Особенности народных сказок в обработке платонова

Раздел: История журналистики

В статье рассматриваются способы адаптации текстов русских народных сказок к восприятию детьми.

Ключевые слова: обработка, пересказ, народная сказка

Адаптация в одном из значений этого слова — упрощение (об­легчение) текста для недостаточно подготовленного читателя. Адап­тация в детской литературе — гораздо более сложный, глубинный процесс, требующий от писателя (поэта) художественного мастер­ства и высокого уровня профессионализма. Как и всякий детский писатель, обработчик или пересказчик должен иметь «ум возвы­шенный, образованный, взгляд на предметы просветленный»¹. Порой ему приходится выступать в роли текстолога, фольклориста. Он дол­жен знать психологию детского восприятия, особенности языка и стиля детской литературы.

Немаловажную роль здесь играет авторская индивидуальность обработчика или пересказчика.

Обработка и пересказ русских народных сказок — тема, заслу­живающая серьезного научного исследования. Сказки — не только занимательное детское чтение. Они являют собой сохраненную памятью народной и воплощенную в образном, ясном и точном слове нравственную идею (торжество справедливости и правды, победу добра над злом, идеальный образ народного героя). Живость и изобретательность народного ума ощутимы в сказке с особой очевидностью.

Путь, который прошла народная сказка от научной записи ска­зочных текстов учеными-фольклористами до литературной обра­ботки ее вариантов для детей, долог и тернист.

Несмотря на то что сказки бытовали на Руси с древнейших вре­мен, записи их появляются лишь в XVII в. С тех пор слово «сказка» стало употребляться в современном значении. До этого были «байки», «бахари». Известный ученый-фольклорист Б. М. Соколов объясняет это «общим церковным направлением древнерусской книжности, всячески сопротивлявшейся проявлению в книге светской, тем более устной литературы» (Соколов, 1930: 41).

Интересно, что и в летописях, и в различных сказаниях, и в жи­тиях можно найти немало отголосков и переработок устного на­родного творчества. Достаточно сослаться хотя бы на известное «Житие Петра и Февронии Муромских», почти целиком состоящее из сказочных мотивов о «мудрой деве» — разгадчице и советчице.

В XVI—XVII вв. в рукописях начинают широко распространять­ся пришедшие на Русь восточные и западные сказки. Для примера можно привести известные повести-сказки об Еруслане Лазареви­че, о Бове Королевиче, о Шемякином суде и другие. Как считает Б.М. Соколов, «все эти сказки сильно русифицировались и даже в письменном своем виде приобрели облик чисто русского сказоч­ного стиля» (там же).

Одни из первых записей устных русских сказок принадлежат англичанину Коллинсу Путешествуя при царе Алексее Михайло­виче по Руси, Коллинс записал две интересные сказки о царе Иване Грозном.

Проникновению устной сказки в литературу благоприятствова­ло то, что грамотные русские люди усердно переписывали произ­ведения сказочного характера. Но это были большей частью упо­мянутые выше повести-сказки иноязычного происхождения. Они распространялись и в виде лубка. Русские сказки редко можно об­наружить в рукописях XVIII в.

Под влиянием популярности в Западной Европе авантюрного волшебного рыцарского романа и «феерической» сказки (напри­мер, известного французского сборника сказок Ш. Перро, 1697) и в нашем отечестве стали составлять подобные сборники «рыцар­ских» галантных сказок, где от русских сказок и былин оставались лишь имена и некоторые подробности. Примером этого могут слу­жить сборники М.Д. Чулкова — «Пересмешник, или славенские сказки» (1766—1768), «Русские сказки, содержащие древнейшие повествования о славных богатырях; сказки народные и прочие, оставшиеся через пересказывания в памяти приключения» (1780— 1783), «Славенские вечера, или приключения славенских князей» М.И. Попова (1770—1771). Подлинных же русских сказок в подоб­ных сборниках почти не было. Так, Б.М. Соколов выделяет лишь сборник «Сказки русские, собранные и изданные П. Тимофеевым» (1787) с несколькими подлинными записями (там же: 5).

Авторы учебного пособия «Русское народное поэтическое твор­чество» отмечают сборники С. Друковцева «Бабушкины сказки» (1778), «Сова, ночная птица» (1779). В них «некоторые пересказы сказок даны не только с сохранением народности сюжетов и обра­зов, но отчасти и языка: о том, как муж “учил” нерадивую жену, и о том, как мужик обманул глупую барыню» (Новикова, 1969: 159). Малое количество подлинных записей во многом зависело от лите­ратурных вкусов тогдашнего читающего общества. Характерен, на­пример, следующий факт. В сборник «Русские сказки» М.Д. Чулков ввел три действительно настоящие народные сказки. Но именно это вызвало отрицательную реакцию критики: «Из прибавленных издателем новых сказок, некоторые, как-то о воре Тимохе, Цыгане и пр., с большею для сей книги выгодою могли бы быть оставлены для самых простых харчевен и питейных домов, ибо самый неза­мысловатый мужик без труда подобных десяток выдумать сможет, которые ежели все печати предавать, жаль будет бумаги, перьев, чернил и типографских литер, не упоминая о труде господ писате­лей» (Соколов, 1930: 27).

В конце XVIII в. часто печатались сборники, в которых преоб­ладали переделки и пересказы сказок волшебных. Научных целей составители не преследовали — они стремились дать читателям лишь легкое, занимательное чтение. О многом говорят даже назва­ния этих книг: «Лекарство от задумчивости и бессонницы, или На­стоящие русские сказки» (СПб., 1786), «Старичок-весельчак, рас­сказывающий древние московские были» (СПб., 1790) и др.

