Первый рассказ чехонте чехова под псевдонимом

Антон Павлович Чехов
Имя при рождении:	Антон Павлович Чехов
Псевдонимы:	Антоша Чехонте, Антоша Ч., Брат моего брата, Рувер, Человек без селезенки [1]
Дата рождения:	17 (29) января 1860
Место рождения:	Таганрог, Екатеринославская губерния, Российская империя
Дата смерти:	2 (15) июля 1904
Место смерти:	Баденвайлер, Германская империя (похоронен в Москве)
Род деятельности:	прозаик, драматург
Произведения на сайте Lib.ru
Произведения в Викитеке?.

Анто́н Па́влович Че́хов (17 (29) января 1860, Таганрог, Екатеринославская губерния — 2 (15) июля 1904, Баденвайлер, Германская империя)^[2] — русский писатель, автор рассказов, повестей и пьес, признан одним из величайших писателей в мировой литературе. Чехов создал четыре произведения, ставшие классикой мировой драматургии, а его лучшие рассказы высокого оцениваются писателями и критиками. Почти всю взрослую жизнь, совместно с литературой, Чехов был практикующим врачом. «Медицина — моя законная жена, а литература — любовница», — говорил он.

В 1896 году, после провала «Чайки», Чехов, написавший уже к тому моменту несколько пьес, отрёкся от театра. Однако, в 1898 году, постановка «Чайки» Московского Художественного Театра, основанного Станиславским и Немировичем-Данченко, имела огромный успех у публики и критики, что сподвигло Антона Чехова на создание ещё трёх шедевров — пьес «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад».

Поначалу Чехов писал рассказы только для того, чтобы заработать денег, но по мере роста его творческих амбиций, он создал новые ходы в литературе, сильно повлияв на развитие современного короткого рассказа. Оригинальность его творческого метода заключается в использовании приема под названием «поток сознания», позже перенятого Джеймсом Джойсом и другими модернистами и отсутствия финальной морали, так необходимой структуре классического рассказа того времени. Чехов не стремился дать ответы читающей публике, а считал, что роль автора заключается в том, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них.

Биография

Предки

Со стороны отца

Прадед Михаил Чехов (1762—1849) всю свою жизнь был крепостным, он имел пятерых сыновей, с которыми был строг и суров. А вот уже дед писателя — Егор Михайлович, первый в семье Чеховых познавший грамоту, сумел выкупиться на свободу. Тридцать лет он тяжело трудился — варил сахар из свеклы и, откармливая им скот своего хозяина графа Д. Черткова, получал свою долю прибыли с продажи животных. Ему удалось скопить 875 рублей и в 1841 году он выкупил себя, жену и троих сыновей, дочь Александру граф отпустил из милости. Осободившись, семья Чеховых отправилась в слободу Крепкая — имение графа Платова в десяти верстах от Таганрога. Е. М. Чехов устроил своих сыновей в подмастерья и в последствии они выбились в купцы. Сам же отец семейства всю оставшуюся жизнь проработал приказчиком, однако, был не любим за свой резкий характер как среди крестьян, так и у князей, сославших его еще дальше, в слободу Княжую. Крестьяне, за его жестокость, звали приказчика «аспид» — он любил распустить руки и сын Павел после таких отеческих наставлений получил грыжу, из-за чего всю жизнь носил повязку. Егор Михайлович проявил и писательский талант, до нас дошли его слова: «Я глубоко завидовал барам, не только их свободе, но и тому, что они умеют читать». Женой Егора была украинка Ефросиния Емельяновна, урождённая Шимко. Муж выбил из неё всё «украинское» — смешливость, жизнерадостность. Она была также смурна, как и супруг, с которым прожила 58 лет.

Со стороны матери

Герасим Морозов — прадед Антона водил по Волге и Оке баржи с зерном и лесом. В 1817 году, в возрасте 53-х лет, он откупил себя и сына Якова (ок. 1800—1847). Яков женился на Александре Ивановне Кохмаковой (1804—1868), из зажиточного и мастерового семейства — они делали, пользовавшиеся большим спросом, иконы и поделки из дерева. В 1833 году Яков Герасимович разорился и вынужден был найти работу — его устроил к себе генерал Попков в Таганроге; жена Якова в это время находилась в Шуе. В 1847-м году сильный пожар уничтожил 88 домов, оставив Морозовых без имущества. Беда не приходит одна, и в этом же году от холеры умирает Яков. Вдова Александра с двумя дочерьми Феодосией и Евгенией находят приют у того же генерала Попкова, который не только принимает семейство, но и устраивает сирот обучаться грамоте.

Родители

В 1841-м году, когда будущей матери Чехова было всего шесть лет, Павел поселился в Ростове у Якова Морозова (отца Евгении). Через шесть лет, когда Яков скончался, связь между семьями оборвалась, но ещё через шесть лет снова восстановилась — оказалось, что брат Евгении Морозовой Иван (1825—1867) работает под началом Митрофана Чехова (1836—1894) — родного брата Павла Егоровича. Благодаря этому Павел и Евгения познакомились и в 1854-м году они обвенчались.

Мать

Мать писателя, Евгения Яковлевна Чехова (1835—1919) —— тихая женщина, стоически терпевшая деспотизм мужа и годы нужды. Она не любила читать и писать, всю жизнь жила интересами семьи, переживая, в первую очередь, за своих детей. Она пережила четырех из семи своих детей — самой первой умерла дочь Евгения (1869—1871) в возрасте двух лет. Антон Чехов говорил, что «Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери».

Отец

Отец, Павел Егорович Чехов (1825—1898) унаследовал от своего отца деспотичный характер и, хотя в письмах семейству проявлял заботу и сострадание, в жизни часто прибегал к рукоприкладсту и брани. Он заставлял своих детей с утра до ночи работать в лавке, а также петь в хоре на многочасовых церковных службах. О детстве Павла Егоровича можно судить из воспоминаний, которые он записал в семейную хронику в конце жизни:

1830. Помню, что мать моя пришла из Киева и я её увидал.

1831. Помню сильную холеру, давали дёготь пить.

1832. Учился грамоте в с. школе, преподавали по А. Б. по-граждански.

