Николай михайлович николаев рассказы

НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ НИКОЛАЕВ
(9. 05. 1911 – 5.05. 1993)

    Семикаракорская журналистка Татьяна Кулинич в очерке о своём земляке Николае Михайловиче Николаеве «Любовь ко всему живому» приводит очень выразительную подробность: пятого августа 2014 года на аукционе редких  изданий был продан один из последних экземпляров книги Н. Николаева «Случай на Маныче». 
    Автор увлекательных рассказов о природе Николай Михайлович Николаев прошёл дорогами войны. «Манычский учитель, а в годы  Великой Отечественной войны офицер – фронтовик, Николай Николаев, шагая сквозь пожары и разгул смерти, сохранил в сердце любовь ко всему живому, а давнее общение с юными своими питомцами – школьниками властно продиктовало желание написать для них,  для детей о том, что в гармоничном единстве составляет нетленную красоту земли». (Виталий  Закруткин).
     Добавим,  что не только сохранил, но и пестовал, копил  в себе все четыре фронтовых года это чувство любви к живому и животворящему, истосковавшись  в неистовости смертей и страданий войны по тихому счастью общения с природой,  испытывая жгучую потребность  видеть рядом и вокруг себя мирных людей, живущих заботами созидательного  послевоенного, пусть и нелёгкого, быта. Он устал  воспринимать холмы и курганы как высоты, с которых надо смести противника, а  реки, речки — как водные преграды, которые приказано форсировать; ожидать опасности, таящейся в складках местности, за деревьями, в зарослях кустарника, безмерно устал видеть поля, засеянные не хлебами, а минами. И бывший  фронтовой журналист начал писать именно для детей, а для них, по определению, надо писать как для взрослых, только лучше.
     До появления первого персонального сборника Николай Михайлович заявил о себе в 1969 году тремя рассказами в коллективном сборнике  «Гордый Арсой»: «Одуванчик», «Рыжик», «Журка». А в 1975 году в Ростиздате  вышел ещё один коллективный сборник рассказов донских  прозаиков «Умная цапля», в котором Н. Николаев был представлен восемью рассказами, это больше, чем у любого другого  участника сборника.  Они равно интересны читателю самого широкого возрастного спектра и достойно продолжают и пополняют ряд лучших рыбацких  и охотничьих рассказов, начатый  прославленными русскими и советскими прозаиками.
     Стыдно признаться, но мы, азовчане,  не  знаем такого писателя  — Николая Михайловича Николаева. Он не был уроженцем нашего города, но прожил в нём не один год вначале на улице Спортивной, 57, а позднее по адресу улица Мира, 5.
   Он нередко публиковался в «Красном Приазовье». В 1992 и в 1993 годах, последних годах его жизни, были напечатаны рассказы «Ведьма» и «Добрый человек». В 1996 году, уже посмертно, в первом выпуске книги «Незабываемые годы» составители  поместили его фронтовой материал «Вперёд, на Берлин!» как драгоценное свидетельство участника и очевидца подвигов советских воинов в последние дни и часы войны.
   Известная азовская журналистка Надежда Щербина работала в те годы в «Красном Приазовье» и не только хорошо помнит супругов Николаевых; она нередко бывала у них в гостях и хранит в своей библиотеке книгу Николая Михайловича «Случай на Маныче» с дарственной надписью: «Надежде Михайловне Щербиной от автора на добрую память, для чтения детям». Редакция помогала овдовевшей Евдокии Трифоновне  в организации похорон мужа и впоследствии не оставляла её без внимания и заботы. Могила фронтового журналиста и писателя находится на общем азовском кладбище — тогда в городе ещё не было отдельного кладбища для ветеранов. Третьего июня 2009 года ушла из жизни и Евдокия Трифоновна.  
    В автобиографии  Николай Николаев изложил основные вехи своей жизни. Появился он на свет  девятого мая 1911 года в семье крестьян – бедняков Николаевых Михаила Дмитриевича, 1880 г. рождения, и Людмилы Ивановны, 1885 г. рождения, в хуторе с неожиданным для тех лет названием Свобода  Весёловского  района Ростовской области. Типичная судьба детей в бедной крестьянской семье: из восьми малолетних Николаевых пятеро умерли от голода и болезней. Двое его старших братьев, Павел 1904 года, и Василий, 1907 года, на момент написания автобиографии, т.е. в 1957 году, работали шоферами и проживали соответственно в станице Семикаракорской и в хуторе Весёлый Ростовской области.  Отец, будённовец, погиб в Гражданскую в 1918 году, а мать, колхозница, умерла в 1936.
    В шестнадцать лет Николай  окончил школу крестьянской молодёжи, а затем курсы по подготовке в вуз. С января 1928 года по сентябрь 1929 он – счетовод в Весёловском райполеводсоюзе, успел поработать и в правлении колхоза «Серп и молот».
    Всё в том же  месяце 1929 года у него — уже иное трудовое амплуа, которое надолго стало его ведущей жизненной ролью: теперь он сам — учитель Весёловской вечерней школы для взрослых. Это был год практической подготовки к нелёгкому учительскому труду. С сентября 1930 года  Николай из обучающих вновь  оказывается – по своей воле — «в чину учимых». Он поступает в Северо – Кавказский индустриально – педагогический институт в Ростове – на – Дону, чтобы  постичь теоретические премудрости педагогической профессии. В 1933 году с институтским дипломом, дающим ему право преподавания русского языка и литературы в техникумах, рабфаках, школах ФЗУ и фабрично – заводских семилетках, становится преподавателем русского языка и литературы в 8 — х – 10 — х классах образцовой средней школы станицы Павловской Краснодарского края.  В должности учителя и заведующего учебной частью этой школы он работал  вплоть до призыва в Советскую Армию 16 октября 1941 года. 
    На фронт  Николай Михайлович Николаев  призван был осенью 1941 года и войну закончил  в покорённом Берлине в день Победы, который совпал с днём его рождения.  С той поры и на всю оставшуюся жизнь его личный праздник слился с праздником всего народа, всего мира. О лучшем подарке для него и мечтать, пожалуй, невозможно.
     Начинается его фронтовая биография. Через четыре дня после мобилизации, с 20 октября 1941 по октябрь 1942 года он  — заместитель начальника штаба 1545 сапёрного батальона 25 сапёрной бригады  8 –й сапёрной армии Южного фронта, а с октября 1942 по январь 1943 года Николаев в той же должности в 1582 сапёрном батальоне той же бригады и той же армии, но теперь уже в Северной группе войск Закавказского военного округа. Эта сапёрная армия была только – только создана.  13 октября 1941 года  по постановлению ГКО в воюющей стране были сформированы десять таких армий. Каждая  состояла из двух – четырёх сапёрных бригад, в  бригаде насчитывалось до девятнадцати сапёрных батальонов. В них устанавливался двенадцатичасовой рабочий день: десять часов отводилось для ведения оборонительных работ, а два часа – на изучение подрывного дела. Восьмая армия, в которую был призван Николай Николаев, формировалась в Сальске, недалеко от родных мест. Она  отличалась от других сапёрных армий тем, что в ней по инициативе и под руководством легендарного мастера диверсионной работы полковника  Ильи Старинова, «дедушки советского спецназа», было создано четыре (по другим источникам пять) учебных батальона, личный состав которых обучался минно – подрывному делу по спецпрограмме.
   После полученной  24 декабря 1942 года контузии Николаю Михайловичу пришлось долго отлёживаться  в полевых госпиталях Изберга (Избербаш) и Махач – Калы в Дагестанской АССР, а в конце марта перейти на журналистскую работу литературным сотрудником газеты «Суворовский натиск» Степного фронта, переименованного в октябре 1943 года во Второй Украинский. Пригодилось его филологическое образование. Газета фронта находилась ещё в стадии становления. Первый номер её вышел 22 мая 1943 года в полевой типографии в селе Рыкань близ Воронежа. Как пишут историки  «Суворовского натиска», «военные корреспонденты газеты шли в наступление вместе с воинами…все без исключения работники редакции были награждены орденами и медалями, причём некоторые двумя – тремя государственными наградами».  В сентябре 1943 года новое назначение – ответственным секретарём газеты « Сталинская гвардия» 94 – й гвардейской дивизии Второго Украинского и Первого Белорусского фронтов, где он служил и после окончания войны в покорённой Германии до сентября 1949 года. Потом были газеты « За честь Родины»,  «Гвардейское знамя», «Ленинское знамя», «Советский танкист», «Советский патриот».
    Николаева вполне можно было бы назвать  везунчиком: четыре года на фронте — и вернулся живым, ни единой царапины, «не считая» серьёзной контузии. Грудь в наградах: орден «Отечественной войны» Второй степени, два ордена «Красной Звезды», шесть медалей и в их числе: «За боевые заслуги», «За освобождение Кавказа», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», десять благодарностей от Верховного Главнокомандующего. По его наградам можно отслеживать  маршрут  движения Советской Армии на Запад. 
    Однако в 1957 году, после шестнадцати лет в рядах Вооружённых Сил, Николай Николаев врачебной комиссией был  признан «негодным к военной службе в мирное время и ограниченно годным второй степени в военное время». Этот документ — «Свидетельство о болезни»,-  на двух машинописных страницах  почти без просветов обстоятельно описал многочисленные проблемы со здоровьем у мужчины сорока шести лет, то есть в возрасте расцвета.  На пике лет при росте 180 см он весил всего 66 килограммов. И это была не самая большая беда.  Исчерпывающее объяснение такого критического состояния дано в заключительной формулировке «Решения окружной военно – врачебной комиссии ЗакВо»: «Связано с пребыванием на фронте». И тут ничего ни прибавить и ни убавить.
    Работать в дивизионке  — значит, всегда находиться на передовой.  Как и солдаты, журналисты шли в атаку, делили с ними  по – братски тяготы фронтовой жизни, сидели в одних окопах и блиндажах. Но задача журналистов воевать прежде всего пером, рассказывать о ратной жизни и подвигах воинов. По возвращении с редакционного задания предстояло ещё написать об увиденном, найти самые нужные слова для этого, успеть в номер, ухитриться в срок выпустить газету, чтобы она вовремя попала к бойцам. О фронтовых журналистах,  о том, как им приходилось на передовой, написано очень мало, потому что не о себе они писали. А о них писать было некому. И всё же некоторые свидетельства этой сверхнапряжённой работы обнаруживаются в официальных бумагах. В наградном листе, представляющем гвардии старшего лейтенанта Николаева Николая Михайловича к ордену Красной Звезды, сказано: «Товарищ Николаев, работая ответственным  секретарём редакции, проявил исключительную самоотверженность, работая по выпуску газеты, без устали, целыми сутками, совмещая одновременно обязанности радиста и корректора. А когда в районе Дубоссары в типографии заболел печатник и газете грозил срыв, Николаев лично стал у печатной машины и в течение ночи отпечатал газету. Он организовал вокруг газеты крепкий военкоровский актив, держит с ним тесную связь. Кроме того, лично написал ряд боевых корреспонденций и очерков о героях дивизии, которые воодушевляли воинов на боевые подвиги и содействовали разгрому врага».
   В таком режиме Николаеву и другим военным журналистам работалось  до самой Победы. И когда напряжение отпустило, подавляемые недуги вырвались на волю. Организм отреагировал на запредельную усталость и тяжкий груз повседневной ответственности резким ухудшением здоровья. Оттаивал постепенно в общении с природой и детьми. После армии семь лет работал ответственным секретарём газеты Весёловского района  « За орошаемое земледелие», помощником  первого секретаря Весёловского райкома партии, учителем  Весёловской школы Семикаракорского района.
  Он был отличным офицером и журналистом. В очередной аттестации гвардии капитана Николая Николаева, секретаря редакции газеты «Сталинская гвардия» 94 Гвардейской стрелковой Звенигородско – Берлинской ордена Суворова дивизии он характеризуется как «образованный культурный и знающий своё дело офицер. Газетное дело знает хорошо и любит его, трудолюбив и инициативен в работе, энергичен и исполнителен…Дисциплинирован, пользуется хорошим авторитетом, к подчинённым требователен». «Занимаемой должности вполне соответствует, заслуживает дальнейшего продвижения по службе» — это уже из Служебной характеристики.
   Ещё из одной аттестации на заместителя редактора газеты «За честь Родины» 207 стрелковой  Померанской ордена Суворова дивизии гвардии майора Николаева Николая Михайловича: «…С обязанностями…справляется хорошо. Газетное дело знает и любит, как журналист подготовлен хорошо…  Старается сделать газету массовой, живой, популярной. Активно работает с военкорами…  Среди офицеров Управления дивизии пользуется заслуженным авторитетом… Может быть выдвинут редактором дивизионной газеты».
  О супруге Николая Михайловича Евдокии Трифоновне и сыновьях Николае и Валерии рассказала Клавдия Фёдоровна Тенитилова. В 1997 году она поселилась в квартире по улице Мира на одной площадке с вдовой Николая Михайловича и вскоре стала её подругой. Жила Евдокия Трифоновна после кончины мужа одиноко: старший сын с семьёй — в Элисте, а младший, Валерий, родившийся в 1948 году, — в Москве. Похоронив мать и продав квартиру, они, по свидетельству соседки, больше здесь не появлялись. Во всяком случае, она их больше не видела. Со слов Клавдии Фёдоровны, Евдокия Трифоновна  была человеком очень организованным и дисциплинированным: по утрам – зарядка, в жаркое время года  — ледяной душ, ежедневные пробежки вокруг дома, регулярные двухчасовые выходы на Петровский бульвар — подышать. Человек она была исключительно душевный и добрый, ни одного худого  слова ни о ком от неё никто не слышал. Её все любили в подъезде и доме. Но когда дело было принципиального  свойства, бывшая учительница истории умела быть такой же твердой, как и её муж. Случилось так, что с могилы Николая Михайловича какими – то подонками  был похищен поставленный ею и детьми гранитный памятник. Она собрала всю свою волю, настойчивость и добилась того, чтобы был установлен новый памятник мужу — фронтовику.
    В автобиографиях не предусмотрен ответ на вопрос, чем в своей жизни больше всего гордится автор собственного жизнеописания. А если бы такое было принято,  Николаю Николаеву нашлось бы что сказать: и о стремлении пытливого крестьянского сына к грамоте и знаниям, о своей учительской работе, о своей честной журналистской службе на фронте и в мирной жизни и о замечательных рассказах  о природе, с любовью написанных для детей, и о редкой журналистской удаче – ему, одному из немногих фронтовых корреспондентов, выпала возможность  присутствовать на историческом акте капитуляции разгромленной Германии в Карлсхорсте  и  ещё о многом – многом. Но нет, наверняка не сказал бы. Очень скромным человеком был он. Вот потому о нём и за него обязаны сказать мы.
    Умер фронтовик 5 мая 1993 года, за несколько дней до своего дня рождения и до очередной годовщины Великой Победы.

Хидекель, Б. Николай Михайлович Николаев //Незабывемые годы. 1941 – 1945. Кн. 8 /гл.ред. А.Ф. Негодаев. – Азов: АзовПечать, 2015. – С.525-533.

 РАССКАЗЫ О ПРИРОДЕ

 ОДУВАНЧИК

   В тот год сугробы на улицах были выше роста человеческого. Морозы такие давили, что воробьи, вылетавшие из-под стрех, ледяшками на снег бухались. Целыми днями сидели мы в хате на большой русской печи, боясь показать нос на улицу. Нас было четыре брата-погодка. Прижавшись к теплым кирпичам, часами рассказывали мы друг другу сказки, изменяя их как вздумается. И каждый старался придумать что-либо пострашнее.
 Ночи зимние длинные-предлинные. Свистит на улице завируха, поскрипывают ставни, а мы лежим, фантазируем, победы одерживаем над злыми силами.
   В одну из таких ночей, когда брат Паша рассказывал про страшного людоеда, в темноте вдруг послышалось: —Пи-и-ик! Пи-и-ик! Пи-и-ик!
    Мы в ужасе притихли.
    — Что это?
       Заворочалась мать на топчане:
    — Перестаньте дурить. Спать пора!
    А оно снова:  — Пи-и-к! Пи-и-ик! Пи-и-ик!
   — Я кому сказала, замолчите! — уже громче повторяет мать. Но и на этот раз писк не прекратился. Мать поднялась, скрутила из полотенца жгут да на печь. И тут только поняла, что мы не виноваты. Зажгла каганец, посветила, но ничего не увидела. Тогда она запустила руку в высокую кубышку, что с солью стояла у теплой печной трубы, и воскликнула:
    — Так вот кто пипикает!
  В кубышке сидел совсем еще мокренький цыпленок, а рядом — две яичные скорлупки. Обрадовались мы несказанно! Мать посадила пискуна в мою шапку из заячьей шкурки. Накрыла теплым платком да и пристроила у теплого дымохода. К утру цыпленок обсох и стал беленьким да пушистым. Посадишь на ладонь, а он, как одуванчик, покачивается, кажется, дунь на него — разлетится. Мы и назвали его Одуванчиком.
    Страшно было: на дворе земля от мороза трескается, будто кто из ружья палит, а у нас цыпленок по печи, по нашим животам разгуливает.
   Много принес он нам радости. Каждый день мы добровольно от своих кусочков хлеба отламывали дли него крошки. И он ручным стал. Всюду бегал за нами.
   К весне превратился Одуванчик в красивую белоснежную курочку. Летом курочка стала яйца нести, затем заквохтала, на гнездо села. Через три недели вывела шестнадцать маленьких белоснежных цыплят. И стала заботливой матерью, да такой сердитой, что кошки на глаза боялись показаться. 

