Николай второй как пишется

Nicholas II
Nicholas II in 1912
Emperor of Russia
Reign	1 November 1894[a] – 15 March 1917[b]
Coronation	26 May 1896[c]
Predecessor	Alexander III
Successor	Monarchy abolished
Prime Minister	See list
Born	18 May [O.S. 6 May] 1868 Alexander Palace, Tsarskoye Selo, Russian Empire
Died	17 July 1918 (aged 50) Ipatiev House, Yekaterinburg, Russian SFSR
Burial	17 July 1998 Peter and Paul Cathedral, Saint Petersburg, Russian Federation
Spouse	Alexandra Feodorovna (Alix of Hesse) ​ ​ (m. ; died  )​
Issue	Grand Duchess Olga Grand Duchess Tatiana Grand Duchess Maria Grand Duchess Anastasia Tsesarevich Alexei
Names Nikolai Alexandrovich Romanov
House	Holstein-Gottorp-Romanov
Father	Alexander III of Russia
Mother	Maria Feodorovna (Dagmar of Denmark)
Religion	Russian Orthodox
Signature

Saint Nicholas II of Russia
Saint, Passion-Bearer, Tsar
Venerated in	Eastern Orthodoxy
Canonized	1981 by Russian Orthodox Church Abroad 2000 by the Russian Orthodox Church
Major shrine	Church on Blood, Yekaterinburg, Russia
Feast	17 July

Nicholas II or Nikolai II Alexandrovich Romanov^[d] (18 May [O.S. 6 May] 1868 – 17 July 1918), known in the Russian Orthodox Church as Saint Nicholas the Passion-Bearer,^[e] was the last Emperor of Russia, King of Congress Poland and Grand Duke of Finland, ruling from 1 November 1894 until his abdication on 15 March 1917. During his reign, Nicholas gave support to the economic and political reforms promoted by his prime ministers, Sergei Witte and Pyotr Stolypin. He advocated modernization based on foreign loans and close ties with France, but resisted giving the new parliament (the Duma) major roles.^[1][2] Ultimately, progress was undermined by Nicholas’s commitment to autocratic rule,^[2][3] strong aristocratic opposition and defeats sustained by the Russian military in the Russo-Japanese War and World War I.^[4][5][6] By March 1917, public support for Nicholas had collapsed and he was forced to abdicate the throne, thereby ending the Romanov dynasty’s 304-year rule of Russia (1613–1917).

Nicholas signed the Anglo-Russian Convention of 1907, which was designed to counter Germany’s attempts to gain influence in the Middle East; it ended the Great Game of confrontation between Russia and the British Empire. He aimed to strengthen the Franco-Russian Alliance and proposed the unsuccessful Hague Convention of 1899 to promote disarmament and solve international disputes peacefully.^[7] Domestically, he was criticised for his government’s repression of political opponents and his perceived fault or inaction during the Khodynka Tragedy, anti-Jewish pogroms, Bloody Sunday and the violent suppression of the 1905 Russian Revolution. His popularity was further damaged by the Russo-Japanese War, which saw the Russian Baltic Fleet annihilated at the Battle of Tsushima, together with the loss of Russian influence over Manchuria and Korea and the Japanese annexation of the south of Sakhalin Island.^[8]

During the July Crisis, Nicholas supported Serbia and approved the mobilization of the Russian Army on 30 July 1914. In response, Germany declared war on Russia on 1 August 1914 and its ally France on 3 August 1914,^[9] starting the Great War, later known as the First World War. The severe military losses led to a collapse of morale at the front and at home; a general strike and a mutiny of the garrison in Petrograd sparked the February Revolution and the disintegration of the monarchy’s authority. After abdicating for himself and his son, Nicholas and his family were imprisoned by the Russian Provisional Government and exiled to Siberia. After the Bolsheviks took power in the October Revolution, the family was held in Yekaterinburg, where they were executed on 17 July 1918.^[5][6]

In 1981, Nicholas, his wife, and their children were recognized as martyrs by the Russian Orthodox Church Outside Russia, based in New York City.^[10] Their gravesite was discovered in 1979, but this was not acknowledged until 1989. After the fall of the Soviet Union, the remains of the imperial family were exhumed, identified by DNA analysis, and re-interred with an elaborate state and church ceremony in St. Petersburg on 17 July 1998, exactly 80 years after their deaths. They were canonized in 2000 by the Russian Orthodox Church as passion bearers.^[11] In the years following his death, Nicholas was reviled by Soviet historians and state propaganda as a «callous tyrant» who «persecuted his own people while sending countless soldiers to their deaths in pointless conflicts».^[12] Despite being viewed more positively in recent years, the majority view among historians is that Nicholas was a well-intentioned yet poor ruler who proved incapable of handling the challenges facing his nation.^{[13][14][15][16]}

Early life

Birth and family background

Grand Duke Nicholas was born on 18 May [O.S. 6 May] 1868, in the Alexander Palace in Tsarskoye Selo south of Saint Petersburg, during the reign of his grandfather Emperor Alexander II. He was the eldest child of then-Tsesarevich Alexander Alexandrovich and his wife, Tsesarevna Maria Feodorovna (née Princess Dagmar of Denmark). Grand Duke Nicholas’ father was heir apparent to the Russian throne as the second but eldest surviving son of Emperor Alexander II of Russia. His paternal grandparents were Emperor Alexander II and Empress Maria Alexandrovna (née Princess Marie of Hesse and by Rhine). His maternal grandparents were King Christian IX and Queen Louise of Denmark.

The young grand duke was christened in the Chapel of the Resurrection of the Catherine Palace at Tsarskoye Selo on 1 June [O.S. 20 May] 1868 by the confessor of the imperial family, protopresbyter Vasily Borisovich Bazhanov. His godparents were Emperor Alexander II (his paternal grandfather), Queen Louise of Denmark (his maternal grandmother), Crown Prince Frederick of Denmark (his maternal uncle), and Grand Duchess Elena Pavlovna (his great great-aunt).^[17] The boy received the traditional Romanov name Nicholas and was named in memory of his father’s older brother and mother’s first fiancé, Tsesarevich Nicholas Alexandrovich of Russia, who had died young in 1865.^[18] Informally, he was known as «Nikki» throughout his life.

Nicholas was of primarily German and Danish descent, his last ethnically Russian ancestor being Grand Duchess Anna Petrovna of Russia (1708–1728), daughter of Peter the Great. On the other hand, Nicholas was related to several monarchs in Europe. His mother’s siblings included Kings Frederick VIII of Denmark and George I of Greece, as well as the United Kingdom’s Queen Alexandra (consort of King Edward VII). Nicholas, his wife Alexandra, and German emperor Wilhelm II were all first cousins of King George V of the United Kingdom. Nicholas was also a first cousin of both King Haakon VII and Queen Maud of Norway, as well as King Christian X of Denmark and King Constantine I of Greece. Nicholas and Wilhelm II were in turn second cousins once-removed, as each descended from King Frederick William III of Prussia, as well as third cousins, as they were both great-great-grandsons of Tsar Paul I of Russia. In addition to being second cousins through descent from Louis II, Grand Duke of Hesse and his wife Princess Wilhelmine of Baden, Nicholas and Alexandra were also third cousins once-removed, as they were both descendants of King Frederick William II of Prussia.

Tsar Nicholas II was the first cousin once-removed of Grand Duke Nicholas Nikolaevich. To distinguish between them, the Grand Duke was often known within the imperial family as «Nikolasha» and «Nicholas the Tall», while the Tsar was «Nicholas the Short».

Childhood

Grand Duke Nicholas was to have five younger siblings: Alexander (1869–1870), George (1871–1899), Xenia (1875–1960), Michael (1878–1918) and Olga (1882–1960). Nicholas often referred to his father nostalgically in letters after Alexander’s death in 1894. He was also very close to his mother, as revealed in their published letters to each other.^[19]
In his childhood, Nicholas, his parents and siblings made annual visits to the Danish royal palaces of Fredensborg and Bernstorff to visit his grandparents, the king and queen. The visits also served as family reunions, as his mother’s siblings would also come from the United Kingdom, Germany and Greece with their respective families.^[20] It was there in 1883, that he had a flirtation with one of his British first cousins, Princess Victoria. In 1873, Nicholas also accompanied his parents and younger brother, two-year-old George, on a two-month, semi-official visit to the United Kingdom.^[21] In London, Nicholas and his family stayed at Marlborough House, as guests of his «Uncle Bertie» and «Aunt Alix», the Prince and Princess of Wales, where he was spoiled by his uncle.^[22]

Tsesarevich

On 1 March 1881,^[23] following the assassination of his grandfather, Tsar Alexander II, Nicholas became heir apparent upon his father’s accession as Alexander III. Nicholas and his other family members bore witness to Alexander II’s death, having been present at the Winter Palace in Saint Petersburg, where he was brought after the attack.^[24] For security reasons, the new Tsar and his family relocated their primary residence to the Gatchina Palace outside the city, only entering the capital for various ceremonial functions. On such occasions, Alexander III and his family occupied the nearby Anichkov Palace.

In 1884, Nicholas’s coming-of-age ceremony was held at the Winter Palace, where he pledged his loyalty to his father. Later that year, Nicholas’s uncle, Grand Duke Sergei Alexandrovich, married Princess Elizabeth, daughter of Louis IV, Grand Duke of Hesse and his late wife Princess Alice of the United Kingdom (who had died in 1878), and a granddaughter of Queen Victoria. At the wedding in St. Petersburg, the sixteen-year-old Tsesarevich met with and admired the bride’s youngest surviving sister, twelve-year-old Princess Alix. Those feelings of admiration blossomed into love following her visit to St. Petersburg five years later in 1889. Alix had feelings for him in turn. As a devout Lutheran, she was initially reluctant to convert to Russian Orthodoxy to marry Nicholas, but later relented.^[25]

In 1890 Nicholas, his younger brother George, and their cousin Prince George of Greece, set out on a world tour, although Grand Duke George fell ill and was sent home partway through the trip. Nicholas visited Egypt, India, Singapore, and Siam (Thailand), receiving honors as a distinguished guest in each country. During his trip through Japan, Nicholas had a large dragon tattooed on his right forearm by Japanese tattoo artist Hori Chyo.^[26] His cousin George V of the United Kingdom had also received a dragon tattoo from Hori in Yokohama years before. It was during his visit to Otsu, that Tsuda Sanzō, one of his escorting policemen, swung at the Tsesarevich’s face with a sabre, an event known as the Ōtsu incident. Nicholas was left with a 9 centimeter long scar on the right side of his forehead, but his wound was not life-threatening. The incident cut his trip short.^[27] Returning overland to St. Petersburg, he was present at the ceremonies in Vladivostok commemorating the beginning of work on the Trans-Siberian Railway. In 1893, Nicholas traveled to London on behalf of his parents to be present at the wedding of his cousin the Duke of York to Princess Mary of Teck. Queen Victoria was struck by the physical resemblance between the two cousins, and their appearances confused some at the wedding. During this time, Nicholas had an affair with St. Petersburg ballerina Mathilde Kschessinska.^[28]

Though Nicholas was heir-apparent to the throne, his father failed to prepare him for his future role as Tsar. He attended meetings of the State Council; however, as his father was only in his forties, it was expected that it would be many years before Nicholas succeeded to the throne.^[29] Sergei Witte, Russia’s finance minister, saw things differently and suggested to the Tsar that Nicholas be appointed to the Siberian Railway Committee.^[30] Alexander argued that Nicholas was not mature enough to take on serious responsibilities, having once stated «Nikki is a good boy, but he has a poet’s soul…God help him!» Witte stated that if Nicholas was not introduced to state affairs, he would never be ready to understand them.^[30] Alexander’s assumptions that he would live a long life and had years to prepare Nicholas for becoming Tsar proved wrong, as by 1894, Alexander’s health was failing.^[31]

Engagement and marriage

In April 1894, Nicholas joined his Uncle Sergei and Aunt Elizabeth on a journey to Coburg, Germany, for the wedding of Elizabeth’s and Alix’s brother, Ernest Louis, Grand Duke of Hesse, to their mutual first cousin Princess Victoria Melita of Saxe-Coburg and Gotha. Other guests included Queen Victoria, Kaiser Wilhelm II, the Empress Frederick (Kaiser Wilhelm’s mother and Queen Victoria’s eldest daughter), Nicholas’s uncle, the Prince of Wales, and the bride’s parents, the Duke and Duchess of Saxe-Coburg and Gotha.

Once in Coburg Nicholas proposed to Alix, but she rejected his proposal, being reluctant to convert to Orthodoxy. But the Kaiser later informed her she had a duty to marry Nicholas and to convert, as her sister Elizabeth had done in 1892. Thus once she changed her mind, Nicholas and Alix became officially engaged on 20 April 1894. Nicholas’s parents initially hesitated to give the engagement their blessing, as Alix had made poor impressions during her visits to Russia. They gave their consent only when they saw Tsar Alexander’s health deteriorating.

That summer, Nicholas travelled to England to visit both Alix and the Queen. The visit coincided with the birth of the Duke and Duchess of York’s first child, the future King Edward VIII. Along with being present at the christening, Nicholas and Alix were listed among the child’s godparents.^[32] After several weeks in England, Nicholas returned home for the wedding of his sister, Xenia, to a cousin, Grand Duke Alexander Mikhailovich («Sandro»).^[33]

By that autumn, Alexander III lay dying. Upon learning that he would live only a fortnight, the Tsar had Nicholas summon Alix to the imperial palace at Livadia.^[34] Alix arrived on 22 October; the Tsar insisted on receiving her in full uniform. From his deathbed, he told his son to heed the advice of Witte, his most capable minister. Ten days later, Alexander III died at the age of forty-nine, leaving twenty-six-year-old Nicholas as Emperor of Russia. That evening, Nicholas was consecrated by his father’s priest as Tsar Nicholas II and, the following day, Alix was received into the Russian Orthodox Church, taking the name Alexandra Feodorovna with the title of Grand Duchess and the style of Imperial Highness.^[35]

Nicholas may have felt unprepared for the duties of the crown, for he asked his cousin and brother-in-law, Grand Duke Alexander,^[36] «What is going to happen to me and all of Russia?»^[37] Though perhaps under-prepared and unskilled, Nicholas was not altogether untrained for his duties as Tsar. Nicholas chose to maintain the conservative policies favoured by his father throughout his reign. While Alexander III had concentrated on the formulation of general policy, Nicholas devoted much more attention to the details of administration.^[38]

Leaving Livadia on 7 November, Tsar Alexander’s funeral procession—which included Nicholas’s maternal aunt through marriage and paternal first cousin once removed Queen Olga of Greece, and the Prince and Princess of Wales—arrived in Moscow. After lying in state in the Kremlin, the body of the Tsar was taken to St. Petersburg, where the funeral was held on 19 November.^[39]

Nicholas and Alix’s wedding was originally scheduled for the spring of 1895, but it was moved forward at Nicholas’s insistence. Staggering under the weight of his new office, he had no intention of allowing the one person who gave him confidence to leave his side.^[40] Instead, Nicholas’s wedding to Alix took place on 26 November 1894, which was the birthday of the Dowager Empress Marie Feodorovna, and court mourning could be slightly relaxed. Alexandra wore the traditional dress of Romanov brides, and Nicholas a hussar’s uniform. Nicholas and Alexandra, each holding a lit candle, faced the palace priest and were married a few minutes before one in the afternoon.^[41]

Accession and reign

Coronation

Despite a visit to the United Kingdom in 1893, where he observed the House of Commons in debate and was seemingly impressed by the machinery of constitutional monarchy, Nicholas turned his back on any notion of giving away any power to elected representatives in Russia. Shortly after he came to the throne, a deputation of peasants and workers from various towns’ local assemblies (zemstvos) came to the Winter Palace proposing court reforms, such as the adoption of a constitutional monarchy,^[42] and reform that would improve the political and economic life of the peasantry, in the Tver Address.^[43][44]

Although the addresses they had sent in beforehand were couched in mild and loyal terms, Nicholas was angry and ignored advice from an Imperial Family Council by saying to them:

… it has come to my knowledge that during the last months there have been heard in some assemblies of the zemstvos the voices of those who have indulged in a senseless dream that the zemstvos be called upon to participate in the government of the country. I want everyone to know that I will devote all my strength to maintain, for the good of the whole nation, the principle of absolute autocracy, as firmly and as strongly as did my late lamented father.^[45]

On 26 May 1896, Nicholas’s formal coronation as Tsar was held in Uspensky Cathedral located within the Kremlin.^[46]

In a celebration on 27 May 1896, a large festival with food, free beer and souvenir cups was held in Khodynka Field outside Moscow. Khodynka was chosen as the location as it was the only place near Moscow large enough to hold all of the Moscow citizens.^[47] Khodynka was primarily used as a military training ground and the field was uneven with trenches. Before the food and drink was handed out, rumours spread that there would not be enough for everyone. As a result, the crowd rushed to get their share and individuals were tripped and trampled upon, suffocating in the dirt of the field.^[48] Of the approximate 100,000 in attendance, it is estimated that 1,389 individuals died^[46] and roughly 1,300 were injured.^[47] The Khodynka Tragedy was seen as an ill omen and Nicholas found gaining popular trust difficult from the beginning of his reign. The French ambassador’s gala was planned for that night. The Tsar wanted to stay in his chambers and pray for the lives lost, but his uncles believed that his absence at the ball would strain relations with France, particularly the 1894 Franco-Russian Alliance. Thus Nicholas attended the party; as a result the mourning populace saw Nicholas as frivolous and uncaring.

During the autumn after the coronation, Nicholas and Alexandra made a tour of Europe. After making visits to the emperor and empress of Austria-Hungary, the Kaiser of Germany, and Nicholas’s Danish grandparents and relatives, Nicholas and Alexandra took possession of their new yacht, the Standart, which had been built in Denmark.^[49] From there, they made a journey to Scotland to spend some time with Queen Victoria at Balmoral Castle. While Alexandra enjoyed her reunion with her grandmother, Nicholas complained in a letter to his mother about being forced to go shooting with his uncle, the Prince of Wales, in bad weather, and was suffering from a bad toothache.^[50]

The first years of his reign saw little more than continuation and development of the policy pursued by Alexander III. Nicholas allotted money for the All-Russia exhibition of 1896. In 1897 restoration of gold standard by Sergei Witte, Minister of Finance, completed the series of financial reforms, initiated fifteen years earlier. By 1902 the Trans-Siberian Railway was nearing completion; this helped the Russians trade in the Far East but the railway still required huge amounts of work.

Ecclesiastical affairs

Nicholas always believed God chose him to be the tsar and therefore the decisions of the tsar reflected the will of God and could not be disputed. He was convinced that the simple people of Russia understood this and loved him, as demonstrated by the display of affection he perceived when he made public appearances. His old-fashioned belief made for a very stubborn ruler who rejected constitutional limitations on his power. It put the tsar at variance with the emerging political consensus among the Russian elite. It was further belied by the subordinate position of the Church in the bureaucracy. The result was a new distrust between the tsar and the church hierarchy and between those hierarchs and the people. Thereby the tsar’s base of support was conflicted.^[51]

In 1903, Nicholas threw himself into an ecclesiastical crisis regarding the canonisation of Seraphim of Sarov. The previous year, it had been suggested that if he were canonised, the imperial couple would beget a son and heir to throne. While Alexandra demanded in July 1902 that Seraphim be canonised in less than a week, Nicholas demanded that he be canonised within a year. Despite a public outcry, the Church bowed to the intense imperial pressure, declaring Seraphim worthy of canonisation in January 1903. That summer, the imperial family travelled to Sarov for the canonisation.^[52]

Initiatives in foreign affairs

According to his biographer:

His tolerance if not preference for charlatans and adventurers extended to grave matters of external policy, and his vacillating conduct and erratic decisions aroused misgivings and occasional alarm among his more conventional advisers. The foreign ministry itself was not a bastion of diplomatic expertise. Patronage and «connections» were the keys to appointment and promotion.^[53]

Emperor Franz Joseph of Austria-Hungary paid a state visit in April 1897 that was a success. It produced a «gentlemen’s agreement» to keep the status quo in the Balkans, and a somewhat similar commitment became applicable to Constantinople and the Straits. The result was years of peace that allowed for rapid economic growth.^[54]

Nicholas followed the policies of his father, strengthening the Franco-Russian Alliance and pursuing a policy of general European pacification, which culminated in the famous Hague peace conference. This conference, suggested and promoted by Nicholas II, was convened with the view of terminating the arms race, and setting up machinery for the peaceful settlement of international disputes. The results of the conference were less than expected due to the mutual distrust existing between great powers. Nevertheless, the Hague conventions were among the first formal statements of the laws of war.^[55][56] Nicholas II became the hero of the dedicated disciples of peace. In 1901 he and the Russian diplomat Friedrich Martens were nominated for the Nobel Peace Prize for the initiative to convene the Hague Peace Conference and contributing to its implementation.^[57] However historian Dan L. Morrill states that «most scholars» agree that the invitation was «conceived in fear, brought forth in deceit, and swaddled in humanitarian ideals…Not from humanitarianism, not from love for mankind.»^[58]

Russo-Japanese War

A clash between Russia and the Empire of Japan was almost inevitable by the turn of the 20th century. Russia had expanded in the Far East, and the growth of its settlement and territorial ambitions, as its southward path to the Balkans was frustrated, conflicted with Japan’s own territorial ambitions on the Asian mainland. Nicholas pursued an aggressive foreign policy with regards to Manchuria and Korea, and strongly supported the scheme for timber concessions in these areas as developed by the Bezobrazov group.^[59][60]

Before the war in 1901, Nicholas told Prince Henry of Prussia «I do not want to seize Korea but under no circumstances can I allow Japan to become firmly established there. That will be a casus belli.»^[61]

War began in February 1904 with a preemptive Japanese attack on the Russian fleet in Port Arthur, prior to a formal declaration of war.^[59]

With the Russian Far East fleet trapped at Port Arthur, the only other Russian Fleet was the Baltic Fleet; it was half a world away, but the decision was made to send the fleet on a nine-month voyage to the East. The United Kingdom would not allow the Russian navy to use the Suez Canal, due to its alliance with the Empire of Japan, and due to the Dogger Bank incident where the Baltic Fleet mistakenly fired on British fishing boats in the North Sea. The Baltic Fleet traversed the world to lift the blockade on Port Arthur, but after many misadventures on the way, was nearly annihilated by the Japanese in the Battle of the Tsushima Strait.^[59] On land the Imperial Russian Army experienced logistical problems. While commands and supplies came from St. Petersburg, combat took place in east Asian ports with only the Trans-Siberian Railway for transport of supplies as well as troops both ways.^[59] The 9,200-kilometre (5,700 mi) rail line between St. Petersburg and Port Arthur was single-track, with no track around Lake Baikal, allowing only gradual build-up of the forces on the front. Besieged Port Arthur fell to the Japanese, after nine months of resistance.^[59]

As Russia faced imminent defeat by the Japanese, the call for peace grew. Nicholas’s mother, as well as his cousin Emperor Wilhelm II, urged Nicholas to negotiate for peace. Despite the efforts, Nicholas remained evasive, sending a telegram to the Kaiser on 10 October that it was his intent to keep on fighting until the Japanese were driven from Manchuria.^[59] It was not until 27–28 May 1905 and the annihilation of the Russian fleet by the Japanese, that Nicholas finally decided to sue for peace.^[62] Nicholas II accepted American mediation, appointing Sergei Witte chief plenipotentiary for the peace talks. The war was ended by the signing of the Treaty of Portsmouth.^[59]

Tsar’s confidence in victory

Nicholas’s stance on the war was so at variance with the obvious facts that many observers were baffled. He saw the war as an easy God-given victory that would raise Russian morale and patriotism. He ignored the financial repercussions of a long-distance war.^[63] Rotem Kowner argues that during his visit to Japan in 1891, where Nicholas was attacked by a Japanese policeman, he regarded the Japanese as small of stature, feminine, weak, and inferior. He ignored reports of the prowess of Japanese soldiers in the Sino-Japanese War (1894–95) and reports on the capabilities of the Japanese fleet, as well as negative reports on the lack of readiness of Russian forces.^[27]

Before the Japanese attack on Port Arthur, Nicholas held firm to the belief that there would be no war. Despite the onset of the war and the many defeats Russia suffered, Nicholas still believed in, and expected, a final victory, maintaining an image of the racial inferiority and military weakness of the Japanese.^[64] Throughout the war, the tsar demonstrated total confidence in Russia’s ultimate triumph. His advisors never gave him a clear picture of Russia’s weaknesses. Despite the continuous military disasters Nicholas believed victory was near at hand. Losing his navy at Tsushima finally persuaded him to agree to peace negotiations. Even then he insisted on the option of reopening hostilities if peace conditions were unfavorable. He forbade his chief negotiator Count Witte to agree to either indemnity payments or loss of territory. Nicholas remained adamantly opposed to any concessions. Peace was made, but Witte did so by disobeying the tsar and ceding southern Sakhalin to Japan.^{[60][better source needed]}

Anti-Jewish pogroms of 1903–1906

The Kishinev newspaper Bessarabets, which published anti-Semitic materials, received funds from Viacheslav Plehve, Minister of the Interior.^[65] These publications served to fuel the Kishinev pogrom (rioting). The government of Nicholas II formally condemned the rioting and dismissed the regional governor, with the perpetrators arrested and punished by the court.^[66] Leadership of the Russian Orthodox Church also condemned anti-Semitic pogroms. Appeals to the faithful condemning the pogroms were read publicly in all churches of Russia.^[67] In private Nicholas expressed his admiration for the mobs, viewing anti-Semitism as a useful tool for unifying the people behind the government;^[68] however in 1911, following the assassination of Pyotr Stolypin by the Jewish revolutionary Dmitry Bogrov, he approved of government efforts to prevent anti-Semitic pogroms.^[69]

Bloody Sunday (1905)

A few days prior to Bloody Sunday (9 (22) January 1905), priest and labor leader Georgy Gapon informed the government of the forthcoming procession to the Winter Palace to hand a workers’ petition to the Tsar. On Saturday, 8 (21) January, the ministers convened to consider the situation. There was never any thought that the Tsar, who had left the capital for Tsarskoye Selo on the advice of the ministers, would actually meet Gapon; the suggestion that some other member of the imperial family receive the petition was rejected.^[70]

Finally informed by the Prefect of Police that he lacked the men to pluck Gapon from among his followers and place him under arrest, the newly appointed Minister of the Interior, Prince Sviatopolk-Mirsky, and his colleagues decided to bring additional troops to reinforce the city. That evening Nicholas wrote in his diary, «Troops have been brought from the outskirts to reinforce the garrison. Up to now the workers have been calm. Their number is estimated at 120,000. At the head of their union is a kind of socialist priest named Gapon. Mirsky came this evening to present his report on the measures taken.»^[70]

On Sunday, 9 (22) January 1905, Gapon began his march. Locking arms, the workers marched peacefully through the streets. Some carried religious icons and banners, as well as national flags and portraits of the Tsar. As they walked, they sang hymns and God Save The Tsar. At 2 pm all of the converging processions were scheduled to arrive at the Winter Palace. There was no single confrontation with the troops. Throughout the city, at bridges on strategic boulevards, the marchers found their way blocked by lines of infantry, backed by Cossacks and Hussars; and the soldiers opened fire on the crowd.^[71]

The official number of victims was 92 dead and several hundred wounded. Gapon vanished and the other leaders of the march were seized. Expelled from the capital, they circulated through the empire, increasing the casualties. As bullets riddled their icons, their banners and their portraits of Nicholas, the people shrieked, «The Tsar will not help us!»^[71] Outside Russia, the future British Labour Prime Minister Ramsay MacDonald attacked the Tsar, calling him a «blood-stained creature and a common murderer».^[72]

That evening Nicholas wrote in his diary:

Difficult day! In St. Petersburg there were serious disturbances due to the desire of workers to get to the Winter Palace. The troops had to shoot in different places of the city, there were many dead and wounded. Lord, how painful and bad!^[72][73]

His younger sister, Grand Duchess Olga Alexandrovna, wrote afterwards:

Nicky had the police report a few days before. That Saturday he telephoned my mother at the Anitchkov and said that she and I were to leave for Gatchina at once. He and Alicky went to Tsarskoye Selo. Insofar as I remember, my Uncles Vladimir and Nicholas were the only members of the family left in St. Petersburg, but there may have been others. I felt at the time that all those arrangements were hideously wrong. Nicky’s ministers and the Chief of Police had it all their way. My mother and I wanted him to stay in St. Petersburg and to face the crowd. I am positive that, for all the ugly mood of some of the workmen, Nicky’s appearance would have calmed them. They would have presented their petition and gone back to their homes. But that wretched Epiphany incident had left all the senior officials in a state of panic. They kept on telling Nicky that he had no right to run such a risk, that he owed it to the country to leave the capital, that even with the utmost precautions taken there might always be some loophole left. My mother and I did all we could to persuade him that the ministers’ advice was wrong, but Nicky preferred to follow it and he was the first to repent when he heard of the tragic outcome.^[74]

From his hiding place Gapon issued a letter, stating «Nicholas Romanov, formerly Tsar and at present soul-murderer of the Russian empire. The innocent blood of workers, their wives and children lies forever between you and the Russian people … May all the blood which must be spilled fall upon you, you Hangman. I call upon all the socialist parties of Russia to come to an immediate agreement among themselves and bring an armed uprising against Tsarism.»^[72]

1905 Revolution

Confronted with growing opposition and after consulting with Witte and Prince Sviatopolk-Mirsky, the Tsar issued a reform ukase on 25 December 1904 with vague promises.^[75]
In hopes of cutting the rebellion short, many demonstrators were shot on Bloody Sunday (1905) as they tried to march to the Winter Palace in St. Petersburg. Dmitri Feodorovich Trepov was ordered to take drastic measures to stop the revolutionary activity. Grand Duke Sergei was killed in February by a revolutionary’s bomb in Moscow as he left the Kremlin. On 3 March the Tsar condemned the revolutionaries. Meanwhile, Witte recommended that a manifesto be issued.^[76] Schemes of reform would be elaborated by Goremykin and a committee consisting of elected representatives of the zemstvos and municipal councils under the presidency of Witte. In June the battleship Potemkin, part of the Black Sea Fleet, mutinied.

Around August/September, after his diplomatic success on ending the Russo-Japanese War, Witte wrote to the Tsar stressing the urgent need for political reforms at home. The Tsar remained quite impassive and indulgent; he spent most of that autumn hunting.^[77] With the defeat of Russia by a non-Western power, the prestige and authority of the autocratic regime fell significantly.^[78] Tsar Nicholas II, taken by surprise by the events, reacted with anger and bewilderment. He wrote to his mother after months of disorder:

It makes me sick to read the news! Nothing but strikes in schools and factories, murdered policemen, Cossacks and soldiers, riots, disorder, mutinies. But the ministers, instead of acting with quick decision, only assemble in council like a lot of frightened hens and cackle about providing united ministerial action… ominous quiet days began, quiet indeed because there was complete order in the streets, but at the same time everybody knew that something was going to happen — the troops were waiting for the signal, but the other side would not begin. One had the same feeling, as before a thunderstorm in summer! Everybody was on edge and extremely nervous and of course, that sort of strain could not go on for long…. We are in the midst of a revolution with an administrative apparatus entirely disorganized, and in this lies the main danger.^[79]

In October a railway strike developed into a general strike which paralysed the country. In a city without electricity, Witte told Nicholas II «that the country was at the verge of a cataclysmic revolution».^[80] The Tsar accepted the draft, hurriedly outlined by Aleksei D. Obolensky.^[81][82] The Emperor and Autocrat of All the Russias was forced to sign the October Manifesto agreeing to the establishment of the Imperial Duma, and to give up part of his unlimited autocracy. The freedom of religion clause outraged the Church because it allowed people to switch to evangelical Protestantism, which they denounced as heresy.^[83]

For the next six months, Witte was the Prime Minister. According to Harold Williams: «That government was almost paralyzed from the beginning.» On 26 October (O.S.) the Tsar appointed Trepov Master of the Palace (without consulting Witte), and had daily contact with the Emperor; his influence at court was paramount. On 1 November 1905 (O.S.), Princess Milica of Montenegro presented Grigori Rasputin to Tsar Nicholas and his wife (who by then had a hemophiliac son) at Peterhof Palace.^[84]

Relationship with the Duma

Under pressure from the attempted 1905 Russian Revolution, on 5 August of that year Nicholas II issued a manifesto about the convocation of the State Duma, known as the Bulygin Duma, initially thought to be an advisory organ. In the October Manifesto, the Tsar pledged to introduce basic civil liberties, provide for broad participation in the State Duma, and endow the Duma with legislative and oversight powers. He was determined, however, to preserve his autocracy even in the context of reform. This was signalled in the text of the 1906 constitution. He was described as the supreme autocrat, and retained sweeping executive powers, also in church affairs. His cabinet ministers were not allowed to interfere with nor assist one another; they were responsible only to him.

Nicholas’s relations with the Duma were poor. The First Duma, with a majority of Kadets, almost immediately came into conflict with him. Scarcely had the 524 members sat down at the Tauride Palace when they formulated an ‘Address to the Throne’. It demanded universal suffrage, radical land reform, the release of all political prisoners and the dismissal of ministers appointed by the Tsar in favour of ministers acceptable to the Duma.^[85] Grand Duchess Olga, Nicholas’s sister, later wrote:

There was such gloom at Tsarskoye Selo. I did not understand anything about politics. I just felt everything was going wrong with the country and all of us. The October Constitution did not seem to satisfy anyone. I went with my mother to the first Duma. I remember the large group of deputies from among peasants and factory people. The peasants looked sullen. But the workmen were worse: they looked as though they hated us. I remember the distress in Alicky’s eyes.^[74]

Minister of the Court Count Vladimir Frederiks commented, «The Deputies, they give one the impression of a gang of criminals who are only waiting for the signal to throw themselves upon the ministers and cut their throats. I will never again set foot among those people.»^[86] The Dowager Empress noticed «incomprehensible hatred.»^[86]

Although Nicholas initially had a good relationship with his prime minister, Sergei Witte, Alexandra distrusted him as he had instigated an investigation of Grigori Rasputin and, as the political situation deteriorated, Nicholas dissolved the Duma. The Duma was populated with radicals, many of whom wished to push through legislation that would abolish private property ownership, among other things. Witte, unable to grasp the seemingly insurmountable problems of reforming Russia and the monarchy, wrote to Nicholas on 14 April 1906 resigning his office (however, other accounts have said that Witte was forced to resign by the Emperor). Nicholas was not ungracious to Witte and an Imperial Rescript was published on 22 April creating Witte a Knight of the Order of Saint Alexander Nevsky with diamonds (the last two words were written in the Emperor’s own hand, followed by «I remain unalterably well-disposed to you and sincerely grateful, for ever more Nicholas.»).

