Отзыв о рассказе беглец чехова

Лето в самом разгаре. Меньше чем через месяц начало нового учебного года. Мы со старшим сыночком Даней продолжаем читать литературу, заданную в школе на летние каникулы. Об этом я писала в статье «Внеклассное чтение 3 класс». Прежде чем дать прочитать произведение своему сыну, я, если его не читала или не помню, прочитываю сама. Делаю это для своего образования и, считаю, что каждый родитель должен знать, что читает или чем интересуется их ребенок. Так вот, взяла книгу А. П. Чехова «Беглец». Начала ее читать. Раньше я не читала этого рассказа, возможно это стыдно, но это так. Прочитала… Меня, так впечатлил рассказ, как с хорошей, так и с плохой стороны. Стала думать, стоит ли давать ребенку это читать? В книге написано, что для детей начальной школы, но даже произведение «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» Сельмы Лагерлёф предназначено для детей среднего школьного возраста. А в этой сказочной повести ничего такого нет, что отразилось бы на его психологическом и эмоциональном состоянии. Нормальная увлекательная и поучительная повесть о путешествии Нильса с дикими гусями. А рассказ «Беглец», на мой взгляд, тяжеловат для детей начальной школы.

Что же меня так впечатлило

Если вы не читали этот рассказ, то я советую прочитать. Он интересен, заставляет задуматься родителей о своих поступках, касающиеся детей. Далеко ходить не надо, я собираюсь его полностью процитировать и прокомментировать.

Это была длинная процедура. Сначала Пашка шёл с матерью под дождем, то по скошенному полю, то по лесным тропинкам, где к его сапогам липли жёлтые листья, шёл до тех пор, пока не рассвело. Потом он часа два стоял в тёмных сенях и ждал, когда отопрут дверь. В сенях было не так холодно и сыро, как на дворе, но при ветре и сюда залетали дождевые брызги. Когда сени мало-помалу битком набились народом, стиснутый Пашка припал лицом к чьему-то тулупу, от которого сильно пахло солёной рыбой, и вздремнул. Но вот щёлкнула задвижка, дверь распахнулась, и Пашка с матерью вошёл в приёмную. Тут опять пришлось долго ждать. Все больные сидели на скамьях, не шевелились и молчали.

Бедный ребенок, подумала я. Подумать только он, чтобы дойти до больницы, он шёл по скошенному полю, по лесным тропинкам, шел до рассвета. Это говорит о том, что вышли они рано-рано утром, шли довольно долго, пока не рассвело. Два часа стояли в темноте и ждали, когда откроют дверь. Судя по всему, была осень. Мальчик так устал, что уткнувшись в кого-то, уснул.

Наши дети настолько разбалованы, привыкли ездить на автобусах, машинах, такси, что не могут, без истерик и нытья пройти столько, сколько прошёл бедный Пашка. Это очень поучительно прочитать нашим современным детям, какого жилось раньше. Сразу пришло в голову, в каком году было написано это произведение? Покопавшись в Интернете, нашла, что написан этот рассказ в 1887 году, хотя книга напечатана издательством в 1975 году. Ничего себе, как давно… Конечно, как не крути, раньше было все намного тяжелее, и дети подстраивались под те условия, которые имели.

Читаем дальше…

Пашка оглядывал их и тоже молчал, хотя видел много странного и смешного. Раз только, когда в приёмную, подпрыгивая на одной ноге, вошёл какой-то парень, Пашке самому захотелось также попрыгать; он толкнул мать под локоть, прыснул в рукав и сказал:
— Мама, гляди: воробей!
— Молчи, детка, молчи! — сказала мать.

Здесь все как и у всех детей, интересно, забавно. У многих детей возник бы такой интерес попрыгать на одной ноге и понять, какого этому одноногому.

