Автор неизвестен
Приключения Пети и Саши
Приключения Пети и Саши
Часть 1. Заслуженное наказание
Ожидание было томительным. Саша сидела в своей комнате и со страхом прислушивалась к дверному звонку. Вот-вот он должен был прозвенеть, опо-вещая о начале самого, наверное, ужасного испытания в ее короткой шестна-дцатилетней жизни. А ведь все начиналось так хорошо — впереди были веселые майские праздники, поездка на пикник в большой компании… И надо же было отцу застать ее за курением травки вместе с соседом — ровесником и одно-классником Петей! И ведь попробовали-то первый раз! Дальше все было плохо — отец позвонил родителям Пети, те немедленно пришли. На коротком совете было решено — наказать «преступников» на следующий день и наказать их вме-сте. До наказания обоих посадили под «домашний арест». Ночь Саша спала плохо — ее страшила не только предстоящая порка (а то что наказание будет поркой — сомневаться не приходилось), но и то, что ее бу-дет пороть при мальчишке, соседе, однокласснике. Правда, того, что он разбол-тает о наказании, опасаться не приходилось, не в его это было интересах но все же, все же? Да и ожидание боли бодрости не придавало. Честно говоря, эта была не первая порка в Сашиной жизни. Ремешок прогу-ливался по ней и за двойки и за поздний приход домой, но все это было раньше давно, когда Саша, как ей казалось, была совсем маленькой. И уж, по крайней мере, последние три года ей удавалось избегать подобных эксцессов. А тут — порка, да еще и при мальчике! Хорошо еще, если отец будет бить ее через оде-жду. А если нет? При этой мысли Саша почувствовала, как по спине побежали мурашки — показывать всем свое вполне сформировавшееся тело, давая Пете урок женской анатомии, ее никак не устраивало. Правда, Саша тут же подумала о том, что и ей предстоит в этом случае увидеть что-то новое, но уж лучше без этого обойтись. Резкий звонок ворвался в Сашины мысли. Она вздрогнула и тут же попыта-лась утешить себя, что это еще не Петины родители, что можно еще подождать. Комната показалась ей такой уютной, покидать ее никак не хотелось.
Наде-жды однако, оказались напрасными — в соседней комнате послышались голоса и Саша услышала, как отец зовет ее. Помедлив несколько секунд и собравшись с силами, Саша вышла. За те несколько часов, что Саша просидела под арестом комната заметно изменилась: стол был отодвинут к стене, вдоль другой стены были расставлены стулья, на которых сидели гости и Сашина мама. Гости, впрочем, сидели не все — Петя, понуро опустив голову, стоял посередине комнаты. Отец жестом велел Саше стать рядом с мальчиком. Наступило томительное молчание. — Не стоит и говорить, — начал, наконец, отец, — что ваш вчерашний посту-пок глубоко взволновал и расстроил нас. Оставлять его безнаказанным или обойтись обычным легким взысканием никак нельзя. Слушая гладко текущую папину речь, Саша невпопад подумала, что он да-же в самых неподходящих случаях ухитряется говорить так, как будто читает заранее написанный текст? — Я еще не знаю, к какому решению пришли Петины родители, — продол-жал, между тем, отец, — но мы решили, что ты заслуживаешь сурового наказа-ния — не меньше тридцати ударов ремнем. Тридцать ударов? Саша не верила своим ушам — ей не выдержать столько! Больше десяти она не получала не разу. Потрясенная этими словами, Саша едва не пропустила продолжения папиной речи. — Чтобы ты надолго запомнила эту порку, я буду бить тебя по голому телу и не разрешу тебе одеться до полного окончания наказания вас обоих. Боже, Боже, что он говорит? Голой? Перед всеми!? Перед Петей, перед его отцом!!? — Нет! Никогда! Я не позволю! — невольно вырвалось у Саши. — Ты еще и пререкаешься? Тогда перед поркой получишь еще 10 ударов ру-кой. И имей в виду если понадобится, я просто свяжу тебя. Саша отчаянно искала выход. Убежать? Упасть в обморок? Просить про-щения? — Папочка, мамочка, — отчаянно начала молить она, — пожалуйста, я больше никогда не буду, не надо меня раздевать, я не выдержу! Я очень прошу! — А когда ты брала в руки эту гадость, о чем ты думала? Ну, хорошо, сейчас послушаем, что скажут родители Пети, а там будет видно. С этими словами отец уселся на стул. Заговорила Сашина мама, довольно полная женщина с волевым лицом. — Вы совершенно правы, этот безобразный поступок заслуживает самого сурового наказания. Мы, однако, решили, что Петя вначале получит тридцать ударов щеткой от меня, а затем еще тридцать — ремнем от папы. Я думаю, — вступил в разговор Петин папа, — что, если они будут сопро-тивляться, мы поставим их в угол после порки. Саша внимательно слушала. Неужели вдобавок ко всему, Петю будут бить одетого? — Это наказание должно запомниться нашим детям навсегда, поэтому Вы — мама Пети повернулась к Сашиным родителям, — приняли правильное хотя и суровое решение — бить по голому телу. Последние Сашины надежды рухнули. — Думаю, однако, что назначать Вашей дочери дополнительное наказание за естественную девичью стыдливость не стоит. Дело, впрочем, Ваше. Хорошо, — чуть подумав, сказал отец, — шлепки я пока отменяю. Но при малейшем непослушании я о них вспомню! Итак, мы все обсудили, не пора ли начать? Кто будет первый? — Думаю, что моя жена начнет с Пети, затем Вы займетесь своей дочерью а потом уж я закончу. — ответил Петин отец. Саша почувствовала небольшое облегчение от, пусть маленькой, но все же отсрочки наказания. — Хорошо. согласился Сашин отец. — Иди сюда! — повернулась мать Пети к сыну, доставая из сумки большую платяную щетку. Он медленно сделал несколько шагов. «Интересно, я сейчас такая же крас-ная?» — подумала Саша, глядя на пунцовое Петино лицо Расстегни джинсы! Путаясь в молнии и украдкой посмотрев на Сашу, мальчик повиновался. Расстегнутые джинсы упали ему на лодыжки. Несмотря на весь ужас поло-жения, Саша внимательно следила за происходящим. — Спусти трусы! Мальчик осторожно потянул вниз свои клетчатые трусики-плавки. При-спустив их сзади и едва приоткрыв худую мальчишескую попу, он остановился умоляюще гладя на мать. Я сказала: спусти! До колен! Петя нехотя послушался. Спустив трусы, он поспешно прикрыл руками низ живота. Саша даже не успела ничего рассмотреть. — Поставь кресло на середину комнаты, — сурово продолжала мать Пети, -перегнись через его спинку и возьмись за сиденье. По-прежнему прикрывая низ живота, Петя, неловко ступая, пошел за крес-лом. На обратном пути ему пришлось сложнее — кресло был тяжелое и нести его пришлось двумя руками. Теперь Саше удалось увидеть довольно маленький (не то что у мужчин на снимках, которые девчонки, хихикая, рассматривали как-то в школе) член и смешной кожистый мешочек под ним. Подождите, — неожиданно заговорил Сашин отец, — Саша еще не готова. «Что он имеет в виду?» -успела подумать Саша. — Ну-ка, сними юбку! Ошеломленная свалившимися на нее напастями, Саша уже не сопротивля-лась. Петя, забыв о собственных невзгодах, смотрел на нее во все глаза. Саша гордая Саша, в которую тайно было влюблено половина мальчишек класса по-краснев и опустив глаза, раздевалась перед ним! Вот ее она расстегнула юбку, вот приподняла ее подол, открывая короткие розовые трусики, вот стащила юб-ку через голову? Оставшись в футболке и трусиках, Саша остановилась, надеясь, что про-должения не будет. — И трусы снимай! Совсем! Повернувшись боком и сжимаясь, чтобы стать понезаметнее, Саша. сняла трусики, и, по примеру Пети, прикрылась руками. — Нет уж, юная курильщица! Так не пойдет! Руки за голову! Противиться было бессмысленно. Чуть помедлив, как будто ожидая отмены приказания, Саша сцепила руки на шее. Петя замер. Сбывались его заветные мечты. Сколько раз, улегшись в кро-вать и лаская свой член, он мечтал подглядеть за Сашкой в ее спальне, мечтал увидеть ее голой. И вот, пожалуйста — девушка стоит совсем рядом, нижняя часть ее тела совсем обнажена, он может видеть и аккуратный черный тре-угольник внизу ее плоского, такого красивого живота и даже начало узкой рас-щелины, уходившей в глубину. Увлекшись, Петя даже не заметил, как к нему подошла мать. Надавив мальчику на шею и заставив его нагнуться, она звонко шлепнула сына тыльной стороной щетки. Петя заметно вздрогнул. На натянувшейся коже его ягодиц появился четко отпечатанный след щетки. За первым ударом последовал вто-рой, третий? Стиснув зубы, Петя решил перенести наказание без единого зву-ка. Сашка должна увидеть как гордо переносят пытки настоящие мужчины! Мать размеренно шлепала Петю щеткой. Мужества его хватило ненадолго. Не получив еще и половины назначенной порции, мальчик стал дергать попой от каждого удара, и взвизгивать Его мешочек, отчетливо видный между рас-ставленных ног, от этих движений смешно болтался. Порка довольно быстро (по крайней мере, быстрее, чем этого