Не могу сказать прощай рассказ

И75 Не могу сказать прощай: Роман — М.: Издательский дом «панорама», 2010 — 192 с., (10-119)

ISBN 978-5-7024-2739-3

ББК 84.4

©Andrea York, 2010,

© Оформление. Подготовка текста. Издательский дом «панорама», 2010,

Данный роман является перепечаткой романа Салли ЛЭННИНГ «Под шепот волн»,

Каждый дом на этой старой, похожей на парк улице имел свой характер и историю. Аллея вековых деревьев, растущих посередине нее, была настоящим оазисом для птиц, белок и другой живности. Каза­лось, дома и деревья знали все друг о друге, они были свидетелями многих удивительных историй.

Человеку, оказавшемуся здесь впервые, с тру­дом верилось, что этот тихий, звенящий птичьи­ми голосами зеленый рай находится на расстоя­нии каких-нибудь пятнадцати — двадцати миль от бурно кипящего шумной жизнью каменного центра огромного города.

Дома находились на почтительном расстоя­нии друг от друга. Лужайки и цветники, разбитые вокруг них, находились в удивительной гармонии с архитектурой строений. Около дома, построен­ного в стиле средневекового замка с готическими башенками из темно-серого камня, росли крас­ные лилии и гладиолусы, а желтый дом с белыми колоннами в классическом стиле, напоминающий городскую усадьбу середины прошлого века, уто­пал в кустах чайных роз.

Дома в округе напоминали старых мудрых джентльменов, преисполненных чувством соб­ственного достоинства. Каждый из них таил в себе притягательную силу, в каждом хотелось про­жить жизнь, и все же один из них выделялся среди остальных, как яхта среди лодок.

Белый двухэтажный дом мягкими плавными формами радовал глаз совершенством. Архитек­тор, обладавший безупречным вкусом, видимо, вложил в проект свойственное ему радостное вос­приятие жизни. Изумрудные лужайки с клумбами пушистых разноцветных маргариток и буйно цве­тущие кусты розовых и сиреневых азалий созда­вали ощущение непрекращающегося праздника.

Непременно в таком доме должны счастливо прожить несколько поколений. Казалось, вот-вот распахнется дверь, выбегут смеющиеся дети, и молодая мать на пороге будет с улыбкой смот­реть на их беззаботное, шумное веселье.

Но дом молчал. Неестественная тишина ок­ружала его.

Ранним утром из дверей белого дома вышел элегантный, стройный молодой мужчина. Его му­жественное лицо было мрачным и напряженным. Усталой походкой он направился к гаражу, и че­рез минуту вишневая «тойота» выехала на улицу и скрылась за поворотом.

Дом будто вздохнул, деревья словно протя­нули к нему ветви…

Глава 1

До четырех этот день ничем не отличался от любого другого рабочего дня Рея Адамса.

Как обычно, в четыре часа Рей вошел в приемную, приветливо улыбнулся секретарше Соне и направился в свой кабинет. Он по­чувствовал на себя взгляды всех находившихся в приемной женщин.

Соня тепло улыбнулась.

— Почта у вас на столе, доктор.

Соня недавно вышла замуж за государствен­ного служащего, была любима и вся так и свети­лась счастьем. Каждый раз, глядя на шефа, Соня задавала себе вопрос и не находила ответа: как могла жена Рея Адамса оставить его? Нет на свете женщины, на которую не произвели бы впечатления серые глаза, излучающие чувствен­ность и доброту, открытое мужественное лицо с ямочкой на подбородке; нет такой женщины, которая не отметила бы особую стать стройного, сильного молодого мужчины.

— Благодарю, Соня.

Рей прохаживался по кабинету, массируя под открытым воротом рубашки затекшие шейные мышцы и радуясь возможности размять ноги после нескольких часов, проведенных в операци­онной. Собрание хирургического отделения назначено на четыре тридцать. У него есть время просмотреть почту и сделать несколько неотлож­ных телефонных звонков. Рей начал перебирать корреспонденцию, аккуратной стопкой сложен­ную на столе.

В глаза ему бросился белый конверт из тисненой бумаги. Институт, название которого было напечатано замысловатым шрифтом на конверте, находился в Лондоне и являлся одним из самых известных в Европе центров детской пластической хирургии — медицинской специаль­ности Рея. Он медленно опустился на стул и распечатал конверт.