У меня в детстве была подобная ситуация, про которую я вспомнила. Однажды, пришли мы с мамой в магазин, а там мужчина на костылях с одной ногой. Я не знаю, сколько мне было лет, но мне стало безумно интересно, почему у него нет ноги?! Я, в силу возраста и детской непосредственности, стала спрашивать маму громко, на весь магазин: «Мама, а что у мужика с ногой? Он её сломал?» Моя мама ответила мне также, как в этом рассказе — одернула и попросила помолчать.

В маленьком окошечке показался заспанный фельдшер.
— Подходи записываться! — пробасил он.
Все, в том числе и смешной подпрыгивающий парень, подтянулись к окошечку. У каждого фельдшер спрашивал имя и отчество, лета, местожительство, давно ли болен и проч. Из ответов своей матери Пашка узнал, что зовут его не Пашкой, а Павлом Галактионовым, что ему семь лет, что он неграмотен и болен с самой пасхи.

Пасха где-то в конце апреля — начало мая. А на дворе осень, то есть он болен уже около полугода. Ничего себе мать запустила сына. Как так можно?! Я в шоке… Как тяжело всё-таки жилось в те года. Пашка даже не знал, что зовут его Павлом Галактионывым и, что ему семь лет. А сейчас с детей спрашивают сколько, каждый ребенок должен в 4-5 лет знать как его зовут, как зовут его родителей, сколько ему лет и домашний адрес. Какая разница во времени… Да, нынешние дети более образованы, но неужели мать не могла рассказать ребенку, как его зовут и сколько ему лет?! Что в те времена было не до этого? Возможно, мои рассуждения полный бред, но, прочитав все это, современный ребенок именно так и подумает.

Вскоре после записывания нужно было ненадолго встать; через приёмную прошёл доктор в белом фартуке и подпоясанный полотенцем. Проходя мимо подпрыгивающего парня, он пожал плечами и сказал певучим тенором:
— Ну и дурак! Что ж, разве не дурак? Я велел тебе прийти в понедельник, а ты приходишь в пятницу. По мне, хоть вовсе не приходи, но ведь, дурак этакой, нога пропадёт!
Парень сделал такое жалостное лицо, как будто собрался просить милостыню, заморгал и сказал:
— Сделайте такую милость, Иван Миколаич!
— Тут нечего — Иван Миколаич! — передразнивал доктор. — Сказано в понедельник, и надо слушаться. Дурак, вот и всё…

Дальше будет еще интереснее… Дала ли я прочитать данный рассказ Дане, спросите вы? Да! Он читал мне в слух и мы рассуждали, что он думает?!

Нас всегда учат, что грубить никто не имеет право, особенно в общественном месте, и как бы там ни было. Прочитав этот кусочек, Даня сказал: «Какое он имел право на него так ругаться и обзывать его дураком?» На что я ему сказала, что этот человек не пришёл в назначенный день и может потерять ногу. Этот доктор любит свое дело, и не хочет, чтобы так случилось, вот и ругается…

Да, это всего лишь рассказ, но дети воспринимают всё буквально. Поэтому, надо задумываться о том, что давать ребёнку читать и, желательно объяснять ему, почему так, что раньше было другое время, другое образование, другой менталитет.

Началась приёмка. Доктор сидел у себя в комнатке и выкликал больных по очереди. То и дело из комнатки слышались пронзительные вопли, детский плач или сердитые возгласы доктора:
— Ну, что орёшь? Режу я тебя, что ли? Сиди смирно!

Здесь Даня был вообще в шоке, он представил, что на него бы так врач наорал… Сказал: «Врач какой-то ненормальный…»

Читаем дальше…

Настала очередь Пашки.
— Павел Галактионов! — крикнул доктор.
Мать обомлела, точно не ждала этого вызова, и, взяв Пашку за руку, повела его в комнатку. Доктор сидел у стола и машинально стучал по толстой книге молоточком. — Что болит? — спросил он, не глядя на вошедших.
— У парнишки болячка на локте, батюшка, — ответила мать, и лицо её приняло такое выражение, как будто она в самом деле ужасно опечалена Пашкиной болячкой.
— Раздень его!
Пашка, пыхтя распутал на шее платок, потом вытер рукавом нос и стал не спеша стаскивать тулупчик.
— Баба, не в гости пришла! — сказал сердито доктор. — Что возишься? Ведь ты у меня не одна тут.
Пашка торопливо сбросил тулупчик на землю и с помощью матери снял рубаху…