хотелось бы Саше) закончилась. Отсчитав положенное количество ударов, мать опустила щетку и, взяв Петю за ухо, заставила его распрямиться. Саша с удивлением увидела, что его член стал гораздо больше размером и слегка приподнялся. Не отпуская уха, мать подвела Петю к Саше. — Стой здесь, руки на голову и не вздумай шевелиться! Саша почувствовала дикий страх — наступала ее очередь. Отец встал и, взяв в руки лежащий на столе ремень, не спеша сложил его вдвое. Затем он отодви-нул в сторону мешавшее ему кресло и пальцем поманил к себе Сашу. На дро-жащих, подгибающихся коленях она сделала несколько шагов. — Стань на четвереньки! хмуро велел отец. Плотно сжав колени и втянув, как бы стараясь прикрыть их от чужих взгля-дов, ягодицы, Саша опустилась на колени. Потом, слегка нагнувшись, она оперлась на вытянутые руки и застыла в ожидании. — Ниже! Обопрись на локти! — услышала она голос папы и поспешно пови-новалась. Отец стал над ней. Краем глаза девушка увидела его занесенную руку и сжалась. Ремень мелькнул в воздухе и Саша вначале услышала звонкий хлопок, а уж потом почувствовала боль? Между тем Петя, почти забыв о мучительно горящей коже ягодиц, о пред-стоящем продолжении порки, забыв даже о позорном стоянии без штанов, во все глаза смотрел на открывавшуюся перед ним картину. Саша стояла на четве-реньках, опустив верхнюю часть тела почти до пола. Ее пухленькая попа была самой высокой точкой тела и, как девушка ни старалась сжать бедра, Пете была отчетливо видны и маленькое сморщенное отверстие заднего прохода между раздвинувшимися ягодицами и поросшая волосиками щель внизу. Отцовский ремень, приземлившийся на правую ягодицу Саши, оставил на ней отчетливый след. Последовал второй удар, от которого девушка ойкнула и попыталась вскочить. Ей помешали сжатые колени отца. Удары ложились на беззащитную Сашину попку, покрывая ее быстро крас-невшими полосами. Уже к середине порки эти полосы начали сливаться. Ойканье Саши перешло в крик, а затем и в визг, перемежаемый бессвязны-ми мольбами. — Ай! Папочка, родненький! Не надо! Ой! Больно! Больно! Прости! Я не буду! Прости! Не обращая внимания на эти крики, отец стегал Сашу ремнем. Та отчаянно вертела попой, стараясь уклониться от безжалостных ударов и даже пыталась брыкаться. Девушка давно забыла о стыде и о чужих взглядах, колени ее раз-двинулись и Петя во всех подробностях смог рассмотреть все тайные девичьи прелести. По щекам Саши текли слезы, порка казалась бесконечной. Каждый удар до-бавлял жжения и боли в ее исстрадавшихся ягодицах. Она устала даже кри-чать? Наконец, очередного удара не последовало, отец распрямился, тиски его коленей разжались. Откуда-то издалека Саша услышала: — Вставай! Вскочив, Саша начала отчаянно тереть попу, стараясь умерить боль и жже-ние. Голос отца прервал это занятие: — Отойди в сторону! Руки за голову и стой неподвижно! Боясь возобновления порки, Саша послушалась. Продолжая всхлипывать она отошла. Место девушки занял Петя. Несмотря на боль, Саша обратила вни-мание, что его член стал совсем большим и твердым. Неужели от того, что он видел ее порку? Что он успел рассмотреть? Она так бесстыдно брыкалась! А крики? Ой, какой позор! Перехватив Сашин взгляд, мальчик поспешно отвер-нулся и покраснел. Разнообразием взрослые не баловались — отец Пети тоже заставил его стать на четвереньки. Он, однако, не стал становиться над сыном, как это делал Са-шин папа, а стал слева от него. Взяв ремень, он без всякой задержки хлестнул по еще красной от предыдущей порки попе Пети. Удар лег поперек обоих яго-диц мальчика и тот вскрикнул. — Ты что кричишь? Я тебя еще и пороть как следует не начал! С этими словами отец вновь ударил Петю. Удар был так силен, что полоса оставшаяся от него, стала сразу вспухать, а Петя истошно завизжал. — Кричишь? А что раньше думал? Кто тебя курить заставлял? Теперь терпи! Приговаривая так, отец не спеша бил Петю ремнем, задерживая его на теле после каждого удара. Рубцы быстро краснели и напухали. Петя кричал и, точно так же, как Саша просил прощения. Когда Петина попа стала похожа на вспа-ханное поле, его отец остановился. Петя попытался встать, но, получив неожи-данный дополнительный удар, остался в прежней позе. — Тебе кто вставать разрешал? А? — А ты, повернулся Петин отец к Саше, — иди сюда! Покосившись на своих родителей (те угрюмо молчали), Саша, не опуская рук из-за головы, подошла. — Посмотри на его задницу, посмотри, — заговорил Петин отец, обращаясь к Саше, — твой папа тебя пожалел, а надо было всыпать сильнее! Имей в виду, ес-ли ты еще хоть раз возьмешь в руки сигарету, пороть тебя буду я! — Да, это было бы неплохо. согласился отец Саши — А ты, негодяй, — теперь Петин отец обращался к сыну, запомни: за лю-бое нарушение в течение месяца тебя будут ждать розги! И я обязательно при-глашу Сашу полюбоваться на твою следующую порку! Хватит реветь как дев-чонка, вставай и одевайся. Петя с трудом поднялся и, морщась от боли, натянул трусы и джинсы. Было видно, что каждое движение дается ему с трудом. Потрясенная происходящим, Саша какое-то время стояла неподвижно, а потом вопросительно глянула на родителей. Отец разрешающе мотнул головой в сторону двери ее комнаты. Не тратя времени на одевание, девушка кинулась туда и, упав животом на кровать, горько заплакала? Боль постепенно проходила, слезы кончались, но Саша продолжала лежать неподвижно, уткнувшись лицом в подушку. В глубине души она понимала, что наказана за дело, правильно, но пережитый позор не давал ей покоя? Стоять голой перед мальчишкой, показывать ему попу и все-все другие места! Как она посмотрит ему в глаза, как? Упиваясь своим горем, Саша даже не заметила, как ее папа осторожно от-крыл дверь и вошел в комнату. Увидев свою несчастную, опозоренную дочь лежащую кверху голой, все еще красной попой, он, не говоря не слова, осто-рожно укрыл ее простыней. Присев на край кровати, отец, по-прежнему молча стал гладить Сашу по голове. От этой неожиданной ласки она в голос зарыдала и, приподнявшись, уткнулась лицом в грудь папе, чувствуя, как вместе со сле-зами из ее души уходит обида?
Катя сидеда в своей комнате,и поверить не могла что это действительно будет происходить, На днях была контрольная,по самому ненавистному ей предмету,и она получила 2.Она знала что будет происходить,когда придёт отец,время тянулось очень долго.Катя ещё до прихода отца заготовила розги, зная что будет наказание.Вообще-то,в их семье порка была частым методом воспитания,отец у них был состоятельный человек.
По этому мог содержать детей,а их было четверо.2 Девочки,и 2 мальчика.Мать в воспитании детей уже давно не учавствовала,через год после рождения 4 ребёнка, она ушла из семьи.Так что отец решил основательно взятся за их воспитание,когда самый младший сын пошёл впервый класс.Он им дал интересную папку,так повелось Что за плохую учёбу,в их семье было очень строгое наказание, вход шло всё.
А если быть точнее:Ремень,крапива,расчёска,и естественно розги.
Ах да,в первом классе,их отец дал им папку следующего содержания:
Оценка 5-Ты молодец
Оценка 4:Нужно учится лучше,вы должны учится на отлично! 10 Ударов ремешком через трусики
Оценка 3:сначала 10 ударов крапивой,потом 30ударов ремешком
Оценка 2:10 ударов крапивой,30 розог.На следующий день после наказания,каждый член семьи подходит,и даёт 15ударов расчёской по каждой из ягодиц.
Контрольные:
5-Пологается какой либо подарок
4-По контрольной должны быть только 5!28 ударов ремешком без трусиков и 10ударов расчёской от каждого члена семьи.
3-10 ударов крапивой.35 Розог,через 1 час 20 минут 40ударов расчёской(от 1человека, 20 по каждой ягодице)
2-10 ударов крапивой.60 Розог,следующие 4 дня каждый член семьи в определённое время подходит к тебе и даёт по 20 ударов расчёской.
Так же,всю следующию неделю ты убираешься в квартире,и моешь посуду.
Нагрубил(а)родителям:20 ударов ремешком,без трусиков,30 минут на горохе
перед всеми членами семьи.
Нагрубил(а)учителю:10 розог,10 ударов ремешком,и демонстрация следов учителю.
Ложь:1Час 30минут в день стоять на горохе(неделю)Так же получить наказание которое он(а)заслужила
Не послушание,не выполнение приказов родителей:30 ударов ремешком без трусиков.
Ругательство:5 ударов крапивой и 10 ударов ремешком
Если происходит то что не предусмотренно,в этой папке,наказание будет определять вся семье)
А теперь вернёмся к Кате,она была примерной ученицой,очень редко получала плохие оценки.Она на тот момент училась в 4 классе,в отличии от своей сестры, её звали Аня,она училась в свою очередь в 3классе.Катя думала что написала контрольную хорошо,расчитывала на 4,но не как не думала что она получит пары.
Чуть позже с работы вернулся отец,за ужином Катя рассказала о своей оценке.