1833. Помню неурожай хлеба, голод, ели лебеду и дубовую кору.^[3]

К шестнадцати годам он уже успел поработать на сахарном заводе; затем побыть погонщиком скота, а в Таганроге его приняли в купеческую лавку. В 1856-м году, Павел Егорович, сумел скопить 2500 рублей, вступил в третью купеческую гильдию. В 1857 он открыл торговлю, написав на вывеске своей лавки «Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары». Старшее поколение Чеховых были чрезвычайно набожные люди, соблюдавшие все посты и праздники. Чеховы усердно посещали службу и ходили в поломничества. В церкви, знакомый певчий научил Павла Егоровича нотной грамоте и даже играть на скрипке. Павел увлекся хоровым пением и в 1864 году стал регентом кафедрального собора. Из-за щепетильного отношения к церковным обрядам, его службы тянулись слишком долго и в 1867-м году его уволили. Тогда Павел Егорович перешел в греческий монастырь, где собрал хор, в котором пели Александр, Николай и Антон. Долгие годы отец мучал сыновей церковным хором, заставляя ночью репетировать в лавке, затем ни свет ни заря подыматься к заутренне и после неё выдерживать по две-три службы.

«Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание… <…> И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет». ^[4]

Торговые дела Павла Егоровича, начавшиеся более менее успешно, вскоре пошли на убыль. В лавке было грязно, продавался недоброкачественный товар и к тому-же обсчитывали. Там могли продать высушеный и подкрашенный спитый чай или лекарство против беременности «гнездо», в составе которого были: нефть, ртуть, азотная кислота, стрихнин и т. п. «Много, вероятно, отправило на тот свет людей это „гнездо“», — вспоминал Антон Чехов, уже получив медицинское образование.

В 1874-м году дела пошли совсем плохо и Павел Егорович стал падать в долговую яму, через два года он вынужден был тайно уехать из Таганрога, 25 апреля 1876 года он приехал в Москву где его уже ждало всё семейство Чеховых, за исключением Антона, оставшегося доучиваться в гимназии, следить за хозяйством и распродавать имущество.

После полутора лет скитаний и бедственной жизни в долг Павел, наконец, нашел себе работу. 10 ноября 1877-го года он устроился младшим приказчиком в абмар к И. Гаврилову за 30 рублей в месяц, стол и квартиру при магазине. 14 лет трудился Павел в амбаре, работая с утра до ночи и редко видясь со своей семьей. 30 апреля 1892-го года Павел уволился из амбара, а 1 марта 1892-го года приехал в Мелихово, где жил, занимаясь хозяйством до своей смерти, 24 октября 1878 года.

Детство, юность и молодые годы

В январе 1860-го года, Павел Егорович Чехов писал своему брату Митрофану: «Новостей у нас нет, только от громового удара в прошедшую субботу Михайловская церковь загорелась в самом кумполе» ^[5]. В этом было своего рода предзнаменование — 29 января в семье родился третий ребенок — Антон Павлович Чехов. Раннее детство Антона протекало в бесконечных церковных праздниках, именинах. В будние дни, после школы братья втроем бегали рыбачить или ловить щеглов и чижей. Сначала Чехов учился в греческой школе в Таганроге. Содержащий школу грек заставлял зазубривать уроки, бил учеников линейкой, ставил в угол на колени на крупную соль. В 8 лет, после двух лет учёбы, Чехов поступает в таганрогскую гимназию. Мужская классическая гимназия была старейшим учебным заведением на юге России (основана в 1806 г.) и давала солидное по тем временам образование и воспитание. Окончившие восемь классов гимназии молодые люди могли без экзаменов поступить в любой российский университет или поехать учиться за границу. Гимназия сформировала у Чехова отвращение к лицемерию и фальши. Здесь формировалось его видение мира, любовь к книгам, знаниям и театру. Здесь он получил свой первый литературный псевдоним «Чехонте», которым его наградил учитель Закона Божьего Фёдор Покровский. Здесь начинались его первые литературные и сценические опыты.

Музыка, книги пробуждали в юном Чехове стремление к творчеству. Большую роль в этом сыграл таганрогский театр, основанный в 1827 году. Впервые в театре Антон побывал в 13 лет, посмотрел оперетту Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена» и вскоре стал страстным поклонником театра. Позднее в одном из своих писем Чехов скажет: «Театр мне давал когда-то много хорошего… Прежде для меня не было большего наслаждения как сидеть в театре…» Не случайно герои его первых произведений, таких как «Трагик», «Комик», «Бенефис», «Недаром курица пела», были актёрами и актрисами.

Чехов-гимназист издавал юмористические журналы, придумывал подписи к рисункам, писал юмористические рассказы, сценки. Первая драма «Безотцовщина» была написана 18-летним Чеховым в период учёбы в гимназии. Гимназический период Чехова был важным периодом созревания и формирования его личности, развития её духовных основ. Гимназические годы дали Чехову огромный материал для писательской работы. Самые типичные и колоритные фигуры появятся позже на страницах его произведений. Возможно, одной из таких фигур был и учитель математики Э. И. Дзержинский — отец будущего первого председателя ВЧК.

В 1879 году он закончил гимназию в Таганроге. В этом же году он переехал к родителям в Москву и поступил на медицинский факультет Московского университета, где учился у известных профессоров: Н. Склифософского, Г. Захарьина и других. В 1884 году он окончил курс университета и начал работать уездным врачом в Воскресенске (ныне город Истра), в Чикинской больнице, заведующим которой был известный доктор П. А. Архангельский. Затем он работал в Звенигороде, где некоторое время он заведовал больницей.

Становление

Чехов уже студентом (с 1880 г.,) начал помещать рассказы, фельетоны, юморески — «мелочишки» под псевдонимом Антоша Чехонте или его вариантами, или совсем без подписи, в изданиях «малой прессы», преимущественно юмористических: московских журналах «Стрекоза», «Будильник», «Зритель» и др. и в петербургском юмористическом еженедельнике «Осколки». Чехов сотрудничал в «Петербургской Газете» (с 1884 г.,с перерывами), в суворинской газете «Новое Время» (1886—1893 гг.) и в «Русских ведомостях» (1893—1899 гг.)