Я согласна с доктором. Сказал же матери раздеть его, а они ковыряются. Я, когда прихожу к врачу, меня такие мамочки раздражают, которые копаются. Ну правда, вы что в гости пришли?! Сделай быстро свое дело и иди, не задерживай других. Если по жизни медлительна, то раздень перед входом в кабинет ребёнка, оставь только костюмчик, чтобы быстро снять. Прошу мамочек не обижаться и не закидывать меня «помидорами»…

Доктор лениво поглядел на него и похлопал по голому животу.
— Важное, брат Пашка, ты себе пузо отрастил, — сказал он и вздохнул. — Ну, показывай свой локоть.
Пашка покосился на таз с кровяными помоями, поглядел на докторский фартук и заплакал.
— Ме-е! — передразнил доктор. — Женить пора баловника, а он ревёт! Бессовестный!
Стараясь не плакать, Пашка поглядел на мать, и в этом взгляде была написана просьба: «Ты не рассказывай дома, что я в больнице плакал!»

Что вы думаете по поводу этого кусочка текста?

На столько все было не стерильно, никаких санитарных норм, всем на все наплевать… Это всего лишь рассказ, скажете вы! Но, он написан не с бухты барахты, значит, действительно раньше так всё и было.

Дане очень не понравилось, что доктор передразнивал Пашку. Он продолжал думать, что доктор какой-то чокнутый и неуравновешенный.

Есть люди, которые не переносят вида крови, могут упасть в обморок, что раньше не было таких людей? Это сейчас все так разнежились и избаловались? Что раньше не болели заболеваниями передающимися через кровь? Почему доктор продолжает работать в окровавленном фартуке и кровяные помои стоят на виду? Лично мне не понятно, неужели действительно все так было? Как люди жили, это ведь ужас какой-то…

Доктор осмотрел его локоть, подавил, вздохнул, чмокнул губами, потом опять подавил.
— Бить тебя, баба, да некому, — сказал он. — Отчего ты раньше его не приводила? Рука-то ведь пропащая! Гляди-кась, дура, ведь это сустав болит!
— Вам лучше знать, батюшка… — вздохнула баба.
— Батюшка… Сгноила парню руку, да теперь и батюшка. Какой он работник без руки? Вот век целый и будешь с ним нянчиться. Небось как у самой прыщ на носу вскочит, так сейчас же в больницу бежишь, а мальчишку полгода гноила. Все вы такие.

Стоит ли здесь комментировать?! Как я и говорила, что у мальчика болячка на руке уже полгода, как надо так наплевательски относится к своему ребенку. Судя по всему, она не думала, что так всё серьёзно, а потом, когда поняла, что не проходит, забеспокоилась и решила сходить к врачу. Стоит задуматься всем родителям. Если у вашего ребёнка что-то не так или не то, не надо ждать и думать, что всё пройдёт само, что это ерунда, ведь мы не врачи и диагнозы ставить не нам. Так что, если вас что-то беспокоит, лучше сразу пойти к врачу, а не тянуть… Будьте внимательны к своим детям и бдительны к их болячкам и самочувствию!

В этом процитированном кусочке понятна реакция доктора, но почему сразу «бить тебя, баба, да некому». Вот русский менталитет, а потом возмущаются, почему мужики на женщин руку поднимают?! Да потому, что спокон веков это считалось нормальным. Лично я считаю, что надо давать детям читать современную литературу, а не литературу такой давности. Может я не права, тогда скажите, в чем я не права и постарайтесь меня переубедить. Как рассказать ребенку, что то, что доктор говорит, это нормально? В данном случае, можно сказать, что доктор не имел в виду «бить тебя…» фигурально, что это просто выражение такое.