Но,наказание отложили на завтра,так как завтра суббота и отец очень устал.
После ужина все пошли спать,Катя уснула только под утро,но тем не менее ей это удалось.Утром,во время завтрака отец назначил время наказание.
16:00 Это то самое время,когда Катю будут учить уму разуму.
Час пробил,это означало что Катя должна направляться в главный зал.
Отец и Дима,так звали младшего брата Кати,уже выносили скамью.Но,Катю пороли не первой,сначала это произошло как раз таки с Димой.Но с ним нечего серьёзного не произошло,пороли за 4.И не по контрольной,обычная оценка.Но,отец всегда бил сильно.За поркой всегда наблюдает семья, дети не стыдятся друг друга,на оборот это урок для них.Дима разделся,на нём остались только трусики.Дима знал что наказание не слишком суровое,но всё равно очень сильно боялся.
Отец взял ремешок,офицерский,коженный ремень.Перед тем как начать пороть он решил поговорить с сыном,как в принципе и всегда делал со всеми.Начался не длинный диолог
-Знаешь за что тебя сегодня будем пороть?
-Да
-За что?
-За то что я плохо учусь,в нашей семье все должны учится только на отлично.
-Какую оценку ты получил?
-Я получил 4
-Почему ты получил эту оценку?
-Потому что я поленился хорошо выучить стих,из за этого мне поставили 4.
-Правильно,и сколько тебе пологается ударов?
-Мне пологается 10 ударов через трусики
-Верно
Отец сложил ремень в двое и нанёс первый удар,Дима дёрнулся,но не стал вставать так как знал что это не принесёт нечего хорошего.Дело в том что,отец уже давно не привязывал их,если кто то вставал то он либо увеличевал колличество ударов, либо обнулял уже полученые.
Через небольшой промежуток времени,5-10 секунд отец ударил снова.
Дима дёрнулся,хотел вскрикнуть но пересилил себя.Следующий удар отец нанёс не поперёк а вдоль.Тогда Дима не выдержал и вскрикнул «Ай», Жгучая боль пробежала по ягодицам,но Дима знал что если он встанет то будет хуже.
Следующие 2 удара отец нанёс без предупреждения,и по 1 и тому же месту.Дима закричал «больно»и спрыгнул с лавки,через секунду он опомнился,быстро лёг на лавку и начал слёзно просить отца не обнулять наказание.Он согласился,у мальчика отлегло.
Но после следующего 6 удара боль вернулась.
Чуть позже порка закончилась.Дима слез со скамейки,поцеловал руки,пряжку,поблагодарил за порку,по обещал в преть учится лучше.
Глава 2
Но на этом нечего не закончилось,и Катя об этом знала.Она разделась,положила свою одежду аккуратно на стол,и легла на
скамью.Отец как и тогда решил поговорить с ней,и начался диалог
-За что будем тебя пороть?
-Я,заикаясь произнесла Катя.Я получила 2,по контрольной.
-Верно,почему так произошло?
-Я,я думала что получу 4,я готовилась честно дрожащим голосом произнесла Катя
-Во первых,ты должна была готовится на 5!
-Я понимаю папа,я готова принять наказание
Потом отец попросил Диму и Рому,Рома самый младший в семье,он только в первом классе.Принести верёвку,если наказание серьёзное он привязывал.
Как выше было сказанно,он не делал это только тогда,когда наказание было маленькое.Когда просьба была выполнена он привезал Катю и сказал:
-Пожалуйста назови мне,какое наказание ты получишь.
-Я,я получу 10 ударов крапивой.И,со страхом произнесла Катя 60 Розог,
-И это всё? Усмехаясь произнёс отец
-Н..Нет,так же следующие 4 дня меня будут пороть расчёской.
-Уточняй
-М..меня,заикаясь произнесла Катя,следующие 4 дня каждый член семьи будет пороть расчёской.П..по 20 раз,и ещё я буду убирать в доме.
-И ещё?
-И,я б..буду мыть посуду.
Кате было очень страшно,она надеялась что есть шанс как то облегчить наказание,возможно даже отменить.Может быть её папа в этот раз простит её,но её раздумья прервал строгий голос.
-Ты будешь считать удары розгами!
-Но,как ты помнишь,сначала я дам тебе удары крапивой!
Рядом с залом была дверь,выход из дома.Отец попросил Аню нарвать крапивы,да побольше.
Когда инструмент был в руках отец сделал удары достаточно быстро, и очень не ожиданно для Кати.После 10 ударов он отбросил крапиву и спросил:
-Ну что,сжёт то крапива?
-Д..да
-Сильно?
-Да,уже всхлипывая произносила Катя,ей не столько было больно от крапивы, пусть это тоже очень не приятно,она боялась следующего наказания,розог.
Крапиву отец использовал не что бы от неё было больно,она было нужна что бы от розог,был более хороший эфект.Потом он взял розгу,взмахнул её в воздухе и ударил по верху попки,почти там где она заканчивается.
Кате было очень больно,но она осталась спокойной.
Следующий удар прешёлся на оборот,на самый низ попки,там где она переходит в ляжки.Там было намного больнее,из её глаз полелись слёзы,но она не издала не звука.
У отца с самого начала была идея,он хотел сделать всё ровно.Он оставил 2 красные полоски,это можно сказать была разметка.Потом он хотел заполнить пространство между ними.
Через время порка наконец то закончилась,Катя была в слезах,но отец почему-то не спешил её развязывать,а куда то ушёл.Через минут 5 он вернулся с офецерским ремнём,Катя заикаясь спрашивала за что ремешок.
-Когда шло наказание ты в один момент крикнула матерное слово,ты знаешь что я вам рапрещаю ругаться,строгим голосом произнёс отец.
-За это ты получишь ещё 5 ударов крапивой,и 10 ударов пряжкой!
Когда крапива была у него в руках,он естественно сделал 5 ударов, но потом было то что не кто не ожидал.
Он начал быть очень быстро,так же он старался как можно быстрее убирать ремешок с попки что бы был дополнительный эфект.
После этого Катя полежала минут 5-10,потом встала,поцеловала пряжку, папены руки,розги,поблагодарила за порку.
Спала она тоже не накрывая попу,это была идея отца,что бы подумала о наказание.
Если вы хотели бы продолжения,то моглибы оценить мой рассказ)
(когда тут наберётся 500 просмотров,будет продолжение)
3
Плакат Фонда поддержки детей. Наташа Кристеа.
Из новостей. Фрагмент сообщения. 19 сентября 2012 | 13:30. Эхо Москвы.
Ясный весенний день радовал теплом и отсутствием ветра. Стоять в ожидании автобуса было даже приятно, вспоминая, что ещё совсем недавно морозы и слякоть вызывали совсем иные ощущения. Народу на остановке было не много, час пик уже закончился и интервалы в движении явно увеличились. Подъехала ненужная мне маршрутка, часть людей уехала, немногие, как и я, терпеливо ждали следующего номера, без интереса поглядывая по сторонам.
Молодая пара, не спеша, приближалась к пока ещё не состоявшимся пассажирам. Было видно, что симпатичная, модно одетая женщина, явно, что-то доказывает своему спутнику. Они оба выглядели не старше тридцати лет. Слова ещё не были различимы, но её правая рука с раскрытой ладонью энергично делала рубящие движения в подкрепление каких-то слов.
Они приблизились, встали чуть в сторонке от людей, но говорили не шепотом, а так, что, если не всем, то, по крайней мере, ближайшим к ним людям не представляло труда их слышать.
— Нет, ты, что не мужик? – продолжала с какой-то агрессией вопрошать молодая особа, — Не знаешь как ремень в руке держать? Намотай конец на руку и хлещи пряжкой, а не так, как ты вчера! Это, что было? По-твоему наказание?
Рослый, сухощавый мужчина, как бы пряча свой рост, сутулился и с каким-то смущением, попробовал возражать:
— Ну, ей же было больно, она и так визжала, ты же видела …
— Ей больно было? Не смеши меня, у неё даже и следов не осталось. Визжала она! Да она это как развлекуху восприняла. Она на карусели тоже визжит. Нашёл довод! – она покосилась на стоящих людей и чуть тише добавила, — Ты понимаешь, что так можно вконец испортить ребёнка?
— В смысле? – с недоумением спросил, по всей видимости, её супруг.
— А в том смысле, что если при слове порка у неё поджилки трястись не будут, то её потом уже ничем не проймёшь. Она решит, что коли в первый раз перетерпела, то ничего страшного в этом нет. Мне-то это хорошо известно, в отличие от тебя.
— Но я так не могу, Вика! Она же маленькая да ещё девочка. Вот сама и пори её, если тебе так хочется.
— Я-то смогу, но это должен делать отец, а не мать. Моя мама меня ни разу не только пальцем не тронула, но и ещё и отца останавливала, когда видела, что проступок не велик. Потому что отец, если меня драл — так уж драл. До крови и до синяков во весь зад. А не как ты: ремешок сложил, пошлёпал для вида и решил, что свой долг исполнил. А она мне утром опять дерзить начала. Я скорее двойку прощу, чем это. Если она в десять лет так себя ведёт, то, что дальше будет?! Нет, так дело не пойдёт! Сегодня же, слышишь, всыплешь, как я тебе говорила!
— Вик, автобус идёт!
— Это не наш. Ты мне ответь, ты всё понял?
Мужчина опять вобрал голову в плечи и, с видом побитой собаки, тихо проговорил:
— Я не знаю, Вик, честно, как я смогу её до синяков бить?! Да она меня потом возненавидит, и я себя тоже, поверь.
