Посвящается моей любовнице Анечке.
Мы лежали в одной кровати как обычно. Мы всегда спим вместе с мамой. Так теплее и уютнее. Так у нас повелось еще с детства. Раньше, когда я был маленький, мама укладывала меня рядом с собой и мы уютно засыпали. А теперь, когда мне исполнилось n лет, уже не хотелось менять привычек, и мы, так и остались в одной кровати. Всех это устраивало, и мы не стесняли друг друга. И мы решили, что мне не нужен отдельный диван. И ставить его не где, да и денег у нас особо не было. Мама сказала, что ну ладно, нам не тесно, ну и оставим как есть. Ей, наверное, тоже не хотелось оставаться одной. Привыкла ко мне. Вообще мы с мамой никогда не стеснялись друг друга. Как-то так получилось. Может это из-за того, что в нашей маленькой квартире не было места чтобы уединиться. Мама в шутку называла её подводной лодкой. А мне нравилось дома. И не тесно совсем. У нас и запоров ни где не было. Ни в туалете, ни в ванной. Помню, как я маленький всегда бегал голышом по квартире. И мама тоже меня не стеснялась и часто ходила голая из ванной или утром, когда собиралась на работу. Трусики она вообще дома почти не носила. Только когда выходила на улицу, и то, когда было холодно. Так и ходила по дому в одном халатике. Я тоже дома всегда бегал в трусиках, когда подрос. А так в ванную или в туалет всегда голышом. А маленький всегда голышом болтался по дому. У нас дома всегда тепло было. Мог зайти в туалет, когда она писает. Мама не пряталась. Мы как-то не стеснялись. Это было все естественно. Когда мы ложились спать, мама всегда перед сном гладила мне животик, чтобы я поскорее заснул. Или целовала мне писю. Я прижимался к её теплой груди, зарывшись в нее головой, а она гладила меня по попке. Иногда она гладила и свою писю тоже, и всегда при этом сильнее прижимала меня к себе. Я не понимал её действий до конца, но чувствовал, что ей в этот момент было хорошо, и мне это нравилось. Потом с какого-то момента мне тоже стало нравиться трогать свою писю. Мама заметила это, но не стала мне делать замечаний, и не мешала. А только иногда брала мою писю в ладошку и держала так чтобы я успокоился и заснул. Я рос понемногу и мне все чаще хотелось поиграть со своей писей. Вскоре я научился кончать и после испытывать чувство приятного расслабления. Спермы у меня в то время еще не было, но пися всегда стояла упругой пружинкой. Маму все это немного забавляло, и она всегда смотрела на мои манипуляции с иронией. Ей тоже было, наверное, интересно наблюдать как маленький мальчик постепенно на её глазах превращается в мужчину. Иногда она подыгрывала мне, когда у нее было настроение. Она убирала мои руки, и сама терла мне писю положив мою голову к себе на плечо. Иногда сжав её в кулачке, она всегда очень бережно терла её. А иногда брала двумя пальцами, и внимательно рассматривая раскрывала головку и закрывала её вновь. Мне всегда нравилось, как она это делала, и я просил её поиграть с моей писей. Иногда она соглашалась, и я всегда в результате кончал как-то особенно. Но иногда она говорила, что я себя плохо вел и не слушался, и она не будет со мной играть. И я невольно всегда каждый вечер старался угодить маме и быть ласковым котиком. Часто бывало, когда она так играла со мной, она сама начинала тереть свою писю, и я уже понимал, что и она занимается тем же чем и я. И она становилась мне ближе и понятней в это момент. Особенно когда она кончала. Мы всегда разговаривали потом, обсуждая кому что понравилось. Она интересовалась, понравилось ли мне, и что именно понравилось. Я был еще мал и не знал, что еще можно кроме того, что мы уже делали. Поэтому мама каждый раз что-то делала по-другому. И каждый раз для меня было новое открытие. Иногда, когда мама играла со мной, она гладила мою попку, и сжимала её ладонью. А один раз она незаметно вставила свой пальчик в мою попку. Сначала мне это не понравилось, и даже было немножко больно. Но потом, когда она сделала это во второй раз, я ощутил легкое волнение и приятное жжение и мне захотелось это повторить. Я сразу сказал ей об этом, и она рассмеялась в ответ.
— так значит тебе и это нравится? Ну ладно, будем пробовать ещё.
Мама легко относилась к моим желаниям. Поскольку у нас с ней не было запретных тем, то я и не стеснялся никогда рассказывать про свои ощущения. Она выслушивала меня с улыбкой, как выслушивают взрослые наивные глупости малышей. Потом всегда целовала в лобик как бы поощряя мою откровенность.
Надо сказать, что мы хоть и проводили много времени вместе, и у нас был свой сложившийся мирок, но все же мы жили в обычной реальной жизни среди обычных людей в многоквартирном доме. Я ходил в школу, у меня были товарищи и во-дворе и в школе. Играл в футбол во дворе с мальчишками и ходил в кружок судомоделей в клубе. В общем я был обычный средний подросток. Когда я пошел в первый класс, помню мама сказала мне строго.
— запомни одно. Никогда, ни с кем не говори о доме. Ни про то как мы живем, ни про то как мы играем. И вообще ни о чем. Просто мы живем с мамой вдвоем. И все. Понимаешь сынок, люди разные. Много злых. Так что держи язык за зубами. Ты понял меня?
Но я и сам уже понимал, что мы с мамой живем по-другому, не так как все в округе. Сначала мне все это не казалось чем-то запретным, вернее я даже не думал об этом. Но постепенно я начал понимать, что все что мы с мамой делаем, совсем не похоже на то как живут и общаются люди вокруг нас. Ка я это понял я не знаю, но это понимание пришло вместе с ощущением чего-то запретного, постыдного и совершенно ужасного. Но как ни странно внутри себя я совсем не разделял мнение людей на этот счет. Более того, поскольку все это приобрело ореол тайны, все стало выглядеть более романтично и таинственно, и я был причастен к этой тайне и являлся участником её. Я даже чувствовал некоторое свое превосходство, когда среди мальчишек заходил разговор о том, что кто-то что-то увидел или сумел потрогать у девочек. Мальчишки хвастались, а я слушал и помалкивал. Я то уже все это видел много раз, но похвастать не мог потому помнил, что это была наша с мамой тайна. Ну и конечно меня не миновал извечный вопрос: откуда берутся дети. Я конечно решил спросить у мамы. Я подумал, что уж она то точно знает откуда я взялся. И как-то вечером я задал ей этот вопрос. Мама посмотрела на меня внимательно.
— Вам это что, в школе задали?
— Нет я сам.
— ну слава богу. А почему тебя это интересует?
— мальчишки во дворе обсуждали. Но никто толком не знает.
— Хорошо я расскажу тебе, но только тебе одному, как это на самом деле происходит. А они пусть сами разбираются. Вот смотри, иди сюда. Она подошла к окну и развязала халат.
