Михайлова Л.
Личность неосуществима вне общественных связей. С нарушения этих связей начинается распад нравственный и интеллектуальный. На эту мысль наводит рассказ Юрия Казакова «Адам и Ева».
Герой рассказа молодой художник Агеев мрачен и одинок. Он талантлив, но не понят критиками («кричат о современности, а современность понимают гнусно»), публикой (на выставке никто ничего не понимает… ребята с бородками, в джинсах, посоловели, кругами ходят), девушкой, которая его любит. Вика не просто привлекательное юное создание, она «Ева» — философское обобщение, символ женщины, всепонимающей и покорной. Но, вопреки первоначальному представлению о ней Агеева, Вика не во всем одобряет его, и эта самостоятельность раздражает Агеева.
Нет признания, нет одобрения творчеству, нет сочувствия образу мыслей, поступкам. Человек озлоблен до предела. И не просто «по злобе» ругает критиков и конъюнктурщиков, а пытается как-то сформулировать собственную программу. «Об одном человеке они (критики. — Л. М.) не думают, им подавай миллионы». Говоря о своем понимании общества и личности, Агеев утверждает: «Если каждый хорош, то общество хорошо». Кто же хорош, по мнению Агеева? В том восхищенном описании биологического человека, которое заключаю в эпизоде встречи с пьяненьким рыбаком, как ни странно, есть многое от просвещенно снисходительного любования грубоватым гедонизмом, «естественной» животностью или животной естественностью «простого» человека — художник прошлого сказал бы «из низов», а нынешний Агеев говорит: «от массы».
«Грубая плоть», что бы там ни говорили критики, — вот что сближает и роднит людей, хочет сказать Агеев. И — все! И во веки веков аминь! Любому «сто очков вперед дам», рассуждает он относительно «этой самой массы», которая вот сейчас на палубе парохода, среди мешков и корзин, толкует «о новых постановлениях». Однако он отмечает эту картину как характерную деталь пароходного быта, не вникая и не вслушиваясь в смысл того, что говорится. Физически Агеев с этими людьми, а внутренне отгорожен от них и, несмотря на современную фразеологию, находится в зависимости от стародавнего сюжета «художник и толпа», в общем, в той же трактовке: снедаемый «цивилизацией» служитель муз жаждет приникнуть к живительному роднику незамысловатой, не замутненной интеллектом жизни. И Вика — «студенточка, зачеты, диамат, практика» — только помеха Агееву в его планах «опрощения».
Искусство Агеева не имеет адреса и потому не имеет ценителей. Буду делать, что делал, потом зачтется, решает Агеев, не рассчитывая на современников. Где-то на озере повстречался ему «солёный парень», рыбак, и первое, что слышит от него Агеев: «У нас бабы — во, понял?» — и пьян, конечно (что поделаешь, плоть!). Агеев не обманывается насчет интереса к себе: бутылка и «бабы» в обществе заезжего художника — как-никак экзотика для местных рыбаков. Но он и сам большего не ищет. К кому же тогда обращается Агеев своим творчеством «интеллектуала»? Его интерес к местным людям такой же потребительский, они объект его творчества в той мере, в какой они являют собой «натуру во плоти». Порою он терзается, ощущая шаткость своей позиции: «может быть, правы критики, нет у меня идеи»… Но и те критики, которых нарисовал Казаков, сами лишены идеи. Они все «из-за денег» пишут и ни во что не верят. Таким образом, обе стороны пребывают в нравственном маразме и от горькой душевной неустроенности открещиваются с похмелья по утрам — одви «кофеем», другие коньяком.
Молодой художник свел свои счеты с интеллигентным миром, распоясался, запил, прогнал свою Еву и пусть не ею, а женщиной попроще насытит свою плоть, но что дальше? Не маловато ли для современного Адама с его диапазоном жизнедеятельности, несколько более обширным, чем следование естественному ходу вещей в масштабах райских кущ? Ведь Казаков не судит, не осуждает своего героя, он жалеет его, но жалость — это хорошо известно — еще никого и ничего до конца не исправила. Вот уж поистине горе от ума, самоистребление интеллекта!
