Петр и петрушка русская народная сказка читать

Сказка про царя Петра Великого и солдата, возвращавшегося со службы. Надумал Петр I город на берегу Балтики основать. Выбрал место хорошее. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать! Немецкий инженер предложил камень на куски иссверлить, Итальянцы предложили камень на летательном аппарате перенести. Китайцы обещали камень динамитом взорвать…

«Петр и Петруша» читать

Жил да был на свете царь. Петром его звали. По прозвищу — Ве­ликий. И вот как-то надумал он город на берегу Балтики основать и назвать оный го­род Санкт-Петербургом.

Выбрал место хорошее. И река есть, и море. Ко всем сторонам путь. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать!

— Убрать его немедля! — говорит царь. — Каз­ны не пожалею! Озолочу!

Тут немецкий инженер вышел:

— Натюрлих! Я могу камень механизмой иссвер­лить на мелкие куски во славу Вашего Император­ского Величия. Извольте на обустройство сто тыщ Рублёв.

И пошла работа! Пилой пилил, долотом долбил, молотком от­бивал, да ничего не вышло. Толь­ко пилы да молотки поломал и механизму свою изгубил!

А тут итальянцы:

— Аллёре, — говорят. — Сие дело деликатное, воздушности требует. Летательный аппарат мастера Леонардо сей ка­мень по возду­ху перенесет, а на всё про всё пятьдесят тыщ целковых нам.

Взлететь-то сей аппарат взлетел, да, вишь, верёвки все по­лопались!

Тут китаец откуда-то выскочил казны сустаток забрал, а камень обещал взорвать.

Ну, тут ихнего брата набежало… Заложили бомбы, петарды, фейерверки!

Фитиль подожгли. И тут как шарахнет!

Дым рассеялся. Камень на месте стоит.

А царя не видать.

Тут свита забеспокоилась:

— Мать честная! А где государь-то?!

А государь летит по небу, госу­дарство своё обозревает и думает, что нельзя, мол, так опрометчиво иноземцам доверяться.

Тут солдат по лесу идёт. До­мой возвращается. Песню мар­шевую поет:

«Было дело под Азовом, Дело славное, друзья!

Наш могучий ампиратор,

Наш державный великан

Сам, родимый, пред полками,

Словно сокол, он летал!»

Вдруг прямо перед ним что-то с неба упало.

Глянь — а из болота ноги торчат. Взялся за них солдат и вы­дернул летуна из трясины.

Царь, не оклемавшись тол­ком, сразу вопрошает:

— Ты кто есть?

— Я, знамо дело, солдат!

Прислонил солдат царя к стволу и в очередь спраши­вает:

— А ты кто будешь?

— Я — Пётр!

Солдат его по плечу хлопнул:

— О! Вот так-так! И я Пётр! Тёзка, значит.

А сам с царя кафтан снял и в пруду постирал.

— Эх, Петруша, мил чело­век, — говорит, — Как же тебя угораздило в болото? Не случись меня, утоп бы до смерти.

Потом искупал царя в пруду и персону его оглядел:

— Вот теперь вижу, что ты Петруха. А то уж по­думал, что ты царь!

Пётр насторожился.

— Какой-такой царь? — спрашивает.

— Болотный! — смеётся солдат.

— Ну, царь не царь, а слуга я царский, — хитрит царь, — Выведи-ка меня из лесу, солдат.

— А царя покажешь? — щурится солдат.

— А ты и впрямь царя не видел?

— Куды там, в строю в дальнем шеренге стоял, оттелева не видать.

И пошли они. Солдат поёт:

«Уж не раз грозою грянул

На могучий вражий стан.

Пули облаком неслися,

Кровь горячая лилась…»

Вдруг из-за дерева на них разбойники.

— Стой! — говорят.

Государь к такому обращению непривычный. Да не успел он слово молвить, как атаман его кулаком приложил. Но солдат е испугался – таких тумаков разбойничкам надавал!

Взвалил солдат государя на плечо и дальше зашагал. Идёт, песню поёт:

«Вдруг одна злодейка пуля

В шляпу царскую впилась.

Не смутился анпиратор,

Взор, как молния, блистал!»

Тут и царь очнулся.

— Ну что, оклемался? — спрашивает солдат. И по­шли вместе. Пока солдатским маршем-то шли, не заметили, как заблу­дились. Кругом темень, ни тропки, ни просвету.

Солдат и говорит:

— Ну-ка, тёзка, помоги. За­берусь-ка я повыше, гляну, нет ли огонь­ка, — и полез на самую высокую ёлку.

А царь стоит и думает:

«Надо же! Служил мне двадцать пять лет, а меня не видел! Странно сие!»

Тут солдат на него упал – еле Петр его поймал.

— Есть огонек, Петя, тут недалеко.

Долго ли, коротко ли, вышли к огоньку.

— Ох, не доброе это место, — говорит царь, — для ночлега не приспособленное и на карте государства Российского не отмеченное. А солдата ничем не прошибёшь.

— Ничего! Приспособим! Отметим! Солдат в дверь постучался, да никто не отозвался.

— Спят все? Аль померли? — крикнул солдат да как толканёт дверь, чуть с петель не снёс!

Дверь и отворилась. Глядь — на пороге старая карга: спи­на колесом, а на горбу чёрный кот глазом сверкает.

— Чаво надоть? — шамкает ведьма.

— Ты чего ж, старая, добрым людям не открыва­ешь, на ночь не пускаешь? — говорит солдат.

— В лесу переночуете! Не похудее­те! — огрызнулась старуха и хотела бы­ло захлопнуть дверь, да солдат ей по­мешал.

— Тихо, Бабуля-ягуля! Я-то лад­но — солдатская голова, что под дожди­ком трава. А вот другу моему невместно в лесу ночевать! Он самого царя видал!

Вошли солдат и царь в горницу.

— А ну-ка, что есть в печи, на стол ме­чи! — говорит солдат.

Старуха из-за печи ругается:

— Сейчас тебе, пробка серая! Держи карман. На вас, дармоедов, не припа­сено!

Солдат зор­ким глазом сво­им да нюхом солдатским заприметил запас в пе­чи. Пришлось-таки ста­рухе делиться.

Полезла ведьма за рюмками, а про себя думает:

«Ладно, попотчиваю вас зельем снотвор­ным. Крепко спать будете. На том свете проснётесь».

Солдат недоброе по­чуял. Поднесла старуха гостям зе­лье. Царь рюмку взял, а сол­дат ему выпить не дал и тайком на пол вы­плеснул. Старухин кот с пола сли­зал и немедля заснул.

— Ну и нам спать пора! — ска­зал солдат. — Эй, старая, го­товь ночлег.

Старуха вдруг будто подобрела.

— Идите, гости дорогие, на чердак. Там на се­не и тепло и мягко будет. — А сама руки потирает.

Да солдат-то всё примечает. Как на чердак за­лезли, он царю и говорит:

— Давай-ка по очереди спать, Петруша. Бе­режёного и Бог бережёт.

Выпал жребий царю в дозор. Солдат лежит и думает:

«Как-то будет Петя на часах стоять? Дай-ка на него гляну».

Смотрит, а тот стоит с закрытыми гла­зами и качается.

— Что качаешься? Аль дремлешь? — спрашивает солдат.

Царь сей же час глаза открыл:

— Нет, нет!

— То-то, смотри! — наказал сол­дат.

Вот царь стоял, стоял, и начало его опять в сон клонить. Тут уж солдат не сдержался и кинулся в царя ботинком. Тот враз проснулся, а солдат его корит:

— Разве так караул держат?! — говорит. — Меня двад­цать пять лет уму-разуму учили! А тебя, видать, нет! Раз-другой простил, а уж третья вина завсегда виновата!

Посмотрел на государя, а тот еле на ногах дер­жится. Пожалел его солдат:

— Ну, теперь ложись спать, горе луковое! Я сам на часы встану.

Лёг царь на сено, а солдат к оконцу подо­шёл. Глядь — а из лесу разбойники идут, солдатским кулаком битые. Злые да голодные.

Залез, а там уж его солдат ждёт. Кулаком разбойничка погладил, тот и повалился — как раз под бок к царю.

Ждёт-пождёт вожак Саватейку, а того всё нету. Послал он другого:

— Иди-ка ты погляди, что он там возится!

Только тот на чердак сунулся, сол­дат его за шкирку взял и всего вта­щил. Кричит разбойник, а с солда­том сладить не может.

Атаман совсем разозлился.

— Бездельники, дармоеды! — кричит. — Не могут дело сделать!

И сам на чердак полез. Смотрит — а там знакомый солдат с поленом в руках. Разбойника оторопь взяла.

— Опять ты? — говорит.

А солдат отвечает:

— Я! Иди, вожак, к своей стае!

И наладил его поленом по башке.

