Образы круга в рассказе набокова круг

Ему нравилось выделять то, что он родился «в один день с Шекспиром и через сто лет после Пушкина», при этом упоминать символические имена двух культур, к которым сам принадлежал. В русской литературе он запомнился как Владимиръ Сиринъ, существование которого закончилось по истечении ста лет после смерти Пушкина, когда в 1937 году была опубликована книга «Дар». В Америке он стал знаменит как Vladimir Nabokov, англоязычный писатель, совершенно не похож на Сирина.

Все книги Набокова схожи сложной техникой написания, которая наполнена глубоким анализом психического состояния героев в комбинации с неожиданным сюжетом. К самым известным образцам творения Набокова зачисляют романы «Дар», «Приглашение на казнь», «Защита Лужина», «Машенька». Известным в мире писатель стал после публикации скандальной книги «Лолита» в 1962 году. Читайте книги Набокова онлайн у нас на сайте.

«Круг»

Образ круга в рассказе Набокова – знак, который символизирует бесконечность, отображая непрерывность времени и жизни, их единство. Название рассказа формулирует основную тему и абзац за абзацем, а всего их в произведении 17, вводит в суть проблемы, явно или неявно, но соотносится с ходом повествования. Многие произведения этого автора требуют повторного прочтения, потому как первое – только беглое знакомство с героями, при втором же прочтении все окрашивается совершенно в другие тона, в этом и кроется загадка набоковской прозы.

В рассказе «Круг» много образов круга: падающий летунок, круги на воде, портрет отца и усадьбы – тоже своего рода круг – круг памяти. Представления героя о мире (ненависть к барству), его переживания (любовь к Тане, стыд за отца) – вся его жизнь – это круг. Краткое содержание «Круга» Набокова позволит увидеть, что рассказ связан с данным понятием не только на идейном, но и на композиционном уровне.

Знакомство с героями

Главный герой рассказа «Круг» – Иннокентий, эмигрант, живущий в Париже. Жил в России, «с грустью» вспоминает родные места, отца Илью Ильича, деревенского учителя: «лысая голова», «красноватый нос». Такое неприглядное описание автор дополняет отношением отца к сыну: «с ужасом и умилением» видел в сыне себя.

Далее читатель видит образ сельского аристократа Чердынцева. Рядом с ним Иннокентий, «юноша робкий, впечатлительный», ощущал себя плебеем, потому как «остро чувствовал социальную сторону вещей». При закладке новой школы Чердынцев кидает монету, которая «влипает ребром в глину». Здесь просматривается ненависть главного персонажа ко всему барскому: машина «противная», «жирненький шофер», «бабы-поденщицы».

В рассказе Набокова «Круг» появляется еще один образ – девочки Тани. Она врывается в его воспоминания как вихрь. Рядом с ее стремительным образом главный герой превращается в «несходчивого» троечника, учившегося «тяжело, с надсадом». И почти сразу он превращается в молодого человека, который блестяще окончил гимназию и поступил на медицинский факультет. Таким необычным поворотом в жизни Иннокентия автор, вероятно, хотел подчеркнуть непредсказуемость жизни.

ЛитЛайф

Владимир Набоков

Круг

Во-вторых: потому что в нем разыгралась бешеная тоска по России. В-третьих, наконец, потому что ему было жаль своей тогдашней молодости — и всего связанного с нею — злости, неуклюжести, жара,— и ослепительно-зеленых утр, когда в роще можно было оглохнуть от иволог. Сидя в кафе и все разбавляя бледнеющую сладость струей из сифона, он вспомнил прошлое со стеснением сердца, с грустью— с какой грустью? — да с грустью, еще недостаточно исследованной нами. Все это прошлое поднялось вместе с поднимающейся от вздоха грудью,— и медленно восстал, расправил плечи покойный его отец, Илья Ильич Бычков, le maоtre d’йcole chez nous au village (Школьный учитель у нас в деревне (франц.)), в пышном черном галстуке бантом, в чесучовом пиджаке, по-старинному высоко застегивающемся, зато и расходящемся высоко,— цепочка поперек жилета, лицо красноватое, голова лысая, однако подернутая чем-то вроде нежной шерсти, какая бывает на вешних рогах у оленя,-множество складочек на щеках, и мягкие усы, и мясистая бородавка у носа, словно лишний раз завернулась толстая ноздря. Гимназистом, студентом, Иннокентий приезжал к отцу в Лешино на каникулы,— а если еще углубиться, можно вспомнить, как снесли старую школу в конце села и построили новую. Закладка, молебен на ветру, К. Н. Годунов-Чердынцев, бросающий золотой, монета влипает ребром в глину… В этом новом, зернисто-каменном здании несколько лет подряд — и до сих пор, то есть по зачислении в штат воспоминаний— светло пахло клеем; в классах лоснились различные пособия — например, портреты луговых и лесных вредителей… но особенно раздражали Иннокентия подаренные Годуновым-Чердынцевым чучела птиц. Изволите заигрывать с народом. Да, он чувствовал себя суровым плебеем, его душила ненависть (или казалось так), когда, бывало, смотрел через реку на заповедное, барское, кондовое, отражающееся черными громадами в воде (и вдруг— молочное облако черемухи среди хвой).

Новая школа строилась на самом пороге века: тогда Годунов-Чердынцев, возвратясь из пятого своего путешествия по Центральной Азии, провел лето с молодой женой — был ровно вдвое ее старше — в своем петербургском имении. До какой глубины спускаешься. Боже мой!— в хрустально-расплывчатом тумане, точно все это происходило под водой. Иннокентий видел себя почти младенцем, входящим с отцом в усадьбу, плывущим по дивным комнатам,— отец движется на цыпочках, держа перед собой скрипучий пук мокрых ландышей,— и все как будто мокро: светится, скрипит и трепещет— и ничего больше нельзя разобрать,— но это сделалось впоследствии воспоминанием стыдным — цветы, цыпочки и вспотевшие виски Ильи Ильича стали тайными символами подобострастия, особенно когда он узнал, что отец был выпутан «нашим барином» из мелкой, но прилипчивой, политической истории — угодил бы в глушь, кабы не его заступничество.

Таня говаривала, что у них есть родственники не только в животном царстве, но и в растительном, и в минеральном. И точно; в честь Годунова-Чердынцева названы были новые виды фазана, антилопы, рододендрона, и даже целый горный хребет (сам он описывал главным образом насекомых). Но эти открытия его, ученые заслуги и тысяча опасностей, пренебрежением к которым он был знаменит, не всех могли заставить относиться снисходительно к его родовитости и богатству. Не забудем, кроме того, чувств известной части нашей интеллигенции, презирающей всякое неприкладное естествоиспытание и потому упрекавшей Годунова-Чердынцева в том, что он интересуется «Лобнорскими козявками» больше, чем русским мужиком. В ранней юности Иннокентий охотно верил рассказам (идиотическим) о его дорожных наложницах, жестокостях в китайском вкусе и об исполнении им секретных правительственных поручений, в пику англичанам… Его реальный образ оставался смутным: рука без перчатки, бросающая золотой (а еще раньше — при посещении усадьбы — хозяин смешался с голубым калмыком, встреченным в зале). Засим Годунов-Чердынцев уехал в Самарканд или в Верный (откуда привык начинать свои прогулки); долго не возвращался, семья же его, по-видимому, предпочитала крымское имение петербургскому, а по зимам жила в столице. Там, на набережной, стоял их двухэтажный, выкрашенный в оливковый цвет особняк. Иннокентию случалось проходить мимо: помнится, в цельном окне, сквозь газовый узор занавески, женственно белелась какая-то статуя,— сахарно-белая ягодица с ямкой. Балкон поддерживали оливковые круторебрые атланты: напряженность их каменных мышц и страдальческий оскал казались пылкому восьмикласснику аллегорией порабощенного пролетариата. И раза два, там же на набережной, ветреной невской весной, он встречал маленькую Годунову-Чердынцеву, с фокстерьером, с гувернанткой,— они проходили как вихрь,— но так отчетливо,— Тане было тогда, скажем, лет двенадцать,— она быстро шагала, в высоких зашнурованных сапожках, в коротком синем пальто с морскими золотыми пуговицами, хлеща себя — чем? — кажется, кожаным поводком по синей в складку юбке,— и ледоходный ветер трепал ленты матросской шапочки, и рядом стремилась гувернантка, слегка поотстав, изогнув каракулевый стан, держа на отлете руку, плотно вделанную в курчавую муфту.

Он жил у тетки (портнихи) на Охте, был угрюм, несходчив, учился тяжело, с надсадом, с предельной мечтой о тройке,— но неожиданно для всех с блеском окончил гимназию, после чего поступил на медицинский факультет; при этом благоговение его отца перед Годуновым-Чердынцевым таинственно возросло. Одно лето он провел на кондиции под Тверью; когда же, в июне следующего года, приехал в Лешино, узнал не без огорчения, что усадьба за рекой ожила.