В первой четверти XIX в. популярны были дешевые издания книжек сказок. В лубочных изданиях редко встречались народные сказки в подлинном виде, без переделки. Язык этих изданий, как правило, безвкусный, стиль далек от народного. Критика относи­лась к лубочной литературе отрицательно, называя ее «низкопроб­ной», «базарной».

Собиратель сказок А.Н. Афанасьев писал в 1854 г. об изданиях народных сказок первой половины XVIII в.: «…сборники сказок, изданные в разное время, не много дадут любителю народной сло­весности; составлялись они и печатались людьми, мало приготов­ленными к этому делу и с целями вовсе не археологическими и не литературными. В сказках видели одну забаву, достойную низшего слоя общества или детского возраста, и потому всякий считал за собою полное право переделывать их по-своему. Книжная торговля наша наводнялась и до сих пор продолжает наводняться множест­вом серых, неприятных, обильных опечатками изданий, в которых под именем народных русских сказок печатаются столь искажен­ные, что в них трудно доискаться не только следов народности, но и самого смысла. Здесь допущены и переводы, и переделки, и присочинения — плод собственной досужей фантазии издателей, а меткая и выразительная народная речь заменена бесцветною и не всегда правильной прозой»² (Афанасьев, 1957: 384—385).

В.Г. Белинский в статье «О народных сказках» (1844) сетует на то же: «Сказок на Руси множество. Г-н Сахаров насчитывает их до 120 названий, говоря только о тех из них, которые попали в печать. Но это богатство, в сущности, немногим разнится от совершенной нищеты: почти все эти сказки дошли до нас в искаженном виде, а большая часть и доселе сохранившихся в памяти народа еще не собрана. Не только наши литераторы прошлого века, но даже и простолюдины, занимавшиеся т.н. лубочными изданиями, иска­жали их»³.

По мнению Б.М. Соколова, «пробуждение живого интереса к народной сказке проявляется в конце 10-х и особенно в 20-е гг. XIX в. в связи с влиянием пришедшего к нам с Запада романтиче­ского направления в области литературы и философии, с культи­вируемым им принципом “народности”, со стремлением постиг­нуть “дух народа”, с интересом к глубокой старине» (Соколов, 1930: 6).

Сказка начинает цениться как сокровищница родного языка, как средство воспитания и — что особенно важно — служит мате­риалом для создания самобытных произведений литературы.

К записи и художественной переработке сказок обращаются многие писатели того времени. О воспроизведении сказок в лите­ратурной форме можно говорить с 30-х гг. XIX в. Тогда увидели свет сказки В.А. Жуковского и А.С. Пушкина, «Конек-Горбунок» П.П. Ершова, «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н.В. Гоголя и др.

Начинается собирание русских народных сказок. Первым можно назвать В.И. Даля, записавшего до тысячи сказок. И это записи подлинно народных сказок.

В 1838 г. появляется небольшой сборник Богдана Бронницына (псевдоним неизвестного автора) «Русские народные сказки», включающий пять сказок («О Василисе, золотой косе, непокрытой красе, и об Иване Горохе», «О богатыре Голе Воянском», «О безсчастном стрелке», «О Иване Кручине, купеческом сыне», «О сере­бряном блюдечке и наливном яблочке»)⁴. Эти сказки представляли собой довольно удачные обработки записей «со слов хожалого ска­зочника, крестьянина из подмосковной деревни, которому расска­зывал старик, отец его» (как сообщает сам автор в обращении к читателям). «В них замечателен склад рассказа, представляющего по большей части сбор разномерных русских стихов. Самое содер­жание сказок мне показалось любопытным, представляя изобре­тательность воображения при всей простоте народной речи»⁵.

Несомненно, в основу этих сказок легли сюжеты настоящих народных сказок.

Но и это издание грешит недостатками. Книжный стиль превра­тил, например, сказку о Василисе в повесть, похожую на мнимые сказки XVIII в.

Тем не менее известный сказковед В.П. Аникин не без основа­ния отмечал, что «именно начиная с Богдана Бронницына писатели вступили на верный путь обработки сказок» (Аникин, 1970: 5).

Большую популярность имели фольклорные сборники И.П. Са­харова, в частности его «Русские народные сказки» (СПб., 1841). Но он дал в большинстве случаев лишь «подправленные» в псев­донародном духе тексты из разных известных до него источников (например, былин из сборника Кирши Данилова, лубочных сказок из сборника М. Чулкова), а иногда и тексты, явно фальсифициро­ванные, например сочиненную им самим сказку об Анкудине.

Именно сборники Б. Бронницына и И.П. Сахарова (из-за вклю­чения в последние шести подлинных записей) АН. Афанасьев вы­деляет из всех остальных печатных сборников как «заслуживающие внимание»⁶.

Можно отметить также небольшую книжку Е.А. Авдеевой «Рус­ские народные сказки для детей» (СПб., 1844), в которую было вклю­чено семь подлинно народных (в точной записи) сказок о животных.

«Народные русские сказки» А.Н. Афанасьева (8 выпусков с 1854 по 1886 г.) открыли в России издание подлинных народных текстов. Вслед за этим собранием, ставшим классическим, выходят множе­ство сказочных сборников.

Расцвет собирания и изучения русской народной сказки прихо­дится на начало XX в. Большей серьезности собирательской работы способствовала возникшая еще в начале 900-х гг. при Русском гео­графическом обществе специальная Сказочная комиссия под пред­седательством С.Ф. Ольденбурга. Это время научного подхода к собиранию сказок.

Знаменитый писатель и лексикограф В. И. Даль собирал и перера­батывал народные сказки, и еще в 1832 г. выпустил их отдельным сборником «Русские сказки. Пяток первый».

