Неправильная жизнь рассказ часть 8

Еще существуют люди, для которых Вторая мировая война лишь теперь подошла к концу. Джордж Яунземис долго искал истоки своего происхождения, и теперь он знает, что, не будь в прошлом совершено преступление, он был бы другим. Знает ли он теперь, кто он?

…Возле дома на маленькой улице Магдебурга стояла группа людей – мужчины в выглаженных рубашках, женщины в блузках – и кого-то ждала. Когда Джордж Яунземис, подъехав, вышел из машины, они сначала приветливо замахали ему, потом обступили со всех сторон, стали пожимать ему руки, хлопать его по плечам, что-то радостно восклицать… Он не знал никого из этих людей, но многие из них знали его.

На террасе дома уже стоял сладкий пирог. Джордж ел его, отвечал на вопросы и задавал свои. Потом сидел в кресле на искусственном газоне и задумчиво глядел на это жилище. Нет, дом этот ему не был известен ранее, но теперь здесь, в прилегающем к строению саду, в окружении плодовых деревьев, вдыхая с ветром их аромат, он думал, что, возможно, однажды уже побывал в этом месте. Половину жизни он прожил, ничего не зная о своем происхождении, не имея ни малейшего представления о детстве. В этом магдебургском саду у него в сознании появилось некое отдаленное, нечеткое, лишенное красок, как во сне, не воспоминание даже, а ощущение.

У него никогда не было свидетельства о рождении, никаких следов прошлого. После тридцати двух с лишним лет поисков по почте пришел коричневый конверт ему в Ригу, в Латвию, где он живет. Джордж нанес данные и названия мест, содержащиеся в конверте, на график, изображенный на миллиметровой бумаге: Рига – Магдебург – Брюссель – Мюнхен – Крайстчерч. Эти линии и значки вносили ясность в его жизнь.

Дожив до семидесяти лет Яунземис узнал наконец, кто он и откуда.

Джордж говорит о своей биографии тихо и медленно. И все время смотрит на миллиметровую бумагу. Он должен еще изучить свою жизнь. Это старый человек с округлыми плечами и мягкой розоватой кожей. На его майке – пестрые пальмы и название города, где он вырос, Крайстчерч в Новой Зеландии. Оттуда приехал он в эти места, в Ригу, где зима длится шесть месяцев.

В конце апреля тает снег. Его жена Вия слушает его. Ради нее он живет в Латвии. Познакомился с ней в поисках своей жизни.

Вия Сармите отозвалась на объявление, которое Яунземис дал в 2000 году в одну из рижских газет. Он писал, что ищет кого-нибудь, кто мог бы помочь ему в поисках его семьи. «Я отвечаю Вам, потому что имею пристрастие к архивам», – ответила ему Вия.

Человеку хочется знать, откуда он происходит, кто его мать, отец, бабушки и дедушки. Он хочет быть в состоянии рассказать полную историю о себе, от начала до конца. Вопросы о происхождении, по словам культурологов и психологов, становятся для людей очень важными в мире, где отношения часто не являются обязательными. Для этого человеку нужны точные данные – названия мест и надежные числа. Он хотел бы ответить себе на все вопросы, потому что верит, что они приведут к его истинной истории.

Яунземис занимался поисками со времени смерти своей матери в 1978 году в Новой Зеландии. Она была латышка; о его отце Джорджу почти ничего не говорила, разве только то, что он погиб на войне и что остальные члены семьи тоже умерли.

«Мать: Анна Яунземис, из Риги». «Отец: Яунземис, офицер, погиб на войне».

С этими более чем скудными сведениями о Джордже Яунземисе занялась Вия Сармите, его помощница, работой в рижских архивах. Она искала отца Джорджа. Когда нашла «подходящего» Яунземиса, капитана по имени Александр, и узнала, где он похоронен, Вия написала второе письмо Джорджу. Он приехал в Ригу, вместе они посетили могилу капитана, положили цветы.

Но позднее выяснилось, что капитан, имя которого было обозначено на могильном камне, не мог быть отцом Джорджа.

Яунземис четыре недели пробыл в Латвии. Он сопровождал Вию в розысках, и иногда по вечерам они ходили гулять в маленький парк. Вие было чуть больше шестидесяти, тридцать лет несчастливого замужества, трое детей, все живут отдельно. Джордж – пенсионер из Крайстчерча, перед выходом в отставку двадцать семь лет прослуживший в чине обер-фельдфебеля Королевских военно-воздушных сил Новой Зеландии, вел тихую жизнь.