ЛЮБОПЫТНАЯ СОВА

   В Приманычье издавна водится много сов. Птицы эти боятся солнца. Едва оно появится на горизонте, они исчезают, прячутся в балках, овражках, кустарнике, густой траве. С наступлением сумерек, в пасмурные дни они носятся над землей, охотятся на грызунов.
     Идешь, бывало, по лугу с ружьем, залюбуешься сиреневым цветеньем кирмека, пестротой диких цветов. Из-под ног как порхнет большущая серая птица, громко щелкнет крыльями. Вздрогнешь от неожиданности, ружье вскинешь, а затем стоишь и любуешься, как она, шарахаясь из стороны в сторону, с изумительной легкостью, бесшумно, как тень, начнет описывать круги вокруг тебя.
     Когда же наступит зима, пушистый снег сплошь окутает землю, совы целыми колониями переселяются к жилью.
  С наступлением вечера они усаживаются на крышах скотных сараев, на изгородях и часами сохраняют неподвижность. Какой-то суровостью, угрюмостью облика они всегда напоминали нам богомолок, монахинь. Мы и называли их монашками.
   Играют ли ребятишки в снежки, борются ли, катаются с горки на санках, а совы пристально смотрят желтыми немигающими глазами.
   Любопытство птиц до того велико, что они забывают об осторожности. И нам не раз удавалось ловить их. А делали мы это так. Заметим, какая из птиц сидит ниже других на колышке плетня или забора, и начнем плясать на снегу, выделывать замысловатые коленца. Бренчим на балалайках. Что-то вроде концерта устраиваем.
    Замрет сова. Ее круглые лупастые глаза ловят каждое наше движение. А в это время паренек, заранее спрятавшийся за скирдой сена или за сараем, начнет осторожно подкрадываться с противоположной стороны. Чем живее мы пляшем, тем сильнее сова таращится. И в этот-то момент подкравшийся хватает ее сразу за обе ноги. Рванется птица, но поздно.
    Как-то поймали большую ушастую сову. Торчащие у нее на ушах перышки походили на рожки. Она била крыльями, сычала, щелкала клювом, характер свой показывала.
Чтобы наметить птицу, остригли перышки на одном ушке, к лапе привязали красную тряпочку и отпустили.
    — Ну, думаем, теперь она за тридевять земель улетит. Но ошиблись. На другой же день меченая птица вновь сидела на изгороди. Только смешно выглядела с одним ушком.
    При нашем приближении она взлетела на самый высокий кол, стала беспокойно вертеть головой.
    И настороженным взглядом, и своим беспокойным движением, казалось, говорила нам:
    — Ну, что, озорники? Думали, испугаюсь вас? Как бы не так! Теперь я ученая, голыми руками не возьмете!
    Снова поймать ее так и не удалось.

УДИВИТЕЛЬНЫЕ ПАРОМЩИКИ

   Чаще всего мы рыбачили с Ленькой у Желтого яра. Бережок там обрывистый, дно твердое. Рыба стаями ходит. Закинешь удочку – сразу клюет. Но нам хотелось такое место отыскать, где только крупная рыба водится. Разузнали, что ловить надо у Рейдина тока, в камышах. Загорелись мы.
   Вечером нарыли червей под загатой, соорудили длиннющие куканы. А ночью, едва поднялась луна, вышли за хутор и пошли по берегу у самой воды. Ветра, казалось, не было, а прибрежные камыши так шарахались, что ледяные мурашки по спине пробегали.
  Добрались задолго до рассвета. Нашли крутой бережок на изгибе. Забросили донки. Первого сазанчика в две ладони выхватил Леня, а потом уж мы не успевали червяков на крючки насаживать.
   Но вот справа от нас в прибрежных камышах что-то плюхнулось, раз, другой. Будто кто с обрыва камни бросил.
   — Слышишь? Сазаны, — говорит Леня. — Икру мечут.
   — Рыба икру мечет по солнышку, — повторяю слова старого рыбака деда Никифора. — Сейчас рановато.
  Однако что-то снова бултыхнулось. Я приподнялся на цыпочки и замер. Из камышовой кулиги плыла здоровенная крыса. За собой она волокла что-то громоздкое. Наконец я разглядел: четвероногая пловчиха тащила круглую лепешку-кизяк величиной с мою кепку, а на нем, как на пароме, разместилась целая семейка. Старая крыса, сидя, держалась зубами за хвост плывущей. К ней прижались четыре совсем еще маленьких крысенка. Они с боязнью озирались по сторонам. Этот необычный паром плыл к середине реки, на быстрину. Вскоре течение подхватило его и понесло.
   Забыв обо всем, мы с раскрытыми ртами глядели на странных путешественников. Затем пустились по берегу. Хотелось догнать, увидеть, что будет дальше.
  За крутым коленом реки «плот» приблизился к отмели. Кизяк подбрасывало волной. Крысы спрыгнули на мелководье, выскочили на противоположный берег, отряхнулись и скрылись в луговой траве. Вот это паромщики!

ХИТРУНЬЯ

   Рисовое поле тянулось вдоль самотечного канала. Оно делилось на участки, окаймленные рвами, залитыми водой. Густой бледно-зеленый рис уже выбрасывал на упругих стрелках метелки.
   На обочине, у земляного вала, по которому шли мы, успели подняться пышные кусты сорняка-просянки, редкой стежкой тянулся спутник заливных полей —низкорослый камыш с широкими стреловидными листьями.
    — Гляди! Что это? — воскликнул дружок мой, Саша.
  И я увидел быстро-быстро бегущее существо. Оно мчалось впереди, прямо по лужицам. За сверкающими брызгами трудно было разглядеть, кто это. В конце поля беглец подскочил к камышовым кустам и исчез.
    Положив на землю удочки, сетчатый садок с рыбой, мы стали осматривать кочки, кустики, лужицы.
    — Куда ж эта зверюшка делась? — дивился Саша.
    Вскоре я заметил обломанную камышинку, с которой ниспадал пучок листьев. Наряду с зелеными, были и какие-то бурые, не ко времени увядшие. Подойдя ближе, увидел зеленый фосфорический огонек. Затем — второй, точно такой же. И понял: на меня устремлены немигающие глаза птицы. У «кустика» была странная зеленая ножка.
    Движением руки подозвал Сашу, попросил стоять и помахивать кепкой. Сам зашел с противоположной стороны и, притянув меж камышами руку, схватил птицу.
  Это была совсем еще молодая болотная выпь. Она не крупнее голубя, но на длинных ногах, с вытянутой искривленной шеей, острым и тоже зеленым клювом. Выпь не умела летать, хотя отчаянно трепыхалась.
    Посадив птицу под рубаху, я сломил несколько камышинок, и мы поспешили домой.
    Поглазеть на диковинную птаху сбежались ребятишки.
    Воткнув в землю посреди двора камышинки, я выпустил выпь. Она стремительно, как маленький страус, обежала двор вдоль изгороди. Увидев камышинки, подбежала, стала рядом, подобрала одну ножку, вытянула вверх шею и клюв, распушила перья и застыла, как куст, в мертвой стойке. Лишь глаза горели, как два зеленых светлячка.
    — Ну и хитрунья! И кто ее всему этому научил? — дивились ребята.

МЫШЬ-МАЛЮТКА

    Лежал я в засесте у плёса среди густой озёрной заросли, ждал зорьку. Подо мной – сухой камышовый настил.
   Вечер был настолько тих, что даже беспокойный камыш будто притаился, прислушался. Вода застыла, как стекло. Её зеркальную поверхность рябили лишь комары-водомеры. Они на длинных ногах, как лыжники, носились во всех направлениях.
    Иногда у самого засеста, быстро работая веслоножками, выныривал жук-плавунец. Он выпускал пузырики, запасался свежим воздухом и вновь исчезал. Несколько чёрных головастиков гонялись за личинками комаров. Через лежащую на отмели стрелку чакана, пульсируя всем телом, переползала пиявка.
    Справа послышался шорох. Среди бурых корневищ заросли суетилась малюсенькая мышка. Она переворачивала опавшие сухие листья, что-то искала среди водорослей. Затем села, умылась тоненькими лапками и вдруг, будто вспомнив что-то, стала быстро карабкаться вверх по камышинке.
     – Куда же это она?
   На двухметровой высоте мышь-малютка затерялась. Присмотрелся. В гущине листьев на стебле – гнёздышко: плотный тёмно-серый шарик не более кулака. Сбоку темнеет небольшое отверстие.
   Чьё же это жилище? Камышовки? Но ведь её гнездо открыто сверху. Видно, славки-портного. Но как искусно сделано!
    Снова показалась мышка. Она посидела на гнёздышке, поглядела в небо и, заметив летящую чайку, стремительно опустилась к воде, затерялась в корневищах.
   Всё это заинтересовало меня. Стволом ружья нагибаю камышинку. Вот он, удивительный домик безвестного строителя.
   Каково же было моё изумление, когда из гнёздышка вытряхнул я на ладонь не птенцов славки-портного, а четырёх совсем крохотных ещё голеньких мышат.
     Так вот зачем на такую высоту взбиралась мышь-малютка!
    Материнская любовь подсказала ей, где соорудить домик, чтобы во время бурь его не захлестнуло водой, чтобы поющие ветры, качая камыши, баюкали её детей, как в зыбке.
   Положив малышей на их мягкую постель, я бережно отпустил камышинку. Гнёздышко оказалось на прежнем месте. А я подумал: «Подрастут эти беспомощные зверушки, начнут самостоятельную жизнь, но вспомнят ли они когда-либо о своей заботливой матери?»

СЛУЧАЙ НА МАНЫЧЕ

   Шалый ветер облизывал лёд. Позёмка швыряла в лица холодное крошево. Заиндевелые рыбаки, приплясывая, сматывали удочки. Одни, потирая носы, торопились домой, другие – в охотничий домик.
     Вскоре остались на реке лишь мы с Аркадием Ивановичем, юристом, горожанином.
   На нас – меховые ушанки, полушубки, валенки. Но мороз ухищрялся запускать ледяные иголки за воротник, пощипывал щёки. Мы бы тоже давно ушли, но, к удивлению, и в такую погоду брался на мясо окунь. Да ещё как жадно заглатывал наживу!
    – Аркадий Иванович, – говорю я, – всю рыбу не переловишь, не пойти ли и нам… почаёвничаем…
    – А удочки?
    – Что с ними? Постоят. А что попадётся – не сорвётся.
    – И то правда.
   В охотничьем домике мы разомлели. После чая глаза закрывались. Из соседней комнаты доносился храп. Там, нахлебавшись ухи, рыбаки, по охотничьему выражению, «хоря давили».
    – Нет, брат, нежиться не время. Не за этим приехали, – осуждающе бросил Аркадий Иванович.
    И мы стали облачаться в меховые доспехи.
    Когда подошли к лункам, с удивлением поглядели друг на друга. Удочки на льду. Запутаны, оборваны. На крючках – головки от окуней.
   – Хулиганство! Кто это сделал? За такое художество пятнадцати суток мало! – возмущался приятель. – Ишь, ловкач!
     Мы привели в порядок снасти, а Аркадий Иванович не унимался:
    – Завтра – на новое место. К камышам. Там затишье, и от хулиганов подальше.
   Утром мы до пота высверливали, долбили во льду новые лунки. Ровным рядком ставили коротенькие удилища вдоль камышовой стены, надёжно втыкали в выбитые ломиком гнёзда.
    Не успел я наживить последний крючок, как Аркадий Иванович выхватил из лунки чернополосого судака. Лицо его просияло. Он взвесил рыбину на ладони.
     – Что я тебе говорил: вот она где! В корневищах…
   Вскоре и у меня заклевало. А ветер свирепел. Сухие камыши ходуном ходили, высвистывали на разные лады. Коченели руки. Я хотел уже предложить напарнику обогреться, как вдруг он сам:
     – А не пойти ли нам на часок. Я что-то того…
     – Можно, – согласился я.
     И мы заторопились в домик. По дороге Аркадий Иванович сказал:
     – Поглядывать бы надо. У меня в рюкзаке бинокль.
    С мороза мы с таким аппетитом уплетали колбасу и бычки в томате, казалось, ничего вкуснее не придумаешь, а подогретое на плите молоко было живительным бальзамом.
    Пока я с молоком управлялся, Аркадий Иванович выглянул в окно и ахнул:
    – Опять грабят!
    Мы одевались, как по тревоге. Со всех ног бросились под яр.
    – Забегай слева, через камыши, я по-над яром! – на ходу кричал приятель. – Сцапаем голубчика!
    У меня от бега и от волнения спина взмокла. Через густые камыши я стал пробираться осторожно, шагом, хотя от ветра всё кругом трещало.
   И вдруг я увидел: у наших удочек орудует лисица. Ухватив зубами удилище, она пятится назад. И вот на льду затрепыхался судак. Откуда ни возьмись, появилась вторая лиса, более пушистая, с чёрными ушами, подпалиной на хребте и кончике хвоста. Сцапав рыбу, стала жадно уплетать её. Это был лисовин.
    Рыжая лисица не удивилась такой бесцеремонности. Она ухватила и поволокла очередное удилище. Когда на льду забился окунь, она скакнула и впилась в него зубами.
     Заложив пальцы в рот, я свистнул. Грабители встрепенулись. Лисовин взмахнул хвостом – только его и видели. А рыжая «рыбачка» оглянулась, повертела головой и, ничего не увидев, на всякий случай припала животом ко льду да так и поползла в камыши. Прежде чем скрыться, она ещё раз оглянулась: видно, хотелось узнать, кто же помешал её вкусному завтраку.
     Когда мы подошли к лункам, Аркадий Иванович набросился на меня:
     – Зачем свистел?
     – Чтоб страху нагнать грабителям.
    – Эх, ты! Как бы я дорого дал, чтобы ещё раз увидеть подобное! Подумать только! Тридцать лет рыбачу, а вот такое – впервые!

ЭТО БЫЛО В 1945 ГОДУ

   Николай Михайлович Николаев родился 9 мая 1911 года. Свой день рождения в 1945 году он праздновал на развалинах рейхстага. Всю войну прошёл Н.М. Николаев военным корреспондентом, записывал и запоминал мгновения и эпизоды фронтовых будней.
     Николай Михайлович ушёл из жизни 4 мая пять лет назад. В память о нашем коллеге мы публикуем его заметки из фронтового блокнота.

Первый залп по Берлину

    Одер остался позади. Гвардейцы-артиллеристы подразделения гвардии майора Кузьмина и гвардии капитана Манукова, заняв огневую позицию, подготовились к бою. К орудиям были подвезены ящики со снарядами. На каждом из них надпись: «На Берлин!», «Для залпа по Берлину!», «Подарок Гитлеру!».
   7 часов утра 21 апреля 1945 года. Расчёты орудий подготовились к бою. Торжественные минуты ожидания команды переполнили радостью сердца воинов.
    — Вот оно, логово фашистского зверя!
 В дымке тумана маячат многоэтажные дома Берлина, причинившего столько горя народам Европы и нашей Родине.
    — Наступил час возмездия, — думал каждый.
    В 7 часов 30 минут у орудий появился офицер Скоростянов.
    — Гвардейцы, сейчас дадим первый залп по Берлину, — сказал он. – Цельтесь вернее!
     — Огонь! — прозвучала команда.
   Казалось, дрогнула земля. Гром выстрелов прокатился вправо и влево. Облака дыма окутали всё. Но залпы следовали одни за другим.
    Затем батареи в шахматном порядке стали выдвигаться вперёд и занимали всё новые и новые огневые позиции.
   Неудержим был этот порыв вперёд, к городу, который породил кровопролитную войну и до которого мы через тысячи смертей, через реки крови шли почти четыре года!
    …И вот фашистские укрепления разрушены. Землю устилают тысячи гитлеровских трупов. Гвардейцы завязали бой в районе Лихтенберга. Наши стрелки ворвались на окраину немецкой столицы.
    Выбивая фашистов из домов и подвалов, воины гвардии капитана Героя Советского Союза Вовченко и гвардии капитана Киселева шаг за шагом с жестокими боями продвигались вперёд. Героизм был поистине массовым.
    Парторг роты Алексей Кузнецов, видя, что идти в лобовую атаку на доты нельзя, взял группу бойцов, скрытно обошёл узел вражеского сопротивления и внезапно ударил по фашистам с тыла. Его поддержали роты, идущие с фронта, и укрепление было взято.
     В бою отличился гвардеец Козуб. Он заметил замаскировавшегося гитлеровца, который целился фаустпатроном в наш командирский танк. Меткой очередью из автомата гвардеец сразил его.

