Первый осенний мороз рассказы в бианки

ЛЕСНАЯ ГАЗЕТА № 7
МЕСЯЦ ПРОЩАНИЯ С РОДИНОЙ (ПЕРВЫЙ МЕСЯЦ ОСЕНИ)

С 21 сентября по 20 октября Солнце вступает в знак Весов

ГОД – СОЛНЕЧНАЯ ПОЭМА В 12-ти МЕСЯЦАХ

СЕНТЯБРЬ – хмурень, ревун. Всё чаще начинает хмуриться небо, ревёт ветер. Подошёл первый месяц осени.

У осени своё рабочее расписание, как у весны, только наоборот. Она начинает с воздуха. Высоко над головой исподволь начинает желтеть, краснеть, буреть лист на деревьях. Как только листьям станет не хватать солнышка, они начинают вянуть и быстро теряют свой зелёный цвет. В том месте, где черешок сидит на ветке, образуется дряблый поясок. Даже в безветренный, совсем тихий день вдруг оборвётся с ветки тут – жёлтый берёзовый, там – красный осиновый лист и, легко покачиваясь в воздухе, бесшумно скользнёт по земле.

Когда, проснувшись утром, первый раз увидишь на траве изморозь, запиши у себя в дневнике: «Началась осень». С этого дня, вернее с этой ночи, потому что первый заморозок всегда бывает под утро, всё чаще будут срываться листья с ветвей, пока не задуют ветры-листодёры, не сорвут с леса весь роскошный летний наряд.

Исчезли стрижи. Ласточки и другие летовавшие у нас перелётные собираются в стаи – и незаметно, по ночам, отбывают в дальний путь. Воздух пустеет. И холодеет вода: больше уж не тянет купаться…

И вдруг – как память о красном лете – устанавливается вёдро: тёплые, ясные, тихие дни. В спокойном воздухе летят, серебрятся длинные паутинки… И радостно блестит в полях свежая молодая зелень.

– Бабье лето стаёт, – улыбаясь, говорит народ в деревнях, с любовью поглядывая на жизнерадостную озимь.

В лесу всё готовится к долгой зиме, вся будущая жизнь надёжно прячется, тепло укутывается – все заботы о ней прерваны до весны.

Одни зайчихи никак не могут успокоиться, всё еще не могут помириться, что лето прошло: опять принесли зайчат! Листопадничков. Появились тонконожки-опёнки: лето кончилось.

ПРОЩАЛЬНАЯ ПЕСЕНКА

Уж сильно поредела на берёзах листва. Сиротливо качается на голом стволе давно покинутый хозяевами домик – скворечня.

Вдруг – что такое? – подлетели два скворца. Самочка скользнула в скворечню, деловито копошится в ней. Самец сел на веточку, посидел, поглядел по сторонам… и запел! Но тихонько запел, будто про себя.

Вот кончил. Самочка вылетела из скворечни – скорей назад, к стае. И он за ней. Пора, пора: не сегодня-завтра в путь далёкий.

Простились с домиком, где летом вывели ребят.

Они его не забудут и весной опять поселятся в нём.

ПОСЛЕДНИЕ ЯГОДЫ

На болотах поспела клюква. Она растёт на торфяных кочках, и ягоды лежат прямо на мху. Ягоды-то видны издалека, а вот на чём они растут, незаметно. Только присмотришься поближе, увидишь, что по моховой подушке протянуты тонкие, как нити, стебельки. На них в обе стороны маленькие жёсткие блестящие листики.

Вот и весь кустарничек!

Н. Павлова

БИТВА ЛЕСНЫХ ВЕЛИКАНОВ

На вечерней заре в лесу раздаётся глухой короткий рёв. Из чащи выходят лесные великаны – громадные рогатые самцы-лоси. Глухим, будто из утробы, рёвом они вызывают противника на битву.

Бойцы сходятся на поляне. Они роют землю копытами и грозно потрясают тяжёлыми рогами. Глаза их наливаются кровью. Они кидаются друг на друга, наклонив рогатые головы, с треском и грохотом сталкиваются рогами, сцепляются. Налегают всей тяжестью громадного тела и стараются свернуть противнику шею.

Расходятся – и снова бросаются в бой, пригибаются к земле, вздымаются на дыбы, бьют рогами.

Стук и гром стоят в лесу от ударов тяжёлых рогов. Недаром самцов-лосей зовут сохатыми: рога у них широкие и громадные, как сохи.

Бывает – побеждённый противник поспешно бежит с поля битвы. Бывает – падает под смертоносными ударами страшных рогов с переломленной шеей, истекая кровью. Ударами острых копыт победитель добивает противника.

И опять могучий рёв оглашает лес. Сохатый трубит победу.

В глубине леса ждёт его безрогая лосиха. Победитель становится хозяином этих мест.

Ни одного сохатого он не допустит в свои владения. Даже молоденьких самцов он не терпит, прогоняет их прочь.

И грозно звучит далеко окрест его глухой рёв.

Замирает вдали звонкий гогот перелётных, а в глубине каменного двора мечутся давно отвыкшие от полёта домашние гуси и утки.

НОЧНАЯ ТРЕВОГА

Почти каждую ночь на окраинах города тревога.

Заслышав шум на дворе, люди соскакивают с кроватей, высовывают головы в окна. Что такое, что случилось?

Внизу, во дворе, громко хлопают крыльями птицы, гогочут гуси, кричат утки. Уж не напал ли на них хорёк, не пробралась ли во двор лисица?

Но какие же лисы и хорьки в каменном городе, за чугунными воротами домов?

Хозяева осматривают двор, осматривают птичники. Всё в порядке. Никого нет, никто не мог пробраться за крепкие замки и засовы. Просто, верно, дурной сон приснился птицам. Вот они уже и успокаиваются. Люди ложатся в постели, засыпают спокойно.

А через час опять гогот и кряканье. Переполох, тревога. Что такое? Что там опять?

Открой окно, притаись и слушай. В чёрном небе мерцают золотые искры звёзд. Всё тихо.

Но вот словно чья-то неуловимая тень скользит вверху, по очереди затмевая золотые небесные огоньки. Слышится лёгкий прерывистый свист. Неясные голоса звучат с высокого ночного неба.

Мгновенно просыпаются дворовые утки и гуси. Давно, казалось, забывшие волю птицы в смутном порыве бьют крыльями по воздуху. Они приподнимаются на лапках, вытягивают шею, кричат, кричат горестно и тоскливо.

С высокого чёрного неба им отвечают призывом вольные, дикие сестры. Над каменными домами, над железными крышами тянут стая за стаей крылатые странники. Свистят утиные крылья. Звенит гортанная перекличка диких гусей и казарок.

– Го! го! го! В дорогу, в дорогу! От холода и голода! В дорогу, в дорогу!

Замирает вдали звонкий гогот перелётных, а в глубине каменного двора мечутся давно отвыкшие от полёта домашние гуси и утки.

ОСЕННИЕ ГРИБЫ

Грустно сейчас в лесу, голо, сыро пахнет прелой листвой. Одна отрада – опёнки. Весело на них смотреть. Громоздятся кучками на пнях, влезли на стволы деревьев, рассыпались по земле, будто бродят здесь в одиночку, оторвавшись от стада.

Весело смотреть и приятно собирать; в несколько минут наберёшь корзинку. А ведь собираешь только шляпки, да и то с выбором.

Очень хороши маленькие опята, у которых шляпка еще натянута, как чепчик у ребёнка, а под ней белый шарфик. Потом она отстанет и будет настоящей шляпкой, а шарфик превратится в воротничок.

Вся шляпка в махорчатых чешуйках. Какого она цвета? Трудно определить точно, но это приятный, спокойный буроватый цвет. А пластинки под шляпкой у молодых опят белые, у старых чуть желтоватые.

А замечали, когда шляпки старых грибов наползают на молоденькие, те точно напудрены? Думаешь: «Не плесень ли на них выросла?» Но вспомнишь: «Это же споры!» Насыпались из-под старых шляпок.

Хочешь есть опёнки – твердо знай все их приметы. Часто, очень часто на рынок вместо опят приносят ядовитые поганки. Есть похожие и тоже растут на пнях. Но у всех этих поганок под шляпкой нет воротничка, на шляпке нет чешуек, цвет шляпки яркий, жёлтый или красноватый, пластинки жёлтые или зеленоватые, а споры тёмные.

Н. Павлова

ПРЯЧУТСЯ…

Холодно становится, холодно! Прошло красное лето… Стынет кровь, вялыми становятся движения, одолевает дремота.

Хвостатый тритон всё лето прожил в пруду, ни разу не вылезал из него. Теперь вскарабкался на берег, побрёл в лес. Нашёл гнилой пень, скользнул под кору, свернулся там в клубочек.

Лягушки, наоборот, скачут с берега в пруд. Ныряют на дно, забиваются поглубже в тину, в ил. Змеи, ящерицы прячутся под корни, зарываются в тёплый мох. Рыбы стаями громоздятся в омутах, в глубоких подводных ямах.

Забрались в щёлочки, скважинки коры, в трещины стен и заборов бабочки, мухи, комары, жуки. Муравьи закупорили все ворота, все входы-выходы своего высокого стовратного города. Забрались в самую глубину его, жмутся там в кучи, потесней – застывают так.

Голодно становится, голодно!

Холод не так страшен тем животным, у которых кровь горячая, – зверям, птицам. Лишь бы пища была: поел – словно печечку в себе затопил. Но с холодом приходит и голод.

Скрылись бабочки, мухи, комары – и нечего стало есть летучим мышам. Они прячутся в дупла, в пещеры, в расселины скал, под крышу на чердаках. Повисают там вниз головой, прицепившись за что-нибудь коготками задних лапок. Запахиваются, как плащом, своими крыльями – засыпают.

Скрылись лягушки, жабы, ящерицы, змеи, улитки. Спрятался ёж в своё травяное гнездо под корнями. Барсук реже выходит из норы.

ОТЛЁТ ПТИЦ НА ЗИМОВКИ

ОСЕНЬ С НЕБА

Взглянуть бы на бескрайнюю нашу страну с неба. Осенью. Подняться на стратостате выше леса стоячего, выше облака ходячего – километров бы на тридцать над землёй. Конца-края нашей земли всё равно не увидишь, но овидь – что видно кругом – оттуда огромная. Если, конечно, небо чистое, не закрывает землю от глаз сплошная туча – оболочина.

И покажется с такой высоты, что вся наша земля в движении: что-то движется над лесами, степями, горами, морями…

Это – птицы. Бесчисленные птичьи стаи.

Наши перелётные покидают родину – летят на зимовки.

Некоторые, конечно, остаются: воробьи, голуби, галки, снегири, чижи, синицы, дятлы и прочая мелочь. Все дикие куры, кроме перепёлочек. Большой ястреб-тетеревятник, большие совы. Но и этим хищникам мало работы у нас зимой: большинство птиц всё-таки улетает от нас на зиму. Отлёт начинается с конца лета: первыми улетают те, что прилетели весной последними. И длится всю осень – пока воды не закроются льдом. Последними отлетают от нас те, что первыми появились весной: грачи, жаворонки, скворцы, утки, чайки…

КТО КУДА

Думаете, со стратостата отлёт на зимовки – сплошной поток птичьих стай с севера на юг? Вот уж нет!

Разные виды птиц улетают в разное время, большинство летит ночью: так безопасней. И далеко не все летят зимовать с севера на юг. Есть птицы, которые осенью улетают с востока на запад. Другие наоборот – с запада на восток. А есть у нас и такие, что летят зимовать прямо на север!

Наши специальные корреспонденты телеграфируют нам беспроволочным телеграфом, передают беспроволочной почтой – по радио – куда кто летит и как чувствуют себя крылатые странники в пути.

С ЗАПАДА НА ВОСТОК

«Че-й! Че-й! Че-й!» – так переговаривались в стайке красные канарейки – чечевички. Они начали своё путешествие с берега Балтийского моря, из Ленинградской и Новгородской областей ещё в августе. Летят не спеша: еды всюду достаточно – куда торопиться? Не на родину летят – гнёзда завивать, детишек выводить.