В Риге он вместе с Вией посещал архивы. Как-то она пригласила его на кофе с шоколадным пирожным, а в конце его рижского путешествия перед вылетом дала ему важное личное письмо. Он должен был вскрыть его лишь в самолете. Когда Джордж приземлился, он позвонил Вие и сказал, что должен тотчас же лететь обратно.Продал свою квартиру в Крайстчерче, раздарил мебель, упаковал граммофонные пластинки и пару носильных вещей и отправился в Ригу, к Вие. Они поженились.

…Джордж Яунземис встает с дивана и выходит на кухню, откуда возвращается с тарелками и чашками. Он бережно ставит их на стол, кладет ложки и блюдца, наливает кофе, все покачивается, как старик. Он не умеет угощать гостей. У него их не бывало, но он хочет этому научиться, вот и пробует.

В 2002 году Вия и он пришли в Центральный регистр персональных данных и узнали, что в Риге, родном городе его матери, в год его рождения – 1941-м – ни один ребенок по имени Джордж Яунземис не был зарегистрирован. Они перепроверили эти сведения по документам городских больниц и не нашли никакой записи.

Но в Государственном архиве наконец наткнулись на Анну Яунземис. Ее год рождения был не 1901-й, как они заявили, а 1893-й. Она была крещена в церкви Петра и Павла. Нашли адрес: в домовой книге – улица Альберта, 8, старое здание на улице с брусчатой мостовой, – возникло опять имя Анны, графа «дети» в 1944 году была пуста. В этот момент, говорит Джордж Яунземис, он впервые всерьез подумал, что, возможно, не является ребенком той женщины, которую до того считал своей матерью.

Они с Вией опросили историков, у которых были списки пассажиров с именами людей из Риги, которые во время Второй мировой войны непосредственно перед приходом Красной армии бежали на судах за границу. В одном из списков нашли Анну: она бежала в Германию, в Восточную Пруссию, одна, без детей. В январе 2010 года они написали в международную поисковую службу Красного Креста в Бад Арользен, запросили сведения об Анне Яунземис, ранее Раузе, имя которой получили в одном архиве, и документы на Джорджа.

Отдел «Выяснение судеб» в Бад Арользене занимается розыском местонахождения жертв национал-социалистических преследований и пропавших без вести в военное и послевоенное время. Каждый год в поле внимания его сотрудников находятся 2000 человек, и эти цифры свидетельствуют о растущем стремлении людей иметь максимально точную информацию о своем происхождении.

Руководительница «Выяснения судеб» присвоила случаю Яунземиса в октябре 2010 года номер Т/Д-2241576. Она нашла в центральной картотеке имен указание на дело о поиске ребенка. На второй странице дела было указание на Анну Яунземис (или Анну Раузе) и одного мальчика. Это дело было представлено на 128 страницах. Сотрудники отдела службы регистрации жителей Магдебурга и Берлина изучали телефонные номера, находили друзей, племянников и кузенов. Они послали в Ригу коричневый конверт, в котором было двадцать восемь страниц документов.

Так Джордж узнал, что был воспитан неправильной матерью, в неправильной стране, в неправильной жизни.

И начал изучать свою биографию в обратном направлении, часть за частью, от Риги в Латвии через Крайсчерч в Новой Зеландии обратно в Магдебург.

В мемориальном парке Крайстчерча лежит черный камень с надписью: «Искренне любимая мать. Анна Яунземис, 18.05.1901–01.05.1978». Добрых двадцать лет, до того как он нашел в Риге Вию, Джордж Яунземис часто стоял у этого камня, размышляя, разгадывая, сомневаясь, спрашивая себя, что и почему она ему не рассказала. Его мать в конце жизни болела, перенесла кровоизлияние в мозг. Джордж каждый день посещал ее в больнице, она еле говорила и почти ослепла.

В семидесятые годы в Крайстчерче они жили вместе на Вестминстер-стрит, его мать больше не работала с тех пор, как сын начал приносить в дом деньги. Она лишь смотрела телевизор, он это ненавидел. И если они ссорились, то иногда прикрикивал и говорил то, что тогда чувствовал: «Ты не моя мать!» Она молчала.

