Петербург в литературе первой половины 19 века сочинение по литературе

Сочинение на тему: Петербург в произведениях русских писателей XIX века

К теме Петербурга обращался в своем творчестве едва ли не каждый из русских писателей и поэтов. Это объясняется тем, что петровская столица с момента своего возникновения воспринималась художниками слова, обществом в целом как символ России, олицетворяющий ее величие, красоту и открытость миру и вместе с тем воплотивший в себе противоречивость и драматизм русской жизни.

В русской поэзии первой четверти XIX века запечатлен образ декабристского и пушкинского Петербурга, города вольнолюбивых надежд, высоких стремлений. В первой главе «Евгения Онегина» Пушкин рисует картины петербургской жизни 1810-х годов, насыщая повествование языком эпохи, в том числе гражданской лексикой («вольность», «гражданин», «свобода»), именами «властителей дум» того времени (Адам Смит, Руссо, Байрон, Чаадаев, Шишков). В то же время он пишет о противоречивости столичной жизни, двойственности вызываемых Петербургом чувств:

Город пышный, город бедный,

Дух неволи, стройный вид,

Свод небес зелено-бледный,

Скука, холод и гранит…

В поэме Медный Всадник» противоречивая природа города, возникшего не в результате естественного исторического развития, а по воле царя-преобразователя, отражена в композиции произведения (парадный Петербург во вступлении противопоставлен образу гибнущего, затопляемого города в основной части поэмы) и в характере его основного конфликта (мелкий городской чиновник, осознавший себя жертвой Петра и его творения, бросает вызов Медному Всаднику — символу города).

Петербург Некрасова — это «город роковой», беспощадный и жестокий к своим жителям. В поэме «Несчастные» Некрасов пишет о молодых людях, которые рассчитывают обрести в Петербурге славу и богатство:

…Воображенье

К столице юношу манит,

Там слава, там простор, движенье…

Однако провинциала часто ждет крушение надежд. Громадный город, подобно бездушному механизму перемалывает людские судьбы:

Пройдут года в борьбе бесплодной,

И на красивые плиты, Как из машины винт негодный,

Быть может, брошен будешь ты?

В то же время у Некрасова есть образы городского пейзажа, отразившие своеобразнее очарование Петербурга. В цикле «О погоде» поэт, описывая столицу, подчеркивает невесомость, «волшебное сияние» зимнего города, который увиден как бит сквозь морозную дымку, отливающую серебром:

Улицы, зданья, мосты

При волшебном сиянии газа

Получают печать красоты…

В серебре лошадиные гривы,

Шапки, бороды, брови людей,

И, как бабочек крылья, красивы

Ореолы вокруг фонарей!

Характерны для Некрасова стихи, описывающие эпизоды из жизни городских низов. Как правило, колорит таких стихотворений мрачен, их звучание трагично. В финале стихотворения «Утро» мы слышим выстрел:

Дворник вора колотит — попался!

Гонят стадо гусей на убой;

Где-то в верхнем этаже раздался Выстрел — кто-то покончил с собой…

К числу типично петербургских произведений Некрасова относятся «Размышления у парадного подъезда», «Вчерашний день, часу в шестом…, «Еду ли ночью по улице темной..» .

Достоевский в своих романах продолжает и развивает традиции Пушкина и Гоголя в изображении Петербурга. Как и у этик авторов, у Достоевского с образом Северной столицы связаны мотив безумия и идея иллюзорности внешнего облика города. В «Подростке» герой, фантазирующий о конце петербургского периодам русской истории, рисует в своем воображении, как «весь этот гнилой, склизкий город подымется с туманом и исчезнет, как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди него, пожалуй, для красы, бронзовый всадник на жарко дышащем, загнанном коне».

Если в произведениях Пушкина и Гоголя уже намечена тема вины города перед человеком, то у Достоевского, подробно разрабатывающего эту тему звучит и мысль о соучастии города в преступлениях героев. «Самый фантастический, самый отвлеченный и умышленный» Петербург Достоевского диктует жителям свою волю, определяет их мысли, поступки, судьбы.

Образ Петербурга в произведениях русской литературы XIX века отличается многообразием пейзажей, красок, символов, подробностей городской жизни; предстает как важный элемент образа России, воплощающий ее прошлое, настоящее и будущее.

 Образ Санкт-Петербурга       в произведениях русских писателей XIX века.

                                             Исследовательская работа

                       по литературе

                                    учениц 10 «Б» класса

                          МОУ СОШ №7

                                                     Кравцовой К. и Способовой В.

                                                              Преподаватель  Лиманская     И.А.,

                                                                  учитель русского языка и литературы    

— Сальск –

2009

План:

 Введение

I. Два лика Петербурга в литературе ХIХ века.

   1. «Город пышный, город бедный…»

   2. «… Он лжет во всякое время…»

   3. «Мерещится мне всюду драма!»

   4. «Это город полусумасшедших».

Заключение

Список литературы

Приложения

2

Введение.

                                                            Давно стихами говорит Нева,

                                                                         Страницей Гоголя ложится Невский,

                                                                        Весь Летний сад – «Онегина» глава,

                                                              О Блоке вспоминают Острова,

                                                                           А по Разъезжей бродит Достоевский…

                                                                                                                      С.Маршак

Санкт-Петербург со времени своего основания играет важную роль в развитии литературы, языка, искусства, науки: он явился центром взаимодействия России с Европой и всем миром, своего рода лабораторией, где русская национальная культура разрабатывала связи и взаимодействия с иноязычными культурами, как российскими, так и зарубежными.

Даже в самом имени города соединились три языка: Санкт (Santa – святой) – слово латинское; Петр (Peter, в голландской или немецкой огласовке от Petros – камень, скала) – слово по происхождению греческое; бург (Burg – замок, крепость) — слово немецкое. Близкие формы имеются во всех романо-германских языках. От этого «триязычного» и, тем не менее, русского названия тянутся нити связей к античному язычеству, к изначальному христианству, к европейскому Возрождению.

Санкт-Петербург как архитектурное единство, культурный, научный, литературный центр сложился в результате содружества творческих талантов России, Италии, Германии, Голландии, Англии, Испании. Город вбирал в себя культуру, религии, быт, языки народов Европы, Азии, Ближнего и Дальнего  Востока. Но при этом Санкт-Петербург от самого рождения и доныне остается крупнейшим городом Русского Севера – региона, представляющего собой, по мнению современной науки, целостный памятник русской культуры. Город белых ночей, к которому тяготеют Мурманск, Псков, Новгород, Ярославль, Вологда, Вятка, послужил связующим звеном между северорусской, среднерусской и южнорусской культурами. Петербургская речевая норма стала одной из основ русского литературного языка.

Бесконечное многообразие литературных произведений, так или иначе связанных с Петербургом, создают образ города. Этот образ сложен, многопланов, изменчив. Но в  нашем сознании сложились и достаточно устойчивые представления о «ликах» города: о Петербурге первого столетия его жизни, отразившемся в творчестве Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова, Радищева; о пушкинском, гоголевском, некрасовском Петербурге; о городе Достоевского, Блока, Ахматовой, Набокова, Мандельштама; о блокадном городе, чью трагедию запечатлели стихи Берггольц, проза Шефнера, Гранина, Адамовича. В этих представлениях соединяется образ города и образы писателей, судьба героя и судьбы поколения, народа, страны.

В сущности, писатели участвовали в создании города вместе с архитекторами, скульпторами, садоводами, каменщиками, вместе со всеми, кто придавал ему неповторимый облик не только ансамблями камня и зелени, оград и воды, но и речью, одеждой, бытом, повседневным поведением. Но и у писателей было особое дело в этом непрерывном процессе градостроительства: их искусство создавало духовный облик города, воздействовавший на всех, кто его строил и в нем жил.

Каковы же они, эти лики Санкт-Петербурга? Как представлены в поэме А.С.Пушкина «Медный всадник», повести Н.В.Гоголя «Невский проспект», лирике Н.А.Некрасова, романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание»?

1. Два лика Петербурга в литературе XIX века.

1. «Город пышный, город бедный…»

Пушкин и Петербург… Они неразделимы в той же мере, что Пушкин и Россия. Недаром же сказал А.И.Герцен: «Пушкин – до глубины души русский – русский петербургского периода».

Едва ли есть на земле другой город, который был бы столь же вдохновенно воспет, как Петербург Пушкиным. Открыв для себя и запечатлев в бессмертной поэзии красоту города на Неве, Пушкин одухотворил его, украсил своим гением и стал, таким образом, соучастником того высокохудожественного понятия, которое мы называем  «Петербург».

Возвышенный образ Петербурга создан А.С.Пушкиным в «петербургской повести» «Медный всадник». Уже само название произведения выводит образ города на первый план, а символом столицы становится памятник ее основателю.

Поэма состоит из вступления и двух частей. В начале вступления лаконично изображен Петр в тот исторический момент, когда он, отвоевав устье Невы и побережье Финского залива, решает основать здесь город. Описание Петербурга дается как сжатая до одной картины история быстрого роста города и превращения его в величественную и прекрасную столицу могучей русской державы:

И перед младшею столицей

                Померкла старая Москва,

                Как перед новою царицей

                Порфироносная вдова.

Восхищение красотой города чувствуется в описании Петербурга. Скрытый лиризм сказывается в олицетворениях (город «вознесся горделиво» над Невой, «одетою в гранит»).

Сдерживаемый до сих пор восторг находит себе полный выход в пафосе последней части вступления:

                                                   Люблю тебя, Петра творенье,

            Люблю твой строгий, стройный вид,

                 Невы державное теченье,

                   Береговой ее гранит…

Это – высокая лирика, где чистое чувство любви к городу и эстетический восторг, вызываемый его красотой, неотделимы от патриотической гордости поэта.

Пафос вступления поднимается все выше и, наконец, достигает своей кульминации в заключительном восклицании:

 Красуйся, град Петров, и стой

                  Неколебимо, как Россия…

Петербург – это не только прекрасный город, но и выражение могущества, величия России.

Историю и современность поэт объясняет, создавая емкую символическую картину Петербурга. «Град Петров» — это не только историческая сцена, на которой развертываются и подлинные, и вымышленные события. Петербург – символ петровской эпохи, «петербургского» периода русской истории. Город в поэме Пушкина многолик: это и «памятник» его основателю, и «монумент» всей петровской эпохе, и обычный город, терпящий бедствие и занятый повседневной суетой. Наводнение и судьба главного героя Евгения – только часть петербургской истории, один из многочисленных сюжетов, подсказанных жизнью города.

«В развитии сюжета и обрисовке Евгения рельефно выступает идея, которая не раз воплощалась Пушкиным в его произведениях, — нет России единой, а есть Россия верхов и Россия низов. Есть два Петербурга. В одном из ранних стихотворений о столице это – «город пышный» и «город бедный», город, чей восхищает «стройный вид», но где царит «дух неволи».

В сознании Евгения Петербург не существует как «полнощных стран краса и диво»: он не замечает величия гранитных берегов Невы, прелести узора чугунных оград, стройных громад дворцов и башен. Эти эстетические оценки связаны с совершенно чуждым Евгению миром представлений, с иной жизнью города, который летом приносит наслаждение темно-зелеными садами,  прозрачным сумраком белых ночей, где зимой

   Бег санок вдоль Невы широкой,

   Девичьи лица ярче роз,

   И блеск, и шум, и говор балов,

   А в час пирушки холостой

   Шипенье пенистых бокалов

   И пунша пламень голубой.

Сознание Евгения отягощено кругом представлений, которые Пушкин тщательно отбирает: Петербург окраин, ветхий домик Параши с некрашеным забором и одинокой ивой. Евгений погибает в этом Петербурге, на одиноком, пустынном острове, таком же пустынном и унылом, каким было место, где когда-то Петр стоял, полный «великих дум» (Б.Мейлах).

Петербург полон резких конфликтов, неразрешимых противоречий. И это чувствуется уже во вступлении. Пушкин подчеркивает двойственность Петербурга: он «вознесся пышно, горделиво», но «из тьмы лесов, из топи блат». Это город-колосс, под которым болотная топь. Задуманный Петром как просторное место для грядущего «пира», он тесен: по берегам Невы «громады стройные теснятся». Петербург – «военная столица», но таким его делают парады и гром пушечных салютов. Это «твердыня», которую никто не штурмует, а Марсовы поля – поля воинской славы – «потешные».

Вступление – панегирик Петербургу государственному, парадному. Но чем больше поэт говорит о парадной красоте города, тем больше создается впечатление, что он какой-то неподвижный, призрачный. «Корабли толпой» «к богатым пристаням стремятся», но людей на улицах нет. Поэт видит «спящие громады пустынных улиц». Сам воздух города – «неподвижный». «Бег санок вдоль Невы широкой», «и блеск, и шум, и говор балов», «шипенье пенистых бокалов» — все красиво, звучно, но лиц жителей города не видно. В гордом облике «младшей» столицы скрывается что-то тревожное. Пять раз во вступлении повторяется слово «люблю». Это признание в любви к Петербургу, но произносится оно как заклинание, понуждение любить. Кажется, что поэт всеми силами старается полюбить прекрасный город, вызывающий в нем противоречивые, тревожные чувства. Тревога звучит в пожелании «граду Петра»:

   Красуйся, град Петров, и стой

   Неколебимо, как Россия.

   Да умирится же с тобой

   И побежденная стихия…

Красота города-твердыни не вечна: он стоит прочно, но может быть разрушен стихией. В самом сравнении города с Россией – двойственный смысл: здесь и признание неколебимости России, и ощущение зыбкости города. Впервые появляется образ не укрощенной до конца водной стихии: она представляется могучим живым существом. Стихия побеждена, но не «умирилась». «Волны финские», оказывается, не забыли «вражду и плен старинный свой». Город, основанный «назло надменному соседу», сам может быть потревожен «тщетной злобою» стихии.

Уже во вступлении намечен главный принцип изображения города, реализованный в двух частях «петербургской повести», — контраст. В первой части образ Петербурга меняется, с него словно спадает мифологическая позолота. Исчезают «золотые небеса», их сменяют «мгла ненастной ночи» и «бледный день». Это уже не пышный «юный град», «полнощных стран краса и диво», а «омраченный Петроград». Он во власти «осеннего хлада», воющего ветра, «сердитого» дождя. Город превращается в крепость, осажденную Невой. Нева – тоже часть города. В ней таилась злая энергия, которую освобождает «буйная дурь» финских волн. Нева, прекращая свое «державное течение» в гранитных берегах, вырывается на волю и разрушает «строгий, стройный вид» Петербург. Словно сам город берет себя приступом, разрывая свое чрево. Обнажается все, что было  скрыто за фасадом «града Петра» во вступлении, как недостойное одических восторгов:

   Лотки под мокрой пеленой,

   Обломки хижин, бревны, кровли,

   Товар запасливой торговли,

   Пожитки бедной нищеты,

   Грозой снесенные мосты,

   Гроба с размытого кладбища

   Плывут по улицам!

Народ появляется на улицах, «теснится кучами» на берегах Невы, на балкон Зимнего дворца выходит царь, Евгений со страхом смотрит на бушующие волны, тревожась о Параше. Город преобразился, наполнился людьми, перестав быть только городом-музеем. Вся первая часть – картина народного бедствия. Осажден Петербург чиновников, лавочников, нищих обитателей хижин. Нет покоя и мертвым. Впервые появляется фигура «кумира на бронзовом коне». Живой царь бессилен противостоять «божией стихии». В отличие от невозмутимого «кумира», он «печален», «смутен». Однако наивно видеть в этом только беспомощность перед стихией, скорее это «нежелание помочь тысячам погибавших в волнах и оставшихся без крова. Для тех, кто вершил судьбы людей, основной заботой было представить все, что произошло, не как народное бедствие с ужасающими последствиями, а как происшествие, не выходящее из круга природных событий и естественных катастроф» (Б.Мейлах).