Мы видели их на пролёте через Волгу, через Уральский невысокий хребет, а теперь видим в Барабе – западносибирской степи. День за днём они подвигаются всё на восток, всё на восток – в ту сторону, где солнце всходит. Летят от рощи до рощи: вся Барабинская степь в колках – берёзовых рощицах.

Лететь стараются ночью, а днём отдыхают и кормятся. Хоть они летят стайками и каждая пичуга в стае смотрит в оба, как бы не попасть в беду, всё-таки случается: не укараулят себя, и одну-другую из них схватит ястребок. Очень уж их много тут, в Сибири: перепелятник-ястребок, соколки – чеглок-белогорлик, дербник… Быстрокрылые – страсть! Пока летишь от колка до колка – скольких выхватят! Ночью всё-таки лучше: сов меньше.

Тут, в Сибири, чечевичкам свёрток: через горы Алтай, через пустыню Монголии – сколько ещё гибнет их, маленьких, в трудном пути! – в жаркую Индию. Там зимуют.

С ВОСТОКА НА ЗАПАД

Тучи уток и целые облака чаек выводятся каждое лето на Онежском озере. Приходит осень – эти тучи и облака подаются на запад – на заход. Стая уток-шилохвостов, стая чаек сизых тронулись в путь на зимовки. Полетим за ними на самолёте.

Слышите резкий свист? За ним плеск воды, шум крыльев, отчаянное кряканье уток, крики чаек!..

Это шилохвосты и чайки расположились было на отдых на лесном озерке, а перелётный сокол сапсан тут их и настиг. Как длинный пастуший кнут, со свистом пронизал воздух, пронёсся над самой спиной поднявшейся в воздух утки – рассек её когтем заднего пальца, острым, как кривой ножичек. Плетью свесив длинную шею, раненая птица не успела упасть в озеро, как стремительный сокол круто повернул, скогтил её над самой водой, умертвил одним ударом стального клюва в затылок и унёс себе на обед.

Сапсан этот – горе-злосчастье утиной стаи. Вместе с нею тронулся он в отлёт с Онежского озера, вместе с ней миновал Ленинград, Финский залив, Латвию… Когда сыт – равнодушно смотрит, сидя где-нибудь на скале или дереве, как летают над водой чайки, как кувыркаются на воде вниз головой утки. Как они поднимаются с воды и, собравшись в кучку или растянувшись вожжой, продолжают свой путь на запад – туда, где в серые воды Балтийского моря жёлтым шаром опускается солнце. Но как только сапсан проголодается, он быстро нагоняет свою стаю и выхватывает из неё себе уточку.

Так он будет лететь за ними вдоль берегов Балтийского, Северного морей, перелетит за ними на Британские острова – и только близ их побережья, быть может, отвяжется, наконец, от них этот крылатый волк. Здесь наши утки и чайки останутся зимовать, а он, если захочет, полетит за другими стаями уток на юг – во Францию, Италию, через Средиземное море в знойную Африку.

НА СЕВЕР, НА СЕВЕР – В КРАЯ ПОЛНОЧНЫЕ!

Гаги-утки – те самые, что дают нам для шуб такой изумительно тёплый и лёгкий пух, – спокойно вывели своих птенцов на Белом море – в Кандалакшском заповеднике. Уже много лет здесь охраняют гаг, а студенты и учёные кольцуют их: надевают им на ножки лёгкие металлические колечки с номерами, чтобы знать, куда гаги улетают из заповедника, где у них зимовки, много ли гаг возвращается назад в заповедник, к своим гнездовьям, и разные другие подробности жизни этих чудесных птиц.

И вот узнали, что гаги летят из заповедника почти прямо на север – в полночный край, в Ледовитый океан, где живут гренландские тюлени и громко, протяжно вздыхают белухи-киты.

Белое море скоро всё покроется толстым льдом, и гагам тут зимой кормиться нечем. А там, на севере, весь год открыта вода, там ловят рыбу тюлени и огромные белухи.

Гаги сощипывают со скал и водорослей моллюсков – подводные ракушки. Им – северным птицам – главное, чтоб было сытно. И пусть тогда страшный мороз, и вода кругом, и тьма кромешная – им это не страшно: у них шубки на гагачьем пуху, на непроницаемом для холода, самом тёплом в мире пуху! Да то и дело там сполохи – чудесные северные сияния на небе, и огромная луна, и звёзды ясные. Что ж такого, что солнце там несколько месяцев не выглядывает из океана? Полярным уткам всё равно хорошо, сытно и привольно проводить там долгую полярную зиму-ночь.

ТИР

БЕЙ ОТВЕТОМ ПРЯМО В ЦЕЛЬ! СОСТЯЗАНИЕ СЕДЬМОЕ

1. С какого дня (по календарю) начинается осень?

2. У какого зверя осенью в листопад ещё родятся детёныши?

3. Листья каких деревьев осенью краснеют?

4. Все ли перелётные улетают от нас осенью на юг?

5. Отчего старых лосей-быков называют «сохатыми»?

6. Какие птицы весной бормочут: «Куплю балахон, продам шубу», а осенью: «Продам балахон, куплю шубу»?

7. Что значит, если над каким-нибудь местом в лесу с карканьем вьётся вороньё?

8. Куда осенью деваются бабочки?

9. Сидит – зеленеет, летит – пожелтеет, падёт – почернеет.

10. Долговяз в траве увяз.

11. Серовато, зубовато, по полю рыщет, телят, ребят ищет.

12. Маленький воришка в сером армячишке по полю шныряет, корм подбирает.

13. На бору, на юру стоит старичок – бурый колпачок.

14. Сам не берёт и воронам не даёт.

ЛЕСНАЯ ГАЗЕТА № 8
МЕСЯЦ ПОЛНЫХ КЛАДОВЫХ (ВТОРОЙ МЕСЯЦ ОСЕНИ)

С 21 октября по 20 ноября

Солнце вступает в знак Скорпиона

ГОД – СОЛНЕЧНАЯ ПОЭМА В 12-ти МЕСЯЦАХ

ОКТЯБРЬ – листопад, грязник, зазимник.

Ветры-листодёры срывают с леса последние отрепья. Дождь. Скучает на заборе мокрая ворона. Ей ведь тоже скоро в путь: летовавшие у нас серые вороны незаметно откочёвывают к югу, а на их место также незаметно перемещаются такие же вороны, родившиеся на севере. Выходит, и ворона – птица перелётная. Там, на дальнем севере, ворона – первая прилётная, как у нас – грач, и последняя отлётная.

Покончив с первым своим делом, раздеванием леса, осень принимается за второе: студит и студит воду. Всё чаще по утрам лужи покрываются хрупким ледком. Как воздух, вода уже оскудела жизнью. Те цветы, что красовались на ней летом, давно уронили свои семена на дно, утянули под воду длинные свои цветоножки. Рыбы забиваются в ямы, ятови, зимовать там, где не замерзает вода. Мягкий хвостатый тритон-харитон всё лето прожил в пруду, а теперь выполз из воды – пополз зимовать на суше, где-нибудь во мху под корнями. Льдом покрываются стоячие воды.

Стынет и на суше нежаркая кровь. Прячутся куда-то насекомые, мыши, пауки, многоножки. Забравшись в сухие ямы, переплетаются, застывают змеи. Забиваются в тину лягушки, прячутся за отставшую кору пней ящерки – обмирают там… Звери – кто одевается в тёплые шубки, кто набивает свои кладовки в норах, кто устраивает себе берлогу. Готовятся.

В осеннее ненастье семь погод на дворе: сеет, веет, крушит, мутит, ревёт и льёт, и снизу метёт.

ГОТОВЯТСЯ К ЗИМЕ

Мороз не велик, а зевать не велит: как грянет – разом землю и воду скуёт льдом. Где тогда еды себе достанешь? Куда спрячешься?

В лесу каждый готовится к зиме по-своему.

Кому положено, улетел от голода и холода на крыльях. Кто остался, торопится набить свои кладовые, заготовляет запасы пищи впрок.

Особенно усердно таскают короткохвостые мышки-полёвки. Многие из них вырыли себе зимние норы прямо в стогах и под хлебными скирдами и каждую ночь воруют зерно.

К норе ведут пять или шесть дорожек, каждая дорожка – в свой вход. Под землёй – спальня и несколько кладовых.

Зимой полёвки собираются спать только в самые сильные морозы. Поэтому они делают большие запасы хлеба. В некоторых норах собрано уже по четыре-пять килограммов отборного зерна.

Маленькие грызуны обворовывают хлебные поля. Надо оберегать от них урожай.

ЗАПАСЫ ОВОЩЕЙ

Короткоухая водяная крыса летом жила на даче, у самой речки. Там у неё была одна жилая комната под землёй. Ход из комнаты вёл косо вниз – прямо в воду.

Теперь водяная крыса устроила себе хорошую, тёплую зимнюю квартиру далеко от воды, на кочковатом лугу. В квартиру ведут подземные ходы-переходы по сто шагов длиной и больше.

Спальня выстлана мягкой, тёплой травой и помещается под самой большой кочкой.

Кладовая соединена со спальней особыми ходами.

В кладовой сложены в строгом порядке, по сортам, похищенные и перетащенные крысой с полей и огородов хлебные зёрна, горох, луковицы, бобы и картофель.

БЕЛКИНА СУШИЛЬНЯ

Белка отвела под кладовую одно из своих круглых гнёзд на деревьях. Там у неё сложены лесные орешки и шишки.

Кроме того, белка собрала грибы – маслята и берёзовики. Их она насадила на обломанные сучочки сосен и сушит впрок. Зимой она будет бродить по ветвям деревьев и подкрепляться сушёными грибами.

САМ СЕБЕ КЛАДОВАЯ

А многие звери никаких особых кладовых себе и не устраивают. Они сами себе кладовые.

Просто наедятся хорошенько за осенние месяцы, станут толстые-претолстые, жирные-прежирные – и всё тут. Жир ведь тот же запас пищи. Он лежит толстым слоем под кожей, и когда зверю нечего есть, проникает в кровь, как пища через стенки кишок. А уж кровь разносит пищу по всему телу.

Так устраиваются медведь, барсук, летучие мыши и все другие звери и зверьки, что крепко спят всю зиму. Да еще и греет их жир: он холода не пропускает.

ВОР У ВОРА ЗАПАСЫ УКРАЛ

На что уж хитра и воровата лесная ушастая сова, а нашёлся вор и её провёл.

Видом ушастая сова – совсем филин, только маленький. Клюв крючком, перья на голове торчком, лупоглазая. Как ни темна ночь, эти глаза всё увидят, уши всё услышат.

Зашуршит мышь в сухой листве – сова уж тут. Цоп! – и поднимается мышь на воздух. Мелькнёт ли зайчишка через полянку – ночной разбойник уж над ним. Цоп! – и бьётся зайчишка в когтях.

Натаскала себе сова битых мышей в дупло. Сама не ест и другим не даёт: бережёт про чёрный день.

Днём сидит в дупле, сторожит запасы. Ночами на охоту летает. Сама нет-нет и вернётся к дуплу: всё ли цело?

Вдруг стала замечать сова: будто меньше запасы её становятся. Хозяйка зоркая: считать не обучена – примечает так, на глазок.

Ночь пришла, проголодалась сова, полетела на охоту.

Возвращается – нет ни одной мыши! Видит: копошится на дне дупла зверюшка серенький, с крысу длиной.

Хотела когтями впиться, а он шмыг низом в скважину и несётся по земле. В зубах – мышонок.

Сова – за ним и уж совсем было настигла да разглядела, кто воришка, струхнула и не стала отнимать. Воришкой-то оказался хищный зверёк – ласка.

Ласка разбоем промышляет, и хоть маленький зверёк, но до того смелый и ловкий, что и с совой поспорит. Вцепится ей в грудь зубами – ни за что не оторвёшь.

СТРАШНО…

Облетели деревья – поредел лес.

Лежит лесной зайчишка-белячишка под кустом, прижался к земле – только глазами по сторонам зыркает. Страшно ему. Кругом – шорохи, шелесты… Уж не ястреба ли крылья шелестят в ветвях? Уж не лисонькины ли ножки шебуршат опавшей листвой? А он – зайка – белеет, весь пятнами пошёл. Что бы подождать, когда снег выпадет! Кругом всё ярко так, цветисто стало в лесу, всюду на земле жёлтая, красная, бурая листва.

