Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.
В одно время поехал он на охоту зверьё ловить. А Пётр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, всё больше простую носил.
Вот едет он лесом всё далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу тёмная ночь.
А тут — ещё беда! — напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.
Опечалился царь Пётр.
«Эх, — думает, — остался я теперь ни при чём!»
Ну и закружил Пётр в тёмном лесу.
Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.
Выехал Пётр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.
«Ага, — думает Пётр, — солдат-то мой!»
Пётр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.
А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.
— Здравствуй, служивый, — говорит ему Пётр.
— Здравствуй, не знаю, кто ты таков, — отвечает солдат.
— А я из царской свиты. Поехал с царём на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?
— Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? — говорит солдат.
— Да я по простоте спрашиваю, — говорит Пётр. — Может, дорогу мне покажешь.
— А я сам с дороги сбился, — говорит солдат. — Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.
— Ну, пойдём, будем вместе дорогу искать, — говорит Пётр. — Авось выберемся.
И отправились. Пётр — на коне, а солдат — пеший.
— Тебя как звать-то? — спрашивает царь.
— Меня — Петром, — отвечает солдат. — А тебя?
— А меня Петрушей, — говорит царь.
— А по батюшке как? — спрашивает солдат.
— А по батюшке Алексеич, — отвечает царь.
— И меня Алексеич, — говорит солдат. — Значит, мы с тобой полные тёзки.
— А ты откуда родом? — спрашивает царь.
— Оттуда-то.
— Ну и я тоже. Значит, мало что тёзки, а ещё и земляки. А что, земляк, — говорит ему царь Пётр, — как тебе в полку служится?
— Служба-то ничего, — говорит солдат, — да полковник больно зол: чуть что не по нём — сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу мукой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.
— А ты, верно, и сбежал? — говорит царь.
Солдат и признался тут, что он бежавший.
— Да ты не робей, царь, может, и простит, — говорит Пётр.
А потом спрашивает:
— А кто у вас полковник, кто ротный?
Солдат ему всё толком и доложил: кто ротный, кто полковник.
— А как, служивый, у вас в полку пища? — спрашивает Пётр. — Говядины по скольку варят? По уставу в котёл кладут?
— Про устав одна слава идёт, — говорит солдат, — а говядина мимо плывёт.
Пётр только головой покачал.
— А кашу крутую варят? — опять спрашивает.
— Какое там крутую? — говорит солдат. — Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.
— Да, плохая ваша жизнь, — говорит Пётр. — Я и сам сбежал бы от такой жизни!
Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.
— Ну-ка, тёзка, — говорит Пётр солдату, — подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.
Забрался Пётр на самую вершину, поглядел туда, сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонёк светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.
Слез Пётр на землю, вскочил на коня и говорит:
— Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезёт.
А солдат не соглашается.
— Нет, — говорит, — я уж лучше пешком.
Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.
Долго ли, коротко ли — выехали к огоньку.
Видят: стоит дом. Все окошки тёмные, а одно — наверху — светится.
Дом высоким забором обнесён, нигде ни входа ни выхода.
Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.
Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а всё равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонёк в верхнем окошке погас.
«Ох, недоброе это место», — думает солдат.
А потом говорит царю:
— Послушай, тёзка, подсади-ка ты меня. Я через тын [забор, частокол] перелезу.
Так и сделали. Перелез солдат через забор и открыл ворота.
— Пожалуйста, — говорит Петру, — хлеба- соли откушать, в тепле согреться.
А сам взбежал на крыльцо и давай в дубовую дверь стучать.
— Эй, кто тут есть? — кричит.
Слышат — зашевелился кто-то в доме.
Вышла к ним старуха с фонарём в руках.
— Ты что же, старая, добрым людям не открываешь? — кричит на неё солдат.
— Ах вы, мои родимые! — говорит старуха. — Напугали вы меня. Одна я в целом доме. Хозяина нет, на охоту уехал. А место здесь дикое, сами видите, всякий тёмный люд бродит, вот и запираюсь.
— Ладно, ладно, ты зубы не заговаривай, — говорит солдат. — Куда лошадь ставить?
— Да ставьте, родимые, под навес, тут и ясли [кормушка для скота], и сено есть.
Солдат привязал лошадь, дал ей корму и в избу без спросу идёт. Пётр за ним.
— Ну, старая, — командует солдат, — подавай, что у тебя есть, мне и моему другу Апексеичу.
Старуха видит, что он шибко на неё наступает, спорить не стала, собрала из горшков да котлов остатки — и на стол. У солдата только аппетит разжёгся.
— Не больно-то для гостей ты расщедрилась!
А старуха жалостно так говорит:
— Милые вы мои, нет у меня ничего. Что наготовила — хозяин с собой увёз, а я на пустых щах весь день сижу.
— Врёшь ты, старая, — говорит солдат, — да я не верю. Может, друга моего, Алексеича, и проведёшь, а я не зря в солдатах служил, меня не обманешь. Вот сейчас я сам посмотрю, что у тебя есть.
Открыл он печку и достал оттуда на сковородке жареного гуся.
— Ах ты, старая карга! — закричал солдат. И с кулаками на старуху.
— Оставь ты её! — говорит Пётр. — Чего со старухой связываться!
— Эх, Апексеич, — говорит солдат, — пропадёшь ты со своим смиренством.
Потом подошёл к поставцу, открыл и давай снимать с полок вино и пироги, и хлеб белый.
Сели они за стол, стали угощаться. Наелись, напились, что было у старухи жарено-варено, — всё съели.
— Ну, старая, готовь ночлег, — говорит солдат. — Не видишь, мой друг Апексеич спать хочет.
— А идите, дорогие гости, на чердак, на сеновал, — говорит им старуха. — Там вам и тепло будет, и мягко.
— Это что же, для гостей и угла в доме нет? — говорит солдат. — А в другой горнице у тебя что? — И сам на дверь показывает.
— Разный хлам у меня там свален, родимый, хлам разный, — говорит старуха, а сама поплотнее дверь в соседнюю горницу прикрыла.
Солдат думает: «Что-то хитрит старая ведьма. Дай-ка я погляжу, что там за дверью».
И заглянул незаметно в щёлку. Да так и похолодел!
По стенам горницы сабли да ружья развешаны, а в углу человеческих черепов и костей — целая гора.
Тут понял солдат, что попали они прямо к разбойникам, в самое их гнездо.
Отошёл он тихонько от двери, ничем себя не выдал.
— Что ж, — говорит, — пойдём на сеновал, там ещё лучше спать.
Старуха рада, что гости хоть с глаз подальше уберутся, сена им подбросила и фонариком посветила, пока они наверх лезли.
Расстелил солдат на чердаке сено и говорит Петру:
— Ложись, Алексеич, отдыхай.
— А сам-то что не ложишься? — спрашивает Пётр.
— А дозор нести кто будет? — отвечает солдат. — Это дело солдатское. Да ты спи, спи. А я у окошечка посижу, полюбуюсь, как солнышко поднимается.
Пётр спит, а солдат у окошка сидит, в оба смотрит. «Как бы, думает, смерть свою не проглядеть».
Вдруг — бряк, стук, колокольцы звенят, копыта стучат, — с гиком, свистом едут на двор разбойники.
Посчитал их солдат, — всех разбойников пятеро: четверо молодых, а пятый старик, над всеми, верно, голова.
Старуха на крылечко выбежала, руками на них машет:
— Тише, тише вы, ко мне в силки [петля для ловли птиц и мелких животных] два птенца попались. Один, видать, птица важная, одежда на нём с золотыми галунами, рог — серебряный. А другой хоть и простоват, да такой отчаянный! Одно слово — солдат.
— Ну, сынки, — говорит старшой своим сыновьям-разбойникам, — смотрите-ка, добыча сама в руки идёт!
Те смеются:
— А как же, на ловца и зверь бежит!
Распрягли они лошадей, задали им корму и пошли в дом. Мешки с золотом на скамейки побросали и говорят:
— Давай, хозяйка, есть-пить.
Старуха собрала разные остатки и выставила на стол.
— Что же ты, старая, ни гуся, ни пирогов не даёшь? — спрашивает старшой.
— Да ничего не осталось, — отвечает старуха. — Всё, что было, постояльцы съели-выпили.
— Ладно, — говорят разбойники, — получим с них расчёт за хлеб-соль. Где же они, твои гости?
— На чердаке, на сеновале, — говорит старуха. — Храпят во всё горло.
— Снять их, что ли? — один разбойничек говорит.
— Поди, не торопись, — приказывает атаман. — Пущай спят до времени.
А солдат слышит всё и давай погромче храпеть.
«Не стану, — думает, — Алексеича будить. Один справлюсь с разбойниками».
Приготовил тесак [рубящее и колющее оружие с широким и коротким клинком на крестообразной рукояти] и ждёт, что будет.
Тем временем старуха затопила печь, стала обед варить.
Наелись разбойники, напились, и говорит старик старшому сыну:
— Ну, Саватейка, ты у меня первый, значит, тебе и начинать. Иди сними петушков с жёрдочек.
Взял Саватейка нож и полез наверх. А солдат не дремлет. Только разбойник просунул голову на чердак, солдат как махнёт тесаком — Саватейка и свалился замертво с лестницы.
Отец с братьями удивляются: что это Саватейки долго нет?
— Иди-ка погляди, что он там возится, — говорит старик второму сыну.
Пошёл тот в сени, видит: Саватейка под лестницей лежит.
«Видно, выпил лишнего», — думает разбойник.
И сам полез по лестнице на чердак.
Солдат и его так же встретил.
За вторым братом третий пошёл, за третьим — четвёртый. И со всеми у солдата один разговор: махнёт тесаком, разбойник и повалится.
Ждал-ждал старый разбойник сыновей и пошёл сам.
Подходит к лестнице и видит: сыновья все вповалку лежат.
Заругался старик:
— Бездельники, дармоеды, не могли отцова дела выполнить.
И полез по лестнице.
Только просунул старик голову на чердак, солдат своим тесаком — раз!
— Иди, вожак, к своей стае!
И снял ему голову долой.
Тут принялся он будить Петра:
— Вставай, тёзка. Довольно спать! Эка ты сонуля, как я погляжу!
Пётр проснулся, протёр глаза и спрашивает:
— Что, неужто рассвет уже?
— Рассвет не рассвет, — говорит солдат, — а надо нам отсюда убираться. Занесло нас с тобой в разбойничье гнездо. Они-то, разбойники, думали, что напали на лёгкую добычу, да и сами в силки угодили. Вот, гляди, все лежат.
