Паустовский рассказ о моцарте

В один из зим­них вече­ров 1786 года на окра­ине Вены в малень­ком дере­вян­ном доме уми­рал сле­пой ста­рик — быв­ший повар гра­фини Тун. Соб­ственно говоря, это был даже не дом, а вет­хая сто­рожка, сто­яв­шая в глу­бине сада. Сад был зава­лен гни­лыми вет­ками, сби­тыми вет­ром. При каж­дом шаге ветки хру­стели, и тогда начи­нал тихо вор­чать в своей будке цеп­ной пёс. Он тоже уми­рал, как и его хозяин, от ста­ро­сти и уже не мог лаять.

Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управ­ля­ю­щий гра­фини посе­лил его с тех пор в сто­рожке и выда­вал ему время от вре­мени несколько флоринов.

Вме­сте с пова­ром жила его дочь Мария, девушка лет восем­на­дцати. Всё убран­ство сто­рожки состав­ляли кро­вать, хро­мые ска­мейки, гру­бый стол, фаян­со­вая посуда, покры­тая тре­щи­нами, и, нако­нец, кла­ве­син — един­ствен­ное богат­ство Марии.

Кла­ве­син был такой ста­рый, что струны его пели долго и тихо в ответ на все воз­ни­кав­шие вокруг звуки. Повар, сме­ясь, назы­вал кла­ве­син «сто­ро­жем сво­его дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы кла­ве­син не встре­тил его дро­жа­щим, стар­че­ским гулом.

Когда Мария умыла уми­ра­ю­щего и надела на него холод­ную чистую рубаху, ста­рик сказал:

— Я все­гда не любил свя­щен­ни­ков и мона­хов. Я не могу позвать испо­вед­ника, между тем мне нужно перед смер­тью очи­стить свою совесть.

— Что же делать? — испу­ганно спро­сила Мария.

— Выйди на улицу, — ска­зал ста­рик, — и попроси пер­вого встреч­ного зайти в наш дом, чтобы испо­ве­дать уми­ра­ю­щего. Тебе никто не откажет.

— Наша улица такая пустын­ная… — про­шеп­тала Мария, наки­нула пла­ток и вышла.

Она про­бе­жала через сад, с тру­дом открыла заржав­лен­ную калитку и оста­но­ви­лась. Улица была пуста. Ветер нёс по ней листья, а с тём­ного неба падали холод­ные капли дождя.

Мария долго ждала и при­слу­ши­ва­лась. Нако­нец ей пока­за­лось, что вдоль ограды идёт и напе­вает чело­век. Она сде­лала несколько шагов ему навстречу, столк­ну­лась с ним и вскрик­нула. Чело­век оста­но­вился и спросил:

— Кто здесь?

Мария схва­тила его за руку и дро­жа­щим голо­сом пере­дала просьбу отца.

— Хорошо, — ска­зал чело­век спо­койно. — Хотя я не свя­щен­ник, но это всё равно. Пойдёмте.

Они вошли в дом. При свече Мария уви­дела худого малень­кого чело­века. Он сбро­сил на ска­мейку мок­рый плащ. Он был одет с изя­ще­ством и про­сто­той — огонь свечи поблёс­ки­вал на его чёр­ном кам­золе, хру­сталь­ных пуго­ви­цах и кру­жев­ном жабо.

Он был ещё очень молод, этот незна­ко­мец. Совсем по-маль­чи­ше­ски он трях­нул голо­вой, попра­вил напуд­рен­ный парик, быстро при­дви­нул к кро­вати табу­рет, сел и, накло­нив­шись, при­стально и весело посмот­рел в лицо умирающему.

— Гово­рите! — ска­зал он. — Может быть, вла­стью, дан­ной мне не от бога, а от искус­ства, кото­рому я служу, я облегчу ваши послед­ние минуты и сниму тяжесть с вашей души.

— Я рабо­тал всю жизнь, пока не ослеп, — про­шеп­тал ста­рик. — А кто рабо­тает, у того нет вре­мени гре­шить. Когда забо­лела чахот­кой моя жена — её звали Мар­той — и лекарь про­пи­сал ей раз­ные доро­гие лекар­ства и при­ка­зал кор­мить её слив­ками и вин­ными яго­дами и поить горя­чим крас­ным вином, я украл из сер­виза гра­фини Тун малень­кое золо­тое блюдо, раз­бил его на куски и про­дал. И мне тяжело теперь вспо­ми­нать об этом и скры­вать от дочери: я её научил не тро­гать ни пылинки с чужого стола.

