Пой вовка золотухина рассказ

В Молодёжном театре Алтая состоялась премьера спектакля «Пой, Вовка…», в основе которого произведения народного артиста России Валерия Золотухина — рассказ «Старики», отрывки из автобиографичных повестей «Дребезги» и «На Исток-речушку, к детству моему», где он называет себя Вовкой, — а также дневниковые записи артиста и фрагменты писем.

Как Лемешев

Режиссёр этой постановки — Анатолий Кошкарёв, которому довелось поработать с Валерием Золотухиным на сцене МТА. Кошкарёв даже дублировал его в спектакле Дмитрия Егорова «С любимыми не расставайтесь», где Валерий Сергеевич исполнял роль судьи. Однажды, уже после смерти народного артиста, Анатолий Иванович решил заглянуть в подаренный им двухтомник, где рукой автора было написано: «Храни тебя Бог!» И буквально влюбился в золотухинскую прозу. Под впечатлением от прочитанного он решил сделать спектакль под названием «Храни тебя Бог!», который был показан в год 75-летия со дня рождения худрука и главного хранителя МТА.

— Меня тогда потрясла тема его отношений с родителями, — пояснил Анатолий Кошкарёв. — Известно, что в семье Золотухиных рождались рыжие дети. Все, кроме Валерия Сергеевича. И когда вернулся с фронта отец, то эту «нерыжесть» младшего ребёнка он так и не смог простить своей жене, подозревая её в измене. Тогда, пять лет назад, мне захотелось показать именно эту историю ребёнка, который рос, испытывая огромную любовь матери и нелюбовь отца. Теперь же я по-другому решил посмотреть на этапы взросления Валерия Сергеевича. Ведь, как известно, с годами отношения с отцом у Золотухина наладились. Тот его всё же принял.

По словам Анатолия Кошкарёва, он хотел показать историю о простом мальчишке из далёкой деревни, который из-за серьёзной травмы стал инвалидом и уже хотел было уйти из жизни. Но вдруг услышал по радио, как поёт Сергей Лемешев, и решил стать таким же великим певцом. С этими мыслями он приехал в Москву и, имея на руках «полкоровы и две медали — за окончание школы и за целину», сумел поступить в ГИТИС. Этот человек ставил перед собой большие цели и их добивался.

Три возраста

«Пой, Вовка…» — это спектакль о любви. Но, как заверил Анатолий Кошкарёв, не нужно воспринимать его как продолжение предыдущей работы. Это совсем другое.

— На протяжении трёх месяцев я был с головой погружён в материал — изучал воспоминания родственников Валерия Сергеевича (в частности, его родного брата, который жил в Кемеровской области), письма, заметки в журналах, дневники, — поделился режиссёр. — Разумеется, читал я и его тексты, которые сравниваю с журчащей водой горного ручья. Вообще, как автор, он стал для меня открытием. Эти впечатления от Золотухина как писателя я и захотел передать зрителям.

Несмотря на то, что вторая постановка Анатолия Кошкарёва, посвящённая Валерию Золотухину, включала в себя материалы первого спектакля (рассказ «Старики», а также отрывки из повести «Дребезги»), всё же по большей части это самостоятельная работа. В неё вошли не только выдержки из дневников и писем, но и фрагменты автобиографической повести «На Исток-речушку, к детству моему». Это выглядело как сценическая фантазия на тему творчества Валерия Сергеевича. Большую роль здесь играла музыка, которая переплеталась с текстом, а в какие-то моменты становилась его частью (автор музыкального оформления — Евгений Гутчин). В спектакле было показано три возраста героя — Вовка-ребёнок (эту роль исполнил воспитанник школы-студии МТА Глеб Попов), Вовка-студент (Иван Протасов) и взрослый Вовка (Дмитрий Борисов). Роль матери исполнила Галина Чумакова, сыгравшая несколько самых трогательных глав повести «На Исток-речушку, к детству моему», роль отца — Валерий Лагутин. В новый спектакль был включён фрагмент из прежней работы Анатолия Кошкарёва, замечательный рассказ «Старики» про Фетинью (Ирина Клишевич) и её мужа (Александр Чумаков), который, узнав про то, что болен неизлечимо, завещал жену своему другу (Андрей Одинцов).

— Этот спектакль — дань нашего уважения народному артисту, с которым мы выходили на одну сцену, художественному руководителю, который на протяжении десяти лет опекал наш театр и заботился о нём, — прокомментировал режиссёр спектакля «Пой, Вовка…». — Это память о человеке, имя которого сейчас, после его ухода, носит наш театр.