— Вот смотри, я женщина, так? У меня есть грудь, живот и пися. Видишь? Сначала ребеночек растет в животе. Он маленький. Он сначала растет в животе, а потом его достают оттуда, и я кормлю его молочком из груди пока он не подрастет. Понятно?
— А как же он попадает туда в животик? И как его достают?
— А вот это как раз самое интересное. Что обычно детям не рассказывают. Но я тебе расскажу по секрету. Мама сделала таинственный вид и приложила палец к губам. Потом нагнулась и прошептала мне на ухо.
— его достают через писю.
Я очень удивился. Как это? Я подумал, что мама смеется надомной.
— Ну мам, я тебя серьезно спросил, а ты смеёшься.
— Не веришь? Ладно. Вот ляжем спать я тебе все покажу.
Она запахнула халат и пошла на кухню. А я не унимался, и когда мы легли, снова стал к ней приставать.
— Какой ты дотошный мальчишка. Лучше бы уроки так учил. Ладно, давай разбираться дальше.
Она поднялась повыше на подушке и притянула меня к себе.
— Вот смотри, видно тебе? Она поджала ноги, и раскрыла мне свою писю. Я устроился между её ногами и приготовился смотреть все что она мне собиралась показать.
— смотри, если её раскрыть, то там будет такая дырочка. Сейчас она небольшая, но, когда ребенок выходит, она расширяется. Это конечно больно, но один раз потерпеть можно. Зато у меня есть теперь такой милый любознательный малыш. Вот ты оттуда и вышел когда то, но был совсем маленький. Совсем не такой как сейчас. Я специально побрила писю сегодня, чтобы ты все рассмотрел.
— Мама, а можно мне тоже потрогать её?
— ну потрогай, только осторожно. Сунь туда пальчик, не бойся. Чувствуешь какая она мягкая?
— Да, мама, мягкая и теплая. А как я там оказался?
— Ты там просто вырос. А чтобы ты там вырос, для этого и нужны мальчики.
— Как это?
— А вот так. Посмотри на свою писю. Видишь она у тебя какая твердая, как карандашик. А когда ты подрастешь и станешь совсем большой, то и пися твоя станет большая. И тогда ты сможешь тоже вставить её туда где сейчас твой пальчик и уже после этого в моей писе начнет расти новый малыш. Только маленьким об этом обычно не рассказывают. Говорят, что рано им об этом знать. И писю мою тоже не показывают. Потому что это секрет. Понятно?
— Понятно. Значит папа тебе вставлял свою писю, а мне нельзя. Жалко.
— Глупенький, разве я сказала, что нельзя? Я сказала, что нельзя говорить. Ты вот трогаешь, а мне так приятно это. Так же, как и твоей писе приятно.
— Мне она нравится. Мама, твою писю так приятно гладить. Можно я всегда буду тебе её гладить?
Мама погладила меня по щеке и сказала:
— Какой ты у меня дурачок. Я тебе все это показала для того, чтобы объяснить откуда дети берутся. А тебе вдруг понравилось гладить мою писю. Не достаточно тебе что ты видишь её и так каждый день. У тебя вон и так карандаш стоит уже давно от моих рассказов. Ты лучше погладь свою писю чтобы она успокоилась, или давай я поглажу, а то уже пора спать.
Мама отвернулась лицом к стене, показывая, что уже спит. А я не мог заснуть. Не мог отойти от полученных впечатлений. Я повернулся к маме и прижался к ней всем телом. Мама повернулась ко мне и обняла.
— Ну что ты не спишь? Не можешь успокоиться?
— Мам, погладь мне писю.
Она взяла мою писю пальчиками, как всегда она делала, и легонько начала двигать, открывая головку. Я млел в её руках и понемногу затихал.
— Мама, ты у меня самая красивая. Как хорошо, что ты моя мама, а не чья-то другая.
— Ах ты мой кавалер. Захвалил меня. Конечно хорошо, что я твоя мама и что у меня есть такой хороший сыночек. Мой милый зайчонок с таким маленьким писюньчиком. Какой он у тебя твердый стал. Стоит как пружинка. Скоро он у тебя станет совсем большой и красивый. И ты вырастешь большим и красивым и будешь вспоминать как ты с мамой нежился в кроватке.
— А что, когда я вырасту, разве мы не будем с тобой засыпать вместе? И ты не будешь гладить мне писю?
— Я не знаю. Может ты и сам этого не захочешь. Найдешь себе невесту красивую, будешь ей любоваться.
— Мам, но ведь девчонки все такие противные. Вечно воображают и вредничают. А ты нежная и добрая. Я тебя люблю.
— Просто они ещё глупые. А когда подрастут то сами начнут приставать. Вот увидишь. И потом им сейчас нравятся взрослые парни, которые знают, как с ними обращаться.
— Да ну их. Ты у меня красивее их всех. И так хорошо все делаешь. Я люблю смотреть на тебя голую. У моих друзей такого нет. Они все стесняются родителей. А нам можно, правда?
— Ну конечно можно. Что тут такого. Просто у других это не принято. Да и говорить об этом нельзя. Вот так нельзя лежать с мамой голышом. И писю дрочить нельзя. А нам можно. А вот рассказывать об этом не стоит.
— Я знаю. Но мне так нравится лежать с тобой и прижиматься к тебе голым. Как хорошо, что можно тебя потрогать.
– Ну в общем мне тоже это приятно. Хорошо, что мы с тобой не прячемся за одеждой. И поэтому можем говорить обо всем без секретов. Вот ты теперь знаешь, как родятся дети. И не только знаешь, но и рассмотрел все.
Мама лежала на боку, подложив локоть под голову и пока мы беседовали она гладила ладошкой мою писю, перебирала пальчиками яички и легонько терла мою писю. Я лежа на спине ощущал легкие и теплые прикосновения её руки и легкое возбуждение то и дело пробегало по моему телу от того места, где касалась её ладонь.
— Может уже будем спать? Иди я тебя обниму. Она обняла меня своими руками и прижала к себе. Я прижался к её теплому мягкому телу, головой уткнувшись в её грудь, а писей упершись в её живот. Она накинула одеяло, и мы затихли под ним.
Утром мама разбудила меня поцеловав в щеку и легонько похлопав по попке.
— Вставай соня, в школу проспишь.
Я ещё чуть повалявшись, нехотя поднялся и побрел в ванную. Умывшись, я вернулся в комнату осматриваясь в поисках трусов.
— Я их постирала утром пока ты спал. Можешь надеть пока мои.
Я взял их и посмотрел на нее.
— Мам, они же прозрачные.
— Ну и что. Под брюками не видно. Ты же не будешь их снимать. Физкультуры сегодня у вас нет.
Я надел эти её трусики. Они были мне в пору и обтягивали плотно. Непривычно тонкая ткань. Узкие и открытые. Мама рассмотрела меня и сказала:
— Ну что, тебе в общем неплохо. Даже красиво. Тебе нравится? Я, пожалуй, тебе их подарю. Я все равно не часто их ношу.
