Мотив возвращения в рассказах а платонова и м шолохова

С РАБОЧЕГО СТОЛА УЧЕНОГО

Н.П. Хрящева

«ЭТОТ ЗАПАХ БЫЛ ТАКИМ ЖЕ»

(Ситуация возвращения с войны в ра ссказах1940-80-х годов)

Ситуация возвращения в русской литературе второй половины ХХ века — одна из самых частотных1. Мы остановимся на аспекте возвращения солдата с Великой Отечественной войны. Вглядимся в варианты данной ситуации, изображенной тремя писателями-фронтовиками: А. Платоновым («Возвращение», 1946); М. Шолоховым («Судьба человека», 1956); В. Астафьевым («Жизнь прожить»,

1985). В каждом из рассказов эта ситуация имеет свой сюжетно оформленный рисунок, смысл которого задается различными литературными и архети-пическими отсылами. Данная ситуация, как правило, выступает важнейшим элементом сюжета. В шолоховском и астафьевском рассказах ситуация возвращения является поворотным пунктом. У Платонова она есть стержень сюжета, определяет основную коллизию.

Замысел рассказа «Возвращение» возник у Платонова в 1943 году. «В архиве писателя сохранился небольшой рассказ «Страх солдата (Петрушка)», главным героем которого был десятилетний Петрушка. С ним встречается солдат в освобожденной от врага деревне. Солдат, знакомый со страхом смерти в бою, испытывает страх перед ребенком, душа которого искалечена войной»2. Рассказ «Семья Ивановых» был объявлен «клеветническим» (В. Ермилов), и Платонова перестали печатать, после чего автор перерабатывает новомирскую публикацию и дает рассказу название «Возвращение». Название

3

«оказалось пророческим» : рассказ вернется в русскую литературу и положит начало «возвращению» к правде о войне.

Платоновское повествование строится на искусно созданной иллюзии отсутствия автора, формально перед нами безличное повествование. Оно достигается виртуозной «обработкой» языка: его психологизацией, переложением в «сердечную» тональность, что позволяет сознанию автора-повествователя «совместиться» с «впечатлительными чувствами» каждого из персонажей. Основу сю-

1 См., напр.: «Здравствуй, князь» А. Варламова, «Капля росы» В. Солоухина, «Где небо сходилось с холмами» В. Маканина и др.

2 Малыгина Н.М. «Быть человеком — редкость и праздник» // Платонов А.П. Усомнившийся Макар: Рассказы 1920-х годов; Стихотворения. — М.: Время, 2009. С. 541.

3 Спиридонова И.А. «Внутри войны» (поэтика военных рассказов А. Платонова). — Петрозаводск, 2005. С. 180.

Нина Петровна Хрящева — доктор филологических наук, профессор кафедры современной русской литературы Уральского государственного педагогического университета (г. Екатеринбург).

жета составляет движение метафорического образа-понятия, который можно определить как полноту сердечной жизни.

А поскольку сознание А. Платонова ориентировано на мифологическое мышление, то жизнь сердца оказывается в непосредственном родстве со стихией огня4. Все герои рассказа причастны огненной стихии. Привычка повелевать огнем войны сделала капитана Иванова «нечувствительным к тлеющему жару». Причастна огненной стихии и мать, Любовь Васильевна Иванова, она всю войну делала «огнеупоры для кладки в паровозных топках». Участвуя в создании «паровозного сердца», она помогала мужу гасить огонь войны. Сын, как и отец, имеет дело с огненной стихией, он хранитель «печного жара», стоит на страже домашнего тепла и делает это отважно и равно военным действиям отца: если отец спасает страну, то Петруша спасает семью.

Своеобразие платоновского возвращения заключается в том, что оно определяется не столько победой героев над разрушительным внешним огнем, сколько борьбой за сохранение в себе внутреннего огня — сердечного тепла, чуткости и понимания как жизнеобеспечивающих душевных свойств5.

Параллелизм внешнего огня и сердечного тепла и чуткости, пронизывая все уровни текста, особенно отчетливо обнаруживается в портретных характеристиках. Капитан Иванов «не сразу узнал» сына: «генетические черты» — «головастый, лобастый» — оказались приторможенными военной нуждой: «малорослый, худощавый мальчуган» (320). Отец увидел «серьезного подростка» со «спокойным» лицом взрослого, «привычным к житейским заботам» (320). Одежда Петруши свидетельствует, что мать с сыном вели не менее напряженную битву с утончением жизненного вещества, чем отец с врагом. И эта битва выиграна ценой потерянного детства. Показательна исповедь Любови Васильевны мужу: «Петруша тоже мальчиком был…» (331). Детство сына осознается матерью в прошедшем времени. Изменение возрастной онтологии и запечатлено в портрете: в подростке (Петруше «шел .12-й год»), мерцает образ взрослого «маленького, небогатого, но исправного мужичка» (320), однако о душевном возрасте героя говорит его сердце, оно

4 Дмитровская М.А. Макрокосм и микрокосм в художественном мире А. Платонова. — Калининград, 1998. С. 3-5, 10.

5 П.А. Флоренский отмечает: «Сердце есть седалище всех познавательных действий души. Размышление есть «предложение сердца»… Уразуметь «сердцем» значит понять (Втор., 8:5); познать всем сердцем — понять всецело (Иис. Нав., 23:14); кто не имеет сердца «разумети», у того нет «очес видети и ушес слыша-ти» (Втор., 21:1) // Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. Т.1 (II). — М., 1990. С. 536.

позволило «расслышать, что в глазах ее (матери -Н.Х.) были большие остановившиеся слезы», и оно же подсказало «взрослый» аргумент в диалоге с отцом — пример преодоления претензий и разрыва в семье фронтовика дяди Харитона, честного продавца хлеба.

Самую отчаянную борьбу за спасение своего сердца ведет Любовь Васильевна Иванова. Человеческая сущность этой героини заключена в ее имени и отражена в ее внешности, воспринятой вернувшимся с войны мужем: «Жена была прежняя — с милым, застенчивым, хотя уже сильно утомленным лицом…» (324). Но в рассказе есть еще один портрет Любови Васильевны, автопортрет: «Я стала худая, страшная, всем чужая, у меня нищий милостыни просить не станет» (331). Он выражает внутреннюю причину увядания: не только «стахановский» труд, а лишенность любви и тепла, тревога за мужа: «Я по тебе здесь обмирала, у меня руки от горя тряслись…» (332). Отсутствие любимого мужа обессмысливало саму жизнь: «Зачем нам время, когда тебя нет!» (331), и спасение собственного умирающего без любви и тепла сердца стало почти невозможным: «Душа моя.. .умирала… Я знаю, что я бы умерла тогда, а у меня дети… я измучилась вся и сердце мое темное стало…» (332 — 333). Процесс угасающей воли к жизни выражен в образе «темного сердца» (т.е. остывающего, теряющего способность давать свет и тепло).