В третьей части показан Петербург после наводнения. Но городские противоречия не только не сняты, но еще более усилены. Умиротворение и покой таят в себе угрозу, возможность нового конфликта со стихией («Но торжеством победы полны, / еще кипели злобно волны, / Как бы под ними тлел огонь»). Петербургская окраина, куда устремился Евгений, напоминает «поле боевое» — «вид ужасный», зато на следующее утро «в порядок прежний все вошло». Город вновь стал холодным и равнодушным  к человеку. Это город чиновников, расчетливых торговцев, «злых детей», бросающих камни в безумного Евгения, кучеров, стегающих его плетьми. Но это по-прежнему «державный» город – над ним парит «кумир на бронзовом коне», воплощающий государство, неподвижное, тяжелое,  давящее, пришедшее в противоречие с неукрощенной стихией и безжалостно сгубившее обездоленного Евгения.

Этот безвестно сгинувший на пустынном острове несчастный безумец, осмелившийся восстать против гениального в замысле реформаторского дела Петра, но осуществленного средствами варварского принуждения, чудесным образом оживет в русской литературе  в облике Башмачкина, Поприщина, Голядкина… А парадный образ Петербурга приобретет иные черты. Стройная гармония дворцов и башен, широко распахнутые просторы площадей, державное течение Невы – все это преобразится «в стесненное скопище пыльных закоулков и мрачных дворов, безликих доходных домов, жалких чердаков и подвалов, где одна за другой происходят тяжелейшие человеческие драмы» (В.Орлов).

       Да и у самого Пушкина этот новый аспект изображения и истолкования Петербурга проступил уже достаточно отчетливо.

   Город пышный, город бедный,

   Дух неволи, стройный вид,

   Свод небес зелено-бледный,

   Скука, холод и гранит –

   Все же мне вас жаль немножко,

                                                         Потому что здесь порой

                                                         Ходит маленькая ножка,

   Вьется локон золотой.

По обычной жанровой классификации – это альбомное стихотворение, «мадригал», посвященный А. Олениной. Но здесь дана изумительно глубокая и тонкая характеристика Петербурга, аристократического города, хотя и прекрасного своей «стройностью», но олицетворяющего контраст богатства и нищеты.

     Да, панорамное изображение города исполнено торжественности, праздничности, горделивости. Пушкин любуется им словно издали, избегая уличных сцен. Однако величественная красота Петербурга не заслоняет в поэме и ту его сторону, которая так беспощадно будет раскрыта позже в поэзии Некрасова: нищету, бесправие народа, руками которого был создан этот великолепный город.

      2. «…Он лжет во всякое время, этот Невский проспект…»

Тема Петербурга, наметившаяся в произведениях Пушкина, была расширена и углублена Гоголем.

Образ северной столицы впервые возник в творчестве Гоголя еще в повести «Ночь перед Рождеством». Панорама Петербурга, увиденная глазами кузнеца Вакулы, отличается выразительностью и поэтичностью.

Однако самого писателя город все чаще поражал  картинами глубоких общественных противоречий и трагических социальных контрастов. За внешним блеском столицы автор все отчетливее различал бездушие и хищническую бесчеловечность города-спрута, губящего живые души маленьких, бедных людей, обитателей чердаков и подвалов. И вот столица представилась Гоголю уже не стройной, строгой громадой, а кучей «набросанных один на другой домов, гремящих улиц, кипящей меркантильности, этой безобразной кучей мод, нарядов, чиновников, диких северных ночей, блеску и низкой бесцветности». Именно такой Петербург и стал главным героем петербургских повестей Гоголя, открывает которые «Невский проспект». Недаром В.Г. Белинский писал: «Такие пьесы, как «Невский проспект»… могли быть написаны не только человеком с огромным талантом и гениальным взглядом на вещи, но и человеком, который при этом знает Петербург не понаслышке».  

Наблюдая за образом жизни обитателей Петербурга, Гоголь в статье «Москва и Петербург», написанной в период создания петербургских повестей, отмечал, что население столицы состоит из различных социальных кругов, «не слитых между собою». В Петербурге «аристократы, служащие, чиновники, ремесленники… купцы – все составляют совершенно отдельные круги…». Жизнь этих различных петербургских кругов и стала главным предметом изображения  в «Невском проспекте» Гоголя.

И хотя начинается повесть прославлением «всеобщей коммуникации Петербурга»  («Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы!»), но улица как раз и отсутствует в описании Гоголя. Невский проспект привлекает его как «место, где показываются люди», где встречаются обитатели столицы, принадлежащие к разным социальным кругам.

Рано утром, «когда весь Петербург пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях и салопах, совершающими свои наезды на церковь и на сострадательных прохожих… проспект пуст: плотные содержатели магазинов и их коми еще спят в своих голландских рубашках или мылят свою благородную щеку и пьют кофий; нищие собираются у дверей кондитерских, где сонный ганимед, летавший вчера как муха с шоколадом, вылезает с метлой в руке, без галстука, и швыряет им черствые пироги и объедки. По улицам плетется нужный народ: иногда переходят ее русские мужики, спешащие на работу… В это время обыкновенно неприлично ходить дамам, потому что русский народ любит изъясняться такими резкими выражениями, каких они, верно, не услышат даже в театре. Иногда сонный чиновник проплетется с портфелем под мышкою, если через Невский проспект лежит ему дорога в департамент. Можно сказать решительно, что в это время, то есть до двенадцати часов, Невский проспект не составляет ни для кого цели, он служит только средством: он постепенно наполняется лицами, имеющими свои занятия, свои заботы, свои досады, но вовсе не думающими о нем…  В это время что бы вы на себя ни надели, хотя бы даже вместо шляпы картуз был у вас на голове, хотя бы воротнички слишком далеко высунулись из вашего галстука, — никто этого не заметит.

В двенадцать часов на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций со своими питомцами в батистовых воротничках…  в это время Невский проспект – педагогический Невский проспект.

Но чем ближе к двум часам, тем уменьшается число гувернеров, педагогов и детей: они, наконец, вытесняются нежными их родителями… Мало-помалу присоединяются  к их обществу все, окончившие довольно  важные домашние занятия, как-то; поговорившие со своим доктором о погоде и о небольшом прыщике, вскочившем на носу, узнавшие о здоровье лошадей и детей своих, впрочем… прочитавшие афишу и важную статью в газетах о приезжающих и отъезжающих, наконец, выпивших чашку кофе и чаю; к ним присоединяются и те, которых завидная судьба наделила благословенным званием чиновников по особенным поручениям. К ним присоединяются и те, которые служат в иностранной коллегии… В это благословенное время от двух до трех часов пополудни, которое может назваться движущеюся столицею Невского проспекта, происходит главная выставка всех лучших произведений человека…

      В три часа — новая перемена. На Невском проспекте вдруг настает весна: он покрывается весь чиновниками в зеленых мундирах…

С четырех часов Невский проспект пуст, и вряд ли вы встретите на нем хоть одного чиновника. Какая-нибудь швея из магазина перебежит через Невский проспект с коробкою в руках, какая-нибудь жалкая добыча человеколюбивого повытчика, пущенная по миру во фризовой шинели, какой-нибудь заезжий чудак, которому все часы равны…

Но как только сумерки упадут на домы и улицы…  тогда Невский проспект опять оживает…  настает то таинственное время, когда лампы дают всему какой-то заманчивый, чудесный свет… В это время чувствуется какая-то цель или, лучше, что-то похожее на цель, что-то чрезвычайно безотчетное…»

      Описывая движущуюся толпу, Гоголь прибегает к сатирическому приему, который был применен им в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем». На Невском ежедневно «происходит главная выставка всех лучших произведений человека». «Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой – прекрасный греческий нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая – пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый — перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая – ножку в очаровательном башмачке, седьмой —  галстук, возбуждающий удивление, осьмой – усы, повергающие в изумление…»

На Невском проспекте ценится не человек, не его достоинства – ценятся перстни, сюртуки, башмаки, то есть вещи, по которым определяется положение его в обществе, – вот смысл  выставки «лучших произведений человека». В этой пестрой толпе все призрачно, все ложно, обманчиво и продажно. За прекрасными усами, бакенбардами,  греческими носами прячется ничтожество и пошлость. В модных сюртуках, блестящих мундирах, в тысячах фасонов шляп, платьев, платков выставляются на обозрение читателя дворянская спесь, чванство и тупость. Здесь нет подлинной жизни, настоящей красоты.

Потому и оборвалась трагически жизнь молодого художника Пискарева, что он ложную красоту принял за подлинную. Красавица с Невского проспекта, неземное создание, оказалась продажной женщиной. Мечта о прекрасном столкнулась с реальной жизнью, с повседневной пошлостью. «Боже, что за жизнь наша! Вечный раздор мечты с существенностью!» — восклицает художник. Пискарев не вынес этого раздора, он погиб.

Жизнеспособными в Петербурге оказываются такие, как поручик Пирогов, олицетворение посредственности и пошлости. Немцы-ремесленники высекли его за волокитство. Высекли офицера русской армии! А что же он? Вначале негодовал, потом зашел в кондитерскую, «съел два слоеных пирожка», почитал «Северную пчелу», прогулялся по Невскому, успокоился и отправился к знакомому. «Там с удовольствием провел вечер и так отличился в мазурке, что привел в восторг не только дам, но даже и кавалеров». Вот она, гоголевская сатира! Вот чего стоит осанка офицера!

Да, «странно играет нами судьба, странные происшествия случаются на Невском проспекте!». Эти слова не раз повторяются в повести, доказывая, что Невский проспект  и сказка Невского проспекта, которая оказывается грубой реальностью, соединяет несоединимых – поручика Пирогова и художника Пискарева. «..Это две полярные стороны одной и той же жизни, — пишет В.Г.Белинский в статье «О русской повести и повестях г.Гоголя», — это высокое и смешное обок друг другу». Это странный мир Гоголя, в котором причудливо «…сплавлены воедино реальность и фантастика, самое обыденное с самым необыкновенным. Все в этом ни на что не похожем мире предельно контрастно во внезапных переходах от комического к трагическому, от высокого к вульгарному. Все преувеличено, все стремительно рвется через край. Кареты в городе исчисляются «мириадами», и они валятся с мостов прямо в реку. Обычная городская площадь разрастается до размеров бескрайней пустыни… « И сам демон зажигает лампы для того только, чтобы показать все не в настоящем виде».( В.Орлов).

Таков Невский проспект – эта «всеобщая коммуникация», с которой Гоголь пытается сорвать обманчивый покров, наброшенный на безнадежную действительность. Писатель высказывает свою ненависть к парадной витрине империи Николая I с ее продажностью и равнодушием ко всему истинно прекрасному. Этот гневный авторский монолог подготовлен всем предшествующим рассказом, каждым эпизодом повести. Петербург у Гоголя предстает городом двойственным. Писатель подчеркивает противоречие между его видимостью и сущностью, восклицая: «О, не верьте этому Невскому проспекту!.. Он лжет во всякое время…»   оисходит главная выставка всех лучших произведений человека»ичем»был применен им в «лях. цких сюртуках гуляющим целою толпою и

                                3. «Мерещится мне всюду драма!»

В некрасовской поэзии, отличающейся исключительной тематической широтой, большое место занимает город. Очень рано узнав жизнь обитателей «петербургских углов», увидев всю безотрадную наготу их существования, поэт «мести и печали» создал целую вереницу «драматических и всегда типично петербургских стихотворных «новелл» — «Маша», «Княгиня», «Размышления у парадного подъезда», «Убогая и нарядная», «сцен» — «О погоде».

Иной раз Петербург в них назван прямо:

                                                 Вчерашний день, часу в шестом

                                                 Зашел я на Сенную,

                                                 Там били женщину кнутом,

                                                  Крестьянку молодую…

Но даже если Петербург и не назван, он все ровно ощутим – в пейзаже, в обстановке, в «настроении»( В.Орлов). В стихах и поэмах Некрасова Петербург предстает в разных обличиях, но чаще всего это город социальных контрастов:

                                                          …пышны в нем

Театры, улицы, жилища

      Счастливцев мира — и кругом

   Необозримые кладбища…

     Свое внимание поэт уделяет не богатым кварталам, не обитателям дворцов, а «предместьям дальним», где, как «черные змеи», летят

                                                        Клубы дыма из труб колоссальных,

                                                        Где сплошными огнями горят

                                                        Красных фабрик громадные стены…

      Поэт понимает, что богатства и красоты города захвачены сильными и сытыми хозяевами земли, отнявшими все радости  у тех, кто создал эти богатства.

     На город Некрасов смотрит глазами обездоленного разночинца-демократа, глазами обитателя чердаков и подвалов, голодного труженика. С жизнью этих пасынков города неизменно связаны его мысли.

                                                        О, город, город роковой!..

                                                        ………………………………

                                                        Душа болит. Не в залах бальных,

                                                        Где торжествует суета,-

      В приютах нищеты печальных

                                                        Блуждает грустная мечта.

В гуле и грохоте города он различает не «шум приятный», а «ужасный концерт», скрежет пил и молотков, которым в ответ «гремит мостовая», — «дикий крик продавца-мужика и шарманка с пронзительным воем». Он слышит в этом «ужасном концерте»

        Понуканье измученных кляч,

                       Чуть живых, окровавленных, грязных,

     И детей раздирающий плач

                                                          На руках у старух безобразных…

В городе, смрадном и закопченном, покрытом пеленой гнилого тумана,

       Все сливается, стонет, гудет,

           Как-то глухо и грозно рокочет,

                              Словно цепи куют на несчастный народ…

     В то же время Некрасов глубоко чувствует и тонко подмечает красоту городского пейзажа. Прекрасен город зимой, когда

                                                           Улицы, здания, мосты

       При волшебном сиянии газа

       Получают печать красоты…

     ………………………………..

         В серебре лошадиные гривы,

           Шапки, бороды, брови людей,

              И, как бабочек крылья, красивы

 Ореолы вокруг фонарей!

Но бедняку, замерзающему в суровую стужу, не приходится любоваться красотой зимы, когда

                    Мрут, как мухи, извозчики, прачки,

         Мерзнут дети на ложе своем.

      Поэтому гораздо чаще Некрасов рисует мрачный, унылый городской пейзаж:

           Грязны улицы, лавки, мосты,

                Каждый дом золотухой страдает;

         Штукатурка валится – и бьет

        Тротуаром идущий народ…

Тяжело живется городской голытьбе. Каждый день для нее – «день безобразный – мутный, ветреный, темный и грязный». Улицы, на которых проживают бедняки, пропитаны «смесью водки, конюшни и пыли», здесь и ветер «удушлив не в меру, в нем зловещая нота звучит», и месяц глядит с ясного неба «с какой-то тоской безотрадной». «Сама интонация некрасовской речи, когда он заговаривает о Петербурге, по большей части совсем особая: так по-простецки, так буднично о волшебном Городе еще не говорили.

                                                          Люди бегут, суетятся,

                                                          Мертвых везут на погост…

                                                          Едут кой с кем повидаться

                                                          Чрез Николаевский мост…

      Кругом все уныло, мрачно, безнадежно. Туманный рассвет, бесцветный день, мглистый вечер, ненастная ночь, студеный ветер, угрюмо плещущая Нева, дома – как тюрьмы… Совсем не мажорно, а «жидко» стучат военные барабаны, и имперским флагом над гордым дворцом ветер играет «как просто тряпицей». ( Каким вызовом звучит это ликующему возгласу Пушкина: «Люблю, военная столица, твоей твердыни дым и гром…») Поэт бродит по громадному городу-муравейнику и наблюдает сцены – одна другой безобразней и тяжелее»( В.Орлов). Он видит старую лошадь,  жестоко избиваемую погонщиком:

        Чуть жива, безобразно тоща,

        Надрывается лошадь-калека,

    Непосильную ношу влача.

      Он видит солдата, несущего детский гроб и сурово плачущего, старушонку в мужских сапогах, провожающую на кладбище горемыку-чиновника, голодного, босого, оборванного бедняка, укравшего калач.

                       Закушенный калач дрожал в его руке;

                           Он был без сапогов, в дырявом сюртуке;

                    Лицо являло след недавнего недуга,

                      Стыда, отчаянья, моленья и испуга…

      Нищие, ремесленники, голодные дети, писатели, умирающие в больницах для бедных, нескончаемой вереницей проходят перед читателем в «городских» стихах Некрасова.