Сама она ходила по комнате накинув на себя мужскую рубашку, которая скрывала её до бедер. Её красивые длинные ноги и открытая грудь, чуть загорелая, приятно смотрелись на фоне белой ткани. Проходя мимо, она игриво обняла меня.
— ну и что, походишь сегодня в женских трусиках, побудишь девочкой немного. Почувствуешь себя в новом образе. А вечером расскажешь, как тебе в таких трусиках. А потом мы тебе ещё что-нибудь подберем. Тебе даже идет.
Она оценивающе осмотрела меня.
— Если еще прическу поменять и чуть макияжа. В общем то и не подумаешь, что мальчик.
Её вдруг осенило. – Слушай, а давай сыграем в такую игру. Хочешь? Будет весело. Значит так: мы тебя одеваем, и идем вместе гулять куда-нибудь где нас не знают. Ты будешь, например, Ирой. А я надену свой сарафан и больше ничего. Мы пойдем вечером, лучше в парк, и чтобы народу поменьше. Согласен? Ну ладно иди в школу и подумай над этим, а вечером обсудим.
В школе все было как обычно. Вот только мысли мои все время возвращались к её предложению.
Вот будет ужас, если меня узнают. И этот страх, и тонкие трусики на мне приводили меня в какое-то непонятное возбуждение. Я осторожно смотрел на девочек в классе и думал, как я буду чувствовать себя в таком виде. И постепенно я понял, что мне тоже хочется побыть девочкой. И эта мысль будоражила меня до мурашек. Я внимательнее стал наблюдать за поведением девочек. Запоминал как они двигаются, как разговаривают, или смотрят. Мысленно повторял все их движения. И эта игра нравилась мне все больше и больше.
Вечером, вернувшись домой, я сам завел разговор почти с порога, не дожидаясь пока мама спросит меня об этом.
— Мам, а когда мы будим играть в девчонок?
— Ты что, серьезно? Я вообще то шутила. Ну не сердись. Если ты готов, то я не против. Ну давай почудим с тобой. Только нужно, чтобы все было натурально. Дело не только в одежде.
— Я знаю, я уже придумал как я буду держаться. Только мне нужно попробовать сначала дома.
— Конечно. Сразу так не получится. Я думаю, что мы сделаем из тебя пацанку. Так будет натуральнее всего. Волосы у тебя уже и так отросли достаточно, так что постригаться мы не пойдем, а вот прическу поменяем. Давай вот так сделаем заколочки и челку в другую сторону. А пробор уберем. Вот уже лучше. Нужно еще лаком чуть зафиксировать. На надень мою блузку. И юбку в клетку ту темную. Сейчас найду чулочки. И сандалии.
В общем не прошло и часа как я был уже одет. Я подошел к зеркалу и с трудом узнал себя. На меня смотрела какая-то нескладная девчонка. Я повернулся и прошелся по комнате.
— Нет, так не пойдет, Тебе нужно все делать плавно и мягче как-то. Понимаешь, девочки, когда двигаются, всегда подсознательно думают о том, как они выглядят. Ты должен привыкнуть к мысли о том, как выглядит твоя попка, например. Как смотрят на тебя мальчики. Ладно, походи пока дома как девочка, а завтра мы выйдем с тобой в парк. И не волнуйся. Тебя никто не узнает.
А сейчас, Ирочка, мы с тобой поужинаем и будем ложиться. Ты поможешь маме помыть посуду?
Давай вместе готовить ужин. Я научу тебя делать сырнички. Пойдем на кухню. Ты будешь сегодня моей дочкой.
— Мама, а ты расскажешь мне еще что ни будь про девочек? Ну что они говорят про мальчишек. Интересуются ли они письками.
— А как ты думаешь? Ну конечно интересуются. И даже очень. Ну не все конечно, но в основном многие. Я по крайней мере интересовалась. В детстве мы с подружками часто обсуждали мальчишек на предмет что у них в штанах как устроено и свои писи изучали тоже и смотрели друг у друга. И ты если будешь думать, как девочка, то и все увидят, что ты девочка.
На следующий день я снова надел мамины трусики и пошел в школу. Я снова наблюдал за девочками, присматривался к тому, как они общаются, что и как говорят, и внутри себя пытался воспроизвести их поведение.
Вечером мама сказала мне что может быть мы сегодня попробуем ненадолго выйти на улицу чтобы я привык и освоился. Мама помогла мне переодеться, сделала мне волосы и чуть подкрасила. Я стоял в нерешительности перед зеркалом рассматривая свой вид.
— Ну что волнуешься? Не бойся, мы только пройдемся немного. Сейчас уже темнеет, тебя никто не увидит.
Мы вышли во двор и быстро свернули в переулок в сторону парка. В парке было тихо. Одинокие прохожие спешили, проходя мимо нас. Я начал понемногу успокаиваться и шел рядом с мамой. Она держала меня за руку, и это придавало мне уверенности. Мы не спеша прогуливались по дорожкам среди лип и акаций.
— Ну что Ирочка, ты успокоилась? Вот видишь, никто на тебя не смотрит. Ты очень симпатичная девочка. Веди себя естественно и все. Ты девочка.
— Мама, тебе нравится, что я как будто твоя дочка?
— Не как будто, а на самом деле. Мне и правда очень интересно самой, что у меня дочка. Это так возбуждает. Даже странно. Ты заметила, что я трусики не надела. Что, не заметила?
Мама, обернулась, посмотрев, не идет ли кто, и быстро приподняла подол сарафана. – Видел?
Я увидел её бритую писю.
— Мам, а можно я тоже трусики сниму?
— Ладно, снимай, только быстро. Я снял трусики и отдал их ей. Мама положила трусики в сумочку, и мы пошли дальше.
— Мам, так интересно все. Классно.
— Я знала, что тебе понравится. Давай вернемся, на сегодня хватит.
Мы быстрой походкой вернулись домой и закрыв за собой дверь обе засмеялись. Мама обняла меня и поцеловала в губы.
— Ты моя храбрая девчонка. Давай быстро в ванную, я сейчас приду.
Я быстро разделся и налил ванную. Горячая вода приятно наполняла теплом. Вошла мама, уже раздетая и тоже погрузилась в ванную. Мы не торопясь плескались в теплой воде.
— Иди ко мне- сказала она тихо. И загадочно улыбнулась. Я переместился в её объятия и прижался к ней, такой мягкой и горячей. Шумела вода в кране, наполняя ванну, а мы лежали, плотно обнявшись в нашей большой чугунной ванне. Мама вытянулась во весь рост, а я устроился на ней сверху. Она погладила меня по щеке, глядя на меня как-то по-особенному. Потом обняла меня еще крепче прижав к себе.
— Что мам? — Она не ответила, а вместо этого поцеловала меня в губы долгим нежным поцелуем.