Образ «темного сердца» жены как гаснущего в страдании жизненного жара коррелирует в тексте с «темным грубым лицом» ее мужа. И его возраст изменила война: «Бывшему капитану было на вид лет тридцать пять… Маше понравился его глухой хриплый голос пожилого человека…» (318). В испытаниях войны, будучи вынужденным пропускать через себя горе, огрубело сердце капитана, научилось защищаться «подручными радостями». В первом предложении рассказа о герое сказано, что «Алексей Алексеевич Иванов, гвардии капитан, убывал из армии. ». «Платонов меняет вид глагола на несовершенный и получает эффект длящегося, незавершенного действия, процесса … чреватого разными драматическими возможностями»6. Но проявлено это «убывание» движением вспять: не к дому7, а снова в армию8. Сердце Иванова, стараясь

6 Спиридонова И.А. «Внутри войны» (поэтика военных рассказов А. Платонова). С. 182-183.

7 В архетипе ситуация возвращения восходит к пространственной модели мира, в которой иерархически соотнесены центр и периферия. Возвращение — это новое обретение сакрального центра после его вынужденной или намеренной утраты. М. Элиа-де отмечает: «Центр есть. область абсолютной реальности. Дорога, ведущая к нему, — «трудная дорога. трудности, с которыми сталкивается тот, кто ищет путь к себе, к центру собственного существа. Достижение центра равносильно посвящению, инициации; существование, еще вчера мирское и иллюзорное, сменяется теперь новым — реальным, длительным и действенным существованием» // Элиаде М. Миф о вечном возвращении. М.,

2000. С. 35.

8 А. Ливингстоун отмечает: «.Далеко не сразу путешест-

вие героя оказывается возвращением домой. Иванов стремится домой, но каждый раз дорога снова и снова приводит его в армию» // Ливингстоун А. Мотив возвращения в рассказе А. Платонова «Возвращение» / Творчество А. Платонова: Исследования и материалы. Кн.2. — СПб., 2000. С. 113-114.

уйти от тревоги, которую сулила мирная жизнь, потянулось к единственному, «что могло утешить. сердцу другого человека». Его и знакомую по фронтовой жизни девушку сблизило чувство осиротелости без привычного воинского братства. Но борьбу за сердце капитана Иванова ведут не столько две женщины — Маша — дочь пространщика и Любовь Иванова, сколько два пространства: теплое замкнутое пространство дома и тревожное, открытое пространство дороги9.

В этой борьбе важна встреча капитана Иванова с родным домом. «Он дышал тлением дерева, теплом от тела своих детей, гарью на печной загнетке. Этот запах был таким же и прежде, четыре года тому назад и не изменился без него. Нигде более Иванов не ощущал этого запаха, хотя бывал за войну в разных странах, в сотнях жилищ; там пахло иным духом, в котором не было свойства родного дома» (321). Устоявшиеся запахи свидетельствуют о совершающейся здесь жизни, в их состав входят не только члены семьи, но сам дом, вещи, его населяющие. Они наделены способностью помнить, скучать, быть «родственниками», которым без хозяина пришлось жить «в тоске и бедности». Все это позволило капитану Иванову ощутить дом как родное пространство, как свою сущностную среду: «почувствовал тихую радость в сердце и спокойное довольство. Война миновала» (321).

Однако утверждение дома как «центра собственного существа» (М. Элиаде) здесь еще не происходит: «Но что-то мешало Иванову чувствовать радость возвращения всем сердцем.». Путь к своей сокровенной сущности, а, стало быть, к пониманию кровно близких ему людей оказался закрыт незнанием «той жизни, которой жила без него его семья» целых четыре года, и собственным пребыванием в другом пространстве, разомкнутом, опасном, многолюдном.

Подлинное возвращение капитана Иванова в пространство родного дома подчеркнуто словами с семантикой огня: «Двое детей. все еще бежали по дороге к переезду.»; «почувствовал, как жарко у него стало в груди»; «сердце. пробилось на свободу, заполнив все его существо теплом»; «другую жизнь … коснулся … обнажившимся (т.е. воспринимающим тепло — Н.Х.) сердцем» (338).

Мифопоэтическое мышление Платонова проявилось в связи стихий, равно присутствующих в человеке и в окружающем его мире, что позволило обнаружить как конкретно-исторический, так и метафизический смысл возвращения. Герой рассказа «Возвращение» утверждается в ценностном абсолюте дома, об этом свидетельствуют элементы «вос-кресительного» «жара» в груди, знака внесения жизнетворящего тепла в реальный мир. Однако возвращение потребовало отказа от поисков других ценностей, других возможных реальностей, от «не-повторяемости».

9 М.А. Дмитровская замечает: «Их (Маши и капитана Иванова — Н.Х.) соединение — это на самом деле соединение огня и земли» // «Страна философов» А. Платонова: проблемы творчества. Вып. 5. — М., 2003. С. 125-127.

В «Судьбе человека» (1956) Шолохова10 ситуация возвращения с войны несет на себе «след» платоновского рассказа: он определяется укрупнением исповедальной линии, нашедшей воплощение в основной части текста: исповеди Андрея Соколова о пережитом; и темой поруганного войной «святого детства» (А. Платонов). Детская тема у Шолохова находит преломление в повторяющемся мотиве уз-навания-неузнавания отцом сына, сыном отца. Этот мотив и формирует ситуацию возвращения в «Судьбе человека». Данный мотив, на наш взгляд, восходит к древнейшему матриархальному мотиву боя отца с сыном, показанному А.Н. Веселовским. Анализируя данный мотив, Веселовский отмечает единообразие вступления: «отец на чужбине родит сына», который «похищен, продан», либо «отец, соскучившись сидеть дома, покидает жену, оставив малютке примету: волчий зуб, кольцо или нечто подобное; сын, вырастая, отправляется искать отца, затем следует изменнический удар сына, трагический конец»11.