Премьерой «Пой, Вовка…» в МТА открыли программу мероприятий, посвящённых 80-летию со дня рождения Валерия Золотухина. В следующий раз этот спектакль покажут 23 июня в рамках вечера памяти, в котором примут участие Вениамин Смехов, Алика Смехова, Валерий Черняев, Любовь Чиркова, Ирина Линдт, Иван Золотухин. 25 июня его смогут увидеть жители Быстрого Истока. Кроме того, в рамках юбилейных мероприятий в Государственном музее истории литературы, искусства и культуры Алтая откроется фотовыставка московского фотографа Владимира Блотницкого, посвящённая общественной деятельности Валерия Сергеевича, стационарная мемориальная экспозиция «Золотухин и Алтай». 24 июня на сцене краевой филармонии покажут музыкально-поэтический спектакль «Флейта-позвоночник» Вениамина Смехова по стихам и письмам Маяковского с участием артистов Театра на Таганке Марии Матвеевой и Дмитрия Высоцкого.

Валерий Золотухин

На Исток-речушку, к детству моему…

Отец

Я сяду на коня гнедого,

поеду в дальние края…

Кони… кони… рвут кони вены и сухожилия свои. Выпрыгнуть из трясины болотной хотят. Терзает постромки пристяжная, рушит оглобли коренник. Рвутся они за смородиной. На Исток-речушку, к Ермолаю Сотникову… Пришли к Володе, вспомнились, явились от смородишного алтайского духа эти кони, чтобы пронести опрометью по золотому детству.

Отец работал еще начальником тогда. Председателем колхоза. Мать была начальникова жена, председательша. А Вовка с Ванькой и Тонькой-сестрой были начальниковыми ребятишками.

Отец запрягал пару коней. Ездил по полям, бригадам, пасекам, фермам по всему громоздкому колхозному хозяйству, к тому времени укрупненному из мелких в одно большое. С первым солнышком подгонял пару под крыльцо Алексей Шаталов, однорукий колхозный конюх. Прикручивал вожжи к тополям и уходил. Дальше везде, пока не падали от устали кони, отец правил сам один — и в жару и в буран. Только коробок или кошеву полнешеньку сеном набивал, чтобы не так колотило летом и не продувало зимой. Под сено тайно мелкокалибровую винтовку хоронил — мало ли кто коней председателевых подстережет — волки ли голодные, люди ли, Советской властью недовольные. Ах, кони, кони… Володе казалось, что лучших коней, чем отцовы, нет на всем свете и быть не может, потому что отец его сильнее и главнее всех. Это же счастье какое — прокатиться на отцовской паре до конца, и без сердца (оно выпрыгнуло и в ямке лежит) возвращаться через все село, обратно по высокой пыли от ихней пары, и глазеть, и запоминать, кто из мальчишек видел езду. ОН БЫЛ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОЛХОЗА, УКРУПНЕННОГО, ЧТО ЗНАЧИЛО — ПОЧТИ ХОЗЯИН РАЙОНА. Мать редко с ним ездила. Отец это позором считал. «Что люди скажут: «Ишь ты… председателева баба на колхозной паре… Ишь ты, как выхваляется перед народом…»

Подолгу мать всегда упрашивала отца взять ее на пасеку к деду Сотникову на Исток-речушку смородины побрать… да и хмелю тоже. «Люди ведрами несут, варенья понаставили подполья полные, а мы еще ни с чем пироги. Отец, ребятишек пожалей — без пирогов останутся, и ты без пива…» — «Дак ведь ляга там, не проедешь…» — «Ну ведь вёдро уж какой день, подсушило небось… да на твоих чертях море перескачешь…» Отец отмалчивался. Он не хуже знал срок ягоде и Сотникову намекнул, что может накатить в любой момент. С матерью он в делах совета не держал и сказал вдруг:

— Собирайся, завтра Шаталов коней подаст. Совсем рано поедем, чтоб людям в глаза не лезть.

— Ох, батюшки-светы! Ну что ты, отец, за человек такой! Вечно врасплох… Ведь Дусю предупредить надо, чтоб корову подоила, свинье корму дала, курей посмотрела… Ребятишек придется с собой… Ну характер, вечно все врасплох.

А к деду ехать далеко. Вставать рано, с гусиной кожей… Прудить с высокого крылечка и обуваться по-скорому — кони ждать не станут… Гоголь уж пену роняет, а Рыжка извихлялась вся… Отец опять ищет ремень гимнастерочный, шумит почем зря, будто этот ремень командирский прячет кто каждое утро…

Сколько помнил Володя, отец никогда не присел к столу позавтракать. Как находился ремень, отец подходил к лавке, брал и подносил ко рту первый попавшийся сосуд… Ведро ль с водой, корчагу с квасом или глечик с простокишей… И долго пил отец, не отрываясь. Казалось, никогда он не кончит пить, так и будет стоять и дуть памятником, казалось, уж реку выпил. И страшно Володе делалось за отца — лопнет вдруг. Но все заканчивалось благополучно. Памятник оживал и, гремя подковами, уходил к лошадям. Так было всегда, так было и сегодня. Заткнули веткой дом, вышли за ограду. Мать подсадила Володю в коробок, Ванька взлетел на передок. Отец проверил, плотно ли сидят «воробьи», не вытряхнутся ли при скорой езде. Усадил мать… Отвязал вожжи, натянул… Подался всем скрипучим телом, осаживая коней, которые тронули, едва хозяин занес одну ногу в коробок… Другой еще бороздил землю, вроде тормозом, подметки и след оставляя по пути… Вот и вторая нога отпустила землю…

— Пошел, милок.