В 1882 году Чехов подготовил первый сборник рассказов «Шалость», но он не вышел, возможно, из-за цензурных трудностей. В 1884 г. вышел сборник его рассказов — «Сказки Мельпомены» (за подписью «А. Чехонте»); в 1887 г. появился второй сборник — «В сумерках», который показал, что в лице Чехова русская литература приобрела новое, вдумчивое и тонко-художественное дарование. Под влиянием крупного успеха в публике и критике совершенно бросил свой прежний жанр небольших газетных очерков и стал по преимуществу сотрудником ежемесячных журналов: «Северный Вестник» (1887—1890), позднее «Жизнь». Но основное время он посвящал сотрудничеству с «Русской Мыслью», в которой впервые были опубликованы «Палата № 6», «Человек в футляре», «Дом с мезонином» и множество других рассказов. Успех всё возрастал, особенное внимание обратили на себя следующие произведения:

• «Степь»
• «Скучная история»
• «Дуэль»
• «Палата № 6»
• «Рассказ неизвестного человека»
• «Мужики» (1897)
• «Человек в футляре» (1898)
• «В овраге»

из пьес:

• «Иванов»
• «Чайка»
• «Дядя Ваня»
• «Вишнёвый сад»

Сахалин

В 90-х годах XIX столетия попытку переписать население Сахалина, по собственной инициативе, предпринял русский писатель А. П. Чехов. Он лично обходил дома и заполнил тысячи переписных карточек. Эти карточки, хранящиеся до сих пор, — убедительное свидетельство крайней нищеты, безграмотности и безкультурья жителей Корсаковки, Михайловки, Красного Яра, Армудана, Арково, Владимировки, Корсаковского поста и других населённых пунктов острова. Из записей Чехова: «Обыкновенно вопрос предлагают в такой форме: «Знаешь ли грамоте?» — я же спрашивал так: «Умеешь ли читать?» — и это во многих случаях спасало меня от неверных ответов, потому что крестьяне, не пишущие и умеющие разбирать только по печатному, называют себя неграмотными. Есть и такие, которые из скромности прикидываются невеждами: «Где уж нам? Какая наша грамота?» — и лишь при повторении вопроса говорят: «Разбирал когда-то по печатному, да теперь, знать, забыл. Народ мы тёмный, одно слово — мужики». Цифры той переписи говорят о том, что населения на острове — 28113 душ, в том числе женщин — 7641. Плотность населения была примерно один человек на две квадратные версты. На территории трёх округов насчитывалось 12 тысяч крестьян. В том числе «лиц, не принадлежащих к этим сословиям» сосчитаны: ссыльно-каторжных 4979, ссыльно-переселенцев — 8934, поселенцев из каторжан — 1566. Эта перепись не охватила все население. Не доверяя ей, жители целыми деревнями уходили в тайгу. Тем не менее, она сыграла большую положительную роль. Вот ещё несколько цифр, взятых из её материалов. На Сахалине было 5,6 тыс. мелких индивидуальных крестьянских хозяйств. Причём, семейных 3,4 тыс., остальные хозяйства вели одиночки, тюремные и другие учреждения. Среди крестьян — сплошная неграмотность. Огромна диспропорция полов. На 1 тысячу мужчин приходилось 372 женщины. Люди прибывали на Сахалин из 96 областей и губерний России, Кавказа, Сибири, Средней Азии, Княжества Финляндского. Переписывая ссыльных Сахалина, писатель внёс вклад не только в историю острова, но и в русскую литературу. Чехов общался с людьми, узнавал истории их жизней, причины ссылки и набирал богатый материал для своих заметок. История этой переписи запечатлена в его книге «Остров Сахалин». Путевые заметки из этой серии наглядно отображают жизнь обитателей острова и труд переписчика, которым стал на время А. П. Чехов. «Эту работу, произведённую в три месяца одним человеком, в сущности, нельзя назвать переписью; результаты её не могут отличаться точностью и полнотой, но, за неимением более серьёзных данных ни в литературе, ни в сахалинских канцеляриях, быть может, пригодятся и мои цифры» — так отзывался о сахалинской переписной эпопее сам писатель. В 2005 году на Сахалине впервые в России опубликованы в одном издании «Быть может, пригодятся и мои цифры…» материалы сахалинской переписи А. П. Чехова. В издании опубликованы все 10 тысяч опросных карт, заполненных респондентами Чехова во время его путешествия на остров Сахалин в 1890 году.

Поздние годы

С 1890 по 1892 год, по возвращении в Москву из поездки по Сахалину, Чехов поселился в небольшом двухэтажном флигеле на Малой Дмитровке. Здесь он работал над книгой «Остров Сахалин», рассказами «Попрыгунья», «Дуэль», «Палата № 6», а также встречался с писателями В. Г. Короленко, Д. В. Григоровичем, В. А. Гиляровским, П. Д. Боборыкиным, В. И. Немировичем-Данченко, историком Д. С. Мережковским, известными актёрами А. П. Ленским и А. И. Южиным, художником И. И. Левитаном. Флигель сохранился до нашего времени и отмечен памятной доской с барельефом А. П. Чехова.

С 1892 по 1899 годы Чехов проживал в подмосковном имении Мелихово, где сейчас работает один из главных чеховских музеев. За годы «мелиховского сидения» было написано 42 произведения. Позднее Чехов много путешествовал по Европе. Последние годы Чехов, у которого обострился туберкулёз, для поправления здоровья, постоянно живёт в своём доме под Ялтой, лишь изредка наезжая в Москву, где его жена (c 1901 г.), артистка Ольга Леонардовна Книппер, занимает одно из выдающихся мест в известной труппе московского «Литературно-художественного кружка» (Станиславского). В 1900 г., при первых же выборах в Пушкинское отделение академии наук, Чехов был избран в число его почётных академиков. В 1902 Чехов вместе с В. Г. Короленко отказался от звания академика после распоряжения Николая II аннулировать избрание Максима Горького в почётные академики.

Смерть

Летом 1904 Чехов выехал на курорт в Германию из-за резкого обострения болезни, с которой ему не удалось справиться. Писатель скончался 2 (15) июля 1904 г. в г. Баденвейлере, Германия. Был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве рядом с могилой отца Павла Егоровича (умер в 1898 г.).

