1. ПУСЬКИ БЯТЫЕ
Сяпала Калуша с Калушатами по напушке. И увазила Бутявку, и волит:
— Калушата! Калушаточки! Бутявка!
Калушата присяпали и Бутявку стрямкали. И подудонились.
А Калуша волит:
— Оее! Оее! Бутявка-то некузявая!
Калушата Бутявку вычучили.
Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.
А Калуша волит калушатам:
— Калушаточки! Не трямкайте бутявок, бутявки дюбые и зюмо-зюмо некузявые. От бутявок дудонятся.
А Бутявка волит за напушкой:
— Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи бятые!
2. БУРЛАК (роман)
Часть I
Сяпали Калуша с Помиком по напушке и увазили Ляпупу. А Ляпупа трямкала Бутявку.
А Калуша волит:
— Киси-миси, Ляпупа!
А Ляпупа не киси и не миси, а трямкает Бутявку. Полбутявки y Ляпупы в клямсах, полбутявки по бурдысьям лепещется.
А Помик волит:
— Калуша, Ляпупы, трямкающие бутявок, не волят «киси-миси», а то бутявки из клямс вычучиваются.
А Калуша волит:
— А по клямсам? За некузявость?
И — бздым! — Ляпупу по клямсам.
Ляпупа разбызила клямсы и как заволит:
— Оее! Оее!
Бутявка из клямс Ляпупы вычучилась, вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.
А Калуша волит:
— Киси-миси, Ляпупа!
А Ляпупа усяпала с напушки и за напушкой волит:
— Киси-миси, Помик. А Калушаточки-то не помиковичи!
Часть II
Помик волит:
— Калуша, а Калушаточки помиковичи?
Калуша разбызила клямсы и волит зюмо-зюмо:
— Куа?
Помик тырснул в бурдысья и из бурдысьев волит:
— Калуша, а Калушаточки помиковичи?
А Калуша как заволит:
— Некузяво, оее, некузяво так волить!
А помик в бурдысьях как забурлыкает: бурлы, бурлы, бурлы.
А Калуша волит:
— Не бурлыкай, бурлак. Калушаточки не помиковичи, а помиковны!
3. КУЗЯВОСТЬ
Сяпала Калуша по напушке и увазила Бутявку и волит:
— О, бутявище некузявое.
И — тюк Бутявку за сяпалки.
И ну трямкать Бутявку.
Полбутявки у Калуши в клямсах, полбутявки об напушку лепещется.
Но тут Бутявка как заволит:
— Оее, оее!
И подудонилась Бутявка Калуше в клямсы: бздым!
Калуша обезвалдела, в клямсах у Калуши зюмо-зюмо некузяво, а тут Ляпупа по напушке шается, блуки бятые, пши натыром:
— О! Киси-миси, Калушечка! Как калушаточки? Как Помик?
Калуша же клямсы сопритюкнула, не волит ни киси и ни миси (Бутявка-то в клямсах и дудонится и дудонится).
Но тут из клямс у Калуши уже птум-птум, птум-птун (Бутявкино дудо).
— Эска! — волит Ляпупа, — о-по-по, вазьте, о индякие! Калуша подудонилась! От Калуши аж дудом фурдяет!
Калуша Бутявку вычучила, из клямс дудо отбябякала и волит:
— Не Калуша подудонилась, а Бутявка! От Бутявки фурд!
А Бутявка, вычучившись из калушиных клямс, вздебезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки в бурдысья, и волит из бурдысьев:
— Калуша подудонилась, Калуша подудонилась!
А Ляпупа пши аж растюкнула, блуки бятые вымзила и волит:
— И! И! Калушка зюмо некузявая! Фурдючая!
А Калуша бирит:
— С Ляпупой и Бутявкой бирить — дуда натрямкаться. Индякие, не тючьте дудо, не зафурдяет. Ляпупа с Бутявкой волят — у индяких пши сбякиваются!
И усяпала с напушки кузявая-кузявая.
4. ПЕРЕБИРЮШКА
Сяпала Калуша по напушке и увазила Ляпупу, и бирит:
— Оес! Оеее! Ляпупа! Калушаточки!
Калушата присяпали: Канна, Манна, Гуранна и Кукуся. И вазят то на Калушу, то на Ляпупу. А Калуша бирит:
— Калушаточки, к ляпупам не подсяпывайте ни на кыс! Ни кыса к ляпупам! Ляпупы дюбые и зюмо-зюмо некузявые!
А Ляпупа бирит:
— Йоу?
А Калуша волит:
— Вазьте, калушаточки, како ляпупы некузявые и нетюйные!
— Нетюйные? (бирит Ляпупа).
— Нетюйные!
— Биришь?
— Бирю! (волит Ляпупа).
— От нетюйной смычу! — бирит Ляпупа. — И от некузявой.
— Ляпупушка перебирюшка, Ляпупушка перебирюшка! — бирит Калуша. — Хахт! Хахт!
И калушата захахтали:
— Хахт! Хахт! Хахт!
А Ляпупа усяпала с напушки и волит:
— Хахтают, кайодлы! Зюмо некузявые! Пуськи бятые.
5. МММКВЯ
Сяпала Калуша по напушке.
А по напушке — оее! — Ляпупа хвиндиляет.
Дохвиндиляла до Калуши, клямсы ако разбызила и волит:
— Киси-миси, Калушечка! Киси-миси, кузявенькая!
А Калуша:
— Йоу?