Пётр глянул — и верно, лежат в сенях пять мёртвых тел, пять разбойников.
— Что же ты меня не разбудил? — спрашивает Пётр.
— Уж больно ты сладко спал, — говорит солдат, — пожалел я тебя будить. Для усталого человека сон — первое дело.
Стали они спускаться по лестнице.
Старуха думает, что это разбойники, и выбежала с фонарём в сени посмотреть, какую добычу они несут.
Тут солдат на неё и налетел.
— Вот, старая карга, чем ты занимаешься! А ну, признавайся, кого ещё у себя прячешь?
А сам тесаком над её головой помахивает.
Пётр смеётся, а старуха плачет.
— Ой, служивенький, никого я больше не прячу! Ой, служивенький, не губи!
Солдат и слушать её не хочет — расходился так, что и не унять.
— Открывай, — кричит, — все потайные погреба, сейчас всех вас на чистую воду выведем, всю сорную траву повыдергаем!
Открыла старуха ему все погреба и подвалы, все потайные кладовые — а там золото горами лежит.
— Ну-ка, тёзка, — говорит царь солдату, — насыпай себе казны [имущество, деньги] сколько хочешь.
Солдат золотыми монетами оба кармана себе набил, и за голенища по горсти сунул, и за пазуху, — всего себя кругом деньгами обсыпал.
— Бери и ты, Петруша! — говорит.
— Мне, служивый, не надо! — отвечает Пётр. — А ты это золото и впрямь заслужил.
Для забавы только взял одну монетку царь Пётр, и всё.
Вот вылезли они из подвала. Солдат опять на старуху наступает:
— Показывай, старая карга, дорогу!
Ну, она и вывела их из лесу.
Выбрались они на большак [большая (основная) дорога, в отличие от просёлочной]. Тут Пётр говорит:
— Вот что, тёзка, теперь давай попрощаемся. Я вперёд один поеду. А ты, как придёшь в столицу, уж сделай милость, приходи в гости.
— Где ж мне тебя найти? — говорит солдат. — Да и поймают меня там!
— Не сомневайся, никто не тронет, — говорит Пётр. — Иди прямо во дворец и спроси Петрушу. Меня там всякий знает. — И проскакал на коне вперёд.
Подъехал Пётр к своей столице и на каждой заставе [в старой России место въезда в город, пункт контроля привозимых товаров, грузов и приезжающих] приказывает караульным, чтобы таковому солдату прохожему все честь отдавали и в город пропускали.
А беглый солдат идёт-бредёт, не торопится. Подходит он к первой заставе. Что за диво! Караульные на караул берут и честь ему воздают, ну словно самому царю.
Пожертвовал он им горсть золота, а сам думает: «Ай, Петруша, вон что сделал! Ведь недаром честь-то мне воздают! Знают, что при мне деньги имеются!»
Дошёл до другой заставы — и там то же. Караульные, как увидели его, сразу навытяжку.
— Что вы, братцы, — говорит солдат, — выпили, видно, лишнего? Рядового за офицера принимаете! Ну, коли так, уважение за уважение!
Сунул он руку в карман, достал горсть золота и раздаёт караульным.
— Выпейте за моё здоровье!
Наконец пришёл в столицу.
«А что, — думает, — пойду я во дворец, повидаюсь с Алексеичем».
Подошёл к дворцу и спрашивает у привратника [сторож у входа, у ворот]:
— Как бы мне Алексеича повидать, Петрушу, он у вас в царской свите состоит, охотником.
— Извольте, — тот говорит, — я вас провожу.
И прямо в царёвы покои его ведёт.
«Ну, — думает солдат, — попал я!»
Тем временем Пётр царскую одежду скинул, охотничью надел и вышел к солдату:
— Здравствуй, тёзка!
А у того и язык не поворачивается. Тихонько так промолвил: ч
— Здравствуй, Петруша!
А потом и говорит:
— Что же ты, Петруша, со мной сделал? Царю выдал! Теперь пропала моя головушка!
— Ты не сомневайся, — говорит ему Пётр. — Мне царь обещал! Да он сам тебе скажет.
И тут же за перегородку пошёл, царскую одежду надел и опять вышел к солдату.
— Здравствуй, служивый!
Солдат честь отдал, навытяжку стал, сам ни жив ни мёртв со страху.
— Здравия желаю! — отвечает.
Он хоть не робкого десятка был, а тут оробел. В глаза царю смотрит, как по уставу положено, а видеть — ничего не видит.
Стал царь его допрашивать:
— Ты чей, откуда?
Ну, делать нечего, надо сознаваться.
— Бежавший я, — говорит солдат.
— Слыхал, — говорит царь. А потом спрашивает: — Петрушу моего знаешь?
— Знаю малость, — отвечает солдат. — Вместе в лесу бедовали.
— Это, значит, ты его от смерти спас?
Молчит солдатик.
«Я-то спас, — думает, — а он вот меня погубил».
— А скажи-ка, солдат, — опять спрашивает царь, — правду ли говорят, что Петруша этот со мной лицом схож?
Солдат глядит и сам себе не верит, ну, одно лицо! Стоит пред ним вчерашний его друг Апексеич.
— Малость смахивает, — отвечает солдат.
Тут царь вынул из кармана золотую монетку, что у разбойников взял, повертел её, с руки на руку перекинул и будто подмигнул солдату.
— Так вот, — говорит, — мне-то хорошо известно, что ты Петрушу от смерти спас. Зато и он тебя нынче спас. По уставу-то знаешь, что полагается за то, что убёг? Ну, да что там говорить! Иди в свой полк и служи, как служил, верой и правдой. Заступишь на место полковника, а полковник пускай на твоём месте послужит, разучится небось воровать.
Подал ему царь своеручное письмо, и зашагал солдат к себе в полк. А друга своего Апексеича не встречал больше никогда. Уж кого только он ни спрашивал — никто про такого знать не знал.
Сказка про царя Петра Великого и солдата, возвращавшегося со службы. Надумал Петр I город на берегу Балтики основать. Выбрал место хорошее. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать! Немецкий инженер предложил камень на куски иссверлить, Итальянцы предложили камень на летательном аппарате перенести. Китайцы обещали камень динамитом взорвать…
«Петр и Петруша» читать
Жил да был на свете царь. Петром его звали. По прозвищу — Великий. И вот как-то надумал он город на берегу Балтики основать и назвать оный город Санкт-Петербургом.
Выбрал место хорошее. И река есть, и море. Ко всем сторонам путь. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать!
— Убрать его немедля! — говорит царь. — Казны не пожалею! Озолочу!
Тут немецкий инженер вышел:
— Натюрлих! Я могу камень механизмой иссверлить на мелкие куски во славу Вашего Императорского Величия. Извольте на обустройство сто тыщ Рублёв.
И пошла работа! Пилой пилил, долотом долбил, молотком отбивал, да ничего не вышло. Только пилы да молотки поломал и механизму свою изгубил!
А тут итальянцы:
— Аллёре, — говорят. — Сие дело деликатное, воздушности требует. Летательный аппарат мастера Леонардо сей камень по воздуху перенесет, а на всё про всё пятьдесят тыщ целковых нам.
Взлететь-то сей аппарат взлетел, да, вишь, верёвки все полопались!
Тут китаец откуда-то выскочил казны сустаток забрал, а камень обещал взорвать.
Ну, тут ихнего брата набежало… Заложили бомбы, петарды, фейерверки!
Фитиль подожгли. И тут как шарахнет!
Дым рассеялся. Камень на месте стоит.
А царя не видать.
Тут свита забеспокоилась:
— Мать честная! А где государь-то?!
А государь летит по небу, государство своё обозревает и думает, что нельзя, мол, так опрометчиво иноземцам доверяться.
Тут солдат по лесу идёт. Домой возвращается. Песню маршевую поет:
«Было дело под Азовом, Дело славное, друзья!
Наш могучий ампиратор,
Наш державный великан
Сам, родимый, пред полками,
Словно сокол, он летал!»
Вдруг прямо перед ним что-то с неба упало.
Глянь — а из болота ноги торчат. Взялся за них солдат и выдернул летуна из трясины.
Царь, не оклемавшись толком, сразу вопрошает:
— Ты кто есть?
— Я, знамо дело, солдат!
Прислонил солдат царя к стволу и в очередь спрашивает:
— А ты кто будешь?
— Я — Пётр!
Солдат его по плечу хлопнул:
— О! Вот так-так! И я Пётр! Тёзка, значит.
А сам с царя кафтан снял и в пруду постирал.
— Эх, Петруша, мил человек, — говорит, — Как же тебя угораздило в болото? Не случись меня, утоп бы до смерти.
Потом искупал царя в пруду и персону его оглядел:
— Вот теперь вижу, что ты Петруха. А то уж подумал, что ты царь!
Пётр насторожился.
— Какой-такой царь? — спрашивает.
— Болотный! — смеётся солдат.
— Ну, царь не царь, а слуга я царский, — хитрит царь, — Выведи-ка меня из лесу, солдат.
— А царя покажешь? — щурится солдат.
— А ты и впрямь царя не видел?
— Куды там, в строю в дальнем шеренге стоял, оттелева не видать.
И пошли они. Солдат поёт:
«Уж не раз грозою грянул
На могучий вражий стан.
Пули облаком неслися,
Кровь горячая лилась…»
Вдруг из-за дерева на них разбойники.
— Стой! — говорят.
Государь к такому обращению непривычный. Да не успел он слово молвить, как атаман его кулаком приложил. Но солдат е испугался – таких тумаков разбойничкам надавал!
Взвалил солдат государя на плечо и дальше зашагал. Идёт, песню поёт:
«Вдруг одна злодейка пуля
В шляпу царскую впилась.
Не смутился анпиратор,
Взор, как молния, блистал!»
Тут и царь очнулся.
— Ну что, оклемался? — спрашивает солдат. И пошли вместе. Пока солдатским маршем-то шли, не заметили, как заблудились. Кругом темень, ни тропки, ни просвету.
Солдат и говорит:
— Ну-ка, тёзка, помоги. Заберусь-ка я повыше, гляну, нет ли огонька, — и полез на самую высокую ёлку.
А царь стоит и думает:
«Надо же! Служил мне двадцать пять лет, а меня не видел! Странно сие!»
Тут солдат на него упал – еле Петр его поймал.