Пластически изобретателен и щедр Казаков в «Адаме и Еве» — все преломляется в художнически одержимом видении окружающего, все гипнотически воспринимается глазами Агеева: ракурсы, живописные планы, цветовые сочетания. Но Агеев, переполненный радостным ощущением силы своего таланта, убог в нравственном и в интеллектуальном отношении. И его художническое кредо — примат «плоти» — вытекает из этой его ограниченности. Он только специалист, только профессионально-техническая единица, пускай это профессия и техника особого рода.
Оказывается, не так хорош сам Агеев, чтобы из него и ему подобных составилось хорошее общество:..
Что же возобладало в «Адаме и Еве»? Вульгарная драма одиночества от самовлюбленности, от принципиального эгоизма (все оправдывается талантом!), от неспособности хоть сколько-нибудь управлять своими инстинктами, и это тоже, конечно, в программе той биологической особи, чей идеал стремится утвердить Агеев как эталон особенного, немассовидного человека.
Нельзя не заметить, что рассказ написан с полемической целью, и удивительно, что критик Е. Воронов, рассуждая о рассказах Казакова, собранных в новой книге «По дороге», сказал об «Адаме и Еве» лишь то, что здесь обнаружилось «желание автора глубже понять многообразные связи человека с действительностью». Это можно сказать о любом авторе и любом произведении, когда надо что-то сказать не в обиду, но и не в похвалу.
Л-ра: Знамя. – 1963. – № 11. – С. 213-215.
Биография
Произведения
- Во сне ты горько плакал
- По дороге
- Свечечка
Критика
- Испытание красотой (Заметки о творчестве Юрия Казакова)
- Общение с умным героем: Грубая плоть и горе от ума
- Уроки идущим вослед (Штрихи к портрету Юрия Казакова)
написал(а) рецензию8 октября 2016 18:09
Адам и ЕваМихаил Булгаков
Ну что же Вы так, Михаил Афанасьич?
Я к вам снова прямиком с Тронных Игрищ, с новым наблюдением к этой Вашей пьесе, а Вы всё ещё мертвы и у меня нет возможности попытаться Вас успокоить. Что же Вы так?
Дамы пишут трогательно (с), ась? Отлично, оставим дам.
Всё это страшно, несомненно. Всё это в том неуловимом для пролетариата духе времени, о котором говорил некий забытый поэт, хранитель часов при Карлике за номером вторым, милейшем монархе, прозванный Шекспиром той эпохи (за это и забытым, очевидно).
Но к страху привыкаешь. Даже с этой Вашей, Михаил Афанасьич, феноменальной способностью передать в степени полнейшей жуткое чувство, замкнутое… Где бишь, врач тут Вы? Ну, скажем, за рёбрами. Даже это Ваше «дети лежат…», стоящее миллионов так пугающих меня в силу смешных обстоятельств сирен, даже универмаг с Адом в окнах – всё это проходит. Как и страдания, голод, мор – всё по этому Вашему другому совсем роману.
Так в чём же проблема? Человечность не проходит, вот мир и несовершенен. Ах, как мне нравится, Михаил Афанасьич, эта Ваша смелость – выводить на обозрение людей, о которых обычно не слагают саг – людей, которые просто хотят себе лично покойного счастья. Ну, возьмём те же Тронные Игрища, aka Game of Thrones. Все-то там хотят себе счастья, но оные игрища для них превыше. А переверните им душонки так, чтобы счастье это оказалось сверху, снимите грузики, что тащат к обратному, что они сделают? Разбредутся строить, любить и ловить неуловимое. Ну, какую чернь такое развлечёт? Но выньте из них это едва приметное, но где-то тлеющее мечтание о потерянном или невозможном ныне же счастье – Игра непоправимо потеряет в остроте. Жестоко, капелечку. А у Вас не так.
У Вас жесточе. Вы выводите на сцену тех беззащитных смельчаков, которым претит игра чужими жизнями.