Тут царь проснулся. Видит — раз­бойники вповалку лежат, и говорит:

— Что тут было? Опять они?!

— Они! Долго теперь не очуха­ются!

Государь огорчился:

— Что ж ты меня не разбудил?

Солдат только улыбнулся:

— Уж больно ты, Петруша, сладко спал.

Слезли они с чердака. Увидала бабка, что гости живы и невреди­мы, испугалась:

— Ой, служивенький, не губи!

А солдат с царём на сун­дук её смотрят и перегля­дываются.

Открыли сундук, а там золота на многие тыщи! То разбойники награбили.

Старуха криком кричит:

— Разбойники! Я самому ца­рю буду жаловаться!

Царь только в усы усмехнулся.

Вынесли они сундук из избы и в лодку поставили.

Плывут и вдвоём поют:

«Конь не дрогнул от удара,

Но быстрее поскакал.

Видно, турки промахнулись —

Ампиратор усидел».

А в то время свита под кам­нем сидит, по царю горюет.

Смотрят — царь с солда­том в лодке подплывают да сундук на берег ставят. Сви­та так на колени и попадала.

А царь вопрошает:

— Ну, что, потеряли царя своего?

Солдат недоумевает:

— А кто царь-то?

Тут слуга подбежал, государю его камзол подал. Царь прибрался и го­ворит:

— А видишь — все без шапок, мы с тобой одни в шапках. Вот кто-то из нас двоих и есть царь! Солдат рассуждает:

— Ага! Ты слуга царский. Стало быть, это я, что ль, царь-то?

А царь расхохотался:

— Хитёр, пробка серая! Изворот­лив, шельма!

А тут свита опять за своё — не желает ли государь опыт с камнем продолжить?

Царь солдата спрашивает:

— Ну как, солдатик? Что, думаешь, с камнем сим сде­лать возможно?

А солдат и говорит:

— На камень боле тратиться не надоть. На енто золото, ежели с умом, цельный город отстроить можно. А на камне том надлежит вашему ампираторскому величию памятник водрузить! Потомкам в назидание!

И повелел царь — быть по сему! А солдату тихонько наказал:

— Да смотри, никому не сказывай, что башмаком-то меня огрел.

Как царь повелел, так всё и сделали! И город стоит, и камень с памятником.

Иллюстраторы: Пронин Ю и Капнинский А.

Русская народная сказка

Жил на свете такой царь, Петром звали, а по прозвищу Великий.

В одно время поехал он на охоту зверье ловить. А Петр, надо сказать, в царскую одежду не любил рядиться, все больше простую носил.

Вот едет он лесом все далее и далее и заплутался. Пристигла его в лесу темная ночь.

А тут – еще беда! – напал на него медведь и растерзал его охотную собаку.

Опечалился царь Петр.

«Эх, – думает, – остался я теперь ни при чем!»

Ну и закружил Петр в темном лесу.

Всю ночь кружил, а лесу конца-краю нет.

Выехал Петр на маленькую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.

«Ага, – думает Петр, – солдат-то мой!»

Петр одним только глазом глянул на его шинельку и уже знает, какого он полка.

А солдат этот в бегах был, в лесу прятался.

– Здравствуй, служивый, – говорит ему Петр.

– Здравствуй, не знаю, кто ты таков, – отвечает солдат.

– А я из царской свиты. Поехал с царем на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?

– Тебе-то что за надобность, откуда я да куда? – говорит солдат.

– Да я по простоте спрашиваю, – говорит Петр. – Может, дорогу мне покажешь.

– А я сам с дороги сбился, – говорит солдат. – Домой на побывку ходил да и заплутался в этом лесу.

– Ну, пойдем, будем вместе дорогу искать, – говорит Петр. – Авось выберемся.

И отправились. Петр – на коне, а солдат – пеший.

– Тебя как звать-то? – спрашивает царь.

– Петром, – отвечает солдат. – А тебя?

– А меня Петрушей, – говорит царь.

– А по батюшке как? – спрашивает солдат.

– А по батюшке Алексеич, – отвечает царь.

– И меня Алексеич, – говорит солдат. – Значит, мы с тобой полные тезки.

– А ты откуда родом? – спрашивает царь.

– Оттуда-то.

– Ну и я тоже. Значит, мало что тезки, а еще и земляки. А что, земляк, – говорит ему царь Петр, – как тебе в полку служится?

– Служба-то ничего, – говорит солдат, – да полковник больно зол: чуть что не по нем – сейчас драться. Пуговицу вот потерял, так он меня за эту пуговицу мукой замучил. Каждый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.

– А ты, верно, и сбежал? – говорит царь.

Солдат и признался тут, что он бежавший.

– Да ты не робей, царь, может, и простит, – говорит Петр.

А потом спрашивает:

– А кто у вас полковник, кто ротный?

Солдат ему все толком и доложил: кто ротный, кто полковник.

– А как, служивый, у вас в полку пища? – спрашивает Петр. – Говядины по скольку варят? По уставу в котел кладут?

– Про устав одна слава идет, – говорит солдат, – а говядина мимо плывет.

Петр только головой покачал.

– А кашу крутую варят? – опять спрашивает.

– Какое там крутую? – говорит солдат. – Крупинка от крупинки за версту, на ложку и не поймать.

– Да, плохая ваша жизнь, – говорит Петр. – Я и сам сбежал бы от такой жизни!

Долго ли, мало ли плутали они по лесу и увидели преогромную сосну.

– Ну-ка, тезка, – говорит Петр солдату, – подержи моего коня, а я заберусь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.

Забрался Петр на самую вершину, поглядел туда-сюда: всюду тьма непроглядная, только в одной стороне, далеко-далеко, огонек светится, может, в деревне где или в избушке лесничего.

Слез Петр на землю, вскочил на коня и говорит:

– Садись, служивый, и ты, мой конь сильный, двоих увезет.

А солдат не соглашается.

– Нет, – говорит, – я уж лучше пешком.

Так и двинулись в путь, конный да пеший, два товарища.

Долго ли, коротко ли – выехали к огоньку.

Видят: стоит дом. Все окошки темные, а одно – наверху – светится.

Дом высоким забором обнесен, нигде ни входа ни выхода.

Постучались они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.

Солдат и руками и ногами в ворота колотит, а все равно никто на стук не выходит, никто не открывает. Только огонек в верхнем окошке погас.

«Ох, недоброе это место», – думает солдат.

А потом говорит царю:

– Послушай, тезка, подсади-ка ты меня. Я через тын перелезу.

Так и сделали. Перелез солдат через забор и открыл ворота.

– Пожалуйста, – говорит Петру, – хлеба-соли откушать, в тепле согреться.

А сам взбежал на крыльцо и давай в дубовую дверь стучать.

– Эй, кто тут есть? – кричит.

Слышат – зашевелился кто-то в доме.

Вышла к ним старуха с фонарем в руках.

– Ты что же, старая, добрым людям не открываешь? – кричит на нее солдат.

– Ах вы, мои родимые! – говорит старуха. – Напугали вы меня. Одна я в целом доме. Хозяина нет, на охоту уехал. А место здесь дикое, сами видите, всякий темный люд бродит, вот и запираюсь.

– Ладно, ладно, ты зубы не заговаривай, – говорит солдат. – Куда лошадь ставить?

– Да ставьте, родимые, под навес, тут и ясли, и сено есть.

Солдат привязал лошадь, дал ей корму и в избу без спросу идет. Петр за ним.

– Ну, старая, – командует солдат, – подавай, что у тебя есть, мне и моему другу Алексеичу.

Старуха видит, что он шибко на нее наступает, спорить не стала, собрала из горшков да котлов остатки – и на стол. У солдата только аппетит разжегся.

– Не больно-то для гостей ты расщедрилась!

А старуха жалостно так говорит:

– Милые вы мои, нет у меня ничего. Что наготовила – хозяин с собой увез, а я на пустых щах весь день сижу.

– Врешь ты, старая, – говорит солдат, – да я не верю. Может, друга моего, Алексеича, и проведешь, а я не зря в солдатах служил, меня не обманешь. Вот сейчас я сам посмотрю, что у тебя есть.

Открыл он печку и достал оттуда на сковородке жареного гуся.

– Ах ты, старая карга! – закричал солдат. И с кулаками на старуху.

– Оставь ты ее! – говорит Петр. – Чего со старухой связываться!

– Эх, Алексеич, – говорит солдат, – пропадешь ты со своим смиренством.

Потом подошел к поставцу, открыл и давай снимать с полок вино, и пироги, и хлеб белый.

Сели они за стол, стали угощаться. Наелись, напились, что было у старухи жарено-варено – все съели.

– Ну, старая, готовь ночлег, – говорит солдат. – Не видишь, мой друг Алексеич спать хочет.