Работая над своими сказками, В.И. Даль не ставил себе целью сделать их детским чтением. Народный язык — вот для него глав­ное в сказках: «Не сказки сами по себе были мне нужны, — пишет он, — а русское слово, которое у нас в таком загоне, что ему нельзя было показаться в люди без особого предлога и повода — сказка по­служила поводом. Я задал себе задачу познакомить земляков своих сколько-нибудь с народным языком и говором, которому открыва­ется такой вольный простор и широкий разгул в народной сказке…»⁷.

В.И. Даль внес в русскую литературу новый стилевой прием сказовой прозы, блестяще воплощенный впоследствии в сказках Н.С. Лескова, А.М. Ремизова, П.П. Бажова.

Следует отметить, что метод работы В.И. Даля над фольклором многие современники вообще считали «разрушительным», так как автор зачастую решительно вмешивался в текст сказки.

К критикам В.И. Даля относился и В.Г. Белинский, который считал фольклор неприкосновенным. Он придерживался мнения, что русская народная сказка имеет свой смысл только в том виде, в котором создала ее народная фантазия. Но писатели отстаивали свое право на литературный вариант. В середине XX в. один из ма­стеров пересказа русских народных сказок для детей А.Н. Нечаев писал: «Литературный вариант оправдан тогда, когда он не иска­жает народного замысла, когда становится одним из лучших, а не произвольных вариантов, когда образ избранного писателем фоль­клорного героя дополняется и проясняется, оставаясь самим собой»⁸.

А.С. Пушкин высоко ставил В.И. Даля — «даровитого писателя и выдающегося знатока народной жизни» — и советовал послед­нему писать роман и сказки. Известно даже, что А.С. Пушкин сам передал ему содержание сказки о Георгии Храбром и о воине. И есть предположение, что писатель-сказочник, в свою очередь, познако­мил великого поэта с народной сказкой о рыбаке и рыбке, которую A.С. Пушкин переложил по-своему.

В 1871 г. В.И. Даль предпринял издание двух книг для детей в собственной обработке: «Первая первинка полуграмотной внуке. Сказки, песенки, игры» (СПб.) и «Первинка другая. Внуке грамотейке с неграмотною братиею. Сказки, песенки, игры» (СПб.). Кро­ме того, он отредактировал и «пересмотрел» сборники своей жены Е.Л. Даль (Соколовой) «Крошки» (СПб., 1870), «Картины из быта русских детей» (СПб.; М., 1875).

В предисловии к «Первой первинке полуграмотной внуке» B.И. Даль пишет: «…родители и воспитатели, не ведая что творят, направляют всю духовную и нравственную жизнь нашу на чужби­ну — а человек, не приуроченный с пелен к своей почве, едва ли к ней приживется. А как ему к ней приурочиться, коли он соком ее не питался и едва ее знает?»⁹.

Первым научным издателем и редактором-составителем русских сказок для детей стал Александр Николаевич Афанасьев (1826—1871).

Как считает известный сказковед В.П. Аникин: «Без него сокро­вища сказочного фольклора могли затеряться, погибнуть. Фольклор, много веков передававшийся от поколения к поколению, в середи­не XIX столетия вступил в кризисную пору, когда потревоженная социальной новизной творческая мысль народа устремилась на новые предметы — и полноценное искусство рассказывания ска­зок стало встречаться все реже и реже. Афанасьев своим изданием спас от забвения для будущих поколений ценнейшие произведе­ния искусства народа. Сказки сохранили всю глубину смысла, бо­гатство вымысла, свежесть выраженного в них народного нрав­ственного чувства, блеск поэтического стиля»¹⁰. Афанасьев извлек из архива Русского Географического общества все хранившиеся там сказки. И это сказки не из одной какой-нибудь местности. В его распоряжении оказалось общерусское достояние. Передал ему свои записи и В.И. Даль.

А.Н. Афанасьев считал необходимым сопровождать текст сказок «нужными филологическими и мифологическими примечаниями» (письмо А.А. Краевскому от 14 августа 1851 г.)¹¹. «Цель настоящего издания, — пишет А.Н. Афанасьев, — объяснить сходство сказок и легенд у различных народов, указать на ученое и поэтическое их значение и представить образцы русских народных сказок».

Именно к этому призывали представители так называемой «ми­фологической школы». «Это направление в науке о фольклоре, — писал В.П. Аникин, — характеризуется особым методом. Его при­верженцы усматривали в происхождении народно-поэтических образов зависимость от древнейших мифов и сводили смысл про­изведений фольклора к выражению немногих понятий и представле­ний, порожденных обожествлением природы — солнца и грозы»¹².

Здесь уместно вспомнить написанную уже в наши дни статью В.В. Виноградова «Вода из копытца» о сказке «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». Автор проводит анализ того, что представляет собой на мифологическом уровне вода из копытца, которую выпил герой сказки. Речь идет о камнях-следовиках с «животной» семан­тикой, о магической силе воды из следов, оставленных символи­ческими людьми и животными. «Собственно сказочная семантика может быть интерпретирована только исходя из мифологических истоков»¹³, — делает вывод В.В. Виноградов.

Несмотря на некоторые серьезные недостатки, сборник А.Н. Афа­насьева является важнейшим для фольклористической науки со­бранием русского сказочного материала, до сих пор количествен­но не превзойденным. Он служит источником многочисленных научных изысканий русских и зарубежных фольклористов, а также художественного творчества писателей.

Интересно, что сказки, изданные А.Н. Афанасьевым, переклика­ются с творчеством многих русских поэтов и писателей (А.С. Пуш­кина, П.П. Ершова, С.Т. Аксакова, Н.С. Лескова и других). Как верно заметил В. П. Аникин, «встреч писательского творчества и сказок народа на страницах афанасьевского собрания немало»¹⁴.

