Моя маленькая мерзавка рассказ часть 3

Моя маленькая мерзавка. Часть 3

Следущий день выдался жарким, когда я проснулся, настя спала во дворе в гамаке. Голышом… На все мои возмущения она сказала что просто хочет позагарать. Других людей тут нет, а я и так видел всё что можно и нельзя. Я позвал её на пруд, сказал что там можно не только позагарать, но и искупаться. Когда мы пришли туда, Настя опять всё с себя сбросила и побежала в воду. Синяков на теле уже почти не было заметно, да и боль вроде поутихла. Я лежал загарал, и задремал. проснулся от того что она меня обрызгала холодной водой. — Вот мерзавка маленькая! Кричал я вслед убегающей обратно в воду Настюшке. А она звала меня купаться. Я побрёл к воде, Настя предложила и мне оголиться полностью, даже попыталась стащить меня плавки, когда я отказал ей. Но я строго и пресёк все такие штуки. Так все выходные мы и пробарахтались и прозагарали.
Потом опять поехали домой. И опять Настя, пришедшая в себя немного, отдохнув и расслабившись, стала зажатой и натянутой как пружина. Только дома почувствовала себя в безопасности. Стала опять просить эти массажные процедуры. Но я понимал, что это не может продолжаться вечно и отказал ей. Хотя сам уже жить не мог не помяв тельце этой маленькой мерзавки. Но надо было завязывать. Она прилегла рядом на диване, положив голову мне на колени. Я уже привычными движениями зарылся ей в волоса, и она так и уснула. Заснула крепко, не проснулась через полчаса. я отнёс её на кровать, укрыл и сам посидев перед телеком немного уснул.
На следущий день придя с работы я обнаружил Настю дома голышом. — Это ещё что за новости?! Ты почему не одета? — Ну ты же всё равно уже всё видел, а мне так нравится, кого мне стесняться? — Меня! Я взрослый чужой дядя. А ты маленький ребёнок. — Я уже не ребёнок… С безграничной тоской в глазах сказала она, пытаясь разжалобить меня, и добавила, что я ей теперь совсем не чужой, а наоборот, самый родной человечек. Но я был непреклонен. Продолжал ругаться, чтобы она оделась. Хотя меня с ума сводил этот её двухдневный