— Знаешь, у меня сегодня какое-то особенное настроение. Я стесняюсь тебе сказать, но после того как я увидела тебя девочкой, я поняла какой ты красивый мальчик. Говоря это, мама гладила меня по спине и чуть сжимала мою попку. Не зная, что мне делать, я тоже поцеловал её в ответ. И тогда она, не отрываясь, стала целовать меня в засос, обхватив мою голову.
— Извини, я что-то увлеклась, — сказала она, оторвавшись от меня и тяжело дыша.
— Мама, а мне очень понравилось. Ты ещё меня так поцелуешь?
— Дурачок, я ведь могу и не остановиться. Думаешь это игрушки?
— Ну и не нужно останавливаться. Давай не останавливаться.
— Замолчи. Поцелуй мне грудь. – Мама чуть выгнулась вперед, приподняв грудь и откинув голову. Я стал целовать её нежные соски по очереди, стараясь делать это с нежностью. Она обнимала мою голову и затылок.
— Какой ты все-таки нежный. Прикуси их чуть-чуть зубками. Покусай меня.
Мама изогнулась еще сильнее напрягая все тело. Я старался изо всех сил, чтобы ей было хорошо.
Понемногу она раздвинула ноги, и я провалился, оказавшись между ними. Мой живот прижался к её писе.
— Подожди, подожди. Мне надо успокоиться. Полежи тихо. — Она тяжело дышала. По телу её пробегала дрожь.
— Мне так хорошо сейчас было. Я чуть не кончила. Ты не понимаешь. — Мама продолжала меня гладить и прижимать к себе.
— Почему я не понимаю. Я же тоже кончаю, когда ты дрочишь мне писю. Мама, давай я помогу тебе, хочешь? У меня получится. Ты не бойся, я уже большой. Ты мне только скажи, как тебе лучше сделать. Я все сделаю.
— Всё-всё сделаешь? Ладно, я пошутила. Все не надо. – Мама согнула ноги в коленях и раздвинула их по шире. Бросив на меня быстрый взгляд, она неуверенно спросила меня.
— Давай поиграем с моей писей? Ты уже там все видел у меня. Вот смотри. – Она двумя пальцами растянула писю, открыв вход в свою дырочку.
— Всунь туда свои пальчики. Ну-же смелее. Вот так. Я помогу. Теперь осторожно двигай ими.
— Мама, там у тебя все такое мягкое. Я правильно делаю?
— Да все хорошо малыш. Только не останавливайся.
Я аккуратно двигал пальцами в её писе, стараясь не причинить ей боль, а мама терла себе сверху и сжимала грудь. Закрыв глаза, она вся сосредоточилась на своих ощущениях. По её телу пробегала легкая дрожь. Я продолжал двигать пальчиками внутри её писи, стараясь попадать в такт с её движениями. В этот момент я хотел только одного, чтобы маме сделать еще лучше, ещё приятнее, и чтобы не разочаровать её в своих способностях. Я пристально наблюдал за ней и за тем что с ней происходило, и чувствовал всю важность момента и моего участия в нем. И вдруг произошел как взрыв. Мама вся дернулась, изогнулась, и напряженно застыла на мгновение. Затем стала медленно расслабляться как бы в полузабытьи. Не открывая глаз, она осторожно отвела мою руку, и произнесла сдавленным тихим голосом.
— Всё, всё. Оставь.
Она, обессиленная и расслабленная, зажав свою писю ладошкой, лежала с закрытыми глазами.
— Мам, ты как? – спросил я неуверенно, совершенно не ожидав такой бурной реакции, и приведшей меня в удивление и замешательство.
— Все хорошо. Мне очень хорошо, мой милый. Сейчас. Надо отдохнуть. Ляг со мной.
Я прилег рядом с ней обнявшись, и мы тихо полежали несколько минут. Мама открыла глаза и нежно посмотрела на меня.
— Ты не испугался, малыш? Я так неожиданно сильно кончила. Ужас. Я вот так давно не кончала.
Ты еще тут со своими пальчиками. Надо успокоиться.
— Мама, а тебе писю не больно? Давай посмотрим, как она.
— Нет, мой милый. Все хорошо. Посмотри, если хочешь. – Она раскрыла ноги, и я приблизился чтобы лучше рассмотреть. Её большая и влажная пися раскрылась мне навстречу. Я осмотрел её внимательно потрогав осторожно пальчиками. И эта мамина пися показалась мне такой родной и близкой, через которую мама получила столько радости, что на меня нахлынула вдруг волна нежности к ней. Подчиняясь импульсу я неожиданно для себя поцеловал её. Потом еще раз.
— Ты что малыш? Тебе она так понравилась? Ах ты мой милый. Какой ты все-таки нежный у меня. Тебе приятно это? Я прямо не знаю, что и сказать. Ну ладно, маленький, пусть тогда она побудет твоей игрушкой. Если тебе это нравится. Мне только приятно будет. Я тоже поцелую твою писю, если хочешь.
Мама расслабленно легла в ванной бесстыдно широко раскинув ноги и подставив мне свою писю.
Я, неожиданно получив разрешение и полный доступ к ней, продолжил играть с писей, все более увлекаясь этой игрой. Пальчики мои уже смело заходили куда хотели, и мой язык подробно изучал все изгибы и складки, то упруго проходя по верху до самого лобка, то погружаясь внутрь на сколько это возможно. И ещё запах. Этот необычный пряный запах её выделений будоражил воображение. Все лицо моё было мокрым от её писи потому что сколько я её не вылизывал, она все равно оставалась мокрой. Мама молча наблюдала за мной иногда закрывая глаза и замирая.
— Ну что милый, ты наигрался с ней? Дай ей отдохнуть немножко. Отпустишь?
— Мама, а ты знаешь, как мальчишки называют писю? Знаешь?
Мама озорно посмотрела на меня. – Ну ка как? Скажи.
— Ну, я стесняюсь.
— Нет уж говори, раз начал.
— Ну можно я на ушко тебе скажу? Я прижался губами к её уху, и помедлив в нерешительности прошептал. – Пизда.
— Да? Они так говорят? Ну да, все правильно. Ну и ты так называй. Давай громко скажи. Я люблю мамину Пизду. Давай, говори.
Я сел, глядя на нее произнес: — Я люблю Мамину Пизду.
— Ну вот, мы теперь знаем, как её зовут. Значит тебе нравится моя Пизда? Нравится?
-Да нравится. Я люблю твою Пизду. Она вкусная.
Мама рассмеялась. – дурачок ты. Она не вкусная, а сладкая. Запомни. Ну иди ко мне, мой маленький любитель. Пизду он мою полюбил вдруг. Посмотрите на него. Давай мамочка тебя приласкает, а то все я да мне.
Мама положила меня рядом и начала нежно гладить меня по всему телу. Брать мою писю и тереть её своими пальчиками. Мне было очень приятно и спокойно от её массажа. Я лежал и смотрел как она это делает. А она в это время терлась своей грудью по моей груди и животу.
