Наказание мальчика ремнем рассказы

Получила вчера сообщение от подруги: я пишу одну историю и у нас с подругой возник спор. это история про мальчика, его иногда бьет папа. но мальчик папу любит, уважает, и хочет быть на него похожим. подруга говорит,что папа может бить только за серьезные провинности. если он бьет его, условно говоря, за двойки, то мальчик должен протестовать против этого…и это как-то должно на него повлиять. а я не знаю, так ли это. мне почему-то кажется, что раньше родители часто лупили детей ремнем в том числе и это было нормальным и не воспринималось как ужас-ужас. я хотела спросить, знаешь ли ты что-то об этом. и еще ты иногда в жж делаешь опросы. вот интересно было бы спросить людей, били ли их родители в детстве, что они при этом чувствовали и повлияло ли это на них как-то во взрослой жизни

Меня в детстве били ремнем. Мама и папа. Папа всего один раз, потому старший брат на меня наябедничал. За что — я не могу вспомнить, мне кажется, повод не был серьезным, мы вообще с Сашкой часто не сходились во мнениях. Он изначально вообще не хотел ни брата, ни сестры. На брата потом согласился — куда деваться. УЗИ не было. Родилась я. Он был недоволен «обманом». Но тоже деваться некуда, сказал: «Ну, назовите её хотя бы Ольгой». Ему было 3,5 года. Меня он не любил, а я его любила очень, раздражала его, похоже.

Короче, папа послушал Сашу и решил меня наказать. Но его наказание не было серьезным так же, как и моя провинность. Иначе Саша пожаловался бы маме — мама била по-настоящему.

Папа взял ремень в руку, схватил меня за левую руку и стал меня побивать. Я выгнула спину, пряча попу под широкое платье, животом вперед, ремень не доставал до попы, больно не было, при этом я сообразила, что надо бы плакать, чтобы никто не заметил. Заметил даже Сашка, о чем сообщил папе. Но папа улыбался, из чего я поняла, что это была игра такая, куда больше, чем наказание. Тогда я решила, что хорошо отделалась, а став взрослой, оценила отцовскую незлобивость.

А вот мама била в сердцах, по-настоящему.
Было это несколько раз, но больше всего запомнился один обидный донельзя.

У нас дома было немецкое пианино, которое мама купила в ГДР перед отъездом в Союз. Папа служил в Вюнсдорфе. Зачем она купила его, я не знаю: в маминой семье никто не занимался музыкой. То ли это была её мечта — они жили в доме, где было много артистов из оперного театра, мамину младшую сестру один из соседей хотел обучать пению, у той был отличный слух, но бабушка твердо сказала, что в их семье проституток не было и не будет, музыки в доме не случилось, тетка до сих пор плачет, вспоминая это, пела всю жизнь в самодеятельном хоре, солировала. То ли хотела, чтобы дети получили хорошее образование. Не узнать уже. Пианино было куплено, при этом перевозили его почему-то военным вертолетом по воздуху, это запомнилось на всю жизнь.

Первым в музыкальную школу отдали брата. Он походил полгода, сказал, что ему не нравится, что он хочет учиться на гитаре, ему купили гитару, он походил ещё с годик-полтора, да и бросил, хотя мама потом привезла ему из Болгарии электрическую бас-гитару. На ней он играл недолго, влюбился, продал гитару, чтобы потратить деньги на девушку.

Пианино надо было оправдать:) Окупить. И мама отдала в музыкальную школу меня. На собеседовании меня определили в класс скрипки, мама скрипку покупать не хотела, типа, осанку испортит и пятно будет под подбородком. Наняла мне преподавательницу, которая ходила к нам домой. Это была полная еврейка, она садилась рядом, ставила мне руку «с яблоком в ладони», и почти всегда засыпала на занятии. Я могла перестать играть и ждать, когда она очнется. Мама в комнату не заходила, не видела ничего, а я стеснялась рассказывать, потому что взрослые — другие, им виднее, нельзя жаловаться, ябедничать.

Однажды она пришла к нам со своей дочкой-дошкольницей. Чтобы она не скучала и не мешала занятиям, мама дала ей мои книжки и игрушки. Одна из книжек была волшебной, изданной в Венгрии на русском языке: про девочку, с которой происходили нехитрые истории. Фокус был в том, что в конце книги на обложке были прикреплены голова и ножки из картонки, они разворачивались в куколку, а в тексте на правой странице были картинки разных платьев, очень красивых. Содержание я знала наизусть, но книжку часто открывала, чтобы снова и снова смотреть, как красиво одета эта необычная кукла.

Девочке эта книжка, разумеется, тоже понравилась. Мама щедрой рукой подарила ей книжку, не спрося моего согласия. Мне было очень обидно. Уроки музыки я и прежде не любила, а после этого и вовсе воспринимала как некое насилие надо мной. Слова такого я не знала, а ощущение незащищенности уже было.
Зато у сына я всегда спрашивала, можно ли отдать или выбросить какие-то его игрушки или вещи. Уважала его право на собственность.

В декабре в музыкальной школе, очевидно, освободилось место в классе фортепиано, мама отдала меня в школу. Где-то в марте моя учительница по специальности спросила, как у меня дела на сольфеджио. Смутно я догадывалась, что кроме фортепиано (2 раза в неделю), все ученики ходят раз в неделю на сольфеджио и музыкальную литературу. Но поскольку мне лично никто не говорил, что я должна ходить, с учительницей не знакомили, а с детьми я там не общалась, пришла-ушла, то на сольфеджио не ходила. Мне тогда было 9-10.

Короче, мне пришлось начать ходить и на сольфеджио. Все ребята уже прошли необходимую теорию про квинты-кварты и прочее, со мной никто особо не занимался индивидуально, я чувствовала себя непроходимой тупицей, т.к. из успехов у меня были только отлично написанные музыкальные диктанты, когда на слух нужно было записать нотами проигранную учителем мелодию. Всё остальное шло тяжело.

Это всё было так неприятно, что я стала прогуливать уроки, которые отсиживать мне было мучительно.

Однажды прихожу я с такого «урока», который просидела в гостях у Сашкиной одноклассницы Милки, я её очень любила. А мама, у которой в ванной стоял пар от стирки, разговаривает с кем-то по телефону.
Увидела меня, строго спрашивает:
— Ты где была?
— На сольфеджио, — уже догадываясь, что это звонок от учительницы, сказала я, т.к. вранье никогда не было моей сильной чертой, сходу не перестроилась.

Мама положила трубку, спустила на меня свое раздражение и ушла в ванную, крича оттуда, какая я … нехорошая.
Мне было стыдно, что я соврала, что попалась на вранье. Ещё было очень обидно, что Сашке разрешили бросить занятия музыкой, а я почему-то должна ходить, совершенно без желания и способностей к музыке, было горько слушать оскорбления.

Я не вынесла всех этих переживаний, маминого крика и тихонько вышла за дверь, спустилась на полпролета вниз, села на ступеньку и сидела в горестных размышлениях о себе такой ужасной и несчастной.

Мама, видать, заметила мое отсутствие, выскочила на площадку, увидела меня на лестнице и закричала, чтобы я шла домой. Как овца, я поднялась за ней в квартиру.
Тут и началось.

Очевидно, мое нежелание слушать её высказывания по моему поводу стали последней каплей. Мое упрямство её раздражало, ей хотелось, чтобы я подчинялась ей полностью, делала, как он велит.
Я сняла шубу с надставленными рукавами и подолом другого цвета, мама схватила ремень и от души меня отлупила.

Дня через два она мыла меня в ванной. Была я худенькой тогда. На ребрах, видимо, были синяки. Потому что мама мыла мне спину и спрашивала, не больно ли мне и объясняла, что избила меня не за прогулы, а за вранье. Я стояла молча, опустив голову, и думала о том, что вот уж или не бить, или не просить прощения, если били меня за дело.
Тогда я приняла это как правду, вроде как заслужила, повод был подобран верно.
Но я сейчас я думаю, что избила она меня за упрямство.

Хотя повод каждый раз находился правильный, объясняла мама, что бьет за дело, но уже став взрослой, мамой, я поняла, что дело было не в поводе, а в причине: мама часто гневалась и не умела гневом управлять. Срываться легче всего на том, что не способен дать сдачи. Домашние

животные

слабые люди, зависящие от взрослого человека, чаще дети, иногда постаревшие родители, страдают от насилия в семье чаще всего.

Такой длинный рассказ с подробностями написала, чтобы лучше были понятны чувства того ребенка.

Было ли больно? — Было.
Было ли справедливо? — Формально, да.
Прав ли бы родитель? — Тогда это казалось правильным. Теперь понимаю, что это было проявлением беспомощности родителей. Не зная, как реагировать на поведение ребенка, родитель самым простым способом воспитания-наказания использовал ремень. Традиция? Возможно. Моя бабушка тоже била своих дочерей, чем ни попадя. И тоже вроде бы за дело. А только это тоже было беспомощностью, неумением воспитать детей другими способами, нежеланием понять своих детей и гневливостью, несдержанностью.

После того случая мама меня, кажется, больше не била. Разве что подзатыльники были в сердцах.
В дневнике, который я начала вести чуть позже, написала, что я никогда не буду бить своего ребенка, что буду брать его с собой в театры и всегда в отпуск.
Что такое ремень, сын знает по прямому его назначению, я сумела сдержать данное той девочке слово. Хотя желание отлупить сына у меня тоже было, это правда. Удержаться было тяжело: гнев — чувство очень сильное. Поначалу просто удерживала себя насильно. С годами я научилась разбирать свои чувства на составляющие и работать с гневом изнутри. По сути, научилась уделять свои чувствам внимание, понимать себя и перестать себя ненавидеть — плохую, гневную как моя мама, которую боялась и ненавидела в те моменты, когда она кричала или била меня. Причин для гнева становилось все меньше: обнять свою внутреннюю одинокую и недолюбленную в детстве девочку становилось все проще. Я училась понимать и любить себя и других.

Вот так и повлияли на меня наказания: не научили меня быть хорошей тогда. Но та боль научила сострадать другим, в первую очередь, своему сыну. Он недавно рассказал, что с друзьями был разговор про физические наказания, он сказал, что его ни разу в жизни не били, а у меня крохотный такой комочек в горле появился, т.к. я-то знаю, что такое могло быть, желание поступать так же, как со мной, было.

Наказание не отучило меня от упрямства в детстве. Я была послушной, в целом, довольно управляемой, училась хорошо и пр. Но иногда маму раздражала. Очевидно, когда ей самой было тошно.
Наказание научило меня находить другие методы воспитания, прежде всего, самой себя.

Что вы думаете про наказания, как переживали, чему это вас научило?

­Плакат Фонда поддержки детей. Наташа Кристеа.

Из новостей. Фрагмент сообщения. 19 сентября 2012 | 13:30. Эхо Москвы.