Так, в сказке «Шабарша» мы узнаем пушкинского Балду. В дру­гой сказке (из цикла «Не любо — не слушай») встречается прозви­ще попа, которым воспользовался А.С. Пушкин — «толоконный лоб». «Перечитавши сам Вашу книжку, я не спрятал ее и от детей своих, и даже шестилетний мой Вячко заполз в нее своими глазен­ками… Вследствие этого я, в должности отца, обращаюсь к Вам с всепокорнейшей просьбой: нельзя ли вместе с этим изданием для ученых печатать сказок и для детей — голый текст, литературным правописанием, переводом слов не общепонятных (под строкою) и с выпуском тех сказок, которые детям читать некстати?» (цит. по: Грузинский, 1987: 114) — писал известный русский этнограф И.И. Срезневский.

Это письмо И.И. Срезневского напечатал А.Е. Грузинский — первый биограф АН. Афанасьева, располагавший материалами архива русского фольклориста. Опубликовал он и второе письмо И.И. Срезневского, датированное 1858 г., где вновь звучит то же пожелание: «Заслуга Ваша, повторяю старую песню мою, была бы еще более, если бы Вы не забыли и деток наших (у меня у самого их есть малая толика, из них четверо грамотных, потому я и говорю смело)» (там же: 115). И А.Н. Афанасьев не забыл.

Два тома «Русских детских сказок» увидели свет лишь в 1870 г., за год до смерти фольклориста.

Исследователь творчества АН. Афанасьева А. Налепин объяс­няет «неторопливость автора вовсе не его академической медли­тельностью». «Дело в том, что книга “Русские детские сказки” адресовалась автором читателям юным, и это обстоятельство опре­делило особую тщательность и щепетильность в ее создании. Люди взрослые могли бы простить автору небольшие недочеты, но ребе­нок — читатель особого рода, фальши и невнятной скороговорки не терпящий. Именно поэтому была такой долгой издательская история этой удивительной книги с прекрасными ясными рисун­ками Н. Каразина, которая только лишь с 1883 по 1918 г. выдержа­ла семнадцать изданий — факт сам по себе для тех времен удивительный»¹⁵.

Известно, что Афанасьев, прежде чем издать свой научный сбор­ник, некоторые записи фольклорных текстов литературно обраба­тывал. Он не видел ничего зазорного в стилистической переделке сказки, ее слога. Но и обработанный предварительно полный свод сказок (1854—1866) фольклорист никогда не считал годным для детского чтения. Сказки, в него включенные, сохраняли особен­ности местных народных говоров, жестокие подробности, которые могли ранить детскую душу.

Напротив, детское издание было всецело приспособлено для использования сказок в качестве детского чтения. Афанасьев уме­ло отобрал из 600 сказочных текстов наиболее подходящие 89.

Работа по собиранию сказок, бытующих в народе, ведется и в наше время. И она никогда не может считаться завершенной, несмотря на то что на смену народному сказителю давно пришел писатель.

Классические образцы обработки и пересказа русских народных сказок для детей дошкольного и младшего школьного возраста были созданы в XIX в. КД. Ушинским, Л.Н. Толстым; в XX в. — АН. Толстым, АН. Нечаевым, М.А. Булатовым, И.В. Карнауховой, А.П. Платоновым. Список писателей-обработчиков можно продол­жить: А.М. Ремизов, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Б.В. Шергин, П.П. Ба­жов, О.И. Капица, Б.А. Привалов, М.М. Сергиенко и другие. Каждый их этих обработчиков имеет свой почерк, свои индивидуальные подходы к пересказу.

Многолетняя практика обработки и пересказа русской народной сказки диктует писателям свои правила, устанавливает свои законы.

Может ли детская сказка полностью повторять фольклорные записи? Нуждается ли текст в обязательной обработке? Как именно следует обрабатывать народную сказку?

Совершенно очевидно, что «ребячьи», «детячи» сказки, предназна­ченные самым маленьким детям, почти не нуждаются в обработке. Они дошли до нас в первозданном виде. «Ладушки», «Сорока-белобока», «Идет коза рогатая», колыбельные песенки, потешки-прибаутки, уговорушки, считалки из поколения в поколение переходят к детям и почти не меняются по форме и содержанию. То же можно сказать о народных сказках, которые входят в жизнь ребенка с двух­трехлетнего возраста. «С удивительным педагогическим тактом они вбирают для детей круг доступных им представлений. Они об­лекаются в цепную форму, когда одна и та же фраза повторяется неоднократно, но каждый раз с новым прибавлением или вариа­цией («Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, я от зайца ушел… Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, я от зайца ушел, я от волка ушел…» и т.д.). Ребенку доставляет огромное наслаждение то, что он заранее знает, что сейчас будет сказано. Попробуйте что-нибудь пропустить — вас сейчас же остановит маленький слушатель» (Кар­наухова, 1966: 10). Такие сказки можно издавать по фольклор­ным записям, поясняя, быть может, только непонятные слова.

Основной пласт русских народных сказок (волшебных, сатири­ческих, бытовых) для детей не предназначен. Их трудно (да и не следует) читать детям. Есть специалисты, утверждающие, что фоль­клорную сказку переделывать не следует, нужно только отредакти­ровать запись, убрать из нее грубости, непристойные слова и сцены. По мнению истинных мастеров-фольклористов, это глубочайшее заблуждение. Сказки «в своей живой народной жизни не являются произведением, для детей предназначенным» (там же).

Они рассказывались (устно), как правило, мужчинами во время небольших передышек и по вечерам в период сезонных работ. В под­линных записях текст сказок передается с соблюдением всех диа­лектных и языковых особенностей. Их даже взрослым читать не­легко. Но убрать из подлинной записи диалектизмы, излишнюю грубость, «перевести» ее на литературный язык — это далеко не все, что требуется. Нельзя забывать, что народная сказка родилась как устный жанр. Когда записывается текст ее из уст сказочника, в том тексте много недоговоренностей, «пустых» мест, которые в живом рассказе восполняются жестами, мимикой, интонацией. Обработчик должен «словом донести до читателя то, что зрителю-слушателю было показано жестом» (там же).

