Образ федора басманова в рассказе князь серебряный

­Роман А.К. Толстого “Князь Серебряный” я впервые прочла в детстве. Пришли с папой к какому-то его сослуживцу; пока мужчины обсуждали свои военные дела, нашла на столе открытую книгу и, как обычно, провалилась в нее. Не могла ни одну книгу пропустить, пусть и не по возрасту чтение.
А оно было не по возрасту. И все же помню, что постоянно раздражали безвольная Елена и невнятный Серебряный, но очень жалко было Афанасия Вяземского с нескладной его любовью, даже не любовью — одержимостью. Да вот мельник еще запомнился, “тирлич да жабья костка…”, “под колесо гляди… жилы тянут…” и прочее “страшно, аж жуть”. Басманов же скользнул мимо — и кто знал, что вернусь к нему и к роману так много лет спустя?

Роман “Повесть времен Иоанна Грозного”, он же “Князь Серебряный”,  начал выходить частями в 1862 году в журнале “Русский вестник” — и почти сразу подвергся критике и осмеянию. Он устарел, не успев появиться на свет, что неудивительно, ведь Толстой писал книгу на протяжении 15 лет. По первым главам романа едко прошелся М. Е. Салтыков — Щедрин; искренне жаль, что не по всем, ибо его рецензия и в нынешнее время способна вызвать смех и удовольствие от прочтения. Салтыков-Щедрин, назвав роман “византийским сочинением”, отметил и формально правильное, будто по учебнику, построение романа, со всеми положенными завязками, кульминацией, развязками, и чрезмерность стилизации, и перегруженность описаний, и шаблонность героев. Однако дело даже не в этом, а в том, что к шестидесятым годам 19 века изменился подход историков к рассмотрению эпохи Иоанна Грозного и к оценке личности самого государя. Уже отмечалось достигнутое Россией при Грозном царе, его преобразовательская и военная деятельность; оценка перестала быть однозначно негативной. Толстой же словно загостился на вечере у Карамзина.
И все же, несмотря на насмешки критиков, среди которых, помимо Салтыкова-Щедрина, были и Иван Тургенев, и друг Толстого поэт Афанасий Фет, роман, жанр которого можно определить как авантюрно-исторический, приключенческий, пользовался популярностью, особенно среди “низшего сословия”. Роман вообще оказался на удивление живучим, возможно, как раз потому, что он полон приключений, привычных узнаваемых персонажей и полусказочных описаний “старины боярской”. Точно такая же живучесть присуща близким “Серебряному” по духу романам Александра Дюма.
“Князя Серебряного” издавали довольно крупными тиражами на протяжении всего существования Советского Союза, поскольку в книге самодержец показан тираном и самодуром, приближенные царя — подлецами, жестокими и неумными, роль народа, хоть и не совсем идеологически верно, но дана. Пользуется спросом книга и поныне, вновь как приключенческий роман в древнерусском антураже. Роман не единожды экранизировали : «Князь Серебряный и пленница Варвара» 1907, “Князь Серебряный” 1911, “Царь Иван Грозный” 1991, “Гроза над Русью” 1992. Экранизации девяностых годов, на мой взгляд, не слишком удачны, но, тем не менее, в наше время они породили отдельные сообщества, творящие, во всех смыслах этого слова, по мотивам экранизаций.
По роману пишутся научные и студенческие работы, статьи в филологических сборниках, роман — живет. И в нем живет образ “Федьки Басманова”, на основе которого за многие годы создано не одно подобие большей или меньшей степени отвратности.
Сюжет романа прост — из Литвы возвращается на Русь князь Никита Серебряный, благородный и чистосердечный герой, довольно простодушный. Его ждет, в чем он уверен, невеста Елена. Елену же домогается безумно влюбившийся в нее князь Афанасий Вяземский; спасая себя, Елена соглашается стать женой пожилого боярина Морозова. И вообще, на Руси опричнина, произвол и деспотизм. Позволю себе длинную цитату из Салтыкова-Щедрина, исчерпывающе перечислившего всех персонажей действа: “Впереди всех, разумеется, идет герой; герой должен быть из хорошего семейства; благороден, но тверд, чувствителен, но не лишен рассудка, правдив, но не без надежды, что автор, в сомнительном случае, найдет возможность вытащить его из беды, великодушен до безрассудства, но знающ, что великодушные поступки никогда не пропадают даром; сверх сего, не худо, если герой человек с деньгами. Героинею может быть всякая хорошая женщина, которой наружность представляет в себе что-либо для мужчины привлекательное; нужно только, чтобы она была: или мужнею женою (это необходимо для завязки), или же хотя и девицею, но не одинакового с героем звания или состояния (это также необходимо для той же надобности). Засим, лица, окружающие героя и героиню, должны разделяться на друзей и врагов. Друзья могут быть следующих сортов: а) добродушный, веселый и верный (обыкновенно слуга); б) друг глупый, но тоже веселый (также из низшего звания); в) друг заблудшийся, но верный и умный (тоже из низшего звания, обыкновенно разбойник) и, наконец, г) друг из высшего звания. Враги могут быть трех сортов: а) враг честный, но неумышленно обиженный (обыкновенно муж героини или крестовый ее брат), б) враг жестокий, враждующий, сам не зная почему, и в) враг коварный. Затем следуют князие мира воздушного, их угодники, юродивые и колдуны, в отношении которых оставляется авторам полная свобода действия, с тем, однако ж, ограничением, чтобы и сии лица непременно являли силу характера.”
При написании романа Толстой весьма вольно обращался с историческими датами и событиями, на что и указал в Предисловии: “Оставаясь верным истории в общих ее чертах, автор позволил себе некоторые отступления в подробностях, не имеющих исторической важности. Так, между прочим, казнь Вяземского и обоих Басмановых, случившаяся на деле в 1570 году, помещена, для сжатости рассказа, в 1565 год.” На самом деле, отступлений и допущений намного больше, да и сам главный герой — персонаж вымышленный, хотя в реальности существовал князь Петр Семенович Серебряный из рода Оболенских, боярин, воевода. Более того, заметно, что изначально Толстой довольно плотно следует за “Опричником” (1842 год) Лажечникова: и у того, и у другого автора в начале произведения дана сцена буйства опричников, и у того, и у другого этакое непотребство вызывает возмущение благородного героя, вернувшегося после долгого отсутствия и ничего об опричнине не знающего. Трепетная Елена вместо трепетной Натальи, мамка Онуфриевна, режущая правду-матку, вместо матери героя Лажечникова, домогающийся постылый вельможа и тут же пожилой боярин, желающий спасти невинную девицу. А еще храбрый, преданный друг, побратим — только в “Опричнике” это Федор Алексеевич Басманов, а в “Серебряном” — Максим, выдуманный сын Скуратова-Бельского.
Помимо указанных самим А.К. Толстым “отступлений” можно обнаружить следующие неточности и вольности: до сих пор достоверно неизвестно, где и как закончили свою жизнь А.Д. Басманов и оба его сына, реальные царевич Иван и Борис Годунов в описываемое автором время были очень юными и не могли играть никакой значительной роли в государственных делах, да и Григорий Скуратов-Бельский, Малюта, в известных историкам документах упоминается впервые в 1567 году. Опала на род Колычевых, к которому принадлежал будущий митрополит Филипп, а также низложение и убийство митрополита произошли намного позднее — Колычев только в 1566 году принял митрополичий сан.
На мой взгляд, в “Серебряном”, романе искусственно построенном, “сделанном”, персонажей намного меньше, чем можно судить по перечню имен, но они разрезаны, расчленены волей автора в соответствии с его целями. Есть персонаж Отец, включающий в себя, как минимум, троих: царя, Малюту и Алексея Даниловича Басманова, есть персонаж Сын, располосованный на царевича, Максима и Федора Басманова; недаром одна из глав так и называется “Отец и сын”. Поэтому, говоря об образе Федора Алексеевича Басманова, неизбежно приходится упоминать Максима Скуратова, они части единого целого.
Забавно, что даже в выборе имен Толстой идет за Лажечниковым. В драме “Опричник” уже встречались и Морозов, и персонаж, чье прозвище связано с драгоценностями: у Лажечникова Жемчужный, враг главного героя, у Толстого — Серебряный, сам главный герой. Вяземский, Скуратов-Бельский, Басмановы существовали в реальности, но автор мог выбрать и других исторических лиц, однако остановился на том же перечне знаковых фигур.
Отец и Сын, мягко говоря, недружественны в своих взаимоотношениях. Царь, как уже было отмечено, видит в царевиче Иване “необходимое зло”, продолжателя своего дела. Сын воспитан как истинный наследник жестокого правителя; но в силу этого же воспитания он видится отцу опасным конкурентом. Отец — Басманов к сыну равнодушен, и с легкостью отказывается от него, спасая себя: “Но Алексею Басманову были равно чужды и родственное чувство и сострадание. Он боялся участием к сыну навлечь опалу на самого себя.
— Прочь, — сказал он, отталкивая Федора, — прочь, нечестивец! Кто к государю не мыслит, тот мне не сын! Иди, куда шлет тебя его царская милость” А шлет Федора “царская милость” на жестокие пытки и смерть…
Отец — Скуратов любит сына, но любовь его слепа и насильственна, ибо он уверен, что знает, в чем именно состоит счастье сына, и пытается его к этому счастью привести железной рукой. Толстой пишет так: “ то была любовь дикого зверя, любовь бессознательная, хотя и доходившая до самоотвержения. “ “Малюта слушал сына, и два чувства спорили в нем между собою. Ему хотелось закричать на Максима, затопать на него ногами и привести его угрозами к повиновению, но невольное уважение сковывало его злобу. “ Единый Отец сплошь состоит из отрицательных качеств, подавляющих все молодое, в чем-то отличное от старших. Сын в этом романе — жертва деспотичности и жестокости Отца, одна из тех “Кроновых жертв”, о которых писал в письмах Иоанну Грозному князь Курбский, Отец — Кронос, пожирающий собственные порождения.
А что же Сын? Каковы его ипостаси? Наименее выразительная в этом образе составляющая, воплощенная царевичем: Сын, продолжающий дело Отца и, одновременно, конкурент, ибо царь с легкостью верит навету Малюты на царевича. Царевич появляется эпизодически, роль его невелика — подчеркнуть жестокость и подозрительность царя, бесчестность и подхалимство окружающих его приближенных.
Светлую сторону Сына автор отдает Максиму Скуратову. Максим — горячо любимый сын Малюты Скуратова, опричник, которому тошно в опричнине. Он кроток и скромен, у него “Правильное лицо … не являло ни одной порочной или преступной черты. То было скромное лицо, полное добродушия и отваги”; но при этом добродушии именно Максим спасает Серебряного от медведя, натравленного на него ради жестокой потехи Федором Басмановым, именно Максим выступает против государева слова на пиру, отстаивая право Серебряного на оправдание, он же умоляет царя отправить его, Максима, воевать в Литву или в Рязань (прошу обратить внимание на Рязань: именно этот подвиг отберет автор у Алексея и Федора Басмановых — добровольно взятую на себя героическую, невозможную оборону неготовой к татарскому нападению, беззащитной Рязани ).
Максим нестяжателен, деньги, что были у него с собой, он легко раздает бедным людям, несмотря на их песню, проклинающую его отца, дарит золото сокольнику Трифону на постройку церкви. Незадолго до смерти Максим и Серебряный становятся побратимами — это словно вывернутый наизнанку момент из пьесы Лажечникова, у которого побратимами были Морозов и Басманов, и гордились своим побратимством отважных воинов, причем именно Морозов был горд тем что Басманов взял его в побратимы, а не наоборот!
Всем хорош, казалось бы, Максим, однако этот честный прекраснодушный герой неинтересен и нежизнеспособен. У него нет целей, нет от него и пользы. Он сбегает из дома, от удушающей отцовой любви, скитается по дорогам, встречается с разбойниками, попадает в монастырь; “Максим, покидая родительский дом, не успел определить себе никакой цели. Он хотел только оторваться от ненавистной жизни царских любимцев, от их нечестивого веселья и ежедневных казней. Оставя за собою страшную Слободу, Максим вверился своей судьбе “.
Максима мучает то, что он покинул мать, не любит отца — и не любит государя, отца своему народу. Тем самым он дважды нарушает заповедь “Чти отца и матерь свою” : “Мрачные эти картины (монастыря) глубоко подействовали на Максима; все понятия о смирении духа, о безусловной покорности родительской власти, все мысли, в которых он был воспитан, оживились в нем снова. Он усомнился, прав ли был, что уехал от отца против его воли? Но совесть отвечала ему, что он прав; а между тем она не была спокойна. Картина Страшного суда потрясала его воображение. “
В статье О.Ю. Печенкиной “Картина мира в романе А.К. Толстого “Князь Серебряный” высказывается интересная мысль о важности темы Божьего Суда, настигающего всех нарушителей заповедей, недаром в романе есть и отдельная глава “Божий Суд” : “Казалось бы, противостояние доблестных ярких личностей власти тирана кончилось неудачей для сильных и преданных. Но на самом деле это не так. В романе есть глава «Божий суд» в которой опричника Вяземского настигает справедливое возмездие. Еще одного, самого извращенного, «с кровавыми глазами» палача Иоанна — Малюту Скуратова Божья кара подстерегает с другой стороны, он лишается самого главного в жизни — своего сына Максима.” В свете такой концепции можно и смерть Максима объяснить настигшим его Божьим Судом за нарушение заповеди почитания отца.
Максим погибает по воле автора, погибает красиво, в битве с татарами, причем бросаясь на помощь “худому человеку” Басманову, но гибель его от татарской стрелы, как ни суди, случайна — и неизбежна. Он бесплодная ветка; именно он постоянно повторяет слова об отсутствии любви: “Искал я в своем сердце любви к царю — и не обрел ее!
— Нет? — Повторил игумен и, отступив назад, осенился крестным знамением. — Ты не любишь царя? Ты не чтишь отца? Кто же ты таков?”
И предсмертные речи его, о любви к матери и родине, всего лишь слова, ибо мать он покинул, не попрощавшись, а для святой Руси ничего, скажем прямо, не сделал: “Жаль мне родины моей, жаль святой Руси! Любил я ее не хуже матери, а другой зазнобы не было у меня!”
Образ Максима задумывался для того, чтобы подчеркнуть жестокость неограниченной власти, при которой люди с благородными помыслами, честными устремлениями и высокими моральными качествами обречены либо на гибель, либо на бессилие перед лицом тирании, однако персонаж вышел слишком бесцветным и неубедительным, а его благородные помыслы и устремления — не имеющими ни цели, ни инструментов для ее воплощения.
Наконец, третья составляющая Сына — царский кравчий Федор Басманов. Бросается в глаза противопоставление на уровне ассоциаций, связанных с именами: Серебряный, серебро — скромный, светлый металл, чистота, сияние, холод, защита от нечисти; Басманов — явно восточного происхождения имя, звучащее чужеродно, с намеком на татар, на мусульман, на “бусурманские”, а значит — неприемлемые, обычаи. Автор ни разу не называет Федора Алексеевича ни Плещеевым, ни Басмановым — Плещеевым, как на самом деле обычно звали представителей этой ветви могучего плещеевского рода, ибо “Плещеев” размыло бы это подсознательное ощущение чужеродности, “басурманства”, мимовольно возникающее у читателя.
Писатель приложил все старания к тому, чтобы сделать персонаж на редкость отталкивающим. Наиболее часто к нему применяются прилагательные “наглый” и “женоподобный”; однако в своем желании подчеркнуть мерзость Федора, Толстой доходит до абсурда, причем остается неясным, издевается ли он таким образом над своим героем-Серебряным, над доверчивым читателем или же настолько не представляет, как жили и как воевали предки, в том числе — его прямые предки!
При всей своей подчеркнутой, гротескной даже низменности натуры, Федор Басманов во многом двигает сюжет вперед. Он натравливает медведя на Серебряного, что дает возможность автору сходу вывести на сцену благородного, отважного и скромного Максима, не только убивающего зверя, но и выступающего в защиту Серебряного перед самим царем. Федор по царскому приказу травит на пиру боярина — и тем самым позволяет автору показать храбрость князя, бесстрашно принимающего чашу из рук улыбающегося кравчего и его веру в справедливость царя. Федор оскорбляет Малюту — и затаенная злоба выливается в навет, приведший на лобное место князя Вяземского и самих Басмановых.
Остановимся подробно на внешности, характере и поступках Ф.А. Басманова по Толстому.
“ …молодой человек лет двадцати, необыкновенной красоты, но с неприятным, наглым выражением лица. Одет он был богаче других, носил, в противность обычаю, длинные волосы, бороды не имел вовсе, а в приемах выказывал какую-то женоподобную небрежность.”
Автор сам указывает на то, что длинные волосы у Федора — “противно обычаю”. Перед этим описанием, кстати, читатель узнает, что боярин Морозов в опале: “…царь вошел в ярость великую, приказал Морозову отойти от очей своих и отпустить седые волосы, доколе не сымется с него опала (курсив мой -А.С.). И удалился от двора боярин; и ходит он теперь в смирной одежде с бородою нечесаною, падают седые волосы на крутое чело. “ То есть, длинные волосы носятся исключительно в знак опалы или скорби, траура. Этот “код” во внешности известен всем окружающим. И вот вам загадочка — а почему длинные волосы Федора воспринимают как символ “женоподобности”? На момент с “длинноволосостью” обратил внимание, как ни странно, современный писатель А. Прозоров, у которого в фэнтези — романе “Битва веков” герой-попаданец встречается с братьями Басмановыми и удивляется “какой у них траур”: “Старший сын Басманова был чуть выше младшего и весьма схож лицом. Правда, чуба из-под шапки не выпускал. У Андрея мелькнуло в голове спросить, по какому поводу у Басмановых траур? “