— Есть огонек, Петя, тут недалеко.
Долго ли, коротко ли, вышли к огоньку.
— Ох, не доброе это место, — говорит царь, — для ночлега не приспособленное и на карте государства Российского не отмеченное. А солдата ничем не прошибёшь.
— Ничего! Приспособим! Отметим! Солдат в дверь постучался, да никто не отозвался.
— Спят все? Аль померли? — крикнул солдат да как толканёт дверь, чуть с петель не снёс!
Дверь и отворилась. Глядь — на пороге старая карга: спина колесом, а на горбу чёрный кот глазом сверкает.
— Чаво надоть? — шамкает ведьма.
— Ты чего ж, старая, добрым людям не открываешь, на ночь не пускаешь? — говорит солдат.
— В лесу переночуете! Не похудеете! — огрызнулась старуха и хотела было захлопнуть дверь, да солдат ей помешал.
— Тихо, Бабуля-ягуля! Я-то ладно — солдатская голова, что под дождиком трава. А вот другу моему невместно в лесу ночевать! Он самого царя видал!
Вошли солдат и царь в горницу.
— А ну-ка, что есть в печи, на стол мечи! — говорит солдат.
Старуха из-за печи ругается:
— Сейчас тебе, пробка серая! Держи карман. На вас, дармоедов, не припасено!
Солдат зорким глазом своим да нюхом солдатским заприметил запас в печи. Пришлось-таки старухе делиться.
Полезла ведьма за рюмками, а про себя думает:
«Ладно, попотчиваю вас зельем снотворным. Крепко спать будете. На том свете проснётесь».
Солдат недоброе почуял. Поднесла старуха гостям зелье. Царь рюмку взял, а солдат ему выпить не дал и тайком на пол выплеснул. Старухин кот с пола слизал и немедля заснул.
— Ну и нам спать пора! — сказал солдат. — Эй, старая, готовь ночлег.
Старуха вдруг будто подобрела.
— Идите, гости дорогие, на чердак. Там на сене и тепло и мягко будет. — А сама руки потирает.
Да солдат-то всё примечает. Как на чердак залезли, он царю и говорит:
— Давай-ка по очереди спать, Петруша. Бережёного и Бог бережёт.
Выпал жребий царю в дозор. Солдат лежит и думает:
«Как-то будет Петя на часах стоять? Дай-ка на него гляну».
Смотрит, а тот стоит с закрытыми глазами и качается.
— Что качаешься? Аль дремлешь? — спрашивает солдат.
Царь сей же час глаза открыл:
— Нет, нет!
— То-то, смотри! — наказал солдат.
Вот царь стоял, стоял, и начало его опять в сон клонить. Тут уж солдат не сдержался и кинулся в царя ботинком. Тот враз проснулся, а солдат его корит:
— Разве так караул держат?! — говорит. — Меня двадцать пять лет уму-разуму учили! А тебя, видать, нет! Раз-другой простил, а уж третья вина завсегда виновата!
Посмотрел на государя, а тот еле на ногах держится. Пожалел его солдат:
— Ну, теперь ложись спать, горе луковое! Я сам на часы встану.
Лёг царь на сено, а солдат к оконцу подошёл. Глядь — а из лесу разбойники идут, солдатским кулаком битые. Злые да голодные.
Залез, а там уж его солдат ждёт. Кулаком разбойничка погладил, тот и повалился — как раз под бок к царю.
Ждёт-пождёт вожак Саватейку, а того всё нету. Послал он другого:
— Иди-ка ты погляди, что он там возится!
Только тот на чердак сунулся, солдат его за шкирку взял и всего втащил. Кричит разбойник, а с солдатом сладить не может.
Атаман совсем разозлился.
— Бездельники, дармоеды! — кричит. — Не могут дело сделать!
И сам на чердак полез. Смотрит — а там знакомый солдат с поленом в руках. Разбойника оторопь взяла.
— Опять ты? — говорит.
А солдат отвечает:
— Я! Иди, вожак, к своей стае!
И наладил его поленом по башке.
Тут царь проснулся. Видит — разбойники вповалку лежат, и говорит:
— Что тут было? Опять они?!
— Они! Долго теперь не очухаются!
Государь огорчился:
— Что ж ты меня не разбудил?
Солдат только улыбнулся:
— Уж больно ты, Петруша, сладко спал.
Слезли они с чердака. Увидала бабка, что гости живы и невредимы, испугалась:
— Ой, служивенький, не губи!
А солдат с царём на сундук её смотрят и переглядываются.
Открыли сундук, а там золота на многие тыщи! То разбойники награбили.
Старуха криком кричит:
— Разбойники! Я самому царю буду жаловаться!
Царь только в усы усмехнулся.
Вынесли они сундук из избы и в лодку поставили.
Плывут и вдвоём поют:
«Конь не дрогнул от удара,
Но быстрее поскакал.
Видно, турки промахнулись —
Ампиратор усидел».
А в то время свита под камнем сидит, по царю горюет.
Смотрят — царь с солдатом в лодке подплывают да сундук на берег ставят. Свита так на колени и попадала.
А царь вопрошает:
— Ну, что, потеряли царя своего?
Солдат недоумевает:
— А кто царь-то?
Тут слуга подбежал, государю его камзол подал. Царь прибрался и говорит:
— А видишь — все без шапок, мы с тобой одни в шапках. Вот кто-то из нас двоих и есть царь! Солдат рассуждает:
— Ага! Ты слуга царский. Стало быть, это я, что ль, царь-то?
А царь расхохотался:
— Хитёр, пробка серая! Изворотлив, шельма!
А тут свита опять за своё — не желает ли государь опыт с камнем продолжить?
Царь солдата спрашивает:
— Ну как, солдатик? Что, думаешь, с камнем сим сделать возможно?
А солдат и говорит:
— На камень боле тратиться не надоть. На енто золото, ежели с умом, цельный город отстроить можно. А на камне том надлежит вашему ампираторскому величию памятник водрузить! Потомкам в назидание!
И повелел царь — быть по сему! А солдату тихонько наказал:
— Да смотри, никому не сказывай, что башмаком-то меня огрел.
Как царь повелел, так всё и сделали! И город стоит, и камень с памятником.
Иллюстраторы: Пронин Ю и Капнинский А.
❤️ 31
🔥 23
😁 20
😢 7
👎 8
🥱 12
Добавлено на полку
Удалено с полки
Достигнут лимит
Русская народная сказка про царя Петра I и солдата по имени Петруша. Решил однажды царь построить город на берегу Балтики и назвать его Санкт-Петербург. Да только камень помешал. Решил царь убрать камень и позвал разных специалистов…
Сказка на 13 минут Возраст 4-6 лет
Жил да был на свете царь. Петром его звали. По прозвищу — Великий. И вот как-то надумал он город на берегу Балтики основать и назвать оный город Санкт-Петербургом.
Выбрал место хорошее. И река есть, и море. Ко всем сторонам путь. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать!
— Убрать его немедля! — говорит царь. — Казны не пожалею! Озолочу!
Тут немецкий инженер вышел:
— Натюрлих! Я могу камень механизмой иссверлить на мелкие куски во славу Вашего Императорского Величия. Извольте на обустройство сто тыщ Рублёв.
И пошла работа! Пилой пилил, долотом долбил, молотком отбивал, да ничего не вышло. Только пилы да молотки поломал и механизму свою изгубил!
А тут итальянцы:
— Аллёре, — говорят. — Сие дело деликатное, воздушности требует. Летательный аппарат мастера Леонардо сей камень по воздуху перенесет, а на всё про всё пятьдесят тыщ целковых нам.
Взлететь-то сей аппарат взлетел, да, вишь, верёвки все полопались!
Тут китаец откуда-то выскочил казны сустаток забрал, а камень обещал взорвать.
Ну, тут ихнего брата набежало… Заложили бомбы, петарды, фейерверки!
Фитиль подожгли. И тут как шарахнет!
Дым рассеялся. Камень на месте стоит.
А царя не видать.
Тут свита забеспокоилась:
— Мать честная! А где государь-то?!
А государь летит по небу, государство своё обозревает и думает, что нельзя, мол, так опрометчиво иноземцам доверяться.
Тут солдат по лесу идёт. Домой возвращается. Песню маршевую поет:
«Было дело под Азовом, Дело славное, друзья!
Наш могучий ампиратор,
Наш державный великан
Сам, родимый, пред полками,
Словно сокол, он летал!»
Вдруг прямо перед ним что-то с неба упало.
Глянь — а из болота ноги торчат. Взялся за них солдат и выдернул летуна из трясины.
Царь, не оклемавшись толком, сразу вопрошает:
— Ты кто есть?
— Я, знамо дело, солдат!
Прислонил солдат царя к стволу и в очередь спрашивает:
— А ты кто будешь?
— Я — Пётр!
Солдат его по плечу хлопнул:
— О! Вот так-так! И я Пётр! Тёзка, значит.
А сам с царя кафтан снял и в пруду постирал.
— Эх, Петруша, мил человек, — говорит, — Как же тебя угораздило в болото? Не случись меня, утоп бы до смерти.
Потом искупал царя в пруду и персону его оглядел:
— Вот теперь вижу, что ты Петруха. А то уж подумал, что ты царь!
Пётр насторожился.
— Какой-такой царь? — спрашивает.
— Болотный! — смеётся солдат.
— Ну, царь не царь, а слуга я царский, — хитрит царь, — Выведи-ка меня из лесу, солдат.
— А царя покажешь? — щурится солдат.
— А ты и впрямь царя не видел?
— Куды там, в строю в дальнем шеренге стоял, оттелева не видать.
И пошли они. Солдат поёт:
«Уж не раз грозою грянул
На могучий вражий стан.
Пули облаком неслися,
Кровь горячая лилась…»
Вдруг из-за дерева на них разбойники.
— Стой! — говорят.
Государь к такому обращению непривычный. Да не успел он слово молвить, как атаман его кулаком приложил. Но солдат е испугался – таких тумаков разбойничкам надавал!
Взвалил солдат государя на плечо и дальше зашагал. Идёт, песню поёт:
«Вдруг одна злодейка пуля
В шляпу царскую впилась.
Не смутился анпиратор,
Взор, как молния, блистал!»
Тут и царь очнулся.
— Ну что, оклемался? — спрашивает солдат. И пошли вместе. Пока солдатским маршем-то шли, не заметили, как заблудились. Кругом темень, ни тропки, ни просвету.
