Заходящее солнце
— Ты просто идиот! Ленивый бездарь! Ты хоть понимаешь, понимаешь, что такое ответственность, чувство долга?! Как я, по-твоему, теперь буду защищать наш проект?! Ты же обещал, что принесешь оставшийся материал!
— Саку, ну не злись ты так. Подумаешь, не расскажешь про пару букашек, и что, тебе за это пару влепят? Никто ж не знает, про что твоя работа.
— Шикамару! Ты невыносим! – девушка развернулась на каблуках и направилась вон из класса, а, точнее, в библиотеку. Если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Надо было слушать маму, а не полагаться на одноклассников.
— Сакура, — этот тихий голос сейчас она хотела слышать меньше всего. — У меня есть нужный тебе материал.
— Э… Спасибо, Наруто, я как-нибудь сама справлюсь.
— Хочешь справиться за десять минут? Возьми, – он протянул ей небольшую папку. Девушка скривилась:
— На бумаге? Ты представляешь, как я буду выглядеть?
— Ну, лучше что-то, чем ничего.
— Ага! Все люди как люди, с монопанелями, а я, как в древности, с кипой бумаг.
— Ну, во-первых: монопанелями стали пользоваться не так уж давно, всего полвека назад, а во-вторых: я же отвечаю без нее и ничего.
— Вот именно, ТЫ. Ты вообще, ненормальный.
Она развернулась и стрелой вылетела из класса, чувствуя, что уплывает последняя надежда на хороший доклад. Конечно, за оставшееся время она не управится. И зачем было грубить ему? Он, конечно, паренек странноватый, но добрый, в отличие от большинства ее сверстников. В конце концов, что такого, что он пишет конспекты ручкой на бумаге, а не сохраняет в логосе? Говорят даже, что так лучше запоминается, срабатывает механическая память.
Когда прозвучал сигнал к началу урока, Сакура успела просмотреть только пару документов. В конец отчаявшись, она побрела в класс. На парте ее ждала тонкая папка. Сначала девушка неохотно взяла ее в руки, но, проглядев доклад, готова была расцеловать своего спасителя. Сияя, она повернулась к Наруто, чтобы поблагодарите его, но он этого не видел, сидя к ней вполоборота, смотря в окно и не обращая внимания на то, что происходит вокруг. Казалось то, что учитель в классе и урок уже начался, его совершенно не волновало.
Она решила поблагодарить его позже. Только пересечься с неуловимым блондином оказалось не так просто. Ей удалось это только в конце дня.
— Наруто, подожди!..
Она нашла его, когда он уже садился на свой аэрохон. Парень убрал ногу с подножки и выжидающе посмотрел на нее. Сакура подбежала к нему и, запыхавшись, проговорила:
— Фух… Тебя не поймать.
— Что ты хотела? – его голос был спокойный и даже холодный, внезапно захотелось сжаться и уйти.
— Я… Вот, я хотела поблагодарить тебя, — она протянула ему папку с докладом. — Спасибо большое, ты меня спас.
— Не за что, Сакура, – он широко улыбнулся и прикрыл глаза, как довольный кот.
— Харуно, ты идешь? – вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась и недовольно крикнула подруге:
— Да, подожди минуту!
Она опустила глаза, раздумывая над фразой, которую собиралась сказать. Извиняться не входило в ее привычку, но перед ним ей почему-то было стыдно.
— Наруто, я хотела… — собравшись с духом, она подняла глаза, но рядом уже никого не было.
На следующее утро она пришла в школу с неутомимым желанием устроить ему головомойку. А потом извиниться… Она была в замешательстве. Совесть была не частой гостьей в ее душе. Ей было стыдно, но настроения извиняться совсем не было. С утра полетел логос и пришлось восстанавливать программу, из-за аварии встал транспорт и пришлось идти до школы пешком, к тому же, любимая дорога через парк почему-то была закрыта и пришлось делать крюк, так что она чуть не опоздала. В заключение всех бед, Наруто в школе не появлялся, что окончательно выбило девушку из колеи.
FB
— Вот, это тебе.
— Что это?
— Это книга.
— Книга? Какая-то странная. Вроде выглядит нормально, но на ощупь она какая-то теплая, что ли…
— Это старая книга. Она сделана из древесной бумаги.
— Никогда не думала, что они настолько отличаются.
— Зрение можно обмануть, тактильные ощущения обмануть сложнее.
— Наруто, а зачем ты мне ее дал?
— Просто, вдруг тебе захочется почитать, – он открыл форзац книги. – Смотри, 1995, ей больше ста-пятидесяти лет. Сейчас такого уже не пишут и не издают.
— Я же говорила, что такое старье не читаю.