У Шолохова чудом оставшийся в живых сын Анатолий: во время бомбежки, где погибли мать и сестренки, он был в городе, — «досрочно» взрослеет, заканчивает военное училище, идет на фронт, начинает поиски отца. «Прислал письмо мне на фронт, видать с другого фронта. Адрес мой узнал от соседа» (51). Собственно поединок отца с сыном здесь редуцирован до их соревнования в военной добле-сти12. Причем, отец не скрывает гордости за сына: «получил звание капитана, командует батареей «сорокопяток», имеет шесть орденов и меда-ли…»(51); более того, он намеренно умаляет собственные заслуги: «Это ничего, что отец его на «студебеккере» снаряды возит и прочее военное имущество» (51). Сын и отец живут единственной надеждой — обрести друг друга. И вот, уже обменявшись письмами, они поняли, что «подошли. к германской столице разными путями, но находятся один от другого поблизости» (52). Однако не суждено им будет обняться: в день победы, за несколько часов до встречи, Анатолия убьет немецкий снайпер. Этот удар окажется действительно «снайперским», ибо поразит не только сына, но и отца: «Качнулся я, но на ногах устоял» (52). «Изменническая» семантика удара здесь переосмыслена на уровне субъектов действия, а не сущностно.

Встреча отца с сыном дана под знаком узнава-ния-неузнавания. Подобно капитану Иванову, Андрей Соколов не сразу узнает в Анатолии сына. «По-

10 Рассказом «Судьба человека» Шолохов выполнил важнейший социальный заказ, если под данным понятием иметь в виду «ощущение «нужности». направления собственной работы» (См.: ЧудаковаМ.О. Литература советского прошлого. — М.,

2001. С. 310). Это «ощущение» проявило себя, прежде всего, адекватно избранной формой — «рассказом монументального типа» (Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: В 3 кн. Кн. 1: Литература «Оттепели» (1953-1968). М., 2001. С. 72-78), сочетающим исповедальность с публицистичностью, которая открыто декларирует авторскую оценку.

11 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. — М.: Изд-во ЛКИ, 2008. С. 548-549, 557-560.

12 В «Донских рассказах» бой отца с сыном обозначит тра-

гическую суть гражданской войны и будет одним из ведущих.

дошел я к гробу. Мой сын лежит в нем и не мой. Мой — это всегда улыбчивый узкоплечий мальчишка, с острым кадыком на худой шее, а тут лежит молодой плечистый красивый мужчина. Только в уголках губ так навеки и осталась смешинка прежнего сынишки Тольки, какого я когда-то знал» (52). Война удвоила отцовскую трагедию Андрея Соколова: она не только отобрала у него единственную надежду, так щемяще проступившую в его «стариковских мечтаниях»: «как я сына женю и сам при молодых жить буду…» (51), но и отняла у отца возможность видеть взросление своего сына, его вхождение в мир взрослой жизни. В плечистом мужчине он узнает своего сына лишь по примете — «смешинке»: лучике прежней довоенной жизни.

Сюжетно ситуацию возвращения в «Судьбе человека» оформит инверсионный повтор данного мотива. «Солдат-сирота» Андрей Соколов заприметит «маленького оборвыша», кормящегося «около чайной» и решит: «Не бывать тому, чтобы нам порознь пропадать! Возьму его к себе в дети» (54). Знаком восхождения к древнейшей традиции является здесь угадывание отцом имени сына. А.Н. Веселовский пишет о запрете: «не сказывать имени, не объявлять рода. В русских былинах обыкновенно допрашивает об имени Илья»13. «Эй, Ванюшка! Садись скорее на машину, прокачу…».- Он от моего окрика вздрогнул.: «А вы откуда знаете, дядя, что меня Ваней зовут ?» (53).

Далее следует кульминация узнавания: —

Спрашиваю: «Где же твой отец, Ваня?» — Шепчет: «Погиб на фронте». Наклонился я к нему.: «Ванюшка, а ты знаешь, кто я такой?… Я твой отец». — «Папка, родненький! Я знал, что ты меня найдешь!» (53-54). Но узнавание сменяется неузна-ванием: «То всегда щебечет, как воробушек, а то что-то примолчался. — Спрашиваю: «Ты о чем думаешь, сынок?». А он меня спрашивает, сам в потолок смотрит: «Папка, ты куда свое кожаное пальто дел?… «Значит отец его настоящий носил такое пальто»» (55-56). Настоящий отец, обладатель кожаного пальто, невольно оставил для сына примету, которая «вспыхнула» в памяти ребенка, смутив его душу. Крайне важно и последнее звено данного мотива: предощущение Андреем Соколовым «трагического конца»: «Да вот сердце у меня раскачалось. Боюсь,.во сне помру и напугаю своего сынишку. почти каждую ночь своих покойников дорогих во сне вижу» (57).

Таким образом, трагедию войны Шолохов вслед за Платоновым проявил как нарушение нравственного закона жизни: гибель дома, разрушение семьи, поругание отцовства и детства, но сделал это иначе: посредством трансформации древнейшего мотива. И несмотря на то, что он едва мерцает отдельными элементами, вбирает в себя новую семантику, присутствие его опознавательных знаков системно.

В.П. Астафьев рассказом «Жизнь прожить» (1985), судьбой фронтовика Ивана Тихоновича За-платина, в сущности, написал свое «возвращение»,

13 Веселовский А.Н. Историческая поэтика. С. 560.

обозначив глубокую преемственность в разработке едва ли не центрального сюжета в литературе о войне. «Жизнь прожить», по справедливому замечанию Н.Л. Лейдермана, завершает линию «монументального рассказа», начатую шолоховской «Судьбой

человека»14.

