Номер на двоих рассказ

Глава Первая.

Она отправила в рот последний кусочек запеченной в тесте трески и запила его оставшимся на донышке пивом. А недоеденные картофельные ломтики (как это англичане их называют — чипсы, кажется?) не жаль и оставить. Джимми уже доел свою порцию и теперь его единственным желанием — как, впрочем, и ее — было поскорее добраться до постели и завалиться спать. Во время этого импровизированного ужина они то и дело подначивали друг друга — кто первым займет ванную, чтобы принять душ.

Они прибыли в Англию сегодня утром. Летели всю ночь, плюс шестичасовая разница во времени. И ей, и сыну спать пришлось кое-как, скрючившись в креслах, и после завтрака на борту — есть совсем не хотелось — в восемь вечера по Гринвичу они вышли в аэропорту Гатвик. И вот они, наконец, в баре уютного отеля в Стратфорде-на-Эйвоне, номер в котором она заказала по телефону заранее. Однажды она уже летала в Англию и знала по собственному опыту, что лучше сразу перестроиться на новый режим сна, чтобы как можно быстрее приспособиться к разнице во времени, так что они втиснулись в свою взятую напрокат микролитражку и весь день добросовестно осматривали замки, церкви и живописные окрестные деревеньки. Похоже, Джимми смирился с ее сомнительной теорией перестройки — во всяком случае, нытья по этому поводу не было.

Вообще, его поведение оказалось для нее приятным сюрпризом. Она думала, что после развода он предпочтет жить с отцом, но он провел с Джеймсом всего неделю (это было месяц назад), после чего заявил, что остается с ней. В порыве радости, она решила этой поездкой в Англию отблагодарить сына. Только когда уже было поздно что-то менять, ей пришло в голову, что тринадцатилетнему мальчишке путешествие по Англии вдвоем с мамочкой вряд ли покажется такой уж классной идеей. Но он, похоже, искренне обрадовался, и она решила, что насмешливые искорки в его глазах по поводу ее энтузиазма — всего лишь плод воображения.

Когда они вернулись к машине, чтобы забрать свои вещи, она вновь подивилась тому, как он подрос за последние полгода. Худой как жердь, и уже на целую голову выше своей миниатюрной мамочки. Как вовремя подоспела эта его новая мужская сила — одной таскать тяжеленные чемоданы ей было бы явно не под силу. Ладно, теперь быстренько зарегистрироваться — и спать, спать…

Вот теперь разница во времени сказалась вполне… она почти не понимала, что там бормочет портье, уши были словно заложены ватой. — Да, вы заказывали номер на двоих… остался последний… все гостиницы и мотели вокруг тоже заняты… разгар сезона… — Зачем повторять очевидные вещи? И почему он так странно поглядывает то на нее, то на сына? Действительно, они будут жить в общей комнате, но переодеваться они будут в ванной, а кровать у каждого своя. Они же, в конце концов, мать и сын!

Она продолжала механически кивать… — Ладно… хорошо… — пока портье, наконец, не проводил их наверх, к номеру. Задержавшись у двери с бесхитростной табличкой «Туалет», он •••

Мейплы так давно говорили и думали о неизбежности развода, что, казалось, этого никогда не случится. Их бесконечные разговоры, раз от раза все более непоследовательные и безжалостные, когда взаимные обвинения, извинения и излияния сыпались градом и тут же перечеркивались, в конце концов только туже завязывали их в узел какой-то мучительной, безысходной, унизительной близости. Даже физическая близость не умирала: так здоровый, вопреки всем невзгодам, ребенок растет себе и растет, несмотря на явный недостаток питания; а когда языки их наконец смолкали, тела обессиленно сливались в объятии, словно две безмолвные армии, которые счастливы побрататься, едва наступает передышка и можно не истреблять друг друга по воле двух безумных королей, охваченных абсурдной взаимной ненавистью. Истекающий кровью, изувеченный до неузнаваемости, десятки раз с почестями похороненный, их союз все никак не мог окончательно умереть. Не чая разбежаться, они – по старой супружеской привычке – сбежали на пару. Вдвоем отправились в Рим.