— А ты попробуй, вдруг понравится, – он улыбнулся и вышел из класса…
EFB
— Харуно. Харуно Сакура! – похоже, учитель уже не первый раз называл ее имя, потому что в классе стояла гробовая тишина.
— Да. Извините, я задумалась.
— Харуно, напомните нам, пожалуйста, что мы изучали на прошлом занятии?
— Ну… Эмоции и чувства. Мы закончили на эмоциональных состояниях.
— А именно…
— Состояние аффекта, эмоции, чувства, настроение, стресс.
— Хорошо. Тогда разберем виды чувств и перейдем к личности и ее структуре…
* * *
Сакура сидела на качелях перед школой и пыталась вспомнить и проанализировать все, что происходило в последнее время. С тех пор, как она в последний раз видела Наруто, прошел уже месяц. Никто не знал, где он живет, какой у него номер телефона, есть ли адрес в сети и где он вообще может быть. Волнение и тревога все нарастали. Даже в администрации ей не смогли ничего сказать. Он как сквозь землю провалился. А самое страшное было то, что всем вокруг было наплевать на это. Никого из ребят не волновало, что пропал один из их товарищей. Когда Сакура пыталась заговорить об этом, от нее просто отмахивались, а потом стали подшучивать. Казалось, даже учителям не было до этого никакого дела.
Но ведь это неправильно! Только что, буквально несколько минут назад, из школы вывели человека, а когда он стал сопротивляться, его просто огрели дубинкой по голове и уволокли в машину. И это никого не волновало. Почему? За что? Кто это? Сакуре казалось, что эти вопросы мучили сейчас только ее. Все вокруг смеялись, разговаривали о чем-то, обсуждали вчерашний матч или сегодняшнюю вечеринку. И так было во всем. Люди просто абстрагировались от проблем других, оттого, что происходит вокруг.
Девушка вздохнула и посмотрела на книгу у себя в руках. Рей Бредбери «451о по фаренгейту». Это была та самая книга, которую он ей подарил. Она нашла и прочитала ее. Действительно, сейчас таких не пишут. Мы просто живем в таком мире. Конечно, у нас не сжигают книги и людей вместе с ними, не сажают в тюрьму за вольные мысли и не запрещают мечтать. Только в остальном наша жизнь слишком похожа на ту, которая описывается в книге, чтобы не казалась, что вот-вот придут люди с числом «451» на форме и начнут сжигать все подряд. И если ты будешь гореть вместе со всем, никто даже не обернется. Людям до тебя дела нет…
— Хоой! Саку, ты идешь? Дискотека уже началась!
Девушка вздрогнула от неожиданности и подняла глаза на подругу.
— Ино, я же говорила, что не хочу.
— Да ладно! Пойдем, будет классно! – она взяла Сакуру за руку и повела в школу. Через главный вход, в холл, вниз по лестнице, прямо по коридору и их поглотил водоворот звуков, света и кромешной тьмы. Когда зрение и слух немного адаптировались, девушка пробежалась глазами по толпе и, не найдя никого с кем бы можно было поговорить, села в свободное кресло и снова погрузилась в свои мысли.
FB
— Сакура, скажи, а ты часто мечтаешь?
— Что? Наруто, как же ты меня достал! Почему ты всегда лезешь со своими дурацкими вопросами именно ко мне?!
— Хм… Наверное, потому, что ты на них отвечаешь.
— Как же ты мне надоел! Все, меня нет.
— Просто ответь на мой вопрос, и я уйду.
— На какой вопрос?
— У тебя есть мечта?
— Что?!
— У тебя есть мечта. Ведь человек должен о чем-то мечтать, к чему-то стремиться… Если нет цели, то зачем идти вперед? А если ты стоишь на месте, то зачем тогда жить?
— Да, да. А от меня то тебе что надо?
— Я просто подумал… Я долго размышлял об этом и понял, что в моей жизни нет такой цели… Понял, что у меня нет мечты… И мне казалось, что ты знаешь, чего хочешь добиться в жизни, поэтому я решил спросить, есть ли у тебя мечта. Мечта, ради которой стоило бы жить… — его голос постепенно спустился до шепота. Какое-то время он внимательно смотрел на нее, а потом опустил голову и молча ушел. А Сакура все еще слышала его слова… «У тебя есть мечта?.. Мечта… Ради которой стоило бы жить…»
EFB
— Нет, – она даже не заметила, как сказала это вслух, но никто не обратил на внимания. Внезапно это место, эта музыка, эти люди – все вокруг стало ей противно. Девушка вылетела из зала, чуть не сбив с ног кого-то. Быстрыми шагами она направилась на остановку, но в последний момент решила прогуляться и свернула в парк.