Повествование организовано по принципу рамочной композиции: первая и завершающая части текста ведутся от лица персонифицированного авто-ра-повествователя. Вторая — центральная часть — от лица главного героя: перед нами исповедь Ивана Тихоновича о прожитой жизни, которая его «мяла», «валяла», «утюжила», «мочила» и «сушила». Функциональная фигура автора-повествователя так же, как в шолоховском рассказе, приобретает черты конкретного живого человеческого характера, а его жизненный и военный опыт оказывается близок герою. Но в данном рассказе публицистическое начало приглушено путем усиления доверительноучастливого отношения друг к другу повествователя и героя: они односельчане, вскормлены-вспоены одной землей, связаны одной тоской «по незабвенному родному приволью»15. Эта почти интимная нота окрашивает особой пронзительностью все, что попадает в поле зрения автора-персонажа. Осмысление Иваном Тихоновичем войны включает в себя множество аспектов, но все они перекрываются главным: война для героя есть человеческое безумие, рукотворный Апокалипсис. Но не менее трагичным стало для героя и возвращение домой. Попытаемся увидеть астафьевскую ситуацию возвращения в ее поэтических и смысловых значениях. Возвращение проходит под знаком трудных и долгих поисков героем путей к своему дому. Внезапная демобилизация отозвалась в его душе ощущением своей бездомности: «И какой у меня дом ? Где он у меня» (293), — а значит, и возможности выбора иной судьбы: «Очень мне хотелось работать на метро машинистом.» (294). Но из уст родного командира он слышит другое, похожее на мольбу, решение: «Есть у тебя дом! … Есть что поднимать, кого любить и оплакивать!» (294) Дом, встретивший известием о трагической гибели лельки, ставит перед героем главный экзистенциальный вопрос: «Как постичь умом этот мир и деящееся в нем осуществление? Почему козырной картой ходит и ходит смерть?Ходит и бьет … тех, кто посветлее, посовестливее» (299). Иван Заплатин так же, как и Борис Костяев, «осознал и увидел воочию . всю бессмысленность смерти», захватившей пространство жизни. Став главным событием в судьбе героя и страны в целом, война завладела и его воспоминаниями. «Хребет это нашей жизни, и что за тем хребтом высоким, далеким, гробовым — глазом не обнять, разве что мыслей одной горькой, да и то в одиночку, ночной порой, когда раны болят и не спится, когда темь и тишь ночная кругом, душа

14 Лейдерман Н.Л. С веком наравне. — М., 2006. С. 329.

15 Говоря об истории создания рассказа, Астафьев заметит:

«Наслушавшись историй и воспоминаний моих односельчан столько, что уж перегруз ощущался, я и написал историю жизни переселенческой семьи — моих соседей» // Астафьев В. Собр. соч.: В 15 т. Т. 9. Комментарии. С. 447.

ноет, ноет, память где-то выше дома, выше лесов, выше гор витает, тычется, тычется и куда ни ткнется — везде больно.» (286-287). Воспоминание о войне горестно и мучительно, оно словно обнаженный нерв, пронизывающий всю исповедь. Олицетворенные героем душа и память ночью словно отделяются от него, становятся самостоятельными, страдающими существами, передают всеохватность горя. Использованием однородных дополнений, выстроенных градационно: «выше домов, выше лесов, выше гор», герой будто отыскивает равноценный ландшафтный образ, сопоставимый с испытываемой болью. Трехкратное повторение наречия «выше» свидетельствует о невозможности измерить боль земным топосом. Возвышенное олицетворение «витает» резко переходит в «множащийся» глагол «тычется», что свидетельствует о неспособности души найти место, не тронутое памятью о войне. Горестные воспоминания заполняют вселенную.

Но в отличие от героя «Пастуха и пастушки», ориентированного в ее постижении на гуманистический вектор культуры, Иван Тихонович Заплатин «не принял умом, не пустил ее в сердце» (299). За-платин обозначил иной, чем Костяев, вектор жизненного смысла: он связан со стихийной силой живородящего семени: «Надо, чтобы человек прожил полностью свою жизнь. И человек, и птица, и зверь, и дерево, и цветок — все, все чтоб отцветало, роняло семя, и только в продолжении жизни. и есть какой-то смысл» (299). Характеризуя миропонимание Астафьева-художника, Т.Рыбальченко усматривает его ядром «миф о хлебном поле. материалистический, мифологизирующий материнскую само-рождающую силу земного мира»16. Осознание героем закона семени как основного бытийственного закона и определяет истинное «возвращение» Ивана Тихоновича домой. Более того, герой осознает, что «семя» бывает разное: «Люди горлом и лжой живущие, бездельники всех мастей завсегда были сорняком на крестьянском огороде, . но мы выдирали всякую нечисть с корнем, сдували с себя семя сорное, липучее.» (313). Уподобление человеческого общества образу крестьянского огорода указывает на мировоззренческие истоки нравственных ориентиров, которыми руководствуется герой в определившем судьбу выборе. Жалея родных людей, он взваливает на свои плечи заботу о доме, оставшемся без матери-лельки, искалеченного судьбой и военным лихолетьем. Причем, в этом выборе подчеркнут его родовой смысл: «И сказал брат сестре: «Пока я, Лилька, жив буду, долги тебе платить не устану. За всех за нас, за родных твоих. И вообще. «» (300).

Жертвуя возможностью сотворить свою личную судьбу, он не только кормит семью, забирает к себе инвалида войны Серегу, «погибает в прислугах, в работниках» у Борьки-дебила и папули Костинти-на. Однако сплавить их в инвалидку, отказаться от людей, подобных неплодоносящим зернам, он не

16 Рыбальченко Т. Переправа как основная мифологема в романе В. Астафьева «Прокляты и убиты» // Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания. — Пермь, 2007. С. 207.

может: «А Бог! А совесть! А Лилька что скажет?» (305). Так рождается «мужество пассивности» как поиск питательной силы жизни (Т. Рыбальченко). О значимости этой грани характера героя свидетельствует и фамилия. Иван Заплатин означен и как часть нации17, и как ее латающий спасительный покров (заплата — от плат, платок)18.

Таким образом, гармонизирующие, спасающие нацию и мир в целом начала заключены у Астафьева в доверии к стихийной, приумножающей жизнь силе, к закону семени и, одновременно, в борьбе с

17 Ср. у Н.А. Некрасова собирательный образ нации: «Сошлись семь мужиков / (.) Из смежных деревень — / Заплатова, Дырявина, / Разутова, Знобишина.» (Н.А. Некрасов. «Кому на Руси жить хорошо»).

18 Шанский М. и др. Краткий этимологический словарь русского языка. — М.: Просвещение, 1971. С. 157.

семенем «сорным, липучим». Эта борьба «надсадна», но именно она есть условие победы человечности над всяческим «сором», что запечатлено Астафьевым в сцеплении образных рядов: по житейски неказистые, но эпохально точные портреты Ивана Тихоновича и Татьяны Финогеновны, перетекая в Пейзаж, продолжены Домом как главной жизнеобеспечивающей категорией.

Итак, анализ ситуации возвращения позволяет выстроить целый типологический ряд, взывающий к объяснению данного феномена. Настойчивое воспроизведение ситуации возвращения в русской литературе второй половины XX века свидетельствует о преодолении линейного представления о времени и истории, столь прочно утвердившихся в русской литературе XX века под влиянием разных философских систем.