Память

В честь Чехова назван кратер на Меркурии. В память о писателе Московской городской и Московской областной организациями Союза Писателей России и Союзом писателей-переводчиков в 2004 г. учреждена Памятная медаль А. П. Чехова.

Особенности драматургии Чехова

Значение творчества Чехова

1. Книга «Остров Сахалин» — Стала худ. документом эпохи.
2. Чехов стоит у истоков трагикомедии.
3. В его творчестве даны лучшие в русской литературе образцы наверное всех жанровых разновидностей «малой прозы».
4. Драматургия Чехова стала «визитной карточкой» русской литературы в мире.
5. Вечен чеховский призыв «Берегите в себе человека».
6. Художественные открытия Чехова оказали огромное влияние на литературу и театр 20 в. Его драматические произведения, переведенные на множество языков, стали неотъемлемой частью мирового театрального репертуара.

Чехов узаконил рассказ «Остров Сахалин», как одно из самых влиятельных направлений эпоса.

В фильме «Чтец» (производство США-Германия) главная героиня Ханна Шмиц во взрослом возрасте учится читать по рассказу Антона Чехова «Дама с собачкой».

Экранизации произведений

1. 1938 — Маска
2. 1938 — Медведь
3. 1939 — Человек в футляре
4. 1941 — Юбилей
5. 1944 — Свадьба
6. 1952 — Каштанка
7. 1954 — Анна на шее
8. 1955 — Попрыгунья
9. 1957 — Сапоги
10. 1958 — Ведьма
11. 1960 — Дама с собачкой
12. 1960 — Дом с мезонином
13. 1965 — Лебединая песня
14. 1966 — В городе С.
15. 1966 — Душечка
16. 1969 — Главный свидетель
17. 1969 — Цветы запоздалые
18. 1970 — Дядя Ваня
19. 1970 — Чайка
20. 1971 — На даче
21. 1971 — Эти разные, разные, разные лица
22. 1972 — Моя жизнь
23. 1973 — Плохой хороший человек
24. 1975 — Каштанка
25. 1977 — Неоконченная пьеса для механического пианино
26. 1978 — Мой ласковый и нежный зверь
27. 1982 — Скучная история
28. 1983 — Кое-что из губернской жизни
29. 1983 — Человек в футляре
30. 1984 — Невероятное пари, или Истинное происшествие, благополучно завершившееся
31. 1987 — Очи чёрные
32. 1993 — Если бы знать
33. 1994 — Ваня на 42-ой улице
34. 1994 — Колечко золотое, букет из алых роз
35. 1994 — Деревенская жизнь
36. 2002 — Чеховские мотивы
37. 2003 — О любви
38. 2003 — Малышка Лили (La petite Lili)
39. 2004 — Рагин (по рассказу Палата № 6)
40. 2005 — Чайка
41. 2008 — Сад
42. 2008 — Стреляй немедленно

Библиография

Примечания

Литература

• Бочаров С. Г. «Чехов и философия» // Вестник истории, литературы, искусства. — М.: Собрание; Наука, 2005.
• Волошинова В. Ф., Волошинова Л. Ф. «Чехов и Ростов-на-Дону»
• Скафтымов А. П. К вопросу о принципах построения пьес А. П. Чехова. / А. П. Скафтымов // Три сестры:Пьесы / Чехов А.П. — СПб.: Издательский Дом «Азбука-классика», 2008. — с. 229-268. ISBN 978-5-91181-876-0
• Труайя А. «Антон Чехов». М., 2004 ISBN 5-699-07889-4
• Корней Чуковский Художник
• Корней Чуковский Был, есть и будет прекрасен
• Корней Чуковский О Чехове
• Шестов Л. «Творчество из ничего: А. П. Чехов»

См. также

• Антон Чехов и Украина
• Чехов в филателии
• Домик Чехова (Ялта)

Ссылки

• Международный конкурс, посвященный 150-летию А. П. Чехова
• Биография А. П. Чехова в энциклопедии «Кругосвет»
• Афоризмы и высказывания А. П. Чехова
• А. П. Чехов: биография, произведения, фотографии
• Могила А. П. Чехова (Новодевичье кладбище)
• Сайт Чеховской комиссии при Совете по мировой культуре РАН
• Страничка А. П. Чехова на сайте Таганрогской Центральной городской публичной библиотеки имени А. П. Чехова
• Тарасов А. Б. Праведники А. П. Чехова — образ религиозных сомнений и веры писателя
• Фильмы по мотивам произведений
• Чеховский центр
• peoples.ru

• Сайт Чеховской гимназии, посвящённый А. П. Чехову
• Ялта, город счастья — Неизвестный Чехов
• Чехов в воспоминаниях современников. М. : «Захаров», 2005, информация об издании
• А. А. Измайлов. Чехов. Биография. М. : «Захаров», 2003, информация об издании
• Чехов. Переписка с женой М. : «Захаров», 2003, информация об издании
• Антон Чехов «Палата № 6»
• Переписка Чехова с Сувориным
• 1904 год. Антон Чехов «Исторические хроники с Николаем Сванидзе». Видео.
• Сочинения Чехова на сайте Lib.ru: Классика

Штудии

Вячеслав КОШЕЛЕВ

---

“Человек без селезёнки”

В 1993 году в нашей газете (№ 2)
уже публиковалась заметка В.Радзишевского о
знаменитом чеховском псевдониме. Сегодня
предлагаем читателям ещё одно толкование его
происхождения и бытования. Полагаем, что эти
материалы помогут читателям лучше понять
своеобразие художественного мира гения русской
литературы, “доктора Чехова”.

Предмет настоящей работы — второй по частоте
употребления псевдоним молодого А.П. Чехова — Человек
без селезёнки.

Псевдоним в своём обыкновенном значении суть
“вымышленное имя” (pseudos+onyma), подпись, которой
автор заменяет своё настоящее имя. “Причины
появления псевдонима: цензурные преследования,
наличие однофамильцев, неблагозвучие настоящей
фамилии, сословные предрассудки, боязнь провала
на литературном поприще, желание сохранить
инкогнито, подчеркнуть какое-либо своё качество
или представить себя иным, чем в
действительности”¹.
Но ни одна из этих причин как будто не “ложится”
на личность и творчество Чехова.