— Киси-миси, — бирит Ляпупа, вымзивши блуки на Калушу.
— Ну, киси, — бирит Калуша. — Ну, миси.
А Ляпупа волит:
— А у Ляпупы — мммквя! Потрямкай!
— Не. Мммквя — убня (бирит Калуша).
— Не убня! Кузявая мммквя! Потрямкай!
И возобнулась Ляпупа и — бздым! — вчучила Калуше мммквю аж в клямсы! Инда клямсы у Калуши сопритюкнулись!
Сопритюкнулись — и ни втырь, ни оттырь! Сбякну-лись клямсы-то!
И Калуша бирит:
— Некузявая мммквя! Убня! (а бирит «Декузявая ббквя, Убдя», клямсы-то сбякнутые инда).
А Ляпупа аж облампела и волит:
— О-е-е! Некузяво-то как биришь! Биришь «ды-ды-ды» да «бы-бы-бы»! С клямсами-то йоу?
А Калуша не отбирила никс и как некузявая посяпала с напушки (мммквю с клямс отбябякивать).
Ну и Ляпупа похвиндиляла — кузявая-кузявая. Клямсы разбызила и как зашмерендит:
— Змсяу! Йиу! Хфуф-оп-оп!
6. АНТИБУТЯВКА
Сяпала Калуша по напушке и увазила Бутявку. Бутявка же не вазит Калушу, а шмерендит:
— Куги-туги… буду-вуду… Ам-лям-лям!
Клямсы разбызила — шмерендит и шмерендит:
— Ам-лям-лям!
А Калуша волит:
— Оее, бутявище некузявое! Да забызь клямсы-то! Не ам-лям-лямкай! А ну, не шмерендеть!
А Бутявка шмерендит, инда в пшах у Калуши свири-кает:
— Муги-буги… Ам-тям-тям!
А Калуша сяпалками пши запритюкнула и как заби-рит:
— Оее! О, пши калушины! Оее, яко в пшах свирикает!
А ну, не шмерендеть! А то как стрямкаю! А ну, бутявище некузявое, с напушки — тырсь!
А Бутявка шмерендеть презяла и бирит:
— О-е-е! О индякие! Калуша — некузявая! Калуша бутявок трямкает! Калуша — антибутявка!
Индякие присяпали и вазят-то на Бутявку, то на Калушу. Некузяво вазят на Калушу. А Калуша вазит на индяких и волит:
— Ни! (волит Калуша) Не антибутявка! Но антишмерендя… Антишмерендявка.
7. НЕ ПСНИ!
Сяпала Бутявка с Бутявчонком по напушке и увазила Калушу. И волит:
— Пфя! Вазь на Калушу, Бутявчонок! Калушка-то — зюмо некузявая. Пуська бятая.
Калуша волит:
— Йоу? Йоу Бутявка бирит?
А Бутявка волит:
— Не Бутявка, а Бутява. И бирю: Калушка — пуська бятая! Зюмо-зюмо некузявая.
А Калуша волит (блуки вымзивши на Бутявку):
— А по клямсам? За некузявость?
А Бутявка волит:
— Калушиха! Калушиха! Блуки-то вымзила! Калуша — тина мырдявая. Бутявчонок! А ну фьюро за Бутявкой!
И с напушки — счирк! В бурдысья.
А Бутявчонок сяпает и сяпает по напушке. Подзаст-ремяжился.
Ну и Калуша бутявчонка сцирила. А бутявчонок как забурлыкает! (Бурлы-бурлы, бурлы-бурлы).
А Бутявка из бурдысьев как заводит:
— Оее! Оее! Бутявчонок у Калушихи! Оее, инда Бутявчонка стрямкают!
А Калуша волит:
— Ну, и йоу Бутявка про Калушу бирила?
А Бутявка волит:
— Бирила… Бирила, йоу Калушечка кузявенькая. И калушаточки кузявые. Не трямкай Бутявчонка! Мммм…
Калуша не мырдявая, не пуська и не бятая! Отчучь Бутявчонка!
И забурлыкала Бутявка:
— Оее, оее! Бурлы-бурлы!
— Не бурлыкай! — волит Калуша, — на!
И Бутявчонка вытырснула.
Бутявчонок вздребезнулся, сопритюкнулся и усяпал с напушки.
А Калуша волит в бурдысья:
— И не псни, Бутявка-некузявка.
И прошаялось по-над напушкой Зюище, и пробамболило:
— Оее, некузяво-то инда…
А Калуша волит:
— О Буи-Зюи, Зюище! Егды Бутявки волят некузявости, то и Калуши волят некузявости! За некузявость — некузявость! Блук за блук! Не псни, и не псненный усяпаешь! Псня за псню!
8. АБВУКА
Калуша бирит калушатам:
— Калушаточки! А калушаточки! Канна, Манна, Гуранна и Кукуся!
— И, — бирят калушата.
А Калуша:
— Инда, калушата, побирим об АБВ! Яете АБВ?
— АБВ? — волят калушата. — Не, не яем. АБВ трямкают?
— Ни.
— АБВ дюбые?
— Ни, ни! — бирит Калуша. — Яйте, калушата: АБВ — абвука!
Ну и калушата посяпали с напушки на оттырь, в бурдысья.
А Калуша за калушатами сяпает и волит:
— Яйте, калушаточки, — волит Калуша. — АБВ — кузявая абвука! Без АБВ калушата не высяпают в калуши.
Калушата аж блуки вымзили:
— Абвука?