Клич сержанта

   На подступах к Берлину подразделение гвардии капитана Кузина натолкнулось на огневые точки врага. Гитлеровские  пулемётчики вели огонь поочерёдно. Гвардейцы залегли. Под градом пуль нельзя было головы поднять.
      Но вот все услышали клич сержанта Казарина:
      — Гвардейцы! Перед нами Берлин! Вперёд, к победе!
      Он первым оторвался от земли. За ним молниеносно поднялось всё подразделение.
      — Вперёд, на Берлин! – неслось по цепи.
      Гвардейцы открыли огонь по врагу и прижали его к земле.
      Вдруг вражеская пуля пробила ногу сержанта Казарина. Обливаясь кровью, гвардеец продолжал идти.
      — Товарищ сержант, вы ранены! – крикнул кто-то из бойцов.
      — У меня ещё много сил. Вперёд, друзья! – крикнул он.
     Вторая пуля поразила его в плечо. Но сержант продолжал идти. Увлечённые его удалью и презрением к смерти, воины ворвались во вражеские траншеи. В ход пошли гранаты. Гитлеровцы дрогнули и стали отходить. И в этот момент третья пуля пробила Казарину руку. Однако он не покидал поля боя. Тогда командир взвода приказал отвести израненного героя в медпункт. Уходя, гвардеец крикнул: — Вперёд, друзья! Берлин близко!

Красное знамя звало к победе

   На окраине Берлина гитлеровцы превратили в сильный узел сопротивления крупный сахарный завод. Продвигаться было невозможно. Тогда наши пулемётчики Владимир Ахаченок и Иван Лысюк через груды развалин пробрались во фланг врагу и своим огнём вывели из строя пять его пулемётных точек. По их сигналу и под прикоытием огня наши стрелки сделали бросок вперёд и ворвались на территорию завода.
    Вскоре сержант Егор Рожков водрузил на крыше заводского здания Красное знамя. Оно трепетало на ветру, как огромное пламя и звало к последнему броску, к центру фашистского логова.

У рейхстага

    Всё более плотным кольцом окружали наши воины рейхстаг. Засевшие в нём и в дотах эсесовцы сопротивлялись ожесточённо. Они вели пулемётный огонь с крыш, чердаков, из окон всех этажей. Однако наши артиллеристы и миномётчики точно поражали врага.
    Много раз пытались воины начать атаку, но попадали под ливень огня. И снова начиналась артподготовка.
    Среди атакующих воинов появились два моряка. Они поднялись в атаку в числе первых. Когда уже оставалось до рейхстага не более 30 метров, один балтиец был сражён насмерть. Его товарищ бросился к нему на помощь, а когда убедился, что тот мёртв, достал из кармана платок, окрасил его кровью товарища и бросился к рейхстагу. Ему удалось добежать до колонн. Прячась за ними, он вёл огонь из автомата по окнам, затем бросился к парадной двери и привязал к железной решётке окровавленный платок друга и тут был смертельно ранен.
    В это же время группе бойцов офицера Самсонова удалось ворваться в рейхстаг. Они гранатами и автоматным огнём прокладывали дорогу с одного этажа на другой и вскоре очутились на чердаке, а затем на исковерканной взрывами крыше.  Двум солдатам – Михаилу Егорову и Мелитону Кантария удалось взобраться по искорёженному каркасу на купол. И вскоре над Берлином затрепыхалось Красное знамя – символ величия, мощи и непобедимости доблестной Советской Армии.

---

Николаев, Н.М. Безоговорочная капитуляция /Н.М. Николаев //Азовская неделя.- 2005.- № 18.- С. 2. – (5 мая)

  Четвертого мая 1945 года над Берлином воцарилась тишина. Утро было солнечным, теплым. Как будто впервые люди увидели, что уже цветут уцелевшие плодовые деревья, набухают грозди сирени.
  Я находился в редакции газеты «Сталинская гвардия» 94-й гвардейской стрелковой дивизии. Которую уж ночь не приходилось спать.
  Ну, думаю, теперь… И вдруг получаю вызов: «…явиться к 10.00 в штаб 5-й ударной армии по вызову генерал-полковника Берзарина (первого коменданта Берлина). Карл- хорст…»
  Ровно в десять часов я доложил о себе дежурному офицеру. Вскоре меня вызвал в кабинет член Военного Совета, генерал-лейтенант Боков. Я стал ему докладывать.
  —  Садись, — он указал на стул. — Я уже все о тебе знаю… Как провел ночь?
  — Печатали приказ Верховного Главнокомандующего. — Я подал ему пахнущую краской листовку. Он осмотрел ее.
  —  Это очень хорошо. А когда все это будет в войсках?
  —  Ночью уже весь тираж развезен по частям.
  — Это отлично. Но теперь у тебя будет новое задание: поручаем тебе написать, литературно оформить документальную книгу «История Пятой Ударной». Материалы для этого богатые. Ты поступаешь в распоряжение подполковника Шатилло.
  Он нажал кнопку. В кабинет вошел подполковник.
  — Этот журналист поступает в твое распоряжение. Будешь выдавать ему необходимые документы и архивы. Отведи ему комнату на четвертом этаже, рядом с офицерами штаба. Ясно?
  — Ясно, товарищ генерал. Можно идти?
  — Идите. Приступайте. Потом я вызову.
  Так я начал работать над книгой.
  В 7 часов утра с офицерами — на зарядке. В 8 — в столовой, затем — все по своим местам.
  Утром 8-го мая все офицеры штаба 5-й ударной завтракали. Вошел полковник и сказал, что помещение столовой нужно быстрее освободить. К зданию подъезжали машины с новым имуществом. А через полчаса столовая стала превращаться в актовый зал.
  На главных входах в здание, в комнатах, на столах были размещены государственные флаги СССР, США, Великобритании и Франции. По помещениям тянулись ковровые дорожки, расстанавливались столы, привезенные из Имперской канцелярии. Из кабинета Гитлера был доставлен 120-метровый ковер темно-коричневого цвета. Его заносили 15 солдат.
  Теперь всем стало известно, что готовится встреча представителей великих держав, и в этом помещении будет подписываться Акт о капитуляции фашистской Германии.
  Здание штаба, двор, внутренние помещения были освещены мощными прожекторами. Вокруг Карлхорста в несколько рядов были выставлены оцепления охраны.
  Уже с вечера с Темпельгофского аэродрома стали приезжать гости. Раньше всех прибыли журналисты, фотокорреспонденты, писатели, кинооператоры. Им нужна была подготовка.
  Позже всех прибыли представители Великих держав.
  Ночью все гости собрались в актовом зале. В 24 часа в центре огромного стола сели Г.К. Жуков, по левой стороне — заместители командующих Великих держав Артур Теддер, Ч.Спаатс и Ж.Делатр де Тассиньи, а справа — министр иностранных дел СССР А.Я. Вышинский.
  Поднялся маршал Г.К. Жуков. Он открыл заседание, представил присутствующим представителей Великих держав. Затем сказал:
  — Я предлагаю приступить к работе и пригласить сюда уполномоченных от германского главнокомандования, прибывших для подписания Акта о безоговорочной капитуляции.
  Зашевелились журналисты, затрещали кинокамеры.
  Дежурный красноармеец открыл боковую дверь. И вот показались члены фашистской военной делегации. Первым вошел в зал бледный, с высоко поднятой головой генерал-фельдмаршал Кейтель, начальник штаба фашистской армии. Он — в парадном кителе, расшитом золотом. Поклонился, сел на указанное место у двери. Снял перчатки и через плечо передал адъютанту. На стол он положил фельдмаршальский жезл. Рядом с Кейтелем сели двое: адмирал, командующий военно-морским флотом Фридебург и генерал Штумпф. Они без орденов и даже без орденских планок. Последний одет в черный костюм, какие надевают, идя на похороны.
  Маршал Жуков спросил, имеют ли прибывшие полномочия для подписания капитуляции.
  Кейтель встал, произнес: «Яволь!» — и положил на стол письменное полномочие, подписанное преемником Гитлера, гросс-адмиралом Деницем.
  Жуков осмотрел документ и предложил начать подписание капитуляции. Он показал Кейтелю и его подручным по разбою, куда подойти. За годы войны именно эти головорезы подписывали документы, которые стоили жизни миллионам людей.
  Когда текст капитуляции был подписан на всех девяти экземплярах, Жуков сказал представителям фашистской Германии, что они немедленно должны связаться со своими войсками, сообщить им о капитуляции и прекратить огонь.
  Кейтель стоя произнес: «Яволь!», что означало: «Так точно!».
  — Немецкая делегация может быть свободной! — заявил маршал. Когда немцы вышли, Г.К. Жуков объявил:
  — На этом позвольте заседание объявить закрытым.
  Все поднялись. Началось ликование. Гремело «Ура!». Раздавались возгласы: «Да здравствует наша победа!», «Пусть вечно живет дружба союзных стран, народов и армий!».
  Неожиданно с балкона грянул духовой оркестр. Он исполнял гимны Советского Союза, Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Франции.
  Снова началась овация.
  Маршал Г.К. Жуков поднял руку и объявил:
  —  Через час прошу по русскому обычаю закусить, чем тыл послал…
  От имени правительств всех четырех Великих держав, Г.К. Жуков, А. Теддер, Ч. Спаатс и Ж. Делатр де Тассиньи были награждены высшими наградами четырех правительств.
  Торжество и ликование победителей продолжалось до рассвета.
Николай Михайлович Николаев,
военный журналист 94-й гвардейской стрелковой дивизии
5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта.
Гвардии майор. Член Союза журналистов России

---

Николай Николаев: рассказы

 Что читать о Н. М. Николаеве:

Закруткин, В. А. Рассказы Николая Николаева //Николаев, Н. М. Чудо-юдо /Н. М. Николаев. – Ростов н/Д, 1982. – С. 3.

Кулинич Т. И. Любовь ко всему живому //Донской временник. Год 2016-й / Дон. гос. публ. б-ка. – Ростов-на-Дону, 2015. – Вып. 24. – С. 121-123. — Режим доступа: http://www.donvrem.dspl.ru/AuthorDetails.aspx?id=514

Николаев Николай Михайлович

Автор увлекательных рассказов о природе Николай Михайлович Николаев появился он на свет  9 мая 1911 года в семье крестьян – бедняков Николаевых Михаила Дмитриевича и Людмилы Ивановны, в хуторе с неожиданным для тех лет названием Свобода  Весёловского  района Ростовской области.

Работал счетоводом, учителем, журналистом

Н. Николаев прошёл дорогами войны. На фронт призван был осенью 1941 года и войну закончил  в покорённом Берлине в день Победы, который совпал с днём его рождения.  С той поры и на всю оставшуюся жизнь его личный праздник слился с праздником всего народа, всего мира. О лучшем подарке для него и мечтать, пожалуй, невозможно.

«Манычский учитель, а в годы  Великой Отечественной войны офицер – фронтовик, Николай Николаев, шагая сквозь пожары и разгул смерти, сохранил в сердце любовь ко всему живому, а давнее общение с юными своими питомцами – школьниками властно продиктовало желание написать для них,  для детей о том, что в гармоничном единстве составляет нетленную красоту земли», — Виталий  Закруткин.

Добавим,  что не только сохранил, но и пестовал, копил  в себе все четыре фронтовых года это чувство любви к живому и животворящему, истосковавшись  в неистовости смертей и страданий войны по тихому счастью общения с природой,  испытывая жгучую потребность  видеть рядом и вокруг себя мирных людей, живущих заботами созидательного  послевоенного, пусть и нелёгкого, быта. И после войны  фронтовой журналист начал писать именно для детей.

Маленькие, в две-три странички, рассказы Н. Николаева о воробьях и коршунах, диких утках и ласточках, о собаках, кошках и овцах, о ласках и жуках-плавунцах, о лисицах и зайцах, об орлах и цыплятах — славные, подсмотренные в степи и в речных камышах картинки, написанные с горячей симпатией к летающим, бегающим, плавающим бессловесным «братьям нашим меньшим».

Что читать:

Николаев, Н. На Маныче / Николай Николаев ; ил. М. Алексеев. – М. : Советская Россия, 1973. – 88 с.	Николаев, Н. Случай на Маныче : рассказы / Николай Николаев. – Ростов н/Д : Книжное издательство, 1972. – 32 с.	Николаев, Н. Чудо-юдо : рассказы / Николай Николаев ; худож. П. П. Садков. – Ростов н/Д : Книжное издательство, 1982. – 80 с.
Гордый Арсой : рассказы / рис. П. П. Садкова. — Ростов н/Д : Книжное издательство, 1969. – 52 с. : ил. – [Одуванчик; Пыжик; Журка].	Умная цапля : рассказы / рис. П. П. Садкова. — Ростов н/Д : Книжное издательство, 1975. – 104 с. – [Конопушки; Сук яблони улетел…; Хитрунья; Мышь-малютка; Удивительные паромщики; крылатый пастушок; Дымок нашел друга…; Кто победил владыку птиц?].

Условные обозначения:

Ссылка по ГОСТу: Кулинич Т. И. Любовь ко всему живому // Донской временник. Год 2016-й / Дон. гос. публ. б-ка. Ростов-на-Дону, 2015. Вып. 24. С. 121-123. URL: http://www.donvrem.dspl.ru/Files/article/m15/4/art.aspx?art_id=1450

ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2016-й

СМИ. Журналисты

Т. И. КУЛИНИЧ

ЛЮБОВЬ КО ВСЕМУ ЖИВОМУ

Николай Михайлович Николаев

Теперь уже и мы, когда-то «молодые и зелёные», считаемся старшим поколением. А тогда, в семидесятые (я уже работала в газете «Семикаракорские вести»), смотрели на ветеранов-журналистов с почтением, ловили каждое их слово, реагировали на любое замечание. Николай Михайлович Николаев, будучи пенсионером, в штате не числился, но он активно участвовал в партийной, профсоюзной и журналистской работе, не пропускал ни одного редакционного собрания. День Победы тоже всегда встречал с нашим коллективом. Мы печатали его рассказы. Мне Николай Михайлович подарил свои книжки «На Маныче» (вышла в Москве в 1973 году) и «Чудо-юдо» (Ростов, 1982), и подписывая, указал даже свой адрес: г. Семикаракорск, Второй переулок, 136.

Он был скромен, не очень разговорчив, о себе ничего не рассказывал. Вот и случилось так, что мы мало что о нём знали. И только в последнее время стали по крупицам собирать сведения, делать открытия одно за другим…

В 2002 году в Семикаракорский краеведческий музей пришёл племянник писателя, житель нашего города Борис Павлович Николаев (летом 2014 года его не стало). Он принёс в дар книгу писателя «На Маныче» и два сборника Ростиздата «Умная цапля» и «Гордый Арсой», в которые вошли и рассказы Николаева. Немного он рассказал о своём дяде.

Оказывается, казачий род Николаевых происходит из хутора Весёлый. Николай Михайлович родился в хуторе Свобода Черкасского округа (ныне Весёловского района) 8 мая 1911 года в семье крестьян-бедняков, он был третьим, младшим в семье (из восьмерых детей пятеро умерли от голода). После окончания пединститута вместе с женой Евдокией Трифоновной Николай Михайлович учительствовал в родном хуторе. Ушёл на фронт в 1941-м. В качестве военного корреспондента майор Николаев присутствовал при подписании акта о капитуляции Германии, – вот о чём в своё время мы могли бы расспросить его!..

В Семикаракорске Николаевы прожили десять лет (1977– 1987), уже пенсионерами. Их хорошо помнит бывшая соседка по Второму переулку Людмила Павловна Химина: «Мы дружили семьями, часто вместе отмечали праздники. Николай Михайлович любил беседовать с моим покойным мужем Иваном, который тоже увлекался литературой, публиковал свои басни в районной газете. Это добрые , интеллигентные, порядочные люди. Когда они переехали жить в Азов, я и туда ездила к ним в гости. Сейчас их уже нет в живых: знаю, что Николай Михайлович точно похоронен в Азове».