Супруга усмехнулась и рукой чуть взъерошила волосы мужа:
— Глупый, вот я разве плохо отношусь к своему отцу? Обижалась, конечно, когда он меня лупил, но повзрослела и поняла, что он был прав. Что, разве он меня плохо воспитал? Может из меня плохая жена вышла? Так и скажи!
— Хорошая! – он потянулся и ласково чмокнул её в щёку, — Лучше не сыскать!
— Ну, вот видишь! А на счёт того, что не сможешь, не беспокойся. Главное, чтобы ты, наоборот, не увлёкся этим, потому что знаю, как это бывает.
— Это ты о чём? – недоуменно и с каким-то подозрением спросил глава семейства.
— Ты ведь знаешь Нину, мою подругу?!
— Знаю, конечно.
— Ну, так вот. Её отец, когда мы с ней ещё в младших классах учились, тоже, вроде тебя, со своей дочурки аж пылинки сдувал. А потом одна история произошла … — молодая женщина, как-то по-девчоночьи захихикала и прервала рассказ, словно не зная, рассказывать ли дальше.
— Что за история? Расскажи, время быстрее пойдёт!
— Да даже не знаю, как тебе это объяснить? Мы уже в шестом классе учились. У девчонок в этом возрасте всякие заморочки бывают, ну, ты понимаешь о чём я?! С Нинкой мы с первого класса подружились, после уроков то она ко мне домой бывало бежит, то я к ней. Секретов друг от дружки не таили. Она знала, что меня за провинности ремнём наказывают. Сначала просто сочувствовала, потом ей всё любопытнее становилось. Каково это — ремнём по попе получать? Сама-то такого не испытывала, вот и расспрашивала:
— А ты орёшь или терпишь? А тебе перед папой с голой попой лежать не стыдно? Ну, в общем, всё в таком духе. Иногда меня даже шлёпала, чтобы в ответ получить. Ну, мне это как-то раз надоело, и я ей предложила, а, мол, хочешь взаправду быть наказанной? Как это? — она спрашивает. А так, говорю, ты сегодня двойку схватила, да ещё учительнице наврала, что дневник дома забыла. Меня за такое дело отец полчаса бы порол. А тебя, небось, только мама поругает? Ну, да, — она кивает. А теперь представь, что я – мой папа, а ты – это я. Представила? Представила, отвечает. Ты меня теперь накажешь, да? Спрашивает, а сама краснеет до ушей. Ещё как, — я ей в ответ, — а ну-ка неси сюда ремень! Тут она в ступор вошла. Какой, спрашивает, ремень, если он в папиных брюках, папа на работе, а другого ремня у нас в доме нет? Подумала немножко и придумала. Помнишь, говорит, нам Светка рассказывала, что её дома прыгалками стегают, да так больно?! Прыгалки могу дать! Ладно, соглашаюсь, давай свои прыгалки. Попробуем, но если что, так я домой сбегаю и свой ремень принесу, индивидуальный, потому что для брюк у моего отца другой есть.
Приносит она из прихожей знакомые мне прыгалки. Ничего они так, — хлёсткие оказались. Снимай, приказываю ей, трусы и ложись на живот. Улеглась она и ждёт.
Я примерилась, мне самой любопытно стало, до этого только меня стегали, а сама-то я никого. Короче, размахнулась, как отец мой делал, да и врезала ей по булочкам. Она как заверещит, с дивана скатилась, попку трёт. Дура, кричит, больно же! Тут меня смех разобрал. Она плачет, а я смеюсь. Ты же сама хотела себя испытать, говорю, слабачка! Тут боль у неё, видно отошла, она духом воспрянула, и отвечает, что это она от неожиданности. Давай, говорит, продолжай, теперь я терпеть буду. Но я сразу сообразила, что её терпения хватит только на один удар, поэтому выдернула из какого-то халата матерчатый пояс и связала ей ноги, чтобы брыкаться было трудно. Руки за спину завела, прижала к лопаткам и начала охаживать. Она вырывается, а меня какая-то злость берёт – ещё сильнее хлестнуть стараюсь. Короче исполосовала её от поясницы до колен, потом опомнилась, руки её отпустила. Всё, говорю, ты прощена, вставай. А она, знай себе, ревёт. Я с тобой больше не дружу, кричит, — уходи! Ну, я домой пошла, а у самой предчувствие какое-то нехорошее. Перестаралась я явно.
И точно. Как потом мне Нинка рассказала, вечером родители с работы пришли: то да сё – всё как обычно. Только эта дура в домашнем халате была, а халат этот едва коленки прикрывал, вот её мать и заметила случайно след от скакалки на ноге. Что это, спрашивает, у тебя, да подол-то и приподняла. А на ляжках кровоподтёки в виде петелек. Она чуть со стула не свалилась от изумления. Почему да откуда? Ну, та и выдала, что, мол, играли мы с подружкой так, типа, в дочки-матери. Что тут началось! Мать её на Нинкиного отца напустилась. Я, кричит, говорила тебе, что строгость надо хоть иногда проявлять. Вот теперь бери ремень и выбивай клин клином, а я пойду сейчас к Викиным родителям.
Короче, когда звонок в дверь раздался, у меня сердце сразу ёкнуло, поняла, что мне сейчас несдобровать. И точно, на пороге Нинкина мать нарисовалась и на меня наговаривать начала. Отец, недолго слушая, прямо перед ней меня пороть начал. Я кричу, что не виновата, что она сама меня попросила, а он знай, хлещет и хлещет, только приговаривает: «Нравится игрушка? Вот тебе ещё, вот тебе ещё!». Нинкина мать окончания порки дожидаться не стала, домой заторопилась. Отец меня на минутку оставил, до двери её проводил, и всё советы давал, что нужно сейчас сделать. Потом
вернулся и продолжил пороть меня с того
места с которого начал. Но уже не так
сильно, и даже стал посмеиваться над
нашей с Нинкой забавой.
— Ну, подружке, наверное, тоже влетело? – спросил, уже с интересом слушающий её рассказ, супруг.
— Не то слово, влетело! Пока её мать у нас была, её мечта осуществилась – отец ей ремнём по заднице всыпал. Но, видно, недостаточно. Потому что когда его жена вернулась, вся взвинченная да ещё под впечатлением увиденной не слабой порки, то заставила его взять ремень снова в руки и пороть Нинку так, как порол меня мой отец. В общем, на следующий день мы обе с трудом могли приседать и на стулья садились, как старушки, медленно и осторожно. А когда Нине пришлось встать, чтобы ответить что-то училке, то я заметила, как у неё ягодицы подрагивают в судороге. А это означало, что подруга получила по полной программе, и без пряжки, видно, не обошлось. На переменках было легче. Мы стояли, как бы смотря в окно, и делали вид, что с нами всё в порядке. Правда, Нинка не разговаривала со мной целых два дня, но, видя, что я страдаю так же, как и она, не выдержала и всё мне рассказала. Мы помирились, но для подруги худшее только начиналось.
— Это почему?
— С того дня Нинкин отец, видно, вошёл во вкус. И куда только делся бывший добрый папочка?! За двойки Нина стала получать ремня регулярно, а так как училась она гораздо хуже меня, то редкая неделя проходила у неё без наказания. А если добавить, что все замечания в дневнике приравнивались к двойкам, то сам понимаешь, что её попа постоянно светилась всеми цветами радуги. Когда мы были уже старшеклассницами, её отец стал вместо ремня пользоваться резиновым сапогом.
— Да ты что? Зачем?
— Он брал в руку резиновый сапог с литой подошвой и бил дочь каблуком по бёдрам до кровоподтёков. А потом предупреждал её, что если кто-то, особенно на медосмотре, спросит, откуда синяки, то она должна будет сказать, что это её какие-то хулиганы побили на улице. Меня отец выпорол в последний раз перед тем как мне исполнилось шестнадцать – я покурить попробовала, а он учуял. Потом сказал, что большая стала, и ему уже стыдно делать мне внушения ремнём, пора, мол, самой понимать, что к чему. А Нинку отец чуть ли не до её свадьбы лупил. Она и замуж-то выскочить торопилась, видно, от этого. Понял, почему я тебе это рассказала?
Супруг помолчал, покивал головой и задумчиво произнёс:
— Кажется, да. Неужели ты думаешь, что я способен стать таким, как отец твоей подруги?
— Я к тому, что не зарекайся, а постарайся себя контролировать. Мужчинам свойственна жестокость, а она может проснуться совершенно неожиданно.
— Я тебя сейчас не понимаю, Вика. Ты сама требуешь от меня, чтобы я драл свою дочь как сидорову козу, и в то же время, говоришь, что мужики садисты.
— Я не сказала, что все садисты. Я просто хочу, чтобы ты стал, хоть немножко, похож на моего отца и вместе с тем не превратился бы в такого тупого, ничего не понимающего в воспитании, папашу, который бьет не для того, чтобы исправить, а потому, что ему стал нравиться сам процесс и он от этого тащится. Понял?
Мужчина вздохнул перед ответом:
— Да понял я, Вик, тебя, понял! Только почему я должен выбирать между твоим отцом и отцом твоей подруги. Я тебя не устраиваю такой, какой я есть?
— Во многом устраиваешь, но в доме должен быть мужчина во всех отношениях, а не только как любящий муж. Ты любящий муж?
— Ты ещё сомневаешься? – он опять потянулся, чтобы поцеловать жену.