— А кто-нибудь из слуг гра­фини постра­дал за это? — спро­сил незнакомец.

— Кля­нусь, сударь, никто, — отве­тил ста­рик и запла­кал. — Если бы я знал, что золото не помо­жет моей Марте, разве я мог бы украсть!

— Как вас зовут? — спро­сил незнакомец.

— Иоганн Мейер, сударь.

— Так вот, Иоганн Мейер, — ска­зал незна­ко­мец и поло­жил ладонь на сле­пые глаза ста­рика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совер­шили, не есть грех и не явля­ется кра­жей, а, наобо­рот, может быть зачтено вам как подвиг любви.

— Аминь! — про­шеп­тал старик.

— Аминь! — повто­рил незна­ко­мец. — А теперь ска­жите мне вашу послед­нюю волю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь поза­бо­тился о Марии.

— Я сде­лаю это. А еще чего вы хотите?

Тогда уми­ра­ю­щий неожи­данно улыб­нулся и громко сказал:

— Я хотел бы ещё раз уви­деть Марту такой, какой я встре­тил её в моло­до­сти. Уви­деть солнце и этот ста­рый сад, когда он зацве­тет вес­ной. Но это невоз­можно, сударь. Не сер­ди­тесь на меня за глу­пые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.

— Хорошо, — ска­зал незна­ко­мец и встал. — Хорошо, — повто­рил он, подо­шёл к кла­ве­сину и сел перед ним на табу­рет. — Хорошо! — громко ска­зал он в тре­тий раз, и вне­запно быст­рый звон рас­сы­пался по сто­рожке, как будто на пол бро­сили сотни хру­сталь­ных шариков.

— Слу­шайте,- ска­зал незна­ко­мец. — Слу­шайте и смотрите.

Он заиг­рал. Мария вспо­ми­нала потом лицо незна­комца, когда пер­вый кла­виш про­зву­чал под его рукой. Необык­но­вен­ная блед­ность покрыла его лоб, а в потем­нев­ших гла­зах качался язы­чок свечи.

Кла­ве­син пел пол­ным голо­сом впер­вые за мно­гие годы. Он напол­нял сво­ими зву­ками не только сто­рожку, но и весь сад. Ста­рый пёс вылез из будки, сидел, скло­нив голову набок, и, насто­ро­жив­шись, тихонько пома­хи­вал хво­стом. Начал идти мок­рый снег, но пёс только потря­хи­вал ушами.

— Я вижу, сударь! — ска­зал ста­рик и при­под­нялся на кро­вати. — Я вижу день, когда я встре­тился с Мар­той и она от сму­ще­ния раз­била кув­шин с моло­ком. Это было зимой, в горах. Небо сто­яло про­зрач­ное, как синее стекло, и Марта сме­я­лась. Сме­я­лась, — повто­рил он, при­слу­ши­ва­ясь к жур­ча­нию струн.

Незна­ко­мец играл, глядя в чёр­ное окно.

— А теперь, — спро­сил он, — вы видите что-нибудь?

Ста­рик мол­чал, прислушиваясь.

— Неужели вы не видите, — быстро ска­зал незна­ко­мец, не пере­ста­вая играть, — что ночь из чёр­ной сде­ла­лась синей, а потом голу­бой, и тёп­лый свет уже падает откуда-то сверху, и на ста­рых вет­ках ваших дере­вьев рас­пус­ка­ются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из ком­наты, они похожи на боль­шие тюль­паны. Вы видите: пер­вый луч упал на камен­ную ограду, нагрел её, и от неё под­ни­ма­ется пар. Это, должно быть, высы­хает мох, напол­нен­ный рас­та­яв­шим сне­гом. А небо дела­ется всё выше, всё синее, всё вели­ко­леп­нее, и стаи птиц уже летят на север над нашей ста­рой Веной.

— Я вижу всё это! — крик­нул старик.

Тихо про­скри­пела педаль, и кла­ве­син запел тор­же­ственно, как будто пел не он, а сотни лику­ю­щих голосов.

— Нет, сударь, — ска­зала Мария незна­комцу, — эти цветы совсем не похожи на тюль­паны. Это яблони рас­пу­сти­лись за одну только ночь.

— Да, — отве­тил незна­ко­мец, — это яблони, но у них очень круп­ные лепестки.

— Открой окно, Мария, — попро­сил старик.

Мария открыла окно. Холод­ный воз­дух ворвался в ком­нату. Незна­ко­мец играл очень тихо и медленно.