Потом она, взглянув на меня и нежно улыбнувшись, осторожно взяла мою писю себе в рот и обсосала её как леденец.
— Тебе нравится так? – Я молча кивнул.
— Хочешь ещё? – И не дождавшись ответа она снова взяла её в рот, теперь уже надолго. Мне было очень хорошо в её теплом, и влажном рту. Мой писюнчик постепенно стал твердый как пружинка, а мама продолжала его сосать, нежно потирая языком.
— Какой он у тебя стал твердый. – Она лизнула мои яички и вновь взяла его в рот. Я прогнулся вперед чтобы ей было удобнее, и писюн вошел ещё глубже, а мама начала двигаться, и продолжала так пока меня самого не накрыло волной. Потом еще подержала его во рту какое-то время, и облизав, наконец отпустила его и посмотрела на меня торжествующе улыбаясь.
— Ну как я тебя? Неплохо, правда? Вот и ты теперь кончил. Жалко, что ты еще маленький, а то бы залил меня сейчас. Хорошо тебе? Вот и мамочка тебе помогла, правда? Да, что-то мы с тобой заигрались сегодня. К чему бы это?
— Мама, давай всегда так играть будем. Нам с тобой так хорошо от этого.
— Да, у нас неплохо получается. Я тоже заметила. Только вот рассказывать об этом не нужно.
— Представляешь, как все удивятся, когда узнают, что ты с мамочкой. . . Она замолчала.
— Что я с мамочкой?
— Ну, ты с мамочкой ебёшся, вот что.
— Ой, мама, мы что ебались?
— Ну нет конечно. Но и до этого недалеко. Ну ладно, что ты рот раскрыл. Отомри. Давай вытирайся и пошли ужинать. Что-то я уже проголодалась. Сейчас покушаем, потом телек посмотрим и спать пойдем. А там мамочка тебя погладит или ты её. Как уж получится.
131
Когда мне стукнуло четырнадцать, – разбился в автомобильной катастрофе мой отец – крупный бизнесмен, и мы остались жить вдвоём с мамой. В молодости мама была очень красивая, стройная, фигуристая – все мальчишки в классе просто балдели при виде её. К тридцати пяти годам располнела, утратила былые привлекательные формы. К моменту гибели папы это была уже раскормленная, с огромным животом и отвислыми сиськами, толстуха. На лицо, однако, ещё довольно симпотная.
Как раз в этот момент я стал чувствовать в себе созревание некой, неведомой раньше силы. Во мне стал пробуждаться мужчина, и это интуитивно почувствовала мама. После смерти мужа она прибрала к рукам его бизнес и вела дела довольно успешно, так что мы материально не бедствовали. Жили в дачном коттеджном посёлке в огромном трёхэтажном доме. У каждого была, естественно, своя комната, но мама долго вдовьего одиночества не выдержала. Однажды ночью, в одной коротенькой комбинашке, вошла в мою спальню. Я увидел её красивые, хоть и полные, голые ноги и испугался.
– Саша, можно я посплю у тебя сегодня? Мне жутко в пустом доме одной без папы, – попросила она.
Я молча кивнул и подвинулся к стене, освобождая для неё место. Мама легла с краю и сразу уснула. Так, во всяком случае, мне показалось. Я же, взволнованный присутствием рядом женщины, хоть и собственной матери, не сомкнул глаз до утра. Не смотря на работающую сплит-систему, в комнате всё равно было жарковато и душно: мама ночью раскрылась. От неё чувствительно попахивало потом и ещё чем-то, специфически женским, селёдочным. Комбинашка её сбилась к животу и я, приподнявшись на постели, с выпрыгивающим из груди сердцем разглядывал спутанную черноту волос между её толстых мясистых ляжек. Именно оттуда исходил селёдочный затхлый запах. Я втягивал его носом и – блаженствовал. Мне он казался ароматнее всяких дорогих дамских духов известных французских парфюмерных компаний.
Заснул я только под утро. Мне снилось, что мама сосёт мой писюн, лёжа передо мной на животе, как огромная белая, расплывшаяся по кровати жаба. Через мой вставший каменным бамбуком член она, казалось, высасывала из меня всю душу. Я корчился от страшного наслаждения, просовывал писюн поглубже в её жадный горячий рот, стараясь достать до горла, стонал и взвизгивал. Вскоре начал кончать и проснулся с мокрыми трусами. Мама по-прежнему, ни о чём не подозревая, спала рядом с задранной до пояса комбинацией. Я, стараясь не смотреть на её голое тело, поспешил в ванную, которая была на этом же этаже, – подмываться и стирать испачканные трусы.
Мамины странности, увы, на этом не закончились. Она почему-то решила, что покойный папа меня плохо до этого воспитывал, и решила теперь взяться за моё воспитание сама. Когда я однажды зашёл с книгой в туалет – я люблю читать, и почему-то именно в сортире, – мама принялась требовательно стучать в дверь и спрашивать, что я там так долго делаю? Я соврал, что у меня болит живот, спрятал книгу под ванну – туалет на втором этаже совмещён с ванной – и виновато открыл. Мама ворвалась в помещение, как собака-ищейка, к чему-то принюхиваясь и подозрительно всматриваясь в моё лицо. Велела приспустить до колен шорты, зачем-то пощупала впереди трусики, плотно прилипшие к писюну. При этом дотронулась и до члена. Мне стало неловко от того, что она делает. Я густо покраснел, поняв, что она подозревает меня в онанизме.
– Саша, ты понимаешь, что у тебя сейчас наступает очень сложный возраст, – начала она издалека, пытаясь объяснить своё поведение. – Мальчики в твоём возрасте начинают заглядываться на девочек, но сделать ещё ничего не могут, потому что не знают – как… – мама замялась, откровенно заглядывая мне в глаза. – И чтобы заменить девочек, которым это делать тоже пока нельзя, они запираются в туалете и руками трогают себя за переднее место. От этого можно заболеть и навсегда остаться калекой… Во всяком случае – нравственным! Пойми, сынок, я тебе желаю только добра и не хочу, чтобы ты вырос больным человеком, онанистом. Поэтому впредь ты не будешь изнутри запирать туалет, чтобы я всегда могла проконтролировать, что ты делаешь.
– Хорошо, мамочка, – покорно кивнул я, в душе однако ликуя, что мама теперь будет видеть мой писюн, когда я буду ходить по маленькому и большому.
Она, конечно, не караулила меня специально перед сортиром, к тому же большую часть буден проводила в офисе своей фирмы. Но после работы и в выходные, если случалось быть на втором этаже, – всегда подходила к туалету и решительно дёргала за ручку дверь. Однажды застала, когда я ходил по маленькому. Я как раз помочился в унитаз и застёгивал ширинку, стоя к ней спиной.
– Саша, почему ты стоишь отвёрнутый? – с беспокойством спросила она.
– Но я ведь только пописал, мамочка, – удивлённо ответил я. – Как мне ещё стоять?