Первое место в ряду использованных им
псевдонимов занимает, несомненно, подпись Антоша
Чехонте (варианты: Антоша Ч***, А-н Ч-те, Анче,
А.Чехонте, Чехонте, Дон Антонио Чехонте, Ч.Хонте и
т.д.). Именно с этой подписью молодой
студент-медик рассылал по юмористическим
журналам свои первые произведения. История этой
подписи достаточно известна: она происходит от
“школьной” остроты отца-законоучителя
Таганрогской гимназии Ф.П. Покровского, имевшего
обыкновение шутливо переиначивать фамилии
учеников. Эта не очень остроумная гимназическая
“дразнилка”, придуманная “на заре туманной
юности”, стала основным псевдонимом
Чехова-юмориста. Он не только употреблял её в
журналах и газетах, но и поставил на обложке двух
первых авторских сборников («Сказки Мельпомены»,
1884, и «Пёстрые рассказы», 1886).

Объясняя в письме к В.В. Билибину функции этого
псевдонима, Чехов замечал: “Не понимаю, почему
это для публики «Ан. Чехов» приятнее, чем
«А.Чехонте»? Не всё ли равно?.. Фамилию я отдал
медицине, с которою не расстанусь до гробовой
доски. С литературой же мне рано или поздно
придётся расстаться. Во-вторых, медицина, которая
мнит себя быть серьёзной, и игра в литературу
должны иметь разные клички”.

Детская ещё “кличка” Антоша Чехонте была
для Чехова многопланова. Во-первых, она, в
сущности, не скрывала подлинного имени, но
реализовала некий “таганрогский”
психологический комплекс: былые гимназические
приятели должны узнать автора популярных
сочинений. Во-вторых, она вполне соответствовала
правилам “игры в литературу”:
мнимо-“французская” огласовка этой “клички”
отражала художественную тональность его первых
рассказов, а мнимо-“оглуплённый” смысл её в
соотношении с семантикой самих рассказов давал
эффект особенной “интеллектуальности” целого.

Происхождение псевдонима Брат моего брата связано
с тем, что с 1883 года Чехов стал печататься в тех же
юмористических журналах, в которых несколько
раньше стал выступать его старший брат
Александр. Желание уйти от “братской” путаницы
заставляло Чехова на титульном листе своей книги
«В сумерках» (1887) выставлять свою фамилию с
уточнёнными инициалами: “Ан.П. Чехов”.
Остальные псевдонимы Чехова были, как правило,
недолговечны и применялись исключительно для
комического эффекта: Макар Балдастов, Врач без
пациентов, Гайка № 6, Гайка № 9, Крапива,
Прозаический поэт, Рувер, Шампанский и т.п.

И лишь псевдоним Человек без селезёнки имел,
помимо не вполне выявленного “комического”
звучания, серьёзную семантическую составляющую
“медицинского” характера. Этим псевдонимом
Чехов пользовался более десяти лет: первое
произведение, подписанное таким образом, —
статья «“Гамлет” на Пушкинской сцене» — было
опубликовано в январе 1882 года; последнее —
рассказ «Рыбья любовь» — в июне 1892 года. Всего
под этим псевдонимом (и его вариантами: Ч. без с.,
Ч.Б.С., С.Б.Ч.) вышло 119 рассказов и юморесок и 5
статей и фельетонов. Чаще всего этот псевдоним
фигурировал в журнале «Осколки», но не чурался и
других изданий: «Москва», «Зритель»,
«Развлечение», «Сверчок».

Загадочна история появления Человека без
селезёнки. В начале 1882 года Чехов учился на
третьем курсе медицинского факультета
Московского университета и третий год
подвизался в литературе — в основном в
юмористических журналах «Стрекоза» и «Зритель».
14 января 1882 года он был в Пушкинском театре в
Москве (одном из первых русских частных
профессиональных театров) на втором
представлении «Гамлета» — и тогда же, вероятно,
ему была заказана рецензия на этот спектакль от
журнала «Москва», журнала уже не собственно
юмористического, а
“литературно-художественного”. Эта рецензия
через день-два была написана и в начале 20-х чисел
января вышла из печати.

Рецензия была вполне “проходной” и довольно
своеобразной. Она начиналась маленькой сценкой
(этаким бытовым анекдотом) о мудром и маститом
профессоре, который раз в год специально делает
“глупость”: “Глупость глупая вещь, но она
нередко действует освежающе”. Затем следует
собственно рецензия, построенная на трёх важных
для Чехова тезисах. Первый: “Никто так сильно не
нуждается в освежении, как наши сцены”. Второй,
касающийся игры актёра М.Т. Иванова-Козельского:
“Мало чувствовать и уметь правильно передавать
своё чувство, мало быть художником, надо ещё быть
всесторонне знающим. Образованность необходима
для берущегося изображать Гамлета”. И третий,
заключительный тезис: “Лучше плохо сыгранный
Шекспир, чем скучное ничего” (С., XVI, 19–21).

Как видим, рецензия оказалась в целом весьма
серьёзной и дельной по тону. И заключалась
неожиданной подписью: Человек без селезёнки.

Через месяц с небольшим та же подпись появилась
в том же журнале под рассказом «Забыл!». Рассказ
не был ни сатирическим, ни даже особенно
юмористическим: о помещике Гауптвахтове, который
в музыкальном магазине пытается купить ноты,
название которых забыл, и с трудом вспоминает
мелодию «Венгерской рапсодии» Листа. (С., I, 126–129).
По свидетельству М.П. Чехова, этот рассказ был не
лишён автобиографичности².
Ещё месяц спустя в «Москве» же появилось за той
же подписью ироническое “рассуждение” «Встреча
весны» (С., I, 140–142). Этот рассказ был заказан,
вероятно, как “подпись под рисунком”, но
литературный материал оказался значительно
богаче иллюстрации.