Они прилетели вечером. Самолет прибыл с задержкой, аэропорт встретил их великолепием. Они собрались впопыхах, спонтанно – и тем не менее, как будто заранее предупрежденные, шустрые итальянцы с безупречным английским ловко освободили их от багажа, тут же по телефону заказали номер в гостинице и проводили их в автобус. Автобус, к их удивлению, погрузился в темный сельский пейзаж. Где-то вдали висели, словно фонари, редкие освещенные окна; где-то внизу вдруг обнажила серебристую грудь река; то и дело мелькали силуэты олив и пиний, словно полузабытые иллюстрации в старом латинском букваре. «Вот так бы и ехала, и ехала в этом автобусе», – сказала вслух Джоан, и Ричард почувствовал себя уязвленным, припомнив, как давно, когда им еще было хорошо вместе, она раз призналась, что ощутила приятное возбуждение, оттого что парень на заправке, протирая переднее стекло энергичными круговыми движениями, заставил слегка раскачиваться корпус машины, а заодно и ее, сидящую внутри. Из всего, что она ему говорила, именно это признание засело у него в мозгу как самое большое откровение, самая потаенная глубина, приоткрывшаяся ему на миг в той заповедной бездне неведомой ему женщины, до которой он никогда не мог дотянуться и в конце концов устал дотягиваться.

В то же время ему приятно было сознавать, что ей хорошо. Это было его слабое место. Он искренне хотел, чтобы ей было хорошо, и неоспоримый факт, что вдали от нее он не мог быть уверен, хорошо ей или плохо, и стал той последней, неожиданно захлопнувшейся перед ним дверью, когда все другие двери были уже настежь раскрыты. И он осушал слезы, им же самим исторгнутые из ее глаз, забирал назад все свои доводы о полной безысходности в тот самый момент, когда она вот-вот готова была с ними смириться, и их совместная агония продолжалась дальше.

– Все когда-нибудь кончается, – изрек он на сей раз.

– Можешь ты хоть на минутку оставить меня в покое?

– Прости. Уже оставил.

Она какое-то время молча смотрела в окно, потом повернулась к нему и сказала:

– У меня такое чувство, будто мы едем вовсе не в Рим.

– Куда же мы едем? – Он искренне хотел знать, искренне надеялся, что она ему объяснит.

– Может, назад, туда, где все было иначе?

– Ну нет. Я назад не хочу. По-моему, мы ушли оттуда так далеко, что нам осталось пройти совсем немного.

Она отвернулась и долго смотрела на тихий пейзаж за окном, прежде чем до него дошло, что она плачет. Он обнаружил в себе порыв утешить ее и внутренне этот порыв осадил как, по сути, трусливый и жестокий, но рука его, словно повинуясь властной, как вожделение, силе, сама поползла вверх по ее руке. Она опустила голову ему на плечо. Женщина в платке, сидевшая через проход от них, приняла их за молодоженов и благопристойно отвела взгляд.

Сельская местность незаметно осталась позади. Заводские корпуса и ряды жилых домов, вытянувшиеся вдоль дороги, сразу сделали ее уже. Внезапно совсем рядом возникла громада монумента – белая пирамида, вся в лучах света и латинских надписях. Вскоре они уже вместе приникли лицом к окну, жадно всматриваясь в Колизей, эдакий разрушенный свадебный торт, который сперва медленно заполнял собой все видимое пространство, а после безмолвно уплыл из него прочь. На автовокзале еще одна вереница проворных рук и голосов воссоединила их с багажом, усадила в такси и доставила к дверям гостиницы. Когда Ричард опустил в руку шофера несколько монет по шестьсот лир каждая, у него осталось ощущение, что это самые гладкие, круглые, соразмерные по весу монеты, какими ему случалось расплачиваться. К стойке регистрации нужно было подняться по одному пролету лестницы. Портье был молоденький, игриво настроенный весельчак. Он несколько раз произнес их фамилию и спросил, почему им с фамилией Мейпл не пришло в голову отправиться в Нейпл – так ведь по-английски звучит «Неаполь»? Холлы в этой второразрядной, как их предупредили в аэропорту, гостинице были, тем не менее, отделаны розовым мрамором. Так по мраморным полам они и дошли до своего номера. В номере пол тоже был мраморный. Это да еще грандиозные размеры ванной и по-имперски пурпурные занавески настолько ослепили Ричарда, что серьезный изъян он обнаружил, уже когда портье, явно довольный чаевыми – вероятно, непомерно щедрыми, – пощелкивая каблуками, скрылся в конце коридора.