Доктор закурил папироску. Пока папироска дымила, он распекал бабу и покачивал головой в такт песни, которую напевал мысленно, и всё думал о чём-то. Голый Пашка стоял перед ним, слушал и глядел на дым. Когда же папироса потухла, доктор встрепенулся и заговорил тоном ниже:

Вот вам, пожалуйста, курит прямо при ребенке, да на рабочем месте. В данный момент идет борьба против курения, а здесь такое. Я уже писала, на сколько я против курения в статье Сигарета убивает, и какая у нас «война» с соседями за свежий воздух в статье Соседи мешают дышать. Это для меня и моих детей болезненная тема. Даня не может спокойно лечь на свою кровать, отдохнуть и расслабиться. Только и слышно, что он вскакивает, закрывает окно и ругается: «Как задолбали эти соседи, опять курят… Дышать не чем… Окно не открыть и т.д.» И это не потому, что я его учу, или он так говорит, глядя на меня… Дышать реально нечем, на улице стоит жара, в квартире жарко, открываешь окошко и хоть как-то становится легче жить, пока не закуривают соседи. Тогда к нам идет весь дым, и у нас в квартире, как в курилке. На это просто невозможно закрыть глаза и жить спокойно. Ну, раз встанешь закроешь окно, ну, два. А потом начинает это всё жутко бесить и раздражать. Вот опять я завожусь на этой теме… Пойдем дальше…

— Ну слушай, баба. Мазями да каплями тут не поможешь. Надо его в больнице оставить.
— Ежели нужно, батюшка, то почему не оставить?
— Мы ему операцию сделаем. А ты, Пашка, оставайся, — сказал доктор, хлопая Пашку по плечу. — Пусть мать едет, а мы с тобой, брат, тут останемся. У меня, брат, хорошо, разлюли малина! Мы с тобой, Пашка, вот как управимся, чижей пойдём ловить, я тебе лисицу покажу! В гости вместе поедем! А? Хочешь? А мать за тобой завтра приедет! А?
Пашка вопросительно поглядел на мать.
— Оставайся, детка — сказала та.
— Остаётся, остаётся! — весело закричал доктор. — И толковать нечего! Я ему живую лисицу покажу! Поедем вместе на ярмарку леденцы покупать. Марья Денисовна, сведите его наверх!
Доктор, по-видимому, весёлый и покладистый малый, рад был компании; Пашка захотел уважить его, тем более что отродясь не бывал на ярмарке и охотно бы поглядел на живую лисицу, но как обойтись без матери? Подумав немного, он решил попросить доктора оставить в больнице и мать, но не успел раскрыть и рта, как фельдшерица уже вела его вверх по лестнице. Шёл он и, разинув рот, глядел по сторонам.

Что здесь можно сказать. Во-первых, я против вранья ребёнку. Ведь на самом деле всем понятно, что ярмарка, чижи, живая лисица… — это всё придумано, чтобы ребёнок остался в больнице без слёз. Во-вторых, он уже достаточно большой, чтобы сказать правду. Мальчику семь лет, у него больной сустав, может лишится руки, что в таком возрасте не поймёт, что надо остаться в больнице, чтобы сделать операцию, без обещаний ярмарки и живой лисицы?! Или раньше дети были глупее? В-третьих, получается, что ребёнку можно пообещать всё что угодно, завлечь его чем-нибудь, чтобы увезти от мамы. А потом мы же родители учим своих детей не ходить с чужими дядями и тётями, и не важно, что им обещают. А тут наобещал всего, а мальчик рот раскрыл… пошёл…