[1] 2 3 … 6 >>

Комментарии (0)
Скачать Java книгу

»Эксклюзив
»XXX Истории
В библиотеку

Был прекрасный весенний день. Наконец-то наступило устойчивое тепло. Расцвели, радуя глаз прохожих, абрикосы, яблони, сливы. Воздух был наполнен пряным ароматом цветущих растений и свежестью. Не погода, а настоящий гимн жизни и радости! По улице небольшого провинциального городка медленно шла грузная дама в ярком бирюзовом брючном костюме. Неважно, что наряд выбран и не по возрасту, и не по комплекции, когда душа требует праздника!
-Привет, привет! С прошедшим юбилеем! Как отметила? Что дети подарили? — пышнотелую даму засыпала вопросами встреченная ею знакомая на улице.
— Ой, спасибо! — на мгновенье расплылась в улыбке вчерашняя именинница, но тут же недовольно помрачнела, — Как отметили? На это с нашими ценами на продукты большие деньги нужны. Откуда? Сыну еще полгода алименты выплачивать…
— Да, кстати, внучка-то хоть поздравила? — участливо поинтересовалась подруга.
— Куда там! Она только деньгами интересоваться и может. Я уж ее просила у отца ничего больше не требовать. Алименты платит, чего еще? Так она теперь и вовсе звонить перестала и мне, и ему, — пожалилась изо всех сил молодящаяся бабушка, которая всем своим видом желала показать, что еще достаточно молода и привлекательна.
— Мда… Мерзавка… — сокрушенно проронила подружка.
— Воспитание! Вся в мать, — сочла нужным уточнить бывшая свекровь одной из своих многочисленных невесток.
— А ты сама позвони, пристыди барышню, — посоветовала сочувствующая.
Глаза обиженной бабушки радостно сверкнули, предвкушая «разбор полетов», который на самом деле давно стоило бы устроить.
— И правда! — согласилась она, демонстративно достала мобильник, нашла в контактах нужный номер, нажала на кнопку вызова и включила громкую связь.
Раздались длинные гудки, прерванные веселым юным голосом:
— Да, слушаю Вас…
— Привет, внученька, — вкрадчивый голос бабушки призван был передать крайнюю степень недовольства младшей родственницей, — Что звонить перестала? Деньги больше не нужны, наверное? Мама много зарабатывать начала что ли? Неужто?! Что ж ты с юбилеем родную бабушку не поздравила? Что я-то тебе сделала?
На том конце невидимого провода ответили не сразу.
— Действительно, а что ты, бабушка, для меня сделала? Сама мне часто ли звонила с поздравлениями? Подарки на день рождения и на Новый Год дарила, как все другие бабушки делают? Я уже не говорю о том, что у меня был очень трудный и насыщенный событиями год, но никому, кроме моей мамы до этого не было дела! Так что маму мою не смей трогать, ясно?!
Не ожидавшая такого напора бабушка перевела многозначительный взгляд на подружку, мол, удостоверься — яблоко от яблоньки…
— Даааа? Что же случилось? — обиженная попыталась изобразить заботу, однако  нотки ехидства в голосе заглушили все добрые порывы.
— Что?! А то вы с папой не знаете! Мне исполнилось 14 лет, я получила паспорт. Кто-нибудь из вас поздравил меня с этим важным событием? Нет! Не сочли нужным. А вот мама поздравила, хотя я пока фамилию отца ношу, — юный голос постепенно набирал силу, которая пришла вместе с осознанием своей правоты. Это позволило ребенку переломить ситуацию и выплеснуть давно копившиеся в душе детские обиды, — Потом я окончила девятый класс, у меня был выпускной, я перешла в старшую школу… Кто-нибудь вспомнил об этом? А зачем? Лучше типа забыть — еще на подарки внучке тратиться. Отец же на меня алименты платит… Очень «много», кстати — чуть более двух тысяч. Обогатиться можно на эти деньги!
— Ты… — попыталась было прервать ее бабушка.
Внучка стала говорить о том, что посторонним было знать ни к чему. Но ее уже было не остановить.
— Я еще не все! Потрудись дослушать, раз уж совести хватило претензии мне выставить. Наконец, совсем недавно у меня была серьезная дорогостоящая операция. Папа прекрасно знал о ней, я ему об этом сообщила. Однако он даже не удосужился перезвонить мне, поддержать морально, я уже не говорю о том, чтобы деньгами на лечение помочь. Даже не поинтересовался, как она прошла и как в данный момент мое самочувствие. Опять-таки рядом со мной в эти дни была только мама!
— Операция?… Да папа не знал об этом… Мне он ничего не говорил по крайней мере… — оправдываясь, растерянно залепетала обиженная бабушка. Разговор принял нежелательное направление. И громкую связь уже не выключишь… Надо было спасать ситуацию и снова пойти в наступление.
— А то вы не знали! Ни за что на свете не поверю в это! Не врите хотя бы сейчас! Не опускайтесь в моих глазах ниже плинтуса, — пристыдила ее внучка.
— А я вот у папы спрошу, звонила ты или нет? — пригрозила звонившая.
— Да-да, поинтересуйся, знал он об этом или нет! А еще не помешало бы сына своего пристыдить за безразличие к своему единственному ребенку, — совсем по-взрослому посоветовала ей внучка, с отвращением нажала на копку «отбой», отбросила телефон подальше от себя, как нечто мерзкое и неприятное, и горько заплакала, закрыв лицо руками:
— Не могут позаботиться, так пусть хотя бы претензии не предъявляют! Уж лучше никаких родственников не иметь вообще, чем таких… Господи, почему с теплом оживает всякая нечисть?..
В этот солнечный воскресный день для нее погасла последняя надежда обрести в лице отца и его матери понимание и поддержку…

— Я отвлеку стражников у опускной решетки, когда вы будете проходить в ворота, — сказала она и усмехнулась, представив себе Дагду, пытающегося незаметно проскользнуть мимо охраны.