– Две кровати, – сказал он. До сих пор они всегда останавливались в номерах с одной двуспальной.

– Хочешь позвать его назад? – спросила Джоан.

– Для тебя это существенно?

– Да нет, не особенно. Как ты – сможешь спать один?

– Смогу, наверное. Только… – Тут были свои нюансы. Он не мог избавиться от ощущения, что им нанесли оскорбление. Пока они не расстались окончательно, казалось верхом наглости, чтобы хоть что-то, пусть даже ничтожный зазор, разделяло их, и если эта поездка должна была решить – либо пан, либо пропал (а именно под таким лозунгом предпринималась очередная, десятая по счету, попытка), то шансы так называемого «пана» требовалось обеспечить какой-никакой чистотой эксперимента, даже вопреки тому, вернее, именно потому, что сам он в глубине души уже приравнял их к нулю. И, кроме того, возникал сугубо практический вопрос, сможет ли он нормально спать, не чувствуя привычного теплого тела, рядом с которым сон его обретал материальную форму.

– Только – что? – вернула его к прерванной фразе Джоан.

– Только все это как-то грустно.

– Не надо грустить, Ричард. Сколько можно! Перестань дергаться, иначе зачем было ехать? В конце концов, у нас не медовый месяц или не знаю что еще – просто пытаемся устроить друг другу небольшой отдых. Не сможешь спать один – добро пожаловать ко мне в гости.

Читать дальше

Между мной и моей сестрой-близняшкой всегда была особая связь. Я думала, что ничто не в силах ее разрушить. И все же однажды это едва не произошло…

Я ужасная мерзлячка, а все равно люблю зиму. Когда сижу дома, под теплым пледом с чашкой горячего чая, а за окном падает снег, мое сердце переполняет радость. Потому что именно зимние вечера напоминают время, когда я встретила любовь всей своей жизни. Она появилась в результате глупой подростковой выходки. К счастью, судьба была ко мне благосклонна, за что не перестаю ее благодарить.

Я родилась в начале 70-х уже прошлого века. Папа работал инженером, мама занималась домом и близнецами — Машей, то есть мной, и Дашей. Наши родители были очень спокойными и скромными людьми, поэтому не понятно, в кого мы с сестрой уродились такими сумасбродными.
— Маша! Даша! Вас точно в роддоме подменили! — родители не раз хватались за головы из-за наших проделок.
Хотя близнецов и трудно подменить, но мы на самом деле были как будто не из нашей семьи. В придумывании глупых шалостей равных нам не было. Мы никогда не разлучались и всегда стояли друг за дружку стеной. Хуже всего приходилось учителям в школе. Они никогда не знали, кто встает отвечать. И были правы, что сомневались. Я была лучшей в языках и литературе, Дашка — в математике и физике. Поэтому к доске шла та, которая знала предмет лучше. И всегда нам это сходило с рук, потому что единственными людьми, которые нас различали, были родители. Но хоть мама и папа пытались внушить нам, что честность — самое важное качество в жизни, мы делали по-своему. И никто не мог с нами справиться. Связь, которая нас соединяла, казалось нерушимой. И все-таки судьба решила нас испытать.