С
первых шагов в литературе Шолохов
поставил самый главный вопрос времени
— вопрос
о всемирно-исторической борьбе между
социализмом и старым, собственническим
миром.
В «Донских рассказах» писатель
обратил внимание на непримиримость,
кровавую ожесточенность этой схватки,
разрывающей даже семейные, родственные
связи. В «Тихом Доне» писатель
передал грандиозный
масштаб этой битвы, когда с оружием в
руках социалистический мир должен был
отстоять свое право на жизнь в жестоких
боях с контрреволюцией. В
этой борьбе победил советский строй,
но борьба не была еще окончена. Фигура
Григория Мелехова, оставленного в финале
на распутье, в какой-то степени приобретает
символическое значение. Мало было
победить контрреволюцию на полях битвы.
Надо было еще победить другого не менее
могущественного врага—силу собственности,
навыки, представления, инстинкты,
воспитанные веками. Эту борьбу, не менее
драматическую, и запечатлела «Поднятая
целина».

Михаил
Шолохов—подлинно народный писатель в
самом глубоком и истинном значении
этого слова. Его внимание всегда
привлекали исторические судьбы трудящихся
масс, его неизменно волновали их заботы
и печали, их радости и победы.

Герои
его книг — простые, рядовые люди труда.
Писатель относится к ним с симпатией,
с сочувствием и любовью, он видит их
богатый духовный внутренний мир, он
утверждает их неотъемлемое право на
счастье.
С большой силой, яркостью и проникновенностью
создает Шолохов целую галерею незабываемых
образов простых людей.

Шолохов
народен в самих истоках своего мастерства.
Жизненность,
правдивость, умение воспроизводить
действительность во всем ее суровом
драматизме сочетаются у него с
безыскусственностью и доходчивостью
художественной формы.
Шолохов— враг неоправданной усложненности
в литературе, всякого рода замысловатых
формальных опытов. Он пишет о народных
массах и стремится к тому, чтобы слово
его дошло до народа. Книги Шолохова
стали поистине художественной летописью
советской эпохи, летописью, запечатлевшей
великие и героические подвиги народа,
преобразующие жизнь на началах свободы,
счастья и справедливости.

13. Жизненный путь и творческая эволюция а. Платонова.

Родился
1899, 1 сентября (20 августа по ст. ст.)
в
предместье Воронежа Ямской слободе
родился Андрей Платонович Платонов
(настоящая фамилия Климентов).

1907-1913
– Учеба в епархиальной школе при
Смоленской церкви, затем — в четырехклассной
городской школе.

1914-1917
– работает рассыльным в конторе
страхового общества, литейщиком на
заводе, помощником машиниста, механиком
на локомобиле. С верой и оптимизмом
принимает революцию 1917г.

1918
– поступает в Воронежский политехникум
по специальности электротехника.
Вступает в РКП(б). Начинает печататься
в воронежской прессе (газеты «Известия
Совета обороны воронежского укрепленного
района», «Красная деревня», «Воронежская
коммуна», «Наша газета»).

Участвовал
в Гражданской
войне в качестве фронтового
корреспондента. С 1919
года публиковал свои произведения,
сотрудничая с несколькими газетами
как поэт, публицист и критик.
Летом 1919 года побывал как корреспондент
газеты «Известия Совета Обороны
Воронежского укрепленного района»
в Новохопёрске.
Вскоре после этого был мобилизован в
РККА( рабоче-крестьянская красная
армия). Работал до осени на паровозе для
военных перевозок в качестве помощника
машиниста; затем был переведён в Часть
Особого Назначения (ЧОН) в железнодорожный
отряд рядовым стрелком. Летом 1921
года закончил годичную губернскую
партийную школу. В этом же году выходит
его первая книга — брошюра
«Электрификация»^[2],
а также были опубликованы его стихотворения
в коллективном сборнике «Стихи». В 1922
году родился сын писателя Платон.
В том же году в Краснодаре выходит
книга стихов Платонова «Голубая глубина».
В этом же году назначается председателем
губернской Комиссии по гидрофикации
при земельном отделе. В 1923
году Брюсов положительно
откликается на книгу стихов Платонова
(Печать и революция. — 1923. — № 6).
С 1923 по 1926
год работает в губернии как
инженер-мелиоратор и специалист по
электрификации сельского хозяйства
(зав. отделом электрификации в
Губземуправлении, построил три
электростанции, одну из них — в селе
Рогачёвка, её потом сожгли кулаки).

1919-1920
– работает корреспондентом газеты
«Известия Совета обороны воронежского
укрепленного района» в Новохоперске.

1921
– опубликована первая брошюра А.
Платонова — «Электрификация». На страницах
газеты «Воронежская коммуна» под
псевдонимами А. Фирсов, курсант А. П.
публикуются рассказы, очерки, статьи
на темы искусства и науки. Исключен из
РКП(б) за отказ участвовать в плохо
организованном субботнике.

1922
– в Краснодаре выходит в свет сборник
стихов А. Платонова «Голубая глубина».

1923
– рождение сына Платона. Присуждение
первой премии на конкурсе журнала
«Красная нива» за рассказ «Бучило».

1924-1925
– работает мелиоратором, продолжая
писать рассказы и стихи.

1926,
декабрь
– избирается
в Центральный комитет заводского союза
работников пашни и леса. Семья Плато-новых
переезжает в Москву. Направляется на
работу в подотдел мелиорации Тамбовского
губернского земского управления.

1927
– возвращается из Тамбова в Москву.
Работает в газете «Крестьянская правда».
Выходит в свет первый том прозы —
«Епифанские шлюзы». В журнале «Новый
мир» напечатан репортаж о путешествии
по Центрально-Черноземному району
«Че-Че-О» (в соавторстве с Б. Пильняком).
Работает над романом «Чевенгур».

1928
– вышел в свет сборник повестей
«Сокровенный человек».

1929
– в журнале «Октябрь» (N 9) опубликован
рассказ «Усомнившийся Макар», вызвавший
резкие нападки критики на писателя.

1931
–
в журнале «Красная новь» (N 3) опубликована
повесть «Впрок. Бедняцкая хроника». В
критике разворачивается кампания против
«подкулачника», «кулацкого агента»,
«пронырливого классового врага» —
писателя А. Платонова.