«ПОШЕЛ, МИЛОК…» Почему отец обращался и разговаривал всегда с одним конем? Ведь два его всегда носило. Нет, не всегда. Редко, когда только по селу да недалеко, ездил он и на одном — на любимом Гоголе. Какой конных дел грамотей дал жеребцу кличку великую? Но гоголь и птица есть… может, от нее…

Быстро проскочили деревню задами, чтоб народ не косился, как председатель бабу с ребятишками по ягоды на колхозной паре покатил.

Кони тянули в согласии, колеса мелькают так, что в космос оторваться могут, если не углядеть… Мать караулит Володю, чтоб не вывалился… Ванька за вожжи на передке держится, теребит их у отца, чтоб лошадьми поправить… Отец потихоньку ослабляет, Ванька сам натягивает, всем щенячьим телом уцепился. Но отец контролирует, совсем не выпускает. Ваньке это не нравится — он всей самостоятельной силенкой с Гоголем хочет сравниться и злится, что не по его… А Вовке совсем за вожжи подержаться не велят. Он маленький инвалид… ГАДКИЙ УТЕНОК.

У него под сеном костыли лежат. Год назад он из санатория вернулся, где его лечили от туберкулеза коленного сустава. Теперь процесс остановлен, говорят, но лет до семнадцати врачи прописали ему костыли не бросать. Он обижен судьбой, потому и не обижает его брат Ванька и многих ребятишек в селе поколотил за младшего брата, которого они «Костыль-трест» дразнили. Вовка гордился Ванькой. Ванька против всей улицы за брата выходил. А Вовка артистом хочет стать — гуттаперчевым мальчиком под куполом в золотом костюмчике летать… С тонкими ногами, гибкими ветвями рук и челочкой до глаз, как у соседа Вадьки. Прыгнуть из-под самого неба ласточкой на спины коней и крикнуть «ОП-ЛЯ!» под стрекот барабана и рев толпы!!! «Выскочка ты, — говорила ему учительница по истории за то, что он парням нерадивым подсказывал, — утенок ты гадкий, а не артист». И обида, со злостью смешанная, брызгала из Володькиных глаз. «Я вам покажу, я вам докажу… Я прыгну гуттаперчевым мальчиком в золотом костюмчике на спины моих коней двумя своими ногами, и вы еще не раз заплачете, как плачут мужики, когда я пою «Шумел сурово Брянский лес!». Я еще прокачусь на своих вороных, гремя славою по вашему забытому переулку!!!»

Ах, кони, кони быстрые… куда вы завернули? Ведь за смородиной Володя едет на Исток-речушку… (Об этом вспомнит — или придумает? — много лет спустя.)

Ничто, видимо, не проходит зря. Все имеет свой результат и назначение. Не назови его люди гадким утенком, не захотелось бы ему теперь до смерти костюмчика в блестках. Не раздразни они его, не замыслил бы он теперь всем доказать, раз они не понимают, что он с самого рождения под куполом. Он родился скоморохом, профессионалом, то есть тем, кому ремесло такое хлеб дает, а не только забаву. Он рано понял, что петь или плясать есть тот же труд, как в колхозе, за который могут накормить или приласкать. Совсем маленьким, в голодное время войны он зарабатывал так. Мать привязывала его за ногу на крыльце, оставляла хлеба, что-нибудь пить и уходила со старшими, уже помощниками, в поле.

Читать дальше

«Алтапресс»: «Это был гражданский романтизм» – ведущая барнаульская актриса о мудрости, «голой» Смерти и феномене Золотухина

Полвека на сцене – такой грандиозный юбилей в этом году отметила заслуженная артистка России, педагог Нина Таякина. В честь этого в ее родном Молодежном театре Алтая устроили творческий вечер. Altapress.ru артистка рассказала, как в студенчестве «сбегала» в Москву на спектакли с Высоцким, пряталась от билетеров, а также о работе с режиссерами и о феномене Золотухина.

Все должно быть на изломе

– Как прошел ваш творческий вечер?

– Мне трудно судить. Очень волновалась, много думала, нужен ли творческий вечер вообще? Но я влюблена в то, что делаю, и решила, что найдутся еще люди, которые смогут разделить это чувство со мной. Наверное, только так бывает у творческих людей.

Конечно, сложнее всего выступать, когда на тебя смотрят коллеги и ученики. Но мне потом сказали много хороших слов. Так что думаю, вечер прошел достойно.

– Бенефис можно назвать моноспектаклем?

– В какой-то мере так и получилось. Я читала отрывки из Тэффи, воспоминания о «Вишневом саде», стихи Беллы Ахмадулиной из цикла «Времена года», Мандельштама – кстати, по его произведениям раньше шла музыкально-поэтическая постановка.

Долго сомневалась, читать ли Мандельштама – это трагический поэт, к его стихам надо правильно подготовить зрителя. Но его темы гражданина и поэта созвучны с темой любого творчества. Когда на последних строчках все исчезает, остается только пространство, звезды и певец – метафора художника, который через века будет доносить до нас строки Гомера и красоту Микеланджело.

– Сегодня очень редко можно услышать стихи со сцены.

– Время такое. Я стараюсь смотреть по каналу «Культура» передачи, где молодые поэты собираются и читают свои стихи.

Когда мы были молодые, то устраивали в театре поэтические вечера. Читали алтайских поэтов, писателей. И, конечно, классиков – Гумилева, Ахматову, Цветаеву, всех подряд.

– А вы помните, какое стихотворение читали при поступлении в театральный вуз?

– Я читала своего любимого Лермонтова – «Уж зачем ты, алая заря, просыпалася? На какой ты радости разыгралася?». Это из «Песни про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова».

Из современного – «Учительница Элькина» Евтушенко (из «Азбуки революции» – Прим.ред). Я трагическая актриса – мне нравится, чтобы все было на изломе.

– Как вы готовились к поступлению (Нина Таякина закончила Горьковского театральное училище – Прим.ред.)? Слушали, как читают стихи другие артисты? Или брали у кого-то «консультации»?

– Обычно у всех поступающих есть какая-то творческая база. Дети занимаются в театральных кружках при школах. В мое время ходили во Дворец пионеров, Дома культуры.

Но я готовилась сама. Просто читала так, как мне нравится. Не всегда и не у всех это получается хорошо. Поэтому иногда на вступительных экзаменах бывает очень весело. Одна знаменитая актриса рассказывала, как на вступительных она, «гэкая», плакала и падала на колени, а вся комиссия смеялась под столом.

Но все равно – когда готовишься сам, то и проявляешься ты сам, какой ты есть на самом деле. А опытный педагог обязательно рассмотрит игровую природу.

Я готовила то, что знала со школы. На уроках мы читали «Мцыри» Лермонтова – я уливалась слезами на моменте боя с барсом. Потом нашла другое стихотворение, которое мне тоже очень понравилось, я его ярко представляла. Но после Лермонтова на вступительных у меня все равно спросили: «А у вас что-нибудь девичье есть?».

Вообще мне больше нравилась мужская поэзия. И больше Ахматова, чем Цветаева. Хотя у Цветаевой – весь излом женской души. Может быть, я думала, что во мне меньше женственности, чем в ее стихах… Зрительный образ все-таки должен совпадать с поэтическим.

– А вы в юности были бойкой девушкой?

– Я была борцом. Выступала в школе против всякой несправедливости. Мне обязательно нужно было выхлестываться, проявляться каким-то образом.

– Но при этом вы любили книги.

– Я даже вела тетрадку, в которой писала, что прочитала, что понравилось, что запомнилось.

Иногда могла что-то от души сочинить, какой-нибудь «белый стих». Но не все записывала, к сожалению. Помню, на 70-летие мамы (а она всегда красилась в рыжий цвет) написала: «Цвет осени тебе идет».

Гражданский романтизм

– Вы уехали учиться в город Горький (сейчас Нижний Новгород – Прим.ред.), за тысячи километров от дома- не было страшно?

– Нет. А все потому, что было стремление быть похожими на своих героев. Иногда смотришь, как играет какая-то артистка и думаешь: «А я сделаю лучше» или: «Ну почему играет она, а не я?».

Я сначала поехала поступать в Ленинград, но не прошла. С этим опытом пришло понимание, что мои герои – недосягаемые небожители. Но я все равно хочу играть – и неважно, где.

В Горьковском училище я училась у Ривы Яковлевны Левите-Дворжецкой, ученицы Юрия Завадского, сокурсницы Эфроса. Она прожила 95 лет, выпустила много учеников. Недавно посмотрела ее биографию, там написано: «Среди воспитанников Левите – Александр Панкратов-Чёрный, Андрей Ильин и др». Так вот я – «и др.».

Из ее биографии узнала, что она после школы сначала поступила на юридический факультет, как и я. Не выдержала и ушла с третьего курса. А я – со второго. Она пошла в студию Завадского – я в училище. Дома у меня был скандал: как же так, из университета – и в училище!

Рива Яковлевна учила нас даже своим обликом – как она заходила в аудиторию, как выглядела, как говорила, как вела себя. Все это оставляло в нас след. Как говорила Аркадина в «Чайке» у Чехова: «Я никогда не выглядела фефелой, не распускала себя. Хоть пятнадцатилетнюю девочку играть». Вот Левите была такая. И судьба у нее, как у чеховской героини, трагическая – она похоронила своего сына, актера Евгения Дворжецкого.

Мне везло на педагогов – глубоких, мудрых. Я же сама не всегда себя так вела. Когда у Ривы Яковлевны случилось несчастье с сыном, я два года ей не звонила. Хотя до этого мы постоянно были в переписке, созванивались. Просто не знала, что сказать. А когда, наконец, позвонила, услышала ее голос в трубке: «Ой, Ниночка!». И мы очень долго разговаривали. И думаю – дура ты, дура, Ниночка, чего ждала, надо было раньше позвонить…

– А как сложилась судьба ваших однокурсников?

– Из девочек в артистки ушла только я. Другие стали преподавать, одна работала ведущей в филармонии. Мальчишки почти все ушли в режиссуру.

До сих пор переписываюсь с Александром Мюрисепом – он заслуженный артист, служит в Нижегородском театре драмы. Уникальный человек – играет роли, ставит спектакли, пишет книги.

– Есть ли у вас какие-нибудь теплые воспоминания об учебе?

– Как с подружкой на выходных ездили в Москву. От Горького до столицы – ночь на поезде. В субботу и воскресенье мы ходили на спектакли, а утром в понедельник возвращались на учебу. За два дня взахлеб могли посмотреть четыре-пять спектаклей.

– Куда ходили, что смотрели?

– Конечно, на Таганку. Прорывались туда с боем. Стояли на одной ноге на балконе.

Обычно в театр всегда пропускали студентов. Но однажды мы приходим на «Отелло» в театр на Малой Бронной, а нам говорят: «Мест нет!». А мы понимаем, что в другой раз на спектакль можем и не попасть.

И тут я вижу, что у входа стоит сам Эфрос и разговаривает с какими-то женщинами. Я снова подхожу к билетеру и говорю: «Я к Анатолию Васильевичу, мне к нему на минуточку надо!». Подхожу к ним, стою минуту-две. Эфрос раз на меня покосился, два, потом говорит: «Здравствуйте!», а я: «Ой, наверное, я вам мешаю, я отойду!» – и бегом в гардероб. А потом, дрожа, пряталась от контролеров по углам на втором этаже, ждала, пока поскорее выключат свет, чтобы занять какое-нибудь свободное местечко.

– В чем был феномен Таганки?

– Юрий Любимов (тогда он занимал должность главного режиссера – Прим.ред.) очень чутко чувствовал время. И подбирал актеров, в которых соединялись гражданственность, талант и веяния времени.

Тогда поэты собирали стадионы – Евтушенко, Вознесенский, Высоцкий. Молодежь страстно упивалась их стихами. Они были одержимы не желанием купить новую кровать, диван, квартиру, а бурлящей жизнью, творчеством. Я бы назвала это гражданским романтизмом.

Высоцкого я видела в роли Лопахина и Гамлета – конечно, этого забыть нельзя. Мне кажется, что сейчас так сложно найти хорошего исполнителя на роль Гамлета, потому что это должно быть соединение личности и того самого гражданского романтизма. Гамлет должен быть поэтом. Иначе все превратится в бытовую историю о том, как сын мстит за отца, без всякого философского звучания.

– А Золотухина видели на Таганке?

– Да, видела его в «Вишневом саду», он играл Петю Трофимова.

– Вы знали, что он ваш земляк?

– Не помню, не буду врать. Возможно, знала, но не принимала близко к сердцу. Но когда узнала его поближе – а я была педагогом его курса в Алтайском институте культуры – для меня он стал иконой русскости.

Его уникальный голос – это потрясение. Особенно хорошо Золотухин раскрывается в песнях. Когда он поет – такое ощущение, что можно кинуться к нему, обнять, поцеловать, просто и по-свойски, рассказать ему что-то свое – и он обязательно поймет.

– Есть такое устойчивое убеждение, что раньше артисты играли лучше. Вы с ним согласны?

– От поколения к поколению мир меняется, меняется и манера игры.

Даже театры в одно время предлагали разные манеры игры. Например, в «Современнике» говорили очень естественно, как в кино, ничего не наигрывая. В Таганке говорили громко, пафосно – звучание совсем другое.

Но что обидно – это 90-е годы, когда произошел разлом, потеря почвы под ногами, своей социально-гражданской идентичности. Я наблюдаю поколение мальчишек и девчонок, которые не следят за современностью. Мы знали всех своих современников, которые играли и в театре, и в кино – Высоцкого, Демидову, Румянцеву и других, восторгались ими. А они не знают своих артистов, но зато прекрасно знают голливудских. И уже воспитаны на западной манере игры.

Пошел другой тип актеров – сейчас мало таких «глыб», чтобы выдавались и ростом, и статью, и громким голосом. Сейчас артисты «помельче». Это не лучше и не хуже – они другие.

«Слепые» пионеры и «голая» Смерть

– Помните свой первый рабочий день в ТЮЗе (прежнее название Молодежного театра Алтая – Прим.ред.)?

– Это была осень 1971 года. Я зашла к главному режиссеру Владимиру Чернину, сказала, что закончила Горьковское театральное училище, вот мой красный диплом. Тут живут мои родители, жилья мне не надо. Нужна ли я вам тут? Он сказал: «Идите, оформляйте документы».

Меня сразу же стали вводить в спектакль «Вечно живые» на главную роль Вероники. Это стало моей «проверкой». Артисты удивились моей ретивости, тому, что я даже на репетициях все делала по-настоящему – и рыдала, и целовала. Я говорю: «Ну как учили, так и играю, иначе это будет вранье». И дальше пошло-поехало, много разные интересных ролей удалось сыграть.

Режиссер Михаил Бычков, который сейчас руководит театром в Воронеже, ставил «Бумажный патефон» по пьесе Червинского. Главной героине в произведении – 17 лет, а мне уже было 30. Прочитала пьесу дома, заплакала – потому что поняла, что это должна быть моя роль, но мне ее не дадут, по возрасту не подхожу. Но когда увидела распределение, была поражена – Бычков дал эту роль мне. Это было такое счастье! Я все думала – как он угадал, что я хотела именно ее?

– А как складывалась работа с другими режиссерами?

– Моим «крестным отцом» был Захар Китай. Он задал мне планку, дал актерский трамплин. Например, я сильно выросла в спектакле «Поэма о любви» – это история казахских Ромео и Джульетты. Помню, специально из Алма-Аты нам привезли красивые шапки, костюмы, украшения.

Для постановки пластики он пригласил Андрея Дрознина, с которым я потом училась в Щукинском училище на режиссерском факультете. Дрознин ходил с чемоданчиком, в котором были разные чаи, он себе заваривал для здоровья. Всегда был очень худым. Потом он стал настоящей звездой, ставил спектакли в Студии Табакова, Московском ТЮЗе, новосибирском «Глобусе», работал по пластике с актерами и студентами во многих театрах.

Потом Бычков поставил одиозный спектакль «Прости меня» по Астафьеву. Мы сыграли его всего два раза, и постановку закрыли.

История в постановке следующая – мальчик уходит на фронт, и за ним по пятам ходит Смерть. Когда его раненого положили в госпиталь, она снимает с себя бушлат, и зрители видят, как голая Смерть ложится рядом с ним. То есть, она, как женщина, хочет его соблазнить, забрать с собой. А я – медсестра Лида – ее прогоняю.

Обнаженная Смерть не понравилась крайкому партии. Хотя она не была совсем голой – актриса Елена Зотова (сейчас она работает в театре драмы) надевала телесные тонкие колготки и натягивала их выше груди, все было закрыто. Еще не понравилось, что в госпитале пионеры пели в черных очках. Задавали вопрос: «У нас что, пионерская организация слепа?». Режиссер не захотел ничего менять. Спектакль закрыли, а Бычков тут же подал заявление об уходе.

Мой муж, Виктор Захаров, подходил к театру как к дому. Все знали, что я не получу главную роль только потому, что я его жена. У него я исполнила только две главные роли, но одна из них – Раневская – роль всей жизни.

Так сложилось, что у меня сейчас осталась только одна роль в театре – бабушки в спектакле «Валентин и Валентина» Алексея Бурдыко. Свой столик в гримерке я делю вместе со своей ученицей Дашей Чиж, которая только пришла в МТА.

– Какими качествами обладает хороший режиссер?

– Талант, ощущение сегодняшнего времени. А про работу с актерами сложно сказать. Тактичность? Ерунда. Бычков иногда доводил меня до слез. Он не вмешивался в то, что я делаю. Но когда наступал момент, когда я не знала, как играть и спрашивала у него, он отвечал: «Ты играешь эту роль. Почему ты спрашиваешь? Делай». Я начинала рыдать, он смягчался: «Ну, давай думать».

Многие говорят, что режиссер должен быть еще и педагогом, но я считаю, что не всегда это уместно. Все-таки он должен знать, чего он хочет и попытаться разными способами это сделать. Тогда получится хорошо, даже если в работе есть неприятие, слезы и прочее.

– Самая главная пьеса всех времен и народов, по вашему мнению?

– Банально, но «Вишневый сад». Удивительно, что Чехов в свои 40 с небольшим смог написать Фирсу такие слова – «Прошла жизнь, словно и не жил». И до сих пор пьесу ставят, и ищут в ней что-то новое. А все потому, что написан «Вишневый сад» про человека – это самое важное.

Что известно о собеседнице

Нина Таякина родилась 2 апреля 1949 года в Барнауле.

В 1971 году окончила актёрский факультет Горьковского театрального училища, позже режиссёрский факультет Театрального училища имени Бориса Щукина.

Сразу после учебы стала работать в Алтайском ТЮЗе. К бесспорным актёрским удачам относятся роли Раневской в спектакле по пьесе Антона Чехова «Вишнёвый сад», Состраты в «Мандрагоре» Никколо Макиавелли, Счастливой в «Дамах с комедиями» Надежды Тэффи, Алёны Ивановны в «Преступлении и наказании» по роману Фёдора Достоевского.

В 1998 году Нине Васильевне Таякиной присвоено звание заслуженной артистки Российской Федерации.

Больше 15 лет работает педагогом по актерскому мастерству в Алтайском институте культуры. В 2021 году выпустила свой актерский курс.

Надежда Чехович

Источник: «Алтапресс»

Сто лет спустя

Алтайский театр драмы им. Шукшина с размахом отметил свое столетие.

27 ноября 1921 года на сцене Народного дома (сейчас там находится филармония) актерами Первого Государственного театра был сыгран спектакль «Трильби» по популярной пьесе Григория Ге. Первый сезон был чрезвычайно насыщенным — барнаульской публике показали 40 постановок.

Кстати, спустя сто лет «Трильби» снова вернется на сцену театра драмы! В этом году режиссер и лауреат «Золотой маски» Галина Зальцман на творческой лаборатории, посвященной истории алтайского театра, представила эскиз по этой пьесе.

Зрителям понравилась новая трактовка некогда модного произведения — так что «Трильби» обретет новую жизнь и снова будет в репертуаре.

К столетию театр подготовился основательно — в преддверии юбилея позвал на постановки старых и модных режиссеров (об этом — отдельно), собрал лабораторию, в которой ставили эскизы пьес из первого сезона, разместил в фойе масштабную интерактивную выставку, провел обменные гастроли с театром им. Вахтангова, который тоже отмечает вековой юбилей.

С круглой датой театр поздравил президент Владимир Путин. В поздравительной телеграмме он отметил, что алтайская «драма» является «крупным культурным, просветительским центром Сибири», где «царит атмосфера духовности и вдохновения».

Красивым завершающим аккордом стало присуждение театру всероссийской премии «Звезда театрала» в номинации «Лучший региональный театр года».

Новая «Сказка»

Открытие нового здания театра кукол «Сказка» стало событием всероссийского масштаба — просто потому, что подобные «храмы искусства» с нуля возводят крайне редко, их чаще реконструируют.

Здесь все «с иголочки» — от современного европейского светового до звукового оборудования. В зрительном зале — 203 места со специальными креслами-трансформерами. Есть кафе, малый зал для спектаклей «на подушках», большое фойе для новогодних интермедий, конференц-зал.

Тот факт, что это будет совсем другая «Сказка» — не только для детей — ознаменовали двумя громкими премьерами для взрослых — спектаклями «Человек из Подольска» драматурга Дмитрия Данилова (самую популярную пьесу последнего десятилетия впервые поставили в театре кукол) и «Паша» по роману Павла Селукова.

Напомним, свой новый дом театр ждал несколько лет. В 2014 году старое здание на ул. Пушкина признали аварийным. Сначала артисты нашли временный приют в ДК моторостроителей, затем — в здании бывшего кинотеатра «Родина».

Строительство нового театра на ул. Пушкина стартовало в 2018 году, а официальное разрешение на открытие получило летом 2021 года. Оно состоялось в преддверии нового сезона.

«Маска» — наша

Всероссийский театральный фестиваль «Золотая маска» впервые за много лет обратил внимание на Алтайский край.

А если точнее — впервые на барнаульский музыкальный театр. Мюзикл «Капитанская дочка» был представлен на премию в 10-ти номинациях: «Оперетта/мюзикл», «Работа режиссера» (Константин Яковлев, Татьяна Безменова), «Работа дирижера» (Денис Немирович-Данченко), «Мужская роль» (Андрей Булгаков), «Женская роль» (Мария Евтеева), «Роль второго плана» (Сергей Автоманов, Анна Кожевникова), «Работа композитора» (Евгений Загот), «Работа художника» и «Работа художника по костюмам» (Елена Турчанинова).

В апреле, в Москве, на официальной церемонии награждения «Золотую маску» получила Мария Евтеева — она сыграла в «Капитанской дочке» главную роль Маши Мироновой.

«Не в каждой роли удается показать красоту голоса, свой профессионализм, где-то основной упор делается на драматическую часть. Когда только услышала музыку, поняла, что петь обычно нельзя. Я очень кропотливо работала над музыкальным материалом, искала новый голос и манеру. Въедалась в каждую ноту, слушала со стороны, смотрела, как поют другие на репетиции. И, кажется, мне удалось добиться того самого звучания, которое хотелось дать своей героине», — рассказала актриса о звездной роли в интервью altapress.ru.

Мария Евтеева родилась в Кемерове, с отличием окончила Саратовскую государственную консерваторию им. Собинова в 2015 году. В алтайском музыкальном театре она работает с 2016 года.

Золотарь и Хабенский

Настоящей сенсацией стало возвращение в театр драмы (пусть и на пару месяцев) бывшего главного режиссера Владимира Золотаря, которого мы знаем и любим по многим замечательным спектаклям — «Войцек», «Собачье сердце», «Чайка» и другим.

К юбилейному сезону он поставил спектакль «Жар и холод, или Идея господина Дома» по пьесе Фернана Кроммелинка. К творчеству бельгийского драматурга Золотарь обратился второй раз — в далеком 2003 году он ставил спектакль по его пьесе «Великодушный рогоносец».

В «Жаре и холоде…» заняты исключительно молодые артисты, которые раньше не работали с выдающимся режиссером — Анна Бекчанова, Анастасия Дунаева, Екатерина Порсева, Виктор Осипов, Дмитрий Плеханов, Сергей Рассахань, Екатерина Боярова, Михаил Меньших, Максим Пивнев и Кристина Василенко.

Спектакль-фарс окатил зрителей настоящим кипятком страстей. Зрители до последней минуты с нарастающим напряжением гадали, изменяла ли главная героиня своему мужу, а он — ей, существовал ли господин Дом в жизни, и что за идея волновала его ум (и была ли она на самом деле).

Премьеру посмотрели губернатор края Виктор Томенко и актер Константин Хабенский. Последний приехал в Барнаул, чтобы провести первые репетиции следующей громкой премьеры — спектакля «Интуиция».

Пьесу специально для театра написал знаменитый писатель и блогер Александр Цыпкин. В режиссерское кресло позвали модного московского режиссера Данила Чащина.

Драматургический материал был написан таким образом, чтобы в спектакле участвовали артисты театра из самых разных поколений. Сама же пьеса — это сборник из 13 монологов только что умерших людей. Персонажи рассказывают зрителям, чем они жили, и что их, как внезапно оказалось, волнует на самом деле.

Дорогие билеты на «Интуицию» были раскуплены мгновенно — а все потому, что в первых премьерных спектаклях играл сам Хабенский. Появился он, правда, только в самом конце постановки, буквально на пять минут — но и этого «прикосновения к звезде» хватило барнаульской публике.

В память о земляке

В Алтайском крае прошли памятные события, посвященные 80-летию Валерия Золотухина.

Летом в Молодежном театре Алтая, который носит его имя, зрителям показали автобиографический спектакль «Пой, Вовка», созданный на основе рассказов, дневников и писем Золотухина.

После показа в театре прошел творческий вечер с участием жены артиста Ирины Линдт и его сына Ивана Золотухина, который заметно вырос и стал копией своего знаменитого отца. На эту тему они даже исполнили трогательную семейную песню.

Иван рассказал, что тоже решил пойти по стопам своего родителя и попробовать поступить в театральный вуз. Актерский опыт у него уже есть: в этом году он исполнил одну из главных ролей в спектакле «История одного городка» в МХАТ им. Горького.

На вечере памяти знаменитого артиста также выступили друзья Золотухина — Алика и Вениамин Смеховы, Валерий Черняев и Любовь Чиркова.

А уже осенью в МТА провели четвертый всероссийский театральный фестиваль им. Золотухина. В Барнауле выступили театры из Вологды, Екатеринбурга, Глазова, Кемерова, Нягани и других городов.

Гран-При получили хозяева фестиваля — за спектакль «Мой папа — Питер Пэн» режиссера Бениамина Коца.

Режиссерские рокировки

Не обошлось и без громких кадровых перестановок.

Главный режиссер музыкального театра и номинант «Золотой маски» Константин Яковлев в апреле стал числиться в штате Пермского ТЮЗа. Тем не менее, в сентябре он представил барнаульской публике свой прощальный спектакль «Дубровский».

А вот в Молодежном театре, наоборот, впервые за долгое время появился главный режиссер. Им стал Алексей Серов из Санкт-Петербурга — его барнаульцы знают по спектаклю «Наш городок».

Опыт работы в качестве главрежа у Серова большой — эту должность он ранее занимал в новосибирских театрах — «Красном факеле», ТЮЗе и молодежном театре, а также в театрах Волгограда и Хабаровска.

Сейчас главный режиссер МТА ставит к Новому году комедию «Свободная пара» по пьесе Дарио Фо и Франки Раме, а весной представит мюзикл «Фауст» Александра Швецова.