– А идите, дорогие гости, на чердак, на сеновал, – говорит им старуха. – Там вам и тепло будет, и мягко.

– Это что же, для гостей и угла в доме нет? – говорит солдат. – А в другой горнице у тебя что? – И сам на дверь показывает.

– Разный хлам у меня там свален, родимый, хлам разный, – говорит старуха, а сама поплотнее дверь в соседнюю горницу прикрыла.

Солдат думает: «Что-то хитрит старая ведьма. Дай-ка я погляжу, что там за дверью».

И заглянул незаметно в щелку. Да так и похолодел!

По стенам горницы сабли да ружья развешаны, а в углу человеческих черепов и костей – целая гора.

Тут понял солдат, что попали они прямо к разбойникам, в самое их гнездо.

Отошел он тихонько от двери, ничем себя не выдал.

– Что ж, – говорит, – пойдем на сеновал, там еще лучше спать.

Старуха рада, что гости хоть с глаз подальше уберутся, сена им подбросила и фонариком посветила, пока они наверх лезли.

Расстелил солдат на чердаке сено и говорит Петру:

– Ложись, Алексеич, отдыхай.

– А сам-то что не ложишься? – спрашивает Петр.

– А дозор нести кто будет? – отвечает солдат. – Это дело солдатское. Да ты спи, спи. А я у окошечка посижу, полюбуюсь, как солнышко поднимается.

Петр спит, а солдат у окошка сидит, в оба смотрит. «Как бы, – думает, – смерть свою не проглядеть».

Вдруг – бряк, стук, колокольцы звенят, копыта стучат – с гиком, свистом едут на двор разбойники.

Посчитал их солдат – всех разбойников пятеро: четверо молодых, а пятый старик, над всеми, верно, голова.

Старуха на крылечко выбежала, руками на них машет:

– Тише, тише вы, ко мне в силки два птенца попались. Один, видать, птица важная, одежда на нем с золотыми галунами, рог – серебряный. А другой хоть и простоват, да такой отчаянный! Одно слово – солдат.

– Ну, сынки, – говорит старшой своим сыновьям-разбойникам, – смотрите-ка, добыча сама в руки идет!

Те смеются:

– А как же, на ловца и зверь бежит!

Распрягли они лошадей, задали им корму и пошли в дом. Мешки с золотом на скамейки побросали и говорят:

– Давай, хозяйка, есть-пить.

Старуха собрала разные остатки и выставила на стол.

– Что же ты, старая, ни гуся, ни пирогов не даешь? – спрашивает старшой.

– Да ничего не осталось, – отвечает старуха. – Все, что было, постояльцы съели-выпили.

– Ладно, – говорят разбойники, – получим с них расчет за хлеб-соль. Где же они, твои гости?

– На чердаке, на сеновале, – говорит старуха. – Храпят во все горло.

– Снять их, что ли? – один разбойничек говорит.

– Поди, не торопись, – приказывает атаман. – Пущай спят до времени.

А солдат слышит все и давай погромче храпеть.

«Не стану, – думает, – Алексеича будить. Один справлюсь с разбойниками».

Приготовил тесак и ждет, что будет.

Тем временем старуха затопила печь, стала обед варить.

Наелись разбойники, напились, и говорит старик старшому сыну:

– Ну, Саватейка, ты у меня первый, значит, тебе и начинать. Иди сними петушков с жердочек.

Взял Саватейка нож и полез наверх. А солдат не дремлет. Только разбойник просунул голову на чердак, солдат как махнет тесаком – Саватейка и свалился замертво с лестницы.

Отец с братьями удивляются: что это Саватейки долго нет?

– Иди-ка погляди, что он там возится, – говорит старик второму сыну.

Пошел тот в сени, видит: Саватейка под лестницей лежит.

«Видно, выпил лишнего», – думает разбойник.

И сам полез по лестнице на чердак.

Солдат и его так же встретил.

За вторым братом третий пошел, за третьим – четвертый. И со всеми у солдата один разговор: махнет тесаком – разбойник и повалится.

Ждал-ждал старый разбойник сыновей и пошел сам.

Подходит к лестнице и видит: сыновья все вповалку лежат.

Заругался старик:

– Бездельники, дармоеды, не могли отцова дела выполнить.

И полез по лестнице.

Только просунул старик голову на чердак, солдат своим тесаком – раз!

– Иди, вожак, к своей стае!

И снял ему голову долой.

Тут принялся он будить Петра:

– Вставай, тезка. Довольно спать! Эка ты сонуля, как я погляжу!

Петр проснулся, протер глаза и спрашивает:

– Что, неужто рассвет уже?

– Рассвет не рассвет, – говорит солдат, – а надо нам отсюда убираться. Занесло нас с тобой в разбойничье гнездо. Они-то, разбойники, думали, что напали на легкую добычу, да и сами в силки угодили. Вот, гляди, все лежат.

Петр глянул – и верно, лежат в сенях пять мертвых тел, пять разбойников.

– Что же ты меня не разбудил? – спрашивает Петр.

– Уж больно ты сладко спал, – говорит солдат, – пожалел я тебя будить. Для усталого человека сон – первое дело.

Стали они спускаться по лестнице.

Старуха думает, что это разбойники, и выбежала с фонарем в сени посмотреть, какую добычу они несут.

Тут солдат на нее и налетел.

– Вот, старая карга, чем ты занимаешься! А ну, признавайся, кого еще у себя прячешь?

А сам тесаком над ее головой помахивает.

Петр смеется, а старуха плачет.

– Ой, служивенький, никого я больше не прячу! Ой, служивенький, не губи!

Солдат и слушать ее не хочет – расходился так, что и не унять.

– Открывай, – кричит, – все потайные погреба, сейчас всех вас на чистую воду выведем, всю сорную траву повыдергаем!

Открыла старуха ему все погреба и подвалы, все потайные кладовые – а там золото горами лежит.

– Ну-ка, тезка, – говорит царь солдату, – насыпай себе казны сколько хочешь.

Солдат золотыми монетами оба кармана себе набил, и за голенища по горсти сунул, и за пазуху – всего себя кругом деньгами обсыпал.

– Бери и ты, Петруша! – говорит.

– Мне, служивый, не надо! – отвечает Петр. – А ты это золото и впрямь заслужил.

Для забавы только взял одну монетку царь Петр, и все.

Вот вылезли они из подвала. Солдат опять на старуху наступает:

– Показывай, старая карга, дорогу!

Ну, она и вывела их из лесу.

Выбрались они на большак. Тут Петр говорит:

– Вот что, тезка, теперь давай попрощаемся. Я вперед один поеду. А ты, как придешь в столицу, уж сделай милость, приходи в гости.

– Где ж мне тебя найти? – говорит солдат. – Да и поймают меня там!

– Не сомневайся, никто не тронет, – говорит Петр. – Иди прямо во дворец и спроси Петрушу. Меня там всякий знает. – И проскакал на коне вперед.

Подъехал Петр к своей столице и на каждой заставе приказывает караульным, чтобы таковому солдату прохожему все честь отдавали и в город пропускали.

А беглый солдат идет-бредет, не торопится. Подходит он к первой заставе. Что за диво! Караульные на караул берут и честь ему воздают, ну словно самому царю.

Пожертвовал он им горсть золота, а сам думает: «Ай, Петруша, вон что сделал! Ведь недаром честь-то мне воздают! Знают, что при мне деньги имеются!»

Дошел до другой заставы – и там то же. Караульные, как увидели его, сразу навытяжку.

– Что вы, братцы, – говорит солдат, – выпили, видно, лишнего? Рядового за офицера принимаете! Ну, коли так, уважение за уважение!

Сунул он руку в карман, достал горсть золота и раздает караульным.

– Выпейте за мое здоровье!

Наконец пришел в столицу.

«А что, – думает, – пойду я во дворец, повидаюсь с Алексеичем».

Подошел к дворцу и спрашивает у :привратника

– Как бы мне Алексеича повидать, Петрушу, он у вас в царской свите состоит, охотником.

– Извольте, – тот говорит, – я вас провожу.

И прямо в царевы покои его ведет.

«Ну, – думает солдат, – попал я!»

Тем временем Петр царскую одежду скинул, охотничью надел и вышел к солдату:

– Здравствуй, тезка!

А у того и язык не поворачивается. Тихонько так промолвил:

– Здравствуй, Петруша!

А потом и говорит:

– Что же ты, Петруша, со мной сделал? Царю выдал! Теперь пропала моя головушка!

– Ты не сомневайся, – говорит ему Петр. – Мне царь обещал! Да он сам тебе скажет.

И тут же за перегородку пошел, царскую одежду надел и опять вышел к солдату.

– Здравствуй, служивый!

Солдат честь отдал, навытяжку стал, сам ни жив ни мертв со страху.

– Здравия желаю! – отвечает.