Стоял тихий летний вечер, солнце уже начинало садиться за горизонт, окрашивая небо в красновато-розовые тона. Для начала лета было необычайно тепло, поэтому легкий прохладный ветерок казался просто даром богов. Внезапно до ее слуха донеслась мелодия. Красивая, приятная, ничего подобного она раньше не слышала. Пройдя еще немного, она поняла, откуда была эта мелодия. Чуть ниже, на склоне холма сидел человек. Он сидел на ограде, спиной к дороге и, не отрываясь, смотрел на заходящее солнце. У него в руках была тонкая палочка с маленькими отверстиями. Когда он поднес ее к губам, в тишине парка снова раздалась мелодия, обволакивающая спокойствием и умиротворением. Приглядевшись, Сакура узнала эту светлую копну непослушных волос и, немного подумав, подошла ближе.
— Давно не виделись, Наруто, – мелодия резко оборвалась, а парень, оторвав взгляд от солнца, посмотрел на нее, давая понять, что внимательно слушает.
— Не против, если я с тобой посижу?
— Нет, – он отвернулся и снова стал смотреть на солнце.
Какое-то время они оба молчали. Интересно, что подумают в школе, если увидят их вместе? Неважно…
— А… ты не говорил, что умеешь играть… Что это такое?
— Это? Это флейта.
— У нее красивый звук. Ты ведь говорил, что не любишь музыку.
— Я не люблю музыку, которую все слушают. Она неживая, ненастоящая. Мне нравится не слушать музыку, а чувствовать ее. Я люблю чувствовать, как дрожь проходит по всему телу при звуках скрипки. Мне нравится, как под ударные сбивается ритм сердца и перехватывает дыхание. Как колет где-то в груди, когда плачет флейта…
— Странно, никогда не обращала на это внимания. Что мне всегда нравилось в классике, так это как звуки перетекают друг в друга, превращаясь то в журчание ручья, то в пение птиц.
— Странного здесь ничего нет, просто ты, скорее всего, аудиал, а я – кинестетик.
— Может быть…
Снова повисла тишина. Сакуре хотелось, чтобы Наруто снова заиграл, но просить почему-то было неудобно.
— Почему тебя так долго не было в школе?
— Я хотел прийти, но не смог… А ты что, волновалась за меня?
— Конечно, я за тебя волновалась! – к щекам почему-то стала приливать краска. – А еще… Еще, я хотела извиниться…
— Извиниться? За что?
— Ну за то, что нагрубила тогда… И вообще, за все…
Наруто тихо рассмеялся, только это была не насмешка, а благодарность:
— Вот за это ты мне всегда нравилась, Сакура.
— Что?
— Ты не такая, как все, — он снова повернулся к солнцу. – Ты умеешь чувствовать, переживать. И ты очень добрая. Сейчас это редкость. Очень важно заботиться о других, им это нужно, даже если они сами этого не замечают. А еще нужно ценить тех, кто рядом с тобой. Это очень важно, чтобы рядом кто-то был. Когда человек один, он перестает быть человеком.
— О чем ты, Наруто…
— Я просто хочу, чтобы ты это поняла. В любой ситуации нужно всегда оставаться человеком и помогать другим оставаться людьми. А еще очень важно жить. Не просто прожигать дни, а ЖИТЬ.
— Я это и так все знаю…
— Нет, ты не знаешь. Мне тоже так казалось, но я понял, что это не так, только было уже слишком поздно…
— Но чего ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты жила и была человеком, и чтобы рядом с тобой были люди, а не…
— Но тогда возвращайся в школу, ведь ты единственный, кто это понимает. Тем более, без тебя там очень одиноко…
— Но ведь ты все понимаешь и сама можешь всем это объяснить. А я… я бы хотел вернуться в школу, но не могу.
— Почему?
— Ну, наверно… потому, что я умер.
— Что? – сердце в груди вдруг остановилось, а потом заколотилось бешеной дробью.
— Месяц назад я разбился здесь на аэрохоне… А вам ничего не сказали?
Сакура медленно покачала головой. Эта мысль почему-то никак не укладывалась в сознании.
— Но, если ты… призрак… то почему ты все еще здесь?
— Не знаю… Наверно, потому что я хотел поговорить с тобой, а ты хотела поговорить со мной…
— Но как я…
— Я верю, что ты совсем справишься, – парень тепло улыбнулся ей.
— Наруто…
Он коснулся рукой ее ладони. Сакура почти ничего не почувствовала, только легкий холодок. Какое-то время девушка смотрела на свою руку, а когда подняла глаза, его уже не было.
Теперь навсегда…
Дадзай Осама
ЗАКАТНОЕ СОЛНЦЕ
1
Утром, когда мы завтракали в столовой, матушка, бесшумно проглотив ложку супа, вдруг слабо вскрикнула.