Прошло десять минут, но Рей по-прежнему держал перед собой письмо, напечатанное на до­рогой бумаге. Ему предлагают работу. Прекрас­ную работу. Превосходную во всех отношениях. Любой хирург, специализирующийся в этой области, может лишь мечтать о таком. Преподава­ние, операции, возможность заниматься научной деятельностью плюс жалованье, сумма которого заставила его присвистнуть.

Это может стать началом новой жизни в другой стране, в другой клинике, с другими людьми, которым ничего не известно о Кэтти и Джейке.

Надо продать дом, где прошли четыре не­долгих года их супружеской жизни с Кэтти и где вот уже целый год он жил один. Продать дом, который так любила Кэтти, и вместе с ним избавиться от всех воспоминаний. Начать все заново?

Рей закрыл лицо руками и прислушался к за­севшей глубоко в нем уже привычной боли. Про­шло двенадцать долгих месяцев с тех пор, как Кэтти покинула его, но не было дня, чтобы он не ощутил ее присутствия. Она шла рядом с ним по коридорам клиники, сидела у окна на кухне, и от­блески солнечного света играли в ее прекрасных каштановых волосах, лежала рядом на их широ­кой кровати в спальне, где они вместе пережили столько сладких мгновений.

Зачем уезжать в чужую страну? Ее образ неот­ступно будет следовать за ним повсюду.

Звонок телефона заставил Рея вздрогнуть. Он поднял трубку:

— Адамс у телефона.

— Доктор Адамс, если у вас есть время,— он услышал в трубке голос Сони,— к вам по­сетители. Кэррол и Гарольд Кортни. Они просят извинения, что не договорились о встрече зара­нее.

Рей сразу вспомнил эту пару. Два года назад в его клинике умерла их маленькая дочка от ожогов третьей степени, что, по его мнению, бы­ло для ребенка избавлением от страданий. От­ложив в сторону письмо из Англии, он сказал:

— Пожалуйста, Соня, пусть заходят.

Первой в кабинет вошла Кэррол, ее голубые глаза излучали радость. Последний раз, когда Рей виделся с ней, в них застыло отчаяние. Муж Кэррол, Гарольд, костлявый и неуклюжий, вошел следом за ней, на руках он держал ребенка. Рей почувствовал, что внутри у него шевельнулось неприятное чувство.

Кэррол смущенно произнесла:

— Мы приехали на очередной осмотр. Нам захотелось зайти к вам и поделиться радостью — у нас родилась дочь. Доктор Адамс, мы никогда не забудем вашей доброты… Гарольд, покажи доктору малышку. Ее зовут Джина.

Гарольд обошел вокруг стола, наткнулся по дороге на стул, задел стопку книг на журнальном столике — книги посыпались на пол. Несмотря на свою неуклюжесть, он слыл отличным мастером по резной мебели и не раз получал призы на местных выставках. Он даже конверт с младен­цем держал как полено.

Читать дальше

«Я упорно ищу, где же кроется зло»
Ж. Кабре «Я исповедуюсь»

Бывают такие книги, которые проглатываешь мгновенно, несмотря на их большой объём и кажущуюся сложность. Такие книги не дают спать, потому что ты просыпаешься ночью и первое (и единственное), о чем ты думаешь, это все эти лабиринты смыслов, которыми тебя заразил автор.

Так произошло и у меня с книгой современного каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь», которую я купила как-то по случаю, не питая особых надежд и не особенно вдохновившись всеми теми трудностями прочтения, которые обещали положительные, но всё же предостерегающие отзывы.  В романе действительно огромное количество персонажей, их внушительный список приведён на последних страницах, распределённый по эпохам и странам.

Книга действительно имеет удивительное, ни на что не похожее построение, когда внутрь повествования врывается совершенно другой рассказ о других героях, живущих совсем в другом времени. Рассказ обрывается на полуслове, и к нему автор вернёт читателя лишь через пару-тройку сотен страниц. Поразительно и то, как мысли или фразы одного персонажа без всякого предупреждения переходят в одном и том же абзаце, а порой и в одном и том же предложении, в мысли и слова совершенно другого героя из другой исторической реальности. Всё переплелось, как лабиринт, всё рассеялось во времени и месте, но несмотря на кажущийся нестройный ряд, этот «хаос» выстроен в абсолютно логичном порядке истинного шедевра. Я прочитала роман легко, но трудно засыпала ночами.