А теперь просто обратимся к правде жизни. Я женщина, не военный, не реконструктор, не археолог, но я знаю, что боевой шлем выглядел отнюдь не тем “железным ведром”, которое в кино показывают. Под шлемом непременно был, скажем современным языком, подшлемник. У шлема имелся ремешок либо иные крепления под подбородком. И как запихивать длинные волосы под все это снаряжение? Как они должны мешать в разгар жаркой битвы! А после боя выжившие отнюдь не в комфортабельные номера с душем и ванной возвращались; они месяцами стояли в Поле или малых порубежных крепостцах, оберегая Русь. В в длинных, требующих тщательного ухода волосах, завелись бы “звероящеры”, свились колтуны, они были бы лишним раздражающим фактором для носителя, помехой, от которой оный носитель избавился бы при первом удобном случае.
Отсутствие бороды для Руси явление нечастое, но не необычное. Например, святитель новгородский Никита бороды не имел, безбородым же пишется на иконах его образ, но “женоподобностью” никому не приходило в голову святого упрекать. К тому же, далее по тексту романа читатель узнает из слов царевича, что Басманов не по своей воле произвел изменения во внешности: “Ты б, государь-батюшка, велел надеть на него (Вяземского, курсив мой — А.С.) сарафан да обрить ему бороду, как Федьке Басманову” — “велел”! Другое дело, что Федор с “велением”, с государевой волей — смирился.
Молодость и “чужеродная” красота Федора подчеркиваются не единожды. Он “молоденький, словно красная девица”, “голобородый с масляными глазами” — светлые глаза редко масляными называют, намного чаще прилагательное “масляные”, “маслянистые” применяется к глазам темного цвета, то есть в очередной раз дается легкий, почти неуловимый намек на “восточность” кравчего. Интересно, что в тот момент, когда Федор Басманов совершает доброе дело и приходит на выручку Серебряному “со товарищи” в битве с татарами, то он тоже “светлеет” : “Предводитель этой дружины был стройный молодой человек. Из-под сверкающего шлема висели у него длинные русые волосы. Он ловко управлял конем, и конь, серебристо-серой масти, то взвивался на дыбы, то шел, красуясь, ровным шагом и ржал навстречу неприятелю.” И волосы-то у него русые, и конь серебристый, и это значит, что “ и в нем русский дух заговорил”. И все же эпитета “серебристый” удостоился не сам Басманов, а его конь; Федор все же недостаточно “серебряный” для автора.
Писатель отбирает у А.Д. и Ф.А. Басманова, а заодно и у жителей Рязани их реально совершенный, добровольный, подтвержденный документально, вознагражденный государем Иоанном Васильевичем подвиг отчаянной, невероятной обороны города от превосходящих татарских сил, подвиг, который спас не только Рязань, но и прочие русские земли от жестокого вторжения — и отдает выдуманным Серебряному, Максиму, Ванюхе Перстню со “станичниками”, то есть разбойниками. Историческая несправедливость свершается походя, ибо мало кто из читателей полезет в серьезные труды по истории выяснять, что же там случилось на самом деле в Рязани пять веков назад, а образ подлого Басманова, подоспевшего лишь к окончанию битвы, а после пытавшегося присвоить победу, легко остается в памяти. Кинематографисты сцену битвы вообще не включили в свои работы, их Басманов лишился даже доли участия в подлинном героическом деле.
И все же Толстой назвал именем Басманова целую главу, наполнив ее содержанием, вызывающим, мягко говоря, недоумение. Сидя с Серебряным в шатре после битвы с татарами, Басманов переживает о том, не загорел ли он, Федор, и не намозолил ли он руки. Здесь нелепо все: и то, что неожиданно, незапланированно бросившийся на татар отряд везет с собой шатер, подушки, финтифлюшки, зеркала и женские наряды; и то, что молодой человек, всю жизнь проводящий в седле, в стране, где широкополые шляпы не в моде, опасается загара — да он давным-давно опален солнцем, было бы о чем говорить!; человек, который с детства упражняется с оружием, с детства — и каждый день, ибо от владения оружием, от мастерства и скорости напрямую зависит жизнь, который, повторюсь, часами, пусть в перчатках или рукавицах, держит в руках поводья, давным-давно неизбежно намозолил ладони. А опытные воины, люди, имеющие за плечами множество битв, не понаслышке знакомые с татарской хитростью и коварством, усаживаются пьянствовать прямо на поле боя, развернув шатры, разложив подушки и затеяв концерт, переходящий в пьянку. На месте татар я таких нелепых воевод вырезала бы по-тихому, не особо утруждаясь.
Из личного: я из военной семьи. В моем детстве дома всегда стоял наготове “тревожный чемодан”. Время от времени ночью раздавался телефонный звонок, и родители через минут 10-15 исчезали за дверью квартиры. Это называлось “Подняли по тревоге”, это было привычно, в том числе и мне, и четко до мелочей. Я просто не могу без гомерического хохота представить, чтобы мой папа, собираясь “бежать по тревоге”, удостоверялся у мамы, тоже “бегущей” по тому же сигналу, что она положила ему с собой зеркало, маникюрный набор, вина, сласти и маскарадный костюм. И даже не пытаюсь представлять, что мама могла бы ответить! Или он же спрашивал бы сослуживцев, захватили ли они вазы для фруктов, уютные покрывала и вышитые скатерти, чтобы штаб оформить. Ну и пару гитар там, синтезатор, саксофон, шашки-шахматы, чтобы на досуге не заскучать. А по Толстому примерно так и выходит.
Как автор характеризует черты характера Басманова? Помимо наглости, он одаряет его надменностью и высокомерием, насмешливостью, беспринципностью, определенной неуравновешенностью, лживостью, бесстыдством, стремлением к почестям, трусливостью. Так много отрицательных качеств для одного юного кравчего — нужна ли была еще и “женоподобность”?
Поступки Федора Басманова подчеркнуто подлы и грязны. Впервые имя его звучит, когда опальный Морозов рассказывает Серебряному о новой действительности на Руси: “Вот хоть бы Басманов, новый кравчий царский, бил челом государю на князя Оболенского-Овчину в каком-то непригожем слове. Что ж сделал царь? За обедом своею рукою вонзил князю нож в сердце. …Все подлые страдники, которых отцы нашим отцам в холопство б не пригожались! Бери хоть любого на выдержку: Басмановы, отец и сын, уж не знаю, который будет гнуснее…”. Здесь Толстой следует за рассказами иностранцев, в частности Шлихтинга, и Карамзиным. Удивительно, что Толстой все же не обвиняет Федора напрямую в убийстве Овчины-Оболенского, как это станут делать последующие авторы, не только литераторы, но и историки. Федор лишь “бил челом в непригожем слове” — то есть можно считать его доносчиком, спровоцировавшим царя на скорую расправу, но не убийцей. А.К. Толстому удавались страшные рассказы о вампирах, ужасы — и здесь он, как в качественной “страшилке”, нагнетает постепенно; пока что Федор лишь “стукач”.
Басманов натравливает медведя на Серебряного, подносит на пиру яд неугодному царю боярину, выслуживается перед царевичем, насмехаясь над Малютой, что, кроме прочего, характеризует Федора как человека самоуверенного и недалекого. У мельника-колдуна Басманов приобретает “тирлич да жабью костку”, чтобы вернуть пошатнувшееся расположение государя, а затем доносит Иоанну на Вяземского, обвиняя того в ворожбе. Федор старается приписать победу над татарами одному себе, выпрашивает у царя высокую должность, ведет себя как истеричная девица в разговоре с Иоанном Васильевичем, лжет и изворачивается, а затем, впав в немилость, приводит к гибели не только себя. но и своего отца. Нет, Толстой обходит стороной измышление князя Курбского о том. что Федор Басманов зарезал отца “в Донкове на Танаисе”, однако в главе “Казнь” сказано: “За ним опричники, к удивлению народа, вывели оружничего государева, князя Вяземского, кравчего Федора Басманова и отца его Алексея, на которого Федор показал на пытке.” (курсив мой — А.С.), то есть все же виновником смерти воеводы А.Д. Басманова становится его сын. В персонаже по имени Федор Басманов нет ни одной светлой черты, ни одной!
Даже то, что он приходит на помощь русскому отряду в битве с татарами, оборачивается гнусностью. Глава “Басманов” пропитана ею, хотя и здесь можно найти неоднозначные детали.
В начале главы дается полное противопоставление “низкого” Басманова “чистому и героичному” Максиму. Почти с первых слов Басманов словно насмехается над недавно свершившимся священным обрядом побратимства Серебряного и Максима, заявляя: “Поведи лишь царь очами — брата родного отравил бы и не спросил бы, за что.”, а ведь читатель помнит, что Максим как раз страдал от того, что не любил государя, не желал исполнять его преступные приказы.
Федор то дразнит Серебряного подчеркнутой изнеженностью, то жалуется на царя и свое постыдное положение при дворе, то предлагает участвовать в интригах ко взаимной выгоде. Затем Басманов вдруг принимается юродствовать, впадая в странное, опасное скоморошество: “Ох, сирота, сирота я! — заговорил он нараспев, будто бы плача. — Сирота я горькая, горемычная! С тех пор как разлюбил меня царь, всяк только и норовит, как бы обидеть меня! Никто не приласкает, никто не приголубит, все так на меня и плюют! Ой, житье мое, житье нерадостное! Надоело ты мне, собачье житье! Захлесну поясок за перекладинку, продену в петельку головушку бесталанную!
Серебряный с удивлением смотрел на Басманова, который продолжал голосить и причитывать, как бабы на похоронах, и только иногда, украдкой, вскидывал исподлобья свой наглый взор на князя, как бы желая уловить его впечатление.”
Не верю. Как не верю в то, что бывалый воин тащил подушки и сарафаны на отражение внезапного набега, так не верю и в то, что человек 16 века, убежденный в силе слова — хоть молитвы, хоть заговора, знающий, что кругом, в особенности вне дома подстерегают человека нечистые силы, беды, которые можно “накликать”, принялся бы посреди поля, во всеуслышание называть себя сиротой, да еще и, пусть опять же лишь на словах, планировать самоубийство. Тяжелейший грех, за который лишают честного погребения, поминания и обрекают на вечные посмертные муки. Не всякое слово годится не во всякое время, не во всяком месте — этому даже меня учили, а что уж говорить о юноше, жившем пять веков назад!
В этом эпизоде слышится мне еще и мерзковатое глумление над реальными Басмановыми. Толстой не мог не знать о судьбе рода Плещеевых-Басмановых, о том, что каждого в этом роду затронуло сиротство: без отца вырос Алексей Данилович, ибо Данила Басман Плещеев умер а литовскои плену до рождения сына, сыновья Алексея Даниловича рано потеряли мать, сыновья Федора Алексеевича выросли без отца, сиротой осталась дочь Ивана Федоровича Басманова Фетинья, последняя, бесплодная веточка родового древа. Басмановы были сиротами; вкладывать в уста литературного Федора кощунственные слова о сиротстве — жестоко.
Затем, по ходу главы, Федор вдруг срывается в бешеный, на грани истерики, пляс: “Да что ж душа не хочет из тела вон? Иль не настал еще час ее? Или написано мне еще на свете помаяться? А коли написано, так надо маяться! А коли сказано жить, так надо жить! Плясовую! — крикнул он вдруг, без всякого перехода, и песенники, привыкшие к таким переменам, грянули плясовую.” Обратим внимание на слово “привыкшие”. Выходит, на битву Федор Алексеевич и музыкантов-песенников захватил, а музыканты (хорошо, возможно у него были в дружине музыкально одаренные витязи, этакая “Поющая эскадрилья” 16 века) знали, что он давно страдает эмоциональной неуравновешенностью. Как он выжил при дворе с интригами, политическими и военными хитросплетениями, ходил в военные походы, служил царю с такими перепадами настроения, явно страдая маниакально-депрессивным расстройством личности? Или же Толстой, упоминавший в отступлении в главе “Оплеуха”, что “…в час тихого мечтания…ясно выступала из тумана наша горестная и славная старина, как будто взамен зрения, заграждаемого темнотою, открывалось во мне внутреннее око, которому столетия не составляли преграды.” — так бывает с творческими людьми, когда усилие творческой мысли преодолевает, раздвигает грани миров! — поневоле уловил момент душевных терзаний настоящего реально жившего молодого воина, придворного, воеводы Федора Алексеевича Басманова, его страха за себя и семью, горечи от предательства тех, кто еще делил с ним хлеб и вино, ощущение надвигающейся грозовой тучи. Кто знает…
Книжный Басманов заходит в своей мерзости настолько далеко, что опаивает, либо пользуется опьянением Серебряного (настроенный на исключительную гнусность персонажа читатель конечно же соглашается “подмешал туда чего-нибудь Басманов” ) и пытается натянуть на него женский наряд: “Когда Серебряный пришел в себя, пение еще продолжалось, но он уже не стоял, а полусидел, полулежал на персидских подушках. Басманов старался с помощью стремянного напялить на него женский летник.” Вопрос, почему на сшибку с татарами везут с собой женские костюмы, я уже задавала. Не маскарад же, не гей-парад, не на рынок тряпьем торговать едут. Нет ответа…
В связи с этим пресловутым летником, не единожды обыгранном в кинематографе и почти приросшем к образу Федора Басманова, с “царской Федорой”, пошедшей отсюда же, из произведения развлекательного и малодостоверного, совершенно необходимо обратиться к темам “Федька-колдун” и “Федька-царский полюбовник”.
С “колдуном” проще: этот расхожий миф возник именно из “Князя Серебряного”. Несмотря на то, что все слои русского общества 16 века верили в колдовство, несмотря на то, что сам Иоанн Васильевич призывал время от времени ворожей, астрологов и магов, исторические Басмановы в колдовстве никогда не обвинялись. Их судьбой стало “Дело о новгородской измене”, дело сугубо политическое. В романе Толстого, к сожалению, страшное, трагичное “новгородское дело”, унесшее жизни сотен людей, сведено до банальной, шаблонно написанной любовной истории. А когда в современных популярных статейках говорится что-то наподобие: “В народной памяти сохранились предания о Федьке-колдуне…” — можете дальше не читать. Выдумки, пустые измышления. В народной памяти не сохранилось ни-че-го, либо сохранившееся не дошло до потомков. В известных нам народных исторических песнях о грозненском времени действуют сам царь, кроткая царица Анастасия, злодей Малюта Скурлатович, царевич — жертва наговора, причем младший царевич, Федор, а спасает царевича, разоблачая козни Малюты родич царицы боярин Никита Романов. Нет Басмановых в фольклоре, и Толстой это прекрасно знал, ибо использовал, не гнушаясь длинными прямыми цитатами, огромное количество фольклорного материала и материала древнерусской литературы, в том числе письмо Алексея Михайловича начальнику соколиной охоты “Путь сокольный”, писания Григория Котошихина, легенду о возникновении в Москве церкви святого Трифона, исторические песни, «Судебник» 1497 г., книги «Сказания русского народа», «Песни русского народа», «Русские народные сказки», собранные И. П. Сахаровым.
Насчет же полюбовника… Если внимательно вчитываться в роман, то там нет прямых указаний на интимную связь с царем. Говорится, что царь “любит”, так ведь и чистый высоконравственный Максим много рассуждает о любви к государю. “Женоподобность” и женские наряды вызывают возмущение Серебряного в том аспекте, который не совсем понятен современному читателю.
Ветхий Завет осуждает нарушение правил о чистоте и нечистоте; ношение одежды не своего пола тоже является нарушением норм “чистоты”, а шире — норм, на которых зиждется существование избранных, заключивших завет с Господом. Книга Второзакония 22:5 возвещает: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие». Этому же учили отцы церкви; это же установление было принято в свод правил, установленных VI Вселенским собором (правило 62): “Никакому мужу не одеваться в женскую одежду, ни жене в одежду мужу свойственную… посему тех, которые отныне, зная это, дерзнут делать что-либо из вышесказанного, если суть клирики, повелеваем извергать из священного чина, если же миряне, отлучать от общения церковного”. Одним из важнейших обвинений, выдвинутых против сожженной в мае 1431 года Жанны д`Арк, народной героини Франции, впоследствии канонизированной, было то, что она одевалась как мужчина и носила оружие.
На Руси, да и в России 19 века придерживались тех же взглядов. Впрочем, что там 19 век — еще в пятидесятых годах 20 века на женщину в брюках смотрели косо, а лично мне, молодому преподавателю университета, мягко рекомендовали не приходить на работу в брюках в 1994(!) году. В установления Ветхого Завета никто не углублялся, конечно, просто считалось неприличным. И в наши дни для женщин в притворах церквей развешены некие подобия юбок, чтобы прикрывать повсеместно носимые брюки.