Все же с помощью Мелани им удалось проникнуть в замок быстро и не привлекая к себе внимания. Взяв Мэйрин на руки, Дагда поднялся по лестнице в маленькую комнатку, принадлежавшую наследнице замка. Опустив ее на пол, он подтолкнул ее в отгороженную спальню, шепнув ей вслед:

— Поторопись! Умойся и причешись. Не забудь надеть обе туфли! Переоденься в чистое. У нас мало времени!

Не чувствуя ни малейшего страха, Мэйрин плеснула воды из кувшина в серебряный тазик и смыла грязь с лица, рук и шеи. Сбросив с себя пыльную одежду, он открыла сундук и достала чистую льняную сорочку и шелковое платье золотистого цвета с длинными пышными рукавами, расшитое у ворота и вдоль подола синими и зелеными шелковыми нитями и маленькими жемчужинами. Одевшись и подпоясавшись поясом с такой же вышивкой, Мэйрин обула мягкие туфли из красной кожи. Затем, взяв щетку, быстро расчесала свои густые волосы и аккуратно заплела их в косы, завязав зелеными лентами. Наконец, она надела тяжелое ожерелье из красного золота, украшенное кельтской эмалью, и торопливо выбежала из комнаты, где ожидал Дагда.

Войдя в большой зал замка, она быстрым шагом подошла к своей мачехе и, опустившись перед ней на колени, произнесла:

— Я скорблю вместе с вами, миледи Бланш. Я опечалена утратой отца. — Мэйрин заметила, что епископ Сен-Бриека сидел рядом со своей племянницей и буквально пожирал ее своими поросячьими глазками.

Бланш Сен-Ронан, в своем любимом синем наряде, с серебристой прозрачной накидкой на голове, с неприкрытой злобой уставилась на девочку, так покорно склонившуюся у ее ног. Как эта мерзавка смеет являться перед ней в таких роскошных одеждах!

— Сегодня ты покинешь Ландерно, — холодно проговорила она. — Мне и так слишком долго пришлось терпеть твое присутствие. Я делала это только во имя глубокой любви, которую питала к твоему отцу. Но теперь он мертв, и мне больше не нужно выносить его незаконное отродье в стенах моего замка!

Девочка в замешательстве взглянула на мачеху.

— Покину Ландерно? — переспросила она. — Мадам, я вас не понимаю. Я — наследница Ландерно. Я не могу покинуть свою землю.

— Наследница Ландерно? — Бланш презрительно фыркнула. — Ты родилась вне брака! Как ты можешь быть наследницей своего отца? — Да как эта негодница смеет идти против ее власти! Голос Бланш сорвался на крик. — Он прижил тебя от шлюхи! От грязной ирландской дикарки! Вот так наследница сыскалась! Посмотрите только на нее! Наследником Ландерно будет мой ребенок! Мой законный ребенок!

Мэйрин вскочила на ноги. Глаза ее сверкали гневом и испугом.

— Я — не внебрачная дочь! — яростно воскликнула она. — Я — законная дочь моего отца, как и тот ребенок, которого вы носите под сердцем, мадам. И если этот ребенок не окажется мальчиком — а он им не окажется! — то наследницей Ландерно буду я! Вы не имеете права выгонять меня! Я никуда не пойду!

Бланш Сен-Ронан изо всех сил боролась с желанием наброситься на эту маленькую мерзавку. Она совсем не так представляла себе этот разговор. Она думала, что без хлопот отошлет Мэйрин из Ландерно и на этом дело кончится. И то, что девчонка посмела перечить ей, окончательно разъярило Бланш.