      «Мерещится мне всюду драма!»- восклицает поэт.

      В одном из ранних стихотворений «Еду ли ночью по улице темной» (1847) Некрасов суровыми словами рассказывает об одной из таких драм: в семье голодного бедняка умер единственный ребенок, и мать, чтобы накормить мужа и купить ребенку гробик, пошла на улицу. Об этом стихотворении Тургенев писал Белинскому: «Скажите от меня Некрасову, что его стихотворение меня совершенно с ума свело; денно и нощно твержу я это удивительное произведение – и уже наизусть выучил».

      Город с его социальными  контрастами Некрасов назвал «роковым» и забыть о нем никогда не мог. Видения городского ада преследовали Некрасова всю жизнь. Поэт знал, что именно здесь, в городе, «цепи куют на несчастный народ», и в ряде своих городских стихов он нарисовал отталкивающие портреты тех, кто кует эти цепи.

      Он говорит о торгашах, которые

…просыпаются дружно

             И  спешат за прилавки засесть:

                   Целый день им обмеривать нужно,

             Чтобы вечером сытно поесть…

      Поэт пишет о «владельцах роскошных палат», не любящих «оборванной черни», ростовщиках, чиновниках-взяточниках, генералах, банкирах и многих других. Некрасов с ненавистью и презрением посылает им страстные проклятья.

      Но поэт знал и другой город, город подавленных, но не покорившихся низов, город Белинского, Чернышевского, Добролюбова – борцов за народное счастье.

                                                         …В стенах твоих

        И есть и были в стары годы

   Друзья народа и свободы.

                                                            А посреди могил немых

      Найдутся громкие могилы.

      Об этом городе Некрасов говорил:

           Ты дорог нам, — ты был всегда

   Ареной деятельной силы,

    Пытливой мысли и труда.

      Никто из русских поэтов до Некрасова не писал так часто о городе, а главное, никто из них не видел в городе столько ужасов и горя, сколько увидел он. Сила воздействия его стихотворений была настолько велика, что некоторые из современных Некрасову  писателей, вольно и невольно, переносили в свои произведения его поэтические наблюдения. Так, отдельные сцены из цикла стихотворений «О погоде» нашли свое воплощение в романе Ф.М. Достоевского  «Преступление и наказание».

      Некрасов может быть назван зачинателем городской поэзии, поэтическим предшественником таких глубоко своеобразных певцов города, как Брюсов и Маяковский.

                                4. «Это город полусумасшедших».

      Понятие «Петербург Достоевского»  давно и прочно вошло в обиход критиков и исследователей русской литературы. Всякий, кто хоть раз бывал в «северной Пальмире», читая петербургские романы Достоевского, мысленно обязательно проецирует происходящие в них события на улице и площади реального Петербурга. Поскольку писатель сам не имел возможности снимать квартиры в богатых районах столицы, а жил на так называемых «серединных улицах», то и его герои сторонятся «пушкинских» кварталов. Они живут на Гороховой, Мещанской, Подьяческой, в домах «без всякой архитектуры», кишащих цеховым и ремесленным населением. Хотя автор часто с топографической точностью указывает адреса своих героев и маршруты их передвижений по городу, Петербург Достоевского – это не литературный двойник реального города, а целый своеобразный мир, в котором страдают от унижений и оскорблений, терзаются над «проклятыми вопросами бытия» герои его произведений.

      Петербург в романах Достоевского —  это не только фон, на котором разворачиваются драматические события, но и  душа этих событий, символ жизни ненормальной, неблагополучной, безнравственной.

      «Уже в «Петербургской летописи» (1847) город возникает в образе желчного, «с ног до головы сердитого» субъекта, изливающего свое раздражение решительно на все, что его окружает. «Весь горизонт петербургский смотрел так кисло, так кисло… Петербург дулся. Видно было, что ему страх как хотелось сосредоточить, как это водится в таких случаях у гневливых господ, всю тоскливую досаду свою на каком-нибудь подвернувшемся постороннем третьем лице…а потом уже и самому куда-нибудь убежать с места и ни за что не стоять более в Ингерманландском суровом болоте».

      Достоевский …глубже всех проник в непостижимую силу воздействия города на психику и поведение его обитателей»(В.Орлов). Потому и городской пейзаж в романах Достоевского – пейзаж психологический. Он органически связан с душевым состоянием автора, с внутренним миром его героев.

     В романе «Преступление и наказание» безрадостный городской пейзаж соответствует больным, диким мыслям Родиона Раскольникова, замышляющего убийство. Главный герой часто проходит через Сенную, где «жара… страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу…». Блуждая вместе с Раскольниковым по Петербургу, мы остро ощущаем прежде всего невыносимую духоту. Это ощущение духоты становится лейтмотивом романа и приобретает всеобъемлющий смысл. Неслучайно одни и те же слова автор вкладывает в уста Свидригайлова и Порфирия Петровича — слова, передающие главную потребность смятенной души: «Всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху-с… прежде всего!» Человек задыхается в городе, под «тяжелым петербургским небом».

Точно так же тяжко обездоленному человеку и в комнатах, где он живет. Здесь тоже невыносимо душно, нечем дышать. В таких душных и темных комнатах голодают люди, умирают их мечты, а в умах их зарождаются преступные мысли. Так, в каморке, похожей на шкаф или гроб, где часами лежал и думал свои тяжелые думы Раскольников, созрела у него идея убийства. Да и что другое могло родиться в его воспаленном мозгу, если на героя постоянно давит низкий потолок его крошечной клетушки!

Как воплощение несчастной судьбы Сони  рисуется ее комната. Она «походила как будто на сарай, имела вид  весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с четырьмя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уж слишком безобразно тупой».

Тусклое освещение придает всей картине зыбкость. Слова «что-то», «как-то», «куда-то» усиливают это впечатление, и кажется, что контуры и краски на полотне художника размыты. Эпитет «ужасно» — не просто синоним слова «очень», он аналогичен эпитетам: «безобразно тупой», «что-то уродливое». Невольно рождается представление о темной силе, которая калечит Сонину жизнь. Именно в такой комнате должно было прозвучать страшное признание Раскольникова.

Интерьеры, как и городской пейзаж, не только рисуют быт социальных низов, но и связаны с раскрытием психологии героев романа. «Крошечная клетушка» Раскольникова, «проходной угол» Мармеладова, номер в гостинице, где проводит последнюю ночь Свидригайлов, — это темные, сырые «гробы», которые теснят человека, заставляют его нравственно и физически болеть. Характерной чертой, по которой мы узнаем обстановку и людей, затронутых болезнью, является раздражающий, навязчивый желчно-желтый цвет. Он преследует читателя и героев романа  везде: у Раскольникова (окна «выходили на какой-то желтый забор»),  в квартире старухи-процентщицы («грошовые картины в желтых рамках»), в комнате Сони («желтые, обшмыганные и истасканные обои»), в кабинете Порфирия Петровича («мебель из желтого отполированного дерева»), на улице («желтое, испитое лицо женщины-самоубийцы»).

Вся жизнь в Петербурге Достоевского приобретает фантастически-уродливые очертания, и реальное кажется нередко кошмарным видением, а бред и сон — реальностью. В ночь после убийства Раскольников очнулся от забытья и услышал «страшные, отчаянные вопли с улицы» («из распивочных пьяные выходят»). Это — реальность. Но столь же реально рисуется и его бред: «Он очнулся в полные сумерки от ужасного крику…» Раскольникову в бреду чудится безобразная сцена избиения его хозяйки. Очевидно, он не раз был свидетелем подобных сцен наяву.

Реалистически точно и конкретно описан болезненный сон Раскольникова: «маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка», молодой мужик «с толстой такой шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом»; живые впечатляющие детали: «бабенка щелкает орешки и посмеивается»… Все это не похоже на сон.

А вот другая сцена: «склонившись над водою», смотрит Раскольников «на последний розовый отблеск заката». Вдруг он вздрогнул, пораженный «одним диким и безобразным видением». Но на сей раз это не бред, а вполне реальный эпизод: пьяная женщина бросилась с моста в воду.

Реальность и бред, явь и кошмар – все сплелось в Петербурге, который Свидригайлов назвал «городом полусумасшедших».

 Что же могут чувствовать люди, оказавшиеся на петербургской  улице, где «…опять жара…опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные»? Они, как и Раскольников, ощущают «бесконечное, почти физическое отвращение ко всему встречающемуся и окружающему, упорное, злобное, ненавистное». А потому неудивительной кажется и реакция обывателей  на удар бича по спине Раскольникова: «Кругом, разумеется(!), раздавался смех». В сцене же сумасшествия Катерины Ивановны «иные смеялись, другие качали головой: всем вообще было любопытно поглядеть на помешанную с перепуганными детьми».  Только любопытно? Увы! Город знаменитых зодчих и ваятелей «мрачно, резко и страшно» влияет на душу человека. Изменить это влияние не в силах даже «великолепная панорама» Невы, потому что от нее веет «неизъяснимым холодом», духом «немым и глухим».

Вероятно, поэтому Раскольников в исступлении, ненависти, бреду мечется по Петербургу, где и пейзажные картины, и уличные сцены, и интерьеры «углов», и различные детали вырастают какой-то тяжеловесной громадой над одиноким мечтателем, толкая его на преступление. А писателя – на великий труд.

«Грустный, гадкий и зловонный Петербург летом,- сообщал Достоевский в разгар работы над «Преступлением и наказанием», — идет к моему настроению и мог бы даже мне дать несколько ложного вдохновения для романа…» Однако вдохновение, как видно, оказалось подлинным, жизненным и сильным. «В «Преступлении и наказании» внутренняя драма своеобразным приемом вынесена на людные улицы и площади Петербурга. Действие все время перебрасывается из узких и низких комнат в шум столичных кварталов. На улице приносит себя в жертву Соня, здесь падает замертво  Мармеладов, на мостовой истекает кровью Катерина Ивановна, на проспекте перед каланчой застреливается Свидригайлов, на Сенной площади пытается всенародно покаяться Раскольников… Петербург неотъемлем от личной драмы Раскольникова: он является той тканью, по которой рисует свои узоры его жестокая диалектика»(Л.Гроссман).

В этом фантастическом образе города, враждебного человеку и природе, воплощен протест писателя-гуманиста против господствующего зла, против ненормально устроенного современного ему общества. Да, Петербург Раскольникова существует, никак не пересекаясь с городом Евгения Онегина: зимним, с хрустящим снегом, поздним рассветом, Адмиралтейской иглой. И оттого-то еще более страшной представляется картина летнего Петербурга у Достоевского, когда «от природы отстать не желая, зацветает в каналах вода…»

Но живет в душе писателя и его героя, наряду с представлением о безумном, уродливом городе, и мечта о городе прекрасном, созданном для счастья людей, воплотившем дух здорового, гармоничного общества.

В самую страшную минуту своей жизни, идя на преступление, Раскольников думает «об устройстве высоких фонтанов и о том, как бы они хорошо освежали воздух на всех площадях. Мало-помалу он перешел к убеждению, что если бы распространить Летний сад на все Марсово поле и даже соединить с Михайловским садом, то была бы прекрасная и полезнейшая для города вещь». Эта мечта о городе ином, не душном, а «добром», не случайно рождается у Раскольникова именно тогда, когда он идет на преступление, которое порождено миазмами «злого города», где царят «грязь и вонь и всякая гадость».

      «Этот новый Петербург, открытый Достоевским, остался в русской литературе второй половины XIX века явлением единственным и неповторимым, — писал В.Орлов. – Возвращение к нему было делом будущего».

Заключение

Подытоживая все сказанное, можно утверждать, что два образа Петербурга, созданные писателями с принципиально разными этическими установками, не только полемичны по отношению друг к другу, но и различны по ракурсу изображения.

Так, пафос пушкинского описания тяготеет к торжественности и возвышенности оды. «Петра творенье», «Невы державное теченье», «полнощных стран краса и диво» — вот та стилевая доминанта, которая определяет изображение Петербурга в поэме «Медный всадник». Однако при ближайшем рассмотрении становится заметным, что новая столица, хоть и названа «царицей» в противовес Москве – «порфироносной вдове», все же остается городом искусственным, служащим «окном в Европу», но не домом для человека. Петербург, с одной стороны, город величественный, горделивый, с другой — праздничный и беззаботный, вернее, погруженный в разного рода светские заботы.

      Эта же самая светскость, жизнь «на виду» лежит в основе образа Петербурга у Гоголя. Его Невский проспект — оборотень с двойным лицом: за парадной красотой скрыта крайне бедная и убогая жизнь, изменить которую не в состоянии даже беспечная праздность «главной коммуникации Петербурга».

Свой образ Санкт-Петербурга — города контрастов – создает Некрасов. Если Пушкин в «Медном всаднике» дает панорамное изображение города, не выделяя отдельных зданий и любуясь Петербургом словно издали, то Некрасов изображает город посредством уличных сцен, каждая из которых является эпизодом социальной жизни, чаще всего жизни «низов». Сам Петербург кажется повернутым к читателю своей «оборотной стороной»: «прегрязными улицами», «каналами, что летом зловонны».

Продолжает развивать это прозаическое начало поэзии Некрасова Ф.М. Достоевский. Его Петербург — «умышленный город», построенный по дерзкому плану Петра и не «укорененный» в русской истории. Кроме того, Достоевский в романе «Преступление и наказание» создает не столько образ столицы, сколько трагическую хронику жизни большого города.

Итак, если Пушкин и отчасти Гоголь в изображении Петербурга окружают прозаические реалии поэтическим ореолом, то Некрасов и Достоевский, наоборот, прозаизируют возвышенное. Однако нельзя сказать, что такие два образа города отрицают друг друга. Скорее, наоборот, преемственно продолжают. Образ Петербурга в произведениях Пушкина, Гоголя, Некрасова, Достоевского —  это не просто изображение города на разных этапах его истории, но и показ разных аспектов и разных граней жизни столицы. Два разных лика Петербурга взаимодополняют целостную картину, тем самым давая читателю возможность увидеть город в разных его ипостасях.  

Список литературы

1. Анциферов. Н.П. «Непостижимый город…». Сост. М. Б. Вербловская. – Спб.: Лениздат, 1991. – 335 с.
2. В.Бирон «Петербург Достоевского»

Товарищество «Свеча». – 1991 г. – 44с.

1. В.Г. Белинский «Н.В. Гоголь в русской критике»

М. «Гослитиздат». – 1953 г. – 265с.

1. Н.В.Гоголь «Петербургские повести»

«Центрально-черноземное издательство». – 1978 г. – 150с.

1. Н.В. Гоголь «Повести. Воспоминания современников» М. «Правда», 1989г. – 480с.
2. Л. Гроссман «Достоевский»

М. «Молодая гвардия». – 1965 г.- 608с.

1. Ф.М. Достоевский «Преступление и наказание»

«Просвещение». – 1988 г. – 355с.

1. В. Кожинов «Преступление и наказание Ф.М. Достоевского»

«Художественная литература». – 1971 г. – 300с.

1. «Литературные и памятные места Ленинграда»  под ред. А.М. Докусова,  М. «Молодая гвардия». – 1968 г. – 437с.
2.  Б.С. Мейлах «…Сквозь магический кристалл…»

М. «Высшая школа». – 1990 г. -399с.

1.  Н.А. Некрасов «Стихотворения»

«Правда». – 1990г. – 478с.

1.  Вл. Орлов «Здравствуйте, Александр Блок» Л.О. изд-ва «Советский писатель»,  1984г. – 424с.
2.  А.С. Пушкин « А.Пушкин сочинения» том 2

«Государственное издательство художественной литературы». – 1958г. – 493с.

1.  А.С. Пушкин «Поэзия и проза» М. «Мир книги», 2007г. – 400с.

«Русская критика»  «Лениздат», 1973г. – 782с.

1.  Н. Скатов «Пушкин» Л. «Детская литература», 1990г. – 239с.