Солдат и говорит:
— Ну-ка, тёзка, помоги. Заберусь-ка я повыше, гляну, нет ли огонька, — и полез на самую высокую ёлку.
А царь стоит и думает:
«Надо же! Служил мне двадцать пять лет, а меня не видел! Странно сие!»
Тут солдат на него упал – еле Петр его поймал.
— Есть огонек, Петя, тут недалеко.
Долго ли, коротко ли, вышли к огоньку.
— Ох, не доброе это место, — говорит царь, — для ночлега не приспособленное и на карте государства Российского не отмеченное. А солдата ничем не прошибёшь.
— Ничего! Приспособим! Отметим! Солдат в дверь постучался, да никто не отозвался.
— Спят все? Аль померли? — крикнул солдат да как толканёт дверь, чуть с петель не снёс!
Дверь и отворилась. Глядь — на пороге старая карга: спина колесом, а на горбу чёрный кот глазом сверкает.
— Чаво надоть? — шамкает ведьма.
— Ты чего ж, старая, добрым людям не открываешь, на ночь не пускаешь? — говорит солдат.
— В лесу переночуете! Не похудеете! — огрызнулась старуха и хотела было захлопнуть дверь, да солдат ей помешал.
— Тихо, Бабуля-ягуля! Я-то ладно — солдатская голова, что под дождиком трава. А вот другу моему невместно в лесу ночевать! Он самого царя видал!
Вошли солдат и царь в горницу.
— А ну-ка, что есть в печи, на стол мечи! — говорит солдат.
Старуха из-за печи ругается:
— Сейчас тебе, пробка серая! Держи карман. На вас, дармоедов, не припасено!
Солдат зорким глазом своим да нюхом солдатским заприметил запас в печи. Пришлось-таки старухе делиться.
Полезла ведьма за рюмками, а про себя думает:
«Ладно, попотчиваю вас зельем снотворным. Крепко спать будете. На том свете проснётесь».
Солдат недоброе почуял. Поднесла старуха гостям зелье. Царь рюмку взял, а солдат ему выпить не дал и тайком на пол выплеснул. Старухин кот с пола слизал и немедля заснул.
— Ну и нам спать пора! — сказал солдат. — Эй, старая, готовь ночлег.
Старуха вдруг будто подобрела.
— Идите, гости дорогие, на чердак. Там на сене и тепло и мягко будет. — А сама руки потирает.
Да солдат-то всё примечает. Как на чердак залезли, он царю и говорит:
— Давай-ка по очереди спать, Петруша. Бережёного и Бог бережёт.
Выпал жребий царю в дозор. Солдат лежит и думает:
«Как-то будет Петя на часах стоять? Дай-ка на него гляну».
Смотрит, а тот стоит с закрытыми глазами и качается.
— Что качаешься? Аль дремлешь? — спрашивает солдат.
Царь сей же час глаза открыл:
— Нет, нет!
— То-то, смотри! — наказал солдат.
Вот царь стоял, стоял, и начало его опять в сон клонить. Тут уж солдат не сдержался и кинулся в царя ботинком. Тот враз проснулся, а солдат его корит:
— Разве так караул держат?! — говорит. — Меня двадцать пять лет уму-разуму учили! А тебя, видать, нет! Раз-другой простил, а уж третья вина завсегда виновата!
Посмотрел на государя, а тот еле на ногах держится. Пожалел его солдат:
— Ну, теперь ложись спать, горе луковое! Я сам на часы встану.
Лёг царь на сено, а солдат к оконцу подошёл. Глядь — а из лесу разбойники идут, солдатским кулаком битые. Злые да голодные.
Залез, а там уж его солдат ждёт. Кулаком разбойничка погладил, тот и повалился — как раз под бок к царю.
Ждёт-пождёт вожак Саватейку, а того всё нету. Послал он другого:
— Иди-ка ты погляди, что он там возится!
Только тот на чердак сунулся, солдат его за шкирку взял и всего втащил. Кричит разбойник, а с солдатом сладить не может.
Атаман совсем разозлился.
— Бездельники, дармоеды! — кричит. — Не могут дело сделать!
И сам на чердак полез. Смотрит — а там знакомый солдат с поленом в руках. Разбойника оторопь взяла.
— Опять ты? — говорит.
А солдат отвечает:
— Я! Иди, вожак, к своей стае!
И наладил его поленом по башке.
Тут царь проснулся. Видит — разбойники вповалку лежат, и говорит:
— Что тут было? Опять они?!
— Они! Долго теперь не очухаются!
Государь огорчился:
— Что ж ты меня не разбудил?
Солдат только улыбнулся:
— Уж больно ты, Петруша, сладко спал.
Слезли они с чердака. Увидала бабка, что гости живы и невредимы, испугалась:
— Ой, служивенький, не губи!
А солдат с царём на сундук её смотрят и переглядываются.
Открыли сундук, а там золота на многие тыщи! То разбойники награбили.
Старуха криком кричит:
— Разбойники! Я самому царю буду жаловаться!
Царь только в усы усмехнулся.
Вынесли они сундук из избы и в лодку поставили.
Плывут и вдвоём поют:
«Конь не дрогнул от удара,
Но быстрее поскакал.
Видно, турки промахнулись —
Ампиратор усидел».
А в то время свита под камнем сидит, по царю горюет.
Смотрят — царь с солдатом в лодке подплывают да сундук на берег ставят. Свита так на колени и попадала.
А царь вопрошает:
— Ну, что, потеряли царя своего?
Солдат недоумевает:
— А кто царь-то?
Тут слуга подбежал, государю его камзол подал. Царь прибрался и говорит:
— А видишь — все без шапок, мы с тобой одни в шапках. Вот кто-то из нас двоих и есть царь! Солдат рассуждает:
— Ага! Ты слуга царский. Стало быть, это я, что ль, царь-то?
А царь расхохотался:
— Хитёр, пробка серая! Изворотлив, шельма!
А тут свита опять за своё — не желает ли государь опыт с камнем продолжить?
Царь солдата спрашивает:
— Ну как, солдатик? Что, думаешь, с камнем сим сделать возможно?
А солдат и говорит:
— На камень боле тратиться не надоть. На енто золото, ежели с умом, цельный город отстроить можно. А на камне том надлежит вашему ампираторскому величию памятник водрузить! Потомкам в назидание!
И повелел царь — быть по сему! А солдату тихонько наказал:
— Да смотри, никому не сказывай, что башмаком-то меня огрел.
Как царь повелел, так всё и сделали! И город стоит, и камень с памятником.
Русская народная сказка
Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.
В одно время поехал он на охоту зверье ловить. А Петр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, все больше простую носил.
Вот едет он лесом все далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу темная ночь.
А тут – еще беда! – напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.
Опечалился царь Петр.
«Эх, – думает, – остался я теперь ни при чем!»
Ну и закружил Петр в темном лесу.
Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.
Выехал Петр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.
«Ага, – думает Петр, – солдат-то мой!»
Петр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.
А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.
– Здравствуй, служивый, – говорит ему Петр.
– Здравствуй, не знаю, кто ты таков, – отвечает солдат.
– А я из царской свиты. Поехал с царем на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?
– Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? – говорит солдат.
– Да я по простоте спрашиваю, – говорит Петр. – Может, дорогу мне покажешь.
– А я сам с дороги сбился, – говорит солдат. – Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.
– Ну, пойдем, будем вместе дорогу искать, – говорит Петр. – Авось выберемся.
И отправились. Петр – на коне, а солдат – пеший.
– Тебя как звать-то? – спрашивает царь.
– Петром, – отвечает солдат. – А тебя?
– А меня Петрушей, – говорит царь.
– А по батюшке как? – спрашивает солдат.
– А по батюшке Алексеич, – отвечает царь.
– И меня Алексеич, – говорит солдат. – Значит, мы с тобой полные тезки.
– А ты откуда родом? – спрашивает царь.
– Оттуда-то.
– Ну и я тоже. Значит, мало что тезки, а еще и земляки. А что, земляк, – говорит ему царь Петр, – как тебе в полку служится?
– Служба-то ничего, – говорит солдат, – да полковник больно зол: чуть что не по нем – сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу мукой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.
– А ты, верно, и сбежал? – говорит царь.
Солдат и признался тут, что он бежавший.
– Да ты не робей, царь, может, и простит, – говорит Петр.
А потом спрашивает:
– А кто у вас полковник, кто ротный?
Солдат ему все толком и доложил: кто ротный, кто полковник.
– А как, служивый, у вас в полку пища? – спрашивает Петр. – Говядины по скольку варят? По уставу в котел кладут?
– Про устав одна слава идет, – говорит солдат, – а говядина мимо плывет.
Петр только головой покачал.
– А кашу крутую варят? – опять спрашивает.
– Какое там крутую? – говорит солдат. – Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.
– Да, плохая ваша жизнь, – говорит Петр. – Я и сам сбежал бы от такой жизни!
Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.
– Ну-ка, тезка, – говорит Петр солдату, – подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.
Забрался Петр на самую вершину, поглядел туда-сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонек светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.
Слез Петр на землю, вскочил на коня и говорит:
– Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезет.
А солдат не соглашается.
– Нет, – говорит, – я уж лучше пешком.
Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.
Долго ли, коротко ли – выехали к огоньку.
Видят: стоит дом. Все окошки темные, а одно – наверху – светится.
Дом высоким забором обнесен, нигде ни входа ни выхода.
Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.
Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а все равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонек в верхнем окошке погас.
«Ох, недоброе это место», – думает солдат.
А потом говорит царю:
– Послушай, тезка, подсади-ка ты меня. Я через тын перелезу.
Так и сделали. Перелез солдат через забор и открыл ворота.
– Пожалуйста, – говорит Петру, – хлеба-соли откушать, в тепле согреться.
А сам взбежал на крыльцо и давай в дубовую дверь стучать.
– Эй, кто тут есть? – кричит.
Слышат – зашевелился кто-то в доме.
Вышла к ним старуха с фонарем в руках.
– Ты что же, старая, добрым людям не открываешь? – кричит на нее солдат.
– Ах вы, мои родимые! – говорит старуха. – Напугали вы меня. Одна я в целом доме. Хозяина нет, на охоту уехал. А место здесь дикое, сами видите, всякий темный люд бродит, вот и запираюсь.
– Ладно, ладно, ты зубы не заговаривай, – говорит солдат. – Куда лошадь ставить?
– Да ставьте, родимые, под навес, тут и ясли, и сено есть.