Он хоть не робкого десятка был, а тут оробел. В глаза царю смотрит, как по уставу положено, а видеть – ничего не видит.

Стал царь его допрашивать:

– Ты чей, откуда?

Ну, делать нечего, надо сознаваться.

– Бежавший я, – говорит солдат.

– Слыхал, – говорит царь. А потом спрашивает: – Петрушу моего знаешь?

– Знаю малость, – отвечает солдат. – Вместе в лесу бедовали.

– Это, значит, ты его от смерти спас?

Молчит солдатик.

«Я-то спас, – думает, – а он вот меня погубил».

– А скажи-ка, солдат, – опять спрашивает царь, – правду ли говорят, что Петруша этот со мной лицом схож?

Солдат глядит и сам себе не верит, ну, одно лицо! Стоит пред ним вчерашний его друг Алексеич.

– Малость смахивает, – отвечает солдат.

Тут царь вынул из кармана золотую монетку, что у разбойников взял, повертел ее, с руки на руку перекинул и будто подмигнул солдату.

– Так вот, – говорит, – мне-то хорошо известно, что ты Петрушу от смерти спас. Зато и он тебя нынче спас. По уставу-то знаешь, что полагается за то, что убег? Ну, да что там говорить! Иди в свой полк и служи как служил, верой и правдой. Заступишь на место полковника, а полковник пускай на твоем месте послужит, разучится небось воровать.

Подал ему царь своеручное письмо, и зашагал солдат к себе в полк. А друга своего Алексеича не встречал больше никогда. Уж кого только он не спрашивал – никто про такого знать не знал.

Русская народная сказка про царя Петра I и солдата по имени Петруша. Решил однажды царь построить город на берегу Балтики и назвать его Санкт-Петербург. Да только камень помешал. Решил царь убрать камень и позвал разных специалистов…

Сказка на 13 минут Возраст 4-6 лет

Жил да был на свете царь. Петром его звали. По прозвищу — Ве­ликий. И вот как-то надумал он город на берегу Балтики основать и назвать оный го­род Санкт-Петербургом.
Выбрал место хорошее. И река есть, и море. Ко всем сторонам путь. Да вот незадача — камень на том пути лежит. Ни пройти, ни проехать!
— Убрать его немедля! — говорит царь. — Каз­ны не пожалею! Озолочу!
Тут немецкий инженер вышел:
— Натюрлих! Я могу камень механизмой иссвер­лить на мелкие куски во славу Вашего Император­ского Величия. Извольте на обустройство сто тыщ Рублёв.
И пошла работа! Пилой пилил, долотом долбил, молотком от­бивал, да ничего не вышло. Толь­ко пилы да молотки поломал и механизму свою изгубил!
А тут итальянцы:
— Аллёре, — говорят. — Сие дело деликатное, воздушности требует. Летательный аппарат мастера Леонардо сей ка­мень по возду­ху перенесет, а на всё про всё пятьдесят тыщ целковых нам.
Взлететь-то сей аппарат взлетел, да, вишь, верёвки все по­лопались!
Тут китаец откуда-то выскочил казны сустаток забрал, а камень обещал взорвать.
Ну, тут ихнего брата набежало… Заложили бомбы, петарды, фейерверки!
Фитиль подожгли. И тут как шарахнет!
Дым рассеялся. Камень на месте стоит.
А царя не видать.
Тут свита забеспокоилась:
— Мать честная! А где государь-то?!
А государь летит по небу, госу­дарство своё обозревает и думает, что нельзя, мол, так опрометчиво иноземцам доверяться.
Тут солдат по лесу идёт. До­мой возвращается. Песню мар­шевую поет:

Вдруг прямо перед ним что-то с неба упало.
Глянь — а из болота ноги торчат. Взялся за них солдат и вы­дернул летуна из трясины.
Царь, не оклемавшись тол­ком, сразу вопрошает:
— Ты кто есть?
— Я, знамо дело, солдат!
Прислонил солдат царя к стволу и в очередь спраши­вает:
— А ты кто будешь?
— Я — Пётр!
Солдат его по плечу хлопнул:
— О! Вот так-так! И я Пётр! Тёзка, значит.
А сам с царя кафтан снял и в пруду постирал.
— Эх, Петруша, мил чело­век, — говорит, — Как же тебя угораздило в болото? Не случись меня, утоп бы до смерти.
Потом искупал царя в пруду и персону его оглядел:
— Вот теперь вижу, что ты Петруха. А то уж по­думал, что ты царь!
Пётр насторожился.
— Какой-такой царь? — спрашивает.
— Болотный! — смеётся солдат.
— Ну, царь не царь, а слуга я царский, — хитрит царь, — Выведи-ка меня из лесу, солдат.
— А царя покажешь? — щурится солдат.
— А ты и впрямь царя не видел?
— Куды там, в строю в дальнем шеренге стоял, оттелева не видать.
И пошли они. Солдат поёт:

Вдруг из-за дерева на них разбойники.
— Стой! — говорят.
Государь к такому обращению непривычный. Да не успел он слово молвить, как атаман его кулаком приложил. Но солдат е испугался – таких тумаков разбойничкам надавал!
Взвалил солдат государя на плечо и дальше зашагал. Идёт, песню поёт:

Тут и царь очнулся.
— Ну что, оклемался? — спрашивает солдат. И по­шли вместе. Пока солдатским маршем-то шли, не заметили, как заблу­дились. Кругом темень, ни тропки, ни просвету.
Солдат и говорит:
— Ну-ка, тёзка, помоги. За­берусь-ка я повыше, гляну, нет ли огонь­ка, — и полез на самую высокую ёлку.
А царь стоит и думает:
«Надо же! Служил мне двадцать пять лет, а меня не видел! Странно сие!»
Тут солдат на него упал – еле Петр его поймал.
— Есть огонек, Петя, тут недалеко.
Долго ли, коротко ли, вышли к огоньку.
— Ох, не доброе это место, — говорит царь, — для ночлега не приспособленное и на карте государства Российского не отмеченное. А солдата ничем не прошибёшь.
— Ничего! Приспособим! Отметим! Солдат в дверь постучался, да никто не отозвался.
— Спят все? Аль померли? — крикнул солдат да как толканёт дверь, чуть с петель не снёс!
Дверь и отворилась. Глядь — на пороге старая карга: спи­на колесом, а на горбу чёрный кот глазом сверкает.
— Чаво надоть? — шамкает ведьма.
— Ты чего ж, старая, добрым людям не открыва­ешь, на ночь не пускаешь? — говорит солдат.
— В лесу переночуете! Не похудее­те! — огрызнулась старуха и хотела бы­ло захлопнуть дверь, да солдат ей по­мешал.
— Тихо, Бабуля-ягуля! Я-то лад­но — солдатская голова, что под дожди­ком трава. А вот другу моему невместно в лесу ночевать! Он самого царя видал!
Вошли солдат и царь в горницу.
— А ну-ка, что есть в печи, на стол ме­чи! — говорит солдат.
Старуха из-за печи ругается:
— Сейчас тебе, пробка серая! Держи карман. На вас, дармоедов, не припа­сено!
Солдат зор­ким глазом сво­им да нюхом солдатским заприметил запас в пе­чи. Пришлось-таки ста­рухе делиться.
Полезла ведьма за рюмками, а про себя думает:
«Ладно, попотчиваю вас зельем снотвор­ным. Крепко спать будете. На том свете проснётесь».
Солдат недоброе по­чуял. Поднесла старуха гостям зе­лье. Царь рюмку взял, а сол­дат ему выпить не дал и тайком на пол вы­плеснул. Старухин кот с пола сли­зал и немедля заснул.
— Ну и нам спать пора! — ска­зал солдат. — Эй, старая, го­товь ночлег.
Старуха вдруг будто подобрела.
— Идите, гости дорогие, на чердак. Там на се­не и тепло и мягко будет. — А сама руки потирает.
Да солдат-то всё примечает. Как на чердак за­лезли, он царю и говорит:
— Давай-ка по очереди спать, Петруша. Бе­режёного и Бог бережёт.
Выпал жребий царю в дозор. Солдат лежит и думает:
«Как-то будет Петя на часах стоять? Дай-ка на него гляну».
Смотрит, а тот стоит с закрытыми гла­зами и качается.
— Что качаешься? Аль дремлешь? — спрашивает солдат.
Царь сей же час глаза открыл:
— Нет, нет!
— То-то, смотри! — наказал сол­дат.
Вот царь стоял, стоял, и начало его опять в сон клонить. Тут уж солдат не сдержался и кинулся в царя ботинком. Тот враз проснулся, а солдат его корит:
— Разве так караул держат?! — говорит. — Меня двад­цать пять лет уму-разуму учили! А тебя, видать, нет! Раз-другой простил, а уж третья вина завсегда виновата!
Посмотрел на государя, а тот еле на ногах дер­жится. Пожалел его солдат:
— Ну, теперь ложись спать, горе луковое! Я сам на часы встану.
Лёг царь на сено, а солдат к оконцу подо­шёл. Глядь — а из лесу разбойники идут, солдатским кулаком битые. Злые да голодные.
Залез, а там уж его солдат ждёт. Кулаком разбойничка погладил, тот и повалился — как раз под бок к царю.
Ждёт-пождёт вожак Саватейку, а того всё нету. Послал он другого:
— Иди-ка ты погляди, что он там возится!
Только тот на чердак сунулся, сол­дат его за шкирку взял и всего вта­щил. Кричит разбойник, а с солда­том сладить не может.
Атаман совсем разозлился.
— Бездельники, дармоеды! — кричит. — Не могут дело сделать!
И сам на чердак полез. Смотрит — а там знакомый солдат с поленом в руках. Разбойника оторопь взяла.
— Опять ты? — говорит.
А солдат отвечает:
— Я! Иди, вожак, к своей стае!
И наладил его поленом по башке.
Тут царь проснулся. Видит — раз­бойники вповалку лежат, и говорит:
— Что тут было? Опять они?!
— Они! Долго теперь не очуха­ются!
Государь огорчился:
— Что ж ты меня не разбудил?
Солдат только улыбнулся:
— Уж больно ты, Петруша, сладко спал.
Слезли они с чердака. Увидала бабка, что гости живы и невреди­мы, испугалась:
— Ой, служивенький, не губи!
А солдат с царём на сун­дук её смотрят и перегля­дываются.
Открыли сундук, а там золота на многие тыщи! То разбойники награбили.
Старуха криком кричит:
— Разбойники! Я самому ца­рю буду жаловаться!
Царь только в усы усмехнулся.
Вынесли они сундук из избы и в лодку поставили.
Плывут и вдвоём поют:

А в то время свита под кам­нем сидит, по царю горюет.
Смотрят — царь с солда­том в лодке подплывают да сундук на берег ставят. Сви­та так на колени и попадала.
А царь вопрошает:
— Ну, что, потеряли царя своего?
Солдат недоумевает:
— А кто царь-то?
Тут слуга подбежал, государю его камзол подал. Царь прибрался и го­ворит:
— А видишь — все без шапок, мы с тобой одни в шапках. Вот кто-то из нас двоих и есть царь! Солдат рассуждает:
— Ага! Ты слуга царский. Стало быть, это я, что ль, царь-то?
А царь расхохотался:
— Хитёр, пробка серая! Изворот­лив, шельма!
А тут свита опять за своё — не желает ли государь опыт с камнем продолжить?
Царь солдата спрашивает:
— Ну как, солдатик? Что, думаешь, с камнем сим сде­лать возможно?
А солдат и говорит:
— На камень боле тратиться не надоть. На енто золото, ежели с умом, цельный город отстроить можно. А на камне том надлежит вашему ампираторскому величию памятник водрузить! Потомкам в назидание!
И повелел царь — быть по сему! А солдату тихонько наказал:
— Да смотри, никому не сказывай, что башмаком-то меня огрел.
Как царь повелел, так всё и сделали! И город стоит, и камень с памятником.

• Полный текст
• Белая уточка
• Бобовое зернышко
• Василиса Прекрасная
• Война грибов с ягодами
• Волк и коза
• Волшебное кольцо
• Ворона и рак
• Горе
• Горшеня
• Гуси-лебеди
• Жена-доказчица
• Жена-спорщица
• Журавль и цапля
• За лапоток – курочку, за курочку – гусочку
• Заяц-хваста
• Зимовье зверей
• Иван Быкович[7]
• Иванушка-дурачок
• Иван-царевич и серый волк
• Как мужик гусей делил
• Каша из топора
• Колобок
• Кот и лиса
• Кочеток и курочка
• Курочка Ряба
• Летучий корабль
• Лиса и волк
• Лиса и дрозд
• Лиса и заяц
• Лиса и журавль
• Лиса и козел
• Лиса и тетерев
• Лиса и кувшин
• Морозко
• Мужик и медведь
• Никита Кожемяка
• Петр и Петруша
• Петух и жерновки[18]
• Петушок – золотой гребешок
• Пузырь, Соломинка и Лапоть
• Репка
• Сестрица Аленушка и братец Иванушка
• Сивка-Бурка
• Теремок
• Хаврошечка
• Хитрая наука
• Царевна-Лягушка

Петр и Петруша

Жил на свете такой царь, Пет­ром звали, а по про­звищу Великий.

В одно время поехал он на охоту зве­рье ловить. А Петр, надо ска­зать, в цар­скую одежду не любил рядиться, все больше про­стую носил.

Вот едет он лесом все далее и далее и заплу­тался. При­стигла его в лесу тем­ная ночь.

А тут – еще беда! – напал на него мед­ведь и рас­тер­зал его охот­ную собаку.

Опе­ча­лился царь Петр.

«Эх, – думает, – остался я теперь ни при чем!»

Ну и закру­жил Петр в тем­ном лесу.

Всю ночь кру­жил, а лесу конца-краю нет.

Выехал Петр на малень­кую полянку и вдруг видит: сидит на пеньке солдат.

«Ага, – думает Петр, – сол­дат-то мой!»

Петр одним только гла­зом гля­нул на его шинельку и уже знает, какого он полка.

А сол­дат этот в бегах был, в лесу прятался.

– Здрав­ствуй, слу­жи­вый, – гово­рит ему Петр.

– Здрав­ствуй, не знаю, кто ты таков, – отве­чает солдат.

– А я из цар­ской свиты. Поехал с царем на охоту да и отстал, с дороги сбился. А ты откуда? Куда путь держишь?

– Тебе-то что за надоб­ность, откуда я да куда? – гово­рит солдат.

– Да я по про­стоте спра­ши­ваю, – гово­рит Петр. – Может, дорогу мне покажешь.

– А я сам с дороги сбился, – гово­рит сол­дат. – Домой на побывку ходил да и заплу­тался в этом лесу.

– Ну, пой­дем, будем вме­сте дорогу искать, – гово­рит Петр. – Авось выберемся.

И отпра­ви­лись. Петр – на коне, а сол­дат – пеший.

– Тебя как звать-то? – спра­ши­вает царь.

– Пет­ром, – отве­чает сол­дат. – А тебя?

– А меня Пет­ру­шей, – гово­рит царь.

– А по батюшке как? – спра­ши­вает солдат.

– А по батюшке Алек­сеич, – отве­чает царь.

– И меня Алек­сеич, – гово­рит сол­дат. – Зна­чит, мы с тобой пол­ные тезки.

– А ты откуда родом? – спра­ши­вает царь.

– Оттуда-то.

– Ну и я тоже. Зна­чит, мало что тезки, а еще и зем­ляки. А что, зем­ляк, – гово­рит ему царь Петр, – как тебе в полку служится?

– Служба-то ничего, – гово­рит сол­дат, – да пол­ков­ник больно зол: чуть что не по нем – сей­час драться. Пуго­вицу вот поте­рял, так он меня за эту пуго­вицу мукой заму­чил. Каж­дый день бил. Хоть плачь. Хоть беги.

– А ты, верно, и сбе­жал? – гово­рит царь.

Сол­дат и при­знался тут, что он бежавший.

– Да ты не робей, царь, может, и про­стит, – гово­рит Петр.

А потом спрашивает:

– А кто у вас пол­ков­ник, кто ротный?

Сол­дат ему все тол­ком и доло­жил: кто рот­ный, кто полковник.

– А как, слу­жи­вый, у вас в полку пища? – спра­ши­вает Петр. – Говя­дины по скольку варят? По уставу в котел кладут?

– Про устав одна слава идет, – гово­рит сол­дат, – а говя­дина мимо плывет.

Петр только голо­вой покачал.

– А кашу кру­тую варят? – опять спрашивает.

– Какое там кру­тую? – гово­рит сол­дат. – Кру­пинка от кру­пинки за вер­сту, на ложку и не поймать.

– Да, пло­хая ваша жизнь, – гово­рит Петр. – Я и сам сбе­жал бы от такой жизни!

Долго ли, мало ли плу­тали они по лесу и уви­дели пре­огром­ную сосну.

– Ну-ка, тезка, – гово­рит Петр сол­дату, – подержи моего коня, а я забе­русь повыше, посмотрю, не видать ли где огонька.

Забрался Петр на самую вер­шину, погля­дел туда-сюда: всюду тьма непро­гляд­ная, только в одной сто­роне, далеко-далеко, ого­нек све­тится, может, в деревне где или в избушке лесничего.

Слез Петр на землю, вско­чил на коня и говорит:

– Садись, слу­жи­вый, и ты, мой конь силь­ный, двоих увезет.