Предположение, что в азовских газетах, библиотеках и Совете ветеранов не могут не сохраниться хоть какие-либо сведения о Николаеве, оправдались быстро, когда мы обратились за помощью к азовскому краеведу Л. И. Отаровой. И на электронный адрес нашей редакции пришли бесценные материалы – документальные свидетельства его трудового и боевого пути: автобиография, фотографии, воспоминания Николаева о подписании акта о капитуляции Германии! [1].

А до этого майор Николаев прошёл нелёгкий боевой путь. В октябре 1941-го его, учителя-словесника, призвали на фронт из станицы Павловской Краснодарского края, где он работал в школе вместе с женой. Дома остался трёхлетний сын Николаша. Южный, Степной, Закарпатский, Второй и Третий Украинский, первый Белорусский фронты… После контузии и госпиталя в сентябре 1943-го – 69-я армия 94-й гвардейской стрелковой дивизии: служба в газете «Сталинская гвардия» до 1950 года. Чтобы «с лейкой и блокнотом» добывать материал для фронтовой газеты, приходилось встречаться с героями публикаций не в тёплых кабинетах, а в землянках, в окопах, на аэродромах, фронтовых дорогах. Неудивительно, что у военного корреспондента в списке наград – ордена Красной Звезды, Отечественной войны, медали «За освобождение Кавказа», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией» (всего девять орденов и медалей)… И множество благодарностей от Верховного Главнокомандующего за мужество и отвагу, проявленные во время боевых действий на Днестре, Висле, при освобождении польских городов и взятии немецких…

В личном деле Николаева собраны его характеристики, рекомендации, составленные аттестационными комиссиями. Формулировки выдержаны в партийном духе. Но в них – образ одного из лучших представителей эпохи.

Из служебной характеристики 1947 года: «Образованный, культурный, авторитетный офицер. Хорошо знает и любит газетное дело. Трудолюбив, дисциплинирован, политически грамотен, морально устойчив…».

Из материалов аттестации 1949 года: «Заместитель редактора газеты «Сталинская гвардия» Н. М. Николаев старается сделать газету массовой, живой, популярной. Развивает творческую инициативу авторов, кропотливо работает с письмами читателей. Его статьи – политически острые, содержательные. В работе энергичен, исполнителен. Учится в вечернем университете марксизма-ленинизма. Повседневно читает художественные книги, выступает с докладами о произведениях отдельных писателей и поэтов».

Покинув Германию (там он после войны жил со своей семьёй, и там же в 1948 году родился его второй сын Валерий), Николай Михайлович продолжал служить в газетах Закавказского военного округа. И лишь в 1956-м вернулся в Весёлый (кстати, этот хутор в то время относился к Семикаракорскому району), где семь лет проработал в районной газете «За орошаемое земледелие», а в 1963-м вернулся к профессии учителя. А брат Павел жил в станице Семикаракорской.

Выйдя на пенсию, в 80-х годах пожилые супруги Николаевы переехали в наш город – видимо, для того, чтобы быть ближе к родственникам. Почему потом уехали в Азов, нам пока неизвестно. Азовские краеведы сообщили, что Николаевы жили в их городе на улице Мира, в доме № 5. Николай Михайлович Николаев умер в 1993 году, его жена – через пять лет. Квартиру дети продали. Сын Валерий, как мы предполагаем, живёт в Элисте.

Такую историю жизни военного журналиста рассказали нам документы. Но ведь есть ещё история писателя Николаева. Она – в его книгах. Благодаря его рассказам мы вместе с Николаевым пристально наблюдаем за природой, видим драмы, комедии и трагедии, которые разворачиваются в жизни животных, птиц и даже насекомых. Удивляемся: ни строгая военная дисциплина, ни фронтовой быт, ни партийный формализм не убили в нём лирика и поэта! Вот как об этих рассказах отзывался Виталий Закруткин: «Манычский учитель, а в годы Великой Отечественной войны офицер-фронтовик, Николай Николаев, шагая сквозь пожары и разгул смерти, сохранил в сердце любовь ко всему живому, а давнее общение с юными своими питомцами – школьниками властно продиктовало желание написать для них, для детей, о том, что в гармоничном единстве составляет нетленную красоту земли» [2].

Ниже мы публикуем рассказы из его книги «Чудо-юдо».

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Николаев Н. М. Безоговорочная капитуляция // Азов. неделя. 2005. 5 мая. С. 2.

2. Закруткин В. А. Рассказы Николая Николаева // Николаев Н. М. Чудо-юдо. Ростов н/Д, 1982. С. 3.

• Полный текст
• 1894 год
• 1895 год
• 1896 год
• 1904 год
• 1905 год
• 1906 год
• 1907 год
• 1913 год
• 1914 год
• 1915 год
• 1916 год
• 1917 год
• 1918 год

1894 год

21-го сентября. Среда.

После холод­ной ночи настало теп­лое ясное утро. В 10 ч. при­были в Сева­сто­поль, где на при­стани была обыч­ная встреча и почет, кар. от 49-го Брест­ского полка. Пере­сели на “Орел” и в 11 пошли в море. Вся эскадра сто­яла вытя­ну­тая в одну линию и выгля­дела пре­крас­ною. Сели зав­тра­кать у Хер­со­неса. Когда повер­нули, засве­жело. Ровно в 2 ч. подо­шли к Ялтин­скому молу, на кот. пер­выми уви­дали Ксе­нию и Сан­дро. Та же встреча, как и в про­шлые года, с тою раз­ни­цею, что везде попа­да­лись зна­ко­мые. Тут же стоял почет. кар. от 52-го Вилен­ского полка, а в Лива­дии — от 16-го Стрелк[ового] Его Вел. п. Погода сто­яла холод­нее чем утром в Сева­сто­поле. Папа устал и чув­ство­вал себя хуже. Геор­гий, Ники и я живем в дру­гом доме, мы в своих ста­рых ком­на­тах. Обе­дали одни с Папа и Мама у них наверху. Грущу ужасно, что писем нет от моей Аликс.

22-го сентября. Четверг.

День был ясный, но дул све­жий О и при­бой был слы­шен наверху. Папа спал немного больше и поэтому днем чув­ство­вал себя все-таки бод­рее! После кофе у Мама пошел с Ники и Геор­гием к морю, где любо­ва­лись вол­не­нием! Зав­тра­кали в 12 ч. Ксе­ния и Сан­дро при­е­хали к самому концу, думая, что мы нач­нем зав­тра­кать в час! Отпра­ви­лись вер­хом в Ори­анду, на люби­мое plage, куда Папа и Мама при­е­хали в коляске на корот­кое время. Вер­ну­лись домой в 4 часа. Читал до обеда. Ксе­ния и Сан­дро сидели у нас. Папа при­нял первую соле­ную ванну. Вече­ром разо­шлись раньше 11 ч. по домам.

23-го сентября. Пятница.

Ночь Папа про­вел лучше, поэтому он утром вышел погу­лять и затем сидел около часу на ска­мейке неда­леко от дома. Погода к сча­стью была теп­лее и ветер сла­бее вче­раш­него. Зав­тра­кали снова одни в 12 ч. Затем отпра­ви­лись к морю и долго сидели на берегу. Нако­нец полу­чил три письма за раз от моей доро­гой Аликс! Это было для меня радост­ным собы­тием дня! Котя Обо­лен­ский при­е­хал сюда. Вече­ром сидели у Мама недолго!

24-го сентября. Суббота.

Чуд­ный лет­ний день — облек­лись в кителя! После breakfast’a пошли втроем с Ники в вино­град­ник, где вку­шали от сего пре­крас­ного плода лоды. Зав­тра­кали одни по обык­но­ве­нию с Ксе­нией и Сан­дро только. Поехали вер­хом за Папа и Мама на Эри­клик, откуда спу­сти­лись на ферму и пили молоко, кофе и ели про­сто­квашу. Все напом­нило преж­ние счаст­ли­вые годы! Писал и полу­чил два слез­ных письма от моей доро­гой Аликс, по поводу отмены моего при­езда к ней!

25-го сентября. Воскресенье.

День был такой же как вчера. В 11 ч. пошли к обедне: Папа слу­шал ее, как в про­шлом году в каби­нете Анпапа.

<За зав­тра­ком играла стрел­ко­вая музыка. Смот­рели на спуск поч­то­вых голу­бей, кото­рые поле­тели в Сева­сто­поль. В 2 часа поехали вер­хом в Айто­дор, куда Папа и Мама при­е­хали раньше. Смешно было осмат­ри­вать апар­та­менты Ксе­нии в новом доме, в кот. она как хозяйка при­ни­мала нас и поила чаем! Она и Сан­дро выгля­дят такими счаст­ли­выми, что боль­шего и желать нельзя! Душа раду­ется глядя на них обоих! Но при виде их сча­стья, невольно дума­ешь о своем — о том напр., что могло бы быть, если б я тоже женился летом? Были дома в 5 ч.

“Две­на­дцать Апо­сто­лов” про­хо­дил, веро­ятно, испы­ты­вая свои меха­низмы. Папа был бод­рее! Полу­чил три чуд­ных письма от моей нена­гляд­ной милой Аликс!

26-го сентября. Понедельник.

Жар­кий серый день. После breakfast’a Папа и Мама поехали в вино­град­ник, а мы после­до­вали за ними пеш­ком и ели много от плода лоз­ного! Видел Ваню, кот. вчера при­е­хал сюда с граф[иней| и сво­ими сест­рами. После зав­трака ко мне зашел К. П. Побе­до­нос­цев. Отпра­ви­лись вер­хом, сна­чала в мою Ори­анду, а затем в дру­гую — на plage, где были и все осталь­ные. Вер­ну­лись домой в 4 1/2 ч. …

27-го сентября. Вторник.

Утром после кофе, вме­сто про­гулки, дра­лись с Ники каш­та­нами, сна­чала перед домом, а кон­чили на крыше. В 2 часа отпра­ви­лись вер­хом к водо­паду; вле­зали выше вто­рой пло­щадки. Опоз­дали к чаю. Сан­дро и Ксе­ния обе­дали у себя — про­вели вечер без них!

28-го сентября. Среда.

День был хоро­ший, ветер сти­хал, хотя паро­ходы в море здо­рово качало. После зав­трака отпра­ви­лись вер­хом за Папа и Мама, Ксе­нией и Сан­дро в Мас­сан­дру. Управ­ля­ю­щий Шелу­хин уго­стил нас зем­ля­ни­кой, пер­си­ками, оре­хами и каш­та­нами. Полу­чил два письма от милой доро­гой Аликс.

29-го сентября. Четверг.

Утро было ясное, но к полу­дню небо затя­нуло тучами, хотя было совер­шенно тепло. Опять дрался с Ники шиш­ками на крыше. Зав­тра­кали как все­гда в 12 ч. У доро­гого Папа вид как будто лучше, но само­чув­ствие сквер­ное по-преж­нему — его мутит и опу­холь в ногах мешает дви­же­нию ног! Поехали вер­хом через Ори­анду вниз на plage. Видели яхту “Форос”, кото­рая про­хо­дила совсем близко, идя в Сева­сто­поль. Ночь была чуд­ная и лунная.

30-го сентября. Пятница.

Теп­лый серый день. После breakfast’a про­гу­ля­лись втроем по “гори­зон­талке” и осмот­рели внут­рен­ность Ори­андской церкви. После зав­трака отпра­ви­лись вер­хом на ферму и по боль­шой дороге в Айто­дор, через кот. спу­сти­лись к маяку. Тут Сан­дро про­из­во­дит рас­копки; с их при­езда после сва­дьбы най­дено 60 гре­че­ских монет. Вер­ну­лись домой к чаю. Папа про­спал более двух часов на бал­коне. Обе­дали без него, т. к. в 9 ч. он при­нял ванну. Полу­чил два письма душки Аликс.

1-го октября. Суббота.

День стоял чуд­ный. В 11 1/2 Геор­гий и я отпра­ви­лись в Айто­дор к зав­траку у Ксе­нии и Сан­дро. Еще были за сто­лом: А. С. Озе­рова, Евре­и­нов и д‑р Груз­дев. Шате­лен сни­мал нас в саду. Сидели у них в салоне; играл с Ксе­нией на фор­те­пи­я­нах. Вер­ну­лись в Лива­дию в 3 ч. Пошли к морю. Я сидел на камеш­ках со сво­ими неве­се­лыми думами в голове и тос­кою в сердце! Письма к сожа­ле­нию не было!

2-го октября. Воскресенье.

Стоял серый день, вполне соот­вет­ству­ю­щий моему душев­ному состо­я­нию! Были у обедни — только тут и видимся с осталь­ною пуб­ли­кою. После зав­трака пошел гулять с Воро­ном* по всему берегу моря и раз­ными круп­ными тро­пин­ками вер­нулся к дому. Яны­шев и Лей­ден при­были из-за гра­ницы; пер­вый при­вез мне от моей Аликс подушку и книжку с выпи­сан­ными сти­хами! После обеда от нее при­шло два милых письма.

* Кличка собаки

3-го октября. Понедельник.

Сего­дня подъ­е­хало еще двое эску­ла­пов. Грубе и Заха­рьин; так что всего их теперь набра­лось в Лива­дии пятеро, те двое, Лей­ден, Велья­ми­нов и Попов. Ночью было очень свежо, в море, веро­ятно, ревело сильно. День стоял ясный и теп­лый. Гулял с Ники по оран­же­реям. В 2 часа отпра­вился вер­хом в Айто­дор; спу­сти­лись к морю и про­шли пеш­ком до купальни Ксе­нии и Сан­дро. Волны кати­лись гро­мад­ные. После чаю по обык­но­ве­нию читал и писал.

4-го октября. Вторник.

Неве­се­лый день! Доро­гой Папа почув­ство­вал себя настолько сла­бым, что сам захо­тел лечь в постель. Это слу­чи­лось после груст­ного томи­тель­ного зав­трака! Погода сто­яла как нарочно чуд­ная — совер­шенно лет­няя. Уехал, скрепя сердце, вер­хом по дороге к Учансу и затем через Аутку и Ялту домой. Папа поспал часок и бла­го­даря этому выгля­дел бод­рее! Обе­дали без него — он был в постели! Вто­рой день, что не имею писем от моей Аликс!

5-го октября. Среда.

Вчера поздно вече­ром при­шла почта и при­везла с собою два письма от Аликс! Был ясный день, но с гор дул очень све­жий ветер — вроде боры! После breakfast’a, за кото­рым был и Папа, пошел гулять с Мама. Она мне про­чла длин­ное письмо т. Аликс. После зав­трака отпра­ви­лись вер­хом на Чаир, про­ехали к чай­ному домику и вер­ну­лись к 4 ч. к себе. Папа и Мама поз­во­лили мне выпи­сать мою доро­гую Аликс из Дарм­штадта сюда — ее при­ве­зут Элла и д. Сер­гей! Я неска­занно был тро­нут их любо­вью и жела­нием уви­деть ее! Какое сча­стье снова так неожи­данно встре­титься — грустно только, что при таких обстоятельствах.

6-го октября. Четверг.

Целый день полу­чал и отве­чал на теле­граммы от род­ных со всех кон­цов. Погода была хоро­шая. Папа утром был на ногах, но лег после зав­трака, его одо­ле­вала сон­ли­вость. Читал за него бумаги. Пошли гулять впя­те­ром с Ксе­нией и Сан­дро. Влезли на Кре­сто­вую гору в Ори­анде. После чаю про­дол­жа­лась пере­писка по теле­графу. Вече­ром Геор­гий и я пере­ехали в дом Папа и Мама — все-таки спо­кой­нее! Я в наших преж­них ком­на­тах внизу.

7-го октября. Пятница.

Сего­дня было как будто малень­кое улуч­ше­ние: хотя Папа спал мало, но у него аппе­тит, в осо­бен­но­сти к вечеру уве­ли­чился и само­чув­ствие попра­ви­лось! Теле­граммы про­дол­жали сыпаться. Читал бумаги, при­ве­зен­ные фельдъ­еге­рем, кот. Папа пере­дал мне. Погода сто­яла хоро­шая. После зав­трака пошли осмат­ри­вать ком­наты, очи­щен­ные дамами в свит­ском доме для Аликс, Эллы и пр. Жду ее при­езда с страш­ным нетер­пе­нием! Полу­чил два милых письма. Зав­тра она должна встре­титься с Эллой в Алек­сан­дрове! В пер­вый раз в Рос­сии после того, что она стала моей неве­стой! Обе­дали в 8 ч., все мы чув­ство­вали себя бод­рее, т. к. Папа хорошо кушал и был веселее!