— Вот и хорошо, — она кокетливо прижалась к нему и добавила, — сейчас приедем домой, и пока я готовлю ужин, докажи и мне, и Насте, что у нас строгий папа, и он умеет, если нужно, пользоваться ремнём. А вот, кстати, и наш автобус.
Они сели и уехали. Мне было с ними не по пути.
На душе стало как-то скверно. Казалось, я должен был испытывать жалость только к незнакомой мне девочке Насте, но мне, почему-то, становилось всё больше жальче супруга этой убеждённой
в своей правоте женщины, которая, как я
понял, начиная со своих детских лет
старательно копировала своего отца в практике воспитания и наказания детей.
P.S.
«Около двух миллионов детей в возрасте до 14 лет избиваются родителями, 50 тысяч детей ежегодно убегают из дома, спасаясь от семейного насилия …» Юлия Михайлова, председатель Центра защиты семьи и детства Всероссийского созидательного движения «Русский лад» «Всё лучшее? Детям?» («Правда Москвы». 17.08.11).
А это значит, что ежедневно пять с половиной тысяч детей в России получают в семье порку и побои. Каждый час, прямо сейчас, свыше двухсот детей плачут или кричат от боли, может быть, в соседнем доме или за стенкой вашей комнаты.
«Две трети избитых – дошкольники. 10% из зверски избитых и помещённых в стационар детей умирают. Число избиваемых детей ежегодно растёт. По данным опросов правозащитных организаций, около 60% детей сталкиваются с насилием в семье, а 30% — в школах («МК» 16.04.05).
Ноябрь 2011
Ссылки как послесловие:
http://www.allkriminal.ru/article/13908/606
http://www.echo.msk.ru/blog/publicpost/1005390-ec…
http://www.publicpost.ru/theme/id/2928/_zapiska_m…
Печальное продолжение темы: Традиции святы, или Поэма о порке https://www.chitalnya.ru/work/1393067
Порка для достижений в спорте: «Старая недобрая скакалка» https://www.chitalnya.ru/work/2420008/
«Три прута против рапиры» https://www.chitalnya.ru/work/2424946/
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Рассказы современных подростков
«Меня до сих пор отец порет, хоть и 15 лет уже. Отец придет вечером, если мать велела и всё – спускай штаны, а сам с ремнем. Раз двадцать-тридцать по голой, а за что – с мамой разбирайся: курил или учителка нажаловалась. Или так просто считает, что пора».
«Все правильно, почти как у меня… Мне 15, и я стабильно получаю 2–3 раза в месяц… Иногда при чужих, и это самое постыдное… А что делать?»
«Мне уже почти 16 лет, а меня не только порют, но и ставят в угол с голой задницей (прямо как малыша какого). Если кто-нибудь заходит в это время в комнату, можно сгореть от стыда. Отец, правда, говорит, что стыд – это часть наказания: вести себя надо нормально, и все будет хорошо».
«Лично мне сейчас 16 лет, но меня до сих пор лупят за плохие оценки (обычно при помощи ремня). Не спорю, после пятого класса (когда меня впервые высекла мама) я стал лучше учиться. Но знали бы вы, как это больно!»
«Меня тоже порют с давних пор, лет с четырех, наверное. Сейчас мне тоже будет 15 лет. Иногда бывает очень обидно. Отец всегда говорит: “Меня пороли, а чем ты лучше?” Когда был маленьким, он порол меня за все подряд, сейчас уже реже, но все равно случается, и тоже говорит, что будет пороть меня до 18 лет.
Последний раз пороли позавчера за то, что не вовремя пришел домой. Получил ремнем по голой заднице… Сколько раз – не считал. Отец никогда не говорит, сколько всыплет: порет, пока у него рука не устанет. Теперь сижу дома, ребята звали в бассейн, а куда я с такими синяками на заднице?
У него, как найдет, может и за двойку ничего не сделать, а иногда скажешь слово не так, так сразу – “Снимай штаны, паршивец!”… Обидно – из моих друзей уже никого не порют, только меня, и мне стыдно про это рассказывать».
«Мне 15 лет, и моим воспитанием занимается лично отец. Помимо него у меня есть старший брат, которого отец также воспитывает. Способ воспитания, я думаю, понятен – это практически ежедневная порка (я учусь очень плохо). Обычно, когда отец приходит с работы, он сразу просит мой дневник, если там пять или четыре, то он меня конечно хвалит, в противном случае…»
«Мир придуман не нами, все это было до нас, и будет еще наверное до тех пор пока не настанет конец света. Меня в детстве тоже часто пороли, было ужасно обидно и больно. Пороли и по поводу, и без повода, а как говорил отец “для профилактики”, по голой заднице, ремнем с пряжкой, или прыгалками. Точнее даже не пороли, а порол только отец. Все остальные (мама, сестра, бабушка) они меня жалели и как могли защищали, но против отца было идти невозможно. Особенно неприятно было когда наказывали на глазах у друзей, такое, к сожалению, несколько раз было. Отец оправдывал это так – “Меня драли, а ты что, особенный?” Однажды (это наверное самое неприятное воспоминание), когда мне было четырнадцать лет, мы сидели в комнате с моим другом и слушали музыку. Отец пришел с работы и у него было плохое настроение. Сначала потребовал чтобы мы выключили магнитофон. Потом начал проверять мой дневник и тетради. Придратся было не к чему, все было нормально, так он вспомнил мне что поручил мне сходить в магазин еще несколько дней назад и купить какую-то ерунду для машины, а я так и не сходил. Я пытался оправдатся, но отец сказал, что я буду за это выпорот. Просто у него в тот день было плохое настроение, и он решил сорвать злобу на мне. Валька, мой друг, хотел уйти домой, но отец специально его удержал, чтобы он посмотрел как меня будут пороть. Валька был в шоке, его самого никогда не били дома. Потом отец приказал мне снять брюки и трусы. Я начал плакать, умолял его не наказывать меня голым при моем друге, но отец был непреклонен. Потом, когда я снял с себя трусы, он заставил принести “воспитательный ремень” из шкафа. Это было дополнительным унижением, так как нужно было пройти через комнату, где была бабушка. Бабушка пыталась остановить отца, но он сказал ей чтобы она не лезла. Валька смотрел на это как парализованый. Потом отец зажал меня между ног и начал бить ремнем с пряжкой по заднице. Было очень больно, вдвойне больно и унизительно, что все происходило при моем лучшем друге. Потом он прервал порку ненадолго, и начал читать мораль. Я не помню, что он говорил, потому что стоял и плакал. Еще отец постоянно обращался к моему другу – “Вот видишь? Он только ремень понимает!”»
Одни отцы и отчимы выполняют свои карательные обязанности истово и с энтузиазмом, для других это просто ролевое поведение, ритуал, от которого нельзя уклониться (Рыбалко, 2006):
«Меня используют в качестве, так сказать, орудия возмездия и некоторого фактора карающего меча правосудия. Карающего меча, когда нужно накричать, когда он уже, так сказать, всех довел, когда нужно выключить игру, когда нужно нахлопать по заднице и т. д. и т. п.».
«Я никогда не пытался карать их, шуметь мог, кричать, вроде как делать грозный вид. Если они там делали что-то не так, сначала я должен был вот… хотя бы вид сделать, что я грозный, я ругаюсь. Это функция отца. Все их шалости не должны проходить бесследно. Тем не менее, я всегда примерял это все на себя, что он делает, и всегда пытался войти в их шкуру. Я всегда понимал, что они не делают ничего из ряда вон выходящего, я такой же. Поэтому, я делал вид, что я наказываю, а так я их всегда понимал».
Порка девочек
Если в центре мальчишеских воспоминаний о пережитых порках стоят соображения «справедливости» и собственной «крутизны», то воспоминания девочек выглядят более эмоциональными, часто негативными. В отличие от своих ровесников, они не стесняются говорить, что боятся боли, и проявляют больше внимания к деталям.
«Мне 15 лет. Раньше меня вроде и не шлепали даже, ну разве так, чуток совсем, когда маленькая была. В угол иногда ставили. Первый раз меня выпорола мама в 9 лет. Теперь знаю, что это очень поздно. Почти всех, с кем тут говорила, пороли намного раньше. Я узнала, что некоторых пороли уже с 5 лет.
Мама порола в первый раз за то, что прогуляли половину уроков с подружкой. И еще я соврать успела, что всё, порядок в школе. Так бы может и не били, если б честно призналась. В тот раз я вообще боялась, что мне предстоит весь остаток дня в углу простоять. Это перед тем как я поняла, что она меня накажет ремнем.
Мама завела в комнату, велела спустить штаны и лечь на кровать. Отец был в другой комнате, но с самого начала знал, зачем мама меня повела в комнату. Наверно лучше меня знал, что меня ждет. Перед тем, как начать порку мама сказала типа того, “ну вот, пора тебе узнать, что такое ремень”.
Я спустила трусики сама и легла вдоль кровати. Мне было правда страшно, но только немножко. Вообще в тот момент я еще радовалась, что мама не орала за это на меня, и что в угол не поставила надолго. А после первого удара ремнем я вся скрючилась и потом вскочила почти. Мама пригрозила папу позвать, если я не лягу обратно.
Мама порола ремнем так больноооо!!! Я бы и не представляла себе, как это больно может быть!!! Это прямо шок для меня был. Я наверно почти сразу орать начала. Я знала, что некоторых ремнем наказывают, но никогда не думала, что это так ужасно!!! Больноооооо!!!!!!!! Я вцепилась во что-то и орала! Орала как резаная. Ремешок опустился на попу не меньше, чем 10–15 раз.