Солдат привязал лошадь, дал ей корму и в избу без спросу идет. Петр за ним.
– Ну, старая, – командует солдат, – подавай, что у тебя есть, мне и моему другу Алексеичу.
Старуха видит, что он шибко на нее наступает, спорить не стала, собрала из горшков да котлов остатки – и на стол. У солдата только аппетит разжегся.
– Не больно-то для гостей ты расщедрилась!
А старуха жалостно так говорит:
– Милые вы мои, нет у меня ничего. Что наготовила – хозяин с собой увез, а я на пустых щах весь день сижу.
– Врешь ты, старая, – говорит солдат, – да я не верю. Может, друга моего, Алексеича, и проведешь, а я не зря в солдатах служил, меня не обманешь. Вот сейчас я сам посмотрю, что у тебя есть.
Открыл он печку и достал оттуда на сковородке жареного гуся.
– Ах ты, старая карга! – закричал солдат. И с кулаками на старуху.
– Оставь ты ее! – говорит Петр. – Чего со старухой связываться!
– Эх, Алексеич, – говорит солдат, – пропадешь ты со своим смиренством.
Потом подошел к поставцу, открыл и давай снимать с полок вино, и пироги, и хлеб белый.
Сели они за стол, стали угощаться. Наелись, напились, что было у старухи жарено-варено – все съели.
– Ну, старая, готовь ночлег, – говорит солдат. – Не видишь, мой друг Алексеич спать хочет.
– А идите, дорогие гости, на чердак, на сеновал, – говорит им старуха. – Там вам и тепло будет, и мягко.
– Это что же, для гостей и угла в доме нет? – говорит солдат. – А в другой горнице у тебя что? – И сам на дверь показывает.
– Разный хлам у меня там свален, родимый, хлам разный, – говорит старуха, а сама поплотнее дверь в соседнюю горницу прикрыла.
Солдат думает: «Что-то хитрит старая ведьма. Дай-ка я погляжу, что там за дверью».
И заглянул незаметно в щелку. Да так и похолодел!
По стенам горницы сабли да ружья развешаны, а в углу человеческих черепов и костей – целая гора.
Тут понял солдат, что попали они прямо к разбойникам, в самое их гнездо.
Отошел он тихонько от двери, ничем себя не выдал.
– Что ж, – говорит, – пойдем на сеновал, там еще лучше спать.
Старуха рада, что гости хоть с глаз подальше уберутся, сена им подбросила и фонариком посветила, пока они наверх лезли.
Расстелил солдат на чердаке сено и говорит Петру:
– Ложись, Алексеич, отдыхай.
– А сам-то что не ложишься? – спрашивает Петр.
– А дозор нести кто будет? – отвечает солдат. – Это дело солдатское. Да ты спи, спи. А я у окошечка посижу, полюбуюсь, как солнышко поднимается.
Петр спит, а солдат у окошка сидит, в оба смотрит. «Как бы, – думает, – смерть свою не проглядеть».
Вдруг – бряк, стук, колокольцы звенят, копыта стучат – с гиком, свистом едут на двор разбойники.
Посчитал их солдат – всех разбойников пятеро: четверо молодых, а пятый старик, над всеми, верно, голова.
Старуха на крылечко выбежала, руками на них машет:
– Тише, тише вы, ко мне в силки два птенца попались. Один, видать, птица важная, одежда на нем с золотыми галунами, рог – серебряный. А другой хоть и простоват, да такой отчаянный! Одно слово – солдат.
– Ну, сынки, – говорит старшой своим сыновьям-разбойникам, – смотрите-ка, добыча сама в руки идет!
Те смеются:
– А как же, на ловца и зверь бежит!
Распрягли они лошадей, задали им корму и пошли в дом. Мешки с золотом на скамейки побросали и говорят:
– Давай, хозяйка, есть-пить.
Старуха собрала разные остатки и выставила на стол.
– Что же ты, старая, ни гуся, ни пирогов не даешь? – спрашивает старшой.
– Да ничего не осталось, – отвечает старуха. – Все, что было, постояльцы съели-выпили.
– Ладно, – говорят разбойники, – получим с них расчет за хлеб-соль. Где же они, твои гости?
– На чердаке, на сеновале, – говорит старуха. – Храпят во все горло.
– Снять их, что ли? – один разбойничек говорит.
– Поди, не торопись, – приказывает атаман. – Пущай спят до времени.
А солдат слышит все и давай погромче храпеть.
«Не стану, – думает, – Алексеича будить. Один справлюсь с разбойниками».
Приготовил тесак и ждет, что будет.
Тем временем старуха затопила печь, стала обед варить.
Наелись разбойники, напились, и говорит старик старшому сыну:
– Ну, Саватейка, ты у меня первый, значит, тебе и начинать. Иди сними петушков с жердочек.
Взял Саватейка нож и полез наверх. А солдат не дремлет. Только разбойник просунул голову на чердак, солдат как махнет тесаком – Саватейка и свалился замертво с лестницы.
Отец с братьями удивляются: что это Саватейки долго нет?
– Иди-ка погляди, что он там возится, – говорит старик второму сыну.
Пошел тот в сени, видит: Саватейка под лестницей лежит.
«Видно, выпил лишнего», – думает разбойник.
И сам полез по лестнице на чердак.
Солдат и его так же встретил.
За вторым братом третий пошел, за третьим – четвертый. И со всеми у солдата один разговор: махнет тесаком – разбойник и повалится.
Ждал-ждал старый разбойник сыновей и пошел сам.
Подходит к лестнице и видит: сыновья все вповалку лежат.
Заругался старик:
– Бездельники, дармоеды, не могли отцова дела выполнить.
И полез по лестнице.
Только просунул старик голову на чердак, солдат своим тесаком – раз!
– Иди, вожак, к своей стае!
И снял ему голову долой.
Тут принялся он будить Петра:
– Вставай, тезка. Довольно спать! Эка ты сонуля, как я погляжу!
Петр проснулся, протер глаза и спрашивает:
– Что, неужто рассвет уже?
– Рассвет не рассвет, – говорит солдат, – а надо нам отсюда убираться. Занесло нас с тобой в разбойничье гнездо. Они-то, разбойники, думали, что напали на легкую добычу, да и сами в силки угодили. Вот, гляди, все лежат.
Петр глянул – и верно, лежат в сенях пять мертвых тел, пять разбойников.
– Что же ты меня не разбудил? – спрашивает Петр.
– Уж больно ты сладко спал, – говорит солдат, – пожалел я тебя будить. Для усталого человека сон – первое дело.
Стали они спускаться по лестнице.
Старуха думает, что это разбойники, и выбежала с фонарем в сени посмотреть, какую добычу они несут.
Тут солдат на нее и налетел.
– Вот, старая карга, чем ты занимаешься! А ну, признавайся, кого еще у себя прячешь?
А сам тесаком над ее головой помахивает.
Петр смеется, а старуха плачет.
– Ой, служивенький, никого я больше не прячу! Ой, служивенький, не губи!
Солдат и слушать ее не хочет – расходился так, что и не унять.
– Открывай, – кричит, – все потайные погреба, сейчас всех вас на чистую воду выведем, всю сорную траву повыдергаем!
Открыла старуха ему все погреба и подвалы, все потайные кладовые – а там золото горами лежит.
– Ну-ка, тезка, – говорит царь солдату, – насыпай себе казны сколько хочешь.
Солдат золотыми монетами оба кармана себе набил, и за голенища по горсти сунул, и за пазуху – всего себя кругом деньгами обсыпал.
– Бери и ты, Петруша! – говорит.
– Мне, служивый, не надо! – отвечает Петр. – А ты это золото и впрямь заслужил.
Для забавы только взял одну монетку царь Петр, и все.
Вот вылезли они из подвала. Солдат опять на старуху наступает:
– Показывай, старая карга, дорогу!
Ну, она и вывела их из лесу.
Выбрались они на большак. Тут Петр говорит:
– Вот что, тезка, теперь давай попрощаемся. Я вперед один поеду. А ты, как придешь в столицу, уж сделай милость, приходи в гости.
– Где ж мне тебя найти? – говорит солдат. – Да и поймают меня там!
– Не сомневайся, никто не тронет, – говорит Петр. – Иди прямо во дворец и спроси Петрушу. Меня там всякий знает. – И проскакал на коне вперед.
Подъехал Петр к своей столице и на каждой заставе приказывает караульным, чтобы таковому солдату прохожему все честь отдавали и в город пропускали.
А беглый солдат идет-бредет, не торопится. Подходит он к первой заставе. Что за диво! Караульные на караул берут и честь ему воздают, ну словно самому царю.
Пожертвовал он им горсть золота, а сам думает: «Ай, Петруша, вон что сделал! Ведь недаром честь-то мне воздают! Знают, что при мне деньги имеются!»
Дошел до другой заставы – и там то же. Караульные, как увидели его, сразу навытяжку.
– Что вы, братцы, – говорит солдат, – выпили, видно, лишнего? Рядового за офицера принимаете! Ну, коли так, уважение за уважение!
Сунул он руку в карман, достал горсть золота и раздает караульным.
– Выпейте за мое здоровье!
Наконец пришел в столицу.
«А что, – думает, – пойду я во дворец, повидаюсь с Алексеичем».
Подошел к дворцу и спрашивает у :привратника
– Как бы мне Алексеича повидать, Петрушу, он у вас в царской свите состоит, охотником.
– Извольте, – тот говорит, – я вас провожу.
И прямо в царевы покои его ведет.
«Ну, – думает солдат, – попал я!»
Тем временем Петр царскую одежду скинул, охотничью надел и вышел к солдату:
– Здравствуй, тезка!
А у того и язык не поворачивается. Тихонько так промолвил:
– Здравствуй, Петруша!
А потом и говорит:
– Что же ты, Петруша, со мной сделал? Царю выдал! Теперь пропала моя головушка!
– Ты не сомневайся, – говорит ему Петр. – Мне царь обещал! Да он сам тебе скажет.
И тут же за перегородку пошел, царскую одежду надел и опять вышел к солдату.
– Здравствуй, служивый!
Солдат честь отдал, навытяжку стал, сам ни жив ни мертв со страху.
– Здравия желаю! – отвечает.
Он хоть не робкого десятка был, а тут оробел. В глаза царю смотрит, как по уставу положено, а видеть – ничего не видит.
Стал царь его допрашивать:
– Ты чей, откуда?