        Ясный весенний день радовал теплом и отсутствием ветра. Стоять в ожидании автобуса было даже приятно, вспоминая, что ещё совсем недавно морозы и слякоть вызывали совсем иные ощущения. Народу на остановке было не много, час пик уже закончился и интервалы в движении явно увеличились. Подъехала ненужная мне маршрутка, часть людей уехала, немногие, как и я, терпеливо ждали следующего номера, без интереса поглядывая по сторонам.
        Молодая пара, не спеша, приближалась к пока ещё не состоявшимся пассажирам. Было видно, что симпатичная, модно одетая женщина, явно, что-то доказывает своему спутнику. Они оба выглядели не старше тридцати лет. Слова ещё не были различимы, но её правая рука с раскрытой ладонью энергично делала рубящие движения в подкрепление каких-то слов.
        Они приблизились, встали чуть в сторонке от людей, но говорили не шепотом, а так, что, если не всем, то, по крайней мере, ближайшим к ним людям не представляло труда их слышать.
        — Нет, ты, что не мужик? – продолжала с какой-то агрессией вопрошать молодая особа, — Не знаешь как ремень в руке держать? Намотай конец на руку и хлещи пряжкой, а не так, как ты вчера! Это, что было? По-твоему наказание?
        Рослый, сухощавый мужчина, как бы пряча свой рост, сутулился и с каким-то смущением, попробовал возражать:
        — Ну, ей же было больно, она и так визжала, ты же видела …
        — Ей больно было? Не смеши меня, у неё даже и следов не осталось. Визжала она! Да она это как развлекуху восприняла. Она на карусели тоже визжит. Нашёл довод! – она покосилась на стоящих людей и чуть тише добавила, — Ты понимаешь, что так можно вконец испортить ребёнка?
        — В смысле? – с недоумением спросил, по всей видимости, её супруг.
        — А в том смысле, что если при слове порка у неё поджилки трястись не будут, то её потом уже ничем не проймёшь. Она решит, что коли в первый раз перетерпела, то ничего страшного в этом нет. Мне-то это хорошо известно, в отличие от тебя.
        — Но я так не могу, Вика! Она же маленькая да ещё девочка. Вот сама и пори её, если тебе так хочется.
        — Я-то смогу, но это должен делать отец, а не мать. Моя мама меня ни разу не только пальцем не тронула, но и ещё и отца останавливала, когда видела, что проступок не велик. Потому что отец, если меня драл — так уж драл. До крови и до синяков во весь зад. А не как ты: ремешок сложил, пошлёпал для вида и решил, что свой долг исполнил. А она мне утром опять дерзить начала. Я скорее двойку прощу, чем это. Если она в десять лет так себя ведёт, то, что дальше будет?! Нет, так дело не пойдёт! Сегодня же, слышишь, всыплешь, как я тебе говорила!
        — Вик, автобус идёт!
        — Это не наш. Ты мне ответь, ты всё понял?
        Мужчина опять вобрал голову в плечи и, с видом побитой собаки, тихо проговорил:
        — Я не знаю, Вик, честно, как я смогу её до синяков бить?! Да она меня потом возненавидит, и я себя тоже, поверь.
        Супруга усмехнулась и рукой чуть взъерошила волосы мужа:
        — Глупый, вот я разве плохо отношусь к своему отцу? Обижалась, конечно, когда он меня лупил, но повзрослела и поняла, что он был прав. Что, разве он меня плохо воспитал? Может из меня плохая жена вышла? Так и скажи!
        — Хорошая! – он потянулся и ласково чмокнул её в щёку, — Лучше не сыскать!
        — Ну, вот видишь! А на счёт того, что не сможешь, не беспокойся. Главное, чтобы ты, наоборот, не увлёкся этим, потому что знаю, как это бывает.
        — Это ты о чём? – недоуменно и с каким-то подозрением спросил глава семейства.
        — Ты ведь знаешь Нину, мою подругу?!
        — Знаю, конечно.
        — Ну, так вот. Её отец, когда мы с ней ещё в младших классах учились, тоже, вроде тебя, со своей дочурки аж пылинки сдувал. А потом одна история произошла … — молодая женщина, как-то по-девчоночьи захихикала и прервала рассказ, словно не зная, рассказывать ли дальше.
        — Что за история? Расскажи, время быстрее пойдёт!
        — Да даже не знаю, как тебе это объяснить? Мы уже в шестом классе учились. У девчонок в этом возрасте всякие заморочки бывают, ну, ты понимаешь о чём я?! С Нинкой мы с первого класса подружились, после уроков то она ко мне домой бывало бежит, то я к ней. Секретов друг от дружки не таили. Она знала, что меня за провинности ремнём наказывают. Сначала просто сочувствовала, потом ей всё любопытнее становилось. Каково это — ремнём по попе получать? Сама-то такого не испытывала, вот и расспрашивала:
        — А ты орёшь или терпишь? А тебе перед папой с голой попой лежать не стыдно? Ну, в общем, всё в таком духе. Иногда меня даже шлёпала, чтобы в ответ получить. Ну, мне это как-то раз надоело, и я ей предложила, а, мол, хочешь взаправду быть наказанной? Как это? — она спрашивает. А так, говорю, ты сегодня двойку схватила, да ещё учительнице наврала, что дневник дома забыла. Меня за такое дело отец полчаса бы порол. А тебя, небось, только мама поругает? Ну, да, — она кивает. А теперь представь, что я – мой папа, а ты – это я. Представила? Представила, отвечает. Ты меня теперь накажешь, да? Спрашивает, а сама краснеет до ушей. Ещё как, — я ей в ответ, — а ну-ка неси сюда ремень! Тут она в ступор вошла. Какой, спрашивает, ремень, если он в папиных брюках, папа на работе, а другого ремня у нас в доме нет? Подумала немножко и придумала. Помнишь, говорит, нам Светка рассказывала, что её дома прыгалками стегают, да так больно?! Прыгалки могу дать! Ладно, соглашаюсь, давай свои прыгалки. Попробуем, но если что, так я домой сбегаю и свой ремень принесу, индивидуальный, потому что для брюк у моего отца другой есть.

        Приносит она из прихожей знакомые мне прыгалки. Ничего они так, — хлёсткие оказались. Снимай, приказываю ей, трусы и ложись на живот. Улеглась она и ждёт.

        Я примерилась, мне самой любопытно стало, до этого только меня стегали, а сама-то я никого. Короче, размахнулась, как отец мой делал, да и врезала ей по булочкам. Она как заверещит, с дивана скатилась, попку трёт. Дура, кричит, больно же! Тут меня смех разобрал. Она плачет, а я смеюсь. Ты же сама хотела себя испытать, говорю, слабачка! Тут боль у неё, видно отошла, она духом воспрянула, и отвечает, что это она от неожиданности. Давай, говорит, продолжай, теперь я терпеть буду. Но я сразу сообразила, что её терпения хватит только на один удар, поэтому выдернула из какого-то халата матерчатый пояс и связала ей ноги, чтобы брыкаться было трудно. Руки за спину завела, прижала к лопаткам и начала охаживать. Она вырывается, а меня какая-то злость берёт – ещё сильнее хлестнуть стараюсь. Короче исполосовала её от поясницы до колен, потом опомнилась, руки её отпустила. Всё, говорю, ты прощена, вставай. А она, знай себе, ревёт. Я с тобой больше не дружу, кричит, — уходи! Ну, я домой пошла, а у самой предчувствие какое-то нехорошее. Перестаралась я явно.

        И точно. Как потом мне Нинка рассказала, вечером родители с работы пришли: то да сё – всё как обычно. Только эта дура в домашнем халате была, а халат этот едва коленки прикрывал, вот её мать и заметила случайно след от скакалки на ноге. Что это, спрашивает, у тебя, да подол-то и приподняла. А на ляжках кровоподтёки в виде петелек. Она чуть со стула не свалилась от изумления. Почему да откуда? Ну, та и выдала, что, мол, играли мы с подружкой так, типа, в дочки-матери. Что тут началось! Мать её на Нинкиного отца напустилась. Я, кричит, говорила тебе, что строгость надо хоть иногда проявлять. Вот теперь бери ремень и выбивай клин клином, а я пойду сейчас к Викиным родителям.
        Короче, когда звонок в дверь раздался, у меня сердце сразу ёкнуло, поняла, что мне сейчас несдобровать. И точно, на пороге Нинкина мать нарисовалась и на меня наговаривать начала. Отец, недолго слушая, прямо перед ней меня пороть начал. Я кричу, что не виновата, что она сама меня попросила, а он знай, хлещет и хлещет, только приговаривает: «Нравится игрушка? Вот тебе ещё, вот тебе ещё!». Нинкина мать окончания порки дожидаться не стала, домой заторопилась. Отец меня на минутку оставил, до двери её проводил, и всё советы давал, что нужно сейчас сделать. Потом
вернулся и продолжил пороть меня с того
места с которого начал. Но уже не так
сильно, и даже стал посмеиваться над
нашей с Нинкой забавой.

        — Ну, подружке, наверное, тоже влетело? – спросил, уже с интересом слушающий её рассказ, супруг.
        — Не то слово, влетело! Пока её мать у нас была, её мечта осуществилась – отец ей ремнём по заднице всыпал. Но, видно, недостаточно. Потому что когда его жена вернулась, вся взвинченная да ещё под впечатлением увиденной не слабой порки, то заставила его взять ремень снова в руки и пороть Нинку так, как порол меня мой отец. В общем, на следующий день мы обе с трудом могли приседать и на стулья садились, как старушки, медленно и осторожно. А когда Нине пришлось встать, чтобы ответить что-то училке, то я заметила, как у неё ягодицы подрагивают в судороге. А это означало, что подруга получила по полной программе, и без пряжки, видно, не обошлось. На переменках было легче. Мы стояли, как бы смотря в окно, и делали вид, что с нами всё в порядке. Правда, Нинка не разговаривала со мной целых два дня, но, видя, что я страдаю так же, как и она, не выдержала и всё мне рассказала. Мы помирились, но для подруги худшее только начиналось.

        — Это почему?
        — С того дня Нинкин отец, видно, вошёл во вкус. И куда только делся бывший добрый папочка?! За двойки Нина стала получать ремня регулярно, а так как училась она гораздо хуже меня, то редкая неделя проходила у неё без наказания. А если добавить, что все замечания в дневнике приравнивались к двойкам, то сам понимаешь, что её попа постоянно светилась всеми цветами радуги. Когда мы были уже старшеклассницами, её отец стал вместо ремня пользоваться резиновым сапогом.
        — Да ты что? Зачем?
        — Он брал в руку резиновый сапог с литой подошвой и бил дочь каблуком по бёдрам до кровоподтёков. А потом предупреждал её, что если кто-то, особенно на медосмотре, спросит, откуда синяки, то она должна будет сказать, что это её какие-то хулиганы побили на улице. Меня отец выпорол в последний раз перед тем как мне исполнилось шестнадцать – я покурить попробовала, а он учуял. Потом сказал, что большая стала, и ему уже стыдно делать мне внушения ремнём, пора, мол, самой понимать, что к чему. А Нинку отец чуть ли не до её свадьбы лупил. Она и замуж-то выскочить торопилась, видно, от этого. Понял, почему я тебе это рассказала?
        Супруг помолчал, покивал головой и задумчиво произнёс:
        — Кажется, да. Неужели ты думаешь, что я способен стать таким, как отец твоей подруги?
        — Я к тому, что не зарекайся, а постарайся себя контролировать. Мужчинам свойственна жестокость, а она может проснуться совершенно неожиданно.
        — Я тебя сейчас не понимаю, Вика. Ты сама требуешь от меня, чтобы я драл свою дочь как сидорову козу, и в то же время, говоришь, что мужики садисты.
        — Я не сказала, что все садисты. Я просто хочу, чтобы ты стал, хоть немножко, похож на моего отца и вместе с тем не превратился бы в такого тупого, ничего не понимающего в воспитании, папашу, который бьет не для того, чтобы исправить, а потому, что ему стал нравиться сам процесс и он от этого тащится. Понял?
        Мужчина вздохнул перед ответом:
        — Да понял я, Вик, тебя, понял! Только почему я должен выбирать между твоим отцом и отцом твоей подруги. Я тебя не устраиваю такой, какой я есть?
        — Во многом устраиваешь, но в доме должен быть мужчина во всех отношениях, а не только как любящий муж. Ты любящий муж?
        — Ты ещё сомневаешься? – он опять потянулся, чтобы поцеловать жену.
        — Вот и хорошо, — она кокетливо прижалась к нему и добавила, — сейчас приедем домой, и пока я готовлю ужин, докажи и мне, и Насте, что у нас строгий папа, и он умеет, если нужно, пользоваться ремнём. А вот, кстати, и наш автобус.

        Они сели и уехали. Мне было с ними не по пути.
        На душе стало как-то скверно. Казалось, я должен был испытывать жалость только к незнакомой мне девочке Насте, но мне, почему-то, становилось всё больше жальче супруга этой убеждённой
в своей правоте женщины, которая, как я
понял, начиная со своих детских лет
старательно копировала своего отца в практике воспитания и наказания детей.

P.S.
«Около двух миллионов детей в возрасте до 14 лет избиваются родителями, 50 тысяч детей ежегодно убегают из дома, спасаясь от семейного насилия …» Юлия Михайлова, председатель Центра защиты семьи и детства Всероссийского созидательного движения «Русский лад» «Всё лучшее? Детям?» («Правда Москвы». 17.08.11).

        А это значит, что ежедневно пять с половиной тысяч детей в России получают в семье порку и побои. Каждый час, прямо сейчас, свыше двухсот детей плачут или кричат от боли, может быть, в соседнем доме или за стенкой вашей комнаты.
        «Две трети избитых – дошкольники. 10% из зверски избитых и помещённых в стационар детей умирают. Число избиваемых детей ежегодно растёт. По данным опросов правозащитных организаций, около 60% детей сталкиваются с насилием в семье, а 30% — в школах («МК» 16.04.05).

Ноябрь 2011

Ссылки как послесловие:
http://www.allkriminal.ru/article/13908/606
http://www.echo.msk.ru/blog/publicpost/1005390-ec…
http://www.publicpost.ru/theme/id/2928/_zapiska_m…

 Печальное продолжение темы: Традиции святы, или Поэма о порке https://www.chitalnya.ru/work/1393067

Порка для достижений в спорте: «Старая недобрая скакалка» https://www.chitalnya.ru/work/2420008/
«Три прута против рапиры» https://www.chitalnya.ru/work/2424946/

История обо мне и моих девчонках

Мои родители, которых и самих нередко пороли в детстве, перенесли это наказание в нашу семью. Так что мое детство было неразрывно связано с поркой. Сколько себя помню, во всяком случае с 3 лет – это точно, меня шлепали ремешком, а не ладошкой. В этом «заслуга» моей бабушки, которая в свое время провела с родителями разъяснительную беседу о том, что шлепать рукой – небезопасно, можно что-нибудь отбить у малышки, не рассчитав силы, а вот ремешок – самое то. Вспоминается сейчас смутно, но кажется шлепали больно, и я обычно плакала. И все же «днем рождения» ремешка в моей жизни я считаю возраст в 5 с небольшим лет. Все началось со случая, когда я сильно расшалилась, и папа решил не как обычно «привести в чувство» с помощью ремешка, а именно наказать, выпороть ремешком. И вот эта порка мне запомнилась неплохо, потому что меня в первый раз тогда разложили на кровати, мама держала, а папа долго (как мне запомнилось) сек мою попку, и боль была не короткая как раньше от нескольких шлепков ремня для «приведения в чувство», но заставила нареветься вдоволь во время порки и запомнить это первое, по-настоящему серьезное для того моего возраста, наказание. С тех пор меня только так и наказывали: на кровати, удерживая чтобы не вскочила, и напарывали попку. Во всяком случае, в 6-7 лет попка всегда «горела» после наказания, а краснота окончательно сходила (тогда еще без синячков) к концу следующего дня.