Лестница, полы и косяки — всё громадное, прямое и яркое — были выкрашены в великолепную жёлтую краску и издавали вкусный запах постного масла. Всюду висели лампы, тянулись половики, торчали в стенах медные краны. Но больше всего Пашке понравилась кровать, на которую его посадили, и серое шершавое одеяло. Он потрогал руками подушки и одеяло, оглядел палату и решил, что доктору живётся очень недурно.
Палата была невелика и состояла только из трёх кроватей. Одна кровать стояла пустой, другая была занята Пашкой, а на третьей сидел какой-то старик с кислыми глазами, который всё время кашлял и плевал в кружку. С Пашкиной кровати видна была в дверь часть другой палаты с двумя кроватями: на одной спал какой-то очень бледный, тощий человек с каучуковым пузырём на голове; на другой, расставив руки, сидел мужик с повязанной головой, очень похожий на бабу.
Фельдшерица, усадив Пашку, вышла и немного погодя вернулась, держа в охапке кучу одёжи.
— Это тебе, — сказала она. — Одевайся.
Пашка разделся и не без удовольствия стал облачаться в новое платье. Надевши рубаху, штаны и серый халатик, он самодовольно оглядел себя и подумал, что в таком костюме недурно бы пройтись по деревне. Его воображение нарисовало, как мать посылает его на огород, к реке, нарвать для поросёнка капустных листьев; он идёт, а мальчишки и девчонки окружили его и с завистью глядят на его халатик.
В палату вошла сиделка, держа в руках две оловянные миски, ложки и два куска хлеба. Одну миску она поставила перед стариком, другую — перед Пашкой.
— Ешь! — сказала она.
Взглянув в миску, Пашка увидел жирные щи, а в щах кусок мяса и опять подумал, что доктору живётся очень недурно и что доктор вовсе не так сердит, каким показался сначала. Долго он ещё ел щи, облизывая после каждого хлебка ложку, потом, когда, кроме мяса, в миске ничего не осталось, покосился на старика и позавидовал, что тот всё ещё хлебает. Со вздохом он принялся за мясо, стараясь есть его возможно дольше, но старания его ни к чему не привели: скоро исчезло и мясо. Остался только кусок хлеба. Невкусно есть один хлеб без приправы, но делать было нечего. Пашка подумал и съел хлеб. В это время вошла сиделка с новыми мисками. На этот раз в мисках было жаркое с картофелем.
— А где же хлеб-то? — спросила сиделка.
Вместо ответа Пашка надул щёки и выдыхнул воздух.
— Ну, зачем сожрал? — сказала укоризненно сиделка. — А с чем же ты жаркое есть будешь?
Она вышла и принесла новый кусок хлеба. Пашка отродясь не ел жареного мяса и, испробовав его теперь, нашёл, что оно очень вкусное. Исчезло оно быстро, и после него остался кусок хлеба больше, чем после щей. Старик, пообедав, спрятал свой оставшийся хлеб в столик; Пашка хотел сделать то же самое, но подумал и съел свой кусок.

Что здесь наводит на мысль?! Всё вышеописанное говорит о том, что в больнице нет детского отделения или хотя бы детских палат. Мальчика положили со стариком, у которого явно что-то с лёгкими, не то сильнейший бронхит, не то, вообще туберкулёз. Всё-таки надо как-то разделять болячки и класть в палату с подобными заболеваниями. Здесь же снова бардак.
Потом, фраза, что мальчик отродясь не ел жареного мяса, приводит в недоумения. Во-первых, это деревня. Во-вторых, когда он одел халатик, он думает о том, что мать его посылает нарвать капустных листьев, чтобы покормить поросёнка. Значит есть своё хозяйство. Так почему тогда ребёнок не ел жареного мяса?! Я, конечно, не жила в те года, и, вообще, не жила в деревне, но мне кажется, что в деревнях жили лучше, чем в городе.
На самом деле, то, как Пашка уплетает первое и второе это очень полезно почитать современным детям. Сейчас дети настолько избалованы, они отказываются от еды, а особенно не хотят есть мясо (видите ли не проживать его), отказываются есть хлеб. Например, меня в детстве папа всегда заставлял есть еду с хлебом (у него был бзик на этом). Не важно, что я ем, даже макароны, всё равно с хлебом. Говорил, что без хлеба не наемся, через полчаса снова есть захочу. Мне не хотелось есть хлеб, но я слушалась. А теперь осталась привычка и я без хлеба не могу съесть суп. Правда макароны, пельмени ем без хлеба, потому что считаю, что макароны и тесто — это и есть замена хлеба. По привычке, что меня так учили, тоже заставляю своих детей есть суп или второе (если там нет содержания мучного) с хлебом. Они тоже отказываются, я прошу хотя бы маленький кусочек съесть, чтобы уважить меня. Через силу — съедают. Возможно, и у них, потом, выработается привычка есть с хлебом, как у меня. Я считаю, что это не плохо.

