Первые его рассказы были подняты на смех сотрудникам редакции после любовной неудачи

Андреев, Леонид Николаевич

Леонид Андреев

(9 (21) августа 1871 — 12 сентября 1919)

   ru.wikipedia.org

   Юность

   Родился в Орле в обеспеченной семье землемера-таксатора Николая Ивановича Андреева (1847—1889) и Анастасии Николаевны Андреевой (Пацковской) — дочери разорившегося польского помещика. Ещё с детства проявлял интерес к чтению. Учился в орловской классической гимназии (1882—1891). Увлекался творчеством Шопенгауэра и Гартмана. Юношеская впечатлительность и развитое воображение несколько раз побуждали его на безрассудные поступки: в возрасте 17 лет решил испытать силу воли и лёг между рельсов перед приближающимся паровозом, но остался невредим.

   Окончив гимназию, Андреев поступил на юридический факультет Петербургского университета; после смерти отца, материальное положение его семьи ухудшилось, а сам Андреев начал злоупотреблять алкоголем. Одно время Андрееву приходилось даже голодать. В Петербурге пробовал писать свои первые рассказы, однако в редакции, как Андреев вспоминает в своих мемуарах, их вернули со смехом. Отчисленный за неуплату, он поступил на Юридический факультет Московского университета. В Москве, по словам самого Андреева: «материально жилось лучше: помогали товарищи и комитет».

Л. Андреев. Портрет работы И. Репина (1904)

   В 1894 г., после любовной неудачи, Андреев пытался покончить жизнь самоубийством. Последствием неудачного выстрела было церковное покаяние и порок сердца, который и вызвал впоследствии смерть писателя. После этого случая Леонид Андреев опять был вынужден бедствовать: теперь ему необходимо было кормить мать, своих сестёр и братьев, перебравшихся в Москву. Перебивался случайными заработками, преподаванием и рисованием портретов на заказ. В политической деятельности не участвовал.

   В 1897 успешно сдал выпускные экзамены в университете, что открыло ему дорогу в адвокатуре, которой он занимался вплоть до 1902 г. В том же году начинает свою журналистскую деятельность в газете «Московский вестник» и «Курьер». Свои фельетоны он подписывал псевдонимом «James Lynch». В 1898 г. в «Курьере» был напечатан его первый рассказ: «Баргамот и Гараська». По словам Андреева, рассказ был подражанием Диккенсу, однако молодого автора заметил Максим Горький, который и пригласил Андреева в книгоиздательное товарищество «Знание», объединяющее многих молодых писателей.

   Первая Русская Революция и довоенные годы

   Настоящая слава пришла к Андрееву после издания в 1901 г. его рассказа «Жили-Были» в журнале «Жизнь». В 1902 Андреев женится на А. М. Велигорской — внучатой племяннице Тараса Шевченко. В 1906 г. у них рождается сын — Даниил, который пойдёт по стопам отца и станет писателем-мистиком (его перу принадлежит трактат «Роза Мира»).

   В 1902 г. Леонид Андреев становится редактором «Курьера». В том же году вынужден был дать полиции подписку о невыезде из-за своей связи с революционно настроенным студенчеством. В том же году, благодаря помощи Максима Горького большим тиражом был выпущен первый том его сочинений. В эти годы обозначилась направленность творчества и его литературная манера.

   В 1905 г. приветствовал Первую Русскую революцию; укрывал у себя дома скрывавшихся членов РСДРП, 10 февраля был посажен в тюрьму за то, что накануне на его квартире прошло тайное собрание ЦК (25 февраля выпущен под залог, внесённый Саввой Морозовым). В этом же году он напишет рассказ «Губернатор», ставший откликом на убийство 17 февраля эсером И. Каляевым московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. В ноябре писатель был вынужден уехать в Германию, где от родов умерла его жена (похоронена в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря). До конца революционных волнений оставался на Капри (Италия) в гостях у М. Горького.

   После начала реакции в 1907 г. Андреев разочаровывается в самой революции. Он отходит от революционно настроено писательского окружения Горького. В 1908 Андреев переезжает в собственный дом в Финляндской деревне Ваммельсу. На вилле «Аванс» (название было выбрано из-за того, что дом был построен на аванс от издателя) Леонид Андреев пишет свои первые драматические произведения.

   С 1909 г. активно сотрудничает с модернистскими альманахами издательства «Шиповник».

   Первая мировая война, революция 1917 г. и смерть писателя

   Начало Первой мировой войны Леонид Андреев встретил с воодушевлением:

   «Победить Германию необходимо — это вопрос жизни и смерти не только для России — величайшего славянского государства, все возможности которого впереди, но и для европейских государств. <…> Разгром Германии будет разгромом всеевропейской реакции и началом нового цикла европейских революций».

   Во время войны Андреев публикует драму с антинемецким содержанием («Король, закон и свобода»). Впрочем, произведения писателя в то время посвящены, в основном, не войне, а мещанскому быту, теме «маленького человека».

   После Февральской революции 1917 г. входил в редакционный совет реакционной газеты «Русская воля». Октябрьскую Революцию не принял и не понял. После отделения Финляндии от России оказался в эмиграции. Последние сочинения писателя проникнуты пессимизмом и ненавистью к большевистской власти («Дневник сатаны», «SOS»).

   12 сентября 1919 Леонид Андреев скоропостижно скончался от порока сердца (вызванного попыткой самоубийства 1894 г.). Был похоронен в Мариоках ([1]), недалеко от могилы Крестовских. В 1957 г. перезахоронен в Ленинграде на Аллее Поэтов.

   В 1991 г. в Орле, на родине писателя, открылся дом-музей Леонида Андреева

   Творчество, основные идеи

   Первые произведения Леонида Андреева, во многом под воздействием бедственных условий, в которых тогда находился писатель, проникнуты критическим анализом современного мира («Баргамот и Гараська», «Город»). Однако ещё в раннем периоде творчества писателя проявились его основные мотивы: крайний скептицизм, неверие в человеческий разум («Стена», «Жизнь Василия Фивейского»), возникает увлечение спиритуализмом и религией («Иуда Искариот»). Рассказы «Губернатор», «Иван Иванович» и пьеса «К звёздам» отражают симпатию писателя к революции. Однако после начала реакции 1907 г. Леонид Андреев отказался от всяких революционных взглядов, считая, что бунт масс может привести лишь к большим жертвам и большим страданиям (см. «Рассказ о семи повешенных»). В своём рассказе «Красный смех» Андреев нарисовал картину ужасов современной войны (реакция на Русско-японскую войну 1905 г.). Недовольство его героев окружающим миром и порядками неизменно выливается в пассивность или анархический бунт. Предсмертные сочинения писателя проникнуты депрессией, идеей о торжестве иррациональных сил.

Писатели Леонид Андреев (справа) и Викентий Вересаев.

   Несмотря на патетический настрой произведений, литературный язык Андреева, напористый и экспрессивный, с подчёркнутым символизмом, встречал широкий отклик в художественной и интеллигентской среде дореволюционной России. Положительные отзывы об Андрееве оставили Максим Горький, Рерих, Репин, Блок, Чехов и многие другие. Произведения Андреева отличает резкость контрастов, неожиданные повороты сюжета, в сочетании со схематической простотой слога. Леонид Андреев признан ярким писателем Серебряного века русской литературы.

   Похожими по духу являются русские писатели и близкие друзья Андреева А. И. Куприн и В. В. Вересаев; из иностранных писателей — Г.Ф.Лавкрафт.

Глава IV

Материальные заботы и хлопоты по окончании курса института. – Вступление в число членов редакции «Современника». – Отсутствие самомнения и скромность Добролюбова. – Любовные неудачи. – Жизнь при редакции «Современника» (1858–1860). – Неусыпное трудолюбие. – Ссора Тургенева с Добролюбовым и Некрасовым

По окончании курса наступили для Добролюбова, как и в жизни каждого бедняка, естественные заботы и тревоги о том, как устроиться и по какой идти дороге. С одной стороны, любовь к родине, желание жить вблизи родных и воспитывать под личным присмотром братьев и сестер тянули его в Нижний Новгород на место учителя гимназии; с другой – перед ним открывалось литературное поприще, сулящее ему, кроме славы, почета и возможности более широкого влияния на современников, в значительно большей степени выгодный заработок. Но вместе с тем в качестве казенного воспитанника педагогического института он был человек подневольный, обязан бьш несколько лет служить по министерству народного просвещения и имел основание опасаться, что недовольное им начальство сошлет его на службу в какую-нибудь непроглядную глушь. Вот какими словами выражает он все эти тревоги в письме своему зятю 3 апреля 1857 года:

«Я совершенно раздумал служить в Нижнем; все мне советуют остаться в Петербурге, и я сам вижу, что здесь могу быть несравненно полезнее для моих сестер и братьев. У меня здесь теперь знакомств множество; профессора меня знают как человека отлично умного, и этим, конечно, нужно пользоваться, пока они не успеют забыть меня; я пишу и перевожу, и довольно близок к некоторым литературным кругам, – следовательно, здесь для меня готовы хоть сейчас же все средства к жизни – не уроки, так служба, не служба, так литература. Особенно литература – почетный, полезный и выгодный род занятий. Мне даже как-то странно иногда подумать, что с небольшим усилием я в день могу выработать месячное твое жалованье. Суди сам, должен ли я отказываться от этого для того, чтобы удовлетворить нежной прихоти сердца… Но между тем нужно тебе заметить, что начальство мое после всех историй, какими я насолил ему, радо будет отправить меня в Иркутск или в Колу, а никак не оставить в Петербурге. Директор уже давно порывался меня выгнать, да профессора не позволяли… Так теперь я должен сам себе отыскивать место. И я почти уже нашел место домашнего учителя, при котором моими трудами могу наверное получать столько, сколько учитель же гимназии, т. е. от 500 до 600 рублей. А там и перейду на казенное место. Главное только, чтобы быть в Петербурге; иначе я пропаду от тоски и лени, потому что, сознаюсь, ведь в Нижнем трудно сыскать занятие по душе; а в какой-нибудь Костроме или Пензе и решительно коптителем неба сделаешься. Поэтому в первое время по окончании курса намерен я хлопотать о месте, а там, устроившись уже, ехать в Нижний».

Князья Куракины, у которых Добролюбов давал уроки, выразили готовность сделать все необходимое для того, чтобы Добролюбов получил формальное право отказаться от учительской службы в провинции и остаться в Петербурге. Но обошлось без этого, так как инспектор Второго кадетского корпуса Г.Г. Данилович зачислил Добролюбова номинально служащим в этом корпусе. Во время же летней поездки Добролюбова по окончании курса в Нижний Новгород Некрасов объявил ему, что по возвращении в Петербург он будет получать от редакции «Современника» по 150 рублей месячного жалованья, а с увеличением числа подписчиков – и более.