A second Duma met for the first time in February 1907. The leftist parties—including the Social Democrats and the Social Revolutionaries, who had boycotted the First Duma—had won 200 seats in the Second, more than a third of the membership. Again Nicholas waited impatiently to rid himself of the Duma. In two letters to his mother he let his bitterness flow:

A grotesque deputation is coming from England to see liberal members of the Duma. Uncle Bertie informed us that they were very sorry but were unable to take action to stop their coming. Their famous «liberty», of course. How angry they would be if a deputation went from us to the Irish to wish them success in their struggle against their government.^[87]

A little while later he further wrote:

All would be well if everything said in the Duma remained within its walls. Every word spoken, however, comes out in the next day’s papers which are avidly read by everyone. In many places the populace is getting restive again. They begin to talk about land once more and are waiting to see what the Duma is going to say on the question. I am getting telegrams from everywhere, petitioning me to order a dissolution, but it is too early for that. One has to let them do something manifestly stupid or mean and then — slap! And they are gone!^[88]

After the Second Duma resulted in similar problems, the new prime minister Pyotr Stolypin (whom Witte described as «reactionary») unilaterally dissolved it, and changed the electoral laws to allow for future Dumas to have a more conservative content, and to be dominated by the liberal-conservative Octobrist Party of Alexander Guchkov. Stolypin, a skilful politician, had ambitious plans for reform. These included making loans available to the lower classes to enable them to buy land, with the intent of forming a farming class loyal to the crown. Nevertheless, when the Duma remained hostile, Stolypin had no qualms about invoking Article 87 of the Fundamental Laws, which empowered the Tsar to issue ‘urgent and extraordinary’ emergency decrees ‘during the recess of the State Duma’. Stolypin’s most famous legislative act, the change in peasant land tenure, was promulgated under Article 87.^[88]

The third Duma remained an independent body. This time the members proceeded cautiously. Instead of hurling themselves at the government, opposing parties within the Duma worked to develop the body as a whole. In the classic manner of the British Parliament, the Duma reached for power grasping for the national purse strings. The Duma had the right to question ministers behind closed doors as to their proposed expenditures. These sessions, endorsed by Stolypin, were educational for both sides, and, in time, mutual antagonism was replaced by mutual respect. Even the sensitive area of military expenditure, where the October Manifesto clearly had reserved decisions to the throne, a Duma commission began to operate. Composed of aggressive patriots no less anxious than Nicholas to restore the fallen honour of Russian arms, the Duma commission frequently recommended expenditures even larger than those proposed.

With the passage of time, Nicholas also began to have confidence in the Duma. «This Duma cannot be reproached with an attempt to seize power and there is no need at all to quarrel with it,» he said to Stolypin in 1909.^[89] Nevertheless, Stolypin’s plans were undercut by conservatives at court. Although the tsar at first supported him, he finally sided with the arch critics.^[90] Reactionaries such as Prince Vladimir Nikolayevich Orlov never tired of telling the tsar that the very existence of the Duma was a blot on the autocracy. Stolypin, they whispered, was a traitor and secret revolutionary who was conniving with the Duma to steal the prerogatives assigned the Tsar by God. Witte also engaged in constant intrigue against Stolypin. Although Stolypin had had nothing to do with Witte’s fall, Witte blamed him. Stolypin had unwittingly angered the Tsaritsa. He had ordered an investigation into Rasputin and presented it to the Tsar, who read it but did nothing. Stolypin, on his own authority, ordered Rasputin to leave St. Petersburg. Alexandra protested vehemently but Nicholas refused to overrule his Prime Minister,^[91] who had more influence with the Emperor.

By the time of Stolypin’s assassination in September 1911, Stolypin had grown weary of the burdens of office. For a man who preferred clear decisive action, working with a sovereign who believed in fatalism and mysticism was frustrating. As an example, Nicholas once returned a document unsigned with the note:

Despite most convincing arguments in favour of adopting a positive decision in this matter, an inner voice keeps on insisting more and more that I do not accept responsibility for it. So far my conscience has not deceived me. Therefore I intend in this case to follow its dictates. I know that you, too, believe that «a Tsar’s heart is in God’s hands.» Let it be so. For all laws established by me I bear a great responsibility before God, and I am ready to answer for my decision at any time.^[91]

Alexandra, believing that Stolypin had severed the bonds that her son depended on for life, hated the Prime Minister.^[91] In March 1911, in a fit of anger stating that he no longer commanded the imperial confidence, Stolypin asked to be relieved of his office. Two years earlier when Stolypin had casually mentioned resigning to Nicholas he was informed: «This is not a question of confidence or lack of it. It is my will. Remember that we live in Russia, not abroad…and therefore I shall not consider the possibility of any resignation.»^[92] He was assassinated in September 1911.

In 1912, a fourth Duma was elected with almost the same membership as the third. «The Duma started too fast. Now it is slower, but better, and more lasting,» stated Nicholas to Sir Bernard Pares.^[89]

The First World War developed badly for Russia. By late 1916, Romanov family desperation reached the point that Grand Duke Paul Alexandrovich, younger brother of Alexander III and the Tsar’s only surviving uncle, was deputed to beg Nicholas to grant a constitution and a government responsible to the Duma. Nicholas sternly and adamantly refused, reproaching his uncle for asking him to break his coronation oath to maintain autocratic power for his successors. In the Duma on 2 December 1916, Vladimir Purishkevich, a fervent patriot, monarchist and war worker, denounced the dark forces which surrounded the throne in a thunderous two-hour speech which was tumultuously applauded. «Revolution threatens,» he warned, «and an obscure peasant shall govern Russia no longer!»^[93]

Tsarevich Alexei’s illness and Rasputin

Further complicating domestic matters was the matter of the succession. Alexandra bore Nicholas four daughters, the Grand Duchess Olga in 1895, the Grand Duchess Tatiana in 1897, Grand Duchess Maria in 1899, and Grand Duchess Anastasia in 1901, before their son Alexei was born on 12 August 1904. The young heir was afflicted with Hemophilia B, a hereditary disease that prevents blood from clotting properly, which at that time was untreatable and usually led to an untimely death. As a granddaughter of Queen Victoria, Alexandra carried the same gene mutation that afflicted several of the major European royal houses, such as Prussia and Spain. Hemophilia, therefore, became known as «the royal disease». Through Alexandra, the disease had passed on to her son. As all of Nicholas and Alexandra’s daughters were assassinated with their parents and brother in Yekaterinburg in 1918, it is not known whether any of them inherited the gene as carriers.

Before Rasputin’s arrival, the tsarina and the tsar had consulted numerous mystics, charlatans, «holy fools», and miracle workers. The royal behavior was not some odd aberration, but a deliberate retreat from the secular social and economic forces of his time – an act of faith and vote of confidence in a spiritual past. They had set themselves up for the greatest spiritual advisor and manipulator in Russian history.^[94]

Because of the fragility of the autocracy at this time, Nicholas and Alexandra chose to keep secret Alexei’s condition. Even within the household, many were unaware of the exact nature of the Tsarevich’s illness. At first Alexandra turned to Russian doctors and medics to treat Alexei; however, their treatments generally failed, and Alexandra increasingly turned to mystics and holy men (or starets as they were called in Russian). One of these starets, an illiterate Siberian named Grigori Rasputin, gained amazing success. Rasputin’s influence over Empress Alexandra, and consequently the Tsar himself, grew even stronger after 1912 when the Tsarevich nearly died from an injury. His bleeding grew steadily worse as doctors despaired, and priests administered the Last Sacrament. In desperation, Alexandra called upon Rasputin, to which he replied, «God has seen your tears and heard your prayers. Do not grieve. The Little One will not die. Do not allow the doctors to bother him too much.»^[95] The hemorrhage stopped the very next day and the boy began to recover. Alexandra took this as a sign that Rasputin was a starets and that God was with him; for the rest of her life she would fervently defend him and turn her wrath against anyone who dared to question him.

European affairs

In 1907, to end longstanding controversies over central Asia, Russia and the United Kingdom signed the Anglo-Russian Convention that resolved most of the problems generated for decades by The Great Game.^[96] The UK had already entered into the Entente cordiale with France in 1904, and the Anglo-Russian convention led to the formation of the Triple Entente. The following year, in May 1908, Nicholas and Alexandra’s shared «Uncle Bertie» and «Aunt Alix», Britain’s King Edward VII and Queen Alexandra, made a state visit to Russia, being the first reigning British monarchs to do so. However, they did not set foot on Russian soil. Instead, they stayed aboard their yachts, meeting off the coast of modern-day Tallinn. Later that year, Nicholas was taken off guard by the news that his foreign minister, Alexander Izvolsky, had entered into a secret agreement with the Austro-Hungarian foreign minister, Count Alois von Aehrenthal, agreeing that, in exchange for Russian naval access to the Dardanelles and the Bosporus Strait, Russia would not oppose the Austrian annexation of Bosnia and Herzegovina, a revision of the 1878 Treaty of Berlin. When Austria-Hungary did annex this territory that October, it precipitated the diplomatic crisis. When Russia protested about the annexation, the Austrians threatened to leak secret communications between Izvolsky and Aehernthal, prompting Nicholas to complain in a letter to the Austrian emperor, Franz Joseph, about a breach of confidence. In 1909, in the wake of the Anglo-Russian convention, the Russian imperial family made a visit to England, staying on the Isle of Wight for Cowes Week. In 1913, during the Balkan Wars, Nicholas personally offered to arbitrate between Serbia and Bulgaria. However, the Bulgarians rejected his offer. Also in 1913, Nicholas, albeit without Alexandra, made a visit to Berlin for the wedding of Kaiser Wilhelm II’s daughter, Princess Victoria Louise, to a maternal cousin of Nicholas, Ernest Augustus, the Duke of Brunswick.^[97] Nicholas was also joined by his cousin, King George V and his wife, Queen Mary.

Tercentenary

In February 1913, Nicholas presided over the tercentenary celebrations for the Romanov Dynasty. On 21 February, a Te Deum took place at Kazan Cathedral, and a state reception at the Winter Palace.^[98] In May, Nicholas and the imperial family made a pilgrimage across the empire, retracing the route down the Volga River that was made by the teenage Michael Romanov from the Ipatiev Monastery in Kostroma to Moscow in 1613 when he finally agreed to become Tsar.^[99]

In Finland, Nicholas had become associated with deeply unpopular Russification measures. These began with the February Manifesto proclaimed by Nicholas II in 1899,^[100] which restricted Finland’s autonomy and instigated a period of censorship and political repression.^[101] A petition of protest signed by more than 500,000 Finns was collected against the manifesto and delivered to St. Petersburg by a delegation of 500 people, but they were not received by Nicholas. Russification measures were reintroduced in 1908 after a temporary suspension in the aftermath of the 1905 Revolution, and Nicholas received an icy reception when he made his only visit to Helsinki on 10 March 1915.^{[102][103][104]}

First World War

On 28 June 1914 Archduke Franz Ferdinand of Austria, heir to the Austro-Hungarian throne, was assassinated by a Bosnian Serb nationalist in Sarajevo, who opposed Austria-Hungary’s annexation of Bosnia-Herzegovina. The outbreak of war was not inevitable, but leaders, diplomats and nineteenth-century alliances created a climate for large-scale conflict. The concept of Pan-Slavism and shared religion created strong public sympathy between Russia and Serbia. Territorial conflict created rivalries between Germany and France and between Austria-Hungary and Serbia, and as a consequence alliance networks developed across Europe. The Triple Entente and Triple Alliance networks were set before the war. Nicholas wanted neither to abandon Serbia to the ultimatum of Austria, nor to provoke a general war. In a series of letters exchanged with Wilhelm of Germany (the «Willy–Nicky correspondence») the two proclaimed their desire for peace, and each attempted to get the other to back down. Nicholas desired that Russia’s mobilization be only against Austria-Hungary, in the hopes of preventing war with Germany.

On 25 July 1914, at his council of ministers, Nicholas decided to intervene in the Austro-Serbian conflict, a step toward general war. He put the Russian army on «alert»^[105] on 25 July. Although this was not general mobilization, it threatened the German and Austro-Hungarian borders and looked like military preparation for war.^[105] However, his army had no contingency plans for a partial mobilization, and on 30 July 1914 Nicholas took the fateful step of confirming the order for general mobilization, despite being strongly counselled against it.

On 28 July, Austria-Hungary formally declared war against Serbia. On 29 July 1914, Nicholas sent a telegram to Wilhelm with the suggestion to submit the Austro-Serbian problem to the Hague Conference (in Hague tribunal). Wilhelm did not address the question of the Hague Conference in his subsequent reply.^[106][107] Count Witte told the French Ambassador, Maurice Paléologue that from Russia’s point of view the war was madness, Slav solidarity was simply nonsense and Russia could hope for nothing from the war.^[108] On 30 July, Russia ordered general mobilization, but still maintained that it would not attack if peace talks were to begin. Germany, reacting to the discovery of partial mobilization ordered on 25 July, announced its own pre-mobilization posture, the Imminent Danger of War. Germany requested that Russia demobilize within the next twelve hours.^[109] In Saint Petersburg, at 7 pm, with the ultimatum to Russia having expired, the German ambassador to Russia met with the Russian Foreign Minister Sergey Sazonov, asked three times if Russia would reconsider, and then with shaking hands, delivered the note accepting Russia’s war challenge and declaring war on 1 August. Less than a week later, on 6 August, Franz Joseph signed the Austro-Hungarian declaration of war on Russia.

The outbreak of war on 1 August 1914 found Russia grossly unprepared. Russia and her allies placed their faith in her army, the famous ‘Russian steamroller’.^[110] Its pre-war regular strength was 1,400,000; mobilization added 3,100,000 reserves and millions more stood ready behind them. In every other respect, however, Russia was unprepared for war. Germany had ten times as much railway track per square mile, and whereas Russian soldiers travelled an average of 1,290 kilometres (800 mi) to reach the front, German soldiers traveled less than a quarter of that distance. Russian heavy industry was still too small to equip the massive armies the Tsar could raise, and her reserves of munitions were pitifully small; while the German army in 1914 was better equipped than any other, man-for-man, the Russians were severely short on artillery pieces, shells, motorized transports, and even boots. With the Baltic Sea barred by German U-boats and the Dardanelles by the guns of Germany’s ally, the Ottoman Empire, Russia initially could receive help only via Archangel, which was frozen solid in winter, or via Vladivostok, which was over 6,400 kilometres (4,000 mi) from the front line. By 1915, a rail line was built north from Petrozavodsk to the Kola Gulf and this connection laid the foundation of the ice-free port of what eventually was called Murmansk. The Russian High Command was moreover greatly weakened by the mutual contempt between Vladimir Sukhomlinov, the Minister of War, and the incompetent Grand Duke Nicholas Nikolayevich who commanded the armies in the field.^[111] In spite of all of this, an immediate attack was ordered against the German province of East Prussia. The Germans mobilised there with great efficiency and completely defeated the two Russian armies which had invaded. The Battle of Tannenberg, where an entire Russian army was annihilated, cast an ominous shadow over Russia’s future. Russia had great success against both the Austro-Hungarian and Ottoman armies from the very beginning of the war, but they never succeeded against the might of the German Army. In September 1914, to relieve pressure on France, the Russians were forced to halt a successful offensive against Austria-Hungary in Galicia to attack German-held Silesia.^[112]

Gradually a war of attrition set in on the vast Eastern Front, where the Russians were facing the combined forces of the German and Austro-Hungarian armies, and they suffered staggering losses. General Denikin, retreating from Galicia wrote, «The German heavy artillery swept away whole lines of trenches, and their defenders with them. We hardly replied. There was nothing with which we could reply. Our regiments, although completely exhausted, were beating off one attack after another by bayonet … Blood flowed unendingly, the ranks became thinner and thinner and thinner. The number of graves multiplied.»^[113] On 5 August, with the Russian army in retreat, Warsaw fell. Defeat at the front bred disorder at home. At first, the targets were German, and for three days in June shops, bakeries, factories, private houses and country estates belonging to people with German names were looted and burned.^{[citation needed]} The inflamed mobs then turned on the government, declaring the Empress should be shut up in a convent, the Tsar deposed and Rasputin hanged. Nicholas was by no means deaf to these discontents. An emergency session of the Duma was summoned and a Special Defense Council established, its members drawn from the Duma and the Tsar’s ministers.

In July 1915, King Christian X of Denmark, first cousin of the Tsar, sent Hans Niels Andersen to Tsarskoye Selo with an offer to act as a mediator. He made several trips between London, Berlin and Petrograd and in July saw the Dowager Empress Maria Fyodorovna. Andersen told her they should conclude peace. Nicholas chose to turn down King Christian’s offer of mediation, as he felt it would be a betrayal for Russia to form a separate peace treaty with the Central Powers when its allies Britain and France were still fighting.^[114]

The energetic and efficient General Alexei Polivanov replaced Sukhomlinov as Minister of War, which failed to improve the strategic situation.^[110] In the aftermath of the Great Retreat and the loss of the Kingdom of Poland, Nicholas assumed the role of commander-in-chief after dismissing his cousin, Grand Duke Nicholas Nikolayevich, in September 1915. This was a mistake, as the Tsar came to be personally associated with the continuing losses at the front. He was also away at the remote HQ at Mogilev, far from the direct governance of the empire, and when revolution broke out in Petrograd he was unable to halt it. In reality the move was largely symbolic, since all important military decisions were made by his chief-of-staff General Michael Alexeiev, and Nicholas did little more than review troops, inspect field hospitals, and preside over military luncheons.^[115]

The Duma was still calling for political reforms and political unrest continued throughout the war. Cut off from public opinion, Nicholas could not see that the dynasty was tottering. With Nicholas at the front, domestic issues and control of the capital were left with his wife Alexandra. However, Alexandra’s relationship with Grigori Rasputin, and her German background, further discredited the dynasty’s authority. Nicholas had been repeatedly warned about the destructive influence of Rasputin but had failed to remove him. Rumors and accusations about Alexandra and Rasputin appeared one after another; Alexandra was even accused of harboring treasonous sympathies towards Germany. Anger at Nicholas’s failure to act and the extreme damage that Rasputin’s influence was doing to Russia’s war effort and to the monarchy led to Rasputin’s eventual murder by a group of nobles, led by Prince Felix Yusupov and Grand Duke Dmitri Pavlovich, a cousin of the Tsar, in the early morning of Saturday 17 December 1916 (O.S.) / 30 December 1916 (N.S.).

Collapse

As the government failed to produce supplies, mounting hardship resulted in massive riots and rebellions. With Nicholas away at the front from 1915 through 1916, authority appeared to collapse and the capital was left in the hands of strikers and mutineering soldiers. Despite efforts by the British Ambassador Sir George Buchanan to warn the Tsar that he should grant constitutional reforms to fend off revolution, Nicholas continued to bury himself away at the Staff HQ (Stavka) 600 kilometres (400 mi) away at Mogilev, leaving his capital and court open to intrigues and insurrection.^[116]

Ideologically the tsar’s greatest support came from the right-wing monarchists, who had recently gained strength. However they were increasingly alienated by the tsar’s support of Stolypin’s Westernizing reforms taken early in the Revolution of 1905 and especially by the political power the tsar had bestowed on Rasputin.^[117]

By early 1917, Russia was on the verge of total collapse of morale. An estimated 1.7 million Russian soldiers were killed in World War I.^[118] The sense of failure and imminent disaster was everywhere. The army had taken 15 million men from the farms and food prices had soared. An egg cost four times what it had in 1914, butter five times as much. The severe winter dealt the railways, overburdened by emergency shipments of coal and supplies, a crippling blow.^[116]

Russia entered the war with 20,000 locomotives; by 1917, 9,000 were in service, while the number of serviceable railway wagons had dwindled from half a million to 170,000. In February 1917, 1,200 locomotives burst their boilers and nearly 60,000 wagons were immobilized. In Petrograd, supplies of flour and fuel had all but disappeared.^[116] War-time prohibition of alcohol was enacted by Nicholas to boost patriotism and productivity, but instead damaged the funding of the war, due to the treasury now being deprived of alcohol taxes.^[119]

On 23 February 1917 in Petrograd, a combination of very severe cold weather and acute food shortages caused people to break into shops and bakeries to get bread and other necessities. In the streets, red banners appeared and the crowds chanted «Down with the German woman! Down with Protopopov! Down with the war! Down with the Tsar!»^[116]

Police shot at the populace which incited riots. The troops in the capital were poorly motivated and their officers had no reason to be loyal to the regime, with the bulk of the tsar’s loyalists away fighting World War I. In contrast, the soldiers in Petrograd were angry, full of revolutionary fervor and sided with the populace.^[120]

The Tsar’s Cabinet begged Nicholas to return to the capital and offered to resign completely. The Tsar, 800 kilometres (500 mi) away, misinformed by the Minister of the Interior Alexander Protopopov that the situation was under control, ordered that firm steps be taken against the demonstrators. For this task, the Petrograd garrison was quite unsuitable. The cream of the old regular army had been destroyed in Poland and Galicia. In Petrograd, 170,000 recruits, country boys or older men from the working-class suburbs of the capital itself, were available under the command of officers at the front and cadets not yet graduated from the military academies. The units in the capital, although many bore the names of famous Imperial Guard regiments, were in reality rear or reserve battalions of these regiments, the regular units being away at the front. Many units, lacking both officers and rifles, had never undergone formal training.^[120]

General Khabalov attempted to put the Tsar’s instructions into effect on the morning of Sunday, 11 March 1917. Despite huge posters ordering people to keep off the streets, vast crowds gathered and were only dispersed after some 200 had been shot dead, though a company of the Volinsky Regiment fired into the air rather than into the mob, and a company of the Pavlovsky Life Guards shot the officer who gave the command to open fire. Nicholas, informed of the situation by Rodzianko, ordered reinforcements to the capital and suspended the Duma.^[120] However, it was too late.

On 12 March, the Volinsky Regiment mutinied and was quickly followed by the Semenovsky, the Ismailovsky, the Litovsky Life Guards and even the legendary Preobrazhensky Regiment of the Imperial Guard, the oldest and staunchest regiment founded by Peter the Great. The arsenal was pillaged and the Ministry of the Interior, Military Government building, police headquarters, Law Courts and a score of police buildings were set on fire. By noon, the fortress of Peter and Paul, with its heavy artillery, was in the hands of the insurgents. By nightfall, 60,000 soldiers had joined the revolution.^[120]

Order broke down and Prime Minister Nikolai Golitsyn resigned; members of the Duma and the Soviet formed a Provisional Government to try to restore order. They issued a demand that Nicholas must abdicate. Faced with this demand, which was echoed by his generals, deprived of loyal troops, with his family firmly in the hands of the Provisional Government, and fearful of unleashing civil war and opening the way for German conquest, Nicholas had little choice but to submit.

Revolution

Abdication (1917)

Nicholas had suffered a coronary occlusion only four days before his abdication.^[121] At the end of the «February Revolution», Nicholas II chose to abdicate on 2 March (O.S.) / 15 March (N.S.) 1917. He first abdicated in favor of Alexei, but a few hours later changed his mind after advice from doctors that Alexei would not live long enough while separated from his parents, who would be forced into exile. Nicholas thus abdicated on behalf of his son, and drew up a new manifesto naming his brother, Grand Duke Michael, as the next Emperor of all Russias. He issued a statement but it was suppressed by the Provisional Government. Michael declined to accept the throne until the people were allowed to vote through a Constituent Assembly for the continuance of the monarchy or a republic. The abdication of Nicholas II and Michael’s deferment of accepting the throne brought three centuries of the Romanov dynasty’s rule to an end. The fall of Tsarist autocracy brought joy to liberals and socialists in Britain and France. The United States was the first foreign government to recognize the Provisional government. In Russia, the announcement of the Tsar’s abdication was greeted with many emotions, including delight, relief, fear, anger and confusion.^[122]

Possibility of exile

Both the Provisional Government and Nicholas wanted the royal family to go into exile following his abdication, with the United Kingdom being the preferred option.^[123] The British government reluctantly offered the family asylum on 19 March 1917, although it was suggested that it would be better for the Romanovs to go to a neutral country. News of the offer provoked uproar from the Labour Party and many Liberals, and the British ambassador Sir George Buchanan advised the government that the extreme left would use the ex-Tsar’s presence «as an excuse for rousing public opinion against us».^[124] The Liberal Prime Minister David Lloyd George preferred that the family went to a neutral country, and wanted the offer to be announced as at the request of the Russian government.^[125] The offer of asylum was withdrawn in April following objections by King George V, who, acting on the advice of his secretary Arthur Bigge, 1st Baron Stamfordham, was worried that Nicholas’s presence might provoke an uprising like the previous year’s Easter Rising in Ireland. However, later the king defied his secretary and went to the Romanov memorial service at the Russian Church in London.^[126] In the early summer of 1917, the Russian government approached the British government on the issue of asylum and was informed the offer had been withdrawn due to the considerations of British internal politics.^[127]

The French government declined to accept the Romanovs in view of increasing unrest on the Western Front and on the home front as a result of the ongoing war with Germany.^[128][129] The British ambassador in Paris, Lord Francis Bertie, advised the Foreign Secretary that the Romanovs would be unwelcome in France as the ex-Empress was regarded as pro-German.^[124]

Even if an offer of asylum had been forthcoming, there would have been other obstacles to be overcome. The Provisional Government only remained in power through an uneasy alliance with the Petrograd Soviet, an arrangement known as «The Dual power». An initial plan to send the royal family to the northern port of Murmansk had to be abandoned when it was realised that the railway workers and the soldiers guarding them were loyal to the Petrograd Soviet, which opposed the escape of the tsar; a later proposal to send the Romanovs to a neutral port in the Baltic Sea via the Grand Duchy of Finland faced similar difficulties.^[130]

Imprisonment

Tsarskoye Selo

On 20 March 1917, the Provisional Government decreed that the royal family should be held under house arrest in the Alexander Palace at Tsarskoye Selo. Nicholas joined the rest of the family there two days later, having traveled from the wartime headquarters at Mogilev.^[131] The family had total privacy inside the palace, but walks in the grounds were strictly regulated.^[132] Members of their domestic staff were allowed to stay if they wished and culinary standards were maintained.^[133] Colonel Eugene Kobylinsky was appointed to command the military garrison at Tsarskoye Selo,^[134] which increasingly had to be done through negotiation with the committees or soviets elected by the soldiers.^[135]

Tobolsk

That summer, the failure of the Kerensky Offensive against Austro-Hungarian and German forces in Galicia led to anti-government rioting in Petrograd, known as the July Days. The government feared that further disturbances in the city could easily reach Tsarskoye Selo and it was decided to move the royal family to a safer location.^[136] Alexander Kerensky, who had taken over as prime minister, selected the town of Tobolsk in Western Siberia, since it was remote from any large city and 150 miles (240 km) from the nearest rail station.^[137] Some sources state that there was an intention to send the family abroad in the spring of 1918 via Japan,^[138] but more recent work suggests that this was just a Bolshevik rumour.^[139] The family left the Alexander Palace late on 13 August, reached Tyumen by rail four days later and then by two river ferries finally reached Tobolsk on 19 August.^[140] There they lived in the former Governor’s Mansion in considerable comfort. In October 1917, however, the Bolsheviks seized power from Kerensky’s Provisional Government; Nicholas followed the events in October with interest but not yet with alarm. Boris Soloviev, the husband of Maria Rasputin, attempted to organize a rescue with monarchical factions, but it came to nothing. Rumors persist that Soloviev was working for the Bolsheviks or the Germans, or both.^[141] Separate preparations for a rescue by Nikolai Yevgenyevich Markov were frustrated by Soloviev’s ineffectual activities.^[142] Nicholas continued to underestimate Lenin’s importance. In the meantime he and his family occupied themselves with reading books, exercising and playing games; Nicholas particularly enjoyed chopping firewood.^[143] However, in January 1918, the guard detachment’s committee grew more assertive, restricting the hours that the family could spend in the grounds and banning them from walking to church on a Sunday as they had done since October.^[144] In a later incident, the soldiers tore the epaulettes from Kobylinsky’s uniform, and he asked Nicholas not to wear his uniform outside for fear of provoking a similar event.^[145]

In February 1918, the Council of People’s Commissars (abbreviated to «Sovnarkom») in Moscow, the new capital, announced that the state subsidy for the family would be drastically reduced, starting on 1 March. This meant parting with twelve devoted servants and giving up butter and coffee as luxuries, even though Nicholas added to the funds from his own resources.^[146] Nicholas and Alexandra were appalled by news of the Treaty of Brest-Litovsk, whereby Russia agreed to give up Poland, Finland, the Baltic States, most of Belarus, Ukraine, the Crimea, most of the Caucasus, and small parts of Russia proper including areas around Pskov and Rostov-on-Don.^[147] What kept the family’s spirits up was the belief that help was at hand.^[148] The Romanovs believed that various plots were underway to break them out of captivity and smuggle them to safety. The Western Allies lost interest in the fate of the Romanovs after Russia left the war. The German government wanted the monarchy restored in Russia to crush the Bolsheviks and maintain good relations with the Central Powers.^[149]

The situation in Tobolsk changed for the worse on 26 March, when 250 ill-disciplined Red Guards arrived from the regional capital, Omsk. Not to be outdone, the soviet in Yekaterinburg, the capital of the neighbouring Ural region, sent 400 Red Guards to exert their influence on the town.^[150] Disturbances between these rival groups and the lack of funds to pay the guard detachment caused them to send a delegation to Moscow to plead their case. The result was that Sovnarkom appointed their own commissar to take charge of Tobolsk and remove the Romanovs to Yekaterinburg, with the intention of eventually bringing Nicholas to a show trial in Moscow.^[151] The man selected was Vasily Yakovlev, a veteran Bolshevik,^[152] Recruiting a body of loyal men en route, Yakovlev arrived in Tobolsk on 22 April; he imposed his authority on the competing Red Guards factions, paid-off and demobilized the guard detachment, and placed further restrictions on the Romanovs.^[153] The next day, Yakovlev informed Kobylinsky that Nicholas was to be transferred to Yekaterinburg. Alexei was too ill to travel, so Alexandra elected to go with Nicholas along with Maria, while the other daughters would remain at Tobolsk until they were able to make the journey.^[154]

Yekaterinburg

At 3 am on 25 April, the three Romanovs, their retinue, and the escort of Yakovlev’s detachment, left Tobolsk in a convoy of nineteen tarantasses (four-wheeled carriages), as the river was still partly frozen which prevented the use of the ferry.^[155] After an arduous journey which included two overnight stops, fording rivers, frequent changes of horses and a foiled plot by the Yekaterinburg Red Guards to abduct and kill the prisoners, the party arrived at Tyumen and boarded a requisitioned train. Yakovlev was able to communicate securely with Moscow by means of a Hughes’ teleprinter and obtained agreement to change their destination to Omsk, where it was thought that the leadership were less likely to harm the Romanovs.^[156] Leaving Tyumen early on 28 April, the train left towards Yekaterinburg, but quickly changed direction towards Omsk. This led the Yekaterinburg leaders to believe that Yakovlev was a traitor who was trying to take Nicholas to exile by way of Vladivostok; telegraph messages were sent, two thousand armed men were mobilized and a train was dispatched to arrest Yakovlev and the Romanovs. The Romanovs’ train was halted at Omsk station and after a frantic exchange of cables with Moscow, it was agreed that they should go to Yekaterinburg in return for a guarantee of safety for the royal family; they finally arrived there on the morning of 30 April.^[157]

They were imprisoned in the two-story Ipatiev House, the home of the military engineer Nikolay Nikolayevich Ipatiev, which ominously became referred to as the «house of special purpose». Here the Romanovs were kept under even stricter conditions; their retinue was further reduced and their possessions were searched.^[158] Following allegations of pilfering from the royal household, Yakov Yurovsky, a former member of the Cheka secret police, was appointed to command the guard detachment, a number of whom were replaced with trusted Latvian members of the Yekaterinburg «special-service detachment».^[159] The remaining Romanovs left Tobolsk by river steamer on 20 May and arrived in Yekaterinburg three days later.^[160] By the first weeks of June, the Bolsheviks were becoming alarmed by the Revolt of the Czechoslovak Legion, whose forces were approaching the city from the east. This prompted a wave of executions and murders of those in the region who were believed to be counter-revolutionaries, including Grand Duke Michael, who was murdered in Perm on 13 June.^[161]

Although the Bolshevik leadership in Moscow still intended to bring Nicholas to trial, as the military situation deteriorated, Leon Trotsky and Yakov Sverdlov began to publicly equivocate about the possible fate of the former tsar.^[162] On 16 July, the Yekaterinburg leadership informed Yurovsky that it had been decided to execute the Romanovs as soon as approval arrived from Moscow, because the Czechs were expected to reach the city imminently. A coded telegram arrived in Moscow from Yekaterinburg that evening; after Lenin and Sverdlov had conferred a reply was sent, although no trace of that document has ever been found. In the meantime, Yurovsky had organized his firing squad and they waited through the night at the Ipatiev House for the signal to act.^[163]

Execution

There are several accounts of what happened and historians have not agreed on a solid, confirmed scope of events. According to the account of Bolshevik officer Yakov Yurovsky (the chief executioner), in the early hours of 17 July 1918, the royal family was awakened around 2:00 am, got dressed, and were led down into a half-basement room at the back of the Ipatiev house. The pretext for this move was the family’s safety, i.e. that anti-Bolshevik forces were approaching Yekaterinburg, and the house might be fired upon.^[164]

Present with Nicholas, Alexandra and their children were their doctor and three of their servants, who had voluntarily chosen to remain with the family: the Tsar’s personal physician Eugene Botkin, his wife’s maid Anna Demidova, and the family’s chef, Ivan Kharitonov, and footman, Alexei Trupp. A firing squad had been assembled and was waiting in an adjoining room, composed of seven Communist soldiers from Central Europe, and three local Bolsheviks, all under the command of Yurovsky.^[164]

Nicholas was carrying his son. When the family arrived in the basement, the former Tzar asked if chairs could be brought in for his wife and son to sit on. Yurovsky ordered two chairs brought in, and when the empress and the heir were seated, the executioners filed into the room. Yurovsky announced to them that the Ural Soviet of Workers’ Deputies had decided to execute them. A stunned Nicholas asked, «What? What did you say?» and turned toward his family. Yurovsky quickly repeated the order and Nicholas said, according to Peter Ermakov, «You know not what you do.»