8-го октября. Суббота.

Див­ный лет­ний день: 19° в тени! После кофе уви­дели “Эри­клик”, кото­рый шел с т. Сани, т. Оль­гой, Минни и Хри­сто­фо­ром в Ялту. Тот­час же с Ники поле­тел туда и при­е­хали в то время, как “Эри­клик” сильно пока­чи­ва­ясь под­хо­дил к молу. Мы долго ждали в каюте выхода путе­ше­ствен­ниц, т. к. их зака­чало и до при­хода в Ялту они не вста­вали. О. Иоанн при­был с ними и по при­езде в Лива­дию он отслу­жил обедню, а позже моле­бен для всех людей. Зав­тра­кали внизу — при­ятно видеть новые лица — это так отрезв­ляет! После зав­трака поехали вер­хом в Ори­анду Вит. — на plage, где при­бой был гро­мад­ный — ред­кост­ный! Полу­чил чуд­ную теле­грамму от милой доро­гой Аликс уже из Рос­сии — о том, что она желала бы миро­по­ма­заться по при­езде — это меня тро­нуло и пора­зило до того, что я ничего долго сооб­ра­зить не мог! — Д[яди] Сер­гей и Павел при­е­хали из Москвы. Милый Папа чув­ство­вал себя немного лучше и ел больше! Читал доклады и бумаги.

9-го октября. Воскресенье.

Доро­гой Папа, хотя спал побольше, но чув­ство­вал себя сла­бым; док­тора были довольны его состо­я­нием. Несколько раз кровь при­ни­ма­лась идти из носу. После обедни Яны­шев зашел к Папа и при­об­щил его Св. Тайн! После этого он совсем успо­ко­ился. Нас заста­вили зав­тра­кать со всеми и даже с музы­кой, что было совсем неуместно! Когда вер­ну­лись к себе, только узнали о том, что милый Папа при­об­щался! Около 2 ч. он лег в постель и заснул на пол­тора часа. Позна­ко­мился и раз­го­ва­ри­вал с о. Иоан­ном. День стоял чуд­ный; пошел гулять с д. Сер­геем. Осмот­рели цер­ковь в Ори­анде, спу­сти­лись к морю и так вер­ну­лись в Лива­дию. Полу­чил хоро­шие вести с пути от доро­гой Аликс, а также письмо из Дармштадта!

10-го октября. Понедельник.

Проснулся с чуд­ным жар­ким днем! Дядя Вла­ди­мир и т. Михень при­были рано утром на “Сара­тове” из Одессы. В 9 1/2 отпра­вился с д. Сер­геем в Алушту, куда при­е­хали в час дня. Десять минут спу­стя, из Сим­фе­ро­поля подъ­е­хала моя нена­гляд­ная Аликс с Эллой.

Сели зав­тра­кать в доме отстав­ного гене­рала Голу­бова. После зав­трака сел с Аликс в коляску и вдвоем поехали в Лива­дию. Боже мой! Какая радость встре­титься с ней на родине и иметь близко от себя — поло­вина забот и скорби как будто спала с плеч. На каж­дой стан­ции татары встре­чали с хле­бом-солью; на гра­нице Мас­сан­дры ждали: Лаза­рев, Олив и Вязем­ский. Вся коляска была запру­жена цве­тами и вино­гра­дом. Мною овла­дело страш­ное вол­не­ние, когда мы вошли к доро­гим Роди­те­лям. Папа был сла­бее сего­дня и при­езд Аликс, кроме сви­да­ния с о. Иоан­ном, уто­мили его! У дворца сто­яли стрелки Его Вел. в почет­ном карауле. Вошли в цер­ковь, где был отслу­жен крат­кий бла­го­дар­ствен­ный моле­бен. Сидел с моей Аликс до обеда. Вечер про­вели как все­гда. Отвел ее до ее комнат!

11-го октября. Вторник.

Ночью д. Алек­сей при­шел на “Орле” из Одессы! Доро­гой Папа спал всю ночь и чув­ство­вал себя утром лучше; но днем он все-таки устал и лег в постель. Утром пил кофе с милой Аликс вдвоем. Не могу нара­до­ваться ее при­сут­ствию среди нас! Гулял с нею и зани­мался бума­гами в ее ком­нате, пока она рабо­тала. Зав­тра­кали наверху как все­гда в 12 час. Поехали вчет­ве­ром в Ори­анду-Витт на берег моря. День стоял чуд­ный — жара тро­пи­че­ская — позже нашел туман. Пили чай опять вдвоем! Обе­дали в 8 ч. и играли по обык­но­ве­нию в карты. Сидел у нее недолго.

12-го октября. Среда.

Хоро­ший ясный день с силь­ным вет­ром с гор. Пил кофе у милой Аликс. Не могу прийти в себя от радо­сти видеть ее среди нас — ее при­сут­ствие дает мне столько бод­ро­сти и спо­кой­ствия! В 10 1/2 боль­шая часть семей­ства отпра­ви­лась пеш­ком в Ори­андскую цер­ковь, к обедне, кото­рую слу­жил о. Иоанн. Он очень резко делает воз­гласы, как-то выкри­ки­вает их — он про­чел свою молитву за Папа, кото­рая про­из­вела силь­ное впе­чат­ле­ние на меня. Доро­гая Аликс тоже пошла со мной! Зав­тра­кали в 12 1/2 ч. Поехали вчет­ве­ром: Аликс, Ксе­ния, Сан­дро и я к Учансу в коляске — осталь­ные вер­хом. Дуло жестоко! До обеда сидел у своей, нена­гляд­ной неве­сты, кото­рую люблю все больше и глубже! Что за сча­стье иметь такое сокро­вище как жену! Вече­ром сидел у нее до 12 1/4 ч.

13-го октября. Четверг.

Папа мало спал, но чув­ство­вал себя недурно; вид у него был бод­рее. В 11 1/2 я с Аликс и осталь­ными отпра­вился в Айто­дор по слу­чаю дня рож­де­ния д. Миши. Зав­тра­кали только семей­ством. Нико­лай тоже был! Вер­ну­лись в 3 ч., когда все гуляли. После чаю сидел у моей доро­гой Аликс; помо­гал ей выши­вать воз­духи для св. Даров в день, когда она будет при­ча­щаться в пер­вый раз. Обе­дали в 8 ч. и затем играли в secretaire. Все дяди и тети при­шли к вечер­нему чаю. Папа спал в своей уборной!

14-го октября. Пятница.

Доро­гой Папа ночь про­вел недурно, но после зав­трака чув­ство­вал себя опять сла­бее. Погода была серая, но теп­лая. С нами наверху зав­тра­кал Нико­лай. В 2 часа отпра­ви­лись боль­шим обще­ством в Мас­сан­дру. Дошли пеш­ком до стро­я­ще­гося дома в Верх­ней М[ассандре]. Аликс ехала в коляске, т. к. надо беречь ее ноги, чтобы боли не воз­об­но­ви­лись! Вер­ну­лись домой в 5 ч. и после чаю опять читал у милой Аликс дела, пока она рабо­тала. Вечер про­вели по обык­но­ве­нию все вместе!

15-го октября. Суббота.

Папа чув­ство­вал себя немного лучше! День стоял чуд­ный. После зав­трака с д. Мишей, отпра­ви­лись на Эри­клик, откуда Аликс и я при­шли пеш­ком на ферму. Пили там кофе и ели про­сто­квашу с дру­гими. Д. Вла­ди­мир тоже подо­шел в это время. Сидел у своей доро­гой Аликс до обеда и вече­ром до 12 1/2 ч.

16-го октября. Воскресенье.

Встал поздно с чуд­ным днем. Папа себя чув­ство­вал лучше, но во время посе­ще­ния док­то­ров его вырвало. В 11 час. пошли к обедне — молился вме­сте с Аликс.

Зав­тра­кали семейно на бал­коне в боль­шом доме. Гулял с моей душ­кой неве­стой; были у моря и вер­ну­лись через вер­то­град *. Вечер про­вели как всегда.

* Виноградник (церк)
17-го октября. Понедельник.

Утром Папа при­ча­стился св. Тайн у отца Иоанна. От вол­не­ния он себя чув­ство­вал сла­бым, кроме того он ночью мало спал. В 11 час. пошли к пани­хиде и молебну по слу­чаю годов­щины кру­ше­ния. После зав­трака отпра­ви­лись вчет­ве­ром с Эллой и д. Сер­геем в Алупку, где осмат­ри­вали дом и сад с террасы.

День стоял чуд­ный и теп­лый. Вер­ну­лись домой с тем­но­той. Сер­гей при­был с Алек­сеем про­ез­дом в Вену; у того бед­ного ока­зы­ва­ется чахотка! После обеда про­вел вечер у Папа — его сильно мучает кашель гор­ло­вой. Сидел как все­гда у моей милой доро­гой душки Аликс!

18-го октября. Вторник.

Тяже­лый, груст­ный день! Доро­гой Папа вовсе не спал и почув­ство­вал себя худо утром, так что нас раз­бу­дили и позвали наверх. Что за испы­та­ние ! Потом Папа немного успо­ко­ился и дре­мал днем с перерывами.

Не смел долго отлу­чаться из дому. Такое уте­ше­ние иметь доро­гую Аликс; она целый день сидела у меня, пока я читал дела от раз­ных мини­стров. Около 11 час. у д. Вла­ди­мира было сове­ща­ние док­то­ров — ужасно! Зав­тра­кали внизу, чтобы не шуметь! Немного похо­дил с Аликс около дома. После чаю опять читал. Вече­ром каза­лось, что милый Папа чув­ствует себя бод­рее — но сла­бость страш­ная! Одно упо­ва­ние и надежда на Мило­серд­ного Гос­пода: да будет воля Его святая!

19-го октября. Среда.

Утром доро­гой Папа про­спал четыре часа под­ряд и Поси­дел днем в кресле. Бес­по­кой­ства наши опять нача­лись под вечер, когда Папа пере­ехал в спальню и лег в постель: опять сла­бость сде­ла­лась страш­ная! Все бро­дили по саду враз­брод — я с Аликс был у моря, так что побо­ялся за ее ноги, чтобы она не устала влезть наверх: коляски не было. После чаю и вече­ром читал бумаги. Сидел у моей нена­гляд­ной Аликс!

20-го октября. Четверг.

Боже мой, Боже мой, что за день! Гос­подь ото­звал к себе нашего обо­жа­е­мого доро­гого горячо люби­мого Папа. Голова кру­гом идет, верить не хочется — кажется до того неправ­до­по­доб­ным ужас­ная дей­стви­тель­ность. Все утро мы про­вели наверху около него! Дыха­ние его было затруд­нено, тре­бо­ва­лось все время давать ему вды­хать кис­ло­род. Около поло­вины 3 он при­ча­стился св. Тайн; вскоре нача­лись лег­кие судо­роги… и конец быстро настал! О. Иоанн больше часу стоял у его изго­ло­вья и дер­жал за голову. Эта была смерть свя­того! Гос­поди, помоги нам в эти тяже­лые дни! Бед­ная доро­гая Мама!.. Вече­ром в 9 1/2 была пани­хида — в той же спальне! Чув­ство­вал себя как уби­тый. У доро­гой Аликс опять забо­лели ноги! Вече­ром исповедался*.

* Запись за 20 октября под­черк­нута вер­ти­каль­ной линией, с левой сто­роны тек­ста отме­чен день смерти Алек­сандра III.

21-го октября. Пятница.

И в глу­бо­кой печали Гос­подь дает нам тихую и свет­лую радость: в 10 час. в при­сут­ствии только семей­ства моя милая доро­гая Аликс была миро­по­ма­зана и после обедни мы при­ча­сти­лись вме­сте с нею, доро­гой Мама и Эллой. Аликс пора­зи­тельно хорошо и внятно про­чла свои ответы и молитвы! После зав­трака была отслу­жена пани­хида, в 9 ч. вечера — дру­гая. Выра­же­ние лица у доро­гого Папа чуд­ное, улы­ба­ю­ще­еся, точно хочет засме­яться! Целый день отве­чал на теле­граммы с Аликс, а также зани­мался делами с послед­ним фельдъ­еге­рем. Даже погода и та изме­ни­лась: было холодно и ревело в море!

22-го октября. Суббота.

Вчера вече­ром при­шлось пере­не­сти тело доро­гого Папа вниз, потому что, к сожа­ле­нию, оно быстро начало раз­ла­гаться. Поэтому и утрен­няя и вечер­няя пани­хиды были отслу­жены в малой церкви. Слава Богу, милая Мама совсем спо­койна и герой­ски пере­но­сит свое горе! Только и делал, что отпи­сы­вался от туч теле­грамм. Про­ис­хо­дило бро­же­ние умов по вопросу о том, где устро­ить мою сва­дьбу; Мама, неко­то­рые дру­гие и я нахо­дил, что всего лучше сде­лать ее здесь спо­койно, пока еще доро­гой Папа под кры­шей дома; а все дяди про­тив этого и гово­рят, что мне сле­дует жениться в Питере после похо­рон. Это мне кажется совер­шенно неудоб­ным! Днем ходили к морю — при­бой был гро­мад­ный. Погода потеп­лела и стала ясная. Вече­ром ожи­дали при­хода д. Берти и т. Аликс из Одессы, но ночью узнали, что они зашли в Севастополь.

23-го октября. Воскресенье.

Погода попра­ви­лась — стало снова тепло. В 10 1/4 при­были т. Аликс и д. Берти из Сева­сто­поля на “Орле”. Были на заупо­кой­ной обедне. Какое гро­мад­ное уте­ше­ние сто­ять в церкви рядом с доро­гой Аликс и молиться с нею вме­сте! Зав­тра­кали отдельно от Мама и т. Аликс. В 2 1/2 поехал с моей неве­стой в Ори­анду, зашли в цер­ковь, осмот­рели моза­ич­ные образа и отпра­ви­лись на plage. Сидели у моря, на том месте, где еще недавно были вме­сте с неза­бвен­ным Папа! Вер­ну­лись домой к чаю. Писал теле­граммы без конца; милая Аликс помо­гает мне в этом! После обеда пошли в цер­ковь на панихиду.

Вечер про­вели вме­сте по обыкновению.

24-го октября. Понедельник.

День про­стоял серый — так же было и на душе! Утром похо­дил немного с доро­гой Аликс, затем писал и читал. После зав­трака, в 2 часа была пани­хида в церкви, вече­ром в 9 ч. Все не реша­юсь зайти в угло­вую ком­нату, где лежит тело доро­гого Папа — оно так изме­ни­лось после баль­за­ми­ровки, что тяжело раз­ру­шить то див­ное впе­чат­ле­ние, кото­рое оста­лось от пер­вого дня! Днем катался с Аликс, гуляли у берега моря в Ори­анде. Вече­ром сидел у нее.

25-го октября. Вторник.

Утро было заня­тое: после кофе с моей нена­гляд­ной Аликс при­ни­мал ген.-лейт. Дена по делам о Фин­лян­дии. Долго бесе­до­вал с д. Вла­ди­ми­ром о том, тор­же­ственно ли или част­ным обра­зом сде­лать мою сва­дьбу после похо­рон? Опять при­е­хал фельдъ­егерь, читал урыв­ками до вечера. После пани­хиды катался с Аликс до Айто­дора. В 6 1/2 нача­лась тяже­лая цере­мо­ния пере­носа тела доро­гого Папа в гробу в боль­шую цер­ковь. Казаки несли гроб на носил­ках. Уже тре­тий раз под­ряд при­хо­дится бывать на пани­хи­дах в этой церкви — по Обо­лен­ском, Басар­гине и теперь по нашем неза­бвен­ном Отце! Вер­ну­лись в пустой дом раз­би­тые нрав­ственно! Тяже­лое испы­та­ние послал нам всем Господь!

26-го октября. Среда.

Утром боль­шая часть семей­ства уехала впе­ред в Москву и Питер. День стоял серый, но совсем тихий. В 2 ч. и в 7 ч. были пани­хиды в больш. церкви; гроб не откры­вали! Докан­чи­вал послед­ние бумаги. Поехал кататься с милой Аликс в послед­ний раз. Осмат­ри­вали место рас­ко­пок у Айто­дор­ского маяка. Все уло­жено — ком­наты смот­рят груст­ными. Все легли спать пораньше — поси­дел у своей Аликс!

27-го октября. Четверг.