Еще об этой реке, о высоком береге, о старой купальне: к ней, ступеньками, с жабой на каждой ступеньке, спускалась глинистая тропинка, начало которой не всякий отыскал бы среди ольшаника за церковью. Его постоянным товарищем по речной части был Василий, сын кузнеца, малый неопределимого возраста — сам в точности не знал, пятнадцать ли ему лет или все двадцать -коренастый, корявый, в залатанных брючках, с громадными босыми ступнями, окраской напоминающими грязную морковь, и такой же мрачный, каким был о ту пору сам Иннокентий. Гармониками отражались сваи в воде, свиваясь и развиваясь; под гнилыми мостками купальни журчало, чмокало; черви вяло шевелились в запачканной землей жестянке из-под монпансье. Натянув сочную долю червяка на крючок, так, чтобы нигде не торчало острие, и сдобрив молодца сакраментальным плевком, Василий спускал через перила отягощенную свинцом лесу. Вечерело; через небо протягивалось что-то широкое, перистое, фиолетово-розовое,-воздушный кряж с отрогами,— и уже шныряли летучие мыши — с подчеркнутой беззвучностью и дурной быстротой перепончатых существ. Между тем рыба начинала клевать,— и, пренебрегая удочкой, попросту держа в пальцах лесу, натуженную, вздрагивающую, Василий чуть-чуть подергивал, испытывая прочность подводных судорог, и вдруг вытаскивал пескаря или плотву; небрежно, даже с каким-то залихватским хрустом, рвал крючок из маленького, круглого, беззубого рта рыбы, которую затем пускал (безумную, с розовой кровью на разорванной жабре) в стеклянную банку, где уже плавал, выпятив губу, бычок. Особенно же бывало хорошо в теплую пасмурную погоду, когда шел незримый в воздухе дождь, расходясь по воде взаимно пересекающимися кругами, среди которых гам и сям появлялся другого происхождения круг, с внезапным центром,— прыгнула рыба или упал листок,— сразу, впрочем, поплывший по течению. А какое наслаждение было купаться под этим теплым ситником, на границе смешения двух однородных, но по-разному сложенных, стихий — толстой речной воды и тонкой воды небесной! Иннокентий купался с толком и долго потом растирался полотенцем. Крестьянские ребятишки, те барахтались до изнеможения,— наконец выскакивали — и, дрожа, стуча зубами, с полоской мутной сопли от ноздри ко рту, натягивали штаны на мокрые ляжки.

Краткий пересказ

Иннокентия охватила сильная тоска по России, и на душе было беспокойно. Ему стало жаль свою тогдашнюю молодость, и он с грустью вспоминал прошлое. Так начинается рассказ Набокова «Круг». В кратком содержании не передать чувств, охвативших героя, поэтому продолжим пересказ его воспоминаниями о детстве.

Покойный отец был деревенским учителем в Лешино, вблизи усадьбы известного ученого Годунова-Чердынцева. Жил Иннокентий у тетки на Охте и рос необщительным и угрюмым мальчишкой. Учился без желания, но неожиданно для многих окончил гимназию с отличием и поступил на медицинский факультет. В Лешино к отцу он ездил на каникулы и вспомнил, как снесли старое здание и начали строительство новой школы. Он смотрел за реку, на заповедное имение барина Чердынцева, и его душила ненависть. Когда хозяин усадьбы помог его отцу выпутаться из какой-то политической истории, поэтому Илья Ильич подобострастно любил барина за заступничество.

Набоков Владимир Владимирович — Круг

Владимир Набоков

Круг

Во-вторых: потому что в нем разыгралась бешеная тоска по России. В-третьих, наконец, потому что ему было жаль своей тогдашней молодости — и всего связанного с нею — злости, неуклюжести, жара,— и ослепительно-зеленых утр, когда в роще можно было оглохнуть от иволог. Сидя в кафе и все разбавляя бледнеющую сладость струей из сифона, он вспомнил прошлое со стеснением сердца, с грустью— с какой грустью? — да с грустью, еще недостаточно исследованной нами. Все это прошлое поднялось вместе с поднимающейся от вздоха грудью,— и медленно восстал, расправил плечи покойный его отец, Илья Ильич Бычков, le maоtre d’йcole chez nous au village (Школьный учитель у нас в деревне (франц.)), в пышном черном галстуке бантом, в чесучовом пиджаке, по-старинному высоко застегивающемся, зато и расходящемся высоко,— цепочка поперек жилета, лицо красноватое, голова лысая, однако подернутая чем-то вроде нежной шерсти, какая бывает на вешних рогах у оленя,-множество складочек на щеках, и мягкие усы, и мясистая бородавка у носа, словно лишний раз завернулась толстая ноздря. Гимназистом, студентом, Иннокентий приезжал к отцу в Лешино на каникулы,— а если еще углубиться, можно вспомнить, как снесли старую школу в конце села и построили новую. Закладка, молебен на ветру, К. Н. Годунов-Чердынцев, бросающий золотой, монета влипает ребром в глину… В этом новом, зернисто-каменном здании несколько лет подряд — и до сих пор, то есть по зачислении в штат воспоминаний— светло пахло клеем; в классах лоснились различные пособия — например, портреты луговых и лесных вредителей… но особенно раздражали Иннокентия подаренные Годуновым-Чердынцевым чучела птиц. Изволите заигрывать с народом. Да, он чувствовал себя суровым плебеем, его душила ненависть (или казалось так), когда, бывало, смотрел через реку на заповедное, барское, кондовое, отражающееся черными громадами в воде (и вдруг— молочное облако черемухи среди хвой).

Новая школа строилась на самом пороге века: тогда Годунов-Чердынцев, возвратясь из пятого своего путешествия по Центральной Азии, провел лето с молодой женой — был ровно вдвое ее старше — в своем петербургском имении. До какой глубины спускаешься. Боже мой!— в хрустально-расплывчатом тумане, точно все это происходило под водой. Иннокентий видел себя почти младенцем, входящим с отцом в усадьбу, плывущим по дивным комнатам,— отец движется на цыпочках, держа перед собой скрипучий пук мокрых ландышей,— и все как будто мокро: светится, скрипит и трепещет— и ничего больше нельзя разобрать,— но это сделалось впоследствии воспоминанием стыдным — цветы, цыпочки и вспотевшие виски Ильи Ильича стали тайными символами подобострастия, особенно когда он узнал, что отец был выпутан «нашим барином» из мелкой, но прилипчивой, политической истории — угодил бы в глушь, кабы не его заступничество.

Таня говаривала, что у них есть родственники не только в животном царстве, но и в растительном, и в минеральном. И точно; в честь Годунова-Чердынцева названы были новые виды фазана, антилопы, рододендрона, и даже целый горный хребет (сам он описывал главным образом насекомых). Но эти открытия его, ученые заслуги и тысяча опасностей, пренебрежением к которым он был знаменит, не всех могли заставить относиться снисходительно к его родовитости и богатству. Не забудем, кроме того, чувств известной части нашей интеллигенции, презирающей всякое неприкладное естествоиспытание и потому упрекавшей Годунова-Чердынцева в том, что он интересуется «Лобнорскими козявками» больше, чем русским мужиком. В ранней юности Иннокентий охотно верил рассказам (идиотическим) о его дорожных наложницах, жестокостях в китайском вкусе и об исполнении им секретных правительственных поручений, в пику англичанам… Его реальный образ оставался смутным: рука без перчатки, бросающая золотой (а еще раньше — при посещении усадьбы — хозяин смешался с голубым калмыком, встреченным в зале). Засим Годунов-Чердынцев уехал в Самарканд или в Верный (откуда привык начинать свои прогулки); долго не возвращался, семья же его, по-видимому, предпочитала крымское имение петербургскому, а по зимам жила в столице. Там, на набережной, стоял их двухэтажный, выкрашенный в оливковый цвет особняк. Иннокентию случалось проходить мимо: помнится, в цельном окне, сквозь газовый узор занавески, женственно белелась какая-то статуя,— сахарно-белая ягодица с ямкой. Балкон поддерживали оливковые круторебрые атланты: напряженность их каменных мышц и страдальческий оскал казались пылкому восьмикласснику аллегорией порабощенного пролетариата. И раза два, там же на набережной, ветреной невской весной, он встречал маленькую Годунову-Чердынцеву, с фокстерьером, с гувернанткой,— они проходили как вихрь,— но так отчетливо,— Тане было тогда, скажем, лет двенадцать,— она быстро шагала, в высоких зашнурованных сапожках, в коротком синем пальто с морскими золотыми пуговицами, хлеща себя — чем? — кажется, кожаным поводком по синей в складку юбке,— и ледоходный ветер трепал ленты матросской шапочки, и рядом стремилась гувернантка, слегка поотстав, изогнув каракулевый стан, держа на отлете руку, плотно вделанную в курчавую муфту.

Он жил у тетки (портнихи) на Охте, был угрюм, несходчив, учился тяжело, с надсадом, с предельной мечтой о тройке,— но неожиданно для всех с блеском окончил гимназию, после чего поступил на медицинский факультет; при этом благоговение его отца перед Годуновым-Чердынцевым таинственно возросло. Одно лето он провел на кондиции под Тверью; когда же, в июне следующего года, приехал в Лешино, узнал не без огорчения, что усадьба за рекой ожила.

Еще об этой реке, о высоком береге, о старой купальне: к ней, ступеньками, с жабой на каждой ступеньке, спускалась глинистая тропинка, начало которой не всякий отыскал бы среди ольшаника за церковью. Его постоянным товарищем по речной части был Василий, сын кузнеца, малый неопределимого возраста — сам в точности не знал, пятнадцать ли ему лет или все двадцать -коренастый, корявый, в залатанных брючках, с громадными босыми ступнями, окраской напоминающими грязную морковь, и такой же мрачный, каким был о ту пору сам Иннокентий. Гармониками отражались сваи в воде, свиваясь и развиваясь; под гнилыми мостками купальни журчало, чмокало; черви вяло шевелились в запачканной землей жестянке из-под монпансье. Натянув сочную долю червяка на крючок, так, чтобы нигде не торчало острие, и сдобрив молодца сакраментальным плевком, Василий спускал через перила отягощенную свинцом лесу. Вечерело; через небо протягивалось что-то широкое, перистое, фиолетово-розовое,-воздушный кряж с отрогами,— и уже шныряли летучие мыши — с подчеркнутой беззвучностью и дурной быстротой перепончатых существ. Между тем рыба начинала клевать,— и, пренебрегая удочкой, попросту держа в пальцах лесу, натуженную, вздрагивающую, Василий чуть-чуть подергивал, испытывая прочность подводных судорог, и вдруг вытаскивал пескаря или плотву; небрежно, даже с каким-то залихватским хрустом, рвал крючок из маленького, круглого, беззубого рта рыбы, которую затем пускал (безумную, с розовой кровью на разорванной жабре) в стеклянную банку, где уже плавал, выпятив губу, бычок. Особенно же бывало хорошо в теплую пасмурную погоду, когда шел незримый в воздухе дождь, расходясь по воде взаимно пересекающимися кругами, среди которых гам и сям появлялся другого происхождения круг, с внезапным центром,— прыгнула рыба или упал листок,— сразу, впрочем, поплывший по течению. А какое наслаждение было купаться под этим теплым ситником, на границе смешения двух однородных, но по-разному сложенных, стихий — толстой речной воды и тонкой воды небесной! Иннокентий купался с толком и долго потом растирался полотенцем. Крестьянские ребятишки, те барахтались до изнеможения,— наконец выскакивали — и, дрожа, стуча зубами, с полоской мутной сопли от ноздри ко рту, натягивали штаны на мокрые ляжки.