А вдруг – охотник?!

Вскочить? Бежать? Куда там! Сухой лист гремит под ногами, как железо. От своего собственного топота с ума сойдёшь!

И лежит зайчишка-белячишка под кустиком, в мох вжавшись, к берёзовому пеньку прижавшись, лежит – притаился, не шевельнётся – одними глазами по сторонам зыркает.

Очень страшно…

ЗАГАДКА ОРЕХОВКИ

Есть в наших лесах такая ворона – поменьше обыкновенной серой вороны и вся крапчатая. У нас её называют ореховкой, а в Сибири – кедровкой.

Она собирает на зиму запасы орехов – в дуплах и под корнями деревьев.

Зимой ореховки кочуют с места на место, из леса в лес, и пользуются этими запасами.

Своими? В том-то и дело, что каждая из ореховок пользуется не теми запасами, которые сама сделала, а запасами своих родичей. Прикочует в какую-нибудь рощу, где сроду не бывала, и сразу начинает искать чужие запасы. Заглядывает во все дупла – и там находит орехи.

В дуплах-то понятно. А вот как ореховка находит зимой орешки, запрятанные другими ореховками под корни деревьев и кустов? Ведь земля-то вся под снегом! А ореховка подлетит к кусту, разроет под ним снег – и всегда без ошибки находит под ним чужой запас. Откуда же она знает, что именно под этим из тысяч растущих кругом кустов и деревьев хранятся орехи? По каким признакам? Этого мы ещё не знаем. Надо придумать хитрые опыты, чтобы узнать, чем руководствуются ореховки, разыскивая под однообразной пеленой снега чужие запасы.

ТИР

БЕЙ ОТВЕТОМ ПРЯМО В ЦЕЛЬ! СОСТЯЗАНИЕ ВОСЬМОЕ

1. Куда зайцу бежать удобней – с горы или в гору?

2. Какие птичьи тайны открывает нам листопад?

3. Какой лесной житель сушит себе на деревьях грибы?

4. Какой зверь летом живет в воде, а зимой в земле?

5. Собирают ли птицы себе на зиму запасы?

6. Как готовятся к зиме муравьи?

7. Куда исчезают на зиму лягушки?

8. Пал Палыч пал на воду, сам не утонул и воду не замутил.

9. Бежать-бежать – не добежать, лететь – не долететь.

10. Вороне через три года что бывает?

11. В пруду купался, а сух остался.

12. Не княжеской породы, а ходит с короной; не всадник, а со шпорами. Сам рано встает и другим спать не даёт.

13. С хвостом, а не зверь; с перьями, а не птица.

Сентябрь

— А теперь какой месяц будет? — спросила Зинька у Старого Воробья.

— Теперь будет сентябрь, — сказал Старый Воробей. — Первый месяц осени.

И правда: уже не так стало жечь солнце, дни стали заметно короче, ночи — длиннее, и всё чаще стали лить дожди.

Первым делом осень пришла в поле. Зинька видела, как день за днём люди свозили хлеб с поля в деревню, из деревни — в город. Скоро совсем опустело поле, и ветер гулял в нём на просторе. Потом раз вечером ветер улёгся, тучи разошлись с неба. Утром Зинька не узнала поля: всё оно было в серебре, и тонкие-тонкие серебряные ниточки плыли над ним по воздуху. Одна такая ниточка, с крошечным шариком на конце, опустилась на куст рядом с Зинькой. Шарик оказался паучком, и Синичка, недолго думая, клюнула его и проглотила. Очень вкусно! Только нос весь в паутине.

А серебряные нити-паутинки тихонько плыли над полем, опускались на жнитво, на кусты, на лес: молодые паучки рассеялись так по всей земле. Покинув свою летательную паутинку, паучки отыскивали себе щёлку в коре или норку в земле и прятались в неё до весны. В лесу уже начал желтеть, краснеть, буреть лист. Уже птичьи семьи-выводки собирались в стайки, стайки — в стаи. Кочевали всё шире по лесу: готовились в отлёт.

То и дело откуда-то неожиданно появлялись стаи совсем незнакомых Зиньке птиц — долгоносых пёстрых куликов, невиданных уток. Они останавливались на речке, на болотах; день покормятся, отдохнут, а ночью летят дальше — в ту сторону, где солнце бывает в полдень. Это пролетали с далёкого севера стаи болотных и водяных птиц.

Раз Зинька повстречала в кустах среди поля весёлую стайку таких же, как она сама, синиц: белощёкие, с жёлтой грудкой и длинным чёрным галстуком до самого хвостика. Стайка перелетела полем из леска в лесок.

Не успела Зинька познакомиться с ними, как из-под кустов с шумом и криком взлетел большой выводок полевых куропаток. Раздался короткий страшный гром — и Синичка, сидевшая рядом с Зинькой, не пискнув, свалилась на землю. А дальше две куропатки, перевернувшись в воздухе через голову, замертво ударились о землю. Зинька до того перепугалась, что осталась сидеть, где сидела, ни жива ни мертва.

Когда она пришла в себя, около неё никого не было — ни куропаток, ни синиц.

Подошёл бородатый человек с ружьём, поднял двух убитых куропаток и громко крикнул:

— Ay! Манюня!

С опушки леса ответил ему тоненький голосок, и скоро к бородатому подбежала маленькая девочка. Зинька узнала её: та самая, что напугала в малиннике медведя. Сейчас у неё была в руках полная корзинка грибов.

Пробегая мимо куста, она увидела на земле упавшую с ветки Синичку, остановилась, наклонилась, взяла её в руки. Зинька сидела в кусту не шевелясь.

Девочка что-то сказала отцу, отец дал ей фляжку, и Манюня спрыснула из неё водой Синичку. Синичка открыла глаза, вдруг вспорхнула — и забилась в куст рядом с Зинькой.

Манюня весело засмеялась и вприпрыжку побежала за уходившим отцом.

Октябрь

— Скорей, скорей! — торопила Зинька Старого Воробья. — Скажи мне, какой наступает месяц, и я полечу назад в лес: там у меня больной товарищ.

И она рассказала Старому Воробью, как бородатый охотник сшиб с ветки сидевшую рядом с ней Синичку, а девочка Манюня спрыснула водой и оживила её.

Узнав, что новый месяц, второй месяц осени, называется октябрь, Зинька живо вернулась в лес.

Её товарища звали Зинзивер. После удара дробинкой крылышки и лапки ещё плохо повиновались ему. Он с трудом долетел до опушки. Тут Зинька отыскала ему хорошенькое дуплишко и стала таскать туда для него червячков-гусениц, как для маленького. А он был совсем не маленький: ему было уже два года, и, значит, он был на целый год старше Зиньки.

Через несколько дней он совсем поправился. Стайка, с которой он летал, куда-то исчезла, и Зинзивер остался жить с Зинькой. Они очень подружились.

А осень пришла уже и в лес. Сперва, когда все листья раскрасились в яркие цвета, он был очень красив. Потом подули сердитые ветры. Они сдирали жёлтые, красные, бурые листья с веток, носили их по воздуху и швыряли на землю.

Скоро лес поредел, ветки обнажились, а земля под ними покрылась разноцветными листьями.

Пролетели с далёкого севера, из тундр, последние стаи болотных птиц.

Теперь каждый день прибывали новые гости из северных лесов: там уже начиналась зима.

Не всё и в октябре дули сердитые ветры, не всё лили дожди: выдавались и погожие, сухие и ясные дни. Нежаркое солнышко светило приветливо, прощаясь с засыпающим лесом. Потемневшие на земле листья тогда высыхали, становились жёсткими и хрупкими. Ещё кое-где из-под них выглядывали грибы — грузди, маслята.

Но хорошую девочку Манюню Зинька и Зинзивер больше уже не встречали в лесу.

Синички любили спускаться на землю, прыгать по листьям — искать улиток на грибах.

Раз они подскочили так к маленькому грибу, который рос между корнями белого берёзового пня.

Вдруг по другую сторону пня выскочил серый, с белыми пятнами зверь.

Зинька пустилась было наутёк, а Зинзивер рассердился и крикнул:

— Пинь-пинь-черр! Ты кто такой?

Он был очень храбрый и улетал от врага, только когда враг на него кидался.

— Фу! — сказал серый пятнистый зверь, кося глазами и весь дрожа. — Как вы с Зинькой меня напугали! Нельзя же так топать по сухим, хрустким листьям! Я думал, что Лиса бежит или Волк. Я же Заяц, беляк я.

— Неправда! — крикнула ему с дерева Зинька. — Беляк летом серый, зимой белый, я знаю. А ты какой-то полубелый.

— Так ведь сейчас ни лето, ни зима! И я ни серый, ни белый. — И заяц захныкал: — Вот сижу у берёзового пенька, дрожу, шевельнуться боюсь: снегу ещё нет, а у меня уж клочья белой шерсти лезут. Земля чёрная. Побегу по ней днём — сейчас меня все увидят. И так ужасно хрустят сухие листья! Как тихонько ни крадись, прямо гром из-под ног.

— Видишь, какой он трус, — сказал Зинзивер Зиньке. — А ты его испугалась. Он нам не враг.

Ноябрь

Враг — и страшный враг— появился в лесу в следующем месяце. Старый Воробей назвал этот месяц ноябрём и сказал, что это третий, и последний, месяц осени.

Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы.

Только зазевается зверёк, только отстанет от стаи птица — всё равно, ночью, днём ли, — глядь, их уж и в живых нет.

Никто не знал, кто этот таинственный разбойник: зверь ли, птица или человек? Но все боялись его, и у всех лесных зверей и птиц только и было разговору, что о нём. Все ждали первого снега, чтобы по следам около растерзанной жертвы опознать убийцу.

Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не досчитались одного Зайчонка.

Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших, страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки своей.

— Я боюсь, — сказала Зинька Зинзиверу. — Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки.

Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они могли найти себе приют.

— Знаешь, — говорила Зинька, — тут место открытое. Если и сюда придёт страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в тёмном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.

И они поселились за речкой.

Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и поникла. Снег выпадал и таял. Речка ещё бежала, но по утрам на ней был ледок. И с каждым морозцем он рос. Не было по берегам и куликов. Оставались ещё только утки. Они крякали, что останутся тут на всю зиму, если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал — и больше уж не таял.

Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога: ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу — на краю своей стаи.

— Это он, — говорила, дрожа, Зинька. — Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке.

— Невидимок не бывает, — говорил Зинзивер. — Я выслежу его, вот постой!

И он целыми днями вертелся среди голых веток на верхушках старых ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага. Но так ничего и не заметил подозрительного.

И вот вдруг — в последний день месяца — стала река. Лёд разом покрыл её и больше уж не растаял. Утки улетели ещё ночью.

Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И всё равно Зиньке надо было в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.

В рассказе говориться о маленькой синичке Зиньке, которая мало что знала о природе, временах года и повадках разных животных. Но она была очень любознательна и общительна. Своей мудростью с ней делился старый мудрый воробей, после рассказов которого синичка летала по лесу и наблюдала за всем, что происходит вокруг. Действие рассказа разбито по месяцам года.

Синичкин календарь читать

ЯНВАРЬ

Зинька была молодая синичка, и своего гнезда у нее не было. Целый день она перелетала с места на место, прыгала по заборам, по ветвям, по крышам, — синицы народ бойкий. А к вечеру присмотрит себе пустое дупло или щелку какую под крышей, забьется туда, распушит попышней свои перышки, — кое-как и переспит ночку.Но раз — среди зимы — посчастливилось ей найти свободное воробьиное гнездо. Помещалось оно над окном за оконницей. Внутри была целая перина мягкого пуха.И в первый раз, как вылетела из родного гнезда, Зинька заснула в тепле и покое.Вдруг ночью ее разбудил сильный шум. Шумели в доме, из окна бил яркий свет.Синичка испугалась, выскочила из гнезда и, уцепившись коготками за раму, заглянула в окно.Там в комнате стояла большая — под самый потолок елка, вся в огнях, и в снегу, и в игрушках.