Таким образом, материальное положение Добролюбова было вполне обеспечено, и он прямо с институтской скамьи встал во главе журнала – явление до того времени еще небывалое в русской литературе.

Но замечательно, что этот быстрый успех нимало не закружил головы молодого литератора.

Здесь мы подходим к черте характера Добролюбова, весьма существенной и крайне симпатичной, обличающей, по нашему мнению, истинное величие души, свойственное лишь немногим избранникам судьбы: именно полное отсутствие всякой кичливости умом, знанием и положением в обществе, всякого самодовольства и рисовки. В то же время в скромности этой не было и следа чего-либо напускного, деланного. Это отнюдь не было лицемерным смирением паче гордости. Стоя во главе литературы, Добролюбов непритворно и совершенно наивно продолжал смотреть на себя как на бедного семинариста, учившегося кое-как и кое-чему на медные деньги и прокармливавшего мелкими журнальными статейками целую ораву ребятишек, и в то же время с искренним сокрушением высказывал то «святое недовольство», которое свойственно лишь великим людям и которым была преисполнена душа его.

Так, отправившись летом в 1858 году лечиться в Старую Руссу, вот что писал он оттуда 8 июня своей приятельнице Л.Н. Пещуровой:

«Мне горько признаться вам, что я чувствую постоянное недовольство самим собой и стыд своего бессилия и малодушия. Во мне есть убеждение (очень вероятно, что и несправедливое) в том, что я по натуре своей не должен принадлежать к числу людей дюжинных и не могу пройти в своей жизни незамеченным, не оставив никакого следа по себе. Но вместе с тем я чувствую совершенное отсутствие в себе тех нравственных сил, которые необходимы для поддержки умственного превосходства. Кроме того, я лишен и материальных средств для приобретения знаний и развития своих идей в том виде, как я бы желал и как нужно было бы. Тоска и негодование охватывают меня, когда я вспоминаю о своем воспитании и провожу в уме то, над чем до сих пор я бился. Лет с шести или семи я постоянно сидел за книгами и рисунками. Я не знал детских игр, не делал ни малейшей гимнастики, отвык от людского общества, приобрел неловкость и застенчивость, испортил глаза, одеревенил свои члены… Если бы я захотел теперь сделаться человеком светским, то не мог бы уже по самому устройству моего организма, которое приобрел я искусственно. А между тем и в деле науки и искусства я не приобрел ровно ничего. Лет пять рисовал я разных солдатиков, а теперь не могу вывести ни собачки, ни домика, ни лошадки. Читал я пропасть книг, но что читал – если бы вы знали!.. Недавно перебирал я свои старинные тетрадки и нашел, что в 13–14 лет я не имел ни малейшего понятия о вещах, которые хорошо известны моим теперешним десятилетним ученикам и даже ученицам. Чего же вы хотите? Пятнадцати лет я начал учиться по-немецки, и до сих пор еще не без труда читаю ученые немецкие книги, – а повести их и теперь не умею читать. По-французски стал я учиться на восемнадцатом году, и если теперь читаю на этом языке, то именно благодаря вам. Английского до сих пор не знаю. Скольких же сокровищ знания лишен я был, до двадцати лет умея читать только русские книги! Да и из русских книг я читал не то, что было нужно, и до последнего времени остался каким-то недоумкой… Мне тяжело и грустно бывает, когда мои теперешние знакомые и приятели начинают иногда говорить со мной как о вещах известных всем о таких предметах науки и искусства, о которых я не имею понятия. Я тогда терзаюсь и сержусь, и хочу все время посвятить учению… Но это легко сказать. Пора ученья прошла. Теперь мне нужно работать для того, чтобы было чем жить. А работа моя, к несчастью, такая, что учить других надобно. Я сам удивляюсь, как меня хватает на это, и этим я измеряю силу моих природных способностей. Иногда мне приходится встречать людей тупых и бесполезных, но громадными средствами обладающих для образования и развития себя. Тогда я думаю: если бы я так был воспитан, если бы я столько знал и имел средств, – какой замечательный человек из меня бы вышел! Но за неимением этого я работаю, пишу кое-как; и как же вы хотите, чтобы мое писание составляло для меня утешение и гордость? Я вижу сам, что все, что пишу, слабо, плохо, старо, бесполезно, что тут виден только бесплодный ум, без знаний, без данных, без определенных практических взглядов. Поэтому я и не дорожу своими трудами, не подписываю их, и очень рад, что их никто не читает… Чтобы удовлетворить вашему желанию, скажу вам, что мною писана вся критика и библиография в „Современнике“ нынешнего года. Не правда ли, что вы никогда не разрезали ни одной страницы из этого отдела журнала? И не прав ли я был, говоря, что статей моих вы, как и большая часть читателей, никогда не могли не только прочитать, но даже и заметить?»

Это отсутствие самомнения и самоуверенности в соединении с неизбежным их спутником – застенчивостью– особенно неблагоприятно отражались на интимной жизни Добролюбова и его отношениях с женщинами. Мы видели, что уже в годы институтского курса он влюблялся и жаждал любви. По выходе же из училища и по мере наступления более зрелых лет эта жажда делалась все более интенсивной. Нежное, привязчивое сердце Добролюбова более всего ценило в любви ее духовную, поэтическую сторону и жаждало идеальной любви в самом высшем смысле этого слова.

«Если бы у меня была женщина, – пишет он своему приятелю И.И. Бирдюгову 17 декабря 1858 года, – с которой я мог бы делить свои чувства и мысли до такой степени, чтобы она читала даже вместе со мной мои (или, положим, все равно, – твои) произведения, я был бы счастлив и ничего не хотел бы более. Любовь к такой женщине и ее сочувствие – вот мое единственное желание теперь. В нем сосредоточиваются все мои внутренние силы, вся жизнь моя, и сознание полной бесплодности и вечной неосуществимости этого желания гнетет, мучает меня, наполняет тоской, злостью, завистью, всем, что есть безобразного и тягостного в человеческой натуре».

С такими высокими требованиями к любви Добролюбов идеализировал даже и мимолетные страсти, на которые у нас принято смотреть с преступным легкомыслием. Так, летом 1858 года во время своей поездки в Старую Руссу Добролюбов сблизился с девушкой, по словам его биографа, доброй и честной, но совершенно необразованной, не умевшей даже и держать себя хотя бы так, как умели держать себя горничные, жившие в услужении у семейств не то что светского, а чиновничьего круга. После первого увлечения Добролюбов вскоре отрезвел и понял, что никогда не любил этой девушки, а просто увлечен был сожалением, которое принял за любовь.

«Я и теперь жалею ее, – пишет он в том же письме к Бирдюгову, – мое сердце болит о ней, но я уже умею назвать свое чувство настоящим именем. Любви к ней я не могу чувствовать, потому что нельзя любить женщину, над которой сознаешь свое превосходство во всех отношениях. Любовь потому-то и возвышает человека, что предмет любви непременно возвышается в глазах его над ним самим и над всем остальным миром.

Ни одна не станет в споре

Красота с тобой… —

говорит Байрон в переводе Огарева к своей bien-aim?e, – и я убежден, что кто не чувствует того же самого относительно своей милой, тот не любит в самом деле, a обманывает себя, увлекаясь чувственностью или бездельем… Между тем к В. я никогда этого не чувствовал… Какая же это любовь?»

Придя к такому сознанию, Добролюбов решился немедленно прекратить свою связь с девушкой, но, судя по тому же письму, нелегко ему это было:

«Если бы ты видел, – пишет он, – как горько, как безумно плакал я, объявляя В. мое решение о прекращении наших отношений… О чем были эти слезы? Всего скорее, это был плач о том, что так долго не умел я понять своей души и в своей ничтожности довольствовался таким мизерным чувствованьицем, принимая его даже за святое чувство любви… Несчастная, юродивая у меня натуришка…»

Но и честно прервавши связь с девушкой, Добролюбов не бросил ее без всякого призрения и участия, как это обыкновенно делается у нас зачастую: он до самой смерти заботился о ее безбедном существовании, высылая ей деньги, тревожась, когда до его слуха доходила весть о ее болезни; равно и после его смерти друзья, чтя его память, не оставили ее без участия до тех пор, пока, выучившись какому-то ремеслу, она не получила возможности встать окончательно на ноги.

Нужно заметить, что все признания Добролюбова о своих любовных приключениях (которые, т. е. признания, он делал постоянно Бирдюгову, избрав почему-то его одного в поверенные своих сердечных дел) носят крайне минорный тон. Застенчивый, неловкий, неуклюжий семинарист, каким он оставался до самой своей смерти, Добролюбов не имел успеха среди женщин, и это его глубоко огорчало. Так, в письме к Бирдюгову 18 января 1859 года он жалуется:

«По крайней мере, обо мне до сих пор женское мнение таково, что может сокрушить самую смелую самоуверенность. Недавно Панаев возил меня в маскарад и пробовал навязать меня интриговавшим его маскам; попытки были неудачны. Я бродил „сумрачен, тих, одинок“ и т. д. Встретился один офицер, которого видел я у Л-ского. Этот, сострадая моей участи, тоже хотел напустить на меня одну знакомую ему маску, но получил в ответ, что „к этакому уроду она даже подойти не в состоянии“. Могу прибавить и еще случай: Л-ская хочет женить меня на своей сестре, а та не хочет выходить за меня; наконец, говорит, что хочет, потому что мне очень удобно будет рожки приставлять. Все это и самая женитьба, разумеется, делается и говорится на смех; но ты видишь, что и самые шутки принимают всегда оборот не весьма лестный для моего самолюбия».

К этой девушке, которую в письмах к Бирдюгову Добролюбов называет А.С., он был неравнодушен; она, по-видимому, кокетничала с ним и кружила ему голову. Так, в письме к Бирдюгову 22 апреля 1859 года он пишет:

«Недавно мне показалось, что в обращении А.С. со мной есть какая-то нежность, как будто начало возникающей любви. Это было для меня так ново и приятно, что я не мог не обратить своего внимания на чувство, возбужденное во мне этим случаем. Строгий анализ показал мне, что чувство это – не любовь, а просто приятное щекотание самолюбия. Она меня еще и теперь очень интересует, даже гораздо больше, чем прежде, но, судя по тому, чт? именно пробуждается во мне при ее внимательности, я убеждаюсь, что весь интерес пропадет, как только я узнаю, что она меня полюбила. Теперь я только догадываюсь, что могу заставить ее полюбить себя, но все еще сомневаюсь, и потому продолжаю с ней обращаться так, чтобы добиться приятной несомненности. Состояние это, когда надежда перевешивает сомнение, довольно приятно, и, если бы она была столько умна, что весь век могла бы держать меня в таком состоянии, я бы завтра же на ней женился. Но я знаю, что таких умных женщин нет на свете, знаю, что очевидность скоро должна заступить место сомнения и надежды, а потому развязка моего любезничанья очень близка. Я даже, по всей вероятности, не стану и ждать того, чтобы она действительно меня полюбила, – с меня довольно будет убеждения, что она совершенно готова на это!!. «А если она в самом деле полюбит и будет страдать?… Не лучше ли бросить эти игрушки огнем?» Вздор, мы с ней оба не таковские… Любовь, не получая себе пищи, пройдет у нее в полтора дня… А если и нет, так что за беда?