Нам было по семнадцать лет, когда это случилось. Мы, как и все девчонки, мечтали о любви. Не раз, вместо того, чтобы ложиться спать, прятались ночью с фонариком под одеялом и фантазировали, каким будет «тот единственный». Как и следовало ожидать, наши представления об идеале полностью совпадали.
— А может, выйдем замуж за одного и того же парня? Будем через день меняться. Он ни о чем не догадается, а у нас каждый второй день будет свободным, — говорила Дашка, а я от ее шуток хохотала до слез.
Ни одной из нас и в голову прийти не могло, что в недалеком будущем именно любовь к одному и тому же человеку нас рассорит.

В ту субботу мы вместе должны были идти на день рождения нашей подруги. Она заказала столик в кафе, предполагались танцы и вкусное угощение. Мы с Дашкой не могли дождаться.
— Может, познакомимся с какими-нибудь хорошими парнями? — подмигивали мы друг дружке.
Но незадолго до мероприятия я умудрилась заболеть, поэтому о походе в кафе и речи быть не могло.
— Что за невезение! — я даже расплакалась от обиды и злости.
— Придется идти одной, — сказала Дашка. — А ты давай, поправляйся как можно быстрее. И не переживай, в другой раз вместе с тобой повеселимся, — вздохнула она, глядя на меня сочувственно. Как же я ей завидовала!

Она вернулась за полночь, подозрительно таинственная.
— Я кое с кем познакомилась. Его зовут Миша, — мечтательно прошептала она. — Наверное, это любовь с первого взгляда. Он замечательный! Я утром тебе все расскажу. Устала ужасно, — сказала сестра и легла на свою кровать.

Но нам так и не удалось поговорить. Оказалось, что теперь заболела Дашка. Бледная, с высокой температурой, она не вставала с постели. В этих неромантичных условиях трудно было говорить о любви.

Зато я уже практически поправилась. Зимнее солнце так ярко светило в окна, что я решилась после обеда выйти на несколько минут во двор. Я как раз, зажмурив глаза, подставляла лицо солнцу, как вдруг…
— Привет, красавица! — услышала за собой голос и быстро обернулась.
У наших ворот стоял парень. Высокий, симпатичный брюнет. Прямо из наших девичьих фантазий.
— Даша… — с восхищением смотрел он на меня. — Мы не договаривались встретиться сегодня, но со вчерашнего дня, как провел тебя до этой калитки, не перестаю о тебе думать. Может, пойдем, погуляем?

Это был тот парень, о котором вчера упоминала сестра. Миша. Я уже открыла рот, чтобы объяснить ему его ошибку, как… До сегодняшнего дня не знаю, что заставило меня тогда так поступить. Внезапно я решила выдать себя за Дашку. В шутку. По крайней мере, изначально это был всего лишь розыгрыш.
— Я рада, что ты пришел! — улыбнулась я Мише. — С удовольствием составлю тебе компанию.

«Дашка лопнет от злости или, скорее, от смеха, когда обо всем ей расскажу» — хихикала я про себя. Потому что на самом деле собиралась всего лишь пошутить, и все на этом. Мы пошли с Мишей к реке. Солнечные лучи отражались от гладкой поверхности воды и рассыпались повсюду веселыми искорками. Мир был похож на сказку. Миша рассказал о себе. Оказалось, что он учится в университете на втором курсе. Улыбаясь, сообщил, что рос в доме, полном женщин. Кроме мамы и бабушки, в семье были еще две сестры. «Наверное, поэтому он такой приятный», — промелькнула мысль. Он так красиво говорил о своих родных и о жизни вообще.

Мне легко было с ним, как с близкой подругой. Я и сама не знаю, когда почувствовала, что не хочу «отдавать» его Даше.
— Мне кажется, что ты именно та девушка, о которой я всегда мечтал, — Миша посмотрел мне прямо в глаза.