Федор, наряженный в летник, изначально — не по своей воле, ведущий себя “женоподобно”, нарушает древние церковные, нравственные установки, глобально — нарушает порядок мироустройства. Это и вызывает отторжение у Серебряного : “Бывало, и подумать соромно, в летнике, словно девушка, плясывал”, “…брось свой бабий обычай, остриги волосы, как Бог велит” “Что ж ты опять вздумал ломаться, словно баба какая!” (курсив мой — А.С.) Поэтому на мой взгляд, летник, длинные волосы, серьги, которые носит толстовский Басманов, указывают не на его сексуальную ориентацию, а именно на нарушения границ “чистоты” и “нечистоты”. Однако многим расшитый узорочьем подол летника отвел глаза от более грязного намека на Федорову испорченность, сделанного писателем в главе “Очная ставка”. В разговоре с Иоанном Федор утверждает: “Кабы не переполошил он (Серебряный — А.С.) татар, мы бы их всех, как перепелов, накрыли.” и слышит в ответ: — Полно, так ли? А я так думаю, что татары тебя в торока ввязали б, как в тот раз, помнишь? Ведь тебе уж не впервой, дело знакомое!” (курсив мой — А.С.)
Торока — ремешки у задней седельной луки для привязывания чего-нибудь. Книжному Федору, мы помним, 20 лет. То есть он воевал и побывал в плену у татар в совсем юном возрасте. Здесь и намек на его трусость и слабость как воина, и на то, что прекрасный нежной юношеской красотой молодой человек в татарском плену подвергался насилию. На Руси после монголо- татарского нашествия, оставившего по себе глубокую страшную память, многие извращения, негативные проявления человеческой натуры приписывали и приписывают влиянию Орды. Так, скажем, и сейчас время от времени возникают теории о татарском происхождении русского мата. Или взяточничества. Или бюрократии. А в 16 веке “татарским” называли, например, поцелуй с использованием языка. Этот мимоходом брошенный намек гораздо в большей степени указывает на извращенную природу персонажа, чем сарафанный маскарад.
Далее будет часть, которую несовершеннолетней молодежи, трепетным барышням всех возрастов, а также тем, кто уверен в существовании Святой Руси, населенной исключительно христианскими праведниками и непорочными девами, я предлагаю пропустить, не разрушать светлые образы, не травмировать нежные душеньки.
А.К. Толстой ничего не знал об отношении людей средневековой Руси к любви и сексу. Современные авторы, пишущие что-то наподобие: “ Для человека христианской культуры гомосексуализм — безусловное табу. Это — область крайнего грехопадения, обозначаемая термином «содомский грех». Так вот, литературный Басманов по приказу царя бестрепетно идёт именно в эту сферу запредельной мерзости. И … утягивает за собой в пучину греха и трепетно обожаемого государя! “ идут по пути, указанному Толстым, так же не углубляясь в тему сексуальных предпочтений предков. И это отнюдь не является проблемой до тех пор, пока мы говорим о Литературном Персонаже, действующем в созданной автором реальности. Однако многими читателями роман “Князь Серебряный” воспринимается как книга, основанная на реальных событиях и документах…
Итак, по поводу отношения предков к “крайнему грехопадению”. Здесь я позволю себе обширные цитаты от специалистов, занимавшихся вопросами сексуальных отношений в исторический период, близкий к описанному Толстым.
В книге Е. Мороза “Веселая Эрата. Секс и любовь в мире русского Средневековья” рассказывается: “По сравнению с жителями Запада русские люди эпохи Средневековья существовали в обстановке умеренного религиозного климата, лишенного особой страстности и богословской рефлексии. Отсюда снисходительно-добродушное отношение общества к греховной человеческой плоти, столь строго осуждавшейся православной догматикой. Показателен в этом отношении спор о вере, описанный в книге датского посланника Якоба Ульфельдта. Оказавшись в 1578 году в Пскове, Ульфельдт беседовал с приставом Федором — пожилым, степенным, во всех отношениях достойным и солидным человеком. В ответ на слова датчанина, возмущенного повседневным поведением русских людей, пристав заявил, что все это не важно, ибо грехи прощаются.” Чуть далее : “Если что-либо и ограничивало популярность сексуальных изысков в русском обществе, так это свойственный ему нравственный настрой — сочетание здорового юмора с явной антипатией к чрезмерным любовным ухищрениям. …добавим к этому свидетельства епитимийников о гомосексуализме и скотоложстве, подкрепленные подобными же замечаниями в решениях Стоглавого собора (1551) и рассказами иностранных путешественников. Участвовавший в 1568—1569 годах в посольстве ко двору Ивана Грозного английский моряк Джордж Турбервилль, его соотечественник Самуэль Коллинс, бывший в 1659—1666 годах врачом царя Алексея Михайловича, участник шлезвиг-гольштейнского торгового посольства Адам Олеарий, дважды посещавший Москву в царствование Михаила Федоровича (последний раз в 1643 году), а также уже упоминавшийся Майерберг были удивлены распространенностью этих грехов и той снисходительностью, которую проявляли к ним русское общественное мнение и закон.” Обращает на себя внимание то, что церковное наказание за мужеложество 4 года поста, “сухо ясти”, за блуд с монашенками 2 года, но “мужчин “которые на себя жен впущают”, то есть позволяют женщине быть в позиции “сверху” назначали 7 лет поста.
Гомосексуальные связи в древнерусском обществе были обыденностью. Их обличали составители епитимников на протяжении многих лет, но иностранцы, посещавшие Русь, отмечали шутливо-снисходительное отношение русских людей к подобным вещам и мягкие, по сравнению с Европой, наказания. Адам Олеарий пишет, что “ …некоторые оскверняются гнусным пороком, именуемым у нас содомиею… Это обстоятельство доставляет им потом тему для разговоров на пиршествах. Захваченные в таких преступлениях не наказываются у них серьезно. Подобные гнусные вещи распеваются кабацкими музыкантами на открытых улицах или же показываются молодежи и детям в кукольных театрах за деньги”. Правда, во времена Олеария “содомией” в первую очередь называли занятие анальным сексом состоящей в браке гетеросексуальной пары…
Е. Мороз приводит пример заговора от “нестоихи”, то есть импотенции: “…Как стоят столбы вереи, ясеневые, так бы стояли у сего раба Божия имя рек семьдесят составов и становая жила, белые муди, румяные и ярые яйца, шли бы всякое в полое место в жену или девку, в парня, в гузно (курсив мой -А.С.) и в п…ду, во всякой день и во всякой час…”
Никого бы репутация реального Федора как человека, вступившего в интимные отношения с царем, если бы таковые имели место быть, не смущала бы, никакие друзья — опричники его не сторонились бы, как это показано у Толстого: “Они (опричники — А.С. )с ним (Ф. Басмановым — А.С.) говорили как с равным и не оказывали ему особенной почтительности; но когда он подходил к какому-либо кружку, то кружок раздвигался, а сидевшие на лавках вставали и уступали ему место.”
А вот еще весьма интересное наблюдение, сделанное исследователями С. Логиновым и В. Лобач о слове “любовь” в древнерусской культуре: “… значение самого слова «любовь», которое в средневековой русской культуре использовалось чаще всего для того, чтобы обозначить отношение к Богу. Когда это слово характеризовало отношения людей, оно употреблялось без эротического контекста и звучало синонимично таким понятиям, как «привязанность, благосклонность, мир, согласие, причем, как правило или очень часто, — между родственниками» — пишет С. Логинов. Для того же, чтобы охарактеризовать отношения любовников, использовались выражения нарочито пренебрежительного характера — «любосластие», «любоплотствование», «плотногодие», «разжение плоти» и т.п, — указывает В. Лобач.
В словах и терминах, а также наполняющем их значении в старину и в наши дни путаются и в Великобритании. В книге исследовательницы Рут Гудман “Как жить в эпоху Тюдоров. Повседневная реальность в Англии XVI века” говорится о том, что в английском обществе XVI века наиболее порицаемыми были незаконные гетеросексуальные отношения. поскольку они приводили к внебрачным беременностям и появлению детей, которых некому было содержать. Влечение же к собственному полу не приводило к подобным последствиям, поэтому и привлекало гораздо меньше осуждающего внимания. Более того, понятия гомосексуальности не существовало, а было только идущее от Ветхого Завета и уже упоминавшееся мною ранее деление на “нечистых” и “чистых”, развратников и целомудренных. Понятие “разврат” включало в себя любые сексуальные отношения вне брака; “грехи Содома и Гоморры трактовались как общая сексуальная распущенность. вобравшая кровосмешение, изнасилование, скотоложество, гомосексуальность, гетеросексуальный анальный секс и прелюбодеяние”. “Содомитом” и “развратником” во времена Тюдоров и Грозного мужчину бы назвали за поход к любовнице или за сексуальные эксперименты в супружеской постели…
Возникает закономерный вопрос: ты же, автор статьи, вроде бы за то, чтобы очистить репутацию Басмановых от многовековых наслоений грязных сплетен и домыслов, а сама утверждаешь, что к связям с мужчинами на Руси относились снисходительно, да еще и цитатами соответствующего содержания закидываешь? И кто ты после этого? А Федор Басманов тогда кто?
Так в том-то, на мой взгляд, и дело, что снисходительно относились. Поржали бы, пошутили солененько мужики-современники, если бы на самом деле что-то между царем и кравчим происходило, да и пошли бы по своим делам, гораздо более важным: военным, политическим, дипломатическим, придворным. И не стали бы никуда записывать, и никому рассказывать, и Курбскому в эмиграцию доносить именно по причине незначительности происходящего в их глазах. Здесь можно еще уйти в тему архаичности культуры, не только русской, но общечеловеческой; кратко говоря, вождь не должен иметь физических недостатков, не должен иметь ранений, поскольку это значит, что боги на его стороне, а значит, и на стороне его народа, и народ этот выживет, вождь заключает символический союз со своей землей, и должен обладать сексуальной мощью, чтобы оплодотворять землю и женщин. Грубо говоря — идеальный альфа-самец, от которого родятся лучшие дети, а значит, повторюсь, род продолжится и будет процветать. Отголоски такого отношения к вождю живы до сих пор, достаточно вспомнить, как потешались в советское время над немощным Генеральным секретарем Брежневым, как шутят сейчас над “забывчивым” американским президентом Байденом. А вот если вождь силен физически и духовно, одерживает победы, как Грозный в тот период, когда еще были живы Алексей и Федор Басмановы, производит на свет наследников, и при этом имеет все, что движется, то он справляется со своей ролью как должно.
Стоит обратить внимание еще и на то, что о сплетнях по поводу интимной связи — именно сплетнях, свечку никто не держал! — пишут перебежчик князь Курбский, находясь за границей, а также иностранцы, опять же, уже выехавшие с территории, подвластной Грозному, иностранцы, дающие в тех же писаниях советы своим правителям по завоеванию России.
Антироссийская пропаганда не сегодня родилась, и не вчера. До сих пор в ходу приемы, применявшиеся в 16 веке, вплоть до использования тех же самых фраз. Однако обвинения политикам в “интересе к мальчикам” еще более древнее, идущее из античности. Уже тогда шутили, что если политического деятеля не обвиняли в подобной склонности, то он ничего не сделал в политике. Известна и история из английского 14 века о короле Эдуарде Втором и его друге детства Пирсе Гавестоне, к которому молодой король испытывал гораздо более привязанности, чем к своей жене, Изабелле Французской, и даже подарил ему часть драгоценностей из приданого Изабеллы. Слухи о интимном характере отношений короля со своим приближенным распустили, скорее всего, оскорбленные родственники королевы, а затем сплетни подхватили завистливые дворяне, недовольные тем, что Гавестон, сын небогатого рода, обрел такое влияние и привилегии. Многие черты того, что происходило с Гавестоном, невероятно напоминают судьбу Федора Алексеевича Басманова, хотя “милости”, по сравнению с Гавестоном, он получал гораздо более скромные. 100 рублей — поминание по Федору, сделанное Иоанном Васильевичем — это, грубо говоря, “санитарный минимум”. По многим и многим другим умершим, казненным, погибшим царь делал намного более ценные пожертвования, о чем подробнее можно прочитать в статье М. Пономаревой “Фёдор Басманов и вопрос о помине в 100 рублей. Тайна вкладных и кормовых монастырских книг” .
Однако вернемся к литературному Федору Басманову, какой бы ориентации он в представлении читателя ни был.
Федор “подставляется” нелепо: у него находят ладанку с “тирличем да жабьей косткой”, которые по словам мельника должны были “смягчать гнев властей”. В ужасе он отпирается, унижается, умоляет отца и государя, обещает служить шутом — ведет себя гадко и недостойно. Отец его холодно отталкивает от себя, можно сказать, отказывается от сына: “Но Алексею Басманову были равно чужды и родственное чувство и сострадание. Он боялся участием к сыну навлечь опалу на самого себя. — Прочь, — сказал он, отталкивая Федора, — прочь, нечестивец! Кто к государю не мыслит, тот мне не сын! Иди, куда шлет тебя его царская милость! “ Здесь походя Толстой и Алексея Даниловича Басманова, одного из храбрейших воевод грозненских, человека, не раз спасавшего от гибели страну, в бою своей железной волей вытаскивавшего и приводившего к победе безнадежные ситуации, выводит личностью трусливой и подлой. Неудивительно, что литературный Федор под пытками оговаривает такого отца. Недоказуемо, но я убеждена: реальные отец и сын Басмановы любили друг друга, реальные Басмановы приняли мучительную честную смерть. Не мог такой отец, воин-герой, преданный стране, твердый и отважный, воспитать жалкого трусливого сына-лизоблюда, готового убить самого родного человека.
Никаких достоверных сведений о казни либо смерти в ссылке, о месте погребения отца и сына Басмановых до сих пор не найдено. Подробно существующие версии гибели разобраны писательницей, поэтом М. Пономаревой “Фёдор и Алексей Басмановы. Тайна гибели. Попытка реконструкции, мифы и сплетни. Факты. “ В романе Федор пытается перед казнью обратиться к присутствующим на площади: “Когда палачи, схватив Федора Басманова, взвели его на помост, он обернулся к толпе зрителей и закричал громким голосом: — Народ православный! хочу перед смертью покаяться в грехах моих! Хочу, чтобы все люди ведали мою исповедь! Слушайте, православные…”, однако Малюта сносит ему саблей голову, и “отлетевшая голова подкатилась, звеня серьгами, под ноги царскому коню…” Автор называет поступок “последней наглостью”, которая спасает Федора от уготованных ему чудовищных пыток.
Впечатление, остающееся у читателя — Федор Басманов трус, ничтожество и скользкий мерзавец. Поделом вору и мука, что называется.
И вновь о нелепостях. У приведенного на Лобное место Басманова длинные волосы, в ушах серьги, которые звенят, то есть очень длинные и массивные. Срубили  голову играючи, одним взмахом. Лезвием по волосам, по серьгам, ну да. И зачем же позже французским аристократам перед отсечением головы волосы отрезали, а? Экие неумехи эти французишки…  В 1991 году кинематографисты пошли еще дальше по тропе с указателем “Чушь нереальная”. Федора Басманова, сыгранного великолепным Д. В. Писаренко, в конце фильма “Царь Иван Грозный” собираются казнить посажением на кол. Отвратительная издевательская символика понятна. Правда, режиссер явно не советовался с историками, а то бы знал, что посажение на кол — совсем не так эффектно, как на кинопленке, с приговоренным в белых атласных одеждах по фигуре, которого собираются насадить на пресловутый кол подобно кукле-перчатке из детского театра. Не так эти дела делались. Ничего эффектного; долгая мучительная смерть, унизительная, позорная, грязная. На колу умер окольничий Б. Д. Тулупов, тоже бывший одно время приближенным Грозного. Князя казнили в 1575 году за участие в заговоре против царя и сношения с опальной знатью. В процессе казни Тулупов оставался в живых в течение 15 часов, пока острый кол не вышел у него из горла. А можно было кол затупить, и тогда приговоренный умирал бы несколько суток. А.К. Толстой оказался милосерднее глумливого режиссера, казнив своего Федора молниеносным взмахом Малютиной сабли…
Подведем итоги: образ Федора Алексеевича Басманова в романе А.К. Толстого исторически недостоверен, лишен положительных черт, и даже его воинское мужество, все же упомянутое в романе, обесценено. К сожалению, этот Федор “породил” множество последующих, в основном отвратительных либо извращенных, либо и то и другое вместе, “Федек”, “царских Федор” в литературе, кинематографе, живописи. Посаженный некогда князем Курбским “корень зла”, в виде сплетен о “полюбовнике” и “отцеубийце” пророс раскидистым ядовитым древом, ствол которого — роман “Князь Серебряный”.
Могу только присоединиться к упреку, брошенному А.К. Толстому его другом Б. Маркевичем: “Как я рад, мой милый Толстой, что вы не стоите у власти, … — там, на высоте, я видел бы в вас одного из злейших врагов истинных интересов государства — несмотря на все прелестные качества вашей души, полной благородства, — и даже, может быть именно вследствие этих качеств».
…А в романе самую мудрую фразу произносит Борис Годунов: “… много есть зла на свете. Не потому люди губят людей, что одни опричники, другие земские, а потому, что и те и другие — люди! “ И еще: никто никогда не узнает, не являлись ли уничтоженные Грозным и опозоренные Толстым отец и сын Басмановы писателю во сне, подобно тому, как являлись в его произведении призраки казненных царю; но если бы явились — увидел ли бы он другого Федора? Я перед своим мысленным взором — вижу; и я поднимаю голос в его защиту от многовекового поругания.