Пускай ее поплачет, —

Ей ничего не значит…

Но, разумеется, тут-то я и оказываюсь свиньей. Я себя и не оправдываю…»

Можно представить себе разочарование Добролюбова в тщете всех подобных размышлений, когда он окончательно убедился, что А.С. ни на одну минуту не была расположена полюбить его.

Но самым интересным, характерным, обрисовывающим Добролюбова с головы до ног является мимолетный роман, происшедший с ним на масленице 1860 года и рассказанный им в письме к Бирдюгову 25 февраля 1860 года. Добролюбов был позван к одному знакомому на праздник совершеннолетия его дочери.

«Этобыло в субботу, 6 февраля, – пишет он. – Приехало народу очень много, танцевали пар 20, играли столах на 5. И между танцующими открыл я одну девушку, от которой не мог оторвать глаз, – так была хороша она. Прежде всего поразил меня контраст черных глаз и бровей ее со светло-русыми волосами, потом розовая нежность ее кожи, правильное до последней степени, симметрическое расположение всех черт, ротик с улыбкой счастья и доброты и такое умное, живое и в то же время ласкающее выражение всей физиономии, особенно глаз… Ах, какие это глаза, если бы ты видел! Они не жгут и не горят, а как-то светятся и греют тебя… Я впивался в нее и почел бы себя счастливым, если бы на меня упал один взгляд этих глаз. Но она танцевала, а я был в толпе смотрящих из дверей. А как она танцевала! Сколько прелести и грации было в каждом ее движении, в каждом повороте головы, в каждой улыбке, которой она разменивалась со своим кавалером! Нет, никакой Грез никогда бы не мог создать такой головки! А тут она была предо мною – живая, порхающая, говорящая с другими! А я не смел даже подойти к ней близко… В первый раз я от глубины души проклял свою неуклюжесть и свое неуменье танцевать. Но проклятиями взять было нечего. Я решился действовать иначе. Я спросил: кто она? Мне назвали фамилию; спросил: с кем она приехала? С отцом. Я удовольствовался и прошел в другую комнату. Там спросил я, чтобы мне показали г-на такого-то (т. е. отца ее). Мне указали, и я начал около него вертеться. Подслушал я, что он не успел составить себе партии и ищет партнеров; тотчас же побежал я к хозяину и попросил, чтобы он устроил партию в ералаш; такой-то с таким-то сейчас изъявили желание играть, я – тоже хочу, остается найти четвертого. Хозяин, ничего не подозревая, сладил партию, и я стал играть с почтенным отцом, которому тут же был и представлен. Надо тебе сказать, что он – генерал со звездой, и, несмотря на то, я ему куртизанил в картах и вообще ужасно егозил перед ним. Пойми, как я врезался-то! Разумеется, вся эта история кончилась тем, что мы познакомились. Я выспросил его адрес и на другой день явился к нему с визитом и получил приглашение бывать по средам. Настает среда, еду. И нужно же так случиться, что у него какой-то комитет пришелся тут, его дома нет, жене его я не представлен, общество все незнакомое. Попросил одного случившегося знакомого представить меня хозяйке, но и после этого остался одинок. Только и нашел отрады, что в разговоре с одним молодым путейским офицериком, который пренаивно спрашивал меня: жив ли Кольцов, а впрочем, находил, что Бенедиктов плох и пр. Наконец явился хозяин, и меня посадили за карты. Я пасовал каждую игру, и мне действительно ничего не шло (играли в табельку), да я и не о том думал. Наконец, уставши донельзя, я посадил вместо себя другого, а сам вышел в ту комнату, где были дамы. Там оказался и офицерик. Все смеялись, рассказывали что-то и, между прочим, играли в дурачки, страшно плутуя и оставляя каждый раз какую-то старушку, которая тоже плутовала, да не совсем искусно. Я попросил позволения присоединиться к игре, в которой и она участвовала. Сесть мне пришлось возле нее, так что ей приходилось ходить ко мне. В первую же игру она пошла мне тремя картами, когда у меня было только две на руках. Я показал ей их, а она кивнула головой на схоженные ею карты и сказала выразительно: «Кройте». Я посмотрел, в ходе оказалось четыре карты, а не три. Я тогда нечаянно уронил одну из них на пол, потом поднял и взял себе на руки, а затем раскрыл все карты, и мы оба вышли. Подобные проделки повторялись каждую игру, и веселью конца не было. В промежутках шли рассказы, анекдоты и всяческое посильное остроумие. Она была на этот раз небрежно одета и причесана и производила менее эффекта, но я зато убедился, что она действительно умна и имеет живое сердце. С какими мечтами ехал я оттуда, с каким нетерпением ждал следующей среды! И не выдержал: среди недели нашел дело к ее отцу и заехал в 12 часов, рассчитывая застать всех за завтраком. Но остался в дураках: ее не видал, а отца встретил уже почти на пороге: он собирался уходить из дому. Наконец являюсь сегодня в половине десятого, здороваюсь, смотрю: одни играют в карты, и сама хозяйка тоже, другие рассуждают о том, можно ли назвать счастливым в производстве такого-то подполковника, и проводят параллель с его товарищами; дамы все рассуждают о сгоревших на масленице двух девушках. Я осмотрелся и не нашел около себя дружелюбного лица, с которым бы мог заговорить, кроме опять того же офицерика. В прошедшую среду мы с ним немножко сошлись, так что я начал разговор таким образом: «Хорошо мое положение в этом доме, никого не знаю, никому не представлен, и заговорить ни с кем не могу». Он посмотрел на меня, и тут только заметил я, что он чем-то особенно сияет. «А вы знаете мое положение в этом доме?» – спросил он меня. «Какое? В том же роде, как и мое?» – «Нет, совсем в другом, – отвечает он и ухмыльнулся. – Я сегодня объявлен здесь женихом». – «Как?» – закричал я. «Да, я женюсь на дочери N». Не знаю, что со мной сделалось при этом известии. Я судорожно сжал рукой горячий стакан чаю, бывший у меня, прислонился к двери, и боль обожженной руки отвлекла начинавшееся головокружение. «Я очень доволен», – прибавил он, весело смотря мне в глаза. «Еще бы, – отвечал я. – Да это такое счастье, больше которого я ничего и не подумал бы пожелать себе». Он посмотрел на меня несколько странно; я опомнился. «Ну, поздравляю вас, – начал я добродушным тоном. – Она, кажется, очень умная и добрая, и притом…» Словом, я пустился в панегирик ей, который не был ему неприятен… Между прочим я спросил, давно ли он знаком с ней; три года, говорит. Я заглянул в гостиную, где она гуляла с какой-то подругой. У нее на лице такая радость, столько любви и счастья; посмотрел я на них вместе: она так кокетливо оборачивает к нему головку, так томно кладет свою руку на его, так на него смотрит, как будто говорит: «Возьми меня, возьми, я твоя…» Посмотрел я на все это, потом посмотрел на часы: было четверть одиннадцатого. Я пробыл всего три четверти часа; уехать было еще нельзя. Я подошел к играющим, глядел в карты, но ничего не понимал. Поставив, однако, два ремиза, хозяин обратился ко мне с вопросом: «Ну, как же было не купить?» – Я не вдруг сообразил смысл вопроса, не вдруг понял, что по требованию приличия должен я был сказать «да» или «нет»… Я промычал что-то и вскоре потом отошел. Пристал я к какому-то разговору; но в голове у меня ходило что-то, точно я ухом прилег к котлу паровоза: так и кипело, так и ходило все – глум и бестолковщина. В середине разговора я очнулся как-то, слышу – хвалят какого-то профессора, должно быть, за то, что добросовестно за наукой следит; я кивнул головой и промычал. Потом еще раз очнулся: говорили уж что-то об операторах, я улыбнулся в знак согласия и посмотрел на часы. Было одиннадцать. Я взял шляпу и стал прощаться. Поклонившись всем мне незнакомым, я подаю руку жениху. «А вы знакомы?» – спросила мать, до того не говорившая со мной ни слова. «Как же, maman, прошедшую среду познакомились; мы еще все в дурачки играли», – с какой-то детской радостью и гордостью подхватила она. И при этом она так на него поглядела, что в значении ее слов нельзя было сомневаться. Они значили: «Не правда ли, что ты, мой милый, лучше всех здесь! Вот чужой человек, в первый раз явившийся, – как, не сошедшись ни с кем, тотчас же познакомился с тобой». Мне показалось даже, что она улыбнулась ласковее при прощаньи, именно за то, что я сошелся с ее милым. А отец, прощаясь со мной, наивно проговорил: «А жаль, что вам партия не составилась сегодня». Я немножко дрогнул и отвечал: «Что делать!» – таким отчаянно-грустным тоном, что меня все окружающие сочли, вероятно, чудовищным экземпляром записного картежника. А я думал совсем о другой партии…

Дорога от них ко мне была длинная; «ванька» попался плохой; в лицо мне хлестал мокрый снег. В груди у меня шевелились рыданья, я хотел всплакнуть от безделья; но и то как-то не вышло. Дома принялся было за исправление одной рукописи, которую хотел теперь печатать; но почувствовал себя в настроении к дружеским излияниям, и принялся за письмо к тебе…

Итак, от 6 до 24 февраля я предавался безумной, хотя и робкой, надежде на то, что могу быть счастлив. Сколько было тут планов, мечтаний, дум и сомнений! Радостных минут только не было, исключая, впрочем, той, когда я получил приглашение ее отца бывать у них, и тех немногих минут, когда мы играли в дурачки… И вот она, аллегория-то: как я ни плутовал, а все-таки в дураках остался. А она вот выходит! Черт знает что такое!