Ста­рик упал на подушки, жадно дышал и шарил по оде­ялу руками. Мария бро­си­лась к нему. Незна­ко­мец пере­стал играть. Он сидел у кла­ве­сина не дви­га­ясь, как будто закол­до­ван­ный соб­ствен­ной музыкой.

Мария вскрик­нула. Незна­ко­мец встал и подо­шёл к кро­вати. Ста­рик ска­зал, задыхаясь:

— Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы уме­реть и не узнать… имя. Имя!

— Меня зовут Вольф­ганг Ама­дей Моцарт, — отве­тил незнакомец.

Мария отсту­пила от кро­вати и низко, почти каса­ясь коле­ном пола, скло­ни­лась перед вели­ким музыкантом.

Когда она выпря­ми­лась, ста­рик был уже мёртв. Заря раз­го­ра­лась за окнами, и в её свете стоял сад, засы­пан­ный цве­тами мок­рого снега.

В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун. Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пёс. Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять.

Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управляющий графини поселил его с тех пор в сторожке и выдавал ему время от времени несколько флоринов.

Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Всё убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии.

Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ в ответ на все возникавшие вокруг звуки. Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы клавесин не встретил его дрожащим, старческим гулом.

Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:

— Я всегда не любил священников и монахов. Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.

— Что же делать? — испуганно спросила Мария.

— Выйди на улицу, — сказал старик, — и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.

— Наша улица такая пустынная… — прошептала Мария, накинула платок и вышла.

Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Ветер нёс по ней листья, а с тёмного неба падали холодные капли дождя.

Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идёт и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула. Человек остановился и спросил:

— Кто здесь?

Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.

— Хорошо, — сказал человек спокойно. — Хотя я не священник, но это всё равно. Пойдёмте.

Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой — огонь свечи поблёскивал на его чёрном камзоле, хрустальных пуговицах и кружевном жабо.

Он был ещё очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески он тряхнул головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.

— Говорите! — сказал он. — Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души.

— Я работал всю жизнь, пока не ослеп, — прошептал старик. — А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — её звали Мартой — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить её сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я её научил не трогать ни пылинки с чужого стола.

— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.

— Клянусь, сударь, никто, — ответил старик и заплакал. — Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!

— Как вас зовут? — спросил незнакомец.

— Иоганн Мейер, сударь.

— Так вот, Иоганн Мейер, — сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.

— Аминь! — прошептал старик.

— Аминь! — повторил незнакомец. — А теперь скажите мне вашу последнюю волю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.

— Я сделаю это. А еще чего вы хотите?

Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал:

— Я хотел бы ещё раз увидеть Марту такой, какой я встретил её в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.

— Хорошо, — сказал незнакомец и встал. — Хорошо, — повторил он, подошёл к клавесину и сел перед ним на табурет. — Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.

— Слушайте,- сказал незнакомец. — Слушайте и смотрите.

Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его лоб, а в потемневших глазах качался язычок свечи.

Клавесин пел полным голосом впервые за многие годы. Он наполнял своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пёс вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пёс только потряхивал ушами.

— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати. — Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она от смущения разбила кувшин с молоком. Это было зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и Марта смеялась. Смеялась, — повторил он, прислушиваясь к журчанию струн.

Незнакомец играл, глядя в чёрное окно.

— А теперь, — спросил он, — вы видите что-нибудь?

Старик молчал, прислушиваясь.

— Неужели вы не видите, — быстро сказал незнакомец, не переставая играть, — что ночь из чёрной сделалась синей, а потом голубой, и тёплый свет уже падает откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев распускаются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из комнаты, они похожи на большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на каменную ограду, нагрел её, и от неё поднимается пар. Это, должно быть, высыхает мох, наполненный растаявшим снегом. А небо делается всё выше, всё синее, всё великолепнее, и стаи птиц уже летят на север над нашей старой Веной.

— Я вижу всё это! — крикнул старик.

Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих голосов.

— Нет, сударь, — сказала Мария незнакомцу, — эти цветы совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони распустились за одну только ночь.

— Да, — ответил незнакомец, — это яблони, но у них очень крупные лепестки.

— Открой окно, Мария, — попросил старик.

Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно.

Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой.

Читать также: В итоге мы запоминаем не самое красивое лицо, а самую красивую душу

Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошёл к кровати. Старик сказал, задыхаясь:

— Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать… имя. Имя!

— Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт, — ответил незнакомец.

Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом.