The executioners drew handguns and began shooting; Nicholas was the first to die. Yurovsky took credit afterwards for firing the first shot that killed the Tsar, but his protege – Grigory Nikulin – said years later that Mikhail Medvedev had fired the shot that killed Nicholas. «He fired the first shot. He killed the Tsar,» he said in 1964 in a tape-recorded statement for the radio.^[165] Nicholas was shot several times in the chest (sometimes erroneously said to have been shot in his head, but his skull bore no bullet wounds when it was discovered in 1991). Anastasia, Tatiana, Olga, and Maria survived the first hail of bullets; the sisters were wearing over 1.3 kilograms of diamonds and precious gems sewn into their clothing, which provided some initial protection from the bullets and bayonets.^[166] They were then stabbed with bayonets and finally shot at close range in their heads.^[167]

An announcement from the Presidium of the Ural Regional Soviet of the Workers’ and Peasants’ Government emphasized that conspiracies had been exposed to free the ex-tsar, that counter-revolutionary forces were pressing in on Soviet Russian territory, and that the ex-tsar was guilty of unforgivable crimes against the nation.^[168]

In view of the enemy’s proximity to Yekaterinburg and the exposure by the Cheka of a serious White Guard plot with the goal of abducting the former Tsar and his family… In light of the approach of counterrevolutionary bands toward the Red capital of the Urals and the possibility of the crowned executioner escaping trial by the people (a plot among the White Guards to try to abduct him and his family was exposed and the compromising documents will be published), the Presidium of the Ural Regional Soviet, fulfilling the will of the Revolution, resolved to shoot the former Tsar, Nikolai Romanov, who is guilty of countless, bloody, violent acts against the Russian people.^[169]

The bodies were driven to nearby woodland, searched and burned. The remains were soaked in acid and finally thrown down a disused mineshaft.^[170] On the following day, other members of the Romanov family including Grand Duchess Elizabeth Feodorovna, the empress’s sister, who were being held in a school at Alapayevsk, were taken to another mine shaft and thrown in alive, except for Grand Duke Sergei Mikhailovich who was shot when he tried to resist.^[171]

Identification

In 1979, the bodies of Tsar Nicholas II, Tsaritsa Alexandra, three of their daughters, and those of four non-family members killed with them, were discovered near Sverdlovsk (Yekaterinburg) by amateur archaeologist Alexander Avdonin.^[172][173] In January 1998, the remains excavated from underneath the dirt road near Yekaterinburg were officially identified as those of Nicholas II and his family, excluding one daughter (either Maria or Anastasia) and Alexei. The identifications—including comparisons to a living relative, performed by separate Russian, British and American scientists using DNA analysis—concur and were found to be conclusive.^{[174][175][176][177]}

In July 2007, an amateur historian discovered bones near Yekaterinburg belonging to a boy and young woman.^[178]
Prosecutors reopened the investigation into the deaths of the imperial family^[179] and, in April 2008, DNA tests performed by an American laboratory proved that bone fragments exhumed in the Ural Mountains belonged to two children of Nicholas II, Alexei and a daughter.^[180] That same day it was announced by Russian authorities that remains from the entire family had been recovered.^[180][181]

On 1 October 2008, the Supreme Court of Russia ruled that Nicholas II and his family were victims of political persecution and should be rehabilitated.^[182][183] In March 2009, results of the DNA testing were published, confirming that the two bodies discovered in 2007 were those of Alexei and one of his sisters.^[184]

In late 2015, at the insistence of the Russian Orthodox Church,^[185] Russian investigators exhumed the bodies of Nicholas II and his wife, Alexandra, for additional DNA testing,^[186] which confirmed that the bones were of the couple.^{[187][188][189]}

Funeral

After the DNA testing of 1998, the remains of the Emperor and his immediate family were interred at St. Peter and Paul Cathedral, Saint Petersburg, on 17 July 1998, on the eightieth anniversary of their assassination. The ceremony was attended by Russian President Boris Yeltsin, who said, «Today is a historic day for Russia. For many years, we kept quiet about this monstrous crime, but the truth has to be spoken.»^[190]

The British Royal Family was represented at the funeral by Prince Michael of Kent, and more than twenty ambassadors to Russia, including Sir Andrew Wood, Archbishop John Bukovsky, and Ernst-Jörg von Studnitz, were also in attendance.^[191]

Sainthood

In 1981, Nicholas and his immediate family were recognised as martyred saints by the Russian Orthodox Church Outside of Russia. On 14 August 2000, they were recognised by the synod of the Russian Orthodox Church. This time they were not named as martyrs, since their deaths did not result immediately from their Christian faith; instead, they were canonized as passion bearers. According to a statement by the Moscow synod, they were glorified as saints for the following reasons:

In the last Orthodox Russian monarch and members of his family we see people who sincerely strove to incarnate in their lives the commands of the Gospel. In the suffering borne by the Royal Family in prison with humility, patience, and meekness, and in their martyrs’ deaths in Yekaterinburg in the night of 17 July 1918 was revealed the light of the faith of Christ that conquers evil.

However, Nicholas’ canonization was controversial. The Russian Orthodox Church Abroad was split on the issue back in 1981, some members suggesting that the emperor was a weak ruler and had failed to thwart the rise of the Bolsheviks. It was pointed out by one priest that martyrdom in the Russian Orthodox Church has nothing to do with the martyr’s personal actions but is instead related to why he or she was killed.^[192]

The Russian Orthodox Church inside Russia rejected the family’s classification as martyrs because they were not killed on account of their religious faith. Religious leaders in both churches also had objections to canonising the Tsar’s family because they perceived him as a weak emperor whose incompetence led to the revolution and the suffering of his people and made him partially responsible for his own assassination and those of his wife, children and servants. For these opponents, the fact that the Tsar was, in private life, a kind man and a good husband and father or a leader who showed genuine concern for the peasantry did not override his poor governance of Russia.^[192]

Despite the original opposition, the Russian Orthodox Church inside Russia ultimately recognised the family as «passion bearers», or people who met their deaths with Christian humility. Since the late 20th century, believers have attributed healing from illnesses or conversion to the Orthodox Church to their prayers to the children of Nicholas, Maria and Alexei, as well as to the rest of the family.^[193][194]

Legacy

Contemporary evaluations of Nicholas portrayed him as a well-meaning but indecisive leader, whose actions as monarch were heavily influenced by his advisors. Historian Raymond Esthus states:

The contemporary assessments of Nicholas are remarkably uniform. He was described as shy, charming, gentle in disposition, fearful of controversy, indecisive, indulgent to his relatives, and deeply devoted to his family. Aleksandr Mosolov, who headed his Court Chancellery for sixteen years, wrote that Nicholas, though intelligent and well-educated, never adopted a definite, energetic attitude and loathed making a decision in the presence of others. Sergei Witte, who served Nicholas and his father for eleven years as Minister of Finance, commented that the Tsar was a well-intentioned child, but his actions were entirely dependent upon the character of his counselors, most of whom were bad.^[14]

During the Soviet period, Nicholas II’s legacy was widely criticised within Russia, although discussion was heavily influenced by state propaganda, which described him as a bloodthirsty tyrant. Pavel Bykov, who wrote the first full account of the downfall of the Tsar for the new Soviet government, denounced Nicholas as a «tyrant, who paid with his life for the age-old repression and arbitrary rule of his ancestors over the Russian people, over the impoverished and blood-soaked country». Soviet-era historians described Nicholas II as unfit for rule, arguing that he had a weak will and was manipulated by adventurist forces. He was also criticised for fanning nationalism and chauvinism, and his regime was condemned for its extensive use of the army, police, and courts to destroy the revolutionary movement. During his reign, Nicholas had become known as «Nicholas the Bloody» for his role in the Khodynka Tragedy and the suppression of the 1905 Revolution.^[12][195]

For most of the 20th century, Nicholas was generally considered by historians to have been incompetent at the colossal task of ruling the enormous Russian Empire, although the influence of Soviet propaganda on general opinion must be considered.^[15] Barbara Tuchman provides a damning evaluation of his reign in her 1962 book The Guns of August, describing his sole focus as sovereign as being «to preserve intact the absolute monarchy bequeathed to him by his father», and writing that, «lacking the intellect, energy or training for his job», Nicholas «fell back on personal favorites, whim, simple mulishness, and other devices of the empty-headed autocrat … when a telegram was brought to him announcing the annihilation of the Russian fleet at Tsushima, he read it, stuffed it in his pocket, and went on playing tennis.»^[196]

Historian Robert K. Massie provides a similar indictment of his incompetence, although he emphasises Nicholas’ personal morality, describing him as a tragic figure:

… there still are those who for political or other reasons continue to insist that Nicholas was «Bloody Nicholas». Most commonly, he is described as shallow, weak, stupid—a one-dimensional figure presiding feebly over the last days of a corrupt and crumbling system. This, certainly, is the prevailing public image of the last Tsar. Historians admit that Nicholas was a «good man»—the historical evidence of personal charm, gentleness, love of family, deep religious faith and strong Russian patriotism is too overwhelming to be denied—but they argue that personal factors are irrelevant; what matters is that Nicholas was a bad tsar …. Essentially, the tragedy of Nicholas II was that he appeared in the wrong place in history.^[197]

Following the collapse of the Soviet Union, present-day Russian historians give Nicholas a more positive assessment, particularly when evaluating the reforms made by the Russian state during his reign.^[198]

Titles, styles, honours and arms

Styles of Nicholas II of Russia
Reference style	His Imperial Majesty
Spoken style	Your Imperial Majesty

Titles and styles

Nicholas II’s full title as Emperor, as set forth in Article 59 of the 1906 Constitution, was: «By the Grace of God, We Nicholas, Emperor and Autocrat of All the Russias, of Moscow, Kiev, Vladimir, Novgorod; Tsar of Kazan, Tsar of Astrakhan, Tsar of Poland, Tsar of Siberia, Tsar of Tauric Chersonesus, Tsar of Georgia; Lord of Pskov, and Grand Prince of Smolensk, Lithuania, Volhynia, Podolia, and Finland; Prince of Estonia, Livonia, Courland and Semigalia, Samogitia, Bielostok, Karelia, Tver, Yugor, Perm, Vyatka, Bogar and others; Sovereign and Grand Prince of Nizhni Novgorod, Chernigov, Ryazan, Polotsk, Rostov, Jaroslavl, Beloozero, Udoria, Obdoria, Kondia, Vitebsk, Mstislav, and Ruler of all the Severian country; Sovereign and Lord of Iveria, Kartalinia, the Kabardian lands and Armenian province: hereditary Sovereign and Possessor of the Circassian and Mountain Princes and of others; Sovereign of Turkestan, Heir of Norway, Duke of Schleswig-Holstein, Stormarn, Dithmarschen, and Oldenburg, and so forth, and so forth, and so forth.»^[199]

Honours

Emperor Nicholas II Land (Russian: Земля Императора Николая II, Zemlya Imperatora Nikolaya II) was discovered in 1913 by the Arctic Ocean Hydrographic Expedition led by Boris Vilkitsky on behalf of the Russian Hydrographic Service.^[200] Still incompletely surveyed, the new territory was officially named in the Emperor’s honour by order of the Secretary of the Imperial Navy in 1914.^[201] The archipelago was renamed «Severnaya Zemlya» in 1926 by the Presidium of the Central Executive Committee of the Soviet Union.^[202]

National^[203]

• Knight of St. Andrew, 1 June 1868
• Knight of St. Alexander Nevsky, 1 June 1868
• Knight of the White Eagle, 1 June 1868
• Knight of St. Anna, 1st Class, 1 June 1868
• Knight of St. Stanislaus, 1st Class, 1 June 1868
• Knight of St. Vladimir, 4th Class, 11 September 1890
• Knight of St. George, 4th Class, 7 November 1915

Foreign^[203]

Nicholas II was granted honorary senior rank in a number of foreign armies, reciprocating by extending similar distinctions to a number of his fellow monarchs. These included the Imperial German, Spanish, Italian, Danish and British armies.

He was Colonel-in-Chief of the Royal Scots Greys from 1894 until his death. On becoming Colonel-in-Chief he presented the Regiment with a white bearskin, now worn by the bass drummer of the Pipes and Drums of the Royal Scots Dragoon Guards. The Imperial Russian anthem is still played at dinner nights in the Officers’ Mess, where there remains a portrait of the Tsar in Scots Greys uniform. Since his death, the Regiment has worn a black backing behind its cap badge as a symbol of mourning.

Arms

Children

Image	Name	Birth	Death	Notes
By Princess Alix of Hesse and by Rhine (6 June 1872 – 17 July 1918, married on 26 November 1894)
	Grand Duchess Olga Nikolaevna	15 November [O.S. 3 November] 1895	17 July 1918	Assassinated, along with their parents, at Yekaterinburg by the Bolsheviks
	Grand Duchess Tatiana Nikolaevna	10 June [O.S. 29 May] 1897
	Grand Duchess Maria Nikolaevna	26 June [O.S. 14 June] 1899
	Grand Duchess Anastasia Nikolaevna	18 June [O.S. 5 June] 1901
	Tsarevich Alexei Nikolaevich	12 August [O.S. 30 July] 1904

Ancestry

Wealth

Estimates of Nicholas II’s personal wealth have been vastly exaggerated. As Emperor of All The Russias, and an autocrat, the resources under his command were virtually incalculable. However, the vast majority of this was owned by the state as Crown property; the Romanov family’s personal wealth was only a small fraction of this. As monarch, the income of Nicholas was 24 million gold roubles per annum: this derived from a yearly allowance from the Treasury, and from the profits of Crown farmland.^[235] From this income, he had to fund staff, the upkeep of imperial palaces and imperial theatres, annuities for the royal family, pensions, bequests, and other outgoings. «Before the end of the year, the Tsar was usually penniless; sometimes he reached this embarrassing state by autumn.»^[235] According to the Grand Marshal of the Court, Count Paul Benckendorff, the family’s total financial resources amounted to between 12.5 and 17.5 million roubles.^[236] As a comparison, Prince Felix Yusupov estimated his family’s worth in real estate holdings alone as amounting to 50 million gold roubles.^[237]

Documentaries and films

Several films about Nicholas II and his family have been made, including Anastasia (1956), Nicholas and Alexandra (1971), Anastasia: The Mystery of Anna (1986), Rasputin: Dark Servant of Destiny (1996 HBO), Anastasia (1997), and two Russian adaptations Assassin of the Tsar (1991) and The Romanovs: An Imperial Family (2000).
In 2017 the film Matilda was released. The Last Czars was released by Netflix in 2019.
God Save Russia – documentary film by Włodzimierz Szpak (1990).

See also

• Execution of the Romanov family
• Bibliography of the Russian Revolution and Civil War
• Emperor railway station in Pushkin town

References

Notes

• ^O.S./N.S. Over the course of Nicholas’s life, two calendars were used: the Old Style Julian Calendar and the New Style Gregorian Calendar. Russia switched from the Julian to the Gregorian calendar on 1 February (O.S.) / 14 February (N.S.) 1918.

References

Bibliography

Further reading

Primary sources

External links

• Nicholas II and the Royal Family Newsreels // Net-Film Newsreels and Documentary Films Archive
• Nicholas_II at Curlie
• Photos of the last visit of Tsar Nicholas and family to France, to Cherbourg 1909 from contemporary Magazine, Illustration
• The Execution of Czar Nicholas II, 1918, EyeWitness to History.
• Brief Summary of Czar
• Alexander Palace Time Machine^{[self-published source]}
• Nicholas and Alexandra Exhibition
• Frozentears.org A Media Library to Nicholas II and his Family.
• Romanov sisters
• Scientists Reopen Czar Mystery
• Ipatiev House — Romanov Memorial detailed site on the historical context, circumstances and drama surrounding the Romanov’s execution
• (in Russian) The Murder of Russia’s Imperial Family Archived 22 March 2007 at the Wayback Machine, Nicolay Sokolov. Investigation of execution of the Romanovs in 1918.
• (in Russian) Nikolay II — Life and Death, Edvard Radzinski. Later published in English as The Last Czar: the Life and Death of Nicholas II.
• (in Russian) Memoirs: The reign of Nicholas II 1–12 13–33 34–45 46–52 (incomplete), Sergei Witte. It was originally published in 1922 in Berlin. No complete English translations are available yet.
• New Russian Martyrs. Czar Nicholas and His Family. A story of life, canonisation. Photoalbum.
• Russian History Magazine Articles about the Romanovs from Atlantis magazine.
• Resurrecting the Czar Archived 28 December 2013 at the Wayback Machine – November 2010 (Smithsonian magazine)
• The coronation of Emperor Nicholas II. 26 (14, old style), may, 1896. Historical photos.

Nicholas II of Russia House of Holstein-Gottorp-Romanov Cadet branch of the House of Oldenburg Born: 18 May 1868 Died: 17 July 1918
Regnal titles
Preceded by Alexander III	Emperor of Russia 1894–1917	Monarchy abolished
Grand Duke of Finland 1894–1917	Vacant Title next held by Frederick Charles as king-elect
Titles in pretence
Loss of title Empire abolished	— TITULAR — Emperor of Russia 1917 Reason for succession failure: Empire abolished in 1917	Succeeded by Nikolai Nikolaevich

Nicholas II
Nicholas II in 1912
Emperor of Russia
Reign	1 November 1894[a] – 15 March 1917[b]
Coronation	26 May 1896[c]
Predecessor	Alexander III
Successor	Monarchy abolished
Prime Minister	See list
Born	18 May [O.S. 6 May] 1868 Alexander Palace, Tsarskoye Selo, Russian Empire
Died	17 July 1918 (aged 50) Ipatiev House, Yekaterinburg, Russian SFSR
Burial	17 July 1998 Peter and Paul Cathedral, Saint Petersburg, Russian Federation
Spouse	Alexandra Feodorovna (Alix of Hesse) ​ ​ (m. ; died  )​
Issue	Grand Duchess Olga Grand Duchess Tatiana Grand Duchess Maria Grand Duchess Anastasia Tsesarevich Alexei
Names Nikolai Alexandrovich Romanov
House	Holstein-Gottorp-Romanov
Father	Alexander III of Russia
Mother	Maria Feodorovna (Dagmar of Denmark)
Religion	Russian Orthodox
Signature

Saint Nicholas II of Russia
Saint, Passion-Bearer, Tsar
Venerated in	Eastern Orthodoxy
Canonized	1981 by Russian Orthodox Church Abroad 2000 by the Russian Orthodox Church
Major shrine	Church on Blood, Yekaterinburg, Russia
Feast	17 July

Nicholas II or Nikolai II Alexandrovich Romanov^[d] (18 May [O.S. 6 May] 1868 – 17 July 1918), known in the Russian Orthodox Church as Saint Nicholas the Passion-Bearer,^[e] was the last Emperor of Russia, King of Congress Poland and Grand Duke of Finland, ruling from 1 November 1894 until his abdication on 15 March 1917. During his reign, Nicholas gave support to the economic and political reforms promoted by his prime ministers, Sergei Witte and Pyotr Stolypin. He advocated modernization based on foreign loans and close ties with France, but resisted giving the new parliament (the Duma) major roles.^[1][2] Ultimately, progress was undermined by Nicholas’s commitment to autocratic rule,^[2][3] strong aristocratic opposition and defeats sustained by the Russian military in the Russo-Japanese War and World War I.^[4][5][6] By March 1917, public support for Nicholas had collapsed and he was forced to abdicate the throne, thereby ending the Romanov dynasty’s 304-year rule of Russia (1613–1917).

Nicholas signed the Anglo-Russian Convention of 1907, which was designed to counter Germany’s attempts to gain influence in the Middle East; it ended the Great Game of confrontation between Russia and the British Empire. He aimed to strengthen the Franco-Russian Alliance and proposed the unsuccessful Hague Convention of 1899 to promote disarmament and solve international disputes peacefully.^[7] Domestically, he was criticised for his government’s repression of political opponents and his perceived fault or inaction during the Khodynka Tragedy, anti-Jewish pogroms, Bloody Sunday and the violent suppression of the 1905 Russian Revolution. His popularity was further damaged by the Russo-Japanese War, which saw the Russian Baltic Fleet annihilated at the Battle of Tsushima, together with the loss of Russian influence over Manchuria and Korea and the Japanese annexation of the south of Sakhalin Island.^[8]

During the July Crisis, Nicholas supported Serbia and approved the mobilization of the Russian Army on 30 July 1914. In response, Germany declared war on Russia on 1 August 1914 and its ally France on 3 August 1914,^[9] starting the Great War, later known as the First World War. The severe military losses led to a collapse of morale at the front and at home; a general strike and a mutiny of the garrison in Petrograd sparked the February Revolution and the disintegration of the monarchy’s authority. After abdicating for himself and his son, Nicholas and his family were imprisoned by the Russian Provisional Government and exiled to Siberia. After the Bolsheviks took power in the October Revolution, the family was held in Yekaterinburg, where they were executed on 17 July 1918.^[5][6]

In 1981, Nicholas, his wife, and their children were recognized as martyrs by the Russian Orthodox Church Outside Russia, based in New York City.^[10] Their gravesite was discovered in 1979, but this was not acknowledged until 1989. After the fall of the Soviet Union, the remains of the imperial family were exhumed, identified by DNA analysis, and re-interred with an elaborate state and church ceremony in St. Petersburg on 17 July 1998, exactly 80 years after their deaths. They were canonized in 2000 by the Russian Orthodox Church as passion bearers.^[11] In the years following his death, Nicholas was reviled by Soviet historians and state propaganda as a «callous tyrant» who «persecuted his own people while sending countless soldiers to their deaths in pointless conflicts».^[12] Despite being viewed more positively in recent years, the majority view among historians is that Nicholas was a well-intentioned yet poor ruler who proved incapable of handling the challenges facing his nation.^{[13][14][15][16]}

Early life

Birth and family background

Grand Duke Nicholas was born on 18 May [O.S. 6 May] 1868, in the Alexander Palace in Tsarskoye Selo south of Saint Petersburg, during the reign of his grandfather Emperor Alexander II. He was the eldest child of then-Tsesarevich Alexander Alexandrovich and his wife, Tsesarevna Maria Feodorovna (née Princess Dagmar of Denmark). Grand Duke Nicholas’ father was heir apparent to the Russian throne as the second but eldest surviving son of Emperor Alexander II of Russia. His paternal grandparents were Emperor Alexander II and Empress Maria Alexandrovna (née Princess Marie of Hesse and by Rhine). His maternal grandparents were King Christian IX and Queen Louise of Denmark.

The young grand duke was christened in the Chapel of the Resurrection of the Catherine Palace at Tsarskoye Selo on 1 June [O.S. 20 May] 1868 by the confessor of the imperial family, protopresbyter Vasily Borisovich Bazhanov. His godparents were Emperor Alexander II (his paternal grandfather), Queen Louise of Denmark (his maternal grandmother), Crown Prince Frederick of Denmark (his maternal uncle), and Grand Duchess Elena Pavlovna (his great great-aunt).^[17] The boy received the traditional Romanov name Nicholas and was named in memory of his father’s older brother and mother’s first fiancé, Tsesarevich Nicholas Alexandrovich of Russia, who had died young in 1865.^[18] Informally, he was known as «Nikki» throughout his life.

Nicholas was of primarily German and Danish descent, his last ethnically Russian ancestor being Grand Duchess Anna Petrovna of Russia (1708–1728), daughter of Peter the Great. On the other hand, Nicholas was related to several monarchs in Europe. His mother’s siblings included Kings Frederick VIII of Denmark and George I of Greece, as well as the United Kingdom’s Queen Alexandra (consort of King Edward VII). Nicholas, his wife Alexandra, and German emperor Wilhelm II were all first cousins of King George V of the United Kingdom. Nicholas was also a first cousin of both King Haakon VII and Queen Maud of Norway, as well as King Christian X of Denmark and King Constantine I of Greece. Nicholas and Wilhelm II were in turn second cousins once-removed, as each descended from King Frederick William III of Prussia, as well as third cousins, as they were both great-great-grandsons of Tsar Paul I of Russia. In addition to being second cousins through descent from Louis II, Grand Duke of Hesse and his wife Princess Wilhelmine of Baden, Nicholas and Alexandra were also third cousins once-removed, as they were both descendants of King Frederick William II of Prussia.

Tsar Nicholas II was the first cousin once-removed of Grand Duke Nicholas Nikolaevich. To distinguish between them, the Grand Duke was often known within the imperial family as «Nikolasha» and «Nicholas the Tall», while the Tsar was «Nicholas the Short».

Childhood

Grand Duke Nicholas was to have five younger siblings: Alexander (1869–1870), George (1871–1899), Xenia (1875–1960), Michael (1878–1918) and Olga (1882–1960). Nicholas often referred to his father nostalgically in letters after Alexander’s death in 1894. He was also very close to his mother, as revealed in their published letters to each other.^[19]
In his childhood, Nicholas, his parents and siblings made annual visits to the Danish royal palaces of Fredensborg and Bernstorff to visit his grandparents, the king and queen. The visits also served as family reunions, as his mother’s siblings would also come from the United Kingdom, Germany and Greece with their respective families.^[20] It was there in 1883, that he had a flirtation with one of his British first cousins, Princess Victoria. In 1873, Nicholas also accompanied his parents and younger brother, two-year-old George, on a two-month, semi-official visit to the United Kingdom.^[21] In London, Nicholas and his family stayed at Marlborough House, as guests of his «Uncle Bertie» and «Aunt Alix», the Prince and Princess of Wales, where he was spoiled by his uncle.^[22]

Tsesarevich

On 1 March 1881,^[23] following the assassination of his grandfather, Tsar Alexander II, Nicholas became heir apparent upon his father’s accession as Alexander III. Nicholas and his other family members bore witness to Alexander II’s death, having been present at the Winter Palace in Saint Petersburg, where he was brought after the attack.^[24] For security reasons, the new Tsar and his family relocated their primary residence to the Gatchina Palace outside the city, only entering the capital for various ceremonial functions. On such occasions, Alexander III and his family occupied the nearby Anichkov Palace.

In 1884, Nicholas’s coming-of-age ceremony was held at the Winter Palace, where he pledged his loyalty to his father. Later that year, Nicholas’s uncle, Grand Duke Sergei Alexandrovich, married Princess Elizabeth, daughter of Louis IV, Grand Duke of Hesse and his late wife Princess Alice of the United Kingdom (who had died in 1878), and a granddaughter of Queen Victoria. At the wedding in St. Petersburg, the sixteen-year-old Tsesarevich met with and admired the bride’s youngest surviving sister, twelve-year-old Princess Alix. Those feelings of admiration blossomed into love following her visit to St. Petersburg five years later in 1889. Alix had feelings for him in turn. As a devout Lutheran, she was initially reluctant to convert to Russian Orthodoxy to marry Nicholas, but later relented.^[25]

In 1890 Nicholas, his younger brother George, and their cousin Prince George of Greece, set out on a world tour, although Grand Duke George fell ill and was sent home partway through the trip. Nicholas visited Egypt, India, Singapore, and Siam (Thailand), receiving honors as a distinguished guest in each country. During his trip through Japan, Nicholas had a large dragon tattooed on his right forearm by Japanese tattoo artist Hori Chyo.^[26] His cousin George V of the United Kingdom had also received a dragon tattoo from Hori in Yokohama years before. It was during his visit to Otsu, that Tsuda Sanzō, one of his escorting policemen, swung at the Tsesarevich’s face with a sabre, an event known as the Ōtsu incident. Nicholas was left with a 9 centimeter long scar on the right side of his forehead, but his wound was not life-threatening. The incident cut his trip short.^[27] Returning overland to St. Petersburg, he was present at the ceremonies in Vladivostok commemorating the beginning of work on the Trans-Siberian Railway. In 1893, Nicholas traveled to London on behalf of his parents to be present at the wedding of his cousin the Duke of York to Princess Mary of Teck. Queen Victoria was struck by the physical resemblance between the two cousins, and their appearances confused some at the wedding. During this time, Nicholas had an affair with St. Petersburg ballerina Mathilde Kschessinska.^[28]

Though Nicholas was heir-apparent to the throne, his father failed to prepare him for his future role as Tsar. He attended meetings of the State Council; however, as his father was only in his forties, it was expected that it would be many years before Nicholas succeeded to the throne.^[29] Sergei Witte, Russia’s finance minister, saw things differently and suggested to the Tsar that Nicholas be appointed to the Siberian Railway Committee.^[30] Alexander argued that Nicholas was not mature enough to take on serious responsibilities, having once stated «Nikki is a good boy, but he has a poet’s soul…God help him!» Witte stated that if Nicholas was not introduced to state affairs, he would never be ready to understand them.^[30] Alexander’s assumptions that he would live a long life and had years to prepare Nicholas for becoming Tsar proved wrong, as by 1894, Alexander’s health was failing.^[31]

Engagement and marriage

In April 1894, Nicholas joined his Uncle Sergei and Aunt Elizabeth on a journey to Coburg, Germany, for the wedding of Elizabeth’s and Alix’s brother, Ernest Louis, Grand Duke of Hesse, to their mutual first cousin Princess Victoria Melita of Saxe-Coburg and Gotha. Other guests included Queen Victoria, Kaiser Wilhelm II, the Empress Frederick (Kaiser Wilhelm’s mother and Queen Victoria’s eldest daughter), Nicholas’s uncle, the Prince of Wales, and the bride’s parents, the Duke and Duchess of Saxe-Coburg and Gotha.

Once in Coburg Nicholas proposed to Alix, but she rejected his proposal, being reluctant to convert to Orthodoxy. But the Kaiser later informed her she had a duty to marry Nicholas and to convert, as her sister Elizabeth had done in 1892. Thus once she changed her mind, Nicholas and Alix became officially engaged on 20 April 1894. Nicholas’s parents initially hesitated to give the engagement their blessing, as Alix had made poor impressions during her visits to Russia. They gave their consent only when they saw Tsar Alexander’s health deteriorating.

That summer, Nicholas travelled to England to visit both Alix and the Queen. The visit coincided with the birth of the Duke and Duchess of York’s first child, the future King Edward VIII. Along with being present at the christening, Nicholas and Alix were listed among the child’s godparents.^[32] After several weeks in England, Nicholas returned home for the wedding of his sister, Xenia, to a cousin, Grand Duke Alexander Mikhailovich («Sandro»).^[33]

By that autumn, Alexander III lay dying. Upon learning that he would live only a fortnight, the Tsar had Nicholas summon Alix to the imperial palace at Livadia.^[34] Alix arrived on 22 October; the Tsar insisted on receiving her in full uniform. From his deathbed, he told his son to heed the advice of Witte, his most capable minister. Ten days later, Alexander III died at the age of forty-nine, leaving twenty-six-year-old Nicholas as Emperor of Russia. That evening, Nicholas was consecrated by his father’s priest as Tsar Nicholas II and, the following day, Alix was received into the Russian Orthodox Church, taking the name Alexandra Feodorovna with the title of Grand Duchess and the style of Imperial Highness.^[35]

Nicholas may have felt unprepared for the duties of the crown, for he asked his cousin and brother-in-law, Grand Duke Alexander,^[36] «What is going to happen to me and all of Russia?»^[37] Though perhaps under-prepared and unskilled, Nicholas was not altogether untrained for his duties as Tsar. Nicholas chose to maintain the conservative policies favoured by his father throughout his reign. While Alexander III had concentrated on the formulation of general policy, Nicholas devoted much more attention to the details of administration.^[38]

Leaving Livadia on 7 November, Tsar Alexander’s funeral procession—which included Nicholas’s maternal aunt through marriage and paternal first cousin once removed Queen Olga of Greece, and the Prince and Princess of Wales—arrived in Moscow. After lying in state in the Kremlin, the body of the Tsar was taken to St. Petersburg, where the funeral was held on 19 November.^[39]

Nicholas and Alix’s wedding was originally scheduled for the spring of 1895, but it was moved forward at Nicholas’s insistence. Staggering under the weight of his new office, he had no intention of allowing the one person who gave him confidence to leave his side.^[40] Instead, Nicholas’s wedding to Alix took place on 26 November 1894, which was the birthday of the Dowager Empress Marie Feodorovna, and court mourning could be slightly relaxed. Alexandra wore the traditional dress of Romanov brides, and Nicholas a hussar’s uniform. Nicholas and Alexandra, each holding a lit candle, faced the palace priest and were married a few minutes before one in the afternoon.^[41]

Accession and reign

Coronation

Despite a visit to the United Kingdom in 1893, where he observed the House of Commons in debate and was seemingly impressed by the machinery of constitutional monarchy, Nicholas turned his back on any notion of giving away any power to elected representatives in Russia. Shortly after he came to the throne, a deputation of peasants and workers from various towns’ local assemblies (zemstvos) came to the Winter Palace proposing court reforms, such as the adoption of a constitutional monarchy,^[42] and reform that would improve the political and economic life of the peasantry, in the Tver Address.^[43][44]

Although the addresses they had sent in beforehand were couched in mild and loyal terms, Nicholas was angry and ignored advice from an Imperial Family Council by saying to them:

… it has come to my knowledge that during the last months there have been heard in some assemblies of the zemstvos the voices of those who have indulged in a senseless dream that the zemstvos be called upon to participate in the government of the country. I want everyone to know that I will devote all my strength to maintain, for the good of the whole nation, the principle of absolute autocracy, as firmly and as strongly as did my late lamented father.^[45]

On 26 May 1896, Nicholas’s formal coronation as Tsar was held in Uspensky Cathedral located within the Kremlin.^[46]

In a celebration on 27 May 1896, a large festival with food, free beer and souvenir cups was held in Khodynka Field outside Moscow. Khodynka was chosen as the location as it was the only place near Moscow large enough to hold all of the Moscow citizens.^[47] Khodynka was primarily used as a military training ground and the field was uneven with trenches. Before the food and drink was handed out, rumours spread that there would not be enough for everyone. As a result, the crowd rushed to get their share and individuals were tripped and trampled upon, suffocating in the dirt of the field.^[48] Of the approximate 100,000 in attendance, it is estimated that 1,389 individuals died^[46] and roughly 1,300 were injured.^[47] The Khodynka Tragedy was seen as an ill omen and Nicholas found gaining popular trust difficult from the beginning of his reign. The French ambassador’s gala was planned for that night. The Tsar wanted to stay in his chambers and pray for the lives lost, but his uncles believed that his absence at the ball would strain relations with France, particularly the 1894 Franco-Russian Alliance. Thus Nicholas attended the party; as a result the mourning populace saw Nicholas as frivolous and uncaring.

During the autumn after the coronation, Nicholas and Alexandra made a tour of Europe. After making visits to the emperor and empress of Austria-Hungary, the Kaiser of Germany, and Nicholas’s Danish grandparents and relatives, Nicholas and Alexandra took possession of their new yacht, the Standart, which had been built in Denmark.^[49] From there, they made a journey to Scotland to spend some time with Queen Victoria at Balmoral Castle. While Alexandra enjoyed her reunion with her grandmother, Nicholas complained in a letter to his mother about being forced to go shooting with his uncle, the Prince of Wales, in bad weather, and was suffering from a bad toothache.^[50]

The first years of his reign saw little more than continuation and development of the policy pursued by Alexander III. Nicholas allotted money for the All-Russia exhibition of 1896. In 1897 restoration of gold standard by Sergei Witte, Minister of Finance, completed the series of financial reforms, initiated fifteen years earlier. By 1902 the Trans-Siberian Railway was nearing completion; this helped the Russians trade in the Far East but the railway still required huge amounts of work.