А Калуша волит:
— Ну! Без абвуки на напушке некузяво. Индякие — и напушане, и напушанки — абвуку яют. А! Б! В! Бирьте: Ааа…
А калушата бирят:
— Оу… Ня… Пся… Кгг…
— Ни! (волит Калуша) Ааа! Бэээ! Вэээ!
Но калушата как тырснут в бурдысья! (Не уявши аб-)
А бутявка за напушкой волит:
— Калушата не яют АБВ! Зюмо некузявые! Пуськи бятые!
9. И-ПЫЗЯВА
У Калуши — калушата: Канна, Манна, Гуранна и Кукуся.
У Бутявки — бутявчонок: Гага Прюшка.
И огды-егды бутявчонок Гага напызявил и-пызяву и оттырснул Кукусе:
Кукуся@пуськи.ru
О Кукуся! Шошляю Кукусю зюмо-зюмо!
Кукуся+Бутявчонок = ;^)(^; Кукуся и Бутявчонок — бдан-бдан! Шошляю Кукусю! С шошлью — Бутявчонок, кукусин на обагды! Чмяк! Кукусин Гага П. :))
А Кукуся напызявила Бутявчонку и-пызяву:
Бутявчонок.гагап@пуськи.ru
О Бутявчонок! Не бдан-бдан и не чмяк. Шошляешь Кукусю? Не яю. Огды… егды… Кукуся:^+
И Калуша напызявила и-пызяву Бутявчонку:
Бутявчонок.гагап@пуськи.ru
Йоу, @, пызявишь пызявы Кукусе? Йоу за «чмяки»? Чмякаться некузяво. Калуши не шошляют бутявок, прюшек и гаг. Бутявки дюбые и зюмо-зюмо некузявые. И не пызявь Кукусе ниогды! А то стрямкаю!
Ей-ей не v. ru
С некузявостью Калуша Помикова (; ^(
А Бутявка (за Бутявчонка) отпызявила Калуше:
Калуша@пуськи.ru
От @ смычим. С мырдявостью — Бутява Бутявишна Йовович-Шер
|:^ ((
10. ПРО ГЛОКУЮ КУЗДРУ И БОКРЕНКА
Калуша как забирит:
— Калушата! Калушаточки! Сяпайте на напушку!
Калушата вымзились из бурдысьев:
-Йоу?
— Сяпайте, сяпайте на напушку!
Калушата (Канна, Манна, Гуранна и Кукуся) присяпали.
— Ну, калушаточки (волит Калуша), распритюкивайтесь по напушке.
Калушата распритюкнулись: Канна, Манна, Гуранна — и наоттырь — Кукуся. А Калуша волит:
— Инда побирим про Щербу.
— Йоу Щерба? — бирят калушата.
— А Щерба, — бирит Калуша, — огдысь-егдысь нацирикал: «Глокая куздра кудланула бокра и курдячит бокренка».
— Ну и йоу? — бирят калушата.
— Йоу: куздра кузявая? А, калушаточки?
— Ни, — бирят калушата. — Куздра некузявая.
— А йоу куздра некузявая?
— А куздра некузявая, ибо куздра кудланула бокра, — волят калушата.
— Ну! И курдячит бокренка! — бирит Калуша. — Ну и бирьте: кузяво ли, егды Канна, Манна и Гуранна курдячат Кукусю? А? Кудланули и курдячат? А?
— Некузяво, — бирит Кукуся. — Пуськи бятые, Канна, Манна и Гуранна.
А Канна, Манна и Гуранна не бирят ни-ни. Блуки вымзили наотпень и не бирят ни йоу.
Инда Канна волит Калуше:
— А Кукуся с Бутявчонком бирила, в бурдысьях-то.
А Кукуся возбнулась и усяпала с напушки
— К Бутявчонку посяпала, — бирят Манна и Гуранна.
— А ну! — волит Калуша. — А ну, сяпайте за Кукусей — и без курдяченья! И Бутявчонка кудланите из бурдысьев! Фьюро!
Калушата усяпали с напушки. А Калуша волит:
— Щерба бятая.
11. ТРЕСЬ
1
Сяпала Калуша с Помиком по напушке и волит то ли Помику, то ли в бурдысья:
— Ин у Калуши с Помиком калушаточки: и Канна, и Манна, и Гуранна, и Кукуся!
А Ляпупа по напушке шается, пши натыром (ну Ля-пупа и Ляпупа) и волит:
— Калушаточки-то некузявые. И Канна, и Манна, и Гуранна. А Кукуся ажник тресь.
— Кукуся тресь?! — возобнулась Калуша. — Кукуся тресь, а, Помик? Обезвалдеваю.
А Ляпупа волит, блуки у Ляпупы бятые-бятые:
— Эска, Кукуся в бурдысьях с Бутявчонком! Щуньте, ин бурдысья-то лепещутся!
А Калуша волит зюмо-зюмо:
— Кукуся в бурдысьях? Эска, Кукуся в бурдысьях бутявчонка трямкает, бурдысья-то и лепещутся!
А Помик волит:
— Оее. Бутявок не трямкают. Бутявки зюмо-зюмо некузявые.
А Калуша волит:
— Сяпай за Кукусей в бурдысья и отвинь бутявчонка у Кукуси.
И Помик посяпал.
— Сяпай, Помик, — бирит Ляпупа. — Сяпай в бурдысья. Отвинишь, как же! Помик-некузявик.
2
А бурдысья лепещутся, лепещутся, инда Ляпупа йокает: йок, йок, йок!