К сча­стью погода была хоро­шая и море спо­кой­ное. В 8 1/2 поки­нули наш дом, кото­рый теперь так горестно оси­ро­тел, и поехали в цер­ковь. Там кон­ча­лась обедня. Вынесли гроб и пере­дали его каза­кам, кото­рые чере­ду­ясь со стрел­ками и греб­цами с катера Его Вел. донесли его до при­стани в Ялте. Мама и все мы про­во­жали гроб пеш­ком. После литии пере­шли на “Память Мер­ку­рия”, где гроб был постав­лен на шкан­цах под тен­том из Андре­ев­ского флага. Пол­ное дежур­ство сто­яло вокруг. Чуд­ная, кра­си­вая, но груст­ная кар­тина. Зав­тра­кали внизу отдельно от дру­гих. Под­ходя к Сева­сто­полю, начало пока­чи­вать. “ 12 Апо­сто­лов” и “Орел” шли за нами. Вся эскадра сто­яла выстро­ен­ная в одну линию, совер­шенно как месяц тому назад. Но Боже! Какая ужас­ная раз­ница с того раза, каким весе­лым смот­рел тогда Сева­сто­поль. В 4 1/2 подо­шли к при­стани. После литии гребцы пере­несли гроб в вагон и тра­ур­ный поезд с пол­ным дежур­ством (от Пре­об­раж. и Кон­ного п. п.) ушел 20 мин. раньше нас. И в этом горе было еще груст­ное рас­ста­ва­ние с доро­гим Геор­гием. Он снова воз­вра­ща­ется на “Орел” в Батум и оттуда в Аба­сту­ман; при нем кап. II р. Шта­кель­берг. Ники и Минни тоже ухо­дят в Гре­цию на “Эри­клике”. Выехали из Сева­сто­поля в 5.20. В Сим­фе­ро­поле вышли на стан­цию к тра­ур­ному вагону к панихиде.

28-го октября. Пятница.

День сва­дьбы доро­гих Папа и Мама! Сколько стра­да­ний для нее — ужасно! Помоги, Гос­подь! Оста­нав­ли­ва­лись в Бор­ках и Харь­кове для пани­хид. Везде такие же встречи — почет­ные кара­улы, все началь­ство, учеб­ные заве­де­ния и пр.

29-го октября. Суббота.

Окон­ча­тельно попали в зиму. Оста­нав­ли­ва­лись три раза: в Кур­ске, Орле и Туле. Для меня при­сут­ствие моей милой нена­гляд­ной Аликс в поезде — гро­мад­ное уте­ше­ние и под­держка! Сидел с ней целый день.

30-го октября. Воскресенье.

В 9 1/2 пере­сели в салон тра­ур­ного поезда и так дое­хали в нем до Москвы. На плат­форме встре­тили д. Сер­гей, Элла и д. Миша. Мы вынесли гроб и поста­вили его на колес­ницу. По ули­цам сто­яли вой­ска и тысячи народа — поря­док был заме­ча­тель­ный. До Кремля было 10 оста­но­вок для литий про­тив церк­вей. В Архан­гель­ском соборе был постав­лен гроб и после пани­хиды я пошел покло­ниться мощам в Успен­ском соб. и Чудо­вом мон. При­е­хал во дво­рец к зав­траку. Сколько свет­лых вос­по­ми­на­ний здесь в Кремле — и как тяжко теперь мне все про­де­лы­вать вме­сто доро­гого Папа! Читал, при­ни­мал и сидел между заня­ти­ями у милой моей Аликс. Обе­дали в 8 ч. и разо­шлись рано спать.

31-го октября. Понедельник.

Утром встал с ужас­ными эмо­ци­ями, т. к. в 9 3/4, идя с Мама в Архан­гель­ский соб. через залы, дол­жен был ска­зать несколько слов собрав­шимся сосло­виям в Георг[иевской] зале. Это сошло, слава Богу, бла­го­по­лучно! После литии гроб вынесли и поста­вили на колес­ницу и мы снова тро­ну­лись тою же доро­гою к стан­ции. Таяло — идти было совсем тепло. В 12 ч. поезд тро­нулся. Пере­сели в Нико­ла­ев­ский поезд в Хим­ках и поехали дальше. Отды­хали в вагоне, В Твери была отслу­жена пани­хида. Все время сидел у своей доро­гой Аликс.

1-го ноября. Вторник.

Пере­сели на ст. Обу­хове в тра­ур­ный поезд и в 10 час. при­были в Петер­бург. Горь­кое сви­да­ние с осталь­ными род­ствен­ни­ками. Шествие от вок­зала до кре­по­сти про­дол­жа­лось 4 часа, бла­го­даря тому что мосты на Неве были раз­ве­дены. Погода сто­яла серая — таяло. После пани­хиды при­е­хали в Анич­ков [дво­рец]. Каким он кажется опу­стев­шим. Я больше всего боялся этой минуты для доро­гой Мама. Тетя Аликс и д. Берти живут внизу — на Нев­ский. Моя Аликс вре­менно у Эллы. Поря­дочно устали за этот день! В 8 ч. поехал с Мишей на вечер­нюю пани­хиду. Обе­дали по при­езде домой. Милая Аликс про­вела у меня часть вечера — так странно видеть ее здесь — это напо­ми­нает 1889 г.

2-го ноября. Среда.

Выспался хорошо; но как только при­хо­дишь в себя, сей­час же ужас­ный гнет и тяже­лое созна­ние совер­шив­ше­гося воз­вра­ща­ются в душу с новою силою! Бед­ная Мама опять чув­ство­вала себя сла­бою и днем с нею слу­чился неболь­шой обмо­рок. В 10.25 при­е­хал д. Вилли с Джоржи; все семей­ство встре­тило их, а также почет­ный караул от Измай­лов­ского полка. При­вез его в Анич­ков. В 12 ч. при­нял Госу­дар­ствен. Совет в пол­ном составе — при­шлось опять гово­рить! К зав­траку при­е­хала милая Аликс; грустно видеться с нею только урыв­ками! В 2 часа ездил на пани­хиду. Шел дождь, тем­нота была адская, дул све­жий ветер и вода в Неве пошла на при­быль. Обе­жал сад три раза. В 8 час. был на вто­рой пани­хиде. Обе­дали: Аликс, д. Берти, Джоржи и я — в 9 час. Вече­ром она поси­дела у меня.

3-го ноября. Четверг.

Утром читал доклады. В 11 ч. поехал на стан­цию с д. Берти навстречу д. Аль­фреду, Ерни, Джоржи и Ирен. Аликс и Элла тоже

встре­тили своих. При­нял Н. X. Бунге. Зав­тра­кали одни, т. к. Мама кушала с т. Аликс. В 1 1/2 поехал с Мишей в кре­пость, затем посе­тил ино­стран­ных прин­цев. В 3 1/2 при­ни­мал всю свиту, опять при­шлось ска­зать несколько слов. Гулял в саду — погода про­яс­ни­лась. В 4 при­е­хала доро­гая Аликс — про­вели время до 7 1/4. После пани­хиды обе­дал у д. Сер­гея и Эллы. Скучно, что так мало видимся с Аликс — поско­рее бы жениться — тогда конец прощаниям!

4-го ноября. Пятница.

Проснулся в 9 час. После кофе у Мама поехал с д. Берти на Варш[авскую] ст. на встречу Апапа* и д. Валь­де­мара. Моя доро­гая рота Пре­об­ра­жен­ского полка была в почет­ном карауле. В 11 час. подо­шел поезд; отвез Апапа в Анич­ков. Теперь наш дом совер­шенно напол­нен: т. Аликс, Апапа, д. Берти, д. Валь­де­мар, Джоржи и Боро­виг живут в нем. Имел два доклада: Н. К. Гирса и Витте. Вслед­ствие этого опоз­дал к зав­траку. В 2 часа все собра­лись к пани­хиде. Гулял в саду, воз­дух был теп­лый. Моя доро­гая Аликс при­е­хала в 4 ч. только в это время, до и после чая и вижу ее наедине! После пани­хиды обе­дал с ней у себя в 9 ч. — очень уютно. Вечер про­вел с д. Валь­де­ма­ром и обо­ими Джоржи!

*Апапа — король Дании Хри­стиан IX.

5-го ноября. Суббота.

В 11 час. при­е­хал Ген­рих Прус­ский — оста­лись на стан­ции ожи­дать при­езда эрц-гер­цога Карла-Людвига и кн. Чер­но­гор­ского. Вер­нув­шись домой, при­нял с Аликс депу­та­цию от Сла­вян­ского общ. После зав­трака были на панихиде.

Цер­ковь напол­ня­ется ино­стран­цами — немец­кие и дат­ские офи­церы дежу­рят у гроба. В 3 1/2 при­нял ген. Буа­де­фра, Жерве и все фран­цуз­ское чрез­вы­чай­ное посоль­ство. Вече­ром обе­дал у д. Сер­гея и сидел у моей нена­гляд­ной Аликс!

6-го ноября. Воскресенье.

Печаль­ный день Гусар­ского празд­ника. В 11 час. поехали к обедне в кре­пость. Туда же при­был король серб­ский прямо с вок­зала. Зав­тра­кали в час дома. Затем при­ни­мал массу депу­та­ций: четыре гер­ман­ских, две австрий­ских, дат­скую и бель­гий­скую — при­шлось раз­го­ва­ри­вать с каж­дым! Погу­лял немного в саду, голова кру­гом ходила. Серб­ский король наве­стил меня, потом Фер­ди­нанд румын­ский — они у меня отняли те немно­гие сво­бод­ные минуты дня, в кото­рые мне поз­во­лено видеться с Аликс.

Она пила у меня чай с Ерни. В 7 1/2 поехал в Зим­ний за Ксе­нией и отвез ее в кре­пость на пани­хиду. Обе­дали в 9 ч. Вече­ром при­е­хал малень­кий неа­по­ли­тан­ский принц. Моя доро­гая душка Аликс сидела у меня.

7-го ноября. Понедельник.

Вто­рой раз при­шлось пере­жить те часы скорби и печали, какие выпали на нашу долю 20-го октября. В 10 1/2 нача­лась архи­ерей­ская служба и затем отпе­ва­ние и похо­роны доро­гого неза­бвен­ного Папа! Тяжело и больно зано­сить такие слова сюда — все еще кажется, что мы все нахо­димся в каком-то сон­ном состо­я­нии и что вдруг! он опять появится между нами! Вер­нув­шись в Анич­ков, зав­тра­кал наверху с милой Мама, она уди­ви­тельно берет на себя и не падает духом. Погулял

в саду. Сидел со своей Аликс и пили чай со всеми. Обе­дали в 8 ч. и вечер про­вели в каби­нете Папа.

8-го ноября. Вторник.

Уже настал два­дца­тый день! В 12 ч. была такая же пани­хида, как во все эти дни — в кре­по­сти. У меня был с докла­дом Ван­нов­ский. Зав­тра­кали в сто­ло­вой — все живу­щие в Анич­кове род­ствен­ники. При­ни­мал гер­цога Альба, послан­ного коро­ле­вою испан­скою. Сде­лал визит королю серб­скому, кот. всем надоел своим пове­де­нием вчера и сего­дня в кре­по­сти, и малень­кому ита­льянцу. Вер­нулся домой в 4 1/2 и только тогда уви­делся с доро­гой моей Аликс. После чаю читал у себя, пока она рабо­тала. Обе­дали в 8 час. и вечер про­вели спо­койно в семей­ном кругу. Двое из прин­цев уже уехали: ско­рее бы вынесло прочь и осталь­ных. Легче рабо­тать, когда нет чужих под боком, кото­рых при­сут­ствие только уве­ли­чи­вает лежа­щее на мне бремя!

9-го ноября. Среда.

Встал поздно. Читал до 10 час. Имел доклады д. Миши и Мура­вьева. Зав­тра­кали в час с д. Валь­де­ма­ром и Джоржи. При­ни­мал раз­ных ино­стран­цев с пись­мами и без писем. Отве­чать при­хо­дится на вся­кую вся­чину вопро­сов — так что совсем теря­ешься и с толку сби­ва­ешься! Погу­лял в саду. Моя Аликс при­е­хала ко мне в 4 часа. Пили чай наверху. В 7 час. собра­лись в Мала­хи­то­вой. Был боль­шой обед всем заез­жим прин­цам в Концертн[ой зале]. Я чуть не раз­ре­велся, садясь за стол — до того тяжело было видеть подоб­ную обста­новку, когда на душе камень. Потом ввели всех осталь­ных, евших за гоф­мар­шаль­ским сто­лом — при­шлось обойти этот круг в 200 чел. Поси­дел немного дома с милой Аликс.

10-го ноября. Четверг.

Проснулся в 7 ч. и, выпив кофе, отпра­вился поды­шать све­жим воз­ду­хом. Было холодно и шел мок­рый снег. Читал до 10 ч. После сов­мест­ного breakfast’a при­ни­мал и имел доклады Дур­ново, Рих­тера и Ворон­цова. Зав­тра­кали в час. Опять при­ни­мал до 3 1/4. После про­гулки выби­рал с Аликс ковры и зана­веси для двух ком­нат, кот. при­бав­ля­ются к моим ста­рым, от Гоша — ввиду того что было бы черес­чур тесно поме­ститься вдвоем в 4‑х преж­них ком­на­тах! Поря­дочно устал от этого дня. Обе­дали в 8 ч. и затем спо­койно про­вели вечер в каби­нете Папа.

11-го ноября. Пятница.

Утром гулял в саду. Тем­нота весь день сто­яла страш­ная. После breakfast’a имел доклады: Витте и Кри­во­ше­ина. Затем при­нял вто­рую серию гене­рал-губер­на­то­ров и коман­ду­ю­щих вой­сками. Зав­тра­кали вме­сте с Мама, Апапа и Джоржи (греч.), т. к. осталь­ные все уехали. При­нял весь Сенат в пол­ном составе в баль­ной зале. Гулял и ездил на вело­си­педе в саду. Читать было мало, поэтому чудно про­вел время до обеда с милой Аликс. Боко­вые две ком­наты устра­и­ва­ются. После обеда сидели у Мама до 10 1/2.

12-го ноября. Суббота.

Довольно уто­ми­тель­ный день: с 10 ч. утра нача­лись доклады — Дена, графа Ворон­цова, д. Алек­сея и Чиха­чева и затем пред­став­ля­лись все ата­маны каз. войск. Зав­тра­кал с Мама, Апапа и т. Аликс. В 3 часа при­ни­мал в Зим­нем дв. массу депу­та­ций со всей Рос­сии — чис­лом до 460 чел., всех разом в Нико­ла­ев­ской зале. Вер­нулся с Ксе­нией в Анич­ков и гулял в саду при пол­ней­шей тем­ноте. Доро­гая моя Аликс сидела у меня до и после чаю. В 7 3/4 поехал к д. Павлу на обед. Были Аликс с сест­рами, Ерни и Ген­рих. Про­си­дели у него до 10 1/2 и вер­ну­лись в Анич­ков, где моя нена­гляд­ная Аликс про­вела со мной еще часок.

13-го ноября. Воскресенье.

День отдыха для меня — ни докла­дов, ни при­е­мов ника­ких. В 11 час. пошли к обедне, в пер­вый раз в нашу милую цер­ковь. Грустно и больно было сто­ять на том же ста­ром месте, зная, что одно место оста­нется навсе­гда пустым. Сло­вами не выра­зить, как тяжело и как жаль доро­гой Мама! Зав­тра­кали как все­гда — одни в каби­нете Папа, дру­гие в сто­ло­вой. Гуляли в саду и ездили на вело­си­пе­дах — солнце выгля­нуло и стало холод­нее. Виделся с милой Аликс за чаем, затем поехал к ней и про­стился с ней в 8 час. — больше нельзя видеться! до сва­дьбы? Мне все кажется, что дело идет о чужой сва­дьбе — странно при таких обсто­я­тель­ствах думать о своей соб­ствен­ной женитьбе! Обе­дали и вечер про­вели спо­койно — сидел с Мама.

14-го ноября. Понедельник.

День моей сва­дьбы! После общего кофе пошли оде­ваться: я надел гусар­скую форму и в 11 1/2 поехал с Мишей в Зим­ний. По всему Нев­скому сто­яли вой­ска для про­езда Мама с Аликс. Пока совер­шался ее туа­лет в Мала­хи­то­вой, мы все ждали в Араб­ской ком­нате. В 10 мин. пер­вого начался выход в боль­шую цер­ковь, откуда я вер­нулся жена­тым чело­ве­ком! Шафе­рами у меня были: Миша, Джоржи, Кирилл и Сер­гей. В Мала­хи­то­вой нам под­несли гро­мад­ного сереб­ря­ного лебедя от семей­ства. Пере­одев­шись, Аликс села со мною в карету с рус­скою упря­жью с форей­то­ром, и мы поехали в Казан­ский собор. Народу на ули­цах было про­пасть — едва могли про­ехать! По при­езде в Анич­ков на дворе встре­тил почет, кар. от ее Л.Тв. Улан­ского п. Мама ждала с хле­бом-солью в наших ком­на­тах. Сидели весь вечер и отве­чали на теле­граммы. Обе­дали в 8 ч. Зава­ли­лись спать рано, т. к. у нее сильно раз­бо­ле­лась голова!