Когда она выпрямилась, старик был уже мёртв. Заря разгоралась за окнами, и в её свете стоял сад, засыпанный цветами мокрого снега.

К. Г. Паустовский

Прекрасная, светлая и грустная история об умирающем старике, которому судьба подарила в последние часы его жизни встречу с прекрасным, возродившим в его душе самые дорогие воспоминания, давая возможность пережить лучшие моменты жизни перед уходом.

Это рассказ о том, насколько сильна в нас потребность в великом искусстве, способном творить чудеса, и об истинном гении, щедро дарящем свой дар всем, кто в нем нуждается.

Источник: nesnilos.com

В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун. Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пёс. Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять.

Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управляющий графини поселил его с тех пор в сторожке и выдавал ему время от времени несколько флоринов.

Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Всё убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии.

Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ в ответ на все возникавшие вокруг звуки. Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы клавесин не встретил его дрожащим, старческим гулом.

Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:

— Я всегда не любил священников и монахов. Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.

— Что же делать? — испуганно спросила Мария.

— Выйди на улицу, — сказал старик, — и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.

— Наша улица такая пустынная… — прошептала Мария, накинула платок и вышла.

Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Ветер нёс по ней листья, а с тёмного неба падали холодные капли дождя.

Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идёт и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула. Человек остановился и спросил:

— Кто здесь?

Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.

— Хорошо, — сказал человек спокойно. — Хотя я не священник, но это всё равно. Пойдёмте.

Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой — огонь свечи поблёскивал на его чёрном камзоле, хрустальных пуговицах и кружевном жабо.

Он был ещё очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески он тряхнул головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.

— Говорите! — сказал он. — Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души.

— Я работал всю жизнь, пока не ослеп, — прошептал старик. — А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — её звали Мартой — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить её сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я её научил не трогать ни пылинки с чужого стола.

— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.

— Клянусь, сударь, никто, — ответил старик и заплакал. — Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!

— Как вас зовут? — спросил незнакомец.

— Иоганн Мейер, сударь.

— Так вот, Иоганн Мейер, — сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика, — вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.

— Аминь! — прошептал старик.

— Аминь! — повторил незнакомец. — А теперь скажите мне вашу последнюю волю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.

— Я сделаю это. А еще чего вы хотите?

Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал:

— Я хотел бы ещё раз увидеть Марту такой, какой я встретил её в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.

— Хорошо, — сказал незнакомец и встал. — Хорошо, — повторил он, подошёл к клавесину и сел перед ним на табурет. — Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.

— Слушайте, — сказал незнакомец. — Слушайте и смотрите.

Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его лоб, а в потемневших глазах качался язычок свечи.

Клавесин пел полным голосом впервые за многие годы. Он наполнял своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пёс вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пёс только потряхивал ушами.

— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати. — Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она от смущения разбила кувшин с молоком. Это было зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и Марта смеялась. Смеялась, — повторил он, прислушиваясь к журчанию струн.

Незнакомец играл, глядя в чёрное окно.

— А теперь, — спросил он, — вы видите что-нибудь?

Старик молчал, прислушиваясь.

— Неужели вы не видите, — быстро сказал незнакомец, не переставая играть, — что ночь из чёрной сделалась синей, а потом голубой, и тёплый свет уже падает откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев распускаются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из комнаты, они похожи на большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на каменную ограду, нагрел её, и от неё поднимается пар. Это, должно быть, высыхает мох, наполненный растаявшим снегом. А небо делается всё выше, всё синее, всё великолепнее, и стаи птиц уже летят на север над нашей старой Веной.

— Я вижу всё это! — крикнул старик.

Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих голосов.

— Нет, сударь, — сказала Мария незнакомцу, — эти цветы совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони распустились за одну только ночь.

— Да, — ответил незнакомец, — это яблони, но у них очень крупные лепестки.

— Открой окно, Мария, — попросил старик.

Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно.

Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой.

Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошёл к кровати. Старик сказал, задыхаясь:

— Я видел всё так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать… имя. Имя!

— Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт, — ответил незнакомец.

Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом.

Когда она выпрямилась, старик был уже мёртв. Заря разгоралась за окнами, и в её свете стоял сад, засыпанный цветами мокрого снега.

Ни для кого не секрет, что настоящее искусство способно творить чудеса. Именно эту мысль доказывает в своем коротком рассказе «Старый повар» Паустовский. Краткое содержание произведения переносит нас в конец XVIII века – во времена, когда жил и творил австрийский композитор, известный всему миру – В. А. Моцарт.