– Ты писаешь стоя?
– Конечно.
– Сыночек, это не гигиенично. Когда мальчики писают стоя, не вся моча выходит наружу, – принялась объяснять заботливая о моём здоровье мама. – От этого может развиться воспаление в мочеиспускательном канале. Нужно будет лечиться, а то и делать болезненную операцию. У взрослых на этой почве развивается простатит. Чтобы этого избежать, нужно писать, сидя на унитазе, как девочка. И ты будешь теперь это делать. Я специально проконтролирую.
Час от часу становилось не легче. Мама бесцеремонно врывалась в туалет или в мою спальню, нагло рылась в моём ранце, что-то выискивая. Стала этаким домашним тираном, полицейским в юбке, и я терпеливо сносил все её, как я считал, капризы и прихоти, объясняя это её одиночеством и любовью ко мне.
Она уже регулярно, каждую ночь приходила спать в мою комнату. Вначале была полуодетая, в какой-нибудь комбинашке, мятой хлопчатобумажной ночнушке с широким открытым декольте или в прозрачном кружевном пеньюаре. Потом отбросила и эту условность и являлась совершенно голая, объясняя это тем, что все, что дала человеку природа – естественно, а не безобразно, и скрывать это глупо.
В детстве, когда папа уезжал в командировку, мама всегда ложила меня спать вместе с собой. При этом она полностью раздевалась и снимала одежду с меня. Она очень хотела родить девочку, но появился на свет я. И она, чтобы как-то компенсировать свои несбывшиеся надежды, внесла в мою жизнь много такого, что мальчикам было не нужно. Но ей очень хотелось, и она шла наперекор всему. Прежде всего, она назвала меня полуженским-полумужским именем, покупая мне одежду, старалась подбирать яркие, вызывающие расцветки рубашек, больше похожих на девчоночьи кофточки. Трусики мне тоже в детстве покупала только девчоночьи, а когда я пошёл учиться в частный лицей – шила на заказ в ателье из яркого, с цветными узорами, материала. Штанишки на лето у меня были короткие, в основном шортики, и обязательно к ним – беленькие гольфы на ноги. Волосы у меня всегда были длинные, ниже плеч: мама водила меня к женскому парикмахеру и подсказывала, какую причёску мне сделать, чтобы она максимально походила на девичью. В классе мальчишки так и звали меня в глаза – Девчонкой. На уроках физкультуры в раздевалке
Эта история произошла в моей далекой юности.
Сколько мне было лет, не скажу, но в ту пору я еще не брился. Мы с отцом
поехали навестить его родню в какую-то глухомань. Ехали три дня в поезде, сошли
на маленьком полустанке. Директор лесхоза, куда мы направлялись, прислал своего водителя встретить нас. Все-таки, столичные гости, не хухры-мухры.
Дорога шла через лес. Шофер дядя Федя уверенно вел
«ГАЗ-69» по грязи и колдобинам, стараясь не съехать в колею, набитую лесовозами.
Мотор натужено гудел, и вдруг неожиданно заглох. Дядя Федя выругался, вышел из
машины, открыл капот.
— Пи*дец! — резюмировал он. — Трамблер полетел.
— Запасного нет? — спросил папа.
— Если бы…
— И что делать будем?
Это сейчас есть мобильные телефоны, можно
позвонить, вызвать подмогу, а тогда…
— Много не доехали? — поинтересовался отец.
— Километров десять.
Сгущались сумерки, близилась ночь.
— Вот что, — после недолгих раздумий предложил
дядя Федя. — Тут в километре отсюда заимка. Старушка там одна живет. У нее
заночуем. А утром я в деревню сбегаю за подмогой.
Мы подхватили чемоданы, и дядя Федя повел нас
через лес. Вскоре мы вышли на поляну, на которой стояла маленькая приземистая
избушка и несколько дворовых построек. Почти совсем стемнело. В окошке избы
горел свет. Залаяла собака, привязанная цепью к конуре.
— Тихо, Полкан! — прикрикнул на пса дядя Федя. —
Свои.
Дядя Федя вошел в сени, кивком приглашая нас за
собой. Из сеней мы попали в комнату, единственную в избе. К потолку была
подвешена керосиновая лампа, за столом сидела пожилая женщина, а возле печки
хлопотала девчонка. Узкий сарафан обрисовывал её маленькую грудь, плотно
облегал талию и попку. Из-под подола торчали сбитые до ссадин острые коленки.
— Здоров, баб Нюр! — выпалил наш провожатый.
— Здравствуй, Федя, — ответила старушка. —
Чегой-то ты на ночь глядя?
— Машина сломалась. Переночевать пустишь?
— Вас троих?
— Ага.
— Ой, да где ж я вас положу? Внучка, вона, к мене
погостить приехала. А кроватей в избе тока две.
— Ничего. Мы с Николаем (так звали моего папу) на
сеновале ляжем. Все равно я с рассветом в деревню пойду. А уж паренька пристрой
как-нибудь.
— Ну ладно. Садитеся к столу, сейчас ужинать
будем.
Девчонка поставила на стол чугунок с картошкой в
мундире, плошку сметаны, несколько огурцов. Папа достал из своего багажа
поллитровку, колечко краковской колбасы и банку шпротов. Взрослые выпили, и
девке тоже налили, при этом она незаметно для окружающих показала мне язык.
Собственно, это сначала, в тусклом свете керосиновой лампы, я принял ее за
девчонку, ровесницу мне. Теперь, приглядевшись, я понял, что это уже девушка
лет двадцати двух — двадцати трех. Девушку звали Зина. Пока взрослые вели свои
беседы, я украдкой разглядывал ее. Плотненькая, рыжеволосая, с веснушками на
лице и с двумя косичками. Не сказать, чтоб красавица, но не уродина, и
определенный шарм в ней присутствовал. Зина тоже изредка погладывала на меня,
но снисходительно, задирая нос, как старшая на какую-то мелюзгу.
Поужинав, стали укладываться. Папа с дядей Федей
ушли на сеновал, баба Нюра застелила большую металлическую кровать.
— Вот тута, обои ляжете.
— Чего?! — возмутилась Зина. — Мне с ним спать?
— Ну не на пол же мне его класть. Дует, щели вона
какие! Мышь пролезет. Ничего, валетом ляжете, ночь переспите. А то хошь, со
мной ложися. Тока у мене кровать узкая, а ента вона — полуторка. Мы еще с дедом
твоим покойным на ей спали.
— Ладно, — нехотя согласилась Зина.
Она расплела косы и тряхнула головой, расправляя
волосы. Баба Нюра погасила лампу, легла на свою кровать за печкой, задернула
занавеску.
— Отвернись! — велела Зина.
— Так темно же.
— Неважно!
Я отвернулся. По шуршанию ткани догадался, что она
сняла сарафан и надела ночную рубашку. Скрипнула кровать.
— Иди. С краю ляжешь.