А сол­дат не соглашается.

– Нет, – гово­рит, – я уж лучше пешком.

Так и дви­ну­лись в путь, кон­ный да пеший, два товарища.

Долго ли, коротко ли – выехали к огоньку.

Видят: стоит дом. Все окошки тем­ные, а одно – наверху – светится.

Дом высо­ким забо­ром обне­сен, нигде ни входа ни выхода.

Посту­ча­лись они. Стоят, ждут. Никто на стук не отвечает.

Сол­дат и руками и ногами в ворота коло­тит, а все равно никто на стук не выхо­дит, никто не откры­вает. Только ого­нек в верх­нем окошке погас.

«Ох, недоб­рое это место», – думает солдат.

А потом гово­рит царю:

– Послу­шай, тезка, под­сади-ка ты меня. Я через тын^[10] перелезу.

Так и сде­лали. Пере­лез сол­дат через забор и открыл ворота.

– Пожа­луй­ста, – гово­рит Петру, – хлеба-соли отку­шать, в тепле согреться.

А сам взбе­жал на крыльцо и давай в дубо­вую дверь стучать.

– Эй, кто тут есть? – кричит.

Слы­шат – заше­ве­лился кто-то в доме.

Вышла к ним ста­руха с фона­рем в руках.

– Ты что же, ста­рая, доб­рым людям не откры­ва­ешь? – кри­чит на нее солдат.

– Ах вы, мои роди­мые! – гово­рит ста­руха. – Напу­гали вы меня. Одна я в целом доме. Хозя­ина нет, на охоту уехал. А место здесь дикое, сами видите, вся­кий тем­ный люд бро­дит, вот и запираюсь.

– Ладно, ладно, ты зубы не заго­ва­ри­вай, – гово­рит сол­дат. – Куда лошадь ставить?

– Да ставьте, роди­мые, под навес, тут и ясли^[11], и сено есть.

Сол­дат при­вя­зал лошадь, дал ей корму и в избу без спросу идет. Петр за ним.

– Ну, ста­рая, – коман­дует сол­дат, – пода­вай, что у тебя есть, мне и моему другу Алексеичу.

Ста­руха видит, что он шибко на нее насту­пает, спо­рить не стала, собрала из горш­ков да кот­лов остатки – и на стол. У сол­дата только аппе­тит разжегся.

– Не больно-то для гостей ты расщедрилась!

А ста­руха жалостно так говорит:

– Милые вы мои, нет у меня ничего. Что наго­то­вила – хозяин с собой увез, а я на пустых щах весь день сижу.

– Врешь ты, ста­рая, – гово­рит сол­дат, – да я не верю. Может, друга моего, Алек­се­ича, и про­ве­дешь, а я не зря в сол­да­тах слу­жил, меня не обма­нешь. Вот сей­час я сам посмотрю, что у тебя есть.

Открыл он печку и достал оттуда на ско­во­родке жаре­ного гуся.

– Ах ты, ста­рая карга! – закри­чал сол­дат. И с кула­ками на старуху.

– Оставь ты ее! – гово­рит Петр. – Чего со ста­ру­хой связываться!

– Эх, Алек­сеич, – гово­рит сол­дат, – про­па­дешь ты со своим смиренством.

Потом подо­шел к поставцу, открыл и давай сни­мать с полок вино, и пироги, и хлеб белый.

Сели они за стол, стали уго­щаться. Наелись, напи­лись, что было у ста­рухи жарено-варено – все съели.

– Ну, ста­рая, готовь ноч­лег, – гово­рит сол­дат. – Не видишь, мой друг Алек­сеич спать хочет.

– А идите, доро­гие гости, на чер­дак, на сено­вал, – гово­рит им ста­руха. – Там вам и тепло будет, и мягко.

– Это что же, для гостей и угла в доме нет? – гово­рит сол­дат. – А в дру­гой гор­нице у тебя что? – И сам на дверь показывает.

– Раз­ный хлам у меня там сва­лен, роди­мый, хлам раз­ный, – гово­рит ста­руха, а сама поплот­нее дверь в сосед­нюю гор­ницу прикрыла.

Сол­дат думает: «Что-то хит­рит ста­рая ведьма. Дай-ка я погляжу, что там за дверью».

И загля­нул неза­метно в щелку. Да так и похолодел!

По сте­нам гор­ницы сабли да ружья раз­ве­шаны, а в углу чело­ве­че­ских чере­пов и костей – целая гора.

Тут понял сол­дат, что попали они прямо к раз­бой­ни­кам, в самое их гнездо.

Ото­шел он тихонько от двери, ничем себя не выдал.

– Что ж, – гово­рит, – пой­дем на сено­вал, там еще лучше спать.

Ста­руха рада, что гости хоть с глаз подальше убе­рутся, сена им под­бро­сила и фона­ри­ком посве­тила, пока они наверх лезли.

Рас­сте­лил сол­дат на чер­даке сено и гово­рит Петру:

– Ложись, Алек­сеич, отдыхай.

– А сам-то что не ложишься? – спра­ши­вает Петр.

– А дозор нести кто будет? – отве­чает сол­дат. – Это дело сол­дат­ское. Да ты спи, спи. А я у око­шечка посижу, полю­бу­юсь, как сол­нышко поднимается.

Петр спит, а сол­дат у окошка сидит, в оба смот­рит. «Как бы, – думает, – смерть свою не проглядеть».

Вдруг – бряк, стук, коло­кольцы зве­нят, копыта сту­чат – с гиком, сви­стом едут на двор разбойники.

Посчи­тал их сол­дат – всех раз­бой­ни­ков пятеро: чет­веро моло­дых, а пятый ста­рик, над всеми, верно, голова.

Ста­руха на кры­лечко выбе­жала, руками на них машет:

– Тише, тише вы, ко мне в силки^[12] два птенца попа­лись. Один, видать, птица важ­ная, одежда на нем с золо­тыми галу­нами, рог – сереб­ря­ный. А дру­гой хоть и про­сто­ват, да такой отча­ян­ный! Одно слово – солдат.

– Ну, сынки, – гово­рит стар­шой своим сыно­вьям-раз­бой­ни­кам, – смот­рите-ка, добыча сама в руки идет!

Те сме­ются:

– А как же, на ловца и зверь бежит!

Рас­прягли они лоша­дей, задали им корму и пошли в дом. Мешки с золо­том на ска­мейки побро­сали и говорят:

– Давай, хозяйка, есть-пить.

Ста­руха собрала раз­ные остатки и выста­вила на стол.

– Что же ты, ста­рая, ни гуся, ни пиро­гов не даешь? – спра­ши­вает старшой.

– Да ничего не оста­лось, – отве­чает ста­руха. – Все, что было, посто­яльцы съели-выпили.

– Ладно, – гово­рят раз­бой­ники, – полу­чим с них рас­чет за хлеб-соль. Где же они, твои гости?

– На чер­даке, на сено­вале, – гово­рит ста­руха. – Хра­пят во все горло.

– Снять их, что ли? – один раз­бой­ни­чек говорит.

– Поди, не торо­пись, – при­ка­зы­вает ата­ман. – Пущай спят до времени.

А сол­дат слы­шит все и давай погромче храпеть.

«Не стану, – думает, – Алек­се­ича будить. Один справ­люсь с разбойниками».

При­го­то­вил тесак^[13] и ждет, что будет.

Тем вре­ме­нем ста­руха зато­пила печь, стала обед варить.

Наелись раз­бой­ники, напи­лись, и гово­рит ста­рик стар­шому сыну:

– Ну, Сава­тейка, ты у меня пер­вый, зна­чит, тебе и начи­нать. Иди сними петуш­ков с жердочек.

Взял Сава­тейка нож и полез наверх. А сол­дат не дрем­лет. Только раз­бой­ник про­су­нул голову на чер­дак, сол­дат как мах­нет теса­ком – Сава­тейка и сва­лился замертво с лестницы.

Отец с бра­тьями удив­ля­ются: что это Сава­тейки долго нет?

– Иди-ка погляди, что он там возится, – гово­рит ста­рик вто­рому сыну.

Пошел тот в сени, видит: Сава­тейка под лест­ни­цей лежит.

«Видно, выпил лиш­него», – думает разбойник.

И сам полез по лест­нице на чердак.

Сол­дат и его так же встретил.

За вто­рым бра­том тре­тий пошел, за тре­тьим – чет­вер­тый. И со всеми у сол­дата один раз­го­вор: мах­нет теса­ком – раз­бой­ник и повалится.

Ждал-ждал ста­рый раз­бой­ник сыно­вей и пошел сам.

Под­хо­дит к лест­нице и видит: сыно­вья все впо­валку лежат.

Зару­гался старик:

– Без­дель­ники, дар­мо­еды, не могли отцова дела выполнить.

И полез по лестнице.