За три года до ее смерти Джордж пришел в туристическое бюро и заказал поездку в Кале во Франции, там он пробыл месяц. Он впервые в жизни уехал, а когда вернулся, мать была больна и обвиняла в этом его. Однажды он познакомился с женщиной, китаянкой, ему было двадцать. Она приходила, но нечасто, мать ему это запретила. Джордж терпел это, как и 20-летним юношей в апреле 1961 года вытерпел, когда должен был приступить к службе в ВВС без свидетельства о рождении. Мать сказала, что оно потерялось в военной смуте. Он имел лишь справку: «Родился в Риге (не доказано) 18 ноября 1941 года (не доказано)». Документ должен был подтвердить его идентичность, но не имел никакой печати.

Юношей Джордж долго не знал, где находится Латвия. Мать говорила с ним по-латышски, но он понимал лишь сотню слов. Он отвык задавать ей вопросы, знал лишь один ответ: его отец был офицером, погиб на войне, его брат замерз в Сибири, его сестра тоже. Он не имел семьи, одну лишь мать. Но она называла его только «Джордж» – и никогда «сын». Она не целовала его, не давала ему сладостей. Они жили вместе, но он чувствовал себя одиноким. Она его изолировала.

В пятнадцать лет у Джорджа впервые появился школьный товарищ по имени Лоуренс. С ним Джордж сидел после полудня у реки, плавал на плоту, за ним последовал в ВВС. Пока Джордж был в школе, его мать днем работала домработницей у католического священника, а также делала резиновые детали для обувной фабрики, Джордж ей помогал. Они мало разговаривали, мать не умела писать, никогда ему ничего не читала.

О тогдашней квартире, говорит семидесятилетний Джордж, он мог бы еще вспомнить. Он вертит миллиметровую бумагу на своем столе в Риге и рисует на ней. Это было на Регби-стрит? Или в Дарфилде? Или на Орбелл-стрит?

Остановки на его жизненном пути смешались. Он шестнадцать раз переезжал с места на место вместе с матерью-беженкой.

Джорджу было восемь лет, когда Анна Яунземис 26 июня 1949 года вместе с ним достигла Новой Зеландии на 138-метровом «Дандалк Бэй», который 36 дней шел из Триеста в Веллингтон.

– Я вспоминаю Суэцкий канал, жару на Красном море и продавцов сувениров, которые приплывали к кораблю на маленьких лодках…

Джордж сошел с корабля в Веллингтоне и, когда кто-то спросил, как его зовут, ответил: «Джордж Яунземис». Он носил это имя совсем недавно, получил его в Мюнхене, где его мать перед переездом в Новую Зеландию жила с ним с 1946 по 1949 год в бывших казармах в районе Фрайман. «Джордж Яунземис / Анна Яунземис» – так зарегистрировалась она. Анна жестко держала мальчика при себе, не послала его в немецкую школу, ограждала от немецких детей.

Мюнхенская казарма – это первое, о чем он может вспомнить. Он сидел у окна, где-то поднимался туман. Имеется также фото из того времени, присланное кем-то в Красный Крест, чтобы помочь в поиске пропавших детей. Отправителю бросилась в глаза эта женщина с ребенком, и он спрашивал, почему она говорит по-латышски. На фото, позже положенном в конверт, виден мальчик в мюнхенской казарме, вместе с Анной они лежат на лужайке.

– Все, что было перед этим, я знаю только из документов, – говорит Джордж.

О времени до Мюнхена, в Брюсселе, он не помнит. Только документы рассказывают об этом поступке Анны.

Сразу после войны было время, когда миллионы оторванных от родины людей, беженцев и изгнанных, «перемещенных лиц», как они тогда назывались, тянулись сквозь Европу в поисках пристанища. Анна была одной из них. А также некая Гертруда, которая ушла из Магдебурга.

Документы говорят: летом 1945 года в Брюсселе среди беженцев была семья из трех человек по фамилии Вандевельде: Гертруда, родная мать Джорджа, он сам трехлетний и Альберт, его отчим. Альберт был бельгиец, в Магдебурге занимался принудительным трудом, там в него влюбилась овдовевшая Гертруда. Еще в мае 1945 года они поженились. Каким-то образом очутились в Бельгии, на родине Альберта. Поскольку у них не оказалось документов, они были арестованы в Брюсселе. Чиновники отослали мальчика в приют социального ведомства. Там же оказалась женщина из Латвии. Ей было 52 года, и звали ее Анна Раузе. Она разговаривала с мальчиком, заботилась о нем. Однажды ночью увела его с собой.