Литература:

1. Библия, Второзаконие
2. Богуславский Г. “Роман А.К. Толстого “Князь Серебряный” в книге Толстой А.К. Князь серебряный: Повесть времен Иоанна Грозного. — Красноярск, 1980. . Богуславский
3. Бухтеева Е. “Пирс Гавестон — оруженосец в спальне у короля” Гавестон
4. Горсей Джером “Записки о России XVI — начало XVII в.”, Издательство Московского университета, 1990 Горсей
5. Гудман Рут “Как жить в эпоху Тюдоров. Повседневная реальность в Англии XVI века” Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2021 Гудман
6. Лажечников И.И. “Опричник”, Собрание сочинений. В 6 томах. Том 6. М.: Можайск — Терра, 1994.Опричник
7. Логинов К.К. Материалы по сексуальному поведению русских Заонежья // Секс и эротика в русской традиционной культуре / сост. А.Л. Топорков. М., 1996. Логинов
8. Лобач В.А. Эрос в белорусской традиционной культуре // Белорусский эротический фольклор / изд. подгот. Т. В. Володина, А.С. Федосик. М., 2006. Лобач
9. Мороз Е. “Веселая Эрата. Секс и любовь в мире русского Средневековья” . Москва, Новое литературное обозрение, 2011 Мороз
10. mikhael_mark «Князь Серебряный» Алексея Толстого и типы монархистов» mikhael_mark
11. Печенкина О.Ю. “Картина мира в романе А.К. Толстого “Князь Серебряный” , Вестник Брянского госуниверситета, 2016 (3) Божий суд
12. Пономарева М. “Фёдор Басманов и вопрос о помине в 100 рублей. Тайна вкладных и кормовых монастырских книг” Вклады
13. Пономарева М. “Фёдор и Алексей Басмановы. Тайна гибели. Попытка реконструкции, мифы и сплетни. Факты. “ Гибель
14. Правила Шестого Вселенского Собора Правила
15. Прозоров А. “Битва веков”, Лениздат 2010 Прозоров
16. Салтыков-Щедрин М.Е. “Князь Серебряный” А. Толстого, Собрание сочинений в 20 т. М.: Художественная литература, 1966. Т. 5 Салтыков-Щедрин
17. Толстой А.К. “Князь Серебряный”, АСТ, 2021
18. Толстой А. К. Собр. соч. в 4-х томах. — М.: Правда. 1969. . т. 4 Толстой