Только про­су­нул ста­рик голову на чер­дак, сол­дат своим теса­ком – раз!

– Иди, вожак, к своей стае!

И снял ему голову долой.

Тут при­нялся он будить Петра:

– Вста­вай, тезка. Довольно спать! Эка ты сонуля, как я погляжу!

Петр проснулся, про­тер глаза и спрашивает:

– Что, неужто рас­свет уже?

– Рас­свет не рас­свет, – гово­рит сол­дат, – а надо нам отсюда уби­раться. Занесло нас с тобой в раз­бой­ни­чье гнездо. Они-то, раз­бой­ники, думали, что напали на лег­кую добычу, да и сами в силки уго­дили. Вот, гляди, все лежат.

Петр гля­нул – и верно, лежат в сенях пять мерт­вых тел, пять разбойников.

– Что же ты меня не раз­бу­дил? – спра­ши­вает Петр.

– Уж больно ты сладко спал, – гово­рит сол­дат, – пожа­лел я тебя будить. Для уста­лого чело­века сон – пер­вое дело.

Стали они спус­каться по лестнице.

Ста­руха думает, что это раз­бой­ники, и выбе­жала с фона­рем в сени посмот­реть, какую добычу они несут.

Тут сол­дат на нее и налетел.

– Вот, ста­рая карга, чем ты зани­ма­ешься! А ну, при­зна­вайся, кого еще у себя прячешь?

А сам теса­ком над ее голо­вой помахивает.

Петр сме­ется, а ста­руха плачет.

– Ой, слу­жи­вень­кий, никого я больше не прячу! Ой, слу­жи­вень­кий, не губи!

Сол­дат и слу­шать ее не хочет – рас­хо­дился так, что и не унять.

– Откры­вай, – кри­чит, – все потай­ные погреба, сей­час всех вас на чистую воду выве­дем, всю сор­ную траву повыдергаем!

Открыла ста­руха ему все погреба и под­валы, все потай­ные кла­до­вые – а там золото горами лежит.

– Ну-ка, тезка, – гово­рит царь сол­дату, – насы­пай себе казны^[14] сколько хочешь.

Сол­дат золо­тыми моне­тами оба кар­мана себе набил, и за голе­нища по гор­сти сунул, и за пазуху – всего себя кру­гом день­гами обсыпал.

– Бери и ты, Пет­руша! – говорит.

– Мне, слу­жи­вый, не надо! – отве­чает Петр. – А ты это золото и впрямь заслужил.

Для забавы только взял одну монетку царь Петр, и все.

Вот вылезли они из под­вала. Сол­дат опять на ста­руху наступает:

– Пока­зы­вай, ста­рая карга, дорогу!

Ну, она и вывела их из лесу.

Выбра­лись они на боль­шак^[15]. Тут Петр говорит:

– Вот что, тезка, теперь давай попро­ща­емся. Я впе­ред один поеду. А ты, как при­дешь в сто­лицу, уж сде­лай милость, при­ходи в гости.

– Где ж мне тебя найти? – гово­рит сол­дат. – Да и пой­мают меня там!

– Не сомне­вайся, никто не тро­нет, – гово­рит Петр. – Иди прямо во дво­рец и спроси Пет­рушу. Меня там вся­кий знает. – И про­ска­кал на коне вперед.

Подъ­е­хал Петр к своей сто­лице и на каж­дой заставе^[16] при­ка­зы­вает кара­уль­ным, чтобы тако­вому сол­дату про­хо­жему все честь отда­вали и в город пропускали.

А бег­лый сол­дат идет-бре­дет, не торо­пится. Под­хо­дит он к пер­вой заставе. Что за диво! Кара­уль­ные на караул берут и честь ему воз­дают, ну словно самому царю.

Пожерт­во­вал он им горсть золота, а сам думает: «Ай, Пет­руша, вон что сде­лал! Ведь неда­ром честь-то мне воз­дают! Знают, что при мне деньги имеются!»

Дошел до дру­гой заставы – и там то же. Кара­уль­ные, как уви­дели его, сразу навытяжку.

– Что вы, братцы, – гово­рит сол­дат, – выпили, видно, лиш­него? Рядо­вого за офи­цера при­ни­ма­ете! Ну, коли так, ува­же­ние за уважение!

Сунул он руку в кар­ман, достал горсть золота и раз­дает караульным.

– Выпейте за мое здоровье!

Нако­нец при­шел в столицу.

«А что, – думает, – пойду я во дво­рец, пови­да­юсь с Алексеичем».

Подо­шел к дворцу и спра­ши­вает у при­врат­ника^[17]:

– Как бы мне Алек­се­ича пови­дать, Пет­рушу, он у вас в цар­ской свите состоит, охотником.

– Извольте, – тот гово­рит, – я вас провожу.

И прямо в царевы покои его ведет.

«Ну, – думает сол­дат, – попал я!»

Тем вре­ме­нем Петр цар­скую одежду ски­нул, охот­ни­чью надел и вышел к солдату:

– Здрав­ствуй, тезка!

А у того и язык не пово­ра­чи­ва­ется. Тихонько так промолвил:

– Здрав­ствуй, Петруша!

А потом и говорит:

– Что же ты, Пет­руша, со мной сде­лал? Царю выдал! Теперь про­пала моя головушка!

– Ты не сомне­вайся, – гово­рит ему Петр. – Мне царь обе­щал! Да он сам тебе скажет.

И тут же за пере­го­родку пошел, цар­скую одежду надел и опять вышел к солдату.

– Здрав­ствуй, служивый!

Сол­дат честь отдал, навы­тяжку стал, сам ни жив ни мертв со страху.

– Здра­вия желаю! – отвечает.

Он хоть не роб­кого десятка был, а тут оро­бел. В глаза царю смот­рит, как по уставу поло­жено, а видеть – ничего не видит.

Стал царь его допрашивать:

– Ты чей, откуда?

Ну, делать нечего, надо сознаваться.

– Бежав­ший я, – гово­рит солдат.

– Слы­хал, – гово­рит царь. А потом спра­ши­вает: – Пет­рушу моего знаешь?

– Знаю малость, – отве­чает сол­дат. – Вме­сте в лесу бедовали.

– Это, зна­чит, ты его от смерти спас?

Мол­чит солдатик.

«Я‑то спас, – думает, – а он вот меня погубил».

– А скажи-ка, сол­дат, – опять спра­ши­вает царь, – правду ли гово­рят, что Пет­руша этот со мной лицом схож?

Сол­дат гля­дит и сам себе не верит, ну, одно лицо! Стоит пред ним вче­раш­ний его друг Алексеич.

– Малость сма­хи­вает, – отве­чает солдат.

Тут царь вынул из кар­мана золо­тую монетку, что у раз­бой­ни­ков взял, повер­тел ее, с руки на руку пере­ки­нул и будто под­миг­нул солдату.

– Так вот, – гово­рит, – мне-то хорошо известно, что ты Пет­рушу от смерти спас. Зато и он тебя нынче спас. По уставу-то зна­ешь, что пола­га­ется за то, что убег? Ну, да что там гово­рить! Иди в свой полк и служи как слу­жил, верой и прав­дой. Засту­пишь на место пол­ков­ника, а пол­ков­ник пус­кай на твоем месте послу­жит, разу­чится небось воровать.

Подал ему царь свое­руч­ное письмо, и заша­гал сол­дат к себе в полк. А друга сво­его Алек­се­ича не встре­чал больше нико­гда. Уж кого только он не спра­ши­вал – никто про такого знать не знал.

И пошла работа! Пилой пилил, долотом долбил, молотком от­бивал, да ничего не вышло. Толь­ко пилы да молотки поломал и механизму свою изгубил!

А тут итальянцы:

— Аллёре, — говорят. — Сие дело деликатное, воздушности требует. Летательный аппарат мастера Леонардо сей ка­мень по возду­ху перенесет, а на всё про всё пятьдесят тыщ целковых нам.

Взлететь-то сей аппарат взлетел, да, вишь, верёвки все по­лопались!

Тут китаец откуда-то выскочил казны сустаток забрал, а камень обещал взорвать.

Ну, тут ихнего брата набежало… Заложили бомбы, петарды, фейерверки!

Фитиль подожгли. И тут как шарахнет!

Дым рассеялся. Камень на месте стоит.

А царя не видать.

Тут свита забеспокоилась:

— Мать честная! А где государь-то?!

А государь летит по небу, госу­дарство своё обозревает и думает, что нельзя, мол, так опрометчиво иноземцам доверяться.

Тут солдат по лесу идёт. До­мой возвращается. Песню мар­шевую поет:

«Было дело под Азовом, Дело славное, друзья!

Наш могучий ампиратор,

Наш державный великан

Сам, родимый, пред полками,

Словно сокол, он летал!»