Альберт быстро освободился, Гертруда сидела еще три месяца. Они искали сына, но Анна с ребенком давно ушла. Она бежала сначала сквозь Европу, затем за море, всегда чуть быстрей, чем поисковые службы, которые следовали за ними. Кто была Анна Яунземис? Дочь рабочих из Риги, имела восьмерых братьев и сестер, была домработницей, жила по двадцати трем адресам, как выяснилось в рижском архиве. Против Анны велось судебное дело по поводу кражи, ее первый муж погиб в России, второй муж по фамилии Раузе разошелся с ней, когда ей было тридцать три года. Детей у нее не было. Она покинула Латвию 7 октября 1944 года, ей удалось попасть в Магдебург, а затем в Брюссель.

Джордж Яунземис показывает еще один снимок, свой портрет, когда он был маленьким мальчиком. Портрет тоже лежал в конверте. На снимке он впервые увидел, как он выглядел ребенком. Думает ли Джордж еще об Анне?

– Я пытаюсь это делать.

– Злы ли вы на нее?

– Я был зол. Теперь – нет.

Он говорит, что Анна тоже была хорошей, говорит это тихо. Так, как будто ему страшно. Анна помогала и другим. Она как-то подарила сто фунтов группе венгров-беженцев на мебель и обои.

А его родная мать, Гертруда?

– Она умерла два года назад…

Когда после тридцати двух лет поисков коричневый конверт прибыл в Ригу, первым делом Джордж Яунземис позвонил в Германию по телефонному номеру, который там был указан, с кодом Берлина 030. Ответил Клаус-Дитер Винклер из берлинского района Трептов-Кепеник, это был член семьи. Большинство жило в Магдебурге. Двумя днями позже Джордж с Вией сели в автобус и провели в пути двадцать часов.

За оградой дома на маленькой улице Магдебурга стояла группа людей – мужчины в выглаженных рубашках, женщины в блузках. Они приветливо махали Джорджу.

– Ты очень похож на свою сестру, – сказал Клаус-Дитер Джорджу.

Впервые он узнал, что у него была старшая сестра Герда, которую их мать, Гертруда, оставила у бабушки в Магдебурге, когда в 1945 году вместе с Альбертом и Джорджем подалась в Брюссель. Когда Гертруда приехала из Брюсселя повидаться, что она периодически делала, Герда спросила о маленьком брате. Мать сказала тогда, что ничего о нем не знает.

– Я часто мечтал о сестре, – говорит Джордж. Слезы текут по его щекам. Герду он тоже не застал – умерла, четыре года назад.

Когда в Японии произошло землетрясение, находились люди, которые говорили: то, что вы всегда считали надежным, исчезает в одно мгновение. А что, если это происходит в собственном доме, в собственной жизни? Джорджа Яунземиса это сделало недоверчивым. На террасе в саду он был счастлив, но при этом испытывал и страх. Клаус-Дитер, сын Герды, смог ответить на многие вопросы, но не на все.

Кажется, что на многие вопросы никогда не будет исчерпывающих ответов, что в каждом рассказе имеется остаток, порождающий новый рассказ. Почему Анна, как и Гертруда, была сначала в Магдебурге, а потом в Брюсселе? Знали ли друг друга Анна и Гертруда? Почему Гертруда, которая писала в Красный Крест запрос и узнала, что ее сын был в Новой Зеландии, не вернула его себе? Альберт, отчим, не хотел детей?

Джордж пытался ответить. Он пробовал говорить с отчимом. Но Альберт после кровоизлияния в мозг почти не разговаривал. Он только велел передать, что сожалеет. Прошлым летом он тоже умер.

Джордж Яунземис разыскивал свою истинную историю в течение тридцати двух лет. Она захватила его и ответила на многие вопросы, которые его долго мучили.

Знает ли он в итоге, кто он?

– Я теперь ощущаю себя целиком, – говорит он и улыбается.