Приложение: Презентация «Непостижимый город»

Образ Петербурга в классической литературе XIX века

Оглавление

Введение

Пушкин и
образ «Северной столицы» в произведениях поэта

Петербург
в творчестве Н. А. Некрасова

Н.В. Гоголь и «внутренний мир» Петербурга

Петербург в романе Ф. М. Достоевского “Преступление и
наказание»

Заключение

Список
использованной литературы

Введение

Петербург — удивительный город, Северная Пальмира. Какой
значительный след оставил он в нашей русской истории. Как сильно и многообразно
повлиял на наше общество, на нашу жизнь. И как тема, и как образ Петербург
оставил глубокий след в русской литературе. Грозная стихия, закованная в
гранит, вдохновила многих писателей. Петербург как живое существо, как
литературный герой по-разному представлен в произведениях классики.

Петербург для Пушкина – воплощение петровского духа, «Петра
творенье». Величественное, ужасающее творение, построенное на болоте и на
костях, раскинулось грозно и прекрасно. В произведениях Н.В. Гоголя образ
Петербурга как бы раздваивается: его великолепие отходит на второй план,
отступая перед проблемами обезличивания человека. Холодный, равнодушный,
бюрократический, он враждебен человеку и порождает страшные, зловещие фантазии.
Петербург Достоевского – это прежде всего город, связанный с трагическими
судьбами его героев. Он теснит, давит человека, создает атмосферу
безысходности, толкает на скандалы и преступления. Прекрасная панорама
пушкинского города почти исчезает, сменяясь картиной лишений, отчаяния,
картиной страдания безнадежного и бессмысленного.

Целью данной работы является раскрытие
темы: «Образ Петербурга в классической литературе XIX
века». Для раскрытия данной темы нам потребуется:

·  
Рассмотреть творчество великих классиков литературы
XIX века

·  
Проанализировать роль города на Неве в жизни
писателей

·  
Определить образ Петербурга в творчестве А. С.
Пушкина, Н. А. Некрасова, Н.В. Гоголя, Ф. М. Достоевского

Данная работа подготовлена на основе произведений: «Медного всадника», «Станционный смотритель» А. С. Пушкина, рассказов и
повестей Н. А. Некрасова, «Ночи перед Рождеством» и
«Ревизор» Н.В. Гоголя, романе Ф. М. Достоевского “Преступление и
наказание», а также критике и статей о произведениях классиков литературы XIXвека.

Пушкин
и образ «Северной столицы» в произведениях поэта

Живя в Петербурге, столице и оплоте русского самодержавия, Пушкин не
мог не видеть значения этого города, историю его создания для России. Когда
Пушкин писал «Медного всадника» он был уже в поре зрелости, признанным основателем
русской реалистической прозы, драматургом, историком. Это время, когда
обострялся взгляд человека и художника на город. Никто как Пушкин не смог
добавить романтики этому городу, образу Невы, как одушевленному, живому
существу. Для того, чтобы узнать как относился к городу сам Пушкин, надо просто
читать его произведения: все, что он хотел сказать о Петербурге, сказано им
самим.

В поэме прославляется «великие думы» Петра, его творенье – «град
Петров», «полночных стран краса и диво», новая столица русского государства,
выстроенная в устье Невы, «под морем», «на мшистых, топких берегах», из
соображений военно-стратегических («отсель грозить мы будем шведу»),
экономических («сюда по новым им волнам все флаги в гости будут к нам») и для
установления культурной связи с Европой («природой здесь нам суждено в Европу
прорубить окно»). Наводнение, показанное в поэме как бунт покоренной,
завоеванной стихии против Петра, губит жизнь Евгения – простого и честного
человека и губит жизнь его невесты – Параши. Петр в своих великих
государственных заботах не думал о беззащитных маленьких людях, принужденных
под угрозой наводнения (как не думал и о сотнях жизней о строительстве города).
Пушкин первый поднял эту тему: никакого эпилога, возвращающего нас к
первоначальной теме величественного Петербурга, — эпилога, примиряющего нас с
исторически оправданной трагедией Евгения, Пушкин не дает. Противоречие между
полным признанием правоты Петра I, не могущего считаться в
своих государственных «великих думах» и делах с интересами отдельного человека,
и полным же признанием правоты каждого человека, требующего, чтобы с его
интересами считались, — это явное противоречие остается неразрешенным в поэме[1].

«Вступление» к «Медному всаднику» написано в торжественном
стиле, классическом стиле. По своему стилю оно резко отличается от стиля всех
других частей поэмы. Поэтому часто воспринимается как самостоятельное
произведение. От повествовательных частей поэмы оно отличается, прежде всего,
своим торжественно-ликующим тоном. «Вступление» часто называют гимном великому
городу. Все другие изображения Петербурга – будь то Петербург Гоголя, Некрасова
или Достоевского – всегда сопоставляются с Петербургом «Вступления» Пушкина.
Сами эти писатели осознавали созданные ими образы Петербурга как полемические
по отношению к пушкинскому.

Пушкин поэтизирует и воспевает не только Петербург – город, но и быт, и
сословные отношения в самом городе. В «Пиковой даме», «Домике в Коломне» и
других «петербургских» его произведениях – описания улиц, частей города
настолько точны, что следуя им, можно отыскать те места или дома, где волей
автора оказываются его герои. Площади, сады, бульвары и улицы запечатлелись в
произведениях Пушкина.

У обрусевшего немца, офицера Германна, рождается дикая алчная жажда к
деньгам, которая толкает его на ложь, обман и преступление. Если у Евгения
(«Медный всадник») рассудок помутился из-за горя, то у Германна в основе
безумия – порок. В столице много сумасшедших: огромный город не щадит своих
подданных. Трудно назвать нормальной жизнь выжившей из ума старой графини и
мучимой ею воспитанницы Лизаветы Ивановны. После смерти графини она выгодно
выходит замуж и … берет себе воспитанницу, с которой, вполне возможно, будет
обращаться в соответствии с уроками, полученными в доме Томских.

Абсурдна жизнь председателя общества богатых игроков «славного
Чекалинского, проведшего весь свой век за картами и нажившего некогда миллионы,
выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги…». Молодые дворяне – офицеры так
же ночи напролет играют в карты или танцуют до утра… Пуста и бессмысленна жизнь
столичной аристократии. Она увлекается сочинениями мистика Сведенборга,
повторяет сказки о легендарном Сен-Жермене, верит в привидения и чудесные
карты. В «Пиковой даме» был окончательно создан новый, впервые явленный в
литературе образ Петербурга – столицы империи, города призрачно абсурдной
жизни, города фантастических событий, происшествий, идеалов, города,
обесчеловечивающего людей, уродующего их чувства, желания, мысли, их жизнь.
Слепая и дикая власть города над человеком объяснена Пушкиным социально. Пушкин
язвительно в эпиграфе к повести «Пиковая дама» пишет об игроках: «Так, в
ненастные дни, занимались они делом». Карты и карточная игра в конце XVIII — начале XIX века определенной культурной
традицией в дворянской среде. К этой теме обращался не один Пушкин. Сюжет может
показаться преувеличенно трагичным (по существу — убийство), но на самом деле
Пушкин ничуть не преувеличивал «страстей». Известен пример нашумевшей в
Петербурге 1802 г. истории, когда князь А.Н.Голицин – знаменитый мот, картежник
и светский шалопай, проиграл свою жену, княгиню Марию Григорьевну (урожденную
Вяземскую), московскому барину Л.К.Разумовскому. По мнению Ю.М.Лотмана, если
одни и те же сюжеты возникают в литературе и в жизни, то, значит, введен
некоторый механизм, ограничивающий разнообразие возможных поступков. Пушкин
говорит о карточной игре не как о единичном случае, а социальном, надо
полагать, не лучшем явлении. Азартные игры при этом формально подвергались
запрещению, как безнравственные, хотя практически процветали. Весь так
называемый петербургский, императорский период русской истории отличен
размышлениями над ролью случая, фатума. «Счастье» русского дворянина XVIII века складывается из столкновения многообразных, часто
взаимоисключающих упорядоченностей социальной жизни. С одной стороны, система
Табели о рангах, с другой, семейные и родственные связи открывали совсем иные
пути и возможности, чем Табель о рангах, то есть нарушения закономерностей,
воли «случая». Пушкин очень тонко уловил все эти нюансы, его Германн видит волю
счастливого случая в возможности узнать тайну удачной игры у старухи, чтобы
резко и вдруг стать богатым человеком, повысить свой общественный статус.
Пушкин сам был карточным игроком, поэтому изнутри видел психологию игры, ее
омут, расчет, азарт. Петербург дарил Пушкину массу сюжетов из жизни о воле
случая. Пушкин не мог не знать биографии видного государственного деятеля
николаевской эпохи С.С. Уварова (именно на конфуз С. С. Уварова в сентябре 1835
года А.С. Пушкин написал стихотворение «На выздоровление Лукулла», наделавшее
много шуму, все узнавали Уварова, в глазах общества он был опозорен), который
был беден и незнатен, но сумел втереться в дом министра просвещения А.К.
Разумовского и, разыграв сентиментальный роман, жениться на его дочери,
некрасивой, но богатой, которая была старше жениха и уже потеряла надежду на
брак. Благодаря женитьбе Уваров быстро пошел в гору: 32 лет от роду он сделался
президентом Академии наук, занимал пост в министерстве финансов (он сыграет
одну из главных неблаговидных ролей в драме жизни Пушкина). Таков Петербург,
описанный Пушкиным в «Пиковой даме».

«Станционный смотритель» относится к циклу «Повестей Белкина» и написан
Пушкиным раньше «Пиковой дамы» на 3 года. События жизни главного героя Вырина
проходят в Петербурге. Вырин ищет Минского, ротмистра, который обманом увез
дочь Вырина Дуню. Вырин «сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим
чином токмо от побоев, и то не всегда»[2]. Вырин выясняет, что
ротмистр живет в гостинице Демута – близ Невского проспекта. Петербург
представлен в повести в социальном и нравственном контрасте — на окраине, в
Измайловском полку, жил бедный и обиженный Вырин, в центре в дорогой гостинице
жил богатый офицер Минский. Топография как бы дает социально-нравственную
содержательность. Придя к Минскому, Самсон Вырин просит вернуть ему дочь, «ведь
вы натешились ею». Благородный дворянин Минский, сунув старику деньги за рукав,
выпроводил его на улицу. Пушкин создает ситуацию, когда оскорбленный человек,
маленький беззащитный чиновник остается один на один с городом – человек на
улице. Скорее всего, Вырин, выйдя из Демутовой гостиницы попал на Невский
проспект. Во всяком случае, чтобы вернуться в Измайловский полк, надо было
пересечь Невский. Развернув сверток и увидев деньги – оплата за Дуню, Вырин в
горечи и гневе бросил их наземь и притоптал каблуком. Отойдя несколько шагов,
он остановился и решил вернуться за деньгами, но их уже не было. «Хорошо одетый
молодой человек, увидя его, побежал к извозчику, сел поспешно и закричал:
пошел!».

Действие не случайно перенесено на улицу центральной части Петербурга –
теперь в нем, городе, оказались сфокусированы силы, исходящие от обидчиков,
проживающих в центре столицы и определяющих ее лицо. Реноме Минского, респектабельного,
богатого, благородного дворянина, оказалось фальшивым. На самом деле это
себялюбивый, эгоистичный человек, способный лгать (притворился больным в доме
приютившего его Вырина, чтобы соблазнить и увезти Дуню), равнодушный к чужому
горю, горю отца. Так же обманчива, фальшива наружность «хорошо одетого молодого
человека», который украл деньги старика.

Лжет, обманывает, обижает этот Петербург, эта столица – такой
напрашивается вывод. Социальный быт и нравы пушкинского Петербурга можно
рассматривать как исторические свидетельства той эпохи.

Петербург
в творчестве Н. А. Некрасова

О
Петербурге Некрасов писал в разные периоды своей жизни. На глазах поэта менялся
облик Петербурга. Столица капитализировалась, теряла свой «строгий, стройный
вид», на ее окраинах вырастали фабрики и заводы, рядом с уютными дворянскими
особняками строились огромные Доходные дома «под жильцов», застраивались
пустыри. Некрасивые, угрюмые дома с дворами-колодцами портили классические
ансамбли.

Некрасов
показал читателям не только красоту Петербурга, но и его глухие окраины,
заглянул в темные сырые подвалы, ярко отразил социальные противоречия большого
города. И неизменно, когда Некрасов обращался к петербургской теме, он
изображал два мира — миллионеров и нищих, владельцев роскошных палат и
обитателей трущоб, счастливцев и несчастливцев.

«Петербург—город
великолепный и обширный! — писал Некрасов в незаконченном романе «Жизнь и
похождения Тихона Тростникова». Как полюбил я тебя, когда в первый раз увидел
твои огромные домы, в которых, казалось мне, могло жить только счастие, твои
красивые магазины, из окон которых метались мне в глаза дорогие ткани, серебро
и сверкающие каменья, твои театры, балы и всякие сборища, где встречал я только
довольные лица… «Здесь,— думал я,— настоящая жизнь, здесь и нигде более
счастие!» — и как ребенок радовался, что я в Петербурге. Но прошло несколько
лет…

Я
узнал, что у великолепных и огромных домов, в которых замечал я прежде только
бархат и золото, дорогие изваяния и картины, есть чердаки и подвалы, где воздух
сыр и зловреден, где душно и темно и где на голых досках, на полусгнившей
соломе в грязи, стуже и голоде влачатся нищета, несчастье и преступление.
Узнал, что есть несчастливцы, которым нет места даже на чердаках и подвалах,
потому что есть счастливцы, которым тесны целые домы… И сильней поразили меня
такие картины, неизбежные в больших и кипящих народонаселением городах, глубже
запали в душу, чем блеск и богатства твои, обманчивый Петербург! И не веселят
уже меня твои гордые здания и все, что есть в тебе блестящего и
поразительного!..”.

Некрасов
знал, что лучшие архитекторы мира работали в Петербурге. Они одели в гранит
Неву, выстроили чудесные дворцы, создали неповторимые ансамбли, украсили город
великолепными парками с изумительными решетками. Но за этим парадным, пышным,
нарядным Петербургом, Петербургом обеспеченных и сытых, начинался другой
Петербург, где «каждый дом золотухой страдает», где «мерзнут дети на ложе своем»,
где трудно и тяжело бесприютным беднякам.

Творческое
внимание поэта было неизменно приковано к «приютам нищеты». С ними были связаны
тяжелые годы трудной молодости поэта.

Действие
рассказов и повестей Некрасова 40-х годов почти всегда происходит в Петербурге.
К таким произведениям относятся «Макар Осипович Случайный» (1840), «Без вести
пропавший пиита» (1840), где много автобиографических черт, «Ростовщик» (1841),
где изображены скряга-ростовщик и умирающие с голоду бедняки, «Жизнь Александры
Ивановны» (1841), где Некрасов, между прочим, сообщает об одиой из странных
особенностей Петербурга: «… в Петербурге, кроме многих известных чудес,
которыми он славится, есть еще чудо, которое заключается в том, что в одно и то
же время в разных частях его можно встретить времена года совершенно различные.
Когда в центре Петербурга нет уже и признаков снегу, когда по Невскому
беспрестанно носятся летние экипажи, а но тротуарам его, сухим и гладким,
толпами прогуливаются обрадованные жители и жительницы столицы в легких изящных
нарядах, — тогда в другом конце Петербурга, на Выборгской стороне, царствует
совершенная зима. Снег довольно толстым слоем лежит еще па мостовых; природа
смотрит пасмурно и подозрительно; жители выходят на улицу не иначе, как
закутавшись в меховую одежду… О, как далеко Выборгской стороне до Невского
проспекта!»[3]. Талантливым и
остроумным бытописателем и социологом Петербурга проявил себя Некрасов и в
многочисленных своих фельетонах 40-х годов. Эти фельетоны печатались в «Литературной
газете», в разделе «Петербургская хроника». По воскресеньям они появлялись в «Русском
инвалиде», в разделе «Журнальные отметки», с подзаголовком «Петербургская
хроника». В одном из фельетонов автор сетует, как мало пишут у нас о
Петербурге, как мало знают его читатели. Фельетоны знакомили неприхотливых
читателей со столичными новостями: Гостиный двор осветился газом, омнибус
связал регулярным движением центр города со Спасской мызой, приехали на
гастроли итальянские артисты. Фельетонист рассказывал и о праздничных балаганах
на Исаакиевской площади, и о «большом конском ристалище» на Измайловском
плац-параде, но не забывал сообщить и о новых книгах, новых пьесах, сделать
обзор вышедших журналов. И часто в легкую и непринужденную фельетонную болтовню
врываются темы насущно важные и серьезные: пропаганда новой «натуральной школы»,
разговор об истинном назначении искусства.