Мое сердце внезапно забилось быстрее. Я уже знала, что ни за что на свете не признаюсь в своей выходке. Лишь бы только быть рядом с этим замечательным парнем. Когда мы возвращались после прогулки, я попросила Мишу не провожать меня до самого дома.
— Родители могут разозлиться, — солгала ему, а на самом деле боялась, что нас увидит Даша из окна своей комнаты.
— Ты же вчера вроде говорила, что у тебя классные родители, — парень с удивлением посмотрел на меня.
Мне внезапно стало жарко. Откуда я могла знать, что наговорила ему сестра?
— Ммм… — потянула я, пытаясь в это время придумать наиболее правдоподобный ответ. — Они классные, но понимаешь… Просто у меня утром контрольная. Я обещала, что буду готовиться, а ты и сам видишь, что не сижу за книжками.
К счастью, Михаил мне поверил.
— Мы еще встретимся? Может, завтра? — спросил он, нежно глядя на меня.
— Хорошо, — пообещала я, заливаясь румянцем.

Домой вернулась взволнованной и влюбленной. И должна была это скрыть. Впервые не могла довериться сестре, хоть в любой другой ситуации именно так бы и поступила. Зато Дашка, почувствовав себя немного лучше, весь вечер рассказывала мне и Михаиле. Как они познакомились, о чем разговаривали, какой он замечательный. Я чувствовала себя последним предателем. И даже пару раз чуть было не призналась во всем. Но сдержалась. А затем втайне от всех начала встречаться с парнем, от любви к которому просто сходила с ума. И это было взаимно. К счастью, любимый редко обращался ко мне по имени «Даша». Чаще называл своим «Солнышком» или «Красавицей», поэтому я практически забыла, что обманываю его. Тем более, что наше чувство расцветало все сильнее.

Думаю, что сегодня, в век интернета и мобильных телефонов, обман быстро бы раскрылся. Но тогда у нас дома не было даже обычного стационарного телефона. Поэтому я абсолютно не беспокоилась о том, что однажды Миша позвонит, позовет к телефону Дарью, и все сразу станет известно. Меня мучили совсем другие кошмары. Моя сестра, до недавнего времени самый близкий человек на свете, до сих пор переживала, что парень, который ей так понравился, внезапно исчез из ее жизни.

Она могла говорить об этом часами, что для меня, по понятным причинам, было настоящей пыткой. Я начала избегать общества сестры и она чувствовала, что что-то не так. Не раз она пыталась выяснить, что случилось, но не могла же я сказать ей правду. Через несколько месяцев я была уже настолько измучена этой двойственной ситуацией, что решила, наконец, признаться в том, что сделала. Тем более что Миша очень хотел познакомиться с моими родителями. Втайне надеялась, что отойдя от шока, все простят мне мою ложь. Одного не учла, что судьбу перехитрить невозможно. А она все решила по-своему.

Это был обычный будний день. Мы все вместе ужинали за столом, когда кто-то позвонил в дверь.
— Кого это принесло? — удивился папа и пошел открывать, а через минуту вернулся, только уже не один.
— Даша, это к тебе, — сказал он и загадочно улыбнулся.
И вдруг из-за его спины показался Миша с огромным букетом. Никогда не забуду выражение лица Дашки. Она выглядела так, будто готова была лопнуть от счастья.
— Миша, как же долго я тебя ждала! — вскрикнула она и бросилась ему в объятия. — Куда ты пропал? Я же в это время готова была провалиться сквозь землю. Сидела, опустив низко голову. Потом быстро поняла, что есть на свете еще кто-то, помимо наших родителей, кто в состоянии нас различить. Миша любил меня, а сердце не обманет даже самое сильное внешнее сходство. Любимый почувствовал, что что-то не так, и с огромным удивлением смотрел на прижимающуюся к нему Дашу. Потом перевел вопросительный взгляд на меня. Я нервно теребила цепочку, понимая, что случилось самое худшее. Он обо всем догадался.
— Даша? — Михаил отстранился от моей сестры, пристально глядя в мою сторону.
— Я Даша! — рассмеялась сестренка, — а это Маша. Помнишь, я говорила тебе тогда, на вечеринке, что мы очень похожи.
Миша уронил цветы, продолжая пораженно смотреть на меня.
— Все в порядке? — Дашка явно ничего не понимала.
— Не думаю… — прошептал парень, а в его глазах я увидела настоящую боль. — Ты обманула меня!
— Миша, прости! Я все тебе объясню, — слезы покатились по моему лицу.
Но он не желал больше слушать, все было и так понятно. Он резко развернулся и убежал.
— Что здесь происходит? – нависшую тишину прервал вопрос папы.
— А кто это был? — решила узнать мама.
— Спроси у своих дочурок! — крикнул папа. — Этот молодой человек сказал, что пришел к Даше. Он влюбился в нее и решил сделать сюрприз. А еще ему хотелось познакомиться с ее родителями и сестрой. Но что-то мне подсказывает, что наши дочери никогда не поумнеют! По крайней мере, одна. Мария, быстро признавайся, в чем дело?
У меня не было выбора. Я честно все рассказала своим родным.
— Ненавижу тебя, — это были единственные слова, которые я услышала от сестры.
Они полоснули, как ножом по сердцу.