Знакомство с Таней

Продолжаем краткий пересказ «Круга» Набокова. Иннокентий был впечатлительным и обидчивым, отчего чувствовал себя очень одиноким и остро реагировал на социальную сторону жизни. Все, что касалось его летнего отдыха, усадьбы Чердынцева, ему казалось отвратительным. Седой лакей, жирненький шофер, гувернер-англичанин – вся барская челядь представлялась ему такой же.

Как-то Чердынцев пригласил их с отцом на семейное торжество в честь шестнадцатилетия дочери Татьяны. Вскоре Иннокентий получил от нее записку: девушка приглашала его не свидание. Ее приход и их близость казались юноше чудом. Но Татьяна плакала и говорила, что завтра уезжает, все кончено.

Двадцать лет спустя

«Круг» Набокова продолжаем встречей героев через двадцать лет. Иннокентий стал ассистентом профессора Бэра и от молодого геолога узнал о смерти Чердынского. В одной из командировок в Париже он случайно встретил его вдову, которая пригласила его в гости. Иннокентий познакомился с семьей Татьяны: у нее замечательный муж и десятилетняя дочка. Таня безо всякого стеснения вспомнила свое отдаленное прошлое. Потрясенный Иннокентий думал только о том, что Таня была такой же привлекательной и неуязвимой, как двадцать лет назад.

Анализ произведения

«Круг» Набокова – довольно необычное произведение и по особенности построения, и по смыслу. Кольцевая композиция и раскрывает смысл названия рассказа и воплощает главную идею о периодичности человеческой жизни. Рассказ – это череда воспоминаний главного героя, они не только сменяют друг друга, но и прерывают. В рассказе большое количество многоточий, которыми автор отделяет одну историю от другой.

Начинается роман со слов «во-вторых», что вызывает у читателей недоумение, как будто это отрывок какого-то произведения. Конечно, возникает вопрос: а что «во-первых»? Такая загадка, конечно, вызывает азарт и побуждает дочитать рассказ до конца.

Читатель с первых же строк вторгается в воспоминания главного героя. Иннокентий сидит в кафе Парижа вспоминает свое прошлое «с грустью» и «со стеснением сердца», и вместе с ним читатель уносится в начало XX века, в молодость героя, где были «зеленые утра», можно было «оглохнуть от иволог», когда жизнь была яркой и берешь от нее все, что она дает. С возрастом мир блекнет и становится скучнее.

Сочинение по литературе. Анализ рассказа В. Набокова “Круг”

“К середине 1936-го, незадолго перед тем, как навсегда покинуть Берлин и уже во Франции закончить «Дар», я написал уже, наверное, четыре пятых последней его главы, когда от основной массы романа вдруг отделился маленький спутник и стал вокруг него вращаться”, — так сказал сам Набоков об этом рассказе в предисловии к одному из своих сборников. Логично и доказательно выглядит авторская рецензия, и читатель хочет поверить, что “Круг” — это только довесок, хотя и “со своей орбитой и своей расцветкой пламени”, к “Дару”, это одна из карточек с записями сцен будущей книги, которая в общей картине оказалась лишней. Не верьте этому “наименее русскому из всех русских писателей” на слово! Его слова о себе — виртуозная игра, цель которой — перепутать указатели в “коридорах памяти”, создать свою жизнь для биографов так, как он создавал судьбы героев для читателей. На самом деле впервые “Круг” был опубликован на два года раньше указанной Набоковым даты под незатейливым названием “Рассказ”. Другими словами, не “Круг” отделился от “Дара”, а скорее, большая часть романа выросла из “Рассказа”.

Говоря о “Круге” как о “спутнике” романа, Набоков пытается подтвердить распространенное мнение о своей “рассудочности”: согласно логике, меньшая масса будет вращаться вокруг большей. Но проза Набокова ирреальна, и вполне оправданным будет предположение о первичности “Круга”. Именно поэтому будем рассматривать “Круг” как самостоятельное произведение, как один из ключей ко всей прозе автора.

Рассказ лишен ярко выраженного действия, и содержание его воспринимается скорее не через описание происходящего, как в произведениях иных авторов, а через ощущения — цвета, звука, самой мысли автора. Герой “Круга”, Иннокентий, находясь в эмиграции, встречает в Париже девушку Таню, которая была его первой любовью, и ее семью; после короткого разговора с нею герой оказывается во власти воспоминаний, и вместе с ним читатель видит Россию, усадьбу, отца-учителя, барина — отца Тани — такова фабула рассказа. Казалось бы, все просто, но, несмотря на вполне реалистичное повествование, читатель чувствует, что находится в мире, не тождественном настоящему. Проследим некоторые детали (кстати, характерные для всего творчества Набокова), помогающие создать из вполне реального Парижа “новый мир”.

Первая, мгновенно обращающая на себя внимание особенность — кольцевая композиция: “Во-вторых, потому что в нем разыгралась бешеная тоска по России”, — читатель, хоть немного знакомый с творчеством Набокова, уже знает начало последней фразы рассказа — “во-первых”. И обратим внимание на то, как от еще парижского, реального “во-вторых” автор переходит к следующему — в-третьих: “в-третьих, наконец, потому что ему было жаль своей тогдашней молодости”, — полностью отдавая персонажа, Иннокентия, во власть любимейшей своей музы— Мнемозины, одновременно с этим погружая читателя в мир памяти героя. В этой части рассказа обратим внимание на то, как мастерски Набоков создает требуемое “освещение” сцены: приглушая звук общий (“сидя в кафе и все разбавляя бледнеющую сладость водой из сифона” — [с], [ф]), выводит крещендо единственное — Россия (характеризуется аллитерацией [с], [р]: “сердца, с грустью — с какой грустью? — да с грустью”).

Итак, герой, а с ним и читатель, уже не в Париже 30-х, а в России начала XX века. “Все это прошлое поднялось”, и, казалось бы, обыкновенно появляются из прошлого лица, но тут читателя ожидает загадка: герой вспоминает отца, Илью Ильича Бычкова, и сразу после имени мы натыкаемся на совершенно абсурдную фразу по-французски: “Наш деревенский учитель”, — причем это выражение не может принадлежать автору — Набоков писал не автобиографию. Из прошлого на данный момент выведен только отец героя, не имеющий права слова. Да и Иннокентий вряд ли характеризовал бы отца “наш учитель”. Разгадка обнаружится лишь при повторном прочтении рассказа. Эта фраза — перекличка с темой реального Парижа, с одной стороны, и подтверждение кольцевой композиции, с другой: в конце (или, напротив, в начале?) рассказа Елизавета Павловна, мать Тани, скажет по-французски об Иннокентии: “Это сын нашего деревенского учителя”, — вот откуда “наш деревенский учитель”. Это представление Ильи Ильича как отца с позиции героя и как учителя для Тани и ее семьи, переплетение далекого прошлого с воспоминаниями, попавшими в библиотеку памяти полчаса назад.

Следующая деталь, подтверждающая нереальность мира рассказа, — имена, вспоминаемые героем. Среди известных читателю реально живших Федченко, Северцева, Дюмон-Дюрвилля и других мы встречаем имена вымышленные — например, никогда не существовавшего профессора Бэра, работающего на неназванном “чешском курорте”. И, раз вспомнили об именах, отметим еще одну деталь: “барина”, Годунова-Чердынцева, в “Даре” зовут Константин Кириллович, в “Круге” же он имеет инициалы К. Н. — еще один указатель самостоятельности рассказа. Он перекликается с “Даром” лишь некоторыми, общими для многих произведений Набокова тематическими линиями и тем, что полноправным хозяином обеих вселенных — романа и рассказа — является автор. В “Круге” его присутствие просматривается в иронических выпадах против идей “гражданственности”, “гражданского долга”: “Не забудем, кроме того, чувств известной части нашей интеллигенции, презирающей вся кое неприкладное естествоиспытание”, “полагал с ужасом и умилением, что сын живет всей душою в чистом мире нелегального”, — какая ненавязчивая ирония в эпитете “чистый”, в самом определении “мир”, выбранном для упоминания о нелегальном (понять это можно, обратившись, например, к четвертой главе “Дара”, где Федор Годунов-Чердынцев рассуждает о “нелегальном” на примере Чернышевского)! Эти замечания не могут принадлежать Иннокентию, они — авторские.

Итак, кольцевой композицией автор отделяет мир рассказа от любых других, создавая замкнутое пространство. Мешая имена реальные и выдуманные, он подчеркивает, что Париж “Круга” не равен Парижу реальному. Юмор относительно не принимаемых Набоковым идей и чудное их разрушение в любви Тани (а любовь у Набокова — проявление вечной гармонии), с которой становятся лишними все “репетиции гражданского презрения”, лишний раз доказывает, что Бог этого Парижа, Иннокентия, Тани — сам писатель, что характерно для всей его прозы.