Текст изумительный. Кто через него «не продрался» (есть и такие, судя по отзывам в Интернете), тот пусть поищет книги «на другом уровне моральной сложности», как говорил главный герой.

Книга всеобъемлющая.  Это форма письма-исповеди главного героя Адриа Ардевола своей любимой женщине Саре, которой уже нет на свете. Исповедь содержит свыше семисот страниц и охватывает всю жизнь Ардевола от истоков детства до его смерти. По времени это вторая половина XX века. Однако эта книга сплетена из многих и многих историй, времён, судеб, событий. В ней существует всё, что присуще самому увлекательному роману: предметы старины, манускрипты, музыка, литература, живопись, заброшенные древние монастыри, инквизиция, старейшие университеты Европы, кладбища, Вторая мировая война, Освенцим, Рим, Барселона, Париж, Жирона, Кремона, Аль-Хисва, Антверпен, Африка… а также отношения между родителями и детьми, писательский и преподавательский труд, философия, лингвистика, убийства, вина, месть, искупление, алчность, зависть, красота, любовь, дружба…

И, конечно, скрипка Сториони. Книга наполнена музыкой и тайной.

Пройдя по этому всеобъемлющему и интригующему лабиринту до конца, начинаешь задумываться: о чём именно эта книга? И не находишь однозначного ответа. Каждый, наверное, воспринимает этот уникальный текст по-своему и выделяет в нём что-то своё. На мой взгляд, эта книга о зле и красоте. Да, вот так просто и так сложно.

Герой романа, Адриа Ардевол, профессор Барселонского университета, всю свою жизнь размышлял об этих двух, казалось бы, несовместимых вещах. Он пытался проникнуть в природу зла и найти истоки красоты, размышлял о силе искусства и искал виновных в существовании зла. Среди его опубликованных работ – «Эстетическая воля», «История европейской мысли», «Проблема зла» и другие. В романе постоянно прослеживается противопоставление: предметы искусства – и человеческие судьбы, красота творчества – и ужасы истории человечества, шедевры – и страдания человека.

С детства главный герой погружён в мир вещей – старинных, ценных, антикварных. Большинство из них – шедевры живописи, литературы, есть и музыкальный инструмент – скрипка Сториони со своей сложной и пугающей судьбой.

«Важнее не сами вещи, а те фантазии (я бы уточнила – те истории), которые мы с ними связываем». В антикварном магазине, которым владел отец, а затем и мать главного героя, были собраны не вещи, а их человеческие истории. За каждым предметом стоит человеческая судьба, а порой и судьбы очень многих людей во многих поколениях – подобно скрипке Сториони, буквально «взращенной» на убийстве и порождающей убийства и смерть на протяжении своей истории. Или как та грязная тряпица, старая салфетка в голубую клетку, лейтмотивом проходящая через всю книгу и побывавшая в стольких руках, начиная от рук отца и его семилетней дочери, измученной и погибшей в Освенциме. Всё это лишь свидетельства страданий.

Адриа Ардевол много размышляет в беседах со своим другом Бернатом о появлении искусства, о его роли в жизни человека. Как оно появилось? Из чего оно произошло?

«С гораздо большей вероятностью нас могло бы не быть, но мы всё-таки существуем… случайные зачатия, смерти, истребления… И сейчас мы с тобой здесь, друг перед другом… это чистая случайность». Герой утверждает, что всё – хаос. И автор иллюстрирует этот хаос: вся жизнь, весь мир, вся история с её движениями, инквизицией, войнами, победами, поражениями, тщетными поисками веры, с алчностью, жестокостью, убийствами… всё это хаос.

«Мы пытаемся противопоставить этому хаосу упорядоченность искусства». Упорядоченность – в искусстве. Искусство рождается в попытке упорядочить, уравновесить этот мир. Но как именно?

«Стоит прикоснуться к красоте искусства – жизнь меняется. Стоит услышать Монтеверди-хор – жизнь меняется. Стоит увидеть Вермеера вблизи – жизнь меняется. Стоить прочитать Пруста – и ты уже не такой, каким был раньше».

Герой задаётся множеством вопросов: сила искусства коренится в самом произведении искусства или в том воздействии, которое оно оказывает на человека? Сила сокрыта в гении художника, который заставил это творение эволюционировать, двигаться, существовать в веках, быть актуальным, говорить с нами? Сила в человеке? Или всё проще – сила в красоте произведения?