Я снял рубашку и брюки, остался в майке и трусах.
На ощупь добрался до кровати и лег валетом, то есть, головой к ногам. Одеяло
было одно, Зина почти целиком завладела им, мне достался лишь краешек.
Тишину в горнице нарушал стрекот сверчка и тиканье
ходиков на стене. Вскоре к этим звукам присоединился храп бабы Нюры за
занавеской. Над лесом взошла луна, протянула в оконце бледно-голубоватые лучи. В
комнате стало светлее. Я лежал тихо, старался уснуть, но никак не мог. Я никогда
не спал рядом с девчонкой, такое близкое присутствие Зины волновало меня. Я
чувствовал запах ее тела, ощущал его тепло, поэтому был возбужден. Зина лежала
на спине. Интересно, а она спит или нет?
Я повернулся на бок лицом к ее ногам, от них пахло
шикшей, вереском и багульником, видимо, она много бегала по тайге босиком. Протянув
руку, я дотронулся до ее коленки. Зина не пошевелилась и недовольства не проявила.
Это придало мне смелости. Наверное, она все-таки спит. А что, если…
Я стал потихоньку поглаживать ее ногу, пробираясь
рукой под подол ночной рубашки. Зина по-прежнему не протестовала. Я стал смелее
гладить ее бедро и добрался до трусиков. Через ткань нащупал лобок и погладил
его. Внезапно Зина протянула ко мне руку. Я даже вздрогнул от неожиданности,
оказывается, она не спала! Скользнув ладонью по ноге, она извлекла на свободу
мой член через нижнюю прореху трусов. Она сжала его в кулаке и стала двигать
точно так же, как обычно это делаю я сам, занимаясь онанизмом.
Я уже был близок к оргазму, но тут Зина отпустила
мой орган, решительно сняла с себя трусики и потянула меня за руку.
— Иди сюда, — прошептала она.
Я устроился между ее ногами и опустился на неё…
* * *
Когда я проснулся, уже рассвело. Зины рядом не
было. В горнице было прохладно. Баба Нюра растапливала печь.
— Проснулся?! — не то спросила, не то подтвердила
она каким-то ворчливым тоном.
Интересно, она догадалась, чем мы занимались с
Зиной? Мне вдруг стало стыдно. Я покраснел и, стараясь не смотреть на бабу
Нюру, быстро оделся и вышел во двор. По двору бегали куры. Дядя Федя еще до
рассвета ушел в деревню. Папа умывался дождевой водой из бочки. Полкан дремал у
своей будки. Заметив меня, поднял голову, рыкнул.
— Я тебе! — прикрикнул на него папа.
Почему-то мне показалось, что папа знает, что я
этой ночью стал мужчиной. И вообще, все вокруг знают об этом.
Полкан положил голову на лапы и снова задремал. В
одном из сараев была приоткрыта дверь. Оттуда доносились звенящие звуки
льющегося в подойник молока. Там на низкой табуретке спиной к двери сидела Зина
и доила корову. Руки ее дергали вымя, молоко струйками текло в подойник. Я
почему-то вспомнил, как эти руки почти так же ласкали мой член. Быть может, от
дойки коровы у Зины такой навык обращения с мужскими причиндалами? А может, уже
не один держала в руках.
Я прошел мимо, стараясь, чтоб Зина меня не
заметила. Почему я стыдился ее? Сам не знаю.
Мы позавтракали вареными яйцами и творогом с
парным молоком. Все это время я прятал глаза и молчал. Отец даже испугался, не
заболел ли я.
— У молодых одна болесть — на кого б залезть, —
проворчала баба Нюра.
Я покраснел еще сильнее, а Зина молча собрала
посуду и вынесла во двор мыть.
«И на фига эти намеки? — подумал я. — Ведь сама
положила нас вместе.»
Послышался шум мотора. Дядя Федя приехал на
грузовике. Мы попрощались с бабой Нюрой, а Зины во дворе уже не было, она ушла
на луг пасти корову.
-
March 21 2012, 12:24
- Еда
- Литература
- Отношения
- Cancel
Мама пошла спать….
Как-то вечером родители смотрели телевизор.
Мама сказала: «Уже поздно! Я так устала, пойду-ка лягу спать!»
Мама встала и пошла на кухню.
Вымыла посуду из под фруктов и поставила на место.
Положила заварку в чайник, это она готовится к завтраку!
Посмотрела в сахарницу, доложила сахар, вытащила из холодильника хлеб на завтрак и переложила мясо из морозильника в холодильник на ужин.
Для того чтобы приготовить стол к завтраку, ей надо было сперва убрать вещи со стола.
Положила телефонную трубку на аппарат, закрыла телефонную книжку и поставила на место.
Вытащила все вещи из стиральной машинки, развесила и заново наполнила ее.
Освободила мусорное ведро.
Повесила на батареи мокрое полотенце чтоб оно высохло к утру.
Проутюжила одну рубашку, зашила оторвавшуюся пуговицу.
Полила цветы.
Потянулась зевая. И пошла в сторону спальни.
Проходя мимо стола братишки, остановилась.
Написала письмо учительнице, посчитала и оставила денег на предстоящую прогулку класса, нагнулась, достала книжку, которая упала под стул и положила на стол.
Вытащила заметки из сумки, дописала и положила в сумку.
Написала список продуктов, которые нужно захватить и тоже положила в сумку.
А потом пошла помыла лицо лосьоном 3 в 1, почистила зубы.
Намазалась ночным и увлажняющими кремами. Посмотрела на ногти и немного подпилила.
На возглас отца: Ты разве не собиралась спать?
Ответила: Да, да.Иду.
Наполнила водой кувшин. Проверила все окна и двери, включила свет в прихожей.
Зашла в комнату братика, он уже спал, выключила компьютер, повесила рубашку, собрала грязные носки и бросила в корзину, выключила свет. И подошла ко мне. Сказала : давай ложись, и завтра наработаешься!
Пошла к себе, поставила часы на будильник, приготовила вещи на завтра.
Дописала еще три пункта в список срочных дел.
Пожелала сама себе сладких снов, закрыла глаза и начала представлять осуществление своих желаний. Вот в этот то момент отец встал с дивана, выключил телевизор.
Почти про себя сказал: ну пошел я спать. И лег спать.
Вы не находите в этой истории ничего странного? Почему говорят, что по статистике женщины живут дольше мужчин?
ПОТОМУ ЧТО ЖЕНЩИНЫ СДЕЛАНЫ ИНАЧЕ (и не закончив намеченное, мы не можем умереть)!
Идите спать (можно начинать сейчас, к ночи как раз дойдете)!
(кажется Отсюда)
Московская жизнь
Когда мы переехали из Нижнего Новгорода в Москву, мне было четыре года. Мама давно планировала перебраться в столицу и наконец нашла выход — брак с москвичом. Причём не фиктивный, а «по любви». С его стороны. Жених по тем временам был завидный — инженер, своя трёхкомнатная квартира. Вот так и переехали. Отчим души во мне не чаял, относился как к родной, я его называла папой. Мама была ему за это благодарна очень и с удвоенной силой вила семейное гнездо.