Наевшись, он пошёл прогуляться. В соседней палате, кроме тех, которых он видел в дверь, находилось ещё четыре человека. их них только один обратил на себя его внимание. Это был высокий, крайне исхудалый мужик с угрюмым волосатым лицом; он сидел на кровати и всё время, как маятником, кивал головой и махал правой рукой. Пашка долго не отрывал от него глаз. Сначала маятникообразные, мерные кивания мужика казались ему курьёзными, производимыми для всеобщей потехи, но когда он вгляделся в лицо мужика, ему стало жутко, и он понял, что этот мужик нестерпимо болен. Пройдя в третью палату, он увидел двух мужиков с тёмно-красными лицами, точно вымазанными глиной. Они неподвижно сидели на кроватях и со своими странными лицами, на которых трудно было различить черты, походили на языческих божков.
— Тётка, зачем они такие? — спросил Пашка у сиделки.
— У них, парнишка, воспа.

Как можно было разрешать мальчику гулять по больнице? Сиделка есть, она что не могла сказать, что ходить по больнице запрещено, а особенно заходить в другие палаты. Вообще, мне это не понятно… Я понимаю, что надо было написать рассказ, жуткий рассказ, но чему он должен научить читателя?

Вернувшись к себе в палату, Пашка сел на кровать и стал дожидаться доктора, чтобы идти с ним ловить чижей или ехать на ярмарку. Но доктор не шёл. В дверях соседней палаты  мелькнул ненадолго фельдшер. Он нагнулся к тому больному, у которого на голове лежал мешок со льдом, и крикнул:
— Михайло!
Спавший Михайло не шевельнулся. Фельдшер махнул рукой и ушёл. В ожидании доктора Пашка осматривал своего соседа старика. Старик не переставая кашлял и плевал в кружку; кашель у него был протяжный, скрипучий. Пашке понравилась одна особенность старика; когда он, кашляя, вдыхал в себя воздух, то в груди его что-то свистело и пело на разные голоса.
— Дед, что это у тебя свистит? — спросил Пашка.
Старик ничего не ответил. Пашка подождал немного и спросил:
— Дед, а где лисица?
— Какая лисица?
— Живая.
— Где ж ей быть? В лесу!!

Жуткий кашель у мужика со скрипом и отхождением мокроты, ведь это может быть заразным…

Дети очень впечатлительны и запоминают все, что им обещали. Вот и Пашка ждёт доктора, чтобы пойти смотреть живую лисицу и ловить чижей. Опять повторюсь, как можно было это обещать. Доктор то уже и забыл, что обещал, ему то главное, чтобы не было воплей, чтобы мальчик спокойно ушёл в палату. А Пашка теперь сидит и думает, когда же придет доктор, и выполнит свое обещание?! Сначала было всё так интересно, стены, кровать, одеяло, одежда, вкусная еда, интересные больные… а теперь, становится скучно, делать нечего…

Прошло много времени, но доктор всё ещё не являлся. Сиделка принесла чай и побранила Пашку за то, что он не оставил себе хлеба к чаю; приходил ещё раз фельдшер и принимался будить Михайлу; за окнами посинело, в палатах зажглись огни, а доктор не показывался. Было уже поздно ехать на ярмарку и ловить чижей; Пашка растянулся на постели и стал думать. Вспомнил он леденцы, обещанные доктором, лицо и голос матери, потёмки в своей избе, печку, ворчливую бабку Егоровну… и ему стало вдруг скучно и грустно. Вспомнил он, что завтра мать придёт за ним, улыбнулся и закрыл глаза.