Сейчас он понимает себя. Ему ясно, почему он в немецкой речи всегда слышит что-то близкое. Почему ему всегда хочется слушать Баха и Бетховена и почему в Новой Зеландии, на другом конце света, он всегда воодушевлялся песнями Петера Александера.

В поисках своего прошлого Джордж Яунземис нашел свое будущее. Он искал сведения и нашел Вию. Они знают: истинная история человека рассказывает не только о его происхождении.

…Джордж Яунземис достает последнюю бумагу из коричневого конверта. Из нее он впервые узнал свое настоящее имя. Он читает в документе: «Родился как Петер Томас 28 октября 1941 года в Оттерслебене близ Магдебурга».

– Так написано теперь и в моем паспорте…

P. S. Латышское слово «яунземис» можно перевести как «новоземелец», т. е. как обозначение человека, переехавшего жить в другое место. Возможно, что Анна Раузе, уезжая очень далеко, символично сменила фамилию.

Глава 1

— Тина, ты собираешься идти на Новогоднюю вечеринку или нет?- прокричала моя лучшая подружка Женя, крутясь перед зеркалом в костюме принцессы.

  Пышная золотистая юбка, неудобный корсет, который делал её грудь четвертого размера ещё аппетитнее. Золотистые волосы собраны в высокую прическу и украшены шикарной короной, которой даже я позавидовала. Явно на AliExpress заранее заказала, и широкое ожерелье из зеленых камушков тоже. Уж слишком всё было гармонично.

  Одна я не удосужилась приготовится к мега крутой вечеринке, так как и не думала на неё иди. Почему? Ответ прост: я там никому не нужна и не интересна.

 Опять спросите почему? И ответ опять прост. Видите ли, мой внешний вид — не мечта парней. Мой рост метр восемьдесят пять, при этом я плоская, как гладильная доска. Шикарной шевелюрой тоже не могу похвастаться, так как давно обрезала волосы под каре, чтобы не мешали.

  Личико, правда, было милое, в форме сердечка. Небольшой носик, розовые щечки, пушистые ресницы, и это всё без косметики! Чуть пухлые губки, которые я часто кусала. И всё было, кажется, хорошо, но сейчас у меня на щеке красовался шикарный синяк, результат неудачной тренировки.

  Да и бог с этим синяком, пройдет, как и другие на теле, но ведь парни смотрят не на лицо, а на фигуру, которая у меня не аппетитная, как выражались девчонки у нас в вузе. По их мнению, я — мужеподобная баба, которую интересует только борьба.

  В душé же я была нежной девушкой, поэтому трепетно ухаживала за каштановыми волосами, мазала кожу кремами, любила посещать салоны и наслаждаться массажами. Чудо-глазками похвастаться я так же не могла, у меня были обычные серые, без всяких вкраплений и вмешательств других цветов. Многих мои глаза и вовсе пугали, говорили, они до жути пустые.

  Косметикой пользовалась редко, так как считала, что мне это не нужно. Да и на тренировках по рукопашному бою учителя не одобряли.

— Здесь ты боец, Кристина, так что будь добра, смой свой боевой раскрас,- велел мой тренер, когда я первый и последний раз пришла накрашенная.

  Парни, которые занимались вместе со мной, только посмеялись над неудачной попыткой понравиться им.

Да кому они нужны! У меня уже был почти свой идеал парня.

  Во-первых, он должен уважать меня и моё мнение.

 Во-вторых, принимать меня такой, какая я есть, без всяких дорогущих тряпок и косметики. И дело не в том, что я не люблю красиво одеваться — люблю, и даже очень, но это у меня не часто получается, так что пусть будет готов увидеть не красивую куклу, а уставшую студентку.

  В-третьих, он должен быть выше меня! Не знаю почему, но я уверена, что только с тем, кто выше меня, я буду чувствовать себя спокойно. Не хочу видеть усмешек у других, если я буду с парнем ниже меня. Меня и так каланчой за спиной называют.

  Так же я не собираюсь прогибаться — это я укладываю противников на лопатки.

  Насчёт предпочтений и вкусов, думаю, это поправимо, а может, даже и лучше, если нам будет нравиться что-то разное. Будет повод попробовать что-то новое.

  Почему я стала такой закрытой, а иногда и эгоистичной, думаю, ответ в отце, который с раннего детства растил меня один. Ах, да, он всегда мечтал о сыне, но тут беда, появилась я.