Ссылки на использованную литературу даются с указанием на электронные версии книг, поскольку автор много лет проживает за пределами России и не всегда имеет возможность воспользоваться бумажными изданиями.

Иллюстрация из открытых источников.

В истории 16 век – эпоха тиранов и массовых казней. Генрих VIII и его дочь Кровавая Мария в Англии, организатор Варфоломеевской ночи – Екатерина Медичи во Франции, Борджиа в Италии (конец 15 — начало 16 века), как зловещая волна прокатилась по Европе. В России — печально известный Иван Грозный, которого также именуют Иваном Ужасным. Сподвижником царя в злодеяниях был молодой опричник Федор Басманов, этого мрачного персонажа истории можно назвать русским Чезаре Борджиа.

«Вид Басманова являл странную смесь лукавства, надменности, неизнеженного разврата и беспечной удали» — пишет Алексей Толстой в романе «Князь Серебряный» (1862 год).
«Прекрасный лицом, гнусный душою, без коего Иоанн не мог ни веселиться на пирах, ни свирепствовать в убийствах» – так опричника описывает Карамзин (1821 год).

Михаил Кузнецов в роли Федора Басманова (фильм Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный»)
Эпизод фильма «Танец опричников» (под музыку Сергея Прокофьева), персонаж отплясывает в котюме и маске славянской богини Макошь (Мокошь) – богиня судьбы, жизни и смерти, опричники следуют за ним, смотрится жутковато. Символичный эпизод получился под тревожную музыку, опричники стали вершителями судеб.

Если искать информацию о Федоре Басманове в интернетах, то google упорно направляет к слэшерам (фан-арт с гомоэротикой), которые живописуют отношения царя и опричника во всей красе, так сказать.

Басманов и Иван Грозный были «заслэшены» еще раньше – опальным полководцем Андреем Курбским, который бежал в 1564 году Литву, где написал гневный памфлет против тирании «История о великом князе Московском». Федор Басманов плел интриги против Курбского и возвысился в 1564 году после его бегства. В отместку князь Курбский не скупился на нелицеприятные отзывы о своем противнике, называя его «царевым любовником».

Портрет князя Курбского, противник Басманова и Ивана Грозного

В художественной литературе 19 века тему царского слэша, начатую Курбским, подхватили и литераторы. Хотя исторически эту информацию ни подтвердить, ни опровергнуть сейчас невозможно. Со свечкой в царских покоях никто не дежурил.

Исторически точно, Федор Басманов был женат на княжне Сицкой, племяннице покойной царицы Анастасии. У них было двое сыновей — Иван и Петр, который проявил себя в смутное время, став сподвижником Лжедмитрия. Сыновей у Пера и Ивана не было. Наследницей имущества Басмановых стала дочь Ивана – Фектинья, в замужестве Сулешова. Фамилия Басмановых пресеклась.

Мне интереснее другая версия – Федор Басманов владел тайнами черной магии, оказывал на царя магическое воздействие, чтобы получать богатые подарки и безнаказанно вершить злодеяния. Говорили, что в роду у него была «басурманская колдунья».

Свою карьеру Федор Басманов начал в 1562 году с должности рынды – телохранителя, которые стояли за спиной царя в тронном зале.
Вместе с отцом Алексеем Басмановым проявил себя как храбрый воин во время сражения с татарскими войсками, напавшими на Рязань в 1564 году, за что получил золотую награду от царя.

«Когда Басмановы донесли ему о бегстве неприятеля: личная доблесть и слава сих двух любимцев еще более оживляла его радость: он дал им золотые медали» — пишет историк Карамзин.

Кузнецов (Басманов), рис. ormona, она же GS- Благодарный зритель

Также Федору Басманову была пожаловано звание кравчего.
Кравчие отвечали за царскую трапезу, столы, приборы, убранство, чтобы получить эту должность, нужно было пользоваться особым царским доверием.

Вскоре вместе с отцом Алексеем Басмановым стал руководителем опричного войска царя, которое жестоко расправлялось со всеми подозреваемыми в государственной измене.
Опричники носили черную одежду со специальными атрибутами: метла (чтобы выметать измену) и собачья голова (чтобы вынюхивать).

«Они ездили всегда с собачьими головами и с метлами, привязанными к седлам, в ознаменование того, что грызут лиходеев Царских и метут Россию!» — Николай Карамзин.

«Опричные должны были носить черные кафтаны и шапки и у колчана, куда прятались стрелы, что-то вроде кисти или метлы, привязанной к палке. По этому узнавали опричников» — пишет Штаден, немец на службе Ивана Грозного.

О тирании Ивана Грозного Карамзин пишет:
«Одним словом, Иван достиг наконец высшей степени безумного своего тиранства; мог еще губить, но уже не мог изумлять Россиян никакими новыми изобретениями лютости. Скрепив сердце, опишем только некоторые из бесчисленных злодеяний сего времени.

Не было ни для кого безопасности, но всего менее для людей известных заслугами и богатством: ибо тиран, ненавидя добродетель, любил корысть».

Дмитрий Писаренко в роли Федьки Басманова
Кадр из фильма «Иван Грозный, 1991»

Опричники грабили и убивали знатных богатых дворян, чтобы пополнить царскую казну и собственные карманы. Каждого могли обвинить в заговоре против царя, которому в припадках безумия всюду чудились заговорщики. Опасаясь расправы, Иван Грозный одобрял преступления своих опричников. Не щадили ни женщин, ни детей.

«Жена знатная, именем Мария, славилась в Москве Христианскими добродетелями и дружбою Адашева: сказали, что она ненавидит и мыслит чародейством извести Царя: ее казнили вместе с пятью сыновьями; а скоро и многих иных, обвиняемых в том же…»

Не гнушались опричники и клеветой, чтобы поживиться имуществом «простого земского люда».
«Опричник или кромешник — так стали называть их, как бы извергов тьмы кромешней — мог безопасно теснить, грабить соседа, и в случае жалобы брал с него пеню за бесчестье. Сверх многих иных злодейств, к ужасу мирных граждан, следующее вошло в обыкновение: слуга опричника, исполняя волю господина, с некоторыми вещами прятался в доме купца или Дворянина; господин заявлял его мнимое бегство, мнимую кражу; требовал в суде пристава, находил своего беглеца с поличным и взыскивал с невинного хозяина пятьсот, тысячу или более рублей. Не было снисхождения: надлежало или немедленно заплатить или идти на правеж : то есть неудовлетворенному истцу давалось право вывести должника на площадь и сечь его всенародно до заплаты денег.