Он подтверждал это в интервью А. Аппелю и в некоторых собственных послесловиях к своим произведениям (в частности, к третьему американскому изданию “Bend Sinister”). Внутри же этой круговой границы, в замкнутом мире, своей наместницей Набоков оставляет Мнемозину. Все в рассказе соответствует миру памяти — “скрытым складам в темноте, в пыли”: и отсутствие действия в настоящем времени (кроме “сидя в кафе и все разбавляя бледнеющую сладость водой из сифона”), и сумрак воспоминаний, создаваемый некоторыми деталями: “ночные фиалки”, “отец движется на цыпочках”, — характеристики предрассветного времени суток, когда еще темно, но уже угадывается скорое утро. В этих деталях чувствуется важнейшая для Набокова тема — тема мечты о возвращении в Россию живую, с ее “ослепительно-зелеными утрами”, из “хрустально-расплывчатой” России воспоминаний; о наступлении того яркого “утра”, которое неясно — будто в тумане сна, — говорится во всех произведениях писателя. Подтвердить единство темы родины для всего творчества автора можно не только на уровне интуиции (ведь Набоков никогда не говорит прямо о своих темах), но и опираясь на сквозные образы, соответствующие тому или иному мотиву. Обратимся к последней строфе известнейшего стихотворения “Расстрел”, тема которого бесспорна — Россия:

Но сердце, как бы ты хотело, Чтоб это вправду было так: Россия, звезды, ночь расстрела И весь в черемухе овраг!

Не этой ли черемухи “молочное облако” помнит герой “Круга”?

Думается, тема разлуки с Россией и мечты о возвращении является основной в рассказе, а любовь Тани, расставание и встреча с ней — метод в раскрытии этой темы, набоковская параллель. Причем обратим еще раз внимание на абсурдность повествования — главная мысль лишь угадывается читателем по некоторым деталям, тогда как ее отражение — чувства героя к Тане, ее любовь — выдается за основную тему: Набоков — величайший мистификатор и в жизни, и в искусстве. “Обливаясь слезами, Таня говорила, что все кончено. «Останьтесь, Таня», — взмолился он”, — но она убежала, а он “пошел прочь по темной как будто бы шевелящейся дороге, и потом была война с немцами, и вообще все как-то расползлось, — но постепенно стянулось снова”, — и Таня “оказалась такой же привлекательной, такой же неуязвимой, как некогда”. Заметим это “прочь” — не только из сада, от Тани. Прочь — из России.

Для Иннокентия Таня — часть той покинутой России, вот почему в нем разыгралась “бешеная тоска” по родине после встречи с ней в Париже. И в описании парижской, “как-то уточнившейся”, “с подобревшими глазами” Тани читатель снова может различить тему России. “С подобревшими глазами” — на эти глаза стоит обратить особое внимание: эпитет “подобревшие” перекликается с извечной мечтой эмигрантов о смягчении порядков в советской России. Если не о “свержении тиранов”, то хотя бы о возвращении традиций, культуры, всего наследия русского народа, которое оказалось “сброшенным с корабля современности” вместе с растворившейся в Европе интеллигенцией в 17-м году.

Таким образом, тематически и композиционно рассказ перекликается со многими произведениями В. В. Набокова, органично вплетаясь в мир творчества одного из самых непонятных на сегодняшний день авторов. При внимательном прочтении рассказ дает ключ к разгадке его прозы, к осознанию абсурдных на первый взгляд историй и судеб героев, а через это осознание — к собственно миру самого писателя, который и поныне остается для широкого читателя terra incognita.

Годуновы-Чердынцевы

Продолжая анализ «Круга» Набокова, мы видим одинокого героя, но автор придает динамики интересным приемом, подчеркивая, насколько взволновали героя воспоминания: «прошлое» в его душе поднялось вместе с «поднявшейся грудью». Он вспоминает годы, когда был гимназистом. Картины прошлых лет сменяют одна другую и проносятся стремительно. Быстроту действию придает асиндетон: «молебен», «Чердынцев, монета».

В рассказе упоминается герой романа «Дар» – Чердынцев. Но точки зрения к его личности в этих произведениях диаметрально противоположны. В «Даре» сын Чердынцева вспоминает о своем отце как о выдающемся человеке, в «Круге» читатель смотрит на барина глазами сына деревенского учителя.

Дело, конечно, не в Чердынцеве, более глубокие чувства пробудили воспоминания о его дочери – Тане. Несколько раз Иннокентий ее встречал, она отличалась от простых людей – «ходила с гувернанткой», как аристократка. Они проходили «как вихрь», вспоминает он. Но эти слова относятся не столько к встречам с ней на набережной, сколько к тому, что она стремительно появилась в его жизни и так же быстро исчезла, оставив глубокий след в душе.

Вероятно, жизнь между этими встречами была не столь интересной, раз герой обо всем остальном вспоминает только парой предложений. Например, об учебе, поступлении на медфакультет. Чердынцев, вероятно, и здесь оказал какую-то помощь, потому что «благоговение его отца» «таинственно возросло» перед этим человеком.

Художественные особенности[ | ]

Несмотря на то, что Фёдор, главный герой «Дара» упомянут в рассказе только эпизодически и без имени, а усадебный дворянский быт семьи Годуновых-Чердынцевых представлен с «внешней» точки зрения, которая в романе отсутствует, образ, состав и социальный статус семьи, а также облик и характер учёного Годунова-Чердынцева совпадают с тем, как они отражены в романе. Рассказ логически примыкает к жизнеописанию Н. Г. Чернышевского, составляемого в романе Фёдором, так как ведётся от лица сына школьного учителя Иннокентия Бычкова, студента-медика, сторонника естественнонаучного знания, чуждого гуманитарным, непрактичным устремлениям дворянской семьи. Сельская школа была построена на средства К. Н. Годунова-Чердынцева, что, однако, вызывало у Иннокентия чувство раздражения, что созвучно точке зрения Л. Н. Толстого[1].

Изображение уробороса в алхимическом трактате Феодора Пелеканоса (1478)

Сам Набоков писал в предисловии к англоязычному переводу рассказа: «В композиционном отношении круг, описываемый этим довеском (последнее предложение в нём по сути предшествует первому), относится к тому же типу: змея, кусающая собственный хвост, — что и круговая структура четвёртой главы в „Даре“ (или, если угодно, „Поминок по Финнегану“, появившихся позже)»[6].

Следует отметить, что символы и образы, связанные с окружностью и её производными, занимают важное место в творчестве писателя, причём по Набокову округлость присуща не только предметам, но и абстрактным понятиям[10]. Так, в своей программной лекции «Искусство литературы и здравый смысл», сопоставляя приятную нормальность повседневности, воплощённую в здравом смысле, с состоянием писателя-творца, выступая против здравого смысла в искусстве, Набоков писал[11]:

Здравый смысл в принципе аморален, поскольку естественная мораль так же иррациональна, как и возникшие на заре человечества магические ритуалы. В худшем своём варианте здравый смысл общедоступен и потому он спускает по дешевке всё, чего ни коснется. Здравый смысл прям, а во всех важнейших ценностях и озарениях есть прекрасная округлённость — например, Вселенная или глаза впервые попавшего в цирк ребенка.

Филолог Галинская И. Л. приводит ряд примеров из произведений писателя, свидетельствующих об отношении писателя к фигуре круга. Так, в романе «Дар» жизнеописание Чернышевского представлено «в виде кольца», так как природа всего сущего кругообразна, а мотивы его биографии «послушны» писателю и по его воле они «описывают круг, как бумеранг или сокол, чтобы затем снова вернуться» к его руке[12]. Рассуждая о соотношении между кругами и спиралями в своём творчестве, писатель в своей автобиографической книге «Другие берега» выразил мнение, что круг — это бесконечная спираль, а «спираль — одухотворение круга»[13][12].

По наблюдению Дианы Тетиан, в рассказе постепенно раскрывается мир воспоминаний Иннокентия, в которых, как пересекающиеся круги на воде от капель дождя, круг юности пересекается с беспечной жизнью обитателей имения: «Постепенно, шаг за шагом, двигаясь осторожно и бережно, Иннокентий подходит и к главной причине своей грусти: любви к Тане, дочери Годунова-Чердынцева». Приблизившись к , Иннокентий понимает, что он заключается в любви к Тане: «И тогда движение начинается сначала»[10].

По мнению Е. В. Антошина, сюжет рассказа композиционно строится по одной из часто повторяющихся у Набокова схем — это схема «кругов сна» (или пересекающихся реальностей), в которых последовательно оказывается герой произведения. В данном случае сюжетная схема становится и композиционной, и отражается в названии рассказа. Первый из этих «кругов сна» представляет собой жизнь Иннокентия в имении Лёшино, где он впервые встречает Таню, второй — это встреча с ней уже в эмиграции: «Сама Таня является носительницей ещё одной разновидности реальности, в которую Иннокентий войти не может, и по этой причине Таня остается для него такой же загадочной и недоступной, как Россия, с которой ему не удаётся слиться, несмотря на программное братание с „народом“» и презрение к «аристократии»»[1].

По словам Набокова, «Круг» создаст у читателя ощущение непрямого узнавания героев романа и их мира, «смещённых теней, обогащённых новым смыслом», что было вызвано тем, что этот мир представлен не глазами Фёдора, а показан с точки зрения постороннего человека, «не столь близкого ему, сколько радикалам-идеалистам старой России (которым, к слову сказать, суждено было так же ненавидеть большевистскую тиранию, как и либералам-аристократам)»[6]. Джейн Грейсон усматривает в утилитаризме радикала Иннокентия, который подозрительно относится к «барству» Годунова-Чердынцева и его интересу к неприкладной науке, взгляды разночинца Базарова, героя романа И. С. Тургенева «Отцы и дети», но в отличие от героя последнего, Иннокентий занимает позицию противника «чистой науки», а не «чистого искусства», как Базаров в его спорах с Николаем и Павлом Петровичем[9].