1931-1941
– прочитав
в 1931
году опубликованную в журнале «Красная
новь» повесть Андрея Платонова
«Усомнившийся Макар», Сталин написал:
«Талантливый
писатель, но сволочь».
В том же году опубликованное произведение
«Впрок» вызвало резкую критику Фадеева и
Сталина. В редацию журнала «Красная
новь» Сталин отправил письмо, в котором
охарактеризовал произведение как
«рассказ агента наших врагов, написанный
с целью развенчания колхозного движения»,
потребовав наказать автора и издателей.
Писатель получил возможность перевести
дух только тогда, когда российская
академия пролетарских писателей сама
была раскритикована за перегибы и
распущена.

В 1934
году Платонова даже включили в
коллективную писательскую поездку по
Средней Азии — и это уже было знаком
некоторого доверия. Из Туркмении писатель
привёз рассказ «Такыр», и вновь началось
его преследование: в «Правде» (18
января 1935)
появилась разгромная статья, после
которой журналы снова перестали брать
платоновские тексты и возвращали уже
принятые. В 1936
году публикуются рассказы «Фро»,
«Бессмертие», «Глиняный дом в уездном
саду», «Третий сын», «Семён», в 1937 —
повесть «Река Потудань».

В
мае 1938 был
арестован пятнадцатилетний сын писателя
Платон, вернувшийся после хлопот друзей
Платонова ( Шолохова перед Сталиным) из
заключения осенью 1940
года неизлечимо больным туберкулёзом.
Писатель заразится от сына, ухаживая
за ним, с этих пор и до смерти он будет
носить в себе туберкулёз. В январе 1943
года сын Андрея Платонова умер.

1942
– уходит на фронт как корреспондент
военной газеты «Красная звезда». Издан
небольшой томик прозы «Одухотворенные
люди».

1943
– в Москве выходят три сборника военных
рассказов «Бессмертный подвиг моряков»,
«Рассказы о родине», «Броня».

1944,
11 октября
– после контузии возвращается с фронта
в Москву. Родилась дочь Мария.

1945-1946
– выходит сборник рассказов «В сторону
заката солнца», в журнале «Новый мир»
(1946, N 10,11) опубликован рассказ «Семья
Иванова», вызвавший очередную серию
нападок на писателя.

1947-1950
– выходят сборники народных сказок в
пересказах А. Платонова («Финист — Ясный
сокол» (1948), «Башкирские народные сказки»
(1949), «Волшебное кольцо» (1950)).

В
конце 1946
года был напечатан рассказ Платонова
«Возвращение» («Семья Иванова»), за
который писатель в 1947
году подвергся нападкам и был
обвинён в клевете. В конце1940-х
годов, лишённый возможности зарабатывать
на жизнь писательством, Платонов
занимается литературной обработкой
русских и башкирских сказок, которые
печатаются в детских журналах. По
мировоззрению Платонов всю жизнь
оставался убежденным коммунистом.

1951,
5 января.
Дата смерти А. Платонова. Похоронен
рядом с сыном на Армянском кладбище в
Москве. 

Общая
характеристика творчества А. П. Платонова:

Первой
книгой А. Платонова была брошюра
«Электрификация» (1921). Первая фраза тоже
начиналась со слова «электрификация»:
«Электрификация есть такая же революция
в технике, с таким же значением, как
Октябрь 1917 г.». Второй
книгой стал сборник стихов «Голубая
глубина» (1923), что в большей степени
отвечало традиционному пути будущих
прозаиков в литературу.

Вера
в революцию и науку, пафос технического
переустройства мира определяли
мировосприятие молодого Платонова и
общую тональность его произведений
начального этапа творчества.

Первые
газетные заметки писатель подписывал:
«Рабочий А. Платонов» (потому что вырос
в семье рабочего, талантливого
изобретателя-самоучки, «героя труда»).
Основной специальностью писателя была
электротехника: он закончил воронежский
политехникум по специальности
электромонтер.

В
течение нескольких лет Платонов работает
как инженер-практик, сочетая практическую
деятельность с литературой. Теплое — на
грани физического ощущения — отношение
к технике он передал своим героям: тонкое
понимание технического устройства —
мерило человеческой ценности во многих
его произведениях.
Ранние
его литературные работы (статьи в
газетах, стихи, фельетоны) несут на себе
явную печать пролеткультовского мышления
и пролеткультовской образности (культ
«мы», воспевание машины, глобализм
притязаний на преображение мира). Но
«душевное» понимание машины станет
особой, только его черточкой. «Истинный
философ — механик» — вот твердое убеждение
молодого писателя.

Особая
нежность, привязанность «технического
человека» к машине
(часто вытесняющие горе и тоску по людям)
станет
устойчивым смысловым комплексом, который
будет определять лицо платоновской
прозы в контексте литературы 1920-1930-х
гг.
Человек же, наоборот, с полным основанием
может быть приравнен к техническому
приспособлению — и это совсем не
обязательно демонстрация бездушия или
человеческой несостоятельности.

Устойчивые,
сквозные темы и мотивы будут пронизывать
все творчество Платонова.
Сам он писал об этом так: «Мои идеалы
однообразны и постоянны. Я не буду
литератором, если буду излагать только
свои неизменные идеи. Меня не станут
читать». Но
с важнейшими темами, образами, персонажами
и даже сюжетами Платонов не расстанется
до конца своей жизни.

Уже
в стихах Платонова важное место занимает
образ странника. В ранних, дореволюционных,
произведениях — это образ человека,
отправившего за счастьем «туда, где нас
нет», божий человек, босиком шагающий
по проселочной дороге. После революции
образ странника в творчестве Платонова
приобретет символическое значение.
«Новое странничество- перестает быть
только физическим передвижением по
земле или в космическом пространстве,
оно становится путешествием мысли в
поисках разгадки тайн вселенной».

Поиски
истины, счастья, смысла всеобщего
существования станут в поэтике Платонова
сквозным сюжетом, который объединит
все его произведения в одну большую
книгу. Дорога, пространство, которое
преодолевает герой-странник, и время,
которое у Платонова становится мерой
пространства, — все это компоненты
специфически платоновской модели
сюжета.

В
раннем творчестве сформируется и идея
Платонова об активном творческом
переустройстве вселенной человеком.
Одна из газетных статей Платонова
называлась «Преображение» и была
посвящена будущей победе человека во
вселенной: «В этот день весны преображенного
мира, день утверждения всечеловеческой
радости, день веры в преображающую
пламенную силу человека — выше стоит
над нами старое солнце, дальше открыта
светлая бесконечность…»

Оптимистический
пафос и мажорная тональность очень
скоро сменятся в творчестве Платонова
на «ветхую грусть» и «тоску тщетности»,
но сама идея о том, что «человечество —
художник, и глина — вселенная », в
творчестве писателя будет разрабатываться
и дальше. Поменяется только ее философская
оценка — утопические проекты города
«победившего социализма» (роман
«Чевенгур») или общепролетарского дома
(повесть «Котлован») будут осмыслены в
трагическом ключе.