После этого Человек без селезёнки исчез на
четыре месяца: следующие рассказы Чехова
печатаются в «Москве» под его основным
псевдонимом Антоша Чехонте. Он появляется
лишь в июльском номере журнала в качестве автора
тоже, в сущности, серьёзного очерка
«Фантастический театр Лентовского» (С., XVI, 22–23).
Потом он вновь исчезает на четыре месяца — и в
ноябре 1882 года “воскресает” в журнале «Осколки»
в качестве основного для “мелочишек в
осколочном духе”.

Необычный чеховский псевдоним, несомненно,
зародился на медицинском факультете Московского
университета, где самым сложным курсом почитался
курс анатомии. Этот курс читался в течение первых
двух лет (на втором курсе сопровождался ещё и
“упражнениями на трупах”), и читал его Чехову
знаменитый учёный, профессор нормальной
анатомии и создатель знаменитого кабинета
сравнительной анатомии Дмитрий Николаевич
Зернов (1843–1917). В чеховские времена он был
автором многих трудов; позднее даже выпустил
трёхтомный университетский курс «Руководство
описательной анатомии человека» (1890–1892)³. Зернов, надо сказать, был
достаточно строгим экзаменатором: за первый курс
студент Чехов получил по анатомии только “3”, и
на втором должен был усиленно ею заниматься.
Возможно, с этими экзаменами или занятиями и
оказалось так или иначе связано сочетание Человек
без селезёнки?

А что, собственно, может означать это выражение?
Какова его семантика? Какие качества или черты
свойственны человеку, у которого отсутствует
этот внутренний орган, расположенный в брюшной
полости? И в каком смысле это выражение понимать?
Если мы, например, употребляем выражение
“человек без сердца” или “безголовый человек”,
мы имеем в виду не реальное отсутствие у человека
сердца или головы, а метафорическое отсутствие у
него неких “сердечных” или “головных” качеств.
Но когда мы употребляем название какого-либо
человеческого органа, не “прикреплённого” к
выражению душевных движений, мы воспринимаем
“отсутствие” этого органа только в прямом
смысле. Сочетание “человек без почки” или
“человек без мочевого пузыря” должно вызывать у
нас разве что жалость к этому человеку, поневоле
оказывающемуся калекой. Зачем же, собственно,
существует в человеческом организме селезёнка?

Селезёнка, как установлено уже в XVIII столетии, —
это один из резервуаров (“депо”) крови,
участвующий в кроветворении и обмене веществ. В
XIX столетии была выяснена ещё и иммунологическая,
и защитная функция селезёнки, вырабатывающей
антитела, задерживающей и обезвреживающей
бактерии и токсины. Сама по себе селезёнка
представляет собой крупную лимфатическую
железу, и поэтому болезни её, не связанные с
внешними повреждениями, крайне редки. Более того,
и животные, и человек довольно легко выносят
удаление селезёнки, которое, однако,
сопровождается гипертрофией других
лимфатических желёз, компенсирующих
кроветворную функцию селезёнки, повышенной
обжорливостью и изменением психических качеств
человека. С.П. Боткин доказал, например, что объём
селезёнки у человека находится в зависимости от
его душевного состояния: те душевные волнения,
которые сопровождаются сокращением кровеносных
сосудов (страх, испуг, удивление, радость и проч.),
ведут к уменьшению объёма селезёнки. Поэтому
“человек без селезёнки” — это, в пределе,
человек, лишённый душевных волнений.

На эту “медицинскую” данность наслаивалась
данность особенного восприятия этого органа,
рождавшая своеобразную “мифологию”.
“Назначение его темно, — пишет о селезёнке В.И.
Даль (тоже медик по образованию), — кажется, оно
относится к нервным сокам как печень к крови. У
лошади селезёнка бьётся, на бегу жидкость
пахтается вслух в желудке. Селезёнка сохнет,
говорит народ о человеке, коего кожа оливкового
цвету”. Международное, медицинское обозначение
селезёнки — lien, splen — в бытовой традиции обрело
специфически “английскую” огласовку: spleen. В
английском языке это слово, обозначающее
селезёнку как человеческий орган, получило ещё и
переносное значение: сплин, хандра, раздражение.

Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче русская хандра…
(А.С. Пушкин)

В XVIII столетии болезнь “нервных соков”,
вызывающая уныние и меланхолию, связалась именно
с селезёнкой — органом кроветворения.
Н.М. Карамзин в «Письмах русского
путешественника» (1790) впервые на русском языке
употребил понятие сплин в этом значении и
связал его с особым состоянием крови: “Англичане
не любят никакой зелени. Рост-биф, биф стекс есть
их обыкновенная пища. От того густеет в них
кровь; от того делаются они флегматиками,
меланхоликами, несносными для самих себя, и
нередко самоубийцами. К сей физической причине
их сплина можно прибавить ещё две другия:
вечной туман от моря и вечный дым от угольев,
который облаками носится здесь над городами и
деревнями”. Далее Карамзин приводит множество
примеров этой собственно “английской”
нравственной болезни, которая охватила “многих
здешних Крезов, осыпанных средствами
наслаждаться, теряющих вкус ко всем наслаждениям
и задолго до смерти умирающих душою. Вот
Английской сплин!”⁴

В этом, культурологическом смысле выражение
“человек без селезёнки” должно было означать:
“человек без сплина” — душевно здоровый
человек, сохраняющий здравое и “живое”
отношение к описываемому миру. С таким ощущением
Чехов как раз и приступил к “осколочным
мелочишкам”.

Все 119 рассказов и юморесок, подписанных в
журналах псевдонимом Человек без селезёнки,
— это в основном коротенькие тексты в одну-две
журнальные странички. За единичными
исключениями, это тексты “одноразовые”: в
позднейшие прижизненные сборники чеховских
рассказов вошло не более десяти из них. Все эти
“мелочишки”, явно создававшиеся для
дополнительного заработка, ярко разделяются на
три тематические группы.