А Помик высяпал из бурдысьев и волит:
— Калушечка, Кукуся не трямкала бутявчонка.
А Калуша волит:
— Кукуся не трямкала? Так стрямкай же! Стрямкай бутявчонка, Помик!
А Ляпупа йокает:
— Йок, йок, йок! — (так и лепещется). — Пуськи бятые, Канна, Манна, Гуранна и Кукуська.
Ин из бурдысьев высяпывает Бутявчонок, а с Бутявчонком сяпает Кукуся, клямсы в клямсы с Бутявчонком сяпалка за сяпалку.
Оее.
Калуша клямсы разбызила ажник.
Помик набурбушился.
Ляпупа йокнула:
— О! Щуньте, щуньте! Кукуся с бутявчонком сяпает! Кукуся тресь!
А Калуша вздребезнулась и волит:
— Нике!
— Тресь, тресь, — бирит Ляпупа. — Кукуся тресь!
(Инда сопритюкивается.)
А Кукуся с Бутявчонком усяпали с напушки.
— Посяпать разбамболить про Кукусю, — забирила Ляпупа. — Разбамболить про бурдысья, про Калушу с Помиком, ой кузяво! Ой кузяво! Кукуся с Бутявчонком в бурдысьях…
— Аи обезвалдела, Ляпупа? — волит Калуша. — Не Кукуся, а Кукуся Помиковна Бутявчонок-Прюшкина.
— Йоу? — бирит Ляпупа. — Йоу?
— Кукуся Прюшкина, йоу.
А Ляпупа как заволит:
— Кукуся-шмукуся! Бутявчонок-шмутявчонок!
И усяпала с напушки бятым-бятая.
12. ФЫВА ПРОЛДЖ
лингвистическая комедия
индякие:
ЛЯПУПА
БУТЯВКА
ПОЛБУТЯВКИ-А
ПОЛБУТЯВКИ-Б
Напушка. По-за напушкой бурдысья. По напушке сяпает Ляпупа. У Ляпупы разбызены клямсы.
ЛЯПУПА (сяпая и сяпая). Оее, оее, некузяво. По-трямкать бы. Нетрямкавши сяпать кузяво ли?
По напушке шается Бутявка.
БУТЯВКА (бирит, не вазя Ляпупы). Фыва пролдж. Фыва пролдж.
ЛЯПУПА (вазит Бутявку). О-по-по, смычь, бутявище некузявое! Сяпай к Ляпупе!
БУТЯВКА (увазивши Ляпупу, фьюро сяпает с напушки в бурдысья). Фыва пролдж. Фыва пролдж.
ЛЯПУПА. И не фыва и не пролдж!
Досяпывает до Бутявки и зачучивает Бутявку в клямсы.
БУТЯВКА. Оее, оее. Фы… ва! Про…пр… (лепещется у Ляпупы в клямсах).
ЛЯПУПА (трямкая Бутявку). Нннн. Кщ, кш. Прлдбрр…
Полбутявки у Ляпупы в клямсах, Пол-бутявки лепешетсяоб напушку. Лепещется, лепещется да и — бздым! — отчучилось Полбутявки из Ляпупиных клямсиуся-пало. (Бутявка = Полбутявки-А + Полбутявки-Б)
ПОЛБУТЯВКИ-А (сяпая по напушке). Фыва. (Бирит зюмо-зюмо фьюро, вымзив блуки на отпень.) Фыва-фывафыва.
У Полбутявки-А сяпалок 6, пшей 18, 4 блука вымзенных.
ПОЛБУТЯВКИ-Б (Бурлычет у Ляпупы в клямсах). Пролдж! Пролдж! Бурлы-бурлы!
У Полбутявки-Б сяпалок 8, пшей 20, 4 блука вымзенных. Бурлычет и бурлычет.
ЛЯПУПА. Ннн! Ннн! (трямкает Полбутявки Б).- Умбррлд… кщр, кщр, слюмз.
ПОЛБУТЯВКИ-Б. О Ляпупа! О Ляпупочка! Отчучь Б из клямс, а то, А ушпандорит без Б, некузяво!
Ляпупа не бирит никс, а трямкает Полбутявки-Б.
ПОЛБУТЯВКИ-А. О! Фыва! Фыва!!! (ушпандоривает с напушки, вымзив блуки на Полбутявки-Б).
ПОЛБУТЯВКИ-Б. Разбызь клямсы то, Ляпупа! Бурлы-бурлы! Полбутявки-А ушпадорит!
ЛЯПУПА (не разбызивая клямс). Вксн, вксн. Умм, умм. Нннн, пжлст.
ПОЛБУТЯВКИ-Б. Полбутявочка-А! Смычь! Не уш-пандоривай от Полбутявки-Б! Смычишь? «А и Б бдан-бдан!»
Вымзивши блуки на Полбутявки-А, Полбутявки-Б бурлыкает.
ПОЛБУТЯВКИ-А (не сяпая). Бдан-бдан?
ПОЛБУТЯВКИ-Б. «А и Б бдан-бдан!» Ляпупа! Разбызь клямсы! А то подудонюсь! Бззз… Шссс… Ну? Бесс… Птум! Птум!
ЛЯПУПА (разбызив клямсы). Некузяво дудониться в мсы! оее! Уубняяя-а! (вычучивает Полбутявки-Б.) ПОЛБУТЯВКИ-Б. (вычучившись из Ляпупиных лямс, вздребезнулась). Полбутявочки-А! Опо-по! Сопритюкнемся?