На пороге смерти

1786 год. Ветхая деревянная сторожка в саду графини Тун на окраине Вены. Рядом с ней будка, где доживает свой век пес. Его хозяин, как указывает Константин Паустовский, старый повар графини, умирал. Он ослеп от жара печей и несколько последних лет находился на содержании хозяйки. Вместе с поваром жила его восемнадцатилетняя дочь Мария. Главным богатством девушки являлся старенький клавесин, который выделялся на фоне убогой обстановки. Он чутко реагировал на каждый звук, издаваемый в доме, за что повар прозвал инструмент сторожем.

Желание открыть душу

Девушка умыла умирающего отца и надела на него чистую рубашку. В этот момент, отмечает К. Г. Паустовский, старый повар сказал, что нужно бы исповедаться перед смертью. Он никогда не любил священников, потому попросил дочь выйти на улицу и позвать к нему первого человека, который будет проходить мимо. Старик хотел открыть душу незнакомцу и был уверен, что умирающему никто не откажет. Мария засомневалась, однако выбежала на улицу. Ждать пришлось долго. Наконец она увидела мужчину и изложила ему просьбу отца. Тот спокойно выслушал девушку, после чего направился к сторожке.

Исповедь

Незнакомец оказался совсем худым и маленьким молодым человеком, одетым просто, но изящно. Он сел рядом с кроватью и весело сказал: «Говорите! Быть может, властью, данной искусством, которому служу, смогу облегчить ваши страдания». Так вводит нового героя в свое произведение К. Паустовский. Старый повар, рассказ об одном эпизоде из жизни которого приводится дальше, поведал, что чувствует за собой грех. Когда жена тяжело заболела, он выкрал у хозяйки золотое блюдце и продал его, чтобы купить необходимые лекарства и еду. Только это все равно не помогло, и Марта умерла. А совесть не давала мужчине покоя все эти годы. Узнав, что никого из слуг при этом не наказали, молодой человек заметил, что случившееся не грех, а подвиг любви. Затем он захотел узнать о последней воле старика. Умирающий попросил незнакомца позаботиться о Марии. После чего добавил, что его мечта неосуществима, так как он желал бы еще раз оказаться в цветущем саду и увидеть свою жену молодой и здоровой.

Воскрешение прошлого

Молодой человек неожиданно произнес: «Хорошо!» Подошел к клавесину и заиграл – продолжает рассказ «Старый повар» Паустовский. Краткое содержание следующей сцены показывает, насколько всесильно настоящее искусство. Во время исполнения музыкального произведения незнакомец был бледен. А клавесин впервые за много лет запел по-настоящему. Музыка заполнила сторожку и сад. Даже пес выбрался из своей будки и сидел, тихо потряхивая ушами. А старик вдруг приподнялся и произнес, что он видит молодую, смеющуюся Марту. В его памяти воскрес тот зимний день в горах, когда они впервые встретились.

Незнакомец продолжал играть. Одновременно он рисовал словесную картину, на которой великолепный весенний сад наполнялся первыми цветами. «Я вижу!» — восторженно произнес старый повар. Паустовский (краткое содержание эпизода это подтверждает) сумел передать ощущения умирающего, уже ничего не ждущего от жизни человека, неожиданно соприкоснувшегося с прекрасной музыкой и своим прошлым.

Тайна раскрыта

Старик попросил открыть окно. Он жадно дышал и проговорил, что увидел все так, словно на самом деле вновь оказался в юности. Теперь он хотел знать только одно – имя человека, сидевшего за клавесином. «Вольфганг Амадей Моцарт», — произнес незнакомец. Мария низко склонилась перед знаменитым композитором. Когда девушка выпрямилась, старый повар был уже мертв. А за окном разгоралась заря, освещая засыпанный мокрым снегом сад. Так заканчивает свое произведение «Старый повар» Паустовский, краткое содержание которого вы только что прочитали.

Композиция рассказа

Произведение напоминает исповедь и оставляет у читателя светлое чувство, впрочем, как и другие творения этого автора. Рассказ можно разделить на две контрастных части: ощущение тоски и уныния, вызванное первыми строками произведения, постепенно сменяется уверенностью в том, что в мире людей еще сохранились душевная доброта и готовность бескорыстно помочь ближнему. Посмотрим, как добивается этого К. Паустовский.