Но
то, что у Пушкина было только намечено в рассказе о Евгении и Параше («Медный
всадник») или в зарисовках неприхотливого быта обитателей Коломны («Домик в
Коломне»), нашло дальнейшее развитие и углубление, приобрело новое качество в
творчестве Некрасова. Это новое качество таило в себе и известный элемент
полемики Некрасова с тем изображением Петербурга, которое дано у Пушкина во
вступлении к поэме «Медный всадник». Это ясно ощущается в поэме «Несчастные».
Она была опубликована в февральском номере «Современника» за 1858 год под
названием «Эпилог ненаписанной поэмы». Но если внимание Пушкина привлекают «И
блеск, и шум, и говор балов», то Некрасов декларирует:

… Не
в залах бальных,

Где
торжествует суета,

В
приютах нищеты печальных

Блуждает
грустная мечта.

Вместо
того чтобы изображать волшебную белую петербургскую ночь, Некрасов пишет об
ужасном климате царской столицы, о сырости, туманах, холоде, от которых
страдают прежде всего петербургские бедняки. Еще в фельетоне 1844 года «Преферанс
и солнце» он мастерски рисует «слякоть, холод, грязь и тот винегрет, который с
особенным искусством приготовляется в Петербурге из дождя и снега, тумана,
крупы, изморози и иных-других материалов, совершенно необъяснимых уму смертного».

Стихотворение
«О погоде» было задумано как вступление к циклу петербургских сатир. Сюда
должны были войти сатиры «Балет», «Газетная», «Недавнее время». В них не только
горячее сочувствие обездоленным, но и бичующее обличение петербургских верхов,
праздных гуляк в франтов, клубных завсегдатаев — объедал, игроков, балетоманов.
Этот незавершенный цикл продолжает общую линию изображения Петербурга в прозе и
стихах, начатую Некрасовым еще в 40-е годы и продолженную в 50-е. Но теперь
сильнее зазвучали обличительные ноты, шире и глубже стал социальный охват, выше
художественное мастерство, живее, конкретнее образы. Несколько риторическое
описание Петербурга в раннем произведении «Жизнь и похождения Тихона
Тростникова» («Петербург город великолепный…» и т. д.) постепенно заменяется
живыми картинами жизни столицы.

Стихотворение
«О погоде» имеет подзаголовок: «Уличные впечатления». Впечатления эти печальные
и тяжелые. Тут и бедные похороны одинокого горемыки-чиновника, и квартальный с
захваченным пьяницей и старик рассыльный, измученный вечной ходьбой по
цензурным ведомствам. Потрясающее впечатление производит «клячонка, полосатая
вся от кнута», надрывающаяся под непосильной тяжестью клади. Чуть живую,
безобразно тощую, обессиленную лошадь жестоко избивает погонщик, срывая на ней
злость за все свои невзгоды. Этот страшный образ появляется в романах
Достоевского «Преступление и наказание» — в сне Раскольникова—и в «Братьях
Карамазовых» — глава «Бунт».

Поэзия
Некрасова чутко отражала большие перемены, происшедшие в жизни Петербурга после
реформы 1861 года: возникают все новые фабрики и заводы, процветает биржа,
появляются новые хозяева жизни, «герои времени» — коммерсанты, капиталисты,
банкиры, биржевики, «тузы-акционеры», дельцы и «плутократы». Поэт проклинает их
«процветающий, всеберущий, всехватающий, всеворующий союз» («Современники»).

С
сердечной болью и горечью говорит Некрасов о детях города, «бледных и
болезненных, которые дрожат и скачут от холода, выгнанные на свет божий нуждой
из сырого подвала»[4].

В
1865 году Некрасов пишет вторую часть петербургской сатиры «О погоде», которая
переносит читателя на улицы пореформенного Петербурга. Здесь дано одно из
первых в русской литературе описаний дымных фабричных окраин.

Некрасовский
Петербург — это принципиально новое явление в русской литературе. Поэт видел
такие стороны жизни города, в которые до него мало кто заглядывал, а если и
заглядывал, то случайно и ненадолго.

Н.В.
Гоголь и «внутренний мир» Петербурга

Значительную часть своей жизни Гоголь
провел в Петербурге. Это не могло не отразиться на его произведениях. В очень
многих из них присутствует образ Петербурга. Гоголь написал даже целый цикл
петербургских повестей. И везде это таинственный волшебный город, полный всякой
чертовщины. Здесь легко оживают дома и вещи, люди ходят и разговаривают сами с
собой, а обыкновенный нос может запросто убежать от своего хозяина и разъезжать
по городу в экипаже, словно чиновник. Петербург у Гоголя — это нереальное,
призренное царство чинов и вещей, царство роскоши и власти, где «маленькие
люди» исчезают бесследно, не оставляя о себе никакой памяти.

Одним из первых произведений Гоголя, в
которых присутствует образ Петербурга, является повесть «Ночь перед
Рождеством», вошедшая в цикл «Вечера на хуторе близ Диканьки». Здесь мы видим
Петербург глазами Вакулы, словно в ад прилетевшего сюда на черте. Петербург
представляется нам чем-то невероятным. Вакула просто ошеломлен его сиянием и
громыханием. Гоголь показывает Петербург через звуки и свет. Стук копыт, звук
колес, дрожь мостов, свист снега, крики извозчиков, полет карет и саней —
просто невероятное мелькание и суета. В этом сказочном мире Вакуле кажется, что
оживают даже дома и смотрят на него со всех сторон. Возможно, похожие впечатления
испытывал и сам Гоголь, когда впервые приехал в Петербург. О необычайно ярком
свете, который исходил от фонарей, Вакула говорит: «Боже ты мой, какой свет! У
нас днем не бывает так светло». Дворец здесь просто сказочный. Все вещи в нем
удивительные: и лестница, и картина; и даже замки. Люди во дворце тоже
сказочные: все в атласных платьях или золотых мундирах. Вакула видит один блеск
и больше ничего. В «Ночи перед Рождеством» Петербург яркий, ослепительный,
оглушающий и невероятный во всем.

Совсем другим выглядит Петербург в
комедии «Ревизор». Здесь он уже гораздо более реален. В нем нет той
сказочности, которая присутствует в «Ночи перед Рождеством», это уже
практически настоящий город, в котором чины и деньги решают все. В «Ревизоре»
мы встречаем два рассказа о Петербурге — Осина и Хлестакова. В первом случае
это рассказ о нормальном Петербурге, который видит слуга мелкого чиновника. Он
не описывает какой-нибудь невероятной роскоши, но говорит о реальных
развлечениях, доступных ему и его хозяину: театры, танцующие собаки и катание
на извозчике. Ну а что ему нравится больше всего, так это то, что все люди
разговаривают очень вежливо: «Галантерейное, черт возьми, обхождение!» Совсем
другой Петербург рисует нам Хлестаков. Это уже не Петербург с купцами и
танцующими собаками, а Петербург с чинопочитанием и невообразимой роскошью. Это
Петербург мечты мелкого чиновника, который хочет стать генералом и пожить на
широкую ногу. Если сначала он просто присваивает себе чин повыше, то в конце
его рассказа он уже практически фельдмаршал, и его преувеличения достигают
поистине невероятных масштабов: суп, приехавший на пароходе из Парижа,
семисотрублевый арбуз. В общем, Петербург в мечтах Хлестакова — это город, где
у него много денег и высокий чин, поэтому он живет в роскоши и все его боятся и
почитают.

Несколько другим изображен Петербург в
повести «Шинель». Это город, в котором «маленькие люди» пропадают бесследно. В
нем одновременно существуют улицы, где и ночью светло, как днем, с живущими на
них генералами, и улицы, где помои выливают прямо из окон, тут обитают
башмачкины. Переход от одних улиц к другим Гоголь изобразил через их освещение
и шинели чиновников: если на бедняцких улицах освещение “тощее” и воротник на
шинели из куницы редкость, то чем ближе к богатым районам, тем ярче становится
свет фонарей и тем чаще попадаются бобровые воротники. В «Шинели» описывается
свободное времяпрепровождение мелких чиновников и других бедных людей. Так,
некоторые шли в театр или на улицу, другие на вечер, а третьи к какому-нибудь
другому чиновнику поиграть в карты и попить чаю. Дворовые же и «всякие» люди
сидели по вечерам в небольших лавочках, проводя время за болтовней и сплетнями.
Обо всем этом Гоголь рассказывает в противопоставление Акакию Акакиевичу, у
которого все развлечение заключалось в переписывании бумаг. Богатые люди тоже
ездят в театр, гуляют по улицам, играют в карты, только билеты они покупают
подороже, одеваются получше и, играя в карты, пьют не только чай, но и
шампанское.

Это словно два мира одного города. Они
очень похожи, но в то же время различий между ними не меньше. Эти два мира
встречаются в кабинете у значительного лица в качестве Акакия Акакиевича и
самого значительного лица. И во время этой встречи значительное лицо одним
своим видом и голосом чуть не убило несчастного Акакия Акакиевича. Так и
богатая часть города при помощи своих денег полностью подчиняет себе бедную.
Бедная часть Петербурга — это словно тень второй, богатой части. Они имеют
схожие очертания, но тень сера и не красочна, тогда как сам богатый город
переливается всеми цветами радуги.

Самый невероятный Петербург Гоголь
изобразил в «Мертвых душах». Это абсолютно нереальный дьявольский город. Здесь
мосты, словно черти, висят в воздухе, не касаясь земли. Шторы и гардины
кусаются. Это, как говорит почтмейстер, сказочная Шехерезада. Этот Петербург
словно центр земли: здесь как будто собрались все страны мира. Ковры
почтмейстер называет Персией, а не персидскими. В приемной Копейкин боится
толкнуть локтем Америку или Индию: почтмейстер, правда, говорит, что это вазы,
но ведь сроду ни в Америке, ни в Индии ваз фарфоровых не делали. Обедает же
капитан в «Лондоне». Люди здесь тоже разные: и русские, и французы, и
англичане. Кругом все утопает в роскоши: зеркала, мрамор, вазы, серебряная
посуда, арбуз за сто рублей. Кругом какое-то дьявольское нагромождение людей и
вещей. Да и самого Копейкина почтмейстер сравнивает то с совой, то с пуделем,
то с чертом. Даже швейцар здесь похож на моржа. От всего этого создается
впечатление, что Петербург — это дьявольский город, в котором «начальник» —
полноправный правитель, хотя и существует «высшее начальство». У него в
приемной сидят не только бедные люди, вроде Копейкина, но и «эполеты» и
«аксельбанты»[5].

Петербург «Мертвых душ» — это странный
призрак настоящего города, это именно тот город на костях, про который написал
Набоков. В нем вещи такие же живые, как и люди. Петербург необыкновенный город.
С одной стороны, это холодный, мрачный каменный город, но с другой — это центр
культуры. Петербург часто затопляла Нева, словно смывая с него накопившиеся
пороки.

Внутренний мир Петербурга может видеть
не каждый, а только немногие, особенные люди. Одним из таких людей и был
Гоголь. Он увидел в этом городе то, что веками не замечали живущие здесь люди.
Набоков писал: «Петербург обнаружил всю свою причудливость, когда по его улицам
стал гулять самый причудливый человек во всей России».

Петербург в романе Ф. М. Достоевского
“Преступление и наказание»

В XIX столетии Достоевский оказался
самым вдохновенным и пророческим поэтом Петербурга. Он в громадной мере
обогатил и обновил уже сложившеюся традицию изображения Города средствами
художественного слова, сотворил о нем свой, неповторимый самобытный миф.

Достоевский глубже всех проник в непостижимую силу
воздействия Города на психику и поведение его обитателей. Вот какое
многозначительное рассуждение вложил он в уста Свидригайлова: «Редко где
найдется столько мрачных, резких и страшных влияний на душу человека, как в
Петербурге. Чего стоят одни климатические влияния! Между тем, это
административный центр всей России, более того: Петербург непостижимым образом
определяет самое существование и судьбу человека, и характер его должен отражаться
во всем».

Для Достоевского Петербург с самого начала был и навсегда
остался «самым фантастическим городом с самой фантастической историей», «самым
отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре». Об этом сказано в
«Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863) и в «Записках из подполья»
(1864). Как это было у Гоголя, фантастика и «умышленность» Петербурга, так
остро почувствованные Достоевским, существовали в его видениях и прозрениях не
сами по себе, а в единстве с «тускло прозаическим и обыкновенным, чтобы не
сказать: до невероятности пошлым». Таким мы видим Петербург уже в самых ранних
художественных произведениях Достоевского. Несчастный Макар Девушкин из «Бедных
людей», робкий и великодушный, с тяжкого похмелья стремительно бродит по
Фонтанке и Гороховой, «чтобы как-нибудь освежиться», и наблюдает резко
контрастные сцены столичного быта, на который, при всей их будничности, тем не
менее лежит печать чего-то странного, необыкновенного.

Петербург Достоевского – это прежде всего город, связанный
с трагическими судьбами его героев. «В атмосфере туманов этого призрачного
города» зарождаются безумные мысли, созревают замыслы преступлений, в которых
преступаются границы человеческой природы. Все сконцентрировано и сгущено
вокруг человека, «оторвавшихся от божественных первооснов». Попадая в Петербург
Достоевского, читатель оказывается в очень необычном духовном пространстве,
несколько напоминающим гоголевский и некрасовский город, но еще более жестокий,
фантастический и реальный одновременно. Распивочные, трактиры, трущобы,
полицейские конторы, Сенная и Калава, убогие, темные комнаты, квартиры
ростовщиков, черные лестницы, облитые помоями – вот фон, на котором
развязываются конфликты и трагедии «самого петербургского» романа Достоевского
– «Преступление и наказание». Многие блуждания главных героев происходят на
закате (мотив заходящего солнца). Это странная, призрачная пора, грань дня и
ночи, самое болезненное время суток в Петербурге.

Ф.М. Достоевский считал, что большой город – дьявольское
создание цивилизации – имеет на душу человека пагубное влияние. Настойчиво и
подробно писатель исследует в романе закоулки и грязные улицы, их мерзость и
смрад, запыленный городской камень, от которого нигде нет спасения. Это неживая
материя, которая подавляет, порабощает человека, задыхающихся в этих каменных
бесчувственных громадах. «Город – трагическая судьба человека. Город Петербург,
который так изумительно чувствовал и описывал Достоевский, есть призрак,
порожденный человеком в его отщепенстве и скитальничестве». Живя в Петербурге,
Достоевский внимательно всматривался в окружающую его действительность. Столица
николаевской империи предстала перед ним со всеми своими контрастами и
противоречиями. Многое ему показалось странным и непонятным. «Еще с детства,
затерянный, заброшенный в Петербурге, я как-то все боялся его. Петербург, не
знаю почему, для меня всегда казался какой-то тайной». И в эту тайну хотелось
проникнуть, понять, как и чем живут жители громадного города – и в первую
очередь обитатели нищих кварталов. Все чаще задумывался Федор Михайлович над
участью бедных и обездоленных людей, и у него возникало страстное желание
рассказать о их жизни. «В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер
один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С-м
переулке; на улицу и медленно, как бы в нерешительности отправился к К-ну
мосту».

Из следующих абзацев читатель улавливал, что дело
происходило в Петербурге, вблизи Сенной площади. И если он был петербуржцем, он
без особого труда мог догадаться, что молодой человек идет по Столярному
переулку к Копушкину мосту через Екатерининский канал (или, по-тогдашнему,
«канаву»). И когда дальше рассказывалось о том, как, пройдя «ровно семьсот
тридцать шагов», молодой человек «подошел к преогромнейшему дому, выходившему
первой стеной на канаву, а другою – на улицу», читатель понимал, что речь идет
о садовой улице. Современный писатель рассказывает, как он в наши дни бродил по
переулкам, где происходит действие «Преступление и наказание», держа в руках
роман как путеводитель[6].