Лешино

С возвращением в Лешино оживает и жизнь Иннокентия. Не случайно повествование прерывается ретардацией – воспоминанием о сыне кузнеца Василии, с которым Иннокентий рыбачил. Он наслаждался этими простыми радостями – купался «под этим теплым ситником». Его жизнь отличалась от жизни Тани. Не случайно в его воспоминаниях появляется кабинет отца, в котором Илья Ильич даже столик смастерил сам. Их образ жизни разительно отличался от жизни Чердынцевых.

Вспоминает герой и о том, как впервые увидел Таню с братом и отцом. Но он не останавливается на мимолетных встречах и переходит к жарким дням «в середине июня». Эта фраза не случайно обрывается и связывает два абзаца. Таким образом Владимир Набоков подчеркивает значительность произошедшего для Иннокентия, словно тот день без конца проигрывается и повторяется в его памяти.

Обед у барина

На обеде у Чердынцевых Иннокентий оказался вместе с отцом. Их образ жизни противопоставлен всему русскому, и в то же время писатель показывает, как рядом уживалось аристократическое и чисто народное, английское и русское – по дороге «двигались косари», а в усадьбе играли в «лоун-теннис»; главный герой «лущил семечки», а у Чердынцевых разливали «шоколад».

Конечно, несмотря на «гражданское презрение», которое герой испытывал, он находился в замешательстве. И дело было не столько в том, что он впервые оказался в том обществе, сколько в поведении Чердынцевых: хозяин играл с фокстерьером, его супруга Елизавета Павловна «что-то живо рассказывала». Люди, которые казались ему презренными, оказались искренними и простыми. Воспоминания о тех днях смешались в «пестрое марево», из которого Иннокентий отчетливо видел только «лицо Тани».

Герой в «Круге» Набокова не знает, как себя вести в этом обществе. Автор передает его состояние тем, что Иннокентий стал разговаривать с соседом «только потому», что «боялся молчать», беседа «была изнурительная», но он в отчаянии «за нее держался». Потом брат управляющего станет «воспоминанием позора», и герой рассказа будет избегать его. Но такова природа человека – использовать людей, когда общение с ними служит исполнению целей; человек стремится о них забыть, когда они приносят какие-то неудобства.

Краткая Биография Владимира Набокова

1. Владимир Набоков родился 10 (22) апреля 1899 года.
2. Семья Набоковых славилась богатой и знатной дворянской родословной. Помимо Владимира в семье было еще четверо детей. Всех их с самого детства приучали общаться на русском, английском и французском языках, поэтому писатель в совершенстве владел каждым из них.
3. Набоков был необычайно талантлив и разносторонен. Он интересовался наукой, был преподавателем мировой и русской литературы, увлекался шахматами, имел неплохие способности к рисованию. Он умел чувствовать форму, цвет и потом передавать это на бумаге, но не красками, а пером.
4. Революция 1917 года вынудила Набоковых покинуть Россию. Сначала они остановились в Берлине, жили на вырученные деньги из продажи драгоценностей, также Владимиру в то время удалось получить образование в Кембридже.
5. В 1927 году Набоков женился и закончил свою первую книгу — «Машенька». Позднее до 1937 увидят свет еще 7 его романов на русском языке.
6. Из-за прихода фашистов к власти Набоковы переезжают в США. В Америке он зарабатывал на жизнь, читая лекции по литературе в университетах. Вскоре были опубликованы его первые англоязычные романы («Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Bend Sinister», «Пнин»). Писатель начинает работу над «Лолитой», которая принесла Набокову статус и деньги.
7. В 1960 году возвращается в Европу, где пишет свои последние произведения.
8. Умер великий писатель в 2 июля 1977 года.

Татьяна

Дочь Чердынцева и ее отец ведут себя непринужденно: он говорит «через стол со старухой» и держит за талию дочь, которая подбрасывает «на ладони мячик». Отец Иннокентия «улыбался впустую», а когда его попросили передать печенье, «залился счастливым смехом». Сам герой явно испытывает затруднения за столом, автор акцентирует на этом внимание – «боролся» с куском пирога. Как вдруг Татьяна предложила пойти с ней. «Вдруг» – столько неожиданности и волнения: он «жарко смутился», не сразу смог вытащить ногу из-под «общей скамейки».

Все его предубеждения о барщине разом пропали, он отрекся от былых занятий, прекратилось «ужение пескарей с Василием». Но в Иннокентии еще живы былые убеждения, внутренне он содрогался, «чувствуя измену» народу. Но противиться юношеским страстям он не мог. Полного портрета Тани автор не дает, указывая только те черты, которые остались в сердце Иннокентия: глаза, «волосы над губкой». Ведь только любящий человек может запомнить едва неприметные детали. Но к центру жизни девушки он так и не был допущен и «ненавидел всех», кто мог насладиться ее обществом: подруг, двоюродных братьев и собак.

Развязка наступила неожиданно: все «бесшумно смешалось, исчезло». Таня говорила, что уезжает, и, когда юноша «взмолился», пытаясь остановить ее, «поднялся сильный ветер». Тут сразу вспоминаются слова героя о том, что Таня проходила «как вихрь» с гувернанткой. Тут опять просматривается идея Набокова о круге: первый повтор в истории с Татьяной – это один из тех кругов, по которым человек ходит.

Встреча в Париже

После их расставания дорога, по которой он идет, кажется ему «шевелившейся» – война с немцами, карьера. Забылись и Таня, и ее отец. Известие о смерти Чердынцева не стало для него событием, и в воспоминаниях оно появится только в Париже, при встрече с Елизаветой Павловной. Но эта дорога, время изменили обоих. Иннокентий стал элегантным молодым человеком, ассистентом профессора, Елизавета Павловна превратилась в «сутуловатую даму» и сначала оцепенела от их встречи, и говорила «как-то через плечо», а Иннокентий не мог вспомнить о том, «как и когда погиб ее муж».

О чем они говорили, Владимир Набоков не рассказывает читателю. Сразу переносит нас к приходу Тани – она изменилась внешне, но внутренне осталась такой же непринужденной, вспоминая «то отдаленное лето». Иннокентий не может понять, отчего воспоминания о Чердынцеве не вызывают у них слез, и думает, что Елизавета Павловна и Таня «держали фасон». Но скорее всего годы сделали свое дело, боль утихла, и они смирились с горем.

Когда приходит муж Тани, Иннокентия представляют ему как «сына школьного учителя», и он вновь чувствует снисхождение, разницу в социальном положении и думает «злорадно», что теперь им «не на что учить» по-иностранному детей. Возможно, сыграла роль и какая-то ревность к Таниному мужу, поскольку «беседа не ладилась». Когда Елизавета Павловна рассказывает о сыне, звучит отсылка к роману «Дар». Вероятно, автор хотел этим сказать, когда заканчивается одна история, начинается другая. Произведение писатель заканчивает словами «во-первых». Все тот же круг.

Создание[ | ]

При работе над девятым романом «Дар» В. В. Набоков, параллельно с изучением биографии и творчества Н. Г. Чернышевского, обдумывал образ главного героя книги и подбирал ему подходящее имя. В связи с этим он в начале 1934 года попросил своего друга и знакомого по берлинским литературным связям, учителя русской литературы и истории Н. В. Яковлева подыскать в архивах, списках и т. д. и прислать ему старинную русскую дворянскую фамилию, предпочтительно боярского происхождения, которая состояла бы из трёх слогов, имела амфибрахическое строение и включала в себя шипящую согласную[3][4].

18 и 27 января Яковлев прислал ему из Риги, где он в то время проживал, два списка таких фамилий, удовлетворяющих требованиям писателя. В первом из списков была фамилия Чердынцевых (по мнению Яковлева, связанная по своему происхождению с названием города Чердынь), которую Набоков выбрал и соединил с фамилией Годунов, образовав таким образом фамилию Фёдора, главного героя романа «Дар», — Годунов-Чердынцев[3].

14 февраля 1934 года Набоков закончил рассказ, который позже получит окончательное название «Круг»[5]. Сам писатель в предисловии к англоязычному переводу рассказа, изданному в составе сборника «Весна в Фиальте и другие рассказы», ошибочно датировал его создание серединой 1936 года — перед тем, как навсегда покинуть Берлин и уже во Франции закончить роман «Дар». По словам Набокова, в это время от основной массы романа отделился вдруг «маленький спутник», который стал вокруг него вращаться; кроме того, Набоков, уточняя хронологию романа, о «своя орбита и своя расцветка пламени»[6].

По мнению набоковеда А. А. Долинина, этот рассказ представляет собой своеобразный набросок к последующему семейному описанию Годуновых-Черданцевых в романе «Дар»[3]. Работа над последним русскоязычным романом Набокова, несмотря на то, что он был опубликован в 1937—1938 годах, не была завершена. В 1938 году Набоков предполагал опубликовать полный текст «Дара» в издательстве «Петрополис», совладелец которого А. С. Каган предлагал писателю издать роман в двух книгах. Поскольку Набоков не мог согласиться с тем, что одна из глав окажется опубликованной в разных книгах, он увеличил второй том романа. В него вошли четвёртая и пятая главы, а также два приложения. Одно из них известно как рассказ «Круг», а вторым приложением стало «Второе добавление к „Дару“»[1].

В письме к издателю и редактору Р. Н. Гринбергу (1893—1970) от 5 ноября 1952 года, обсуждая предложение о переиздании рассказа «Круг» в литературном журнале русской эмиграции «Опыты», писатель заметил: «Эта вещица в несколько страниц называется „Круг“ и построена по принципу „без начала, без конца“, впоследствии употреблённому Джойсом в „Fin [negan’s] W [ake]“. Я написал её в 1934 году, когда сочинял схему „Дара“»[7].