— Не пойдешь? — взвизгнула она. — Пойдешь как миленькая! Ведь ты не так глупа и должна понять, что я тебе говорю. Документов, подтверждающих брак между твоими родителями, не существует, и поэтому церковь объявила тебя незаконнорожденной. Ты осмелишься спорить с церковью?

— Церковь? — насмешливо проговорила Мэйрин. — Вы, мадам, вероятно, имеете в виду своего дядю, этого жирного епископа Сен-Бриека, который даже сейчас, сидя рядом с вами, воображает, как будет ласкать ваши прелести? Возможно, я всего лишь ребенок, но я действительно не глупа!

Голубые глаза Бланш Сен-Ронан округлились и едва не вывалились из орбит. Лицо ее вспыхнуло, затем побелело; она ловила ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. Схватившись за живот, она завизжала:

— Уберите с моих глаз эту дрянь! Я не хочу ее больше видеть! — Задыхаясь, она откинулась на спинку кресла. — Эта гадкая девчонка смеет оскорблять меня в такую минуту, когда я убита горем! Она сглазит мое дитя! — Бланш с жаром перекрестилась.

Дагда подбежал к своей маленькой госпоже, но Мэйрин отмахнулась от него. Внезапно всем присутствующим показалось, что она стала выше ростом. Глаза ее, потемневшие от гнева, полыхали огнем.

— Вы, конечно, можете выгнать меня из Ландерно, мадам, но все, что вы планируете со своим дядей, никогда не осуществится. Вы хотели власти? Но Ландерно никогда не будет вашим, вы никогда не узнаете настоящего счастья! — Мэйрин подняла руку и обвиняюще указала пальцем на свою мачеху. — Вы прокляты, мадам!

Бланш Сен-Ронан взвизгнула от ужаса и крикнула:

— Уберите это отродье долой с моих глаз! И впредь никогда не пускайте ее ко мне! Она должна убраться из Ландерно до наступления ночи! — И женщина снова откинулась на спинку кресла, а служанки столпились вокруг нее, сочувственно охая и вздыхая, поднося к ее губам кубок с вином.

В зале, несколько секунд назад испуганно притихшем, теперь стало на удивление шумно. Все слуги и жители замка прекрасно помнили, как Мэйрин приехала с отцом из Ирландии пять лет назад. Все слышали, как Сирен Сен-Ронан много раз рассказывал о своей любимой первой жене, Мэйр Тир Коннелл. Они не могли поверить в то, что сказала леди Бланш. Но если в это дело вмешалась церковь, они не смели ничего возразить. И даже те, кто в душе согласился с обвинениями Мэйрин в адрес дядюшки леди Бланш, должны были помалкивать, ибо их привязывали к Ландерно долг службы, узы преданности и традиция. Эта скорбящая вдова могла бы превратить их жизнь в сущий ад. Опустив глаза, слуги отвернулись от девочки, исполненные стыда и страха.

Высоко подняв голову, Мэйрин вышла из зала в сопровождении Дагды. Сердце ее бешено билось от страха, но никто бы не заподозрил этого, ибо держалась она величаво и гордо. Ей придется покинуть Ландерно, единственный ее дом, но куда же она теперь пойдет? Как она теперь сможет выжить?

Сразу у дверей зала ее остановил сенешаль Айво. Он произнес извиняющимся тоном:

— Вы должны идти со мной, госпожа.

Мэйрин в замешательстве взглянула на него, а Дагда напрямую спросил:

— Куда?

— Ты ничего не сможешь поделать, Дагда, — сказал сенешаль. — Церковь на стороне леди Бланш, и все уже решено.

— Что она собирается сделать с моей маленькой госпожой, Айво?