ПОЛБУТЯВКИ-А (разбызив сяпалки, сяпает к Полбутявке-Б). «А и Б бдан-бдан?»
ПОЛБУТЯВКИ-Б. Бдан-бдан! Ну? Co…при…тюк!
Сопритюкиваются и усяпывают в бурдысья ако како Бутявка.
ЛЯПУПА (Отбябякивая из клямс дудо). Бутявище не-кузявое. Блд-блдырь, пфы.
БУТЯВКА (за напушкой). От некузявой смычу. Фыва пролдж. Фыва пролдж.
Фьюро усяпывает
13. ПУСЬКИНИСТЫ
Сяпали Калуша с Помиком по напушке и трямкали бутявок.
А натрямкавшись бутявок, К. и П. ну шаяться по напушке-то к бурдысьям, то от бурдысьев, то по-над бурдысьями счиркнут, то по-за бурдысьями проскробят.
То втырь, то оттырь.
То впях, то взбых.
Как облампелые — шаем шаются и бирят:
— Эее! Эвай! Пуськи бятые! Шайтесь, индякие!
И:
— Эфан-эфоэ!
Ажник кукушню у Помика с гвинта чирит.
Ужо и бутявок никст на напушке, а К. и П., блуки вымзивши на отпень, хвиндиляют, и дохвиндилялись до некузявости.
Обезвалдели, сяпалки распиндюрили втырь по напушке, клямсы разбызили: оее.
А шаялись-то Калуша с Помиком от перетряма.
Трямкая бутявок, К. и П. не допрели, что бутявки тож натрямкались некузявых бурдысьев, в коих зюмо-зюмо быра «A-CNS».
А от быра «A-CNS» — оее как чирит.
И в клямсах нетырно, и в блуках сыкает, и в пшах гандибобель. И кукушню гвинтит.
И тут Калуша с Помиком клямсы разбызили и бутявок из клямс вычучили на напушку!
Т. е. Калушу с П. вытырснуло не по-индяпки.
Бутявки ж, из клямс вычучившись, вздребезнулись, сопритюкнулись и усяпали с напушки.
А Калуша, отбябякавши бутявок с клямс, водит:
— О бутявки! Трямкающие бырные бурдысья — сгро-
хиваются с курчаток.
А уж перетрям аки некузяв аки мырдяв! д бутявки за напушкой волят:
— Кдна-ганда-бис, лайти-метамикс! Банчь, инчь. Поськи бетые, паськи бутые. Песьки бырые.
А Калуша волит;
— Чи обламлели, бутявищи. Не зямут пробамболить пуськи бятые», кайодлы. Пу-сь-ки бя-ты-е! Пуськи!
А бырные бутявки волят:
— Пськ бт. Бррл-блпл, вафшшэ пуськинисты.
14. НА ШВАНЬТОУ
Огды-егды, а Бутявка спиндюрила у Калуши зилинь.
И с зилинем усяпала с напушки быро-быро.
А зилинь у Бутявки в сяпалках так и тырыпырится: тыры-пыры, тыры-пыры.
А Калуша (пши натыром, блуки бятые) увазила: в бур-дысьях — эвоэ — так и тырыпырится.
И Калуша как забирит:
— Оее, оее! Зилинь спиндюрили! У Калуши зилинь спиндюрили, ух некузявые, пуськи бятые! Эван! Индякие! Оее!
А индякие присяпали на напушку и волях:
— О-по-по, индякие! У Кадушки зилинь спиндюрили! Ёфки! Ёфки!
А ёфки присяпали, пши разбызили, по бурдысьям посцирили, инда Бутявку-то с зилинем и упяли! Упяли и в КТ запиндюрили. И волят по напушке:
— Бутявка в КТ! Змсяу!
А Калуша водит:
— О индякие!
Индякие волят:
— Эвоэ?
— Индякие! — бирит Калуша. — Ёфки то, а? Ефки-то како тако кузявые! Фьюро-фьюро бутявку упяли!
А ёфки волят, блуки вымзивши:
— Змсяу! Змсяем!
И ну сяпать с напушки. А Калуша волит:
— А зилинь-то калушин! Зилинь-то йоу?
А ёфки с вымзенными блуками бирят:
— Йоу-йоу, на шваньтоу. Фу-фэ~я.
0 усяпали с напушки в КТ.
— Како фуфэя, — бирит Калуша. — Како фуфэя! Зилинь-то калушин. Для калушаточек зилинь то, не для М)ок, пуськи бятые. Калушаточки то: Канна, Манна, Гуранна и Кукуся с кукусеночком! И без зилиня!
И Канна, Манна, Гуранна и Кукуся (кукусенок в сяпалках) присяпали на напушку.
И индякие тоже на напушке, и Калуша с калушатами, но ёфок-то ни!
А ёфкино.биренье по-над бурдысьями аж юздит:
— Змсяу! Йиу!
Хфуф-оп-оп!
Змсяу! Тиу!
фук ёлм-ёлм.
Псяэ! Ушя!
Зюм-зюм-зюм!
и (зюмо-зюмо):
Йоу-йоу, на шваньтоу!
Фу-фэ-я!
Ажник в пшах некузяво у индяких от ёфкиной юзды. А Калуша волит:
— А хай в клямсах у ёфок зилинь счучится! А хай ёфки зилинем поктсятся! Фук ёлм-ёлм!