Ecclesiastical affairs

Nicholas always believed God chose him to be the tsar and therefore the decisions of the tsar reflected the will of God and could not be disputed. He was convinced that the simple people of Russia understood this and loved him, as demonstrated by the display of affection he perceived when he made public appearances. His old-fashioned belief made for a very stubborn ruler who rejected constitutional limitations on his power. It put the tsar at variance with the emerging political consensus among the Russian elite. It was further belied by the subordinate position of the Church in the bureaucracy. The result was a new distrust between the tsar and the church hierarchy and between those hierarchs and the people. Thereby the tsar’s base of support was conflicted.^[51]

In 1903, Nicholas threw himself into an ecclesiastical crisis regarding the canonisation of Seraphim of Sarov. The previous year, it had been suggested that if he were canonised, the imperial couple would beget a son and heir to throne. While Alexandra demanded in July 1902 that Seraphim be canonised in less than a week, Nicholas demanded that he be canonised within a year. Despite a public outcry, the Church bowed to the intense imperial pressure, declaring Seraphim worthy of canonisation in January 1903. That summer, the imperial family travelled to Sarov for the canonisation.^[52]

Initiatives in foreign affairs

According to his biographer:

His tolerance if not preference for charlatans and adventurers extended to grave matters of external policy, and his vacillating conduct and erratic decisions aroused misgivings and occasional alarm among his more conventional advisers. The foreign ministry itself was not a bastion of diplomatic expertise. Patronage and «connections» were the keys to appointment and promotion.^[53]

Emperor Franz Joseph of Austria-Hungary paid a state visit in April 1897 that was a success. It produced a «gentlemen’s agreement» to keep the status quo in the Balkans, and a somewhat similar commitment became applicable to Constantinople and the Straits. The result was years of peace that allowed for rapid economic growth.^[54]

Nicholas followed the policies of his father, strengthening the Franco-Russian Alliance and pursuing a policy of general European pacification, which culminated in the famous Hague peace conference. This conference, suggested and promoted by Nicholas II, was convened with the view of terminating the arms race, and setting up machinery for the peaceful settlement of international disputes. The results of the conference were less than expected due to the mutual distrust existing between great powers. Nevertheless, the Hague conventions were among the first formal statements of the laws of war.^[55][56] Nicholas II became the hero of the dedicated disciples of peace. In 1901 he and the Russian diplomat Friedrich Martens were nominated for the Nobel Peace Prize for the initiative to convene the Hague Peace Conference and contributing to its implementation.^[57] However historian Dan L. Morrill states that «most scholars» agree that the invitation was «conceived in fear, brought forth in deceit, and swaddled in humanitarian ideals…Not from humanitarianism, not from love for mankind.»^[58]

Russo-Japanese War

A clash between Russia and the Empire of Japan was almost inevitable by the turn of the 20th century. Russia had expanded in the Far East, and the growth of its settlement and territorial ambitions, as its southward path to the Balkans was frustrated, conflicted with Japan’s own territorial ambitions on the Asian mainland. Nicholas pursued an aggressive foreign policy with regards to Manchuria and Korea, and strongly supported the scheme for timber concessions in these areas as developed by the Bezobrazov group.^[59][60]

Before the war in 1901, Nicholas told Prince Henry of Prussia «I do not want to seize Korea but under no circumstances can I allow Japan to become firmly established there. That will be a casus belli.»^[61]

War began in February 1904 with a preemptive Japanese attack on the Russian fleet in Port Arthur, prior to a formal declaration of war.^[59]

With the Russian Far East fleet trapped at Port Arthur, the only other Russian Fleet was the Baltic Fleet; it was half a world away, but the decision was made to send the fleet on a nine-month voyage to the East. The United Kingdom would not allow the Russian navy to use the Suez Canal, due to its alliance with the Empire of Japan, and due to the Dogger Bank incident where the Baltic Fleet mistakenly fired on British fishing boats in the North Sea. The Baltic Fleet traversed the world to lift the blockade on Port Arthur, but after many misadventures on the way, was nearly annihilated by the Japanese in the Battle of the Tsushima Strait.^[59] On land the Imperial Russian Army experienced logistical problems. While commands and supplies came from St. Petersburg, combat took place in east Asian ports with only the Trans-Siberian Railway for transport of supplies as well as troops both ways.^[59] The 9,200-kilometre (5,700 mi) rail line between St. Petersburg and Port Arthur was single-track, with no track around Lake Baikal, allowing only gradual build-up of the forces on the front. Besieged Port Arthur fell to the Japanese, after nine months of resistance.^[59]

As Russia faced imminent defeat by the Japanese, the call for peace grew. Nicholas’s mother, as well as his cousin Emperor Wilhelm II, urged Nicholas to negotiate for peace. Despite the efforts, Nicholas remained evasive, sending a telegram to the Kaiser on 10 October that it was his intent to keep on fighting until the Japanese were driven from Manchuria.^[59] It was not until 27–28 May 1905 and the annihilation of the Russian fleet by the Japanese, that Nicholas finally decided to sue for peace.^[62] Nicholas II accepted American mediation, appointing Sergei Witte chief plenipotentiary for the peace talks. The war was ended by the signing of the Treaty of Portsmouth.^[59]

Tsar’s confidence in victory

Nicholas’s stance on the war was so at variance with the obvious facts that many observers were baffled. He saw the war as an easy God-given victory that would raise Russian morale and patriotism. He ignored the financial repercussions of a long-distance war.^[63] Rotem Kowner argues that during his visit to Japan in 1891, where Nicholas was attacked by a Japanese policeman, he regarded the Japanese as small of stature, feminine, weak, and inferior. He ignored reports of the prowess of Japanese soldiers in the Sino-Japanese War (1894–95) and reports on the capabilities of the Japanese fleet, as well as negative reports on the lack of readiness of Russian forces.^[27]

Before the Japanese attack on Port Arthur, Nicholas held firm to the belief that there would be no war. Despite the onset of the war and the many defeats Russia suffered, Nicholas still believed in, and expected, a final victory, maintaining an image of the racial inferiority and military weakness of the Japanese.^[64] Throughout the war, the tsar demonstrated total confidence in Russia’s ultimate triumph. His advisors never gave him a clear picture of Russia’s weaknesses. Despite the continuous military disasters Nicholas believed victory was near at hand. Losing his navy at Tsushima finally persuaded him to agree to peace negotiations. Even then he insisted on the option of reopening hostilities if peace conditions were unfavorable. He forbade his chief negotiator Count Witte to agree to either indemnity payments or loss of territory. Nicholas remained adamantly opposed to any concessions. Peace was made, but Witte did so by disobeying the tsar and ceding southern Sakhalin to Japan.^{[60][better source needed]}

Anti-Jewish pogroms of 1903–1906

The Kishinev newspaper Bessarabets, which published anti-Semitic materials, received funds from Viacheslav Plehve, Minister of the Interior.^[65] These publications served to fuel the Kishinev pogrom (rioting). The government of Nicholas II formally condemned the rioting and dismissed the regional governor, with the perpetrators arrested and punished by the court.^[66] Leadership of the Russian Orthodox Church also condemned anti-Semitic pogroms. Appeals to the faithful condemning the pogroms were read publicly in all churches of Russia.^[67] In private Nicholas expressed his admiration for the mobs, viewing anti-Semitism as a useful tool for unifying the people behind the government;^[68] however in 1911, following the assassination of Pyotr Stolypin by the Jewish revolutionary Dmitry Bogrov, he approved of government efforts to prevent anti-Semitic pogroms.^[69]

Bloody Sunday (1905)

A few days prior to Bloody Sunday (9 (22) January 1905), priest and labor leader Georgy Gapon informed the government of the forthcoming procession to the Winter Palace to hand a workers’ petition to the Tsar. On Saturday, 8 (21) January, the ministers convened to consider the situation. There was never any thought that the Tsar, who had left the capital for Tsarskoye Selo on the advice of the ministers, would actually meet Gapon; the suggestion that some other member of the imperial family receive the petition was rejected.^[70]

Finally informed by the Prefect of Police that he lacked the men to pluck Gapon from among his followers and place him under arrest, the newly appointed Minister of the Interior, Prince Sviatopolk-Mirsky, and his colleagues decided to bring additional troops to reinforce the city. That evening Nicholas wrote in his diary, «Troops have been brought from the outskirts to reinforce the garrison. Up to now the workers have been calm. Their number is estimated at 120,000. At the head of their union is a kind of socialist priest named Gapon. Mirsky came this evening to present his report on the measures taken.»^[70]

On Sunday, 9 (22) January 1905, Gapon began his march. Locking arms, the workers marched peacefully through the streets. Some carried religious icons and banners, as well as national flags and portraits of the Tsar. As they walked, they sang hymns and God Save The Tsar. At 2 pm all of the converging processions were scheduled to arrive at the Winter Palace. There was no single confrontation with the troops. Throughout the city, at bridges on strategic boulevards, the marchers found their way blocked by lines of infantry, backed by Cossacks and Hussars; and the soldiers opened fire on the crowd.^[71]

The official number of victims was 92 dead and several hundred wounded. Gapon vanished and the other leaders of the march were seized. Expelled from the capital, they circulated through the empire, increasing the casualties. As bullets riddled their icons, their banners and their portraits of Nicholas, the people shrieked, «The Tsar will not help us!»^[71] Outside Russia, the future British Labour Prime Minister Ramsay MacDonald attacked the Tsar, calling him a «blood-stained creature and a common murderer».^[72]

That evening Nicholas wrote in his diary:

Difficult day! In St. Petersburg there were serious disturbances due to the desire of workers to get to the Winter Palace. The troops had to shoot in different places of the city, there were many dead and wounded. Lord, how painful and bad!^[72][73]

His younger sister, Grand Duchess Olga Alexandrovna, wrote afterwards:

Nicky had the police report a few days before. That Saturday he telephoned my mother at the Anitchkov and said that she and I were to leave for Gatchina at once. He and Alicky went to Tsarskoye Selo. Insofar as I remember, my Uncles Vladimir and Nicholas were the only members of the family left in St. Petersburg, but there may have been others. I felt at the time that all those arrangements were hideously wrong. Nicky’s ministers and the Chief of Police had it all their way. My mother and I wanted him to stay in St. Petersburg and to face the crowd. I am positive that, for all the ugly mood of some of the workmen, Nicky’s appearance would have calmed them. They would have presented their petition and gone back to their homes. But that wretched Epiphany incident had left all the senior officials in a state of panic. They kept on telling Nicky that he had no right to run such a risk, that he owed it to the country to leave the capital, that even with the utmost precautions taken there might always be some loophole left. My mother and I did all we could to persuade him that the ministers’ advice was wrong, but Nicky preferred to follow it and he was the first to repent when he heard of the tragic outcome.^[74]

From his hiding place Gapon issued a letter, stating «Nicholas Romanov, formerly Tsar and at present soul-murderer of the Russian empire. The innocent blood of workers, their wives and children lies forever between you and the Russian people … May all the blood which must be spilled fall upon you, you Hangman. I call upon all the socialist parties of Russia to come to an immediate agreement among themselves and bring an armed uprising against Tsarism.»^[72]

1905 Revolution

Confronted with growing opposition and after consulting with Witte and Prince Sviatopolk-Mirsky, the Tsar issued a reform ukase on 25 December 1904 with vague promises.^[75]
In hopes of cutting the rebellion short, many demonstrators were shot on Bloody Sunday (1905) as they tried to march to the Winter Palace in St. Petersburg. Dmitri Feodorovich Trepov was ordered to take drastic measures to stop the revolutionary activity. Grand Duke Sergei was killed in February by a revolutionary’s bomb in Moscow as he left the Kremlin. On 3 March the Tsar condemned the revolutionaries. Meanwhile, Witte recommended that a manifesto be issued.^[76] Schemes of reform would be elaborated by Goremykin and a committee consisting of elected representatives of the zemstvos and municipal councils under the presidency of Witte. In June the battleship Potemkin, part of the Black Sea Fleet, mutinied.

Around August/September, after his diplomatic success on ending the Russo-Japanese War, Witte wrote to the Tsar stressing the urgent need for political reforms at home. The Tsar remained quite impassive and indulgent; he spent most of that autumn hunting.^[77] With the defeat of Russia by a non-Western power, the prestige and authority of the autocratic regime fell significantly.^[78] Tsar Nicholas II, taken by surprise by the events, reacted with anger and bewilderment. He wrote to his mother after months of disorder:

It makes me sick to read the news! Nothing but strikes in schools and factories, murdered policemen, Cossacks and soldiers, riots, disorder, mutinies. But the ministers, instead of acting with quick decision, only assemble in council like a lot of frightened hens and cackle about providing united ministerial action… ominous quiet days began, quiet indeed because there was complete order in the streets, but at the same time everybody knew that something was going to happen — the troops were waiting for the signal, but the other side would not begin. One had the same feeling, as before a thunderstorm in summer! Everybody was on edge and extremely nervous and of course, that sort of strain could not go on for long…. We are in the midst of a revolution with an administrative apparatus entirely disorganized, and in this lies the main danger.^[79]

In October a railway strike developed into a general strike which paralysed the country. In a city without electricity, Witte told Nicholas II «that the country was at the verge of a cataclysmic revolution».^[80] The Tsar accepted the draft, hurriedly outlined by Aleksei D. Obolensky.^[81][82] The Emperor and Autocrat of All the Russias was forced to sign the October Manifesto agreeing to the establishment of the Imperial Duma, and to give up part of his unlimited autocracy. The freedom of religion clause outraged the Church because it allowed people to switch to evangelical Protestantism, which they denounced as heresy.^[83]

For the next six months, Witte was the Prime Minister. According to Harold Williams: «That government was almost paralyzed from the beginning.» On 26 October (O.S.) the Tsar appointed Trepov Master of the Palace (without consulting Witte), and had daily contact with the Emperor; his influence at court was paramount. On 1 November 1905 (O.S.), Princess Milica of Montenegro presented Grigori Rasputin to Tsar Nicholas and his wife (who by then had a hemophiliac son) at Peterhof Palace.^[84]

Relationship with the Duma

Under pressure from the attempted 1905 Russian Revolution, on 5 August of that year Nicholas II issued a manifesto about the convocation of the State Duma, known as the Bulygin Duma, initially thought to be an advisory organ. In the October Manifesto, the Tsar pledged to introduce basic civil liberties, provide for broad participation in the State Duma, and endow the Duma with legislative and oversight powers. He was determined, however, to preserve his autocracy even in the context of reform. This was signalled in the text of the 1906 constitution. He was described as the supreme autocrat, and retained sweeping executive powers, also in church affairs. His cabinet ministers were not allowed to interfere with nor assist one another; they were responsible only to him.

Nicholas’s relations with the Duma were poor. The First Duma, with a majority of Kadets, almost immediately came into conflict with him. Scarcely had the 524 members sat down at the Tauride Palace when they formulated an ‘Address to the Throne’. It demanded universal suffrage, radical land reform, the release of all political prisoners and the dismissal of ministers appointed by the Tsar in favour of ministers acceptable to the Duma.^[85] Grand Duchess Olga, Nicholas’s sister, later wrote:

There was such gloom at Tsarskoye Selo. I did not understand anything about politics. I just felt everything was going wrong with the country and all of us. The October Constitution did not seem to satisfy anyone. I went with my mother to the first Duma. I remember the large group of deputies from among peasants and factory people. The peasants looked sullen. But the workmen were worse: they looked as though they hated us. I remember the distress in Alicky’s eyes.^[74]

Minister of the Court Count Vladimir Frederiks commented, «The Deputies, they give one the impression of a gang of criminals who are only waiting for the signal to throw themselves upon the ministers and cut their throats. I will never again set foot among those people.»^[86] The Dowager Empress noticed «incomprehensible hatred.»^[86]

Although Nicholas initially had a good relationship with his prime minister, Sergei Witte, Alexandra distrusted him as he had instigated an investigation of Grigori Rasputin and, as the political situation deteriorated, Nicholas dissolved the Duma. The Duma was populated with radicals, many of whom wished to push through legislation that would abolish private property ownership, among other things. Witte, unable to grasp the seemingly insurmountable problems of reforming Russia and the monarchy, wrote to Nicholas on 14 April 1906 resigning his office (however, other accounts have said that Witte was forced to resign by the Emperor). Nicholas was not ungracious to Witte and an Imperial Rescript was published on 22 April creating Witte a Knight of the Order of Saint Alexander Nevsky with diamonds (the last two words were written in the Emperor’s own hand, followed by «I remain unalterably well-disposed to you and sincerely grateful, for ever more Nicholas.»).

A second Duma met for the first time in February 1907. The leftist parties—including the Social Democrats and the Social Revolutionaries, who had boycotted the First Duma—had won 200 seats in the Second, more than a third of the membership. Again Nicholas waited impatiently to rid himself of the Duma. In two letters to his mother he let his bitterness flow:

A grotesque deputation is coming from England to see liberal members of the Duma. Uncle Bertie informed us that they were very sorry but were unable to take action to stop their coming. Their famous «liberty», of course. How angry they would be if a deputation went from us to the Irish to wish them success in their struggle against their government.^[87]

A little while later he further wrote:

All would be well if everything said in the Duma remained within its walls. Every word spoken, however, comes out in the next day’s papers which are avidly read by everyone. In many places the populace is getting restive again. They begin to talk about land once more and are waiting to see what the Duma is going to say on the question. I am getting telegrams from everywhere, petitioning me to order a dissolution, but it is too early for that. One has to let them do something manifestly stupid or mean and then — slap! And they are gone!^[88]

After the Second Duma resulted in similar problems, the new prime minister Pyotr Stolypin (whom Witte described as «reactionary») unilaterally dissolved it, and changed the electoral laws to allow for future Dumas to have a more conservative content, and to be dominated by the liberal-conservative Octobrist Party of Alexander Guchkov. Stolypin, a skilful politician, had ambitious plans for reform. These included making loans available to the lower classes to enable them to buy land, with the intent of forming a farming class loyal to the crown. Nevertheless, when the Duma remained hostile, Stolypin had no qualms about invoking Article 87 of the Fundamental Laws, which empowered the Tsar to issue ‘urgent and extraordinary’ emergency decrees ‘during the recess of the State Duma’. Stolypin’s most famous legislative act, the change in peasant land tenure, was promulgated under Article 87.^[88]

The third Duma remained an independent body. This time the members proceeded cautiously. Instead of hurling themselves at the government, opposing parties within the Duma worked to develop the body as a whole. In the classic manner of the British Parliament, the Duma reached for power grasping for the national purse strings. The Duma had the right to question ministers behind closed doors as to their proposed expenditures. These sessions, endorsed by Stolypin, were educational for both sides, and, in time, mutual antagonism was replaced by mutual respect. Even the sensitive area of military expenditure, where the October Manifesto clearly had reserved decisions to the throne, a Duma commission began to operate. Composed of aggressive patriots no less anxious than Nicholas to restore the fallen honour of Russian arms, the Duma commission frequently recommended expenditures even larger than those proposed.

With the passage of time, Nicholas also began to have confidence in the Duma. «This Duma cannot be reproached with an attempt to seize power and there is no need at all to quarrel with it,» he said to Stolypin in 1909.^[89] Nevertheless, Stolypin’s plans were undercut by conservatives at court. Although the tsar at first supported him, he finally sided with the arch critics.^[90] Reactionaries such as Prince Vladimir Nikolayevich Orlov never tired of telling the tsar that the very existence of the Duma was a blot on the autocracy. Stolypin, they whispered, was a traitor and secret revolutionary who was conniving with the Duma to steal the prerogatives assigned the Tsar by God. Witte also engaged in constant intrigue against Stolypin. Although Stolypin had had nothing to do with Witte’s fall, Witte blamed him. Stolypin had unwittingly angered the Tsaritsa. He had ordered an investigation into Rasputin and presented it to the Tsar, who read it but did nothing. Stolypin, on his own authority, ordered Rasputin to leave St. Petersburg. Alexandra protested vehemently but Nicholas refused to overrule his Prime Minister,^[91] who had more influence with the Emperor.

By the time of Stolypin’s assassination in September 1911, Stolypin had grown weary of the burdens of office. For a man who preferred clear decisive action, working with a sovereign who believed in fatalism and mysticism was frustrating. As an example, Nicholas once returned a document unsigned with the note:

Despite most convincing arguments in favour of adopting a positive decision in this matter, an inner voice keeps on insisting more and more that I do not accept responsibility for it. So far my conscience has not deceived me. Therefore I intend in this case to follow its dictates. I know that you, too, believe that «a Tsar’s heart is in God’s hands.» Let it be so. For all laws established by me I bear a great responsibility before God, and I am ready to answer for my decision at any time.^[91]

Alexandra, believing that Stolypin had severed the bonds that her son depended on for life, hated the Prime Minister.^[91] In March 1911, in a fit of anger stating that he no longer commanded the imperial confidence, Stolypin asked to be relieved of his office. Two years earlier when Stolypin had casually mentioned resigning to Nicholas he was informed: «This is not a question of confidence or lack of it. It is my will. Remember that we live in Russia, not abroad…and therefore I shall not consider the possibility of any resignation.»^[92] He was assassinated in September 1911.

In 1912, a fourth Duma was elected with almost the same membership as the third. «The Duma started too fast. Now it is slower, but better, and more lasting,» stated Nicholas to Sir Bernard Pares.^[89]

The First World War developed badly for Russia. By late 1916, Romanov family desperation reached the point that Grand Duke Paul Alexandrovich, younger brother of Alexander III and the Tsar’s only surviving uncle, was deputed to beg Nicholas to grant a constitution and a government responsible to the Duma. Nicholas sternly and adamantly refused, reproaching his uncle for asking him to break his coronation oath to maintain autocratic power for his successors. In the Duma on 2 December 1916, Vladimir Purishkevich, a fervent patriot, monarchist and war worker, denounced the dark forces which surrounded the throne in a thunderous two-hour speech which was tumultuously applauded. «Revolution threatens,» he warned, «and an obscure peasant shall govern Russia no longer!»^[93]

Tsarevich Alexei’s illness and Rasputin

Further complicating domestic matters was the matter of the succession. Alexandra bore Nicholas four daughters, the Grand Duchess Olga in 1895, the Grand Duchess Tatiana in 1897, Grand Duchess Maria in 1899, and Grand Duchess Anastasia in 1901, before their son Alexei was born on 12 August 1904. The young heir was afflicted with Hemophilia B, a hereditary disease that prevents blood from clotting properly, which at that time was untreatable and usually led to an untimely death. As a granddaughter of Queen Victoria, Alexandra carried the same gene mutation that afflicted several of the major European royal houses, such as Prussia and Spain. Hemophilia, therefore, became known as «the royal disease». Through Alexandra, the disease had passed on to her son. As all of Nicholas and Alexandra’s daughters were assassinated with their parents and brother in Yekaterinburg in 1918, it is not known whether any of them inherited the gene as carriers.

Before Rasputin’s arrival, the tsarina and the tsar had consulted numerous mystics, charlatans, «holy fools», and miracle workers. The royal behavior was not some odd aberration, but a deliberate retreat from the secular social and economic forces of his time – an act of faith and vote of confidence in a spiritual past. They had set themselves up for the greatest spiritual advisor and manipulator in Russian history.^[94]

Because of the fragility of the autocracy at this time, Nicholas and Alexandra chose to keep secret Alexei’s condition. Even within the household, many were unaware of the exact nature of the Tsarevich’s illness. At first Alexandra turned to Russian doctors and medics to treat Alexei; however, their treatments generally failed, and Alexandra increasingly turned to mystics and holy men (or starets as they were called in Russian). One of these starets, an illiterate Siberian named Grigori Rasputin, gained amazing success. Rasputin’s influence over Empress Alexandra, and consequently the Tsar himself, grew even stronger after 1912 when the Tsarevich nearly died from an injury. His bleeding grew steadily worse as doctors despaired, and priests administered the Last Sacrament. In desperation, Alexandra called upon Rasputin, to which he replied, «God has seen your tears and heard your prayers. Do not grieve. The Little One will not die. Do not allow the doctors to bother him too much.»^[95] The hemorrhage stopped the very next day and the boy began to recover. Alexandra took this as a sign that Rasputin was a starets and that God was with him; for the rest of her life she would fervently defend him and turn her wrath against anyone who dared to question him.

European affairs

In 1907, to end longstanding controversies over central Asia, Russia and the United Kingdom signed the Anglo-Russian Convention that resolved most of the problems generated for decades by The Great Game.^[96] The UK had already entered into the Entente cordiale with France in 1904, and the Anglo-Russian convention led to the formation of the Triple Entente. The following year, in May 1908, Nicholas and Alexandra’s shared «Uncle Bertie» and «Aunt Alix», Britain’s King Edward VII and Queen Alexandra, made a state visit to Russia, being the first reigning British monarchs to do so. However, they did not set foot on Russian soil. Instead, they stayed aboard their yachts, meeting off the coast of modern-day Tallinn. Later that year, Nicholas was taken off guard by the news that his foreign minister, Alexander Izvolsky, had entered into a secret agreement with the Austro-Hungarian foreign minister, Count Alois von Aehrenthal, agreeing that, in exchange for Russian naval access to the Dardanelles and the Bosporus Strait, Russia would not oppose the Austrian annexation of Bosnia and Herzegovina, a revision of the 1878 Treaty of Berlin. When Austria-Hungary did annex this territory that October, it precipitated the diplomatic crisis. When Russia protested about the annexation, the Austrians threatened to leak secret communications between Izvolsky and Aehernthal, prompting Nicholas to complain in a letter to the Austrian emperor, Franz Joseph, about a breach of confidence. In 1909, in the wake of the Anglo-Russian convention, the Russian imperial family made a visit to England, staying on the Isle of Wight for Cowes Week. In 1913, during the Balkan Wars, Nicholas personally offered to arbitrate between Serbia and Bulgaria. However, the Bulgarians rejected his offer. Also in 1913, Nicholas, albeit without Alexandra, made a visit to Berlin for the wedding of Kaiser Wilhelm II’s daughter, Princess Victoria Louise, to a maternal cousin of Nicholas, Ernest Augustus, the Duke of Brunswick.^[97] Nicholas was also joined by his cousin, King George V and his wife, Queen Mary.

Tercentenary

In February 1913, Nicholas presided over the tercentenary celebrations for the Romanov Dynasty. On 21 February, a Te Deum took place at Kazan Cathedral, and a state reception at the Winter Palace.^[98] In May, Nicholas and the imperial family made a pilgrimage across the empire, retracing the route down the Volga River that was made by the teenage Michael Romanov from the Ipatiev Monastery in Kostroma to Moscow in 1613 when he finally agreed to become Tsar.^[99]

In Finland, Nicholas had become associated with deeply unpopular Russification measures. These began with the February Manifesto proclaimed by Nicholas II in 1899,^[100] which restricted Finland’s autonomy and instigated a period of censorship and political repression.^[101] A petition of protest signed by more than 500,000 Finns was collected against the manifesto and delivered to St. Petersburg by a delegation of 500 people, but they were not received by Nicholas. Russification measures were reintroduced in 1908 after a temporary suspension in the aftermath of the 1905 Revolution, and Nicholas received an icy reception when he made his only visit to Helsinki on 10 March 1915.^{[102][103][104]}

First World War

On 28 June 1914 Archduke Franz Ferdinand of Austria, heir to the Austro-Hungarian throne, was assassinated by a Bosnian Serb nationalist in Sarajevo, who opposed Austria-Hungary’s annexation of Bosnia-Herzegovina. The outbreak of war was not inevitable, but leaders, diplomats and nineteenth-century alliances created a climate for large-scale conflict. The concept of Pan-Slavism and shared religion created strong public sympathy between Russia and Serbia. Territorial conflict created rivalries between Germany and France and between Austria-Hungary and Serbia, and as a consequence alliance networks developed across Europe. The Triple Entente and Triple Alliance networks were set before the war. Nicholas wanted neither to abandon Serbia to the ultimatum of Austria, nor to provoke a general war. In a series of letters exchanged with Wilhelm of Germany (the «Willy–Nicky correspondence») the two proclaimed their desire for peace, and each attempted to get the other to back down. Nicholas desired that Russia’s mobilization be only against Austria-Hungary, in the hopes of preventing war with Germany.

On 25 July 1914, at his council of ministers, Nicholas decided to intervene in the Austro-Serbian conflict, a step toward general war. He put the Russian army on «alert»^[105] on 25 July. Although this was not general mobilization, it threatened the German and Austro-Hungarian borders and looked like military preparation for war.^[105] However, his army had no contingency plans for a partial mobilization, and on 30 July 1914 Nicholas took the fateful step of confirming the order for general mobilization, despite being strongly counselled against it.

On 28 July, Austria-Hungary formally declared war against Serbia. On 29 July 1914, Nicholas sent a telegram to Wilhelm with the suggestion to submit the Austro-Serbian problem to the Hague Conference (in Hague tribunal). Wilhelm did not address the question of the Hague Conference in his subsequent reply.^[106][107] Count Witte told the French Ambassador, Maurice Paléologue that from Russia’s point of view the war was madness, Slav solidarity was simply nonsense and Russia could hope for nothing from the war.^[108] On 30 July, Russia ordered general mobilization, but still maintained that it would not attack if peace talks were to begin. Germany, reacting to the discovery of partial mobilization ordered on 25 July, announced its own pre-mobilization posture, the Imminent Danger of War. Germany requested that Russia demobilize within the next twelve hours.^[109] In Saint Petersburg, at 7 pm, with the ultimatum to Russia having expired, the German ambassador to Russia met with the Russian Foreign Minister Sergey Sazonov, asked three times if Russia would reconsider, and then with shaking hands, delivered the note accepting Russia’s war challenge and declaring war on 1 August. Less than a week later, on 6 August, Franz Joseph signed the Austro-Hungarian declaration of war on Russia.

The outbreak of war on 1 August 1914 found Russia grossly unprepared. Russia and her allies placed their faith in her army, the famous ‘Russian steamroller’.^[110] Its pre-war regular strength was 1,400,000; mobilization added 3,100,000 reserves and millions more stood ready behind them. In every other respect, however, Russia was unprepared for war. Germany had ten times as much railway track per square mile, and whereas Russian soldiers travelled an average of 1,290 kilometres (800 mi) to reach the front, German soldiers traveled less than a quarter of that distance. Russian heavy industry was still too small to equip the massive armies the Tsar could raise, and her reserves of munitions were pitifully small; while the German army in 1914 was better equipped than any other, man-for-man, the Russians were severely short on artillery pieces, shells, motorized transports, and even boots. With the Baltic Sea barred by German U-boats and the Dardanelles by the guns of Germany’s ally, the Ottoman Empire, Russia initially could receive help only via Archangel, which was frozen solid in winter, or via Vladivostok, which was over 6,400 kilometres (4,000 mi) from the front line. By 1915, a rail line was built north from Petrozavodsk to the Kola Gulf and this connection laid the foundation of the ice-free port of what eventually was called Murmansk. The Russian High Command was moreover greatly weakened by the mutual contempt between Vladimir Sukhomlinov, the Minister of War, and the incompetent Grand Duke Nicholas Nikolayevich who commanded the armies in the field.^[111] In spite of all of this, an immediate attack was ordered against the German province of East Prussia. The Germans mobilised there with great efficiency and completely defeated the two Russian armies which had invaded. The Battle of Tannenberg, where an entire Russian army was annihilated, cast an ominous shadow over Russia’s future. Russia had great success against both the Austro-Hungarian and Ottoman armies from the very beginning of the war, but they never succeeded against the might of the German Army. In September 1914, to relieve pressure on France, the Russians were forced to halt a successful offensive against Austria-Hungary in Galicia to attack German-held Silesia.^[112]

Gradually a war of attrition set in on the vast Eastern Front, where the Russians were facing the combined forces of the German and Austro-Hungarian armies, and they suffered staggering losses. General Denikin, retreating from Galicia wrote, «The German heavy artillery swept away whole lines of trenches, and their defenders with them. We hardly replied. There was nothing with which we could reply. Our regiments, although completely exhausted, were beating off one attack after another by bayonet … Blood flowed unendingly, the ranks became thinner and thinner and thinner. The number of graves multiplied.»^[113] On 5 August, with the Russian army in retreat, Warsaw fell. Defeat at the front bred disorder at home. At first, the targets were German, and for three days in June shops, bakeries, factories, private houses and country estates belonging to people with German names were looted and burned.^{[citation needed]} The inflamed mobs then turned on the government, declaring the Empress should be shut up in a convent, the Tsar deposed and Rasputin hanged. Nicholas was by no means deaf to these discontents. An emergency session of the Duma was summoned and a Special Defense Council established, its members drawn from the Duma and the Tsar’s ministers.

In July 1915, King Christian X of Denmark, first cousin of the Tsar, sent Hans Niels Andersen to Tsarskoye Selo with an offer to act as a mediator. He made several trips between London, Berlin and Petrograd and in July saw the Dowager Empress Maria Fyodorovna. Andersen told her they should conclude peace. Nicholas chose to turn down King Christian’s offer of mediation, as he felt it would be a betrayal for Russia to form a separate peace treaty with the Central Powers when its allies Britain and France were still fighting.^[114]

The energetic and efficient General Alexei Polivanov replaced Sukhomlinov as Minister of War, which failed to improve the strategic situation.^[110] In the aftermath of the Great Retreat and the loss of the Kingdom of Poland, Nicholas assumed the role of commander-in-chief after dismissing his cousin, Grand Duke Nicholas Nikolayevich, in September 1915. This was a mistake, as the Tsar came to be personally associated with the continuing losses at the front. He was also away at the remote HQ at Mogilev, far from the direct governance of the empire, and when revolution broke out in Petrograd he was unable to halt it. In reality the move was largely symbolic, since all important military decisions were made by his chief-of-staff General Michael Alexeiev, and Nicholas did little more than review troops, inspect field hospitals, and preside over military luncheons.^[115]

The Duma was still calling for political reforms and political unrest continued throughout the war. Cut off from public opinion, Nicholas could not see that the dynasty was tottering. With Nicholas at the front, domestic issues and control of the capital were left with his wife Alexandra. However, Alexandra’s relationship with Grigori Rasputin, and her German background, further discredited the dynasty’s authority. Nicholas had been repeatedly warned about the destructive influence of Rasputin but had failed to remove him. Rumors and accusations about Alexandra and Rasputin appeared one after another; Alexandra was even accused of harboring treasonous sympathies towards Germany. Anger at Nicholas’s failure to act and the extreme damage that Rasputin’s influence was doing to Russia’s war effort and to the monarchy led to Rasputin’s eventual murder by a group of nobles, led by Prince Felix Yusupov and Grand Duke Dmitri Pavlovich, a cousin of the Tsar, in the early morning of Saturday 17 December 1916 (O.S.) / 30 December 1916 (N.S.).

Collapse

As the government failed to produce supplies, mounting hardship resulted in massive riots and rebellions. With Nicholas away at the front from 1915 through 1916, authority appeared to collapse and the capital was left in the hands of strikers and mutineering soldiers. Despite efforts by the British Ambassador Sir George Buchanan to warn the Tsar that he should grant constitutional reforms to fend off revolution, Nicholas continued to bury himself away at the Staff HQ (Stavka) 600 kilometres (400 mi) away at Mogilev, leaving his capital and court open to intrigues and insurrection.^[116]

Ideologically the tsar’s greatest support came from the right-wing monarchists, who had recently gained strength. However they were increasingly alienated by the tsar’s support of Stolypin’s Westernizing reforms taken early in the Revolution of 1905 and especially by the political power the tsar had bestowed on Rasputin.^[117]

By early 1917, Russia was on the verge of total collapse of morale. An estimated 1.7 million Russian soldiers were killed in World War I.^[118] The sense of failure and imminent disaster was everywhere. The army had taken 15 million men from the farms and food prices had soared. An egg cost four times what it had in 1914, butter five times as much. The severe winter dealt the railways, overburdened by emergency shipments of coal and supplies, a crippling blow.^[116]

Russia entered the war with 20,000 locomotives; by 1917, 9,000 were in service, while the number of serviceable railway wagons had dwindled from half a million to 170,000. In February 1917, 1,200 locomotives burst their boilers and nearly 60,000 wagons were immobilized. In Petrograd, supplies of flour and fuel had all but disappeared.^[116] War-time prohibition of alcohol was enacted by Nicholas to boost patriotism and productivity, but instead damaged the funding of the war, due to the treasury now being deprived of alcohol taxes.^[119]

On 23 February 1917 in Petrograd, a combination of very severe cold weather and acute food shortages caused people to break into shops and bakeries to get bread and other necessities. In the streets, red banners appeared and the crowds chanted «Down with the German woman! Down with Protopopov! Down with the war! Down with the Tsar!»^[116]

Police shot at the populace which incited riots. The troops in the capital were poorly motivated and their officers had no reason to be loyal to the regime, with the bulk of the tsar’s loyalists away fighting World War I. In contrast, the soldiers in Petrograd were angry, full of revolutionary fervor and sided with the populace.^[120]

The Tsar’s Cabinet begged Nicholas to return to the capital and offered to resign completely. The Tsar, 800 kilometres (500 mi) away, misinformed by the Minister of the Interior Alexander Protopopov that the situation was under control, ordered that firm steps be taken against the demonstrators. For this task, the Petrograd garrison was quite unsuitable. The cream of the old regular army had been destroyed in Poland and Galicia. In Petrograd, 170,000 recruits, country boys or older men from the working-class suburbs of the capital itself, were available under the command of officers at the front and cadets not yet graduated from the military academies. The units in the capital, although many bore the names of famous Imperial Guard regiments, were in reality rear or reserve battalions of these regiments, the regular units being away at the front. Many units, lacking both officers and rifles, had never undergone formal training.^[120]

General Khabalov attempted to put the Tsar’s instructions into effect on the morning of Sunday, 11 March 1917. Despite huge posters ordering people to keep off the streets, vast crowds gathered and were only dispersed after some 200 had been shot dead, though a company of the Volinsky Regiment fired into the air rather than into the mob, and a company of the Pavlovsky Life Guards shot the officer who gave the command to open fire. Nicholas, informed of the situation by Rodzianko, ordered reinforcements to the capital and suspended the Duma.^[120] However, it was too late.