Сенешаль какое-то мгновение колебался, но затем шепотом ответил:

— Она продала девочку работорговцу из Англии, Дагда. Сейчас я должен передать ему госпожу. — Он крепко взял великана за руку. — Что мне оставалось делать, Дагда? Она была женой моего господина, а теперь мой господин умер. Теперь леди Бланш — хозяйка замка. Разве я мог ослушаться приказа вдовы моего господина? Не мог. Я всего лишь слуга. Ты думаешь, у меня самого сердце не разрывается на части? — Он наклонился и погладил Мэйрин по голове. — Маленькая госпожа выросла у меня на глазах и превратилась в настоящую красавицу. — Темные глаза сенешаля наполнились слезами. — Я ничего не могу поделать, — беспомощно повторил он.

— Отведи меня к моему отцу, Айво, — сказала Мэйрин и, видя, что сенешаль в нерешительности, добавила: — Это — мое право. Неужели ты откажешь мне в последнем прощании с ним, как это сделала леди Бланш? Я не внебрачная дочь, но даже если бы и родилась вне закона, Сирен Сен-Ронан — все равно мой отец.

Расстроенно покачав головой, Айво повел их в часовню. Мэйрин без спутников вошла в келью, где лежало на погребальных носилках тело ее отца. В изголовье и у ног его горели свечи. Сирен Сен-Ронан был красивым, светлокожим и темноволосым мужчиной; в уголках его глаз виднелись сеточки морщин, поскольку барон де Ландерно при жизни любил посмеяться. Опустившись на колени, Мэйрин заговорила с ним, как с живым. Сирен Сен-Ронан остался красивым и после смерти, унесшей заботы живущих и разгладившей его высокий лоб.

— Теперь ты соединился с моей матерью, отец, и я знаю, что вы оба счастливы этой встрече. Но мне так страшно! Леди Бланш выгоняет меня из Ландерно. Я не смогу приходить на твою могилу, не смогу позаботиться о наших людях, но, где бы я ни была, я всегда буду молиться за тебя. Прошу тебя, охраняй меня! Дагда говорит, что он меня никогда не покинет, и все же я очень боюсь. Помоги мне быть отважной, отец! Я не опозорю твоего имени! — Головка Мэйрин склонилась на край носилок, по ее лицу снова заструились горячие слезы. Хрупкие плечи ее затряслись от рыданий, но вскоре плач стал тише и вовсе умолк. Глубоко вздохнув, девочка поднялась на ноги, вытерла лицо ладонями и, наклонившись, поцеловала отца в остывший лоб. Затем повернулась и вышла из часовни, больше не взглянув на носилки.

— Я соберу вещи, — тихо сказала она Айво, — и сейчас же покину замок.

— Она запретила вам брать с собой какие-либо вещи, — ответил сенешаль. — Говорит, что вы не имеете права уносить что-либо из Ландерно, потому что все здесь принадлежит ее ребенку.

— Котик, — прошептал мне кто-то на ухо, — пора просыпаться.
— М-м?
— Уже почти обед, дорогой. А ещё у тебя телефон вибрирует: мама звонит.
Я открыл один глаз и увидел перед собой вчерашнюю блондинку. Голую. Кхм, значит, всё-таки я к ней вернулся вечером.
Что она там бормотала мне? Что-то про телефон? Я перевёл свой взгляд на тумбочку и нашел мобильник взглядом.
— Накинь на себя что-нибудь, — сказал я дамочке и поднялся с постели.
— А ты не хочешь повторить вчерашнее? — целуя мою шею, промурчала она.
— С одной и той же дамой два раза не спят, иначе придётся заводить отношения, — ответил я и взял телефон в руки.

Мама. Мне это не кажется. Она решила мне позвонить. С чего бы это?
— Алло.
— Ванечка, здравствуй. Как у тебя делишки? Ты узнал меня? — эта женщина до пяти лет пела мне колыбельные на ночь, как я мог не узнать её голос.
— Да, привет. Всё хорошо. Что-то случилось?
— Нет-нет. Я просто встретила Инессу Викторовну, маму Димочки, она сказала, что ты в городе. Я думала, может, ты захочешь заехать? Мы так соскучились по тебе, — это «мы» режет слух. Ведь я знаю, что она единственная, кто хочет меня видеть.
— Хорошо. Я заеду через пару часов, — ответил я. — А отец… он дома?
— Он на работе до шести. Ты не переживай, он очень сильно изменился. Вам обязательно надо встретиться и поговорить. Вы должны оставить все в прошлом. Ванечка, сыночек, сейчас всё по-другому у нас…
— Мам, я тебя понял. Ладно, меня зовут помочь. Через пару часов буду.
— Хорошо. Я жду, родной.