Я тебе не расписываю своих чувств. Но об их силе ты можешь заключить по несвойственной мне смелости и стремительности действий, высказанных мной в этом случае. Суди же и о важности моего огорчения. Все окружающее меня, все, что я знаю, – дрянь в сравнении с ней; а я принужден с этой дрянью возиться и любезничать, в то время как у меня сердце защемлено, в мечтах все она, в глазах все ее милый образ и рядом этот жених… добрейший, впрочем, малый, с которым ей жить будет спокойно. Она же институтка и кипучей жизни страстей не ведает; это видно по тому сиянию, которое разлито по ее нежному, доброму и умному лицу. Пусть она будет счастлива, и пусть никто не возмутит ее спокойствия, ее наслаждения жизнью… Я бы заел и погубил ее… И поделом не достается мне владеть такой красотой, таким богатством! – Эх, прощай, Вася. Напиши мне что-нибудь. Твой Н.Д.

P.S. А ведь и офицерик-то плюгавенький… Эх-ма!!!»

Любовные неудачи были, естественно, причиной того, что Добролюбов все более и более погружался в литературный труд, находя в нем единственное утешение в своей жизни. Надо было удивляться, говорит Головачева в своих воспоминаниях, когда же Добролюбов успевал перечитать все русские и иностранные газеты, журналы, все выходящие новые книги, массы рукописей, которые тогда присылались и приносились в редакцию. Авторам не нужно было по нескольку раз являться в редакцию, чтобы узнать об участи своей рукописи. Добролюбов всегда прочитывал рукопись к тому дню, который назначал автору.

«Много времени терялось у Добролюбова на беседы с новичками-писателями, желавшими узнать его мнение о недостатках своих первых опытов. Если Добролюбов видел какие-нибудь литературные способности в молодом авторе, то охотно давал советы и поощрял к дальнейшим работам. Немало труда и времени нужно было употребить также на исправление некоторых рукописей. Наконец приходилось беспрестанно отрываться от дела и для объяснений с ними. Таким образом, Добролюбов мог приниматься за писание своих статей только вечером и часто засиживался за работой до четырех часов утра».

Для того чтобы неотступно быть при редакции, Добролюбов после своей поездки в Старую Руссу поселился в двух комнатках, которые Некрасов нарочно принанял для него к своей квартире и велел пробить дверь в людскую, чтобы Добролюбов мог иметь прямое сообщение с редакцией.

Когда Головачева вернулась с дачи, успевший уже к тому времени переехать к ним Добролюбов сказал ей, улыбаясь:

– Вот и я попал на литературное подворье.

«Он вспомнил, – замечает при этом Головачева, – что я, беседуя с ним в первый раз на даче, выразилась, что наша квартира точно литературное подворье, так как у нас постоянно жили литераторы».

– Не думаю, – возразила Головачева, – чтобы вам было удобно жить в таких маленьких комнатах и так близко от нашей людской – вам будут мешать работать.

– В меблированных комнатах еще более неудобств, – отвечал он, – я часто оставался без обеда; заработаешься и забудешь вовремя потребовать его, а потом принесут Бог знает откуда обед холодный, скверный; съешь его и почувствуешь боль в желудке, а я давно уже страдаю хронической болезнью желудка и чувствую, как слабею от этой болезни.

«Сначала я посылала, – говорит далее в своих воспоминаниях Головачева, – Добролюбову в комнату утренний чай и завтрак, потому что Некрасов и Панаев вставали поздно и в разное время; но немного спустя он попросил у меня позволения приходить пить чай ко мне (я вставала рано), ссылаясь на то, что в это время без него уберут его комнаты, и он тотчас же после чая может сесть за работу.

За утренним чаем я заставляла Добролюбова есть что-нибудь мясное, потому что иногда он приходил к чаю, совсем не ложась спать и проработав всю ночь. Так как при этом я настояла, чтобы Добролюбов после еды отдыхал с полчаса, то к чаю начал являться и Чернышевский, чтобы, пользуясь этим свободным временем, поговорить с Добролюбовым.

Их отношения удивляли меня тем, что не были ни в чем решительно схожи со взаимными отношениями других окружавших меня лиц. Чернышевский был гораздо старше Добролюбова, но держал себя с ним как товарищ».

Несколько позже, по утрам, когда вставал Некрасов, Добролюбов беседовал с ним относительно состава книжек «Современника» и вообще о статьях, предназначавшихся для напечатания в журнале. Он очень заботился, чтобы ни одна фраза не противоречила направлению журнала, и волновался, если автор статей выражал свои мысли слишком многословно. Особенным многословием, по словам Головачевой, отличался литератор Ш. Однажды Добролюбов настаивал на необходимости выкинуть из его статьи три страницы.

– За что же, – говорил Добролюбов, – заставлять читателя терять время на ненужную болтовню автора, разводящего на трех страницах мысль, которую можно выразить двумя фразами; да и добро бы, если бы эта мысль была нова, а то самая избитая.

– Не стоит поднимать возню! – заметил Некрасов. – Потом объяснения с Ш.

– Я беру на себя эти объяснения.

– Это не избавит и меня от них. И так на «Современник» все точат зубы! Обрадуются, что у редакции выйдет неприятность с Ш… и пойдут разные толки.

– Редакция обязана дорожить мнением читателя, а не литературными сплетнями, – отвечал Добролюбов. – Если бояться всех сплетен и подлаживаться ко всем требованиям литераторов, то лучше вовсе не издавать журнал; достаточно и того, что редакции нужно сообразоваться с цензурой. Пусть господа литераторы сплетничают, что хотят; неужели можно обращать на это внимание и жертвовать своими убеждениями? Рано или поздно правда разоблачится, а клевета, распущенная из мелочного самолюбия, заклеймит презрением самих же клеветников.

Не ограничиваясь критическими статьями и рецензиями, Добролюбов, как известно, в конце 1858 года открыл в «Современнике» особенный сатирико-обличительный отдел под заглавием «Свисток».

«Свисток», по словам Головачевой, всегда сочинялся после обеда, за кофе. Тут же Добролюбовым, Панаевым и Некрасовым импровизировались стихотворения. В «Свистке» принимал участие и В. Курочкин. Когда из-за «Свистка» в литературе поднялась целая буря на «Современник», Головачева шутя говорила Добролюбову: «Что, освистали вас?»

– А мы еще громче будем свистать! – отвечал Добролюбов. – Эта руготня только подзадорит нас, как жаворонков в клетке, когда начинают во время их пения стучать ножами о тарелку. «Свисток» сделает свое дело, осмеет все пошлое, что печатают бездарные поэты. Серьезно разбирать всю эту глубокомысленную поэтическую пошлость и фальшь не стоит; за что утруждать бедного читателя, а «Свисток» он прочтет легко и еще посмеется.

Не ограничиваясь всеми этими неусыпными трудами, Добролюбов не переставал заботиться о семье, вызвал к себе двух своих маленьких братьев, Володю и Ваню, для подготовки к поступлению в средние учебные заведения, и сам занимался с ними между делами приготовлением к вступительному экзамену. Кроме забот о сестрах и братьях, Добролюбову пришлось заботиться об устройстве на службу дяди, также приехавшего к нему в Петербург.

Идеальное прямодушие во всех литературных отношениях, отсутствие поклонения каким бы то ни было авторитетам и заискиваний перед громкими именами и знаменитостями, наконец, полное отрицание каких бы то ни было компромиссов, подлаживаний и уступок ради практических соображений было главной причиной того столкновения Добролюбова с Тургеневым, которое повело за собой разрыв с редакцией «Современника» как Тургенева, так и некоторых других писателей 40-х годов (Писемского, Анненкова, Дружинина). С появлением в «Современнике» новых критиков и публицистов старые литераторы начали коситься на молодых, и в журнале образовалось как бы два враждебных лагеря. Добролюбов не мог выносить обхождения с ним свысока Тургенева, и задолго до окончательного разрыва произошло между ними явное обнаружение взаимной неприязни. Раз, придя в редакцию, Тургенев сказал Панаеву, Некрасову и находившимся тут некоторым старым знакомым литераторам:

– Господа, не забудьте, я вас всех жду сегодня обедать ко мне, – и затем, поворотив голову к Добролюбову, прибавил: – приходите и вы, молодой человек.

После ухода Тургенева Головачева шутя сказала Добролюбову, что он, должно быть, считает себя сегодня счастливейшим человеком, удостоившись приглашения на обед от главного литературного генерала.

– Еще бы! Такая неожиданная честь!

– Что же, пойдете? – спросила Головачева, будучи уверена, что он не пойдет после такого приглашения.

– К сожалению, у меня нет фрака, а в сюртуке не смею явиться к генералу, – отвечал, улыбаясь, Добролюбов.

Панаев и Некрасов были удивлены, что Добролюбов не хочет ехать вместе с ними на обед к Тургеневу; они не обратили внимания на тон приглашения.

– Вас же приглашал Тургенев, – сказал ему Некрасов.

– За такое приглашение я никогда не пойду к Тургеневу.

Некрасов с удивлением произнес:

– Да он всех так приглашал.

– Вы все его очень короткие знакомые, а я вовсе нет.

– Это у него такая манера, – заметил Панаев.

Должно быть, Некрасов намекнул Тургеневу – почему Добролюбов не пришел обедать, потому что Тургенев в следующий раз сделал ему любезное приглашение, но это не тронуло Добролюбова, и он все-таки не пошел.

Тургенев заметно стал относиться внимательнее к Добролюбову и начал заводить с ним разговоры, когда встречал его в редакции, потому что литературная известность Добролюбова быстро росла. Но Добролюбов все-таки упорствовал и не являлся на тургеневские обеды. Наконец Тургенев обратился к Панаеву:

– Привези ты его обедать ко мне, уверь его, что он не застанет у меня общества, в котором никогда не бывал.

Когда же Добролюбов и после этого не явился к Тургеневу, тот понял, наконец, что причина, по которой Добролюбов не является на его обеды, заключается вовсе не в страхе встретиться с аристократическим обществом.

– В нашей молодости, – сказал он Панаеву, – мы рвались хоть посмотреть поближе на литературных авторитетных лиц, приходили в восторг от каждого их слова, а в новом поколении мы видим игнорирование авторитетов; вообще, сухость, односторонность, отсутствие всяких эстетических увлечений; все они, точно мертворожденные. Меня страшит, что они внесут в литературу ту же мертвечину, какая сидит в них самих. У них не было ни детства, ни юности, ни молодости – это какие-то нравственные уроды.

Убедившись, что Добролюбов не поддается на его любезные приглашения, оскорбленный Тургенев начал говорить, что в статьях Добролюбова виден инквизиторский прием – осмеять, загрязнить всякое увлечение, все благородные порывы души писателя, что он возводит на пьедестал материализм, сердечную сухость и с нахальством глумится над поэзией, что никогда русская литература, до вторжения в нее семинаристов, не потворствовала мальчишкам из желания приобрести этим популярность. Кто любит русскую литературу и дорожит ее достоинством, тот должен употребить все усилия, чтобы избавить ее от этих кутейников-вандалов!