Мы знаем великолепный Петербург, воспетый в торжественных и
бессмертных стихах Пушкина. И Пушкин уже провидел социальные контрасты,
терзавшие Северную Пальмиру. Однако Пушкин еще не придавал теневой стороне
блистательной столицы империи первостепенного значения. Достоевский произвел
полный переворот в психологии восприятия и художественного изображения
Петербурга. Он вспоминает о дворцах, башнях и садах пышной столицы только для
того, чтобы сильней оттенить бедность и страдания, зависть и ропот нищего
Петербурга.

Раскольников, еще до убийства, забрел однажды из района
Сенной, где он жил, на Острова. «Тут не было ни духоты, ни вони, ни
распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные и
раздражающие. Иногда он останавливался перед какой-нибудь изукрашенной в зелени
дачей, смотрел в ограду, видел вдали, на балконах и террасах, разряженных
женщин и бегающих в саду детей. Особенно занимали его цветы; он на них всего
дольше смотрел. Встречались ему тоже пышные коляски, наездники и наездницы… он
остановился и пересчитал свои деньги: оказалось около тридцати копеек… проходя
мимо одного съестного заведения, вроде харчевни… он выпил рюмку водки и съел с
какою-то начинкой пирог…»

Пристально и неотрывно вглядывался Достоевский в улицы,
переулки, дома, кабаки, притоны мещанского и просто нищего Петербурга, с их
жалким людом, с их горестной участью. Подлинную сущность города он видел не в
его внешности, а в социальных контрастах, динамичных и трагических,
перетиравших в ветошку любого, попадавшего в их страшные вальцы.

Великолепный Петербург был рядом, но Раскольников видел его
только мельком, как заманчивый мираж в пустыне, сам он не мог выбиться из
духоты, толкотни, вони, «столь известной каждому петербуржцу, не имеющему
возможности нанять дачу». Смрадные распивочные, оборванные пьяные, озабоченный,
спешащий народ, серый отвратительный и грустный колорит улиц рождали в нем
«чувство глубочайшего омерзения».

В романе «Преступление и наказание» мы попадаем на черные
лестницы, облитые помоями, во дворы – колодцы, напоминающие душегубка, в город
облупленных стен, невыносимой духоты и зловония. Это город, где невозможно
оставаться здоровым, бодрым, полным сил. Он душит и давит. Он – соучастник
преступлений, тот, кто порождает в душе человека бредовые идеи и теории.

Для Достоевского Петербург – мёртвый город, насилие над
природой. Медный всадник посреди болота. В нем причудливым образом сплелись
элементы европейской и российской цивилизаций. Он полон парадоксов и фантастики[7].

Петербург Достоевского – среда, в которой уживаются
многочисленные слои общества: ростовщики, бедняки, студенты, интеллигенция,
богачи и аристократы. Для каждого из них – город видится по-разному: кому-то
празднично и весело, кому-то серо и безысходно.

Человек в Петербурге одинок. Как говорит Николка, в нем
есть все, кроме отца и матери. Не случайно важнейшим словом в описании города и
состояния героев становится слово «душно». В Петербурге нет покоя душе
человека. Нигде не теплоты человеческого общения, домашнего уюта. Несчастье
обитает в Петербурге, ломает судьбу героев, приводит их к предельному отчаянию.
Не случайно действие романа отнесено к городу белых ночей, особенно
располагающих к снам наяву. Именно сном кажется автору эта неестественная,
призрачная жизнь столицы, так разительно не похожая на норму человеческого
бытия.

Те процессы и факты, которые поставил в центр внимания
Достоевский, многим его современникам представлялись всего лишь случайными и
исключительными явлениями, не воплощавшими в себя существа исторического
развития. И само отражение этих явлений в романе Достоевского многие
рассматривали именно как «фантазию» или в лучшем случае как опыт изображения
патологических и уникальных характеров и ситуаций.

Стремясь схватить существо «чрезвычайного потрясения»,
обусловленного начавшимся переходом к новому состоянию мира, Достоевский
обращается к конкретным жизненным фактам — в том числе к тем, которые
повседневно отражаются на страницах газет. В самом начале работы над
«Преступлением и наказанием» он писал, объясняя реальные истоки своего замысла:
«Есть… много следов в наших газетах о необыкновенной шатости понятий,
подвигающих на ужасные дела».

Исходя из этих «фактов действительной жизни», Достоевский и
создал «переступающих» нормы людей – и весь преступный мир романа, преступный
Петербург. «Я смутно предчувствовал всю мою будущность в эти смертельные три
часа нашего въезда…» Он смотрит на город своей судьбы, на глухую и
величественную панораму надвигающейся столицы: кажется, никогда еще не
возникало у него подобного чувства – такого грозного ощущения грядущей беды,
такого мучительного сомнения в неотменности выбора: «Весь этот спектакль
решительно не стоит свечей».

Заключение

Тема Петербурга мало кого оставляет равнодушным. Каждая эпоха в истории русского общества знает свой образ
Петербурга. Каждая отдельная личность, творчески переживающая его, преломляет
этот образ по-своему.

Петербург как самый мистический и таинственный город,
город-призрак, город, живущий особой ночной жизнью, город, находящийся на краю,
над бездной, противопоставленный России и особенно Москве,- эти и другие черты
петербургского текста реализуются во многих произведениях классической
литературы XIX века. В Петербурге поражает способность
города превращать в символы любое свое содержание. В символ превращается и
свет, и цвет Петербурга. Легенды и мифы о Петербурге органично входят в
петербургский текст, который сам продолжает творить миф о городе. Сам город,
наполненный историческими воспоминаниями, подсказывал писателям разных эпох
сходные темы.

Лишь писатели XIX века придали образу
города трагические черты. Откуда они возникли и почему так укоренились в
сознании Пушкина, Некрасова, Гоголя, Достоевского? Несомненно, одну из главных
ролей в этом сыграла петербургская легенда, появившаяся в эпоху петровских
реформ: «Петербургу быть пусту!» Город, построенный на костях сотен тысяч
людей, — греховный, и природа обязательно отомстит за мученические смерти
подневольных строителей города.

Итак, Петербург – трагический и фантастический город. На
его улицах случается все что угодно: здесь может зародиться мысль о
преступлении и найти свое завершение, а в следующий момент можно стать
свидетелем сошествия Христа дабы спасти грешных, живущих в этом «аду
бессмысленной и ненормальной жизни». Человеку трудно жить и дышать в этом
городе, но, однако, ни у одного из героев не возникает мысль покинуть его:
какая-то непреодолимая тайная сила влечет и заставляет остаться в этом «самом
умышленном и отвлеченном городе на всем земном шаре».

Так ли уж плохо, что в основе жизни
города лежит не реальность, а мифология? Может быть, именно благодаря этому в
нем и рождается из поколения в поколение особая порода людей? Даже если
своеобразие этой породы — все из той же области петербургской мифологии.

Список использованной литературы

1.
Абрамович С. Предистория последней дуэли Пушкина –
С-Петербург.: Петраполис, 1994

2.
Бирон В. С. Петербург Достоевского — Л.: Свеча,
1990

3.
Гоголь Н.
В. «Мертвые души» М.: Эллис лак,1997

4.
Гоголь Н. В. «Ночь перед
Рождеством» — М.: Миф, 1997

5.
Гоголь Н.
В. «Ревизор» М.: Эллис лак,1997

7.
Назиров Р.Г. Творческие принципы Ф.М. Достоевского.
– Саратов, 1982

8.
Пушкин А.С. Медный всадник. Книга для чтения с иллюстрациями
А.Бенуа и комментариями — М.: Русский язык, 1980

9.
Пушкин
А.С. Станционный смотритель – М.: Пан Пресс, 2006

10.
Раков Ю. А. Петербург – город литературных героев —
СПб.: Химиздат, 2000

11.
Якушин Н. И. Тропа к Некрасову – М.: Миф, 1987

---

[1] Абрамович С. Предистория последней дуэли Пушкина – С-Петербург.:
Петраполис, 1994 с.20

[2] Пушкин
А.С. Станционный смотритель – М.: Пан Пресс, 2006 с. 38

[3] Якушин Н. И. Тропа к Некрасову – М.: Миф, 1987 с.87

[4] Якушин Н. И. Тропа к Некрасову – М.: Миф, 1987 с.94

[6] Раков
Ю. А. Петербург – город литературных героев —  СПб.: Химиздат, 2000 с. 94

• Авторы
• Руководители
• Файлы работы
• Наградные документы

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке «Файлы работы» в формате PDF

Введение

Невозможно жить в России и не знать про Санкт-Петербург, или, как любовно называем мы, россияне, Питер. Это культурная столица России и один из красивейших городов мира. Петербург представляется мне великолепным и загадочным, противоречивым и холодным, открытому всем ветрам и насквозь пропитанный влагой городом. Попадая в его центр, ты словно окунаешься в историю или чудесную сказку. И это неслучайно — по количеству архитектурных шедевров, музеев, прекрасных скульптур Петербург, несомненно, занимает первое место в России, если не во всей Европе. Многими поэтами и писателями он был отмечен в произведениях, причем как с хорошей, так и с плохой стороны. Одни воспевали его и называли «окном в Европу», другие со всей ненавистью и отчаянием говорили о Петербурге как о городе, «построенном на костях», о «проклятии России». Санкт-Петербург окружён тайнами, пропитан мистикой, он завораживает своими мифами и легендами. Это город-мечта, город-сказка, город-легенда.

У этого города было множество имён: Петербург, Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, Северный Рим, Парадиз, Северная Венеция, Петрополь, Северная Пальмира, Новый Вавилон, Град Антихристов.

Интерес к этому поистине великому городу не угасал практически с самого его возведения и до наших дней. Такая литературная слава Петербурга объясняется не только тем, что он является столицей на протяжении как Золотого (первая треть ХIХ столетия), так и Серебряного (начало ХХ столетия) века русской культуры. В произведениях всех живущих здесь писателей и поэтов Северная столица становилась не только местом действия, но и равноправным действующим лицом.

Актуальность и новизна темы проекта определяются и ее мало изученностью. Наше исследование направлено на то, чтобы узнать, почему для писателей так важен образ Петербурга?

Цель данной работы – выявить специфику образа Петербурга в произведениях русской литературы XIX — XX вв.

Реализации поставленной цели способствуют следующие задачи:

используя тексты художественных произведений, выявить характерные особенности Петербурга Пушкина, Гоголя, Некрасова;

определить черты сходства и различия в изображении города у писателей 19- 20 вв.

Определить образ Петербурга в произведениях А. С. Пушкина, Н. А. Некрасова, Н.В. Гоголя, А.А. Ахматовой.

Материал и предмет исследования. Материалом исследования являются произведения:  «Медный всадник»  А. С. Пушкина, «Невский проспект» Н.В. Гоголя, «Размышление у парадного подъезда», «Петербургские улицы» Н. А. Некрасова, а также лирические произведения XX века.

Предметом исследования произведения русской литературы XIX — XX вв., где закреплен образ исследования Петербург.

Методы исследования:

• метод анализа и синтеза

• культурологический метод;

• метод сравнения.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования результатов исследования на уроках литературы при изучении темы «Образ Петербурга в русской литературе» и при изучении творчества А.С. Пушкина, Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова, Ахматовой А.А

Структура работы: работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, приложения.

Глава IКультура и образ Петербурга в творчестве русских писателей XIX— XXвв.

1.1 История Петербурга

Петербург – не только любимое детище и гордость Петра, но и символ его царствования, выражение эпохи преобразований. Но не только положительные моменты связаны с основанием города. Строительство Санкт-Петербурга раскололо общество России на две части. Патриархальное, исконно-русское осталось в Москве; новое, чужое европейское было связано с новой столицей. Не многие в то время были согласны с дерзкими планами царя. Народ считал Петра I антихристом. «Дьявольское» и «божественное» восприятие Петербурга в литературе и искусстве не случайно. Оно определено историей возникновения города, мифами и легендами, связанными с его основанием.

Санкт-Петербург был вызовом Петра I не только западным странам, но и Природе, Богу. В 1703 году Петру I удалось отбить клочок древней русской земли, в свое время захваченной шведами. К тому времени эта земля называлась уже на немецкий манер — Ингерманландия. Именно тут решил Петр строить свою новую столицу. 16 (27) мая 1703 русским царём Петром I  была заложена крепость Санкт-Питер-Бурх, так же стал называться и город. Не удивительно, что и новую свою столицу он пытался сделать похожей на Амстердам – голландский торговый город. Город был назван в честь покровителя царя — апостола Петра. В этот период строительство выполнялось главным образом обычными рабочими людьми.

Город был создан на болоте, где строительство считалось вообще невозможным. А здесь с самого начала строили не дома, а дворцы. Пётр мечтал, чтобы его Петербург по красоте превзошёл самые красивые города Европы, поэтому людей не жалели. Город, построенный на костях его строителей, вызывал одновременно и восхищение, и ужас.

Постоянные угрозы наводнения усиливали апокалипсическое восприятие Петербурга. Жизнь в новой столице можно было сравнить с полётом над бездной. С одной стороны – ощущение свободы и риска; с другой стороны – чувство ужаса. Наверное, ни об одном другом городе мира не написано столько замечательных строк. Санкт-Петербург оживает в произведениях Пушкина, Гоголя, Ахматовой. Улицы и площади Петербурга – это не просто место действия. Город оказывает влияние на людей и определяет их судьбу. Он всегда разный, но всегда величественный, потому что в нём отразились история, философия и культура огромной страны.

Вывод

Итак, история становления города на Неве, трудности его появления – все нашло отражение в произведениях писателей и поэтов 19-20 вв. Писатели XIX века придали образу города трагические черты. Откуда они возникли и почему так укоренились в сознании Пушкина, Некрасова, Гоголя,? Несомненно, одну из главных ролей в этом сыграла петербургская легенда, появившаяся в эпоху петровских реформ: «Петербургу быть пусту!» Город, построенный на костях сотен тысяч людей, — греховный, и природа обязательно отомстит за мученические смерти подневольных строителей города.

Имя царя-основателя «Петр» озна­чает камень. А потому Санкт-Петербург, Петрополь — это каменный мешок, мертвый и безликий. Петербург вырос из вековых болот, вдали от истоков национального бытия, при страшном, надрывном напряжении народных сил. Водная стихия, скованная героическими и титаническими усилиями строителей этого города, не уничтожена, она лишь притаилась и ждет своего часа. Трагические события в день наводнения 1824 года отражены А.С. Пушкиным в «Медном всаднике». Буйство Невы принесло горе тысячам беднякам столицы.Вместе с тем в произведениях отразились и те впечатления, и жизненные переживания, которые связаны были с личными судьбами писателей, попавших в Петербург.

 Авторами отражены географические названия улиц, переулков, площадей.Главная улица и символ Петербурга – Невский проспект, который отражает в себе всю сущность Северной Пальмиры. Они буквально неотделимы друг от друга. Отлично можно проследить, как связаны образ главной улицы и образ Петербурга в творчестве Гоголя по повести «Невский проспект» Блеск золота на солнце здесь поглощает хмурое северное небо, а парадный вид гигантов-дворцов упирается в болотную почву, хранящую в себе человеческие кости, как — будто гать. Петербург – это непримиримая схватка европейской и русской цивилизаций.

1.2Литературная жизнь в начале XIX века

Русская действительность постепенно менялась. Архаичный литературный язык и высокий стиль перестали соответствовать потребностям читающей публики. Из Европы вторгся романтизм с его культом свободы и естественности чувств. В русской литературе романтические веяния первым подхватил Н.М. Карамзин – своей повестью «Бедная Лиза» он нанес классицизму решающий удар. За Карамзиным последовал В. А. Жуковский, давший в переводных балладах целую галерею романтических персонажей. Однако консерваторы, приверженцы классицизма, не собирались сдаваться. Их оплотом стало общество «Беседа любителей русского слова», которое возглавил адмирал А.С. Шишков. Он всеми средствами стремился оградить не только литературу, но и русский язык от иноземных влияний и поэтому писал нелепым искусственным языком. Часть членов «Арзамаса» вошла в состав декабристских тайных обществ. Как часто бывало в России, революционная деятельность приобрела литературную форму.