Вроде бы это был короткий телефонный разговор, но сейчас внутри какой-то неприятный осадок. Возвращаться в прошлое совсем не хочется. Но все эти четыре года я каждый день думал о том, как она здесь живет, всё ли с ней хорошо после того случая. Именно поэтому я приеду домой, но только до шести часов вечера.
Когда я закончил разговор, комната была уже пуста. Умница-девочка, свалила, как я и просил. Схватив спортивные штаны и майку, я пошёл в душ. Я всё ещё не проснулся. Это утро не должно начинаться так ужасно.

***

— Вано, а чё у тебя там к Катьке за чувства? — спросил Тоха, когда мы сидели на кухне и ждали яичницу от Ани.
— Антон, — закричала она, кинув в него кухонное полотенце, — это секрет.
— Ах, точно, совсем забыл.
— В смысле? Что за чувства? — поинтересовался я. — Выкладывайте, раз проговорились.
— Я умываю отсюда руки, чтобы меня не выставили в конце виноватой, — сказала Аня и свалила.
— Она так бесится насчет этой темы, — прошептал Антон. — Не хочет, чтобы у вас что-нибудь вышло с Касинской.
— Касинская — это Катя?
— Да.
— А почему Аня не хочет?
— Не знаю, — задумался Тоха, — может ты ей понравился, и она не хочет делиться, — я чуть было не подавился яичницей, — шучу. Думаю, она просто не считает тебя достойным Катьки. Там цаца такая: воспитанная, доброжелательная, скромная, всем помогает, не матерится, не курит, не пьёт. В общем, только вышла из института благородных девиц.
— Ну, это не Ане решать, с кем Катя будет, — ответил я, задумавшись. — А что она говорила про меня?
— Да весь ваш разговор пересказала, как я понял. Думаю, ты ей тоже нравишься. Так что действуй, братан.
— Именно этим и буду заниматься.
Знал бы ты, для чего мне всё это нужно, никогда бы не сказал такого. Возможно, я поступлю, как ублюдок, переспав с его девушкой, надеюсь, на тот момент уже бывшей, но мне плевать. Мы не такие уж и хорошие друзья, какими кажемся со стороны.
— А где Дима? — спросил я.
— Дрыхнет он. Ты ж около трёх ушел, а он здесь до шести ещё куролесил. Я попить утром вставал, а он тут с какой-то брюнеткой веселился.
— Всё как обычно. Ладно, когда проснется, скажи ему, что я уехал к родителям.
Антон посмотрел на меня. Он знает про ту историю, и, конечно же, его удивляет тот факт, что я еду домой.
— К родителям? Ты уверен, что…
— Всё нормально. Отец на работе. Мать позвонила, хочет увидеться.
— Оу, ну, если что случится, набирай. Я сразу же подъеду.
— Окей.

***

Я стоял в грязном подъезде около черной двери и не решался нажать на звонок. Раньше у меня был ключ и я мог зайти. Сейчас же это больше не мой дом, а его.
Чтобы не окунаться с головой в воспоминания, я всё же нажимаю на эту кнопку. Слышен звон за дверью и шорканье тапочек. Первый замок открыт, второй, третий. Ручка опускается.
— Ванечка, сынок, — она прижалась ко мне, а мне пришлось пересилить себя, чтобы просто положить свои руки на её спину. — Я так скучала. Проходи, родной.
За четыре года ничего не изменилось: всё тот же маленький коридор с темно-зелеными обоями, порванными внизу, вешалка на стене и куча обувных коробок на полу. Казалось, будто бы я и не уезжал отсюда. Но это не так.
— Проходи на кухню, милый. Я пирожки испекла. Твои любимые: с картофелем и грибами.
Я всё ещё не сказал ни слова. Мне просто нечего ей говорить. Она очень сильно изменилась: волосы у корней поседели, появились мешки под глазами и морщинки по всему лицу, она очень сильно похудела и еле-еле передвигалась по дому. Но я не заметил ни одного синяка, и это меня радует.
— Садись, не стой в дверях, — улыбнулась она.