Первая группа (49 текстов) — это произведения,
наиболее похожие на основные тексты Антоши
Чехонте: бытовые сценки и “картинки”, которые
демократическая критика особенно любила
обвинять в “незлобивости” и “мелкотемье”. Но
из этих “картинок” часто вырастали серьёзные
чеховские темы. Такова, например, ранняя
“новогодняя побрехушка” «Мошенники поневоле»
(С., I, 472–474). Семья встречает Новый год — и
дожидается двенадцати часов, чтобы усесться за
стол. Мужчины в семье торопятся начать праздник
— у хозяйки ещё “горошек для ветчины не
сварился”; мужчины подводят часы вперёд —
хозяйка двигает стрелку назад; новый год — то
приближается, то отступает… Из этой
незамысловатой зарисовки некоторые мотивы
перешли и в позднейший рассказ «Детвора», и в
сценки «Свадьба» и «Юбилей».

Вторую группу (44 текста) составляют пародийные
“рассуждения”, пародийные “списки” и
“стилизации”. Это — или небольшие ежемесячные
“филологические заметки”, данные от лица
автора: “Месяц март получил свое название от
Марса, который, если верить учебнику Иловайского,
был богом войны. Формулярный список этого
душки-военного затерян, а посему о личности его
почти ничего не известно. Судя по характеру его
амурных предприятий и кредиту, которым
пользовался он у Бахуса, следует думать, что он,
занимая должность бога войны, был причислен к
армейской пехоте и имел чин не ниже
штабс-капитана…” и т.д. (С., III, 189). Или —
построенные на утрированных профессионализмах
рассуждения “от лица героя”; таков, например,
«Роман доктора»: “Её habitus не плох. Рост средний.
Окраска накожных покровов и слизистых оболочек
нормальна, подкожно-клетчатый слой развит
удовлетворительно. Грудь правильная, хрипов нет,
дыхание везикулярное. Тоны сердца чисты…” и т.д.
(С., I, 481); другие профессионализмы — в «Романе
репортёра» или «Романе адвоката». Часто
используется приём “мнимого списка”, когда
даётся серия такого же рода “филологических
заметок”, раскрывающая неожиданную возможность
употребления того или другого слова. Ср. «Мои
чины и титулы» (С., II, 230–231): “Я посланник.
Каждое утро жена посылает меня на рынок за
провизией. Я надворный советник. Каждое утро
перед уходом на рынок я советуюсь на дворе с
дворником по поводу текущих вопросов…” и т.д.
Показателен финал юморески: “Я человек без
селезёнки, когда ставлю точку”. Человек без
селезёнки, в сущности, оказывается умнее, чем
все другие проявления обычного человека, какие
бы “чины и титулы” он ни носил.

Наконец, третья группа (26 текстов) — это ряд
собственно “абсурдистских” сюжетов,
представляющих действительность с совсем уж
необычной стороны. Иногда этот “абсурд”
представлен в форме “максим”, но чаще — в виде
стилизаций под сказки («Репка. Перевод с
детского», «Наивный леший») или под
фантастические эссе 1830-х годов о “распродаже
мира” («Ёлка»). Чехов представляет диалоги с
Грачом или с Чёртом, монолог Кота («Весной»).
Границы этого повествовательного “абсурда”,
представленного Человеком без селезёнки,
ярче всего видны в последнем рассказе Чехова,
подписанном этим псевдонимом, — «Рыбья любовь»
(1892). “Как это ни странно, но единственный карась,
живущий в пруде близ дачи генерала Панталыкина,
влюбился по самые уши в дачницу Соню Мамочкину”
(С., VIII, 51). Описываются карасиные страдания и думы,
его попытки свести счёты с жизнью, его
сумасшествие от любви… Сумасшедший карась в
конце рассказа поцеловал в спину купающегося
молодого поэта — и “заразил поэта пессимизмом”.
А этот поэт отправился в Петербург; “побыв там в
редакциях, он заразил всех поэтов пессимизмом, и
с того времени наши поэты стали писать мрачные,
унылые стихи”. За видимым “абсурдом” кроется
иронический выпад против декадентства: вся
современная поэтическая мрачность и
упадочничество — не более чем “рыбья любовь”…

Все эти, очень разные по существу творения Человека
без селезёнки объединяет особенный, здоровый
взгляд на окружающий мир. Особенно показательны
в качестве “образчиков” этого здорового, не
замутнённого “хандрой” взгляда произведения
позднего Чехова, являвшиеся под этим
псевдонимом. В основном писатель пользовался им
в 1883 (37 рассказов), 1884 (27), 1885 (26) и 1886 (17) годах. В 1887
году этот псевдоним появился только под
юмореской «Весной», и им были подписаны три
“абсурдные” юморески 1892 года. Наиболее
показательными для прояснения этого псевдонима
оказываются вещи, появившиеся в 1886 году: именно
тогда писатель начал осознавать характерные
черты персонажа, под ним укрывшегося. Самый
характерный пример — рассказ «Шуточка»,
напечатанный в журнале «Сверчок» (от имени Человека
без селезёнки) и потом включённый в издание А.Ф.
Маркса. В 1899 году писатель переработал этот
рассказ, совершенно изменив финал и существенно
переменив “я” рассказчика — ибо повествование
ведётся именно от “я”.

В журнальной редакции рассказчик — человек,
уверенный в своей жизненной позиции, хочет
отучить свою невесту Наденьку от женской
“трусости”. Он призывает невесту скатиться с
зимней крутой горы — и на самом крутом вираже,
когда у Наденьки от страха душа ушла в пятки,
произносит заветную фразу: “Я люблю вас, Надя!”
Та сомневается: то ли молодой человек произнёс
заветные четыре слова, то ли ей послышалось “в
шуме вихря”? Она просит “проехаться” ещё раз;
всё повторяется, и опять ничего не понятно… За
зиму Наденька привыкает к этой фразе, как к
наркотику: она просит “проехаться” ещё и ещё,
приглашает ухажёра на чай — и всё равно ничего не
может понять. Наступает лето — и молодой человек
попадает в сад перед тем домом, где живёт
Наденька. Из-за кустов он выкрикивает эту же
желанную фразу — и:

“Боже мой, что делается с Наденькой! Она
вскрикивает, улыбается во всё лицо и протягивает
навстречу ветру руки… Этого мне только и нужно…
Я выхожу из-за кустов и, не дав Наденьке опустить
рук и разинуть рот от удивления, бегу к ней и…

Но тут позвольте мне жениться” (С., V, 492).