On 12 March, the Volinsky Regiment mutinied and was quickly followed by the Semenovsky, the Ismailovsky, the Litovsky Life Guards and even the legendary Preobrazhensky Regiment of the Imperial Guard, the oldest and staunchest regiment founded by Peter the Great. The arsenal was pillaged and the Ministry of the Interior, Military Government building, police headquarters, Law Courts and a score of police buildings were set on fire. By noon, the fortress of Peter and Paul, with its heavy artillery, was in the hands of the insurgents. By nightfall, 60,000 soldiers had joined the revolution.^[120]

Order broke down and Prime Minister Nikolai Golitsyn resigned; members of the Duma and the Soviet formed a Provisional Government to try to restore order. They issued a demand that Nicholas must abdicate. Faced with this demand, which was echoed by his generals, deprived of loyal troops, with his family firmly in the hands of the Provisional Government, and fearful of unleashing civil war and opening the way for German conquest, Nicholas had little choice but to submit.

Revolution

Abdication (1917)

Nicholas had suffered a coronary occlusion only four days before his abdication.^[121] At the end of the «February Revolution», Nicholas II chose to abdicate on 2 March (O.S.) / 15 March (N.S.) 1917. He first abdicated in favor of Alexei, but a few hours later changed his mind after advice from doctors that Alexei would not live long enough while separated from his parents, who would be forced into exile. Nicholas thus abdicated on behalf of his son, and drew up a new manifesto naming his brother, Grand Duke Michael, as the next Emperor of all Russias. He issued a statement but it was suppressed by the Provisional Government. Michael declined to accept the throne until the people were allowed to vote through a Constituent Assembly for the continuance of the monarchy or a republic. The abdication of Nicholas II and Michael’s deferment of accepting the throne brought three centuries of the Romanov dynasty’s rule to an end. The fall of Tsarist autocracy brought joy to liberals and socialists in Britain and France. The United States was the first foreign government to recognize the Provisional government. In Russia, the announcement of the Tsar’s abdication was greeted with many emotions, including delight, relief, fear, anger and confusion.^[122]

Possibility of exile

Both the Provisional Government and Nicholas wanted the royal family to go into exile following his abdication, with the United Kingdom being the preferred option.^[123] The British government reluctantly offered the family asylum on 19 March 1917, although it was suggested that it would be better for the Romanovs to go to a neutral country. News of the offer provoked uproar from the Labour Party and many Liberals, and the British ambassador Sir George Buchanan advised the government that the extreme left would use the ex-Tsar’s presence «as an excuse for rousing public opinion against us».^[124] The Liberal Prime Minister David Lloyd George preferred that the family went to a neutral country, and wanted the offer to be announced as at the request of the Russian government.^[125] The offer of asylum was withdrawn in April following objections by King George V, who, acting on the advice of his secretary Arthur Bigge, 1st Baron Stamfordham, was worried that Nicholas’s presence might provoke an uprising like the previous year’s Easter Rising in Ireland. However, later the king defied his secretary and went to the Romanov memorial service at the Russian Church in London.^[126] In the early summer of 1917, the Russian government approached the British government on the issue of asylum and was informed the offer had been withdrawn due to the considerations of British internal politics.^[127]

The French government declined to accept the Romanovs in view of increasing unrest on the Western Front and on the home front as a result of the ongoing war with Germany.^[128][129] The British ambassador in Paris, Lord Francis Bertie, advised the Foreign Secretary that the Romanovs would be unwelcome in France as the ex-Empress was regarded as pro-German.^[124]

Even if an offer of asylum had been forthcoming, there would have been other obstacles to be overcome. The Provisional Government only remained in power through an uneasy alliance with the Petrograd Soviet, an arrangement known as «The Dual power». An initial plan to send the royal family to the northern port of Murmansk had to be abandoned when it was realised that the railway workers and the soldiers guarding them were loyal to the Petrograd Soviet, which opposed the escape of the tsar; a later proposal to send the Romanovs to a neutral port in the Baltic Sea via the Grand Duchy of Finland faced similar difficulties.^[130]

Imprisonment

Tsarskoye Selo

On 20 March 1917, the Provisional Government decreed that the royal family should be held under house arrest in the Alexander Palace at Tsarskoye Selo. Nicholas joined the rest of the family there two days later, having traveled from the wartime headquarters at Mogilev.^[131] The family had total privacy inside the palace, but walks in the grounds were strictly regulated.^[132] Members of their domestic staff were allowed to stay if they wished and culinary standards were maintained.^[133] Colonel Eugene Kobylinsky was appointed to command the military garrison at Tsarskoye Selo,^[134] which increasingly had to be done through negotiation with the committees or soviets elected by the soldiers.^[135]

Tobolsk

That summer, the failure of the Kerensky Offensive against Austro-Hungarian and German forces in Galicia led to anti-government rioting in Petrograd, known as the July Days. The government feared that further disturbances in the city could easily reach Tsarskoye Selo and it was decided to move the royal family to a safer location.^[136] Alexander Kerensky, who had taken over as prime minister, selected the town of Tobolsk in Western Siberia, since it was remote from any large city and 150 miles (240 km) from the nearest rail station.^[137] Some sources state that there was an intention to send the family abroad in the spring of 1918 via Japan,^[138] but more recent work suggests that this was just a Bolshevik rumour.^[139] The family left the Alexander Palace late on 13 August, reached Tyumen by rail four days later and then by two river ferries finally reached Tobolsk on 19 August.^[140] There they lived in the former Governor’s Mansion in considerable comfort. In October 1917, however, the Bolsheviks seized power from Kerensky’s Provisional Government; Nicholas followed the events in October with interest but not yet with alarm. Boris Soloviev, the husband of Maria Rasputin, attempted to organize a rescue with monarchical factions, but it came to nothing. Rumors persist that Soloviev was working for the Bolsheviks or the Germans, or both.^[141] Separate preparations for a rescue by Nikolai Yevgenyevich Markov were frustrated by Soloviev’s ineffectual activities.^[142] Nicholas continued to underestimate Lenin’s importance. In the meantime he and his family occupied themselves with reading books, exercising and playing games; Nicholas particularly enjoyed chopping firewood.^[143] However, in January 1918, the guard detachment’s committee grew more assertive, restricting the hours that the family could spend in the grounds and banning them from walking to church on a Sunday as they had done since October.^[144] In a later incident, the soldiers tore the epaulettes from Kobylinsky’s uniform, and he asked Nicholas not to wear his uniform outside for fear of provoking a similar event.^[145]

In February 1918, the Council of People’s Commissars (abbreviated to «Sovnarkom») in Moscow, the new capital, announced that the state subsidy for the family would be drastically reduced, starting on 1 March. This meant parting with twelve devoted servants and giving up butter and coffee as luxuries, even though Nicholas added to the funds from his own resources.^[146] Nicholas and Alexandra were appalled by news of the Treaty of Brest-Litovsk, whereby Russia agreed to give up Poland, Finland, the Baltic States, most of Belarus, Ukraine, the Crimea, most of the Caucasus, and small parts of Russia proper including areas around Pskov and Rostov-on-Don.^[147] What kept the family’s spirits up was the belief that help was at hand.^[148] The Romanovs believed that various plots were underway to break them out of captivity and smuggle them to safety. The Western Allies lost interest in the fate of the Romanovs after Russia left the war. The German government wanted the monarchy restored in Russia to crush the Bolsheviks and maintain good relations with the Central Powers.^[149]

The situation in Tobolsk changed for the worse on 26 March, when 250 ill-disciplined Red Guards arrived from the regional capital, Omsk. Not to be outdone, the soviet in Yekaterinburg, the capital of the neighbouring Ural region, sent 400 Red Guards to exert their influence on the town.^[150] Disturbances between these rival groups and the lack of funds to pay the guard detachment caused them to send a delegation to Moscow to plead their case. The result was that Sovnarkom appointed their own commissar to take charge of Tobolsk and remove the Romanovs to Yekaterinburg, with the intention of eventually bringing Nicholas to a show trial in Moscow.^[151] The man selected was Vasily Yakovlev, a veteran Bolshevik,^[152] Recruiting a body of loyal men en route, Yakovlev arrived in Tobolsk on 22 April; he imposed his authority on the competing Red Guards factions, paid-off and demobilized the guard detachment, and placed further restrictions on the Romanovs.^[153] The next day, Yakovlev informed Kobylinsky that Nicholas was to be transferred to Yekaterinburg. Alexei was too ill to travel, so Alexandra elected to go with Nicholas along with Maria, while the other daughters would remain at Tobolsk until they were able to make the journey.^[154]

Yekaterinburg

At 3 am on 25 April, the three Romanovs, their retinue, and the escort of Yakovlev’s detachment, left Tobolsk in a convoy of nineteen tarantasses (four-wheeled carriages), as the river was still partly frozen which prevented the use of the ferry.^[155] After an arduous journey which included two overnight stops, fording rivers, frequent changes of horses and a foiled plot by the Yekaterinburg Red Guards to abduct and kill the prisoners, the party arrived at Tyumen and boarded a requisitioned train. Yakovlev was able to communicate securely with Moscow by means of a Hughes’ teleprinter and obtained agreement to change their destination to Omsk, where it was thought that the leadership were less likely to harm the Romanovs.^[156] Leaving Tyumen early on 28 April, the train left towards Yekaterinburg, but quickly changed direction towards Omsk. This led the Yekaterinburg leaders to believe that Yakovlev was a traitor who was trying to take Nicholas to exile by way of Vladivostok; telegraph messages were sent, two thousand armed men were mobilized and a train was dispatched to arrest Yakovlev and the Romanovs. The Romanovs’ train was halted at Omsk station and after a frantic exchange of cables with Moscow, it was agreed that they should go to Yekaterinburg in return for a guarantee of safety for the royal family; they finally arrived there on the morning of 30 April.^[157]

They were imprisoned in the two-story Ipatiev House, the home of the military engineer Nikolay Nikolayevich Ipatiev, which ominously became referred to as the «house of special purpose». Here the Romanovs were kept under even stricter conditions; their retinue was further reduced and their possessions were searched.^[158] Following allegations of pilfering from the royal household, Yakov Yurovsky, a former member of the Cheka secret police, was appointed to command the guard detachment, a number of whom were replaced with trusted Latvian members of the Yekaterinburg «special-service detachment».^[159] The remaining Romanovs left Tobolsk by river steamer on 20 May and arrived in Yekaterinburg three days later.^[160] By the first weeks of June, the Bolsheviks were becoming alarmed by the Revolt of the Czechoslovak Legion, whose forces were approaching the city from the east. This prompted a wave of executions and murders of those in the region who were believed to be counter-revolutionaries, including Grand Duke Michael, who was murdered in Perm on 13 June.^[161]

Although the Bolshevik leadership in Moscow still intended to bring Nicholas to trial, as the military situation deteriorated, Leon Trotsky and Yakov Sverdlov began to publicly equivocate about the possible fate of the former tsar.^[162] On 16 July, the Yekaterinburg leadership informed Yurovsky that it had been decided to execute the Romanovs as soon as approval arrived from Moscow, because the Czechs were expected to reach the city imminently. A coded telegram arrived in Moscow from Yekaterinburg that evening; after Lenin and Sverdlov had conferred a reply was sent, although no trace of that document has ever been found. In the meantime, Yurovsky had organized his firing squad and they waited through the night at the Ipatiev House for the signal to act.^[163]

Execution

There are several accounts of what happened and historians have not agreed on a solid, confirmed scope of events. According to the account of Bolshevik officer Yakov Yurovsky (the chief executioner), in the early hours of 17 July 1918, the royal family was awakened around 2:00 am, got dressed, and were led down into a half-basement room at the back of the Ipatiev house. The pretext for this move was the family’s safety, i.e. that anti-Bolshevik forces were approaching Yekaterinburg, and the house might be fired upon.^[164]

Present with Nicholas, Alexandra and their children were their doctor and three of their servants, who had voluntarily chosen to remain with the family: the Tsar’s personal physician Eugene Botkin, his wife’s maid Anna Demidova, and the family’s chef, Ivan Kharitonov, and footman, Alexei Trupp. A firing squad had been assembled and was waiting in an adjoining room, composed of seven Communist soldiers from Central Europe, and three local Bolsheviks, all under the command of Yurovsky.^[164]

Nicholas was carrying his son. When the family arrived in the basement, the former Tzar asked if chairs could be brought in for his wife and son to sit on. Yurovsky ordered two chairs brought in, and when the empress and the heir were seated, the executioners filed into the room. Yurovsky announced to them that the Ural Soviet of Workers’ Deputies had decided to execute them. A stunned Nicholas asked, «What? What did you say?» and turned toward his family. Yurovsky quickly repeated the order and Nicholas said, according to Peter Ermakov, «You know not what you do.»

The executioners drew handguns and began shooting; Nicholas was the first to die. Yurovsky took credit afterwards for firing the first shot that killed the Tsar, but his protege – Grigory Nikulin – said years later that Mikhail Medvedev had fired the shot that killed Nicholas. «He fired the first shot. He killed the Tsar,» he said in 1964 in a tape-recorded statement for the radio.^[165] Nicholas was shot several times in the chest (sometimes erroneously said to have been shot in his head, but his skull bore no bullet wounds when it was discovered in 1991). Anastasia, Tatiana, Olga, and Maria survived the first hail of bullets; the sisters were wearing over 1.3 kilograms of diamonds and precious gems sewn into their clothing, which provided some initial protection from the bullets and bayonets.^[166] They were then stabbed with bayonets and finally shot at close range in their heads.^[167]

An announcement from the Presidium of the Ural Regional Soviet of the Workers’ and Peasants’ Government emphasized that conspiracies had been exposed to free the ex-tsar, that counter-revolutionary forces were pressing in on Soviet Russian territory, and that the ex-tsar was guilty of unforgivable crimes against the nation.^[168]

In view of the enemy’s proximity to Yekaterinburg and the exposure by the Cheka of a serious White Guard plot with the goal of abducting the former Tsar and his family… In light of the approach of counterrevolutionary bands toward the Red capital of the Urals and the possibility of the crowned executioner escaping trial by the people (a plot among the White Guards to try to abduct him and his family was exposed and the compromising documents will be published), the Presidium of the Ural Regional Soviet, fulfilling the will of the Revolution, resolved to shoot the former Tsar, Nikolai Romanov, who is guilty of countless, bloody, violent acts against the Russian people.^[169]

The bodies were driven to nearby woodland, searched and burned. The remains were soaked in acid and finally thrown down a disused mineshaft.^[170] On the following day, other members of the Romanov family including Grand Duchess Elizabeth Feodorovna, the empress’s sister, who were being held in a school at Alapayevsk, were taken to another mine shaft and thrown in alive, except for Grand Duke Sergei Mikhailovich who was shot when he tried to resist.^[171]

Identification

In 1979, the bodies of Tsar Nicholas II, Tsaritsa Alexandra, three of their daughters, and those of four non-family members killed with them, were discovered near Sverdlovsk (Yekaterinburg) by amateur archaeologist Alexander Avdonin.^[172][173] In January 1998, the remains excavated from underneath the dirt road near Yekaterinburg were officially identified as those of Nicholas II and his family, excluding one daughter (either Maria or Anastasia) and Alexei. The identifications—including comparisons to a living relative, performed by separate Russian, British and American scientists using DNA analysis—concur and were found to be conclusive.^{[174][175][176][177]}

In July 2007, an amateur historian discovered bones near Yekaterinburg belonging to a boy and young woman.^[178]
Prosecutors reopened the investigation into the deaths of the imperial family^[179] and, in April 2008, DNA tests performed by an American laboratory proved that bone fragments exhumed in the Ural Mountains belonged to two children of Nicholas II, Alexei and a daughter.^[180] That same day it was announced by Russian authorities that remains from the entire family had been recovered.^[180][181]

On 1 October 2008, the Supreme Court of Russia ruled that Nicholas II and his family were victims of political persecution and should be rehabilitated.^[182][183] In March 2009, results of the DNA testing were published, confirming that the two bodies discovered in 2007 were those of Alexei and one of his sisters.^[184]

In late 2015, at the insistence of the Russian Orthodox Church,^[185] Russian investigators exhumed the bodies of Nicholas II and his wife, Alexandra, for additional DNA testing,^[186] which confirmed that the bones were of the couple.^{[187][188][189]}

Funeral

After the DNA testing of 1998, the remains of the Emperor and his immediate family were interred at St. Peter and Paul Cathedral, Saint Petersburg, on 17 July 1998, on the eightieth anniversary of their assassination. The ceremony was attended by Russian President Boris Yeltsin, who said, «Today is a historic day for Russia. For many years, we kept quiet about this monstrous crime, but the truth has to be spoken.»^[190]

The British Royal Family was represented at the funeral by Prince Michael of Kent, and more than twenty ambassadors to Russia, including Sir Andrew Wood, Archbishop John Bukovsky, and Ernst-Jörg von Studnitz, were also in attendance.^[191]

Sainthood

In 1981, Nicholas and his immediate family were recognised as martyred saints by the Russian Orthodox Church Outside of Russia. On 14 August 2000, they were recognised by the synod of the Russian Orthodox Church. This time they were not named as martyrs, since their deaths did not result immediately from their Christian faith; instead, they were canonized as passion bearers. According to a statement by the Moscow synod, they were glorified as saints for the following reasons:

In the last Orthodox Russian monarch and members of his family we see people who sincerely strove to incarnate in their lives the commands of the Gospel. In the suffering borne by the Royal Family in prison with humility, patience, and meekness, and in their martyrs’ deaths in Yekaterinburg in the night of 17 July 1918 was revealed the light of the faith of Christ that conquers evil.

However, Nicholas’ canonization was controversial. The Russian Orthodox Church Abroad was split on the issue back in 1981, some members suggesting that the emperor was a weak ruler and had failed to thwart the rise of the Bolsheviks. It was pointed out by one priest that martyrdom in the Russian Orthodox Church has nothing to do with the martyr’s personal actions but is instead related to why he or she was killed.^[192]

The Russian Orthodox Church inside Russia rejected the family’s classification as martyrs because they were not killed on account of their religious faith. Religious leaders in both churches also had objections to canonising the Tsar’s family because they perceived him as a weak emperor whose incompetence led to the revolution and the suffering of his people and made him partially responsible for his own assassination and those of his wife, children and servants. For these opponents, the fact that the Tsar was, in private life, a kind man and a good husband and father or a leader who showed genuine concern for the peasantry did not override his poor governance of Russia.^[192]

Despite the original opposition, the Russian Orthodox Church inside Russia ultimately recognised the family as «passion bearers», or people who met their deaths with Christian humility. Since the late 20th century, believers have attributed healing from illnesses or conversion to the Orthodox Church to their prayers to the children of Nicholas, Maria and Alexei, as well as to the rest of the family.^[193][194]

Legacy

Contemporary evaluations of Nicholas portrayed him as a well-meaning but indecisive leader, whose actions as monarch were heavily influenced by his advisors. Historian Raymond Esthus states:

The contemporary assessments of Nicholas are remarkably uniform. He was described as shy, charming, gentle in disposition, fearful of controversy, indecisive, indulgent to his relatives, and deeply devoted to his family. Aleksandr Mosolov, who headed his Court Chancellery for sixteen years, wrote that Nicholas, though intelligent and well-educated, never adopted a definite, energetic attitude and loathed making a decision in the presence of others. Sergei Witte, who served Nicholas and his father for eleven years as Minister of Finance, commented that the Tsar was a well-intentioned child, but his actions were entirely dependent upon the character of his counselors, most of whom were bad.^[14]

During the Soviet period, Nicholas II’s legacy was widely criticised within Russia, although discussion was heavily influenced by state propaganda, which described him as a bloodthirsty tyrant. Pavel Bykov, who wrote the first full account of the downfall of the Tsar for the new Soviet government, denounced Nicholas as a «tyrant, who paid with his life for the age-old repression and arbitrary rule of his ancestors over the Russian people, over the impoverished and blood-soaked country». Soviet-era historians described Nicholas II as unfit for rule, arguing that he had a weak will and was manipulated by adventurist forces. He was also criticised for fanning nationalism and chauvinism, and his regime was condemned for its extensive use of the army, police, and courts to destroy the revolutionary movement. During his reign, Nicholas had become known as «Nicholas the Bloody» for his role in the Khodynka Tragedy and the suppression of the 1905 Revolution.^[12][195]

For most of the 20th century, Nicholas was generally considered by historians to have been incompetent at the colossal task of ruling the enormous Russian Empire, although the influence of Soviet propaganda on general opinion must be considered.^[15] Barbara Tuchman provides a damning evaluation of his reign in her 1962 book The Guns of August, describing his sole focus as sovereign as being «to preserve intact the absolute monarchy bequeathed to him by his father», and writing that, «lacking the intellect, energy or training for his job», Nicholas «fell back on personal favorites, whim, simple mulishness, and other devices of the empty-headed autocrat … when a telegram was brought to him announcing the annihilation of the Russian fleet at Tsushima, he read it, stuffed it in his pocket, and went on playing tennis.»^[196]

Historian Robert K. Massie provides a similar indictment of his incompetence, although he emphasises Nicholas’ personal morality, describing him as a tragic figure:

… there still are those who for political or other reasons continue to insist that Nicholas was «Bloody Nicholas». Most commonly, he is described as shallow, weak, stupid—a one-dimensional figure presiding feebly over the last days of a corrupt and crumbling system. This, certainly, is the prevailing public image of the last Tsar. Historians admit that Nicholas was a «good man»—the historical evidence of personal charm, gentleness, love of family, deep religious faith and strong Russian patriotism is too overwhelming to be denied—but they argue that personal factors are irrelevant; what matters is that Nicholas was a bad tsar …. Essentially, the tragedy of Nicholas II was that he appeared in the wrong place in history.^[197]

Following the collapse of the Soviet Union, present-day Russian historians give Nicholas a more positive assessment, particularly when evaluating the reforms made by the Russian state during his reign.^[198]

Titles, styles, honours and arms

Styles of Nicholas II of Russia
Reference style	His Imperial Majesty
Spoken style	Your Imperial Majesty

Titles and styles

Nicholas II’s full title as Emperor, as set forth in Article 59 of the 1906 Constitution, was: «By the Grace of God, We Nicholas, Emperor and Autocrat of All the Russias, of Moscow, Kiev, Vladimir, Novgorod; Tsar of Kazan, Tsar of Astrakhan, Tsar of Poland, Tsar of Siberia, Tsar of Tauric Chersonesus, Tsar of Georgia; Lord of Pskov, and Grand Prince of Smolensk, Lithuania, Volhynia, Podolia, and Finland; Prince of Estonia, Livonia, Courland and Semigalia, Samogitia, Bielostok, Karelia, Tver, Yugor, Perm, Vyatka, Bogar and others; Sovereign and Grand Prince of Nizhni Novgorod, Chernigov, Ryazan, Polotsk, Rostov, Jaroslavl, Beloozero, Udoria, Obdoria, Kondia, Vitebsk, Mstislav, and Ruler of all the Severian country; Sovereign and Lord of Iveria, Kartalinia, the Kabardian lands and Armenian province: hereditary Sovereign and Possessor of the Circassian and Mountain Princes and of others; Sovereign of Turkestan, Heir of Norway, Duke of Schleswig-Holstein, Stormarn, Dithmarschen, and Oldenburg, and so forth, and so forth, and so forth.»^[199]

Honours

Emperor Nicholas II Land (Russian: Земля Императора Николая II, Zemlya Imperatora Nikolaya II) was discovered in 1913 by the Arctic Ocean Hydrographic Expedition led by Boris Vilkitsky on behalf of the Russian Hydrographic Service.^[200] Still incompletely surveyed, the new territory was officially named in the Emperor’s honour by order of the Secretary of the Imperial Navy in 1914.^[201] The archipelago was renamed «Severnaya Zemlya» in 1926 by the Presidium of the Central Executive Committee of the Soviet Union.^[202]

National^[203]

• Knight of St. Andrew, 1 June 1868
• Knight of St. Alexander Nevsky, 1 June 1868
• Knight of the White Eagle, 1 June 1868
• Knight of St. Anna, 1st Class, 1 June 1868
• Knight of St. Stanislaus, 1st Class, 1 June 1868
• Knight of St. Vladimir, 4th Class, 11 September 1890
• Knight of St. George, 4th Class, 7 November 1915

Foreign^[203]

Nicholas II was granted honorary senior rank in a number of foreign armies, reciprocating by extending similar distinctions to a number of his fellow monarchs. These included the Imperial German, Spanish, Italian, Danish and British armies.

He was Colonel-in-Chief of the Royal Scots Greys from 1894 until his death. On becoming Colonel-in-Chief he presented the Regiment with a white bearskin, now worn by the bass drummer of the Pipes and Drums of the Royal Scots Dragoon Guards. The Imperial Russian anthem is still played at dinner nights in the Officers’ Mess, where there remains a portrait of the Tsar in Scots Greys uniform. Since his death, the Regiment has worn a black backing behind its cap badge as a symbol of mourning.

Arms

Children

Image	Name	Birth	Death	Notes
By Princess Alix of Hesse and by Rhine (6 June 1872 – 17 July 1918, married on 26 November 1894)
	Grand Duchess Olga Nikolaevna	15 November [O.S. 3 November] 1895	17 July 1918	Assassinated, along with their parents, at Yekaterinburg by the Bolsheviks
	Grand Duchess Tatiana Nikolaevna	10 June [O.S. 29 May] 1897
	Grand Duchess Maria Nikolaevna	26 June [O.S. 14 June] 1899
	Grand Duchess Anastasia Nikolaevna	18 June [O.S. 5 June] 1901
	Tsarevich Alexei Nikolaevich	12 August [O.S. 30 July] 1904

Ancestry

Wealth

Estimates of Nicholas II’s personal wealth have been vastly exaggerated. As Emperor of All The Russias, and an autocrat, the resources under his command were virtually incalculable. However, the vast majority of this was owned by the state as Crown property; the Romanov family’s personal wealth was only a small fraction of this. As monarch, the income of Nicholas was 24 million gold roubles per annum: this derived from a yearly allowance from the Treasury, and from the profits of Crown farmland.^[235] From this income, he had to fund staff, the upkeep of imperial palaces and imperial theatres, annuities for the royal family, pensions, bequests, and other outgoings. «Before the end of the year, the Tsar was usually penniless; sometimes he reached this embarrassing state by autumn.»^[235] According to the Grand Marshal of the Court, Count Paul Benckendorff, the family’s total financial resources amounted to between 12.5 and 17.5 million roubles.^[236] As a comparison, Prince Felix Yusupov estimated his family’s worth in real estate holdings alone as amounting to 50 million gold roubles.^[237]

Documentaries and films

Several films about Nicholas II and his family have been made, including Anastasia (1956), Nicholas and Alexandra (1971), Anastasia: The Mystery of Anna (1986), Rasputin: Dark Servant of Destiny (1996 HBO), Anastasia (1997), and two Russian adaptations Assassin of the Tsar (1991) and The Romanovs: An Imperial Family (2000).
In 2017 the film Matilda was released. The Last Czars was released by Netflix in 2019.
God Save Russia – documentary film by Włodzimierz Szpak (1990).

See also

• Execution of the Romanov family
• Bibliography of the Russian Revolution and Civil War
• Emperor railway station in Pushkin town

References

Notes

• ^O.S./N.S. Over the course of Nicholas’s life, two calendars were used: the Old Style Julian Calendar and the New Style Gregorian Calendar. Russia switched from the Julian to the Gregorian calendar on 1 February (O.S.) / 14 February (N.S.) 1918.

References

Bibliography

Further reading

Primary sources

External links

• Nicholas II and the Royal Family Newsreels // Net-Film Newsreels and Documentary Films Archive
• Nicholas_II at Curlie
• Photos of the last visit of Tsar Nicholas and family to France, to Cherbourg 1909 from contemporary Magazine, Illustration
• The Execution of Czar Nicholas II, 1918, EyeWitness to History.
• Brief Summary of Czar
• Alexander Palace Time Machine^{[self-published source]}
• Nicholas and Alexandra Exhibition
• Frozentears.org A Media Library to Nicholas II and his Family.
• Romanov sisters
• Scientists Reopen Czar Mystery
• Ipatiev House — Romanov Memorial detailed site on the historical context, circumstances and drama surrounding the Romanov’s execution
• (in Russian) The Murder of Russia’s Imperial Family Archived 22 March 2007 at the Wayback Machine, Nicolay Sokolov. Investigation of execution of the Romanovs in 1918.
• (in Russian) Nikolay II — Life and Death, Edvard Radzinski. Later published in English as The Last Czar: the Life and Death of Nicholas II.
• (in Russian) Memoirs: The reign of Nicholas II 1–12 13–33 34–45 46–52 (incomplete), Sergei Witte. It was originally published in 1922 in Berlin. No complete English translations are available yet.
• New Russian Martyrs. Czar Nicholas and His Family. A story of life, canonisation. Photoalbum.
• Russian History Magazine Articles about the Romanovs from Atlantis magazine.
• Resurrecting the Czar Archived 28 December 2013 at the Wayback Machine – November 2010 (Smithsonian magazine)
• The coronation of Emperor Nicholas II. 26 (14, old style), may, 1896. Historical photos.

Nicholas II of Russia House of Holstein-Gottorp-Romanov Cadet branch of the House of Oldenburg Born: 18 May 1868 Died: 17 July 1918
Regnal titles
Preceded by Alexander III	Emperor of Russia 1894–1917	Monarchy abolished
Grand Duke of Finland 1894–1917	Vacant Title next held by Frederick Charles as king-elect
Titles in pretence
Loss of title Empire abolished	— TITULAR — Emperor of Russia 1917 Reason for succession failure: Empire abolished in 1917	Succeeded by Nikolai Nikolaevich

Николай II Николай Александрович Романов
Фотопортрет императора Николая II, 1909 год.
14-й император всероссийский
20 октября (1 ноября) 1894 — 2 (15) марта 1917
Коронация:	14 (26) мая 1896
Предшественник:	Александр III
Преемник:	Михаил Александрович (не принял престола) Львов, Георгий Евгеньевич (председатель Временного правительства)
Наследник:	Алексей
Вероисповедание:	Православие
Рождение:	6 (18) мая 1868 Царское Село, Санкт-Петербургская губерния, Российская империя
Смерть:	17 июля 1918 Екатеринбург, Пермская губерния, РСФСР
Похоронен:	Тайно захоронен в лесу у деревни Коптяки Свердловской области[1], в 1998 году перезахоронен в Петропавловском соборе
Династия:	Романовы
Отец:	Александр III
Мать:	Мария Фёдоровна
Супруга:	Алиса Гессенская (Александра Фёдоровна)
Дети:	дочери: Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия сын: Алексей
Награды:	4 ст.
Николай II Николай Александрович Романов на Викискладе
Николай II Николай Александрович Романов на Родоводе

Никола́й II Алекса́ндрович (6 (18) мая 1868, Царское Село — 17 июля 1918, Екатеринбург) — император Всероссийский (20 октября (1 ноября) 1894 года — 2 марта (15 марта) 1917 года), Царь Польский и великий князь Финляндский. Из династии Романовых.

Царствование Николая II ознаменовано экономическим развитием России и одновременно — ростом в ней социально-политических противоречий, революционного движения, вылившегося в смуту 1905—1907 годов и революцию 1917 года, во внешней политике — экспансией на восток, участием России в блоках европейских держав, противоречия между которыми привели к войне с Японией и Первой мировой войне.

Николай II отрёкся от престола после Февральской революции 1917 года. Россия вскоре вступила в период гражданской войны. Николай был отправлен Временным правительством в Сибирь, затем большевиками на Урал и расстрелян вместе с семьёй в Екатеринбурге.

Тезоименитство — 6 декабря по юлианскому календарю (Николая чудотворца).

Канонизирован Сербской православной церковью в 1938, Русской православной церковью заграницей в 1981 и Русской православной церковью как страстотерпец в 2000 году; память — 4 июля по юлианскому календарю^[2].

Имена, титулования, прозвища

С рождения титуловался Его Императорское Высочество Великий князь Николай Александрович. После гибели деда, Императора Александра II, в 1881 получил титул Наследника Цесаревича.

Полный титул императора Николая II как императора с 1894 по 1917: «Божьей поспешествующей милостью, Мы, Николай Второй (в некоторых манифестах церковнославянская форма — Николай Вторый), Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли́, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны́ Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли́ и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая».

После Февральской революции Николай, ставший гражданином российского государства, стал именоваться Николай Александрович Романов (ранее фамилия «Романов» членами императорского дома не указывалась, на принадлежность к роду указывали титулы: великий князь, император, императрица, цесаревич и т. п.).

За события на Ходынке и 9 января 1905 года прозван оппозицией Николаем Кровавым; с таким прозвищем неоднократно фигурировал в «февральской» и советской историографии.

Современники о Николае II

…Государь был человек умный, образованный и весьма начитанный. Он обладал громадной памятью, особенно на имена, и являлся чрезвычайно интересным собеседником. Он хорошо знал историю и любил серьёзные исторические книги. Любил он физический труд и жить без него не мог, в этом он был воспитан с детства…

…Отличительной чертой в его натуре, его характеризовавшей, была мягкость. Это был человек замечательно добрый…

…Про отношение и чувства Государя к России — нельзя их выразить словами, что он любил Россию. Россия для него была почти тем же, что была христианская вера; как не мог он отречься от христианской веры, так не мог оторваться от России.

— Дитерихс М.К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале

^[3]

…ни фигурой, ни умением говорить царь не трогал солдатской души и не производил того впечатления, которое необходимо, чтобы поднять дух и сильно привлечь к себе сердца. Он делал что мог, и обвинять его в данном случае никак нельзя, но благих результатов в смысле воодушевления он не вызывал.

— А. А. Брусилов, «Мои воспоминания»

Про него неверно говорят, что он больной, глупый, злой… Он просто обыкновенный гвардейский офицер.

— А. П. Чехов

Детство, образование и воспитание

Николай II — старший сын императора Александра III и императрицы Марии Фёдоровны.