Эти воззвания Тургенева доходили до Добролюбова, но он не обращал на них внимания и удивлялся только одному: к чему об этом передают ему?

– Неужели думают, – говорил он, – что я испугаюсь таких угроз и в угоду Тургеневу изменю свои убеждения. Странные понятия у этих господ.

При таких натянутых отношениях достаточно было малейшего повода для окончательного разрыва, и такой повод не замедлил представиться в виде блестящей статьи Добролюбова о романе Тургенева «Накануне», напечатанной в мартовской книжке «Современника» за 1860 год под заглавием «Когда же придет настоящий день». Вот как рассказывает Головачева о том, какой сыр-бор загорелся по поводу этой статьи.

«Добролюбов написал статью о повести Тургенева „Накануне“, и она была послана цензору Бекетову. Все читавшие эту статью находили, что Добролюбов хвалил автора и отдавал должное его таланту. Да иначе и быть не могло. Добролюбов настолько был честен, что никогда не позволял себе примешивать к своим отзывам о чьих-либо литературных произведениях своих личных симпатий и антипатий. Некрасов пришел ко мне очень встревоженный и сказал:

– Ну, Добролюбов заварил кашу! Тургенев страшно оскорбился его статьей… И как это я сделал такой промах, что не отговорил Добролюбова от намерения написать статью о новой повести Тургенева для нынешней книжки «Современника». Тургенев сейчас прислал ко мне К. с просьбой выбросить из статьи все начало. Я еще не успел ее прочитать. По словам Тургенева, переданным мне К., Добролюбов будто бы глумится над его литературным авторитетом и вся статья исполнена какими-то недобросовестными ехидными намеками.

Я удивилась, каким образом могли попасть в руки Тургенева корректурные листы статьи Добролюбова? Оказалось, что цензор Бекетов сам отвез их Тургеневу из желания услужить. Не желая ссориться с Тургеневым из-за статьи Добролюбова и уверенный, что Добролюбов согласится на уступки, Некрасов отправился объясняться к Добролюбову».

«Через час, – рассказывает дальше Головачева, – Добролюбов пришел ко мне, и я услышала в его голосе раздражение.

– Знаете ли, что проделал цензор с моей статьей? – сказал он.

Я ему отвечала, что все знаю; тогда Добролюбов продолжал: – Отличился Тургенев! По-генеральски ведет себя… Удивил меня также и Некрасов, вообразив, что я способен на лакейскую угодливость. Ввиду нелепых обвинений на мою статью я теперь ни одной фразы не выкину из нее.

Добролюбов прибавил, что сейчас едет объясняться к цензору Бекетову. Я заметила, что не стоит тратить время на объяснения.

– Как не стоит! – возразил Добролюбов, – если у человека не хватает смысла понять самому, что нельзя дозволять себе такое нецеремонное обращение со статьями, которые он обязан цензуровать, а не развозить для прочтения – кому ему вздумается…

Некрасов дважды в этот день был у Тургенева, но, не застав его дома, оставил ему письмо и получил ответ, состоящий из одной фразы:

«Выбирай: я или Добролюбов».

Было уже два часа ночи, когда Некрасов вернулся из клуба. Озадаченный тургеневским ультиматумом и ходя по комнате, он говорил:

– Я внимательно прочел статью Добролюбова и положительно не нашел в ней ничего, чем мог бы оскорбиться Тургенев. Я это написал ему, а он вот какой ответ мне прислал!.. Какая черная кошка пробежала между нами? Остается одно: вовсе не печатать этой статьи. Добролюбов очень дорожит журнальным делом и не захочет, чтобы из-за его статьи у Тургенева произошел разрыв с «Современником». Это повредит журналу да и прибавит Добролюбову врагов, которых у него и так много; в литературе обрадуются случаю, поднимут гвалт, на него посыпятся разные сплетни, так что гораздо благоразумнее избежать всего этого… Я в таком состоянии, что не могу идти к нему объясняться, лучше вы передайте, какой серьезный оборот приняло дело.

Я отправилась к Добролюбову; он удивился моему позднему приходу. Я придала шутливый тон своему поручению и сказала:

– Я явилась к вам как парламентер.

– Догадываюсь – предлагают сдаться? – с усмешкой спросил он.

– Рассчитывают на ваше благоразумие, которое устранит важную потерю для журнала. Некрасов получил записку от Тургенева…

– Вероятно, Тургенев грозит, что не будет более сотрудником в «Современнике», если напечатают мою статью, – перебил меня Добролюбов. – Непонятно мне, для чего понадобилось Тургеневу придираться к моей статье? Он мог бы прямо заявить Некрасову, что не желает сотрудничать вместе со мной. Каждый свободен в своих симпатиях и антипатиях к людям!.. Я выведу Некрасова из затруднительного положения, я сам не желаю быть сотрудником в журнале, если мне нужно подлаживаться к авторам, о произведениях которых я пишу.

Добролюбов не дал мне возразить и добавил:

– Нет, уж если вы взялись за роль парламентера, так выполняйте ее по всем правилам и передайте мой ответ Некрасову».

Некрасов очутился, таким образом, между двух огней: ему предстояло разорвать или с Тургеневым, или с Добролюбовым. Но какое высокое место ни занимал Тургенев в то время в литературе, в его лице Некрасов терял только талантливого беллетриста; между тем как вслед за Добролюбовым ушли бы и все прочие члены редакции, в руках которых было все ведение журнала и которым журнал был обязан в то время главным своим успехом. Понятно, что Некрасову пришлось пожертвовать своей многолетней дружбой с Тургеневым, тем более, что он и сам мог считать себя обиженным Тургеневым, пристроившим свой роман «Накануне» не в «Современнике», а в «Русском вестнике». Разрыв Тургенева с «Современником», наделавший в литературе много шума и повлекший за собой много сплетен и всякого рода инсинуаций, был вместе с тем разрывом двух партий или, правильней сказать, двух поколений – людей сороковых годов и шестидесятых.

Инструмент проверки текста на орфографические и грамматические ошибки онлайн, позволит исправить
самые громоздкие
ошибки, с высокой степенью точности и скорости, а
также улучшить свой письменный русский язык.

Если возможно несколько исправлений, вам будет предложено выбрать одно из них.
Слова в которых допущены ошибки выделяются разными цветами, можно кликнуть на подсвеченное слово,
посмотреть описание ошибки
и выбрать исправленный вариант.

Инструмент поддерживает 8 языков.

Орфография

Написать текст без каких-либо орфографических или пунктуационных ошибок достаточно сложно даже
специалистам.
Наша автоматическая проверка
орфографии
может помочь профессионалам, студентам, владельцам веб-сайтов, блогерам и авторам получать текст
практически без ошибок. Это не только поможет им исправить текст, но и
получить информацию о том, почему использование слова неправильно в данном контексте.

Что входит в проверку текста?

• грамматические ошибки;
• стиль;
• логические ошибки;
• проверка заглавных/строчных букв;
• типографика;
• проверка пунктуации;
• общие правила правописания;
• дополнительные правила;

Грамматика

Для поиска грамматических ошибок инструмент содержит более 130 правил.

• Деепричастие и предлог
• Деепричастие и предлог
• «Не» с прилагательными/причастиями
• «Не» с наречиями
• Числительные «оба/обе»
• Согласование прилагательного с существительным
• Число глагола при однородных членах
• И другие

Грамматические ошибки вида: «Идя по улице, у меня развязался шнурок»

• Грамматическая ошибка: Идя по улице, у меня…

• Правильно выражаться: Когда я шёл по улице, у меня развязался шнурок.

Пунктуация

Чтобы найти пунктуационные ошибки и правильно расставить запятые в тексте, инструмент содержит более
60 самых важных правил.

• Пунктуация перед союзами
• Слова не являющиеся вводными
• Сложные союзы не разделяются «тогда как», «словно как»
• Союзы «а», «но»
• Устойчивое выражение
• Цельные выражения
• Пробелы перед знаками препинания
• И другие

Разберем предложение, где пропущена запятая «Парень понял как мальчик сделал эту модель»

• Пунктуационная ошибка, пропущена запятая: Парень понял,

• «Парень понял, как мальчик сделал эту модель»

Какие языки поддерживает инструмент?

Для поиска ошибок вы можете вводить текст не только на Русском
языке, инструмент поддерживает проверку орфографии на Английском, Немецком и Французском

Приложение доступно в Google Play

Почему с возрастом у мудрого человека не должно остаться друзей: 3 мудрые цитаты Юрия Левитанского

Молодость дружбе располагает, а старость избегает ✔️

Дети заводят друзей по щелчку пальца, им достаточно узнать имя своего «‎нового лучшего друга» и принять его в объятья без задней мысли. Со временем человек лишается части друзей, а к пожилому возрасту и вовсе не должен их иметь. Почему? Юрий Левитанский считал, что дружба таит большую опасность, чем явный враг: «‎От явного врага мы ждем самого худшего, а от друга лишь прекрасного, лучшего» но каждый наш друг — простой человек, у которого есть свои интересы, свои слабости и желания, мы не хотим думать, что друг может предать или пожелать плохого, но человеческая природа всегда берет верх: «‎Больше всего нас ранят самые близкие, потому что наши души открыты для них».
[Spoiler (click to open)] [more]

С возрастом список тех людей, которых мы считали друзьями, сокращается до единиц: «‎Где понимание было, там оно уйдет, где было доверие, не останется и следа, кто был назван другом, придя однажды, уйдет навсегда». Таков закон жизни: чем дольше мы дружим с кем-то, тем больше встречаем непонимания, зависти, подлости и лицемерия, нужно лишь время, чтобы это проявилось: «‎Не давай свою руку своему лучшему другу, сегодня она спас тебя, потому что не сложно, но завтра подойдешь ты к колодцу и он скажет: прыгай, так нужно». Это не значит, что люди вокруг плохие, виноваты мы сами в том, что назвали их такими: «‎Разве можно назвать волка теленком и ждать, что он будет есть одну травку, а потом считать его предателем, если он съест стадо? Лишь потому, что мы назвали его теленком?». Волк остается волком, как его не называй: «‎Назови человека другом и не будь разочарован, помни: «Человек — это человек, как его ни называй» ».