Иногда опричник сам подметывал что-нибудь в богатую лавку, уходил, возвращался с приставом, и за сию будто бы краденную у него вещь разорял купца; иногда, схватив человека на улице, вел его в суд, жалуясь на вымышленную обиду, на вымышленную брань: ибо сказать неучтивое слово кромешнику значило оскорбить самого Царя; в таком случае невинный спасался от телесной казни тягостною денежною пенею. Одним словом, люди земские, от Дворянина до мещанина, были безгласны, безответны против опричных; первые были ловом, последние ловцами, и единственно для того, чтобы Иван мог надеяться на усердие своих разбойников-телохранителей в новых, замышляемых им убийствах»

— Николай Карамзин.

Политические противники, скрывшиеся от расправы за границей, рассказывали о том, как распутник Федька Басманов предается с царем «утехам содомии», называли его «ласкателем», «согласником», «царев любовник». Романисты века 19го спокойно описывали это мнение, цензура той эпохи оказалась толерантна.

Например, Алексей Толстой в романе «Князь Серебряный» (1862 год) описывает эпизод, где опричник в шутку пристает к князю, насмехаясь над сплетнями о своей персоне.
— А где ему, — продолжал Басманов, как бы подстрекаемый к большей наглости, — где ему найти слугу краше меня? Видал ли ты такие брови, как у меня? Чем эти брови не собольи? А волосы-то? Тронь, князь, пощупай, ведь шелк… право-ну шелк!
Отвращение выразилось на лице Серебряного. Басманов это заметил и продолжал, как будто желая поддразнить своего гостя:
— А руки-то мои, посмотри, князь, чем они не девичьи? Только вот сегодня намозолил маленько. Такой уж у меня нрав, ни в чем себя не жалею!
— И подлинно не жалеешь, — сказал Серебряный, не в силах более сдержать своего негодования. — Коли все то правда, что про тебя говорят…
— А что же про меня говорят? — подхватил Басманов, лукаво прищурясь.
— Да уж и того бы довольно, что ты сам рассказываешь; а то говорят про тебя, что ты перед царем, прости господи, как девушка, в летнике пляшешь!
Краска бросилась в лицо Басманова, но он призвал на помощь свое обычное бесстыдство.
— А что ж, — сказал он, принимая беспечный вид, — если и в самом деле пляшу?
— Тогда прости, — сказал Серебряный, — мне не только с тобой обедать, но и смотреть на тебя соромно!

Толстой при этом упоминает воинский талант Федьки, не так то он прост — прикидывается:
«Да что ты за саблю-то хватаешься? — продолжал Басманов. — Меня этим не испугаешь. Как сам примусь за саблю, так еще посмотрим, чья возьмет!»

Алексей Толстой, автор романа «Князь Серебряный»

Карамзин приводит один эпизод из записей Курбского, один из князей назвал Басманова содомитом, за что был убит. Сам историк версию не комментирует:
«Князь Дмитрий Оболенский-Овчинин, сын Воеводы, умершего пленником в Литве, погиб за нескромное слово. Оскорбленный надменностию юного любимца Государева Федора Басманова, Князь Дмитрий сказал ему: «Мы служим Царю трудами полезными, а ты гнусными делами содомскими!» Басманов принес жалобу Иоанну, который в исступлении гнева, за обедом, вонзил несчастному Князю нож в сердце; другие пишут, что он велел задушить его».

Историк Соловьев скептически относится к этой версии, считая рассказ опального Курбского противоречивым:
«Молодой князь Дмитрий Оболенский-Овчинин, племянник любимца великой княгини Елены, казнен был по одному известию за то, что поссорился с молодым Федором Басмановым, любимцем Иоанна, и сказал ему: «Я и предки мои служили всегда с пользою государю, а ты служишь гнусною содомиею». Но молчание Курбского о причине казни Овчинина заподозривает приведенное известие; Курбский также противоречит его автору относительно того, как убит был Овчинин»

Лев Жданов в романе «Царь и опричники» (1906 года) описывает Федю Басманова очень своеобразно:
«Да и вообще, вся фигура наперсника царского, с пухлой грудью, с широкими, упитанными бедрами, вихляя которыми подходит он к Ивану, — все в Басманове дышало притворной слащавостью и женственностью. Азиат происхождением, он наследовал от своих дедов или, скорее, от бабок — миндалевидные, с наглой поволокой очи, брови соболиные дугой, полные губы, яркие, пунцовые, каким любая боярыня позавидует…»

Хотя такой образ не соответствует делам опричника Федора Басманова, принимавшего участие в битвах, наводившего ужас на врагов.

В 1568 году Иван Грозный доверил Басмановым низвержение своего противника – митрополита Филиппа. Опричники ворвались в храм во время службы и объявили об аресте уважаемого духовного лица. «Воины вступили в олтарь, сорвали с Митрополита одежду Святительскую, облекли его в бедную ризу, выгнали из церкви метлами и повезли на дровнях в обитель Богоявления» — описывает Карамзин.

Говорили, что именно Федька Басманов принес митрополиту Филиппу голову казненного Ивана Колычева, племянника митрополита, и передал слова царя «се твой любимый сродник: не помогли ему твои чары!»

Но через два года опричники Басмановы сами стали жертвой. Часто «верные палачи» сами впадают в немилость тирана. Федор Басманов и его отец попали под опалу Ивана Грозного и были арестованы. Говорили, что Федор Басманов, чтобы вернуть царское расположение, убил своего отца.

«Федор Басманов, своей рукой зарезал отца своего Алексея, преславного льстеца, а на деле маньяка (безумца) и погубителя как самого себя, так и Святорусской земли» — записал противник Басмановых — Андрей Курбский.

Историк Карамзин склоняется к другой версии, что Алексей Басманов, как и его сподвижник князь Вяземский «испустил дух в пытках». Вот как Карамзин описывает казнь опричников:

«Граждане Московские, свидетели сего ужасного дня, не видали в числе его жертв ни Князя Вяземского, ни Алексея Басманова: первый испустил дух в пытках; конец последнего — несмотря на все беспримерные, описанные нами злодейства — кажется еще невероятным: да будет сие страшное известие вымыслом богопротивным, внушением естественной ненависти к тирану, но клеветою! Современники пишут, что Иван будто бы принудил юного Федора Басманова убить отца своего, тогда же или прежде заставив Князя Никиту Прозоровского умертвить брата, Князя Василия! По крайней мере сын-изверг не спас себя отцеубийством: он был казнен вместе с другими».

Есть версия, что Федору Басманову удалось избежать казни, он был отправлен в ссылку.

Расправе подверглись и семьи бывших опричников, жены и дети их были утоплены в реке. Жену и сыновей Басманова спасло родство с покойной царицей Анастасией, которую Иван Грозный очень любил.

Мертвые тела опальных в знак устрашения «целую неделю лежали без погребения, терзаемые псами».

Сторонники версии о магическом влиянии Басманова на царя отмечают, что после казни Федьки опричина прекратила свое существования. Колдун убит – чары рассеялись. Возможно, совпадение, но опричина началась в годы возвышения Басманова – 1565 года, а закончилась сразу после его низвержения – в 1571 году. Под запрет попало даже само слово «опричина», об этом названии вспомнили только благодаря исследованию Николая Карамзина в 19 веке.
«Войско смерти» существовало около шести лет и за эти годы унесло тысячи жизней.

Фрагмент фильма «Иван Грозный» — танец опричников

Обновления блога в моем паблике вконтакте

Мой facebook, Мой instagram

А.В. Чигринцева

В современном литературоведении все ешё мало изучен вопрос о специфике изображения опричнины в романе «Князь Серебряный». На мотериале произведения была осуществлена попытка проследить отношение А.К.Толстого к данной реформе. В процессе работы выявлено, что писатель не только приводил исторические факты, связанные с опричниной, но и старался определить особенности этого явления, вскрыть его причины. Результаты проведенного исследования дают автору статьи основание утверждать, что концепция А.К.Толстого нашла наиболее полное воплощение в образах представителей опричного войска и царя Ивана Грозного.

Ключевые слова: роман, опричнина, концепция, образ.

Чигринцева А.В.

Опричніна Івана Грозного у романі О.К.Толстого «Князь Срібний»

У сучасному літературознавстві все ще недостатнє вивчене питання про своєрідність зображення опричніни у романі «Князь Срібний». За допомогою матеріалу твору була здійснена спроба прослідкувати відношення О.К.Толстого до цієї реформи. Під час роботи встановлено, що письменник не тільки приводив історичні відомості, пов’язані з опричніною, але намагався з’ясувати особливості цього явища, визначити його причини. Наслідки проведеного дослідження надають автору статті підставу стверджувати, що концепція О.К.Толстого знайшла найбільш повне утворення у образах представників опричного війська та царя Івана Грозного.

Ключові слова: роман, опричніна, концепція, образ.

Chigrintseva A.V.

Oprichnina of Ivan the Terrible in A.K.Tolstoy’s novel «Prince Serebryany»

A problem of specificity of portraying oprichnina in novel «Prince Serebryany» is not enough learnt in modern literature study. On the stuff of this work of literature an attempt to trace back A.K.Tolstoy’s attitude towards this reform was made. In the process ofinvestigation it was revealed that the author not only adduced historical facts connected with oprichnina but he also tried to determine peculiarities of this phenomenon, to reveal its resons. The results of performed investigations give the author of the article a reason to prove that A.K.Tolstoy’s conception had its full embodiment in images of representatives of oprichniny army and tsar Ivan the Terrible.

Key words : novel, oprichnina, conception, image.

На страницах своего произведения А.К.Толстым была показана опричнина – явление, бытовавшее на Руси в XVI веке.

Среди исследователей, писавших об этом, И.Г. Ямпольский, большой интерес которого вызывали образы опричников, названные им одними из самых «выразительных и убедительных в романе» [1,42]. Согласно Г.А. Богуславскому, «сила художественного разоблачения» данного института царской власти в «Князе Серебряном» столь велика, что позволяет очень точно передать суть «такой чудовищной, чисто террористической организации» [2,18].Оценка В.И. Кулешова была несколько противоречива: отмечая правдивость созданных в романе картин опричнины, ученый настаивал, что А.К.Толстой подходил к историческим событиям XVI столетия не всесторонне, а «со своих морально-этических позиций» [3,15]. Однако глубокого и всестороннего освещения в литературоведении этот вопрос так и не получил.

Нам представляется, что цель настоящей статьи – подробное рассмотрение особенностей изображения опричнины в романе «Князь Серебряный» будет способствовать решению существующей проблемы.

Опричнина была принята в 1565 году и представляла собой специальное войско, находившееся в личном распоряжении Ивана Грозного. Новые приближенные царя наделялись широкими полномочиями, дававшими им полную свободу действий и гарантировавшими безнаказанность за это. Для опричников Иоанном IV были изобретены особые символы – собачьи головы и мётлы, которыми им надлежало «мести» и «грызть» его недоброжелателей.

В указе об опричнине говорилось, что назначение данного учреждения – охрана царской семьи. Однако официальное объяснение причин принятия этого документа не соответствовало действительности. С появлением нового войска на Руси были фактически узаконены деспотизм и рабство.

В романе «Князь Серебряный» А.К.Толстой называет опричников «окровавленным полком». Писатель заявляет, что «любимцы» Иоанна «топчут правду, выметают не измену, но честь русскую; грызут не врагов государевых, а верных слуг его, и нет на них нигде ни суда, ни расправы!»[4,198].

Срубы с плахами и виселицы, выстроенные поблизости дворца Грозного, «привыкшие к безнаказанности» царские слуги считают чем-то обыденным и абсолютно нормальным. «Это наши качели, боярин»[4,205], – усмехается один из опричников, сопровождающий Серебряного в Слободу.

Таким же привычным делом является для опричников нарушение установленного порядка отдыхать после обеда. В четвертой главе романа Толстой описывает, как в то время, когда все православные спали, «ибо бог и человеку и всякой твари велел покоиться в полуденную пору», «молодые ратники» весело пировали в кружечном дворе. Подчеркивая, как такие нравы отличались от традиционного уклада русских людей, писатель сообщает, что все присутствующие в этом заведении «…были пьяны; иной лежа на голой земле, проливал на платье чарку вина, другой силился хриплым голосом подтягивать товарищам, но издавал лишь глухие, невнятные звуки. Оседланные кони стояли у ворот. К каждому седлу привязана была метла и собачья голова» [4,184].