Вывод

Таким образом, литературная жизнь в начале XIX века не стоит на месте, она развивается. Появляется новое направление романтизм с его культом свободы и естественности чувств. Представителями данного течения были Карамзин Н.М. и Жуковский В.А. Появляются общества «Беседа любителей русского слова» и «Арзамас». Часть членов «Арзамаса» вошла в состав декабристских тайных обществ.

1.3 Петербург в середине и конце XIX века

30-е годы XIX в. стали закатом золотого века русской литературы. В Петербурге это было время салонов. Творческие люди встречались в Публичной библиотеке у А.Н. Оленина и И.А. Крылова, в книжных лавках В.А. Плавильщикова и А.Ф. Смирдинá. В столкновении мнений и творческих подходов решалась будущая судьба русской литературы, складывался образ Петербурга – у каждого свой. Но на всех строках, посвященных Северной столице, лежал отпечаток пушкинского противопоставления: «Город пышный – город бедный». Всё это глубоко отразилось в творчестве крупнейших русских писателей. Н.А. Некрасов с этих позиций создал произведения, вошедшие в сборник «Физиология Петербурга» (1845г.). Другой литературный гений, граф Лев Николаевич Толстой, Петербург инстинктивно не любил, старался бывать в нем как можно реже и каждый раз жаловался, что заболевает, находясь там. Он тоже воспринимал Северную столицу как город «придуманный» и чуждый «началам» русской жизни.

Не любил Петербург и Антон Павлович Чехов, хотя был тесно связан со здешней литературной и театральной жизнью.

Вывод

Итак, середина XIX века время заката золотого века русской литературы. Образовываются небольшие кружки внимательных слушателей, салоны. В столкновении мнений и творческих подходов решалась будущая судьба русской литературы, складывался образ Петербурга – у каждого свой. Всё это глубоко отразилось в творчестве крупнейших русских писателей.

1.4. Музыка революции: исторические катаклизмы в зеркале литературы

1917 год стал переломным в развитии литературы. Столкнувшись с враждебным отношением со стороны новой власти и рабочих, многие петербургские писатели эмигрировали. В обстановке голода и разрухи создавались новые творческие объединения. К середине 20-х гг. все издательства, газеты и журналы стали государственными, а по сути – партийными.

К середине 20-х гг. «несоветские» авторы эмигрировали или были отнесены на обочину литературной жизни. Выдвинулись «пролетарские писатели», создавшие множество организаций типа Пролеткультура (Пролетарская культура).

В 1934 г. по указанию партии все писательские организации объединились в Союз писателей. На его первом съезде в Москве главным творческим методом советской литературы объявили социалистический реализм. Суть его свелась к воспеванию реальных и мнимых достижений социализма. Кроме того, вернувшийся из эмиграции Горький поставил задачу воспитать писателей из народа. С этой целью в Ленинграде был открыт Рабочий литературный университет. Выходили литературные журналы, невиданно большими тиражами издавались произведения классиков и современных авторов. Книги же огромного числа объявленных «буржуазными» писателей ещё в 1927 г. изъяли из библиотек и сожгли.

В конце 30-х гг. репрессии не пощадили ленинградских писателей – как «попутчиков», так и «социально близких» членов партии. Из 900 членов писательского союза почти 150 были расстреляны, оказались в лагерях и ссылке. Лишь немногие — в их числе О. Ф. Берггольц, Н. А. Заболоцкий — вернулись живыми и смогли творить.

Вывод

Следовательно,это время было страшным испытанием для русской литературы, она была поставлена на грань физического выживания. Это период двух русских литератур: советской и эмигрантской. В советской художественной культуре постепенно начиная с 1920-х гг. формировался стиль, получивший название социалистический реализм. Произведения культуры должны были воспевать достижения нового строя, показывать его преимущества перед буржуазным, критикуя все недостатки последнего. Однако отнюдь не все писатели и художники приукрашивали социалистическую действительность, и несмотря ни на что было создано немало произведений, пополнивших собой мировую сокровищницу культуры.

1.5. Общественно-литературная ситуация в 40-60 годы

После войны многие надеялись на то, что жесткий контроль властей за творчеством ослабнет. Под угрозой новых репрессий многие писатели старшего поколения почти перестали творить. Однако в литературу вошло новое поколение, прошедшее войну: Ф. А. Абрамов, Ю. П. Герман, В. Ф. Панова, поэт В. С. Шефнер, драматург А. М. Володин. Их называли «шестидесятниками», хотя они принадлежали к более старшему поколению.

Главной задачей литературы они считали не вмешательство в действительность, а правдивое отражение её. Они не переставали общаться друг с другом, но и не сбивались в группировки, существуя по отдельности, — каждый старался сохранить свою яркую индивидуальность.

Непохожесть всегда смущала советских литературных чиновников, поэтому с трудом пробивались к читателю произведения многих талантливых авторов.

Петербургская литература рубежа ХХ – XXI столетий одновременно является и зеркалом России, и зеркалом города, который по-прежнему сохраняет за собой звание культурной столицы.

Вывод

Таким образом, к концу 1930-х годов завершился процесс дробления русской литературы. Советские писатели, следующие нормам социалистического реализма, приняли идеологические условия. Несогласные либо замолчали, либо писали «в стол», многие из них были репрессированы. Страх и подозрительность, царившие в обществе, не способствовали духовному развитию художника. Писатель, ограниченный установками и требованиями, утрачивал возможность свободного выражения.

Глава II Изображение Петербурга в русской литературе XIX в

2.1 Петербург А.С. Пушкина

Пушкин и Петербург… Они неразделимы в той же мере, что Пушкин и Россия. Недаром же сказал А.И. Герцен: «Пушкин – до глубины души русский – русский петербургского периода».

Едва ли есть на земле другой город, который был бы столь же вдохновенно воспет, как Петербург Пушкиным.

В двухлетнем возрасте Саша Пушкин впервые увидел Санкт-Петербург. Снова он появился в столице в 1811 г., когда поступал в Лицей. Тогда он познакомился с городом уже осознанно. Он приехал вместе со своим дядей Василием Львовичем Пушкиным. Столица ошеломила Александра. Она была так не похожа на его родную тихую Москву. После пестрой Москвы Петербург поразил его своей величественной красотой, блеском вод и белыми ночами. Осенью 1811 года началась учеба в лицее, и на 5 лет Пушкин расстается с Петербургом. «Безбожно молодого человека держать взаперти…» – жаловался Пушкин в письме к Вяземскому за год до выпуска из лицея. Наконец, наступил долгожданный июнь 1817 года: именно тогда Пушкин окончательно поселился в столице и прожил здесь 15 лет, исключая годы ссылки. Здесь поэт начинает самостоятельную жизнь взрослого человека. Он поселяется в стороне от шумного, блестящего центра столицы, так как жить в центре города было не по средствам. Но он не остаётся в стороне от светского общества. Иван вспоминал, что А.С. Пушкин «кружился в большом свете » [12,стр.50] А.С. Пушкин часто бывает у братьев Тургеневых, в старинном доме князя Голицына на Фонтанке. Оттуда поэт подолгу смотрит

На грозно спящий средь тумана

Пустынный памятник тирана,

Забвенью брошенный дворец⁴ .

От ощущения свободы и независимости у него кружится голова, он не знает, куда броситься, с чего начать; ему теперь доступно всё – и театры, которые он непрестанно посещает, и балы, и «Арзамас»

Но вскоре к власти пришел император Николай I, сделав Петербург твердыней самодержавия и оплотом своего правления. Пушкин за оду «Вольность» был выслан из Петербурга еще 6 мая 1820 года. Вернулся после ссылки ровно через семь лет – в мае 1827 года уже в Петербург императорский. Всё изменилось. Пушкин в 1829 году констатировал: в новом Петербурге истреблена духовность. Устами одного из героев повести, начатой в это время, Пушкин утверждал: в 1818 году «строгость правил и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг, – нам было неприлично танцевать и некогда заниматься дамами… Теперь это все переменилось, — французская кадриль заменила Адама Смита…» [15,стр47]

Пушкин возвращается знаменитым поэтом и поселяется в гостинице Демута – это жилище стало прибежищем поэта в Петербурге, пока он не завел своего семейного очага. Вот тогда-то и появились строчки:

Город пышный, город бедный,

Дух неволи, стройный вид,

Свод небес зелено-бледный,

Скука, холод и гранит.

Противоречивое отношение к столице – притягивание и отталкивание – сопровождает поэта на всем его жизненном пути. «Петербург уже кажется мне страшно скучным, и я хочу сократить насколько возможно мое пребывание в нем», — пишет он Н.Н. Гончаровой, а через несколько месяцев Плетневу: «Москва мне слишком надоела», и снова жене: «… меня тянет в Петербург. – Не люблю я твоей Москвы»[19,c:176 ]

Вскоре после свадьбы Пушкин решил переехать на постоянное местожительство из Москвы в Петербург. Лето и осень 1831 года он проводит под Петербургом в Царском Селе. Это было счастливое время для Пушкина и его жены. Он работал, гулял с женой около озера. Но в конце июня в Петербурге вспыхнула эпидемия холеры. Царское Село оказалось окружено карантинами, туда доходили лишь смутные слухи о народных холерных бунтах. Умирает Дельвиг. Болезнь скручивает его в 3 дня. В середине июля, спасаясь от эпидемии, в Царское Село прибыл Николай I со своей свитой; покой и тишина были нарушены. Это не могло не огорчать Пушкина. Красота Натальи Николаевны поразила императрицу, которая выразила желание постоянно видеть Пушкиных при дворе. Летом 1831 года завязался тот роковой узел, который смогла разрубить только трагическая гибель поэта.

Утешением для поэта было то, что вместе с двором в Царское Село приехал Жуковский. Жуковский, Гоголь, Пушкин собирались почти каждый вечер. Возникло даже нечто вроде соревнования в создании русских сказок между Жуковским и Пушкиным.

Возвышенный образ Петербурга создан А.С. Пушкиным в «петербургской повести» «Медный всадник». Уже само название произведения выводит образ города на первый план, а символом столицы становится памятник ее основателю.

Поэма состоит из вступления и двух частей. В начале вступления лаконично изображен Петр в тот исторический момент, когда он, отвоевав устье Невы и побережье Финского залива, решает основать здесь город. Описание Петербурга дается как сжатая до одной картины история быстрого роста города и превращения его в величественную и прекрасную столицу могучей русской державы:

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва,

Как перед новою царицей

Порфироносная вдова.

Восхищение красотой города чувствуется в описании Петербурга. Скрытый лиризм сказывается в олицетворениях (город «вознесся горделиво» над Невой, «одетою в гранит»).

Сдерживаемый до сих пор восторг находит себе полный выход в пафосе последней части вступления:

Люблю тебя, Петра творенье,

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит…

Это – высокая лирика, где чистое чувство любви к городу и эстетический восторг, вызываемый его красотой, неотделимы от патриотической гордости поэта.

Петербург – это не только прекрасный город, но и выражение могущества, величия России. Город в поэме Пушкина многолик: это и «памятник» его основателю, и «монумент» всей петровской эпохе, и обычный город, терпящий бедствие и занятый повседневной суетой. Наводнение и судьба главного героя Евгения – только часть петербургской истории, один из многочисленных сюжетов, подсказанных жизнью города.

Петербург полон резких конфликтов, неразрешимых противоречий. И это чувствуется уже во вступлении. Пушкин подчеркивает двойственность Петербурга: он «вознесся пышно, горделиво», но «из тьмы лесов, из топи блат». Это город-колосс, под которым болотная топь.

Сам воздух города – «неподвижный». «Бег санок вдоль Невы широкой», «и блеск, и шум, и говор балов», «шипенье пенистых бокалов» — все красиво, звучно, но лиц жителей города не видно. В гордом облике «младшей» столицы скрывается что-то тревожное. Пять раз во вступлении повторяется слово «люблю». Это признание в любви к Петербургу, но произносится оно как заклинание, понуждение любить. Кажется, что поэт всеми силами старается полюбить прекрасный город, вызывающий в нем противоречивые, тревожные чувства. Тревога звучит в пожелании «граду Петра»:

Красуйся, град Петров, и стой

Неколебимо, как Россия.

Да умирится же с тобой

И побежденная стихия…

Красота города-твердыни не вечна: он стоит прочно, но может быть разрушен стихией. В самом сравнении города с Россией – двойственный смысл: здесь и признание неколебимости России, и ощущение зыбкости города.

Народ появляется на улицах, «теснится кучами» на берегах Невы, на балкон Зимнего дворца выходит царь, Евгений со страхом смотрит на бушующие волны, тревожась о Параше. Город преобразился, наполнился людьми, перестав быть только городом-музеем. Вся первая часть – картина народного бедствия. Осажден Петербург чиновников, лавочников, нищих обитателей хижин. Нет покоя и мертвым. Впервые появляется фигура «кумира на бронзовом коне». Живой царь бессилен противостоять «божией стихии».

В третьей части показан Петербург после наводнения. Но городские противоречия не только не сняты, но еще более усилены. Умиротворение и покой таят в себе угрозу, возможность нового конфликта со стихией. Город вновь стал холодным и равнодушным к человеку. Это город чиновников, расчетливых торговцев, «злых детей», бросающих камни в безумного Евгения, кучеров, стегающих его плетьми. Но это по-прежнему «державный» город – над ним парит «кумир на бронзовом коне», воплощающий государство, неподвижное, тяжелое, давящее, пришедшее в противоречие с неукрощенной стихией и безжалостно сгубившее обездоленного Евгения.

«Маленькие люди» умирают, но великий город остается жить – вот главный итог поэмы, в котором Александр Сергеевич сформировал свое отношение к Петербургу.

Вывод

Подводя итог, я считаю, отличительная черта пушкинского образа Петербурга — противоречивость столичной жизни, двойственность вызываемых городом чувств. Петербург — город величия и славы, но в то же время это город суеты, забот, повседневных тревог «маленького человека». При этом Пушкин открыто выражает свое чувство восхищения великим городом России. И это чувство, определяя все краски рисуемой картины, подчеркнуто повторением слова «люблю». Действительно, образ города у Пушкина — это символ новой, преображенной России, громадное и прекрасное чудо, сотворенное в тяжком, кровавом труде молодой империи. 

2.2 Петербург Н. В. Гоголя

Значительную часть своей жизни Гоголь провел в Петербурге. Это не могло не отразиться на его произведениях. В очень многих из них присутствует образ Петербурга. Гоголь написал даже целый цикл петербургских повестей. И везде это таинственный волшебный город, полный всякой чертовщины. Здесь легко оживают дома и вещи, люди ходят и разговаривают сами с собой, а обыкновенный нос может запросто убежать от своего хозяина и разъезжать по городу в экипаже, словно чиновник. Тема Петербурга, наметившаяся в произведениях Пушкина, была расширена и углублена Гоголем.

За внешним блеском столицы автор все отчетливее различал бездушие и хищническую бесчеловечность города-спрута, губящего живые души маленьких, бедных людей, обитателей чердаков и подвалов.

На Невском ежедневно «происходит главная выставка всех лучших произведений человека». «Один показывает щегольской сюртук с лучшим бобром, другой – прекрасный греческий нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая – пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый — перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая – ножку в очаровательном башмачке, седьмой — галстук, возбуждающий удивление, осьмой – усы, повергающие в изумление…» [8,c:123]

На Невском проспекте ценится не человек, не его достоинства – ценятся перстни, сюртуки, башмаки, то есть вещи, по которым определяется положение его в обществе, – вот смысл выставки «лучших произведений человека». В этой пестрой толпе все призрачно, все ложно, обманчиво и продажно. За прекрасными усами, бакенбардами, греческими носами прячется ничтожество и пошлость. Здесь нет подлинной жизни, настоящей красоты.