Да уж, бедный мальчик… Целый день один, никто к нему не пришёл. Обещание не выполнено… И, потом что это за ужин такой, чай с хлебом. И, потом, что постоянно ругать парнишку за то, что он съел хлеб, и я бы, на его месте, съела. Откуда он знал, что после супа будет жаркое с картошкой, для которого надо оставить хлеб, а теперь и на чай надо было оставить хлеб. Приносите всё вовремя!

В больнице лежать очень уныло для всех, но в наше время у детей есть планшеты, мобильные телефоны и многое другое. Есть, чем заняться, можно взять с собой ноутбук с дисками и смотреть мультфильмы… А раньше, ничего этого не было, да и книг читать не умели многие взрослые, а что говорить о мальчике, которому семь лет. О чём ему еще думать, о ярмарке (лисицы, леденцах, чижах..), которые обещал доктор, о маме и доме. И всё было бы хорошо, уснул мальчонка и проспал бы до утра, если не произошло бы следующее…

Его разбудил шорох. В соседней палате кто-то шагал и говорил полушёпотом. При тусклом свете ночников и лампад возле кровати Михайлы двигались три фигуры.
— Понесём с кроватью аль так? — спросила одна из них.
— Так. Не пройдёт с кроватью. Эка, помер не вовремя, царство небесное!
Один взял Михайлу за плечи, другой — за ноги и приподняли: руки Михайлы и полы его халата слабо повисли в воздухе. Третий — это был мужик, похожий на бабу, — закрестился, и все трое, беспорядочно стуча ногами и ступая на полы Михайлы, пошли из палаты.
В груди спавшего старика раздавались свист и разноголосое пение. Пашка прислушался, взглянул на тёмные окна и в ужасе вскочил с кровати.
— Ма-а-ма! — простонал он басом.
И, не дожидаясь ответа, он бросился в соседнюю палату.

Ужас… Такое пережить бедному ребёнку.

После этого вы еще думаете, что стоит этот рассказ читать школьнику начальных классов? Прочитав это, я спросила у Дани, что он думает? Он сказал, что представил всю картину в красках… жалко Михайлу… А потом спросил: «А из-за чего он умер?» Я сказала, что слушаю ровно тоже самое, что он читает. И на этот вопрос, конкретного ответа нет. Однозначно, у него была травма головы (потому что, ранее описывается, что у него лежал мешок со льдом на голове), а какова она была, на эту тему можно думать по-разному…

Возможно, многие из родителей скажут: «Подумаешь помер, что тут такого? Почему нельзя читать это школьникам начальных классов?»

Я считаю, что дети очень впечатлительны, им сложно что-то объяснить так, чтобы они восприняли это нормально и потом об этом не вспоминали. Возможно, для одного ребёнка это ерунда, а другой, будет гонять в голове, и для такого это будет моральная травма, стресс. Так же есть дети, которые переживали смерть близких, и для них, прочитав это, будет тяжело. Я пережила смерть отца и матери, и казалось бы меня уже ничем не удивишь, но меня, взрослого человека, впечатлил особенно этот кусок текста. После того, как я прочитала именно это, я подумала, что не стоит давать читать Дане. Но, как я могу знать, что подумает он?! Может это я такая впечатлительная, а для него будет нормально… Долго я думала, а потом решила, пусть прочитает, а там будет видно, да и интересно стало, что же он подумает, как будет воспринимать данный рассказ?!