Николай получил домашнее образование в рамках большого гимназического курса и в 1885—1890 годах — по специально написанной программе, соединявшей курс государственного и экономического отделений юридического факультета университета с курсом Академии Генерального штаба.

Воспитание и обучение будущего императора проходило под личным руководством Александра III на традиционной религиозной основе. Учебные занятия Николая II велись по тщательно разработанной программе в течение 13 лет. Первые восемь лет были посвящены предметам расширенного гимназического курса. Особое внимание уделялось изучению политической истории, русской литературы, английского, немецкого и французского языков, которыми Николай Александрович овладел в совершенстве. Последующие пять лет посвящались изучению военного дела, юридических и экономических наук, необходимых для государственного деятеля. Лекции читались выдающимися русскими учеными-академиками с мировым именем: Н. Н. Бекетовым, Н. Н. Обручевым, Ц. А. Кюи, М. И. Драгомировым, Н. Х. Бунге, К. П. Победоносцевым и др. Пресвитер И. Л. Янышев учил цесаревича каноническому праву в связи с историей церкви, главнейшим отделам богословия и истории религии.^[4]

Первые два года Николай служил младшим офицером в рядах Преображенского полка. Два летних сезона он проходил службу в рядах кавалерийского гусарского полка эскадронным командиром, а затем лагерный сбор в рядах артиллерии. 6 августа 1892 произведён в полковники. В то же время отец вводит его в курс дела управления страной, приглашая участвовать в заседаниях Государственного Совета и Кабинета Министров. По предложению министра путей сообщения С. Ю. Витте Николай в 1892 году для приобретения опыта в государственных делах был назначен председателем комитета по постройке Транссибирской железной дороги. К 23 годам своей жизни Николай Романов был широко образованным человеком.

В программу образования императора входили путешествия по различным губерниям России, которые он совершал вместе с отцом. В довершение образования отец выделил в его распоряжение крейсер для путешествия на Дальний Восток. За девять месяцев он со свитой посетил Австро-Венгрию, Грецию, Египет, Индию, Китай, Японию, а позднее — сухим путем через всю Сибирь возвратился в столицу России. В Японии на Николая было совершено покушение (см. Инцидент в Оцу). Рубашка с пятнами крови хранится в Эрмитаже.^[5]

Образование сочеталось у него с глубокой религиозностью и мистицизмом. «Государь, как и его предок — Александр I, был всегда мистически настроен» — вспоминала Анна Вырубова.

Идеалом правителя для Николая II был царь Алексей Михайлович Тишайший.

Образ жизни, привычки

Большую часть времени Николай II жил с семьёй в Александровском дворце. Летом отдыхал в Крыму в Ливадийском дворце. Для отдыха также ежегодно совершал двухнедельные поездки по Финскому заливу и Балтийскому морю на яхте «Штандарт». Читал как легкую развлекательную литературу, так и серьёзные научные труды, часто на исторические темы. Курил папиросы, табак для которых выращивался в Турции и присылался ему в качестве подарка от турецкого султана. Николай II увлекался фотографией, любил также смотреть кинофильмы. Фотографировали также и все его дети. Николай с 9 лет начал вести дневник. В архиве хранятся 50 объёмистых тетрадей — подлинник дневника за 1882—1918 гг. Часть их была опубликована.

Николай и Александра

Первая встреча цесаревича с будущей супругой состоялась в 1884 году, а в 1889 году Николай просил у отца благословения на брак с ней, но получил отказ.^[6]

14 ноября 1894 года состоялось бракосочетание Николая II с немецкой принцессой Алисой Гессенской, принявшей после крещения имя Александры Фёдоровны. В последующие годы у них родились четыре дочери — Ольга (3 ноября 1895), Татьяна (29 мая 1897), Мария (14 июня 1899) и Анастасия (5 июня 1901). 30 июля (12 августа) 1904 года в Петергофе появился пятый ребёнок и единственный сын — цесаревич Алексей Николаевич.

Сохранилась вся переписка Александры Фёдоровны с Николаем II. Утеряно лишь одно письмо Александры Фёдоровны, все её письма нумерованы самой императрицей.^[7]

Современники по-разному оценивали императрицу.

Государыня была бесконечно добра и бесконечно жалостлива. Именно эти свойства её натуры были побудительными причинами в явлениях, давших основание людям интриговавшим, людям без совести и сердца, людям, ослеплённым жаждой власти, объединиться между собой и использовать эти явления в глазах тёмных масс и жадной до сенсаций праздной и самовлюблённой части интеллегенции для дискредитирования Царской Семьи в своих тёмных и эгоистических целях. Государыня привязывалась всей душой к людям действительно страдавшим или искусно разыгрывавшим перед ней свои страдания. Она сама слишком много перестрадала в жизни, и как сознательный человек — за свою угнетённую Германией родину, и как мать — за страстно и бесконечно любимого сына. Поэтому она не могла не относиться слишком слепо к другим, приближавшимся к ней людям, тоже страдавшим или представлявшимся страдающими… …Государыня, безусловно, искренно и сильно любила Россию, совершенно также, как любил её и Государь.[8]

Граф С. Ю. Витте писал, что Николай II

Коковцов вспоминал:

Гурко отмечал:

Государыня была сильно религиозной натурой. У такого человека, как она, это не могло быть ни лживым, ни болезненным. Её вера в Бога была искренняя и глубокая. Как человек, не терпевший по природе какой-либо лжи, она приняв Православие приняла веру не по форме, не по необходимости, а всем сердцем, всем разумом, всей волей. Иной она не могла быть. Её вера, её набожность, были искренни, глубоки и чисты. Никакого ханжества в ней не было и по натуре не могло быть. По основе христианского учения она верила всем сердцем в силу молитвы, верила до конца.[11]

Коронация

Вступление на престол и начало правления

Коронация Николая II состоялась 14 (26) мая 1896 года (о жертвах коронационных торжеств в Москве см. «Ходынка»). В том же году была проведена Всероссийская промышленная и художественная выставка в Нижнем Новгороде, которую он посетил. В 1896 году Николай II также совершил большую поездку в Европу, встретившись с Францем-Иосифом, Вильгельмом II, Королевой Викторией (бабушкой Александры Фёдоровны). Завершением поездки стало прибытие Николая II в столицу союзной Франции Париж. Одними из первых кадровых решений Николая II было увольнение И. В. Гурко с поста генерал-губернатора Царства Польского и назначение на пост министра иностранных дел А. Б. Лобанова-Ростовского после смерти Н. К. Гирса. Первым из крупных международных действий Николая II стала Тройственная интервенция.

Экономическая политика

В 1897 году была проведена Всероссийская перепись населения. Согласно данным переписи, численность населения Российской империи составила 125 миллионов человек. Из них для 84 миллионов родным был русский язык. Грамотных среди населения России было 21 %, среди лиц в возрасте 10-19 лет — 34 %. В том же году была проведена Денежная реформа, установившая золотой стандарт рубля. Царь Николай II, как и его отец, уделял большое внимание рабочему вопросу. Под его наблюдением была создано самое передовое для того времени рабочее законодательство. На фабриках, имеющих более 100 рабочих, вводилась бесплатная медицинская помощь, охватившая 70 процентов общего числа фабричных рабочих (1898 год). В 1903 году вступает в силу Закон о вознаграждении потерпевших от несчастных случаев на производстве, обязывающий предпринимателя выплачивать пособие и пенсию потерпевшему или его семье в размере 50-66 процентов содержания потерпевшего. В 1906 году в стране создаются рабочие профсоюзы. Законом от 23 июня 1912 года в России вводится обязательное страхование рабочих от болезней и от несчастных случаев. Заработки русских фабрично-заводских рабочих были одни из самых высоких в мире, опережая заработки западноевропейских стран. Уровень безработицы в России 1900—1910 годов был значительно ниже, чем в других странах, и не превышал 1-2 процентов.

2 июня 1897 года был издан закон об ограничении рабочего времени. Им устанавливался максимальный предел рабочего дня не более 11,5 часов в обычные дни, и 10 часов в субботу и предпраздничные дни, или если хотя бы часть рабочего дня приходилась на ночное время. Был отменен особый налог на землевладельцев польского происхождения в Западном крае, введённый в наказание за Польское восстание 1863 года. Указом 12 июня 1900 года была отменена ссылка в Сибирь как мера наказания.

Время царствования Николая II явилось периодом высоких темпов экономического роста. За 1885—1913 годы темпы роста сельскохозяйственного производства составляли в среднем 2 %, а темпы роста промышленного производства 4,5-5 % в год.

Добыча угля в Донбассе увеличилась с 4,8 млн тонн в 1894 году до 24 млн тонн в 1913. Началась добыча угля в кузнецком угольном бассейне. Развивалась добыча нефти в окрестностях Баку, Грозного и на Эмбе.

Продолжалось строительство железных дорог, суммарная протяженность которых, составлявшая 44 тыс. км в 1898 году, к 1913 году превысила 70 тыс. километров. По суммарной протяженности железных дорог Россия превосходила любую другую европейскую страну и уступала только США. По показателям выпуска основных видов промышленной продукции на душу населения Россия в 1913 г. была соседкой Испании.

Внешняя политика и русско-японская война

Есть мнение^[12], что ещё в 1895 году император предвидел возможность столкновения с Японией за преобладание на Дальнем Востоке, и потому готовился к этой борьбе, как в дипломатическом, так и в военном отношении.

В 1898 году российский император обратился к правительствам Европы с предложениями подписать соглашения о сохранении всеобщего мира и установлении пределов постоянного роста вооружений. В 1899 и 1907 годах состоялись Гаагские конференции мира, отдельные решения которых действуют и по сей день. По его инициативе и при его поддержке в 1899 году прошла Первая Всемирная Конференция мира для обсуждения вопросов сохранения мира и сокращения вооружений. После этого был учреждён Постоянный арбитражный суд — первый суд в Гааге.

В 1900 году Николай II отправил русские войска на подавление Ихэтуаньского восстания совместно с войсками других европейских держав, Японии и США.

Аренда Россией Ляодунского полуострова, постройка Китайско-Восточной железной дороги и основание морской базы в Порт-Артуре, растущее влияние России в Манчжурии послужили причиной нападения в 1904 году Японии, которая также претендовала на Манчжурию. Русско-японская война началась 27 января, когда восемь японских миноносцев без объявления войны атаковали русские корабли в гавани Порт-Артура^[13].

За пограничным сражением на реке Ялу последовали сражения под Ляояном, на реке Шахэ и под Сандепу. В 1905 году после крупного сражения русская армия оставила Мукден.

Революционная газета «Освобождение», издававшаяся за границей, не скрывала своих опасений: «Если русские войска одержат победу над японцами… то свобода будет преспокойно задушена под крики ура и колокольный звон торжествующей Империи»^[14].

23 мая 1905 года император получил, через посла США в Петербурге, предложение президента Т. Рузвельта о посредничестве для заключения мира. «Я никогда не заключу позорного и недостойного великой России мира», — дал ответ Царь^[15].

Исход войны решило морское сражение при Цусиме, которое завершилось полным поражением русского флота. Война закончилась Портсмутским миром 1905 года, по условиям которого Россия признала Корею сферой влияния Японии, уступила Японии Южный Сахалин и права на Ляодунский полуостров с городами Порт-Артур и Дальний. Для широких слоёв населения война прошла почти незаметно, причём использована была лишь одна десятая часть военной мощи страны^[16].

Тяжёлое положение царского правительства после русско-японской войны побудили германскую дипломатию сделать в июле 1905 года ещё одну попытку оторвать Россию от Франции и заключить русско-германский союз. Вильгельм II предложил Николаю II встретиться в июле 1905 года в финляндских шхерах, около острова Бьёрке. Николай согласился, и на встрече подписал договор. Но когда вернулся в Петербург, отказался от него, так как мир с Японией был уже подписан.

Американский исследователь эпохи Т. Деннет писал в 1925 году^[17]:

Мало кто теперь считает, что Япония была лишена плодов предстоявших побед. Преобладает обратное мнение. Многие полагают, что Япония была истощена уже к концу мая и что только заключение мира спасло ее от крушения или полного поражения в столкновении с Россией.

Поражение в русско-японской войне (первое за полвека) и последующее жестокое подавление революции 1905—1907 гг. (впоследствии усугубившееся появлением при дворе Распутина) привели к падению авторитета императора в кругах интеллигенции^[18] и дворянства, настолько, что даже в среде монархистов витали идеи о замене Николая II на другого Романова.

Живший в Петербурге во время войны немецкий журналист Г. Ганц отмечал иную позицию дворянства и интеллигенции по отношению к войне: «Общей тайной молитвой не только либералов, но и многих умеренных консерваторов в то время было: „Боже, помоги нам быть разбитыми“»^[19].

Профессор и издатель научных трудов Ольденбург придерживается мнения, что царь, хотя и «миллионы под гору тянули», «успел» закончить войну так, «что Россия осталась в Азии великой державой»^[20].

Революция 1905—1907 годов

С началом русско-японской войны Николай II попытался объединить общество против внешнего врага, сделав значительные уступки оппозиции. Так после убийства эсеровским боевиком министра внутренних дел В. К. Плеве он назначил на его пост считавшегося либералом П. Д. Святополка-Мирского. 12 декабря 1904 года был издан указ «О предначертаниях к усовершенствованию Государственного порядка», обещавший расширение прав земств, страхование рабочих, эмансипацию инородцев и иноверцев, устранение цензуры^[21]. Одновременно государь заявлял: «Я никогда, ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо я его считаю вредным для вверенного мне Богом народа»^[22].

4 февраля в Москве террористической бомбой был убит великий князь Сергей Александрович.

17 апреля 1905 года был издан указ «Об укреплении начал веротерпимости», снимавший ограничения на переход из православия в другие религии и восстанавливавший в правах раскольников (за исключением особенно изуверских сект наподобие скопцов и хлыстов).

Из доклада С. Ю. Витте:

…Россия переросла форму существующего строя. Она стремится к строю правовому на основе гражданской свободы… Весьма важно сделать реформу Государственного Совета на началах видного участия в нем выборного элемента…

Оппозиционные партии воспользовались расширением свобод для усиления атак на царскую власть^[23]. 9 января 1905 года в Петербурге состоялась крупная рабочая демонстрация, обратившаяся к царю с политическими и социально-экономическими требованиями. Произошло столкновение демонстрантов с войсками, в результате чего было большое число погибших. Эти события стали известны как Кровавое воскресенье, жертвами которого, стали, по исследованию В. Невского, не более 100—200 человек^[24]. По стране прокатилась волна стачек, заволновались национальные окраины. В Курляндии Лесные братья начали вырезать местных немецких помещиков, на Кавказе началась Армяно-татарская резня. Революционеры и сепаратисты получали поддержку деньгами и оружием от Англии и Японии^[25]. Так, летом 1905 года в Балтийском море был задержан севший на мель английский пароход «Джон Графтон», перевозивший несколько тысяч винтовок для финских сепаратистов и боевиков-революционеров. Произошло несколько восстаний на флоте и в различных городах. Самым крупным стало декабрьское восстание в Москве. Одновременно большой размах получил эсеровский и анархистский индивидуальный террор. Всего за пару лет революционерами были убиты тысячи чиновников, офицеров и полицейских — за один 1906 год было убито 768 и ранено 820 представителей и агентов власти^[26].

Вторая половина 1905 года была отмечена многочисленными волнениями в университетах и даже в духовных семинариях: из-за беспорядков было закрыто почти 50 средних духовно-учебных заведений. Принятие 27 августа временного закона об автономиях университетов вызвало всеобщую забастовку учащихся и всколыхнуло преподавателей университетов и духовных академий.

Представления высших сановников о сложившейся ситуации и путях выхода из кризиса отчетливо проявились в ходе четырех секретных совещаний под руководством императора, состоявшихся в 1905—1906 гг. Николай II вынужденно пошел на либерализацию, перейдя к конституционному правлению, одновременно подавляя вооружённые выступления. Из письма Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне от 19 октября 1905 г.^[27]:

Другой путь — предоставление гражданских прав населению — свободы слова, печати, собраний и союзов и неприкосновенности личности;…. Витте горячо отстаивал этот путь, говоря что хоть он и рискованный, тем не менее единственный в настоящий момент…

6 августа 1905 г. были опубликованы манифест об учреждении Государственной думы, закон о Государственной думе и положение о выборах в думу. Но набиравшая силы революция легко перешагнула через акты 6 августа, в октябре началась всероссийская политическая стачка, бастовало свыше 2 млн человек. Вечером 17 октября Николай подписал манифест ^[28] обещавший: «1. Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». 23 апреля 1906 г. были утверждены Основные государственные законы Российской империи.

Через три недели после манифеста правительство амнистировало политических заключенных, кроме осужденных за терроризм, а через месяц с небольшим отменило предварительную цензуру.

Из письма Николая II вдовствующей императрице Марии Фёдоровне 27 октября :^[29]

Народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов…отсюда еврейские погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки были организованы полицией, как всегда — старая, знакомая басня!.. Случаи в Томске, Симферополе, Твери и Одессе ясно показали, до чего может дойти рассвирепевшая толпа, когда она окружала дома, в которых заперлись революционеры, и поджигала их, убивая всякого, кто выходил.

После опубликования манифестов забастовки пошли на убыль. Армия сохранила верность царю, и при помощи нее, Союза русского народа и военно-полевых судов^[30] вооруженные восстания были подавлены.

Во время революции, в 1906 году, Константин Бальмонт пишет стихотворение «Наш царь», посвящённое Николаю II, оказавшееся пророческим:

Наш царь — Мукден, наш царь — Цусима,
Наш царь — кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму — темно. Наш царь — убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь — висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел. Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, час расплаты ждёт.
Кто начал царствовать — Ходынкой,
Тот кончит — встав на эшафот.

Десятилетие между двумя революциями

18(31) августа 1907 года был подписан договор с Великобританией по разграничению сфер влияния в Китае, Афганистане и Иране. Это стало важным шагом в формировании Антанты. 17 июня 1910 года после продолжительных споров был принят закон, ограничивавший права сейма великого княжества Финляндского (см. Русификация Финляндии). В 1912 году фактическим протекторатом России стала Монголия, получившая независимость от Китая в результате произошедшей там революции.

Николай II и П. А. Столыпин

Две первые Государственные думы оказались неспособны вести регулярную законодательную работу — противоречия между депутатами с одной стороны, и думой с императором с другой,- были непреодолимы. Так, сразу после открытия, в ответном адресе на тронную речь Николая II думцы потребовали ликвидации Государственного совета (верхней палаты парламента), передачи крестьянам удельных (частных владений Романовых), монастырских и казенных земель.

19 мая 1906 104 депутата Трудовой группы выдвинули проект земельной реформы (проект 104-х), содержание которого сводилось к конфискации помещичьих земель и национализации всей земли. В этот момент и произошло назначения П. А. Столыпина министром внутренних дел (26 апреля 1906 г). Министерство внутренних дел определяло в первую очередь внутреннюю политику правительства; Столыпин сохранил этот пост и тогда, когда 6 июля 1906 он сменил И. Л. Горемыкина на посту председателя Совета министров. Судьбы I Думы и Столыпина оказались полностью взаимосвязаны. Ее роспуск и его назначение на пост премьера произошли день в день — 8 июля 1906 г.

Аграрная политика Столыпина, жестокое подавление революции, яркие и провокационные речи во II Думе сделали его кумиром всей контрреволюции. По престижу и влиянию со Столыпиным в это время никто не может сравниться.

Третьеиюньская монархия

Вторая дума оказалась ещё более левой чем первая, так как в выборах участвовали социал-демократы и эсеры, бойкотировавшие первую думу. В правительстве созревала идея о роспуске Думы и изменении избирательного закона. Готовя переворот, П. А. Столыпин не собирался уничтожить Думу, а изменить состав Думы. Это был новый этап в деятельности П. А. Столыпина. В мае 1907 г. начались секретные заседания Совета министров, на которых даже не велось протоколов. Об их итогах Столыпин устно докладывал царю. Обсуждались вопросы: как и когда распустить II Думу.

Поводом для роспуска стали действия социал-демократов. 5 мая на квартире члена думы от РСДРП Озоля была полицией обнаружена сходка 35 социал-демократов и около 30 солдат петербургского гарнизона. Кроме того, полицией были обнаружены различные пропагандистские материалы, призывающие к насильственному свержению государственного строя, различные наказы от солдат воинских частей и фальшивые паспорта. 1 июня Столыпин и председатель Санкт-Петербургской судебной палаты потребовали от Думы отстранения всего состава социал-демократической фракции от заседаний думы и снятия неприкосновенности с 16 членов РСДРП. Дума не согласилась на требование правительства. Результатом этого стал манифест Николая II о роспуске II Думы, который был опубликован 3 июня 1907 г. и одновременно — Положение о выборах в Думу, то есть новый избирательный закон. В манифесте указывался также и срок открытия новой Думы — 1 ноября 1907 г.

Акт 3 июня 1907 г. был государственным переворотом: он был совершен в нарушение манифеста 17 октября 1905 г. и Основных законов 1906 г., согласно которым ни один новый закон не мог быть принят без санкции Государственной думы. «Третьеиюньский переворот» обозначил завершение первой российской революции

Земельная реформа

Аграрная реформа не была творением Столыпина. С 1902 по 1905 годы разработкой нового аграрного законодательства на государственном уровне занимались и государственные деятели, и учёные России: Вл. И. Гурко, С. Ю. Витте, И. Л. Горемыкин, А. В. Кривошеин, П. А. Столыпин, П. П. Мигулин, Н. Н. Кутлер и А. А. Кауфман. Вопрос упразднения общины ставился самой жизнью. В разгар революции Н. Н. Кутлер предлагал даже проект отчуждения части помещичьих земель. С 1 января 1907 года стал практически применяться закон о свободном выходе крестьян из общины (Столыпинская аграрная реформа). Дарование крестьянам права свободно распоряжаться своею землей и упразднение общин имело огромное государственное значение, но реформа не была завершена, и не могла завершиться, крестьянин не стал собственником земли на всей территории страны, крестьяне массово выходили из общины и возвращались обратно. А Столыпин стремился наделить землей одних крестьян за счет других и прежде всего сохранить помещичье землевладение, закрывавшее путь к свободному фермерскому хозяйствованию. Это было лишь частичное решение задачи.

В 1913 году Россия (без учёта привисленских губерний) находилась на первом в мире месте по производству ржи, ячменя и овса, на третьем (после Канады и США) по производству пшеницы, на четвёртом (после Франции, Германии и Австро-Венгрии) по производству картофеля^[31]. Россия стала главным экспортером сельскохозяйственной продукции, на ее долю приходилось 2/5 всего мирового экспорта сельхозпродукции. Урожайность зерна была в 3 раза ниже английской или германской, урожайность картофеля — ниже в 2 раза. Низкая урожайность в значительной степени компенсировалась тем, что русские крестьяне, по сравнению с западноевропейскими, владели в несколько раз большими по площади земельными участками^[32].

Военная реформа

Военные реформы 1905—1912 годов, проводились после поражения России в русско-японской войне 1904—1905 годов, выявившей серьезные недостатки в центральном управлении, организации, системе комплектования, боевой подготовке и техническом оснащении армии.

В первый период Военных реформ (1905—1908) было децентрализовано высшее военное управление (учреждено независимое от Военного министерства Главное управление Генерального

штаба, создан Совет государственной обороны, генералы-инспекторы были подчинены прямо императору), сокращены сроки действительной службы (в пехоте и полевой артиллерии с 5 до 3 лет, в других родах войск с 5 до 4 лет, на флоте с 7 до 5 лет), омоложен офицерский состав; улучшены быт солдат и матросов (питание и вещевое довольствие) и материальное положение офицеров и сверхсрочнослужащих.

Во второй период Военных реформ (1909—1912) была проведена централизация высшего управления (Главное управление Генштаба включено в состав Военного министерства, упразднен Совет государственной обороны, генералы-инспекторы подчинены военному министру); за счет слабых в боевом отношении резервных и крепостных войск усилены полевые войска (число армейских корпусов увеличилось с 31 до 37), создан при полевых частях запас, который при мобилизации выделялся для развертывания второочередных (включая полевую артиллерию, инженерные и железнодорожные войска, части связи), созданы пулеметные команды в полках и корпусные авиаотряды, юнкерские училища преобразованы в военные училища, получившие новые программы, введены новые уставы и наставления. В 1910 году был создан Императорский военно-воздушный флот.

Николай II и церковь

Начало XX столетия ознаменовалось движением за реформы, в ходе которого церковь стремилась восстановить каноническую соборную структуру, заговорили о созыве даже собора и утверждении патриаршества, были попытки в 1905 году восстановить автокефалию Грузинской Церкви.

Николай соглашался с мыслью о «Всероссийском Церковном Соборе», но изменил свое решение и 31 марта 1905 года на докладе Святейшего Синода о созыве собора написал: «Признаю невозможным совершить …» ^[33] и учредил Особое (предсоборное) присутствие в 1906 г. для разрешения вопросов церковной реформы и Предсоборное совещание в 1907 г.

Анализ наиболее известных в тот период канонизаций — Серафима Саровского (1903), патриарха Гермогена (1913) и Иоанна Максимовича (1915—1916) позволяет проследить процесс нараставшего и углублявшегося кризиса в отношениях между церковью и государством. При Николае II были канонизированы:

Через 4 дня после отречения Николая Синод опубликовал послание с поддержкой Временного правительства.

Обер-прокурор Святейщего Синода Н. Д. Жевахов вспоминал:^[35]

Наш Царь был одним из величайших подвижников Церкви последнего времени, подвиги которого заслонились лишь его высоким званием Монарха. Стоя на последней ступени лестницы человеческой славы, Государь видел над собою только небо, к которому неудержимо стремилась его святая душа…

Первая мировая война

18 июля (1 августа) 1914 года Германия объявила войну России. Началась Первая мировая война, которая привела страну к экономическому и политическому кризису и двум революциям.

20 июля 1914 года император опубликовал Манифест, в котором, «не признавая возможным, по причинам общегосударственного характера, стать теперь во главе наших сухопутных и морских сил, предназначенных для военных действий» назначил Верховным главнокомандующим великого князя Николая Николаевича. 26-го были собраны Государственный Совет и Дума. Николай II обратился к ним с речью о начале войны. В период командования Николая Николаевича царь несколько раз ездил в Ставку для совещаний с командованием (21-23 сентября, 22-24 октября, 18-20 ноября). В ноябре 1914 Николай II также ездил на юг России и Кавказский фронт.

В начале июня 1915 года положение на фронтах резко ухудшилось: был сдан Перемышль, город-крепость, с огромными потерями захваченный в марте. В конце июня был оставлен Львов. Все военные приобретения были утрачены начались потери собственной территории Российской империи. В июле была сдана Варшава, вся Польша и часть Литвы. И противник продолжал наступать. В обществе заговорили о неспособности правительства справиться с положением.

Как со стороны общественных организаций, Государственной думы, так и со стороны других группировок, даже многих великих князей заговорили о создании «министерства общественного доверия».

В начале 1915 года войска на фронте стали испытывать большую нужду в оружии и боеприпасах. Стала ясной необходимость полной перестройки экономики в соответствии с требованиями войны. 17(30) августа Николай II утвердил документы об образовании четырёх особых совещаний: по обороне, топливу, продовольствию и перевозкам. Эти совещания состоявшие из представителей правительства, частных промышленников, госдумы и госсовета и возглавлявшиеся соответствующими министрами должны были объединить усилия правительства, частной промышленности и общественности в мобилизации промышленности под военные нужды. Главнейшим из них было Особое совещание по обороне.

Наряду с созданием особых совещаний, в 1915 стали возникать Военно-промышленные комитеты — общественные организации буржуазии, носившие полуоппозиционный характер.

После таких тяжёлых поражений армии, Николай II, не считая для себя возможным оставаться в стороне от военных действий и считая необходимым принять на себя в этих тяжелейших условиях всю ответственность за положение армии, установить необходимое согласие между Ставкой и правительствами, покончить с гибельным обособлением власти, стоящей во главе армии, от власти, управляющей страной, 23 августа 1915 года возложил на себя звание Верховного главнокомандующего. При этом часть членов правительства, высшего армейского командования и общественных кругов выступили против этого решения императора.

Вследствие постоянных переездов Николая II из Ставки в Петербург, а также недостаточного знания вопросов руководства войсками командование русской армии сконцентрировалось в руках его начальника штаба генерала М. В. Алексеева и заменявшего его в конце 1916 — начале 1917 годов генерала В. И. Гурко. Осенний призыв 1916 года поставил под ружьё 13 миллион человек, а потери в войне перевалили за 2 миллиона.

За 1916 года Николай II сменил четырех председателей совета министров (И. Л. Горемыкина, Б. В. Штюрмера, А. Ф. Трепова и кн. Н. Д. Голицына), четырех министров внутренних дел (А. Н. Хвостова, Б. В. Штюрмера, А. А. Хвостова и А. Д. Протопопова), трех министров иностранных дел (С. Д. Сазонова, Б. В. Штюрмера и Покровский, Н. Н. Покровского), двух военных министров (А. А. Поливанова, Д. С. Шуваева) и трех министров юстиции (А. А. Хвостова, А. А. Макарова и Н. А. Добровольского).

К 1 января 1917 г. произошли изменения и в Государственном совете. Николай исключил 17 членов и назначил новых.

6(29) января 1917 г. в Петроград прибыла делегация Антанты. Это была самая большая конференция Антанты с участием России. В историю она вошла как Петроградская конференция и на ней присутствовали представители Великобритании, Франции и Италии. Английскую делегацию возглавил военный министр лорд А. Милнер. Члены делегации побывали в Петрограде, в Москве и на фронте, встретились с Николаем II , с министрами, с виднейшими чиновниками и с руководителями фракций Думы. На встречах заговорщиков среди генералитета и думской оппозиции с представителями союзников были подтверждены совместные планы по свержению Николая II. ^[36]

Зондирование мира

Николай II, надеясь на улучшение ситуации в стране в случае успеха весеннего наступления 1917 г. (о чем договорились на Петроградской конференции), заключать сепаратный мир с противником не собирался — в победоносном завершении войны он видел важнейшее средство упрочения трона. Намеки на то, что Россия может начать переговоры о заключении сепаратного мира, были нормальной дипломатической игрой, вынудили Антанту признать необходимость установления русского контроля над средиземноморскими проливами.

Февральская революция 1917 года

Война поразила систему хозяйственных связей — прежде всего между городом и деревней. В стране начался голод. Власть оказалась дискредитирована цепью скандалов типа интриг Распутина и его окружения, как тогда называли их «тёмные силы». Но не война породила в России аграрный вопрос, острейшие социальные противоречия, конфликты между буржуазией и царизмом и внутри правящего лагеря. Приверженность Николая идее неограниченной самодержавной власти предельно суживала возможность социального маневрирования, выбивала опору власти Николая.

После стабилизации ситуации на фронте летом 1916 думская оппозиция в союзе с заговорщиками среди генералитета решила воспользоваться сложившимся положением для свержения Николая II и заменой его другим царем. Лидер кадетов П. Н. Милюков впоследствии писал в декабре 1917^[37]:

С февраля было ясно, отречение Николая может состоятся со дня на день, называлась дата 12-13 февраля, говорилось, что предстоит «великий акт» — отречение государя императора от престола в пользу наследника цесаревича Алексея Николаевича, что регентом будет великий князь Михаил Александрович.

23 февраля 1917 года в Петрограде начинается забастовка, через 3 дня она стала всеобщей. Утром 27 февраля 1917 года произошло восстание солдат в Петрограде и соединение их с забастовщиками. В Москве произошло такое же восстание. Царица, не понимавшая что происходит, писала 25 февраля успокоительные письма

Очереди и забастовки в городе более чем провокационные … Это «хулиганское» движение, юноши и девушки только для подстрекательства бегают с криками, что у них нет хлеба, а рабочие не дают другим работать. Было бы очень холодно, они, вероятно, остались бы дома. Но все это пройдет и успокоится, если только Дума будет вести себя прилично ^[38]

25 февраля 1917 года манифестом Николая II заседания Государственной Думы были прекращены, что ещё больше накалило обстановку. Председатель Государственной Думы М. В. Родзянко направил ряд телеграмм императору Николаю II о событиях в Петрограде. Эта телеграмма была получена в Ставке 26 февраля 1917 в 22 час. 40 мин.

Всеподданнейше доношу Вашему величеству, что народные волнения, начавшиеся в Петрограде принимают стихийный характер и угрожающие размеры. Основы их — недостаток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий панику, но главным образом полное недоверие к власти, неспособной вывести страну из тяжелого положения ^[39].

А в телеграмме 27 февраля 1917 сообщил :

Гражданская война началась и разгорается. …На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом … Повелите в отмену Вашего высочайшего указа вновь созвать законодательные палаты … Если движение перебросится в армию … крушение России, а с ней и династии — неминуемо ^[40].

Отречение, ссылка и расстрел

После начала волнений в столице царь утром 26 февраля 1917 года приказал генералу С. С. Хабалову «прекратить беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны». Направив 27 февраля в Петроград генерала Н. И. Иванова

для подавления восстания, Николай II вечером 28 февраля отбыл в Царское Село, но проехать не смог и, утратив связь со Ставкой, 1 марта прибыл в Псков, где находился штаб армий Северного фронта генерала Н. В. Рузского, около 3 часов дня принял решение об отречении в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Александровича, вечером того же дня заявил прибывшим А. И. Гучкову и В. В. Шульгину о решении отречься и за сына. 2 марта в 23 часа 40 минут он передал Гучкову Манифест об отречении, в котором писал: «Заповедуем брату нашему править делами государства в полном и нерушимом единении с представителями народа».

С 9 марта по 14 августа 1917 года Николай Романов с семьей жил под арестом в Александровском дворце Царского Села.

В Петрограде усиливалось революционное движение, и Временное правительство, опасаясь за жизнь царственных арестантов, решило перевести их в глубь России. После долгих дебатов определили городом их поселения Тобольск. Туда и перевезли семью Романовых. Им разрешили взять из дворца необходимую мебель, личные вещи, а также предложить обслуживающему персоналу по желанию добровольно сопровождать их к месту нового размещения и дальнейшей службы.

Накануне отъезда приехал глава Временного Правительства А. Ф. Керенский и привез с собой брата бывшего императора — Михаила Александровича. Михаил Александрович был выслан в Пермь, где в ночь на 13 июня 1918 года был убит местными большевистскими властями.

14 августа 1917 года в 6 часов 10 минут состав с членами императорской семьи и обслуги под вывеской «Японская миссия Красного Креста» отправился из Царского Села. Во втором составе ехала охрана из 337 солдат и 7 офицеров. Поезда шли на максимальной скорости, узловые станции были оцеплены войсками, а публика удалена.

17 августа составы прибыли в Тюмень, и на трёх судах арестованных перевезли в Тобольск. Семья Романовых разместилась в специально отремонтированном к их приезду доме губернатора. Семье разрешили ходить через улицу и бульвар на богослужение в церковь Благовещенья. Режим охраны здесь был гораздо более легкий, чем в Царском Селе. Семья вела спокойную, размеренную жизнь.

В апреле 1918 года было получено разрешение Президиума Всероссийского Центрального исполнительного комитета (ВЦИК) четвертого созыва о переводе Романовых в Москву с целью проведения суда над ними.