Когда я пошла в школу, то весь первый класс меня «воспитывали» ремешком, приучая к порядку и дисциплине. Учеба мне всегда давалась неплохо, а вот за поведение в школе, шалости дома, невнимательность и несобранность – попадало частенько. Порой, и две недели подряд не обходились без наказания. И все же, к 4-5 классу число наказаний заметно снизилось, хотя, наверное, раз в месяц меня наказывали ремнем. К этому возрасту сменился и ремень: папа специально купил новый, более соответствующий, на его взгляд, моему возрасту. Старый же мой ремень перешел по наследству к подрастающей младшей сестренке, о которой я расскажу ниже. С новым ремнем даже относительно редкие порки запоминались неплохо, хватало, чтобы несколько недель не забывать о наказании и вести себя прилично. Тогда я впервые столкнулась с тем, что после порки было болезненно сидеть. Не скажу, чтобы совсем нельзя было присесть как это нередко описывают, но сидеть 1-2 дня было действительно неудобно. Новый ремень оставлял после себя уже синяки, которые сходили до недели. Особых проблем эти синяки не доставляли, разве что могли привлечь внимание на физкультуре, в раздевалке. Впрочем, я была не одинока с такого рода затруднением: минимум 3-4 девчонки из нашего класса имели те же проблемы со следами, так что все остальные девчонки к этому привыкли и не обращали на нас особого внимания. В 6-7 классе родители, видимо полагая, что нельзя упустить начало ломки моего характера со вступлением в подростковый возраст, стали пороть еще строже. Видимо, это неплохо дисциплинировало и воспитывало меня, потому что к 15 годам порки практически сошли «на нет». Впрочем, было все-таки несколько строгих порок в 15 лет: характер, как и у многих подростков в этом возрасте, у меня был «не сахар». Однако к 16 годам меня совсем перестали наказывать ремнем. Одной из причин это был развод родителей, за которым мы с сестренкой как-то выпали из-под пристального внимания родителей.

К этому моменту, к моим 16 годам, моей сестренке исполнилось 9 лет. Когда родители увлеклись своим разводом, то присмотр за сестренкой сам собой перешел на меня. Я и до этого нередко привлекалась к присмотру за сестренкой, даже когда сама была невелика, а сестренка ходила в садик. Когда же сестренка пошла в школу, то чаще я, а не родители, помогали ей с учебой. По правде сказать, учиться сестренка сразу же, с начальных классов, стала заметно хуже, чем я, так что получала ремнем не только за поведение, но нередко за свои «тройки» и даже «двойки» со 2-ого класса. Вообще, надо сказать, что сестренку с садика наказывали строже, чем меня; во всяком случае, пороли чаще. Со школы же точно строже наказывали, хотя бы потому что мой ремень, которым меня начали наказывать только с 5 класса, вовсю гулял по попке сестренки с первого класса. Словом, пороли ее не только весьма больно, но и часто.

В первый раз я всерьез выпорола сестренку в ее 8 лет. Никак не могла заставить ее сесть и по нормальному учить уроки, так что пригрозила все рассказать отцу. Порка от отца сестренку страшила не на шутку, так что со слезами пришлось ей нести ремень и ложиться на кровать… С тех пор не раз выручила сестренку с уроками, объясняла ей и в крайнем случае элементарно подсказывала, но если видела, что сестренка ленится, то привычно уже наказывала ее ремнем. Сестренка быстро оценила для себя преимущества в этой ситуации: порка отца, по любому, была строже, так что учиться с моей помощью и не лениться было для сестренки привлекательным вариантом. Когда же мне родители «официально» поручили присмотр за сестренкой в ее 9 лет, то открылось, что оказывается, родители знали с определенного времени о том, что порой я «самовольно» наказывала сестренку ремнем, только не стали вмешиваться …

Так что, когда родители озаботились собственными проблемами с разводом, все воспитание сестренки практически перешло на меня. Признаюсь, за лень наказывала сестренку моментально и без всякого угрызения совести ее порола. А вот за замечания из школы было немного жаль пороть, поскольку сама себя помнила в ее возрасте, да и в свои 16-17 лет не была пай-девочкой. Однако, здесь сыграла свою роль привычка, сформированная отцом: за «поведение» всегда следовала порка, так что сестренка даже не задумывалась что-либо поменять и не спорила, а до недавнего времени, до своих 13-14 лет, сама шла за ремнем. Конечно сейчас, когда сестре почти 15 лет, есть проблемы и покруче школьных замечаний, но это отдельная тема.

К своим 19, благодаря разводу родителей и обмену квартир, я стала обладательницей отдельной большой квартиры, в которую перебралась не только я, но вскоре и моя сестра. Жить со мной, а не с матерью, – это было ее решение. Несмотря на то, что сестра прекрасно понимала, что придется подчиняться, и я продолжу ее наказывать. Что и приходится делать до сих пор. Вообще, для девчонок 13-15 лет – ответственный возраст, знаю и по себе, и по сестре, так что прекрасно понимаю сейчас своих родителей, которые в мои 12-14 лет держали меня достаточно строго, стараясь не упустить момента. Потому что в 15-16 лет перевоспитывать проблематично.

Годы моей учебы в университете пролетели незаметно, к тому же практически с самого начала я совмещала учебу с занятием репетиторством, и успешные занятия с сестренкой сыграли не последнюю роль в таком выборе «подработки». В чем немало, без лишней скромности, преуспела. Это тоже отдельная тема для рассказа, связанная с темой порки. – Да, пришлось столкнуться с тем, что статистика про 10%-20% детей, которых физически наказывают, актуальна по сей день. Да и с чего бы ей меняться?

Помимо опыта воспитания сестры и тех ситуаций, с которыми я столкнулась, занимаясь репетиторством, за последние полгода пришлось неожиданно приобрести новый опыт – опыт воспитания 9-летней озорной девчонки. Юлька, так ее зовут, появилась в моей жизни практически случайно: хорошие знакомые родителей, уезжая на вахту Север, зная о моем опыте воспитания сестренки с 8-9 лет, неожиданно завели разговор в новогодние праздники о Юльке … Так эта озорная, но интересная девчонка, попала в мои воспитанницы. Юлька действительно интересная девчонка, которая обладает каким-то удивительным даром постоянно находить себе приключения в буквальном смысле на свою попку. Родители Юлька так сразу и сказали: «Пороть! «. Что и пришлось начать буквально через неделю после ее появления. Интересно, что когда впервые я сказала Юльке, что она будет наказана, то даже немного растерялась, когда Юлька простодушно спросила «как само собой разумеющееся»: «Ты меня выпорешь, да? «. Признаться, в тот, первый раз, я сама для себя вначале не решила, как наказывать … Вопрос же Юли, как она его задала, расставил все точки над «i» и избавил от сомнений. Когда же выпорола ее, опять же, осторожничая на первый раз, Юлька в последующем разговоре вновь меня удивила, признавшись чистосердечно, что «мама меня сильнее наказывает». И что делать прикажете? – Пришлось в следующий раз начать «сильнее наказывать». Юлька конечно побаивается порки, но главное для нее, чтобы «справедливо» наказывали. Вести такой примерно с ней диалог:

– Юль, я понимаю, пошалить снова хочется? Ты что обещала на прошлой неделе? Помнишь, сколько получила?

– 15. Да-аа, больно!

– А зачем ты снова то же самое, уже в четверг?

– М-ммм.

– Что, мало наказали?

– (С обидой). Ааа-га!! Ты тогда сказала, что уже 25!!

– Юля!! Так что мало попало?

– (Со слезками). Больно!! Ты сказала…. Ты сразу сильно меня ремнем!

– Юля, вспомни, о чем мы договаривались? Я что тебе про следующий раз сказала? Вспоминай!!

(Здесь надо отдать должное Юльке, 9 лет, а уже умеет отвечать за свои поступки, «не юлит». )

– М-ммм, 35 (заплакала). Знаешь, как больно!!

(Опять же, отдам должное Юльке. – Подумает, но истерик не устраивает и не просит «простить на этот раз». )

– Юля, ну мы два раза уже наказывали тебя, разве не так? Скажи, честно будет, чтобы мы на этот раз тебя выпороли как договаривались?

И т. д.

В итоге, после такого получасового разговора – обсуждения, Юля больше не спорит, признает, что «честно» будет ее наказать, и начинает раздеваться и готовиться к наказанию. Плачет, но снимает трусики, и сама ложится. Хотя знает, что сильно ремнем накажу. Действительно сильно ей попадает, даже строже, чем наш отец порол сестренку в таком возрасте.

И здесь необходимо затронуть вопрос, что все мы разные, и кого-то один вид ремня уже «вразумляет», а кого-то – надо действительно хорошенько выдрать, чтобы отложилось в голове. К сожалению, Юлька из числа тех, кого действительно для «понимания» приходится хорошенько выдрать. Ну не откладывается у нее в голове «слабая» порка, чтобы там не говорили сторонники «легких» наказаний. И потом, мне порки на 2-3 недели хватало, а вот Юльке надо постоянно «напоминать» ремнем. Кстати, это не такая уж редкая ситуация: мне доводилось общаться с несколькими девушками, которые делились своими неприятными воспоминаниями, так вот сами эти девушки признавали, что порой не успеют сойти следы от последнего наказания, как снова убегали на ту же «гулянку» и пр. Знали, что вновь строго накажут – и убегали … Такой вот характер.

С Юлькой вопрос «чтобы помнила» удалось решить только в конце весны, когда обстоятельства сложились так, что впервые «дозрела» (с подачи знакомых) до розог. Это тоже отдельная тема рассказа, сейчас же, рассказывая про Юльку, скажу, что ивовый прут действительно отлично вразумляет Юльку, в достаточном количестве (для ее возраста) придает «память» на 2-3 недели. Вот здесь действительно жаль Юльку, потому что прекрасно вижу, что с большим трудом переносит наказание прутом, но действует, действует! Опять же, предупреждая возмущения некоторых товарищей – противников порки, не открою Америки, что розги издавна использовались для наказания, так что ни о каком «издевательстве» или «садизме» речи быть не может.

Не могу удержаться, чтобы немного не поиронизировать. Пришлось по переписке пообщаться с одной действительно умной женщиной, которая воспитывает дочь без ремня, а вот мужа переубедить, чтобы не порол сына – не может. Доказывает, что порка неэффективна в переписке, но вынуждена признать, что 6-7 лет спорит с супругом, но не может его переубедить в «бесполезности» порки. А может не стоит спорить о «бесполезности»? – Глупо, право, отрицать очевидное, проверенное веками. Другое дело, что можно строить эффективное воспитание, не используя ремень. – Это тоже факт. Но тогда и нужно честно признать, что порка – эффективный инструмент воспитания, но есть и другие, не менее эффективные инструменты, помимо порки. А вообще, что эффективно для одного – неэффективно для другого, все мы индивидуальности.