Ну, делать нечего, надо сознаваться.
– Бежавший я, – говорит солдат.
– Слыхал, – говорит царь. А потом спрашивает: – Петрушу моего знаешь?
– Знаю малость, – отвечает солдат. – Вместе в лесу бедовали.
– Это, значит, ты его от смерти спас?
Молчит солдатик.
«Я-то спас, – думает, – а он вот меня погубил».
– А скажи-ка, солдат, – опять спрашивает царь, – правду ли говорят, что Петруша этот со мной лицом схож?
Солдат глядит и сам себе не верит, ну, одно лицо! Стоит пред ним вчерашний его друг Алексеич.
– Малость смахивает, – отвечает солдат.
Тут царь вынул из кармана золотую монетку, что у разбойников взял, повертел ее, с руки на руку перекинул и будто подмигнул солдату.
– Так вот, – говорит, – мне-то хорошо известно, что ты Петрушу от смерти спас. Зато и он тебя нынче спас. По уставу-то знаешь, что полагается за то, что убег? Ну, да что там говорить! Иди в свой полк и служи как служил, верой и правдой. Заступишь на место полковника, а полковник пускай на твоем месте послужит, разучится небось воровать.
Подал ему царь своеручное письмо, и зашагал солдат к себе в полк. А друга своего Алексеича не встречал больше никогда. Уж кого только он не спрашивал – никто про такого знать не знал.
- Полный текст
- Белая уточка
- Бобовое зернышко
- Василиса Прекрасная
- Война грибов с ягодами
- Волк и коза
- Волшебное кольцо
- Ворона и рак
- Горе
- Горшеня
- Гуси-лебеди
- Жена-доказчица
- Жена-спорщица
- Журавль и цапля
- За лапоток – курочку, за курочку – гусочку
- Заяц-хваста
- Зимовье зверей
- Иван Быкович[7]
- Иванушка-дурачок
- Иван-царевич и серый волк
- Как мужик гусей делил
- Каша из топора
- Колобок
- Кот и лиса
- Кочеток и курочка
- Курочка Ряба
- Летучий корабль
- Лиса и волк
- Лиса и дрозд
- Лиса и заяц
- Лиса и журавль
- Лиса и козел
- Лиса и тетерев
- Лиса и кувшин
- Морозко
- Мужик и медведь
- Никита Кожемяка
- Петр и Петруша
- Петух и жерновки[18]
- Петушок – золотой гребешок
- Пузырь, Соломинка и Лапоть
- Репка
- Сестрица Аленушка и братец Иванушка
- Сивка-Бурка
- Теремок
- Хаврошечка
- Хитрая наука
- Царевна-Лягушка
Петр и Петруша
Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.
В одно время поехал он на охоту зверье ловить. А Петр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, все больше простую носил.
Вот едет он лесом все далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу темная ночь.
А тут – еще беда! – напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.
Опечалился царь Петр.
«Эх, – думает, – остался я теперь ни при чем!»
Ну и закружил Петр в темном лесу.
Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.
Выехал Петр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.
«Ага, – думает Петр, – солдат-то мой!»
Петр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.
А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.
– Здравствуй, служивый, – говорит ему Петр.
– Здравствуй, не знаю, кто ты таков, – отвечает солдат.
– А я из царской свиты. Поехал с царем на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?
– Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? – говорит солдат.
– Да я по простоте спрашиваю, – говорит Петр. – Может, дорогу мне покажешь.
– А я сам с дороги сбился, – говорит солдат. – Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.
– Ну, пойдем, будем вместе дорогу искать, – говорит Петр. – Авось выберемся.
И отправились. Петр – на коне, а солдат – пеший.
– Тебя как звать-то? – спрашивает царь.
– Петром, – отвечает солдат. – А тебя?
– А меня Петрушей, – говорит царь.
– А по батюшке как? – спрашивает солдат.
– А по батюшке Алексеич, – отвечает царь.
– И меня Алексеич, – говорит солдат. – Значит, мы с тобой полные тезки.
– А ты откуда родом? – спрашивает царь.
– Оттуда-то.
– Ну и я тоже. Значит, мало что тезки, а еще и земляки. А что, земляк, – говорит ему царь Петр, – как тебе в полку служится?
– Служба-то ничего, – говорит солдат, – да полковник больно зол: чуть что не по нем – сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу мукой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.
– А ты, верно, и сбежал? – говорит царь.
Солдат и признался тут, что он бежавший.
– Да ты не робей, царь, может, и простит, – говорит Петр.
А потом спрашивает:
– А кто у вас полковник, кто ротный?
Солдат ему все толком и доложил: кто ротный, кто полковник.
– А как, служивый, у вас в полку пища? – спрашивает Петр. – Говядины по скольку варят? По уставу в котел кладут?
– Про устав одна слава идет, – говорит солдат, – а говядина мимо плывет.
Петр только головой покачал.
– А кашу крутую варят? – опять спрашивает.
– Какое там крутую? – говорит солдат. – Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.
– Да, плохая ваша жизнь, – говорит Петр. – Я и сам сбежал бы от такой жизни!
Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.
– Ну-ка, тезка, – говорит Петр солдату, – подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.
Забрался Петр на самую вершину, поглядел туда-сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонек светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.
Слез Петр на землю, вскочил на коня и говорит:
– Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезет.
А солдат не соглашается.
– Нет, – говорит, – я уж лучше пешком.
Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.
Долго ли, коротко ли – выехали к огоньку.
Видят: стоит дом. Все окошки темные, а одно – наверху – светится.
Дом высоким забором обнесен, нигде ни входа ни выхода.
Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.
Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а все равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонек в верхнем окошке погас.
«Ох, недоброе это место», – думает солдат.
А потом говорит царю:
– Послушай, тезка, подсади-ка ты меня. Я через тын[10] перелезу.
Так и сделали. Перелез солдат через забор и открыл ворота.
– Пожалуйста, – говорит Петру, – хлеба-соли откушать, в тепле согреться.
А сам взбежал на крыльцо и давай в дубовую дверь стучать.
– Эй, кто тут есть? – кричит.
Слышат – зашевелился кто-то в доме.
Вышла к ним старуха с фонарем в руках.
– Ты что же, старая, добрым людям не открываешь? – кричит на нее солдат.
– Ах вы, мои родимые! – говорит старуха. – Напугали вы меня. Одна я в целом доме. Хозяина нет, на охоту уехал. А место здесь дикое, сами видите, всякий темный люд бродит, вот и запираюсь.
– Ладно, ладно, ты зубы не заговаривай, – говорит солдат. – Куда лошадь ставить?
– Да ставьте, родимые, под навес, тут и ясли[11], и сено есть.
Солдат привязал лошадь, дал ей корму и в избу без спросу идет. Петр за ним.
– Ну, старая, – командует солдат, – подавай, что у тебя есть, мне и моему другу Алексеичу.
Старуха видит, что он шибко на нее наступает, спорить не стала, собрала из горшков да котлов остатки – и на стол. У солдата только аппетит разжегся.
– Не больно-то для гостей ты расщедрилась!
А старуха жалостно так говорит:
– Милые вы мои, нет у меня ничего. Что наготовила – хозяин с собой увез, а я на пустых щах весь день сижу.
– Врешь ты, старая, – говорит солдат, – да я не верю. Может, друга моего, Алексеича, и проведешь, а я не зря в солдатах служил, меня не обманешь. Вот сейчас я сам посмотрю, что у тебя есть.
Открыл он печку и достал оттуда на сковородке жареного гуся.
– Ах ты, старая карга! – закричал солдат. И с кулаками на старуху.
– Оставь ты ее! – говорит Петр. – Чего со старухой связываться!
– Эх, Алексеич, – говорит солдат, – пропадешь ты со своим смиренством.
Потом подошел к поставцу, открыл и давай снимать с полок вино, и пироги, и хлеб белый.
Сели они за стол, стали угощаться. Наелись, напились, что было у старухи жарено-варено – все съели.
– Ну, старая, готовь ночлег, – говорит солдат. – Не видишь, мой друг Алексеич спать хочет.
– А идите, дорогие гости, на чердак, на сеновал, – говорит им старуха. – Там вам и тепло будет, и мягко.
– Это что же, для гостей и угла в доме нет? – говорит солдат. – А в другой горнице у тебя что? – И сам на дверь показывает.
– Разный хлам у меня там свален, родимый, хлам разный, – говорит старуха, а сама поплотнее дверь в соседнюю горницу прикрыла.
Солдат думает: «Что-то хитрит старая ведьма. Дай-ка я погляжу, что там за дверью».
И заглянул незаметно в щелку. Да так и похолодел!
По стенам горницы сабли да ружья развешаны, а в углу человеческих черепов и костей – целая гора.
Тут понял солдат, что попали они прямо к разбойникам, в самое их гнездо.
Отошел он тихонько от двери, ничем себя не выдал.
– Что ж, – говорит, – пойдем на сеновал, там еще лучше спать.
Старуха рада, что гости хоть с глаз подальше уберутся, сена им подбросила и фонариком посветила, пока они наверх лезли.
Расстелил солдат на чердаке сено и говорит Петру:
– Ложись, Алексеич, отдыхай.
– А сам-то что не ложишься? – спрашивает Петр.
– А дозор нести кто будет? – отвечает солдат. – Это дело солдатское. Да ты спи, спи. А я у окошечка посижу, полюбуюсь, как солнышко поднимается.
Петр спит, а солдат у окошка сидит, в оба смотрит. «Как бы, – думает, – смерть свою не проглядеть».
Вдруг – бряк, стук, колокольцы звенят, копыта стучат – с гиком, свистом едут на двор разбойники.
Посчитал их солдат – всех разбойников пятеро: четверо молодых, а пятый старик, над всеми, верно, голова.
Старуха на крылечко выбежала, руками на них машет:
– Тише, тише вы, ко мне в силки[12] два птенца попались. Один, видать, птица важная, одежда на нем с золотыми галунами, рог – серебряный. А другой хоть и простоват, да такой отчаянный! Одно слово – солдат.
– Ну, сынки, – говорит старшой своим сыновьям-разбойникам, – смотрите-ка, добыча сама в руки идет!
Те смеются:
– А как же, на ловца и зверь бежит!
Распрягли они лошадей, задали им корму и пошли в дом. Мешки с золотом на скамейки побросали и говорят:
– Давай, хозяйка, есть-пить.
Старуха собрала разные остатки и выставила на стол.