«Старый повар» (жанр – рассказ): художественные приемы

Произведение начинается с описания мрачной обстановки: сторожка, где умирает старик, — «ветхая», скамейки в доме – «хромые», посуда покрыта трещинами. Кроме того, ветки в саду — «гнилые», а калитка — «заржавленная». К этому можно добавить темное небо, холодный дождь и наступавшую «черную ночь». Судьбу слепого хозяина разделил его пес, который уже не мог лаять и покорно дожидался конца.

Молодой человек, казалось, принес в сторожку свет: его черный камзол с хрустальными пуговицами отражал отблески свечи. Он был весел и по-мальчишески тряхнул головой. Когда заиграла музыка, темная ночь (так же как и небо) для старика превратилась сначала в синюю, а потом в голубую. А сад в его воображении наполнился белыми цветами. Да и дождь на улице сменился мокрым снегом, который в финале рассказа засиял на ветках деревьев. Таким образом, антитеза становится основным средством выразительности, помогающим понять авторскую позицию: истинное искусство способно окрасить все вокруг лучезарным светом и возродить жизнь.

Помимо цветовой гаммы, важное место в рассказе «Старый повар» Паустовский (отзывы читателей говорят о том, что это в какой-то мере и музыкальное произведение) отводит звукописи. Уже в экспозиции мы слышим хруст сбитых ветром веток, тихое ворчание пса, дрожащий, старческий гул клавесина. Эти неприятные звуки сменяются мелодией, которую напевает идущий по улице незнакомец.

Наконец, по сторожке рассыпался «быстрый звон», а затем в полный голос зазвучала настоящая музыка, издаваемая клавесином. Она была настолько великолепна, что заставила пса покинуть свою будку, а старика почувствовать себя снова здоровым и зрячим. Не осталась равнодушной к звучавшей мелодии и Мария: она вдруг отчетливо представила себе благоухающий сад с распустившимися яблонями. Настолько могущественной оказалась чарующая сила настоящего искусства.

Образ композитора

Незнакомец с самого начала производит приятное впечатление. Он радушен и без лишних вопросов откликается на просьбу Марии. Его игра на клавесине наполняет спокойствием и счастьем последние минуты жизни старика. По сути, на глазах читателя вершится глубокое таинство: умирающий под воздействием божественной музыки ощущает данное свыше всепрощение, его совесть наконец-то успокаивается.

Гениальность композитора пробуждает в людях их лучшие качества, дарит счастливые минуты, а если необходимо, совершает таинство перехода души в иной мир. Не секрет, что музыка способна эмоционально воздействовать на человека тогда, когда трудно подобрать слова. В этом ее преимущество перед другими видами искусства, что сумел подчеркнуть в своем произведении Паустовский. «Старый повар» (анализ это подтверждает) – история о том, как несбыточная мечта, благодаря божественному воздействию звуков, извлекаемых из клавесина, превратилась для умирающего старика в реальность.

Кстати, сам Моцарт прожил недолгую (всего 35 лет), но радостную и плодотворную жизнь. Написанные им музыкальные произведения (более 600) спустя века радуют наш слух. А Д. Шостакович назвал его «молодостью музыки, вечно юным родником, несущим радость весеннего обновления и душевной гармонии».

Проблемы совести и истинной любви в рассказе

К встрече великого композитора и старого повара привело желание последнего признаться в единственном грехе, который он совершил в своей жизни. Это кража золотого блюдца у хозяйки. Долгие годы она не дает покоя Иоганну Мейеру. К тому же он хотел покаяться перед дочерью, которую учил никогда не брать чужого. Мучило и то, что золото не помогло излечить Марту, а значит, воровство было напрасным.

Чтобы облегчить душевные страдания кристально честного человека, всегда привыкшего жить в ладах с собственной совестью, автор посылает ему встречу с Моцартом. Композитор оказался способен не только выслушать старика, но и, выяснив детали случившегося, вынести справедливое решение. Мейер не виноват, что хотел спасти от смерти дорогого человека. Значит, это не кража, а «подвиг любви», на который способен далеко не каждый человек. Тем не менее история героя учит читателя внимательнее относиться к своим поступкам, чтобы позже не пришлось отвечать перед собственной совестью.

Вместо эпилога

«Старый повар» — не единственное произведение К. Паустовского, в котором он попытался показать, как может воздействовать музыка на чувства человека. Этой же теме, например, посвящен рассказ «Корзина с еловыми шишками» о другом великом композиторе – Э. Григе. Да и сам писатель, подобно своим гениальным героям, побуждает читателя ценить добрые отношения между людьми, учит видеть и понимать прекрасное вокруг себя, жить ради других.

Комментарии временно отключены