Просыпается Толик от сильного запаха гари по всей комнате и недовольных возгласов Лёни: -Юный пиротехник, ты зачем мой учебник по Химии поджёг? Ну, я тебе сейчас… -Лёнька, не кричи! Ты не прав. Вован занимается благими делами и избавляет нас от химии! — Заступается за Вовку Толик. -Доброе утро, бухарик! — Улыбается Леонид, видя пустой взгляд Толи. -Утро добрым не бывает… — Вздыхает Толик. -Рассольчик огуречный помогает! — Продолжает за братом Леонид- Я тебе кстати его принёс. Выпей, полегчает. -Да что толку от твоего рассола? У меня голова болит, а от головы надо принять, что ни будь легкое, ну типа сухое полусладкое или… -А от твоей головы только топор поможет! — В дверях появляется недовольный Илья. — Лёнька, дети уже готовы! Сегодня вам придётся идти без меня. И смотрите не опоздайте! -А Толик? Он же ещё не готов! — Удивляется Лёня. -А я его на сегодня отпросил! — Отвечает Илья.- Нам нужно поговорить. -Удачи! — Шепчет Лёнька и, похлопав Толика по плечу, одевшись, вместе с гномами уходит. Илья, стоя в дверях, смотрит, как Толик жадно опустошает банку с огуречным рассолом. -Ну и о чём ты хотел поговорить? — Спрашивает Толя, когда содержимое банки заканчивается. -А ты не догадываешься? Мне вчера звонила твоя классная руководительница и сказала, что тебя из школы выгоняют.- Как можно более спокойно, отвечает Илья. -А ты её побольше слушай! Она тебе ещё и не такое расскажет! У неё же как у Винни пуха — в голове одни опилки! -Хватит! — Раздражённо говорит Илья.- А вчера, какой ты пришёл, напомнить? Куртка порвана, губа разбита, новый телефон потерян! А про то, что ты на ногах не стоял, я вообще молчу! -Слушай, Илюха, ты уже задрал со своими нравоучениями! Я тебе не маленький! Вон иди с Вовочкой так разговаривай, а от меня отстань! Как хочу, так и живу! Это не твоё дело! — Зло рычит на него Питерский. -Нет, дорогой, это как раз моё дело! — Срывается Илья и хватает парня за грудки.- Ты совсем уже страх потерял? А ну живо извиняйся! -Да иди ты на хуй! Достал уже! — Взрывается Питерский и отходит к окну. -Ты как с отцом разговариваешь? Куда мне идти? — Зло спрашивает Илья. -Куда слышал! — Огрызается парень. -Ну, всё Толик моё терпение лопнуло! Это было последней каплей! Снимай штаны и ложись на живот! — Рычит Илья, расстегивая ремень на джинсах. -Что? Ты с ума сошёл? Не чего я снимать не буду! Ясно? — Спрашивает Толик по-прежнему наглым, но одновременно чуточку дрожащим от страха голосом. -Тогда я сниму! — Отвечает окончательно потерявший контроль, Илья и, заломив парню руки за спину, швыряет его на кровать. -Ладно, прости! Я больше не буду! — Стонет Питерский, пытаясь вырваться из крепкой хватки Понамарёва. -Перестань рыпаться, а то хуже будет! — Отвечает Илья и, стянув с парня джины, складывает вдвое ремень. В такой идеальной тишине Толик отчётливо слышит звон пряжки и вздрагивает. -Не надо меня бить, я всё понял! Меня ещё ни когда не пороли. -Значит, сегодня будет впервые! — Зло отвечает Илья и замахивается. Услышав взмах ремня Толик невольно сжимает ягодицы и тут же чувствует жгучую боль, а затем ещё и ещё. Толик стискивает зубы и мысленно считает удары. «Пять, …Что же делать? А это больно! …Одиннадцать… Илья, сука…задница уже огнем горит! … Двадцать…Воспитатель хренов, да чтоб тебя! …Тридцать два… Какая тупая боль! Может просто извиниться и всё? … Сорок семь…Всё! Не могу больше терпеть!» Отчаянно вырываясь, думает парень. -Хватит вертеться, а то сейчас всыплю по голой заднице, ясно?! — Бросает Илья. -Прости! — Громко воет Толик. -Замолчи! Не хватало еще что бы соседи услышали! — Отвечает Илья и бьёт Толю ещё сильнее. Толик крепко прикусывает нижнюю губу, чувствуя, как предательски щиплет в носу. -Илья, ну пожалуйста, перестань! Мне очень больно! — Не своим голосом вскрикивает Толик, понимая, что не в силах больше сдерживаться. Опомнившись, Илья действительно прекращает наказание и быстро одевшись, уезжает к Коле. Толик принимает душ и, переодевшись, ложится в кровать. «Больно…очень больно и обидно! … Я ему не маленький мальчик чтобы со мной так!» — Злится Толик, потирая пострадавшее место.- «А я ещё доверял ему, думал, он заменит мне отца, а он…Сегодня был самый худший день в моей жизни …, Самый ужасный день»- Думает парень, проваливаясь в сон. Вскоре Толя уже преспокойно спал. Разбудил парня Леонид, который благодаря своей неуклюжести, уронил полку с книжками себе на ногу и красноречиво выругался. -Да братишка, не знал, что ты такие слова знаешь…- Открыв глаза, бормочет Толик. -О, наша спящая красавица проснулась, наверняка весь день проспал. Не надоело? — Спрашивает его Ленька, собирая с пола книги. -Нет, не надоело…- Потягиваясь, отвечает Толя.- А ты чего так рано? -Вообще-то уже три часа и уроки давно закончились. -Понятно, везёт тебе…- Тянет Толя, поднимаясь с кровати. -Ну, рассказывай, что с утра было? — С интересом спрашивает Лёнчик. -Нечего особенного… и вообще, это не твое дело! Понял! — Огрызается Толик. -Да ладно, чего завелся то? Спросить нельзя.- Разводит руками Лёня и выходит из комнаты. Толик встаёт с кровати и, шаркая ногами, идёт вслед за братом. Леонид разогревает суп. -Ладно, Лёнь, ты прости меня! Просто настроение не к чёрту! -Что сильно ругался? — Спрашивает Лёня. -Да, и не только ругался…- Отвечает Толик, закуривая сигарету. -В смысле? А что ещё делал? -Да не важно! -Почему ты не хочешь мне рассказать? Я думал мы с тобой не чужие друг другу люди, и у нас нет друг от друга секретов. -Хорошо, я расскажу, только ни кому, ладно? — Чуть помедлив отвечает Толик. -Ты же знаешь, я умею хранить тайны! -Ну в общем…, Илья меня выпорол! — Произносит Толя, краснея от стыда. -Выпорол? — Глаза Лёни округлились. — И ты так спокойно об этом говоришь? Он же права не имеет! -А что я, по-твоему, должен делать? — Усмехается Толик. -Не знаю, … Ты есть будешь? — Переводит тему Леонид. -Буду. Я вообще ещё со вчерашнего дня ни чего не жрал! … Лёнь, а где малышня? — Спохватывается парень уже сидя за столом. -Они во дворе гуляют. Через полчаса придут.- Отвечает Леонид. -Ясно, опять, небось, весь двор по домам разбежался, как только увидел эту святую троицу! — Смеётся Питерский и разговор парней плавно переходит в обсуждение нового фильма. Вскоре дома появляются близнецы и Вовочка. Лёня садиться за уроки, а Толик с гномами смотреть телевизор. Илья возвращается поздно вечером. -Папочка пришёл! — Радостно кричит Вовочка, прыгая по комнате. -Привет, банда! — Отвечает Илья и идёт на кухню. Лёня отправляется следом. -Лёнька, что у нас есть поесть? — Потроша холодильник, интересуется Илья. -Ты зачем Толика выпорол? — Тихо, чтоб не слышали дети, спрашивает парень. -А ты от куда знаешь? — Удивляется Илья. -От верблюда.- Огрызается Лёня. -Сам виноват! Надо было головой думать! И вообще, какое твоё дело? -Моё какое дело? Вообще-то Толик мой брат. Ты избил его, а теперь ведёшь себя, как ни в чём не бывало. Ну и кто ты после этого? По-моему обычный трус! -Слушай, а ты не много ли на себя берёшь, мальчик? Или тоже получить захотел? — Срывается Илья наступая на Лёньку. -Угрожаешь, да? Что не нравиться когда правду говорят? Ты хоть понимаешь, что ты наделал? -Да я знаю, что был не прав! — Восклицает Илья — Так получилось, я разозлился и совершил ошибку, о которой очень жалею. А теперь я не знаю, что мне делать.- Тихо добавляет он. -Ты знаешь, обычно, если кто-то чувствует свою вину, этот кто-то извиняется! — Не без нотки сарказма отвечает Лёнька -Спасибо, капитан очевидность! А если он не захочет меня прощать? -Не правда, Толик добрый, он всё поймёт.- Спокойно отвечает Лёня и уходит в детскую. Илья, немного помешкав, направляется следом. В комнате царит обыденный хаос. -Так, малышня быстро идите зубы чистить! — Приказным тоном говорит Илья, отдирая от шкафа пластилин. Близнецы и Вовочка послушно уходят. — Пойду, прослежу, чтобы они не разнесли нам ванную! — Победно улыбается Илье Лёня и следует за детьми. — Толь…- Илья подсаживается на кровать сына.- Прости меня, я сорвался! Сам не понимаю, что на меня нашло! — Произносит он. Анатолий молчит, но приподнимается на локте и заглядывает в глаза Понамарёва. -Сына, ну не смотри ты на меня так! Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — Нервно спрашивает Илья. -Обещай, что больше ни при каких условиях, ты меня не ударишь! — Необычайно серьёзно отвечает Толя, не отрывая взгляд. -Хорошо, даю тебе честное слово, что больше ни когда не буду тебя бить! — Быстро произносит Илья.- Но с одним условием… -С каким? — Толик вопросительно выгибает бровь. -Пообещай, что исправишь все двойки и бросишь курить! -На счет двоек обещать не могу, а курить…, так уж и быть, больше не буду.- Отвечает парень, хитро улыбаясь «папочке». На несколько секунд наступает молчание, но это не надолго… -Вы зачем мочалку подожгли? — Из ванной слышится испуганный голос Лёни. -Вовочка! — Одновременно восклицают Илья и Толик и бегут в ванную.

Форум для подростков Антизомби

Как пороть ребенка
2 методика:Мысли и разговоры о поркеПорка
Порка является традиционной мерой физического наказания, применимого к детям. Однако в родительских кругах до сих пор ведется дискуссия о том, можно ли с помощью нее пресекать плохое поведение и в какой-то мере преподавать уроки. Если вы решили для себя, что все-таки будете пороть ребенка, вам следует изучить общие положения о том, как делать это спокойно, осторожно, без излишнего травматизма, чтобы ребенок не чувствовал себя ущемленным, а усвоил урок и осознал свои ошибки.
Шаги
Метод 1 из 2: Мысли и разговоры о порке
1 Убедитесь, что вы тщательно все спланировали. Прежде чем пороть ребенка, вы должны быть на сто процентов уверены в том, что вы хотите применять именно эту меру наказания, а не другие нематериальные виды наказания, такие как лишения привилегий или домашний арест. Если же вы абсолютно уверены в том, что порка необходима, вы ни при каких обстоятельствах не должны менять свое решение.
2 Объясните ребенку, что он сделал не так, и как ему следовало поступить. Это должна быть вольная дискуссия, в ходе которой ребенок сможет задавать вопросы, чтобы понять, что именно от него ожидали. Применяя любые наказания, вы должны всегда быть спокойны и пресекать любые вспышки гнева.
3 Определитесь с укромным местом, в котором вы будете пороть ребенка. Не стоит делать это на виду у других людей, будь то друзья или родственники, поскольку это может психологически травмировать ребенка, он может попросту обидеться и не усвоить урок.
4 После того, как вы разобрались во всем сами, дайте понять ребенку, что в случае, если тот неправильно себя будет вести, вы будете его пороть. Ребенок может немного злиться или таить обиду. Кроме того, он может становиться нервным. Это вполне ожидаемо и естественно. Вы должны понимать причины подобной реакции и уметь стоять на своем.
5 Скажите ребенку, что он должен смирно принимать наказание. Скажите, что пытаться отпираться или давать сдачи бессмысленно, поскольку наказание неизбежно. Если ребенок пытается с вами пререкаться, скажите, что это не сделает порку короче. Также, помните, что плач во время, до и после порки – естественное явление, за которое ребенок не может быть наказан.
Метод 2 из 2: Порка
1 Бейте ребенка голыми руками, а не подручными средствами. Ремни могут быть опасны и травматичны, поэтому лучше обойтись без них. Всегда шлепайте ребенка по голой попе: это более эффективно, и вы можете это контролировать. Кроме того, это справедливо, потому что одежда ребенка на это не влияет, а значит, нет фактора случайности – каждый шлепок имеет одинаковую силу.
2 Снимите все свои кольца с рук, прежде чем приступите к наказанию, потому что ими вы можете травмировать ребенка или сильно ударить руку. Вы же не хотите причинять вред своему ребенку? Так же повынимайте все из карманов своих штанов, чтобы ребенок мог спокойно разместиться у вас на коленях. Сложите свои вещи рядышком на столе или стуле.
3 Спустите штаны и нижнее белье своего ребенка (более взрослые дети должны делать это сами). Перекиньте ребенка через колени. Сядьте, а затем положите ребенка на колени.
4 Не разговаривайте во время порки. Оставьте все разговоры на потом.
5 Расслабьте руки, положите одну ребенку на спину, а другую на попу. Убедитесь, что ребенок не ерзает, а его ноги сомкнуты.
6 Не бейте слишком сильно. Не нужно вкладывать в шлепки много силы для того, чтобы проучить ребенка, к тому же, если вы переусердствуете, то можете нанести ребенку увечья или травмировать его. Кроме того, порка несет в себе не только причинение физического дискомфорта, но и некий символизм. Прислушивайтесь к реакции ребенка, чтобы знать, не слишком ли больно вы бьете его.
7 После порки поговорите с ребенком. Скажите, что сделали это потому, что любите его, и что дисциплина – это часть вашей любви. Сделайте акцент на том, что он может избежать наказания, если будет действовать обдуманно и принимать правильные решения.
8 Постарайтесь сделать порку хорошим уроком. Это может показаться странным, но правильно примененная порка может преподать ребенку ценный урок, который позитивно скажется на его будущем. Вы можете чувствовать себя отвратительным родителем, но на самом деле, если порка применяется с умом, без излишней жестокости и из правильных побуждений, она является важной частью воспитания детей.
9 Скажите своему ребенку, что любите его, несмотря ни на что. Обнимите и поцелуйте его. Он может обижаться на вас несколько дней, но в конечном итоге все равно простит.
Советы
Бейте только по голой попе.
Пороть ребенка можно начиная с 4-5 летнего возраста. Более маленьких детей пороть не стоит. Порка эффективна для более взрослых детей, поскольку они смогут понять ее значение. В некоторых случаях она применима даже к подросткам, но это скорее исключение, чем правило. Если же подобная мера оказалась неэффективной, попробуйте применить другие способы наказания.
Не применяйте порку слишком часто. Если вы будете все время бить ребенка по попе, это перестанет быть эффективным, поскольку ребенок к этому попросту привыкнет. Порка должна носить исключительный характер и применяться не чаще нескольких раз в год по мере взросления ребенка.
С другой стороны, возможно, лучше применять другие воспитательные меры.
Мальчиков должны пороть отцы, девочек – мамы.
Предупреждения
Бейте ребенка исключительно по ягодицам и ни в коем случае не по голове или туловищу.
Не стоит бить ребенка в транспорте.
Не бейте ребенка в порыве гнева.
Не стоит пороть ребенка, если вы не являетесь его родителем или опекуном. Нянечки, это касается вас. Это не только незаконно, вас так же могут обвинить в сексуальных домогательствах.
Соблюдайте все законы, ограничивающие или запрещающие порку или другие физические наказания. К примеру, в США порка разрешена везде, кроме некоторых штатов, но только в том случае, если вы являетесь родителем или опекуном ребенка. Тогда как учителям или любому другому персоналу школы в 31 штате пороть детей запрещено. В Канаде же запретили пороть детей младше двух и старше двенадцати лет, а так же применять при этом любые подручные средства. В Новой Зеландии и еще 22 странах мира, в том числе европейских, любые виды порки вне закона без исключения.
Имейте в виду, что если вы решились пороть ребенка на людях, вы можете столкнуться с возмущением других людей, которые подобное не приемлют, даже если в вашей стране порка разрешена, и вы имеете полное право это делать. Это особо актуально для регионов, где люди негативно относятся к порке. Поэтому не стоит делать это в публичных местах.
Если в школе, где ребенок учится, применяют физические наказания, и ребенка уже выпороли, не стоит повторять процедуру дома. Многие родители это делают, но это несправедливо – наказывать дважды за одно и тоже действие.
Не используйте подручные средства для порки детей младше 8 лет. Никогда не бейте ребенка ремнем или чем-то подобным.
Не применяйте дополнительные меры наказания, к примеру, не ставьте ребенка в угол; порка сама по себе уже достаточное наказание.