Но самое главное — раскрыть читателю подлинно народный смысл сказки, ее моральную сущность, ее идейное содержание. Ибо воспитательная роль сказки в становлении миропонимания ребенка ни с чем не сравнима.

Обработчик начинает с того, что находит необходимый ему сю­жет. Не всякую сказку можно давать детям. Не следует вводить в круг детского чтения сказки о ловких ворах, злобной хитрости, ко­торая оказывается непобежденной и неразоблаченной и тд.

Каждый сюжет в сборниках сказок имеет десятки вариантов. Обработчик может выбрать, по его мнению, лучший и работать над ним. Может взять лучшее из нескольких вариантов и создать свой, новый. Может, наконец, рассказать сказку совсем по-новому Из­вестно, например, что для пересказа «Сказки о молодильных яблоках и живой воде» А.Н. Толстой использовал восемнадцать ее вариан­тов. А работая над сказкой «Иван — коровий сын», изучил двадцать два варианта из разных источников и только шесть из них привлек к созданию собственного текста. Каждый раз, работая над своим вариантом сказки, А.Н. Толстой проделывал основательную подго­товительную работу Он изучал материал, опубликованный в раз­личных сборниках (А.Н. Афанасьева, Д.Н. Садовникова, Д.К. Зе­ленина, Н.Е. Ончукова, А.Н. Смирнова, М.К Азадовского и др.), а также рукописные записи. Он специально приглашал к себе ска­зочника М.М. Коргуева. Записанный за ним текст сказки «Андрей-стрелец» с привлечением других записей положен в основу одной из лучших сказок, обработанных писателем, — «Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Обычно в текст-основу вноси­лись наиболее выразительные детали из параллельных вариантов. Все сказки пересказаны писателем современным литературным язы­ком. А.Н. Толстой первым осуществил методику «чистого пересказа».

С особых творческих позиций подходил к работе над народными сказками А.П. Платонов. Стремясь приблизить их к восприятию современными читателями, писатель избегал архаических стили­стических оборотов, смело вводил в повествование стиль бытового рассказа и психологической повести, современные слова и выра­жения. Он удивительно тонко понимал возможности соприкосно­вения народной сказки с другими жанрами. Сюжет «Волшебного кольца» — один из самых популярных сюжетов русской народной сказки. В записях известно более двадцати вариантов его. А. П. Пла­тонов заимствует из множества источников мелкие детали и лишь условно придерживается общей сюжетной линии, «по-платоновски» рассказывая сказку.

В любом случае обработчик должен знать все варианты подлинно народных сказок, «любить и чувствовать» сказочный язык, пони­мать заложенный в сказке смысл, ее мораль и не грешить против типичного, традиционного народного образа, наделяя его несвой­ственными для народного фольклора чертами. Иванушка или Иван-царевич, например, не может быть жадным и корыстолюби­вым. А у А.Н.Толстого в «Сказке о сером волке» Иван-царевич «обзарился на золотую клетку». Такие ошибки и неточ­ности допускают иногда даже маститые писатели-обработчики.

О языке народной сказки для детей высказываются разные мнения. «Можно переводить ее в план литературной речи, как де­лали это классики (Одоевский «Мороз Иванович», Ушинский «Слепая лошадь», Л. Толстой «Два брата» и т.д.). Можно и сохра­нить строй, синтаксис, музыкальную интонацию народного язы­ка, — писала И.В. Карнаухова. — Но для того, чтобы язык сказки, очищенный от излишних архаизмов, областных слов и искажений, зазвучал как подлинно народный, он должен быть органичным для автора, родным и любимым им» [там же]. По языку народная сказка всегда «прозрачная, скупая, ясная». Таким должен быть и обработанный текст. Обработчики должны помнить о том, что подлинная народная сказка заключает в себе философское обоб­щение (идею, мораль), причем мораль не высказывается открыто, она вытекает из содержания сказки. Детская сказка оптимистична. Она реалистична и в то же время фантастична и гиперболична, ибо дети «понимают и помнят не рассудком и памятью, а вообра­жением и фантазией» (Белинский, 1983: 378).

А вот аллегория в детской сказке вряд ли уместна. Абстракция недоступна сознанию ребенка. Она чужда ему. Непременными тре­бованиями к обработанной народной сказке остаются действенный сюжет, «запутанная» фабула (на пути героя возникают все новые и новые препятствия, и он должен их преодолевать), деятельный герой.

У каждого писателя своя — индивидуальная, творческая — манера изложения. Поэтому предлагать раз и навсегда заданную технологи­ческую схему обработки русских народных сказок не имеет смысла.

В статье рассматриваются только принципиальные вопросы адаптации текста русской народной сказки к детскому восприя­тию. Все эти требования необходимо знать редакторам и состави­телям сборников сказок.

В нынешних условиях издатели детской книги, стремясь к «без­гонорарным» вариантам, предпочитают иметь дело с классикой, фольклором, народной сказкой. Издаются десятки сборников сказок. Качество составления и редактирования многих из них оставляет желать лучшего. Редакторам детской литературы, составителям сборников необходимо знать рассмотренные в статье принципиаль­ные вопросы адаптации текста русской народной сказки к детскому восприятию.

Примечания 

¹ Белинский В. Г. Прогулка с детьми по С.-Петербургу и его окрестностям // В. Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов о детской литературе. М., 1983. С. 52. 

² Афанасьев А.М. Народные русские сказки: В 3 т. М., 1957. С. 384—385.

³ Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1954. Т. 5. С. 660.

⁴ Русские народные сказки, собранные Б. Бронницыным. СПб., 1838. С. 111.

⁵ Там же.