А Кукуся волит Калуше:
— Не воль так фьюро, Калушечка. Блуки не вымзивай. Ни. В бурдысьях не без зилиня. Посяпаем в бурдысья и натрямкаемся зилиня инда.
И индякие отбирили:
— Змсямы.
И тырснули в бурдысья за зилинем.
15. КШИ
Пъс, Психа и псята сяпали по напушке. Навстрызь хвиндиляла Бутявка. Бутявка увазила Пъса и волит:
— Сяпаете по напушке, а напушка-то индяцкая! Не Пъсова напушка! Не Пъсам шаяться бтысь.
Пъс обезвалдел и волит Психе:
— Обезвалдеваю от бутявок. Бутявки, а волят с Пъсом яко тако некузяво! А ну, бутявщина, кши от Пъсов!
А Бутявка волит:
— Опо-по, опопо, галивнок. От Пъса арсаждусь и обсяюсь! Сяпай в геесу!
— За галивнока отводишь! — бирит Пъс. — И за геесу! Не Пъс галивнок, а Бутявка!
И птум сяпалкой по напушке! Бутявка инда тырснула в бурдысья.
16. НАОГДЫ
Сяпали Пъс с Психой и псятами по напушке, а навстрызь хвиндиляет Калуша и волит:
— Оее, како кузяво! Пъс! Кузявенький! Калуша в изъюбе от Пъса! Шошляю Пъса!
И сяпалкой Пъсу: воу, воу. И блуками: жум-жум.
— Калуша, тм, — волит Пъс. — Тм-тм. Эван эвоэ:
Психа. И эван эвоэ: псята.
А Психа блуки вымзила на Калушу. А Пъс волит:
— Психа! Эвоэ Калуша, а на напушке — эвоэ! — калушатник. В калушатнике Помик и калушата: Канна Помиковна, Манна Помиковна, Гуранна Помиковна и Кукуся Помиковна с кукусенком! Псята, а ну, шайтесь по напушке!
Псята усяпали и ну шаяться по напушке. Инда сяпалки свирикают.
Психа же, блуки вымзивши, не волит ни-ни. На Калушу блуки вымзила и ни-ни.
А Пъс бирит:
— Псиша, эван эвое: Калуша! Калуша, эван эвое:
Психа!
А Психа как заводит:
— Бутявка-то кузяво бирила: галивнок исцешь, Пъс!
Калушаточки~то не пъсовны ли? Заволить нешто Помика? Аоэ! Помик! Поо-омик!
А Калуша бирит:
— Оее, усяпываю! Ну пъсов с психами в геесу!
И усяпала с напушки.
И над напушкой встындилось небиренье… А Пъс бирит Психе:
— Исцем галивнок?
— Исцешь.
— А Психа? — волит Пъс. — Не галивнючка яко тако бирить? Про Пъса?
— Психа не галивнючка, — отбирила Психа. Психи калуш не шошляют. Психи не шошлячки.
— И Пъс не шошляет! Не шошляк исцем!
А Психа как заволит:
— Псюга исцешь! Псята, вазьте; эван эвоэ псюга!
А Пъс бирит:
— Оее, не псюга иснем! А ну, посяпали в псятник! А ну индяцкую напушку в геесу. Побирим, псишечка!
И Пъс и Психа посяпали в псятник безо псят. И Психа волит:
— Шошлять кузяво Психу и Псят, дабы исцять како Пъс! Яко тако Пъс, а не яко како Пъсюга.
И забурлыкала:
— Усяпаю вот со псятами в занапушье! В геесу! Не исцяешь для Психи и Псят!
Пъс же бирит:
— Ну не бурлыкай же, Псиша! Псише пъсова? Псишечка пъсова?
И забирил зюмо-зюмо:
— Не галивнок исцем?
— Ни, — отбирила Психа. — Не исцешь. Шошляешь Псишу?
Пъс поразбебекал и волит:
— Шошляю. В изъюбе от Псишечки исцем.
И над псятником встындилось биренье:
— Бирь: шошляешь ли Психу?
— Шошляю.
— Ах, шошляк! Не тырсь! Не…
— Шошляем?
— Шошляем.
— Наогды?
— Наогды.
Ажник бурдысья взлепетнулися…
Из «Дикие животные сказки»
-
-
March 15 2013, 19:51
- Лингвистика
- Литература
- Cancel
Пуськи бятые
Сяпала Калуша с Калушатами по напушке. И увазила Бутявку, и волит:
— Калушата! Калушаточки! Бутявка!
Калушата присяпали и Бутявку стрямкали. И подудонились.
А Калуша волит:
— Оее! Оее! Бутявка-то некузявая!
Калушата Бутявку вычучили.
Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.
А Калуша волит калушатам:
— Калушаточки! Не трямкайте бутявок, бутявки дюбые и зюмо-зюмо некузявые.
От бутявок дудонятся.
А Бутявка волит за напушкой:
— Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи бятые!
Мораль: не дудОнь БутЯвку!
(Людмила Петрушевская. Лингвистические сказочки, 1984)
Из Википедии: ««Пуськи бятые» — цикл «лингвистических сказок» Людмилы Петрушевской, написанных в разные годы её творчества. Первая из них, с таким же названием, была написана в 1984 году и впервые опубликована тогда же в «Литературной газете».