Инструктаж по прикладному воспитанию

Ремень и розги – это сильнодействующее средство и применять его нужно только по строгим показаниям. Уж коль драть ребенка, то не чаще одного раза в неделю, лучше по субботам не из-за старинного русского обычая, а чтобы в воскресение ребенок мог бы прийти в чувство после наказания и осознать свою вину. Для порки маленьких детей лучше всего подходят прутья из красного дерна: длинные, ровные, без сучков и очень гибкие. Бить только одним прутом, не связывая их в пучок. Для порки более старших детей применяют ремень. Ремень применяется только для детей и еще слегка лишь опушившихся в паху подростков. Пряжкой лучше не пользоваться, а ремень складывают вдвое. Там где ложится “петля”, остается синяк. Детей иногда наказывают также мокрой веревкой. Порет взрослый детей и подростков и свежей крапивой, окуная ее в ведро с дождевой водой и высекая по голой заднице. Подростков с уже сильным оволосением в паху и более взрослых секут чаще всего розгами. Плетью порят за серьезные провинности, и только по решению главного. Розги заготавливают заранее. Срезают у ручья длинные ивовые прутья, вымачивают, замачивают в соленом растворе Подойдя к ведру, выбирают самый длинный прут. Если используются розги, ребенка рекомендуют всегда смазывать, втирая, вазелином, поскольку так получается больнее, кожа портится меньше, а следы проходят быстрее.
Бить ребенка рекомендуют, привязав его к дивану, а еще лучше – к скамейке, чтобы он не мог бы вырываться и получал бы удары только лишь по попе, а не по жизненно важным органам. Скамейку делают из очень толстых и плотно пригнанных друг к другу досок, долгое время лежавших в воде, и проделывают в скамейке несколько отверстий для того, чтобы фиксировать наказываемого так, чтобы попа не могла вертеться. Стоять такая скамейка может под окнами, а при необходимости выдвигаться на середину комнаты.
Порят, положив ничком и привязав к скамье (дивану) так, чтобы попа не дёргалась. Ребенка заставляют лечь на диван (скамейку) и вытянуть вперед руки, завертывают ему рубашку (платье) до подмышек и спускают до щиколоток трусы. Руки и ноги ребенка связываются ремнями и притягиваются к ножкам дивана (скамейки), вытягивая наказуемого как стрелку компаса. Как ребенок маленький, руки связывают вместе, и ноги связывают вместе, когда же вырастает, руки и ноги привязывают по отдельности к ножкам скамейки или табуреток, если скамейка становится коротковатой для полной растяжки. Нередко ребенка привязывают еще и за талию, чтобы он меньше вертелся. Под живот ему могут положить подушку, а могут и не положить. Однако чаще всего взрослый порет ребенка, укладывая его животом поперёк своих коленей или же стоя или сидя, зажав его голову между своих колен. Шлепает сильно ладонью, ремнем или плашмя ложкой, линейкой. Так как гениталии ребенка прижаты к коленям экзекутора или находятся как раз над коленями, отсюда и возникает возможность сексуального возбуждения и даже случайного оргазма в этом положении, и эта позиция, как полагают, является причиной, пробуждающей возникновение огромное количества фетишей и извращений, связанных с поркой, еще в детстве.
Иногда исполнители помогают наказуемому обнажить задницу и лечь. А иногда требуют, чтобы ребенок делал это самостоятельно. Если он сам не спускает с себя трусы и не ложится на живот, поднимая рубашку (платье), его ждут дополнительно несколько очень чувствительных ударов. Нарвавшись несколько раз, ребенок уже заголяется сам, даже без напоминания. Спину свою взрослый во время удара держит ровно, прут должен пересекать обе половинки, а дергать его на себя нельзя: порвется кожа. Нельзя бить два раза по одному и тому же месту: синяк будет больше, а пользы от такого воспитания меньше. За сопротивление могут возлагать дополнительное наказание.
Каковы при порке ощущения ребенка? Вначале по телу пробегает неприятный холодок. Ребенок ревет как белуга и судорожно сжимает ягодицы. Просит простить. Ему очень страшно. Его сердце отчаянно бьется, явно намереваясь выпрыгнуть из груди. Все достается его попке. Он вертит ею, как только может, взрослый не всегда попадает совсем точно, и бывает очень больно. Когда приходит черед розог, ребенок сперва слышит противный свист, и все его тело пронзает жуткая боль. Он орет как резаный. При порке крапивой сначала становится холодно, а потом тело все горит как на сковородке. Взрослый спокойно ждет, пока ребенок проорется. Когда боль у ребенка стихает, на него обрушивается следующий удар чуть выше первого. После порки рекомендуют мазать наказанное место маслом из лампадки, а если сильно повреждена кожа — йодом. Для того, чтобы не было следов, используется техника порки с разогревом. Воздействие вначале очень щадящее, мягкими порющими средствами. Это способствует притоку крови к обрабатываемому участку, увеличению эластичности кожи и мышц, и началу выделения эндорфинов. До, во время и после порки на кожу ягодиц наносятся специальные мази, кремы и гели, благодаря которым риск возникновения сле дов сводится к минимуму. Ребенок в полубессознательном состоянии может даже и не помнить, как его отвязывают. Прийдя в себя , при удобном случае он смотрит на свою попу в зеркало. На посиневшей попе вспухают аккуратно прочерченные параллельно друг другу полосы. Урока хватает недели на две-три. В случае порки детей, порка нередко является мощным эротическим переживанием для экзекутора.
[email protected] если вам интересна эта тема как таковая как с позитивных нак и с негативных сторон

Нужно ли пороть ребенка

Пороть ребенка: стоит ли?

Один из наиболее древних методов наказания, порка считалась также и традиционным методом воспитания для множества русских семей. Однако, рассматривая реалии современных методов воспитания, стоит ли тратить силы на подобный метод?
Многие психологи считают, что если родитель пытается применить физическое насилие по отношению к ребенку в качестве наказания, то это говорит о несостоятельности родителя: нужно уметь разъяснить своему чаду все словами, воздействовав на его сознание вербально, без использования кожаного ремешка или — чего хуже — плетки.
Тем не менее, и это утверждение не совсем просто подтвердить: некоторые дети совершенно не умеют обрабатывать информацию, а 10-летнему ребенку не всегда просто объяснить, почему это плохо, а это — хорошо, поэтому легче закрепить поведение ребенка наказанием, как при дрессировке собак.
Если послушать мнения родителей послушных детей, то большая часть из них сходится на том, что главным принципом физического наказания является умеренность — порка только тогда, когда «в ребенка реально вселяется какой-то бес».

«Побочные эффекты» от порки детей

Многие психологи считают порку не только устаревшим методом, но также и тем, который способен принести в жизнь ребенка несчастье и уничтожить в нем потенциальные таланты…
Почему?
Сегодня психика человека находится в постоянном напряжении, а у детей это напряжение проявляется еще сильнее, следовательно, они могут страктовать вашу заботу совсем иначе — они могут не понять, за что вы их наказали. Посчитав порку обычным актом насилия над ними, они станут замкнуты и затаят на вас злобу.
Расшатать психику ребенка очень легко, если пороть его сильно и с самого детства. При это вряд ли он изменит свои идеологические ориентиры, если будет видеть в своем окружении (друзья, семья, одноклассники) людей, делающих то, что ему запрещают. В будущем это может лишь подстегнуть в нем желание попробовать запретный плод.
Пороть маленьких детей только в крайних случаях: специалисты по воспитанию, а также народная мудрость советуют начинать акты физического наказания на стадии подросткового возраста, когда мозг ребенка «шалит» сильнее всего.
Глупо прыгать из одной крайности в другую: пороть постоянно — можно вызвать последствия, о которых говорилось выше, не пороть совсем (особенно мальчиков) — может вырасти слабовольный человек, поэтому идеальным вариантом будет умеренность. Более того, стоит учитывать психотип вашего чада — кто-то может воспринять порку как бессмысленное насилие и проходить всю жизнь забившись в «кокон», имея ужасно низкую самооценку. Будьте осторожны, чаще всего можно просто пошлепать по попе (тех, кто помладше) или дать оплеуху (тем, кто повзрослее), но сперва — разговор.

Когда совет назначал всем провинившимся за неделю наказания, то их распределяли для экзекуции между патронессами.

Затем патронессы устанавливали между собой очередь, так как за раз можно было наказывать не более двух мальчиков и двух девочек.

После этого всех подлежащих наказанию розгами собирали вместе – мальчиков и девочек; тем и другим сторожа и няньки связывали руки веревкой.

Потом по два мальчика и по две девочки уводили для порки. По приводе в комнату для наказания, их раздевали и прежде, чем положить на скамейку, связывали веревкой ноги. Потом клали на скамейку, держа за ноги и под мышки, пока патронесса давала назначенное число ударов розгами. Так как одновременно пороли двух, то в комнате был страшный вой и крики, соединенные с разными мольбами и клятвами. За свое пятилетнее пребывание в приюте не помню, чтобы кого-нибудь высекли не до крови.

После наказания обыкновенно весь наказанный был вымазан в крови, и если не попадал в лазарет, то иногда несколько часов не мог ни стоять, ни сидеть. Я помню, что я не раз после наказания часа два могла только лежать на животе, в таком же положении приходилось спать иногда дня два-три. Если бы можно было показать девочку, вернувшуюся после строгого наказания, то у самого закаменелого человека сердце дрогнуло бы.

Шестнадцати лет я поступила в приют, где сама воспитывалась, на должность помощницы надзирательницы; в этом звании я пробыла более года и затем заняла место надзирательницы, на должности которой пробыла около трех лет, когда познакомилась с мистером Бредон и вышла за него замуж.

В женском отделении приюта было не менее восьмидесяти девочек, но иногда число их доходило до ста. Девочки распределялись для обучения на два класса – младший, в котором были девочки от десяти до одиннадцати и самое большее до двенадцати лет, и старший – в котором находились девочки в возрасте от двенадцати до тринадцати лет и, как исключение, четырнадцатилетние. Моложе десяти лет и старше четырнадцати в приют не принимали.

Столько же мальчиков и в таком же возрасте было и в мужском отделении нашего приюта, который считался самым богатым в городе. Действительно, патронессы средств не жалели.

Одевали, кормили и обучали детей превосходно. Может быть, из-за своей страсти к телесным наказаниям патронессы не жалели кошельков.

Помещение приюта также было роскошное. Если бы не жестокие телесные наказания, то лучшего нельзя было бы пожелать и для детей состоятельных родителей.