Потом грянула перестройка. Работать отчим особо не хотел, с должности инженера перешёл на работу сторожем на полставки, говорил, что «так он будет больше уделять времени семье». Мама при этом пахала официанткой в ресторане в две смены, то есть основной доход приносила она: по тем временам зарплата инженера и рядом с доходом официантки не валялась. Ну и по вечерам постоянное пиво-вино, принесённое мамой с работы.
Пока мама работала, со мной сидел отчим: учил меня читать, купал, гулял. В редкие мамины выходные мы всей семьёй ходили в кино или просто в парк гулять. В общем, нормальная семья.
Гадкий утёнок
В школе я себя чувствовала гадким утёнком: толстая, училась на тройки, мальчики не обращали внимания совсем. И, как мне тогда казалось, я ничего из себя не представляла, способностей не было ни к чему, мама всегда говорила: «С твоими талантами надо специальность получать и идти работать». Конечно, мне нравился самый симпатичный мальчик в классе, но даже мечтать о нём не смела, понимала, что он никогда на меня не обратит внимания.
Когда мне исполнилось четырнадцать, мама устроилась на пароход барменом. На дворе 90-й год, а круизный теплоход — блатное место, золотое дно. Мама стала уезжать в круизы по Москве-реке и Волге на 2—3 дня в рейс.
А я, как всегда, оставалась с отчимом. В принципе, бояться было нечего, так как он меня растил и никогда не то что жеста, слова от него плохого не слышала.
Так прошло чуть больше года. Я поступила в техникум, началась новая жизнь, новые подружки. Однажды я пришла с дискотеки домой, в новой короткой клетчатой юбке, чувствовала себя почти красавицей. Отчим был пьян — в последнее время он всё чаще и больше пил. Ни с того ни с сего начал приставать. Я быстро прошла в свою комнату и закрылась.
Через пару часов, когда он затих, я вышла в туалет. Неожиданно в коридоре он налетел на меня, сгрёб в охапку и притащил в их с мамой спальню. Я попыталась кричать, но он закрыл рукой рот. И произошло то, что произошло. Всё это время мне казалось, что это не со мной происходит или просто страшный сон. У меня никак не укладывалось в голове, что тот, кого я называю папой, и этот чужой жестокий мужчина, что дышит на меня перегаром, один и тот же человек.
Стыд
Когда он уснул, я встала и пошла в душ. Юбку ту злосчастную выкинула, словно, если бы я была одета во что-то поскромнее, ничего бы не случилось. Потом снова заперлась в своей комнате, слёз не было, был шок. Утром, как только за окном стало светло, сбежала из дома, даже не позавтракав. Но холод и голод всё равно вынудили приехать вечером домой. До возвращения мамы из рейса оставался ещё один день.
Дома отчим как ни в чём не бывало налил мне супа и предупредил: если я проболтаюсь маме, он расскажет, что я сама к нему приставала. Что он не дурак, видел, как я перед ним в коротких юбках попой вертела и без лифчика полуголая ходила. Но я и сама бы молчала. Стыдно было перед мамой, она часто любила повторять о том, что, если женщина не захочет, мужчина и внимания не обратит.
Сейчас я думаю, что, наверное, мне в чём-то льстило это внимание взрослого мужика, было чувство, что я в чём-то круче более симпатичных подруг. Страх был потом, когда своему первому мальчику на первом курсе института я врала про первую любовь, про молодого человека, с которым всё было. Не расскажешь же, что мой первый опыт — пьяный отчим.
Год ада
Под предлогом «я расскажу матери, что ты ко мне приставала» это продолжалось около года. Когда мама была в рейсе, я старалась не попадаться отчиму на глаза, если была возможность, оставалась ночевать у подруг. Но так получалось не всегда. Иногда приходилось спать с ним. Не часто, раз в пару месяцев, когда мамы не было, а отчим напивался. Странно, что не залетела. Всё было как во сне.
Почему терпела? Маму не хотела беспокоить, она хоть и была с виду крепкая, но жаловалась иногда, что сердце колет. Потому и спустя годы не рассказывала, всё равно ничего не изменишь. Мама вышла замуж за этого урода ради квартиры, то есть ради меня. Чтобы у меня было больше возможностей, хорошее будущее. Она же не могла знать, как мне за эти «возможности» придётся расплачиваться. И в милицию не пошла по той же причине: был бы скандал, а толку — ноль, не перемотают же они мою жизнь назад.
Потом отношение к отчиму изменилось. Накатила тихая ненависть, очень спокойная. От одного его запаха выворачивало.
Новая жизнь
На первом курсе института я нашла работу и съехала. Стала снимать квартиру с подружкой-сокурсницей. Мама к этому отнеслась нормально: сама начала самостоятельную жизнь рано. Она так и не догадалась, что я буквально сбежала из дома из-за отчима.
Изредка я приезжала к маме в гости, сидели все вместе за обеденным столом, вела себя как обычно, да и отчим тоже больше не приставал. Но всё равно ни разу не оставалась с ночёвкой, мама и не настаивала, посидели, попили вина — и всё.
Мама с ним развелась лет через восемь: он пил уже серьёзно. С ним после развода не жила, оставаясь прописанной в квартире, снимала однушку в Подмосковье, будучи уже на пенсии. Но при этом совсем связи с отчимом не рвала. Когда отчим тяжело болел перед смертью, я ездила к нему по просьбе матери: то продукты привезти, то лекарства. Он меня и не узнавал уже почти. Когда он умер, нам отошла трёхкомнатная квартира.
У меня сын
Странно, что тогда, в молодости, я даже с пониманием к этому всему относилась, ну больной человек, что поделаешь… Сейчас, спустя годы понимаю, что отчим — мразь просто. Таких стрелять надо. Маме как не говорила, так и не скажу, пусть живёт спокойно. Если и надо было признаться, то тогда, в юности, а сейчас зачем ворошить? Чтобы она думала, что, пока она деньги зарабатывала, её дочь насиловали? Я сама мать, мне бы не хотелось под конец жизни получить такие признания, хотя до сих пор не понимаю: как она не чувствовала, что что-то не так, почему не спрашивала.
Хорошо, что у меня сын.
Вы знаете, что у ваших детей может быть тайная жизнь? Далеко не всегда подросший ребёнок хочет и может рассказать родителям то, о чём он мечтает, как живёт, что ему нужно для счастья. В рубрике #маманезнает Лайф рассказывает истории людей, которые скрывают или скрывали от родителей свои самые страшные секреты.
Мама не знает, что я содержанка
Мама не знает, что я гей
Мама не знает, что я трансвестит
Мама не знает, что меня сажали
Мама не знает, что я серьёзно болен
Зачем нам #яНеБоюсьСказать