— Что, волосок? — спросила я, подумав, уж не попало ли что-нибудь в суп.
— Нет. — Матушка, как ни в чём не бывало, лёгким, порхающим движением руки отправила в рот ещё одну ложку супа, потом, повернув голову, перевела взгляд на кухонное окно, за которым пышно цвела вишня, и, не отрывая глаз от окна, снова легко вспорхнула рукой и влила в свой маленький ротик ещё одну ложку супа. Говоря о порханье руки, я ничуть не преувеличиваю, о матушкиных движениях иначе и не скажешь. Её манеры за столом очень далеки от рекомендаций, которые даются на страницах модных женских журналов. Мой братец Наодзи как-то сказал мне, потягивая сакэ:
— Титул ещё не делает человека аристократом. У некоторых нет никакого титула, зато есть врождённое благородство, вот они-то и являются истинными аристократами, а других, взять хотя бы нас, не спасут никакие титулы, мы так и останемся париями. Вот, например, Ивасима (он имел в виду своего школьного друга, графа), он ведь ещё вульгарнее, чем зазывалы из публичных домов Синдзюку, тебе не кажется? Недавно я был на свадьбе у старшего брата Сакураи (ещё один школьный друг Наодзи, младший сын виконта), так эта скотина явилась в смокинге, ну, это ещё ладно, дань приличиям, но послушала бы ты, как он произносил тост, меня чуть не вырвало от его высокопарно-витиеватых «покорнейше прошу» да «почту за честь»… Эта напыщенная манерность — дешёвый блеф, далёкий от истинного благородства. Видела вывески на Хонго — «Пансион высшего разряда»? Так вот, нашу пресловутую аристократию иначе, как «нищие высшего разряда», не назовёшь. Истинный аристократ никогда бы не стал так кривляться, как этот Ивасима. Даже в нашей семье подлинным аристократом является, пожалуй, одна мама. Вот это настоящее. В ней есть нечто такое, чего нам никогда не достичь.
Это «нечто» проявлялось даже в том, как она ела. Мы с Наодзи, сидя за столом, обычно глядели себе в тарелку, зачерпывали суп краем ложки и подносили её ко рту, держа всё так же, боком, а матушка сидела с совершенно прямой спиной и высоко поднятой головой, даже не глядя в тарелку, она, легко касаясь пальцами левой руки кромки стола, зачерпывала суп краем ложки, после чего лёгким и стремительным, каким-то ласточкиным (пожалуй, это определение здесь уместнее всего) движением поднимала ложку ко рту, так что та составляла с ним прямой угол, и, приблизив кончик ложки к приоткрытым губам, вливала суп в рот. Она бездумно глядела по сторонам, а ложка тем временем порхала, словно крылышки бабочки. Ела матушка совершенно беззвучно — ни одного чавкающего звука, ни даже случайного звяканья посуды, не говоря уже о том, что ни одной капельки супа не проливалось на стол. Может быть, её манеры и не отвечали так называемым правилам хорошего тона, но было в них что-то чрезвычайно привлекательное и подлинное. К тому же, когда сидишь свободно и прямо и ешь с конца ложки, суп, как это ни удивительно, кажется куда вкуснее, чем когда, следуя этикету, смотришь к себе в тарелку и подносишь ложку ко рту боком. Однако я ведь принадлежу к тем, кого Наодзи называет «нищими высшего разряда», поэтому не умею управляться с ложкой так легко и непринуждённо, как это делает матушка, и мне не остаётся ничего другого, как смириться и, глядя в тарелку, есть суп самым скучным образом, в полном соответствии с правилами хорошего тона.
И это касается не только супа, манеры матушки за столом вообще крайне далеки от того, что считается приличным. Например, когда подают мясо, она, быстро орудуя ножом и вилкой, режет всю порцию на мелкие кусочки, затем откладывает нож, берёт вилку в правую руку и начинает медленно есть, с явным удовольствием подцепляя вилкой один кусочек за другим. Или когда мы сражаемся с курицей, пытаясь, не производя лишнего шума, отделить мясо от костей, матушка, спокойно и как бы между прочим ухватившись пальцами за косточку, поднимает кусок ко рту и, откусывая прямо от него, аккуратно обгладывает кости. Если бы так вёл себя кто-нибудь другой, его бы сочли варваром, но когда то же самое делает матушка, её движения поражают не только удивительной грациозностью, но и какой-то неуловимой эротичностью. Да, в подлинном всегда должна быть некоторая доля анормальности. Матушка могла совершенно непринуждённо схватить рукой не только куриную ножку, но и кусочек ветчины или колбасы, которую обычно подавали перед обедом в виде закуски.
— Знаешь, почему мусуби[1] всегда такие вкусные? Потому что их лепят руками, — говорила она.