В моей жизни настало трудное время. Миша пропал, а я ужасно тосковала по нему. Не могла уже жить без его голоса, взгляда, прикосновений. Даша не замечала меня. Я хорошо знала ее, и видела, что она по-настоящему меня возненавидела. А это было еще хуже, чем тоска по любимому парню. Ко всему прочему приближались вступительные экзамены. Сестра кое-как смогла взять себя в руки, чтобы сесть за книжки, у меня же никак не получалось. Экзамены я провалила. Последующие месяцы просидела дома. И вроде должна была заняться поисками работы, а вечерами готовиться к поступлению на следующий год, но у меня не было ни сил, ни желания. Единственное, о чем мечтала, — заснуть и никогда больше не просыпаться. Тысячу раз просила у Даши прощения, но она, и слушать меня не хотела.

Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы судьба, наконец, не смилостивилась надо мною. И не доказала, что любовь, если она настоящая, может преодолеть все препятствия. Чудо произошло зимой, ровно через год после моего обмана. Снова был вечер и раздался звонок в дверь. И папа пошел открывать, а затем вернулся… с Михаилом!
— Здравствуйте, — сказал Миша, глядя мне прямо в глаза. — Я ненавижу ложь, но время показало, что не могу без тебя жить. Я полюбил тебя, и ничего не могу с этим поделать. Мы можем раз и навсегда разобраться с той ситуацией и попробовать как-нибудь с ней смириться? — предложил он.
— Но я… Просто… — от волнения я не могла говорить. — Ты на самом деле можешь меня простить?
— Я уже тебя простил. Поэтому я здесь. Но ты должна пообещать, что больше никого и никогда не обманешь.
Я поклялась быть самой честной на свете, чувствуя при этом настоящее раскаяние.

В этом году исполняется двадцать пять лет, как мы с Мишей поженились. У нас двое детей. Положа руку на сердце, могу сказать, что наш брак по-настоящему счастливый.
— Просто любовь, — тепло улыбается мой супруг, когда мы иногда возвращаемся к воспоминаниям.

Одно только очень долго омрачало мою жизнь: сестренка никак не могла меня простить. И неудивительно. Много времени прошло, прежде чем мы смогли восстановить нашу крепкую дружбу. Как же я была рада! Но это уже совсем другая история.

Скажу только, что сегодня я скорее дам руку на отсечение, чем решусь обидеть любимую сестричку. В любом случае, она тоже нашла свою большую любовь и стала мамой. Наши семьи живут недалеко друг от друга, а мы с Дашкой все так же похожи, как две капли воды. И до сих пор нас посещают сумасшедшие идеи.
— Дашка, Машка! Вас точно в роддоме подменили, ненормальные вы наши! — не раз хохочут наши мужья, а в их голосах слышится настоящая любовь.