– Что же ты, старая, ни гуся, ни пирогов не даешь? – спрашивает старшой.
– Да ничего не осталось, – отвечает старуха. – Все, что было, постояльцы съели-выпили.
– Ладно, – говорят разбойники, – получим с них расчет за хлеб-соль. Где же они, твои гости?
– На чердаке, на сеновале, – говорит старуха. – Храпят во все горло.
– Снять их, что ли? – один разбойничек говорит.
– Поди, не торопись, – приказывает атаман. – Пущай спят до времени.
А солдат слышит все и давай погромче храпеть.
«Не стану, – думает, – Алексеича будить. Один справлюсь с разбойниками».
Приготовил тесак[13] и ждет, что будет.
Тем временем старуха затопила печь, стала обед варить.
Наелись разбойники, напились, и говорит старик старшому сыну:
– Ну, Саватейка, ты у меня первый, значит, тебе и начинать. Иди сними петушков с жердочек.
Взял Саватейка нож и полез наверх. А солдат не дремлет. Только разбойник просунул голову на чердак, солдат как махнет тесаком – Саватейка и свалился замертво с лестницы.
Отец с братьями удивляются: что это Саватейки долго нет?
– Иди-ка погляди, что он там возится, – говорит старик второму сыну.
Пошел тот в сени, видит: Саватейка под лестницей лежит.
«Видно, выпил лишнего», – думает разбойник.
И сам полез по лестнице на чердак.
Солдат и его так же встретил.
За вторым братом третий пошел, за третьим – четвертый. И со всеми у солдата один разговор: махнет тесаком – разбойник и повалится.
Ждал-ждал старый разбойник сыновей и пошел сам.
Подходит к лестнице и видит: сыновья все вповалку лежат.
Заругался старик:
– Бездельники, дармоеды, не могли отцова дела выполнить.
И полез по лестнице.
Только просунул старик голову на чердак, солдат своим тесаком – раз!
– Иди, вожак, к своей стае!
И снял ему голову долой.
Тут принялся он будить Петра:
– Вставай, тезка. Довольно спать! Эка ты сонуля, как я погляжу!
Петр проснулся, протер глаза и спрашивает:
– Что, неужто рассвет уже?
– Рассвет не рассвет, – говорит солдат, – а надо нам отсюда убираться. Занесло нас с тобой в разбойничье гнездо. Они-то, разбойники, думали, что напали на легкую добычу, да и сами в силки угодили. Вот, гляди, все лежат.
Петр глянул – и верно, лежат в сенях пять мертвых тел, пять разбойников.
– Что же ты меня не разбудил? – спрашивает Петр.
– Уж больно ты сладко спал, – говорит солдат, – пожалел я тебя будить. Для усталого человека сон – первое дело.
Стали они спускаться по лестнице.
Старуха думает, что это разбойники, и выбежала с фонарем в сени посмотреть, какую добычу они несут.
Тут солдат на нее и налетел.
– Вот, старая карга, чем ты занимаешься! А ну, признавайся, кого еще у себя прячешь?
А сам тесаком над ее головой помахивает.
Петр смеется, а старуха плачет.
– Ой, служивенький, никого я больше не прячу! Ой, служивенький, не губи!
Солдат и слушать ее не хочет – расходился так, что и не унять.
– Открывай, – кричит, – все потайные погреба, сейчас всех вас на чистую воду выведем, всю сорную траву повыдергаем!
Открыла старуха ему все погреба и подвалы, все потайные кладовые – а там золото горами лежит.
– Ну-ка, тезка, – говорит царь солдату, – насыпай себе казны[14] сколько хочешь.
Солдат золотыми монетами оба кармана себе набил, и за голенища по горсти сунул, и за пазуху – всего себя кругом деньгами обсыпал.
– Бери и ты, Петруша! – говорит.
– Мне, служивый, не надо! – отвечает Петр. – А ты это золото и впрямь заслужил.
Для забавы только взял одну монетку царь Петр, и все.
Вот вылезли они из подвала. Солдат опять на старуху наступает:
– Показывай, старая карга, дорогу!
Ну, она и вывела их из лесу.
Выбрались они на большак[15]. Тут Петр говорит:
– Вот что, тезка, теперь давай попрощаемся. Я вперед один поеду. А ты, как придешь в столицу, уж сделай милость, приходи в гости.
– Где ж мне тебя найти? – говорит солдат. – Да и поймают меня там!
– Не сомневайся, никто не тронет, – говорит Петр. – Иди прямо во дворец и спроси Петрушу. Меня там всякий знает. – И проскакал на коне вперед.
Подъехал Петр к своей столице и на каждой заставе[16] приказывает караульным, чтобы таковому солдату прохожему все честь отдавали и в город пропускали.
А беглый солдат идет-бредет, не торопится. Подходит он к первой заставе. Что за диво! Караульные на караул берут и честь ему воздают, ну словно самому царю.
Пожертвовал он им горсть золота, а сам думает: «Ай, Петруша, вон что сделал! Ведь недаром честь-то мне воздают! Знают, что при мне деньги имеются!»
Дошел до другой заставы – и там то же. Караульные, как увидели его, сразу навытяжку.
– Что вы, братцы, – говорит солдат, – выпили, видно, лишнего? Рядового за офицера принимаете! Ну, коли так, уважение за уважение!
Сунул он руку в карман, достал горсть золота и раздает караульным.
– Выпейте за мое здоровье!
Наконец пришел в столицу.
«А что, – думает, – пойду я во дворец, повидаюсь с Алексеичем».
Подошел к дворцу и спрашивает у привратника[17]:
– Как бы мне Алексеича повидать, Петрушу, он у вас в царской свите состоит, охотником.
– Извольте, – тот говорит, – я вас провожу.
И прямо в царевы покои его ведет.
«Ну, – думает солдат, – попал я!»
Тем временем Петр царскую одежду скинул, охотничью надел и вышел к солдату:
– Здравствуй, тезка!
А у того и язык не поворачивается. Тихонько так промолвил:
– Здравствуй, Петруша!
А потом и говорит:
– Что же ты, Петруша, со мной сделал? Царю выдал! Теперь пропала моя головушка!
– Ты не сомневайся, – говорит ему Петр. – Мне царь обещал! Да он сам тебе скажет.
И тут же за перегородку пошел, царскую одежду надел и опять вышел к солдату.
– Здравствуй, служивый!
Солдат честь отдал, навытяжку стал, сам ни жив ни мертв со страху.
– Здравия желаю! – отвечает.
Он хоть не робкого десятка был, а тут оробел. В глаза царю смотрит, как по уставу положено, а видеть – ничего не видит.
Стал царь его допрашивать:
– Ты чей, откуда?
Ну, делать нечего, надо сознаваться.
– Бежавший я, – говорит солдат.
– Слыхал, – говорит царь. А потом спрашивает: – Петрушу моего знаешь?
– Знаю малость, – отвечает солдат. – Вместе в лесу бедовали.
– Это, значит, ты его от смерти спас?
Молчит солдатик.
«Я‑то спас, – думает, – а он вот меня погубил».
– А скажи-ка, солдат, – опять спрашивает царь, – правду ли говорят, что Петруша этот со мной лицом схож?
Солдат глядит и сам себе не верит, ну, одно лицо! Стоит пред ним вчерашний его друг Алексеич.
– Малость смахивает, – отвечает солдат.
Тут царь вынул из кармана золотую монетку, что у разбойников взял, повертел ее, с руки на руку перекинул и будто подмигнул солдату.
– Так вот, – говорит, – мне-то хорошо известно, что ты Петрушу от смерти спас. Зато и он тебя нынче спас. По уставу-то знаешь, что полагается за то, что убег? Ну, да что там говорить! Иди в свой полк и служи как служил, верой и правдой. Заступишь на место полковника, а полковник пускай на твоем месте послужит, разучится небось воровать.
Подал ему царь своеручное письмо, и зашагал солдат к себе в полк. А друга своего Алексеича не встречал больше никогда. Уж кого только он не спрашивал – никто про такого знать не знал.
Народное творчество
Пётр и Петруша
Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.
В одно время поехал он на охоту зверьё ловить. А Пётр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, всё больше простую носил.
Вот едет он лесом всё далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу тёмная ночь.
А тут – ещё беда! – напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.
Опечалился царь Пётр.
«Эх, – думает, – остался я теперь ни при чём!»
Ну и закружил Пётр в тёмном лесу.
Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.
Выехал Пётр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.
«Ага, – думает Пётр, – солдат-то мой!»
Пётр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.
А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.
– Здравствуй, служивый, – говорит ему Пётр.
– Здравствуй, не знаю, кто ты таков, – отвечает солдат.
– А я из царской свиты. Поехал с царём на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?
– Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? – говорит солдат.
– Да я по простоте спрашиваю, – говорит Пётр. – Может, дорогу мне покажешь.
– А я сам с дороги сбился, – говорит солдат. – Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.
– Ну, пойдём, будем вместе дорогу искать, – говорит Пётр. – Авось выберемся.
И отправились. Пётр – на коне, а солдат – пеший.
– Тебя как звать-то? – спрашивает царь.
– Меня – Петром, – отвечает солдат. – А тебя?
– А меня Петрушей, – говорит царь.
– А по батюшке как? – спрашивает солдат.
– А по батюшке Алексеич, – отвечает царь.
– И меня Алексеич, – говорит солдат. – Значит, мы с тобой полные тёзки.
– А ты откуда родом? – спрашивает царь.
– Оттуда-то.
– Ну и я тоже. Значит, мало что тёзки, а ещё и земляки. А что, земляк, – говорит ему царь Пётр, – как тебе в полку служится?
– Служба-то ничего, – говорит солдат, – да полковник больно зол: чуть что не по нём – сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу му́кой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.
– А ты, верно, и сбежал? – говорит царь.
Солдат и признался тут, что он бежавший.
– Да ты не робей, царь, может, и простит, – говорит Пётр.
А потом спрашивает:
– А кто у вас полковник, кто ротный?
Солдат ему всё толком и доложил: кто ротный, кто полковник.
– А как, служивый, у вас в полку пища? – спрашивает Пётр. – Говядины по скольку варят? По уставу в котёл кладут?
– Про устав одна слава идёт, – говорит солдат, – а говядина мимо плывёт.
Пётр только головой покачал.
– А кашу крутую варят? – опять спрашивает.
– Какое там крутую? – говорит солдат. – Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.
– Да, плохая ваша жизнь, – говорит Пётр. – Я и сам сбежал бы от такой жизни!
Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.
– Ну-ка, тёзка, – говорит Пётр солдату, – подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.
Сказка про царя Петра Великого и солдата, возвращавшегося со службы. Надумал Петр I город на берегу Балтики основать. Выбрал место хорошее. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать! Немецкий инженер предложил камень на куски иссверлить, Итальянцы предложили камень на летательном аппарате перенести. Китайцы обещали камень динамитом взорвать…
Жил да был на свете царь. Петром его звали. По прозвищу — Великий. И вот как-то надумал он город на берегу Балтики основать и назвать оный город Санкт-Петербургом.
Выбрал место хорошее. И река есть, и море. Ко всем сторонам путь. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать!
И пошла работа! Пилой пилил, долотом долбил, молотком отбивал, да ничего не вышло. Только пилы да молотки поломал и механизму свою изгубил!
А тут итальянцы:
— Аллёре, — говорят. — Сие дело деликатное, воздушности требует. Летательный аппарат мастера Леонардо сей камень по воздуху перенесет, а на всё про всё пятьдесят тыщ целковых нам.
Взлететь-то сей аппарат взлетел, да, вишь, верёвки все полопались!
Тут китаец откуда-то выскочил казны сустаток забрал, а камень обещал взорвать.
Ну, тут ихнего брата набежало… Заложили бомбы, петарды, фейерверки!
Фитиль подожгли. И тут как шарахнет!
Дым рассеялся. Камень на месте стоит.
А царя не видать.
Тут свита забеспокоилась:
— Мать честная! А где государь-то?!
А государь летит по небу, государство своё обозревает и думает, что нельзя, мол, так опрометчиво иноземцам доверяться.
Тут солдат по лесу идёт. Домой возвращается. Песню маршевую поет:
«Было дело под Азовом, Дело славное, друзья!
Наш могучий ампиратор,
Наш державный великан
Сам, родимый, пред полками,
Словно сокол, он летал!»
Вдруг прямо перед ним что-то с неба упало.
Глянь — а из болота ноги торчат. Взялся за них солдат и выдернул летуна из трясины.
Царь, не оклемавшись толком, сразу вопрошает:
— Ты кто есть?
— Я, знамо дело, солдат!
Прислонил солдат царя к стволу и в очередь спрашивает:
— А ты кто будешь?
— Я — Пётр!
Солдат его по плечу хлопнул:
— О! Вот так-так! И я Пётр! Тёзка, значит.
А сам с царя кафтан снял и в пруду постирал.
— Эх, Петруша, мил человек, — говорит, — Как же тебя угораздило в болото? Не случись меня, утоп бы до смерти.
Потом искупал царя в пруду и персону его оглядел:
— Вот теперь вижу, что ты Петруха. А то уж подумал, что ты царь!
Пётр насторожился.
— Какой-такой царь? — спрашивает.
— Болотный! — смеётся солдат.
— Ну, царь не царь, а слуга я царский, — хитрит царь, — Выведи-ка меня из лесу, солдат.
— А царя покажешь? — щурится солдат.
— А ты и впрямь царя не видел?
— Куды там, в строю в дальнем шеренге стоял, оттелева не видать.
И пошли они. Солдат поёт:
«Уж не раз грозою грянул
На могучий вражий стан.
Пули облаком неслися,
Кровь горячая лилась…»
Вдруг из-за дерева на них разбойники.
— Стой! — говорят.
Государь к такому обращению непривычный. Да не успел он слово молвить, как атаман его кулаком приложил. Но солдат е испугался – таких тумаков разбойничкам надавал!
Взвалил солдат государя на плечо и дальше зашагал. Идёт, песню поёт:
«Вдруг одна злодейка пуля
В шляпу царскую впилась.
Не смутился анпиратор,
Взор, как молния, блистал!»
Тут и царь очнулся.
— Ну что, оклемался? — спрашивает солдат. И пошли вместе. Пока солдатским маршем-то шли, не заметили, как заблудились. Кругом темень, ни тропки, ни просвету.
Солдат и говорит:
— Ну-ка, тёзка, помоги. Заберусь-ка я повыше, гляну, нет ли огонька, — и полез на самую высокую ёлку.
А царь стоит и думает:
«Надо же! Служил мне двадцать пять лет, а меня не видел! Странно сие!»
Тут солдат на него упал – еле Петр его поймал.
— Есть огонек, Петя, тут недалеко.
Долго ли, коротко ли, вышли к огоньку.
— Ох, не доброе это место, — говорит царь, — для ночлега не приспособленное и на карте государства Российского не отмеченное. А солдата ничем не прошибёшь.
— Ничего! Приспособим! Отметим! Солдат в дверь постучался, да никто не отозвался.
— Спят все? Аль померли? — крикнул солдат да как толканёт дверь, чуть с петель не снёс!
Дверь и отворилась. Глядь — на пороге старая карга: спина колесом, а на горбу чёрный кот глазом сверкает.
— Чаво надоть? — шамкает ведьма.
— Ты чего ж, старая, добрым людям не открываешь, на ночь не пускаешь? — говорит солдат.
— В лесу переночуете! Не похудеете! — огрызнулась старуха и хотела было захлопнуть дверь, да солдат ей помешал.
— Тихо, Бабуля-ягуля! Я-то ладно — солдатская голова, что под дождиком трава. А вот другу моему невместно в лесу ночевать! Он самого царя видал!
Вошли солдат и царь в горницу.
— А ну-ка, что есть в печи, на стол мечи! — говорит солдат.
Старуха из-за печи ругается:
— Сейчас тебе, пробка серая! Держи карман. На вас, дармоедов, не припасено!
Солдат зорким глазом своим да нюхом солдатским заприметил запас в печи. Пришлось-таки старухе делиться.
Полезла ведьма за рюмками, а про себя думает:
«Ладно, попотчиваю вас зельем снотворным. Крепко спать будете. На том свете проснётесь».
Солдат недоброе почуял. Поднесла старуха гостям зелье. Царь рюмку взял, а солдат ему выпить не дал и тайком на пол выплеснул. Старухин кот с пола слизал и немедля заснул.
— Ну и нам спать пора! — сказал солдат. — Эй, старая, готовь ночлег.
Старуха вдруг будто подобрела.
— Идите, гости дорогие, на чердак. Там на сене и тепло и мягко будет. — А сама руки потирает.
Да солдат-то всё примечает. Как на чердак залезли, он царю и говорит:
— Давай-ка по очереди спать, Петруша. Бережёного и Бог бережёт.
Выпал жребий царю в дозор. Солдат лежит и думает:
«Как-то будет Петя на часах стоять? Дай-ка на него гляну».
Смотрит, а тот стоит с закрытыми глазами и качается.
— Что качаешься? Аль дремлешь? — спрашивает солдат.
Царь сей же час глаза открыл:
— Нет, нет!
— То-то, смотри! — наказал солдат.
Вот царь стоял, стоял, и начало его опять в сон клонить. Тут уж солдат не сдержался и кинулся в царя ботинком. Тот враз проснулся, а солдат его корит:
— Разве так караул держат?! — говорит. — Меня двадцать пять лет уму-разуму учили! А тебя, видать, нет! Раз-другой простил, а уж третья вина завсегда виновата!
Посмотрел на государя, а тот еле на ногах держится. Пожалел его солдат:
— Ну, теперь ложись спать, горе луковое! Я сам на часы встану.
Лёг царь на сено, а солдат к оконцу подошёл. Глядь — а из лесу разбойники идут, солдатским кулаком битые. Злые да голодные.
Залез, а там уж его солдат ждёт. Кулаком разбойничка погладил, тот и повалился — как раз под бок к царю.
Ждёт-пождёт вожак Саватейку, а того всё нету. Послал он другого:
— Иди-ка ты погляди, что он там возится!
Только тот на чердак сунулся, солдат его за шкирку взял и всего втащил. Кричит разбойник, а с солдатом сладить не может.
Атаман совсем разозлился.
— Бездельники, дармоеды! — кричит. — Не могут дело сделать!
И сам на чердак полез. Смотрит — а там знакомый солдат с поленом в руках. Разбойника оторопь взяла.
— Опять ты? — говорит.
А солдат отвечает:
И наладил его поленом по башке.
Тут царь проснулся. Видит — разбойники вповалку лежат, и говорит:
— Что тут было? Опять они?!
— Они! Долго теперь не очухаются!
Государь огорчился:
— Что ж ты меня не разбудил?
Солдат только улыбнулся:
— Уж больно ты, Петруша, сладко спал.
Слезли они с чердака. Увидала бабка, что гости живы и невредимы, испугалась:
— Ой, служивенький, не губи!
А солдат с царём на сундук её смотрят и переглядываются.
Открыли сундук, а там золота на многие тыщи! То разбойники награбили.
Старуха криком кричит:
— Разбойники! Я самому царю буду жаловаться!
Царь только в усы усмехнулся.
Вынесли они сундук из избы и в лодку поставили.
Плывут и вдвоём поют:
«Конь не дрогнул от удара,
Но быстрее поскакал.
Видно, турки промахнулись —
Ампиратор усидел».
А в то время свита под камнем сидит, по царю горюет.
Смотрят — царь с солдатом в лодке подплывают да сундук на берег ставят. Свита так на колени и попадала.
А царь вопрошает:
— Ну, что, потеряли царя своего?
Солдат недоумевает:
— А кто царь-то?
Тут слуга подбежал, государю его камзол подал. Царь прибрался и говорит:
— А видишь — все без шапок, мы с тобой одни в шапках. Вот кто-то из нас двоих и есть царь! Солдат рассуждает:
— Ага! Ты слуга царский. Стало быть, это я, что ль, царь-то?
А царь расхохотался:
— Хитёр, пробка серая! Изворотлив, шельма!
А тут свита опять за своё — не желает ли государь опыт с камнем продолжить?
Царь солдата спрашивает:
— Ну как, солдатик? Что, думаешь, с камнем сим сделать возможно?
А солдат и говорит:
— На камень боле тратиться не надоть. На енто золото, ежели с умом, цельный город отстроить можно. А на камне том надлежит вашему ампираторскому величию памятник водрузить! Потомкам в назидание!
И повелел царь — быть по сему! А солдату тихонько наказал:
— Да смотри, никому не сказывай, что башмаком-то меня огрел.
Как царь повелел, так всё и сделали! И город стоит, и камень с памятником.
Иллюстраторы: Пронин Ю и Капнинский А.