Сохранился семистраничный авторский черновик рассказа, хранящийся в нью-йоркском архиве писателя и ошибочно датированный 1936 годом. Эта рукопись имеет рабочее название «Деталь орнамента», что, видимо, свидетельствует о композиционно-тематической принадлежности к второму тому «Дара», в котором рассказ должен был стать «деталью» более обширного произведения, заняв место так называемого «Первого дополнения»[8].

Отзывы

Во многих рецензиях к «Кругу» Набокова отмечается, что интересна и сама композиция рассказа: начинается с эпилога, за ним следует экспозиция – детство главного героя. Завязка – знакомство с Таней, кульминация – их прощание. Развязка – встреча в Париже и эпилог – размышления в кафе. Вся история заключена в круг. Этот образ проходит через весь рассказ. «Круг» – заголовок, Иннокентий смотрит в детстве на круги на воде, композиция рассказа – круг и суть нашего существа.

С первого взгляда может показаться, что нельзя вырваться из этого круга, но это не так. Главный герой делает вывод, что «ничто не пропадет», сокровища накапливаются «в памяти». Читатели в своих отзывах к «Кругу» Набокова пишут, что автор пытается донести в этом рассказе важную мысль: жизнь прекрасна каждым ее мгновением, каждым эпизодом. Иногда кажется, что мы ходим по кругу, но нужно ценить все, что происходит в жизни.

Примечания[ | ]

1. ↑ 1234Антошин Е. В.
   О фрагментах, не вошедших в окончательную редакцию романа В. В. Набокова «Дар» // Вестник Томского государственного университета. — 2015. — Вып. 391. — С. 10—20. — ISSN 1561-7793.
2. ↑ 123Набоков В.
   Круг // Собрание сочинений русского периода. — СПб: Симпозиум, 2000. — Т. 3. 1930—1934. — С. 639—648. — 848 с. — ISBN 5-89091-082-5. — ISBN 5-89091-051-5.
3. ↑ 123Долинин А.
   Комментарий к роману Владимира Набокова «Дар». — М.: Новое издательство, 2020. — 648 с.
4. Бойд, Брайан.
   Владимир Набоков. Русские годы. — М.: Независимая газета, Симпозиум, 2001. — 695 с. — ISBN 5-86712-074-0.
5. Датирован в письме писателя к его матери Е. И. Набоковой от 14 февраля 1934 года.
6. ↑ 123
   Предисловие к английскому переводу рассказа «Круг» («The Circle») // В. В. Набоков: pro et contra. — СПб: РХГИ, 1997. — С. 105—106. — 974 с. — (Русский путь).
7. Янгиров Р. М.
   «Дребезжание моих ржавых русских струн…»: Из переписки Владимира и Веры Набоковых и Романа Гринберга (1940—1967) // In Memoriam: Исторический сборник памяти А. И. Добкина. — СПб,; Париж: Феникс-Athenaeum, 2000. — С. 345—397.
8. ↑ 123Бабиков А.
   Примечания редактора // Полное собрание рассказов / Владимир Набоков. сост. А. Бабиков. — М.; СПб: Азбука-Аттикус, Азбука, 2020. — С. 712—744. — 752 с. — ISBN 978-5-389-10586-7.
9. ↑ 123Грейсон, Джейн.
   Метаморфозы «Дара» // В. В. Набоков: pro et contra. — СПб: РХГИ, 1997. — Т. 1. — С. 585—630. — 974 с. — (Русский путь).
10. ↑ 12Diana Tetean.
    Симвoл кругa в твoрчeствe В. Нaбoкoвa. — Romanoslavica. — București, 2010. — Т. 46/2. — С. 187—194. — 284 с.
11. Набоков В. В.
    Искусство литературы и здравый смысл // Лекции по зарубежной литературе / Пер. с англ. под редакцией Харитонова В. А; предисловие к русскому изданию Битова А. Г. — М.: Издательство Независимая Газета, 1998. — С. 465—468. — 512 с. — (Литературоведение). — ISBN 5-86712-042-2.
12. ↑ 12Галинская И. Л.
    Исследовательские изыскания в сфере поэтики Владимира Набокова // Культурология : дайджест / РАН ИНИОН. — 2005. — № 3 (34). — С. 43—64.
13. Набоков В. В.
    Другие берега. — М.: Книжная палата, 1989. — 288 с.

Каждое произведение Владимира Набокова – это и откровение, и загадка для читателя. Он всегда стремился зашифровать свои планы, замыслы и даже точной даты рождения не оставил. Его виртуозная проза напоминает о необходимости не допускать клише и формул во фразах. Суть ее состоит в том, чтобы сотворить волшебные узоры и немыслимые образы, причем сделать это с высокомерной виртуозностью и изяществом. Владимир Набоков жил вдали от родины и питал свое мировоззрение в тесном эмигрантском кругу, но всегда помнил свое отечество, эта тема и стала центральной в его творчестве, как и в рассказе «Круг», о котором пойдет речь в данной статье.

«Круг»

Образ круга в рассказе Набокова – знак, который символизирует бесконечность, отображая непрерывность времени и жизни, их единство. Название рассказа формулирует основную тему и абзац за абзацем, а всего их в произведении 17, вводит в суть проблемы, явно или неявно, но соотносится с ходом повествования. Многие произведения этого автора требуют повторного прочтения, потому как первое – только беглое знакомство с героями, при втором же прочтении все окрашивается совершенно в другие тона, в этом и кроется загадка набоковской прозы.

В рассказе «Круг» много образов круга: падающий летунок, круги на воде, портрет отца и усадьбы – тоже своего рода круг – круг памяти. Представления героя о мире (ненависть к барству), его переживания (любовь к Тане, стыд за отца) – вся его жизнь – это круг. Краткое содержание «Круга» Набокова позволит увидеть, что рассказ связан с данным понятием не только на идейном, но и на композиционном уровне.

Знакомство с героями

Главный герой рассказа «Круг» – Иннокентий, эмигрант, живущий в Париже. Жил в России, «с грустью» вспоминает родные места, отца Илью Ильича, деревенского учителя: «лысая голова», «красноватый нос». Такое неприглядное описание автор дополняет отношением отца к сыну: «с ужасом и умилением» видел в сыне себя.

Далее читатель видит образ сельского аристократа Чердынцева. Рядом с ним Иннокентий, «юноша робкий, впечатлительный», ощущал себя плебеем, потому как «остро чувствовал социальную сторону вещей». При закладке новой школы Чердынцев кидает монету, которая «влипает ребром в глину». Здесь просматривается ненависть главного персонажа ко всему барскому: машина «противная», «жирненький шофер», «бабы-поденщицы».

В рассказе Набокова «Круг» появляется еще один образ – девочки Тани. Она врывается в его воспоминания как вихрь. Рядом с ее стремительным образом главный герой превращается в «несходчивого» троечника, учившегося «тяжело, с надсадом». И почти сразу он превращается в молодого человека, который блестяще окончил гимназию и поступил на медицинский факультет. Таким необычным поворотом в жизни Иннокентия автор, вероятно, хотел подчеркнуть непредсказуемость жизни.

Влияние Лермонтова

Также при анализе «Подвига» Набокова можно заметить влияние Лермонтова. Обращаясь к ночной сцене в Крыму, когда подростка остановил человек с револьвером, можно заметить красноречивую фразу «на повороте узкой каменистой дороги». В комментариях к роману сам автор книги «Подвиг» Владимир Набоков указал на стихотворение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…», это стало своеобразной отсылкой к творчеству писателя. Впрочем, весь эпизод разыгрывает лермонтовский мотив эпизода о смерти Вулича в произведении «Герой нашего времени». Печорин, возвращаясь домой в ночи, чуть не упал, споткнувшись обо что-то мягкое. Это оказывается разрубленная туша свиньи. Далее следует рассказ Вулича о встрече с пьяным казаком, изрубившим свинью. Тот шел в одиночестве по темной улице, когда неожиданно на него наскочил пьяный казак. Быть может, он бы прошел мимо, даже не заметив Вулича, но тот заговорил с ним: «Кого ты, братец, ищешь?» Воскликнув «Тебя!», казак набрасывается на него с шашкой и убивает.

Мартын, возвращаясь домой из Адреиза, как и Печорин «возвращался пустыми переулками станицы», слышит, как его окликают в ночной тиши. Это оказывается человек с револьвером, который велит ему становиться к стенке. Мартын, испытывая мучительный страх, проходит вперед, прикрывая сердце ладонью, и спотыкается о ногу человека, так же как Печорин споткнулся о тушу свиньи. Оказывается, никакой опасности не было: человек сидел, опустив голову и слегка похрапывая, от него пахло алкоголем. Такая аллюзия пьяного казака-убийцы в виде пьяницы-шута с револьвером, который одновременно играет и роль казака-убийцы, и свиньи, является глубоким и точным ходом в литературном плане.

Это не единственный пример введения в «Подвиг» Набокова лермонтовских реминисценций. У Лермонтова герой чужд этому миру, его скитания интерпретируются как трагическая судьба, которую персонаж, однако, избирает самостоятельно. Набоков же сдвигает нравственный ракурс: для него слово «изгнанник» становится «сладчайшим звуком». Духовное одиночество получило новую ценность, особую значимость.

Лермонтов делает акцент на печальном разрыве между героем и миром, в то время как отчужденность героев Набокова не мешает им наслаждаться окружающим, хоть и чужим миром. Мартын, будучи потерянным странником, находится в одиночестве в чудесном мире, который остается к нему равнодушен, но это приносит ему удовлетворение, а не печаль.

Мартын испытывает свою смелость в швейцарских горах, где едва не погибает, соскользнув со скалы. Эта опасность кажется ему более осязаемой, нежели та, которую он испытал в Крыму, и он гордится ею. Но со временем его посещают мысли, смог бы он повторить подобное добровольно, совершить подвиг не случайно, а намеренно? Мартын возвращается к обрыву, но не решается на него ступить. Однако, прежде чем отправиться в дальнюю экспедицию, герой решает «расплатиться с совестью» и проходится по опасному карнизу. Описание скалы вновь дает отсылку к произведению Лермонтова, напоминая о месте поединка и испытании судьбы персонажей в «Герое нашего времени».

