»), чижик служит «в
интендантском ведомстве»,
где успел «накопить капиталец» («Чижиково
горе»).

Иногда
сатирик обращается к последнему слою
комического и с
большой выразительностью использует
в сказках грубую
комику, фарсовый
смех. Элементарно
комическое проявляется в бранных словах,
вульгаризмах («полезай ей в хайло!»,
«молчи, остолоп!»), в передаче
натуралистических, непривлекательных
картин (мироед Игнатьев
«стоит в дверях да брюхо о косяк чешет»,
свинья «под навозом
мордой» шарит, у коняги «из глаз и ноздрей
сочится слизь»). Автор
упоминает также физиологические
отправления («храпы на сто
верст пущает»), рассказывает о драках,
подзатыльниках, угрозах,
избиениях («А хочешь, я тебе за этот
самый вопрос иглой живот
проколю?»). Такая грубая комика в мире
насилия, грубости, дикости
оказывается вполне естественной.

Сказки
Щедрина оказали значительное влияние
на сказочный жанр в творчестве Горького,
на сатирические миниатюры С. Михалкова,
«сказочки для взрослых» С. Воронина,
«Обидные сказки»
Л. Лагина, «Волшебные сказки» Н. Москвина,
сказки С. Ананьина,
миниатюры И. Очерета. Сказки — высший
этап в творчестве
великого сатирика М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Соседние файлы в папке Vse_ostalnoe

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #