Подросток федор достоевский сочинение

Произведение было задумано в начале 1870-х годов, однако закончено только к 1876 году. Достоевскому хотелось создать творение, примерно равное по объёму эпопее Толстого, однако каждая из пяти частей должна была быть совершенно отдельной. Первоначально писатель задумывал название «Беспорядок» и повествование от третьего лица. Но постепенно замысел изменился. События представлены устами рассказчика, раскрывающего «житие великого грешника».

На роль главного героя предназначался Петр Версилов, но впоследствии в центре внимания оказалась фигура девятнадцатилетнего Аркадия Долгорукого. Сейчас мы проведем краткий анализ романа «Подросток» Достоевского.

История создания романа

Сам сюжет произведения «Подросток» Федор Михайлович придумал еще в 1871 году, но написание этого романа он начал только в 1874 году и спустя год уже закончил его. Отдельным изданием его могли лицезреть только лишь в 1876 году.

Идей Федора было написать огромный роман, ничего не уступающий «Войне и миру» Толстого. Произведение должно было состоять из 5 поветей и носить совершенно иное название – «Житие великого грешника».

В этом романе он хотел полностью отразить себя, то есть то, как он видит себя самого.

Вторым названием романа было «Беспорядок», но и его вскоре Достоевский решил изменить, вместе с формой повествования. Теперь рассказ велся от первого лица, а не от автора.

Жанром данного произведения является реализм, которым был очень популярен на тот момент. Чтобы отобразить его Достоевский использовал проблемы общества, а именно он писал про отношения между старшим поколением и младшим.

Проблематику этого произведения он придумал в 1874 году, когда писал письмо своей любимой жене. Это была актуальная на тот момент времени тема. Это взаимоотношения между поколениями, он брал не только свою семью, а более обширно, то есть в обществе тоже. Также в каких-то моментах проглядывает проблема воспитания.

Все действия в романе происходят в течение нескольких месяцев, а именно с середины сентября по начало декабря. Но в этом произведении описывается не полностью каждый день, а только некоторые моменты, которые соответствуют тематике романа. Если точнее, то каждая часть это три дня. Тем самым конфликт, который присутствует в работе Достоевского перерастает из драмы в трагедию.

Проблематика романа «Подросток»

В романе в центре внимания автора вопрос о будущем России. Поэтому в качестве главного выбран юный герой. Достоевский затрагивает вечную проблему отцов и детей, проблему формирования и воспитания молодого поколения.

Не менее важна в романе и трактовка любимой идеи писателя о «спасающей красоте». Именно красота способна преобразовать общество и изменить отдельного человека. Сила её воздействия определяется влиянием на душу человека помимо сознания, впечатлением, способным проникнуть в глубину и произвести благотворные перемены. «Положительно прекрасные» образы в искусстве необходимы, по мнению Достоевского. Это одна из ключевых мыслей в анализе романа «Подросток».

Однако в романе Достоевский показывает двойственность красоты. Красота внешняя, не имеющая нравственной основы, тоже способна проникать в сердце, минуя сознание. В этом её опасность. Поэтому главным становится вопрос о разграничение истинной и ложной красоты, ведь только по-настоящему прекрасное включает единство эстетического и этического начал.

Сюжет

Всего в романе присутствует три части.

В самой первой части рассказывает о том, как Аркадий Долгорукий переезжает в Петербург, потому что так хочет его отец. Аркадий хочет быть богатым и успешным человеком и при этом достигнуть этой вершины только честным путем, то есть, не поддаваясь ни на какие мошенничества, воровство, обман и тому подобное. Ему как будто специально попадались такие знакомые, которые как раз-таки и занимались добычей денег нечестным путем. Например, Стебельков, предстает в произведении перед нами в качестве мошенника, Версилов, которому просто повезло, и он получил богатое наследство от своих родственников, Версилова, которая вышла замуж за богатого человека и тому подобное. Также достичь такой вершины он хочет не ради себя, а ради других людей, то есть для того чтобы Аркадий мог им помогать в материальном плане.

Во второй части Аркадий меняется совершенно на противоположного человека, а именно поддается соблазну легких денег. Так как он подумал, что можно просто стать выше всех его знакомы и даже не знакомых личностей любым способом, и даже есть шанс, что об этом никто не узнает.

Также в этой части появляются три любовные линии. Между отцом Аркадия и Ахмаковой, между Лизой и Сергеем, между Анной и стариком Сокольским.

В третьей части повествуется о том, что Аркадий снова задумался над своей жизнью и осознал, что пошел не тем путем. Теперь перед ним предстоит выбор – Ламбер, которого так боится сам Аркадий или Макар, который так заострен на красоте. В итоге Аркадий выбирает правильный путь – идею Христа.

Роман Ф. М. Достоевского «Подросток»: «Идея» героя и идея автора

«Не считал ли ты богом отца?

Отец нас бросил.

Что это говорит о Боге?»

«Бойцовский клуб»,

режиссер Дэвид Финчер.

«Христос, Аркаша, все простит: и хулу твою простит, и хуже твоего простит. Христос – отец, Христос не нуждается и сиять будет даже в самой глубокой тьме…»

Ф. М. Достоевский «Подросток».

Первоначальное название романа «Подросток» было – «Беспорядок»… «Треснули основы общества под революцией реформ. Замутилось море. Исчезли и стерлись определения и границы добра и зла <�…> Нынче честно не проживешь» – так характеризуется пореформенная ситуация в России в черновиках к «Подростку». «Разложение – главная видимая мысль романа» (16, 17), – записывает Достоевский. И позднее: «Вся идея романа – это провести, что теперь беспорядок всеобщий, беспорядок везде и всюду, в обществе, в делах его, в руководящих идеях (которых по тому самому нет), в убеждениях (которых потому тоже нет), в разложении семейного начала. Если есть убеждения страстные – то только разрушительные (социализм). Нравственных идей не имеется, вдруг ни одной не осталось, и, главное, с таким видом, говорит ОН, что как будто их никогда и не было» (16, 80 – 81). Исчезла единая скрепляющая и обобщающая мысль в человечестве, исчезла как-то вдруг, в одночасье, сохранились лишь мысли второстепенные, которые способны объединять партии, но не человечество в целом. «Эпиграфом к роману, – пишет К. Мочульский, – можно было бы поставить слова Гамлета: «Распалась связь времен». Человечество ушло от Бога и осталось одиноким на земле. Вместе с идеей Бога распалась и идея всеединства мира. Человечество не составляет более единой семьи, все обособились, братское общение заменилось враждой, гармония – «беспорядком»» . Строительство Вавилонской башни, когда-то смешавшее языки, теперь смешало идеи, никто не понимает друг друга, но, в отличие от первого этапа «строительства», теперь не понимается, не осознается и само непонимание: люди, говоря о разных и несовместных вещах, зачастую уверены, что говорят об одном и том же. В черновиках к «Подростку» читаем: «Тут были все элементы общества, и мне казалось, что мы, как ряженые, все не понимаем друг друга, а между тем говорим на одном языке, в одном государстве и все даже одной семьи» (16, 129 – 130).

Наиболее смешивались идеи коммунизма и христианства – благодаря тому, что их дальние выводы принимались за самое существо этих противоположных учений и мировидений. Между тем если в центре христианства находится, его создает сияющий лик Христа, то в центре коммунизма – провал и пустота, бездна, о которой можно забыть, которую можно прикрыть чьим-нибудь нарисованным лицом, но которая, в этом случае, становится ловушкой для несмысленных человеков, браво шагающих в пустоту, не подозревая о ее присутствии. Один из героев в черновиках к «Подростку» говорит, что если Бога нет, то «я <�…> имея разум, не могу не признать этого (мироздания. – Т. К.) ужасно глупым, несмотря ни на какую невинность, и игра двух лавочников в шашки бесконечно умнее и толковее всего бытия и вселенной» (16, 18). «А в случае, если Он есть?» – спрашивают у него. «В этом случае: есть и для меня вечность, и тогда все тотчас же принимает вид колоссальный и грандиозный, размеры бесконечные, достойные человека и бытия. Все принимает разум и смысл». «Премудрость подавляет ум человеческий, а он ищет ее, – продолжает он далее. – Бытие должно быть непременно и во всяком случае выше ума человеческого. Учение о том, что ум человеческий есть заключительный предел вселенной, так же глупо, как и все, что есть самого глупого, и то, что глупее, бесконечно глупее игры в шашки двух лавочников» (16, 19).

В «Подростке», считает Мочульский, Достоевский «ставит вопрос не об отдельном человеке, а о человеческом обществе. Может ли человечество устроиться на земле без Бога?» Однако, как неоднократно отмечали исследователи, Достоевский однажды уже ответил на этот вопрос – написав последний сон Раскольникова. Распадение общества на атомы- личности, каждая из которых считает себя единственной обладательницей истины и пути к спасению, стремится воплотить как единую и универсальную свою собственную, частную идею, создает в кошмаре Раскольникова грандиозный образ человечества-антихриста, самоистребляющегося на наших глазах. Очевидно, в романе поставлена иная проблема, и, пожалуй, именно неумение ее определить создает впечатление беспорядочности самого романа.

Разложение и беспорядок представляют собой идеологическую, а не структурную составляющую произведения, распадается мир, который описывается в романе, но у читателя остается почти шоковое первое впечатление, что разваливается сам роман. Именно поэтому «Подросток» долго считался самым «несовершенным» с точки зрения формы художественным произведением Достоевского. Почти хрестоматийным было высказывание Л. Гроссмана: «При несомненной яркости отдельных эпизодов и философской значительности многих диалогов, роман «Подросток» как бы растворяется в лихорадочной смене фактов, заслоняющих от читателей контуры его главного замысла» . Ему словно вторит Мочульский: «»Подросток» – самый перегруженный из всех романов Достоевского. Из него можно было бы выкроить не четыре, семь или восемь вполне законченных романов» . Заметим, что это было сказано по поводу произведения, где повествовательный принцип избирался и форма прорабатывалась писателем особенно тщательно. Именно в «Подростке» Достоевский попытался последовать давнему совету Н. Страхова и «вместо двадцати образов и сотни сцен остановиться на одном образе и десятке сцен» (291, 472). О совете Страхова он думает, когда выбирает форму повествования (от «я» или нет): «Если от Я, то будет, несомненно, больше единства и менее того, в чем упрекал меня Страхов, т.е. во множестве лиц и сюжетов» (16, 87); «Фактическое изложение от Я Подростка неоспоримо сократит растянутость романа, если сумею» (16, 91).

14 октября 1874 года Достоевский записывает: «В ходе романа держать непременно два правила:

1-е правило. Избегнуть ту ошибку в «Идиоте» и «Бесах», что второстепенные происшествия (многие) изображались в виде недосказанном, намечном, романическом, тянулись через долгое пространство, в действии и сценах, но без малейших объяснений, в угадках и намеках, вместо того чтобы прямо объяснить истину. Как второстепенные эпизоды, они не стоили такого капитального внимания читателя, и даже, напротив, тем самым затемнялась главная цель, а не разъяснялась, именно потому, что читатель, сбитый на проселок, терял большую дорогу, путался вниманием.

Стараться избегать, и второстепенностям отводить место незначительное, совсем короче, а действие совокупить лишь около героя.

2-е правило в том, что герой – Подросток. А остальное все второстепенность, даже ОН – второстепенность. Поэма в Подростке и в идее его или, лучше сказать, – в Подростке единственно как в носителе и изобретателе своей идеи» (16, 175).

Внешний сюжет («фабула») романа выдержан Достоевским как никогда и, действительно, чрезвычайно прост: это история «документа», письма Ахмаковой, попавшего в руки Аркадия, причем «документ» появляется на первых страницах, проходит через весь роман, постепенно выясняя для читателя свою значимость, организует катастрофическую развязку и оставляется Ламбертом на столе – буквально на последних страницах, в «Заключении», в эпилоге. В самом начале работы Достоевский определит в качестве фабулы именно эту историю «документа»: «О том, как Подросток сам (первый) придумывает идею, как погубить Княгиню, – самую подлую, низкую, но дерзкую, отважную, и увлекается ею. Тут – фабула. Так что Подросток чуть-чуть не был причиною ужасного несчастья» (16, 49).

В 1960 – 1980-е годы в отечественном литературоведении появляется ряд работ, где сама идея героя рассматривается как структурообразующая, что позволяет исследователям объяснить ряд особенностей формы произведения, но при этом остается вопрос – что же делать с устойчивым читательским впечатлением? А ведь оно, не имея себе оправдания в построении сюжета, как раз очень объяснимо именно неясностью «идеи» героя и тем более загадочностью эволюции этой идеи.

Сам Достоевский сознательно закладывает в основу романа двойной повествовательный принцип: «Множество связных и характерных происшествий, хотя и эпизодных и не относящихся до романа, но как все в свое время его поразившее – для действительности, живости и правдоподобия. Но затем – ФАБУЛУ, ФАБУЛУ!, которую развивать страшно сжато, последовательно и неожиданно» (16, 48). То есть на фоне внешней истории, движущей сюжет, развивается и по-настоящему организует роман, его композицию, внутренняя жизнь героя, история его личности. И вот эта история и заставляет читателя растеряться.

Существует «установившееся» мнение, что «ротшильдову» идею вытесняет идея «благообразия» . Но не говоря уже о том, что «благообразие» – не идея, а скорее проблема, вставшая перед Аркадием, пораженным его отсутствием в окружающем мире, что собой представляет «ротшильдова» идея – тоже совсем неясно. Кроме того, нужно ведь объяснить возможность такой эволюции одной идеи в другую, когда про новую идею можно сказать, как говорит Аркадий в «Заключении»: «Может быть, иному читателю захотелось бы узнать: куда ж это девалась моя «идея» и что такое та новая, начинающаяся для меня теперь жизнь, о которой я так загадочно возвещаю? Но эта новая жизнь, этот новый открывшийся передо мною путь и есть моя же «идея», та самая, что и прежде, но уже в совершенно ином виде, так что ее уже и узнать нельзя». Л. Сыроватко предлагает изящный ход, позволяющий многое объяснить, – она утверждает, что «идея-чувство»»стать Ротшильдом», то есть воплотить в себе этот образ, сменяется идеей воплотить в себе образ – но уже Христов. Сама мысль вполне справедлива, но проблема заключается в том, что идея Подростка все же не сводится к тому, чтобы «воплотить в себе образ». Она гораздо определеннее – при всей неопределенности и неформулированности, – и надо предполагать, что эта определенность сохраняется в процессе ее эволюции, если о ней можно сказать, что она «та самая» – но только теперь, надо это заметить, не «идея», но «жизнь» и «путь».

Сами слова «жизнь» и «путь», конечно, прямо указывают на Христа, сказавшего о себе, что Он есть «путь, и истина, и жизнь». Остается понять «что есть истина» – та, которая присутствовала уже в ротшильдовой идее, ибо, очевидно, именно она и позволяет идентифицировать при всем различии то, что было, с тем, что стало.

Итак, какова же первоначальная идея?

«…Моя идея – это стать Ротшильдом, стать так же богатым, как Ротшильд; не просто богатым, а именно как Ротшильд». Достижение идеи обеспечивается «упорством и непрерывностью» высшего градуса («Есть температура кипения воды и есть температура красного каления железа»), предполагающими непременно и сразу «выход из общества», разрыв всех и всяческих связей, полное отождествление себя с идеей. «Тут тот же монастырь, те же подвиги схимничества. Тут чувство, а не идея». И далее: «Когда я выдумал «мою идею» (а в красном-то каленье она и состоит), я стал себя пробовать: способен ли я на монастырь и на схимничество? С этою целью я целый первый месяц ел только один хлеб с водой». (В скобках заметим, что довольно странно на фоне таких объяснений Аркадия выглядят интерпретации целым рядом исследователей его первоначальной идеи как желания «получить весь капитал разом». Он-то как раз утверждает, что «время тут ничего не значит» – то есть готов к любому долгому подвигу и постепенному, медленному накоплению.) На самом деле, к концу объяснения слово «идея» применяется уже не к результату («стать Ротшильдом»), а к процессу: «Результат двух этих опытов был для меня громадный: я узнал положительно, что могу настолько хотеть, что достигну моей цели, а в этом, повторяю, вся «моя идея»; дальнейшее – все пустяки». Центр тяжести переносится с «стать» в «хотеть», в «только бы не переставалось «хотеть»».

Аркадий, в отличие от того, кто желал бы получить «сразу весь капитал» (как Раскольников), как раз отвергает все возможные моментальные выгоды в пользу твердого расчета, всякие надежды на огромный куш в пользу наличной, хотя бы и небольшой, прибыли. То есть существо идеи Аркадия на самом деле не в том, чтобы «стать Ротшильдом» (в таком виде это не идея, а мечта), а именно в способе достижения, в «пути» , который и есть действительная «идея», оригинальная и только ему принадлежащая. В «пути», на котором он готов на всякое самоотвержение и самопожертвование, но цель которого все же пока еще смутна, потому что «стать Ротшильдом» никак не походит на окончательную цель. «Вся цель моей «идеи» – уединение.

– Но уединения можно достигнуть вовсе не топорщась стать Ротшильдом. К чему тут Ротшильд?

– А к тому, что кроме уединения мне нужно и могущество»

Далее выясняется окончательная цель – первое место. И наконец:

«Мне не нужно денег, или, лучше, мне не деньги нужны; даже и не могущество; мне нужно лишь то, что приобретается могуществом и чего никак нельзя приобрести без могущества: это уединенное и спокойное сознание силы! Вот самое полное определение свободы, над которым так бьется мир! Свобода! Я начертал наконец это великое слово…»

Уединения Аркадий ищет потому, что не умеет общаться с людьми, не «выдерживает дистанции», раскрываясь навстречу всякому «откровенному», начиная любить его – и налетая с размаху на «надувательство» и насмешливую закрытость. Могущества он ищет потому, что с самого детства ощущает свою оставленность и незащищенность: «Подросток потому, имея отца, начал копить и возмечтал о Ротшильде, что ОН (отец) давным-давно относится к нему более чем небрежно, и молодой человек это давным-давно сознал (факты)» (16, 44). И наконец, свобода – единственное, что делает человека человеком, – образ и подобие Божие в нем; утраченное подобие – и потому так сильна тоска по свободе и жажда ее, неуничтожимый образ – и потому в самом глухом и безнадежном рабстве (кто бы ни поработил человека: другой человек, его собственные похоти и страсти, внешние обстоятельства: беды и болезни или, напротив, роскошь и комфорт, затягивающие, как в трясину, опутывающие по рукам и ногам страхом утраты или тоской и скукой), так вот, в самом безнадежном рабстве человек ощущает вопреки всякой очевидности, что он свободен и что если только он решится осуществить свою свободу – никто и ничто не сможет этому помешать. Свобода – полное самоосуществление и самораскрытие, самовоплощение – цель человеческой жизни, которую невозможно осуществить без помощи Божией.

«Деньги хоть не Бог, а все же полбога…» – скажет Макар Иванович Долгорукий, названый отец Аркадия. В мире, где разорваны все связи и отношения, где человек – экзистенциально и онтологически безотцовщина, деньги – единственное, что обеспечивает действительное могущество и защищенность, что дает первое место. Первое место, защищенность, могущество – обеспечиваются отношением к нам людей вокруг нас и Бога над нами. Чья-то любовь дает нам чувство защищенности, безмерные власть и могущество, неоспоримое первенство – до тех пор, пока эта любовь – наша, направлена на нас, нам принадлежит. Но мы не можем быть уверены в неотменимости чьей угодно любви – за исключением Божией (а в Боге неотменима чья угодно любовь). Но если Бога нет – или если Ему нет до тебя дела так же, как до тебя нет дела твоему отцу, – нужно найти что-то, что выражало бы саму идею отношения и не зависело бы ни от чьей чужой воли. Деньги для Аркадия не средство (тем более – не средство получения «комфорта» или «куска»), а «эквивалент» могущества, «чистое отношение», «связь» в чистом виде, как бы отчужденная от того, что она связывает, и способная связать что угодно. Именно будучи «чистым отношением» деньги формируют и трансформируют любое отношение, организуют, создают отношение на месте его отсутствия, на месте безразличия, они «являют» своего владельца миру уже просто в силу наличия, абсолютно без усилий с его стороны: «О пусть, пусть эта страшная красавица (именно страшная, есть такие!) – эта дочь этой пышной и знатной аристократки, случайно встретясь со мной на пароходе или где-нибудь, косится и, вздернув нос, с презрением удивляется, как смел попасть в первое место, с нею рядом, этот скромный и плюгавый человечек с книжкой или с газетой в руках? Но если б только знала она, кто сидит подле нее! И она узнает – узнает и сядет подле меня сама, покорная, робкая, ласковая, ища моего взгляда, радостная от моей улыбки…»

Свобода человека в Боге реализуется положительно – как исцеление, освобождение от власти греха и смерти, как преображение в того хозяина и хранителя «сада земного», каким был создан Адам, коему все подвластно: существа и стихии, ибо он «знает имена их» . Свобода человека, достигаемая деньгами, реализуется отрицательно – как неизбежное, почти автоматическое, порабощение окружающих.

Именно в этом смысле «документ» – абсолютный эквивалент «ротшильдовой идеи»: он тоже «чистое отношение», отчужденная «связь», неизбежно и неразрывно связывающая кого-то со своим владельцем, только направленная конкретно на одного человека, а не безличная, как деньги. «Чистое отношение» – и есть паутина, сеть, в любой момент могущая обернуться «связующей нитью» своего владельца неважно с кем или с кем-то конкретным, – и недаром Татьяна Павловна говорит о грозящей Ахмаковой беде в терминах паучьей ловли мух: «оплетут теперь ее всю и мертвой петлей затянут». «Душа паука», которую герой обнаружит и признает в себе именно в истории с Ахмаковой, воспитывается в Аркадии «ротшильдовой идеей».

Суть отношения Бога к миру – личная непрекращающаяся связь с каждым существом в той мере, в какой оно только эту связь допускает, изливающееся в мир солнце-сердце, кровью своей питающее мир, подающее ему истинное бытие, как в упоминаемом Версиловым «Видении Христа на Балтийском море» Гейне . Суть отношения к миру «Ротшильда» – безличная сеть «чистого отношения», улавливающая всех, в центре которой – паук-аскет, зорко вглядывающийся в мир и знающий, что ему достаточно пошевелить лапой, чтобы отозвалось в любой его точке. «Чем безнравственно и чем низко то, – вопрошает Аркадий, – что из множества жидовских, вредных и грязных рук эти миллионы стекутся в руки трезвого и твердого схимника, зорко всматривающегося в мир?»

Если Христос – неиссякаемый источник жизни, то паук-благодетель высасывает соки этого же мира, чтобы потом ими подпитать мир в соответствии со своими представлениями о нем – как потом великий инквизитор отберет хлебы и раздаст голодным из своих рук. Антихрист не отдает, а создает систему перераспределения. Идея «стать Ротшильдом» – это идея стать солнцем миру, отобрав для того предварительно от мира же себе тепло и свет . Перед нами идея-перевертыш, как и все антихристовы идеи, и желание Аркадия «в конце концов» отдать все свои миллионы людям не изменяет ее, но лишь реализует взрывообразно, что он прекрасно понимает, говоря, что тогда станет «вдвое богаче Ротшильда». Здесь деньги переходят в еще более чистую форму «отношения», которое действительно способно кормить, «как вран в пустыне» , своего владельца.

Но Достоевский всегда утверждал, что пламенный атеист находится на предпоследней ступеньке к самой горячей вере, и это именно потому, что всякая додуманная до конца и пламенно атеистическая идея (идея «во имя свое» или «во имя человечества» – что, в сущности, одно и то же) есть перевертыш христианской идеи и, значит, приобретает свои истинные черты одним поворотом, когда все остается таким же, тем же самым – и одновременно меняется так, что и узнать нельзя.

Идей-перевертышей, восторжествовавших в мире безотцовщины, в романе множество, и в первую очередь это коммунистические и «женевские» идеи. Идеи-перевертыши основной и конституирующей чертой имеют второстепенность в смысле неокончательность, то есть допускают по достижении своем вопрос: «а что дальше?» или «а зачем?». Этим качеством обладают все идеи, предлагаемые Версиловым Аркадию в ответ на домогательства последнего: превратить камни в хлебы; добродетель без Христа «женевских идей»; десять заповедей – когда забыта первая – о любви к Богу. Вот как их излагает Версилов:

«– Что тебе делать, мой милый? Будь честен, никогда не лги, не пожелай дому ближнего своего, одним словом, прочти десять заповедей: там все это навеки написано.

– Полноте, полноте, все это так старо и притом – одни слова; а нужно дело.

– Ну, уж если очень одолеет скука, постарайся полюбить кого-нибудь или что- нибудь или даже просто привязаться к чему-нибудь».

Далее Аркадий спрашивает: «Слушайте, ничего нет выше, как быть полезным. Скажите, чем в данный миг я всего больше могу быть полезен? Я знаю, что вам не разрешить этого; но я только вашего мнения ищу: вы скажете, и как вы скажете, так я и пойду, клянусь вам!» На что и получает ответ: «обратить камни в хлебы». Совет вполне в духе «идеи» Аркадия, причем даже не в высшем ее градусе, совет миллионеру – управителю мира, совет, который был отвергнут Христом и будет принят антихристом.

Перед нами первое в структуре романа обращение к евангельскому эпизоду о богатом юноше, очень точно воспроизводящее структуру евангельского текста: «И вот, некто, подойдя, сказал Ему: Учитель Благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя.

1. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 тт. Т. 16. Л., 1976. С. 7. Здесь и далее курсив в цитатах – мой, выделение жирным шрифтом принадлежит цитируемому автору. Далее ссылки на указанное издание даются в скобках в тексте. – Т. К.[]
2. Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995. С. 474.[]
3. Мочульский К. Указ. соч. С. 474.[]
4. Понимая намерения Достоевского, от этого ощущения все же не может избавиться Мочульский: «И все же, – пишет он, – после сокращений и «чисток», роман поражает своей запутанностью и перегруженностью. Автор поставил себе парадоксальное задание – изобразить бесформенность в художественной форме, вместить картину хаоса в рамки искусства» (Там же. С. 471).[]
5. Гроссман Л. П. Достоевский-художник // Творчество Достоевского. М., 1959. С. 392.[]
6. Мочульский К. Указ. соч. С. 462.[]
7. См.: Савченко Н. К. Сюжетосложение романов Ф. М. Достоевского. М., 1982. С. 78.[]
8. Сыроватко Л. В. Реализация педагогического потенциала романа Ф. М. Достоевского «Подросток» на уроках литературы в старших классах. Диссертация на соискание ученой степени кандидата педагогических наук. М., 1997. С. 98.[]
9. «А наконец, пусть я не достигну ничего, пусть расчет неверен, пусть лопну и провалюсь, все равно – я иду. Иду потому, что так хочу» – вот окончательная формулировка Аркадия.[]
10. Может быть, не случайно начало романа приходится на день (19 сентября ст. ст.), когда празднуют в том числе и память мученика Зосимы пустынника, которого в пустыне окружали дикие звери, а когда во время истязаний мучители потребовали, чтобы какой-нибудь зверь явился по зову Зосимы, то по молитве его, повешенного вниз головой, прибежал лев и поддерживал его уставшую голову. Лев хоронил вместе с другим Зосимой, поведавшим миру о житии Марии Египетской, и саму великую святую. Интересно, что имя гимназического друга, ведущего Аркадия в первой части к Дергачеву, – Ефим Зверев, а Евфимий, Ефим значит (греч.) – благожелательный.[]
11. Имеется в виду стихотворение Гейне «Мир» из первого цикла «Северного моря» (1825 – 1826).[]
12. Интересно, что в «Finale»»Солнечной сонаты» (1907) М. Чюрлениса (изображающего замкнутую на себя вселенную) мироздание оказывается заплетено в паутину, где вместо паука сидит черный король на золотом троне и в золотой короне – очевидно, символ остывшего солнца, собирающего соки вселенной, чтобы вновь вернуться к рассвету «Allegro».[]
13. Что здесь для Аркадия дело заключается не в облагодетельствовании человечества, свидетельствует сопоставление недалеко друг от друга отстоящих цитат: «Тогда – не от скуки и не от бесцельной тоски, а оттого, что безбрежно пожелаю большего, – я отдам все мои миллионы людям…» и «Одно сознание о том, что в руках моих были миллионы и я бросил их в грязь, как вран, кормило бы меня в моей пустыне».[]