Вокруг нее прыгали и кричали дети. Зинька никогда раньше не видела, чтобы люди так вели себя по ночам. Ведь она родилась только прошлым летом и многого еще на свете не знала.Заснула она далеко за полночь, когда люди в доме наконец успокоились и в окне погас свет.А утром Зиньку разбудил веселый, громкий крик воробьев. Она вылетела из гнезда и спросила их:— Вы что, воробьи, раскричались? И люди сегодня всю ночь шумели, спать не давали. Что такое случилось?— Как? — удивились воробьи. — Разве ты не знаешь какой сегодня день? Ведь сегодня Новый год, вот все и радуются — и люди и мы.— Как это — Новый год? — не поняла синичка.— Ах ты, желторотая! — зачирикали воробьи. — Да ведь это самый большой праздник в году! Солнце возвращается к нам и начинает свой календарь. Сегодня первый день января.— А что это «январь», «календарь»?— Фу, какая ты еще маленькая! — возмутились воробьи. — Календарь — это расписание работы солнышка на весь год. Год состоит из месяцев, и январь — его первый месяц, носик года. За ним идет еще десять месяцев — столько, сколько у людей пальцев на передних лапах: февраль, март, апрель, май, июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь. А самый последний месяц, двенадцатый, хвостик года — декабрь. Запомнила?— Не-ет, — сказала синичка. — Где же сразу столько запомнить! «Носик», «десять пальцев» и «хвостик» запомнила. А называются они все уж больно мудрено.— Слушай меня, — сказал тогда Старый Воробей. — Ты летай себе по садам, полям и лесам, летай да присматривайся, что кругом делается. А как услышишь, что месяц кончается, прилетай ко мне. Я тут живу, на этом доме под крышей. Я буду тебе говорить, как каждый месяц называется. Ты все их по очереди и запомнишь.— Вот спасибо! — обрадовалась Зинька. — Непременно буду прилетать к тебе каждый месяц. До свиданья!И она полетела и летала целых тридцать дней, а на тридцать первый вернулась и рассказала Старому Воробью все, что приметила.

И Старый Воробей сказал ей:— Ну вот, запомни: январь — первый месяц года — начинается с веселой елки у ребят. Солнце с каждым днем понемножечку начинает вставать раньше и ложиться позже. Свету день ото дня прибывает, а мороз все крепчает. Небо все в тучах. А когда проглянет солнышко, тебе, синичке, хочется петь. И ты тихонько пробуешь голос: «Зинь-зинь-тю! Зинь-зинь-тю!»

к оглавлению ↑

ФЕВРАЛЬ

Опять выглянуло солнышко, да такое веселое, яркое. Оно даже пригрело немножко, с крыш повисли сосульки, и по ним заструилась вода.»Вот и весна начинается», — решила Зинька. Образовалась и запела звонко:— Зинь-зинь-тан! Зинь-зинь-тан! Скинь кафтан!— Рано, пташечка, запела, — сказал ей Старый Воробей. — Смотри еще, сколько морозу будет. Еще наплачемся.— Ну да! — не поверила синичка. — Полечу-ка нынче в лес, узнаю, какие там новости.И полетела.В лесу ей очень понравилось: такое множество деревьев! Ничего, что все ветки залеплены снегом, а на широких лапах елок навалены целые сугробики. Это даже очень красиво. А прыгнешь на ветку — снег так и сыплется и сверкает разноцветными искрами. Зинька прыгала по веткам, стряхивала с них снег и осматривала кору. Глазок у нее острый, бойкий — ни одной трещинки не пропустит. Зинька тюк острым носиком в трещинку, раздолбит дырочку пошире — и тащит из-под коры какого-нибудь насекомыша-букарашку. Много насекомышей набивается на зиму под кору — от холода.

Зинька вытащит и съест. Так кормится. А сама примечает, что кругом.Смотрит: лесная мышь из-под снега выскочила. Дрожит, вся взъерошилась.— Ты чего? — Зинька спрашивает.— Фу, напугалась! — говорит лесная мышь.

Отдышалась и рассказывает: — Бегала я в куче хвороста под снегом, да вдруг и провалилась в глубокую яму. А это, оказывается, медведицына берлога. Лежит в ней медведица, и два махоньких новорожденных медвежонка у нее. Хорошо, что они крепко спали, меня не заметили. Полетела Зинька дальше в лес; дятла встретила, красношапочника.

Подружилась с ним. Он своим крепким граненым носом большие куски коры ломает, жирных личинок достает. Синичке после него тоже кое-что перепадает. Летает Зинька за дятлом, веселым колокольчиком звенит по лесу: — Каждый день все светлей, все веселей, все веселей! Вдруг зашипело вокруг, побежала по лесу поземка, загудел лес, и стало в нем темно, как вечером. Откуда ни возьмись, налетел ветер, деревья закачались, полетели сугробики с еловых лап, снег посыпал, завился — началась пурга. Зинька присмирела, сжалась в комочек, а ветер так и рвет ее с ветки, перья ерошит и леденит под ними тельце. Хорошо, что дятел пустил ее в свое запасное дупло, а то пропала бы синичка.

День и ночь бушевала пурга, а когда улеглась и Зинька выглянула из дупла, она не узнала леса, так он весь был залеплен снегом. Голодные волки промелькнули между деревьями, увязая по брюхо в рыхлом снегу. Внизу под деревьями валялись обломанные ветром сучья, черные, с содранной корой. Зинька слетела на один из них — поискать под корой насекомышей. Вдруг из-под снега — зверь! Выпрыгнул и сел. Сам весь белый, уши с черными точками держит торчком. Сидит столбиком, глаза на Зиньку выпучил.У Зиньки от страха и крылышки отнялись.— Ты кто? — пискнула.— Я беляк. Заяц я. А ты кто? — Ах, заяц! — обрадовалась Зинька. — Тогда я тебя не боюсь. Я синичка.

Она хоть раньше зайцев в глаза не видала, но слышала, что они птиц не едят и сами всех боятся. — Ты тут и живешь, на земле? — спросила Зинька.— Тут и живу. — Да ведь тебя тут совсем занесет снегом! — А я и рад. Пурга все следы замела и меня занесла — вот волки рядом пробежали, а меня и не нашли. Подружилась Зинька и с зайцем.Так и прожила в лесу целый месяц, и все было: то снег, то пурга, а то и солнышко выглянет, — денек простоит погожий, но все равно холодно. Прилетела к Старому Воробью, рассказала ему все, что приметила, он и говорит:— Запоминай: вьюги да метели под февраль полетели. В феврале лютеют волки, а у медведицы в берлоге медвежатки родятся. Солнышко веселей светит и дольше, но морозы еще крепкие. А теперь лети в поле.

к оглавлению ↑

МАРТ

Полетела Зинька в поле.Синичке ведь где хочешь жить можно: были бы хоть кустики, а уж на себя прокормит.В поле, в кустах, жили серые куропатки — красивые такие полевые курочки с шоколадной подковкой на груди. Целая стая их тут жила, зерна из-под снега выкапывала.— А где же тут спать? — спросила у них Зинька.— А ты делай, как мы, — говорят куропатки. — Вот гляди.Поднялись все на крылья, разлетелись пошибче — да бух с разлету в снег!Снег сыпучий, — обсыпался и прикрыл их.

И сверху их никто не увидит, и тепло им там, на земле, под снегом.»Ну нет, — думает Зинька, — синички так не умеют. Поищу себе получше ночлега». Нашла в кустах кем-то брошенную плетеную корзиночку, забралась в нее, да и заснула там. И хорошо, что так сделала. День-то простоял солнечный. Снег наверху подтаял, рыхлый стал. А ночью мороз ударил. Утром проснулась Зинька, ждет — где же куропатки? Нигде их не видно. А там, где они вечером в снег нырнули, наст блестит — ледяная корка. Поняла Зинька, в какую беду попали куропатки: сидят теперь, как в тюрьме, под ледяной крышей и выйти не могут. Пропадут там под ней все до одной! Что тут делать? Да ведь синички — боевой народ. Зинька слетела на наст — и давай долбить его крепким своим, острым носиком. И продолбила, — большую дырку сделала. И выпустила куропаток из тюрьмы. Вот уж они ее хвалили, благодарили! Натаскали ей зерен, семечек разных:— Живи с нами, никуда не улетай! Она и жила.

А солнце день ото дня ярче, день ото дня жарче. Тает, тает в поле снег. И уж так его мало осталось, что больше не ночевать в нем куропаткам: мелок стал. Перебрались куропатки в кустарник спать, под Зинькиной корзинкой. И вот, наконец, в поле на пригорках показалась земля. И как же все ей обрадовались! Тут не прошло и трех дней — откуда ни возьмись, уж сидят на проталинах черные, с белыми носами грачи.

Здравствуйте! С прибытием! Ходят важные, тугим пером поблескивают, носами землю ковыряют: червяков да личинок из нее потаскивают. А скоро за ними и жаворонки и скворцы прилетели, песнями залились. Зинька с радости звенит-захлебывается: — Зинь-зинь-на! Зинь-зинь-на! К нам весна! К нам весна! К нам весна!

Так с этой песенкой и прилетела к Старому Воробью. И он ей сказал:— Да. Это месяц март. Прилетели грачи, — значит, правда весна началась. Весна начинается в поле. Теперь лети на реку.

к оглавлению ↑

АПРЕЛЬ

Полетела Зинька на реку. Летит над полем, летит над лугом, слышит: всюду ручьи поют. Поют ручьи, бегут ручьи, — все к реке собираются. Прилетела на реку, а река страшная: лед на ней посинел, у берегов вода выступает. Видит Зинька: что ни день, то больше ручьев бежит к реке. Проберется ручей по овражку незаметно под снегом и с берега — прыг в реку! И скоро многое множество ручьев, ручейков и ручьишек набилось в реку — под лед попрятались.

Тут прилетела тоненькая черно-белая птичка, бегает по берегу, длинным хвостиком покачивает, пищит: — Пи-лик! Пи-лик! — Ты что пищишь! — спрашивает Зинька. — Что хвостиком размахиваешь?— Пи-лик! — отвечает тоненькая птичка. — Разве ты не знаешь, как меня зовут? Ледоломка.

Вот сейчас раскачаю хвост, да как тресну им по льду, так лед и лопнет, и река пойдет.— Ну да! — не поверила Зинька. — Хвастаешь.— Ах так! — говорит тоненькая птичка. — Пи-лик! И давай еще пуще хвостик раскачивать. Тут вдруг как бухнет где-то вверху по реке, будто из пушки! Ледоломка порх — и с перепугу так крылышками замахала, что в одну минуту из глаз пропала. И видит Зинька: треснул лед, как стекло. Это ручьи — все, что набежали в реку, — как понатужились, нажали снизу — лед и лопнул. Лопнул и распался на льдины, большие и малые. Река пошла. пошла и пошла, — и уж никому ее не остановить. Закачались на ней льдины, поплыли, бегут, друг друга кружат, а тех, что сбоку, на берег выталкивают. Тут сейчас же и всякая водяная птица налетела, точно где-то здесь, рядом, за углом ждала: утки, чайки, кулики-долгоножки. И, глядь, Ледоломка вернулась, по берегу ножонками семенит, хвостом качает.

Все пищат, кричат, веселятся. Кто рыбку ловит, ныряет за ней в воду, кто носом в тину тыкает, ищет там что-то, кто мушек над берегом ловит.— Зинь-зинь-хо! Зинь-зинь-хо! Ледоход, ледоход! — запела Зинька. И полетела рассказать Старому Воробью, что видела на реке.И старый Воробей сказал ей: — Вот видишь: сперва весна приходит в поле, а потом на реку. Запомни: месяц, в который у нас реки освобождаются ото льда, называется апрель. А теперь лети-ка опять в лес: увидишь, что там будет. И Зинька скорей полетела в лес.

к оглавлению ↑

МАЙ

В лесу еще было полно снегу. Он спрятался под кустами и деревьями, и солнцу трудно было достать его там. В поле давно уже зеленела посеянная с осени рожь, а лес все еще стоял голый. Но уже было в нем весело, не то что зимой.