Сказки состоят целиком из несуществующих слов (кроме служебных). Петрушевская использует как традиционные для таких произведений системы словообразования из случайных слогов, называемые глоссолалия, так и более оригинальные и интересные, например, современные или устаревшие корни (а также несуществующие сочетания корневых основ русского языка, несуществующие замены корневых гласных или согласных), которые употребляются писательницей в рассказах с такими русскими аффиксами, с которыми в настоящем русском языке они обычно или не употребляются, или употребляться не могут ввиду полной бессмысленности образованных подобным образом слов.
Иногда в рассказах употребляются старославянские предлоги или междометия.
Из произвольно взятых корневых основ других современных языков индоевропейской или даже кавказской языковой семьи употребляются некоторые русские языковые аффиксы (суффиксы, приставки, окончания, соединительные гласные), подобранные к ним самой писательницей особым образом и поэтому не являющиеся традиционными лингвистическими заимствованиями, характерными для реального языка.
Тем не менее, подобные причудливые формы словообразования у писательницы созданы так, что составляют некий связный рассказ с интуитивно понятным сюжетом. Впоследствии цикл «Лингвистические сказочки» был автором продолжен с включением новых удивительных, а подчас и совершенно фантастических персонажей и соответствующим развитием как сюжетов, так и самих героев».
Перебирая дочкины тетрадки, я вернулась в её 3-й класс. Тему урока дословно не помню, но по литературному чтению дети проходили «Пуськи бятые» Людмилы Петрушевской. На первый взгляд, текст их – полная белиберда, но после «расшифровки» многое становится понятно. К тому же детям явно весело читать и играть при чтении в переводчиков.
Данная сказка, текст которой я размещу ниже вместе с дочкиным вариантом перевода любимой сказки (кого не скажу, сами догадывайтесь), из цикла «лингвистических сказок». Причудливые, непривычные и одновременно весёлые формы словообразования представлены в виде рассказов, сюжет которых воспринимается интуитивно. Знаешь морфологическую природу приводимых слов, значит, сумеешь понять сюжет с лёгкостью. Дочка даже иллюстрировала сказку, так что заодно и картинки её покажу.
Людмила Стефановна Петрушевская «Пуськи бятые»
Сяпала Калуша с калушатами по напушке. И увазила бутявку, и волит:
— Калушата! Калушаточки! Бутявка!
Калушата присяпали и бутявку стрямкали. И подудонились.
А Калуша волит:
— Оее! Оее! Бутявка-то некузявая!
Калушатa бутявку вычучили.
Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.
А Калуша волит калушатам:
— Не трямкайте бутявок, бутявки лЮбые и зюмо-зюмо некузявые. От бутявок
дудонятся.
А бутявка волит за напушкой:
— Калушата подудонились! Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи
бятые!
***
Как вы понимаете, Калуша и калушата – это живые любознательные существа. Их можно представлять в любых образах, главное, чтобы посмешнее и подобрее. Калуша, конечно, старше калушат, ибо это их мама. А вот бутявка – существо маленькое, гораздо меньше калушат.
Думаю, сейчас будет уместен перевод «Пуськи бятые».
Шли (или чапали) Калуша (от слова «клуша» или наседка) и калушата, её детки (цыплятки), по опушке (полянке). И увидела Калуша букашку (козявку). И вопит (кричит, говорит, зовёт):
— Дети! Деточки! Букашка!
Цыплятки прибежали и букашку съели (проглотили). И животики у них расстроились (обделались, в общем, как сказал наш папа, а я сказала, что «загрустили» или «подавились»).
А Калуша вопит (кричит, говорит):
— Ой-ё-ёй! Ой-ё-ёй! Букашка-то невкусная (плохая)!
Калушата букашку выплюнули.
Букашка встрепенулась (трепыхнулась, пришла в чувство), воссоединилась и ушла с опушки.
А Калуша говорит калушатам:
— Не ешьте (не глотайте) букашек, букашки бывают хорошие и очень – очень невкусные (плохие). От букашек животики расстраиваются (грустят).
А букашка кричит за опушкой (полянкой):
— Калушата подавились (обделались (всё-таки это слово, как нельзя лучше, отражает смысл слова «подудонились»))! Калушата загрустили! Очень плохие и невежливые птенчики (а «пуськи бятые» — это уже ругательство от козявки)!
Вот таков у «Пуськи бятые» перевод. Ни прибавить, ни отнять.
Но зато можно сочинить сказку самим, используя имеющиеся слова или изобретая свои. Мы со Светланой сочинять новое не стали, а просто взяли одну из любимых дочкой сказок и заменили слова из неё на выдуманные нами.
«Клювач и Щипач» (ударения выделяю прописными (заглавными) буквами).
ВЫшкребнулся из кувачА Щипач.
«Я вЫшкребнулся!» — пробАкчил ач.
«Я кужАт!» — пробАкчил Клювач.
«Я базЮ с Ачем валЮниться», — пробакчил Щипач.
«Я кужАт», — пробАкчил Клювач.
«Я рАдую Улку», — пробАкчил Щипач.
«Я кужАт», — пробАкчил Клювач.
«Я вазЮкаю дрЯку», — пробАкчил Щипач.
«Я кужАт», — пробАкчил Клювач.
«Я напЫкал бусяпОню», — пробАкчил Щипач.
«Я кужАт», — пробАкчил Клювач.
«Я лыпзЯпнул бубУсю», — пробакчил Щипач.
«Я кужАт», — пробАкчил Клювач.
«Я не побилЯкаю квалЮшку», — пробАкчил Щипач.
«Я ку – ку – ку – кужАт», — прошепОнил Клювач.
«Я бузЮкать увАр», — пробАкчил Щипач.