22 апреля 1918 года колонна из 150 человек с пулеметами выступила из Тобольска в Тюмень. 30 апреля поезд из Тюмени прибыл в Екатеринбург. Для размещения Романовых был реквизирован дом, принадлежавший горному инженеру Н. Н. Ипатьеву. Здесь с семьей Романовых проживали пять человек обслуживающего персонала: доктор Боткин, лакей Трупп, комнатная девушка Демидова, повар Харитонов и поварёнок Седнёв.

В начале июля 1918 года уральский военный комиссар Ф.Голощекин выехал в Москву для решения вопроса о дальнейшей судьбе царской семьи. Расстрел всей семьи был санкционирован Советом Народных Комиссаров и ВЦИК. В соответствии с этим решением Уральский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов на своем заседании 12 июля принял постановление о казни.

Бывший российский император Николай II, императрица Александра Фёдоровна, их дети, доктор Боткин и три человека прислуги (кроме поварёнка Седнёва) были расстреляны в «Доме особого назначения» — особняке Ипатьева в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года^[43].

Личное имущество семьи Романовых было разграблено.

После смерти

Прославление в лике святых

В 1928 году Николай Второй и его семья были причислены к лику святых Катакомбной церкви.

В 1981 году они были прославлены Русской Зарубежной Церковью.

Решение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви от 20 августа 2000 года: «Прославить как страстотерпцев в сонме новомучеников и исповедников Российских Царскую Семью: Императора Николая II, Императрицу Александру, царевича Алексия, великих княжен Ольгу, Татиану, Марию и Анастасию.»^[44].

Акт канонизации был воспринят российским обществом неоднозначно: противники канонизации утверждают, что причисление Николая II к святым носит политический характер.^[45].

День памяти: 4 (17) июля.

Реабилитация

В декабре 2005 года глава Российского Императорского Дома в Мадриде Великая Княгиня Мария Владимировна Романова направила в Генеральную прокуратуру Российской Федерации обращение с требованием реабилитировать расстрелянную в 1918 году Царскую семью.

В феврале 2006 года Генпрокуратура, однако, отказалась признать императора Николая II и членов его семьи жертвами политических репрессий, так как не смогла обнаружить «официальных решений судебных или несудебных органов о применении к погибшим репрессии по политическим мотивам» и «формальных обвинений властей в адрес императора». По мнению Генпрокуратуры, убийство императорской семьи — это уголовное преступление, а поэтому царская семья не подпадает под действие Федерального Закона «О реабилитации жертв политических репрессий».

На это решение была подана жалоба, и 1 октября 2008 года Президиум Верховного суда Российской Федерации признал последнего русского царя Николая II и членов его семьи жертвами незаконных политических репрессий и реабилитировал их.^[46]

Филателистическая коллекция Николая II

В некоторых мемуарных источниках есть свидетельства того, что Николай II «грешил почтовыми марками», хотя это увлечение не было столь сильным, как занятие фотографией. 21 февраля 1913 года на торжестве в Зимнем дворце в честь юбилея дома Романовых начальник Главного управления почт и телеграфов действительный статский советник М. П. Севастьянов преподнёс в подарок Николаю II альбомы в сафьяновых переплётах с пробными корректурными оттисками и эссе марок памятной серии, изданной к 300-летию дома Романовых. Это была коллекция материалов, связанных с подготовкой серии, которая велась на протяжении почти десяти лет — с 1903 по 1912 год. Николай II очень дорожил этим подарком. Известно, что коллекция эта сопровождала его в числе наиболее ценных семейных реликвий в ссылке сначала в Тобольске, а потом в Екатеринбурге и была с ним до самой его кончины.

После гибели царской семьи наиболее ценная часть коллекции оказалась расхищенной, а сохранившаяся половина продана некому офицеру английской армии, находящемуся в Сибири в составе войск Антанты. Он вывез её затем в Ригу. Здесь эту часть коллекции приобрёл филателист Георг Йегер, который в 1926 году выставил её для продажи на аукционе в Нью-Йорке. В 1930 году она вновь была выставлена на аукционе в Лондоне, — её владельцем стал известный собиратель русских марок Госс. Очевидно, именно Госс изрядно пополнил её, покупая на аукционах и у частных лиц пропавшие материалы. В аукционном каталоге 1958 года коллекция Госса описана как «великолепное и уникальное собрание проб, оттисков и эссе… из коллекции Николая II».

В 1967 году собрание Госса приобрёл на аукционе в Лондоне, где оно было выставлено на продажу фирмой «Робсон Лав», крупный собиратель русских марок Фред Спирс из Калифорнии. После его смерти в 1979 году у коллекции снова сменился хозяин. Через аукцион фирмы «Стенли Гиббонс» её владельцем стал гражданин Швейцарии Станислав Збигнев Микульский. Микульский проделал с коллекцией огромную работу: он исследовал её, научно систематизировал и дополнил практически все недостающие позиции, продолжая покупать марки на аукционах. Коллекция Микульского выставлялась на международных и всемирных филателистических выставках, где была высоко оценена международной коллегией жюри. Последний раз золотую медаль за её «романовский» раздел Станислав Микульский получил на Всемирной филателистической выставке «Финляндия-88».

В 1992 году С. Микульский предложил на продажу Центральному музею связи имени А. С. Попова эту коллекцию, насчитывающую 921 единицу, что примерно соответствует её первоначальному объёму, с тем, чтобы она попала в состав Государственной коллекции марок. Однако средств на приобретение коллекции не нашлось, поэтому было решено произвести обмен филателистических экспонатов дублетного фонда в количестве 31 020 единиц, хранящихся в музее, на коллекцию С. З. Микульского.

18 мая 1994 года в Международный день музеев с согласия Министерства культуры и по распоряжению Правительства РФ от 14 декабря 1993 года N 2240-р коллекция Николая II влилась в основной фонд государственной коллекции знаков почтовой оплаты, хранящейся в Центральном музее связи.

Фильмография

О Николае II и его семье снято несколько художественных фильмов, среди которых можно особо выделить «Агония» (1981), английско-американский фильм «Николай и Александра» (Nicholas and Alexandra, 1971) и два российских фильма «Цареубийца» (1991) и «Романовы. Венценосная семья» (2000). Голливуд снял несколько кинофильмов о якобы спасшейся дочери царя Анастасии «Анастасия» (Anastasia, 1956) и «Анастасия, или тайна Анны» (Anastasia: The Mystery of Anna, США, 1986), а также мультфильм «Анастасия» (Anastasia, США, 1997).

Интересный факт

По приказу Николая II в городе Бобруйске была основана Женская Алексеевская Гимназия, теперь Славянская гимназия

См. также

• Александровский дворец
• Ливадийский дворец
• Расстрел царской семьи
• Семья Николая Второго

художественная литература:

• А. Солженицын. Красное колесо.
• Э. Радзинский. Николай Второй: жизнь и смерть.
• Р. Масси. Николай и Александра.

Иллюстрации

Примечания

Источники

• Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. В 7 т. М.-Л., 1926—1927.
• Богданович А. В. Три последних самодержца. М., 1990
• Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991
• Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991
• Витте С. Ю. Воспоминания. Т. I—III. Царствование Николая II. М. — Пг., 1923
• Витте С. Ю. Избранные воспоминания. М., 1991
• Переписка Николая и Александры Романовых М.-Л., 1926—1927.
• Курлов П. Г. Гибель Императорской России: — М.: Современник, 1992. / По изданию: Курлов П. Г. Гибель Императорской России: — Берлин, 1923
• Шульгин В. В. Дни. М., 1989
• Сазонов С. Д. Воспоминания. М., 1991
• Брусилов А. А. Мои воспоминания. M.,1963
• Аврех А. Я. П. А. Столыпин и судьбы реформ в России. — М.: Политиздат, 1991. — 286 с.
• Первая революция в России: взгляд через столетие. Под ред. А. П. Корелина, С. В. Тютюкина. — М.: Памятники исторической мысли, 2005. — 602 с.
• Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М., 1994; WWI and the XX-th Century. M., 1995; Первая мировая война. Пролог XX века. М., 1998; Мировые войны XX века, кн.1-4. М., 2002.
• Григорьев М. А. Петербург 1910-х годов. Прогулки в прошлое. — СПб.: Российский институт истории искусств, 2006. — 278 с.
• Николай Суханов «Записки о революции»
• Военно-статистический ежегодник армии за 1912 г. СПб. 1914
• Статистический ежегодник России за 1914 г. Пг. 1915
• Ежегодник Министерства финансов. Пг. 1916
• Бразоль Б. Л.. Царствование императора Николая II в 1894—1917 гг. в цифрах и фактах. Минск. 1991
• Житие святого страстотерпца, императора Российского Николая Александровича Романова // Московские епархиальные ведомости. — 2000. — № 10—11. — С. 20—33.
• Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник. — СПб.: Институт Российской истории, Российская академия наук, 1995.
• Святитель Иоанн (Максимович). Кровь Его на нас. — М.: Русское Зерцало, 1998.
• Соколов Н. А. Убийство Царской Семьи. — М.: Советский писатель, 1991. (Книга Николая Соколова о судебном расследовании убийства Императорской семьи Романовых в 1918 году)
• Схимонахиня Николая. Царский архиерей. Слово истины. — М., 2004. (Старец Николай Гурьянов о Царе-Мученике Николае II.)
• Уткин А. И. Первая мировая война. — М.: Алгоритм, 2001. — 592 с — (Серия «История России. Современный взгляд»). — ISBN 5-9265-0039-7.
• Мультатули, П. В. Господь да благословит решение мое… Император Николай II во главе действующей армии и заговор генералов. — СПб.: Держава:Сатисъ, 2002. — ISBN 978-5-7373-0171-2
• Дитерихс М. К. Убийство Царской Семьи и членов Дома Романовых на Урале — М.: Вече, 2007, ISBN 978-5-9533-1922-5
• Рылькова Л. Наше российское достояние. Возвращение коллекции Николая II // Филателия. — № 1. — 1995. С. 18-19.
• Распоряжение Совета Министров — Правительства РФ от 14 декабря 1993 г. № 2240-р
• Мосолов. А. А. При дворе последнего российского императора. — М.: Издательство Мир книги, 2008. — — ISBM 978-5-486-01788-9
• Платонов. О. А. Покушение на русское царство. — М.: Алгоритм, 2005. — С.88-89

— ISBM 5-9265-0156-3

• Палеолог. С. Н. Около власти. Очерки пережитого. — М.: Айрис-пресс, 2004.

— ISBM 5-8112-0811-1

Ссылки

• The Emperor Nicholas II — as I knew him’ by John Hanbury-Williams
• Император Николай II и его семья. П.Жильяр. Вена, 1921
• Судьба императора Николая II после отречения. С.Мельгунов

Предшественник: Александр Александрович	Цесаревич 1881—1894	Преемник: Георгий Александрович
Предшественник: Александр III	Император и самодержец всероссийский 1894—1917	Преемник: прекращение существования монархии; Михаил Александрович Михаил Владимирович Родзянко (председатель Временного комитета Думы); Георгий Евгеньевич Львов (министр-председатель Временного правительства)
Царь польский 1894—1915 (немецкая оккупация)/ 1917 (отречение)	Преемник: независимость Польши (под оккупацией, затем реальная) Юзеф Пилсудский (глава государства)
Великий князь финляндский 1894—1917	Преемник: независимость Финляндии, Свинхувуд, Пер Эвинд (и. о. главы государства), Карло Юхо Стольберг (президент)
Предшественник: великий князь Николай Николаевич	Верховный главнокомандующий армии и флота России в Первой мировой войне 1915—1917	Преемник: Михаил Васильевич Алексеев

Монархи Польши
Князья полян	Земовит — Лешек — Земомысл
Правители Польши	Мешко I — Болеслав I Храбрый — Мешко II — Безприм — Мешко II — Болеслав Забытый — Казимир I Восстановитель — Болеслав II Смелый — Владислав I Герман — Болеслав III Кривоустый — Збигнев
Князь-принцепс Польши	Владислав II Изгнанник — Болеслав IV Кудрявый — Мешко III Старый
Князь Кракова	Казимир II Справедливый — Мешко III Старый — Казимир II Справедливый — Елена Всеволодовна — Лешек Белый — Мешко III Старый — Лешек Белый — Мешко III Старый — Владислав III Тонконогий — Лешек Белый — Мешко IV Рациборский — Лешек Белый — Владислав III Тонконогий — Конрад I Мазовецкий — Генрих I Бородатый — Генрих II Набожный — Конрад I Мазовецкий — Болеслав V Стыдливый — Лешек Чёрный — Генрых IV Пробус — Пржемысл
Пржемысловичи	Вацлав II Чешский — Вацлав III Чешский
Пясты (князья Кракова)	Владислав Локетек
Короли Польши	Владислав Локетек — Казимир III Великий
Анжу	Людовик I Венгерский — Ядвига
Ягеллоны	Ягайло (Владислав II) — Владислав III Варнский — Казимир IV Ягеллон — Ян I Ольбрахт — Александр Ягеллон — Сигизмунд I Старый — Сигизмунд II Август
Выборные короли	Генрих Валуа — Анна Ягеллонка — Стефан Баторий — Сигизмунд III — Владислав IV — Ян II Казимир — Михаил Корибут Вишневецкий — Ян III Собеский — Август II Сильный — Станислав Лещинский — Август II Сильный — Станислав Лещинский — Август III — Станислав Август Понятовский
Варшавское герцогство	Фридрих Август I
Царство Польское	Александр I — Николай I — Временное правительство — Николай I — Александр II — Александр III — Николай II

Николай II — биография

---

Николай Второй вошел в историю как «слабовольный царь». Его приверженцы винят Николая в попустительстве, которое привело к приходу к власти большевиков. Рассмотрим подробнее биографию царя, чтобы узнать правду о Николае Втором.

Николай II внес посильный вклад в развитие промышленности России, пытался разоружить планету, хотел перенести столицу в Ялту и воспитывал пасынка. Также царь затеял первую перепись населения России и «скромно» называл себя «хозяином земли русской».

Николай Второй родился 18 мая 1868 года в императорской семье в Царском селе. Николай был единственным наследником на престол, родители все его детство обучали сына его будущему делу всей жизни. Родители Николая позаботились, чтобы мальчик с детства приобщался к иностранным языкам. Поэтому специально для воспитания и обучения будущего царя наняли англичанина Карла Хиса, который свободно владел русским и английским языками.

Свое детство будущий наследник престола провел в Гатчинском дворце, воспитанием плотно занимался Александр Третий, отец Николая. Модель воспитания основывалась на религии, допускалась определенная свобода, но без ущерба для учебного процесса.

Училась будущая царская особа на дому, но строго в рамках стандартного для тех времен гимназического курса. Особого рвения в учебе Николай Второй не проявлял. В биографии Николая четко прослеживается тяга к военному делу. Вместо математики и правил хорошего тона Николай осваивал правоведение, географию и стратегию. Эти дисциплины ему нравились больше всего.

Во время правления Николай Второй часто испытывал армейскую амуницию на себе, чтобы проверить поставщиков. Один раз он облачился в шинель рядового, потом с полным снаряжением прошел 15 километров по жаре.

Лекции будущей монаршей особе читали светила науки Российской империи и иностранные ученые с мировым именем. Родители Николая Второго не скупились на оплату труда лучших преподавателей, подбирали учителей лично. Такое рвение дать сыну хорошее образование принесло свои плоды. Именитый наследник мог в совершенстве изъясняться на немецком, французском и датском языках. После гимназии Николай Второй изучал высшие науки, входящие в образовательный курс экономического отделения юрфака.

В 1884 году Николай Второй принял присягу в Зимнем дворце, далее поступил на военную службу. В дальнейшем он получит звание полковника. Будущему царю нравилось военное дело, он с энтузиазмом переносил все тяготы службы в армии.

С государственными делами будущий царь начал знакомиться с 1889 года. Юный Николай присутствовал на заседаниях Правительства, отец на практике обучал Николая всеми тонкостями управления страной. Александр Третий показал сыну мир, объехав менее чем за год Китай, Японию, Египет, Индию, Грецию, и конечно же — Россию.

Восхождение на престол

После смерти Александра Третьего на престол вступает Николай Второй. Он торжественно клянется беречь, охранять и развивать российское самодержавие, продолжить славное дело своего отца. Коронация Николая Второго, последнего российского императора, случилась позднее, в 1896 году. Праздничное событие сопровождалось массовыми беспорядками из-за раздачи бесплатных подарков. Из-за этого погибли тысячи подданных.

Николай Второй во время принятия присяги выглядел очень растерянно. Молодой человек оказался не готов к внезапно свалившейся на него ответственности. Мать Николая, императрица Мария Федоровна, была против восхождения старшего сына на трон. Она видела на престоле младшего сына Михаила.

Печально, что новоиспеченный император легкомысленно отнесся к случившемуся. Николай Второй даже не захотел отменять праздничный бал по поводу своей официальной коронации. Такое поведение нового царя вызвало бурю гнева среди народа. Ходынскую катастрофу оппозиционные силы используют потом в качестве козырной карты против царя Николая Второго.

Новый царь прославился жесткой внутренней политикой — она велась против любого инакомыслия в стране. Из положительных достижений нового царя — это денежная реформа, установившая золотой стандарт рубля. Также Николай Второй провел перепись населения, первую в истории России.

Еще Николай Второй отметился в истории «столыпинскими» аграрными реформами, внедрением строгого фабричного законодательства, принятия закона о всеобщем начальном образовании, отмены ссылки в Сибирь, ввел запрет налогов с землевладельцев польского происхождения. При Николае II началось обязательное страхование рабочих.

С правлением Николая Второго в России связывают проведение индустриализации, увеличение урожайности с сельскохозяйственных земель, рост уровня добычи нефти и угля. Благодаря последнему российскому императору было построено более 70 000 километров железной дороги. Она и по сей день является главной транспортной артерией страны, но вот только ее строительство почему-то не всегда ставят в заслугу царю.

Николай Второй прозорливо смотрел в будущее России и всей планеты. Более 100 лет назад он констатировал, что население Китая увеличивается большими темпами. В те времена об этом мало задумывались, Китай называли «спящим». Николай во время своего правления отдал дальновидный приказ укреплять и развивать сибирские города, чтобы они могли противостоять активно развивающемуся Китаю.

В 1913 году экономика Российской Империи достигла высот: золотой рубль был крепким как никогда; продажа вологодского масла в другие страны приносила прибыли больше, чем продажа золота; Россия стала мировым лидером в торговле зерном.

Эпоха правления

Период царствования Николая Второго совпал со сложным этапом во внутреннеполитической жизни России. Сложная ситуация была и во внешней политике. Монарху нужно было срочно решать вопрос на дальневосточном направлении. Главным препятствием для установления крепкой власти на Дальнем Востоке стала Япония. Она внезапно напала на русскую эскадру в 1904 году, нанеся поражение русской армии. Российское военное руководство тогда обвинили в бездействии.

Провал русско-японской войны не мог пройти бесследно для репутации монарха, в России назревала революционная ситуация. Россия была вынуждена уступить юг Сахалина, а также права на Ляодунский полуостров. После этого шага император потерял лицо в глазах русской интеллигенции и правящих кругов России. Николая Второго обвинили в сговоре с Григорием Распутиным, который снискал славу шарлатана и мошенника. Распутина считали тайным советником Николая Второго, имеющим колоссальное влияние над слабовольным царем.

Решающим моментом в биографии Николая Второго стала Первая Мировая Война. Монарх прислушивался к советам Распутина и всячески старался избежать бойни с кровопролитием.

Но Германия начала открытое военное противостояние с Россией, поэтому русской армии пришлось обороняться. Николай Второй лично ездил по военным частям и инспектировал состояние и уровень подготовки армии. Но император допустил ряд ошибок, они стали роковыми для судьбы всей династии Романовых и привели к краху Российской империи.

Война усугубила общее негативное отношение к царю в российском обществе. В правительстве начали создавать план государственного переворота, но Николай Второй строил план победы России войне благодаря союзу с Францией и Англией. Как обещал монарх, к лету 1917 года война прекратится. Но его планам не суждено было сбыться — в феврале 1917 года в Петрограде начались восстания против царя и правительства. Пресечение восстания силовыми методами не дало результата — военные отказались разгонять бунт.

Окружение монарха уговаривало царя отречься от престола, чтобы спасти ситуацию в стране. Николай Второй согласился отречься от престола в пользу Михаила Александровича, своего младшего брата. Но тот не захотел принимать корону. Формально это означало конец династии Романовых.

Личная жизнь

Личная жизнь монарха была образцовой, в отличие от других особей царской крови. В 1889 году Николаю Александровичу приглянулась Алиса Гессен-Дармштадтская, она была немецкой принцессой. Познакомились молодые люди во время пребывания делегации Германии в России с официальным визитом.

Николай Александрович попросил у отца благословения на брак, но получил отказ. Это не остановило Николая Второго, он и дальше не терял надежды на брак с полюбившейся ему девушкой. Княгиня Елизавета Федоровна помогала молодым с тайной перепиской.

Через пять лет влюбленный Николай Второй вновь попросил у отца согласия на брак с принцессой Алисой. Александр Третий, возможно из-за ухудшающегося здоровья, разрешил Николаю жениться на Алисе. После миропомазания она стала Александрой Федоровной. В 1894 году в Зимнем дворце супруги повенчались, а спустя два года приняли коронацию и официально начали править страной.

В браке родилось пятеро детей: четыре дочери и один сын. Алексей, единственный наследник, имел трудности со свертыванием крови, у него обнаружили гемофилию. Из-за болезни сына у четы Романовых завязалось знакомство с опальным Распутиным. Он не только помогал мальчику бороться с болезнью, но и приобрел значительное влияние на царскую семью.

Николай Второй воспитывал приемных детей — Дмитрия и Марию, их отцом был дядя Николая Второго, Павел Александрович. Их мать умерла при родах, а отец довольно быстро вступил в новый брак.

По исследованиям историков, для Николая Второго семья была основным смыслом жизни. Он не любил светских вечеринок, дорожил покоем и увлечениями своих членов семьи. При этом сам император любил ездить на охоту, кататься на коньках, лошадях, участвовать в соревнованиях по верховой езде.

Расстрел царя и семьи

Как только царь подписал указ об отречении с престола, Временное правительство России принимает решение расстрелять Николая Второго и всю его семью, но привести приговор в силу не решались. Многие тогда сразу же предали императора и убежали, лишь немногие решились быть с батюшкой-царем до самого конца. Царя вместе с семьей выслали в Тобольск, откуда потом их обещали переправить в США.

Но задуманному сбыться не было суждено, к власти пришли большевики, которые и приняли решение расстрелять царскую семью.

Под предлогом эвакуации царя, его жену и детей завели в подвал, после чего расстреляли в упор. Тела облили керосином и сожгли, потом закопали в земле.

Ссылки

• Страница в Википедии

Годы жизни: 1868-1918
Годы правления: 1894-1917
Родился 6 (19 по старому стилю) мая 1868 года в Царском Селе. Российский император, который царствовал с 21 октября (2 ноября) 1894 года по 2 марта (15 марта) 1917 года. Принадлежал к династии Романовых, был сыном  и преемником Александра III.

Он с  рождения имел титул —  Его Императорское Высочество Великий князь. В 1881 году им получен  титул Наследника Цесаревича, после гибели своего деда, Императора Александра Второго.

ТИТУЛ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II

Полный титул императора с 1894 г. по 1917г.:
«Божьей поспешествующей милостью, Мы, Николай II (церковнославянская форма  в некоторых манифестах— Николай Вторый), Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли́, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны́ Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли́ и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая».

Пик экономического развития России  и одновременно рост революционного движения, которое вылилось в революции 1905—1907 и 1917 гг., пришлись именно на годы правления Николая II. Внешняя политика в тот период была направлена на участие России в блоках держав Европы, возникшие противоречия между которыми стали одной из причин начала войны с Японией и I-й мировой войны.

После событий Февральской революции 1917 г. Николай II отрёкся от престола, и в России вскоре начался период гражданской войны. Временное правительство отправило его в Сибирь, затем на Урал. По одной

из версий

, вместе с родными он был расстрелян в Екатеринбурге в 1918 году.

Личность последнего царя современники и историки характеризуют противоречиво; большая часть из них считали, что его стратегические способности в ведении государственных дел оказались недостаточно успешными для того, чтобы изменить к лучшему политическую ситуацию в то время.

После революции 1917 года он стал именоваться Николаем Александровичем Романовым (до этого фамилия «Романов» не указывалась членами императорской семьи, на родовую принадлежность указывали титулы: император, императрица, великий князь, цесаревич).

Прозвище «Кровавый» ему дал народ. Первые свои шаги к пропасти Николай II сделал, вальсируя. И классовая борьба здесь ни при чём. Ходынка и стала первым поводом к появлению прозвища «Кровавый», которое позже было закреплено Кровавым воскресеньем, кровью русско-японской и Первой мировой, жертвами первой русской революции 1905 года.

БИОГРАФИЯ НИКОЛАЯ II

Был старшим сыном императрицы Марии Фёдоровны и императора Александра Третьего.

В 1885-1890 гг.  получил домашнее образование в рамках гимназического курса по специальной программе, которая объединяла курс Академии Генерального штаба и юридического факультета университета. Обучение и воспитание проходило под личным наблюдением Александра Третьего с традиционной религиозной основой.

Чаще всего жил с семьёй в Александровском дворце. А отдыхать предпочитал в Ливадийском дворце в Крыму. Для ежегодных поездок по Балтийскому морю и Финскому имел в распоряжении яхту «Штандарт».

С 9 лет он начал ведение дневника. В архиве сохранились 50 толстых тетрадей за 1882—1918 годы. Некоторая их часть была опубликована.

Увлекался фотографией, ему нравилось смотреть кинофильмы. Читал и серьезные труды, особенно на исторические темы, и развлекательную литературу. Курил папиросы с  табаком, выращенным специально в Турции (подарок турецкого султана).
14 ноября 1894 г. в жизни наследника престола состоялось знаменательное событие — бракосочетание с принцессой германской Алисой Гессенской, которая приняла после обряда крещения имя — Александра Фёдоровна. У них родились 4 дочери — Ольга (3 ноября 1895г.), Татьяна (29 мая 1897г.), Мария (14 июня 1899г.) и Анастасия (5 июня 1901г.). И долгожданным пятым ребенком 30 июля (12 августа) 1904 г. стал единственный сын — цесаревич Алексей.

КОРОНАЦИЯ НИКОЛАЯ II

14 (26) мая 1896 г. состоялась коронация нового императора. В 1896 году он совершил поездку по Европе, где встретился с Королевой Викторией (бабушкой жены), Вильгельмом Вторым, Францем-Иосифом. Завершающим этапом поездки стало посещение  столицы союзной Франции.

Его первыми кадровыми перестановками стал факт увольнения генерал-губернатора Царства Польского Гурко И.В. и назначение Лобанова-Ростовского А.Б министром иностранных дел.

А первым крупным международным действием  стала так называемая Тройственная интервенция.

Сделав огромные уступки оппозиции в начале русско-японской войны Николай II совершил попытку объединить российское общество против внешних врагов. Летом 1916 года после того, как ситуация на фронте стабилизировалась, думcкая оппозиция объединилась с генералитетскими заговорщиками и решила воспользоваться создавшейся ситуацией для свержения царя.

Ими называлась даже дата 12-13 февраля 1917 года, как день отречения императора от престола. Говорилось, что произойдет «великий акт» — государь отречется от престола, а будущим императором будет назначен наследник цесаревич Алексей Николаевич, а регентом станет именно великий князь Михаил Александрович.

В Петрограде 23 февраля 1917 г. начинается забастовка, которая через три дня стала всеобщей. 27 февраля 1917 г., утром, произошли солдатские восстания в Петрограде и в Москве, а также их объединение с забастовщиками.

Обстановка накалилась после провозглашения манифеста императора 25 февраля 1917 г. о прекращении заседания Государственной Думы.

26 февраля 1917 г. царь отдал приказ генералу Хабалову «прекратить беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны». Генерал Н. И. Иванов был направлен 27 февраля в Петроград с целью подавления восстания.

28 февраля вечером направился в Царское Село, но не смог проехать и, по причине потери связи со Ставкой, он приехал в Псков 1 марта, где находился штаб армий Северного фронта под руководством генерала Рузского.

ОТРЕЧЕНИЕ НИКОЛАЯ II ОТ ПРЕСТОЛА

Около трех часов дня император принял решение отречься от престола в пользу цесаревича при регентстве великого князя Михаила Александровича, а вечером в тот же день заявил В. В. Шульгину и  А. И. Гучкову о решении отречения от престола за сына. 

2 марта 1917 года в 23 ч. 40 мин. он передал Гучкову А.И. Манифест об отречении, где писал: «Заповедуем брату нашему править делами государства в полном и нерушимом единении с представителями народа».

Николай II и его родные с 9 марта по 14 августа 1917 г. жили под арестом в Александровском дворце в Царском Селе.

В связи с усилением революционного движения в Петрограде Временное правительство, решило перевести в глубь России царственных арестантов, опасаясь за жизнь. После долгих споров Тобольск был выбран городом поселения бывшего императора и его родных. С собой им разрешили взять личные вещи, необходимую мебель и предложить обслуживающему персоналу добровольное сопровождение их к месту нового поселения.

Накануне отъезда А. Ф. Керенский (глава Временного Правительства) привез брата бывшего царя — Михаила Александровича. Михаил вскоре был сослан в Пермь и, по одной из версий, в ночь на 13 июня 1918 г. был убит, а по другой версии, сбежал и

умер в 1975 году под чужим именем в Туркмении

.

Из Царского Села 14 августа 1917 г. отправился состав под вывеской «Японская миссия Красного Креста» с членами бывшей императорской семьи. Его сопровождал второй состав, в котором находилась охрана (7 офицеров, 337 солдат).

Составы прибыли в г.Тюмень 17 августа 1917 г., после чего арестованных на трёх судах отвезли в Тобольск. Романовых поселили в доме губернатора, специально отремонтированном к их приезду. Им разрешили ходить на богослужение в местную церковь Благовещенья. Режим охраны семьи Романовых в Тобольске был намного легче, чем царскосельский. Они вели размеренную, спокойную  жизнь.

Разрешение Президиума ВЦИК (Всероссийского Центрального исполнительного комитета) четвертого созыва о переводе Романова и членов его семьи в Москву с целью проведения над ними суда было получено в апреле 1918 г.

22 апреля 1918 г. колонна с пулеметами из 150 человек выехала из Тобольска в г.Тюмень. 30 апреля поезд прибыл в Екатеринбург из Тюмени. Для размещения  Романовых реквизировали дом, который принадлежал горному инженеру Ипатьеву. В этом же доме проживал и обслуживающий персонал: повар Харитонов, доктор Боткин, комнатная девушка Демидова, лакей Трупп и поварёнок Седнёв.

Источник

СУДЬБА НИКОЛАЯ II И ЕГО СЕМЬИ

Существует несколько версий дальнейшей судьбы Николая II и его семьи. Однозначно утверждать, что вся семья была расстреляна нельзя, поскольку существуют серьёзные и убедительные доводы, что расстрел был инсценировкой. В любом случае, споры между историками и исследователями этой темы идут до сих пор. 

Расследование обстоятельств гибели царской семьи — расследования, проводившиеся в ходе Гражданской войны в России органами власти правительства Колчака и официальными властями Российской Федерации после 1991 года, направленные на выяснение обстоятельств гибели последнего русского царя Николая II, членов его семьи и сопровождавших её лиц.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года семья отрекшегося российского императора Николая II и несколько человек свиты были расстреляны в Екатеринбурге во исполнение постановления исполкома Уральского областного Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, возглавлявшегося большевиками.

25 июля 1918 года, через восемь дней после расстрела царской семьи, Екатеринбург заняли части Белой армии и отряды Чехословацкого корпуса. Военными властями был начат поиск исчезнувшей царской семьи.

30 июля началось расследование обстоятельств её гибели, которое первоначально вёл следователь по важнейшим делам Екатеринбургского окружного суда А. П. Намёткин, а с 12 августа — член Екатеринбургского окружного суда И. А. Сергеев. С августа 1918 года к расследованию подключился начальник уголовного розыска Екатеринбурга А. Ф. Кирста.

6 февраля 1919 года расследование было возложено на следователя по особо важным делам Омского окружного суда Н. А. Соколова (1882—1924). Именно благодаря его кропотливой работе стали впервые известны подробности расстрела и захоронения царской семьи. Расследование Соколов продолжал даже в эмиграции, вплоть до своей скоропостижной смерти.

По материалам расследования им была написана книга «Убийство царской семьи», вышедшая на французском языке в Париже ещё при жизни автора, а после его смерти, в 1925 году, изданная на русском языке. 

Летом 1979 года группа А. Н. Авдонина и Г. Т. Рябова, используя старые карты, информацию из книг, архивные материалы и воспоминания, обнаружила на Старой Коптяковской дороге под Свердловском групповое захоронение, которое, как они считали, являлось местом погребения царской семьи. Найденные останки, однако, закопали обратно.

В 1991 году в связи с заявлением А. Н. Авдонина о том, что ему известно место захоронения царской семьи, прокуратурой Свердловской области были проведены раскопки в указанном им месте. В результате были обнаружены останки девяти человек.

19 августа 1993 года, в связи с обнаружением захоронения, по указанию Генерального прокурора Российской Федерации было возбуждено уголовное дело № 18/123666-93, в рамках которого расследовались обстоятельства гибели царской семьи. Расследование, которое вёл прокурор-криминалист Генеральной прокуратуры РФ В.Н. Соловьёв, продолжалось до 1998 года.

Найденные останки были идентифицированы как принадлежащие Николаю II, Александре Фёдоровне, их дочерям Ольге, Татьяне и Анастасии, а также лицам царской свиты, расстрелянным 17 июля 1918 года. Останки царевича Алексея и княжны Марии найдены не были.

В июне 2007 года было принято решение возобновить поиски на Старой Коптяковской дороге с целью обнаружить предполагаемое место второго захоронения останков членов императорской семьи. В июле неподалеку от места первого захоронения были обнаружены фрагменты останков двух человек, которые были переданы в Бюро судебно-медицинской экспертизы. 21 августа 2007 года Генеральная прокуратура России возобновила расследование по уголовному делу № 18/123666-93.

В 2008 году генетический анализ, проведённый экспертами в США, подтвердил, что обнаруженные в 2007 году под Екатеринбургом останки принадлежат детям Николая II. В июле 2008 года данную информацию официально подтвердил Следственный комитет при Прокуратуре РФ: обнаруженные останки принадлежат великой княжне Марии и цесаревичу Алексею.

В октябре 2011 года Соловьёв передал представителям дома Романовых постановление о прекращении расследования дела. В официальном заключении Следственного комитета России, оглашённом в октябре 2011 года, указывалось, что следствие не располагает документальными доказательствами причастности Ленина либо кого-то другого из высшего руководства большевиков к расстрелу царской семьи.

В сентябре 2015 года Следственный комитет России возобновил расследование по факту гибели царской семьи. 23 сентября следователи провели эксгумацию останков Романовых, захороненных в Петропавловской крепости, и изъяли образцы останков Николая II и Александры Федоровны.

Предварительное следствие

Первый белый комендант Екатеринбурга полковник Шериховский учредил офицерскую команду, которой было поручено разобраться с находками крестьян в районе Ганиной ямы: разгребая недавние кострища, местные крестьяне нашли обгорелые вещи, среди которых был крест с драгоценными камнями. 27 июля 1918 года крестьянин Алферов принёс эти находки поручику Шереметевскому, скрывавшемуся от красных вблизи деревни Коптяки, и тот сразу доложил о них коменданту.