⁶ Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. М., 1990. Т. 3. С. 383.

⁷ Даль В. И. Полн. собр. соч.: В 10 т. СПб.: М., 1898. Т. 10. С. 550.

⁸ Цит. по: Старостин В. Илья Муромец. Богатырские былины. М., 1967. C. 157-158.

⁹ Даль В. И. Первая первинка полуграмотной внуке. Сказки, песенки, игры. М., 1871.С. 21.

¹⁰ Афанасьев А. Н. Указ. соч. С. 10.

¹¹ Там же. С. 11.

¹² Там же.

¹³ http://anthropology.ru/ra/texts/vinogr/mis18_17.html.

¹⁴ Афанасьев А.Н. Указ. соч.

¹⁵ Там же. С. 114.

Библиография

Аникин В. П. Писатели и народная сказка // Русская сказка в обработке писателей. М., 1970.

Афанасьев А.М. Народные русские сказки: В 3 т. М., 1957.

Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1954. Т. 5.

В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов о детской ли­тературе. М., 1983.

Грузинский А. Е. А. Н. Афанасьев (Биографический очерк): Сб. статей. М.: Детская литература, 1987.

Даль В.И. Первая первинка полуграмотной внуке. М., 1871.

Даль В.И. Полн. собр. соч.: В 10 т. СПб.; М., 1898. Т. 10.

Карнаухова И. В. Русские богатыри: былины и героические сказки в пересказе для детей. М., 2008.

Карнаухова И.В. Главное раскрыть смысл // Детская литература. 1966. № 7.

Народные русские сказки. Из сб. А. Н. Афанасьева / вступ. ст. и сло­варь малоупотребительных и областных слов В. П.Аникина. М., 1990.

Проблемы детской литературы и фольклор. Сборник научных трудов. Петрозаводск, 1999.

Русские детские сказки, собранные А. Н. Афанасьевым / науч. ред. текста, предисл. и примеч. В. П. Аникина. М., 1987.

Русское народное поэтическое творчество / под ред. А. М. Новикова. М., 1969.

Соколов Б. М. Сказки. Русский фольклор. М., 1930.

Поступила в редакцию 14.11.2010

А. Н. Афанасьевым в
1855—1863 гг. в восьми выпусках публикуется
сборник «Народные русские сказки». В
первом издании, отсутствовало распределение
сказок по тематическим группам. Второе
издание сборника сказок (посмертное) в
четырёх книгах (томах) было подготовлено
самим Афанасьевым. Сказки разделены по
тематическим группам (сказки о животных,
волшебные, новеллистические, бытовые
сатирические сказки, анекдоты), примечания
составили четвёртый том, куда вошли
также лубочные сказки.

Благодаря Афанасьеву
читатель впервые познакомился с русской
народной сказкой во всем ее богатстве
и разнообразии (до выхода этого сборника
выпускались лишь лубочные издания и
всякого рода стилизованные обработки).
С изданием «Русских народных сказок
из собрания А.Н. Афанасьева» у
современного читателя появилась
возможность встретиться с подлинным
богатством русского фольклора. В книге
есть как знакомые всем с детства
«Гуси-лебеди», «По щучьему
веленью», так и малоизвестные сказки
(«Доброе слово», «Волшебный
конь»).

В.И. Даль
широко известен как автор Толкового
словаря. Даль писал очерки (под псевдонимом
Казак Луганский), был собирателем
фольклорных произведений и сочинял
сказки по мотивам сюжетам устного
народного творчества.

В обработанные
сказки он ввел рассказчика. Благодаря
этому план сказочного вымысла сочетается
с реалистическим планом, сказочный
материал приближен к современному
народному быту ( как, например, в сказке
«Ведьма»). Кроме того, автор – балагур
Казак Луганский, чья речь пересыпана
пословицами и поговорками, позволял
себе снижать пафос тех фольклорных
историй, в которых действовали персонажи
героического эпоса.

В сказках Даля
стихия столь дорогой автору народной
речи проявляет себя в полную силу. Ради
наибольшей свободы в обращении с
каноническими сюжетами Владимир Иванович
обычно использовал их лубочный вариант
– самый краткий, сжатый, но сохраняющий
основную линию повествования.

Даль писал не
только лит. сказки на фольк. основе, но
и рассказы для детей. Так, в журнале
«Семейные вечера» в 60-70-х годах
публиковались его рассказы для маленьких:
«Елка в деревне», «Дурачок».

К.Д. Ушинский
обрабатывал для детей народные сказки.
Он отдавал им предпочтение даже перед
хорошо написанным литературным
произведением. Он высоко ценил поэтический
мир народного творчества, считал сказку
лучшим средством для «понимания народной
жизни».

В сказке «Мужик и
медведь», обработанной Уш., хитрый мужик
уговорил мужика, что ему лучше брать
вершки от репы, а от пщеницы – корешки;
« с тех пор у медведя с мужиком и дружба
врознь». На известных фольклорных
сюжетах построены такие сказки Уш., как
«Плутишка-кот», «Сивка-бурка», «Журавль
и Цапля», «Никита Кожемяка». Мудрый
педагог заботливо выбирал те народные
сказки, которые понятны и интересны
детям, могут их и позабавить, и поучить.
Близость к фольклору в сказках Ушинского
подкреплена и традиционными зачинами
«Жили-были…». Ушинский придавал большое
значение языку своих сказок и рассказов.

Л.Н. Толстой
в сказках старается внушить детям те
понятия, которые будут важны и во взрослой
жизни: добро не только лучше, но и
«выгоднее» зла; к другому нужно относиться
так же хорошо, как ты хочешь, чтобы
относились к тебе…

Обработанные
Толстым зарубежные сказки чаще всего
превращались в русские – со всеми
деталями крестьянского быта. Например,
за то, что сказка Андерсена «Новое платье
короля», получившая у Толстого название
«Царское новое платье», лишилась
сатирической едкости, присущей оригиналу.
Толстому же важно было выявить моральную
сторону сказки, не отвлекая внимания
маленького читателя на другие ее
особенности. Его сказки отличаются
прозрачностью стиля, изящество и
доступность языка, к чему и стремился
писатель.