15-го ноября. Вторник.

Итак я жена­тый чело­век! Днем к сча­стью никто не лез мешать нам — спо­койно отпи­сы­ва­лись от теле­грамм! После кофе Мама посе­тила нас — ей понра­ви­лась отделка новых ком­нат. Нам обоим больше всего при­ят­нее сидеть в угло­вой. Зав­тра­кали в час — Юрий также (деж.). Поехал с Аликс в кре­пость, помо­литься на могиле доро­гого неза­бвен­ного Папа; народу была масса! Ездил в саду на вело­си­педе. В 5 ч. семей­ство влезло к нам с подар­ком для моей Аликс и оста­лось у нас пить чай. Ерни, она и я обе­дали втроем, затем про­во­дили его, Ирен и Ген­риха на стан­цию. Они уехали в 8.45. Вече­ром поси­дели наверху и до 11 читали письма из-за границы.

16-го ноября. Среда.

Встали поздно, т. к. про­изо­шла пута­ница и нас раз­бу­дили в 9 ч. вме­сто восьми. День был пре­ис­пол­нен суеты. Мура­вьев был с докла­дом и затем я при­ни­мал — так что за все утро виделся с милой Аликс только час. Зав­тра­кали все вме­сте в сто­ло­вой, Мама тоже в пер­вый раз! В 3 ч. поехал пока­таться с Аликс — странно сидеть с ней рядом в коляске в Питере. Гулял в саду с Мама и Апапа. Пили чай вдвоем у себя. Все время до обеда писали теле­граммы. Вече­ром все при­шли сверху к нам — рас­смат­ри­вали сва­деб­ные подарки моей жены!

17-го ноября. Четверг.

Пили кофе в угло­вой ком­нате, кото­рая стала нашей люби­мой! От 11 — 14 имел доклады Дур­ново, Рих­тера и Гирса. Много читал; к сча­стью теле­граммы пере­стали наплы­вать. После зав­трака ката­лись с Аликс и посе­тили тетю Михень и т. Сани. Пили чай у себя и опять пока­зы­вали род­ным свои ком­наты. Обе­дали в 8 ч.

Нево­об­ра­зимо счаст­лив с Аликс, жаль, что заня­тия отни­мают столько вре­мени, кото­рое так хоте­лось бы про­во­дить исклю­чи­тельно с ней!

18-го ноября. Пятница.

Сильно заспа­лись и поэтому пили кофе в 9 1/2. Читал доклады до 10 1/2, когда мы обык­но­венно все соби­ра­емся у Мама к общему breakfast’y. У меня были: Витте и Кри­во­шеий; затем боль­шой прием воен­ных наверху. Аликс в это время зани­ма­лась с Шней­дер. После зав­трака пока­та­лись и заехали к д. Мише. Тем­нота сто­яла кро­меш­ная. В 8 ч. поехали обе­дать вчет­ве­ром у Ксе­нии и Сан­дро. Они заме­ча­тельно мило отде­лали свое поме­ще­ние в Зим­нем — быв­шие ком­наты д. Сер­гея и Павла. В 10 час. вер­ну­лись домой.

19-го ноября. Суббота.

В 9 час. уже пили кофе. Читал до 10 1/2. При­ни­мал доклады: Ван­нов­ского, гр. Ворон­цова и Филип­пова. Воль­кен­штейн при­ез­жал про­ститься — при­няли его вдвоем. Зав­тра­кала вся дат­ская родня, празд­но­вали день рож­де­ния т. Аликс — ей минуло 50 лет! Гулял в саду с Аликс — было 2° морозу. Пили чай у себя и читали вме­сте. Про­сто нет сил рас­статься друг с дру­гом! После обеда недолго поси­дели наверху и вер­ну­лись к себе в 10 1/4.

20-го ноября. Воскресенье.

В 11 час. пошли к обедне. Аликс и я в пер­вый [раз] были в нашей церкви после сва­дьбы. Зав­тра­кали в послед­ний раз семей­ством как вчера. В 4 ч. про­во­дили д. Вилли, т, Ольгу и Джоржи на ст. Пока­тался с Аликс; было солнце и таяло. Заехали к д. Сер­гею и Элле, у кот. пили чай. Обе­дал с Аликс внизу у себя, и в 8 1/2 снова поехали на стан­цию про­во­жать Апапа, дядей Берти, Валь­де­мара и Джоржи. Жалко, в осо­бен­но­сти бед­ной Мама, что сразу столько род­ных уехало; оста­ется одна т. Аликс — наде­юсь надолго! Вечер про­вели с ними и Митей (деж).

21-го ноября. Понедельник.

Вто­рой день что солнце пока­зы­ва­лось, чем сразу изме­нился вид города. По Неве шел силь­ный ледо­ход. Пили кофе в 9 1/2 ч. Были наверху у Мама — кон­чи­лись семей­ные breakfasts внизу в ее ста­рых ком­на­тах! Дядя Алек­сей с Чиха­че­вым были с докла­дом и затем Ермо­лов. При­ни­мал до и после зав­трака. В 3 часа поехал с Аликс в Зим­ний, где нас ожи­дала Элла. Обо­шли вме­сте и пере­го­во­рили о всем отно­си­тельно устрой­ства наших буду­щих ком­нат. Пока­тав­шись, вер­ну­лись к чаю домой. С удо­воль­ствием оба думаем о пере­езде в Цар­ское на 4 дня! Обе­дали в 8 час.

22-го ноября. Вторник.

День рож­де­ния Миши: ему минуло 16 лет*. Ходили к обедне с Ксе­нией и. Сан­дро — больше из семьи никого не было. Зав­тра­кали в 12 1/2 с д. Мишей. В 3 часа Аликс и я уехали в Цар­ское. Погода была

ясная и весе­лая. Поездка по жел. дороге напом­нила Англию про­шлым летом! На Алек­сан­дров­ской ст. встре­тили нач. частей и масса Цар­ско-сёлов**. Начало моро­зить, когда подъ­е­хали к Александр[овскому] дворцу. Я живу в своих ста­рых ком­на­тах, а моя Аликс в комн. Мама. Невы­ра­зимо при­ятно про­жить спо­койно, не видя никого — целый день и ночь вдвоем! Обе­дали tete a tete*** в угло­вой ком­нате и легли спать рано!

* Миша — в. кн. Михаил Алек­сан­дро­вич, брат Нико­лая II.
** Име­ются в виду жители Цар­ского Села.
*** С глазу на глаз (франц.).

23-го ноября. Среда.

Странно было про­ве­сти ночь в спальне доро­гих Папа и Мама, в кот. я родился. Про­шел в халате, как вчера вече­ром, из спальни в свои ком­наты через апар­та­менты Нико­лая Пав­ло­вича, для утрен­него туа­лета. Пили кофе в 9 1/4 и затем вышли гулять. Было ясное солнце и 4° мороза. Читал. Зав­тра­кали: фрей­лина Аликс — гра­финя Лам­здорф и Бен­кен­дорф. В 3 1/4 отпра­ви­лись в коляске в Пав­ловск. Вер­ну­лись к чаю домой. Про­вели оста­ток дня и вечер вдвоем — обе­дали также одни!

24-го ноября. Четверг.

Каж­дый день, что про­хо­дит, я бла­го­слов­ляю Гос­пода и бла­го­дарю Его от глу­бины души за то сча­стье, каким Он меня награ­дил! Боль­шего или луч­шего бла­го­по­лу­чия на этой земле чело­век не вправе желать. Моя любовь и почи­та­ние к доро­гой Аликс рас­тет посто­янно! После кофе гуляли и затем зани­ма­лись — она пись­мом, я чте­нием. Ката­лись днем в дрож­ках, посе­тили моего цей­лон­ского слона, кот. очень вырос за три года. Начало моро­зить. Легли спать рано — в 11 ч.

25-го ноября. Пятница.

Сего­дня опять моро­зило. Утром ката­лись в Бабо­лове на оди­ночке — я шел рядом. Был сво­бо­ден, т. к. почти ничего читать не при­шлось. Зав­тра­кали одни и обе­дали также. Сло­вами не опи­сать, что за бла­жен­ство жизнь вдвоем в таком хоро­шем месте, как Царское!

26-го ноября. Суббота.

Име­нины доро­гого Геор­гия! Полу­чили вчера теле­грамму от милой Мама о том, что мы можем остаться тут еще день. Гуляли после кофе ясным мороз­ным утром — было 9°. Зав­тра­кали и обе­дали одни. В 3 часа поехали кататься в Пав­ловск. Пили чай в моих ком­на­тах. Бла­жен­ство мое бес­пре­дель­ное — очень грустно поки­нуть Цар­ское, кото­рое стало нам обоим таким доро­гим местом: в пер­вый раз после сва­дьбы оста­ва­лись одни и жили дей­стви­тельно душа в душу.

27-го ноября. Воскресенье.

После кофе сидели дома и в 11 час. поехали к обедне в цер­ковь Боль­шого дворца. Вер­нув­шись к себе, зав­тра­кали с граф. Лам­здорф, Бен­кен­дор­фом, Котей Оболен[ским] и Кор­фом (деж.); послед­ний горо­дил такую чепуху, что мы все поми­рали со смеху. В послед­ний раз гулял с моей душ­кой женой по парку. Выпив чаю, поки­нули Алек­сан­дров­ский дво­рец и отпра­ви­лись в Петер­бург; при­е­хали в Анич­ков около 6 ч. Мама и т. Аликс кон­чили чай. Вози­лись с рас­клад­кой вещей, раз­ве­ши­ва­нием кар­тин и фото­гра­фий на сте­нах в новой ком­нате. Обе­дали в 8 ч. по-преж­нему и разо­шлись рано.

28-го ноября. Понедельник.

Настал уже 40‑й день со дня кон­чины неза­бвен­ного доро­гого Папа! В 11 час. все семей­ство съе­ха­лось в кре­пость на заупо­кой­ную обедню. Лед на Неве стал, мосты раз­ве­дены, поэтому при­шлось сде­лать боль­шой круг. После зав­трака у меня был Ермо­лов с докла­дом. Отпра­ви­лись с Аликс в пер­вый раз в санях — по тор­цо­вой мосто­вой хорошо, но по камен­ной скре­бет. Пока­тав­шись, пошел в сад, где гулял с Ксе­нией и Сан­дро. Пили чай у себя. Читал и писал. Обе­дали в 8 ч. с Геор­гием (деж.).

29-го ноября. Вторник.

После кофе при­нял Кулом­зина с докла­дом по делам Сибир­ского Коми­тета. Потом был Ван­нов­ский, а вме­сто Гирса — Ден. Отпра­вился с Аликс к д. Сер­гею, где Элла пока­зы­вала нам про­екты устрой­ства наших ком­нат в Зим­нем дворце. Ката­лись вдвоем в санях, снегу еще недо­ста­точно. Пили чай у себя. В 8 ч. Мама, т. Аликс, Ксе­ния, Сан­дро (деж.) и Миша обе­дали у нас внизу; потом они про­вели вечер в наших новых ком­на­тах до 10 1/2 час.

30-го ноября. Среда.

Утро было заня­тое: в 10 ч. у меня был Бунге, Мура­вьев в 11 ч. и затем пред­став­ля­лись гене­рал-адъ­ютанты и свиты гене­рал-май­оры, еду­щие за гра­ницу с изве­сти­тель­ными гра­мо­тами, до самого зав­трака. В 2 часа нача­лось в биб­лио­теке засе­да­ние Коми­тета Сибир­ской жел. дор., сна­чала соеди­нен­ное при­сут­ствие, а затем про­стое. Пошел гулять с Мама и Ксе­нией. Аликс ката­лась с Эллой, потому что я не успел бы ее вывезти из-за коми­тета. Пили чай у себя. Читал и писал. Обе­дали в 8 час. Вече­ром Мама и т. Аликс катались.

1-го декабря. Четверг.

Меня целое утро тор­мо­шили. По край­ней мере день был ясный — было 10° почти без снега. В 3 ч. поехал с Аликс в Зим­ний, где выби­рали образцы мебели и мате­рии для нашей буду­щей квар­тиры; затем осмат­ри­вали тоже мои япон­ские, китай­ские и индий­ские вещи. Вечер про­шел по обыкновению.

2-го декабря. Пятница.

Утром был Побе­до­нос­цев, потом с докла­дами: Витте и Кри­во­шеий. 28 чел. воен­ных пред­став­ля­лось. Совсем оду­рел! Зав­тра­кал гр. Шереметев.

В 2 1/2 наверху в баль­ной зале про­ис­хо­дила пере­дача мун­ди­ров доро­гого Папа шеф­ским частям. На дворе ожи­дали взводы от всех родов ору­жия, кото­рые, при­няв мун­диры с тою же честью, как зна­мена, разо­шлись, пред­ше­ству­е­мые музы­кою. Катался с милой Аликс. Погу­ляв в саду, вер­ну­лись и пили чай вдвоем. Обе­дали в 8 ч. и играли у себя в четыре руки.

3-го декабря. Суббота.

В 10 час. был Деля­нов, затем Ван­нов­ский и Фре­де­рикс. Зав­тра­кали: Элла, д. Сер­гей и т. Аликс (как все­гда). В 2 1/2 при­нял: Алек­сан­дров­ский Коми­тет о ране­ных, Воен­ный Совет и всех началь­ни­ков глав­ных управ­ле­ний воен. мин. В 3 часа пошел гулять. Выпало много снегу: опять начался сан­ный путь. Каток уже устроен в саду. Поехал с Аликс к Элле; смот­рели раз­ные подроб­но­сти устрой­ства наших ком­нат. Пили у них чай; была тоже малень­кая дочь д. Павла. В 8 час. поехали обе­дать к д. Вла­ди­миру и т. Михень. Оста­ва­лись у них до 10 час.; про­еха­лись в санях по пути домой. Это был наш пер­вый выезд!

4-го декабря. Воскресенье.

После кофе вдвоем отпра­ви­лись в сад. Утро было ясное — 12° морозу. В 11 ч. пошли к обедне и зав­тра­кали с Ксе­нией, Сан­дро и Костей (деж.). Ездили кататься и заехали к т. Евге­нии. Пили чай и сидели у себя внизу до 8. Читать при­шлось очень много, хотя до смерти хоте­лось бы иметь больше сво­бод­ного вре­мени, чтобы его цели­ком посвя­тить моей душке Аликс. Вечер был короткий.

5-го декабря. Понедельник.

Встали рано и в 9 1/2 отпра­ви­лись гулять. По воз­вра­ще­нии домой читать при­шлось много, глав­ное, что одо­ле­вало меня это подпи-сыва­ние ука­зов Сенату о награ­дах к зав­траш­нему дню! С докла­дами при­ез­жали: д. Алек­сей с Чиха­че­вым и Ермо­лов. При­нял гр. Шува­лова, кот. назна­ча­ется на место Гурки * в Вар­шаву. Зав­тра­кали: Чере­вин и Жуков­ский. Катался с милой Аликс. Заехали на чашку чая к д. Сер­гею. Полу­чил пер­вые подарки на име­нины от доро­гой Аликс. Обе­дали со всеми внизу у нас. После этого был облас­кан подар­ками от Мама и братьев.

* Име­ется в виду Гурко И. В.

6-го декабря. Вторник.

Какая раз­ница в празд­но­ва­нии этого дня в про­шлом году и нынеш­нем! В 9 1/2 пошел гулять с Аликс, после чего лезли вся­кие люди и садов­ники с цве­тами и булоч­ники с кала­чами и пр. и т. п. В 11 ч. облекся в стрел­ко­вый Имп. фам. мун­дир и со всем семей­ством отпра­ви­лись в цер­ковь. За обед­ней бед­ной Аликс сде­ла­лось дурно и она вышла. Зав­тра­кали в голу­бой гости­ной. Ката­лись вдвоем — день был довольно ясный. Пили чай у себя и писали ответ­ные теле­граммы. У Аликс раз­бо­ле­лась голова. Обе­дали в 8 ч. и ушли из-за этого рано к себе.

7-го декабря. Среда.

Просну­лись с густым тума­ном на дворе, так что элек­три­че­ство должно было гореть до 10 ч. Доклад был один только — Мура­вьева. При­ни­мал трех послан­ни­ков и затем наверху весь Адми­рал­тейств Совет. Зав­тра­кали: д. Алек­сей и д. Миша. Вози­лись у себя с отправ­ле­нием подар­ков в Англию и в Дарм­штадт к Рож­де­ству. Пошли вто­рично гулять в сад. После чаю писал и читал; Аликс и я оба чув­ство­вали себя неважно. Обе­дали как все­гда в 8 ч.