Налетело много разных птиц, и все они порхали между деревьями, прыгали по земле и пели, — пели на ветвях, на макушках деревьев и в воздухе. Солнце теперь вставало очень рано, ложилось поздно и так усердно светило всем на земле и так грело, что жить стало легко. Синичке больше не надо было заботиться о ночлеге: найдет свободное дупло — хорошо, не найдет — и так переночует где-нибудь на ветке или в чаще. И вот раз вечерком ей показалось, будто лес в тумане. Легкий зеленоватый туман окутал все березы, осины, ольхи. А когда на следующий день над лесом поднялось солнце, на каждой березе, на всякой веточке показались точно маленькие зеленые пальчики: это стали распускаться листья. Тут и начался лесной праздник. Засвистал, защелкал в кустах соловей. В каждой луже урчали и квакали лягушки. Цвели деревья и ландыши. Майские жуки с гуденьем носились между ветвями. Бабочки порхали с цветка на цветок. Звонко куковала кукушка. Друг Зиньки — дятел-красношапочник — и тот не тужил, что не умеет петь: отыщет сучок посуше и так лихо барабанит по нему носом, что по всему лесу слышна звонкая барабанная дробь.

А дикие голуби поднимались высоко над лесом и проделывали в воздухе головокружительные фокусы и мертвые петли. Каждый веселился на свой лад, кто как умел. Зиньке все было любопытно. Зинька всюду поспевала и радовалась вместе со всеми. По утрам на заре слышала Зинька чьи-то громогласные крики, будто в трубы кто-то трубил где-то за лесом. Полетела она в ту сторону и вот видит: болото, мох да мох, и сосенки на нем растут. И ходят на болоте такие большие птицы, каких никогда еще Зинька не видела, — прямо с баранов ростом, и шеи у них долгие-долгие.

Вдруг подняли они свои шеи, как трубы, да как затрубят, как загремят:— Тррру-рру-у! Тррру-рру! Совсем оглушили синичку. Потом один растопырил крылья и пушистый свой хвост, поклонился до земли соседям да вдруг и пошел в пляс: засемеменил, засеменил ногами и пошел по кругу, все по кругу; то одну ногу выкинет, то другую, то поклонится, то подпрыгнет, то вприсядку пойдет — умора! А другие на него смотрят, собрались кругом, крыльями враз хлопают. Не у кого было Зиньке спросить в лесу, что это за птицы-великаны, и полетела она в город к Старому Воробью. И Старый Воробей сказал ей: — Это журавли; птицы серьезные, почтенные, а сейчас видишь, что выделывают. Потому это, что пришел веселый месяц май, и лес оделся, и все цветы цветут, и все пташки поют. Солнце теперь всех обогрело и светлую всем радость дало.

к оглавлению ↑

ИЮНЬ

Решила Зинька: «Полечу-ка я нынче по всем местам: и в лес, и в поле, и на реку… Все осмотрю». Первым делом наведалась к старому другу своему — дятлу-красношапочнику. А он как увидел ее издали, так и закричал: — Кик! Кик! Прочь, прочь! Тут мои владения! Очень удивилась Зинька. И крепко на дятла обиделась: вот тебе и друг!Вспомнила о полевых куропатках, серых, с шоколадной подковкой на груди. Прилетела к ним в поле, ищет куропаток — нет их на старом месте! А ведь целая стая была. Куда все подевались? Летала-летала по полю, искала-искала, насилу одного петушка нашла: сидит во ржи, — а рожь уж высокая, — кричит:— Чир-вик! Чир-вик! Зинька — к нему. А он ей:— Чир-вик! Чир-вик! Чичире! Пошла, пошла отсюда! — Как так! — рассердилась синичка. — Давно ли я всех вас от смерти спасла — из ледяной тюрьмы выпустила, а теперь ты меня и близко к себе не пускаешь? — Чир-вир! — смутился куропачий петушок. — Правда, от смерти спасла. Мы это все помним. А все-таки лети от меня подальше: теперь время другое, мне вот как драться хочется!Хорошо, у птиц слез нет, а то, наверно, заплакала бы Зинька, уж так ей обидно, так горько стало! Повернулась молча, полетела на реку. Летит над кустами, вдруг из кустов — серый зверь! Зинька так и шарахнулась в сторону.— Не узнала? — смеется зверь. — А ведь мы с тобой старые друзья.— А ты кто? — спрашивает Зинька. — Заяц я. Беляк. — Какой же ты беляк, когда ты серый?

Я помню беляка: он весь белый, только на ушках черное. — Это я зимой белый: чтобы на снегу меня видно не было. А летом я серый.Ну и разговорились. Ничего, с ним не ссорились.А потом Старый Воробей и объяснил Зиньке,— Это месяц июнь — начало лета.

У всех нас, у птиц, в это время — гнезда, а в гнездах — драгоценные яички и птенчики. К своим гнездам мы никого не подпускаем — ни врага, ни друга: и друг может нечаянно разбить яичко. У зверей — тоже детеныши, звери тоже никого к своей норе не подпустят. Один заяц без забот: растерял своих детишек по всему лесу, и думать о них забыл. Да ведь зайчаткам мать-зайчиха нужна только в первые дни: попьют они материнское молочко несколько дней, а потом сами травку зубрят.

Теперь, — прибавил Старый Воробей, — солнце в самой силе, и самый длинный у него трудовой день. Теперь на земле все найдут, чем набить своим малышам животики.

к оглавлению ↑

ИЮЛЬ

С новогодней елки, — сказал Старый Воробей, — прошло уже шесть месяцев, ровно полгода. Запомни, что второе полугодие начинается в самый разгар лета. А пошел теперь месяц июль. А это самый хороший месяц и для птенцов и для зверят, потому что кругом всего очень много: и солнечного света, и тепла, и разной вкусной еды. — Спасибо, — сказала Зинька. И полетела. «Пора мне остепениться, — подумала она. — Дупел в в лесу много. Займу, какое мне понравится свободное, и заживу в нем своим домком!» Задумать-то задумала, да не так просто оказалось это сделать. Все дупла в лесу заняты. Во всех гнездах птенцы. У кого еще крохотки, голенькие, у кого в пушку, а у кого и в перышках, да все равно желторотые, целый день пищат, есть просят. Родители хлопочут, взад-вперед летают, ловят мух, комаров, ловят бабочек, собирают гусениц-червячков, а сами не едят: все птенцам носят. И ничего: не жалуются, еще песни поют. Скучно Зиньке одной. «Дай, — думает, — я помогу кому-нибудь птенчиков покормить. Мне спасибо скажут».

Нашла на ели бабочку, схватила в клюв, ищет, кому бы дать. Слышит — на дубу пищат маленькие щеглята, там их гнездо на ветке. Зинька скорей туда — и сунула бабочку одному щегленку в разинутый рот. Щегленок глотнул, а бабочка не лезет: велика больно.Глупый птенчик старается, давится — ничего не выходит. И стал уже задыхаться. Зинька с испугу кричит, не знает, что делать. Тут щеглиха прилетела. Сейчас — раз! — ухватила бабочку, вытащила у щегленка из горла и прочь бросила. А Зиньке говорит:— Марш отсюда! Ты чуть моего птенчика не погубила. Разве можно давать маленькому целую бабочку? Даже крылья ей не оторвала! Зинька кинулась в чащу, там спряталась: и стыдно ей, и обидно. Потом много дней по лесу летала, — нет, никто ее в компанию к себе не принимает! А что ни день, то больше в лес приходит ребят. Все с корзиночками, веселые; идут — песни поют, а потом разойдутся и ягоды собирают: и в рот и в корзиночки. Уже малина поспела. Зинька все около них вертится, с ветки на ветку перелетает, и веселей синичке с ребятами, хоть она их языка не понимает, а они — ее. И случилось раз: одна маленькая девочка забралась в малинник, идет тихонько, ягоды берет.

А Зинька над нею по деревьям порхает. И вдруг видит: большой страшный медведь в малиннике. Девочка как раз к нему подходит, — его не видит. И он ее не видит: тоже ягоды собирает. Нагнет лапой куст — и себе в рот. «Вот сейчас, — думает Зинька, — наткнется на него девочка — страшилище это ее и съест! Спасти, спасти ее надо!» И закричала с дерева по-своему, по-синичьему: — Зинь-зинь-вень! Девочка, девочка! Тут медведь. Убегай! Девочка и внимания на нее не обратила: ни слова не поняла. А медведь-страшилище понял: разом поднялся на дыбы, оглядывается: где девочка?» Ну, — решила Зинька, — пропала маленькая!» А медведь увидел девочку, опустился на все четыре лапы — да как кинется от нее наутек через кусты! Вот удивилась Зинька: «Хотела девочку от медведя спасти, а спасла медведя от девочки! Такое страшилище, а маленького человечка боится!» С тех пор, встречая ребят в лесу, синичка пела им звонкую песенку:

Зинь-зань-ле!

Зань-зинь-ле!

Кто пораньше встает,

Тот грибы себе берет,

А сонливый да ленивый

Идут после за крапивой.

Эта маленькая девочка, от которой убежал медведь, всегда приходила в лес первая и уходила из лесу с полной корзинкой.

к оглавлению ↑

АВГУСТ

После июля, — сказал Старый Воробей, — идет август. Третий — и, заметь себе это, — последний месяц лета. — Август, — повторила Зинька.

И принялась думать, что ей в этом месяце делать. Ну, да ведь она была синичка, а синички долго на одном месте усидеть не могут. Им бы все порхать да скакать, по веткам лазать то вверх, то вниз головой. Много так не надумаешь. Пожила немножко в городе — скучно. И сама не заметила, как опять очутилась в лесу. Очутилась в лесу и удивляется: что там со всеми птицами сделалось? Только что все гнали ее, близко к себе и к своим птенцам не подпускали, а теперь только и слышит: «Зинька, лети к нам!», «Зинька, сюда!», «Зинька, полетай с нами!», «Зинька, Зинька, Зинька!». Смотрит — все гнезда пустые, все дупла свободные, все птенцы выросли и летать научились. Дети и родители все вместе живут, так выводками и летают, а уж на месте никто не сидит, и гнезда им больше не нужны. И гостье все рады: веселей в компании-то кочевать. Зинька то к одним пристанет, то к другим; один день с хохлатыми синичками проведет, другой — с гаечками-пухлячками. Беззаботно живет: тепло, светло, еды сколько хочешь. И вот удивилась Зинька, когда белку встретила и разговорилась с ней. Смотрит — белка с дерева на землю спустилась и что-то ищет там в траве.

Нашла гриб, схватила его в зубы — и марш с ним назад на дерево. Нашла там сучочек острый, ткнула на него гриб, а есть не есть его: поскакала дальше. И опять на землю — грибы искать. Зинька подлетела к ней и спрашивает: — Что ты, белочка, делаешь? Зачем не ешь грибы, а на сучки их накалываешь?— Как зачем? — отвечает белка. — Впрок собираю, сушу в запас. Зима придет — пропадешь без запаса.Стала тут Зинька примечать: не только белки — многие зверюшки запасы себе собирают. Мышки, полевки, хомяки с поля зерна за щеками таскают в свои норки, набивают там свои кладовочки.