Как относиться к людям вокруг, чтобы избежать разочарований в жизни? ✔️

Юрий Левитанский считал, что называя человека «другом», мы пытаемся приручить его, как бы это странно не звучало, сделать безопасным и дружественным, хотя до конца сделать это невозможно, человека невозможно приручить, как верного пса. Проблема заключается не в плохих друзьях, а в наших ожиданиях: люди не плохие и не хорошие, но назвав кого-то другом, мы ждем, что он пройдет с нами огонь и воду. Нам так хочется. Мы рады обманываться, но однажды придет час расплаты за нашу иллюзию: человек остался человеком, ни плохим ни хорошим, но мы то ждали лучшего. Именно поэтому взрослый, мудрый человек, не заводит друзей: «‎Мудрый человек делает добро и не ждет того же в ответ, а значит не будет разочарован».

Суть человеческих отношений всегда остается в том, что в них участвует два человека. Как не называй отношения: дружеские, супружеские, родственные, рано или поздно дадут о себе знать именно человеческие отношения, со своими интересами и целями, корыстью и мотивами. Обезопасить себя можно лишь одним: делать добро, если хочется, общаться, если интересно, помогать, если есть возможность и желание, но никогда не ждать, что тот, с кем вы хорошо общались и дружили, будет к вам благосклонен всегда: «‎Каждый может посочувствовать вашей неудаче, но мало кто может порадоваться вашему успеху». Люди меняются — это в человеческой природе, не нужно держать у себя «‎друзей» которые стали неприятны, как и воротить нос от тех, на кого раньше внимание не обращали: «‎Друзья становятся другими, тебя избавив от всего, а ты запомнил их лик такими, который был… До этого всего».

https://zen.yandex.ru/media/id/5aa6ba0857906a16ad6dfaba/pochemu-s-vozrastom-u-mudrogo-cheloveka-ne-doljno-ostatsia-druzei-3-mudrye-citaty-iuriia-levitanskogo-60b62d223efca05eed75c103

Роль смеха в комедии Н.В. Гоголя Ревизор: сочинение

Сочинения по произведениям :

Сочинения по произведениям авторов:

Сочинение 8 класс. Смех – единственное честное лицо в комедии Гоголя «Ревизор»

По словам самого Н. В. Гоголя, задумывая «Ревизора», он «решился собрать в кучу все дурное в России». С какой целью? Все очень просто: посмеяться надо всем разом. И комедия вышла «смешнее черта».
Самое интересное, что смех в «Ревизоре» разный по своему характеру. Иногда это шутливо-добродушный, веселый смех, а иногда – смех сквозь слезы, горькая ирония. Но было бы ошибкой думать, что столь смешная комедия написана для того, чтобы повеселить нас, читателей. Напротив, она призывает задуматься над многими вещами. И задуматься серьезно.
Самые нелепые сюжетные положения, столкновения героев, намеки – все это способствует возникновению легкого, веселого и задушевного смеха. Но в равной мере в произведении присутствует злая ирония, ядовитые издевки над миром воров, взяточников, мошенников, лжецов. И тут читателю уже не до смеха, потому что порой становится жутко.
Вспомним, к примеру, те распоряжения, которые городничий в первом действии отдает квартальному. Высокого полицейского «для благоустройства» поставить на мосту. Разметать старый забор. Приказать «службе» отвечать на вопросы приезжего чиновника, что они всем довольны. Вроде бы в этих распоряжениях трудно найти что-то смешное, а между тем Гоголь здесь в высшей степени ироничен. Он не просто разоблачает, осуждает, бичует. Он раскрывает комическую несостоятельность изображаемых явлений, их нелепость.
Смеясь над безобразным, писатель смотрит на него сверху, с чувством превосходства, иногда – презрения. И его цель состоит отнюдь не в том, чтобы поиздеваться над мелкими страстишками мелких «людишек». Ему нужно пролить свет на все то, что люди обычно старательно прячут в тень, чего они иногда стыдятся даже сами перед собой.
Автор ставит своих героев в такие ситуации, когда они проявляют худшие, самые отвратительные из своих свойств. И первый из этих героев – Хлестаков. Стоит ему попасть в вольготную обстановку всеобщего подхалимства, как он показывает себя «во всей красе». Он берет взятки (поначалу, если быть справедливыми, не подозревая, что он это делает). Он нагло волочится одновременно и за женой, и за дочерью городничего. Он врет так, что становится стыдно за него. Он начинает вести себя высокомерно и развязно.
А городничий, от страха уже ничего не соображающий и бормочущий, что унтер-офицерская жена «сама себя высекла»? А Бобчинский, обращающийся к Хлестакову с просьбой сообщить царю, что «в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский»?
Все эти люди, Без исключения, жалки, ничтожны, и не заслуживают ничего, кроме презрения.
Но почему же в «Ревизоре» нет ни одного положительного героя? Что заставило Гоголя так отступить от общепринятых правил написания комедии? Цель Гоголя состоит в том, чтобы выставить злоупотребления и пороки во всей их неприглядности на унижение и позор, на посмешище всему миру. Все это – в расчете на то, что гласность – самый нелицеприятный и грозный карающий суд. В обществе, подобном тому, которое описал Гоголь, неоткуда появиться положительному герою.
Изображая жизнь провинциальных чиновников, Гоголь сознательно обобщал, заострял такие наиболее характерные для них черты, как лицемерие, суеверность, хвастовство, чванство, невежество, угодничество, жадность, взяточничество, казнокрадство. То есть зло, о котором говорит Гоголь, приняло облик такого многоголового чудовища, что к нему с какой стороны не подойди – везде оскаленные пасти.
Смех для Гоголя – средство нравственного исправления людей. А поскольку смех можно с полным правом назвать равноценным персонажем комедии, то он и есть тот самый положительный герой. И, в общем, это единственный положительный герой, который в силах бороться с отрицательными персонажами, представленными в комедии. Гоголь очень огорчался, что никто, читая «Ревизора», не заметил этого единственного «честного лица» комедии. А отсутствие живого, из плоти и крови, честного персонажа автор объяснял тем, что будь такой персонаж, все зрители и читатели сразу же перешли бы на его сторону и позабыли о тех, на которых сосредоточил свое внимание писатель – на чиновниках и мнимом ревизоре.
Смех в комедии играет огромную роль. И, если подвести итоги, то именно смех утверждает торжество правды, честности, справедливости. Гоголь верит в светлое начало, равно как и в торжество правосудия, которое так наглядно демонстрирует нам знаменитая финальная «немая сцена».

Над чем смеется Гоголь в комедии Ревизор? сочинение 8 класс

Все произведения Николая Гоголя имеют общую черту: они пронизаны едким высмеиванием каких-либо пороков людей и общества. Во всех своих трудах литератор осуждает недостатки человека и общества таким образом. Это касается и комедии «Ревизор».

Николай Гоголь много над чем смеется в этой комедии, но самое главное — это чинопочитание, бюрократизм. Писателю очень смешон тот факт, как городничий пытается показаться в хорошем свете перед самозванцем Хлестаковым. Городничий даже толком и не узнал, ревизор ли он. Он поддался панике и стал «выделываться» перед чиновником. Местное самоуправление всегда боялось вышестоящей власти, как показано автором. Городничий заботился не о людях, а о собственном благосостоянии. Чиновники не были связаны общей целью, а каждый был сам за себя. Это также высмеяно автором.

Очень смешно писателю и поведение Хлестакова. Автор едко усмехается над этим пустым человеком, который хочет казаться очень важным. Хлестаков выдает известные книги известных писателей за свои, и ему все верят! Он тщательно следит за своим костюмом, прической. Хлестаков, который промотал все деньги в карты, хочет казаться богатым человеком. Но самое главное, что вызывает смех писателя — это то, что герою все верят. Абсолютно все население города очаровано самозванцем. Никто не может и подумать о том, что это пустой, глупый человек. Здесь автор высмеивает неспособность человека анализировать других людей, ведь человек, лишенный этой возможности, не может разбираться в людях, он часто ошибается, а также может попасть в неприятную ситуацию. Все это выражено в комедии «Ревизор».

Гоголю очень неприятно, что жители города страдают от произвола чиновников, которые берут взятки и деньги из казны. Они отнимают у людей то, что им принадлежит по закону. Автор тоже над этим смеется, но это уже несколько горький смех, чем радостный… Писателю печально, что от населения города ничего не зависит. Люди страдают, но не могут изменить ситуацию.

В комедии «Ревизор» писатель смеется над пороками чиновников.

2 вариант

В своей комедии «Ревизор» Николай Васильевич Гоголь собрал все самые худшие пороки чиновников в тогдашней России. Произведение получилось правдивым и наполненным сатирой.

События разворачиваются в небольшом городке, куда и дороги-то не всегда доходят; где абсолютный беспорядок и произвол, касающийся каждой должности. Городская власть врет и берет взятки, этим же занимаются и чины пониже.

Также мы можем заметить духовный и нравственный упадок чиновников, а следом и всех городских жителей. Это становится ясно по их поведению и репликам. В этих людях не заложено чувство долга или любви к своему делу. Каждый печется лишь о собственных интересах, что в итоге приводит к упадку всего города. Такие люди населяли, населяют не только города, но ещё и страну, поэтому и страна порой терпит поколение невеж и невежд. В ужасном состоянии и все внутренние отрасли: власть, медицина, образование, закон. На какие только меры не идут чиновники, чтобы мало-мальски исправить свое положение.

В этой комедии не прослеживается четко положительный персонаж (немногие читатели поймут: таким персонажем является смех), и это еще сильнее заставляет нас задуматься о том, что все действующие лица одинаково неграмотны, не обучены, и всех высмеивает Гоголь. Он же и смеется над взяточничеством и хитростью городничего; трусостью, раболепием, тщеславностью и лживостью Хлестакова; обожанием слухов и сплетен Бобчинского и Добчинского. Это становится понятно сразу же, как мы слышим настолько говорящие фамилии, благодаря которым сатира выглядит еще острее. Даже сам город обозначается некой буквой Эн – да любой город в любом месте России точно такой же, недостатки цветут одинаковые. Все герои пьесы – пустые люди, не представляющие из себя ничего стоящего.

Пьеса кончается. Хлестаков, а-ля мнимый ревизор, уезжает, а чиновники наконец-то замечают, что их одурачили. Наверное, за все проступки они заслужили гораздо больше, чем просто оказаться в глупом положении. Но Николай Васильевич не наказывает их, он выставляет эту глупость на всеобщее обозрение и с уверенностью возлагает надежды на то, что справедливость восторжествует.

Посредством огласки общественных пороков автор пытается заставить нас искоренить в себе точно такие же недостатки, если вдруг они у нас имеются. Время идет, а написанная Гоголем комедия до сих пор не теряет своей актуальности.

Также читают:

Картинка к сочинению Над чем смеется Гоголь в комедии Ревизор?