Негативное отношение к опричнине не всегда проявляется у А.К.Толстого открыто.В связи с этим весьма показательно сравнение Александровой слободы с «пещью пламенной». Провожая Серебряного в царскую резиденцию после разгрома отряда опричников в Медведевке, Дружина Морозов высказывает свои пожелания князю: «Да вернешься ты невредим из Слободы, как отрок из пещи пламенной, и да обниму тебя тогда, как теперь обнимаю, от всего сердца, от всей души!» [4,200].Символическое значение детали не раскрывается автором прямо, оно присутствует в подтексте: «пещь пламенная», по-видимому, означает смерть, гибель в страш-ных муках. Данный пример демонстрирует также межтекстуальные связи романа – ветхозаветную реминисценцию легенды о трёх иудейских мальчиках, которые за отказ поклониться идолу были брошены в раскалённую печь и чудесным образом спаслись (Дан.3,27).

Действия «царских телохранителей» подвергаются суровому осуждению героями романа. Максим Скуратов утверждает, что в среде опричников «всяк только и думает, как бы другого извести, чтобы самому в честь попасть…Было б им поболе казны да поместий, так, по них, хоть вся Русь пропадай!» [4,346]. Обвинение, высказанное князем Серебряным, звучит как нравственный приговор: «Опричники губят и насилуют земщину хуже татар. Нет на них никакого суда. Вся земля от них гибнет!» [4,252].

«Блестящая толпа царедворцев» представлена в романе целым рядом исторических личностей, среди которых Малюта Скуратов-Бельский. Писатель наделяет персонажа одними отрицательными качествами. «Хищный зверь», «злодей Малюта», «царская собака» – так называет А.К.Толстой опричника. Скуратов заслужил репутацию палача, не знающего сострадания. Его именем пугают детей: «Иная мать долго не могла унять своего ребенка.

– Молчи! – говорила она наконец, – молчи, не то Малюта услышит!

И при имени Малюты ребенок переставал плакать, в испуге прижимался к матери…» [4,238]. Один вид Скуратова-Бельского вселял ужас в окружающих, в его присутствии сразу становилось ясно, что «всякое старание отыскать в нем человеческую сторону» было бы напрасным. Происходя из низкого сословия, Малюта мучился при виде «блеска и знатности» русских вельмож. За это опричник мстил «ненавистным боярам», казня их десятками: «Много душегубств совершил он [Малюта – А.Ч.] своими руками, …иногда, после казней, он собственноручно рассекал мёртвые тела топором и бросал их псам на съедение» [4,216].

Писатель неоднократно подчеркивает, что черты Скуратова-Бельского не выражали ничего, «кроме зверства». Упоминая о глазах опричника, Толстой использует эпитеты: «кровавые глаза», «ядовитые глаза его», красноречиво свидетельствующие о нраве своего обладателя. Пристальное внимание писателя акцентируется на голосе Малюты, его манере говорить. В связи с этим большой интерес представляет сцена допроса Никиты Серебряного, описанная в главе «Веселые люди». А.К.Толстой очень достоверно передает в ней интонационные оттенки речи своего персонажа, изменяющиеся по принципу градации. Сцена предваряется описанием подземелья, в котором находился осужденный князь. Далее следует диалог Серебряного с Малютой. Спустившись в темницу, Малюта насмешливо приветствовал боярина «голосом, которого никогда еще не слыхивал Никита Романович, голосом протяжно-вкрадчивым и зловеще-мягким, напоминающим кровожадное мяуканье кошки, когда она подходит к мышеловке, в которой сидит пойманная мышь» [4,294]. После этого опричник вынул из-за пояса нож, намереваясь наброситься на безоружного князя. Теперь голос Скуратова-Бельского «походил на визг шакала, нечто между плачем и хохотом» [4,296]. Серебряного спасает Борис Годунов. Когда Борис Федорович останавливает опричника, что-то «вроде рычания вырвалось из груди Малюты» [4,297], однако он отступил, боясь влиятельного царского советника.

Не менее интересен в произведении образ опричника Федора Басманова. Психология персонажа очень ярко раскрывается в разговоре с князем Серебряным, помещенным писателем в двадцать седьмую главу романа. Сцена предваряется описанием обстановки, в которой живёт Фёдор Алексеевич. Дальнейшее представляет развернутый диалог опричника и Серебряного. Жизнь в преступном мире Александровой слободы породила в Басманове жестокость, доведенную до циничности – он предлагает князю посоревноваться в стрельбе из лука, использовав в качестве мишени живого человека: «…привяжем татарина шагах во сто: кто первый в сердце попадёт. А что не в сердце, то не в почёт. Околеет, другого привяжем» [4,356].Для опричника такой поступок всего лишь развлечение, забавная шутка. Не слушая возражений князя, Басманов предлагает ещё более чудовищные условия: «Ну так велим ему бежать: кто первый на бегу свалит» [4,356].

Федор Алексеевич горд и честолюбив. Он неоднократно пытается добиться у царя высокого придворного чина окольничего. Однако гордость Басманова граничит с рабской покорностью. В связи с этим очень показательна подробность, о которой как бы вскользь упоминает писатель: во время разговора с Серебряным опричник «лежа на подушках…смотрелся в зеркало, которое держал перед ним молодой стремянный, стоя на коленях»[выделено нами – А.Ч.] [4,352].Данная деталь очень наглядно характеризует натуру Федора. Согласно Басманову, возвыситься можно лишь путем унижения достоинства нижестоящих по положению. Поведение самого опричника соответствует той же схеме. Стремясь угодить царю, «отверженный богом Басманов» готов унизиться до бесчестья. Опричник становится фаворитом Иоанна, «царской Федорой», как называют его в народе. Он бреет бороду, носит длинные волосы, что во времена Грозного считалось неприличным для мужчины. «Бывало, и подумать соромно, в летнике, словно девушка, плясывал…» [4,350],говорят о Басманове. Попав в немилость, опричник опускается все ниже: «Пусть наденут на меня уж не сарафан, а дурацкое платье! Я рад его царской милости шутом служить!» [4,391].

Характеристика опричнины в романе А.К.Толстого была бы неполной без показа главного ее представителя – Иоанна Грозного.

По мнению писателя, страстное стремление к неограниченной власти было самоцелью Иоанна. В главе «Суд» после оправдания Серебряного царь направляется в свою опочивальню, где «молился он о тишине на святой Руси, молился о том, чтоб дал ему господь побороть измену и непокорство…чтобы все были в равенстве, а он бы стоял один надо всеми [выделено нами— А.Ч.], аки дуб во чистом поле!» [4,227].В «Проекте постановки на сцену трагедии “Смерть Иоанна Грозного”»(1866) писатель продолжает свою мысль: «Он [Иоанн – А.Ч.] действительно хотел равенства, но того равенства, которое является между колосьями поля, потоптанного конницею или побитого градом. Он хотел стоять над порабощённою землёю один…» [выделено нами – А.Ч.] [4,488].С этой целью Грозный вводит опричнину. Институт боярства был достаточно влиятелен на Руси. Отменить его не было во власти даже царя – это значило бы пошатнуть вековые устои государства. Тогда Иоанн решил подорвать силу русской аристократии с помощью казней. Следуя исторической достоверности, в главе «Казнь» А.К.Толстой повествует, как помазанник божий сам творил суд над осужденными. При описании снаряжения Иоанна писатель вводит деталь, подчеркивающую его принадлежность к опричнине: на шее у вороного коня царя «вместо науза болталась собачья голова».

Согласно Толстому, Грозный уничтожал своих врагов с политической целью, вместе с тем пользуясь случаем «потешить свою жестокость». Патологическая страсть к мучительству, свойственная Иоанну IV, ярко проиллюстрирована писателем при описании формы поведения героя во время казни: «С пеной у рта, с сверкающими очами, с подъятым копьём, он стиснул коня ногами, налетел вскачь на толпу осужденных, так что искры брызнули изпод конских подков, и пронзил первого попавшегося ему под руку… на бледном лице Иоанна показался румянец; очи его сделались больше, на лбу надулись синие жилы, и ноздри расширились…» [4,405].

Прикрытием преступных действий царя служила религия. В Александровой слободе Иоанн вводит особый распорядок: своих опричников он облачает в монашеские одежды, называет их «братиею», а себя «игумном». Служение богу царь совмещает с поездками в темницу, где нередко сам участвует в пытке «какого-нибудь несчастного». Один из персонажей романа, Дружина Морозов, именует такой слободской обычай «глумлением над церковью Христовой». Не боясь царского гнева, боярин прилюдно обличает Грозного: «Вот и набрал ты [Иоанн – А.Ч.] всякой голи кабацкой, всякой скаредной сволочи, нарядил её в рясы монашеские и сам монахом нарядился, и стали вы днем людей резать, а ночью акафисты петь. Сам ты, кровью обрызган, и пел, и звонил …» [4,396].

Преступления и убийства, совершённые Иоанном IV, ложатся тяжким бременем на его душу, меняя царя до неузнаваемости. При описании внешности Грозного Толстой изобразил как происходила деградация человека и государственного деятеля: «Правильное лицо все еще было прекрасно; но черты обозначались резче, орлиный нос стал как-то круче, глаза горели мрачным огнём, и на челе явились морщины, которых не было прежде. Всего более поразили князя редкие волосы в бороде и усах. Иоанну было от роду тридцать пять лет; но ему казалось далеко за сорок. Выражение лица его совершенно изменилось. Так изменяется здание после пожара. Ещё стоят хоромы, но украшения упали, мрачные окна глядят зловещим взором, и в пустых покоях поселилось недоброе» [4,209].

Подводя итог всему вышесказанному, отметим: обратившись к такому сложному социально-историческому явлению, как опричнина, А.К.Толстой в своём романе «Князь Серебряный» не стремился к простой констатации фактов жестокости и произвола, имевших место в период её действия. Цель писателя состояла в том, чтобы разобраться в сути данной реформы, исследовать её причины и особенности. Наиболее полно А.К.Толстой реализовует свой замысел, раскрывая в произведении образы опричников и основателя этого учреждения – царя Ивана Грозного.

Литература

1. Ямпольский И.Г. А.К.Толстой // Толстой А.К. Собрание сочинений: в 4т. Т.1 .– М.,1963. – С. 5–52.
2. Богуславский Г.А. Роман А.К.Толстого «Князь Серебряный»//
3. Толстой А.К. Князь Серебряный. – М., 1966. – С. 5–31.
4. Кулешов В.И. А.К.Толстой и его роман «Князь Серебряный» // Толстой А.К. Князь Серебряный. – М.,1992. – С. 5–18.
5. Толстой А.К. Собрание сочинений: в 4т. Т.3.–М.,1964, 599с.

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Басманов (b) .

Фёдор Алексеевич Басманов
Фёдор Басманов (вымышленный образ с картины Клавдия Лебедева (b) , 1898)
Дата рождения	1550 (b)
Дата смерти	1571 (b)
Род деятельности	опричник (b)
Медиафайлы на Викискладе

Фёдор Алексе́евич Басма́нов(Басма́нов-Плеще́ев) (умер 1571 (b)  ?) — опричник (b) , сын Алексея Даниловича Басманова (b) , фаворит (b) и, по сообщениям князя Андрея Курбского (b) и ряда служивших в Москве иностранцев, любовник царя Ивана IV Грозного (b) (около 1565—1570 годы).

Биография

Служба государю

Фёдор вместе с отцом (b) и своим старшим братом Петром занимал значимое положение в опричном дворе (b) Ивана Грозного. Впервые упомянут в 1562 году в разрядных книгах (b) ^[1].

В 1562 году во время борьбы Ивана IV с его двоюродным братом князем Старицким (b) , сразу после падения Полоцка (b) , Фёдор, бывший тогда рындой (b) , был направлен в Старицу (b) к матери князя, Евфросинье Старицкой (b) с «речами»^[2].

Вместе с отцом участвовал в отражении татарского наступления на Рязань (b) в 1564 году (b) , о чём ими были отправлены донесения царю, за что Алексей и Фёдор Басмановы были отмечены золотыми наградами^[3]. В 1566 году (b) Фёдор Басманов получил чин кравчего (b) .