«Я кужАт», — пробАкчил Клювач.
«Я бузЮкаю!» — пробАкчил Щипач.
«Я кужАт», — шеповАтил Клювач.
«ПорибикАйте!»
«ХватулистАй!» — шеповАтил Щипач.
«БУльки, бУльки, бУльки», — пробАкчил Клювач.
ПодывАчил Щипач Клювача.
«Я ещё бузЮкать увАр», — пробакчил Щипач.
«А я бу не», — пробАкчил Клювач.
Догадались, какую сказку мы с дочкой переделали?
Может, и вы с детьми попробуете сочинить сказку, похожую на «Пуськи бятые»?!
…
Хотите читать меня всегда и знать о пополнении блога новыми материалами, подпишитесь на новости «НАЖАВ СЮДА»
Мне бы хотелось обратить ваше внимание на лингвистические эксперименты «Пуськи бятые» нашей современницы Людмилы Стефановны Петрушевской, написанные в довольно странной и непривычной форме. Все слова, за исключением «служебных», переиначены и не похожи на то, что мы привыкли слышать.
Интерес к искусственным текстам начался с известной фразы отечественного языковеда Л. В. Щербы: «Глокая куздра штеко будланула бокра и курдячит бокрёнка», своеобразным продолжением которой стали лингвистические сказки Л. Петрушевской. Эту фразу писательница необычно обыгрывает в сказке «Про глокую куздру и бокренка».
Правда, цель экспериментирования с языком у них разная. Фраза Л. В. Щербы придумана для того, чтобы ярче показать значение морфем в русском языке. История создания фантастических произведений Петрушевской, по словам ее детей, такова: «Слону Наташе был годик, и она никаких сказок не понимала. Пела ей мама на ночь, пела, а однажды (Слон Наташа стоймя торчала в кроватке) мама подумала и решила рассказать ей сказку на ее же языке. И начала: „Сяпала Калуша по напушке. И увазила бутявку“. И Слон Наташа поняла, засмеялась и уселась слушать». То есть писательница пытается, подражая языку детей, заинтересовать ребенка, увлечь рассказом.
Широко известная сказка Л. Петрушевской «Пуськи Бятые» (из сборника «Дикие животные сказки») часто воспринимается как просто забавный, интуитивно понятный текст со словами, которых нет в русском языке:
«Сяпала Калуша с Калушатами по напушке. И увазила Бутявку, и волит:
— Калушата! Калушаточки! Бутявка!
Калушата присяпали и Бутявку стрямкали. И подудонились.
А Калуша волит:
— Оее! Оее! Бутявка-то некузявая!
Калушата Бутявку вычучили.
Бутявка вздребезнулась, сопритюкнулась и усяпала с напушки.
А Калуша волит калушатам:
— Калушаточки! Не трямкайте бутявок, бутявки дюбые и зюмо-зюмо некузявые. От бутявок дудонятся.
А Бутявка волит за напушкой:
— Калушата подудонились! Зюмо некузявые! Пуськи бятые!»
Однако сказка явно имеет сюжет: некая Калуша с детьми калушатами стрямкали бутявку, вычучили её и подудонились от всего этого, и бутявка тоже действует. Создано действие, настроение. Сказку можно пересказать и даже проиллюстрировать. Но каждый представит что-то своё. При знакомстве с лингвистическими экспериментами Петрушевской появляется много вопросов в связи со значением образованных ею слов, которые невозможно понять вне контекста (исключение — абвука).
В цикле «Пуськи бятые» представлено более ста вымышленных корней. Но язык лингвистических сказок Л. Петрушевской «живой», он развивается, меняется от произведения к произведению, обогащается новыми словами. К концу цикла лексический репертуар представлен 254 необычными словами в 1192 употреблениях. Некоторые из них (некузявый, зюмо-зюмо некузяво) вошли в разговорный язык и в новые словари. Чем же объяснить такой интерес к странным словам Петрушевской, не имеющим на первый взгляд смысла?
Петрушевская, подобно авангардистам начала ХХ века, «создает, творит свою собственную художественную реальность», а не пересказывает «текст реальности». В этом, на мой взгляд, и заключается сила ее новообразований. Ее необычные слова призывают читателя к сотворчеству, поскольку каждый из нас вкладывает в новообразования Петрушевской свои смыслы в зависимости от жизненного (культурного) опыта.
Поэтому и толкований у лингвистических сказочек Петрушевской может быть множество, единственное, что будет одинаковым — понимание грамматики ее произведений. Это объясняется тем, что все мы носители одного языка, поэтому можно провести синтаксический анализ любого предложения, выделить главные и второстепенные члены, установить логическую связь между словами (с помощью вопросов): усяпала (откуда?) с напушки.
Слова сказки сконструированы по законам русского словообразования. Для образования искусственных слов используются несуществующие в нашем языке корни и известные приставки, суффиксы, окончания. Оказывается, что именно служебные морфемы передают настолько много информации о слове, что подобные тексты вполне понятны. Вспомним «глокую куздру» Л. В. Щербы.
Сказка для Л. С. Петрушевской — это форма прикрытия, игра, в основе которой лежит ее отношение к миру, к действительности, к социально-политическим и философским проблемам. Сказки этого автора как бы сочиняются на ходу, от этого повествование в них приобретает характер свободной импровизации.
Так кто же такие «пуськи бятые»? Каждый из нас может ответить по-разному, но одинаковым будет понимание того, что это предмет и его признак.