Это странный мир Гоголя, в котором причудливо «…сплавлены воедино реальность и фантастика, самое обыденное с самым необыкновенным. Петербург у Гоголя предстает городом двойственным. Писатель подчеркивает противоречие между его видимостью и сущностью, восклицая: «О, не верьте этому Невскому проспекту!.. Он лжет во всякое время…» оисходит главная выставка всех лучших произведений человека»ичем»был применен им в «лях. цких сюртуках гуляющим целою толпою и

Петербург у Гоголя — это нереальное, презренное царство чинов и вещей, царство роскоши и власти, где “маленькие люди” исчезают бесследно, не оставляя о себе никакой памяти. Гоголь показывает Петербург через звуки и свет: стук копыт, звук колес, дрожь мостов, свист снега, крики извозчиков, полет карет и саней — просто невероятное мелькание и суета. В этом сказочном мире Вакуле кажется, что оживают даже дома и смотрят на него со всех сторон. Возможно, похожие впечатления испытывал и сам Гоголь, когда впервые приехал в Петербург. О необычайно ярком свете, который исходил от фонарей, Вакула говорит: «Боже ты мой, какой свет! У нас днем не бывает так светло». Дворец здесь просто сказочный. Все вещи в нем удивительные: и лестница, и картина; и даже замки. Люди во дворце тоже сказочные: все в атласных платьях или золотых мундирах. Вакула видит один блеск и больше ничего. В «Ночи перед Рождеством» Петербург яркий, ослепительный, оглушающий и невероятный во всем.

Совсем другим выглядит Петербург в комедии “Ревизор”. Здесь он уже гораздо более реален. В нем нет той сказочности, которая присутствует в «Ночи перед Рождеством», это уже практически настоящий город, в котором чины и деньги решают все. В «Ревизоре» мы встречаем два рассказа о Петербурге — Осипа и Хлестакова. В первом случае это рассказ о нормальном Петербурге, который видит слуга мелкого чиновника. Он не описывает какой-нибудь невероятной роскоши, но говорит о реальных развлечениях, доступных ему и его хозяину: театры, танцующие собаки и катание на извозчике. Ну а что ему нравится больше всего, так это то, что все люди разговаривают очень вежливо: «Галантерейное, черт возьми, обхождение!» Совсем другой Петербург рисует нам Хлестаков. Это уже не Петербург с купцами и танцующими собаками, а Петербург с чинопочитанием и невообразимой роскошью. Это Петербург мечты мелкого чиновника, который хочет стать генералом и пожить на широкую ногу. Петербург в мечтах Хлестакова — это город, где у него много денег и высокий чин, поэтому он живет в роскоши и все его боятся и почитают.

Вывод

Итак, Петербург Гоголя – это фантастический сатирический мир, полный мрачной мистики. Мир, где правят власть и роскошь, а маленький человек не стоит ничего и может сгинуть, не оставив о себе и крупицы памяти. Он словно центр земли, где собран весь мир. «Поэт жизни действительной», Гоголь запечатлел в своих произведениях образ Петербурга, увидев в нём не столько город роскоши и великолепия, сколько город резких социальных контрастов. Гоголь выступает как художник города.

2.3 Петербург Н. А. Некрасова

В некрасовской поэзии, отличающейся исключительной тематической широтой, большое место занимает город. Очень рано узнав жизнь обитателей «петербургских углов», увидев всю безотрадную наготу их существования, поэт «мести и печали» создал целую вереницу «драматических и всегда типично петербургских стихотворных «новелл» — «Маша», «Княгиня», «Размышления у парадного подъезда», «Убогая и нарядная», «сцен» — «О погоде».

Иной раз Петербург в них назван прямо:

Вчерашний день, часу в шестом

Зашел я на Сенную,

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую…

Но даже если Петербург и не назван, он все ровно ощутим – в пейзаже, в обстановке. В стихах и поэмах Некрасова Петербург предстает в разных обличиях, но чаще всего это город социальных контрастов:

…пышны в нем

Театры, улицы, жилища

Счастливцев мира — и кругом

Необозримые кладбища…

Свое внимание поэт уделяет не богатым кварталам, не обитателям дворцов, а «предместьям дальним», где, как «черные змеи», летят

Клубы дыма из труб колоссальных,

Где сплошными огнями горят

Красных фабрик громадные стены…

Поэт понимает, что богатства и красоты города захвачены сильными и сытыми хозяевами земли, отнявшими все радости у тех, кто создал эти богатства.

На город Некрасов смотрит глазами обездоленного разночинца-демократа, глазами обитателя чердаков и подвалов, голодного труженика.

О, город, город роковой!..

………………………………

Душа болит. Не в залах бальных,

Где торжествует суета,-

В приютах нищеты печальных

Блуждает грустная мечта.

В то же время Некрасов глубоко чувствует и тонко подмечает красоту городского пейзажа. Прекрасен город зимой, но бедняку, замерзающему в суровую стужу, не приходится любоваться красотой зимы, когда

Мрут, как мухи, извозчики, прачки,

Мерзнут дети на ложе своем.

Поэтому гораздо чаще Некрасов рисует мрачный, унылый городской пейзаж:

Грязны улицы, лавки, мосты,

Каждый дом золотухой страдает;

Штукатурка валится – и бьет

Тротуаром идущий народ…

Тяжело живется городской голытьбе. Каждый день для нее – «день безобразный – мутный, ветреный, темный и грязный». Улицы, на которых проживают бедняки, пропитаны «смесью водки, конюшни и пыли», здесь и ветер «удушлив не в меру, в нем зловещая нота звучит», и месяц глядит с ясного неба «с какой-то тоской безотрадной».

Кругом все уныло, мрачно, безнадежно. Туманный рассвет, бесцветный день, мглистый вечер, ненастная ночь, студеный ветер, угрюмо плещущая Нева, дома – как тюрьмы… Он видит старую лошадь, жестоко избиваемую погонщиком:

Чуть жива, безобразно тоща,

Надрывается лошадь-калека,

Непосильную ношу влача.

Он видит солдата, несущего детский гроб и сурово плачущего, старушонку в мужских сапогах, провожающую на кладбище горемыку-чиновника, голодного, босого, оборванного бедняка, укравшего калач.

Нищие, ремесленники, голодные дети, писатели, умирающие в больницах для бедных, нескончаемой вереницей проходят перед читателем в «городских» стихах Некрасова.

«Мерещится мне всюду драма!»- восклицает поэт.

Город с его социальными контрастами Некрасов назвал «роковым» и забыть о нем никогда не мог. Видения городского ада преследовали Некрасова всю жизнь. Поэт пишет о «владельцах роскошных палат», не любящих «оборванной черни», ростовщиках, чиновниках-взяточниках, генералах, банкирах и многих других. Некрасов с ненавистью и презрением посылает им страстные проклятья.

Никто из русских поэтов до Некрасова не писал так часто о городе, а главное, никто из них не видел в городе столько ужасов и горя, сколько увидел он. Сила воздействия его стихотворений была настолько велика, что некоторые из современных Некрасову писателей, вольно и невольно, переносили в свои произведения его поэтические наблюдения. Некрасов может быть назван зачинателем городской поэзии.

Вывод

Таким образом, Петербург Некрасова Н.А. предстал перед читателем резко разделенным на два мира — владельцев  «роскошных палат» и обитателей подвалов,  «счастливцев» и  «несчастливцев».

С сердечной болью описывал Некрасов петербургские углы и ютящийся в них нищий, голодный люд. На улицах красивого города он видит прежде всего людей униженных и обиженных, видит картины, которые до него старательно обходили поэты: у памятника Петру I он замечает «сотни сотен крестьянских дровней, которые у присутственных мест дожидаются».

Роскошную столицу, один из красивейших городов мира, Некрасов увидел глазами бедняка и описал ее с горячим сочувствием к несчастным и обездоленным, с ненавистью к сытым, праздным и богатым.

Глава 3 Специфика образа Петербурга в творчестве русских писателей XX вв.

3.4 Санкт-Петербург А. А. Ахматовой

В ХХ век Санкт-Петербург входил, сопровождаемый тревожными и мрачными предсказаниями. В литературе начала века господствовали иные настроения. Сердечной близостью с городом, чувством вечной связи с ним проникнуты «Стихи о Петербурге»(1913) Анны Ахматовой:

Сердце бьется ровно, мерно,

Что мне долгие года!

Ведь под аркой на Галерной

Наши тени навсегда.

В 1913 г. начала свой путь Анна Ахматова. Всё сколько-нибудь замечательное написанное о городе, о его духовном облике, – создано Ахматовой. Ахматовский Петербург прошёл беспощадные испытания в 20-е и 30-е гг., в годы Отечественной войны. Разумеется, её стихи не были тогда всенародно известны, как теперь; они издавались редко и малыми тиражами, не были в чести у официальной критики, не входили в школьный и вузовский курсы литературы; их чурались ещё потому, что первый муж Ахматовой Н.С. Гумилёв был расстрелян в 1921 г., а их сын Л.Н. Гумилёв арестовывался в 1935, 1938, 1949 гг.

Ахматову читали украдкой старшеклассники, студенты, наиболее образованные молодые люди разных профессий. Петербург ХХ в., со всем, что ему «на роду написано», что с ним было, есть и будет, — город Ахматовой, столица ее поэзии. Он входит в ее стихи на правах вечного героя, даже если имя его не произносится.

Блокадные стихи Ахматовой общеизвестны. Она имела право по-царски сказать: «Я была тогда с моим народом», потому что у нее далее следует: «Там, где мой народ, к несчастью, был»(«Реквием»). [13,c:297]

Ахматова пишет не о городе и его архитектурном облике, а о себе и о любви. Петербург в поэзии Ахматовой – фон, декорация, он помогает лирической героине, переживающей боль и страдание, выйти к просветлению. Слово «Ленинград» заменит имя Петербурга в «Реквиеме» – как звук и знак, враждебный лирической героине. И лишь в стихах военных лет обретёт другое звучание, овеянное мученичеством и героизмом.

Петербург воспринимается ею как сердце российской культуры и как символ близкого ей уходящего века, как нечто облагораживающее стихийное состояние человека.

Вывод

Итак, тема Петербурга – Петрограда – Ленинграда стала сквозной в творчестве А. А. Ахматовой, так как она ощущала постоянную органическую слитность с этим городом и его культурой. Её Петербург – это площади, мосты, набережные дворцы, Летний сад.  Город военного времени – это образ воинствующего патриотизма, объединившего тогда в великом противостоянии врагу весь народ.

Разный, но всегда прекрасный, объединивший в себе два века русской истории и культуры, город любви, город судьбы, город творчества, город беды, личной и всенародной, город скорби и красоты – таким предстаёт нам Петербург в стихах Ахматовой. 

Заключение

Подытоживая все сказанное, можно утверждать, что два образа Петербурга, созданные писателями 19 и 20 века, очень отличаются.

Писатели 19 века показали Петербург по-разному. У Пушкина Петербург — город величия и славы, но в то же время это город суеты, забот, повседневных тревог «маленького человека», а Петербург Гоголя – это сатирический мир, полный мрачной мистики. Мир, где правят власть и роскошь, а маленький человек не стоит ничего и может сгинуть, не оставив о себе и крупицы памяти. У Некрасова А.Н. Петербург — город чердаков и подвалов, город тружеников и бедняков.

Поэт 20 века Анна Ахматова показала эстетический идеал Петербурга. Она ощущала постоянную органическую слитность с городом и его культурой. Её Петербург – это площади, мосты, набережные дворцы, Летний сад.  Город военного времени – это образ воинствующего патриотизма, объединившего тогда в великом противостоянии врагу весь народ.

Однако нельзя сказать, что разное видение образа города писателями 19 и 20 вв. отрицают друг друга. Скорее, наоборот, преемственно продолжают. Два разных лика Петербурга взаимодополняют целостную картину, тем самым дают читателю возможность увидеть город в разных его ипостасях. Петербург воспринимается нами как сердце российской культуры и как символ  уходящего века.

Я считаю, что Петербург это то место, где национальное самосознание и самопознание достигнет того предела, за которым откроются новые горизонты жизни; где русская культура отметит лучшие свои триумфы.

Список используемой литературы

1.Анциферов. Н.П. Непостижимый город…. Сост. М. Б. Вербловская. – Спб.: Лениздат:1991.335 с.

2. Белинский В.Г.Н.В. Гоголь в русской критике М.Гослитиздат:1953.265с.

3.Гоголь Н.В. Повести. Воспоминания современников М.Правда:1989.480с

4.Гоголь Н.В. Петербургские повести Центрально-черноземное издательство: 1978.150с.

5. Мейлах Б.С «…Сквозь магический кристалл…»М. Высшая школа:1990.399с.

6.Некрасов Н.А. Стихотворения Правда:1990. 478с.

7. Жизнь и лира: Сборник статей о жизни А. С. Пушкина. – М.: Книга: 1970.342 с.

8. Зажурило В.К. и др. «Люблю тебя, Петра творенье…»: Пушкинские места Ленинграда.- Л.: Лениздат:1989.272 с.

Интернет ресурсы:

http://www.klassika.ru – Классика RU

http://www.rvb.ru – «Русская виртуальная библиотека» – это произведения авторов XVIII – XX вв.

http://pushkin.niv.ru– А.С. Пушкин

http://slova.org.ru, http://silverage.ru/main.html – сводная информационная таблица о литературных направлениях

http://www.netslova.ru/common/slova_about.htm – «Словесность» сетевой литературный журнал

Просмотров работы: 3825

(332 слова) Санкт-Петербург – один из самых удивительных городов России. Он имеет не только политическое и историческое значение, но и, несомненно, литературное. Здесь жили выдающиеся писатели, многие из которых описывали Северную столицу, а порой она даже становилась значимым персонажем произведений. Например, А. С. Пушкин в известной поэме «Медный всадник» обозначил грандиозность и изысканность Петербурга.

Люблю тебя, Петра творенье, / Люблю твой строгий, стройный вид, / Невы державное теченье, / Береговой ее гранит…

Такие прославляющие строки автор посвящает любимому городу, однако тот не имеет в работах писателя исключительно положительный образ. В «Пиковой даме» он становится логовом порока, а многие его жители – безумцами. А в этих строках улавливаются отчаяние и безнадежность:

Город пышный, город бедный, / Дух неволи, стройный вид…

Поэт, восхваляя Петербург, не боялся в произведениях отмечать социальные проблемы, такие как нищета, голод, рабство, хотя понимал, насколько это опасно при правлении Николая I.

Постепенно менялось видение столицы у Н. В. Гоголя: в начале творческого пути он очарован ее великолепием, поэтому в повести «Ночь перед Рождеством» Петербург – фантастический и красивый город. Однако в дальнейшем он теряет свою сказочность и становится безжалостным и порочным; здесь нет места для «маленького человека» («Шинель», «Повесть о капитане Копейкине» из поэмы «Мертвые души»).

Один из наиболее запоминающихся образов Петербурга создал Ф. М. Достоевский в известном романе «Преступление и наказание». Мрачная, серая столица давит на своих жителей, душит их. «Грустный, гадкий и зловонный» город превращается в соучастника злодеяния, совершенного Раскольниковым. Герой замечает красоту архитектуры, однако «необъяснимым холодом веяло» на него от петербургского великолепия; кроме того, он наблюдает за отчаявшимися горожанами. Возможно, именно наблюдения стали основой для теории Раскольникова и толкнули его на убийство. Литературовед Ю. М. Лотман считал, что в Петербурге Достоевского охвачена вся художественная область пространства и времени, и поэтому он приобретает особую привилегию представлять Россию. Также он отмечал, что в романе «Братья Карамазовы» именно в Северной Пальмире олицетворяются болезнь России, ее опасения, ужасы и страсти.

Таким неоднозначным, многогранным предстает перед нами Петербург в русской классической литературе: грязный и красивый, величественный и порочный, город равнодушных чиновников и великих умов, он неустанно наблюдает за трагедиями человеческой жизни.

Автор: Альбина Исмаилова

Интересно? Сохрани у себя на стенке!