Вот в тот первый раз не знаю даже какой ремешок был, но бил очень больно. Ремешок порол по голенькой попе и еще на своих ногах несколько следов потом видела. Попа потом была сначала багровая, а потом фиолетовая.
После того, как мама закончила порку, я еще долго ревела. Но как-то болеть сильно вроде быстро перестало. Сидеть могла, но чувствовала что больно.
Потом до 14 лет было еще 4 порки и они запомнились так же, как первая. Было очень сильно больно!!! Но все эти наказания были справедливы, я их заслужила и на маму не обижаюсь».
«Я была очень маленькая, но помню все прекрасно! Мне было всего 4 года. Я взяла деньги без разрешения и купила в магазине огромный кулек конфет, чтобы весь двор угостить сладеньким. До сих пор удивляюсь, как продавцы мне продали? Хотя, наверное, ничего странного, я была хорошей девочкой и очень рано стала самостоятельной. Ведь за хлебом меня сами родители отправляли, магазин был практически во дворе дома. Мама увидела меня, когда я вышла из магазина.
Она привела меня домой. Конечно, объяснила, что я сотворила – фактически, украла деньги у мамы с папой. Это был очень серьезный проступок в ее глазах (да, собственно говоря, так оно и есть)…
На мне было платьице. Я даже помню – какое именно, потому, что этот эпизод очень сильно врезался мне в память. Платьице было синенькое в мелкий беленький горошек. А трусики – беленькие. И беленький воротничок, и беленький фартучек. Мама мне шила красивые фартучки, я любила помогать по дому.
Я стояла в углу и упиралась, не хотела снимать трусики. Хотя, я всегда была очень покладистым и послушным ребенком! Она сказала, что если не спустишь трусики, то получишь еще сильнее. Мне было очень страшно. Я ее не понимала. Я просила прощения и обещала, что больше никогда не возьму денег. Но она была непреклонна».
«Мне сейчас 17 лет. Когда я была маленькая, то, как и все дети делала то, что категорически запрещали делать. А так же была дико капризной. Когда мама не справлялась словами, переходила к ремню. Мама всегда шлёпала меня ремнём только за очень серьёзные проступки. Теперь точно знаю – так мне и надо!
Не всегда ремнём, бывало и прыгалками, тем, что первое под руку попадётся. Прыгалки резиновые, бьют ощутимо. Всегда меня пороли стоя, не знаю почему, наверно были какие-то причины. Может, лучше чувствуется. И когда прыгалками стегали, то тоже снимали штаны».
«Расскажу, как наказывали поркой в семье моих знакомых. Раньше я бывала нянькой в этой семье и с родителями дружна. Их семья верующая. Делалось это на ночь, после того, как дети уже умылись. Малышу было 7 лет, девочке 3 года, я не знаю, наказывают ее или нет. Ребенок знал, что он провинился днем и его ждет порка. Знает этот малыш и то, что его очень любят, и именно потому его накажут. Перед тем, как лечь спать, с него просто сняли штанишки и отшлепали ремешком.
При этом отец сказал, что он не хотел сына наказывать, но сын виноват и должен быть наказан, то есть наказание должно быть не сгоряча, а обдуманно.
Порка была ремешком по голой попе, провинность была этого текущего дня, порол отец. Ребенок естественно чувствовал боль и плакал, потом его приласкали и сказали ему, что его очень любят, но он поступил неправильно и потому его наказывают. Девочка тоже присутствовала при наказании (ей 3 года), так как порка была в спальне детей.
Мама поддерживала в этом папу и говорила сыну: “Я тебя очень люблю, и не хотела бы что бы тебя папа шлепал ремешком, но ты провинился и тебя нужно наказать”. На самом деле очень важно, когда родители в своих требованиях к ребенку выдерживают одинаковую позицию.
Я сама тоже приемлю их вариант наказаний. Считаю, что наказание должно быть не сразу, а обдуманным и вечером. Однако меня саму в детстве пороли сразу».
«Я старший ребенок в семье и наказывать ремнем начали лет с 7–8. Лупили начиная с оговорок (мое воспитание было очень строгим) и заканчивая опозданием с прогулки на 5 минут, цветом моей помады.
Еще тогда я поняла, что я не особо желанный ребенок и моя беда в том, что я одинаково похожа на родителей. Внешне на обоих, характером больше на отца. Поэтому желание его было – сломить. Его мать очень властная женщина, сама воспитанная в строгости, довлела на него, но и помогала ему всю жизнь. Так как мои родители военнослужащие и часто были в разъездах, то большую часть времени до 6 лет я была с бабушкой. Только относилась она ко мне лучше, чем к своему сыну. Может это зависть отца, может злоба на мать, но отношение его ко мне было ненавистным. Иногда это были взрывы эмоций со стороны отца и использовалось все, что попадалось под руку. Иногда конкретное наказание за что-либо.
Могу сказать по себе, что потом боязнь ремня и боли проходит. Начинается “вызов” родителям, что я вот такая и даже ремнем мою дурь не выбить! Тогда отец решил, что если оставить явные следы порки и побоев на видимых частях тела, то такие действия меня точно напугают. Следы от ремня и потом от прыгалки остались на лице, кистях рук. Следы на моем теле его никогда не смущали. За следы и другие свои действия стыдно ему никогда не было. Это было скорее способ унизить и показать мне, кто прав».
Несмотря на гендерные особенности восприятия, эти девочки и мальчики одинаково оказались посетителями «ременного» сайта, который посторонним едва ли интересен[3]3
Ременный сайт – источник довольно субъективный. Я цитирую лишь такие воспоминания, которые выглядят фактографическими и лишенными явной эротики. Если какие-то описания покажутся вам излишне возбуждающими или раздражающими, не торопитесь обвинять и разбивать «кривое зеркало», лучше взгляните внутрь себя.
[Закрыть]
. Значит ли это, что пережитая в детстве порка имела долгосрочные психосексуальные последствия и способствовала развитию определенной зависимости, или такой связи нет?
Советские критики телесных наказаний
Заботясь преимущественно о поддержании благолепия своего морально-политического имиджа, советская власть старалась не привлекать внимания к несовпадению слова и дела, тем более что оно проявлялось практически во всем и с годами быстро увеличивалось. В 1980-х годах заговор молчания вокруг телесных наказаний прорвали детский хирург Станислав Яковлевич Долецкий (1919–1994) и писатель и педагог Симон Львович Соловейчик (1930–1996), к которым вскоре присоединился детский писатель и правозащитник Анатолий Иванович Приставкин (1931–2008).
В «Известиях», а затем в «Учительской газете» С. Я. Долецкий привлек внимание общественности к случаям избиения детей собственными родителями:
«Травма физическая, на мой взгляд, не самое страшное зло, которое причиняют ребенку. Страдает его психика. Он озлобляется, становится агрессивным, жестоким, деформируется его личность. В будущем он точно таким же методом станет воспитывать своих детей. Уважение или любовь к родителям заменяется страхом. Немало случаев, когда физическое насилие на всю жизнь изменяет отношение ребенка к родным. А сколько раз не только насилие, но даже страх перед ним может повлечь за собой уход ребенка из дому или даже попытку самоубийства».
Долецкий сформулировал понятие «синдром опасного обращения с детьми» (СООСД):
«Поговорите с людьми самого разного возраста и образования. Пословицу приведут “За одного битого – двух небитых дают”. А ведь речь в ней идет не о насилии, а о жизненном опыте, преодолении трудностей. Расскажут, что из Максима Горького, которого дед порол каждую субботу, получился великий русский писатель. Но исключение подтверждает правило. Никто не подсчитывал, сколько талантливых людей, сколько незаурядных личностей было забито. Припомнят времена, когда линейка, ремень, розги вырастили неплохие поколения. Но при этом забудут назвать имена тех, кто составляет славу нашей культуры, науки, и то, что людей этих воспитывали без битья и унижений. И о том забудут, что существуют целые регионы земного шара, где детей никогда физически не наказывают…
На протяжении многих веков люди вырабатывали правила, которые помогали им жить и воспитывать детей. Они положены в основу самовоспитания человека, ибо воспитание детей начинается с самовоспитания родителей. Вот одно из них:
Тысячу раз подумай, прежде чем ударить. Удар обратно не возьмешь. <…>
“Почему вы даете сыну пощечины и подзатыльники? – спросил я отца одного ребенка. – Ведь касаться лица ребенка – глубокое для него оскорбление, а бить по голове – преступление”, он смутился и сказал: “Голова ближе… Наклоняться не надо”. Мне вспомнился Есенин: “И зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове”.
Современная медицина твердо установила: любые способы насилия, оскорбления, унижения представляют опасность для развивающегося детского организма. Воспитание всегда тесно связано со здоровьем ребенка» (Долецкий, 1987).
Столь же последовательно, но не с социально-медицинских, а с философско-педагогических позиций осуждает телесные наказания С. Соловейчик, например, в книге «Воспитание по Иванову» (1989):
«Если на домашнее воспитание жизнь отводит минуты, значит, все обычные воспитательные меры и мероприятия теряют силу. Нотации, уговоры, требования, наказания – все эти единовременные, чисто педагогические действия, которые обычно и считают воспитанием (“Но надо же воспитывать детей?”), в новой ситуации почти бесполезны, и результат обычно бывает таков: “Моему хоть говори, хоть не говори” – “На моего хоть кричи, хоть не кричи” – “Моего хоть бей, хоть не бей”. Призывы “больше смотреть за сыном” нелепы, потому что ни мать, ни отец не могут за ним смотреть, а главное, воспитание вовсе не сводится к тому, чтобы “смотреть”.