Мама. Эта женщина — моя мама. Она меня воспитывала, защищала, дарила мне всю свою любовь и оттолкнула, когда я так сильно нуждался в её поддержке.
— Может, чаю налить? — спросила она, пытаясь скрыть неловкую тишину.
— Да, можно, — ответил я. — Так, как у вас тут дела?
— Ой, знаешь, сынок, всё хорошо. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Я вот на пенсии второй год, но занимаюсь репетиторством. Ты же знаешь, я не могу и дня прожить без детей. Папа устроился на работу в строительную фирму, зарплата небольшая, но мы справляемся. Он больше не пьёт. Уже три года. На праздниках бывает, выпьет пару рюмочек, но всё хорошо, не волнуйся. Лиличка вот скоро замуж выходит. Ну, ты это, наверное, знаешь. Она говорила, что вы общаетесь. Она мне всё про тебя рассказывает.

Лиля — моя родная сестра и единственная из семьи, кто не отказался от меня. Она тоже живет в городе, а не здесь. Но, в отличие от меня, поддерживает общение с мамой.
— Да, она тоже говорит мне о тебе… о вас с отцом.
— Милый, ты так вырос за эти годы. Ты уже у меня такой мужчина. Прости меня, я знаю, что очень сильно виновата перед тобой. Просто всё тогда так навалилось. Я боялась ему перечить в то время. Но я верила, что ты не такой. Это же не правда? — она попыталась взять меня за руку.
— Серьёзно, мам? «Ты боялась ему перечить в то время»? Он избивал тебя на протяжении десяти лет, а когда я попытался исправить всё это, засадить его в тюрьму, за то, что он переломал почти все твои ребра, ты сказала, что я наркоман. Чёрт возьми, мама, ты же знала, что это тупые слухи, но всё равно ухватилась за них. Да, мама, это не правда. Я никогда не был наркоманом! — сорвался на крик я. — И когда отец, пьяный, выкидывал мои вещи в окно и кричал, чтобы я не появлялся больше в этом доме, ты не закрыла ему рот. Ты стояла рядом и смотрела мне в глаза. Прошло четыре года, тебе не кажется, что слишком поздно просить прощения?
Она плакала, но продолжала смотреть мне в глаза. Я знаю, что ей также больно, как и мне. И что это то, о чем она будет жалеть всю жизнь.
Когда я ехал сюда, то предвидел этот разговор и заранее знал, чем он закончится. Это нужно ей. И мне тоже.
— Я прощаю тебя. Серьёзно, прощаю. Но ты сделала свой выбор. Надеюсь, свидимся не скоро.

И я ушёл, зная, что больше не вернусь в этот дом.

***

Я остановился у местного гипермаркета. Мне нужно покурить, чтобы успокоиться. А лучше выпить. Надо будет Диме сообщить эту радостную новость. И, как говорится: «вспомнишь лучик, вот и солнышко».
— Алло.
— Не отвлекаю? — спросил он отстраненным голосом.
— Нет, я уже уехал от матери. Вот в магазине стою.
— Фух, — выдохнул он, — я тебе даже звонить боялся. Как всё прошло?
— Неплохо, — ответил я, выбирая между виски и коньяком.
— У Дена вечеринка сегодня. Не хочешь заглянуть? Вспомнить молодость?
— Думаю, это очень хорошая идея.
— Отлично. Мы тебя ждем или ты подъедешь сам?
— Сам. Скинь адрес смской.
— Окей, — сказал Дима и отключился.
Ладно, раз мы едем на очередную гулянку, то нам не надо ничего брать. Купив на кассе две пачки «Парламента», я вышел из гипермаркета.
Дима прислал адрес. Тусовка в квартире в центре города, серьёзно? Менты прикроют эту лавочку по первому звонку соседей. Вот придурки, конечно. Ладно, это не мои проблемы. Летс гоу, Вано, нас ждет море алкоголя.