Но что такое красота? Зачем она существует? Какова её роль? Этот вопрос задаётся во все времена существования человечества и «как так получается, что этот вопрос неотделим от необъяснимого присутствия зла?»

А история вещей ясно говорит о том, что красота и зло тесно связаны друг с другом во все времена. Герой мучается вопросами о сущности зла: он говорит об этом с другом Бернатом, он говорит об этом с любимой Сарой, он говорит об этом с незнакомым человеком, пришедшим к нему в дом, он вопрошает об этом предметы своей коллекции, он, наконец, пишет об этом философский труд, на обороте которого он, уже схваченный неодолимой болезнью, лихорадочно исторгает из своей души это письмо-биографию, письмо-обращение к любимой, письмо-исповедь.

Зло – следствие свободы человека? Заключено ли оно только в воле злодея и виновный всегда имеет фамилию и имя (Франко, Гитлер, Торквемада, Пол Пот…)? Или он лишь – инструмент зла, а его сущность более всеобъемлющая? В чем она? Рука об руку со злом идёт страдание. Страдание – результат зла.

«Вся исполненная ужаса жизнь была заключена в этой грязной тряпице (о салфетке девочки из концлагеря) … или как в книге стихов, написанных после выхода из Освенцима». Сколько было таких случаев! А отголоском испанской инквизиции стала уникальная скрипка Сториони, древесина для изготовления которой прорастала деревом сквозь плоть, кровь и кости убитого монаха. Шедевры на крови. Почему они появлялись всегда в истории человечества? Почему они появляются и в наши дни?

У человека есть потребность излить весь пережитый ужас, все страдания, упорядочить их в своём творении – выразить на бумаге, холсте, в музыке, тем самым пережив ещё раз свою боль и отчаяние.  Сара пишет портреты, выражает карандашом и углём всю свою боль, свои терзания по поводу судеб родных людей и по поводу своей личной трагедии, своей тайны.

«Пережив трагедию, ты оказалась способной нарисовать её; возможно, ты не догадывалась, что это неизбежно».

Есть очень сильная потребность в том, чтобы пережить всё снова в воспоминаниях, выразить всё в творении, освободиться и очиститься перед окончательным избавлением в лице смерти. Может быть, в этом исток искусства? Его великая сила?  Результат зла – страдание. Результат страдания – искусство.

Если искусство рождается на почве страданий, не в том ли тогда неочевидная, но созидательная роль зла, чтобы привести человека в такие обстоятельства и такое душевное состояние не распада, а некоего извращённого тонуса, которое, мучительно и очень болезненно перемолов, он воплощает в шедевры? Это не краска на полотне, это не рифма стихов, это человеческие слёзы и кровь, это его вырванная с корнем душа, это его вывороченное сознание, его боль, съедающая изнутри. «Красота рождается от страданий», «счастливый человек стихов не пишет» — не однажды уже высказанная мысль. Так что ж – красота рождена от зла?

Красота и зло всегда взаимосвязаны. И не только потому, что зло неординарным образом порождает красоту, но и наоборот: красота порождает зло. И это то зло, которое выражается уже не в ужасах войны и других мировых человеческих трагедиях, а это то зло, которое живёт рядом с нами, мы ежедневно встречаемся с ним. Это алчность, зависть, жадность, обман, желание обладать. Посмотрим, как заканчивается жизнь Адриа. Красота, которую он любил, всё, что ему было очень дорого, от него уходит из-за человеческой алчности, жадности и зависти. У него всё отнимают: любимейшая скрипка Сториони от него уходит мошенническим путём, древний медальон, который он носил всю жизнь и который был ему дорог, у него крадёт прямо с шеи уборщица больничной палаты, а самый близкий и надёжный друг, неизвестный и не одарённый писатель, всю жизнь завидовавший его таланту писать книги, присваивает себе прекрасную рукопись Ардевола и издаёт её под своим именем. То самое письмо любимой женщине, письмо-биографию, письмо-исповедь, написанное на обороте «Проблемы зла».

Так где же кроется зло? Зло кроется во всех, в каждом из нас, и оно неистребимо.

«Как будто жизнь сводится только к одному – поступать плохо или не поступать. А может, так и есть».

Сам Ардевол тоже не безгрешен, об этом свидетельствуют описанные в книге события и признания.
Но он исповедуется.
И кается.
(Confiteor. Mea culpa).