Но вот что меня беспокоит: Вы вписываете сюда себя (Вам без этого сложно) в виде профессора, имеющего столько же отношения к литературе (зазвенело на меже!), сколько, собственно, химия. Но деньги и литература – всё ещё две единственные на свете силы. Хотите выписать мне свой личный апокалипсис и показать, на что похоже это их советское общество интеллигентскими Вашими же глазами – прошу, но химия? Впрочем, если литература – это «зазвенело на меже», а «Граф Монте-Кристо» (Христова гора!) сожжён, что ж тут неясного. Плохо без найденной нечаянно обгоревшей книги, где было о хитрости Змия. И кому нужны мосты? Мосты — это ведь не только конструкции. Это, положим, переводы, всякие там попытки не убивать из-за различности. Зачем они, если культуры вон какие разные? Тронь мостик пальцем — обрушат только за то, что по нему друг к другу можно попасть. Нет, мостов им не нужно. У них идеи есть.
Путанно вышло. Но что ж, мне потребовался почти месяц, чтобы моя на это Ваше несомненно страшное рецензия не состояла из вздрагиваний. Так что je vous écris, чего же боле. Спасибо, профессор.
- Опции
- Пожаловаться
- Открыть в новом окне
написала рецензию30 сентября 2016 11:43
Адам и ЕваМихаил Булгаков
Страшная книга. Просто страшная.
Началось всё с того, что глупые люди захотели от Булгакова милитаристскую пьесу в духе времени. Война летала в воздухе, ожесточение нарастало, и победа всеобщего коммунизма над одним каким-то «врагом» в целый свет величиной была популярным сюжетом.
Но люди-то глупые, от кого ж они хотели угара этого? Булгаков тогда был в тяжёлом витке неврастении. Сталину так и сказал, что кончился. Это припадки страха, припадки тоски, да он даже не боролся за эту пьесу, отдал, вернули, положил в стол. Что в таком состоянии вообще можно писать? О, многое и многое.
Можно написать о войне. Всех против всех. О летающей клубами по радио смерти можно написать. А ещё газ, газ был очень популярен тогда, и всё мы привыкли, что его видно или почувствовать можно, а если не можно? И название дать ему какое-нибудь славное. Почему бы не «солнечный»? Зачем солнце, когда есть солнечный газ?
Можно взять всю эту «героическую» ерунду, что ставили «о победе коммунизма», по названиям расставить в тексте, чтобы все понимали, о чём говорится. А потом собрать всех этих картонных паяцев, что выступали в этой ерунде вроде как героями – «отважных военных», «несгибаемых борцов», «боевых подруг», «сочувствующих» и «деклассированных». И их представить, только людьми, настоящими, такими, какие по улицам ходили. А по улицам ходили замученные и полубезумные от отсутствия жизни «боевые подруги», идиоты-«несгибаемые коммунисты», властительные «отважные военные», змии-«сочувствующие» и выпотрошенные морально и эмоционально люди, да «Таллеры» ещё, всех и всё знающие ГПУ-шники.
Можно ещё написать о людях. Ведь и они были, были. Профессор вот, к примеру. Он изобрёл луч, спасающий от газа, он уничтожил и сам газ, пусть в нескольких склянках. Но он смог. Он не хочет войны, он мира хочет. Чего же проще – раздать всему миру разом спасительные изобретения, и не будет войны, она станет невозможной. А чем его встречают живые наши паяцы? Тебя повествуют за изобретение луча и расстреляют за уничтожение бомб. Хотя чего «человеческий материал» зря переводить, тем более башковитый такой? Прилетит не волшебник, а как у Замятина, «Иегова на эаро», генеральный секретарь нового мира, и потребует послужить на благо разрушения. Самому можно и не служить, методы профессора успешно направили к разрушению другие. Кстати, адрес профессора, который всё вспомнить тот не может, это адрес Замятина в Ленинграде.
А можно написать про Адама и Еву, первых людей после «солнечного газа», оказавшихся вне своего придушенного рая в замечательном, пусть не саду, но лесу. И заключить, что Адам и Ева – это муж и жена, стало быть, не запись в загсе важна, а любовь. И первый человек – не Адам, не тот, кто сам себя выбрал, а тот, кто человек, профессор. Можно написать про зверя, который пришёл после того, как все сбросили оперение, и возглавил выжигальщиков. Про змея можно написать, который, конечно, «хитрее всех зверей полевых», но что эта хитрость, когда он, кроме ползания, мало что может. Можно написать про апокалипсис человечности.
И можно так составить эпиграфы, что остаётся только повторить – страшная книга.