В приют принимались только сироты или брошенные дети обоего пола, но лишь вполне здоровые. Им давали очень хорошее первоначальное образование и обучали разным ремеслам, а девочек – рукоделью, домоводству и кулинарному искусству.

Цель этой петиции – обратить внимание членов парламента на жестокость телесного наказания и необходимость если не отмены его, то ограничения права патронесс наказывать детей столь жестоко. По-моему, следовало бы уменьшить число ударов розгами до пятидесяти для девочек и ста для мальчиков. Теперешний максимум – двести розог для девочек и четыреста для мальчиков – слишком велик.

Ради справедливости я должна сказать, что максимальное число розог, как девочкам, так и мальчикам, давалось в крайне редких случаях, за какой-нибудь выдающийся по своей порочности поступок. Обыкновенно же самое строгое наказание для девочек заключалось в ста ударах розгами и для мальчиков двести розог, изредка давали девочкам полтораста розог и мальчикам триста.

Но зато первая порция назначалась слишком часто. Наибольшим числом розог наказывали в среднем не больше двух-трех девочек в год и пяти-шести мальчиков.

Надо было видеть девочку, получившую двести розог, или мальчика, которому дали четыреста розог, чтобы убедиться в жестокости подобного наказания.

Если их не относили в лазарет, то у них, когда они вставали или вернее, когда их снимали со скамейки и ставили на ноги, был ужасный вид.

Было видно, что ребенок едва стоит на ногах, но сесть, от боли, тоже не может. В обязанности помощницы надзирательницы входило наблюдение за качеством и количеством розог, которыми заведовал особый сторож. Розги покупались экономом. Сторож, под наблюдением помощницы, вязал пучки для наказания мальчиков и девочек. Прутья для мальчиков брались толще, чем для наказания девочек. Связанные пучки клались в особые железные чаны, наполненные водой.

За полчаса до начала наказания или даже меньше, чтобы они были как можно гибче, их в присутствии помощницы вынимали и вытирали насухо. Концы пучков обертывались тонкой бумагой, чтобы не поцарапать ручек патронесс.

Патронессы, особенно главная из них, находили, что польза от наказания розгами зависит от качества розог, что мне с совершенно серьезным видом она объясняла, когда я поступила помощницей надзирательницы. Раз я была оштрафована на три шиллинга (всего около 1 р. 50 к.) за то, что она нашла розги недостаточно хорошо распаренными, негибкими и небрежно связанными в пучки. Сторожа прогнали за это из приюта. Новый сторож был специалист по этой части, и я больше ни разу не получала замечаний, а главная патронесса раза два-три хвалила меня. Дело в том, что, как объяснил мне новый сторож, нужно было смотреть, чтобы прут был не особенно толст, но и не тонок, чтобы он не резал кожу сразу, а причинял бы при ударе сильную боль, что составляло главное достоинство березового прута. Но необходимо было наблюдать за тем, чтобы прутья были срезаны со старых деревьев, с их верхов, где ветви тверже и эластичнее. Совсем молодые ветви годятся для наказания только очень маленьких ребят. Для наших же детей, как для взрослых, нужно, чтобы прут был достаточно твердый и хорошо хлестал кожу.

Надо было видеть, с какой заботливостью он вязал пучки или принимал от подрядчика прутья. Для девочек он выбирал прутья тонкие и длиной в 70 сантиметров, для мальчиков толще и длиной в 1 метр. По его словам, концы пучка из двух-трех прутьев должны быть тщательно выравнены, чтобы при ударе выдающийся против других конец прута не ранил преждевременно кожу, особенно, если такой кончик попадает на места, где кожа особенно нежна. Розги, которые приготовлял прогнанный сторож, вязались из сухих прутьев и плохо подобранных, почему патронесса и заметила, что они кожу царапают, но не причиняют максимума боли.

Накануне воспитатель с директором и директриса с надзирательницей вечером, когда дети ложились спать, собирались в комнате директора на совещание, куда и я, как заведовавшая розгами, приглашалась.

Тут составлялся список провинившихся воспитанников и воспитанниц, записывались вины в их штрафные книжки и делались предположения, какое количество ударов может назначить совет патронесс виновному и виновной. Надо заметить, что, по обычаю, каждым пучком розог давалось не более пятидесяти ударов, а затем пучок заменялся новым. За этим опять же должна была наблюдать я. Когда я была воспитанницей, то мы все это отлично знали и, пока нас раздевали, по числу лежавших на столике около экзекуционной скамейки пучков мы могли сообразить, сколько розог нам назначили. Число это не объявлялось. На том же столике стояли стакан и графин с водой, а также пузырек со спиртом.

Мне давался особый «наряд» приготовить столько-то пучков розог для мальчиков и столько-то для девочек. Кроме того, я обязана была иметь, во избежание штрафа, запасные пучки. Иногда случалось, что совет патронесс был особенно не в духе и назначал число ударов значительно больше того, что ожидали директор и директриса, – тогда приходилось сторожу спешно, пока наказывали детей, готовить пучки розог.

Регламент требовал, чтобы наказываемый мальчик или девочка клались на скамейку и привязыв

ались к ней веревками или держались сторожами и няньками за ноги и за руки, – выбор того или другого способа зависел от усмотрения наказывающей патронессы. Обязательно было всех, подлежащих наказанию розгами, приводить в экзекуционную комнату со связанными руками, а по приводе немедленно связывать ноги.