8-го декабря. Четверг.

После кофе гуляли по обык­но­ве­нию — обо­шли сад два раза. При­ни­мал те же доклады. Днем Аликс писала и мы вме­сте укла­ды­вали подарки для Англии. В 8 час. поехали к обеду к д. Алек­сею; кроме нас у него были: Ксе­ния, Сан­дро, Элла, д. Сер­гей и д. Павел. Обо­шли весь дом сверху, где видели япон­ского гада, до погреба, в кот. пили вен­гер­ское. Вер­ну­лись домой в 10 1/2.

9-го декабря. Пятница.

После про­гулки при­нял Выш­не­град­ского. В 12 1/4 был боль­шой прием пред­став­ля­ю­щихся — также и камер-пажей. После зав­трака была тор­же­ствен­ная ауди­ен­ция пер­сид­скому принцу, кото­рый при­вез от Шаха мне новый орден, а Аликс оже­ре­лье из жем­чу­гов. При­шлось гово­рить через пере­вод­чика, — что напом­нило мне дур­бары у мага­ра­джей в Индии. Поехали в 4 ч. к Косте и Мавре к чаю. По при­езде домой читал до обеда. К нему при­е­хала тетя Михень.

10-го декабря. Суббота.

В 10 ч. при­нял Филип­пова по поводу весьма груст­ного и некра­си­вого дела Кри­во­ше­ина. Пол­часа спу­стя поехал в като­ли­че­скую цер­ковь на отпе­ва­ние тела Мер­дера. Имел доклады: Ван­нов­ского, Дена и Ворон­цова. Зав­тра­кали: Саша Коз[ен] и Митя (деж.). В 3 часа был тор­же­ствен­ный прием фуад-паши, кот. при­вез Аликс и мне новые ордена от сул­тана. Ката­лись вдвоем; погода была хоро­шая. В 5 час. пили у нас чай д. Сер­гей и Элла. Читал без конца губер­на­тор­ские рапорты. Обе­дали в 8 ч.

11-го декабря. Воскресенье.

Утром гуляли вдвоем; погода как будто идет к отте­пели — тепло и дул све­жий ветер с моря. За обед­ней Аликс снова сде­ла­лось дурно и она должна была выйти. Зав­трак она тоже не могла доси­деть до конца. Поле­жав в постели, она встала в 2 ч. и мы пошли наверх к Мама. Про­сти­лись с нею и т. Аликс и отпра­ви­лись в Цар­ское. С каким удо­воль­ствием мы оба уви­дели наши ком­наты! После чаю читал ей. Обе­дали в 8 ч. Аликс легла раньше, т. к. все еще не чув­ство­вала себя хорошо.

12-го декабря. Понедельник.

Заспа­лись очень долго, так что сели за breakfast в 9 1/2. Вышли погу­лять; погода была теп­лая и тихая. В 11 1/2 при­нял Ермо­лова с докла­дом. Зав­тра­кали вдвоем. К сча­стью, Аликс себя чув­ство­вала лучше и бод­рее. В 2 1/2 поехали кататься на сером ино­ходце в моих охот­ни­чьих санях. Пра­вили сами попе­ре­менно. Насла­жда­лись этой про­гул­кой в оди­но­че­стве! После чаю поспал, а затем читал Аликс франц. книгу. Легли спать в свое время в 11 1/2.

13-го декабря. Вторник.

В 10 час. пошли гулять. По воз­вра­ще­нии домой при­нял доклад гр. Пра­та­сова-Бах­ме­тева; много при­шлось про­честь и дру­гих бумаг. Сан­дро был дежур­ный; Ксе­ния тоже при­е­хала с ним. Хорошо позав­тра­кали и пообе­дали вме­сте. В 3 ч. отпра­вился с милой моей Аликс кататься в сан­ках как вчера. Объ­е­хали весь парк и Бабо­лово тоже. Вечер про­вели вчет­ве­ром и разо­шлись рано.

14-го декабря. Среда.

Сего­дня месяц что мы женаты — странно, а я еще едва только начи­наю при­вы­кать к этой мысли. Любовь моя к Аликс про­дол­жает расти! В 10 ч. мы двое, Ксе­ния и Сан­дро отпра­ви­лись пеш­ком к слону. Погода была теп­лая. В 11 час. был у меня Бунге; а затем Мура­вьев. Зав­тра­кали одни и в 2 1/2 поехали в сан­ках с дру­гою лоша­дью по всем пар­кам. Пошел снег, кот. залеп­лял глаза. Много читал. Вечер про­вели по обыкновению.

15-го декабря. Четверг.

Нако­нец уви­дели солнце, кото­рое све­тило ясно, сколько пола­га­ется ему в этом тем­ном месяце. После кофе пошли в Боль­шой дв., кото­рый подробно осмот­рели — соб­ственно верх­ний этаж и ком­наты Алекс [андры] Павл[овны] и Марии Федо­ровны, а также ком­наты Анпапа и Анмама*. Про­гулка в общем вышла поря­доч­ною. При­нял одного только гр. Ворон­цова с докла­дом. Зав­тра­кали в час; много читал и успел все нако­пив­ше­еся окон­чить. В 2 3/4 поехали кататься в Пав­ловск. Голо­ле­дица на доро­гах, т. к. вчера таяло, а сего­дня под­мерзло. После обеда играли в 4 руки.

* Анмама — бабушка, Мария Алек­сан­дровна, жена Алек­сандра II, прин­цесса Гес­сен-Дарм­штадт­ская (1824 — 1880).

16-го декабря. Пятница.

Отлич­ный ясный день. После неболь­шой про­гулки при­нял Витте. В бил­ли­ардн. около ротонды был прием воен­ных. Зав­тра­кали позже обык­но­вен­ного, т. к. я опоз­дал из-за при­ема. Ката­лись по всем пар­кам, также и по полю. Сего­дня читать при­шлось немного; зато про­вел чуд­ный вечер с доро­гой моей Аликс, моей нена­гляд­ной кра­са­ви­цей и душ­кой женой!

17-го декабря. Суббота.

Сде­лавши корот­кую про­гулку вме­сте, при­нял Ван­нов­ского, Побе­до­нос­цева и гр. Ворон­цова. В 12 1/2 поехали встре­чать милую Мама, т. Аликс, Мишу и Ольгу. Зав­тра­кали вме­сте в угло­вой ком­нате. К со жале­нию именно сего­дня погода была отвра­ти­тель­ная: дул силь­ней­ший ветер и шел снег. Поехали вдвоем в наших сан­ках за ними в Боль­шой дво­рец. Там почти ничего не было видно из-за тем­ноты. Пили чай и в 5 ч. про­во­дили Мама на стан­цию. Окон­чил читать Аликс книгу “Les demoiselles de Lire”.

18-го декабря. Воскресенье.

Встали рано и после кофе отпра­ви­лись на Александр[овскую] стан­цию, откуда в 10 час. отбыли в Петер­бург. Пошли с Мама к обедне. Зав­тра­кали одни без т. Аликс, т. к. [она] поехала в свою цер­ковь. Писали Геор­гию и сна­ря­дили к нему фельдъ­егеря. Посе­тили Ксе­нию, она не выхо­дит вслед­ствие чесотки на лице. Пили у них чай с Геор­гием Михай­ло­ви­чем]. Делали то же самое у Мама и в 6 ч. ука­тили к себе в милое Цар­ское. Обе­дали вдвоем. Вече­ром раз­би­рали вещи моей доро­гой жены, при­слан­ные с фельдъ­еге­рем из Дармштадта.

19-го декабря. Понедельник.

После кофе гуляли; за ночь выпал снег, так что сан­ный путь улуч­шился. При­ни­мал доклад д. Алек­сея и Чиха­чева — как раз дело шло о соору­же­ниях в Либаве. Он и Геор­гий (деж.) зав­тра­кали с нами. Ката­лись в Пав­лов­ске в санях. Ходили наверх в наши дет­ские ком­наты, смот­реть вещи Аликс, при­е­хав­шие из Дарм­штадта. Читал. Обе­дали втроем с Геор­гием; сидели в каби­нете Папа и рас­смат­ри­вали его аль­бомы войны 1877 г.

20-го декабря. Вторник.

Про­грамма дня слегка изме­ни­лась тем, что мы после кофе поехали кататься в санях — дорога была вели­ко­леп­ная! Имел только доклад Ван­нов­ского, зато дру­гие при­слали без­жа­лостно много бумаг для про­чте­ния. После зав­трака раз­би­рал свои вещи, при­е­хав­шие из Гат­чине. Ката­лись в Пав­лов­ске. Таяло и было очень тихо. Вечер про­вели как всегда.

27-го декабря. Среда.

Ясное мороз­ное утро. После про­гулки в санях имел доклад Мура­вьева. В 11 1/2 тор­же­ственно при­нял нового австрий­ского посла кн. Лих­тен­штейна — насто­я­щего вели­кана. После меня его при­няла Аликс. Зав­тра­кали: д. Миша и д. Вла­ди­мир. Отпра­ви­лись кататься в 3 ч. и вер­ну­лись домой с тем­но­той. Отби­рали подарки для дядей из вещей с фар­фо­ро­вого и стек­лян­ного заво­дов. После чаю читал Аликс “Tartarin de Tarascon”.

22-го декабря. Четверг.

В 10 1/4 отпра­ви­лись кататься в сан­ках. При­нял: Дур­ново, Дена и гр. Ворон­цова. Бла­го­даря заня­тиям по утрам я не вижу доро­гую Аликс до зав­трака — даже забы­ваю, что женат. Днем снова поехали в Пав­ловск; любо­ва­лись кра­си­вым зака­том солнца. К ночи мороз уве­ли­чился до 8°, уда­лось много почи­тать вслух после чаю.

23-го декабря. Пятница.

В 10 1/2 выехали кататься; мороз кусался за уши. При­нял: Витте, Рен­нен­кампфа и 14 чел. пред­став­ля­ю­щихся. После зав­трака Аликс поси­дела у меня, рас­смат­ри­вали мой огром­ный аль­бом из Гат­чине. Ката­лись в Пав­лов­ске и в послед­ний раз в этом году. Много читал. Обе­дали в 8 ч. и легли пораньше.

24-го декабря. Суббота.

Про­сти­лись с милым Цар­ским на этот год и в 10 ч. уехали в Петер­бург. В 11 1/2 пошли в Анич­кове к вечерне, после кото­рой зав­тра­кали с Мама и т. Аликс. В 2 ч. при­ни­мал Ураль­скую депу­та­цию, при­вез­шую икру. Разо­брав­шись с вещами и подар­ками на Елку, пошел с Аликс в сад. Пили чай наверху и в 6 ч. пошли ко все­нощ­ной. После нее была Елка в голу­би­ной гост. по при­меру давно минув­ших лет! И радостно и грустно — какая пере­мена с про­шлого года: доро­гого Папа нет, Ксе­ния заму­жем, я женат. Милая Мама нас всех по-преж­нему осы­пала подар­ками! В 8 ч. обе­дали. Когда мы с Аликс сошли вниз, мы устро­или друг другу свою Елку!

25-го декабря. Воскресенье.

После кофе еще рас­смат­ри­вали свои подарки под елкой. В 11 час. была обедня с молеб­ном об изгна­нии Гал­лов и две­на­де­сяти язык. Зав­тра­кали с т. Михень, д. Вла­ди­ми­ром, д. Алек­сеем и Митей (деж.) и их* детьми. В 2 1/2 Аликс и я отпра­ви­лись в манеж, где была Елка для кон­воя, свод­ного бата­льона и горо­до­вых, точно так же как это про­ис­хо­дило в Гат­чине! Аликс хорошо справ­ля­лась со своей обя­зан­но­стью! Гуляли с Мама в саду. Пили чай вдвоем. Обе­дали в 8 ч. у Папа в каби­нете и недолго вече­ром оста­ва­лись наверху.

*От слов “и их” про­ве­дена пунк­тир­ная линия к сло­вам “д. Владимиром”.

26-го декабря. Понедельник.

Празд­ники для меня уж отча­сти кон­чи­лись: после утрен­ней про­гулки в 11 ч. при­нял д. Алек­сея с Чиха­че­вым. Затем наверху в баль­ной зале Мама с нами вышла к мит­ро­по­литу, где все про­изо­шло по-преж­нему. После пения Аликс подала Пал­ла­дию закуску, а я рюмку малаги и затем обни­ма­лись с мона­хами. После зав­трака была Елка вто­рой поло­вины кон­воя в манеже; тетя Аликс тоже при­сут­ство­вала. Погу­лявши в саду, вер­ну­лись к чаю домой. Читал.

27-го декабря. Вторник.

Погода стала совсем теп­лая, шел густой снег. После про­гулки при­нял только Ван­нов­ского. Читать при­шлось немного, так что день вышел полу­празд­ни­ком! Днем катался со своей женой. Погу­лял один в саду; пили чай вме­сте. Обе­дали в 8 ч. и затем поехали к Ксе­нии, у кот. сыпь на лице все еще не про­шла. Поси­дев у них с часок, отпра­ви­лись пока­таться. Воз­дух был хорош и осве­жи­те­лен. Были дома в 11 1/4.

28-го декабря. Среда.

Заспа­лись и потому вышли в сад после 10 ч. При­нял Мура­вьева с докла­дом, кн. Я. И. Шахов­ского, Веш­ня­кова и 20 чел. судеб­ного ведом­ства. Зав­тра­кали д. Миша, Ксе­ния и Сан­дро (деж.). Ката­лись с Аликс; снег шел, ско­рее валил хло­пьями, так что лица были совсем мок­рые. Заехали к т. Сани, у кото­рой про­си­дели около часу. Пили чай у себя и читали до обеда. Закуска была по обык­но­ве­нию в 8 1/4 ч.

29-го декабря. Четверг.

Сего­дня встали рано и потому успел, что сле­до­вало окон­чить утром до про­гулки. При­нял Дур­ново, Фре­де­рикса, Рих­тера и Аве­лана. Зав­тра­кал наскоро в 12 1/2, Аликс при­сут­ство­вала. Поехал в Ака­де­мию Наук на годич­ное тор­же­ствен­ное собра­ние. Оно было не зани­ма­тель­ное, но про­дол­жа­лось меньше часа, так что в 2 ч. я был дома. При­нял еще Рен­нен­кампфа. Катался с Аликс. В 4 1/2 нас посе­тила т. Сани. Пили чай одни. Много читал. Обе­дали в 8 ч. с Геор­гием (деж.). Поехал кататься с милой женуш­кой на ост­рова — дое­хали до Стрелки. Вечер был чуд­ный и про­гулка вышла очень при­ят­ная. Вер­ну­лись домой в 11 1/2 час.

30-го декабря. Пятница.

Утром уда­лось погу­лять недолго, т. к. Побе­до­нос­цев хотел меня видеть в 10 ч. При­нял: Витте с докла­дом, а затем 10 воен­ных и 36 моря­ков, пред­став­ля­ю­щихся по слу­чаю полу­че­ния наград. Зав­тра­кали: д. Алек­сей и Костя. При­нял Про­та­сова. В пер­вый раз Аликс и я обно­вили каток. После чаю опять при­шлось много читать, почти до самого обеда. В 10 ч. отпра­ви­лись кататься на ост­рова — ночь была ясная, лун­ная и морозная.

31-го декабря. Суббота.

Мороз уси­лился и дошел до 14°, потом он сдал. Несмотря на это утром все-таки пошли гулять. При­ни­мал: Деля­нова, Ван­нов­ского и бар. Фре­де­рикса. Зав­тра­кал Чере­вин. Не ката­лись по городу и не бегали на конь­ках из-за мороза: гуляли в саду с Мама и тетей Аликс. Пили чай вдвоем. Читал до 7 1/2, когда пошли наверх к молебну. Тяжело было сто­ять в церкви при мысли о той страш­ной пере­мене, кот. слу­чи­лась в этом году. Но упо­вая на Бога, я без страха смотрю на насту­па­ю­щий год — потому что для меня худ­шее слу­чи­лось, именно то, чего я так боялся всю жизнь! Вме­сте с таким непо­пра­ви­мым горем Гос­подь награ­дил меня также и сча­стьем, о каком я не мог даже меч­тать — дав мне Аликс*.

* Далее на 30 стра­ни­цах днев­ника сле­дуют записи сти­хо­тво­ре­нии на англ., франц., нем., русск. язы­ках, сде­лан­ные в основ­ном Алек­сан­дрой Федоровной.