Начала и Зинька кое-что припрятывать на черный день; найдет вкусные семечки, поклюет их, а что лишнее — сунет куда-нибудь в кору, в щелочку. Соловей это увидел и смеется:— Ты что же, синичка, на всю долгую зиму хочешь запасы сделать? Этак тебе тоже нору копать впору. Зинька смутилась.— А ты как же, — спрашивает, — зимой думаешь?— Фьють! — свистнул соловей. — Придет осень, — я отсюда улечу. Далеко-далеко улечу, туда, где и зимой тепло и розы цветут. Там сытно, как здесь летом. — Да ведь ты соловей, — говорит Зинька, — тебе что: сегодня здесь спел, а завтра — там. А я синичка. Я где родилась, там всю жизнь и проживу. А про себя подумала:»Пора, пора мне о своем домике подумать! Вот уж и люди в поле вышли — убирают хлеб, увозят с поля. Кончается лето, кончается…»

к оглавлению ↑

СЕНТЯБРЬ

А теперь какой месяц будет? — спросила Зинька у Старого Воробья.— Теперь будет сентябрь, — сказал Старый Воробей. — Первый месяц осени.И правда: уже не так стало жечь солнце, дни стали заметно короче, ночи — длиннее, и все чаще стали лить дожди. Первым делом осень пришла в поле. Зинька видела, как день за днем люди свозили хлеб с поля в деревню, из деревни — в город. Скоро совсем опустело поле, и ветер гулял в нем на просторе. Потом раз вечером ветер улегся, тучи разошлись с неба. Утром Зинька не узнала поля: все оно было в серебре, и тонкие-тонкие серебряные ниточки плыли над ним по воздуху. Одна такая ниточка, с крошечным шариком на конце, опустилась на куст рядом с Зинькой. Шарик оказался паучком, и синичка, недолго думая, клюнула его и проглотила. Очень вкусно! Только нос весь в паутине. А серебряные нити-паутинки тихонько плыли над полем, опускались на жнитво, на кусты, на лес: молодые паучки рассеялись так по всей земле. Покинув свою летательную паутинку, паучки отыскивали себе щелочку в коре или норку в земле и прятались в нее до весны. В лесу уже начал желтеть, краснеть, буреть лист. Уже птичьи семьи-выводки собирались в стайки, стайки — в стаи.

Кочевали все шире по лесу: готовились в отлет.То и дело откуда-то неожиданно появлялись стаи совсем незнакомых Зиньке птиц — долгоногих пестрых куликов, невиданных уток. Они останавливались на речке, на болотах; день покормятся, отдохнут, а ночью летят дальше — в ту сторону, где солнце бывает в полдень. Это пролетали с далекого севера стаи болотных и водяных птиц.

Раз Зинька повстречала в кустах среди поля веселую стайку таких же, как она сама, синиц: белощекие, с желтой грудкой и длинным черным галстуком до самого хвостика. Стайка перелетела полем из леска в лесок.

Не успела Зинька познакомиться с ними, как из-под кустов с шумом и криком взлетел большой выводок полевых куропаток. Раздался короткий страшный гром — и синичка, сидевшая рядом с Зинькой, не пискнув, свалилась на землю. А дальше две куропатки, перевернувшись в воздухе через голову, замертво ударились о землю. Зинька до того перепугалась, что осталась сидеть, где сидела, ни жива ни мертва. Когда она пришла в себя, около нее никого не было — ни куропаток, ни синиц. Подошел бородатый человек с ружьем, поднял двух убитых куропаток и громко крикнул: — Ау! Манюня! С опушки леса ответил ему тоненький голосок, и скоро к бородатому подбежала маленькая девочка. Зинька узнала ее: та самая, что напугала в малиннике медведя. Сейчас у нее была в руках полная корзинка грибов. Пробегая мимо куста, она увидела на земле упавшую с ветки синичку, остановилась, наклонилась, взяла ее в руки. Зинька сидела в кусту не шевелясь. Девочка что-то сказала отцу, отец дал ей фляжку, и Манюня спрыснула из нее водой синичку. Синичка открыла глаза, вдруг вспорхнула — и забилась в куст рядом с Зинькой. Манюня весело засмеялась и вприпрыжку побежала за уходившим отцом.

к оглавлению ↑

ОКТЯБРЬ

Скорей, скорей! — торопила Зинька Старого Воробья. — Скажи мне, какой наступает месяц, и я полечу назад в лес: там у меня больной товарищ.И она рассказала Старому Воробью, как бородатый охотник сшиб с ветки сидевшую рядом с ней синичку, а девочка Манюня спрыснула водой и оживила ее.Узнав, что новый месяц, второй месяц осени, называется октябрь, Зинька живо вернулась в лес. Ее товарища звали Зинзивер. После удара дробинкой крылышки и лапки еще плохо повиновались ему. Он с трудом долетел до опушки.

Тут Зинька отыскала ему хорошенькое дуплишко и стала таскать туда для него червячков-гусениц, как для маленького. А он был совсем не маленький: ему было уже два года, и, значит, он был на целый год старше Зиньки. Через несколько дней он совсем поправился. Стайка, с которой он летал, куда-то исчезла, и Зинзивер остался жить с Зинькой. Они очень подружились. А осень пришла уже и в лес. Сперва, когда все листья раскрасились в яркие цвета, он был очень красив. Потом подули сердитые ветры. Они сдирали желтые, красные, бурые листья с веток, носили их по воздуху и швыряли на землю. Скоро лес поредел, ветки обнажились, а земля под ними покрылась разноцветными листьями. Прилетели с далекого севера, из тундр, последние стаи болотных птиц. Теперь каждый день прибывали новые гости из северных лесов: там уже начиналась зима. Не все и в октябре дули сердитые ветры, не все лили дожди: выдавались и погожие, сухие и ясные дни. Нежаркое солнышко светило приветливо, прощаясь с засыпающим лесом. Потемневшие на земле листья тогда высыхали, становились жесткими и хрупкими. Еще кое-где из-под них выглядывали грибы — грузди, маслята.Но хорошую девочку Манюню Зинька и Зинзивер больше уж не встречали в лесу.

Синички любили спускаться на землю, прыгать по листьям — искать улиток на грибах.

Раз они подскочили так к маленькому грибу, который рос между корнями белого березового пня. Вдруг по другую сторону пня выскочил серый, с белыми пятнами зверь. Зинька пустилась было наутек, а Зинзивер рассердился и крикнул:— Пинь-пинь-черр! Ты кто такой?Он был очень храбрый и улетал от врага, только когда враг на него кидался.— Фу! — сказал серый пятнистый зверь, кося глазами и весь дрожа. — Как вы с Зинькой меня напугали! Нельзя же так топать по сухим, хрустким листьям! Я думал, что лиса бежит или волк. Я же заяц, беляк я.— Неправда! — крикнула ему с дерева Зинька. — Беляк летом серый, зимой белый, я знаю. А ты какой-то полубелый.

— Так ведь сейчас ни лето, ни зима. И я ни серый, ни белый. — И заяц захныкал: — Вот сижу у березового пенька, дрожу, шевельнуться боюсь. Снегу еще нет, а у меня уже клочья белой шерсти лезут. Земля черная. Побегу по ней днем — сейчас меня все увидят. И так ужасно хрустят сухие листья! Как тихонько ни крадись, прямо гром из-под ног.— Видишь, какой он трус, — сказал Зинзивер Зиньке. — А ты его испугалась. Он нам не враг.

к оглавлению ↑

НОЯБРЬ

Враг — и страшный враг — появился в лесу в следующем месяце. Старый Воробей назвал этот месяц ноябрем и сказал, что это третий и последний месяц осени.

Враг был очень страшный, потому что он был невидимка. В лесу стали пропадать и маленькие птички и большие, и мыши, и зайцы. Только зазевается зверек, только отстанет от стаи птица — все равно ночью, днем ли, — глядь, их уж и в живых нет. Никто не знал, кто этот таинственный разбойник: зверь ли, птица или человек? Но все боялись его, и у всех лесных зверей и птиц только и было разговору, что о нем. Все ждали первого снега, чтобы по следам около растерзанной жертвы опознать убийцу. Первый снег выпал однажды вечером. А на утро следующего дня в лесу не досчитались одного зайчонка. Нашли его лапку. Тут же, на подтаявшем уже снегу, были следы больших, страшных когтей. Это могли быть когти зверя, могли быть когти и крупной хищной птицы. А больше ничего не оставил убийца: ни пера, ни шерстинки своей. — Я боюсь, — сказала Зинька Зинзиверу. — Ох, как я боюсь! Давай улетим скорей из лесу, от этого ужасного разбойника-невидимки. Они полетели на реку. Там были старые дуплистые ивы-ракиты, где они могли найти себе приют.— Знаешь, — говорила Зинька, — тут место открытое. Если и сюда придет страшный разбойник, он тут не может подкрасться так незаметно, как в темном лесу. Мы его увидим издали и спрячемся от него.И они поселились за речкой. Осень пришла уже и на реку. Ивы-ракиты облетели, трава побурела и поникла.

Снег выпадал и таял. Речка еще бежала, но по утрам на ней был ледок. И с каждым морозцем он рос. не было по берегам и куликов. Оставались еще только утки. Они крякали, что останутся тут на всю зиму, если река вся не покроется льдом. А снег падал и падал — и больше уж не таял.Только было синички зажили спокойно, вдруг опять тревога: ночью неизвестно куда исчезла утка, спавшая на том берегу, — на краю своей стаи. — Это он, — говорила, дрожа, Зинька. — Это невидимка. Он всюду: и в лесу, и в поле, и здесь, на реке.— Невидимок не бывает, — говорил Зинзивер. — Я выслежу его, вот постой!И он целыми днями вертелся среди голых веток на верхушках старых ив-ракит: высматривал с вышки таинственного врага. Но так ничего и не заметил подозрительного. И вот вдруг — в последний день месяца — стала река. Лед разом покрыл ее и больше уж не растаял. Утки улетели еще ночью.

Тут Зиньке удалось наконец уговорить Зинзивера покинуть речку: ведь теперь враг мог легко перейти к ним по льду. И все равно Зиньке надо было в город: узнать у Старого Воробья, как называется новый месяц.

к оглавлению ↑

ДЕКАБРЬ

Полетели синички в город.

И никто, даже Старый Воробей, не мог им объяснить, кто этот невидимый страшный разбойник, от которого нет спасенья ни днем, ни ночью, ни большим, ни маленьким. — Но успокойтесь, — сказал Старый Воробей. — Здесь, в городе, никакой невидимка не страшен: если даже он посмеет явиться сюда, люди сейчас же застрелят его. Оставайтесь жить с нами в городе. Вот уже начался месяц декабрь — хвостик года. Пришла зима. И в поле, и на речке, и в лесу теперь голодно и страшно. А у людей всегда найдется для нас, мелких пташек, и приют и еда. Конечно, Зинька с радостью согласилась поселиться в городе и уговорила Зинзивера. Сперва он, правда, не соглашался, хорохорился, кричал:— Пинь-пинь-черр! Никого не боюсь! Разыщу невидимку! Но Зинька ему сказала: — Не в том дело, а вот в чем: скоро будет Новый год. Солнышко опять начнет выглядывать, все будут радоваться ему. А спеть ему первую весеннюю песенку тут, в городе, никто не сможет: воробьи умеют только чирикать, вороны только каркают, а галки — галдят. В прошлом году первую весеннюю песенку солнцу спела тут я. А теперь ее должен спеть ты.Зинзивер как крикнет:— Пинь-пинь-черр! Ты права. Это я могу. Голос у меня сильный, звонкий, — на весь город хватит. Остаемся тут! Стали они искать себе помещение. Но это оказалось очень трудно.В городе не то что в лесу: тут и зимой все дупла, скворешни, гнезда, даже щели за окнами и под крышами заняты. В том воробьином гнездышке за оконницей, где встретила елку Зинька в прошлом году, теперь жило целое семейство молодых воробьев.Но и тут Зиньке помог Старый Воробей. Он сказал ей: — Слетайте-ка вон в тот домик, вон — с красной крышей и садиком. Там я видел девочку, которая все что-то ковыряла долотом в полене. Уж не готовит ли она вам — синичкам — хорошенькую дуплянку? Зинька и Зинзивер сейчас же полетели к домику с красной крышей. И кого же они первым делом увидели в саду, на дереве? Того страшного бородатого охотника, который чуть насмерть не застрелил Зинзивера.

Охотник одной рукой прижимал дуплянку к дереву, а в другой держал молоток и гвозди. Он наклонился вниз и крикнул: — Так, что ли?И снизу, с земли, ему ответила тоненьким голоском Манюня: — Так, хорошо! И бородатый охотник большими гвоздями крепко прибил дуплянку к стволу, а потом слез с дерева. Зинька и Зинзивер сейчас же заглянули в дуплянку и решили, что лучшей квартиры они никогда и не видели: Манюня выдолбила в полене уютное глубокое дуплишко и даже положила в него мягкого, теплого пера, пуха и шерсти. Месяц пролетел незаметно; никто не беспокоил тут синичек, а Манюня каждое утро приносила им еду на столик, нарочно приделанный к ветке. А под самый Новый год случилось еще одно — последнее в этом году — важное событие: Манюнин отец, который иногда уезжал за город на охоту, привез невиданную птицу, посмотреть на которую сбежались все соседи. То была большущая белоснежная сова, — до того белоснежная, что когда охотник бросил ее на снег, сову только с большим трудом можно было разглядеть.