Именно так ведёт себя Человек без селезёнки.
В окончательной редакции этот же рассказ
заканчивается совсем по-иному и приобретает
другого “личного повествователя”. В финале
рассказа герой (“я”) собирается в Петербург и
перед отъездом заходит в тот самый сад и
повторяет ту самую “шуточку”:

“Боже мой, что делается с Наденькой! Она
вскрикивает, улыбается во всё лицо и протягивает
навстречу ветру руки, радостная, счастливая,
такая красивая.

А я иду укладываться…

Это было уже давно. Теперь Наденька уже замужем;
её выдали, или она сама вышла — это всё равно, за
секретаря дворянской опеки, и теперь у неё уже
трое детей. То, как мы вместе когда-то ходили на
каток и как ветер доносил до неё слова «Я вас
люблю, Наденька», не забыто; для неё теперь это
самое счастливое, самое трогательное и
прекрасное воспоминание в жизни…

А мне теперь, когда я стал старше, уже непонятно,
зачем я говорил те слова, для чего шутил…” (С., V,
24).

С новым финалом рассказ стал неизмеримо глубже.
В нём появилась тема “игры с чужою душою” и
“права” человека на такую игру
(А.И. Введенский), появилось новое лирическое
содержание о “пустяке”, сохраняемом как самое
прекрасное воспоминание (А.И. Богданов)… А
повествователь обрёл как раз то, чего никак не
могло быть у Человека без селезёнки, — тот
самый “недуг, которого причину давно бы отыскать
пора”…

Псевдоним Человек без селезёнки выражал те
стороны личности Чехова, которые определяли в
нём здоровые личностные начала: духовную
монолитность и цельность, отсутствие внутренних
“колебаний” и практический, трезвый взгляд на
вещи. Этот взгляд часто находился в противоречии
со временем — и как будто искал некоего
“продолжения” в том самом “сплине”, который
изначально отвергался псевдонимом.

Показательно с этой точки зрения сопоставить
юморески Человека без селезёнки с
юмористическими изделиями тех времён, когда в
русском быту возник этот самый “сплин”. В 1886
году появляется зарисовка Чехова «Литературная
табель о рангах»:

“Если всех живых русских литераторов,
соответственно их талантам и заслугам,
произвести в чины, то:

Действительные тайные советники (вакансия).

Тайные советники: Лев Толстой, Гончаров.

Действительные статские советники:
Салтыков-Щедрин, Григорович.

Статские советники: Островский, Лесков,
Полонский.

Коллежские советники: Майков, Суворин,
Гаршин, Буренин, Сергей Максимов, Глеб Успенский,
Катков, Пыпин, Плещеев… и т.д.” (C., V, 143).

В пушкинские времена подобная пародийная
“табель” была возможна только с
присовокуплением сатирических характеристик.
Так, в пародии “арзамасца” А.Ф. Воейкова
«Парнасский адрес-календарь…» (1818–1820) имена
наделённых тем или иным “чином” писателей
снабжены откровенно “зубоскальными”
уточнениями: “Макаров, 14-го класса, издатель
журнала для милых, управляет департаментом
шлифования на московских улицах камней”; “С.Н.
Глинка, снабжает отхожий кабинет патриотической
Русской Музы мягкою бумагою”; “Максим Невзоров,
за сумасшествием употреблён при Московском
университете” и так далее⁵.
Чехов (точнее: Человек без селезёнки)
отказывается от всей этой мишуры, выбирая
главное: чин и имя. Соотношение того и другого
само по себе определяет “величину” конкретного
писателя — и в этой оценке Чехов предельно
серьёзен.

Человек без селезёнки оказывается в
восприятии Чехова образом некоего “не
рефлектирующего” персонажа, создающего в данном
случае литературную “маску” особого типа. В
русской словесности подобный “не
рефлектирующий” персонаж всегда сопоставлялся
с основным, непременно рефлектирующим — то есть
наделённым “сплином” — героем. Ещё при жизни
Лермонтова критика отмечала, например, что
Максим Максимыч — тип, гораздо более “полезный”
для жизни, чем Печорин. Но дело заключалось
именно в том, что героем времени был отнюдь не
Максим Максимыч, а как раз Печорин. И
соответственно героем литературного
произведения должен был стать именно он.

Последняя попытка Чехова вернуться к образу
“Человека без селезёнки” относится к лету 1898
года. Он собрался издать “толстенькую книжку под
названием «Мелочь» — и даже договорился с
издателем И.Д. Сытиным о том, что соберёт свои
прежние юмористические рассказы в специальный
том. Но в конце концов, несмотря на то что
издатель предложил чрезвычайно высокий гонорар
(5000 руб.), отказался от этого замысла. От него
остались наброски незавершённого произведения
«Из записной книжки Ивана Иваныча (Мысли и
заметки)». Это, собственно, даже и не наброски —
это собранные вырезки из семнадцати
“мелочишек”, печатавшихся в 1883–1886 годах в
«Осколках» под псевдонимом “Человек без
селезёнки”. Вырезки не просто соединены под
заглавием «Мысли и заметки» — они переработаны,
значительно сокращены и упорядочены (С., Х, 235–249).
Но какого-то внутреннего единства, основанного
на здоровом, естественном взгляде на
неестественный окружающий мир “Человека без
селезёнки” (который здесь, впрочем, получил имя
“Иван Иваныч”) у писателя в общем-то не
получилось.

Оценка мира Человеком без селезёнки так и
осталась для Чехова идеалом, но он, кажется,
ощутил абсолютную недостижимость этого идеала:
“так не бывает”…

Примечания

1 Литературный
энциклопедический словарь. М., 1987. С. 310.

2 Чехов М.П. Вокруг
Чехова: Встречи и впечатления. М., 1964. С. 135.

3 О проф. Зернове см.: Сабашников
М.В. Воспоминания. М., 1983. С. 138–144.

4 Карамзин Н.М.
Письма русского путешественника. Л., 1984. С. 329,
383. Примеры описания сплина в европейских
литературах см.: Набоков В. Комментарий к
роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». СПб., 1998.
С. 177–180.

5 Поэты-сатирики конца
XVIII — начала XIX в. Л., 1959. С. 597–600.