Популярные сегодня темы

Это, смотря как посмотреть. Если всё воспринимать негативно, то наша российская погода очень плохая. На большей территории девять месяцев зима, остальное – лето

Всем знакомы сказки Пушкина с самых малых лет. Они яркие, красочные, имеют смысл. Поэма «Руслан и Людмила» является именно таким произведением. В нем, вместе с реальными людьми существуют

Полное изречение Теренциана Мавра о судьбе книги имеет концовку, которую чаще всего опускают. В ней говорится о том, что дальнейший путь книги зависит от принятия читателем.

В повести Тургенева «Ася» есть немало интересных и своеобразных персонажей, один из которых – молодой человек по фамилии Гагин

Одной из самых лучших поэм в литературе стала поэма Гоголя «Мертвые души». Он потратил на написание этой поэмы 17 лет, но он так и не смог сделать задуманное. Поэма, над которой Гоголь много времени потратил

Над чем смеется Гоголь в комедии “Ревизор”?

Комедия – это жанр, предполагающий, что текст вызовет веселый и жизнерадостный смех. У Гоголя смех получился сквозь слезы. Над чем смеется Гоголь в комедии «Ревизор»? Над всей Россией, породившей страшную бюрократию в среде чиновников всех рангов.

Объекты смеха

Гоголь познакомил с пьесой своих друзей на вечере у Жуковского. Он читал текст так, как будто это была игра одного актера. Авторское чтение было спокойное и простое. Гоголь не смеялся. Когда друзья не могли сдерживать смех, Гоголь усмехался. Всем хотелось понять, над чем смеется автор. Комические проявления героев исходили из ситуаций обычной жизни. Автор так четко подметил низость жителей уездного городка без названия, что по всей стране стали находить сходства с ним.

Что высмеивает Гоголь в комедии «Ревизор»

• Образование. Смотритель училищ Хлопов пропах луком, он труслив и робок перед проверяющими, но развязен и смел перед подрастающим поколением. Лука Лукич «внушает юношеству неблагонамеренные правила». Читатель не видит, как руководит Хлопов, но понимает, что должность он исполняет не свою.
• Власть. Городничий живет по принципу: «все так делают». Кто все? Это те, кому дана власть над людьми. Они не понимают ее сути и пользуются ею не для людей, а для себя. Городничий хитер, нагл, безнравственен. Он не анализирует свои поступки, просто берет то, что может.
• Закон.

Полезные ссылки

Посмотрите, что у нас есть еще:

• для самых рациональных – Краткое содержание «Ревизор»
• для самых нетерпеливых – Очень краткое содержание «Ревизор»
• для самых компанейских – Главные герои «Ревизор»
• для самых занятых – Читательский дневник «Ревизор»
• для самых любопытных – Анализ «Ревизор» Гоголь
• для самых крутых – Читать «Ревизор» полностью

Не понравилось? – Напиши в комментариях, чего не хватает.

1. 1. Даниил Кошелев 275
2. 2. Игорь Проскуренко 167
3. 3. Владимир Кунтин 141
4. 4. Арина Бутусова 96
5. 5. Александр Афанасьев 57
6. 6. Виолетта Иванова 51
7. 7. Михаил Kосьянов 46
8. 8. даниил Михура 42
9. 9. Анастасия Лобаева 39
10. 10. Артём Назаренко 37

1. 1. Кристина Волосочева 18,435
2. 2. Юлия Бронникова 18,090
3. 3. Ekaterina 18,046
4. 4. Darth Vader 17,181
5. 5. Алина Сайбель 16,787
6. 6. Мария Николаевна 15,775
7. 7. Лариса Самодурова 15,735
8. 8. Liza 15,165
9. 9. TorkMen 14,876
10. 10. Влад Лубенков 13,530

Самые активные участники недели:

• 1. Виктория Нойманн – подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 2. Bulat Sadykov – подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 3. Дарья Волкова – подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.

Три счастливчика, которые прошли хотя бы 1 тест:

• 1. Наталья Старостина – подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 2. Николай З – подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.
• 3. Давид Мельников – подарочная карта книжного магазина на 500 рублей.

Карты электронные(код), они будут отправлены в ближайшие дни сообщением Вконтакте или электронным письмом.

Как в комедии Гоголя «Ревизор» звучит авторский «смех сквозь слезы»?

Как в комедии Н.В. Гоголя «Ревизор» звучит авторский «смех сквозь слезы»?

Положительный идеал Н.В. Гоголя в комедии «Ревизор» звучит во всем пафосе повествования, в структуре и стиле ко­медии, в авторском отношении к описываемому. И сам автор писал: «Странно: мне жаль, что никто не заметил честного лица, бывшего в моей пьесе. Да, было одно честное, благород­ное лицо, действовавшее в ней во все продолжение ее. Это че­стное, благородное лицо был — смех».

Гоголь задумывал «общественную» комедию в духе Арис­тофана, где мы видим сочетание грубого комизма и полити­ческой сатиры. Одновременно писатель стремился создать на­циональную по духу комедию, передающую всю абсурдность реальной русской жизни. «Я хотел собрать в одну кучу все дур­ное в России и за одним разом… посмеяться надо всем», — пи­сал Гоголь.

Исследователи и критики отмечали оригинальность этого произведения — в нем отсутствовал любовный элемент, не было положительных героев. Но в пьесе этой видели острую социальную и моральную сатиру. И от этого она только выиг­рала. Какие же приемы использует писатель?

Один из них — использование алогизмов, основанных «на внешне абсурдных умозаключениях». И мы видим это уже в самой завязке. Бобчинский и Добчинский явились к Город­ничему со своим сообщением о том, что в гостинице уже две недели живет молодой человек, денег не платит, заглядывает в тарелки к посетителям, и подорожная прописана ему в Сара­тов. Из всех этих фактов чиновники и Городничий делают вывод, что перед ними — ревизор. Здесь как раз мы видим использование такого алогизма.

Сатира Гоголя проявляется и в его обрисовке образов го­родских чиновников. И здесь, действительно, воплощен ав­торский смех «сквозь слезы». В городе царят беспорядки, кру­гом — воровство и произвол. Городничий берет взятки с куп­цов, с родителей рекрутов, присваивает деньги, предназна­ченные на строительство церкви, подвергает розгам унтер-офицерскую вдову, не выдает продуктов арестантам. На ули­цах города — «кабак, нечистота». Судья, занимающий эту долж­ность в течение 15 лет, берет взятки «борзыми щенками». В бумагах его «сам Соломон не разрешит, что… правда и что неправда». Попечитель богоугодных заведений Земляника считает, что простой человек «если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет». Вместо овсяного супа он дает больным одну капусту. Почтмейстер Шнекин вскрывает чужие письма и оставляет их у себя. Словом, за каждым из чиновников водятся грехи, которые и порождают в душе у них чувство страха. Семейственность, кумовство, взяточничество, карьеризм, чинопочитание, формальное отношение к делу и неисполнение своих прямых обязанностей, невежество, не­высокий интеллектуальный и культурный уровень, пренебре­жительное отношение к народу — эти черты свойственны миру городских чиновников в комедии Гоголя.

Для создания этих образов писатель использует различ­ные художественные средства: авторские ремарки, письма (в письме Чмыхова очерчены некоторые личностные качества Городничего, в письме Хлестакова Тряпичкину дана уничи­жительная характеристика всех чиновников), комические ситуации (Антон Антонович вместо шляпы надевает бумаж­ный футляр). Речь героев индивидуализирована. Так, Город­ничий часто употребляет канцеляризмы, просторечия, бран­ные слова, идиоматические выражения. Язык Сквозник-Дму­хановского по-своему яркий, образный, в речи звучат порой иронические интонации («до сих пор… подбирались к другим городам», «добрался до Александра Македонского», «задам перцу», «какие пули отливает!»).

Исследователи отмечали, что внутренняя пружина, скреп­ляющая и развивающая отношения героев, — это желание ге­роев (Хлестакова и Городничего) стать выше. Сквозник-Дму­хановский прямо говорит зрителям о своей мечте, Хлестаков тоже хочет, по словам Гоголя, «сыграть роль чином выше сво­его собственного». И это единство Хлестакова и Городничего создает трагикомический гротеск пьесы, делает возможной исключительную ситуацию присутствия в городе лжеревизора. Показательна в этом плане сцена вранья Хлестакова. Мно­гие критики считают ее кульминационной, так как герой фак­тически подтвердил, что он — важный чиновник. Однако автор разоблачает своего персонажа одной маленькой ремаркой. За­метив то, что его «завтра же произведут в фельдмаршалы», Хле­стаков поскользнулся и «чуть-чуть не шлепнулся на пол». Так нам открывается авторская позиция: Н.В. Гоголь смеется над тем, что пустышку приняли за значительного человека.

Таким образом, авторская позиция проявляется в том, что в пьесе нет положительных героев. В комедии часто звучит смех, но критический, сатирический, обличительный пафос комедии — это грустный взгляд автора на российскую дей­ствительность, это смех «сквозь слезы».

Своеобразие гоголевского смеха в комедии «Ревизор»