Краткий пересказ

Иннокентия охватила сильная тоска по России, и на душе было беспокойно. Ему стало жаль свою тогдашнюю молодость, и он с грустью вспоминал прошлое. Так начинается рассказ Набокова «Круг». В кратком содержании не передать чувств, охвативших героя, поэтому продолжим пересказ его воспоминаниями о детстве.

Покойный отец был деревенским учителем в Лешино, вблизи усадьбы известного ученого Годунова-Чердынцева. Жил Иннокентий у тетки на Охте и рос необщительным и угрюмым мальчишкой. Учился без желания, но неожиданно для многих окончил гимназию с отличием и поступил на медицинский факультет. В Лешино к отцу он ездил на каникулы и вспомнил, как снесли старое здание и начали строительство новой школы. Он смотрел за реку, на заповедное имение барина Чердынцева, и его душила ненависть. Когда хозяин усадьбы помог его отцу выпутаться из какой-то политической истории, поэтому Илья Ильич подобострастно любил барина за заступничество.

Влияние Мейсона на другие произведения автора

Один из эпизодов романа Мейсона отозвался в следующем труде Набокова «Камера обскура». Героиня романа «Четыре пера» по имени Этне встречается с товарищем по службе Гарри. Они встречаются в саду за оградой, и тут появляется внезапно ослепший в Судане Дюрранс, за которого Этне самоотверженно пообещала выйти замуж. Слепой зовет возлюбленную, но та не отвечает, скрывая присутствие свое и собеседника. У Мэйсона поступок героини мотивирован благородными порывами души, в то время как у Набокова такая ситуация будет обыграна в духе жесткого гротеска: любовники будут наслаждаться друг другом, обманывая наивного слепца.

Знакомство с Таней

Продолжаем краткий пересказ «Круга» Набокова. Иннокентий был впечатлительным и обидчивым, отчего чувствовал себя очень одиноким и остро реагировал на социальную сторону жизни. Все, что касалось его летнего отдыха, усадьбы Чердынцева, ему казалось отвратительным. Седой лакей, жирненький шофер, гувернер-англичанин – вся барская челядь представлялась ему такой же.

Как-то Чердынцев пригласил их с отцом на семейное торжество в честь шестнадцатилетия дочери Татьяны. Вскоре Иннокентий получил от нее записку: девушка приглашала его не свидание. Ее приход и их близость казались юноше чудом. Но Татьяна плакала и говорила, что завтра уезжает, все кончено.

Двадцать лет спустя

«Круг» Набокова продолжаем встречей героев через двадцать лет. Иннокентий стал ассистентом профессора Бэра и от молодого геолога узнал о смерти Чердынского. В одной из командировок в Париже он случайно встретил его вдову, которая пригласила его в гости. Иннокентий познакомился с семьей Татьяны: у нее замечательный муж и десятилетняя дочка. Таня безо всякого стеснения вспомнила свое отдаленное прошлое. Потрясенный Иннокентий думал только о том, что Таня была такой же привлекательной и неуязвимой, как двадцать лет назад.

Анализ произведения

«Круг» Набокова – довольно необычное произведение и по особенности построения, и по смыслу. Кольцевая композиция и раскрывает смысл названия рассказа и воплощает главную идею о периодичности человеческой жизни. Рассказ – это череда воспоминаний главного героя, они не только сменяют друг друга, но и прерывают. В рассказе большое количество многоточий, которыми автор отделяет одну историю от другой.

Начинается роман со слов «во-вторых», что вызывает у читателей недоумение, как будто это отрывок какого-то произведения. Конечно, возникает вопрос: а что «во-первых»? Такая загадка, конечно, вызывает азарт и побуждает дочитать рассказ до конца.

Читатель с первых же строк вторгается в воспоминания главного героя. Иннокентий сидит в кафе Парижа вспоминает свое прошлое «с грустью» и «со стеснением сердца», и вместе с ним читатель уносится в начало XX века, в молодость героя, где были «зеленые утра», можно было «оглохнуть от иволог», когда жизнь была яркой и берешь от нее все, что она дает. С возрастом мир блекнет и становится скучнее.

Берлинский период

Незадолго до событий революции Набоков издает сборник своих стихов на собственные деньги. Революция 1917 года вынуждает семью Набоковых переехать в Крым, а еще через два года бежать из России. Семье удалось вывезти с собой некоторые ценности, благодаря которым они прожили первое время в Берлине. В это время Владимир учился в Кембридже, где продолжил писать стихи на русском языке. Также юный Набоков занимался переводом на русский «Алисы в стране Чудес» авторства Льюиса Кэррола.

В 1922 году семью потрясает убийство отца семейства – Владимира Дмитриевича Набокова. Это происходит в здании Берлинской филармонии: тот предпринял попытку нейтрализовать стрелявшего в Милюкова радикала, но был застрелен его напарником.

С этого года Владимир Набоков переезжает в Берлин и становится частью русской диаспоры, зарабатывая учительством: он давал уроки английского языка. Тогда же с помощью русских эмигрантов Набоков публикует свои рассказы в берлинских газетах и журналах.

1927 год ознаменовался свадьбой Набокова на Вере Слоним, а также выходом в свет его первого романа «Машенька».

До 1937 года Набоков издает 8 романов на русском языке, в том числе «Подвиг». С каждым произведением автор усложняет свой литературный стиль и экспериментирует с формой, подачей, содержанием. Хотя труды Набокова не печатались в России, они имели успех у русской эмиграции и по сей день считаются шедеврами русской литературы.

Годуновы-Чердынцевы

Продолжая анализ «Круга» Набокова, мы видим одинокого героя, но автор придает динамики интересным приемом, подчеркивая, насколько взволновали героя воспоминания: «прошлое» в его душе поднялось вместе с «поднявшейся грудью». Он вспоминает годы, когда был гимназистом. Картины прошлых лет сменяют одна другую и проносятся стремительно. Быстроту действию придает асиндетон: «молебен», «Чердынцев, монета».

В рассказе упоминается герой романа «Дар» – Чердынцев. Но точки зрения к его личности в этих произведениях диаметрально противоположны. В «Даре» сын Чердынцева вспоминает о своем отце как о выдающемся человеке, в «Круге» читатель смотрит на барина глазами сына деревенского учителя.

Дело, конечно, не в Чердынцеве, более глубокие чувства пробудили воспоминания о его дочери – Тане. Несколько раз Иннокентий ее встречал, она отличалась от простых людей – «ходила с гувернанткой», как аристократка. Они проходили «как вихрь», вспоминает он. Но эти слова относятся не столько к встречам с ней на набережной, сколько к тому, что она стремительно появилась в его жизни и так же быстро исчезла, оставив глубокий след в душе.

Вероятно, жизнь между этими встречами была не столь интересной, раз герой обо всем остальном вспоминает только парой предложений. Например, об учебе, поступлении на медфакультет. Чердынцев, вероятно, и здесь оказал какую-то помощь, потому что «благоговение его отца» «таинственно возросло» перед этим человеком.

Сравнение «Подвига» и «Четырех перьев»

Множество деталей из юности героя «Подвига» Набокова Мартына Эдельвейса перекликается с подробностями жизни англичанина Гарри при подробном анализе. Они оба были не слишком привязаны к отцу и по складу характера более походили на мать. С их отцами связана военная тема: папа Гарри был генералом, а отец Мартина владел коллекцией оружия. Подробный анализ «Подвига» Набокова и «Четырех перьев» Мейсона показывает, что матери героев символизируют тонкую, чувствительную натуру, воображение и эмоции. Мать Мартына даже была англоманкой: она часто говорила о Киплинге и скаутах, о воспитании детей по британскому образцу. В то же время в книге Мейсона немалую роль играют воспоминания отца Гарри о Крымской войне. Для него это бесконечная тема, напоминание о героических поступках его молодости. Рассказы о подвигах, страхе, риске и смерти во многом повлияли на развитие характера Гарри. В «Подвиге» Набокова Мартына застает в Крыму Гражданская война: на его глазах рушится рай его детства, что переворачивает его жизнь и мировосприятие.

Полученная «в наследство» богатая фантазия Фивершема становится его крестом. Он в ярких красках представляет, как может опозориться в бою, подвести товарищей и отца, а также расстроить свою невесту, почему и подает в отставку. Автор через все произведение пропускает тему противопоставления смелых, исполнительных, но нерассуждающих людей, какими были предки Гарри, людям утонченного, пусть даже несколько невротического склада характера – чувственным, изобретательным, робким, но в то же время способным проявить в нужный момент храбрость и смекалку.

«Подвиг» автора Владимира Набокова – роман о развитии характера, о взрослении и самовоспитании. В его произведении никто не обвиняет Мартына Эдельвейса в трусости, в отличие от романа А. Мейсона. В характере персонажа удивительным образом сочетаются тяга к рискованным поступкам и боязнь прослыть трусом. Врожденного хладнокровия в нем нет, но он наблюдает за собой, словно за стороны, подмечая свои недочеты и признаки малодушия.

Персонаж английского романа теряет свою карьеру и невесту лишь по той причине, что считает себя трусом. Друг Гарри утешает его, ссылаясь на Гамлета, который был непоколебим в решающий момент, несмотря на его предшествующие сомнения. В «Подвиге» Набокова шекспировская тема разворачивается несколько иначе. Помимо почти незаметно сюжетной аллюзии на «Гамлета» — мать героя выходит замуж за брата своего бывшего мужа – она сквозит и в чувстве вины Эдельвейса перед своим отцом. Мартын считает, что недостаточно его любил, в то время как он испытывает терзающую антипатию к дяде-отчиму и обиду на мать.