- Опции
- Пожаловаться
- Открыть в новом окне
Мы считаем себя отдельными, но на самом деле все мы — один гигантский человек. И когда делаешь добро
Достаточно сложно рассуждать об этой книге в рамке одного среза мышления. Рассматривать ее исключительно с художественной точки зрения? Коснуться вопросом религии, морали, или философских тезисов, которые поднимаются то одним, то другим участником любовного треугольника.
Да-да, несмотря на столь невинное название, героев в этом произведении будет три. И самой яркой на мой взгляд окажется именно Лилит. В каноническом христианстве эта фигура отсутствует, хотя в апокрифах некоторых мелких течений или забытых сект можно найти упоминания о ней. Ну, и разумеется, что в иудаизме также встречается такая возлюбленная одного из ангелов. Либо демонесса, которая была первой возлюбленной Первочеловека. Сами выбирайте то, что вам понравится больше.
Судить о книге достаточно сложно. Но возможно. И я попробую без спойлеров поделиться своим мнением. Поэтому прошу не судить слишком строго, так как рассказчик из меня не самый лучший. Я больше люблю читать, нежели писать)
Автор: Эрскин Джон
Издательство: Вече
2002 г.Страниц: 320
Масса: 304 г
Размеры: 205x130x20 мм
Аннотация к книге «Адам и Ева»
Книга посвящена тайнам отношений между мужчиной и женщиной. Автор написал текст-притчу, введя в повествование Лилит — женщину, созданную, по иудейской мифологии, до Евы.
Во-первых, не надо рассматривать эту книгу исключительно в религиозном ключе, так как это будет ваша первая и самая фатальная ошибка. Несмотря на абсолютно религиозный сюжет о первом человеке и рае, история прежде всего про мужчину и женщин. Или Женщину, чтобы не обидеть прекрасный пол.
Во-вторых, несмотря на библейскую обложку. история все-таки про людей, а не сотворение первого человека. Здесь нет Бога, человек не ломает голову о смысле жизни, и мы видим рассуждения вполне наивного человека. который оказался наедине сам с собой. Если внимательно вглядываться в описания окружающего мира, то можно заметить много пасхалок и намеков на то, что мы единственное в этом мире. Ведь уже есть дорога, есть забор и другие мелкие детали, сделанные явно разумной рукой, а не по приходи природы или Творца, который замыслил этот эксперимент. Вот только в чем именно он заключается? Какой смысл нахождения Адама в этом месте, если он беспомощен как ребенок, и все ему приходится познавать путем проб, ошибок и синяков на своих боках. Что отрадно. До появления Лилит он даже не задумывался о том, что свое существование можно сделать более комфортным. Что еду можно собрать чуточку больше, нежели надо сейчас, чтобы осталось еще на запас.
В-третьих, лично я увидел психологическую байку, рассчитанную на уже взрослую аудиторию. Уж больно сильно отличается разрез мышления Адама и Лилит перед появлением официальной жены и прародительницы всех людей — Евы. Интересно, но факт — скандала и драки из-за «мужика» не получится.
Еве уготована какая-то маргинальная роль бабенции средних лет, которая только что и умеет, так это пилить своего мужчину, и постоянно сетовать и жаловаться на то, какая она слабая. Что, дескать, ее может обидеть каждый.
И наконец, в подобных книгах искать некий заложенный смысл достаточно сложно. И не потому, что его нет. Но зная официальные версии этой истории из различных конфессий, достаточно скептически относишься к прочитанному, скорее видя не состыковки с мифологией, откуда и взята идея.
Что я хотел выразить своим отзывом? В целом достаточно специфичная книга, в которой есть место и художественному исполнению, и немного психологии, которая различает мужчин и женщин. Но не рассчитывайте на нечто серьезное, так как это здесь нет. У меня сложилось впечатление о том, что человек просто хотел высказаться на данную тему, и написал такую вот книгу.
Исполнение забавное (именно забавное) смысловая нагрузка не несет ничего нового. Некоторые диалоги между героями достойны восхищения.
Ставлю честную тройку. Тем, кому интересны художественные книги по религиозным мотивам рекомендую смело. Остальным книга может показаться слишком пресной. Приятного чтения друзья!