А.Н. Толстой.
В Два цикла «Русалочьи сказки»
(волшебно-мифологические сюжеты) и
«Сорочьи сказки» (о животных). Оба цикла
предназначались для взрослых, но есть
немало сказок, подходящих для детей.
Сказками все эти произведения можно
назвать условно: они сочетают в себе
признаки страшной или смешной былички,
рассказа и сказки. К тому же писатель
вольно обращался с поверьями и сказочными
сюжетами, позволяя себе иногда их просто
выдумывать и стилизовать под народный
сказ. Нередко повествование в толстовских
сказках ведется в настоящем времени,
где самым подчеркивается реальность
фантастических героев и событий.

Привычные для
народной сказки диалоги, похожие на
поединки, у Толстого служат поводом
показать свое мастерское владение
русским языком. Слишком серьезное
отношение к сказке-байке, выдуманной
ради забавы, невозможно для Толстого с
его здравым, реалистичным отношением
к жизни. В стилизацию народной сказки
писатель вводит ироническую пародию,
тем самым подчеркивая разницу между
народной сказкой и своей собственной,
авторской. Его насмешливый тон даже
грустным финалам придает веселье.

«Пустяковость»
ранних сказок Толстого не мешает им
быть полезными для детей. Писатель
предложил читателям норму здоровых
эмоциональных переживаний, простым и
чистым языком рассказал о том, что
природа наивна и мудра; таким же должен
быть и человек.

А.М. Ремизов.
Дебютом писателя являлся сборник сказок
«Посолонь» — самая светлая, жизнеутверждающая
из книг писателя. Книга построена как
путешествие по временам года. Основой
сюжетов и образов служат детские игры,
песенки и сны, взрослые обряды, приметы
и поверья, загадки, пословицы и поговорки.
В сказках-играх действуют персонажи,
которые ведут себя как дети; автор
описывает игру именно так, как она течет
в воображении детей, перевоплотившихся
в гусей-лебедей, в кошек-мышек
(«Гуси-лебеди»).

Современный автору
русский фольклор стал материалом для
сказок-переложений, вошедших в сборник
«Докука и балагурье». В 10-х годах Ремизов
стал осваивать фольклор народов Сибири,
Кавказа и Тибета. В дальнейшем география
интересов писателя еще расширилась. В
большую рукописную книгу «Павлиньим
пером» он постепенно собрал «переговоренные»
русскими ладами сказки и назидательные
истории Востока – монгольские, тибетские,
арабские, татарские. Интересно сравнить
русскую сказку «Волк и семеро козлят»
с кабильской сказкой «Коза». В кабильском
варианте вместо волка действует шакал,
«козлят» всего двое, а коза, поймав
шакала, тут же упустила его.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #
• #

СКАЗКИ РУССКОГО НАРОДА

Государственное издательство детской литературы предприняло, а в начальной степени уже и осуществило, большое дело: многотомное издание свода сказок русско­го народа. Отдельные сборники русских сказок издавались и прежде, но эти сборники имели столь много крупных недостатков, что давно уже настало время издать русские сказки в новой редакции. Составители таких сборников обычно пересказывали сказ­ки, «причем, — как говорит А. Толстой, — пересказывали их не народным языком, не народными приемами, а «литературно», то есть тем условным, книжным языком, который ничего общего не имеет с народным». Кроме этого недостатка, отмеченного покойным А. Н. Толстым, прежние сборники не были полными сводами сказок, то есть многие народные сюжеты остались вне сборников.

Известное собрание русских сказок А. А. Афанасьева, — вообще говоря, одна из лучших работ в области русского фольклора, — страдает, однако, существенным ущер­бом: сказки обрабатывал ученый, человек, любящий народное творчество и знающий его, но не художник; не будучи же художником, это дело вполне хорошо исполнить нельзя. Если мы вспомним такого идеального обработчика народных сюжетов, как Пушкин, и качество созданных им сказок, то наша мысль, что «составить» или «обра­ботать» сказку посильно лишь художнику, и немалому, станет ясной.

Первый том русских сказок, обработанных А. Н. Толстым, во многом обязан сво­им высоким качеством тому, что в него вложен поэтический труд первоклассного пи­сателя. Свой метод работы над сказкой А. Н. Толстой излагает следующим образом: «…Я поступаю так: из многочисленных вариантов народной сказки выбираю наибо­лее интересный, коренной и обогащаю его из других вариантов яркими языковыми оборотами и сюжетными подробностями. Разумеется, мне приходится при таком со­бирании сказки из отдельных частей или «реставрации» ее, дописывать, дополнять недостающее, но делаю я это в том же стиле — и со всей уверенностью предлагаю читателю подлинно народную сказку, народное творчество со всем богатством языка и особенностями рассказа».