Анализ книги «Подвиг» автора Владимира Набокова также о относительно темы соперничества друзей. У Набокова это сюжетная линия Дарвина, который влюбляется в Соню, в то время как сам Мартин ее безнадежно и давно любит. У Мейсона же этот мотив имеет сложный сюжет, заканчиваясь благородным самоотречением: друг главного героя по имени Дюрранс отказывается от своих надежд на ответные чувства бывшей невесты Гарри. Мартын же, в свою очередь, заступается за отвергнувшего Соней друга, но не слишком настойчиво: и благородству есть предел.

Лешино

С возвращением в Лешино оживает и жизнь Иннокентия. Не случайно повествование прерывается ретардацией – воспоминанием о сыне кузнеца Василии, с которым Иннокентий рыбачил. Он наслаждался этими простыми радостями – купался «под этим теплым ситником». Его жизнь отличалась от жизни Тани. Не случайно в его воспоминаниях появляется кабинет отца, в котором Илья Ильич даже столик смастерил сам. Их образ жизни разительно отличался от жизни Чердынцевых.

Вспоминает герой и о том, как впервые увидел Таню с братом и отцом. Но он не останавливается на мимолетных встречах и переходит к жарким дням «в середине июня». Эта фраза не случайно обрывается и связывает два абзаца. Таким образом Владимир Набоков подчеркивает значительность произошедшего для Иннокентия, словно тот день без конца проигрывается и повторяется в его памяти.

Обед у барина

На обеде у Чердынцевых Иннокентий оказался вместе с отцом. Их образ жизни противопоставлен всему русскому, и в то же время писатель показывает, как рядом уживалось аристократическое и чисто народное, английское и русское – по дороге «двигались косари», а в усадьбе играли в «лоун-теннис»; главный герой «лущил семечки», а у Чердынцевых разливали «шоколад».

Конечно, несмотря на «гражданское презрение», которое герой испытывал, он находился в замешательстве. И дело было не столько в том, что он впервые оказался в том обществе, сколько в поведении Чердынцевых: хозяин играл с фокстерьером, его супруга Елизавета Павловна «что-то живо рассказывала». Люди, которые казались ему презренными, оказались искренними и простыми. Воспоминания о тех днях смешались в «пестрое марево», из которого Иннокентий отчетливо видел только «лицо Тани».

Герой в «Круге» Набокова не знает, как себя вести в этом обществе. Автор передает его состояние тем, что Иннокентий стал разговаривать с соседом «только потому», что «боялся молчать», беседа «была изнурительная», но он в отчаянии «за нее держался». Потом брат управляющего станет «воспоминанием позора», и герой рассказа будет избегать его. Но такова природа человека – использовать людей, когда общение с ними служит исполнению целей; человек стремится о них забыть, когда они приносят какие-то неудобства.

Детство автора

Писатель, литературовед, переводчик и энтомолог Владимир Владимирович Набоков – великий писатель, номинант на Нобелевскую премию по литературе. Владимир родился в интеллигентной семье 10 апреля 1899 года. С раннего детства его воспитывали на трех языках – русском, английском и французском. Таким образом будущий писатель в совершенстве овладел всеми тремя языками.

Первые годы жизни Владимира протекали в уюте и достатке в Петербурге, на Большой Морской набережной, а также в загородном имении семьи под Гатчиной, которое называлось Батово.

Образование юноша получил в Тенишевском училище Санкт-Петербурга – там же некогда обучался Осип Мандельштамп. В процессе учебы Владимир увлекается литературой и энтомологией.

Татьяна

Дочь Чердынцева и ее отец ведут себя непринужденно: он говорит «через стол со старухой» и держит за талию дочь, которая подбрасывает «на ладони мячик». Отец Иннокентия «улыбался впустую», а когда его попросили передать печенье, «залился счастливым смехом». Сам герой явно испытывает затруднения за столом, автор акцентирует на этом внимание – «боролся» с куском пирога. Как вдруг Татьяна предложила пойти с ней. «Вдруг» – столько неожиданности и волнения: он «жарко смутился», не сразу смог вытащить ногу из-под «общей скамейки».

Все его предубеждения о барщине разом пропали, он отрекся от былых занятий, прекратилось «ужение пескарей с Василием». Но в Иннокентии еще живы былые убеждения, внутренне он содрогался, «чувствуя измену» народу. Но противиться юношеским страстям он не мог. Полного портрета Тани автор не дает, указывая только те черты, которые остались в сердце Иннокентия: глаза, «волосы над губкой». Ведь только любящий человек может запомнить едва неприметные детали. Но к центру жизни девушки он так и не был допущен и «ненавидел всех», кто мог насладиться ее обществом: подруг, двоюродных братьев и собак.

Развязка наступила неожиданно: все «бесшумно смешалось, исчезло». Таня говорила, что уезжает, и, когда юноша «взмолился», пытаясь остановить ее, «поднялся сильный ветер». Тут сразу вспоминаются слова героя о том, что Таня проходила «как вихрь» с гувернанткой. Тут опять просматривается идея Набокова о круге: первый повтор в истории с Татьяной – это один из тех кругов, по которым человек ходит.

Вдохновение Мейсоном

В 1929 году на экраны вышел кинофильм «Четыре пера» по роману А. Мейсона. Данная картина считается последним значительным достижением американского немого кинематографа. В Германии она показывалась как раз в тот период, когда трудился над «Подвигом» Владимир Набоков, фото которого представлены в статье. Писатель нередко ходил в кинотеатры, так что не исключено, что он посетил этот сеанс, центральной темой показа которого было превозмогание страха. По сюжету фильма Гарри Фивершем, родившийся в семье военных, с детства знал, что ему уготована та же судьба, что и у его родителей. Но его впечатлительный нрав едва ли сочетается с военной карьерой. Дабы не проявить себя трусом во время военных действий, он уходит в отставку в тот момент, когда его полк должен отправиться в тяжелую и рискованную экспедицию в Судан. Его решение повлекло за собой чудовищные последствия: Гарри получает четыре белых пера: три — от сослуживцев и одно — от ушедшей от него невесты – позорный знак трусости. С этого момента жизнь Фивершема переворачивается: теперь он намерен восстановить утраченные честь и гордость, преодолев собственные страхи.

Возможно, это произведение повлияло на написание «Подвига». Набоков обратил внимание на А. Мейсона, видимо, в противовес модному в те времена Конраду, которому тогда стали подражать советские писатели. Набокову же были близки другие темы.

Встреча в Париже

После их расставания дорога, по которой он идет, кажется ему «шевелившейся» – война с немцами, карьера. Забылись и Таня, и ее отец. Известие о смерти Чердынцева не стало для него событием, и в воспоминаниях оно появится только в Париже, при встрече с Елизаветой Павловной. Но эта дорога, время изменили обоих. Иннокентий стал элегантным молодым человеком, ассистентом профессора, Елизавета Павловна превратилась в «сутуловатую даму» и сначала оцепенела от их встречи, и говорила «как-то через плечо», а Иннокентий не мог вспомнить о том, «как и когда погиб ее муж».

О чем они говорили, Владимир Набоков не рассказывает читателю. Сразу переносит нас к приходу Тани – она изменилась внешне, но внутренне осталась такой же непринужденной, вспоминая «то отдаленное лето». Иннокентий не может понять, отчего воспоминания о Чердынцеве не вызывают у них слез, и думает, что Елизавета Павловна и Таня «держали фасон». Но скорее всего годы сделали свое дело, боль утихла, и они смирились с горем.

Когда приходит муж Тани, Иннокентия представляют ему как «сына школьного учителя», и он вновь чувствует снисхождение, разницу в социальном положении и думает «злорадно», что теперь им «не на что учить» по-иностранному детей. Возможно, сыграла роль и какая-то ревность к Таниному мужу, поскольку «беседа не ладилась». Когда Елизавета Павловна рассказывает о сыне, звучит отсылка к роману «Дар». Вероятно, автор хотел этим сказать, когда заканчивается одна история, начинается другая. Произведение писатель заканчивает словами «во-первых». Все тот же круг.

Эмиграция в США

В конце 30-х годов политика нацистской власти положила конец русской диаспоре, так что Набоковы отправляются в Париж, а с началом Второй мировой войны они эмигрируют в США. С исчезновением русскоговорящей публики Набоков вынужден писать на английском языке. Так он пишет свой первый роман на английском – «Подлинная жизнь Себастьяна Найта» — и больше никогда не издает произведений на русском, если не считать автобиографии и авторского перевода «Лолиты».

Поскольку его англоязычные романы не возымели большого успеха, Набоков глубоко увлекается энтомологией. Путешествуя по Америке в периоды отпусков, он работает над «Лолитой». Спорная тема романа ставила под угрозу его публикацию, однако автор смог найти издательство, которое помогло роману выйти в свет и в дальнейшем принести писателю мировую известность.

Отзывы

Во многих рецензиях к «Кругу» Набокова отмечается, что интересна и сама композиция рассказа: начинается с эпилога, за ним следует экспозиция – детство главного героя. Завязка – знакомство с Таней, кульминация – их прощание. Развязка – встреча в Париже и эпилог – размышления в кафе. Вся история заключена в круг. Этот образ проходит через весь рассказ. «Круг» – заголовок, Иннокентий смотрит в детстве на круги на воде, композиция рассказа – круг и суть нашего существа.

С первого взгляда может показаться, что нельзя вырваться из этого круга, но это не так. Главный герой делает вывод, что «ничто не пропадет», сокровища накапливаются «в памяти». Читатели в своих отзывах к «Кругу» Набокова пишут, что автор пытается донести в этом рассказе важную мысль: жизнь прекрасна каждым ее мгновением, каждым эпизодом. Иногда кажется, что мы ходим по кругу, но нужно ценить все, что происходит в жизни.