Но коль скоро специально-воспитательные меры на глазах теряют силу, то надо учить родителей воспитанию без специальных, единовременных педагогических мероприятий, воспитанию, основанному на духовном сотрудничестве родителей и детей, потому что духовное воспитание идет все 24 часа в сутки и двенадцать месяцев в году, даже если дети и родители не видятся. Отец уехал на три месяца в Чернобыль. Продолжает ли он воспитывать детей? Конечно. Чем же? Да тем, что он уехал в Чернобыль».
К. Д. Ушинский показал, что у ребенка не одна, а две главных потребности: потребность «быть» и потребность «жить», или, мы сказали бы сегодня, связанные между собой потребность в безопасности и потребность в развитии. Чем больше мы удовлетворяем потребность ребенка в безопасности, тем сильнее действует его потребность в развитии – а это как раз то, что нам нужно.
В нормальной жизни у всех лучших людей – непреодолимая тяга к развитию, все худшие переозабочены безопасностью. В подростковом возрасте ребята пытаются охранять свою личную безопасность-Я групповой безопасностью-Мы: сколачиваются в группы, жестко подчиняются моде, лишь бы их приняли в группы, где они чувствуют себя в безопасности. Это признак возрастной слабости и неразвитости, и бороться с нежелательными явлениями в этой сфере можно только развитием подростка. Кстати сказать, взрослые тоже подчиняются моде для того, чтобы быть принятыми в определенном общественном кругу, ими тоже движет в этом случае лишь потребность в безопасности и ничто другое. Чем менее развит человек, тем более склонен он подчеркивать, демонстрировать преданность группе, защищающей его, чтобы все видели: «Я – свой!»
Официальная советская педагогика, которую Соловейчик метко назвал «бездетной» (за это его смертельно ненавидела Академия педагогических наук), обвиняла его в прекраснодушии, «гнилом либерализме» и прочих идеологических пороках. Но на волне начавшейся либерализации советской жизни, одним из аспектов которой было повышение ценности человеческой личности, эти идеи были востребованы общественным сознанием и способствовали формированию более критического отношения к телесным наказаниям. Термин Долецкого «СООСД» даже вошел в некоторые отечественные психологические словари (для западной психологии он недостаточно определенен, там есть другие термины).
Дети в постсоветской России
В постсоветской России ситуация с телесными наказаниями является противоречивой.
С 1980-х годов заметно усиливается критическое отношение к телесным наказаниям, причем не только как к проявлению насилия и жестокости, но и принципиально. В то же время обнищание и социальное расслоение населения плюс чудовищная криминализация страны объективно способствуют росту насилия также и по отношению к детям. Вспомним выводы кросскультурных исследований: культура насилия и неравенство власти и социальных возможностей везде и всюду положительно коррелируют с телесными наказаниями. Россия – лишь частный случай общего правила.
О насилии над детьми в России пишут и говорят очень много.
По данным комитета Государственной думы по делам женщин, семьи и молодежи в 2001 г., в России около 2 млн детей в возрасте до 14 лет ежегодно подвергались избиению в семье. Более 50 тыс. таких детей убегают из дома. При этом мальчиков бьют в три раза чаще, чем девочек. Две трети избитых – дошкольники. 10 % зверски избитых и помещенных в стационар детей умирают. Число избиваемых детей ежегодно растет. По данным опросов правозащитных организаций, около 60 % детей сталкиваются с насилием в семье, а 30 % – в школах. Уголовная статистика отражает лишь 5—10 % реального количества избиений (Гетманский, Коныгина, 2004).
Согласно государственному докладу «О положении детей в Российской Федерации», в 2004 г. было зарегистрировано около 50 тыс. преступлений против несовершеннолетних, более 2 000 детей ежегодно погибают от убийств и тяжких телесных повреждений. По результатам исследований разных авторов, распространенность случаев насилия над детьми составляет от 3 до 30 % (Проблемы насилия…, 2008).
По данным президента Д. А. Медведева, в 2008 г. жертвами насилия в России стали 126 тыс. детей, из которых 1 914 погибли, 12,5 тыс. числятся в розыске. Потенциальными жертвами насилия считаются еще 760 тыс. детей, которые живут в социально опасных условиях. Проблема, по мнению президента, «выходит за рамки собственно правоохранительной деятельности».
В 2010 г. защита детей стала центральной темой президентского послания Федеральному собранию:
«Поистине страшная проблема – насилие в отношении детей. По официальным данным МВД, в 2009 г. от преступных посягательств пострадали более 100 тысяч детей и подростков… Известно, что жестокость порождает встречную жестокость. Дети ведь усваивают ту модель поведения, которую обычно демонстрируют им взрослые, а затем, конечно, переносят ее в свою жизнь: школу, институт, армию и в собственную семью. Долг всего общества – сформировать атмосферу нетерпимости к проявлениям жестокого обращения с детьми, выявлять и пресекать подобные случаи».
Эти проблемы не могут не тревожить каждого. Но насколько надежна государственная статистика? Председатель Следственного комитета Александр Иванович Бастрыкин, выступая по телевидению 17 апреля 2010 г. в программе «Насилие над детьми», сказал: «У меня есть статистика по стране» – и подчеркнул, что это «точная статистика»:
«Сегодня в России каждый четвертый ребенок становится жертвой изнасилования, каждый третий – ребенок, втянутый в занятия проституцией. За последние 5 лет почти в 7 раз выросло количество ненасильственных половых преступлений против детей, не достигших 16-летнего возраста, когда их просто совращают. И вот тенденция последних лет: более чем в 14 раз выросло число мальчиков, пострадавших от насильственных и ненасильственных действий гомосексуального характера. <…> Мы должны вернуться к гуманности, к традициям нашего общества. Русские люди всегда были добрыми, сострадательными и совестливыми… А мы построили с 90-х годов общество индивидуалистов, эгоистов, людей, живущих в свое удовольствие. Если удовольствие связано с насилием над ребенком – они получают и это удовольствие».
Оставим в стороне гуманные традиции прошлого. Задумайтесь над цифрами. Вы можете реально представить себе страну, в которой был бы изнасилован каждый четвертый ребенок, а двадцать лет назад в ней все было благополучно? Возможно, А. И. Бастрыкин оговорился. Но есть опубликованная официальная статистика двухлетней давности, которую я проанализировал в книге «Клубничка на березке» (Кон, 2010).
По данным Следственного комитета, в 2007 г. в отношении детей и подростков было совершено 8 805 преступлений, сопряженных с насильственными действиями сексуального характера. Каждая четвертая жертва изнасилований и почти каждая вторая жертва (42 %) насильственных действий сексуального характера – несовершеннолетняя. С 2003 г. более чем в семь раз (до 5 405 человек в 2007 г.) возросло число детей, потерпевших от ненасильственных половых преступлений (статьи 134, 135 Уголовного кодекса Российской Федерации), в частности от полового сношения, мужеложства или лесбиянства оно увеличилось в 28, 8 раз, достигнув в 2007 г. 3 692. В стране распространяется гомосексуальная педофилия. В период с 2003 по 2007 г. число мальчиков, пострадавших от ненасильственного мужеложства (статья 134 Уголовного кодекса Российской Федерации), возросло в 23 раза (со 129 до 3 692 чел.). 820 мальчиков пострадали в 2007 г. от развратных действий со стороны взрослых лиц (статья 135 Уголовного кодекса Российской Федерации).
Если 8 805 человек – каждый четвертый ребенок в стране, эта страна уже вымерла. Число мальчиков, пострадавших от «ненасильственного мужеложства», равняется общему числу всех детей, потерпевших «от полового сношения, мужеложства или лесбиянства», – 3 692. Что, девочками в России уже никто не интересуется?! До чего довели народ! По мировым данным, соотношение сексуальных посягательств на девочек и мальчиков составляет в среднем, как и раньше, 3:1, а Россия за несколько лет совсем поголубела…
Эти цифры опубликованы, их читали ВСЕ, участвовавшие в подготовке, обсуждении и принятии поправок к Уголовному кодексу, но никто не удивился. Не странно ли это, и только ли в цифрах дело? Почему, несмотря на повышение материального благосостояния населения и резкое устрожение в последние годы уголовного законодательства, нам каждые два года сообщают о новом катастрофическом росте числа сексуальных преступлений против детей?
А если государство не может представить обществу реальную статистику даже по тем вопросам, где существует четкая рубрикация – статьи Уголовного кодекса, можно ли ожидать достоверных данных по таким расплывчатым сюжетам, как «насилие», «избиение», «жестокость» или «телесные наказания»?
Отличить реальный рост насилия от иллюзий массового сознания, склонного ностальгически идеализировать прошлое – «раньше был порядок, а теперь детей насилуют и избивают!» – очень трудно (выше я показывал это на примере Швеции). Тем более, если власть и оппозиция играют на одной и той же площадке и пользуются одними и теми же аргументами, только «виновники» у них разные. Коммунисты и некоторые демократы-западники говорят об ужасающем росте насилия над детьми, до которого довел страну «путинский режим». Церковники и ультранационалисты используют те же самые цифры для компрометации «гнилого либерализма», «растленного Запада» и «лихих 90-х». А чиновники и депутаты, вместо того чтобы ответить, почему за десятилетие их правления обращение с детьми ухудшилось, с помощью тех же данных доказывают, как сложны стоящие перед ними задачи и как истово они заботятся о детях своих избирателей. «Защита детей» – лучший способ отвлечь внимание населения от провалов государственной политики и подсунуть ему подходящий к случаю «образ врага». Никто не спрашивает, «а был ли мальчик-то» и сколько таких мальчиков (и девочек) на самом деле было.