-Это злая зимняя гостья у нас, — объяснял отец Манюне и соседям: — полярная сова. Она одинаково хорошо видит и днем и ночью. И от ее когтей нет спасенья ни мыши, ни куропатке, ни зайцу на земле, ни белке на дереве. Летает она совсем бесшумно, а как ее трудно заметить, когда кругом снег, сами видите. Конечно, ни Зинька, ни Зинзивер ни слова не поняли из объяснения бородатого охотника. Но оба они отлично поняли, кого убил охотник. И Зинзивер так громко крикнул: «Пинь-пинь-черр! Невидимка!» — что сейчас же со всех крыш и дворов слетелись все городские воробьи, вороны, галки — посмотреть на чудовище.

А вечером у Манюни была елка, дети кричали и топали, но синички нисколько на них за это не сердились. Теперь они знали, что с елкой, украшенной огнями, снегом и игрушками, приходит Новый год, а с Новым годом возвращается к нам солнце и приносит много новых радостей.

© Бианки В. В., насл., 2020.

© Состав., оформление. ООО Издательство «Родничок», 2020

© ООО «Издательство АСТ», 2020

Рассказы

Конец ознакомительного фрагмента.

Сказки Виталия Бианки — произведения, любимые целыми поколениями семей. В них автор рассказывал просто и понятно о повадках животных, птиц и особенностях природы. Рассказы, повести и знаменитые «несказки» Бианки полны чудесами, хотя в них нет ни фей, ни злых колдунов и добрых волшебников. Здесь животные, птицы и другие персонажи говорят, спорят, дружат. Прочитайте с детьми сказки Виталия Бианки, если вы хотите всесторонне развить их, научить добру, ответственности и ненавязчиво привить любовь к природе.

• 

  Как муравьишка домой спешил

  Как муравьишка домой спешил — сказка Виталия Бианки, уже много лет любимая многими семьями. В ней рассказывается о молодом муравье, которого унесло ветром далеко от муравейника вместе с листком дерева. Сможет ли он успеть…

• 

  Аришка-Трусишка

  «Аришка-Трусишка» — сказка Виталия Бианки, с которой стоит познакомить ребят. В ней девочка Арина ни на шаг не отходила, всего пугалась. Девочку страшили и паучки, и мышки, и лягушки в пруду. Как мать Арины, Федора, сумела…

• 

  Мышонок пик

  Мышонок Пик — произведение В. В. Бианки, которое будет интересно детям старшего возраста. В нём рассказывается, как дети случайно разорили мышиное гнездо, поранили одному мышонку ухо и отправили его в плавание на бумажном…

• 

  Кто чем поёт?

  Кто чем поет — произведение Виталия Бианки, которое обязательно понравится любознательным ребятам. В нем автор перечисляет многих жителей лугов, лесов и болот, рассказывает, как и с помощью чего они издают свои звуки. У…

• 

  Лесные домишки

  Лесные домишки — рассказ Виталия Бианки, который занимает своим сюжетом даже взрослых. В нем юная ласточка потеряла однажды свое гнездо после того, как ее пытался поймать сокол. Пока она искала путь домой, ей повстречалось…

• 

  Оранжевое Горлышко

  Оранжевое горлышко — произведение Виталия Бианки, которое трогает сердца детей уже долгие годы. В нем говорится о жизни птиц, Жаворонка, курочки Оранжевое горлышко и других. Мудрая курица помогает многим делом и советами…

• 

  Первая охота

  Первая охота — произведение В. В. Бианки, которое наверняка заинтересует ребят любых возрастов. В нём рассказывается о первом опыте охоты юного Щенка. Он убежал со двора один в лес и пытался поймать сначала птиц, ящерицу…

• 

  Синичкин календарь

  Синичкин календарь – произведение отечественного писателя Виталия Бианки. Главная героиня сказки – это юная синичка по имени Зинька. Любознательная птица замечала изменения природы и животного мира каждый месяц, наслаждаясь…

• 

  Хвосты

  Хвосты — сказка Виталия Бианки, которую уже десятки лет любят многие дети. В ней показана беседа человека и мухи. Насекомое прилетело к человеку с просьбой наградить ее хвостом «для красоты». Поможет ли ей человек, какой…

• 

  Лис и мышонок

  «Лис и мышонок» — сказка Виталия Бианки, любимая детьми и взрослыми. В ней показан диалог Лиса и Мышонка. Рыжему хищнику интересно, отчего у собеседника нос в земле. Мышонок отвечает, что рыл норку. Зачем ему понадобилась…

• 

  Чей нос лучше

  А птицы, оказывается, тоже любят спорить! В сказке Виталия Бианки «Чей нос лучше» пернатые хвалятся своими разными носами: у кого-то нос как клещи, ими можно орехи щёлкать, у кого-то – длинный, прямо для глотания червячков…

• 

  Хитрый Лис и умная Уточка

  Хитрый Лис и умная Уточка — короткая сказка Виталия Бианки, которая будет понятна и малышам. В ней лис желает перед отлетом птиц полакомиться утиным мясом. Он отправился к озеру и даже схватил одну из уточек, которая чистила…

• 

  Сумасшедшая птица

  Сумасшедшая птица — небольшой рассказ Виталия Бианки, который знакомит ребят с удивительным существом. В нем показана жизнь 10-летнего мальчика зимой в деревне. В один из сильных морозов герой находит на снегу мертвую ворону…

• 

  Подкидыш

  Подкидыш — короткий рассказ Виталия Бианки, который стоит время от времени перечитывать всей семьей. В нем рассказчик говорит о том, как спас яйцо каменки из рук мальчишек. Чтобы спасти еще не вылупившегося птенца, повествователь…

• 

  Голубые лягушки

  Голубые лягушки — рассказ Виталия Бианки, который привлечет внимание любознательных ребят. В нем говорится о том, как мальчик весенним днем нашел в канаве поразительных лягушек. Он настолько был поражен увиденным зрелищем…

• 

  Лесной колобок — колючий бок

  Лесной колобок — колючий бок — короткая сказка Виталия Бианки, которую будет любопытно прочесть всей семье. В ней показано то, как дед с бабкой пошли в лес. Это были те самые бабушка с дедушкой, от которых укатился колобок…

• 

  Лупленый бочок

  Лупленый бочок — рассказ Виталия Бианки, который обязательно стоит прочесть с детьми. В нем показана история того, как охотник повстречал зайца в лесу вместе со своим сыном. Как проявил себя лесной зверь при встрече с человеком…

• 

  Как лис ежа перехитрил

  Как лис ежа перехитрил — рассказ Виталия Бианки, который можно прочесть даже с малышом. Он повествует о том, как лис встретил в лесу ежа и решил провести его вокруг пальца. Когда ежик заметил опасность, он, по своему обыкновению…

• 

  Латка

  Латка – это рассказ Виталия Бианки для детей дошкольного и школьного возраста. История дружбы между обычной собачкой по кличке Латка и девочкой Таней не оставит равнодушных. Дядя Петя подарил школьнице умную и дрессированную…

• 

  Заяц, косач, медведь и весна

  Заяц, косач, медведь и весна – добрая сказка Виталия Бианки о лесных жителях, которые радовались наступлению весны. Краса-весна подкралась незаметно и изменила белоснежный заснеженный лес. Деду Морозу её проделки не понравились…

Рассказы Виталия Бианки для детей

54 рассказа

Бианки птичий год осень

ПТИЧИЙ ГОД. — ОСЕНЬ

В пути много бед ждёт перелётных птиц.

Тёмной ночью летят стаи мелких птичек, караваны журавлей. И вот начинается дождь. Ничего не видно впереди сквозь сплошную занавесь дождя. Мокнут перья, крылья тяжелеют. Лететь дальше становится не под силу. Стая за стаей, караван за караваном опускаются на землю. Здесь усталые, обессиленные птицы попадают в когти и в зубы хищникам.

В густом тумане совсем теряют направление даже привыкшие к ночной темноте утки. Не видят, что мчатся прямо на скалы, и с разлету разбиваются о них. Или заметят сквозь молоко тумана яркий огонёк, который ослепляет глаза. И головой, грудью трескается сразу десяток передовых в стае уток о крепкое стекло морского маяка.

А страшные осенние бури?

Хорошо, если есть, где от них спрятаться, если можно переждать их. Но вот стаю аистов, стаи ласточек ураган застал над морем — далеко от берегов. Свирепый ветер ломает перья, сбивает крылья, гонит птиц совсем не в ту сторону, куда им надо. Многих, смяв в комок, швыряет в волны. И счастье, если птицы приметят в море пароход: забыв свой страх перед людьми, птицы опускаются на мачты, прямо на палубу — лишь бы куда-нибудь присесть, прижаться — отдохнуть.

Ласточки отличные летуны, да и аисты долго могут держаться в воздухе. А вот перепёлки, дергачи, курочки болотные летают плохо. Так плохо, что поднимаются на крылья только в крайнем случае — если уж нельзя незаметно удрать от врага, прячась в траве. И летят тихо, тяжело, неуклюже. И путь свой к далёким зимовкам в Африку эти сухопутные птицы совершают по ночам.

Но по дороге в Африку лежит широкое Средиземное море. Дергачи, курочки перелетают его через узкий пролив. А перепёлки летят напрямик через всю ширь моря. И по дороге им приходится присаживаться для отдыха прямо на воду. А пловцы они ещё хуже, чем летуны. И хоть нет и бури, сколько гибнет в волнах этих маленьких курочек!

А что это за белые кольца на ногах у некоторых из перелётных? Эти лёгкие металлические кольца надели им на ноги учёные. Поймают птицу, наденут ей кольцо с номером и названием страны, где она поймана, — и выпустят. Птицы летят — и где-нибудь по дороге или на далёкой зимовке её застрелят или поймают другие люди. Они снимут кольцо и отошлют его тем учёным, которые окольцевали птицу. Или напечатают о своей находке в газете.

Так учёные узнают, какими путями и куда летают зимовать перелётные.

Источник

Бианки птичий год осень

ПТИЧИЙ ГОД. — ОСЕНЬ

В пути много бед ждёт перелётных птиц.

Тёмной ночью летят стаи мелких птичек, караваны журавлей. И вот начинается дождь. Ничего не видно впереди сквозь сплошную занавесь дождя. Мокнут перья, крылья тяжелеют. Лететь дальше становится не под силу. Стая за стаей, караван за караваном опускаются на землю. Здесь усталые, обессиленные птицы попадают в когти и в зубы хищникам.

В густом тумане совсем теряют направление даже привыкшие к ночной темноте утки. Не видят, что мчатся прямо на скалы, и с разлету разбиваются о них. Или заметят сквозь молоко тумана яркий огонёк, который ослепляет глаза. И головой, грудью трескается сразу десяток передовых в стае уток о крепкое стекло морского маяка.

А страшные осенние бури?

Хорошо, если есть, где от них спрятаться, если можно переждать их. Но вот стаю аистов, стаи ласточек ураган застал над морем — далеко от берегов. Свирепый ветер ломает перья, сбивает крылья, гонит птиц совсем не в ту сторону, куда им надо. Многих, смяв в комок, швыряет в волны. И счастье, если птицы приметят в море пароход: забыв свой страх перед людьми, птицы опускаются на мачты, прямо на палубу — лишь бы куда-нибудь присесть, прижаться — отдохнуть.

Ласточки отличные летуны, да и аисты долго могут держаться в воздухе. А вот перепёлки, дергачи, курочки болотные летают плохо. Так плохо, что поднимаются на крылья только в крайнем случае — если уж нельзя незаметно удрать от врага, прячась в траве. И летят тихо, тяжело, неуклюже. И путь свой к далёким зимовкам в Африку эти сухопутные птицы совершают по ночам.