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

Получить доступ

Уже подписаны? Авторизуйтесь для доступа к полному тексту.

Герои

Аркадий Макарович Долгорукий – девятнадцатилетний незаконный сын Версилова. Очень гордый, а также упорный. Был уже совершеннолетним, но не осознавал свою ответственность за свои поступки из-за чего Достоевский называл его подростком.

Версилов – незаконный отец Аркадия. Из-за его гордыни он не замечает хороших намерений. Для него единственный идеал – это христианство.

Женские образы присутствуют в этом произведении лишь для отображения характеров и поступков главных героев, а также с помощью них отражено отношение главных героев к окружающим людям.

Ахмакова – женщина, которая имела сильный характер и смогла противостоять Версилову.

Анализ романа «Подросток» — композиция

Произведение состоит из трёх частей. В начале романа Аркадий приезжает в Петербург. Он лелеет честолюбивые планы – разбогатеть и раздать деньги бедным. Накопить миллион он желает только честным путём, избегая дороги обмана и мошенничества. Аркадий стремится вести аскетический образ жизни, ограничивая свои потребности. В виде искушения даны альтернативные способы накопления средств: действия мошенника Стебелькова, шантаж Ламберта, ростовщичество, игра.

Продолжая анализ романа «Подросток» отметим, что во второй части мы видим изменения жизненных ценностей Аркадия. Он не проходит испытания роскошью и богатством. Им овладевает гордыня и мысль о том, что деньги способны поднять человека в своих собственных и в чужих глазах.

В третьей части на первом плане мотивы покаяния и возрождения. Герой оказывается перед выбором: перед его глазами встают два ориентира – Ротшильд и Христос.

Анализ образа главного героя в романе «Подросток»

Аркадий – незаконный сын Петра Версилова, в детстве претерпевший много унижений в частном пансионе из-за своего происхождения. Писатель неслучайно показывает его на пороге совершеннолетия. Он ещё не утратил черты, свойственные детству, — стремление к личной свободе и уединению. Но ещё не приобрёл качество взрослого ума – способность различать добро и зло.

Аркадием владеет гордыня. Он хочет насладиться жизнью сполна, стать новым Ротшильдом. Он отказывается от обогащения путём мошенничества или ростовщичества, но роскошь притягивает его. Если вы проводите анализ романа «Подросток», не упустите эту мысль.

В итоге Аркадий становится на истинный путь, найти который помогает «юридический отец», Макар Долгорукий. Его идеи праведной жизни, даже сама его смерть являются уроком для главного героя. Подросток отказывается шантажа, который планировался ранее, и углубляется в самоанализ. По мысли автора, его герой «чутьём» ищет руководящую «нить поведения», идею, позволяющую отделить добро от зла, но не находит в обществе. Однако Аркадий интуитивно чувствует её необходимость и становится на путь возрождения.

Вы прочитали статью, где был представлен анализ романа «Подросток» Достоевского. В нашем литературном блоге сотни статей с похожей тематикой.