В тот момент, когда Даня прочитал, воспринял нормально, но, потом, еще долго думал и говорил именно о Михайле, значит, всё-таки, был впечатлён данным рассказом, думал, переживал…

Читаем дальше…

Тут свет лампадки и ночника еле-еле прояснял потёмки; больные, потревоженные смертью Михайлы, сидели на своих кроватях; мешаясь с тенями, всклоченные, они представлялись шире, выше ростом и, казалось, становились всё больше и больше; на крайней кровати в углу, где было темнее, сидел мужик и кивал головой и рукой.

Фильм ужасов какой-то…

Пашка, не разбирая дверей, бросился в палату оспенных, оттуда в коридор, из коридора влетел в большую комнату, где лежали и сидели на кроватях чудовища с длинными волосами и со старушечьими лицами. Пробежав через женское отделение, он опять очутился в коридоре, увидел перила знакомой лестницы и побежал вниз. Тут он узнал приёмную, в которой сидел утром, и стал искать выходной двери.

После этого, возникает вопрос: «Почему его никто не остановил? И, где была сиделка, которая так часто упоминается в рассказе?

Задвижка щёлкнула, пахнул холодный ветер, и Пашка, спотыкаясь, выбежал на двор. У него была одна мысль — бежать и бежать! Дороги он не знал, но был уверен, что если побежит, то непременно очутится дома, у матери. Ночь была пасмурная, но за облаками светила луна. Пашка побежал от крыльца прямо вперёд, обогнул сарай и наткнулся на пустые кусты; постояв немного и подумав, он бросился назад к больнице, обежал её и опять остановился в нерешимости; за больничным корпусом белели могильные кресты.
— Ма-амка! — закричал он и бросился назад.

По этому рассказу можно выпустить фильм ужасов, не иначе…

Так легко можно убежать из больницы… Мальчик бегает, никому дела нет. Попробуй-ка сбежать из нынешних больниц. Днём — можно, никто тебя и не спросит, куда ты идёшь. А ночью, почти не реально, обязательно стоит охрана, так просто нельзя открыть задвижку и выйти на улицу. А здесь же опять бардак какой-то. А случись что с этим мальчиком, кто будет виноват? Мать оставила в больнице, а присмотра никакого.

Пробегая мимо тёмных, суровых строений, он увидел одно освещённое окно.
Яркое красное пятно в потёмках казалось страшным, но Пашка, обезумевший от страха, не знающий, куда бежать, повернулся к нему. Рядом с окном было крыльцо со ступенями и парадная дверь с белой дощечкой: Пашка вбежал на ступени, взглянул в окно, и острая, захватывающая радость вдруг овладела им. В окно увидел весёлого, покладистого доктора, который сидел за столом и читал книгу. Смеясь от счастья, Пашка протянул к знакомому лицу руки, хотел крикнуть, но неведомая сила сжала его дыхание, ударила по ногам; он покачнулся и без чувств повалился на ступени.

Здесь пришлось объяснять Дане, что мальчик упал в обморок, поскольку, он принял всё буквально, подумал, что Пашку кто-то ударил по голове, из-за этого он упал. Это нам, взрослым, кажется, что всё понятно, а дети, оказывается, думают о своем, представляют что-то другое, собственно говоря, что прочитал, то и понял.

Когда он пришёл в себя, было уже светло, и очень знакомый голос, обещавший вчера ярмарку, чижей и лисицу, говорил возле него:
— Ну и дурак, Пашка! Разве не дурак? Бить бы тебя, да некому.

Я прочитала рассказ трижды: 1. перед тем как дать читать Дане; 2. слушала, когда он читал в слух; 3. во время написания этой статьи. И каждый раз меня рассказ впечатлял. Если есть, что обсудить и о чём поговорить, значит рассказ удался автору. Я не жалею, что прочитала его, он интересен, есть о чём поразмыслить, есть что вспомнить из своего детства… Но, всё же я считаю, что его надо читать в сознательном возрасте, а не детям девяти — десяти лет.

Что думаете вы? Какие мысли у вас возникают, после прочтения рассказа А. П. Чехова «Беглец«? Поделитесь своими впечатлениями в комментариях.

С уважением, Анастасия Шарапова