Предисловие.
Тема порки меня интересовала с детства по двум причинам: самого наказывали и наказывали при мне. При этом порку всегда воспринимал как справедливый акт наказания, принуждения к исправлению.
В дальнейшем, с появлением интернет-сообществ по ТЕМЕ, появилась возможность общения по интересующему вопросу… и выражения своих мыслей, чувств… в тематическом сообществе на форумах выступал под ником Одессит.
Сначала писал воспоминания о своих наказаниях… Далее — рассказы по Теме.
Рассказы из серии «Репетитор» — своеобразное сочетание тематической спанк-литературы и эссе на тему «порка — воспитание в быту, в реале»
Репетитор-2 или заготовка розог.
Прошло не так много времени после прошлой порки Сергея, а его родители уже мне звонят: «Сергей опять разбаловался. Пьет пиво, ленится, пропускает занятия. Выпорите его как сидорову козу…» Эта информация меня рассердила. Ведь в прошлый раз высек не слабо. Ему мало? Ну что ж, парень… После новой порки сесть будет трудновато. Про пиво забудешь! Договорились, что пришлют Сергея ко мне завтра, в субботу для наказания. Пошел посмотреть, сколько прутьев у меня для основательного наказания ленивого ученика. Оказывается, что розог не так уж и много. Вдруг вспомнил, как заготавливал розги для себя. Бывало, что мама посылала меня самостоятельно нарезать прутья в парке. Но было и несколько раз, когда отправлялись туда вдвоем. До сих пор помню, как было стыдно стоять и держать в руках прутья, пока их нарезает мама. Любой, кто проходил в это время, прекрасно понимал, что прутья – это розги, а заготавливают их для меня. Краснел, бледнел. Такая моральная порка перед физической действовала очень хорошо. Вести себя плохо после публичной заготовки розог долго не было охоты. Решил, что устрою такое испытание Сергею. Наступила суббота. В 11.00 раздался звонок в дверь. Открываю. Стоит мальчишка, глаза уже на мокром месте, руки закрывают попу, лицо красное.
— Ну, заходи.
Сергей вошел, вернее, вполз, едва передвигая ноги, шаркая, как будто старается оттянуть страшное.
— Как поведение?
Всхлипывая, отвечает: Плохо, ленюсь…
— А еще?!
— Пиво пью, пропускаю занятия…
— И что делать с тобой?
— Пороть… — слезы уже не только в голосе, но и на щеках. — Только не сильно, пожалуйста…
— А родители твои просили, как сидорову козу. Шкуру тебе спустить!..
— Не надо шкуру… пожалуйста…
— Ну, об этом мы поговорим позже. А сейчас пойдем, заготовим тебе розги свежие, хлесткие!!!
Сергей застыл, даже всхлипы прекратил. Глаза как тарелки: А где их заготавливать?
Хотел сказать «в магазине», но шутки здесь неуместны.
— В парке, Сергей. Нарежем прутья и принесем их домой. Кстати, если ты будешь меня сердить своим хныканьем или непокорностью, прикажу нарвать крапиву и посажу на нее голым задом.
Мои грозные предостережения опять вызывают страх у мальчишки, лицо его вытягивается, губы дрожат. Жалко его? Да. Но такая жалость пользы не принесет. Сергей разбаловался, и требуется суровость, чтобы заставить его задуматься о своем поведении!!! Поэтому я не сбавляю строгий тон. Парень остолбенел. Похоже, что Сергей ожидал повторения простой порки, которую получил в прошлый раз. Посекут, пожурят и простят. Но программа действий, нарисованная мною, сулила новые неприятные впечатления. И это сбило спесь и наглость с мальчишки. Что ж, хорошо. Первый эффект достигнут: парень перестал чувствовать себя самоуверенным. Он увидел, что его ждет суровая дисциплина, а не сюсюканье! Чтобы вывести Сергея из оцепенения, я шлепаю его по попе.
— Ой, больно!
— Это еще не больно, вот розгами потом будет больно.
— Ну миленький!!!!
— А ну, замолчи, или с крапивой точно познакомишься.
Сергей полностью уничтожен. Всю дорогу до парка он бредет за мной, понурив голову. При виде кустов ивы он опять пытается хныкать, чтобы разжалобить меня. В ответ я сильно шлепаю его и добавляю громко:
— Кроме розог нарвешься на крапиву, на свою задницу!!!
Мимо проходит молодая девушка. На ее губах насмешливая улыбка. Ее реакция отрезвляет парня. Наверно он понимает теперь, что порка кроме боли может быть наполнена стыдом. Он замолкает и покорно, со страхом в глазах, держит в руках розги. Я специально выбираю розги потолще, в 3-5 мм, но гибкие и жесткие. На попе парня они оставят яркие и долгие воспоминания и следы. Сергей видимо это понимает, но страх перед крапивой удерживает его от попытки спорить или просить о снисхождении.
Я решил нарезать 20 толстых и 20 тонких прутьев, чтобы иметь запас воспитательных инструментов и возможность выбора: сечь Сергея одинарной розгой или пучком из 2-3 тонких прутьев. В зависимости от выбора розги разнится и сила удара и эффект в виде боли и следов. Сергей молча созерцает, как увеличивается количество прутьев, и в его глазах читается уже не страх, а почти суеверный ужас. Ведь он понимает, что эти гибкие прутики сыграют музыку боли на его голой попке, будут впиваться в его кожу. Такое ожидание боли само по себе действует как наказание. Парень наверняка уже мысленно дает зарок, что никогда и ни за что не будет себя плохо вести, что будет прилежно, без лени учиться. И так далее…
Наконец, я нарезал нужное количество прутьев, можно возвращаться домой. Сергей, пошли до-мой! Опять застыл, стоит весь красный от стыда и страха предстоящей суровой порки. Пришлось снова шлепнуть по попе, чтобы придать парню ускорение домой. Наверняка его мысли всю дорогу заняты только тем, что прохожие, которые видят в его руках розги, улыбаются ему насмешливо, прекрасно понимая, для чего он несет эти орудия боли. 20 минут, которые нам нужно пройти до дома, превращаются в 40 минут, поскольку Сергей едва передвигает ноги от страха, который парализует его волю. А может просто пытается любой силой отсрочить момент, когда эти страшные прутья вопьются в его голую попку…
Дома я сразу приказываю ему раздеться снизу и стать на колени. Следующие полчаса, пока я обрабатываю прутья и готовлю из них орудия воспитания, Сергей стоит на коленях, отсвечивая своими голыми ягодицами и членом, напрягшимся от страха и возбуждения. Пока Сергей стоит и думает о предстоящем болючем наказании, разбираю прутья на две части: тонкие, которые пойдут для пучков, и толстые для порки одиночной розгой. Волнующее занятие готовить розги. Для того, кто сам в свое время получал такими розгами по попе, это повод вернуться мысленно в детство, вспомнить свой страх при виде розог, свое волнение от их заготовки…
Первым делом я отмываю прутья от уличной пыли, ведь гигиена при наказании – не последнее дело. Затем обрезаю нижние части прутьев, если они сильно разлохматились, чтобы не занозить себе руки во время наказания. Далее также обрезаю слишком тонкие кончики розог, потому что они могут обломиться при порке и поцарапать попу мальчишки. Выравниваю прутья, чтобы те розги, которые бу-дут в пучке, были одинаковой длины. Наконец связываю 4 пучка по 3 прута в каждом. Я решил всыпать Сергею три порции розог: за пропуски занятий и лень – 40 розог; за пиво – 30 розог; за пререкания со мной во время заготовки розог и попытку избежать справедливой порки (злостное непослушание) – еще 30 розог. Порция, конечно, выходит внушительная. Поэтому, чтобы Сергей смог хотя бы двигаться, я решил всыпать часть ударов пучком, а часть – одинарным прутом. Пучки должны быть педагогическим разогревом. А затем уже настоящую боль добавит толстая одинарная розга. После такого угощения малому долго не захочется лениться и тратить время учебы на распитие пива.
Выношу воспитательные инструменты в комнату. При виде такого внушительного количества розог Сергей опять пытается хныкать и просить пожалеть его.
— А ну, цыц. Жалеть его… Сейчас розгой так по заднице пожалею! Руки протяни.
Сергей, всхлипывая, послушно вытягивает руки. Я связываю их у запястий.
— Пожалуйстааа…
— Хватит хныкать! Выпорю, как следует!
Для себя я уже решил, что разделю порку на две части. Сначала всыплю 40 розог. Потом дам ему отлежаться 10 минут. А потом уже добавлю остальное. И Сергей больше выдержит, и мне трудно будет без передышки столько рукой махать. Кроме того, ягодицы и нервы у шалуна и так на пределе будут после первой порции, а когда он отдохнет, то и вторая часть будет ощущаться сильней.
— Ну, лентяюга, вставай с колен и укладывайся на кровать, на живот! — Чтобы придать Сергею ускорение, мне пришлось взять его за правое ухо и приподнять.
— Уйй!.. Больно…
— Ничего, скоро твоей непослушной попе будет больнее!
— Не надо, пожалуууйййстаааа…
— Хватит выть, а то еще добавлю!!!!
Суровое предупреждение срабатывает: морщась от боли в ухе, семенит к кровати. Даю шлепок, укладывая великовозрастного шалуна на кровать. Дрожит от страха, но покорно выполняет все приказы. Наконец подготовка к наказанию окончена. Можно приступать к экзекуции.
— Слушай меня внимательно! Сейчас накажу тебя, дрянь ленивая! Получишь сначала 40 розог за пропуск занятий и лень!!!!
— Миленький, не надаааа!!!!!
В голосе мальчишки слышится панический страх перед грозящей ему поркой.
— Надо! Чтобы об учебе думал, не прогуливал, не ленился!!! Вот шкуру тебе спущу, будешь ум-ней!!!
Сережкина трусость начинает меня раздражать, причина порки – его поведение. Вместо того чтобы получить заслуженное наказание, раскаяться и думать об исправлении, он пытается избежать порку. За такие мансы точно добавлю розги. Но сейчас мне нужно успокоиться. Пороть в состоянии гнева – не лучшее дело. Так можно и до крови запороть… Делаю глубокие вдохи-выдохи. В это время Сережка продолжает хныкать, пытаясь вымолить себе поблажку.
— Цыц, охламон! — шлепаю его по попе. — Расслабь задницу и думай об исправлении. Вздумаешь громко кричать или просить об уменьшении ударов, уши оторву и по губам надаю!!!
Мой суровый тон и угрозы вынуждают мальчишку замолчать, только попка судорожно вздрагивает в ожидании первого удара. Поднимаю розгу вверх и с силой опускаю точно посередке сережкиных ягодиц…
— Уйййааааа!!!!
— Чего визжишь? Думать надо было…
— Больноооо…
— Это только начало, теперь будет больней!!!
Не обращая внимания на поросячий визг, издаваемый великовозрастным лентяем, даю без перерыва 10 сильных ударов, от которых нижняя часть попы Сергея становится сплошь багровой. Задница начинает вертеться из стороны в сторону. Видно, что парень пытается спрятать попу от жгучих ударов. Но делает этим только хуже самому себе – удары ложатся не только на мякоть ягодиц, прутья достигают боков, а там всегда больней и следы держатся дольше.
— Не вертись, лентяюга!!! Терпи порку мужественно!
— Не могу тееерпеть, (шмыг) больноооо!!..
Визг переходит в вой, тело содрогается не только от боли, но и от рыданий. Однако меня этим концертом не проберешь. Тот, кто сам бывал порот, знает, что вся музыка связана со страхом, а не с раскаянием наказанного. Нужно бить больней и не уменьшать силу ударов. Только очень сильная пор-ка заставит образумиться и исправиться! Поэтому я продолжаю драть Сережку, стараясь наносить удары розог с оттяжкой, чтобы впечатление от боли и след были яркими! Эффективность такого мето-да порки подтверждается тем, что к концу первых двадцати розог Сергей уже не просто орет, а начинает просить прощения и оценивает свое поведение.
-Не буду лениться!.. оооййй, не бууудууууу проооопууускааать!.. аааййй!.. заааняяятияяяя!!!!!..
— Не будешь, конечно, попой будешь помнить то, что не усвоил мозгами!
Меняю розгу на свежую и продолжаю полосовать непослушную попу, хозяин которой также про-должает меня уверять в своем раскаянии и готовности исправиться. Чтобы его благие намерения не забылись, я секу размеренно, повторяя угрозы «выдрать как сидорову козу», «спустить шкуру» и, наконец, самое страшное – «выпороть при его дружках и подругах». Порка сама по себе не сладкое лекарство, а уж стыд от публичности…
Тон вопящего Сергея становится умоляющим: «не буудууу, не нааадооо при девчонках и ре-бяяяятааахххх!!!..»
— Тогда берись за ум, иначе забудешь, когда задница бывает белой! Будешь ходить с пунцовой или полосатой попой…
Для подкрепления наношу сразу пять сильных ударов. От каждого из них попка парня подскакивает, а рот в свою очередь издает вопли. Еще удары по середине ягодиц, а самый последний десяток розог – на нижнюю часть попы и на ляжки. Там больнее и памятнее! От боли малый дергает теперь и задницей, и ногами.
— Ну, герой, ноги держи вместе, а то получишь по хозяйству.
Страх получить розгой по мошонке или члену вынуждает Сергея сократить амплитуду дерганий. Поэтому самые последние удары ложатся на распластанное тело парня.
И лишь сильные крики Сергея завершают первую порку аккомпанементом пению гибких, секу-чих, болючих и потому таких полезных для воспитания РОЗОГ!!!!!
— Ну, хватит реветь… Благодари за порку и целуй розги!!!
Подсовываю к зареванному лицу Сергея свою руку с розгой. На запястье капают слезы из глаз парня, дрожащие губы касаются розог, затем моей руки. Заплетающимся языком Сергей бормочет слова благодарности за «справедливую порку», клянется «не лениться», «не прогуливать занятия», «быть хорошим»…
— Будешь хорошим, потом, после порки, когда сесть не сможешь! Ну, за лень и прогулы ты рас-считался попкой. Теперь полежи и подумай о своем поведении. А через 10 минут тебя ждут розги за пиво и попытку избежать порку.
— Не наааадаааа боольшееее… я не выыыдееержуууу столько роооозоооооооог…
— Раньше думать надо было. И не командуй мне тут… Я решаю, что и сколько ты получишь! Или тебе захотелось удвоить количество ударов, а затем на горох коленками?
— Проостиии! Я нееее буууудууу сооопрооотииивляяятьсяяяя… Тоооолькооооо не удваааааивай поркуууу ииии не гооорооооох…
Каждое слово, произносимое Сергеем, растягивается от плача и икоты. Чтобы успокоить его истерику, я даю ему попить воды. Постепенно парень успокаивается. Только выпоротая попка вихляется из стороны в сторону: так он пытается охладить ее и уменьшить боль.
Я сажусь на диван отдохнуть. Нелегкая работенка – воспитывать парня. Разминаю пальцы и разрабатываю кисть правой руки. Затем массирую правую руку выше локтя. Попутно разглядываю испоротую задницу парня, чтобы решить, как теперь его пороть. Белой кожи не осталось, попка вся по-крыта полосами и багрового цвета. Однако чтобы не просечь до крови и наказать эту попу с не меньшей силой, надо заранее определить, где можно сечь. Самый верх ягодиц, переходящий в поясницу, трогать нельзя – здесь копчик и опасная близость почек. Остается бить по ляжкам, а когда спадет багровость с ягодиц, добавить там. Кроме того, теперь нужно всыпать сразу 60 розог, а это больше ударов, чем в первой части наказания. Да уж, работенка.
— Ну, парень, держись. Неделю после экзекуции не сядешь… Зато будешь умней и трудолюбивей.
И чего жалеть Сергея? Мне самому так вкладывали ума в задние части, что мама не горюй. 10 минут пролетают быстро… Интересно, какие мысли сейчас занимают голову шалуна? В его годы, стоя на коленях, я думал о своем поведении и намечал, что нужно сделать для исправления. А уж если после перерыва следовало получить добавку, тогда… Не будем лукавить, бывали идеи упросить маму отложить продолжение порки, если попа болела очень сильно; но были и мужественные мысли вытерпеть всю порку до конца, очистить совесть и не возвращаться к теме. Но, то я, а Сергей?.. Всхлипывает, попку сжимает…
— Сергей, ты думаешь исправляться? Ведь я не шучу: теперь будешь постоянно получать розги за малейшую провинность. И драть буду так больно, что сидеть не сможешь!!!
— пожааалуййстаа, ну не надо драть… Я будууу хоорооошииим…
— Ну, разнылся, как девчонка, терпи заслуженное наказание. Все дело в твоем поведении: не прогуливай занятия, не ленись, не пей пиво. Тебе учиться нужно и головой думать… А если голова не думает, то чем отвечать?
— Заадниицей!..
— Правильно. Понял, наконец. Ладушки, поговорили, теперь продолжим порку. Тебе, красавец, за пиво рассчитаться предстоит и за нюни свои, за попытку избежать розги. Запомни, если провинился, то выдерут. И никогда не пытайся избежать справедливую порку. Будь мужчиной!!!
— Будуу…
— Проверим, как ты выдержишь. Сейчас получишь 30 горячих за пиво.
— Ой, как много, у меня уже вся попа болит…
— Так, я не понял, кто тут обещал быть мужественным? Вот тебе за пиво!.. — даю первый удар по ляжкам…
— Уууууйййаааа… бооольнаааа!!!!
— Конечно, больно, так бывает за пиво!!! И еще раз, и еще много раз!!!
Не обращая внимания на жалобные вопли, мольбы, клятвы и прочую «музыку», исполняемую секомым Сергеем, деру его розгами. Однако на ногах с оттяжкой бить не надо, можно быстро порвать кожу. Тут и обычного удара достаточно, чувствительно. Попа малого отдыхает, зато ноги выдают перепляс. Пару раз Сергей их так сильно раскидывает в стороны, пытаясь увернуться от розог, что есть риск попасть по набухшей мошонке.
— Эй, герой, ноги держи вместе, а то по хозяйству схлопочешь!
— Не наадооо тааам, — в панике верещит Серега.
— Не надо, согласен, тогда держи ноги вместе!
Теперь парень старается меньше вертеться, из опасения, что розги достанут его мужское достоинство. Зато и розги ложатся прямо на обе ляжки. Это видно и по следам, которые оставляет розга: ярким, багровым, припухшим!!! О вкусах не спорят, но есть в этом деле и своя эстетика. Выпоротое тело как картина мастера, где нет ни одного лишнего мазка, каждый след прута несет в себе смысл боли и страдания кожи… Страдания, которое ведет к исправлению того, на чьей коже нарисован этот узор. Хотя, тому, кого секут, не до эстетики. В нем говорит лишь боль, и реакция, как правило, одна – дерганья тела, вопли, визг. И… одна мысль – поскорей бы это закончилось!
На вторую порку уходят 3 пучка розог. Можно было бы сделать еще перерыв, тем более что Сережка ревет белугой, и невозможно толком разобрать его клятвы исправиться. Но, у меня нет времени растягивать порку на весь день. Наконец, задница парня уже не такая багровая, отдохнула. Значит можно пороть по ней. Перед тем, как начать третью порку, спрашиваю Серегу, осознал ли он пагубность распития пива или нужно добавить?
— Неет, нееее нааадааааа!..
В этом возгласе слышится так много страха, однако, еще не раскаяние. Поэтому для порядка даю 10 ударов штрафных. После них зареванный мальчишка божится и клянется всем на свете, что близко не подойдет к пиву и забудет его вкус!!! Ладно, поверим.
— Кончай реветь. Сейчас будешь отвечать за свою трусость и попытки избежать порку. Предупреждаю, что меня твоей рев и мольбы не впечатляют и не убеждают! Всыплю все 30 розог без пощады. Если не хочешь провести полчаса затем на горохе, удержись от просьб не драть или смягчить наказание. Ты сегодня меня достал своим поросячьим визгом.
Ответом мне становится только рыдание Сереги и судорожные вздрагивания его тела.
— Ну, понял?
— Дддааа…
— Вот и хорошо! Продолжим.
Для наказания сережкиной попы я вновь беру толстые одинарные прутья. Такая розга сама бьет сильно, и одинарный прут легче удерживать, когда поднимаешь его вверх и опускаешь на попу провинившегося. Чтобы напомнить малому, что его наказывают, я снова секу с оттяжкой, вытягивая по обеим половинкам непослушной попы. Попа вертится, сжимается, старается увильнуть, избежать удара. Но это не удается, потому что я бью не сразу, а когда задница замедляет свое верчение. Таким образом, каждый удар обжигает обе ягодицы, перечеркивая их рубцами.
Парень вопит во всю глотку, но без слов, одними междометиями «ааааааайййййй, оооооооойййй, яяяяяяааааа…» Ему, конечно, не сладко получать целых тридцать розог по уже испоротой заднице. С учетом 30 горячих по ляжкам, общая сумма достигает 100 ударов. Однако такое наказание вполне по силам его организму и соответствует тяжести и возмутительности его проступков. Хуже было бы оставить хоть один проступок ненаказанным или проявить жалость. Суровость, безжалостность и неотвратимость болючей порки – вот ГАРАНТИЯ ИСПРАВЛЕНИЯ и РАСКАЯНИЯ Сергея!!!
Я не читаю ему нотаций, давая парню возможность сосредоточиться на боли, которая раздирает его мягкое место. Пусть полностью, без отвлечения ощутит ее и заречется совершать то, за что его так наказали!.. Вполголоса отсчитываю удары: «17, 18, 19, 20…» Меняю прут и последнюю десятку розог наношу наискосок, перекрещивая попку Сергея по диагонали. По опыту своих наказаний знаю, что такие удары больней ощущаются поверх старых, поскольку розга задевает уже вспухшие рубцы. Кончик прута пару раз попадает по ляжкам, вызывая и более сильный вопль, и резкие дерганья ног. «26, 27, 28, 29…» Тридцатый удар даю с максимальной силой, но не объявляю его вслух, чтобы Сергей не расслаблялся.
— Ну, крикливая, ленивая и трусливая тварь! Подумал о своем поведении? Какой урок ты для себя вынес от сегодняшнего наказания?
Вопросов конечно много для сильно выдранного мальчишки. И все-таки, он должен теперь сосредоточиться и убедить меня в том, что раскаялся во всем и обязательно исправится. Кроме этого, необходимость внятно и подробно ответить заставит успокоиться и прекратить рыдания. В общем, польза от такой тактики есть! Первые слова, которые пытается из себя выдавить Сергей, представляют смесь всхлипов и ойканий… Тогда я грозно переспрашиваю: «Чтоооо?!!!!» Мой тон, сулящий продолжение экзекуции, вынуждает парня прекратить рев, успокоиться и начать отвечать на мои вопросы:
— Обещаю, ооой, исправиться, аааах, не лениться, уууй, не прогуливать, маааамочки, как боооольно, не пить пиво, аааххх, не трусить перед розгой (всхлип)!!!!!!!!..
— А теперь без ойканий и «мамочек», иначе будет больней!!!
Собрав все свои силы, Сережка повторяет свою тираду, добавляя «клянусь», «обещаю», «никогда не буду лениться…» и в таком роде.
— Ладно, а если ты нарушишь свои обещания, как нужно с тобой поступить?
Вот он самый страшный момент: Сергей сам должен вынести себе на будущее приговор – ПОР-КА – и сделать это внятно и покорно!!!! Он это понимает и с ужасом в голосе произносит:
— Если я нарушу свои обещания, меня нужно… (он глубоко вздыхает и почти на одном дыхании выпаливает) выпороть розгами!»
— Как именно выпороть?
Сергей должен усугубить свой приговор, чтобы он стал для него неотвратимым и ужасным возмездием! Снова глубокий вздох… и:
— Выдрать меня как сидорову козу, шкуру мне спустить!..
Только теперь его наказание завершено… Готовность получить справедливую порку за свои провинности, вот главное доказательство РАСКАЯНИЯ и ПОСЛУШАНИЯ Сергея!!!! Это гарантия, что ему долго не захочется нарушить порядок – лениться, прогуливать, отвлекаться от учебы на пиво и девочек! Кроме того, когда он все же совершит проступок, ему уже невозможно будет пытаться избежать Порку! Он это понимает!
— Ладно, теперь можешь встать!
Морщась от нестерпимой боли, всхлипывая и охая, поднимается Сережка со своего «эшафота». Разумеется, ему было бы сейчас желательно подставить свою задницу цвета сваренной свеклы под ледяную струю воды, чтобы она притушила боль и сняла воспаление… Однако, такое облегчение своих страданий он еще не заслужил. Придется постоять на коленях полчаса, целовать все розги, мои руки… и одеть на попу штаны… Одежда для него сейчас также страшна, поскольку будет беспокоить испоротую кожу. Все еще всхлипывая и сдерживая рыдания, он опускается на колени как будто на раскаленную сковородку. Нет, горох я ему не подкладывал, зато кожа на ягодицах пару раз сильно натягивается, вызывая стоны от пронзительной боли!.. По щекам начинают снова течь слезы. Я ощущаю их на своей руке, когда Сережка ее целует, бормоча слова благодарности за мою суровость и справедливость. Розги, уже давно высохшие от взмахиваний и соприкосновения с пылающей попкой парня, вновь намокают от его слезинок. Чтобы предотвратить истерику, я ласково кладу левую руку на голову Сережи, глажу его и говорю:
— Ну, малыш, не надо слезок! Успокойся!
В ответ он упирается головой мне в ногу, бормоча, как ему больно, как он раскаивается и обещает быть хорошим, чтобы не было так больно…
— Ну, молодец, что понимаешь это! Не плачь! Упокойся и постой на коленках, чтобы попка остыла…
Я откладываю розги на кровать, а затем развязываю сережкины руки. В попытках освободить руки от веревки во время порки он сильно их затянул. Приходится приложить усилия… и вот запястья парня свободны. Он пытается потереть свою страдающую попку руками, но я его останавливаю:
— Нельзя! Руки за голову и стой так…
Это необходимо, чтобы он не смог смягчить впечатление от розог. Правда, эти потирания и так не приносят пользы. Но порядок, есть порядок. Полчаса быстро пролетели. Я помогаю Сереге подняться. Он дрожит от напряжения, но это реакция на стояние на коленках.
— Одевайся, малыш! Пойдем к тебе домой, и покажем твоим папе с мамой, как ты наказан.
От стыда перед тем, что его родители все узнают и увидят его испоротую попку, Сережка краснеет, и его лицо теперь только немного светлее задницы. Снова со стонами он надевает на тело штаны, без трусов, туфли, и мы выходим на лестничную клетку. В руках я держу прутья, которыми наказывал Сережу, чтобы отдать их его родителям. При виде розог он вздрагивает, в глазах читается ужас от воспоминаний, как больно они бьют непослушных мальчишек.
— А зачем вы взяли розги?
— Отдам их твоим родителям как доказательство твоего наказания, а ты покажешь им свою попу со следами от этих розог.
— Мне будет очень стыдно!
— Вот и хорошо, такой стыд тебе долго не даст забыть о сегодняшней порке!
Парнишка снова краснеет, уже ярче. Хотя его испытания на этом не заканчиваются: в подъезде нет лифта, и малому придется спуститься на два этажа вниз, ощущая с каждым шагом по лестнице боль на своей попке. Этот путь у него растягивается на 5 минут и сопровождается стонами и новыми слезами. Наконец, мы подошли к двери его квартиры, и я позвонил в дверь. Она открылась почти мгновенно, словно родители Сережки ждали под нею.
— Принимайте своего шалуна!
Красный от стыда он входит домой, постанывая и плача.
— Ну, сынок, получил по заслугам? – встречает его репликой отец.
— Да!.. – пряча от стыда глаза, произносит Сережка и всхлипывает.
— Тогда показывай, как тебя наказали! — это уже реплика его матери.
Обычно считается, что матери жалеют своих детей и защищают их от порки (ну, не про мою маму)… Однако сережкины фортели заставили ее забыть о сочувствии и стать сторонницей суровых экзекуций для отпрыска. Парень спускает штаны до колен и поворачивается к родителям наказанной попкой. Да!.. Видимо даже они не ожидали такого эффекта…
— Сильно кричал во время порки?
— Терпимо… Свое он получил сполна. И сам повторил, что его ожидает за повторение проступков.
— Правда, Сережа?
Заливаясь краской и запинаясь от стыда, парень произносит: «Да!..»
— И что тебе полагается? — это спрашивает его отец, а мать добавляет: — Ну, не мямли, будь мужчиной!
Стараясь не запинаться, Сергей повторяет свой приговор полностью и без напоминаний:
— Если я провинюсь, меня нужно выпороть розгами как сидорову козу, шкуру мне спустить!!!
— Вот, так лучше, — повеселевшим голосом комментирует сережкин папа.
И мама добавляет: — И семь шкур с тебя спустим!!!! Чтобы умным стал, образованным и послушным!
— Ну, иди в комнату и снимай штаны, — добавляет отец.
— Зачем? – в панике спрашивает Сережа.
— Постоишь дома на коленках с голой попой, а мы с мамой на тебя посмотрим, как тебя здорово наказали. Поблагодари за заботу, это же сколько сил надо, чтобы так наказать.
— Спасибо!!!!
— На здоровье, шалун! Храни эти розги на память и не забывай, как больно они секут по попам непослушных и ленивых мальчишек.
— Мы их у него в комнате на стенку прикрепим, чтобы постоянно их видел и не забывал, — добавляет мама Сережи.
— И пока не понадобятся новые!!!.. — с угрозой в голосе намекает его папа.
Сергей вздрагивает от этих намеков, но молча идет в комнату, снимает там штаны совсем и становится на колени. Его родители расплачиваются со мной за порку сына и еще раз благодарят за то, что я «всыпал их лентяю по первое число!» Я прощаюсь с ними и говорю Сергею:
— До свидания, Малыш! До первого твоего проступка…
Сережины папа с мамой улыбаются, а парень вздрагивает и отвечает мне: — До свидания!.. Я буду послушным!!!
«Посмотрим». Только что-то мне говорит, что свидание наше будет скорей, чем хочется наказанному парню. Последнее, что мне видно перед уходом, это отражение в трюмо в передней: Сергей на коленях, голый снизу и с напрягающимся пенисом… До скорого свидания!!!!