Этот способ работы, как доказал А. Н. Толстой, хорош. Однако своеобразие народной сказки в том, что она не является однажды созданным и навсегда запечат­ленным произведением: она движется из уст в уста, от сказителя к сказителю, от пере­писчика к переписчику; каждый такой рассказчик почти всегда является и соавтором сказки, то есть он что-то изменяет в ней, при этом от его творчества сказка иногда улучшается и приобретает более глубокий смысл, а иногда обедняется и утрачива­ет свои первоначальные высокие качества. Процесс творчества сказки продолжается десятилетиями и столетиями, в нем участвуют представители нескольких поколений народа. В этом сложном процессе мудрое поэтическое начало сказки, оформленное в конкретный сюжет, может стушеваться, измениться, переработаться в другое нача­ло, в другую идею, может быть, столь же ценную, но иную; сказка, наконец, может предаться забвению и умереть. Вмешательство в процесс творчества народной сказки таких корифеев литературы, как Пушкин и Лев Толстой в прошлом, такого большого художника, как А. Н. Толстой в наше время, имеет своей целью восстановление, воссо­здание наилучшего коренного варианта данной сказки из всех вариантов, созданных народом на тему этой сказки. Но этого мало, писатели дополнительно обогащают и оформляют народную сказку силой своего творчества и придают ей то окончательное, идеальное сочетание смысла и формы, в котором сказка остается пребывать надолго или навсегда. С удовольствием можно сказать, что издание первого сборника русских народных сказок, обработанных А. Н. Толстым, отвечает самым высоким требованиям в отношении к этой высокой бессмертной народной литературе.

Но первый небольшой том народных сказок — лишь начало дела; необходимо издать весь свод русских сказок. Этот свод, помимо своей великой художественной и этической ценности, должен явиться как бы материальным хранилищем сокровища русского языка, драгоценнейшего достояния нашего народа.

Детгиз понимает значение поставленной им перед собой задачи. Дело создания свода русских народных сказок сейчас продолжается.

Мы изучаем — Сочинение: Фольклорные традиции в прозаических произведениях Платонова. Подсказки школьнику

Фольклорные традиции в прозаических произведениях А. Платонова

Долгое время исследователи творчества А. Платонова пытались объ­яснить своеобразие его прозы (загадочность, закодированность, преоб­ладание жанра путешествия, нарочитое искажение языка) влиянием различных литературных тенденций: школы Гоголя и Достоевского, русского авангарда и сюрреализма, экзистенциализма и примитива. При этом мало внимания уделялось влиянию фольклорной традиции на прозаическое творчество Платонова. А ведь именно она часто носит в произведениях писателя обобщающий характер.

Элементы поэтики и сюжетостроения платоновских произведений часто заимствованы из устного народного творчества. Так, в схему быто­вой русской сказки и близкого к ней жанра былички укладываются Че­венгур, Че-Че-О, Усомнившийся Макар, Первый Иван, Кот­лован, Впрок. Близость этих произведений к фольклорным жанрам обнаруживается в обрисовке персонажей, изображении реального мира, композиционном строе.

Известно, что русская бытовая сказка представляет, как правило, обобщенный образ реальности. В ней отсутствует детализация описаний и довольно редок пейзаж. Те же особенности находим и в платоновской прозе. Автор не дает конкретного описания места, где происходит дей­ствие.

Не изображается пивная в Котловане, Институт душевноболя­щих в Усомнившемся Макаре, коммуна Дружба бедняка в Чевен­гуре, хотя в последнем случае писатель все же оговаривается, что собы­тия разворачиваются на юге Новоселовского уезда. Этот небольшой акцент обнаруживает связь с русской быличкой, в которой автор-повествователь для придания правдивости своему рассказу называет точные дату и место нереальных по своей сути событий. Платонов воспользовал­ся этим приемом в рассказе Первый Иван*, где упоминается книга В. Г. Корнева Всасывающая сила почвы и принципы системы автома­тического орошения почвы* и указываются название института, где данный труд вышел в свет, и дата его издания (1925).

А вслед за кон­кретным историческим фактом автор дает совершенно фантастическое описание опытов героя с электродами. Здесь у Платонова сверхъестест­венное не нарушает реального хода вещей, но при этом фантастичность деформирует реальность, выворачивает ее наизнанку.

В изображении времени и пространства своих произведений Плато­нов также использует фольклорные законы. Например, время произве­дений едва обозначено, а пространство часто носит эмпиричный харак­тер, то есть описывается непосредственно то, что видит сам герой, все ос­тальное словно выпадает из поля зрения автора и читателя.

Нельзя не сказать и об особенностях платоновского героя: почти все­гда он несет в себе некую долю ущербности, неполноценности: либо теря­ет истину (Вощев), либо не может долгое время думать и говорить (Ко­пейкин), либо у него порожняя* голова (Макар). Здесь можно предполо­жить влияние русской бытовой сказки о дураке (заметим, что дурак во­все не так прост, как кажется на первый взгляд). Для чего понадобился Платонову подобный прием?

Приведем слова самого писателя: Сознание себя Иваном-дураком это самосознание народа. Самое такое самосозна­ние показывает, что мы имеем дело с народом-хитрецом, с умницей, ко­торый жалеет, мучится, что живет в дурацком положении*. Значит, вы­бор неполноценного героя все-таки не случаен.

Подобная акцентировка выявляет странность* платоновского человека, жизнь которого не под­чиняется логическим причинно-следственным законам. Да и можно ли найти логику в распавшемся, но еще не установившемся мире?

Композиция произведений подобна действиям героев: разрозненна, хаотична, часто представляет собой цепь отдельных эпизодов, нанизан­ных на некий стержень (в большинстве случаев это мотив путешествия). А это тоже пример влияния русской былинной традиции. В этом плане показательно, что рассказ Усомнившийся Макар* и хроника Впрок включают ряд былей, созданных Платоновым в 1929 году: Умственный хутор, Наследие Ленина, Масло Розы, Послушайте рассказ об од­ном мужике, который перехитрил целое государство.

Конечно, обращение к фольклорным истокам питало и обогащало платоновскую форму: в ней появляется игровое начало, явственно про­ступают образы-символы сказочного и реального характера, возникают алогизм и речевые аномалии и т. п. Но главное, заимствование фольк­лорных приемов способствовало созданию универсального содержания. Внешне бесхитростное и традиционное, при внимательном рассмот­рении оно обнаруживает все новые и новые грани.

Все сочинения