Творческую
эволюцию Платонова определит
художественное исследование утопии
Писатель будет все время проверять
новое, постреволюционное «техническое
устройство» на прочность, удостоверяться
в его надежности.

По
сути, все творчество ПЛАТОНОВА –
ИСПЫТАНИЕ УТОПИИ, а основные этапы этого
исследования — испытание
будущего, испытание прошлого, испытание
настоящего.

Испытание
будущего:
научно-фантастические произведения
Платонова — рассказы «Маркун» (1921),
«Потомки солнца» (1922), «Рассказ о многих
интересных вещах» (1922), повесть «Эфирный
тракт» (1926-1927).

Основу
сюжета во всех этих произведениях
составляют приключения технической
идеи. «Маркун» рассказывает об изобретении
вечного двигателя, «Эфирный тракт» — об
открытии законов «выращивания» вещества,
«Рассказ о многих интересных вещах» —
об изобретении способа получать воду
в пустыне с помощью электричества
(пожалуй, последний проект был не столь
утопичен, как остальные: спустя год
после публикации рассказа Платонов
получает патент на изобретение
«электрического увлажнителя корневых
систем и корнеобитающего слоя почвы»).

Техническая
идея почти всегда побеждает, однако
платой за это становится судьба ученого
— ни один технический проект не научил
человека преодолевать смерть. Платонова
интересуют не сюжетные хитросплетения,
а самое главное — место и роль человека
во вселенной, взаимосвязь природы и
науки, проблема человеческого счастья.
Как у подлинного исследователя, у
Платонова нет готового ответа на вечные
вопросы. Почти всегда он предлагает
несколько вариантов решения — и ни с
одним не соглашается однозначно.

Итог
научно-фантастических опытов Платонова
— серьезное сомнение в состоятельности
глобальных технических проектов.
Грандиозный план переустройства
вселенной понимается теперь писателем
как утопический. Сомнение
— вот основной итог философских и
художественных исканий молодого
писателя.

Испытание
прошлого: —
материал эпохи Петра I. Повесть «Бпифанские
шлюзы» (1927), (литературный «дебют»
Платонова в роли профессионального
писателя) посвящена реформаторской
деятельности Петра I: в основе произведения
лежат реальные исторические факты. В
1699- 1704 гг. предпринималась попытка
создания канала между Волгой и Доном.
Исполнителем проекта был английский
«мастер шлюпного дела» капитан Перри.
В связи с Северной войной канал был
заброшен, Перри вернулся на родину.

«Сокровенный
человек» и «Чевенгур» обращены в недавнее
прошлое. Ключевые мотивы платоновской
поэтики, важнейшие составляющие его
художественного мира получают в них
дальнейшее развитие и наполняются
новыми значениями. Странники, бредущие
по неизвестному миру в поисках смысла
пролетарской революции и вечной истины,
вновь появляются на страницах платоновской
прозы.

Испытание
настоящего
— тема
произведений Платонова конца 1920 — начала
1930-х гг.: «Города Градова», «Усомнившегося
Макара», очерка «Че-Че-О». Наиболее
значительными из всего созданного в
этот период являются повести «Котлован»,
«Ювенильное море», «Джан». Вскоре после
публикации рассказа «Усомнившийся
Макар» и повести «Впрок» Платонов
подвергается жестокой критике как
«кулацкий агент», «классовый враг»,
замаскировавшийся «юродивый бедняк».
Публикация всех последующих произведений
стала делом почти нереальным: Платонову
удается изредка печатать лишь свои
литературно-критические работы.

!!!!Повесть
«Котлован» — это социальная притча,
философский гротеск, жёсткая сатира
на СССР времён
первой «пятилетки»:

В
повести группе строителей дано задание
построить так называемый «общепролетарский
дом», цель которого — стать первым
кирпичиком в утопическом городе
будущего. Однако строительство
заканчивается на котловане будущего
фундамента дома, дальше дело не идёт, и
к строителям приходит понимание тщетности
создания чего-либо нового на обломках
уничтоженного старого, а возможно, и
осознание того, что цель не всегда
оправдывает средства. На другом плане
сюжета повести бездомная девочка Настя,
являющаяся воплощением будущего,
будущих жильцов дома, живущая на стройке
(что символично, ввиду отсутствия
кроватей строители подарили девочке
два гроба, отобранных ими предварительно
у бедных крестьян — один в качестве
кровати, второй — в качестве коробки
для игрушек) умирает, так и не дождавшись
постройки общего дома для всех: светлая
когда-то утопия, логически зайдя в тупик,
неотвратимо превращается в жёсткую
антиутопию. Повесть показывает
жестокость и бессмысленность тоталитарного
строя тогдашнего СССР. Текст описывает
историю большевистской России
времён индустриализации и коллективизации на
языке той эпохи. Жёстко утончённые,
до гротескногосюрреализма,
реалии тех времён изображены ярко и
выразительно. Несмотря на гротескность
описания и иносказания в тексте, в
повести отражены многочисленные элементы
реального быта в эпоху Сталина.^[3] Повесть
не была опубликована при жизни Платонова,
до публикации в СССР в 1987 году
распространялась самиздатом.

Усомнившийся
Макар
– 

Макар
— это мечтатель, притворяющийся чудаком,
умный и проницательный. Он страстно 
мечтает
о Руси машинной, индустриальной. Макар,
приехав в столицу, обходя 
канцелярии
и стройки, беседуя в ночлежном доме с
пролетариатом, первым из 
платоновских
героев сомневается в гуманистических
ценностях революции, так 
как кругом
царила демагогия, в «конторах заседали»
«писчие стервы», мастера 
славословия
и приписок. И Макар Ганушкин, умный и
проницательный человек, 
почувствовал,
что в таких условиях в людях развивается
безынициативность, 
пассивность,
«бессмысленный страх перед казенной
бумагой, резолюцией ». 
И засомневался
наш герой в правоте революционного
дела. Его раздумья и 
«сомнения»
были приняты за двусмысленность и
анархизм. В них 
Андрей Платонов
выразил свои мысли, опережая время,
решал вопросы борьбы с 
коррупцией,
формализмом, бюрократизмом, единомыслием
и безгласностью. Макар Галушкин, о
зарождении бюрократического аппарата;
это рассказ о том, как “нормальный
мужик” превращается в обезличенного
служащего. Платонов пытается сказать
тем самым, что государство, провозгласившее
себя народным, создает государственную
машину, которая на самом деле не защищает
интересы людей, а стоит над ними.
Использование гротеска.