Начальником команды офицеров комендант назначил гвардии капитана Д. А. Малиновского, которому было приказано обследовать район Ганиной ямы. 30 июля Малиновский отправился на место, взяв с собой Шереметевского, следователя Намёткина, нескольких офицеров, врача наследника В. Н. Деревенко и слугу Николая II Чемодурова. Комиссия Малиновского осмотрела шахту заброшенного рудника.

30 июля 1918 года для расследования обстоятельств гибели царской семьи постановлением Екатеринбургского окружного суда был назначен следователь по важнейшим делам А. П. Намёткин. Намёткин осмотрел верхний этаж дома Ипатьева. 3 августа он допросил в качестве свидетелей крестьян деревни Коптяки М. Д. Алферова и М. И. Бабинова, а также поручика А. А. Шереметевского. 12 августа 1918 года расследование было поручено вести члену Екатеринбургского окружного суда И. А. Сергееву, который осмотрел дом Ипатьева, в том числе и полуподвальную комнату, где была расстреляна царская семья, собрал и описал вещественные доказательства, найденные в «Доме особого назначения» и на руднике.

В переданных И. А. Сергеевым 22 января 1919 года генералу М. К. Дитерихсу, назначенному для надзора за расследованием дела, описях материалов следствия в числе прочего значится дневник сына Николая II Алексея, найденный у бывшего охранника красноармейца Летемина; у него же была обнаружена собака Алексея, спаниель Джой.

Лично участвовавший в расстреле рабочий Сысертского завода П. С. Медведев (не путать с другим участником событий М. А. Медведевым (Кудриным)) 11 февраля 1919 года был арестован агентом белогвардейского уголовного розыска С. И. Алексеевым в Перми. В феврале 1919 года Медведев был допрошен арестовавшим его Алексеевым, а затем следователем И. А. Сергеевым. Показания П. С. Медведева содержатся в материалах Н. А. Соколова, однако сам Соколов его не допросил, так как Медведев умер в тюрьме 12 марта 1919 года. Сам П. С. Медведев утверждал, что в расстреле не участвовал, однако белогвардейское следствие посчитало эти слова ложью. В частности, бывший охранник дома Ипатьева рабочий Сысертского завода Проскуряков показал, что Медведев сам заявил ему, «что он выпустил пули 2—3 в Государя и в других лиц, кого они расстреливали».

П. З. Ермаков, вернувшийся в 1920-х годах на место захоронения царской семьи.

На тыльной стороне фотографии им написано: «Я стою на могиле Царя.» 

В ходе следствия были допрошены четверо охранников дома Ипатьева. Согласно их показаниям, расстрелом руководил Я. М. Юровский; трупы были вывезены в ночь расстрела П. З. Ермаковым и одним неизвестным свидетелям членом ЧК на грузовике, который вёл шофёр С. И. Люханов; из прислуги в живых остался только мальчик Леонид Седнёв. Согласно постановлению члена Екатеринбургского окружного суда И. А. Сергеева от 20 февраля 1919 г.,

Расследование Кирсты

После ликвидации советской власти в Екатеринбурге начальником его уголовного розыска был назначен А. Ф. Кирста, подключившийся к следствию уже с августа 1918 года. Как указывает исследователь Лев Сонин, следователю Кирсте удалось опросить нескольких ключевых свидетелей: бывшего охранника Дома Ипатьева Летемина и жену начальника караульной команды Медведеву. Оба свидетеля параллельно заявили о расстреле всей семьи, о чём Летемин узнал от пулемётчика Стрекотина, а Медведева — от своего мужа, который лично участвовал в расстреле.

Однако со временем Кирстой стали всё больше овладевать сомнения. Возможно, следователю казалось странным то, что, когда член Президиума Уралоблсовета Ф. И. Голощёкин объявил на митинге о расстреле Николая II и раздались возгласы: «Покажите тело!», он предпочёл уйти от этой темы. В Ганиной Яме самих трупов также обнаружено не было. Опрошенный Кирстой свидетель Самойлов заявил со слов своего соседа, охранника дома Ипатьева Варакушева, что «…Голощёкин всё врёт» и что царская семья была погружена в вагон.

В конце августа 1918 года поручик Шереметевский перехватил записку, будто бы написанную следователем Кирстой, гласившую: «Дело принимает уголовный характер. Необходимо подкупить свидетелей». После этого А. Ф. Кирста был отстранён от следствия и арестован приказом начальника гарнизона генерал-лейтенанта Голицина, однако после отбытия генерала Голицина на фронт был освобождён по приказу чешского генерала Гайды. В декабре 1918 года генерал Пепеляев занял Пермь, и Гайда откомандировал Кирсту в этот город с приказом проверить слухи о том, что царская семья якобы вывозилась в Пермь. 22 января 1919 года Кирста нашёл свидетеля Вишневского, показания которого, основанные на словах заключённого Грудина, в принципе подтверждали факт расстрела всей царской семьи.

Однако уже 10 февраля 1919 года следователем был найден свидетель доктор Уткин, утверждавший, что в конце сентября 1918 года он лечил больную, назвавшуюся «дочерью Государя Анастасией». Больная находилась в это время в ЧК «в доме Крестьянского поземельного банка на углу Петропавловской и Обвинской улиц», куда был вызван доктор Уткин для оказания медицинской помощи. При осмотре у женщины были обнаружены «кровяная опухоль в области правого глаза» и рассечение губы. Следователь нашёл больше десяти человек, показания которых подтверждали эту информацию.

8 марта Кирста допросил свидетельницу Наталью Мутных, заявившую, что якобы «семья б. Государя Николая II: его супруга и 4 дочери — из города Екатеринбурга были перевезены в Пермь и секретно ночью поселены в подвале дома Березина, где была мастерская. Из этого подвала одна из дочерей бежала в сентябре месяце, была поймана где-то за Камой и увезена в чрезвычайку». 2 апреля та же свидетельница дополнила свои показания подробностями о том, что якобы в Екатеринбурге были расстреляны только Николай с наследником, а Александра Фёдоровна с дочерьми были перевезены в Пермь, где великая княжна Анастасия бежала, но «была поймана за Камой, избита сильно красноармейцами и привезена в чрезвычайку, где лежала на кушетке за ширмой в кабинете Малкова. У постели её охраняла Ираида Юрганова-Баранова. Потом княжну отвезли в исправительное отделение за заставой. Умерла ли она от ран или её домучили — не знаю, но мне известно, что эту княжну похоронили в 1 час ночи недалеко от того места, где находятся бега-ипподром, причем большевики все это хранили в большой тайне. О похоронах я знаю по слухам».

Параллельно Кирста допрашивал других свидетелей, которые утверждали совсем другое. В частности, машинист Логинов со ссылкой на екатеринбургского чекиста Сахарова показал, что в Екатеринбурге была расстреляна вся семья, причём большевики якобы тянули жребий, кому застрелить Николая, и этот жребий якобы вытянул Ермаков.

Вскоре Кирсте было запрещено продолжать расследование. Ранее адмирал Колчак доверил руководство веде́нием дела об убийстве царской семьи генералу Дитерихсу. Дитерихс был убеждён, что вся семья Николая II погибла в Екатеринбурге, и не считал нужным серьёзно заниматься проверкой других версий. Веде́ние дела он поручил следователю Соколову, которому должны были быть переданы все материалы дела.

Расследование Соколова

Том материалов предварительного следствия Н. А. Соколова об убийстве царской семьи.

1919. РГАСПИ

17 января 1919 года для надзора за расследованием дела об убийстве царской семьи Верховный правитель России адмирал А. В. Колчак назначил главнокомандующего Западным фронтом генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса. 26 января Дитерихс получил подлинные материалы следствия, проведённого Намёткиным и Сергеевым. Приказом от 6 февраля 1919 года расследование было возложено на следователя по особо важным делам Омского окружного суда Н. А. Соколова.

7 февраля Соколову в Омск были переданы от Дитерихса подлинное производство и вещественные доказательства по делу. С 8 марта по 11 июля 1919 года Соколов продолжил следственные действия в Екатеринбурге. Он кропотливо изучал документы и вещественные доказательства, провёл детальный осмотр дома Ипатьева (ранее дом осматривали Намёткин и Сергеев), причём осмотр дома Соколовым был затруднён тем обстоятельством, что в нём разместился штаб чешского генерала Гайды, проделал огромную работу по обследованию маршрута следования лиц, перевозивших трупы, осуществлял раскопки на месте первого захоронения тел (заброшенная шахта близ деревни Коптяки), опросил ряд свидетелей. В том числе были допрошены несколько бывших охранников Дома Ипатьева. На стене комнаты, где произошло убийство, была обнаружена следующая надпись:

Belsatzar [другой вариант прочтения: Beisatzar] ward in seibier [вариант: selbiger] Nacht
Von seinen Knechten umgebracht

— искажённая цитата из стихотворения Гейне, в котором в этой строфе сказано, что Валтасар был в эту ночь убит своими подданными.

Помимо следствия по делу об убийстве царской семьи Соколову также были переданы материалы расследований гибели Михаила Александровича в Перми и великих князей в Алапаевске.

По приказу Дитерихса Соколов эвакуировался из Екатеринбурга 11 июля 1919 года и вывез все акты подлинных следственных производств вместе с вещественными доказательствами. Затем принимал участие в вывозе материалов в марте 1920 года из Харбина в Западную Европу и обеспечении их сохранности.

Именно благодаря кропотливой работе Н. А. Соколова стали впервые известны подробности расстрела и захоронения царской семьи. Выводы следствия Соколова были изложены в книгах Р. Вильтона и М. К. Дитерихса ещё до того, как сам Соколов опубликовал свою работу.

Издание книги Н. А. Соколова. 1925, Берлин

Соколов утверждал, что уже в эмиграции ему удалось расшифровать телеграмму за подписью Белобородова, изъятую на екатеринбургском почтамте, содержание которой резко противоречило официальной на тот момент версии Москвы о расстреле якобы только одного царя. Телеграмма гласила (орфография сохранена):

Передаите Свердлову, что все семеиство постигла та же участ/ь/, что и главу. Оффициал/ь/но семия погибнет при евакуации.

По мнению исследователя А. В. Синельникова, орфографические ошибки в тексте не являются проявлением безграмотности, а сделаны сознательно для ухудшения возможности дешифровки.

Соколов продолжал расследование и в эмиграции, вплоть до своей скоропостижной смерти. В этот период ему удалось провести допросы ряда свидетелей, в частности, Курта Рицлера, преемника убитого левыми эсерами в июле 1918 года германского посла графа Мирбаха. Рицлер передал Соколову копии документов о переговорах между Германией и Россией относительно царской семьи, которые велись как до, так и после 17 июля 1918 года.

По материалам расследования Соколов написал книгу «Убийство царской семьи», вышедшую на французском языке в Париже в 1924 году ещё при жизни автора под названием Enquête Judiciaire sur L’assassinat de la Familie Imperiale Russe («Следственные материалы об убийстве Российской императорской семьи») и уже после его смерти, в 1925 году, изданную на русском языке. Как пишет Л. А. Лыкова, Соколов начал писать книгу, вероятно, в 1922 году, после получения сборника «Рабочая революция на Урале», в котором была опубликована статья М. П. Быкова «Последние дни последнего царя».

В 1997 году Правящий Князь Лихтенштейна Ханс-Адам II передал документы Н. А. Соколова на государственное хранение в Российскую Федерацию в обмен на фамильные документы Княжеского дома Лихтенштейн, хранившиеся после Второй мировой войны в российском архиве.

Версии уничтожения останков царской семьи

Версия Соколова

Фотография, сделанная Н. А. Соколовым около железнодорожных путей деревни Коптяки

Соколов придавал большое значение показаниям крестьян деревни Коптяки, зафиксированным в протоколах допросов, проведённых следователем А. П. Намёткиным 3 августа 1918 года, в частности, показаниям Михаила Дмитриевича Алферова, рассказавшего, что после снятия оцепления крестьяне обнаружили около одной из заброшенных шахт остатки одежды и обуви, а также «крест с зелёными камнями», опознанный Т. И. Чемодуровым как принадлежащий Александре Фёдоровне. Соколов и сам подробно допрашивал крестьян, оказавшихся свидетелями странной деятельности близ деревни Коптяки 17—19 июля.

Свидетели сообщали о передвижении грузовых и легковых автомобилей, телег и всадников в районе Ганиной Ямы, которая в период с 17 по 19 июля 1918 г. была оцеплена красногвардейцами, и о том, что грузовики и телеги прибыли в город без трупов, а утром 19 июля оцепление было снято; поблизости от шахты был обнаружен след автомобиля; свидетели из Екатеринбурга Пётр и Александр Леоновы показали, что взятый в советском гараже грузовик вернулся утром 19 июля.
Соколов пишет, что в эти дни также слышались взрывы гранат.

Соколову удалось найти два распоряжения, выписанные П. Л. Войковым, предъявленные 17 июля 1918 года в аптекарском магазине «Русское общество» с требованием выдать служащему комиссариата снабжения Зимину серную кислоту: в первом требовании пять пудов, во втором ещё три кувшина. В общей сложности Зимину было выдано 11 пудов 4 фунта серной кислоты, за которые на следующий день было уплачено 196 рублей 50 копеек. По утверждению Соколова, кислота была доставлена на рудник 17 и 18 июля.

На руднике им были найдены следы двух больших костров. Там же были найдены десятки предметов, которые могли иметь отношение к царской семье. Многие предметы обгорели, некоторые были разрушены.

Раскопки рудника в 1919 году

Вещи, принадлежавшие царской семье, найденные комиссией Н. А. Соколова. 

В настоящий момент выставлены в Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле.

Ранее входившие в царскую свиту Гиббс, Занотти, Теглева, Эрсберг, Волков, Тутельберг и свидетели Иванов, Битнер показали, что некоторые из этих предметов принадлежали царской семье: принадлежавший великой княжне Ольге образ Николая Чудотворца, воинский значок царицы, пряжка от пояса Алексея и т. д.

В числе прочего были обнаружены: искусственная челюсть (вероятно, доктора Боткина), 24 кусочка свинца, две пули от револьвера системы «Наган» и одна оболочка от такой же пули, человеческий палец, сброшенный в шахту «труп собаки самки» с пробитым черепом (скорее всего — собачка Джемми великой княжны Анастасии), «осколки костей млекопитающего», обожжённые и разрубленные. Соколову не удалось установить, являются ли кости млекопитающего именно человеческими. Осталось неизвестным, чей именно палец был обнаружен. Экспертиза установила, что это палец взрослого человека средних лет. В книге Соколова «Убийство царской семьи» упомянуты также «куски сальных масс, смешанных с землёй».

Иных трупов, за исключением трупа собаки и останков пяти военнопленных-австрийцев в близлежащих заброшенных шахтах, следствием обнаружено не было, несмотря на поиски во всех шахтах прилегающей местности.

Ни одного из участников уничтожения и захоронения останков следствию в 1918—1924 годах найти и допросить не удалось. За пределами оцеплявшегося красноармейцами участка Соколов проводил лишь поверхностный осмотр территории по пути движения транспорта.

Исходя из имеющихся у него материалов, Соколов сделал следующие выводы: трупы были привезены на рудник под покровом темноты «ранним утром» 17 июля 1918 года. Одежда была грубо разрезана (обнаружены повреждения на пуговицах, крючках и петлях). Затем сами трупы были разрублены и целиком уничтожены с помощью огня и серной кислоты. При этом из тел расстрелянных вытопились сало и свинец из пуль. Появление на руднике многочисленных драгоценностей Соколов объяснил тем, что, в соответствии с показаниями свидетельницы Теглевой, великие княжны тайно зашили их в свою одежду. Во время захоронения некоторые драгоценности остались незамеченными.

Версия Вильтона

Работа члена следственной команды Р. Вильтона «Последние дни Романовых» целиком основана на материалах следствия Соколова (на тот момент ещё не опубликованных) и содержит тот же фактический материал с теми же выводами. В целом Вильтон пришёл к выводу, что:

По-видимому, убийцы предполагали сперва, уничтожив одежду с помощью бензина, бросить изуродованные, обезглавленные трупы в шахту через большой колодец и, взорвав срубы гранатами, засыпать следы — так поступили в Алапаевске. Но сруб оказался слишком крепок. Тогда было срочно отправлено в город требование доставки серной кислоты… Вот почему работа заняла так много времени, с утра 4(17) по 6(19) июля. Легко становится уяснить себе рассказы о том, что «хоронили и перехоранивали». Но это обстоятельство искусственно раздувалось большевицкими агентами и теми непрошеными охотниками, которые всегда впутываются во всякое крупное следствие.

Вильтон настаивал на том, что трупы были целиком уничтожены в районе заброшенной шахты, а сообщения о последующем перезахоранивании являются дезинформацией, пущенной самими большевиками («сказка о погребении тел, распространявшаяся большевицкими агентами, окончательно уступила место версии о полном уничтожении трупов»).

При этом в распоряжении следствия было по крайней мере одно свидетельство того, что перезахоронение всё-таки имело место. Случайный свидетель завхоз Верх-Исетского партийного клуба Прохкопий Кутенков подслушал разговор нескольких членов похоронной команды. Один из них, Александр Костоусов, заметил, что «второй день приходится возиться. Вчера хоронили, а сегодня перехоранивали».

Данное свидетельство было получено ещё до начала следствия Соколова и в декабре 1918 года было направлено министру юстиции правительства адмирала Колчака С. С. Старынкевичу.

Сообщения о фальшивом судебном процессе в Перми

В материалах дела следователя Соколова упоминается о фальшивом судебном процессе над подставными участниками расстрела царской семьи, предположительно организованном большевиками в Перми в сентябре 1918 года. Утверждается, что ревтрибунал под председательством Матвеева привлёк к суду 38 человек, в первую очередь — бывших членов Екатеринбургского совета левых эсеров Яхонтова, Грузинова и Малютина, а также двух женщин, Марию Апраксину и Елизавету Миронову. Из обвиняемых были приговорены к расстрелу пять вышеупомянутых, а также девять «красногвардейцев» за грабежи (в источнике упоминаются именно «красногвардейцы», хотя на сентябрь 1918 года Красная Гвардия уже была включена в состав РККА).

Указанное сообщение было взято Соколовым из эмигрантской газеты «Шанхайская жизнь», купленной им в Шанхае в 1920 году и, в свою очередь, ссылавшейся на неуказанный номер «Правды». Вильтон и Дитерихс также повторяют это сообщение, со ссылкой уже прямо на «Правду». В книге Вильтона указано, что суд состоялся не в 1918, а в 1919 году, и к нему было привлечено не 38 человек, а 28. Кроме того, Вильтон приписывает обвиняемому Яхонтову показания, что последними словами царя якобы были «за смерть царя Россия проклянет большевиков», хотя в сообщении «Шанхайской газеты» такого не упоминается. Также о 1919 годе упоминает бывший член царской свиты Пьер Жильяр в своей работе «Император Николай II и его семья»:

«Они [большевики] стали тогда обвинять социалистов-революционеров в том, что они виновники преступления и что они хотели таким путём скомпрометировать партию большевиков. В сентябре 1919 года двадцать восемь человек были арестованы ими в Перми и судимы по ложному обвинению в участии в убийстве Царской семьи. Пять из них были присуждены к смерти и казнены».

На самом деле в выпусках самой «Правды» подобных сообщений не обнаружено, кроме того, среди членов Екатеринбургского совета никогда не было указанных лиц. Возможно, указанное сообщение является фальсификацией газеты «Шанхайская жизнь». Тем не менее, информация о фальшивом процессе широко разошлась: о нём пишет, например, Ричард Пайпс со ссылкой на Вильтона.

Нахождение и идентификация останков царской семьи

Летом 1979 года группа А. Н. Авдонина и Г. Т. Рябова, используя старые карты, информацию из книг, архивные материалы и воспоминания, обнаружила под Свердловском в районе бывшей будки железнодорожного переезда 184 км в Поросёнковом логу захоронение нескольких человек, которое, как установлено, является захоронением Николая II, Александры Фёдоровны, их дочерей Ольги, Татьяны и Анастасии, а также лиц царской свиты, расстрелянных 17 июля 1918 года. Найденные останки, однако, закопали обратно.

В 1991 году в связи с заявлением А. Н. Авдонина о том, что ему известно место захоронения царской семьи, прокуратурой Свердловской области были проведены раскопки на том же самом месте. Были проведены работы по идентификации, которые подтвердили принадлежность останков семье Николая II и лицам его окружения. Останки царевича Алексея и княжны Марии найдены не были.

Материалы правительственной Комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского императора Николая II и членов его семьи, опубликованы. Криминалист Сергей Никитин в 1994 году выполнил реконструкцию облика обладателей найденных черепов по методу Герасимова.

Николай II	Александра Фёдоровна	Ольга Николаевна	Татьяна Николаевна
Анастасия Николаевна	Доктор Боткин	Камердинер Трупп	Анна Демидова, горничная

В июне 2007 года было принято решение возобновить поиски на Старой Коптяковской дороге с целью обнаружить предполагаемое место второго захоронения останков членов императорской семьи.

Андрей Григорьев, заместитель генерального директора Научно-производственного Центра по охране и использованию памятников истории и культуры Свердловской области: «От уральского краеведа В. В. Шитова я узнал о том, что в архиве хранятся документы, в которых рассказывается о пребывании царской семьи в Екатеринбурге и её последующем убийстве, а также о попытке сокрытия их останков. До конца 2006 года начать поисковые работы мы не смогли. 29 июля 2007 года в результате поисков мы наткнулись на находки».

Недалеко от вскрытого в 1991 году места захоронения царской семьи были обнаружены фрагментированные кости, металлические изделия (гвозди, уголки от деревянных ящиков), пули, фрагменты керамики. Согласно предварительному анализу, кости — человеческие и принадлежат двум молодым индивидуумам. Фрагменты керамики идентичны найденным в первом захоронении, и, вероятно, являются обломками керамических сосудов с серной кислотой. Железные уголки и гвозди, вероятно, скрепляли деревянные ящики для этих сосудов.

17 августа 2007 года фрагменты останков были переданы в Бюро судебно-медицинской экспертизы. 21 августа 2007 года Генеральная прокуратура России возобновила расследование по уголовному делу № 18/123666-93, которое ранее было возбуждено в связи с обнаружением захоронения на Старой Коптяковской дороге.

На предполагаемых останках детей Николая II были обнаружены следы разрубания. Об этом сообщил начальник отдела археологии научно-производственного центра по охране и использованию памятников истории и культуры Свердловской области Сергей Погорелов.

«Следы того, что тела были разрублены, найдены на плечевой кости, принадлежащей мужчине, и на фрагменте черепа, идентифицированного как женский. Кроме того, на черепе мужчины обнаружено полностью сохранившееся овальное отверстие, возможно, это след от пули», — пояснил Сергей Погорелов.

В 2008 году генетический анализ, проведённый экспертами в США, подтвердил, что обнаруженные в 2007 году под Екатеринбургом останки принадлежат детям Николая II. В июле 2008 года данную информацию официально подтвердил Следственный комитет при Прокуратуре РФ, сообщив, что экспертиза останков, найденных в 2007 году на старой Коптяковской дороге, установила: обнаруженные останки принадлежат детям Николая II — великой княжне Марии и цесаревичу Алексею.

Расследование конца XX и начала XXI веков

Обстоятельства гибели царской семьи расследовались в рамках уголовного дела № 18/123666-93, возбуждённого 19 августа 1993 года по указанию Генерального прокурора Российской Федерации. Для поиска и исследования материалов, имеющих отношение к этим событиям, следствием совместно с Правительственной Комиссией по расследованию обстоятельств гибели и захоронения останков императора Николая II и членов его семьи была создана группа экспертов в области истории и архивного дела во главе с академиком И. Д. Ковальченко.

Основные исследования проводились в государственных и ведомственных архивах Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга. Были организованы тематические запросы во все архивы России, с помощью посольских служб Министерства иностранных дел РФ осуществлён поиск в других странах; были изучены материалы ряда государственных и частных архивов США, Великобритании, ФРГ, Дании, Архива Великого князя Лихтенштейнского, частных собраний семьи Карповых, М. Ростроповича. Историком С. В. Мироненко и прокурором-криминалистом В. Н. Соловьёвым осуществлялся поиск данных, связанных с темой расстрела царской семьи, в Великобритании, Германии, Австрии, Швейцарии, княжестве Лихтенштейн, Бельгии и США.

Были выявлены и изучены следующие комплексы источников:

1. Официальные документы, в которых сообщалось об обстоятельствах расстрела в Екатеринбурге.
2. Дипломатические документы.
3. Материалы расследования, проводившегося следственными органами белых властей, и воспоминания участников расследования.
4. Воспоминания участников расстрела и захоронения и близких к ним лиц.
5. Публикации авторов, которые непосредственно не принимали участия в событиях и передавали информацию из источников разной степени достоверности.

Захоронение

Старший прокурор-криминалист Главного следственного управления Генеральной прокуратуры РФ В. Н. Соловьев провёл сравнительный анализ советских источников (воспоминания участников событий) и материалов следствия Соколова.

Были рассмотрены воспоминания коменданта Дома Ипатьева Юровского («Записка Юровского» и более поздняя запись 1934 года) и также участвовавших в захоронении красногвардейца Сухорукова и чекиста Родзинского. Эти свидетельства были сопоставлены друг с другом, а также с протоколом осмотра места, обозначенного как Поросёнков Лог, следователем Н. А. Соколовым и протоколом осмотра этого места прокуратурой Свердловской области 11—13 июля 1991 года. По воспоминаниям Юровского, в данном месте расстрелянные были захоронены окончательно.

В 1991 году, согласно протоколу, при осуществлении поисковой работы были сделаны раскопы, в одном из которых было обнаружено «захоронение нескольких людей в виде сложенных друг на друга скелетированных останков», обнаружены остатки керамики. Также была найдена икона с надписью: «Взято 01.06.79 возвращено 07. 07. 1980 г.».

В протоколе осмотра данного места следователем Н. А. Соколовым в 1919 году оно описано как понижение дороги, на котором «набросан мостик» из нескольких новых брёвен и старых шпал. В материалах Соколова также имеется свидетельство железнодорожного сторожа Лобухина, что в данном месте в период, когда район был оцеплен, длительное время стоял грузовой автомобиль.

Исходя из этих материалов, следователь Соловьёв сделал следующий вывод:

Сравнение материалов участников захоронения и уничтожения трупов и документов из следственного дела Соколова Н. А. о маршрутах передвижения и манипуляциях с трупами дают основания для утверждения о том, что описываются одни и те же места, возле шахты # 7, у переезда # 184. Действительно, Юровский и другие сжигали одежду и обувь на месте, исследованном Магницким и Соколовым, при захоронении использовалась серная кислота, два трупа, но не все, были сожжены. Детальное сопоставление этих и иных материалов дела дает основания для утверждения, что существенных, исключающих друг друга противоречий в «советских материалах» и материалах Соколова Н. А. нет, имеется лишь различное истолкование одних и тех же событий.

В записке, поданной на имя Патриарха Алексия II (1998 год), В. Н. Соловьёв также указал, что «место захоронения, указанное в „записке [Юровского]“, точно соответствует „мостику“ из шпал, о котором писали Н. А. Соколов и М. К. Дитерихс (имеются их планы и фотографии этого места)», и «на сегодня каких-либо данных, существенно не совпадающих с материалами следствия, организованного правительством Колчака, не имеется». Соловьёв также указал, что, согласно данным исследования, «…при условиях, в которых производилось уничтожение трупов, невозможно было полностью уничтожить останки, используя серную кислоту и горючие материалы, указанные в следственном деле Соколова Н. А. и воспоминаниях участников событий».

В ходе следствия была проверена версия о предполагаемом полном уничтожении трупов с помощью серной кислоты и огня. С этой целью были проведены специальные исследования, установившие, что с помощью имевшихся в распоряжении Юровского 120—180 литров керосина и 170 литров серной кислоты уничтожить два трупа за несколько часов невозможно.

По мнению генерального прокурора РФ Ю. И. Скуратова, «данные, приведённые в „соколовском деле“, говорят о том, что в нём нет фактов, серьёзно противоречащих изложению событий Юровским».

Расстрел

Были рассмотрены воспоминания лиц, которые участвовали в расстреле лично:

• Я. М. Юровского, коменданта Дома особого назначения,
• М. А. Медведева (Кудрина),
• заместителя коменданта Г. П. Никулина,
• уральского чекиста М. Кабанова (?) (запись 1965 года на магнитную ленту и сохранившееся частное письмо М. М. Медведеву),
• П. З. Ермакова,
• П. С. Медведева (показания, данные следствию в 1919 году).

Также были рассмотрены показания следователю Н. А. Соколову бывших охранников Дома Ипатьева, лично в расстреле не участвовавших:

• охранника Проскурякова,
• разводящего А. А. Якимова.

Рассмотрев всю совокупность этих свидетельств, следователь Соловьёв пришёл к выводу, что в описании расстрела они не противоречат друг другу, различаясь лишь в мелких деталях:

Сопоставление воспоминаний участников расстрела и захоронения Юровского, Никулина, Медведева (Кудрина), Стрекотина, Медведева, Ермакова, Кабанова, не знавших о том, какие показания были даны колчаковскому следствию Медведевым, Якимовым и Проскуряковым говорит о том, что все они достаточно объективны. Несколько различаясь в мелких деталях, что естественно, когда человек не был предварительно «подготовлен», указанные лица говорят о том, что одновременно в полуподвальном помещении в ночь с 16 на 17 июля 1918 г. были расстреляны все члены царской семьи, слуги и лейб-медик Боткин. Упоминаются такие детали, как то, что в комнату были внесены стулья, что Николай II и Александра Федоровна погибли сразу, а царевича Алексея, горничную Демидову и Великую княжну Анастасию пришлось «достреливать» и «докалывать». Одинаково описывается транспорт, предназначенный для перевозки трупов.

При этом следователь Соловьёв также отметил разночтения между воспоминаниями П. З. Ермакова и остальными имеющимися материалами в отношении расстрела и захоронения: «Ряд деталей его воспоминаний вызывают серьёзные сомнения».

Соловьёв полностью отверг «ритуальную версию», указав, что большинство участников обсуждения способа убийства были русскими, в самом убийстве принимал участие только один еврей (Юровский), а остальные были русскими и латышами. Нет данных, позволяющих утверждать о ритуальном характере обращения с трупами. Надпись на стене не даёт никаких оснований для утверждения о ритуальном характере действий инициаторов и участников расстрела, поскольку нет данных о том, что автор стиха Гейне участвовал в каких-либо иудейских религиозных течениях, «скорее наоборот, это был крещёный ассимилированный еврей»; также «не имеется ни одного упоминания исследователей „ритуальных убийств“ о том, что стихи Гейне включены в священные тексты или „ритуальные действа“ евреев».

Относительно так называемых «каббалистических» знаков, обнаруженных на стене комнаты, где был осуществлён расстрел, Соловьёв пришёл к выводу, что

…в своём исследовании Энель [русский эмигрант Михаил Скарятин] не смог доказать того, что «каббалистические» знаки являются надписью, а, например, не «пробой пера», не смог убедительно доказать, что каждый из «знаков» сопоставим с определённым алфавитом; не смог доказать и того, что данные знаки ранее использовались при исполнении определённых религиозных ритуалов.

Следствием была опровергнута также продвигавшаяся М. К. Дитерихсом версия об «отрубании голов» в ритуальных целях. Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы, на шейных позвонках всех скелетов отсутствуют следы посмертного отчленения голов.

В качестве следователя по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации, который вёл уголовное дело по факту гибели царской семьи, В. Н. Соловьёв заявил, что «на сегодня нет ни одного достоверного документа, который бы доказывал инициативу Ленина и Свердлова». Вместе с тем на вопрос о том, есть ли вина Ленина и Свердлова в расстреле царской семьи, он ответил:

Я считаю, безусловно, она есть. 18 июля 1918 года, узнав, что убита вся семья, они официально одобрили расстрел, ни один из организаторов и участников расстрела не понёс никакого наказания.

Между тем, историк А. Г. Латышев отмечает, что если Президиум ВЦИК под председательством Свердлова одобрил (признал правильным) решение Уралоблсовета о расстреле Николая II, то возглавлявшийся Лениным Совнарком это решение лишь «принял к сведению». О расстреле семьи Николая II в официальных постановлениях Президиума ВЦИК и Совнаркома от 18 июля не говорилось. Вопрос о том, знало ли советское руководство к этому времени о её расстреле, в современной историографии остаётся открытым.

«Одобрив сообщение о переводе семьи в „надёжное место“, Москва официально больше никогда не возвращалась к вопросу о семье», — пишет историк Г. З. Иоффе. Историк Л. А. Лыкова утверждает, что телеграмма о расстреле всей семьи была получена в Москве ещё вечером 17 июля 1918 года.

В октябре 2011 года следователь Соловьёв передал представителям дома Романовых постановление о прекращении расследования дела. В официальном заключении Следственного комитета России, оглашённом в октябре 2011 года, указывалось, что следствие не располагает документальными доказательствами причастности Ленина либо кого-то другого из высшего руководства большевиков к расстрелу царской семьи. Современные российские историки указывают на несостоятельность выводов о якобы непричастности лидеров большевиков к убийству на основании отсутствия в современных архивах документов прямого действия: Ленин практиковал личное принятие и отдачу самых кардинальных распоряжений на места тайно и в высшей степени конспиративно.

По мнению А. Н. Боханова, ни Ленин, ни его окружение не отдавали и ни за что не стали бы по вопросу, связанному с убийством царской семьи, отдавать письменные приказы. Кроме того, А. Н. Боханов отмечал, что «очень многие события в истории не отражены документами прямого действия», в чём нет ничего удивительного. Позиция Канцелярии Дома Романовых соответствует разъяснениям А. Н. Боханова, её директор Александр Закатов прокомментировал это постановление таким образом, что представители Романовых полагают, что лидеры большевиков могли отдавать не письменные приказы, а устные распоряжения.

Проанализировав отношение руководства партии большевиков и советского правительства к решению вопроса о судьбе царской семьи, следствие отметило крайнюю обострённость политической обстановки в июле 1918 года в связи с рядом событий, в числе которых было убийство 6 июля левым эсером Я. Г. Блюмкиным германского посла В. Мирбаха с целью привести к разрыву Брестского мира. В этих условиях расстрел царской семьи мог оказать негативное влияние на дальнейшие отношения между РСФСР и Германией, поскольку Александра Фёдоровна и её дочери были «германскими принцессами». Не исключалась возможность выдачи одного или нескольких членов царской семьи Германии для того, чтобы смягчить остроту возникшего в результате убийства посла конфликта. Иная позиция по этому вопросу была, по данным следствия, у руководителей Урала, Президиум областного совета которого готов был уничтожить Романовых ещё в апреле 1918 года во время их перевода из Тобольска в Екатеринбург.

Читайте так же:
А. Саммерс, Т. Мангольд

«Дело Романовых, или Расстрел, которого не было»

Почему погибла царская семья и почему об этом вспомнили в 1991 году?
Историю, описанную в этой книге, можно назвать детективом, хотя она является результатом серьезного журналистского расследования. В ней есть все, что есть в лучших английских детективах Конан Дойла, Агаты Кристи, Честертона.