Но по дороге в Африку лежит широкое Средиземное море. Дергачи, курочки перелетают его через узкий пролив. А перепёлки летят напрямик через всю ширь моря. И по дороге им приходится присаживаться для отдыха прямо на воду. А пловцы они ещё хуже, чем летуны. И хоть нет и бури, сколько гибнет в волнах этих маленьких курочек!

А что это за белые кольца на ногах у некоторых из перелётных? Эти лёгкие металлические кольца надели им на ноги учёные. Поймают птицу, наденут ей кольцо с номером и названием страны, где она поймана, — и выпустят. Птицы летят — и где-нибудь по дороге или на далёкой зимовке её застрелят или поймают другие люди. Они снимут кольцо и отошлют его тем учёным, которые окольцевали птицу. Или напечатают о своей находке в газете.

Так учёные узнают, какими путями и куда летают зимовать перелётные.

Источник

Бианки птичий год осень

ПТИЧИЙ ГОД. — ОСЕНЬ

Линька, ночёвна, отлёт

Вот, наконец, вскормлены птенцы, научились летать и разыскивать себе еду.

Линяют птицы: теряют старые, постёршиеся перья, на их место отращивают новые. Линяют молодые, исподволь, потихоньку надевают свой взрослый наряд. Линяют старики. Селезни ещё летом вылиняли, — в августе их не отличить от уток. Теперь опять линяют, надевают свой яркий зимний наряд.

Все те самцы, которые не касались гнездовых дел, давно забрались в крепи — в глухие места, куда не продерёшься. Тетерева-косачи — в лесные чащи. Куда девалась их весенняя краса! В крыльях у них дыры от выпавших больших перьев, хвост без косиц, куцый. С трудом летает косач в разгар линьки, потому и забирается в крепи от всех своих врагов. А гусям и уткам ещё хуже приходится: они в это время совсем летать не могут, хоть руками их бери.

Певчие птицы держатся выводками и понемножку отдаляются от гнезда. К одному выводку присоединяется другой. Образуются стайки. Стайки кочуют всё шире и шире; стайки растут.

И скоро перелётным настаёт время отправляться в далёкое путешествие.

Некоторые из наших птиц улетают удивительно рано. Взять хоть стрижа.

Лето ещё. Тепло. В воздухе много мух, комаров. Ни холод, ни голод будто не гонит от нас быстрокрылых стрижей. Но стрижи уж собрались в стаи, каждое утро куда-то далеко улетают от своих гнёзд, только на ночь возвращаются домой. И вдруг совсем исчезли. Теперь их не увидишь до будущего лета.

Ещё прошёл месяц. Уж облетают листья с деревьев. Сиротливо чернеет на ободранной берёзе мокрая от дождей скворечница. Давно не видно её весёлых жильцов: тоже, верно, улетели. Вдруг — что такое? — из скворечницы высунулся жёлтый нос, блеснул тёмный глазок. Да это скворчиха! И скворец рядом на ветке — тихонько, будто про себя поёт. Прилетели проститься с родным домиком. И в ту же ночь отправились со своей стаей за тёплые моря.

Ночью лучше лететь: меньше опасностей в пути. А видят птицы при яркой осенней луне хорошо.

Всю ночь слышен свист крыльев в вышине: кряканье, неторопливое гоготанье. Это — пролётные утки и гуси — казарки.

Гуси особенно осторожны. Вот стадо весёлых краснозобых казарок опустилось на песчаную отмель среди широкой реки — подкрепиться и отдохнуть. Молодёжь сейчас же повздорила — и в драку. А старики уж караул выставляют: с каждой стороны стада по сторожу.

Молодёжь так же быстро успокоилась, как и подралась. Уж спят все, подвернув голову под крыло, поджав одну ногу. Не спят только караульные.

Мало ли что может случиться? Вон лодочка чернеет в волнах: тащат сеть рыбаки. А может быть, у них там в лодке ружьё?

Или перелётный сокол-сапсан появится вдали. Он из самой тундры летит с казарками, то отстанет, то обгонит стадо, то вдруг покажется совсем близко. А если опасность? Тогда сторожам надо загоготать, разбудить товарищей, чтобы все были готовы спастись.

Гуси старые и молодые, только этим летом родившиеся, летят вместе. И можно думать, что старики показывают дорогу молодым.

А как же кукушки?

Кукушки — отцы и матери — улетели уже в конце лета. А кукушата только ещё учатся жить самостоятельно. Только что их покинули заботливые маленькие птички, высидевшие их из яиц и вскормившие.

А дорога далёкая, очень далёкая. Как же находят её кукушата? Ведь они недавно только родились на свет у нас и нигде ещё не бывали!

Вот это загадка!

Её никто ещё не разгадал.

Кукушата самостоятельно отправляются в путь — к своим зимовкам в Африке.

В стаи они не собираются, летят поодиночке. И с дороги не сбиваются, в свой срок прилетают в Африку.

Источник

Птичий год. — Осень (В пути)

В пути много бед ждёт перелётных птиц.

Тёмной ночью летят стаи мелких птичек, караваны журавлей. И вот начинается дождь. Ничего не видно впереди сквозь сплошную занавесь дождя. Мокнут перья, крылья тяжелеют. Лететь дальше становится не под силу. Стая за стаей, караван за караваном опускаются на землю. Здесь усталые, обессиленные птицы попадают в когти и в зубы хищникам.

В густом тумане совсем теряют направление даже привыкшие к ночной темноте утки. Не видят, что мчатся прямо на скалы, и с разлету разбиваются о них. Или заметят сквозь молоко тумана яркий огонёк, который ослепляет глаза. И головой, грудью трескается сразу десяток передовых в стае уток о крепкое стекло морского маяка.

А страшные осенние бури?

Хорошо, если есть, где от них спрятаться, если можно переждать их. Но вот стаю аистов, стаи ласточек ураган застал над морем — далеко от берегов. Свирепый ветер ломает перья, сбивает крылья, гонит птиц совсем не в ту сторону, куда им надо. Многих, смяв в комок, швыряет в волны. И счастье, если птицы приметят в море пароход: забыв свой страх перед людьми, птицы опускаются на мачты, прямо на палубу — лишь бы куда-нибудь присесть, прижаться — отдохнуть.

Ласточки отличные летуны, да и аисты долго могут держаться в воздухе. А вот перепёлки, дергачи, курочки болотные летают плохо. Так плохо, что поднимаются на крылья только в крайнем случае — если уж нельзя незаметно удрать от врага, прячась в траве. И летят тихо, тяжело, неуклюже. И путь свой к далёким зимовкам в Африку эти сухопутные птицы совершают по ночам.

Но по дороге в Африку лежит широкое Средиземное море. Дергачи, курочки перелетают его через узкий пролив. А перепёлки летят напрямик через всю ширь моря. И по дороге им приходится присаживаться для отдыха прямо на воду. А пловцы они ещё хуже, чем летуны. И хоть нет и бури, сколько гибнет в волнах этих маленьких курочек!

А что это за белые кольца на ногах у некоторых из перелётных? Эти лёгкие металлические кольца надели им на ноги учёные. Поймают птицу, наденут ей кольцо с номером и названием страны, где она поймана, — и выпустят. Птицы летят — и где-нибудь по дороге или на далёкой зимовке её застрелят или поймают другие люди. Они снимут кольцо и отошлют его тем учёным, которые окольцевали птицу. Или напечатают о своей находке в газете.

Так учёные узнают, какими путями и куда летают зимовать перелётные.

Источник

Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки — Бианки Виталий Валентинович

Книга Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки — Бианки Виталий Валентинович читать онлайн Сказки / Детская проза бесплатно и без регистрации.

Книгу Собрание сочинений. Том 1. Рассказы и сказки — Бианки Виталий Валентинович читать онлайн бесплатно — страница 1

БИАНКИ ВИТАЛИЙ ВАЛЕНТИНОВИЧ

Охотник всегда был первым разведчиком своего края. Кто знал родные места лучше охотника? Бродил ли он с ружьём или сидел с удочкой на берегу, — природа для него всегда становилась источником радости познания, радости раскрытия её больших и маленьких тайн, её богатств.

Ружьё и удочка охотника! Какая удивительно живая сила была заложена в них. Это они поднимали охотника и рыболова чуть свет. Вели в самые глухие лесные дебри, заставляли обшарить все хоженые и нехоженые места. Исследователем, следопытом, краеведом становился каждый настоящий охотник. И нередко именно по его следу шли потом учёные и путешественники.

Счастье тому, кто встречал на заре своей жизни такого бывалого охотника, мудреца и поэта, влюбленного в красоту родных лесов и полей, знающего сложную и многообразную жизнь животных. Посидишь с ним в шалаше на утренней или вечерней зорьке, походишь по болотам, намокнешь под дождём, обсохнешь у костерка, и хоть сам-то, может, ещё и ничего не добудешь, но зато сколько увидишь, услышишь, узнаешь! И заронят эти встречи искру охотничьей страсти, а если в это же время займёшься ещё и наукой, тогда станешь не только охотником, а и натуралистом. Совсем по-другому начнёшь смотреть на природу. Видеть и понимать её станешь лучше, зорче, правильнее. Так соединятся внутри человека охотник и учёный. И лес перестанет быть местом добычи, учёный будет здесь искать и находить ключи к её тайнам и богатствам. А если проснётся при этом радостный дар владения художественным словом, станет тогда следопыт-натуралист поэтом родной природы. Ружьё утеряет для него свою привлекательную силу. Разве можно истреблять красоту живого мира! И поэт становится охотником за волшебным словом, о котором мечтал ещё в самом раннем детстве.

Так пришёл в советскую литературу Виталий Валентинович Бианки, и более тридцати пяти лет шёл он этой тропой охотника-следопыта-писателя.

Есть, по его образному выражению, среди людей переводчики с языка природы на наш человеческий язык. И к нему самому относятся те слова, которыми он, уже на закате жизни, представлял читателям своих литературных учеников:

«Растения и животные, леса и горы и моря, ветра, дожди, зори— весь мир вокруг нас говорит с нами всеми своими голосами. Но мы ему не внемлем.

Только малые дети разговаривают с ним на своём языке, и непонятный лепет их сам звучит для нас как журчанье ручья, шелест леса, перекличка птиц. Детьми мы долго учимся языку взрослых. А когда наконец научаемся выражать свои мысли словами, уже не можем рассказать, о чём мы беседовали с цветами, птицами, облаками: забыли.

Так со всеми, кто не сохранил в душе ребёнка. Язык стихий, язык всего мира чужд им: они не понимают, да и не хотят понимать его.

Но много среди нас людей, и взрослыми не утративших связь со своим детством. Жадно внимают они голосам леса и моря, шуму ветра и пенью птиц. И бессловесный их язык рождает в душе таких людей смутное воспоминание о том далёком времени, когда мы сами были землёй. И чем-то волнуют, чем-то сладки нам эти неясные, эти невыразимые воспоминания. Не потому ли, что скоро опять забудем мы нашу человеческую речь — и превратимся в прах?

Мы не умеем рассказать об этих ощущениях другим людям.

И есть среди нас редкие люди: широко раскрытыми глазами ребёнка смотрят они на мир, чутко внимают всем его голосам — и всё, что он рассказывает им о себе, переводят для нас на наш человеческий язык. И мы, люди, не утратившие любви к бессловесному миру, радуемся их рассказам, всё равно — в стихах они или в прозе, сказка это или строго реалистическая повесть. Эти люди — поэты.

В своих сказках и рассказах они золотым ключом — волшебным ключом любви — открывают нам тайную сокровищницу земли-матери и солнца-отца — отца и матери всей и всяческой жизни. А в той сокровищнице полно неведомых нам красот и чудес.

В каждом поколении у каждого народа родятся поэты — люди, так же хорошо понимающие бессловесный язык стихий, как и немой язык человеческой души. И каждый из них может обратиться ко всем людям стихами поэтов уже минувших поколений:

• Вы, кто любите природу —
• Сумрак леса, шёпот листьев
• В блеске солнечном долины,
• Бурный ливень и метели,
• И стремительные реки
• В неприступных дебрях бора,
• И в горах раскаты грома. .
• Вам принёс я эти саги…»

Источник