Мама умерла от рака, когда мне было три, и с того времени моя жизнь изменилась.

  Не было больше блинчиков по утрам, мне перестали покупать платья и кукол, теперь я ходила в штанах и футболке, и пинала мяч. Время шло, и отец решился взяться за моё развитие — долой танцы, привет борьба и плавание.

  Как же я завидовала девочкам, которые танцевали в красивых платьях и туфлях в соседнем зале. Такие красивые и изящные, настоящие принцессы. Нас, правда, несколько раз приглашали в качестве кавалеров, так как с парнями была проблема, так я и научилась исполнять мужскую роль.

  Под чутким отцовским присмотром я окончила школу с отличием, а потом выбрала ВУЗ подальше от дома и поступила туда. Благо, у меня баллы были хорошие, и меня приняли. На удивление, отец не расстроился, а наоборот, похвалил за то, что я решила вылететь из гнезда и начать жить самостоятельно. С тех пор мы созванивались раз в месяц или два, для галочки.

  Прошло уже четыре года, как я живу самостоятельно в общаге при институте. Остался последний год, и я буду дипломированным инженером-проектировщиком. Буду строить здания, сидя где-нибудь за столом и не привлекая внимания.

— Тина, ты где летаешь? Опять в своих книжках про эльфов?- весело спросила подружка, подходя ко мне и заглядывая на обложку, где и правда была нарисована фантастическая пара. Красавица героиня и отважные мужчины, которые борются за её внимание.

  Книги — моя слабость, единственная тайна от отца. Я очень любила читать фантастику, видимо, из-за недостатка сказок в детстве, вот и навёрстываю сейчас. А ещё книги помогают сгладить одиночество, в котором я провожу довольно много времени.

— Сегодня у меня не эльфы, а оборотни!

— Так это меняет дело! Люблю красавцев-волков,- с придыханием сказала она, и я весело посмотрела на её полку с книгами, где таких историй было предостаточно. Женя такая же мечтательница, как и я, только вот на месте героини она представляет себя, а я именно героиню. Хрупкую, красивую и нежную, как лепесток розы. А не скучную дылду и страшилу, как я.

Книга Бориса Драгилева «Неправильная жизнь»

ОТ АВТОРА

Несколько слов, уважаемый читатель.

На концертах, спектаклях, в письмах меня часто спрашивают: где можно приобрести книжку? А по-скольку с конца девяностых у меня ничего на бумаге не выходило, то пришло понимание – отложить многое другое и сесть за подборку материала для нового издания. Задача оказалась нелёгкой. Нужно было понять, как правильнее и интереснее выстроить книгу, и решить, что из написанного в неё включить, а от чего отказаться. Для автора это всегда непросто.

В результате на страницы попали зарисовки из жизни «Верьте мне, Люды», песни и стихи разных лет, пьеса «Суббота».

Зарисовки действительно из жизни. В них нет, практически, ничего вымышленного, да и зачем, когда каждый день полон такими сюжетами, поворотами и коллизиями, когда вокруг столько трагичного и комичного, а порой, того и другого одновременно, что придумывать ничего не надо. Только внимательнее приглядеться к жизни, улыбнуться или прослезиться, что-то прокричать или, наоборот, промолчать, и, главное, запомнить.

Песни и стихи, в основном конечно песни, даны в приблизительном хронологическом порядке. Мне показалось это логичным: можно увидеть, как менялся мир в представлении автора и как менялся он сам. И, действительно, даже мне было удивительно обнаружить, что на протяжении десятков лет беспокоили, по большей части, одни и те же темы. И интересно было видеть ответы, данные в разное время, на схожие вопросы. А ещё становилось ясно, что удалось предугадать, и на что не стоило возлагать надежд.

Сюжет «Cубботы» рождался изначально тоже как песня. Но, как это часто бывает в творчестве, в какой-то момент герои зажили собственной жизнью, судьбы их начали пересекаться и заплетаться в историю, которая уже не укладывалась в малую форму песни. Получилась пьеса. По ней был поставлен спектакль, положивший начало проекту «Автор на сцене», когда всё – пьеса, песни, музыка создаётся и воплощается на подмостках одним человеком. Премьера была сыграна в театре Маяковского. Сегодня «Суббота» играется на разных сценических площадках. Готов к выходу и новый авторский спектакль.