ЧЕВЕРГУР
(1926-1928). Чевенгур — название небольшого
города, в котором группа большевиков
попыталась построить коммунизм. В первой
части романа его герои бродят в поисках
счастья по охваченной гражданской
войной России. Во второй части они
приходят в своеобразный город Солнца
— Чевенгур, где коммунизм уже осуществился.
В революционном азарте чевенгурцы
истребили большую часть населения,
«недостойного» жить при коммунизме.
Теперь им приходится противостоять
регулярной армии, посланной усмирить
уклоняющийся из-под государственной
власти город. Финал романа трагичен:
дорога к коммунизму оканчивается
смертью. Для героев эта смерть носит
характер коллективного самоубийства.
Чевен-гурцы умирают в бою с чувством
радостного освобождения от бесперспективности
построенного ими земного «рая». «Чевенгур»
— осознание ложности целей, провозглашенных
революцией большевиков. Правда, в
отношении Платонова к своим героям нет
однозначного осуждения. Автор на их
стороне в страстном стремлении «сделать
сказку былью», претворить в жизнь вековую
мечту. Но он оставляет их, когда они
начинают делить людей на «чистых » и «
нечистых ». Герои Чевенгура предстают
жертвами неверно поставленной цели,
неверно понятой идеи. В этом их и вина,
и беда. Действие романа происходит
где-то на юге России и охватывает
период военного
коммунизма и нэпа,
хотя реальные события и местность
преображены в соответствии с логикой
мифа. Александр Дванов, главный герой
романа, рано потерял отца, который
утопился с мечтой о лучшей жизни после
смерти. Его приёмный отец Захар Павлович
несколько напоминает отца писателя (в
то же время образ Александра отчасти
автобиографичен). «В семнадцать лет
Дванов еще не имел брони под сердцем —
ни веры в бога, ни другого умственного
покоя…». Отправляясь «искать коммунизм
среди самодеятельности населения»,
Александр встречает Степана
Копенкина — странствующего
рыцаря революции, своеобразного Дон
Кихота, Дульсинеей которого
становится Роза
Люксембург. Копенкин спасает Дванова
отанархистов банды
Мрачинского.

Герои
романа оказываются в своеобразном
заповеднике коммунизма —
городке под названием Чевенгур. Жители
города уверены в ближайшем наступлении
коммунистического Рая.
Они отказываются трудиться (за исключением
бессмысленных с рациональной точки
зрения субботников),
предоставляя эту прерогативу исключительно
Солнцу; питаются подножным кормом,
решительно осуществляют обобществление
жён, жестоко расправляются с буржуазными
элементами (уничтожая, подчёркивает
Платонов, как их тело, так и душу).
Революционным процессом в Чевенгуре
руководят фанатик Чепурный, сводный
брат Александра Прокофий Дванов «с
задатками великого инквизитора»,
палач-романтик Пиюся и другие.

В
конце концов, город подвергается
нападению не то казаков,
не то кадетов;
в жестоком бою защитники коммуны
выказывают себя как подлинные эпические
герои и почти все гибнут. Уцелевший
Александр Дванов на Росинанте Копенкина
(по кличке Пролетарская Сила) отправляется
к озеру, где утопился его отец, входит
в воду и воссоединяется с отцом. В живых
остается только Прокофий, «плачущий на
развалинах города среди всего доставшегося
ему имущества.

Проза
Платонова затрагивала самые сокровенные
чувства и мысли человека

Удивительно,
хотя и немногословно, описывает он
природу. Из природных стихий Андрей
Платонович любил ливневую грозу,
кинжально сверкающие во мраке молнии,
сопровождаемые мощными раскатами грома.
По образной пластике и эмоциональному
накалу в прозе Платонова трудно найти
другие картины природы, которые
превосходили бы его же описания грозы.

Его
творческая манера основана на многих
особенностях, из которых важно отметить
такие, как символичность образов,
описаний, целых сюжетных сцен; преобладание
диалогов и монологов-размышлений героев
над действием (так как подлинное действие
произведений Платонова — в поиске смысла
человеческого существования);
шероховатость, «неправильность» языка,
особые, характерные для народной речи
упрощения — кажется, что слово как бы
рождается заново мучительным трудом
простого человека.

Безусловно,
вызывает восхищение мощный художественный
дар писателя — плотность повествования,
универсальность обобщения на уровне
одной фразы текста, колоссальная свобода
в языковой стихии русского языка.

Пожалуй,
ни у одного из писателей XX
века трагическая и смеховая традиции
национальной культуры не стянуты в
такое нерасторжимое единство, как у
Платонова. В диалогах его героев искрится
юмор народного языка. Этот юмор
переваривает глобальные мировоззренческие
системы XX
века. Герой Платонова может «валять
дурака», при этом задавая прежде всего
новый взгляд под знакомые предметы и
явления.

Юмор
— в самом языке, в сведении совершенно
различных лексических и синтаксических
его пластов: высокого и низкого, бытового
и публицистического или канцелярского
стиля. Наложение комизма сюжета на
комизм языка производит двойной эффект.
Нам не только смешно и жалко, но чаще —
страшно, больно от этой логики, выражающей
творящийся абсурд, фантастичность самой
жизни.

Платоновское
повествование практически лишено
метафоричности, присущих «традиционному»
стилю сравнений. Платонов, скорее,
использует приём «деметафоризации» и
метонимические конструкции. Каждая из
единиц текста построена по законам
целого, как бы сверхсмысла.

Не
раз предпринимались попытки дать
определение стиля и языка платоновских
произведений. Его называли реалистом,
социалистическим реалистом, сюрреалистом,
постмодернистом, утопистом и антиутопистом…
И действительно, в мире, воссозданном
в творчестве Платонова, можно найти
черты самых разных стилей, поэтик,
идеологических систем. Структура каждой
единицы повествования и текста в целом
подчинена двойной задаче: во-первых,
дать конкретные проявления существующего
мира (реальный план повествования),
во-вторых, выразить то, чему должно быть
(идеальный план).