• Битва с татарами под Рязанью в 1564 г.

• 

  Даниил и Федор Басмановы отбивают атаку татар под Рязанью

• 

  Алексей и Федор Басмановы отправляют пленных татар к Ивану IV

• 

  Алексей и Федор Басмановы с владыкой Филофеем (b) в Рязани ожидают прихода крымских татар

В 1568 году (b) именно Фёдор Басманов во время службы в храме Успения (b) в Кремле объявил о лишении сана митрополита Филиппа (Колычёва) (b) ^[4].

Ноября 8-го, в день архистратига Михаила (b) , когда святой Филипп священнодействовал в своей кафедральной церкви, вдруг явился туда любимец царский боярин Басманов, сопровождаемый опричниками. Он приказал прочитать вслух всего народа соборный приговор о низложении митрополита. И тотчас бросились на него опричники, совлекли с него святительское облачение, одели его в простую и разодранную монашескую одежду, с позором выгнали из церкви и, посадив на дровни, отвезли в Богоявленский монастырь^[6].

В 1569 году (b) командовал опричными войсками на юге.

Около 1570 года (b) , когда его отец, видный боярин и военачальник, один из инициаторов опричнины, впал в опалу, то, по сообщению князя Андрея Курбского (b) , Фёдор своего отца убил:

Федор Басманов, своей рукой зарезал отца своего Алексея, преславного льстеца, а на деле маньяка (безумца) и погубителя как самого себя, так и Святорусской земли^[4].

— Андрей Курбский. «История о великом князе Московском»

Как считает М. Геллер (b) , своего отца Фёдор Басманов убил, чтобы доказать любовь к царю^[7]. В рассказе Н. М. Карамзина (b) отец и сын были брошены в темницу вместе, и царь заявил, что помилует того из них, кто сумеет убить другого. Фёдор убил отца, но Иван Грозный сказал: «отца своего предал, предашь и царя!» и приказал его казнить.

Причиной падения Басмановых было дознание по поводу измены архиепископа новгородского (b) Пимена (b) и других, устроенное Иваном Грозным по доносу некого Петра Волынца. Пимен и новгородские официальные лица, купцы и дети боярские (b) были обвинены в подготовке перехода Новгорода (b) и Пскова (b) под власть польского короля Сигизмунда Августа (b) . Московскими сообщниками Пимена и новгородцев назвали трёх высокопоставленных опричников: Алексея Басманова, его сына Фёдора и князя Афанасия Вяземского (b) , а также нескольких земских дьяков (b) , включая Ивана Висковатова (b) ^[8].

С 1571 года (b) имя Фёдора Басманова больше не упоминается, он числится в боярских списках выбывшим. В этом году он, предположительно, был казнён Иваном IV или же был сослан с семьёй на Белоозеро (b) , где умер в одной из монастырских (b) тюрем^[9]. М. Геллер пишет, что Басманов был единственным из руководителей опричнины первого призыва, которого царь пощадил, отправив в ссылку, а не казнив^[7]Г. В. Вернадский (b) также считал, что Фёдор был не казнён, а выслан^[8].

После этого род Басмановых и Плещеевых фигурирует в «Синодике опальных (b) » Ивана Грозного^[9].

Отношения с царём

В своих сочинениях Курбский (b) , к сообщениям которого всё же принято относиться с долей скептицизма из-за глубокой вражды, питаемой им к Ивану (b) , называет Фёдора Басманова «царёв любовник». Очевидно, Фёдор попал в фавор к царю ещё при жизни своего отца Алексея. Курбский обрушивается яростными нападками на некоего царского «потаковника», который «детьми своими паче Кроновых (b) жрецов действует», как считается, намекая на выбранный Алексеем способ достичь высокого положения при дворе^[2].

Интимный характер отношений Ивана Грозного с Фёдором Басмановым отмечали в своих записках иностранцы, посещавшие в то время Московское царство (b) . Так, Альберт Шлихтинг (b) в своём «Сказании» писал о царе, что тот «злоупотреблял любовью этого Федора, а он обычно подводил всех под гнев тирана»^[11].

Немецкий наёмник Генрих Штаден (b) , служивший в России в 1564—1576 годах опричником, в своих «Записках о Московии» отмечал: «Алексей [Басманов] и его сын [Фёдор], с которым великий князь предавался разврату (pflegte Unzucht mitzutreiben), были убиты»^[12].

В труде С. М. Соловьёва (b) «История России с древнейших времён (b) » приводится рассказ ещё одного иностранца, Александра Гваньини (b) (ни разу не бывавшего в Москве), о том, что молодой князь Дмитрий Оболенский-Овчинин, племянник любимца великой княгини (b) Елены Глинской (b) , казнён был по одному известию за то, что поссорился с Басмановым и сказал ему: «Я и предки мои служили всегда с пользою государю, а ты служишь гнусною содомиею (b) »^[13]. В следующий визит Оболенского во дворец его отвели в подвал, где он был задушен псарями. Сам Соловьёв высказывает сомнение в правдивости этого рассказа^[13].

Семья

Породнился с царской семьёй, женившись на племяннице покойной царицы Анастасии Романовны (b)  — княжне Сицкой (b) . Имел двоих сыновей — Петра (b) (сподвижника Годунова (b) , а позже Лжедмитрия (b) ), и Ивана (b) ^[14], на которых эта мужская ветвь рода Басмановых-Плещеевых пресеклась. Имение перешло к дочери Ивана Фёдоровича, Фетинье, вышедшей замуж за царского кравчего князя Василия Яншеевича Сулешова^[9]

В Родословном сборнике русских дворянских фамилий (b) В. В. Руммель (b) указывает, что Фёдор Алексеевич был женат на Соломониде Григорьевне Желябужской (b) , в иночестве (b) София, игуменья (b) Вознесенского монастыря (b) в Кремле (до 1613), умерла (1623/25). Вторым браком замужем за бояриным и князем Василием Юрьевичем Голицыным (b) († 1584)^[15].

В искусстве

В литературе

• Один из персонажей повести А. К. Толстого (b) «Князь Серебряный (b) ». Образу Басманова уделено немало внимания: фаворит царя, он описан как человек беспринципный и развращённый, и, вместе с тем, умелый воин. Как указывает сам автор, в повести «для сжатости рассказа» допущена историческая неточность: казнь Басманова описана на пять лет раньше, чем она случилась в реальности (А. К. Толстой полагает годом смерти Федора 1570-й)^[16]/
• Персонаж романа А. И. Антонова «Басманов: Честь воеводы», посвящённого его отцу.
• Персонаж романа К. С. Бадигина «Корсары Ивана Грозного».

В музыке

• В опере «Опричник (b) » Чайковского (b)  — партия меццо-сопрано (b) (исполняется женщинами).
• В кантате «Иван Грозный (b) » и музыке С.Прокофьева (b) к одноимённому фильму — партия баритона (тенора).
• Персонаж рок-оперы «Слово и дело» Павла Смеяна по повести А. К. Толстого

В кинематографе

• Фильм «Иван Грозный (b) » (1944, реж. Сергей Эйзенштейн (b) ). Исполнитель роли — Михаил Кузнецов (b) . Знаменитая сцена киноленты — Фёдор Басманов танцует для царя в женском платье.
• Фильм «Царь Иван Грозный (b) » (1991), экранизации повести «Князь Серебряный (b) ». В роли Басманова — Дмитрий Писаренко (b) .
• Фильм «Иван Фёдоров (b) » (1991). В роли Басманова — Валерий Смецкой.
• Фильм «Гроза над Русью (b) » (1992), экранизации повести «Князь Серебряный (b) ». В роли Басманова — Сергей Бездушный.
• Фильм «Царь (b) » 2009 года^[17] режиссёра Павла Лунгина (b) . В роли Басманова — Александр Ильин (b) ^[18].
• Телесериал «Иван Грозный (b) » (2009) режиссёра Андрея Эшпая (b) . В роли Басманова — Дмитрий Мурашев (b) .
• Телесериал «Грозный (b) » (2020, реж. Алексей Андрианов (b) ). В роли Басманова — Виктор Добронравов (b) .

В живописи

• А. А. Жаравова. Картина «Фёдор Басманов с головой казнённого Колычева у митрополита Филарета». 1883 год. Самарский областной художественный музей.

Примечания

1. ↑ Басманов, Фёдор Алексеевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров (b) . — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.
2. 1 2 Скрынников Р. Г. (b) Иван Грозный
3. ↑ Разрядная книга 1475—1598 гг.
4. 1 2 Андрей Курбский. «История о великом князе Московском»
5. ↑ Александра Александровна Жаравова (родилась в 1853) — Биография художника, известные произведения, выставки. Artchive. Дата обращения: 20 марта 2022.
6. ↑ Макарий (Булгаков) (b) .История русской церкви
7. 1 2 Геллер М.История государства российского
8. 1 2 Вернадский Г. В.Московское царство
9. 1 2 3 Никитская церковь в селе Басмановых Елизарово — памятник «Казанского взятия»
10. ↑ Карамзин Н. М.История государства Российского
11. ↑ Флоря Б. Н. (b) Иван Грозный
12. ↑ Штаден Г.Записки о Московии
13. 1 2 Соловьёв С. М.История России с древнейших времен. Т. 6, гл. 4.
14. ↑ Басмановы-Плещеевы в Бархатной книге
15. ↑ В. В. Руммель. В. В. Голубцов. Родословный сборник русских дворянских фамилий. В 2-х том. СПб., 1886 г. Издание А. С. Суворина. Том. I. стр. 262.
16. ↑ А. К. Толстой «Баллады, былины, притчи. Князь Серебряный». — М.: Правда, 1988.
17. ↑ Лунгин и Мамонов приступают к съемкам «Ивана Грозного»
18. ↑ Официальный сайт фильма «Царь». Дата обращения: 28 декабря 2009. Архивировано из оригинала 12 декабря 2009 года.

Литература

• Басмановы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона (b)  : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• * Фрагмент из кинофильма Эйзенштейна с танцем Басманова на Youtube

Федор Басманов — реальное историческое лицо, опричник, сын Алексея Басманова (один из основателей опричнины), фаворит и кравчий Ивана IV Грозного. Появляется в романе А.К. Толстого «Князь Серебряный».
Это красивый молодой мужчина, безбородый, с длинными волосами, «женоподобный», как о нём говорят люди. Он носит как обычную черную рясу опричника, так и дорогую одежду, кольца, серьги.
Впервые мы видим Федора на царском дворе, когда он велит выпустить медведя на главного героя ради собственной потехи.
Затем он появляется на пиру — подносит чашу с вином от царя тем, кого царь хочет ею пожаловать. Неугодные царю получают чашу с отравленным вином, Никита Романович же получил хороший напиток за свои заслуги.
На пиру же главный герой слышит слухи о Фёдоре: царь любит Фёдора, «кажется, жить без него не может»; порою Фёдор в летнике (в женском платье) танцует перед царём и другими опричниками.
Снова мы видим Басманова в бою: он собирает войско из простых людей и нападает на татар. Теперь Никита восхищён им, но это длится недолго. При общении Фёдор «играет» с Никитой: то впечатляет его своей удалью, то снова кривляется, говорит «плаксивым голосом», лежит на подушках, жалуется, что намозолил руки, любуется собой в зеркале. Усыпив Никиту, он пытается натянуть на него летник в отместку за его презрение в сторону Фёдора, но ему это не удаётся.
Басманов ценит своё высокое положение при дворе и всегда старается угодить государю. Страшась потерять свою власть, он берёт у колдуна ладанку — что-то вроде защитного амулета, и по иронии судьбы именно это его губит. Ладанка обнаруживается, и Фёдор обвиняется в колдовстве и заговоре против царя. Царь действительно любил Фёдора, но был почти безумен и везде видел одну лишь измену, поэтому без раздумий приговорил фаворита к казни.
Фёдор не смог найти защиты у своего отца, а потому на пытке обвинил и его в измене. Оба Басмановых были обречены на жестокую смерть в мучениях, но Фёдору удалось избежать этой участи. Перед казнью он хотел исповедаться собравшейся толпе, но Малюта Скуратов не дал ему это сделать, разом отрубив Фёдору голову.