Ложился на диван Лёнька, подражая Рэмке из виденного недавно фильма «Валерка, Рэмка
плюс…», как и тот, оставив трусы на их обычном месте (он не знал ещё, что на самом
деле детей порют почти всегда по голой попе) и, выпятив вверх попу, сказал: «Можете
начинать!». Только после этого мальчишка улёгся, как следует, и закрыл глаза. Сейчас
пятилетний Лёнька в первый раз в жизни лежал на диване со спущенными шортами и
думал о том, как же это всё получилось.

Сегодня было воскресенье – детсад не работал, как и вчера, поэтому Лёнька, как и вчера,
выйдя гулять, обнаружил там своего соседа и друга Игоря, который был старше него
почти на год.
— Попало вчера? – спросил у него Игорь.
— Попало. Мама на час в угол поставила, — признался мальчик.
— Это – что! Меня отец выпорол! – не без гордости сообщил сосед. Лёня очень хотелось
спросить, как это на самом деле – не в кино, но он сказал только то, что стоя в углу
слышал, как тот ревел. На самом деле мальчик слышал и то, что было до того (дом был
панельной новостройкой – хрущёвкой с очень хорошей слышимостью) – то, как отец
друга сердитым голосом велел тому снимать штаны, как Игорь заныл, что он больше
никогда не будет так делать, но отец ещё сердитее сказал: «Пакостить горазд, а на
расплату жидок?! Не хочешь сам снимать – я помогу!» и только потом – через несколько
секунд (или минут?) послышались щелчки ремня, заглушаемые сначала отдельными
вскриками, а затем и монотонным рёвом Игорька, прерываемым теми же вскриками: «Ай!
Бооольно! Ааай! Пааапа, я бооольше не буууду! Ааааа!!!» Затем вскрики прекратились,
но ещё долго слышались громкие всхлипывания.
— Ага, знаешь, как больно ремнём! Тут, кто-хошь заревёт. Даже синяки остались! Хочешь
– покажу! – мальчики зашли за гаражи, где Игорь похвастался своими синяками,
приспустив шорты и трусы. Лёня с уважением посмотрел на пострадавшую попу друга.
— Тебе повезло, что у тебя отца нет, – углом отделался, — заметил Игорь.
«Повезло ли мне?» – думал Лёнька, лежа на диване и вспоминая о том, как Игорьков отец,
построил тому резиномоторную модель самолёта, как те ездили на рыбалку, как он
обещал Игорьку, когда тот подрастёт, научить водить машину – своей у них не было,
конечно, но отец Игоря работал дальнобойщиком на «Урал-ЗиСе» с прицепом и иногда
его машина к удовольствию детворы стояла во дворе. Сам Лёнька жил тогда с мамой и
бабушкой и ни о чём таком не мог даже мечтать.
«Вроде собираемся с дедом (прадедом — на самом деле, но Лёнька называл его именно
так) объединить квартиры – его однокомнатную и наши две в подселении? Может и у
меня тогда всё это будет? И пороть он меня будет, если что-нибудь натворю? Надо
проверить, так ли это больно, как Игорь говорит…» — рука мальчика потянулась к
лежащему рядом с ним ремешку, снятому с игрушечного ружья – других ремней в
квартире не нашлось, но мальчик услышал, что кто-то открывает дверь в квартиру и,
поняв, что возвращается домой мама или бабушка, поспешил встать, натянуть шорты и
спрятать ремешок.

Автор — Alex Gusev