***

Припарковавшись около дома Дениса, которого я даже не знаю, я увидел её: она шла в наушниках и совершенно не смотрела по сторонам, глупая девчонка. На ней были чёрные джинсы и серая легкая кофта. Нет, я понимаю, что сейчас апрель, но это не значит, что не надо куртку носить. Мне захотелось прибить Катю за то, что она так легко одета.
Я вышел из машины и зашёл следом за ней в подъезд. Значит, она тоже будет на этой вечеринке, отлично. Догнал я её только у лифта.
— О, какая встреча. Кажется, сама судьба сводит нас вместе, — сказал я, улыбнувшись ей.
Она закатила глаза.
— И тебе привет.
Двери лифта открылись и мы зашли в него.
— Как дела?
— До встречи с тобой было лучше, — ответила она, нажимая на кнопку пятнадцатого этажа.
— Ты врёшь, — сказал я, раздражаясь. Чёртова девчонка.
— Что за…
— Чёрт, только не это.
Лифт остановился, при этом выключая всё освещение. Чёрт возьми, да что сегодня за день такой невезучий?
— Блин, блин, блин! — начала кричать Катя. — Эй, кто-нибудь, помогите. Мы застряли.
— Просто прекрасно.
Я присел на пол и стал искать телефон в карманах. Конечно же, я забыл его в машине. Разве могло быть иначе?
— У тебя телефон есть? — спросил я.
— Да, точно, сейчас я позвоню Ане, — сказала она, и на её лицо был направлен свет от дисплея мобильного. — Тут нет связи.
— Скажи, что ты шутишь, — она повернула ко мне свой телефон, чтобы я лично убедился, — прекрасно.
— Надо звать на помощь.
— Нас никто не услышит.
— Откуда тебе знать? Почему ты не пытаешься ничего сделать?
— Это бессмысленно. Надо ждать, когда этот лифт починят.
— Я не собираюсь просто сидеть и ждать, — сказала она и начала стучать по дверям кабинки лифта. Потом ко всему этому шуму прибавились и ее крики о помощи.
Господи, какая она громкая, у меня голова уже начала раскалываться.
— Если бы тут кто-нибудь был, тебя бы услышали. Но это не так, поэтому, пожалуйста, закрой свой рот, пока это не сделал я.
— Отвали, — сказала она мне и продолжила кричать, — помогите, мы застряли в лифте! Кто-нибудь меня слышит? Помогите!
Я встал с пола кабинки и подошел к ней, повернул ее к себе и, прежде чем она успела как-либо среагировать, поцеловал. Это действительно хороший способ заткнуть девушку. Мой язык коснулся её нижней губы, и она осторожно разомкнула губы. Когда я углубил поцелуй, низкий стон сорвался с её губ, и я притянул Катю еще ближе к себе. Вскоре её руки обвились вокруг моей шеи, а пальцы запутались в волосах. В тот момент, когда наши языки соприкоснулись, лифт загорелся и возобновил движение. Она застонала и отпустила меня. Не зная, что сказать, я наблюдал за ней.
Она подняла свои глаза на меня, затем положила ладошку на свои губы. Её глаза стали, как блюдца, щеки залились краской и, как только двери лифта открылись, она выбежала из него.
Я смеялся в голос, вспоминая её реакцию. Боже, такая глупышка. Надо будет найти её и успокоить. И поцеловать ещё раз. Да, так и сделаю.