Все три части книги не разнородны. Они имеют объединяющее начало: взгляд на мир одного человека. Поэтому, присутствие разных жанров, уверен, неудобств у читателя не вызовет, а наоборот, поможет создать об авторе более полное и точное представление. Ведь, в конце концов, неважно – рисует человек, поёт или пишет: если это – автор, во всём будет чувствоваться его душа.

Солнечных дней вам!

Борис Драгилев

Почему с возрастом у мудрого человека не должно остаться друзей: 3 мудрые цитаты Юрия Левитанского

Молодость дружбе располагает, а старость избегает ✔️

Дети заводят друзей по щелчку пальца, им достаточно узнать имя своего «‎нового лучшего друга» и принять его в объятья без задней мысли. Со временем человек лишается части друзей, а к пожилому возрасту и вовсе не должен их иметь. Почему? Юрий Левитанский считал, что дружба таит большую опасность, чем явный враг: «‎От явного врага мы ждем самого худшего, а от друга лишь прекрасного, лучшего» но каждый наш друг — простой человек, у которого есть свои интересы, свои слабости и желания, мы не хотим думать, что друг может предать или пожелать плохого, но человеческая природа всегда берет верх: «‎Больше всего нас ранят самые близкие, потому что наши души открыты для них».
[Spoiler (click to open)] [more]

С возрастом список тех людей, которых мы считали друзьями, сокращается до единиц: «‎Где понимание было, там оно уйдет, где было доверие, не останется и следа, кто был назван другом, придя однажды, уйдет навсегда». Таков закон жизни: чем дольше мы дружим с кем-то, тем больше встречаем непонимания, зависти, подлости и лицемерия, нужно лишь время, чтобы это проявилось: «‎Не давай свою руку своему лучшему другу, сегодня она спас тебя, потому что не сложно, но завтра подойдешь ты к колодцу и он скажет: прыгай, так нужно». Это не значит, что люди вокруг плохие, виноваты мы сами в том, что назвали их такими: «‎Разве можно назвать волка теленком и ждать, что он будет есть одну травку, а потом считать его предателем, если он съест стадо? Лишь потому, что мы назвали его теленком?». Волк остается волком, как его не называй: «‎Назови человека другом и не будь разочарован, помни: «Человек — это человек, как его ни называй» ».

Как относиться к людям вокруг, чтобы избежать разочарований в жизни? ✔️

Юрий Левитанский считал, что называя человека «другом», мы пытаемся приручить его, как бы это странно не звучало, сделать безопасным и дружественным, хотя до конца сделать это невозможно, человека невозможно приручить, как верного пса. Проблема заключается не в плохих друзьях, а в наших ожиданиях: люди не плохие и не хорошие, но назвав кого-то другом, мы ждем, что он пройдет с нами огонь и воду. Нам так хочется. Мы рады обманываться, но однажды придет час расплаты за нашу иллюзию: человек остался человеком, ни плохим ни хорошим, но мы то ждали лучшего. Именно поэтому взрослый, мудрый человек, не заводит друзей: «‎Мудрый человек делает добро и не ждет того же в ответ, а значит не будет разочарован».

Суть человеческих отношений всегда остается в том, что в них участвует два человека. Как не называй отношения: дружеские, супружеские, родственные, рано или поздно дадут о себе знать именно человеческие отношения, со своими интересами и целями, корыстью и мотивами. Обезопасить себя можно лишь одним: делать добро, если хочется, общаться, если интересно, помогать, если есть возможность и желание, но никогда не ждать, что тот, с кем вы хорошо общались и дружили, будет к вам благосклонен всегда: «‎Каждый может посочувствовать вашей неудаче, но мало кто может порадоваться вашему успеху». Люди меняются — это в человеческой природе, не нужно держать у себя «‎друзей» которые стали неприятны, как и воротить нос от тех, на кого раньше внимание не обращали: «‎Друзья становятся другими, тебя избавив от всего, а ты запомнил их лик такими, который был… До этого всего».

https://zen.yandex.ru/media/id/5aa6ba0857906a16ad6dfaba/pochemu-s-vozrastom-u-mudrogo-cheloveka-ne-doljno-ostatsia-druzei-3-mudrye-citaty-iuriia-levitanskogo-60b62d223efca05eed75c103