Разъясняя смысл “Ревизора”, Гоголь указал на роль смеха: “Мне жаль, что никто не заметил честного лица, бывшего в моей пьесе. Это честное, благородное лицо — был смех”. Писатель ставил перед собой цель — “смеяться сильно” над тем, что достойно осмеяния всеобщего”, ибо в смехе Гоголь видел могучее средство воздействия на общество.
Близкий друг Гоголя, Аксаков, писал, что “современная русская жизнь не дает материала для комедии”. На что Гоголь ему ответил: “Комизм кроется везде. живя среди него, мы его не видим, но. если художник перенесет его в искусство, на сцену, то мы же сами над собой будем валяться со смеху”.
Своеобразие гоголевского смеха заключается прежде всего в том, что объектом сатиры становятся не плутни какого-либо героя, а сама современная жизнь в ее комически уродливых проявлениях.
В основе сюжета “Ревизора” лежит типично комедийное несоответствие: человека принимают не за того, кем он является на самом деле. Но в отличие от своих предшественников Гоголь решает эту ситуацию по-новому.
Хлестаков ни за кого себя не выдает. Чиновников обмануло его чистосердечие. Опытный плут вряд ли провел бы городничего, который “мошенников из мошенников обманывал”. Именно непреднамеренность поступков Хлестакова сбила всех с толку.
Происходящее выявляло истинное уродливое и смешное лицо людей, вызывало смех над ними, над их жизнью, жизнью всей России. “Над собою смеетесь” — это ведь обращено в хохочущий зрительный зал.
Гоголь смеется как над всем уездным городом в целом, так и над его отдельными обитателями, над их пороками. Беззакония, казнокрадство, взяточничество, корыстные мотивы вместо заботы об общественном благе — все это показано в “Ревизоре”.
Смешное обнаруживается и в той серьезности, с которой относится к своему делу каждый из персонажей комедии. Читателю со стороны видна незначительность и пустота их забот. Таким образом, Гоголь наглядно показывает контраст суетливой внешней деятельности и внутреннего окостенения.
“Ревизор” — комедия характеров. Юмор Гоголя психологичен. Смеясь над персонажами “Ревизора”, мы, говоря словами Гоголя, смеемся не над их “кривым носом, а над кривою душою”. Сам автор писал: “Больше всего надо опасаться, чтобы не впасть в карикатуру”.
В комедии есть несколько нелепых, забавных ситуаций. Так, отдавая спешные приказания к приему ревизора, городничий путает слова: “Пусть каждый возьмет в руки по улице, — черт возьми, по улице! — по метле. ” Минуту спустя он хочет надеть вместо шляпы бумажный футляр.
В записке, полученной Анной Андреевной от мужа, содержится забавная путаница: “Я ничего не понимаю, к чему же тут соленые огурцы и икра?”
Квартальные, которым городничий указывает на лежащую на полу бумажку, “бегут и снимают ее, толкая друг друга впопыхах”.
Поздравляя Анну Андреевну с “обручением” дочери, Бобчинский и Добчинский “подходят в одно время и сталкиваются лбами”.
Вот, пожалуй, и все подобные сцены и подробности. И мы видим, что эти смешные “цепляния” — скорее сопутствующие тона к основному мотиву. Они характеризуют атмосферу спешки, неразберихи, страха. Комическое, как правило, вытекает из характеров героев.
Автор, равно как и читатели, смеется также “над несоответствиями характеров людей и их положением в обществе, над несоответствием между тем, что персонажи думают и что говорят, между поведением людей и их мнением. Так, к примеру, чиновники с женами, пришедшие поздравить городничего и Анну Андреевну с прекрасной партией дочери, в глаза льстят, про себя же отзываются о городничем весьма нелестно: “Не судьба, батюшка, судьба-индейка; заслуги привели к тому. (В сторону.) Этакой свинье лезет всегда в рот счастье!”
Обличая все дурное, Гоголь верил в торжество справедливости, которая победит, как только люди осознают гибельность “дурного”. Реализовать эту задачу ему помогает смех. Не тот смех, который порождается временной раздражительностью или плохим характером, не тот легкий смех, служащий для праздного развлечения, но тот, который “весь излетает из светлой природы человека”.

Обличающая роль смеха в комедии Н. В. Гоголя “Ревизор”

Главным героем комедии Н. В. Гоголя “Ревизор” стал смех. Работу над своим произведением Гоголь начал в 1835 году. Чуть позже состоялись две премьеры комедии в Москве и Петербурге. А работа над текстом комедии продолжалась вплоть до 1842 года. Создавая комедию “Ревизор”, Гоголь хотел не только обличить чиновничество с помощью смеха.

Он мечтал, чтобы “Ревизор” заставил чиновников измениться. Именно для этой цели Гоголь изобразил всех чиновников в комическом виде. Писатель считал, что высмеивание отрицательных черт персонажей

Он был убежден, что комедия, построенная на любовном конфликте, изжила себя. В 30-ые годы 19 века нужна была комедия общественная, в которой поднимались бы важные социальные вопросы. Поэтому в “Ревизоре” почти нет любовной линии. И поэтому в “Ревизоре” нет положительного героя.

Гоголь считал, что положительный герой отвлечет внимание от главного и привлечет внимание

Комична сама ситуация произведения: чиновники уездного города страшно боятся ревизора и принимают за него другого человека – Хлестакова. При этом они пытаются представить свой город в лучшем виде, скрыть совершенные преступления и злоупотребления. Все эти негативные явления раскрываются уже в первых сценах комедии.

Городничий Антон Антонович Сквозник-Дмухановский дает распоряжения чиновникам. Мы читаем о неубранном мусоре, о недостроенной церкви, о квартальном, спешно наводящем порядок в городе о том, что судья Тяпкин-Ляпкин берет взятки борзыми щенками, о пьяных заседателях. Почтмейстер читает чужие письма, в больницах не хватает лекарств, прием ведет немец, совершенно не знающий русского языка и т. д. Поэтому, боясь расправы, все чиновники проявляют в комедии чудеса изобретательности.

Гоголь по-новому подошел к развитию сюжета своей комедии. Особое значение в произведении он придал завязке, которая разом, в единый узел, должна была связать все события. Заканчивается комедия также необычно – немой сценой. Эта сцена помогает нам понять идейный смысл произведения.

У Гоголя развязка не заканчивает комедию, а является одновременно и новой завязкой. Это означает, что действие возвращается на круги своя, торжество закона в России невозможно. Хотя в конце комедии на сцене появляется настоящий ревизор.

Новаторством Гоголя в “Ревизоре” явилось и то, что к нему были написаны “Замечание для господ актеров”, которые помогали понять смысл героев комедии. Гоголь считал, что комедия должна быть народной, затрагивать проблемы современности. Смысл “Ревизора” проясняет ее эпиграф: “На зеркало нече пенять, коли рожа крива”. Сам Гоголь замысел комедии объясняет так: “Я хотел собрать все дурное в одну кучу и разом посмеяться над всем”.

В своем произведении писателю удалось с помощью смеха обличить чиновничий произвол, затронуть проблемы государственной власти, судопроизводства, образования, медицины. Недаром Николай I после просмотра его комедии произнес: “Всем досталось. А мне больше всего”.

Проблема сильной свободной личности в произведениях Горького рубежа веков Рубеж XIX-XX вв. – время перелома, распада устоявшейся системы, в том числе и литературной. Это время острейших противоречий и споров о судьбах отечества. Одним из главных вопросов, занимавших в то.

Гармония и красота в творчестве Л. Н. Толстого Пой сладкозвучный гимн священной красоте! Она одна живет, безгрешна и извечна, Смерть может разбросать миров дрожащий рой, Но красота горит, рождаясь бесконечно… Депонт де Лиль, “Гипапсия” Человек всегда стремится к.

Лукоморье Бунина Стихотворение “Сказка” в 5-м классе ЦЕЛИ УРОКА 1. Представить детское мировосприятие поэта, ставшее основой его творчества, обучать частичному анализу лирического произведения через сопоставление и моделирование, исследование текста, творческие работы детей;.

Творческий путь Ивана Шмелева Шмелев теперь – последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка. Шмелев изо всех русских самый распрерусский, да еще и коренной.

Вечные мотивы в мировой литературе Каждый народ имеет свои книги, берущие истоки из далекого и древнего фольклора. Национальные литературы отражают специфику жизни – образ мысли людей разных стран, их культуру, быт и традиции. Искусство слова.

Отражение общественной борьбы 60-х годов xix века в романе И. С. Тургенева “Отцы и дети” Во второй половине XIX века перед Россией вновь встает проблема модернизации страны, а значит, необходимости срочных преобразований. Происходят бурные изменения в структуре общества, появляются новые слои , российская общественность делится.

“Компетентнісний підхід у навчально-виховному процесі – ключ до успіху вчителів та учнів” Міцний педагогічний ресурс школи дає можливість виховати людину ініціативну, яка здатна брати на себе відповідальність, працювати в групі на спільний результат. Це можливо лише в інноваційній школі, тому, вважаючи, що.

Образ России Русь моя, жизнь моя… А. Блок Александр Александрович Блок жил и творил на рубеже двух столетий – девятнадцатого и двадцатого. Он был последним великим поэтом старой, дооктябрьской России, и вместе.

“Новые люди” Чернышевского Знаменитый роман Чернышевского “Что делать?” был сознательно ориентирован на традицию мировой утопической литературы. Автор последовательно излагает свою точку зрения на социалистический идеал. Утопия, созданная автором, выступает в роли образца. Перед.

Очерк о школьной жизни Время, которое человек учится в школе, называют школьной жизнью. И правда, ведь 10 лет, которые мы проводим в стенах Alma Mater, – это целая эпоха в жизни каждого, время взлетов.

Фольклорные мотивы в поэме Н. А. Некрасова “Кому на Руси жить хорошо” Творчество Некрасова, без сомнения, тесно связано с Россией и русским народом. Его произведения несут в себе глубоко нравственные идеи. Поэма “Кому на Руси жить хорошо” – одно из лучших произведений.

Сходства характеров капитана Татаринова и Сани Григорьева Роман Каверина “Два капитана” – это книга о сильных и смелых людях, о двух капитанах, которые боролись и искали, находили и не сдавались. Звали их капитан Татаринов и капитан Григорьев.

Сочинение Левша народный герой Главным героем рассказа знаменитого русского писателя Лескова становиться самый простой русский человек, который из-за своей особенности получил народное прозвище Левша. Сам по себе данный герой является обычным человеком, который живет.

Страницы истории русского театра В Москве издавна любили музыкальные представления. Поэтому задолго до открытия императорского Большого театра богатые дворяне создавали у себя в имениях домашние театры, где играли свои же крепостные актеры. Представления могли.

Счастье и несчастье в оценке Андрея Болконского Образ Андрея Болконского в романе Л. Толстого “Война и мир” – один из самых сложных, возможно, даже самый сложный. В продолжение всего повествования он что-то ищет, страдает, пытается понять смысл.

Анализ стихотворения А. Блока “Скифы” Стихотворение А. Блока “Скифы” датировано 30 января 1918 года. Известно, что этот период в жизни России, да и всего мира был сложным и напряженным. В России только что совершился грандиозный.

Отблески русской классической поэзии в творчестве Арсения Тарковского Главное для меня – это поэзия, которую я понимаю как жизнетворение. Арсений Тарковский. Автобиография Кухарка жирная у скаред На сковородке мясо жарит, И приправляет чесноком, Шафраном, уксусом и перцем, И.

Профессиональное развитие педагогов ДОУ в условиях малого города Автор – составитель: Миндруль Елена Владимировна, заведующая МБДОУ № 2 “Дюймовочка ” г. Шарыпово Информационная справка: статус города присвоен в 1981 году, численность населения 42 тысячи человек. В период с.

Судьбы человеческие в пьесе М. Горького “На дне” На протяжении всего творчества М. Горького интересовал человек, личность, загадки его внутреннего мира. Человеческие мысли и чувства, надежды и мечты, сила и слабость – все это находит отражение на страницах.

Кукольное царство Щелкунчик пригласил Мари посетить место, где она бы увидела множество чудес. Этим местом оказалось кукольное царство. Герои попали туда через рукав лисьей шубы отца Мари. Не успела девушка выйти из.

Сейчас вы читаете: Обличающая роль смеха в комедии Н. В. Гоголя “Ревизор”