Если недостоверна официальная криминальная статистика, чего ждать от думских и правительственных комиссий, отчеты которых вообще не поддаются проверке? Кем и как получены исходные данные, как правило, неизвестно. Я не берусь оспаривать приведенные выше цифры, но не исключаю и того, что часть их них – пропагандистские страшилки. Критиковать их столь же трудно, сколь и опасно. Если ты скажешь, что цифры преувеличены, тебя обвинят в ненависти к детям и потворстве насилию над ними. Если же признать, что независимо от социально-экономического состояния страны и изменений законодательства насилие над детьми ежегодно растет, получается безнадежный пессимизм и «русофобия»: чего ждать от народа, состоящего наполовину из садистов, а наполовину из мазохистов?
Впрочем, в этой книге речь идет не о насилии над детьми, а только о телесных наказаниях. Им посвящен ряд массовых опросов, проведенных независимыми общественными и научными организациями.
Первая порка Дашки
Это произошло уже довольно давно. Дашка к тому времени уже была привлекательной старшеклассницей с внушительными грудками и безмерно красивой круглой попой. Её довольно смуглая кожа и характерное лицо выдавали соответствующую национальную принадлежность к «народу Книги». Но, несмотря на свою привлекательность, тогда Дашка только начинала прилагать усилия для привлечения внимания противоположного пола.
Сейчас Дашка уже закачивает школу, имея за плечами внушительный опыт половых похождений. Но не это то самое главное, почему её приключения заслуживают столь пристального внимания. Куда интересне то, что по иронии судьбы Дашкиной попке приходилось иногда отвечать за её непослушание в очень пикантных ситуациях.
А первый такой случай выдался в аккурат в конец учебного года. Тогда мы, несколько человек, по приглашению Дашки согласились зайти к ней домой после уроков в последний день учебного года и за чашкой чая обсудить ушедший год и поделиться друг с другом планами на лето. Дашка жила минутах в двадцати ходьбы от школы на двенадцатом этаже. Пока мы в составе пяти-шести человек двигались в ту сторону, Дашка от чего-то решила поделиться с нами довольно-таки внутренними подробностями об их семье. Так как я давно дружил с Дашкиным братом Денисом и всё это знал, мне эти подробности были скучны. Дашкина мама, рослая и крепкая женщина, имела много любовников и часто их меняла. Отец Дашки об этом знал, но предпочитал молчать с целью неразрушения семьи. Вот такой вот он был еврей. Но я знал и о другом. Так как я был хорошо знаком с Дашкой, она рассказывала мне, что самый последний любовник её мамаши ей и самой понравился и она не прочь была с ним сама пофлиртовать. В общем, ему эта идея не особо понравилась, и, когда похотливая Дашка сняла свои штанишки, выставил её вон с обещаниями рассказать всё маме, когда та вернётся из командировки. Это событие ожидалось через два дня, и Дашка не знала, что от него ожидать.
Дома у Дашки мы просидели недолго, когда входная дверь в её квартиру начала издавать характерные звуки. Это мама Дашки и Дениса, который поехал на пикник со своим классом, параллельном нашему, вернулась из командировки, почему-то раньше запланированного срока. По Дашке было видно, как неприятно было для неё это обстоятельство, ведь ожидался непредсказуемый разговор мамы с неудавшимся партнёром. Так оно и было – первым делом мама поприветствовала нас и пошла в свою комнату звонить. Дашка тоже схватила трубку и по мере продолжения разговора постепенно белела. Внезапно она кинула трубку, и буквально через секунду в комнату, где мы находились, ворвалась её мать, которая, наоборот, выглядела заметно покрасневшей от ярости.
Перед нашим взором предстала удивительная картина. Мама начала кричать на Дашку и сказала ей спустить штаны и лечь, положив попу на мягкий подлокотник дивана. Она вынула из юбки свой декоративный чёрный ремень, спешно сложив его вдвое. Дашка фактически потеряла дар речи и могла только робко просить прощеия и произносить отдельные слова насчёт того, что её раньше так никогда не наказывали и что здесь много её друзей.
В этот момент я понял, как не повезло Дашке с ремнём – тонкий и круглый в разрезе, он скорее был похож на средней толщины гибкий провод и, наверняка, стягал очень больно. Как я понял, перед нами должна была произойти самая первая порка этой юной красавицы – это следовало из того, что произносила Дашка, и что раньше она никогда не рассказывала мне о таких инцидентах.
Я не успел опомниться, как Дашка послушно повиновалась перед нашими глазами указаниям своей мамы. По её лицу мы могли наблюдать, как она напугана гневом матери и, вероятно, пытается сделать так, чтобы не злить её ещё больше. Она уже лежала, как сказала ей мать, нервно оглядываясь в её сторону. Джинсы её были расстёгнуты и спущены, что открывало взору пышную для её возраста гладкую довольно смугловатую задницу. Но было заметно, что прижимая ляжками верх брюк к внешней стороне подлокотника дивана, Дашка всеми силами старается удерживать свои штаны, чтобы они не спали ещё ниже и не продемонстрировали всем нам её девичью письку.
Я посмотрел на других невольных, но, по-моему, даже благодарных за это, зрителей, чтобы завпечатлеть в своей памяти выражения их лиц во время такого душещепательного события. Как и предполагалось, пацаны разинули рты и всецело устремили свои взоры на круглый объект наказаия. Была там и одна девчонка, Валька. Она тоже с неподдельным интересом разглядывала попу своей подруги, но я заметил на её лице ещё и некоторое волнение. Кто знает, может её тоже захотят выпороть! Ведь они то все так и не знали, за что наказывают Дашку.
И в это время, которое после появления матери и отдаче ей своей дочери соответствующих приказов было заполнено её криками и длилось не больше полминуты, мать нанесла первый удар по спешно оголённой Дашкиной попе. Удар был очень резкий и молнеиносный. Сразу после соприкосновения ремня с попой мама приложила усилия для того, чтобы отдёрнуть свой ремень обратно, тем самым причиняя наибольшую боль. Узкий красный одинокий рубец показался на девичьей попе, несмотря на то, что ремень был сложен вдвое. Дашка издала впечатляющий крик, но второй удар последовал незамедлительно. Он был абсолютно идентичен предидущему – такой же быстрый и резкий, оставляющий яркий рубец. Дашка орала от боли, а мама в ярости продолжала наносить всё такие же быстрые и болезненные удары, не оставляя пауз между ударами, насколько это возможно.
«Мамочка, прости!» – вопило юное создание, вертя своей очаровательной попой, которой, однако, ни разу не удалось увернуться от всё новых и новых ударов. Где-то после десятого удара штаны, наконец, свалились, а трусы находились посреди ляжек, что уже не могло помешать полному характеру открывшейся картины.
Дашка уже не могла сдерживать себя и старалась раздвинуть ноги, насколько это возожно. Под очаровательной исполосанной попой появилась юная пися, которая, к моему удивлению, уже не казалось девственной, хотя установить это стопроцентно не представлялось возможным. Но мать не обратило на это внимания, приговаривая: «Вот так, опозорю тебя перед всеми, будешь знать!» или «Так тебе, повертись перед мальчиками!». Позже я узнал, что нам всем, находяшимся там, очень понравилось это зрелище.
Дашка дрыгала ногами, вертела попой, визжала, выкрикивала матные слова. На это мать заметно усиливала удары, стараясь, однако наносить их параллельно друг другу, чтобы нарисовать аккуратную картину из красных полос. Она била свою дочь без всякого сострадания, невзирая даже на то, что Дашкина попка впервые знакомилась с таким наказанием. Вероятно, она была слишком обижена проделками её дочки и не желала ограничиться приемлимой для такого случая строгостью порки, применяя все свои силы для причинения Дашке невыносимой боли.
Это было видно и по Дашке, чья попа подпрыгивала, и которая ревела словно ребёнок, безо всякого достоинства, умоляя мать прекратить.
После минуты экзекуции, что примерно соответствовало 40 ударам, мать стремительно бросила ремень на диван, на который упиралась попой и руками Дашка, и выша из комнаты. Дашка, поняв, что наказание окончено, после того, как я и другой пацан подошли и погладили её попку, попыталась встать, но ещё какое-то время находилась в этом заманчивом положении. Вдруг ей пришло в голову попросить нас полить её попу холодной водой.
«Красивые у тебя прелести» – промолвил я. «Классно тебя лупили» – сказал кто-то из мальчиков. Потом Дашка легла на диван выпячив голую отстёганную попу, которую Валька заботливо накрыла мокрой материей. Но я вскоре эту материю сорвал – так красивее, и Дашка ничего не смогласделать – слишком уж интересное зрелище открывалось, чтобы мальчишки позволили себе его упустить. Мы подвинули стулья и начали расспрашивать её про порку. Не сразу возник вопрос, за что же, всё таки её высекли, но она рассказала всё, как рассказывала мне. «Ну ты даёшь!» – искренне удивилась Валька.