Вдруг прямо перед ним что-то с неба упало.

Глянь — а из болота ноги торчат. Взялся за них солдат и вы­дернул летуна из трясины.

Царь, не оклемавшись тол­ком, сразу вопрошает:

— Ты кто есть?

— Я, знамо дело, солдат!

Прислонил солдат царя к стволу и в очередь спраши­вает:

— А ты кто будешь?

— Я — Пётр!

Солдат его по плечу хлопнул:

— О! Вот так-так! И я Пётр! Тёзка, значит.

А сам с царя кафтан снял и в пруду постирал.

— Эх, Петруша, мил чело­век, — говорит, — Как же тебя угораздило в болото? Не случись меня, утоп бы до смерти.

Потом искупал царя в пруду и персону его оглядел:

— Вот теперь вижу, что ты Петруха. А то уж по­думал, что ты царь!

Пётр насторожился.

— Какой-такой царь? — спрашивает.

— Болотный! — смеётся солдат.

— Ну, царь не царь, а слуга я царский, — хитрит царь, — Выведи-ка меня из лесу, солдат.

— А царя покажешь? — щурится солдат.

— А ты и впрямь царя не видел?

— Куды там, в строю в дальнем шеренге стоял, оттелева не видать.

И пошли они. Солдат поёт:

«Уж не раз грозою грянул

На могучий вражий стан.

Пули облаком неслися,

Кровь горячая лилась…»

Вдруг из-за дерева на них разбойники.

— Стой! — говорят.

Государь к такому обращению непривычный. Да не успел он слово молвить, как атаман его кулаком приложил. Но солдат е испугался – таких тумаков разбойничкам надавал!

Взвалил солдат государя на плечо и дальше зашагал. Идёт, песню поёт:

«Вдруг одна злодейка пуля

В шляпу царскую впилась.

Не смутился анпиратор,

Взор, как молния, блистал!»

Тут и царь очнулся.

— Ну что, оклемался? — спрашивает солдат. И по­шли вместе. Пока солдатским маршем-то шли, не заметили, как заблу­дились. Кругом темень, ни тропки, ни просвету.

Солдат и говорит:

— Ну-ка, тёзка, помоги. За­берусь-ка я повыше, гляну, нет ли огонь­ка, — и полез на самую высокую ёлку.

А царь стоит и думает:

«Надо же! Служил мне двадцать пять лет, а меня не видел! Странно сие!»

Тут солдат на него упал – еле Петр его поймал.

— Есть огонек, Петя, тут недалеко.

Долго ли, коротко ли, вышли к огоньку.

— Ох, не доброе это место, — говорит царь, — для ночлега не приспособленное и на карте государства Российского не отмеченное. А солдата ничем не прошибёшь.

— Ничего! Приспособим! Отметим! Солдат в дверь постучался, да никто не отозвался.

— Спят все? Аль померли? — крикнул солдат да как толканёт дверь, чуть с петель не снёс!

Дверь и отворилась. Глядь — на пороге старая карга: спи­на колесом, а на горбу чёрный кот глазом сверкает.

— Чаво надоть? — шамкает ведьма.

— Ты чего ж, старая, добрым людям не открыва­ешь, на ночь не пускаешь? — говорит солдат.

— В лесу переночуете! Не похудее­те! — огрызнулась старуха и хотела бы­ло захлопнуть дверь, да солдат ей по­мешал.

— Тихо, Бабуля-ягуля! Я-то лад­но — солдатская голова, что под дожди­ком трава. А вот другу моему невместно в лесу ночевать! Он самого царя видал!

Вошли солдат и царь в горницу.

— А ну-ка, что есть в печи, на стол ме­чи! — говорит солдат.

Старуха из-за печи ругается:

— Сейчас тебе, пробка серая! Держи карман. На вас, дармоедов, не припа­сено!

Солдат зор­ким глазом сво­им да нюхом солдатским заприметил запас в пе­чи. Пришлось-таки ста­рухе делиться.

Полезла ведьма за рюмками, а про себя думает:

«Ладно, попотчиваю вас зельем снотвор­ным. Крепко спать будете. На том свете проснётесь».

Солдат недоброе по­чуял. Поднесла старуха гостям зе­лье. Царь рюмку взял, а сол­дат ему выпить не дал и тайком на пол вы­плеснул. Старухин кот с пола сли­зал и немедля заснул.

— Ну и нам спать пора! — ска­зал солдат. — Эй, старая, го­товь ночлег.

Старуха вдруг будто подобрела.

— Идите, гости дорогие, на чердак. Там на се­не и тепло и мягко будет. — А сама руки потирает.

Да солдат-то всё примечает. Как на чердак за­лезли, он царю и говорит:

— Давай-ка по очереди спать, Петруша. Бе­режёного и Бог бережёт.

Выпал жребий царю в дозор. Солдат лежит и думает:

«Как-то будет Петя на часах стоять? Дай-ка на него гляну».

Смотрит, а тот стоит с закрытыми гла­зами и качается.

— Что качаешься? Аль дремлешь? — спрашивает солдат.

Царь сей же час глаза открыл:

— Нет, нет!

— То-то, смотри! — наказал сол­дат.

Вот царь стоял, стоял, и начало его опять в сон клонить. Тут уж солдат не сдержался и кинулся в царя ботинком. Тот враз проснулся, а солдат его корит:

— Разве так караул держат?! — говорит. — Меня двад­цать пять лет уму-разуму учили! А тебя, видать, нет! Раз-другой простил, а уж третья вина завсегда виновата!

Посмотрел на государя, а тот еле на ногах дер­жится. Пожалел его солдат:

— Ну, теперь ложись спать, горе луковое! Я сам на часы встану.

Лёг царь на сено, а солдат к оконцу подо­шёл. Глядь — а из лесу разбойники идут, солдатским кулаком битые. Злые да голодные.

Залез, а там уж его солдат ждёт. Кулаком разбойничка погладил, тот и повалился — как раз под бок к царю.

Ждёт-пождёт вожак Саватейку, а того всё нету. Послал он другого:

— Иди-ка ты погляди, что он там возится!

Только тот на чердак сунулся, сол­дат его за шкирку взял и всего вта­щил. Кричит разбойник, а с солда­том сладить не может.

Атаман совсем разозлился.

— Бездельники, дармоеды! — кричит. — Не могут дело сделать!

И сам на чердак полез. Смотрит — а там знакомый солдат с поленом в руках. Разбойника оторопь взяла.

— Опять ты? — говорит.

А солдат отвечает:

И наладил его поленом по башке.

Тут царь проснулся. Видит — раз­бойники вповалку лежат, и говорит:

— Что тут было? Опять они?!

— Они! Долго теперь не очуха­ются!

Государь огорчился:

— Что ж ты меня не разбудил?

Солдат только улыбнулся:

— Уж больно ты, Петруша, сладко спал.

Слезли они с чердака. Увидала бабка, что гости живы и невреди­мы, испугалась:

— Ой, служивенький, не губи!

А солдат с царём на сун­дук её смотрят и перегля­дываются.

Открыли сундук, а там золота на многие тыщи! То разбойники награбили.

Старуха криком кричит:

— Разбойники! Я самому ца­рю буду жаловаться!

Царь только в усы усмехнулся.

Вынесли они сундук из избы и в лодку поставили.

Плывут и вдвоём поют:

«Конь не дрогнул от удара,

Но быстрее поскакал.

Видно, турки промахнулись —

Ампиратор усидел».

А в то время свита под кам­нем сидит, по царю горюет.

Смотрят — царь с солда­том в лодке подплывают да сундук на берег ставят. Сви­та так на колени и попадала.

А царь вопрошает:

— Ну, что, потеряли царя своего?

Солдат недоумевает:

— А кто царь-то?

Тут слуга подбежал, государю его камзол подал. Царь прибрался и го­ворит:

— А видишь — все без шапок, мы с тобой одни в шапках. Вот кто-то из нас двоих и есть царь! Солдат рассуждает:

— Ага! Ты слуга царский. Стало быть, это я, что ль, царь-то?

А царь расхохотался:

— Хитёр, пробка серая! Изворот­лив, шельма!

А тут свита опять за своё — не желает ли государь опыт с камнем продолжить?

Царь солдата спрашивает:

— Ну как, солдатик? Что, думаешь, с камнем сим сде­лать возможно?

А солдат и говорит:

— На камень боле тратиться не надоть. На енто золото, ежели с умом, цельный город отстроить можно. А на камне том надлежит вашему ампираторскому величию памятник водрузить! Потомкам в назидание!

И повелел царь — быть по сему! А солдату тихонько наказал:

— Да смотри, никому не сказывай, что башмаком-то меня огрел.

Как царь повелел, так всё и сделали! И город стоит, и камень с памятником.

Иллюстраторы: Пронин Ю и Капнинский А.